Рабинович Григорий: другие произведения.

О книгоедстве

Журнал "Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Peклaмa:
Конкурс 'Мир боевых искусств.Wuxia' Переводы на Amazon
Конкурсы романов на Author.Today
Зимние Конкурсы на ПродаМан
Peклaмa
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Цивилизация и культура вовсе не есть по всей уж своей подчас столь весьма тщеславной красе истинно единое целое, а скорее все-таки две совершенно неоспоримо вполне вот полноценно раздельные части всего того нынешнего яркого современного бытия. Цивилизация невообразимо хищна и яростно утилитарна во всех своих простейших и плотских "воинственно благих" устремлениях. Культура подчас излишне возвышенна и парит в облаках абстрактной и совсем не в меру во всем обезличенной благости духа, довольно редко находя для себя нужным спускаться с тех самых седьмых небес на эту грешную землю. А как раз потому людское сознание в Новое время и оказалось до чего весьма прочно зажато промеж молотом и наковальней обыденного и плотского, как и возвышенно идейно-духовного. А потому и возникает явный разрыв между тем, что более чем неотъемлемо и упорно желает душа, да и тело в придачу, и тем, что может духовно возвысить и приподнять над всей той унылой серостью тупого мещанства. А при данных довольно неблагоприятных условиях средний человек становится явным заложником прекрасных дум, четко и резко при этом очерченных всяческими темными страстями. И те безликие, но крайне лукавые черти, вылезшие из самого дна общественной преисподней, более чем беспардонно и исключительно вполне уж осмысленно еще как расстараются все то черство идейное и всем ведь духом своим явно не светлое во всей этой жизни "начисто вымыть" чем-либо значительно более черным и отвратительно несусветно потно-грязным. Причем их преуспеяние на данном поприще в принципе и создавало самые чудовищные преступления против всего человеческого, ДА И, КСТАТИ, в ранее вовсе так совсем и невиданных, бесшабашно невероятных масштабах. Житейская совесть у самых обычных людей неизменно при этом безвозвратно скукоживалась и становилась разве что лишь придатком к той основной обезличено праведной, совершенно же непреклонной в войне со всякого рода паразитизмом партийной, а то и искривлено большевистской беспартийной морали. И все те ныне полностью истлевшие в печке буржуйке этические постулаты тех минувших ранее истинно безыдейных времен попросту со страшным грохотом разом обрушились в мучительно звенящую в ушах пустоту сущего безвременья бестрепетно кровавых дел эпохи помпезного разве что лишь только нисколько не царского абсолютизма. И главное, все теперь более чем ответственно делалось совсем не иначе, а истинно во имя весьма деятельного очищения мира от какой-нибудь привязчиво жуткой и гадкой скверны... Причем столь безвременно это произошло как раз-таки именно вследствие полного и безотчетного самозабвения цивилизации в момент ее величайшего упоения всей-то своей более чем несокрушимой гигантской мощью. Да явно прошлепали губами самого разного рода доброхоты тот невероятно и безумно отчаянный поворот в массовом сознании, благодаря которому столь нежные и ласковые слова об исключительно наилучшей грядущей будущности всего живущего именно ведь своим трудом многоликого человечества превратились в хорошо утоптанный грязный снег дороги в то склизкое "призрачно светлое никуда". Людские ресурсы при этом сами собою преобразились из неких настоящих индивидуальностей просто в песчинки, поднятые ветром неистово спешащей вперед в дальние дали эпохи немыслимо смелого достижения вселенского и всеобщего добра. И ведь главное вовсе оно никак совсем мираж в знойной пустыне, а вполне реальная перспектива, да вот беда ее никак нельзя спешно ухватить за хвост, а можно лишь медленно и старательно взрыхлять почву, дабы будущее действительно стало весьма еще разве что постепенно всецело светлее и красочнее... Причем именно данному совсем уж нисколько не кроткому задушевному свету и будет еще суждено создать все условия для вечного благосостояния всего того и вправду весьма так как есть разноликого человечества. То есть когда-нибудь силами  всех тех действительно прозорливых умом людей вовсе-то никак совсем не брезгующих якшаться с самой отвратительной тьмой и будут еще предприняты вполне должные усилия, дабы столь многое в этой жизни было, затем всецело уж незыблемо более чем безукоризненно полноценно утрясено. Правда и сегодня те многие благожелательные и чрезвычайно чистые вдоль и поперек одухотворенные светлыми идеями сподвижники славных идей столь ведь проникнуты духом того самого беспримерно яростного очищения всего этого мира от всякой в нем донельзя еще застарелой общественной скверны. Однако столь многое в их ревностных начинаниях было довольно вот незатейливо иллюзорно, раз столь близоруко было дано данному вполне искренне же всеобъемлюще всесильному мировоззрению, столь безнадежно выпячивать наружу одну ту ослепительно яркую внешнюю сторону тех крайне и впрямь разнообразных задушевных благ. А между тем давно пришла пора более чем насущной необходимости довольно тщательной очистки всего того, что малоприметно и исключительно трудно досягаемо чистым и совсем не по-божески самим собой сытым умом... Да только о чем-либо подобном многим культурным людям было и близко никак не свойственно полностью так всерьез, даже и между делом, до чего только невесело действительно призадумываться.
  О книгоедстве
  
  Чудак человек, кто ж его посадит - он же памятник.
  Фраза артиста Крамарова из фильма 'Джентльмены удачи'.
  
  Ироничный эпиграф: Автору свойственно думать иначе.
  Ну, а я б кой-кому засветил кирпичом. Игорь Тальков
  
  1
  Цивилизация и культура вовсе не есть по всей уж своей подчас столь весьма тщеславной красе истинно единое целое, а скорее все-таки две совершенно неоспоримо вполне вот полноценно раздельные части всего того нынешнего яркого современного бытия.
  Цивилизация невообразимо хищна и яростно утилитарна во всех своих простейших и плотских 'воинственно благих' устремлениях.
  Культура подчас излишне возвышенна и парит в облаках абстрактной и совсем не в меру во всем обезличенной благости духа, довольно редко находя для себя нужным спускаться с тех самых седьмых небес на эту грешную землю.
  А как раз потому людское сознание в Новое время и оказалось до чего прочно зажато промеж молотом и наковальней обыденного и плотского, как и возвышенно идейно-духовного.
  А потому и возникает явный разрыв между тем, что более чем неотъемлемо и упорно желает душа, да и тело в придачу, и тем, что может духовно возвысить и приподнять над всей той унылой серостью тупого мещанства.
  
  А при данных довольно неблагоприятных условиях средний человек становится явным заложником прекрасных дум, четко и резко при этом очерченных всяческими темными страстями.
  И те безликие, но крайне лукавые черти, вылезшие из самого дна общественной преисподней, более чем беспардонно и исключительно вполне уж осмысленно еще как расстараются все то черство идейное и всем ведь духом своим явно не светлое во всей этой жизни 'начисто вымыть' чем-либо значительно более черным и отвратительно несусветно потно-грязным.
  Причем их преуспеяние на данном поприще в принципе и создавало самые чудовищные преступления против всего человеческого, ДА И, КСТАТИ, в ранее вовсе так совсем и невиданных, бесшабашно невероятных масштабах.
  Житейская совесть у самых обычных людей неизменно при этом безвозвратно скукоживалась и становилась разве что лишь придатком к той основной обезличено праведной, совершенно же непреклонной в войне со всякого рода паразитизмом партийной, а то и искривлено большевистской беспартийной морали.
  И все те ныне полностью истлевшие в печке буржуйке этические постулаты тех минувших ранее истинно безыдейных времен попросту со страшным грохотом разом обрушились в мучительно звенящую в ушах пустоту сущего безвременья бестрепетно кровавых дел эпохи помпезного и никак не царского абсолютизма.
  И главное, все теперь более чем ответственно делалось совсем не иначе, а истинно во имя весьма деятельного очищения мира от какой-нибудь привязчиво жуткой и гадкой скверны...
  Причем столь безвременно это произошло как раз-таки именно вследствие полного и безотчетного самозабвения цивилизации в момент ее величайшего упоения всей-то своей более чем несокрушимой гигантской мощью.
  Да явно прошлепали губами самого разного рода доброхоты тот невероятно и безумно отчаянный поворот в массовом сознании, благодаря которому столь нежные и ласковые слова об исключительно наилучшей грядущей будущности всего живущего как раз-таки своим трудом многоликого человечества превратились в хорошо утоптанный грязный снег дороги в то склизкое 'призрачно светлое никуда'.
  
  2
  Людские ресурсы при этом сами собою преобразились из неких настоящих индивидуальностей просто в песчинки, поднятые ветром неистово спешащей вперед в дальние дали эпохи немыслимо смелого достижения вселенского и всеобщего добра.
  И ведь главное оно никак не мираж в знойной пустыне, а вполне реальная перспектива, да вот беда ее никак нельзя спешно ухватить за хвост, а можно лишь медленно и старательно взрыхлять почву, дабы будущее действительно стало весьма еще разве что постепенно всецело светлее и красочнее...
  Причем именно данному совсем уж нисколько не кроткому задушевному свету и будет еще суждено создать все условия для вечного благосостояния всего того и вправду так до чего только как есть разноликого человечества.
  То есть когда-нибудь силами всех тех действительно прозорливых умом людей вовсе-то никак и близко не брезгующих якшаться с самой отвратительной тьмой и будут еще предприняты самые должные усилия, дабы столь многое в этой жизни было, затем всецело незыблемо более чем безукоризненно полноценно утрясено.
  Правда и сегодня те многие благожелательные и чрезвычайно чистые вдоль и поперек одухотворенные светлыми идеями сподвижники славных идей столь ведь проникнуты духом того самого беспримерно яростного очищения всего этого мира от всякой в нем донельзя еще застарелой общественной скверны.
  Однако столь многое в их ревностных начинаниях было довольно вот незатейливо иллюзорно, раз столь близоруко было дано данному вполне искренне же всеобъемлюще всесильному мировоззрению, столь безнадежно выпячивать наружу одну ту ослепительно яркую внешнюю сторону тех крайне и впрямь разнообразных задушевных благ.
  А между тем давно пришла пора более чем насущной необходимости столь истинно тщательной очистки всего того, что малоприметно и исключительно трудно досягаемо чистым и совсем не по-божески самим собой сытым умом...
  Да только о чем-либо подобном многим культурным людям было и близко никак не свойственно полностью так всерьез, даже и между делом, столь и впрямь невесело действительно так призадумываться.
  Поскольку для чего-либо подобного им явно пришлось бы непременно уж разом столь этак до чего безрадостно отрываться от всего того для них крайне весьма так милостивого и благостного самозабвенно мечтательного самосозерцания.
  И оно действительно внешне великолепно и очаровательно празднично, да только жутко аморфно и совершенно незыблемо повернуть оно спиной ко всему действительно грязному и неумытому...
  А между тем это как раз всею культурой и образованием, созданному и карты в руки в смысле создания всех тех настоящих, а не липово-восторженных изменений в тех и поныне в точно том же виде существующих крайне нелицеприятных, повседневных реалий.
  Да вот, однако, их еще надо бы не только видеть, но и тщательно при этом исследовать, причем как раз на предмет своего полнейшего искоренения.
  И ладно бы жизнь действительно стала чище, выше и светлей только вот из-за того, что люди культурные начисто очистили всякое свое сознание от всей же плесени минувших времен...
  Да нет, если чего, собственно, в связи с этим и переменилось, так это именно то, что исконно клыкастое, словно пасть дикого зверя, исподнее естество было и впрямь-то бесподобно ласково упрятано за занавесочкой всеобщей немыслимо просвещенной благопристойности.
  И действительно, та самая внешняя сторона личности всякого современного интеллигентного человека была при этом выбелена и вычищена буквально во всем безукоризненно дочиста.
  Да только таково оно стало по одним тем исключительно показным весьма многозначительно и благообразно выпуклым признакам.
  А вовсе не по всем тем глубочайше сокрытым и более чем откровенно сокровенным свойствам ни в чем никак совсем не измененного внешней искусственностью всецело, как есть же естественного общечеловеческого начала.
  Попросту все тут дело было именно в том, что внешне яркое добро в современном человеке зачастую полностью экранирует сокрытое в нем величайшее зло тупой и сытой уверенности в своих никак не иссекаемых возможностях более чем безбоязненно управлять всем этим миром по одному своему желанию и сколь искрометно неуемному хотению.
  А основным каноном всякого совершенно по-новому мыслящего бытия стала великая художественная литература, а также и отдалившаяся в самые заоблачные дали философия, и обе эти ветви, намертво порою увязанные с неким весьма ведь наилучшим светлым грядущим, и по сей день до чего во всем далеки от всего того приземленного, насущного, грязного...
  
  3
  А между тем безбрежные кисельные берега розовых мечтаний о вроде бы действительно близком грядущем рае и сделали его еще лишь значительно более безнадежно туманным и попросту так совершенно призрачным.
  Да к тому же еще глубокомысленно и безмятежно всему тому светлому внемлющим теоретикам светлого добра было вовсе не до того, чтобы орошать росой мысли бескрайние поля людского сознания, безысходно пока иссушенные всем тем донельзя вот стародавним невежеством.
  А еще и более чем неизменно были они окрашены кем-либо вовсе так именно что напрасно пролитой людской кровью.
  И была она всегдашне столь неописуемой обильно проливаема всеми теми несусветной жесткости, как и безбожно амбициозными, более чем неприметно серыми умом правителями.
  И уж при всем том нисколько невообразимом никакими словами ужасе, который столь неизменно приносит с собою всякая война, люди ее в своем чреве более чем неуемно зачавшие всегдашне радостно мечтают о некоем всеобъемлющем и крайне во всем насущном благе...
  А отсюда, кстати, и берут все свое столь и впрямь безупречное начало все те яростно воинственные попытки, самого что ни на есть насильственного притягивания мира красочных абстракций ко всему тому нынешнему суровому быту...
  
  Причем дело тут было совсем так нисколько не в том, что буквально во всем до чего только крайне ведь неприглядно были виновны именно сами же авторы художественных произведений.
  Да они и вправду несколько, пожалуй, явно приукрашивали всю окружающую их действительность, причем в абсолютно же подчас несколько иные тона, чем то и впрямь ей было положено быть на самом-то деле.
  Нет, сколь многое тут действительно еще упирается в верхоглядное мировоззрение тех столь и впрямь так недалеких потребителей всего того, до чего изящно произведенного деятелями искусства на свет сущего экстракта жизни.
  Поскольку многие окололитературные обыватели попросту неизменно ошибочно принимают именно его за саму, как она есть, живую и трепетную плоть всей той от века еще более чем неизменно существующей реальности.
  А между тем литература очень часто пишется людьми, живущими на вольных хлебах, ну а отсюда, как и понятно, все те рьяно выводимые ими линии радужных иллюзий, имеющие (весьма малое, да и то вскользь) хоть какое-либо объективное отношение к истинно полноценной картине всего того до чего порою беззастенчиво навязывающего себя быта.
  
  4
  Часто же людям, пишущий и создающим прекрасные (выпуклые) образы жизни, приходится надеяться на одно лишь чудо, что может и принесет им в своем клюве кусочек сколь долгожданного для них хлеба.
  Это столь явственно отображается на их духовности, каждодневном творческом пути, а у людей довольно-то мелкотравчатых оно еще и цветет и пахнет душевной мукою, достучаться бы до издательских дверей, то есть до тех самых весьма многозначительно желанных мест, где всем страждущим хлеб насущный по сущим крошкам раздают.
  
  Истинных гениев литературы все это, конечно, нисколько никак не касается, но их уж всего раз-два и обчелся, ну а желающих прокормиться на пышной ниве художественного вымысла вот - их-то буквально пруд пруди.
  Ну а потому и не понятно, почему это именно любые изданные книги должны и впрямь еще вызывать в каждом из нас безудержный суеверный трепет.
  Достойные ИМЕНА на обложках должны его вызывать - это верно!
  Однако все ведь едино ОДНИМ ИЗ ЯРЧАЙШИХ НЕДОСТАТКОВ абсолютного большинства литературных произведений может быть смело, названа их явная сфокусированность на отвлеченных идеях, в которых нет, как нет настоящих и вполне естественных соков всякой обыденной жизни.
  А все потому, что всякую черную грязь мало кто считает поистине нужным вытаскивать на яркий белый свет...
  
  5
  А между тем мир, каков он действительно есть, очень так пока еще во многом никак не безупречен в вопросах всяческой самой отвратительной, чудовищной скверны, и его лишь только еще некогда предстоит тщательно и последовательно от нее всячески всеми силами очищать.
  И уж тем самым доблестным орудием священного (в глазах неистовых фанатиков) политического террора его и близко-то нисколько не вычистишь.
  Этакого рода 'инструментом пролетарского бравого и прилежного труда' можно было лишь только до чего и впрямь безрадостно вымести буквально всякую действительно разумную общественную справедливость.
  Ну, а действительно деятельно и разумно выметать и вымывать нечистоты из всех тех наиболее темных углов общества можно было разве что, никак при этом вовсе не боясь всей той вековой темени и грязи.
  Ибо только самым непосредственным образом со всем этим столь безбоязненно и вполне решительно соприкоснувшись, и можно будет напрочь их полностью со временем постепенно разом изжить.
  Причем если то не будет хоть сколько-то действительно вовремя осуществлено, все человечество более чем вполне еще естественно ждет самое неизбежное частичное или даже более чем полнейшее культурное вырождение.
  Поскольку древняя злоба и ненависть столь непременно найдут довольно действенный способ ударить всей своей силою, да еще и явно исподтишка, используя для этого самые свежие наработки из области буквально-то всеобщих научных достижений.
  И именно тогда и смогут найти крайне так явно невзрачное уж свое отображение во всей той столь неизменно нас окружающей действительности все те весьма так и впрямь до чего только безрадостные картины грядущего, более чем отчетливо предначертанные миру писателем Уэллсом в его книге 'Машина времени'.
  Его образы никак не чисты от житейского и исключительно популистского упрощения.
  И все-таки они сколь, безусловно, реальны в том самом своем нисколько пока и не ведомом, лишь выжидающем своего часа, вовсе-то совершенно не предсказуемо грозном грядущем.
  И есть еще и тот до чего и впрямь однозначно ведь щекотливый вопрос, а каким это оно вообще когда-нибудь будет для всей этой нашей совсем этак явно ничем на данный момент никак не встревоженной человеческой расы.
  ЕЕ-то подчас, в условиях нашего современного быта, гнетет именно скука и отсутствие всяческих свежих впечатлений от посеревшей и оскудевшей из-за полнейшего отсутствия каких-либо головокружительных приключений, самой что ни на есть во всем прозаически урбанистической жизни.
  
  6
  Мы отодвинулись от природы высокими стенами своих домов, и надо же - нас при этом стала безмерно одолевать тоска по чему-либо не совсем обыденному; каждый глушит ее в себе, как только сможет.
  Ведь тут, как говорится, все средства одинаково хороши - это и алкоголь, да так еще и бесконечное подглядывание, как в щелку, за чужими соитиями.
  
  А кроме того, тут на помощь приходит искусство, благодушно уводящее человека куда-либо в самую дальнюю даль от всяческих суровых житейских реалий, а потому и заставляющее его полностью отвернуться, как от своей житейской души, да и вообще от всего того столь принципиально насущного понимания любых истинных нужд всего остального общества.
  И в данном случае подобная псевдоинтеллектуальная жвачка - это, попросту говоря, самое что ни на есть дрянное зеркало кривоокой фантазии, пытающейся красивостью замазать серость долгих и безликих обыденных будней.
  
  7
  А к тому же еще это вот подобного рода искусством, как правило, безусловно, навязывается серо-белое восприятие буквально так всех людских поступков, темных пороков в области нравственности (про уголовно наказуемые деяния тут никто ничего и не говорит).
  
  А между тем далеко не всему может быть дано простое, убедительное, по-житейски верное объяснение.
  Ну, а это, в свою очередь, без тени сомнения более чем безэмоционально само собой означает именно то, что в любых относительно сложных случаях жизни должны были быть до чего только досконально выяснены все побудительные причины, да и безо всякого, кстати, тупого зазнайства.
  И вот еще что - и самого беззастенчивого напяливания на чужую душу своего собственного отвратительного багажа, как это довольно-то частенько подчас, собственно, и происходит.
  А между тем, если нет никакой возможности растопить лед в чьей-либо непонятно почему отстраненной от всего общего потока жизни душе и попросту чрезвычайно много в ней темного, да и совсем уж безнадежно не светлого...
  Однако ведь ярлык на подобного человека весьма рано бы тщательно навешивать.
  С некоторыми очень даже всегдашне светлыми, буквально искрящимися изнутри добром людьми в серьезную переделку никому попадать собственно уж вообще ни в жизнь нисколько не стоит...
  Поскольку эти, во всей той более чем приличествующей им тривиальной обыденности до чего и впрямь бесподобно прекрасные люди, будучи некоей суровой силой, внезапно выдернуты из всех изначально привычных для них рамок, несомненно, вскоре всех предадут, будут с неистовым энтузиазмом спасать одну свою нежно любимую ими шкуру и этак явно далее...
  И это и есть те самые отчаянные реалии всей нашей жизни, а не какие-либо восторженно книжные о ней сущие благие домыслы.
  Ласковое добро, вполне еще способно быть и совершенно дико аморфным, то есть попросту может оно оказаться всеми стальными канатами исключительно уж прочно и совсем незатейливо увязанным именно вот со всеми теми внешними довольно хорошими условиями жизни, а не чем-либо хоть сколько-то на деле более существенным и важным.
  
  8
  Причем в литературе обо всем этом, как правило, вовсе-то ничего и близко не сказано, раз даже и далеко не худший ее мир столь четко разграничивает злодеев и святых мучеников, безвинно страдающих из-за чьих-либо чужих хитроумных козней.
  Ну, а еще он порою лишь одним ярким цветом живописно описывает мужественные поступки всевозможнейших истинных героев...
  Связующая нить повествования к тому, безусловно, абсолютно обязывает...
  ...а между тем буквально всякий человек - существо во всем до чего только однозначно цельное, а потому и растаскивать его душу на какие-либо отдельные фрагменты, совсем так и близко нисколько ни к чему.
  
  Однако до чего частенько весьма разбитная в смысле недалеких нравственных поучений художественная литература попросту бездумно рвет всю правду о человеке на самые мелкие ее лоскуты, явственно выпячивая в нем именно то, что наиболее подходяще для его более чем и вправду вполне полноценного отображения.
  Ну, а все в нем 'естественно лишнее' она сколь тщательно упрячет по всяческим довольно дальним углам.
  Делать это как-либо иначе - то уж явно будет в самой наивысшей степени весьма неприлично!
  Столь и впрямь неподобающе для его отображения во всей его более чем невзыскательно непритязательной житейской плоти и крови!
  А уж тем более для подобного рода вещей вовсе-то никак не найдется места во всем художественном произведении, коли чего-либо в этой жизни, было ведь автору исключительно же мучительно до самой той еще крайности неудобно столь ревностно переносить на белую бумагу.
  Причем поболее всего именно из-за столь так излишне лучезарного им восприятия весьма определенных и крайне непритязательных человеческих черт.
  Да еще и крайне мелочно благодушного неприятия автором какого-либо художественного произведения всех тех нынче существующих самых объективных явлений и реалий довольно-таки необъятно и необычайно широкого во всем своем спектре общественного бытия.
  
  9
  А к тому же он вполне искренне способен безо всяких затей посчитать, что рядовой обыватель его вообще никак иначе и не поймет, а потому лишь во имя самого наилучшего блага (обывателя) ему столь непременно и надобно будет хоть сколько-то, да всласть подсластить всю эту до чего подчас порядком пресную жизнь...
  Ну, а кроме того сладкие грезы это и есть самый ходовой товар художественной литературы!
  Их потому и эксплуатируют все, кому оно только явно не лень!
  
  Честно заслужившие себе многовековую славу корифеи литературного жанра подобными делами и близко этак и в мыслях своих вовсе-то не занимались?!
  Может быть, оно и так, да вот однако и большие писатели тоже люди, а потому и могли они вдоволь наплодить всевозможных пространных иллюзий из самых чистых и неизменно благих намерений, то есть совсем не затем, чтобы на них всенепременно вскоре разом еще порядочно уж разжиться.
  
  10
  Хотя, снова хотелось бы как раз то самое до чего твердо и четко подчеркнуть, что и они отнюдь не из другого теста, а значит ничто человеческое, им было вовсе нисколько не чуждо.
  А кроме того еще, и непомерное их возвеличивание порою переходящее в чисто религиозный экстаз тоже до чего только порою подталкивало гениев литературы на сущий 'подвиг святого великомученичества' именно так во имя сурового преображения всей той убогой действительности в некий изумительно иной, внешне непомерно светлейший его облик.
  А к тому же и был он немыслимо еще и во всем довольно-то критически иллюзорен.
  Ну, а потому и не было ему дано оказаться едва ли, что чем-либо многозначительно большим, нежели ведь тем еще совершенно несуразным прообразом всего того, что где-либо лишь вдали исключительно эфемерно и блекло на данный момент как-либо обозначилось, да и то в виде одних тех еще самых первичных его чертежей.
  И все эти доблестные веяния светлых мыслей были одним тем еще поветрием, разносящим пыльцу благих пожеланий, но никак не ростками всего того, неизбежно некогда грядущего братства всех людей на всем белом свете.
  Ну, а во имя того, чтобы нечто подобное действительно смогло бы хоть сколько-нибудь когда-то действительно произойти, попросту так и было необходимо то самое весьма насущное, но до чего при этом тщательно взвешенное, постепенное и более чем отчетливо слаженное облагораживание исключительно так всего ведь рода людского.
  И прийти вот ко всему тому вполне возможно было бы разве что лишь путем довольно-таки старательного и столь полноценного наращивания единой на всех и впрямь достойной всякого истинного разума буквально всеобщей и вездесущей культуры.
  
  11
  Ну, а чего вообще еще могли предложить миру классики мировой литературы 19-го столетия?
  Неужели один лишь самый величайший свой оптимизм, сколь неизменно настоянный на бесподобнейшем полете их безмерно ярчайше зрелой фантазии?
  А под чем-либо подобным столь явно подразумевается тот истинно неимоверный восторг, что был столь исключительно живо, а также и более чем безбоязненно ими безгрешно выводим именно из всего того их безмерно неуемного, пожалуй, что несколько и чересчур растравленного благими чаяниями подчас же неминуемо гибельного воображения.
  Причем приобрели они все эти свои новые духовные ценности как раз-таки из снов наяву всех тех сколь не в меру расчувствовавшихся при виде диковинных технических чудес доброхотов-философов, до чего многодумно проживавших весь свой век в сущем преддверье 'судного дня' всей уж былой и крайне (для них) затхлой эпохи.
  
  Однако то были одни явные шапкозакидательские настроения по самому неизменному поводу всех тех неистовых перемен к лучшему столь неразрывной нитью связанных с новыми изумительными 'великими' открытиями, на самом-то деле, более чем на 90 процентов состоящими из той самой так до сих пор до конца толком и не обоснованной эволюционной теории.
  На ее базе возникло великое псевдоучение социального дарвинизма, а именно из него затем и вырос, подняв голову к тем отныне совершенно пустым небесам проклятый фашизм.
  Причем и сама эта научная теория еще изначально была слишком самоуверенно схематична и явно вот излишне проста для объяснения всего того имеющегося на этом свете величайшего разнообразия всех форм жизни.
  И было уж вполне предостаточно, довольно блеклых намеков на самую принципиально иную, чем оно некогда показалась Чарльзу Дарвину, до чего несоразмерно во всем более сложную и утонченную картину мира!
  В тот до чего только и впрямь достойный для подражания пример тут можно было бы взять идеальный круг орбит планет Солнечной системы Коперника, затем превратившийся в эллипс Кеплера.
  Ну, а напоследок ставшего, по теории Эйнштейна, эллипсом несколько все же у своих полюсов более чем наглядно и приметно сплюснутым.
  Вот точно так и теория Дарвина сколь еще явно нуждается в весьма и весьма столь многочисленных поправках и довольно-то существенных коррекциях.
  А то ведь невежество насыщенное всякими поверхностными знаниями порождает лютые решения, безусловно, уж столь немыслимо многих острых социальных вопросов.
  Новые откровенно демонические постулаты заполонили собою все и вся...
  И они столь немыслимо и беспардонно явно заполонили собой то место ранее в Средневековье исключительно самозабвенно занимаемое жесткими христианскими догмами.
  А между тем подлинный духовный прогресс должен был, как на грех выглядеть совершенно во всем иначе, нежели чем довольно простая замена одних стародавних суеверий некими попросту уж иными новоявленными фобиями.
  Да и социальное чутье и идеологически верное подковывание масс более всего собою напоминали превращение людей в стадо чьих-либо сугубо личных домашних животных.
  Люди не то чтобы совсем неизменны, в разные эпохи их воспитывают уж вовсе никак исключительно непохоже...
  Однако главное в жизни человека при этом нисколько не меняется ни к лучшему, ни к худшему.
  То есть, все эти крайне обнадеживающие всякий мелкий человеческий разум веяния действительно продвинули многих людей куда-то очень даже далеко вперед, однако по большей части именно в исключительно иллюзорном плане.
  
  Ну, а всяческие и всевозможные технические чудеса разве что явно безмерно облегчили наш всегдашний сегодняшний быт, а еще и бесконечно во всем поспособствовали столь вот весьма существенному оболваниванию всех же масс простого народа.
  Люди в нынешнее время стали, куда апатичнее людей прошлого: им создали иллюзорный мир, глядящий на них во все глаза со всех тех блестящих экранов.
  А потому и досконально полностью ясно одно: если все как они есть ростки духовности современная цивилизация целиком и не глушит, то вот по самой меньшей мере она им вполне подчас придает некий вялый, довольно водянистый оттенок.
  
  12
  Да и вообще весь тот ослепительно яркий прогрессивный подход ко всему тому, что касается всякой уж сущности человеческого духа, зачастую вообще более чем и впрямь непременно оказывается смертным грехом - принципиально искусственной первопричиной сущего ведь последующего забвения и запустения...
  Неосуществимые цветные миражи восторженных надежд на светлое завтра попросту разом выжигают дотла все то столь этак основательно более чем естественное и первоначальное человеческое нутро.
  И все это невероятно гибельно для настоящих светлых дней далекого будущего.
  А впрочем, никто не будет с тем, собственно, спорить: в теории все, несомненно, может быть абсолютно верно, но с чистого листа абсолютно нельзя затевать буквально никаких весьма существенных преобразований.
  Пусть вокруг ад, достойный пера Данте, но то еще вовсе не повод, чтобы, разом устремясь к призрачным воротам рая, вслепую начать переводить весь свой народ с третьего круга ада на совершенно затем неизбежный, последующий шестой.
  Большевизм даже и в самых крайних своих проявлениях - это не более чем шестой круг, - до последнего седьмого круга он бы столь непременно когда-нибудь явно дошел разве что лишь в случае самой окончательной и именно что полнейшей своей вседозволенности некоего более чем полноценного общемирового владычества.
  И это уж все дела весьма так ныне усовершенствованной и беспроглядной средневековой мглы...
  Однако все те зачатки дурманящих души страстей по выпрямлению кривого пути человечества следует столь старательно, собственно, вот поискать в том самом Содоме и Гоморре всех тех интеллигентских дискуссий обо всем том, что непременно надо было разом всецело неистово сокрушить.
  Всем ведь миром его до самого основания, разрушив во имя более чем доподлинного воплощения в жизнь всех тех немыслимо наилучших благ духовной свободы и сколь яростного укрощения клопиного рабства, высасывающих всю народную кровушку гадов, что и впрямь каждодневно пируют во всем подобно дрянным паразитам.
  
  13
  Причем кому то никак то и близко не ясно, что вместо серого настоящего в последующем бесклассовом обществе действительно прорисовывались черты истинного светлого грядущего, к которому и надо будет идти медленно и без рывков, постепенно пробираясь через дебри бесконечно долгих тысячелетий степенного технического преображения реалий всего этого мира.
  И если он и вправду закабален всеми видами рабства, то еще вовсе нисколько не повод делать из освобождения от внутренних оков праздник вконец осатаневшего насилия, поскольку данный путь ведет в одну лишь тьму всеобщей уж людской первобытности...
  Чтобы мир стал действительно лучше, надо бы его менять ласково и постепенно это разве что с серийными насильниками и убийцами можно так, в принципе, доходить и до той наиболее последней строгости, наилучшим из проявлений которой и впрямь-то может быть именно та абсолютно между тем законная смертная казнь.
  Да только ждать нам совершенно вовсе так никак невтерпеж, а оттого и без того бескрайне долгий и нелегкий путь еще лишь весьма значительно удлиняется, и есть столь пренеприятнейшая вероятность того, что неразумное 20-е столетие вполне еще, может, его удлинить лет на 500, если, конечно, и того совсем так не более.
  
  Слепок начертанного во снах о грядущем светлом будущем нисколько никак нельзя с сущим толком использовать в виде безотказной отмычки, дабы чересчур оторванным от всяких реалий мечтателям действительно стало доступно именно в нем себя, и ощутить, буквально выпорхнув сверкающими глазенками из всего этого нашего крайне нелицеприятно обыденного настоящего...
  
  14
  Лев Толстой, к наилучшему примеру, наверное, лишь того столь непременно хотел, а ради того и потел, впрямь-таки из кожи вон лез...
  ...видно, уж явно любо было ему на одной лишь белой бумаге столь старательно приучить всех людей обходиться совсем безо всяческих войн, да только чего это вот хорошего и полезного, в конце концов, из всего этого собственно вышло!?
  Чего уж это он вообще дельного добился, по возможности словообильно дискредитировав армию, навязав обществу слепое непротивление злу, а также и все те столь беспочвенно радостные ожидания, что довольно-то вскоре все само по себе всенепременно еще утрясется, да и обязательно, в конце концов, как-нибудь более чем здраво действительно образуется.
  И ведь надо бы сразу столь откровенно сказать, что его речи для вполне современного ему общества были сущим гласом с небес...
  Думать именно так своей головой занятие достаточно так болезненное и крайне утомительное...
  Чего тут вообще можно поделать: интеллектуальная ленца есть столь неизменный и более чем естественный недостаток сколь неизбежно многих еще представителей русского народа...
  Зато в нем почти начисто отсутствует всяческий амбициозный снобизм, а еще и уверенность в самом неотъемлемом и абсолютном праве белого человека, сколь неизменно свойственные многим западным европейцам.
  А также в нем попросту нет как нет того буквально инстинктивного устремления к лютой жестокости, повсеместно распространенного по всему Ближнему и Дальнему Востоку.
  
  15
  Да только есть еще одно свойство истинно русского характера, а именно тихая сдержанность, пока это хоть как-либо пока еще возможно, ну, а затем этакая бесшабашная лютость, которую абсолютно никто и ничто не сможет ни остановить, ни хоть сколько-нибудь обуздать.
  Ну, а Лев Толстой весьма же бесцеремонно, насильственно прививал тогдашней дореволюционной интеллигенции как раз то самое донельзя отвратительное всякому довольно здравому уму псевдохристианское смирение, а еще и крайне бестолковую сдержанность по отношению ко всему тому простому и совершенно незатейливому злу.
  Выставив простонародное хамство как вполне ведь полноценно законную обиду на царившую веками несправедливость, уж не спонсировал ли он всей той своей чрезмерной фарисейской кротостью истую войну внутреннюю и, кстати, более чем донельзя наихудшую из всех вообще когда-либо еще действительно возможных?
  
  Где это уж такое было ранее видано, чтобы на вполне доселе обыденном для всей общеизвестной истории военном поприще брат убивал брата, а сын родного отца...
  И как вот нечто подобное вообще предотвратят все те, погрязшие в беспрестанном непротивлении злу, сеятели и пахари неких донельзя абстрактных грядущих благ всего того действительно нового - свободного демократического мира?
  Сумеют ли они и вправду достучаться до сердца, морально выпотрошенного всей той суровой правдой простого народа?
  Ответ - он, конечно же, во всем исключительно отрицательный.
  
  16
  И то, кстати, является обыденным и непреложным фактом, что именно Лев Толстой и насытил российскую интеллигенцию непротивлением злу, в результате чего она вся безвозвратно погрязла в самом полнейшем бессилии пред кровавым террором большевизма, что свирепо осатанел во всем своем изощренно лютом отрицании всякой подлинной, хоть сколько-то достойной данного определения интеллигентности.
  Да только, чего это некогда истинно помешало действительно думы думающим людям довольно же вовремя еще отряхнуться от всех тех буквально снедающих им душу иллюзий и явно попытаться посильно приостановить весь тот многозначительно намечающийся крен 'Варяга Российской империи' в самую пучину анархии и совершенно бесконтрольного дикого произвола?
  Ну, так в немалой степени тому еще поспособствовала именно та чуть ли не утробная проникнутость многих представителей российской интеллигенции всеми теми бравыми идеями, что были вычитаны ими из книг Льва Николаевича Толстого, а также и Чехова Антона Палыча.
  
  17
  Эти писатели вольно или невольно воплощали в жизнь идею вассального российского государства, которое, видите ли, не вполне так предостаточно склонялось в ниц перед передовыми (а уж в особенности в области интриг) европейскими державами, что неизменно в сфере внешних взаимоотношений держались одной лишь политики вероломства, коварства и хитрости.
  И надо бы сразу сказать, что чистопородный, возвышенный идеализм был для них довольно-таки весьма лакомым куском жирного земельного пирога...
  Использовать его безо всякого остатка, а затем и раздавить в пыль!
  А почему бы и нет, коль скоро многие представители духовной элиты некой средневековой державы живут же фактически на белых и перистых облаках.
  
  А зиждилось все это на том самом столь и впрямь незыблемом постаменте именно вот того, что само воздействие на российские умы гигантов общемировой мысли было буквально исключительно во всем невероятно ужасающим.
  Философ Бердяев вовсе не зря назвал Льва Толстого злым гением России, да и другие писатели тоже между тем были нисколько, так скажем, совершенно не лучше.
  Лев Толстой, Чехов, да и Достоевский, плетясь где-то совсем уж в хвосте широких общественных настроений, явственно подточили все главные основы общества, и близко не ведавшего тех границ, где внутренняя свобода единовременно переходит в самое неистовое охаивание всего и вся.
  
  18
  Ведь существует и этакий сколь немаловажный аспект, как само по себе более чем безусловное закабаление людей, и без того имевших исключительно смутное представление о буквально всяческой в этом мире житейской яви, тяжеловесными догмами вящей ирреальности, в которой им столь всегдашне хотелось бы жить, попросту совсем уж невзначай радостно обитать.
  Более того, чего там греха таить, они и впрямь-таки неизменно стремились взять бы да наскоро подогнать под все те давно ими из сущего ничего позаимствованные философские постулаты, тот вот вообще весь, как он есть, столь бестрепетно и повседневно существующий порядок вещей.
  
  И в этом им вполне еще всерьез помогли именно люди, сколь безоглядно и безответственно раз и навсегда отвернувшиеся от всех тех и поныне в том же виде существующих столь ведь и впрямь неприглядно никчемных реалий.
  Ну а, потому познав всю их гиблость (для духа), серость и полнейшую историческую неизменность некоторые возвышенные личности решили наспех перекопать старый огород новыми вилами...
  Правда, при этом они никак вовсе-то и близко не понимали, что взяли нисколько не тот совершенно и близко неподходящий инструмент, ну а может, им было и все равно чего уж это вообще в сырую землю разом силой воткнуть.
  Тот же Лев Толстой, находясь у себя в имении, буквально погряз в самом форменном прекраснодушии, а значит и отображение им людского быта в сколь многих его бессмертных произведениях, при всем их общемировом значении и великих литературных достоинствах, совершенно никак небезвредно.
  
  19
  Причем уж поболее всего для тех, кто попросту и не умеет провести четкую и явственную межу промеж благой творческой фантазией и порою столь беспримерно суровою реальной жизнью.
  И это именно так, поскольку в душе до чего многих российских интеллигентов возвышенное литературное творчество стало занимать до некоторой степени... излишне главенствующее место.
  
  И ведь не только в виде задушевных изысканий человека, старающегося всею душою соприкоснуться с миром прекрасного, но и в самой простейшей серой обыденности, беззастенчиво вытесняя сиюминутные реалистичные картины жизни, довольно-то пространно надуманным миром исключительно светлых о ней более чем бесподобных литературных фантазий.
  Но, конечно, во всем этом нисколько не было бы столь большой беды, кабы не зло, прекрасно умеющее мимикрировать и подделываться под истинно светлое и всеми нами всенепременно извечно желанное благо.
  Дикая гниль бесчеловечно подлой задушевной корысти при подобных делах радостно объявляет своими цели излишне чересчур же доверчивого добра.
  Свирепо при этом, всецело их извращая... доводя до самого безумного радикализма, сами как они есть совсем не в меру прямодушные либеральные принципы.
  Их носители раз и навсегда перестают чего-либо щебетать о наиболее величайшем во всем этом подлунном мире, безмерно вознесенном над всем существующим бытием, самом так и вправду распрекрасном грядущем, только лишь оказавшись на плахе...
  Ну, а за всем этим дело явно уж тогда нисколько не станет, ну а пассивное большинство, как вот варилось оно в своем собственном соку, так и далее будет оно в нем столь и впрямь совершенно бессловесно вариться...
  
  20
  Конечно, все это исключительно нетипично для мощных духом и телом достойных людей, однако, сколь то, безусловно, ведь плохо, когда они, кроме самих себя, ну вовсе так ничегошеньки никак совсем и не примечают.
  А к тому же еще и знать не знают, да и не признают за хоть сколько-то достойный всякого уважения авторитет.
  
  Это и приводит порою к тем самым донельзя трагичным ошибкам при буквально любой воинственно рьяной попытке прийти к той истинно взвешенной и здравой оценке всего того вокруг них буднично и вовсе небеспричинно исстари еще как есть всегдашне уж происходящего.
  Ну, а там было бы столь безупречно нисколько недалеко и до того, чтобы всем тем кагалом разом податься в самое подобострастное услужение к тем донельзя нахмуренным бровями холуям совершенно безумно запутанной и воинственно тупой идеологии всеобщего торжества в упорной борьбе за более чем аляповатое и нелепое всеобщее счастье.
  Причем, то самое бесподобно доблестное союзничество по истово яростному искоренению всех тех сколь безотчетно назойливых ростков прошлого, непонятно откуда затем вновь вылезших из сырой земли, было исключительно ведь неистовым и впрямь-то столь осатанело безукоризненно принципиальным.
  И уж в саму основу данного подхода ко всей общественной жизни легли именно те буквально ничем нисколько не опровергаемые безупречно так несгибаемо верные интеллигентские принципы ярой бескомпромиссности и суровой прямолинейности.
  Хотя, между прочим, всей той и близко не спешащей изменяться обыденности вообще еще было изначально свойственно самое уж глобальное несоответствие всем тем наскоро выдуманным о ней красивым мыслям, в основе которых и был заранее положен сущий каприз безропотного благоволения перед всем тем своим безнадежно аналитически самосозерцательным и однобоким умом.
  А между тем, как правило, он столь непременно разве что только еще послужит явной первопричиной для чистых и никак не замаранных в мелких житейских коллизиях дланей.
  Ну, а также и приведет он к безмерно неистово всеядным ласковым ожиданиям неких самых скорых и весьма уж истинно благих перемен.
  
  21
  А главное, вся эта изумительно благостная восторженность в цепях столь и впрямь немыслимо сладостных ожиданий это и есть именно та расхалаженность, что буквально всегда до чего неизменно присутствует в более чем тесной связи со всем, тем исключительно хорошо обустроенным бытом...
  Это и порождает всевозможные воинственные ожидания неких грядущих благ, что столь непременно еще ждут впереди всех тех, кто будет благосердечно упиваться светом ярчайших истин, весьма же довольно-то малодоступно отображенных в фолиантах всевозможной красочной и сухопарой философской литературы.
  Причем слишком еще в ней порою многовато самых различных извилистых подходов ко всей той самостоятельно и независимо от каких-либо философских течений столь ведь попросту неизменно и вполне обыденно существующей реальной, а не литературной действительности.
  Да уж еще и веет от них сладковатым душком смерти всякой той кое-кому донельзя опостылевшей естественности, поскольку в книгах некоторых (далеко не всех) авторов, безусловно, преобладает сущий елей самой безыскусно вычурной искусственности.
  А, кроме того, в некоторых книгах обязательно присутствуют, вовсе-то никак совсем не безобидные элементы самой что ни на есть неистовой жажды, яростно алчущей, всяческих и всевозможных буквально-таки всепожирающих перемен к чему-либо вовсе так не менее, а попросту сказочно во всем исключительно наилучшему.
  
  22
  А между тем, доподлинно настоящая горькая правда вполне еще может быть заключена как раз-таки в том, что для того безупречно вот всеобщего грядущего великого счастья было попросту всецело так нужно ничего лишнего совершенно не измышлять, а преспокойно себе жить да поживать во всем по старинке.
  То есть именно так как то и было до того столь безмерно огненно революционного начала 20-го века...
  Причем разве кто-нибудь в ту идиллически пресыщенную благими ожиданиями эпоху и в мыслях своих хоть сколько-нибудь старался обуздать все те нелепейшие фантазии, а заодно еще и заняться весьма вполне реалистическим переосмыслением всех тех самых обыденных нужд довольно уж нового индустриально развитого общества?
  Слишком так много восторженно фантазируя, можно и воссоздать средневековые грезы о рае, только лишь разве что совсем именно что ненароком притянутые за уши к тем самым вовсе вот неприглядным конкретным планам буквально-то явно так всеобщего развития общества.
  И в том самом грозовой тучей и впрямь беспроглядно надвигающемся темном грядущем всему тому обязательно еще будет всецело уделено довольно-таки пристальное внимание со стороны всех тех, кто вновь явно захочет захомутать массы при помощи весьма сладковатой на вкус, но очень горькой по всем плодам своим, донельзя осатанелой атеистической идеологии.
  
  23
  Нет, конечно, обсуждение перспектив лучшей жизни всегда столь неотъемлемо важно и полностью так до чего только неотъемлемо нужно.
  Однако должно было ему еще же происходить и совершенно безо всякого беззастенчивого 'отхаркивания' всего того навсегда ушедшего в то самое непременно (на чей-либо взгляд) злокозненное прошлое.
  Причем сам по себе тот исключительно злокозненный факт, что оно между тем все-таки до сих самых пор почему-то столь нелепо и неправо повсеместно существует, кое-кого и впрямь в той еще дореволюционной России попросту так доводил до самого белого каления.
  А между тем до столь доподлинно настоящих светлых дней той нынче полностью и навсегда канувшей в лету той истинно прежней Российской империи было не столь уж некогда и далеко.
  Надобно было разве что к тому бесподобно светлому будущему именно вот светлым умом руководясь благоразумно стремиться, а потому и обосновывать все ее грядущие постулаты вовсе-то совсем не с этих во всем идиотских умилительно идеалистических позиций.
  Нет, вполне этак для того следовало более чем планомерно и взвешенно обдумывать буквально все реалии ныне текущего века.
  Однако нечто подобное кое-кому было нисколько никак и близко так не с руки, поскольку эти люди и мысли не допускали о том, чтобы хоть как-то вообще принять во внимание всю тяжесть вериг его весьма и весьма недалекого крепостного прошлого.
  Скорее всего, что нечто подобное было бы уж попросту никак так невмоготу для всех тех людей, которые мыслили и мыслят о великих благах грядущего, впрямь-таки втягивая носом ароматы очаровательно светлого и абстрактно лучезарного бытия, до которого, как оказывается ну, совсем ведь ныне рукой подать.
  А все это между тем столь безудержно подтачивало свет и тепло внутри всякого никак этак вовсе не изощренного в абстрактном мышлении человеческого естества.
  Да и заодно и поныне оно столь враз нагнетает все то сколь этак беспросветно темное, что столь исключительно же неприметно ютилось на самом краю всего того самыми повседневными мыслями существующего общества...
  И это именно оно, безумно-радостно соблазнившись ароматом скороспелого добра столь, скорехонько затем в удобный для того момент и впрямь вот до чего нелепо выползает из тьмы времен на весь Божий свет.
  Тем более что внутри всего своего донельзя непритязательного 'я' явно уж еще и близко оно никак не рассталось со всеми теми давнишними идеалами средневекового рыцарства.
  Однако ведь столь безмятежно было дано ему всецело преображаться явно так во что-либо вовсе совершенно иное, по-инквизиторски злодейски зловещее...
  Кое-кто попросту более чем бедово объединил вековую тьму невежества с ярким пламенем сжигающих и в единый миг вычищающих даже и сами следы недавнего прошлого искрометно стремительных перемен.
  Причем, само собой разумеется, что вполне здраво обсуждать лучшее будущее, всегдашне жизненно важно, да и вообще между тем исключительно уж необходимо.
  Да только всю ту невзрачно и одноцветно серую толпу при этом следовало бы оставить от всего того столь глубокомысленного переосмысления разве что лишь некогда грядущего бытия, где-либо явно ведь более чем далеко в стороне.
  И право уж, кто это будет с тем, собственно, спорить, без тени сомнения разумное приспособление к обыденной практике бытия не самых простецких и совсем так не житейских истин безо всяких (вовсе неидеалистических) словесных баталий в их честь нигде и никогда попросту ведь нисколько так никогда не бывает.
  Однако уж все те куда и впрямь более цивилизованные нормы в той и поныне стародавней Российской империи сколь неизменно следовало прививать исключительно медленно, взвешенно и постепенно, да еще и безо всяческих излишне резких рывков.
  А то от всех тех больших и безнадежно утопических намерений столь радостно осуществляемых как раз-таки во имя всяческих абстрактных светлых благ в родном отчестве истинно лучшей жизни для всего народа и близко-то совсем нисколько не прибавиться.
  Скорее наоборот - именно благодаря им и растекутся по всей стране широкие и глубокие кровавые лужи.
  Причем, бесправное и обильное пролитие невинной людской крови будет повсеместно так еще осуществляться как раз-таки во имя того столь деятельного и последовательного умерщвления всего того донельзя проклятущего несветлого прошлого.
  То есть все это отныне будет воинственно совершаться столь немыслимо безысходно, и ведь только уж ради прихода царствия добра и света, правда, на одних лишь донельзя праздных и безликих словах.
  
  Ну, а все те осатанело беспутные действия в своем конечном итоге явно окажутся бессмысленно ожесточенно массовым самосудом вовсе не над темным прошлым, а именно над тем истинно светлым грядущем всего и вся...е
  И наиболее главной их целью будет вот то самое весьма планомерное насаждение одной лишь той бескрайней же духовной и физической нищеты...
  Причем царство невежества и елейного, юлящего, а порой и раболепствующе заискивающего хамства - это все, что было доступно к довольно поспешному созданию, раз те доселе безмолвные массы и вправду вооружились слепой и незыблемой верой в то, что человеческую природу возможно в единый миг переиначить, начисто разрушив весь гнет подлого, собственнического угнетения...
  А между тем всякая людская суть совершенно незыблема, и ее могут изменить одни только тысячелетия плавного, долгого, как и безропотно во всем же примиренческого уравновешивания между обычной жизнью и столь и впрямь блестяще красивыми о ней мечтаниями.
  Ну, а взрывными темпами можно добиться одного лишь более чем незамедлительного угасания очагов всякой той на всем этом свете подлинной культуры.
  И это именно этак и можно столь этак до чего продуктивно и задушевно взаимодействуя со всеми теми полностью исключительно естественными устремлениями человеческого рода, и можно будет еще вполне ведь явно добиться пошагового развития культуры, да и общественно проявленного (не немощного разумом и лютого на действия революционного) гуманизма.
  Ну, а если кто-то более чем задушевно всерьез думает иначе, то он разве что явный и сколь глубокомысленный продолжатель всех тех нелепых веяний, что в прошлом и стали одной из наиважнейших первопричин того, что бессмысленный и беспощадный российский бунт и был, как есть, оседлан отъявленными, безнадежно ядовитыми мыслью безнравственными прохиндеями.
  Причем буквально-то все те радужно светлые предначертания грядущих кровавых революционных будней и были заложены в качестве краеугольного камня, именно тем воинственно оптимистическим мировоззрением всех тех столь и по сей день безнадежно упорствующих во всех своих заблуждениях господ светлооких идеалистов.
  Раз еще в самом преддверье новоявленной революционной эры все просвещенное российское общество вдоволь так до чего обильно пропиталось яркими бликами того грядущего, которому непременно должно было когда-нибудь, собственно, попросту именно быть и никаких гвоздей.
  И уж его весьма отстраненное от всякой той седой, как лунь, действительности вполне безупречное пространное видение зиждилось, прежде всего, на том, что всем тогда стало разом столь безукоризненно ясно, что где-то далеко-далеко впереди вот-вот да забрезжит свет чего-либо нового, но заря это или закат - на глаз было никак не определить.
  
  24
  Однако столь неизменно хочется верить во что-нибудь, несомненно, изумительно славное и доброе, да только это ведь та самая безотчетная вера довольно же многих людей и погубит, поскольку, хотя без нее и нельзя, но надобно еще напрягать ум, а не всего лишь до чего безотчетно во что-либо так подчас совершенно беспочвенно верить.
  А, кроме того, надо бы еще и совсем не бояться схлестнуться в ярой борьбе со всеми теми, кто топчет ногами новое, исподволь вытравливая весь его дух из всех тех уж имеющихся в данное время великих общественных начинаний.
  
  Да только борьба эта должна вестись хотя бы по возможности с чистыми мыслями, а то, как-либо иначе впрягшись в нее грязными и закулисными методами, многие чистые люди сохраняют свой внешний задушевный облик, и все же при этом они разом уж потеряют все свои еще изначально им свойственные духовные черты.
  
  25
  Их прерогативой при данном раскладе явно становится возвышенная над всем тем низменным, исключительно безукоризненная, чистая, как слеза, правда.
  И она и впрямь тогда обволакивала буквально все на этом свете, где-либо и когда-либо собственно происходившее, до чего принципиально вязкими тенетами абсолютно однобокой своей полуслепой правоты.
  Поскольку правда та была урезанная и строго дозированная, а потому и являлась она самым наиболее наихудшим из всех где-либо существующих видов порою именно что столь ласково очаровывающей светлые души ласковой лжи.
  И в ней, в принципе, все полностью было как раз уж для того самого что ни на есть самодостаточного, да и столь разносторонне сладострастного самообмана.
  Да и вообще сами, как они есть, довольно-таки низменные стороны общественно полезных истин для некоторых людей попросту не существуют полностью так вообще.
  
  И, кстати, именно их столь усердное укрывательство от всякого внешнего света зачастую и дозволяет некоторым слащавым интеллигентам сохранить свои нежные ручки в той-то самой исключительно девственной чистоте.
  А между тем без чьего-либо в этаком деле более чем прямого и порою и самого непосредственного участия воз вековой разобщенности и коррупции было бы никак с места вовсе не сдвинуть...
  И им точно ведь всенепременно следовало гораздо менее ерничать по поводу вековой российской отсталости от общеевропейских весьма еще издревле благих стандартов, а значительно поболее выпрямлять согбенный стан своего народа всей своей собственной вполне уж между тем более чем естественной к нему близостью.
  Ибо как раз в чем-либо во всем тому подобном и была заключена историческая функция буквально всяческой в этом мире интеллигенции.
  И это отчасти именно из-за той извечной и безудержной прекраснодушной болтологии и завелись на теле страны всяческие сибирские язвы лагерей того самого злосчастного сталинского ГУЛАГА.
  
  26
  Конечно, от соприкосновения со всем тем заскорузло грязным общественным бытом, руки вмиг станут не столь безукоризненно чистыми, а заодно и доведется им тогда стать столь так до чего неприглядно и неприязненно запятнанными и мозолистыми, зато душа будет дышать тем же воздухом, что и весь остальной честной народ.
  Ну, а чтобы добиться всего того, о чем писал Иван Ефремов в его романе 'Лезвие Бритвы', нужно было вовсе никак не бояться по временам хоть немного, но посильно якшаться со всяческого рода дурно пахнущим сбродом.
  Ведь это именно сея в нем семена более сытого, а как раз потому и более славного будущего, и можно было со временем получить весьма достойные того всходы.
  Причем ими могут быть одни лишь, и только семена вполне практического познания...
  Ну, а для того, чтобы, они действительно постепенно взошли, надо было еще беспрестанно пропалывать сорняки и крапиву, совсем этак не боясь волдырей и мозолей.
  Людской сброд, он всего-то лишь не более чем явный конгломерат совершенно непутевых и неразвитых личностей.
  Да вот, однако, в саму как она есть его среду ни в коем случае вовсе нельзя было даже и пытаться столь глубокомысленно разом всею душою проникнуть, дабы и впрямь еще всласть насытиться всем тем пряным народным духом.
  Но людей малоразвитых между тем было и вправду столь жизненно необходимо по мере сил просвещать знаниями, причем делать чего-либо подобное обязательно еще следовало одним только тем нисколько ненавязчивым добром и ничем, собственно, более.
  А, кроме того, вполне бы надо кое-кому из всех тех излишне подчас нежничающих со всяким общественным злом интеллектуалов обязательно уж расстараться, хоть иногда, но твердо не уступать дорогу всей той столь зачастую благоухающей дорогими духами самой ведь наихудшей человеческой плесени.
  
  Хотя, конечно, безо всякой на то особой причины лезть во всякую еще изначально черную грязь вовсе никому совершенно негоже, а именно в те самые обыденные часы ничем и никак не потревоженного житейского существования.
  
  27
  Однако сколь усиленно подгонять к свету высших истин всех тех, кто живет в скверне самой уж донельзя житейской своей низкопробной непритязательности, наслаждаясь при этом всем тем крайне незатейливым своим существованием, дело попросту нисколько вовсе так не пристойное.
  Сначала надо было еще хоть сколько-то выйти за узкие рамки своего весьма ограниченного кругозора, и вот тогда, может, и удалось бы кое-кому действительно понять всех тех, кто всегдашне жил, находясь в тисках стародавнего примитивного быта.
  Ну, а беспрестанно сюсюкать и кудахтать о той самой совсем не в меру безрадостной народной доле и громогласно воздыхать, что народ, мол, до сих самых пор все это терпит и молчит...
  
  Нет, именно в этом и есть чего-либо оттого столь бездумного взбаламучивания той, хотя и не бездонной, однако немыслимо при этом отвратительной обывательской лужи.
  И ведь заранее ясно, что результатом всех этих благих и праздных бесед, в конце концов, непременно еще станут, те самые мелкие брызги во все стороны, что явно так при этом проникают во все то доселе чистое и доподлинно светлое...
  Однако, может еще все те почти бесцветные серые массы при помощи столь бесподобно чудодейственного омовения в самые недра всего того, как и понятно проникновенно сладостного и сияюще доброго, в конце концов, уж сумеют переменить всю доселе имевшуюся в них обыденную обеспокоенность на те ничем и никем непобедимые, извечно возвышенные идеалы?
  Может быть, со временем - да!
  Только, не все ли едино, на данный момент времени всю безыскусную естественность грязного мещанского быта нисколько не вытравишь той самой и впрямь-то благоухающей фиалками прекраснодушной искусственностью.
  А между тем все лучшее в людях надо бы именно старательно воспитывать, а вовсе не вытравливать все из них злое добела раскаленным железом.
  
  28
  А кроме того, еще и никак не следует лить им за ворот всевозможнейшие дифирамбы обо всем на свете крайне утонченном и безмерно возвышенном, поскольку внутри самой его сути зачастую слишком много всего того аморфного и искусственного, а не этакого во всем искусно приподнятого над всем тем столь обыденно нас окружающим.
  Вот чего можно привести в качестве самого наглядного подтверждения ко всему тому ранее вышесказанному.
  Иван Ефремов, 'Лезвие Бритвы':
  'Самый великий подвиг искусства - вырвать прекрасное из жизни, подчас враждебной, хмурой и некрасивой, вложить гигантский труд в создание подлинной, безусловной, каждому понятной, каждого возвышающей красоты. Мало этого, тебе придется бороться со все распространяющимся влиянием бездельников, думающих ловким трюком, фокусом, удивляющей безвкусных глупцов выдумкой подменить настоящее искусство. Они будут отвергать твои искания, глумиться над твоим идеалом. Сами не способные на подвижнический труд настоящего художника, они будут каждый найденный ими прием, отдельное сочетание двух красок, набор мазков или удачно найденную светотень объявлять открытием, называть элементом мира, не понимая, что в нашем ощущении природы и жизни нет ничего простого. Что везде и во всем сложнейший узор ткани Майи, что наше чувство красоты уходит в глубину сотен прошедших тысячелетий, в которых формировалась душа человека! Отразить эту сложность может лишь подлинное искусство через великий труд'.
  
  29
  И во имя того, дабы не оказался он в конечном своем итоге исключительно, что совершенно же нелепо сизифовым, и нужно было суметь сделаться несколько ближе ко всему тому, что, безусловно, полностью так перепачкано вековой грязью своей неумытости, а именно к самому сердцу бескрайне простого народа.
  Однако делать это следовало, никак не стремясь его куда-либо всесильно разом приподнять.
  Нет, истинно полезным тут было бы, разве что иногда по возможности, к нему посильно спускаясь более чем ответственно становиться с ним и впрямь на одну, собственно, ногу.
  Да только при этом, и близко не отдавливая ему все его конечности во имя любых самых добрейших помыслов, а также и пока еще довольно ведь весьма тускло светлых идеалов.
  Путь доподлинно полезного преобразования общества был и будет очень даже бескрайне долог и тяжел, а главное всяческие праздные и сытые речи можно сказать лишь его удлиняют, а тем и отодвигают они вдаль ото всех этих наших нынешних реалий те самые пестрые и яркие мечты о некоем принципиально ином общественном бытии.
  Кое-кто явно перепутал вполне естественную жизнь и чисто надуманные образы вымышленного мира некой благой фантазии...
  
  ЕЕ грядущая мнимая бытность (то есть той самой сколь и впрямь ненаглядной эпохи всеобщего неминуемого счастья) была обжигающе страстно верна и пламенна, а главное - еще и весьма так более чем определенно нацелена на неизбежно вот все самое наилучшее.
  
  30
  А между тем для доподлинно праведного приближения светлого будущего нужно было воевать вовсе не с тенями темного прошлого, а как раз-таки весьма активно насаждать саженцы куда более светлого грядущего времени.
  Ну, а для чего-либо подобного и надо было столь беспрестанно умело возиться в скверне и грязи, да и как то вообще еще могло быть хоть сколько-то, собственно, значит иначе?
  То есть, явно так было столь неотъемлемо важно и потребно исключительно же еще приучиться, пусть иногда, да и вполне возможно, что именно только вот вскользь нисколько не беспочвенно, а более чем надлежаще реально соприкасаться со всем тем жизненным сором - высочайшими сторонами всей своей утонченной духовности.
  Поскольку яснее нет, что если уж будет вся духовная жизнь интеллектуальной элиты страны протекать как-либо во всем по-другому, то ведь тогда тот самый сильнодействующий яд пропагандистки подсахаренной лжи и лести попросту более чем отчетливо сделает довольно-таки многих культурных людей, самыми что ни на есть невольными прислужниками чьих-либо воинственно-собственнических интересов.
  А они между тем всегда были чужды всякому хоть сколько-то стоящему настоящему благосостоянию всего того неизменно нищего российского народа.
  
  Причем речь тут вовсе не идет о некоем временном, проходящем процессе, никак нисколько не затрагивающем нашу сегодняшнюю, современную эпоху.
  Наше несветлое прошлое, словно в зеркале отображается в нашем теперешнем все еще довольно-то невзрачном настоящем.
  Так что абсолютно нет в том ничего удивительного, что некоторые из наших современных представителей сколь разнообразных творческих профессий с самой искренней, и, пожалуй, что несколько излишне во всем подчеркнуто детской наивностью, до чего только смущенно объясняют всю свою неимоверную востребованность сущей пошлостью и всем тем чудодейственно слащавым мраком.
  Хотя, между тем, все это попросту, ясное дело, является самой элементарной хитроумной уловкой, не более чем низменным самообманом и совершенно того и близко ведь нисколько и не более.
  
  31
  Всякий социальный заказ искусству может быть кем-либо осуществлен разве что лишь в меру его истинной и безусловной продажности, а как-либо иначе ему совсем же никогда вовсе и не бывать.
  Однако зачем это он вообще мог кому-либо еще столь непременно явно понадобиться?
  
  А все дело тут было в том, что бесхитростное упрощение жизни, следуя при этом наиболее удобному к тому изгибу, есть более чем естественное продолжение повторения в области духовности тех удобств, что нам создает довольно быстро и легко уносящий нас вдаль от всякой простейшей естественности буквально-таки вездесущий и всесильный технический прогресс.
  
  32
  Массам хлеба и зрелищ - это вполне ведь понятно, а чего это тогда, значит, патрициям?
  Вот он ответ.
  Технически подкованная, как блоха мастера Левши, цивилизация, само собой, еще всенепременно потребует стиля, вовсе уж явно недоступного простым смертным, всем-то духом своим ограждающего возвышенных чувствами и разумом интеллектуалов-патрициев от столь во всем столь неизбежно искренне презираемого ими плебса.
  Причем всегда еще найдутся все те, кто с непомерно большим аппетитом, торжественно осуществят - этот самый социальный заказ.
  Уж как в области философии, совершенно бездушно отдалившейся от всех явей мира в некие изумительно отвлеченные от всех реалий жизни метафизические бредни о самой сущности всего того вселенского бытия, да так и политологии превратившей обман безмерно доверчивого народа в некий культ всегда единолично правого вождя или президента.
  Само уж название сути должности вовсе вот никак не меняет, поскольку в России должность царя можно было вполне так всерьез обозвать и должностью главного кучера.
  Причем при самом явном и непосредственном посредстве бликов далекого будущего и произошло возрождение всей той неимоверно дичайшей дикости, и главное все это столь сурово претворилось в жизнь именно ведь в условиях отчаянно новых реалий века неимоверно доблестных открытий всяческих способов буквально всеобщего нашего взаимоуничтожения.
  
  А дело тут в том, что помпезная имперская напыщенность лишь укрупняет амбициозность позиций бравых не умом, а силой всего своего привилегированного положения ярых господ от фуражки и пышных пампасов.
  Да и гражданские руководители вдруг до чего только многозначительно почувствовали себя истинными властелинами мира, в котором они и вправду могут совершить поступки, которые если и будут ощущаться затем сквозь миллионолетия, то только лишь в самом отрицательном смысле.
  И лучше бы нам совсем не доводить до того чтобы этот мир стал пустым и совершенно пустынным...
  Причем поболее всего тому могло бы еще поспособствовать как раз то самое явное превращение живых людей в безвольные винтики в машине более чем определенно так созданной именно во имя построения государственного, а никак уж более отныне нисколько не личностного счастья.
  А между тем, собственно, это и стало наихудшим воплощением старого культа тотемизма под видом победы будто бы самого передового духом атеизма над всеми теми прежними религиозными предрассудками.
  Только теперь на месте тотемного животного оказался вовсе не статный вождь из всего того давно прошедшего и былого, а тот символ, который и отождествлял собою божество, уж впрямь-то сколь наглядно воплощенное в живом теле, причем как раз таковое которому отныне и положено будет столь смиренно еще поклоняться всему нынешнему племени.
  И данный символ лучше всеобщую жизнь точно не сделает, поскольку он служит разве что самому себе и требует языческих обрядов жертвоприношений, причем ему для этого явно нужна именно людская, а не животная кровь.
  А между тем ради настоящего всеобщего лучшего процветания и самым простым людям надобно было еще даровать более чем объективное понимание всей сущности новоявленной прогрессивной жизни и всех тех ее довольно-таки отныне приземистых и приземленных устремлений.
  Поскольку многие из них все еще по старинке верили во всякие стародавние идеалы и были даже готовы действительно вот вполне всерьез за них отдать свою жизнь.
  Ну а поскольку объяснять новое положение вещей кому-либо истово праведному было совсем оно не с руки подобным делом, несомненно, так более чем сердечно и пламенно и занялись представители той самой беспардонно слащавой демагогии.
  И разве то непонятно враз уж еще отыщутся до чего и впрямь прилизанные деятели 'всеядного искусства', что довольно старательно обкормят толпу сладенькой откровенной пошлостью во имя поддержания в ней самого хорошего повседневного настроения.
  Причем пламенно революционно она или нет, будет зависеть только лишь от нынешнего духа времени.
  
  33
  И сама уж доля искусства во всем том вполне успешном формировании нового образа сознания у всякого чрезвычайно простого обывателя необычайно так велика.
  Поскольку если искусство себя более чем откровенно продает или предназначается для одних избранных, то тогда из него вовсе совсем не окажется весьма затруднительным вылепить некий довольно удобный для всякой тоталитарной власти действительно повседневно ей нужный инструмент по самому так сказать и вправду же безмерному возвеличиванию всей ее идеологии.
  И, ясное дело, что никак тут было не обойтись без помощи талантливых художников, скульпторов и кинорежиссеров, поскольку это именно их труд максимально нагляден и прост для его и вправду действительно уж естественного всеобщего восприятия.
  
  А между тем все эти духовные гиганты подчас столь безмятежно живут той совершенно иной несколько отрешенной жизнью, нежели чем все другие боги Олимпа возвышенного искусства.
  И это как раз им с его вершины все страдания масс иногда порою оказываются, бесконечно вот далеки и вовсе нисколько совсем не приметны.
  Ну, а сие само собою подразумевает, что они могут более чем искренне создавать ту самую трафаретно-плакатную действительность.
  Да еще и как раз-таки именно в том самом виде и форме, в каковой она и вправду окажется более чем удобной в их Богом забытой стране буквально-то всем в ней власть предержащим.
  
  34
  А люди сколь безмерно возвышенные пускай себе всласть наслаждаются всем тем своим малодоступным невежественным массам искусством.
  Ну, а всякий простой народ при этом еще и специально будут вдоволь обкармливать пошлостью ради самого вот извечного поддержания в обществе всегда что как раз того одного и того вполне устоявшегося состояния, при котором и существует то веками нисколько не изменяющееся повседневное расслоение...
  Это ведь, в сущности, и есть, собственно, то, что сегодня и происходит в России.
  Пошлость народу - это тот самый всеобъемлюще статный новый лозунг современного российского шоу-бизнеса.
  И уж смотря исподлобья вертикально вверх на всю ту совершенно безвольно воспарившую в облаках интеллигенцию, чиновники от современной культуры так и потирают руки и до чего при этом они столь еще искренне исключительно самодовольны!
  А между тем их успеху на данном поприще неизменно способствует как раз вот то обстоятельство, что российская интеллигенция буквально пресыщена своим собственным весьма многогранным, но явно при этом довольно-таки подслеповатым просвещением...
  
  35
  Однако все - это касаемо разве что тех творцов отнюдь не массового искусства, кто в силу своей эгоистичной элитарности вовсе ведь малодоступны для всякого понимания тем самым абсолютно 'бескрылым большинством'.
  Ну а тех, кто видят этот мир как-либо во всем иначе, именно что по-своему, но безо всякого излишне заумного оригинальничания, тоталитарное общество совсем же и близко не потерпит и до чего планомерно затравит буквально изо всех своих сил.
  И это ведь как раз в связи с многократными пожеланиями трудящихся масс по отношению ко всем тем шагающим никак не в ногу (в искусстве) в прошлом и применялись по-своему столь и впрямь непритязательно убедительные бульдозеры.
  То вот и был тот изрядно же наглядный аргумент в яростном споре о том, каким это именно, в принципе, и должно было еще являться тому и более чем ответственно выдержанному во вполне надлежащем для него духе утопически оптимистическому социалистическому искусству.
  
  36
  Причем абстракция как форма чересчур вширь и вкось непомерно раздавшегося отнюдь уж никак не всегда виртуозного творчества от всего того совершенно не пострадала, а скорее, наоборот именно благодаря этому она еще лишь поболее вознеслась на свой вовсе так абсолютно лишенный всяческой конкретной формы весьма многогранный Парнас.
  Хотя, в принципе, свое довольно небольшое место под солнцем ему явно было попросту от века более чем бесспорно положено...
  И произошло - это, собственно говоря, лишь оттого, что американские политические деятели из неких своих вполне прагматичных, политических соображений сколь так решительно ей подставили свое грубое капиталистическое плечо.
  А между тем вовлечение любого рода искусства в политические игры всегда уж неизменно чревато его явным опошливанием, смешиванием с грязью...
  То есть СССР и чужую культуру как следует, извозил во всех тех зловонных идеалистических нечистотах, не только свою.
  
  37
  И уж безмерно во всем до конца замарать великих, дабы они всецело увязли в тине пошлых интриг или вообще утопить их в тюремной параше - то ведь и было сладкой мечтой до чего раз и навсегда переразвитого тоталитаризма...
  И если нисколько нельзя было (в свое время) и впрямь на корню извести все то доподлинно массовое искусство, поскольку от этого оно никак так не в меру бы явно захирело, то вот вовсе совсем не давать ему увидеть мир, собственно, и было проще простого.
  Весьма талантливые фильмы клали на полку как раз именно по этому тогдашнему главному, сугубо цензурному принципу.
  
  Все то еще изначально имевшееся вмешательство сатрапа СССР во все великое духом творчество проистекало от одного его устремления, никак не допустить всяческого вовсе вот не подотчетного отображения суровых реалий века.
  Нет, уж все их проявление в искусстве неизменно должно было следовать одной лишь той довольно-таки весьма удобной начальствующему взору приглаженной наглядности во всех ее столь до чего только сознательно извращенных формах нисколько нигде и не существующего в действительности безмерно вычурного бытия.
  
  38
  Пейзаж сегодня, слава Тебе Господи, ныне уж серьезно сменился, однако реальность и в настоящее время разве что лишь поболее чем некогда прежде, весьма старательно и верно залепливают ведьминым отваром самой той еще безотрадно сладковатой пошлости, раз чего-либо полноценнее этого 'чудодейственного средства' попросту и не существует в самой, как она есть, природе вещей.
  Ведь явно окажется, в сущности, более чем предостаточно всего-то навсего перевести хорошую книгу в довольно дурном ключе, и тогда она столь еще неизбежно послужит абсолютно иным целям, нежели чем было то, для чего она еще первоначально была предназначена самим ее автором.
  Прекрасный замысел вполне возможно запросто опошлить и затмить грязным и слащаво вульгарным его перевоплощением на некоем другом языке.
  А, кроме того, массовое искусство вообще порою специально низводят до полностью трафаретно праздничного уровня.
  И делается это данным образом, прежде всего, как раз оттого, что именно посредством этого и можно будет достичь цели самого же искусственно облегченного восприятия всей той нашей подчас все еще и впрямь донельзя непростой и нелегкой жизни.
  Причем ее ныне столь беспрестанно стараются весьма ведь подсластить и до чего только тщательно исключительно приукрасить.
  И это при том, что народная песня, как правило, грустная, а вовсе не восторженно слащавая...
  
  39
  Причем духовный прогресс в этом вопросе во всем столь весьма и весьма последовательно следует за безотказно и беспросветно низкопробным техническим развитием.
  Вот чего пишет обо всем том Иван Ефремов в его романе 'Лезвие Бритвы'.
  'Создать, проявить, собрать красоту человека такую, чтоб она была реальной, живой, - это большой подвиг, тяжело. Проще дать общую форму, в ней подчеркнуть, выпятить какие-то отдельные черты, отражающие тему, ну, гнев, порыв, усилие. Скульпторы идут на намеренное искажение тех или иных пропорций, чтобы тело приобрело выражение, а не красоту.
  А изображение прекрасного тела требует огромного вкуса, понимания, опыта и прежде всего мастерства. Оно практически недоступно ремесленничеству, и в этом главная причина его мнимой устарелости'.
  
  А ведь нет ни малейшего признака всяческой устарелости в наиболее главном сегодняшнем устремлении духовно развитых людей России и ближнего зарубежья взять да весьма деятельно переложить...
  То есть всенепременно еще приноровиться, дабы пристроить все большие общественные заботы на чьи-либо чужие покатые плечи.
  Во многом то явно вполне сродни ремесленничеству в крайне столь важной области сущего переосмысления самых различных аспектов общественного бытия, и это как раз нечто подобное и пришло на смену всякого разного рода сомнениям, раз теперича, они нам оказались совсем не к лицу...
  
  40
  И вот, в некоем новом виде и возрождается то стародавнее язычество, поскольку новая 'кровохаркающе светлая нигилистическая мысль' неизменно формирует в человеке все то наиболее главное, чего в нем давно уже не было, а именно истую веру во всесильных идолов, и они точно теперь окажутся непременно живыми, а вовсе не деревянными.
  И надо бы буквально сразу отметить, что это вот, собственно, те, кому столь немилосердно пламенно достались все же бразды правления, и принялись еще, затем разом создавать (при помощи чужих рук и таланта) весьма наглядные образы идеалистического толка ради того, чтобы полностью стала очевидна вся благодатная суть их величайшего краснознаменного царствования.
  
  А именно поэтому вся вящая монументальность и впрямь востребованная от искусства этими обожествленными во плоти людьми-идолами... она-то и послужила сразу 'трем богам'.
  Во-первых, будучи таковой, она неизменно подчеркивает обещанное многолетие данной власти, пришедшей на долгие века.
  Ну, а во-вторых, подтверждает ее жизнеспособность и великую мощь. А в-третьих, она еще и вызывает во всех ее подданных истинный трепет и умиленное восхищение.
  
  41
  И так ведь оно и было с тех еще самых древних времен, однако привилегированная каста в ту давнюю эпоху явно была довольно еще относительно мала и даже, пожалуй, сравнительно незначительна.
  Безмерно расширяющийся бюрократический аппарат есть сколь весьма явная и неизменная часть всякого столь бескрайне уж запущенного и самого обыденного быта царства светлых и радостных обещаний совершенно вот иной, нежели чем она вообще еще была некогда ранее всей той широкой общественной жизни.
  Однако речь тут идет не только о государстве навсегда уж разорвавших донельзя сковывавшие их путы рабства пролетариев...
  Конечно же, огромная бюрократическая машина была самым неизменным свойством буквально-то любой расползавшейся по швам, от края до края изъеденной коррупцией империи.
  И это разве что всегда лишь предвещало ее весьма прискорбный близкий конец, а вовсе не начало того нового, никем ранее и не изведанного высокоидейного существования в далее так попросту именно что полностью бесконфликтном мире.
  
  42
  Почти для любой империи мелкие ее обыватели не более чем пешки на шахматной доске необъятно широкой общественной жизни.
  Новоиспеченный диктаторский режим (в нынешнем его современном виде), он-то все эти качества только лишь весьма вот значительнее укрупняет, а вовсе не создает нечто новое, доселе и невиданное во всей уж вообще когда-либо имевшей место общечеловеческой истории.
  А также плодит он совсем ничего не производящих (кроме той еще сущей тупой болтовни) бездельников, причем в том самом прямом и более чем безыдейном смысле!
  Так что явно зазря к тому более чем недвусмысленно призывал Антон Палыч Чехов, чтобы все, значит, разом дружно взялись за физический труд...
  Нет от всех этих горестно слащавых воззваний остались одни лишь и впрямь до чего весьма отчетливо пустозвонные благие намерения, но для сколь многих они тогда еще более чем безвременно окончились колонией строгого режима на вширь попросту невероятно необъятной территории всей шестой части суши.
  
  43
  Диктаторский режим, сам себя объявивший всенародным под знаменем кроваво красного вероучения, плодит властвующих буквально над всяческой серой массой тупых словоохотливых дармоедов.
  Причем именно самым же еще естественным для него образом, то есть безо всяких мнимых извращений и отклонений от всего того, что еще изначально было ему самым что ни на есть теоретическим путем завещано великим демагогом Карлом Марксом.
  То есть, в самой своей сущности, всего того, что было еще изначально столь полноценно всецело заложено в сам фундамент цветасто книжного существования всей той громогласно разрушительной, да и банально лживой теории.
  
  Ее безмерно радостное принятие на ура неизменно проистекало от одного того и впрямь уж столь щедро растравленного светлыми идеями воображения.
  Причем это как раз-таки то немыслимо нелепое следование его в само небо указующему персту и вызвало сущее буйство нелепых эмоций да еще и именно как раз у тех господ интеллектуалов, что были столь не в меру возвышены всем тем донельзя ярко искрящимся духом своим.
  И это они буквально весь этот мир разом так захотели воинственно переиначить, и главное только лишь к чему-либо многозначительно же наилучшему совсем без крови, пота и слез.
  
  44
  Им-то самим явно еще показалось, что все ведь на деле исключительно просто, достаточно будет разве что столь уж наспех сбросить с себя тяжеленные вериги беспросветно темного прошлого существования, и все тогда вскоре придет к ним само.
  Ну, а в подлинном мире житейских реалий этого нет, да и быть его, кстати, совершенно так вовсе нисколько не может!
  
  Собственно говоря, сама эта их логика совсем не более чем столь наглядное порождение праздного и умиленного безделья в делах и вправду самого еще конкретного обдумывания всех тех весьма немаловажных и сложных вопросов более чем обыденного, житейского бытия.
  И, кстати, вот еще что: расположено оно гораздо уж далее всяческой дали от всех тех доподлинно настоящих потоков всяческого здравомыслящего общественного сознания.
  Поскольку это именно в угаре интеллигентских дискуссий о самых различных аспектах всевозможных перемен к чему-либо и вправду несусветно лучшему сама ведь собой разом исчезла всяческая хоть сколько-то стоящая того ретроспектива грядущей, куда только и вправду более праведной общественной жизни...
  
  45
  Все те богоспасительные беседы носили тогда без тени сомнения самый злосчастный характер, так сказать, бескрайне умиленных светских надежд, а не до чего строго и до конца вполне выверенных логических построений.
  Вот он тому до чего наглядный пример из самого окончания романа Достоевского 'Бесы':
  'Мне ужасно много приходит теперь мыслей: видите, это точь-в-точь как наша Россия.
  Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней - это все язвы, все миазмы, вся
  нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века! Oui, cette Russie, que j'aimais toujours*. Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности... и сами будут проситься войти в свиней'.
  (*Пусть Россия все та же прежняя).
  
  Интересно вот только, где это, собственно, видано...
  Уж из действительно явного тут разве что то одно: нет никаких в том сомнений, что великий писатель попросту ведь без тени сомнения придался идеалистическим размышлениям, причем весьма и весьма бескрайне далеким от всего этого нашего истинно повседневного существования.
  
  46
  Но, скорее всего, он всего-то навсего более чем беспричинно поддался некоему внешнему влиянию, поскольку российский либерализм 19-го столетия весь, как он есть, пропах духами Французской революции.
  
  Ну, а гильотина новоявленным пореволюционным маргиналам этак же со всей на то очевидностью еще ведь показалась средством не во всем достаточно радикальным - им, как видно, понадобилось нечто, что будет значительно поновее, дабы всех тех угнетателей разом со свету сколь незамедлительно попросту сходу так сжить.
  Их пылающий мозг нисколько не признавал никакой плавной постепенности и хорошо обдуманных, согласованных со всем этим миром самых и вправду весьма же решительных действий.
  Им-то было надобно все сразу и прямо сейчас, поскольку несколько позже вполне может оказаться чересчур поздновато, и совсем невзначай еще смогут и явно вот обойтись буквально безо всякого их прямого участия в великом и требующем крайней же неспешности процессе довольно медленного преобразования всей этой нашей общественной жизни.
  
  47
  Пиши не пиши про то, что люди никак не смогут заново (лучше) наладить свой быт, обильно пустив кровь будто бы и впрямь-то крайне безжалостных своих угнетателей, но есть и такие, которые всегда отыщут лазейку, дабы избегнуть самого неизбежного провала всей этой их извечно грязной (от сырой землицы) логической линии.
  Они ведь как раз под нее сколь безотлагательно смело закапывают исключительно все, что над ней вообще возвышается в плане всего того совершенно обыденного своего общечеловеческого благоустройства.
  Ну, а господа товарищи, как оно только полностью уж само собой, очевидно, именно что столь многозначительно возжелали переделать весь этот мир, дабы он всенепременно затем еще стал одним лишь подпольем со всеми его суровыми законами и вполне тому во всем соответствующим бытом.
  
  Но дело тут было отнюдь не в неких отдельных личностях, а, собственно, говоря, во всех тех 'либералах дегустаторах' грядущей всеобщей свободы...
  Они до чего и впрямь неудержимо возжелали освобождения буквально ото всех столь невероятно жестких рамок обыденности, некогда имевших свое место в сколь примитивных условиях предыдущего 18-го века.
  А это столетие неизменно было все той же неразрывной нитью всецело увязано со всеми теми временами того еще самого доиндустриального, исключительно 'гужевого' и парусного бытия.
  
  48
  Однако, будучи весьма надежно завуалирована внешней культурой, примитивная эгоистическая сущность вовсе никак не становится менее хищной.
  Нет уж, скорее наоборот - именно технический прогресс и ударившаяся во всю ту крайнюю элитарность современная философия столь неизменно еще тому поспособствовали, дабы цивилизованный человек практически полностью утратил всякую жалость к ближнему своему.
  А из всего этого само собой следует, что явно еще будет он более чем всерьез к нему относиться, только вот как к некоему нисколько несносно злосчастно зловредному насекомому.
  И чем вот всех тех его столь аккуратно обводимых кружочком ничтожных представителей и вправду еще затем окажется несколько меньше, тем лишь оно безо всякой в том тени сомнения только лишь будет исключительно лучше.
  
  И самой, между тем, наилучшей вуалью на хищной морде дикости всегда ведь является некое то совершенно так вовсе нескромное общественное благо со всей строгостью вытекающих из него оргвыводов, что кому-то непременно должно быть именно худо, поскольку он до чего и впрямь безнравственно угнетает всякий простой народ.
  Но, конечно, все - это одни лишь неотесанно грубые слова, и они само так собой нисколько не более, нежели чем некое пустое мудрствование.
  Раз уж все, что бескомпромиссно наглядно, буквально так мельтешит у кого-либо прямо перед глазами, ну, а к той столь однозначно крайне скрытой подоплеке вещей мало кому охота на деле вполне ведь осмысленнее приглядываться.
  
  49
  Вот оно подлое угнетение - уничтожить его, и никаких гвоздей!
  Тем более что именно к этому всякого грамотного человека словно магнитом всегда тянули цивилизация да и чрезмерно надутая от всего ею неистово вбираемого в грудь воздуха крайне же спесивая философская мысль.
  Современное искусство, к примеру, подчас до чего беспрестанно занимается явным выпячиванием всех основных внешних черт человеческого сознания.
  И это вместо того, чтобы как следует так еще заняться поиском тех самых глубоко затаенных в душе человека, весьма тривиальных причин для всего того общественного, кем-либо столь откровенно наглядно проявленного поведения.
  
  Разумеется, что то и близко не было совсем уж именно так, однако буквально ничего тут и близко не поделаешь, раз столь всегдашне неизменно же таковы самые очевидные свойства всякого массового искусства.
  А оно между тем и впрямь исключительно многопланово формирует истово необъятное по всем тем своим грандиозным масштабам общественное сознание тех вот с виду никак и не приметных среднестатистических обывателей.
  Да только это как раз с его благой помощью и тешат беса больших и малых амбиций всяческие черви-буквоеды общенациональных и классовых устремлений к некоему несоизмеримо более светлому будущему.
  
  50
  Эгоизм как основной стимул действий человека в нем попросту напрочь более чем безотчетно разом стушевывается.
  Ну, а наружу по временам весьма четко и ясно выпячивается некий великий долг перед родиной и всем этаким прочим, на деле исключительно смехотворным, пока к тому нет вполне естественной, внутренней первопричины.
  Ну, а это, прежде всего совсем вот никуда из нас не девшийся и не изжитый ЖИВОТНЫЙ эгоизм.
  Причем наиболее главная задача нашей современности, она-то в том и состоит, чтобы непременно еще сделать его эгоизмом развитым и полностью во всем до конца человеческим.
  
  Да только чего тут вообще хоть как-либо поделаешь, коль скоро все вычурной красоты принципы - это одна лишь фальшь и извечная игра чьего-либо столь донельзя неправедно растревоженного блеклыми иллюзиями подслеповатого воображения?
  И всяким человеком зачастую заправляет все тот же дремучий эгоизм, что жил еще в древних людях, и его свойства, если сколь повнимательнее к ним приглядеться, крайне весьма и весьма нелицеприятны на всякий свой внешний облик.
  Об этом же пишет знаменитый писатель Моэм в его публицистической книге, 'Подводя итоги':
  'Я пришел к выводу, что человек не стремится ни к чему, кроме собственного удовольствия, - даже когда жертвует собой для других, хоть он и тешит себя иллюзией, что тут им руководят более благородные побуждения'.
  
  51
  Да только явно так исключительно сладостное (даже и в своем предвкушении) удовольствие далеко не всегда тут бывает на деле хоть сколько-нибудь еще действительно вообще уж причем!
  Тут скорее требование от самого себя той великой жертвы, без которой человеку попросту окажется нисколько-то уж вовсе и близко не обойтись.
  
  Но это столь не романтично и не героично!
  А давайте-ка разом запрячем все то низменное и скотское, куда оно разве что будет возможно подалее, дабы его стало совсем уж никому отныне никак и не заприметить, - говорит нам современная культура, а философия вторит ей, главным образом выдвигая на первое место государство, а не рядового человека.
  То есть, все то вполне естественное во всякой людской психологии, безусловно, затушевывается в одну лишь угоду до чего светлым о нем, донельзя праздным мечтаниям.
  
  52
  Вот именно над этим искусство, да и бесподобно прикладная философия столь основательно некогда и поработали, чему результатом и стали жуткие социальные потрясения, и вовсе не надо бы думать, что всему виной некие отдельные личности.
  Нет уж, роль каких-либо политических лидеров в истории становится весьма так значительной лишь после того, как они и впрямь враз оказываются около бурлящего котла политической власти.
  
  Да и сегодня, даже если возвышенное искусство и обнажает самые низменные людские корни, то ведь делает оно - это столь пафосно и донельзя аморфно.
  Ну, а также еще и с самым явным душком святого пыла праздности, а не той истинной же попытки показать все настоящие истоки всякой той доподлинной добродетели.
  А между тем вся эта вдоль и поперек исхоженная и изъезженная мерзкая грязь обывальщины есть не более чем самый насущный строительный материал всего в этом мире хорошего, причем, как тот еще внешний фактор, да в том числе и фактор глубоко внутренний.
  В то самое время, как прекрасная задушевная чистота зачастую таит в себе черты страшнейших пороков, и прежде ведь всего это порок святой наивности, а он-то между прочим один из самых наихудших во всей этой столь, пока еще вовсе же непростой и нелегкой жизни.
  
  53
  Искусство, между тем, достаточно вот наглядно создает воздвигнутый силами светлого разума многоцветный призматический фильтр.
  Однако, кроме его действительно при этом вполне полезной роли, он явно несет в себе и функцию некоего более чем беспричинно надменного глубокомысленного вычищения дум всякого ярко уж затронутого с ним сознания от почти любых 'бескрылых' принципов вполне достойного исправления крайне незатейливо грубого общественного (ни в коем разе не личного) бытия.
  А ведь довольно многие черты людского быта неизменно скотские и стяжательские, и они и впрямь безнадежно свойственны всему этому миру всегдашне буквально доверху переполненному самой что ни на есть простецкой житейской грязи.
  А между тем, если кто-либо насильственно притягивает некие заоблачные идеалы ко всем тем до чего невзрачным житейским реалиям, то этим он столь непременно погубит все, то, что должно было подняться из той сырой земли, а вовсе так не упасть с внезапно разверзшихся великих небес.
  То есть всему тому действительно новому и светлому разве что еще предстояло взойти именно из недр той подчас столь непритязательной в выборе своих будничных средств весьма вот ощутимо исключительно скотской повседневной действительности...
  И если люди, блестящие интеллектом, да и впрямь-то искрящееся мыслью, видят где-либо на горизонте светлые дали всецело пожирающего огня, до чего радостно изничтожающего все, то крайне ведь нынче невзрачное настоящее...
  Нет уж тем самым золотая монета истины в их донельзя праздных речах, всегда столь безлико восторженно заменялась на мелкий, нарочно кем-либо брошенный в грязь медяк.
  И все ведь то весьма доблестное устремление восторженных либералов притянуть бы ко всем тем житейским будням всю ту сущую благость грядущих светлых дней - не более чем самое постыдное желание отыскать бы именно себе чье-либо чужое, пока еще от нас беспредельно далекое послезавтрашнее грядущее счастье.
  А между тем оно окажется повседневно доступно разве что на земле, и впрямь столь надежно очищенной от всего того стародавнего треклятого прошлого.
  Ну, а потому и враз еще затем нашлись в самом что ни на есть предостаточном количестве этакие прохиндеи, сколь ласково пообещавшие всеми силами враз воплотить в эти наши промозгло серые будни всеобщей задушевной корысти совершенно иные новые принципы всей общественной жизни.
  
  54
  Однако никто тут с тем и спорить вовсе не будет.
  Да, сияюще радостное соприкосновение с возвышенным искусством и вправду облагораживает душу человека, делает ее весьма утонченнее и светлее.
  Однако порою оно безо всяких излишних церемоний уж и впрямь-таки загораживает собой все то бездонное царство социального зла... или вот предлагает сиюминутные революционные решения всех тех до чего долгими веками накапливавшихся социальных проблем.
  
  Понятное дело, что не само по себе искусство тут во всем этом действительно виновато, а куда вернее именно те, кто исповедуют мнимую самовозвышенность всех тех, кто к нему, как правило, лишь издали, зато сколь этак до чего немыслимо задушевно всею своей душой всецело-то добропорядочно разом причастны.
  Причем в явную опору данной столь неизбежно зыбкой позиции, собственно ведь и берется разве что то, что эти люди и впрямь уж более чем безупречно способны внимать ему всей их на самые седьмые небеса воспаренной, светлой и чистой душой.
  
  55
  Однако при этом им зачастую и близко нисколько никак не суждено же понять, что всякий тот высокий, вычурный слог произведения есть одна наука выставлять наружу красивое по форме, но вовсе не по всему его величественному и трепетно духовному содержанию.
  Внутреннее неизменно еще потребует всепоглощающего чувства сопричастности, а не одного лишь того блаженно благостного умиления внешней красивостью самых различных форм всевозможного человеческого творчества.
  А природа, она меж тем тоже прекрасно умеет творить, что отнюдь не причина для ее сколь безоглядного обожествления, как это некогда делали наши далекие предки.
  Причем природное творчество всегда имеет всецело свой нисколько не поверхностный, а прежде всего как раз-таки внутренний и элементарный смысл.
  Да и творению рук человеческих тоже уж, собственно, еще надлежит быть как раз-таки именно таковым, а иначе оно разве что лишь одна более чем бездонная пустопорожность в красивой и блестящей обертке и подобная проза неизбежно вредна всем своим псевдоподобием истинным реалиям всего того вовсе-то никак не книжного бытия.
  Подсахаренная кем-либо жизнь неизбежно делает реальность куда более соленой, чем она и без того всегда была несколько ранее.
  Жизненная правда слишком уж нестерпимо горька для ее доподлинно полноценного отображения?
  Да, это именно так!
  Однако - это одно лишь смелое отображение всей той как она есть беспробудно безыдейной действительности и поможет ее когда-либо вполне полноценно переменить к чьему-либо истинно же всецело еще наилучшему.
  Ну, а все то сладострастно чувственное и бездумное приукрашивание жизни сколь запросто еще лишь поболее весьма ведь немилосердно отягощает все те и без того вдоволь имеющиеся самые обыденные недостатки всей этой нашей современности, что кое-кому с самого рождения всецело уж бесконечно отчаянно явно опостылела.
  
  56
  Да только в том и есть самая принципиально наглядная нынешняя задача всего сегодняшнего поколения сделать бы именно то, дабы для наших праправнуков обычаи военного разрешения спорных вопросов между царствами и государствами более чем однозначно еще когда-нибудь сами собой превратились в нечто довольно схожее с папуасскими обычаями поедания своих лютых врагов.
  Причем для всего этого никакая бесподобно вычурная борьба добра со злом и близко совершенно же не подойдет.
  Поскольку для чего-либо подобного нужно было нечто вовсе исключительно иное, то, что и вправду обнажит всю человеческую натуру во всей ее крайне так неприкрытой (в пределах пристойности) более чем отвратительной неприглядности...
  И дело тут было как раз вот в том, что глянец восторженного героизма или пышной и пылкой чувственности, безусловно уж, затмевает собой весь мир страданий и страждущих, правда вот зато он столь безотчетно наделяет некоторых недальновидных стратегов безмерно могучим стимулом к неким столь искрометным и магическим переменам.
  Они явно начинают чувствовать себя волшебниками, которым и вправду еще окажется более чем предостаточно довольно-то громко и вполне отчетливо прочитать соответствующие заклинания, и все действительно нужное тут же сколь непременно сразу случится.
  
  57
  И все это нисколько не более чем самое что ни на есть искрометное производное тех исключительно нежных чаяний, что буквально всегда были неизменно настояны на том самом безмерно восторженном оптимизме и весьма слякотных благодушных ожиданиях куда более светлых дней некоей иной, нежели чем она была некогда ранее всей общественной жизни.
  Однако все это оказалось явно, пожалуй, что, несколько преждевременно, а также еще и донельзя аморфно и пафосно.
  Ну, а для действительно полноценного, как и безупречно достойного воплощения в жизнь всем этим общечеловеческим устремлениям должно было столь незыблемо как есть еще полностью оказаться основанными именно на той крайне уж незатейливой житейской правде.
  Ну, а добыть ее можно лишь из всякого сора и обывальщины, не брезгуя при этом абсолютно ничем, что и впрямь может кого-либо совсем еще ненароком сколь бестолково весьма запятнать и запачкать.
  А это, в свою очередь, исключительно непременно потребует самого непосредственного соприкосновения со всем тем нежеланным и до чего, безусловно, прискорбным, что разом еще поднимает в душе весь черный мрак сущего отвращения и горя.
  Однако, дабы на деле не мудрствуя лукаво вполне полноценно и безупречно осуществить все те столь насущные, да и существенные социальные перемены, более чем естественно, что должно было и нужно всему тому явно не заоблачно элитарному искусству столь яростно и бескомпромиссно прилюдно обнажать гниющие язвы всего своего довольно современного ему общества.
  
  58
  Ну, а всемилостивое и торжественно клятвенное начертание всевозможных и всяческих ласковых красивостей общественную жизнь совершенно так не украшает, а только лишь может сделать оно чью-либо душу несоизмеримо стыдливее, а также еще и донельзя приторно восторженной.
  И право же, слащавая патока душу на куски вовсе и близко нисколько не рвет, а скорее наоборот - она-то еще весьма во всем поспособствует столь всецело безгрешному читательскому самолюбованию.
  Внешнее удобство изящной формы и есть самое основное отличие литературы, созданной во имя максимального ублажения и несколько так вздорного затрагивания всяческих отвлеченно мечтательных струн в душе буквально уж всякого безнадежно праздного читателя.
  Именно в этом и есть суровая разница между настоящей, как правило 'кровоточащей' фантазией и всевозможными уловками, зачастую безбожно пытающимися ее хоть сколько-нибудь довольно-то наскоро заменить.
  
  59
  И вполне наглядно тогда происходит как раз-таки то, что вся радость от всего светлого в этой жизни и превращается в тот еще исключительно всецело универсальный подход сразу ко всей вселенной, которая весьма резко при этом во всем упрощается в свете самого непристойно же до чего немыслимо сладострастного к ней подхода.
  А на этой основе и вырабатывается понятие крайне во всем так бесслезной целесообразности, а оно, в свою очередь, и приводит к колоссальной жестокости, ранее никем еще вовсе и близко доселе не виданной.
  Причем буквально никого далее реалии хищного идеями века более и близко нисколько не ужасают.
  И это как раз-таки в свете их полнейшей, отныне во всем столь принципиально отчаянной, беспощадной обыденности.
  
  А произошли все эти подчас попросту стирающие в труху всякую совесть и мораль 'довольно-таки доблестные изменения' во всей общественной психологии именно из-за той бескрайней цивилизованной упрощенности всей ведь ныне современной темной и убогой урбанистической жизни.
  И во все это наше исключительно вроде бы многозначительно просвещенное, нежели чем некогда ранее, время культурный и респектабельный человек, безусловно, может, выйдя из концертного зала, сразу уж столь незамедлительно перейти к другим, куда более на этот раз самым прозаичным вещам.
  К примеру, к тому самому сколь невинно белозубо циничному и вполне праведно прагматичному осуществлению столь и впрямь давнишнего своего замысла по физическому устранению совсем не в меру зарвавшегося конкурента или мало ли чему еще, куда исключительно несоизмеримо более на деле безмерно же истинно худшему.
  В некоторых случаях отчаянно страшной борьбы за место под солнцем, явно имея дело с тем еще до чего нелицеприятно хватким конкурентом, нынешние финансовые акулы способны угробить массу народа, лишь бы урвать кусок пирога, что с виду им кажется более сладким, чем он у них и без того был некогда ранее.
  
  60
  Культура и искусство - людей ни в чем не изменяют, а разве что делают их разностороннее, умственно развивают, что в случае с самыми отъявленными негодяями однозначно еще лишь до чего безрадостно усугубит тот и без того явный ущерб, что они будут способны причинить всему тому до чего плотно окружающему их обществу.
  Вот он хороший пример того, как дикарь, став культурным, но оставшись при этом в душе вполне полноценным язычником, явно оказался благодаря всем тем вовсе-то наскоро им приобретенным знаниям, куда разве что большим зверем, нежели чем мог бы быть тот примитивный вандал, что был с нею пока нисколько и не знаком.
  Джек Лондон 'Морской Волк'
  '- У Спенсера?! - воскликнул я. - Неужели вы читали его?
  - Читал немного, - ответил он. - Я, кажется, неплохо разобрался в "Основных началах", но на "Основаниях биологии" мои паруса повисли, а на "Психологии" я и совсем попал в мертвый штиль. Сказать по правде, я не понял, куда он там гнет. Я приписал это своему скудоумию, но теперь знаю, что мне просто не хватало подготовки. У меня не было соответствующего фундамента. Только один Спенсер да я знаем, как я бился над этими книгами.
  Но из "Показателей этики" я кое-что извлек. Там то я и встретился с этим самым "альтруизмом" и теперь припоминаю, в каком смысле это было сказано.
  "Что мог извлечь этот человек из работ Спенсера?" - подумал я. Достаточно хорошо помня учение этого философа, я знал, что альтруизм лежит в основе его идеала человеческого поведения. Очевидно, Волк Ларсен брал из его учения то, что отвечало его собственным потребностям и желаниям, отбрасывая все, что казалось ему лишним.
  Что же еще вы там почерпнули? - спросил я.
  Он сдвинул брови, видимо, подбирая слова для выражения своих мыслей, остававшихся до сих пор не высказанными. Я чувствовал себя приподнято. Теперь я старался проникнуть в его душу, подобно тому, как он привык проникать в души других. Я исследовал девственную область. И странное - странное и пугающее - зрелище открывалось моему взору.
  - Коротко говоря, - начал он, - Спенсер рассуждает так: прежде всего человек должен заботиться о собственном благе. Поступать так - нравственно и хорошо. Затем, он должен действовать на благо своих детей. И, в-третьих, он должен заботиться о благе человечества.
  - Но наивысшим, самым разумным и правильным образом действий, - вставил я, - будет такой, когда человек заботится одновременно и о себе, и о своих детях, и обо всем человечестве.
  - Этого я не сказал бы, - отвечал он. - Не вижу в этом ни необходимости, ни здравого смысла. Я исключаю человечество и детей. Ради них я ничем не поступился бы. Это все слюнявые бредни - во всяком случае, для того, кто не верит в загробную жизнь, - и вы сами должны это понимать'.
  
  61
  А между тем эдакий человек, веря в Господа Бога, хоть чего-либо еще боялся, и впрямь ожидая некоей той вполне уж возможно им действительно заслуженной кары и если не на этом, ну так хотя бы на том всех нас (каждого в свое время) ожидающем свете.
  Однако, вконец разуверившись в существовании каких-либо высших сил, - то, что с ним без сомнения приключилось как раз-таки в свете грандиозных стараний агностической, новоявленной философской мысли...
  Ну, а кроме того он явно вобрал в себя всю ту великую веру в торжество царя природы над всеми прочими ее подданными, а потому, в конечном итоге и стали подобные ему 'сверхчеловеки' теми еще акулами, и вправду способными на время пожрать собой солнце.
  
  И ведь всему этому мы столь непременно обязаны именно тем довольно почтенным, пожалуй, же вовсе никак и близко ныне никак не в меру толстенным фолиантам по ядерной физике.
  Нашу жизнь современная нам наука может и впрямь еще столь делово и умело безнадежно слепо улучшить, что вот тогда совсем никто, кроме самых примитивных бактерий, далее существовать на этой планете попросту уж нисколько вовсе не сможет.
  Но это пока еще дело самого неопределенного будущего...
  Ну, а нынче буквально-то все в этом искусственно вознесенном над всею живой природой мире (от малого до великого) в той или иной степени более чем прямая заслуга необычайно различных и разнообразных книг.
  Они порою имеют на современного мыслящего человека именно то совершенно так вездесущее магическое влияние...
  И кое-кто их искренне и исключительно радостно со страстной любовью подкладывает в виде той самой весьма уж надежной подпорки под сколь вдумчивое умиротворение всем тем из года в год вполне доселе столь благополучно тянущимся житием-бытием.
  Но в целом, однако, вовсе не только книги всенепременно очерчивают собой весь светлый образ нашей сегодняшней духовной жизни.
  Ну, а то еще столь неизменное умение книг более чем глубокомысленно создавать чрезвычайно удобную среду обитания для всех тех, кто в целях личного своего уюта всецело с их помощью явно ведь отгородился от всего этого мира...
  А это, между тем, совсем не лучшая и праведная стезя для думы думающих и истинно остро чувствующих все несовершенство мира, несомненно, так истинно благородных людей.
  
  62
  А между тем все то до чего же немыслимо разнообразное искусство было создано как раз, дабы всячески услаждать наши возвышенные чувства, а тем, значит, во всем еще поспособствовать нашему всеобщему духовному развитию, как и всегдашнему и всевозможному творческому обогащению.
  И все это стало возможным лишь благодаря самому разноликому сочетанию сколь многогранных и безгранично прекрасных его видов не столь уж и редко, что вовсе никак не нуждающихся в переводе с языка на язык.
  Как, например, скульптура, архитектура, музыка, живопись, опера, балет, фигурное катание.
  Великий писатель Иван Ефремов в своем романе 'Час Быка' указывает на все многообразие мира фантазии, а не только ведь того, что подчас уводит человека в совершенно иной мир, буквально вырывая его из лап всяческой той еще заклятой личной повседневности.
  'На Земле очень любили скульптуры и всегда ставили их на открытых и уединенных местах.
  Там человек находил опору своей мечте еще в те времена, когда суета ненужных дел и теснота жизни мешали людям подниматься над повседневностью. Величайшее могущество фантазии!
  В голоде, холоде, терроре она создавала образы прекрасных людей, будь то скульптура, рисунки, книги, музыка, песни, вбирала в себя широту и грусть степи или моря.
  Все вместе они преодолевали инферно, строя первую ступень подъема.
  За ней последовала вторая ступень - совершенствование самого человека, и третья - преображение жизни общества. Так создались три первые великие ступени восхождения, и всем им основой послужила фантазия'.
  
  Однако фантазия авторов, излишне порою вовсе непримиримых со всей той бескрыло окружающей их серой обыденностью, иногда всенепременно заходит слишком-то всецело чересчур далеко.
  И сколь явно, они при этом исключительно безоглядно донельзя отдаляются от всего этого мира самых обиходных и крайне малоприметных вещей.
  Причем некоторые авторы, уж в особенности, рьяно преуспевают в этаком творческом созидании, а именно в том столь невообразимо сладостном сотворении изящно же сверкающего всеми цветами радуги глянца, коий они более чем бесподобно затем нахлобучивают на всю эту нашу весьма обыденно невзрачную и наискучнейшую жизнь.
  
  63
  А этим они разве что только засоряют милые, однако чересчур наивные души своих читателей и почитателей, безусловно, ведь принимающих все отображенное на бумаге за некую чистую монету.
  Да и попросту нисколько совсем не понимающих всего того, что ко всякой высокой духовности обязательно еще примешивается туповатая фальшь мелкой части души всех тех вовсе никак не безгрешных духовных гигантов...
  Тот же великий Виктор Гюго, чьими душистыми фразами автор этих строк, глубочайше искренне некогда упивался, будучи еще ребенком...
  Чего это именно он порою несет в своей наиболее наилучшей трилогии 'Отверженные'?
  'И напротив, донести на себя, спасти этого человека, ставшего жертвой роковой ошибки, вновь принять свое имя, выполнить свой долг и превратиться вновь в каторжника Жана Вальжана - вот это действительно значит завершить свое обновление и навсегда закрыть перед собой двери ада, из которого он вышел. Попав туда физически, он выйдет оттуда морально'.
  
  Сам Виктор Гюго ни голода, ни холода точно не знал, а потому и призывал он к той самой сладкоречиво хваткой морали и в точности таковым исключительно абстрактным принципам, делая при этом из живого человека безукоризненный чертеж праведности и вездесущей благостности.
  Ну, а это очень еще и вправду затем поспособствовало черно-белому восприятию жизни именно теми особо ревностными почитателями его сколь, безусловно, в самом истинно безграничном смысле грандиозного таланта.
  
  64
  А между тем надо бы столь безнадежно упрямо и вовсе совсем не беспочвенно прямо заметить, что коль скоро автору внемлют, словно гласу с небес, буквально ни в чем при этом его нисколько не критикуя, то тем безмерно вот обожествляется сам образ всей его творческой мысли.
  Раз уж он у нас действительно всецело непогрешим, а потому и не может он, в сущности, хоть сколько-то вообще где-либо ошибаться.
  Причем, ясное дело, что ничего хорошего никак нельзя будет еще затем ожидать от всех тех созданных его сознанием прямоугольных штампов широкого общественного поведения.
  
  Другие формы возвышенного искусства грешат им, куда только весьма значительно менее.
  Хотя, впрочем, и они тоже никак не свободны от некоторого отстранения от всех той невообразимо скверной, пасторальной обыденности, да и всех тех ее более чем суетливо въедливых черт.
  Но именно литература наиболее так во многом способствует вытеснению мира реальности целым сонмом сладких и очаровательных грез.
  Поскольку, кроме возвышенного парения над всем этим миром плоти и будничного серого существования, почти уж всегда неизменно верного, порою при чтении возникает еще и сумятица из-за неистово чувственного восприятия сердцем мыслей тех или иных творцов современности, как и классиков на данный момент уж весьма стародавних времен.
  
  65
  А между тем многие большие и великие писатели люди никак уж и близко совершенно неоднозначные и их творения подчас грешат половинчатой правдой, а потому их мнения и мысли не могут быть разом приняты на вооружение даже и безо всякого намека на какое-либо конкретное обдумывание их этической сути.
  То есть надо бы умело отделять главные полные света идеи и черные мысли, которые где-то бредут по закоулкам большого ума и души, то и дело более чем прозрачно и остро давая о себе в чем-либо знать.
  И это только если и вправду суметь углядеть весь спектр радуги внутри какой-либо книги, то ведь это как раз тогда и мир после всего прочитанного явно будет более-менее понятен и вовсе не столь однозначно действительно прост.
  Причем радостно наслаждаясь всеми теми возвышенными струнами высокой духовности всякому должно быть именно что безразлично, каковой это вообще была некогда личная жизнь, да и сами взгляды на нее тех до чего выдающихся гениев, коими, к примеру, были все те же Чайковский и Вагнер.
  Поскольку музыка, созданная их величавым воображением, даже если в ней и присутствуют некие слова, почти так всегда небесно чиста от всякого быта их, ясное дело, далеко не всегда праведной личной жизни.
  А между тем и все прочие корифеи высокого искусства, точно такие люди, как и мы все, а вовсе не греческие боги, совершенно же внезапно соизволившие снизойти в наш мир с некой белоснежной вершины Олимпа.
  Вполне возможно, что их гениальные произведения и впрямь проникают в нашу вселенную из некого иного бытия, откуда-то свыше, да только при этом они зачастую преломляются в душах людей, никак не вкушавших во всей полноте ото всех тех светлых радостей жизни.
  Поскольку милые для всех нас довольно мелкие события всеобщего бытия для гениев были разве что досадным отвлечением от всего того главного в их большом и подчас не столь и светлом существовании.
  Ведь для виртуозов творчества всякая серая обыденность сколь мало чего сама по себе действительно значила.
  Дух сотворения и впрямь искрящегося своим собственным светом всего того нового в искусстве был для них гораздо во всем несоизмеримо важнее.
  И при этом они гораздо резче воспринимали все то в той или иной степени вовсе никак неправое, что происходило у них на глазах или доходило до них в виде слухов и разного рода известий.
  И им до чего больно било по ушным перепонкам и резало глаза все то, что так или иначе происходило с другими людьми, а уж то, что происходило с ними, самими подчас вообще резало им сердце на мелкие куски.
  И да столь вот нередко истинные мастера великого таланта терпели всевозможные лишения и муки голода, а кроме того еще и зверское посрамление всего своего высокого творческого потенциала.
  Им всячески их же басовито бесноватые современники сколь вполне всерьез весьма основательно неизменно старались под самый корень подрезать их духовные крылья...
  
  66
  А между тем нравственные страдания душ великих духовных гигантов буквально ни в чем несоразмерны с мелкими обыденными переживаниями всех прочих, смертных, после которых ничего хорошего, кроме грехов и потомства, на этой земле ранее не оставалось, да и впредь нисколько никогда уж совсем не останется.
  Обыкновенные обыватели всего лишь потребители им никак не дано родить новое слово или создать из ничего красоту, а потому они всегда больше видели одну свою наполненную едой тарелку, а не лепнину на стенах домов, даже если они в них сами-то и жили.
  Ну а гении разных искусств всегда так, конечно, обитали в своем собственном мире, но действительность в него порою врывалась частым и неожиданным гостем, всегда принося с собой всяческие самые различные неприятности.
  Причем творческим людям свойственно принимать близко к сердцу не только свои личные беды, но и беды всех живущих с ними рядом людей, как и всего их общества в целом.
  И это, между тем, далеко не полный перечень всех их страданий...
  И их сколь обязательно сыщется кому вот еще (и, кстати, весьма с охотой) задеть, причем не иначе как, а до самой глубины их души и сердца!
  Ну, а кроме того их сколь частенько не понимают, а также и попросту не воспринимают всерьез.
  
  А иногда творцов великого искусства низменные людишки еще и откровенно поднимают практически на смех или зачастую, безо всякого спроса, или хоть сколько-нибудь разумного и вполне обдуманного их согласия, используют все их слабости в своих грязных политических играх!
  
  67
  Ведь это подчас уж как раз-таки из-за того всеобъемлюще жизненно необходимого творческим людям хмельного забытья им столь порою успешно внушают всяческие националистически-бредовые идеи, явно при этом ложащиеся на удобную 'давным-давно взрыхленную' почву.
  И это на самом-то деле всего лишь некоторая часть от тех чрезвычайно разветвленных путей зла, всячески опутывающего духовно развитые натуры, обладающие огромным и весьма полноценным даром довольно-таки существенного самовыражения.
  
  И вновь бы хотелось то сколь немаловажное разом еще разъяснить, а именно - что из всех тех имеющихся видов искусств как раз-таки художественная литература всецело предрасположена ко всяческим и всевозможным влияниям и течениям всей этой нашей нелегкой (а в особенности для ее вершителей) культурной жизни.
  Попросту некоторые вполне всерьез считают, что эта профессиональная культурно-просветительская область самым наипрочнейшим образом во всем столь неизменно увязана исключительно с одними высокими материями, а авторы живут себе, словно неземные существа в царстве неких великих муз, да только все это на самом деле вовсе нисколько совершенно не так.
  Вот чего пишет об этом Сомерсет Моэм в своей книге 'Подводя Итоги':
  'Мы огорчаемся, обнаружив, что великие люди были слабы и мелочны, нечестны или себялюбивы, развратны, тщеславны или невоздержаны; и многие считают непозволительным открывать публике глаза на недостатки ее кумиров. Я не вижу особой разницы между людьми. Все они - смесь из великого и мелкого, из добродетелей и пороков, из благородства и низости. У иных больше силы характера или больше возможностей, поэтому они могут дать больше воли тем или иным своим инстинктам, но потенциально все они одинаковы. Сам я не считаю себя ни лучше, ни хуже большинства людей, но я знаю, что, расскажи я обо всех поступках, какие совершил в жизни, и о всех мыслях, какие рождались у меня в мозгу, меня сочли бы чудовищем'.
  
  68
  А это и есть та самая наиболее доподлинная, ничем нисколько не приукрашенная правда!
  Ну, а все восторженные измышления о неких нимбах, окружающих головы великих, - это всего-то лишь видоизмененные идеалистические воззрения о неких святых мощах, которые между тем сами по себе без той идеи, что они всенепременно собой воплощают, разве что лишь чьи-либо старые кости и нисколько того уж совершенно не более.
  Однако если вполголоса заговорить не о материальных проявлениях духовности, а об ее наиболее доподлинной и наиглавнейшей сути, то ведь все те возвышенные духом люди зачастую и впрямь обладают чем-либо, до чего никак нельзя дотронуться руками, а одним лишь истинно чистым сердцем.
  
  Однако у простых людей зачастую принято касаться чужого величия не одними руками, но и ногами, поскольку именно этак оно и становится вполне однозначно, куда только ниже, а потому и дышать им от этого станет значительно легче, да и во всем затем гораздо вольготнее.
  А, впрочем, и без подобного рода проявлений всей той неистощимо дикой человеческой нетерпимости до чего многие достойные деятели искусства кровавые мозоли на пятках души себе натирают, а это им больно, как никому иному быть попросту и близко вовсе не может.
  Но вот опять речь тут, разумеется, может идти разве что о людях, не продавшихся власти и не ставших на низменный путь явного подслащивания жизни...
  
  69
  И это именно талантливым людям, неизменно тяжко за сколь многое из того, что для подавляющего большинства вообще попросту нисколько и не существует, в той самой извечно до чего неизменно обыденной реальности.
  Ведь нет уж как нет для более чем бесчисленного числа простых смертных всех этих крайне отягощающих им душу забот...
  Что до политиков, то они беспрестанно и бессовестно играют в интриги, в то время как простые обыватели весьма апатично тянут обыденную лямку ради своего собственного повседневного благополучия.
  
  Но тут, ясное дело, имеется в виду одно лишь абсолютное большинство, а вовсе не все люди, каковы они, собственно, вообще есть.
  Но даже и посреди тех, кто и вправду вполне всерьез интересуется общественной жизнью, абсолютное меньшинство по-настоящему 'харкают кровью' по поводу и вправду буквально-то всеобщего грядущего благоденствия.
  А вот у литературных гениев зачастую все - это было именно так - им душу неизменно терзало все то, что где-либо происходило в их-то стране, да и не только уж в ней.
  
  70
  А, впрочем, речь тут далее пойдет как раз о российских писателях, чей безграничный вклад в литературу стал истинным достоянием всего мыслящего человечества.
  Однако уж их роль в истории развития самосознания российской интеллигенции весьма и весьма трагична, и совершенно неоднозначна.
  Их слишком угнетала вся та повседневно их окружающая невзрачная действительность, а потому каждый из них именно так, по-своему, подчас ведь пытался столь яростно и благодушно растаскивать бревна того самого столь так стародавнего имперского острога.
  
  Им виделось во сне и наяву сколь явственное превращение старого быта в нечто новое и далее никак уж нисколько вовсе не праздное.
  Да только смотрели они на все их окружающее взглядом ироническим и порою сколь исключительно обезличенно циничным, а надо было им, куда поболее посочувствовать простому народу, а не всем призрачным идеалам, что были к нему и его извечному страданию столь умозрительно и глумливо довольно же наспех без году неделя нелепо притерты.
  Однако при этом никак нельзя забывать, что и они тоже, в сущности, плоть от плоти своего ревизионистского 19-го века, в котором буквально все сразу подпало под вполне устойчивое и безгранично многозначительное сомнение.
  
  71
  При этом надо бы сразу заметить, что все общеевропейские веяния в той еще прежней России попросту разом более чем баснословно утрировались, явно так во всем доходя до сущего же комизма.
  Однако сие вовсе не значит, что гении российской литературы (и, кстати, общемировые классики) нисколько не знали свой народ - знать-то они его действительно знали, да только все их знания носили исключительно подчас умозрительный характер.
  То есть, при всей четкости характеристик внешнего поведения внутренняя суть от них фактически начисто полностью ускользнула.
  Исключением тут может быть разве что один доктор Чехов, да еще отчасти и Достоевский, однако в его донельзя расхристанных описаниях русского общества неизменно присутствует слишком ведь безмерно глубокое самокапание.
  
  Причем у всех тех писателей 19-го столетия, пожалуй, была самая несомненная сила для того, чтобы хоть чего-либо со временем довольно же действенно еще переменить.
  Да вот, однако, могли они при этом весьма грубо и более чем незатейливо ошибаться, пребывать в сущем хаосе разнузданных чувств, всецело находиться во власти всесильных внутренних противоречий.
  Разве они, собственно, не те же самые люди со всеми своими неизменно присущими всякому обыденному человеку недостатками и достоинствами, а потому если все их усердие и не пропало даром, так тому рано еще хоть сколько-то искренне радоваться.
  
  Поскольку - это довольно большой, да и открытый вопрос: а принесет ли чего-либо подобное тому какую-либо действительно еще реальную пользу?
  Автор глубоко убежден, что прок он - естественно будет и, может быть, очень даже немалый, но и вреда от чьих-либо надуманных, праздных, как и бесцельно восторженных мыслей, в социальной сфере тоже со временем окажется более чем и впрямь совсем еще нисколько не в меру же предостаточно.
  Нет, конечно, те самые и близко не косноязычные в русском языке классики общемировой литературы (Чехов и Достоевский) столь вот многое дали всему этому миру поистине хорошего и вдумчиво положительного.
  
  72
  У потомственных дворян Толстого и Тургенева, в сущности, никогда не было ни малейших проблем с русским языком, да только не могли они на нем до самого конца выразить все многообразие своих чувств, как и раскрыть всю полноту своих мыслей, а уж, в особенности, в течение всего своего разнообразного творчества.
  'Отцы и дети' Тургенева, 'Анна Каренина' Льва Толстого - это явное просветление, посетившее души классиков, ну а в целом русский язык был для них все ж таки несколько чужеродным, а потому и был он в их речах не вполне достаточно эластичным.
  
  Поскольку они в сугубо семейном кругу по большей части говорили же по-французски и лишь иногда, между делом, по-русски.
  Но даже и такие писатели, как Достоевский и Чехов, хотя и являлись столь явно во всем полноценными носителями русского языка, однако вот сущая перенасыщенность европейской культурой создала в их умах весьма елейный и утонченный нигилизм, в дальнейшем сколь быстротечно пропитавший сознание их истинно многомиллионной читающей публики.
  Причем речь тут идет вовсе не о духовном восприятии всей окружающей их действительности, а прежде всего о том более чем простом логическом анализе, на основе которого, собственно, и зиждились все оргвыводы, сделанные ими по поводу увиденного ими наяву, а никак не в том самом несравненно распрекрасном и блаженном сне.
  
  73
  А кроме всего прочего, в том числе и болезни классиков русской литературы, а также и их весьма тяжкий жизненный опыт неизменно столь уж всерьез сказывались на всем-то и без того совсем не лучшем здоровье их долгими веками угнетенной нации.
  Например, тот же Чехов, лет 11 чрезвычайно намаявшись от донельзя некогда тяжкой хвори (туберкулеза), в том еще изначальном своем душевном смысле явно дал дуба как старый добрый Чехов, а стал он тогда Чеховым злым, желчным, буквально нисколько неуемным буревестником революции.
  Скучно ему жить на Руси тогда стало!
  Впереди брезжил самый неизбежный конец и вовсе не от дряхлой старости!
  
  И даже в его великом, никем и поныне не превзойденном по красоте рассказе 'Дама с собачкой' он также столь попустительски допустил самую откровенную социальную грязь, занозившую умы всего его поколения.
  А это и явилось тем без всякой меры отягощающим фактором для всего того в то время разве что лишь только последующего столетия, поскольку именно плоды его наследия Россия и пожинала в течение всех 74 лет.
  Чехов, 'Дама с собачкой':
  'А давеча вы были правы: осетрина-то с душком! Эти слова, такие обычные, почему-то вдруг возмутили Гурова, показались ему унизительными, нечистыми. Какие дикие нравы, какие лица! Что за бестолковые ночи, какие неинтересные, незаметные дни! Неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры все об одном. Ненужные дела и разговоры все об одном охватывают на свою долю лучшую часть времени, лучшие силы, и в конце концов остается какая-то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха, и уйти и бежать нельзя, точно сидишь в сумасшедшем доме или в арестантских ротах'!
  
  74
  Да и Федор Михайлович Достоевский тоже ведь жизнью совсем невеселою жил со всеми этими его эпилептическими припадками, никак уж не мог он разглядеть весь окружающий его мир в истинных и во всем до конца действительно разумных рамках.
  Вот как он живописующее описывает состояние человека после эпилептического припадка, которыми он и сам, между прочим, немало лет сколь тяжко страдал...
  Буквально почти все те долгие годы своего и без того весьма нелегкого творческого пути.
  Достоевский, 'Униженные и оскорбленные':
  'Очнувшись от припадка, она, вероятно, долго не могла прийти в себя. В это время действительность смешивается с бредом, и ей, верно, вообразилось что-нибудь ужасное...'.
  
  Не знаем мы да и никогда теперь вовсе того и не узнаем, чего это именно могло вообразиться бедной девушке (сроки сдачи романа автора во всем поджимали), но самому Достоевскому явно вообразились все верные принципы захвата и удержания российского общества в рамках чудовищной, доселе нигде и никогда еще невиданной диктатуры.
  
  75
  И именно этак оно затем на деле и вышло под властью оседлавших светлые мечты о буквально всеобщем же благе кровожадных вампиров.
  Они более всего жаждали пролития людской крови и ничегонеделания на самой вершине всей-то своей абсолютной безгрешности, а также до самой земли стелющегося всеобщего пред всех их ничтожеством преклонения за ту ими даже и в мечтах никак не дарованную...
  Зато уж сколь многословно и бессовестно наобещанную, беспредметно ласковую, грядущую отчаянно светлую жизнь.
  Вот он тому самый явный пример из его выпукло наглядных 'Бесов':
  'На первый план выступали Петр Степанович, тайное общество, организация, сеть. На вопрос: для чего было сделано столько убийств, скандалов и мерзостей? он с горячею торопливостью ответил, что "для систематического потрясения основ, для систематического разложения общества и всех начал; для того, чтобы всех обескуражить и изо всего сделать кашу, и расшатавшееся таким образом общество, болезненное и раскисшее, циническое и неверующее, но с бесконечною жаждой какой-нибудь руководящей мысли и самосохранения - вдруг взять в свои руки, подняв знамя бунта и опираясь на целую сеть пятерок, тем временем действовавших, вербовавших и изыскивавших практически все приемы и все слабые места, за которые можно ухватиться'.
  
  76
  Один, как и понятно, он в поле не воин, да только кто это вообще сказал, что Достоевский был тогда в поле один?
  Несколько позднее его другой классик Антон Палыч Чехов, медленно отхаркивая свои легкие, утратил всякую веру в Господа Бога и принялся до чего разнузданно и бессмысленно разглагольствовать о некоем всеобщем полезном труде, что всех уж нас непременно вскоре выведет на тот самый единственно верный и, безусловно, правильный путь.
  Ясное дело, что ему, до тех дней вполне здоровому человеку, вдруг более чем однозначно понадобилась весьма вот существенная помощь со стороны окружающих его людей, а он это со всей очевидностью сразу ведь до чего и впрямь-таки невзлюбил.
  Однако причем это тут все население его страны, а тем паче еще и все прогрессивное человечество эдак уж явно тоже в придачу?
  Его мозг, отравленный расхолаживающим действием туберкулеза, безусловно, продолжил все же творить.
  Однако то более чем оказалось вовсе не тем, чем были те неизменно проникнутые светом, теплом и иронией произведения, которые его великий ум создавал когда-либо прежде.
  Нет, теперь это было нечто, хотя и тоже несколько незаурядное, но изрядно при этом заунывное, и пусть те поздние произведения Чехова по-прежнему были наделены искрой гениальности, но были они таковы, в том числе и по своему непомерно и безмерно расхолаживающему действию.
  Психика читателей подвергалась массированной атаке совершенно отчаянным чеховским нигилизмом.
  
  77
  Чехов, и всеми своими пьесами всецело создал весьма действенное психологическое давление на безнадежно хрупкую, да еще и неизбежно ранимую и очень-то легко подающуюся всяческому стороннему влиянию душу русского человека.
  Вот он до чего явный пример его поздних просоциалистических воззрений.
  Чехов, 'Три сестры':
  'Милый Иван Романыч, я знаю все. Человек должен трудиться, работать в поте лица, кто бы он ни был, и в этом одном заключается смысл и цель его жизни, его счастье, его восторги. Как хорошо быть рабочим, который встает чуть свет и бьет на улице камни, или пастухом, или учителем, который учит детей, или машинистом на железной дороге... Боже мой, не то что человеком, лучше быть волом, лучше быть простою лошадью, только бы работать, чем молодой женщиной, которая встает в двенадцать часов дня, потом пьет в постели кофе, потом два часа одевается... о, как это ужасно! В жаркую погоду так иногда хочется пить, как мне захотелось работать'.
  
  Вроде бы все здесь фактически, несомненно, полностью верно.
  Да, может, оно и было бы именно так, если бы, конечно, не все то, затем сколь неприглядно последовавшее.
  'Тоска по труду, о боже мой, как она мне понятна! Я не работал ни разу в жизни. Родился я в Петербурге, холодном и праздном, в семье, которая никогда не знала труда и никаких забот. Помню, когда я приезжал домой из корпуса, то лакей стаскивал с меня сапоги, я капризничал в это время, а моя мать смотрела на меня с благоговением и удивлялась, когда другие на меня смотрели иначе. Меня оберегали от труда. Только едва ли удалось оберечь, едва ли!
  Пришло время, надвигается на всех нас громада, готовится здоровая, сильная буря, которая идет, уже близка и скоро сдует с нашего общества лень, равнодушие, предубеждение к труду, гнилую скуку. Я буду работать, а через какие-нибудь 25-30 лет работать будет уже каждый человек. Каждый!'
  
  78
  Вот чего всем нам разом дала Советская власть, так, то был самый же необъятный объем работы, причем столько работы, что и десяти волам было бы никак еще не осилить, не то, что какому-либо одному отдельно взятому человеку.
  К наилучшему примеру, добыча золота в условиях вечной мерзлоты!
  Ведь вполне возможно было поднять вверх целый пласт веками промерзшей земли всего-то лишь несколькими килограммами в правильных местах установленного динамита.
  Так нет же, вместо этого - пара тысяч политических заключенных по 16 часов в день целый месяц надрывались над тем, что столь же успешно могли бы за 8 недолгих дней довольно неспешно осилить пятеро сильных и сытых рабочих во главе с одним грамотным инженером.
  Причем среди этих 'политических' явно еще хватало, в том числе и таких, что могли максимально облегчить и обезопасить физический труд.
  Да только их светлые головы в черных мыслях большевиков ни в какой существенный расчет отныне и аксиомно уже не брались.
  
  79
  Нам показали в 'Списке Шиндлера', как нацист убивает еврейку-инженера...
  Да вот уж еще в чем вопрос, когда - это нам покажут, как сытый, упивающейся всем своим полновластием большевик насилует русскую балерину или убивает инженера, который попытался с ним умничать, городя чего не попадя о вполне возможном обвале в шахте?
  Он ведь на все эти со всей той до чего только крайне безнадежной тоской в голосе кем-либо вкрадчиво и настойчиво именно так через силу произносимые... впрямь-то молящие о понимании слова...
  ...до чего еще запросто мог отреагировать примерно следующим образом:
  - 'Люди, говоришь, погибнут, так оно будет разве что лишь только значительно лучше.
  На несколько врагов народа меньше разом станет, а ты подлая каркающая тварь, прямо сейчас, не сходя с этого места, и сдохнешь'.
  
  А все потому, что всей своей мелкой душонкой был он враг всему разумному и был он, кстати, на свою службу призван как раз вот ради того, дабы его полностью же чисто инстинктивно подавлять, и это отчасти именно благодаря пьесам Чехова и обрела полную силу данная тараканья рать.
  А если кто в конечном итоге и стал ломовой лошадью, так это простой работящий человек, а лентяи вовсе не перевелись, их даже весьма значительно больше в то уж время, собственно, стало!
  
  80
  Конечно, все тут дело было не в одних лишь пьесах гениального Чехова, вполне ведь в те времена хватало и совершенно иных, никак не менее первостепенных и наиважнейших факторов, неистово формирующих все те новые радикально либеральные реалии.
  Может, и впрямь творчества титанов российской литературы было бы еще никак не достаточно, чтобы до чего запросто можно было обрушить лавину интернациональной дикости на головы всей той власть сколь уж до чего бесталанно и безответственно предержащей когорты?
  Однако до чего непреложной истиной так и останется, собственно, то, что все те три классика общемировой литературы еще безо всякого в том сомнения более чем возможно смогли помешать появиться на свет Божий другим, не менее чем они (а может, и поболее), великим классикам только лишь некогда грядущего и последующего века.
  
  81
  Однако люди (чьи имена по большей части остались попросту неизвестными) были начисто стерты с лица земли большевиками, то есть как раз тем бравым племенем пламенных демагогов, коему, вполне может статься, без Достоевского, Чехова и Льва Толстого, да и незабвенного Горького власть в руки так бы никак и не далась.
  Именно эти люди и опоили свой народ опиумом неописуемой лютости, а потому он и загорелся неустрашимым энтузиазмом по достижению абсолютно так нисколько несбыточных мечтаний, которые были вовсе и близко совершенно неосуществимы без коренной перемены буквально всех психологических установок движущих мысли и чувства среднего обывателя.
  Причем успешно осуществить нечто подобное если вообще и было действительно возможно, то только лишь в течение довольно-то долгой смены многочисленных поколений, да и еще действуя при этом весьма последовательно и поэтапно, а не все до кучи собрав и воплотив более чем незамедлительно сразу...
  Ну, а коль скоро все и вся кое-кому явно понадобилось делать именно более чем аврально и незамедлительно, то тут как оно и понятно без самой отъявленной патоки лжи и кровавых интриг было нисколько никак не обойтись.
  И кое-кто, безусловно, уж, теоретически верно выверил все те вполне наглядные постулаты грядущей несветлой жизни со всей той восторженной лаской обнимаемых партией масс.
  
  82
  Причем надо бы напрямик исключительно строго заметить, что эдаким учителем мерзких политических смутьянов можно уж стать, в том числе и во всем яростно противопоставляя им все свои жизненные принципы и приоритеты, как, кстати, и громогласно предупреждая общество обо всей той лишь грядущей весьма и впрямь серьезной их потенциальной опасности.
  Вот чего по этому поводу пишет историк Радзинский в своей книге 'Господи... спаси и усмири Россию. Николай II: жизнь и смерть'.
  Из письма Л. Шмидт (Владивосток):
  'В журнале "30 дней" (? 1, 1934 год) Бонч-Бруевич вспоминает слова молодого Ленина, который восторгался удачным ответом революционера Нечаева - главного героя "Бесов" Достоевского...
  На вопрос: "Кого надо уничтожить из царствующего дома?" - Нечаев дал точный ответ: "Всю Большую Ектению" (молитва за царствующий дом - с перечислением всех его членов. - Авт.).
  "Да, весь дом Романовых, ведь это же просто до гениальности!" - восторгался Нечаевым Ленин.
  "Титан революции", "один из пламенных революционеров" - называл его Ильич'.
  
  83
  И как оно было уж всерьез сказано выше, весьма так затруднительно переоценить выведенную Достоевским формулу грядущего правления российским государством он столь во многом предвосхитил - все то, к чему вполне надобно будет еще затем стремиться всем тем разве что некогда и впрямь же последующим, грядущим его поработителям.
  Конечно, скорее всего, он только-то и всего, что попросту захотел загодя предупредить общество о той самой издали на него надвигающейся грозной опасности, однако сам он при этом был всецело как есть одержим бесом, несомненно, до чего отчетливо диктовавшим ему именно свои правила написания романа о бесах.
  
  У всех тех, кто скликает людей, грозя им грядущим концом, есть полномочия как от Бога, да так и от Сатаны.
  Да и его собственная личность тоже вполне естественно накладывает более чем неизгладимый след на все те изрекаемые пророком пророчества о весьма скорой и неминуемой грядущей погибели.
  Достоевский беспрестанно играл в войну с тенями, и в этой игре он неизбежно все время менялся ролями: то он был Фаустом, то Мефистофелем.
  Ну, а пророком от добра и света он наверное мог бы стать, да только нисколько он того явно не захотел, еще в молодости увлекшись всяческими идеалистическими воззрениями.
  Причем - это как раз из-за них люди некогда с позором были изгнаны из рая за, так сказать, вовсе несанкционированное Господом Богом 'мичуринство' в весьма вот донельзя, исключительно ответственных вопросах добра и зла.
  И так уж оно, по меньшей мере, по нашим (автора) о том более чем укоренившимся представлениям.
  
  84
  Достоевский безудержно и безрассудно рвался в бой с нечистой силой, яростно при этом провозглашая как раз ее лозунги, да еще и полуосмысленно размахивая как раз-таки ее аляповатыми стягами, блаженно пребывая в мире сладких дрем и надежд.
  И до чего яростно он пытался именно ее, и ниспровергнуть обратно в ад, из которого она сколь неожиданно соизволила же изойти.
  Эдвард Радзинский в своей книге 'Александр II - Жизнь, любовь, смерть' пишет нечто довольно так сходное с собственными мыслями автора на данный счет:
  'И потому Достоевский взял эпиграфом к роману евангельскую притчу о бесах, по велению Иисуса покинувших человека и вселившихся в свиней.
  И Достоевский пишет в письме к поэту Майкову, бесы вышли из русского человека и вошли в стадо свиней, то есть в Нечаевых Серно-Соловьевичей и прочее, те потонули или потонут, наверное, а исцелившийся человек, из которого вышли бесы, сидит у ног Иисуса, так и должно было быть, но так не будет. Ошибся великий пророк. В дальнейшем все случится с точностью до наоборот, как он предсказал в романе, но не в эпиграфе.
  Вся будущая история будущего революционного движения будет прорастать Нечаевщиной, ибо Нечаев оставил главное наследство.
  И вскоре нечаевщина начнет завоевывать русскую молодежь. Пройдет всего несколько лет, и негодовавшие читатели бесов увидят воочию русский террор, рожденный чистейшим сердцем. Бесу Нечаеву будет принадлежать грядущий двадцатый век в России, и победа большевизма станет его победой. В большевистской России люди с ужасом будут читать "Бесов", и монолог Петра Верховенского, то бишь Нечаева, об обществе, которое он создаст после революции.
  "Каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносить... Все рабы и в рабстве равны... первым делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высокий уровень науки, талантов доступен только высшим способностям, не надо высших способностей... Высшие способности всегда захватывали власть и были деспотами... их изгоняют или казнят. Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями...'
  
  И призыв главного теоретика большевиков Бухарина об организованном понижении культуры... и высылка знаменитых философов... и равенство в рабстве... и всеобщие доносы... все случилось. Большевики усердно претворяли в жизнь роман Достоевского. И в советской России в 1920-х годах родится анекдот. Большевики поставили памятник Достоевскому, и на пьедестале кто-то написал "Федору Достоевскому от благодарных бесов"'.
  
  85
  А уж буквально всему, между прочим, вполне еще можно сыскать весьма явственные истоки в этом-то на веки вечные бессмертном романе: вот он тому лишь один до чего безыскусно яркий пример.
  Достоевский 'Бесы'.
  '- Я говорил шепотом и в углу, ему на ухо, как могли вы узнать? - сообразил вдруг Толкаченко. - Я там сидел под столом. Не беспокойтесь, господа, я все ваши шаги знаю.
  Вы ехидно улыбаетесь, господин Липутин? А я знаю, например, что вы четвертого дня исщипали вашу супругу, в полночь, в вашей спальне, ложась спать. Липутин разинул рот и побледнел. (Потом стало известно, что он о подвиге Липутина узнал от Агафьи, Липутинской служанки, которой с самого начала платил деньги за шпионство, о чем только после разъяснилось)'.
  
  Чего-то автору все - это очень уж (своими методами) весьма ведь явно напоминает, ах да - всезнающие око, ухо, да и собачий нюх всесильного КГБ.
  Тоже, небось, большевики у гениального писателя о великом негласном надзоре как есть (до того, как его создать) все это еще именно загодя вычитали?!
  Да и с чего бы это коммунистам было не оказаться чрезвычайно во всем благодарными легендарно великому Федору Достоевскому, когда он столь доходчиво и вполне внятно конкретизировал и, кстати, самым тщательнейшим образом обосновал все те крайне же необходимые им последующие тезисы их более чем впоследствии небезуспешного политического правления?
  
  86
  Им всего-то, что тогда оставалось, так это разве что отбросить все абсурдное и нежизнеспособное, и вот оно, значит, само уже полностью выложено, словно на блюдечке!
  А впрочем, кто-нибудь еще обязательно выскажется в том самом смысле, что все это и впрямь могло быть совершенно иначе.
  Попросту сами обстоятельства именно этаким образом более чем неудачно поистине столь нелепо сложились, ну а приобрело бы тогдашнее развитие событий несколько иной, куда более позитивный характер, и все, конечно, пошло бы совсем как по маслу...
  Однако тот еще безо всякой тени сомнения гениальный стратег Наполеон привел в своих мемуарах сколь весьма примечательную восточную поговорку.
  'Как и положено во времена великих событий, сильного зарежут, слабого удавят, а ничтожество сделают своим предводителем", - эту пословицу я услышал в Египте'.
  
  А как оно вообще могло быть тогда иначе?
  Ведь весь этот мир повсюду руководим одними лишь бесами титанических, хищнических амбиций, ну а для всех тех хоть чего-либо на деле стоящих вполне естественных логических построений уж места при этом нисколько попросту и не остается.
  А потому, как тут ни трудись, до чего пространно указывая перстом в светлое будущее, а все равно его там и близко вовсе-то нет.
  Раз вот добраться до него будет возможно одни лишь тем медленным и крайне осторожным шагом, неизменно смотря, куда ступаешь ногами, а, не толкаясь и теснясь отчаянно несясь туда сразу именно всей серой толпой.
  А толпа та шальными эмоциями была раскалена впрямь до безумия.
  И это никак не могло бы произойти только лишь совсем невзначай само по себе.
  
  87
  А между тем как раз к этому и толкает людей сладкоречивая литературная братия, зачастую вся сплошь состоящая из всяческого безродного рода бородатых мыслителей.
  Ну, а еще и всех тех крайне безответственных благожелателей всего рода людского, сколь беспардонно вальяжно вещающих о великом рае изумительно сказочных грядущих благ.
  То есть, как раз-таки, собственно, именно тех, что вскоре уж еще обязательно станут всецело ведь общедоступны после совершенно неизбежного свержения столь ненавистной всему тому простому народу тирании.
  Но те самые обыватели вообще и не думают, о строе, при котором они живут и хлеб жуют, пока он у них вообще еще есть.
  Правда их можно и подхлестнуть к подобного рода мыслям при помощи всяческих воззваний и произведений искусства.
  Причем любое высокохудожественное и массово доступное описание, каких-либо событий неизменно придает сил фактически всякому общественному процессу и абсолютно не важно, полезному или же вредному.
  Однако именно то, что столь и впрямь сосредоточено, ведет к подлинной деградации всех общечеловеческих ценностей, неизменно, куда только получше усваивается всем тем человеческим обществом, нежели чем какие бы то ни было извилисто заумные нотации о чем-либо действительно всеблагом и прекрасном.
  
  Эдакие смелые ожидания того-то самого, разве что еще лишь некоего грядущего лучшего бытия зачастую остаются абсолютно неудобоваримыми для отнюдь никак не всеядных масс простого народа.
  Ну, а потому и окажутся они во всем истинно бесполезны в смысле всего того более чем действенного и духовного усовершенствования всего того, как он вообще собственно есть, общественного организма.
  
  88
  Зато уж от всего того, что ему крайне нелицеприятно, человек, явно так чересчур пресыщенный культурой, благодаря все той же литературе, как и вполне наглядно создаваемых ею образов, буквально сразу открещивается, причем с самой превеликой щенячьей радостью.
  И взялось все это совсем не из воздуха, а появилось оно на свет Божий с тем-то самым необъятно благостным дуновением чересчур вот излишне порою слащавой, а также еще и слишком наставительно благожелательной литературы.
  Скажем так, Лев Толстой вместо того, чтобы боготворить армию как единственно верный оплот державности своей страны, во многих мыслях своих до чего и впрямь безнадежно оптимистически попытался переиначить все существующее мироздание именно эдаким образом, дабы всенепременно воссияла звезда всеобщего счастья и ласковой любви ко всякому ближнему своему.
  Он это, конечно, делал далеко не везде, но даже и там, где он этого совсем так не делал, в его душевном настрое буквально всегда присутствовали элементы, разоружающие добро и делающие совершенно, по сути, неизбежное зло крайне ведь непримиримо противным всякому внимающему его великому творчеству светлому уму.
  
  89
  Лев Николаевич Толстой подчас до чего безапелляционно и беззастенчиво дискредитировал армию, а от этого добра нисколько не жди, и уж, ясное дело, вышло из всего того одно лишь великое (всеми планами своими) демоническое зло.
  Вот он самый конкретный пример его мышления, вовсе-то никак не наспех вырванный со всем тем еще солдатским мясом из его 'Севастопольских рассказов':
  'Лица и звук голосов их имели серьезное, почти печальное выражение, как будто потери вчерашнего дня сильно трогали и огорчали каждого, но, сказать по правде, так как никто из них не потерял очень близкого человека (да и бывают ли в военном быту очень близкие люди?), это выражение печали было выражение официальное, которое они только считали обязанностью выказывать. Напротив, Калугин и полковник были бы готовы каждый день видеть такое дело, с тем, чтобы только каждый раз получать золотую саблю и генерал-майора, несмотря на то, что они были прекрасные люди. Я люблю, когда называют извергом какого-нибудь завоевателя, для своего честолюбия губящего миллионы. Да спросите по совести прапорщика Петрушова и подпоручика Антонова и т. д., всякий из них маленький Наполеон, маленький изверг и сейчас готов затеять сражение, убить человек сотню для того только, чтоб получить лишнюю звездочку или треть жалованья'.
  
  А между тем для своего собственного времени все это было, конечно же, пусть и правда, но, правда, дьявольски однобокая.
  Однако вот какие могут быть в том сомнения, что именно благодаря стараниям Льва Толстого и вышли в главные чины армии все те грязные и грозные по телефону сквалыги, кто попросту, наверное, и не могли о своей военной карьере подумать хоть сколько-то, значит, иначе.
  Раз уж были они изнутри этак попросту сотканы, то есть из одних лишь более чем безжалостно и осатанело скотских амбиций.
  
  90
  Василий Гроссман в своей книге 'Жизнь и судьба' весьма изрядно проехался 'гусеницами танка' по всяческим тем еще любителям более чем внезапных и незамедлительных беспомощно воинственных контрнаступлений...
  И откуда им вообще было, собственно, взяться?
  Яснее ясного, что, сколь бесшабашно и неистово нагромождая фантомы всяческих, и впрямь как есть наяву привидевшихся Льву Толстому принципов зла, он затем и воплотил всю его довольно выпуклую и наглядную суть во все те промозгло серые будни самой что ни на есть реальной грядущей сталинской действительности.
  
  Но, конечно, из тихих и пасторальных времен 19-го века будущую вакханалию лютых страстей было никак еще нисколько совсем и не увидать.
  И почему бы это не быть всем тем столь безмерно радостным переменам к чему-либо сразу уж необычайно ведь действительно лучшему?
  Да только во имя чьей-либо значительно лучшей доли надо ли было с этаким беспримерным усердием воинственно разрушать чего-либо вполне устоявшееся веками, беспрестанно расшатывая все его доселе могучие основы?
  Поскольку этим еще сколь ведь значительно поболее донельзя усугубишь всю существующую на наш сегодняшний день и без того вовсе-то не слишком благополучную ситуацию, всегдашне столь неизменно имеющуюся во всем том обществе в целом.
  
  91
  Однако Лев Толстой, да и все ему подобные попросту, наверное, сидели пред старым 'раскидистым пнем всей той вконец им приевшейся старой жизни' и лишь о том они до чего и впрямь яростно 'искрили мыслью', как бы это им его взять, да к чертовой матери наскоро выкорчевать.
  
  Да только коли чего, они и в мыслях своих никак уж так и близко не допускали, так это именно то, что им по силам разве что вот на самом еще корню загубить одну ту свежую поросль, ну а пень им нисколько совсем не по зубам.
  Чтобы его выкорчевать на самом деле, а не на словах, надобно было сходу разом уничтожить все существующее человечество, ну а затем более чем незамедлительно воссоздать его в некоем новом, куда более светлом и весьма просвещенном облике.
  И кто-то именно это тогда и задумал, однако никак не иначе, а совершенно во всем он тогда просчитался.
  Раз действительно осуществить сие 'великое дело' смогут одни лишь те, кто до чего немыслимо весело повернут оглобли к тому вовсе и поныне до конца не изжитому старому, да и безмерно примитивному житью-бытию.
  
  92
  И главное, все эти беглые поиски чего-либо нового и ненаглядно светлого в их уж устах не более чем одна лишь труха из гнилой колоды дремотного духа чрезмерно мечтательно мстительной демагогии...
  Она сеет бездушную ненависть, проливая народную кровь во имя неких величественных абстрактно скороспелых идеалов.
  Причем подобный ее и впрямь донельзя бесславный подход сам собою более чем верно ознаменует исключительно полный, да и до чего немыслимо безжалостно крутой поворот куда-либо очень даже далеко в сторону от всех тех действительно конкретных живых людей.
  И все те бесплотные идеалы, ранее бывшие только-то в сколь подобострастно ласковом словесном употреблении, ныне так более чем действенно послужат, тем самым отчаянно блеклым прикрытием всей той воинственно промозгло серой действительности.
  Ну, а затем вкрадчиво и незаметно все эти светлые мечты о самом ближайшем грядущем сколь незамедлительно еще переродятся в самые темные свойства давно уж всем человечеством вовсе не всласть истинно некогда бесславно так пережитого.
  Ну а нынче теперь вполне полноправно возобновленного и более чем отныне 'бесподобно идейного жития-бытия'.
  А вот и те самые несколько строчек, что были вымараны цензурой из произведения донского атамана, причем как раз из-за явного их столь нестерпимо болезненного сурового неудобства.
  И это в них, кстати, между тем, как раз и имеется то самое наглядное всему тому более чем безрадостное доказательство.
  Только в аудиокнигу их нисколько не 'постеснялись' как-то ведь ненароком все-таки втиснуть.
  Вот она в конце цитаты.
  Генерал Краснов, 'На внутреннем фронте'
  '- Вы - генерал Краснов? - обратился штатский ко мне.
  - Да, я генерал Краснов, - отвечал я, продолжая лежать. - А вам что от меня нужно?
  - Господин комиссар просит вас немедленно прибыть к нему для допроса, - отвечал он.
  - Странный способ приглашать для допроса генералов вваливаясь к ним с вооруженной командой и наводя панику на несчастных хозяев, - сказал я.
  - ТАК ДЕЛАЛИ ПРИ ЦАРСКОМ РЕЖИМЕ, - ВЫЗЫВАЮЩЕ ОТВЕТИЛ МНЕ - МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК.
  - ВЕРОЯТНО ВЫ ДЛЯ ТОГО И СВЕРГАЛИ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, ЧТОБЫ ПОВТОРЯТЬ ВСЕ ТЕМНЫЕ СТОРОНЫ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ, - СКАЗАЛ Я'.
  (Выделено мной для сущей наглядности - Авт.)
  
  93
  Но то еще сколь уж мягко будет, собственно, сказано: на деле революция была призвана повторить все то самое темное, что некогда существовало в какую-либо прежнюю цивилизованную эпоху.
  Однако при этом все пожелания вполне так, естественно, были самыми наиблагими.
  Да только их действительное насущное осуществление на практике должно было пойти мирным, а никак этак вовсе не воинственно мятежным путем.
  Интеллигенция, несомненно, могла бы подать народу наиболее гуманный и самый наиблагой пример, а именно уж совсем вот нисколько так не обезличенно восторженного отношения к самой что ни на есть обыденной житейской правде.
  Причем все те сколь обиходные постулаты как раз-таки подобного медленного, взвешенного и постепенного изменения всех тех извечно как есть ведь приземленных реалий начала прошлого века и должны были, в конце концов, оказаться столь благоразумно усвоены всем тем донельзя простым народом.
  И уж впитываться им должно было вовсе не напрямую через чтение книг, как есть обнажающих всю суровую правду, а, пожалуй, что неким косвенным путем тех-то самых, пусть и случайных взаимоотношений с самой как она есть читающей публикой.
  
  94
  И все же самая главная и наиболее глубокая рытвина на челе нынешней цивилизации это ведь сущая благостность и величавость новоявленного социального зла, что столь нередко довольно легко захватывает в плен умы, решительно и навсегда отвернувшиеся от всякой вообще веры в Создателя всего сущего.
  
  Вполне возможно, что когда-нибудь атеизм и впрямь примет все свои более чем законченные научные формы и все мы, истово верящие в Бога, попросту совершенно неправы.
  Однако в конце 19-го - начале 20-го века, осатанело сбросив с себя цепи всей уж безвременно им опостылевшей веры, молодые люди более чем безнадежно и слепо уверовали, что именно этак-то вскоре они ведь без тени сомнения действительно смогут разом и в одночасье полностью переменить весь этот крайне неказисто их окружающий мир.
  Им вот и впрямь само собою в приторно сладких снах до чего неуклюже привиделось, что буквально все в нем устроено крайне небрежно, шатко и валко.
  Ну, а они в единый миг его перекроят, по всему своему собственному на то разумению, сделав его не только лучше, но и куда и вправду действительно разумнее.
  
  95
  Да и Федора Достоевского, тоже уж, между тем, неизменно кидало из стороны в сторону в течение всей его немыслимо вполне достоверно чудовищно нелегкой его жизни.
  Ну, а весьма резкие переходы от одного к другому, безусловно, подразумевают внутреннюю аморфность и лютый фанатизм.
  В принципе то была проблема всех русских писателей 19-го столетия, а не одного разве что Достоевского, но в нем-то этот жуткий маятник качался с самой максимальной амплитудой.
  
  Разумеется, что тут явно сказались все тяготы его довольно-таки нелегкого существования, связанные не только с тюрьмой, но еще и с вполне однозначным же столь патологическим пристрастием великого писателя к рулетке.
  Все творчество Достоевского было сплошь проникнуто тьмою душевных мытарств, а потому и нисколько оно не являлось самого наилучшего рода микстурой для и без того безмерно отравленного всевозможными противоречиями дореволюционного общества.
  И это притом, что пока оно еще никак вовсе не было столь изуверски измучено весьма ведь осатанело мелкотравчатым большевизмом.
  Нет, конечно, все намерения Достоевского неизменно были безмерно чисты и прекрасны, но не только они одни, в своем конечном итоге, полностью вот более чем многозначительно определяют судьбу каких-либо больших и светлых свершений.
  Причем то, что и вправду сможет некогда еще нам дать несколько иную более сносную жизнь, так это один лишь тот вполне вовремя более чем уместно на деле проявленный здравый житейский рассудок.
  А его всегдашне и не хватает в те самые бурные времена самого уж столь безотлагательного осуществления всех тех бесшабашно безответственных планов, по истово беспутному усовершенствованию всех как они только есть принципов широкой общественной жизни.
  Причем все, они были, безусловно, основаны на суровых абстракциях, столь немыслимо бестолково затерянных в грезах целого мира философских благих измышлений.
  Да еще и таковых, что совсем не имели при этом даже и самой малейшей связи со всем подлунным миром нашей-то весьма обыденно беспристрастной и крайне ведь подчас взыскательной к фактам действительности.
  Попросту никому и никак, сколь безжалостно оседлав политически подкованных граждан, было бы не достигнуть всего того заоблачно иного бытия, а в особенности если все в нем и вправду должно было быть, безусловно, во всем разительно уж отлично от всего этого нашего столь этак раз и навсегда обыденного, скотского существования.
  
  96
  Вот точно так же оно вышло и с тем нисколько не безызвестным фильмом 'Семнадцать мгновений весны'.
  Фильм этот явно был создан, дабы безмерно прославить советскую разведку военной поры, да только все уж как есть вышло тогда столь печально с точностью до наоборот!
  Автор в том, безусловно убежден, что без этой до чего уж безотрадно серо-коричневой многосерийной эпопеи неонацистские организации сегодняшней России недосчитались бы в своих рядах более трети своих теперешних ревностных членов.
  
  Никто это тут нисколько не собирается для одного лишь виду беззастенчиво сравнивать творчество великого Достоевского с какой-то весьма банальной, а местами и попросту глупой советской лентой!
  Правда, речь тут может идти разве что о том выдержанном в самом ведь верном духе сценарии, а вовсе не об игре действительно хороших актеров.
  Однако сами по себе столь этак до чего безотрадные последствия - они довольно во многом удивительно схожи!
  Хотели одного добра, а вышло, собственно говоря, самое дикое зло, причем именно в том более чем всеобъемлющем великом смысле.
  Вот как то подчас право само собою столь бесцельно и совершенно невольно выходит, когда на благодатную почву наивности сеются семена исключительно чуждого, как и более чем неприглядного, явно так столь незатейливого неприятия всех нас подчас что пожизненно уж до чего недобро окружающей промозгло во всем нищей духом социальной действительности.
  Она и впрямь может быть столь чрезвычайно суровой, и все-таки никакими праздными словесами все та из века в век вездесуще объективная реальность, нисколько-то наскоро и близко совсем ни на йоту к лучшему (не во снах) неизменяема.
  Жизнь общественная в своем почти абсолютно нетронутом виде просуществовала не одно лишь то бесконечно малое во всей уж череде минувших веков 20-е столетие, а потому и любые, политическим путем навязываемые обществу этические перемены безмерно опасны, а к тому же еще и безгранично всецело бесперспективны...
  
  97
  А народ, он для всей своей доподлинной душевной целостности должен был еще иметь то самое уж одно на всех духовное наследие.
  А следуя сему, великий Пушкин - это именно русский поэт и вовсе не зря его в СССР столь старательно делали этаким прозаичным классиком, буквально напрочь отметая при этом всю его великую страстность.
  И кто это вообще решил, что свои наилучшие строчки он написал в блокнот заезжей графине в то самое время, когда он был столь неистово и безумно влюблен в свою Натали?
  Натужная прекрасность - то вот нисколько не та утоленная страстность.
  
  Да и сама страсть к уничтожению зловредных проявлений окаянной, невзрачной действительности - она уж, конечно, во всем явно важнее светлых проявлений любви между мужчиной и женщиной.
  Некрасов, этот поэт тоски, обреченности и неволи, он-то и возродил всеми этими своими бессмертными, пространными и полупустыми виршами ту сколь исстари всем нам памятную новую опричнину Ивана Четвертого...
  
  98
  Да и Лев Толстой, когда он столь ретиво и ревностно боролся с хитростью управляющих поместьями, интересно уж было бы знать, имел ли он хоть какое-либо мало-мальски зрелое представление, откуда это именно она берет все свои более чем в принципе так естественные корни?
  Ведь ясно, как Божий день, что их подлинное происхождение брало свое начало как раз от той безмерно же внешне утонченной европейской культуры.
  Из чего сколь явно более чем естественно следует, что, раз кто-либо всеми силами толкал Россию на вполне во всем довольно схожий путь общественного развития...
  Яснее ясного, что тем самым он непременно и создавал все условия и предпосылки для продолжения Французской революции, на этот раз вот на русской земле.
  И первыми в данном осатанело кровавом деле были именно те самые наиболее ярые во всей Европе представители как раз-таки русского, самого уж радикального в этом мире восторженно нелепого либерализма.
  
  И дело тут было вовсе не в том, что некоторые весьма ограниченные личности как-то чрезмерно зачитывались совершенно чужой и чуждой для всех тех необъятных просторов России философией.
  Да еще и таковой, что была столь донельзя обезличенно праздной, да еще и запросто исключительно ведь выедающей, словно кислотой, всяческий пресный и вполне обыденный здравый смысл.
  Нет, прежде всего, тут все дело было как раз-таки в том, что в той прежней России все французское и заграничное прививалось самим образом жизни, как и идейной мыслью, грузно при этом оседая в умах российской аристократии и творческой интеллигенции.
  Зыбучая, сыпучая и шипучая через край видимость, скрывающая настоящую подноготную всяческих весьма некрасивых вещей, в древней Европе существовала еще со времен императора Августа, а на Русь она без году
  неделя заявилась именно с тем еще до чего великим ее Петровским культурным просвещением.
  
  99
  И тут она и слилась воедино со злющей азиатской хитростью.
  Причем все те полностью еще изначально безгранично же искренне добрые и благие намерения явились одним разве что тем и впрямь урчащим в пустом желудке фактором, раздражающим, а вовсе-то никак не исцеляющим, страдающую всеми теми застарелыми болячками плоть российского общества.
  Вот он тому самый конкретный пример из 'Войны и мира' всемирно известного графа Льва Толстого:
  'Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян - сделал уступки. Продолжать дело освобождения представляя невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно-торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно-благодарственные, с образами и хлебом-солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
  Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были - одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно-благодарным за сделанные ему благодеяния.
  Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб-соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ.
  
  В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
  Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб-соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами-мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении.
  Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц-женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику-брату, как он называл великого мастера.
  "Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!"
  Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, насколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
  Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
  Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии проверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами все то, что они дают у других, т. е. все, что они могут давать'.
  
  100
  И все-таки Лев Николаевич Толстой в 'Войне и мире' еще явно пока не берет быка за рога, решительно и отважно утверждая, что собственности ее вообще не должно быть столь уж действительно много в одних лишь чьих-либо полностью так абсолютно чуждых всякому простому труду частных руках.
  
  Его светлую душу на тот момент гнетет одно лишь сущее бесправие и донельзя скотское состояние крепостных крестьян.
  Ну, а затем его литературный герой - богач Пьер Безухов и сам попадает в плен к французам, а потому и познает на своей собственной шкуре, чего это такое нужда и бескормица.
  Ну, а заодно и было ему дано тогда понять весь великий разум русского народа, сколь и впрямь вплотную и вовсе не единожды ведь близко с ним действительно соприкоснувшись.
  И все тут до чего, несомненно, было бы столь этак необычайно прекрасно, если бы, конечно, не бич всяческого прекраснодушия - голая правда, а она зачастую большущая потаскуха, и от нее вовсю разит кислым, словно бы от пустой винной бочки.
  Может, кто-либо сразу спросит: а почему?
  Ну, так на этот довольно-то казусный вопрос автор без запинки может разом ответить примерно следующим образом.
  Да уж попросту потому, что стоящая того правда должна быть одета во все неизменно ее сопровождающие жизненные обстоятельства и подана в легко удобоваримом виде.
  Ну, а иначе она самым бесполезным балластом разом осядет в желудке и как раз этак, кстати, тому и быть, коли тому, кто ее преподнес, верят буквально аксиоматично.
  Именно подобным образом оно и было с тем самым БЕССМЕРТНО ВЕЛИКИМ ПИСАТЕЛЕМ Львом Толстым.
  
  101
  Никаких вполне всем понятных и довольно конкретных, а не тех замысловато вычурных решений самого щекотливого вопроса угнетения трудового крестьянства знаменитый писатель Лев Толстой нисколько вот никогда совершенно не предлагал.
  Нет, он разве что кривил губы и морщил лоб, теша свой разум всяческими кривобокими мыслями о том, как бы это ему весьма получше да поудобней будет осуществить 'Евангелие' на всей русской земле.
  А между тем надо было ему и сколь еще, несомненно, учитывать и все те именно что внешние азиатские условия российского существования.
  А еще и все те беззастенчиво абстрактные постулаты исключительно надуманного им бытия вовсе-то никак ему не следовало расширять до рамок всеобъемлющих и нисколько непогрешимых истин.
  
  102
  В условиях беспросветно коррумпированной российской жизни был уж еще потребен тот самый вездесущий и беспристрастный контроль за всем тем, что где-либо на ее земле бесконечно еще от века всегда столь ведь совершенно неправо творится, а в том числе и в самом отдаленном таежном поселке.
  А нечто подобное тому и было некогда применено большевиками на самой что ни на есть суровой практике жизни, правда, для одних лишь исключительно узко-политических целей.
  Но совсем не для того, чтобы действительно уследить за всем тем, чтобы народное имущество по частным закромам бесчестно не растаскивалось в самый явный ущерб буквально всеобщему людскому благосостоянию.
  Правда, в охране народного имущества от самого народа они проявили самое неимоверное рвение, но когда оно уже было привезено на склад, его там можно было смело брать, вовсе не рискуя при этом десятилетним сроком заключения.
  А между тем воровство спровоцированное голодом, а не жаждой наживы и заслуживает относительно большого человеческого снисхождения, однако в СССР все было именно наоборот.
  Простых граждан морили голодом, а пролетарские буржуи жили в сказочной роскоши и пировали грядущую победу мировой революции, которая должна была случиться впрямь-таки со дня на день...
  И ведь идеология мнимого добра была светла только лишь изначальными своими слащавыми пожеланиями, а затем в ней вовсю стали проглядывать тупое хамство и бездушная дикость клейменого невежеством самого умопомрачительного сумасбродства.
  Причем среди самых что ни на есть плачевных последствий всех тех броских лозунгов, что то и дело бравировали буквально вот всеобщим грядущим несбыточным благоденствием, наиболее вопиющим было как раз то весьма этак еще значительно большее одичание серых масс простого народа.
  
  103
  Да и общечеловеческий разум вовсе-то никак не всеобщим энтузиазмом укрепляется, а всем тем сугубо последовательным развитием каждой отдельной личности, учитывая все ее особенности и свойственные именно ей черты и способности.
  Всяческий же всеобщий путь насильственного развития обязательно еще непременно чреват смертью всего частного и действительно во всем уж зрело индивидуального.
  Ну, а это, в свою очередь до конца ведь стирает в труху то главное, что весьма важно было развивать в человеке для, куда так значительно большего усовершенствования всей его морали...
  Социальная справедливость и всеобщее равенство - фикция и блажь перезрело благодушных умов.
  Одно лишь твердо стоящее (в экономическом смысле) на ногах государство и может обеспечить своих немощных граждан всем им действительно жизненно необходимым.
  Революция способна разве что лишь сколь многое разом отнять, а дать чего-либо положительного она вот никак нисколько не в силах - это попросту совсем не в ее компетенции...
  
  Причем от всех тех бессмысленно, словно ком с горы, предпринятых сверху преобразований не раз на Руси взрывался вконец перегревшийся общественный котел.
  Ну а сделать чего-либо полезное, можно только-то и впрямь лишь раскрыв на распашку объятия закону и порядочности, как бы внешне при этом до чего неприглядно они бы ни выглядели.
  Да и какие бы взгляды им бы при этом не довелось столь беспардонно всесильно же проповедовать...
  Насильственная сплоченность в рядах людей ведет в одну лишь страшную средневековую тьму былых и невзрачно серых времен.
  Причем сама уж, как она есть, довольно-то неброская людская причастность к каким-либо политическим дрязгам вскоре весьма многозначительно становится визитной карточкой яростного блюдения интересов народа или, наоборот, подлого предательства, ныне возведенного в невероятно великий аристократический ранг ранее всеми некогда презренного пролетариата.
  А между тем со временем совершенно равнодушная ко всему не житейскому зрительская масса, вдоволь понасмотревшись на результаты всех тех трудов праведных во имя более чем успешного строительства лучшего будущего, вообще попросту перестала верить, во что бы то ни было.
  И это как раз тогда вся страна и начинает медленно гнить и прозябать в сущем творческом сколь и впрямь до чего немыслимо безобразном бессилии.
  Людям им явно так еще действительно нужен стимул к приложению всего своего умения и разумения, а иначе они будут больше думать о чем-либо совсем ином, а никак не о должном исполнении всех своих каждодневных прямых обязанностей.
  Да и вся трудовая и плановая работа всего государства должна быть всегда и во всем полностью же оказаться всецело сплоченной, и только это главный залог ее разумности, эффективности и полезности.
  А, кроме того, главный государственный орган должен уж знать всю правду о том, что где и как вообще ведь творится более чем конкретно так на местах.
  Вот как весьма доподлинно верно узрел сей аспект максимально правильного общественного обустройства гений дореволюционной общественной жизни Петр Аркадьевич Столыпин:
  'Речь П. А. Столыпина, произнесенная в Государственной думе 16 ноября 1907 года в ответ на выступление члена Государственной думы В. Маклакова'
  'Тут говорили о политической деятельности служащих, говорили о том, что нужна беспартийность, что нельзя вносить партийность в эту деятельность. Я скажу, что правительство, сильное правительство, должно на местах иметь исполнителей испытанных, которые являются его руками, его ушами, его глазами. И никогда ни одно правительство не совершит ни одной работы, не только репрессивной, но и созидательной, если не будет иметь в своих руках совершенный аппарат исполнительной власти'.
  
  104
  Именно этакий подход к делу Николай, и вовсе не тот, что Второй, а великий Гоголь до чего настоятельно всем нам, собственно, и предлагал.
  Его 'Ревизор', будучи действительно осуществлен на житейской практике, свою миссию еще уж с большою честью обязательно бы выполнил и полностью оправдал!
  Но его одинокий голос оказался гласом вопиющего в пустыне!
  А между тем надо бы прямо заметить, что коли чего и предпринималось, то делалось это явно и гласно, а нисколько не тайно, как того вполне еще более чем однозначно требовали сами по себе все те азиатские российские условия.
  Вот они, его слова из его бессмертных 'Мертвых душ':
  'Бьет себя по лбу недогадливый проситель и бранит на чем свет стоит новый порядок вещей, преследование взяток и вежливые, облагороженные обращения чиновников. Прежде было знаешь, по крайней мере, что делать: принес правителю дел красную, да и дело в шляпе, а теперь по беленькой, да еще неделю провозишься, пока догадаешься; черт бы побрал бескорыстие и чиновное благородство! Проситель, конечно, прав, но зато теперь нет взяточников: все правители дел честнейшие и благороднейшие люди, секретари только да писаря мошенники'.
  
  И это надо было весь тот былой еще мусор наскоро вот под пыльный ковер крайне так благодушно и неприметно сметать!
  А в то же самое время сколь всевластно и создавать именно то, что и было столь насущно необходимо для доподлинно благополучного жития всей империи.
  Да только тогда все эти нисколько непомерные мощности и ресурсы, безусловно, использовались как раз-таки во имя исключительно иных, чисто политических нужд.
  
  105
  А между тем та еще имперская тайная полиция в России, потратив ровно треть всего своего столь немало рьяного рвения на выявление бесчинств, как есть уж именно местной администрации, более чем безупречно смогла бы вполне обеспечить в стране (в то самое ныне немыслимо далекое царское время) столь этак безукоризненный повседневный порядок.
  Ведь и право совсем без того явного и столь откровенно конкретного примера сверху российская чернь никак не смогла бы иметь подобных крайне при этом и усугубленных невежеством привычек к воровству, пьянству, да и выставляемому напоказ - разврату и разгулу.
  Главной причиной тому была именно та алчная всем тем исстари еще имеющимся сущим беззаконием развращенная фактически любая местная власть, а вовсе не природные задатки русского человека.
  
  И кстати, всякий призыв к бунту серой толпой во все времена буквально сразу воспринимался как сущая же благодать сколь внезапно даденной барской свободы от какой-либо вообще закона и морали.
  Ну, а потому народ и принимался безо всякой устали крушить все вот разом и вся.
  Причем легче всего было его натравить, как раз на тех, в ком неизменно чувствовалась сколь явная доподлинная чужеродность...
  
  106
  Евреи, они сколь неизменно считались злодеями 'христопродавцами', то есть как по своей вере, да так в том числе и в чисто социальном плане.
  Ну, а затем это и было весьма умело использовано царским правительством ради защиты своих собственнических, шкурных интересов.
  Оно разом убивало двух зайцев: и народ усмиряло, и евреев прищучивало, и как уж оно при этом было до чего только злорадно, но совершенно при этом весьма благосердечно всецело самодовольно.
  
  Естественно, что все это нисколько вовсе не было исключительно российским изобретением, а приплыло подобное 'заморское диво' с попутным ветром из той самой просвещенной Европы, где подобная практика осуществлялась буквально-то повсеместно в течение всего того позднего средневековья.
  Правда, там нисколько вот не было той несусветно лютой жестокости, евреев попросту изгоняли, убивали редко, но это всенепременно уж объяснялось одной лишь строгой позицией церкви, а вовсе не вящей добротой простых прихожан.
  
  107
  В России метод изгнания евреев применялся куда менее широко, чем это было в Европе, и официальных сожжений на больших кострах Талмуда, как и евреев-еретиков, насильно обращенных в христианство, тоже на ее земле никто ведь никогда совершенно не устраивал.
  Ну, а имевшие место погромы подавались миру под соусом ярых бесчинств простого народа, безмерно ненавидящего все племя иудеев.
  А все-таки наиболее главенствующая цель в том, как есть низменно благодушном 'науськивании' черносотенцев на почти беззащитных евреев всегда заключалась в том самом уж царском соизволении повыпустить бы пар из котла народного гнева.
  Ну, а потому тогдашние погромы, по всей сути своей, более чем неизбежно являли собой казавшуюся тогда и впрямь истинно 'безболезненной противовоспалительную прививку' ото всех тех еще лишь и вправду так на деле возможных социальных потрясений.
  Однако в своем конечном итоге они-то и оказались тем еще впрыскиванием смертельного яда в тело русского общества, так как евреи всею толпой ринулись в революцию, и именно это, по крайней мере, отчасти, и предопределило судьбу всей империи.
  
  Естественно, что хватало и других вполне закономерных причин.
  Уж таких, например, как всеобъемлющая и полнейшая сохранность всех феодальных черт старого мира в том самом неистово устремленном в светлые дали светском обществе, насквозь же пропитанном мыслями о сколь недалеком и славном грядущем, в котором попросту никак не останется ни господ, ни рабов.
  
  108
  Однако тот последующий век еще лишь сколь так последовательно сконденсировал в самом себе все те, надо бы прямо сказать, до чего и впрямь весьма существенные недостатки всех прошлых времен.
  А потому вовсе-то зря Виктор Гюго столь необузданно распинает всю ту от века еще его столь так неизменно болезненно преследующую, более чем бескрайне невзрачную действительность.
  В самом недалеком грядущем она уж точно окажется, куда ведь во всем неизбежно лишь разве что исключительно хуже...
  Виктор Гюго, 'Отверженные':
  'Да, просвещение! Свет! Свет! Все исходит из света и к нему возвращается. Граждане! Девятнадцатый век велик, но двадцатый будет счастливым веком. Не будет ничего общего с прошлым. Не придется опасаться, как теперь, завоеваний, захватов, вторжений, соперничества вооруженных наций, перерыва в развитии цивилизации, зависящего от брака в королевской семье, от рождения наследника в династии тиранов; не будет раздела народов конгрессом, расчленения, вызванного крушением династии, борьбы двух религий, столкнувшихся лбами, будто два адских козла на мостике бесконечности. Не будет больше голода, угнетения, проституции от нужды, нищеты от безработицы, ни эшафота, ни кинжала, ни войн, ни случайного разбоя в чаще происшествий. Я мог бы сказать, пожалуй: не будет и самих происшествий. Настанет всеобщее счастье'.
  
  109
  Просвещение, когда оно всецело бездушно и серо или еще, того хуже, беспредельно мечтательно отдалено ото всей той окружающей нас действительности, безусловно, вот заменяет все элементарные чувства некоей всеобщей глобальной потребностью.
  То есть чем-либо тем, что буквально враз отметает и оттесняет все то мелкое и до чего только и впрямь действительно малозаметное...
  
  А потому все человечество нынче и переживает этакий глубочайший кризис всей своей прежней (все еще тяжким грузом на ней висящей) истории.
  А она между тем может еще внезапно закончиться, если, конечно, разумное, вечное, доброе не возьмет-таки вверх, причем вовсе-то никак не насильственным путем.
  Могло ли то быть хоть сколько-то, значит, иначе?
  Нисколько!
  
  110
  Да оно и понятно!
  Поскольку это совсем так не жизнь в целом переменилась, а одно лишь новейшее техническое переоснащение, попросту сколь неизбежно дозволило, куда только большее и весьма вот донельзя основательное проникновение вглубь буквально уж всяческого человеческого сознания.
  И хуже всего досталось именно России, поскольку это как раз у ее народа неизменно имелась полнейшая и попросту что истинно вековая несовместимость промеж витающей в розовых облаках интеллигенцией, да и извечно прозябающим в житейской суете забитым и униженным обывателем.
  Та же Франция, к примеру, и близко уж не была подобного рода страной.
  Раз уж и близко никогда не бывало на ее земле того донельзя полнейшего расхождения жизненных путей, явно во всем попросту взаимоисключающих всякую возможность встречи и взаимопонимания промеж самых исключительно так между тем различных слоев населения.
  А в извечно заснеженной России именно - это и создало ту самую 'страшную щель, сквозь которую и, оказалось, возможно, затем втиснуть острие кинжала массового террора'.
  Причем это вовсе не праздные и пустые слова совсем ведь ничего не сведущего в делах родины во всем безмерно от нее далекого эмигранта.
  Однако вот оно то, что обо всем этом пишет белый эмигрант Николай Головин в его книге "Российская контрреволюция в 1917-1918 гг.":
  'Прочитывая цитированную уже несколько раз сводку, нельзя не обратить внимания на искреннее отчаяние членов Государственной Думы, когда им пришлось воочию столкнуться с этим взаимным непониманием.
  Полученные в деревне книги, - говорится в одном из отчетов, - были написаны языком... каким угодно, только не тем, на котором говорит народ. И чем хотели добросовестнее здесь отнестись к своей задаче и выполнить ее при помощи серьезных первоклассных сил, тем получалось хуже: вместо хлеба давали камень. Требовались переводчики с этого непонятного языка на язык народный. 'Нет слов, - пишет делегат из Псковской губернии, - передать о том смущении, стыде и боли, которые охватывают человека, убежденного в том, что так скудно, так мало даваемое - по существу представляет камень вместо хлеба, ибо оно непонятно, чуждо, темно по самому изложению, по самому языку своему для деревни'.
  
  Разумеется, то вовсе вот совсем не является всеобщей бедой, что юридический или экономический, да и технический язык во всем этом мире нисколько никак не похож на тот самый обиходный и разговорный.
  Да только навыки обыденного общения у самых различных групп населения нигде и никогда не были столь беспредельно различны, чтобы действительно так сама собой возникла та самая глубочайшая пропасть абсолютного уж взаимного недопонимания...
  Нет, это было бедой одной лишь России, причем исключительно из-за того, что вместо того, чтобы довольно медленно и осторожно сшивать куски совершенно разорванной ткани некогда более-менее вполне гомогенного общества именно на ее земле, и попробовали все до чего явно спешно перешить на тот самый новый, ранее нигде и невиданный фасон.
  
  111
  Очень даже многое из того полезного, чему разве что лишь еще некогда должно было произойти причем как раз же именно вследствие перемен, так или иначе произошедших в этот наш нынешний, новоявленный технический век... еще столь непременно произошло бы и само по себе, безо всякого насильственного взнуздывания и агрессивного понукания.
  А потому и никак не следовало столь беспечно торопить все те исторически заранее во всем предначертанные и предопределенные грядущие события.
  Ведь то самое весьма этак существенное обновление всех мыслей и чувств в связи со сколь внезапно приключившейся эпохой довольно массового просвещения, да и полувынужденная элитарность интеллигенции - это как раз общемировое и общеизвестное явление.
  То уж непременно есть вполне естественная часть буквально всеобщего пошагового развития всей нашей цивилизации, попросту явно во всем переросшей пеленки всего своего несколько и затянувшегося совсем еще раннего детства.
  
  112
  Однако вовсе не везде в этом мире все те, кому действительно доступна культура в том ее самом нисколько не примитивно массовом плане, подчас вот считают себя ею попросту еще изначально избранными, возвышенными духовно и на низшие существа они всенепременно смотрят исключительно свысока.
  Да еще и впрямь оно столь до чего только неласково же выходит, что, поскольку та довольно-то мелкотравчатая цивилизованность приучает серого обывателя к умилению пред всяческими мелкими страстишками...
  нет, именно в связи со всем этим затем и получается, что народ делается донельзя черствым друг к другу, любит уткнуться носом в ящик, вместо того чтобы судачить о жизни, радостно общаясь промеж собой.
  
  А между тем ранее это было как-либо вовсе совершенно не так, однако новые славные веяния цивилизации обратили в прах все те старинные, давно вполне устоявшиеся традиции вековой культуры.
  Конечно, ранее в крепостном попросту никак не видели человеческое существо, а одно лишь движимое имущество, использовали как грубую физическую силу, ну а теперь, в век машин, в нем попросту явно отпала всякая прежняя нужда.
  А из всего этого само собой следует, что уж оказался он новым заправилам общества вроде как далее нисколько вовсе вот и не нужен как некая индивидуальность, отделенная от всякого производственного процесса личность.
  
  113
  А в те самые старые, добрые времена, когда он был еще лишь весь душой и телом хозяйской собственностью, о нем вполне сообразно сему и заботились...
  однако гораздо же в меньшей степени, нежели чем о сохранности какого-либо иного, куда только во всем более достойного того добра.
  Скорее о нем думали как о чем-либо не совсем ведь действительно одушевленном...
  Причем именно в этом и была вся суть холопского житья - быть никем и ничем.
  Душами холопов торговали в точности как скотом, ну а вели себя с ними подчас и того несоизмеримо только лишь хуже.
  Однако в новые времена вовсе так не стало хоть сколько-то лучше, а разве что во всем изменились самые насущные критерии использования простых людей.
  А потому и оказались они в кабале, куда исключительно уж более безотрадно во всем наихудшей, той навеки отныне прежней, а еще и безо всякой стародавней долгими веками весьма вот полностью незыблемо устоявшейся определенности.
  Именно поэтому бывшим крепостным и захотелось... всего-то навсего подыскать себе другого (лучшего) хозяина, а то без него им было как-либо совсем уж никак нисколько и не уютно.
  А в результате...
  
  114
  Быт и закон отныне стали сплошь же непримиримо яростно сурово революционными.
  Ну а это разве что только то полностью так всерьез и означало, что быть им нынче беспредельно во всем бездушно простыми, словно тому еще простенькому и безликому ярлычку, который надо бы всего лишь столь небрежно прилепить на далее вовсе ведь никому и не нужного человека...
  Ну, а тогда и можно будет его ничтоже сумняшеся безо всякого промедления отправить в расход, поскольку он отныне тут исключительно лишний, словно бы таракан у кого-либо, значится, дома...
  Ну, а благоверному большинству нынче будет вполне полезно более чем своевременно приобрести новые, всевластно увязывающее массы воедино свойства.
  Уж того-то самого инстинктивного братства на основе светлой (бьющей в глаза, словно прожектор) идеи...
  А между тем люди из поколения в поколение безмерно обожают все то, именно свое давным-давно ими полноценно обжитое и устоявшееся постоянство.
  Того самого извечного же так как раз своего мелочно-склочного быта и старых привычек, и никогда им не навязать ничего вообще ведь, собственно, нового.
  
  И всякие мудреные нововведения простые люди от себя буквально сразу с ходу отринут, как только им их всею силою перестанут столь уж подло и бессердечно подчас до чего сладкоречиво более чем нелепо и бесцеремонно навязывать.
  Поскольку им ведь точно светлыми и благими идеями себя вовсе-то совсем, совершенно не прокормить, раз им всегда будет нужно нечто более-менее наглядно материальное, да и впрямь еще, кстати, действительно съедобное...
  Ну, а поскольку предоставить нечто подобное новоявленный революционный строй, был никак этак нисколько не в силах, он и начинает беспокойно и весьма ответственно искать себя крайних, неизбежно как есть виноватых во всем том нынешнем бескрайнем запустении и оскудении...
  Ну, а раз их легче всего будет найти как раз-таки посреди людей честных и не изворотливых, именно они самыми первыми под топор неистовующе безумствующих во всем своем фанатизме репрессий явно так еще затем и попадут.
  А это, в свою очередь, еще сделает из людей безынициативных исполнителей, во многом безгласных, или столь назойливо выспрашивавших самые последние начальственные распоряжения...
  И мысли их при этом всегда будут отныне крутиться только-то разве что вокруг того, как бы это им и впрямь столь вот значительно получше угодить волхвам всего того новоявленного язычества - высшему партийному начальству.
  Ну, а о деле они будут думать в самую последнюю очередь.
  Их думы впредь и отныне станут вполне так сродни мыслям той же скотины, которая идет совсем не туда, куда сама захочет, а туда, куда погонит ее пастух.
  Правда там, где у того пастуха явно был свой собственный большой интерес, инициатива вменялась в обязанность, а не просто приветствовалась и это как раз-таки там и проявлялась все мощь русской смекалки.
  Однако если уж предположить, что вовсе не было бы столько расстрелянных или морально уничтоженных людей, то вот это тогда сил еще бы совсем этак невзначай бы хватило не только на военную, но и на вполне мирную гражданскую отрасль.
  
  115
  Разумеется, что и посреди людей, некогда зачинавших и раздувавших пламя революционных идей, было довольно-то немало личностей более чем искренних и порядочных, сколь и впрямь всеми силами души страстно желающих всему этому миру одного лишь, несомненно, разве что лишь всецело хорошего.
  Однако все эти планы носили чисто опереточный и сказочно-легендарный характер...
  В них попросту нисколько не было самого главного, а именно более чем элементарной житейской логики, а без нее никак далеко вовсе не уедешь.
  Так что и хорошие люди, пошедшие путем революции, могли всеми силами, пусть и беспамятно, но сколь немыслимо рьяно всецело помочь всем тем отъявленным негодяям сделаться еще, куда только во всем значительно хуже и беспардонно безнравственнее...
  И уж совершенно сослепу следуя инстинкту возрождения всего того наиболее несветлого и темного, они буквально разом ведь укоротили на целую голову всяческую вообще инициативу, неистово добиваясь доблестного труда и беззаветной веры в то призрачное счастье, которое еще непременно должно было достаться одним лишь нашим самым отдаленным потомкам.
  
  116
  Люди, властвующее над революционными толпами, более чем неизбежно построят некую новую жизнь из самых-то между тем зловещих обломков жизни прежней, вовсе и близко никуда не исчезнувшей...
  А она столь неизменно упрямо всегда возвращается к своему самому до чего еще изначальному истоку...
  Вот оно на сей счет самое наглядное свидетельство со стороны отколовшегося от идей марксизма Михаила Пришвина, 'Дневники 1918-1919 год':
  'Виноваты все интеллигенты: Милюков, Керенский и прочие, за свою вину они и провалились в Октябре, после них утвердилась власть темного русского народа по правилам царского режима. Нового ничего не вышло'.
  
  И это именно так, поскольку людям чего-либо нового и близко же совсем нисколько никогда не навяжешь, кроме как, ясное дело, в виде броских лозунгов, бездумно и упоенно прославляющих грядущее новообретенное счастье неких, несомненно, уж иных людей, коих кое-кто явно порешил взращивать, словно дыни на грядках.
  А между тем, заботясь о всеобщем процветании, надо думать лишь о сегодняшних людях, ну а о людях завтрашнего дня следует проявлять заботу в разве что том одном всеобъемлющем смысле самого вот еще посильного сохранения всех природных богатств.
  Ну, а во всем остальном они и сами (придет их время) сколь взвешеннее и конструктивнее когда-нибудь всенепременно еще позаботятся.
  
  117
  Однако в те 20-е годы навеки нынче прошлого века людей до чего и впрямь беспрестанно начали денно и нощно опутывать донельзя мрачной и слепой от рождения марксисткой идеологией.
  Ну, а сама жизнь при этом тогда была голодная, да и совершенно непроглядно воинственно темная...
  Советским гражданам исподволь ведь тогда внушались мысли о самых беспрестанных победах и всеобщих достижениях, а им между тем подчас было совсем не до радостей некоего нового светлого существования, бывшего в те времена реальным лишь в тех самых приторно сладких грезах...
  Ну, а народу при тех новых идеологически подковывающих властителях разом пришлось стать волами, беспрестанно и надрывно тащившими на себе все тяготы значительно худшего, чем прежде, всецело невзрачно-серо- будничного бытия.
  Да вот еще отныне и донельзя более чем во всем скудного и впрямь-то запанибратски на горбу людском рассчитанного, словно как по нотам, на пять лет наперед.
  
  118
  Но, может, чего-либо явно пошло и близко уж вовсе нисколько не так, как оно было надо, а потому и сошло оно все с истинно нужных для всеобщего людского продвижения рельсов?
  Однако простые люди к построению чего-либо нового пока еще вовсе так никак не готовы.
  Им ведь безмерно претит сама мысль взять да наскоро поменять те самые давно им привычные устои и обычаи всей своей простецкой, раз и навсегда устоявшейся жизни.
  Поскольку ничего иного они и во сне себе представить нисколько так совершенно не смогут.
  Раз все то издревле сложившееся веками всегда же во всем соблазнительнее чего-либо нового, несоизмеримо вот весьма более трудного для его вполне полноценного восприятия глазами простого обывателя.
  Ну, а тем паче, если его никто и никогда, собственно, и не пытался перевоспитывать при помощи единственно доступного его уму искусства.
  
  Причем одним из наиважнейших факторов, действительно способных постепенно посильно поспособствовать самому так доподлинному перерождению былого общества во что-либо на деле того стоящее новое, было одно лишь весьма явное и существенное поднятие всеобщего уровня культуры.
  Ну, а добиться всего этого можно было разве что лишь довольно-то неспешным путем, значительно более полноценного охвата
   народонаселения всеобщей средней образованностью.
  Причем великая спешка нужна только при ловле блох, а особенно для какой-нибудь макаки, поскольку у нее кроме пальцев никаких других средств вовсе ведь попросту нет.
  А человек должен изыскивать достойные средства, всегдашне стараться умерить в себе все ту донельзя же пугающую его соседей первобытную дикость.
  И идти вперед к большей цивилизованности и образованности.
  Однако безо всяческой при этом и близко так абсолютно неприемлемо строгой идеологической направленности.
  Раз явно вот она, куда лишь поболее еще прибавляет народу всей той моральной слабости, а совсем не тех истинно производительных сил.
  Причем духовной мощи, а не идеологически обезжиренной немощи ему могло бы прибавить одно лишь посильное укрепление в народной среде величественных догм христианства.
  А уж тем более, если бы оно было подкреплено весьма тщательным и последовательным преследованием духовной властью всех тех из своих нерадивых слуг Господних, кто, прикрывшись внешним благочестием, вершат всяческие непристойные дела.
  Поскольку один блудливый поп с кадилом привлекает куда больше бесов, нежели чем десять его коллег праведников их до чего беспрестанно разгоняют.
  
  119
  Ну, а либеральной интеллигенции действительно надлежало неистово сражаться за всю свою благочестивую правоту, которую прекрасно можно было еще сочетать со всеми теми стародавними устоями, вовсе не размежевывая при этом все то старое, что у простого народа всегда так неизбежно вполне полноценно отожествлялось с самой между тем обыденной житейской совестью...
  И ведь всем тем столь бесконечным же рассусоливанием материалистических и атеистических воззрений и впрямь-то столь беззастенчиво некогда вколачивались гвозди в гроб всякой той еще стародавней, вовсе так никак не изжившей себя морали.
  Ну, а если и сеять разумное, вечное, доброе то уж делать нечто подобное действительно следовало весьма основательно, при этом выпалывая сорняки, а не только уж и всего давая прорасти чертополоху всеобщего воинственного себялюбия. Поскольку путем неистового охаивания всего того прежнего, что ранее было исключительно вот облагораживающе души святым для всех тех безнадежно невежественных и серых масс простого народа, можно было разве что лишь вместе с верой во Всевышнего более чем беззастенчиво же развенчать и все вот как она есть веру в человека вообще.
  И надо бы прямо заметить, что всякому народному просвещению всегда следовало бы как-нибудь действительно еще обходиться без всей той нигилистически воинственной упоенности, буквально вдоволь переполненной сладостным ароматом совершенно же нисколько не осуществимых на житейской практике отчаянно скороспелых надежд.
  Причем весь тот праздничный энтузиазм был всего-то навсего недалеким задушевным откликом на прочитанное в книгах, а жизнь она течет бурной и мутной рекой и ей полностью наплевать на все здравые и научно вполне взвешенные концепции...
  А потому и идти к тому иному, более светлому грядущему всегдашне следовало как раз-таки именно ведь совсем безо всяческого осатанелого воодушевления как и вздернутых кверху рук...
  Нет, надо было медленно, но верно брести к лучшим дням, собственно, так путем явного прибавления, а вовсе не убавления всех тех действительно доподлинных гражданских прав.
  Однако до революции данное начинание уж никем этак тогда вот всерьез не рассматривалось, раз неизбежно бы это подорвало все те давно устоявшиеся средневековые обычаи правления той довольно-то и поныне средневековой Россией.
  Ну, а этого никому в те дни и близко никак не желалось причем, в том числе и душке Льву Толстому.
  Существовавшее еще с самого начала времен полностью глубоко вросшее в землю положение вещей очень даже многих тогда во всем, несомненно, устраивало.
  Поскольку совсем не иначе, а являло оно собой кристально чистый облик донельзя нечистоплотной державы, буквально-то утопающей в вековом море совершенно бескрайней коррупции.
  
  120
  Однако - то ровным счетом ничего не говорит о самом народе, поскольку многое будет зависеть не от его исконных человеческих качеств, а от тех еще издревле сложившихся устоев, которые, в свою очередь, проистекают от великого множества исторических процессов, а не одного того, чего это именно у Джона или Ивана в голове.
  А потому и нельзя рассматривать народ как некую серую массу, вполне ведь достойную всего своего донельзя бедственного положения.
  Слишком упрощенные формулировки того самого обобщенного типа так и талдычащие, что 'всякий народ достоин своего правительства', никак не учитывают всю глубину веков исторического развития, а разве что лишь выпячивают все те донельзя прямолинейные истины, которым самое место в одной той двухмерной, плоской и чисто исключительно книжной действительности.
  Наша же настоящая жизнь имеет не только самую, что ни на есть выпуклую трехмерную данность, но и еще один крайне важный фактор, а именно - время, бесконечно медленно текущее из прошлого в будущее.
  И поскольку в России у довольно многих людей не было почти никаких человеческих прав, да и были те обыватели жестко ограниченны в плане более чем достойного понимания безмерно сложных процессов общественного развития, да и были они способны к одному грубому физическому труду, и это он их сколь невероятно подчас угнетал.
  И это именно та веками глубоко затаенная злоба на извечно нерадивую жизнь и толкала к бунту, поскольку любые перемены, были несусветно благостны для холопа, которого попросту никак не ставили совсем ни во что, ну а протестовать безнадежно вот запрещали уж вовсе.
  В подобных условиях вполне так оно естественно, что всякий горлопан, вполне сносно и по-деловому умеющий нагнетать самые адские людские страсти, и становится пророком и витязем высшей правды!
  Сила ума посреди российского невежества и так ценилась весьма мало и целиком зависела от меры страстности и самоубежденности в речах, и никак оно тогда уж нисколько не заключалась в каких еще угодно логических построениях как таковых.
  
  121
  Зло порою умеет до чего только беззаботно и весело качать права всеми-то своими безмерно патетически разнузданными эмоциями, буквально прущими из него наружу свирепым буйством диких инстинктов.
  И на все это явно покупается не одна та всегда безыдейно невежественная серая и невзрачная людская толпа, но и живущая сладко-приторным духом книг интеллигенция, поскольку проникновенный пафос вполне однозначно увязывается в ее близоруких глазах, с самым ведь что ни на есть всеобъемлющим здравым смыслом.
  Наверное, кое-кому из их числа попросту так до чего только бездумно кажется, что это как раз этакого 'восторженного здравомыслия' столь, по-видимому, и не хватает той вконец опостылевшей, да и безапелляционно по-канцелярски бездушной действительности.
  И это как раз тогда, когда она столь полноценно во всем приживется, да и безупречно сроднится со всеми реалиями века, уж и впрямь-то, собственно, станет возможен поворот истории в некое исключительно иное более благое русло.
  Ясное дело, что это именно за счет всех тех пустопорожних магических слов и создаются величавые иллюзии о быстром и вполне однозначно совершенно вот незамедлительном переустройстве всей той более чем неизменно и единообразно в самую дальнюю даль грядущих веков плетущейся общественной жизни.
  
  К тому же еще во все - это до чего этак разом еще вплелись также и всевозможные азиатские хитрости, выпестованные европейскими государственными мужами, коим до чего радостно и столь немыслимо захотелось попросту в единый миг раз и навсегда повернуть оглобли к старым добрым временам.
  Ну, а во имя этого им и надо было вовремя заставить народ 'перебеситься' и самому еще столь ведь поспешно на себя нацепить то самое извечно прежнее свое ярмо.
  
  122
  И все ведь тогда всецело зависело лишь от того, а кто это окажется в некий тот еще самый определенный момент значительно хитрее и всецело проворнее на службе у сатанинских сил, всенепременно желающих взять, да перевернуть весь этот мир буквально вверх ногами.
  Необходимостью поворота к стародавним допетровским временам в дореволюционной России и стало, собственно, обосновываться дело великой чести возведения на трон могущественного тирана, что уж, дело ясное, еще разом затем обрядит всю страну в старые добрые лапти, запросто заткнув рот всем тем проклятым кое-кому явно до смерти ненавистным либералам.
  А это и оказалось делом чести для весьма многочисленных сторонников именно подобного рода перемен во всей той столь и впрямь разноликой российской общественной жизни.
  Причем то самое по заранее полностью во всем готовому древнему образцу 'великокняжеское установление' патриархально-патриотического строя вовсе-то никак не удалось разве что только вот потому, что его сторонники не имели на троне достаточно сильную и харизматическую, личность
  Ну, а без достойнейшего царя, они были буквально как без рук.
  Да только сама, как она есть, более чем безуспешная попытка установления как раз подобного монархического строя явно имела свое место и время еще уж, собственно, до того крайне обескровливающего все и вся крушения великой империи.
  Советский Союз - это лишь воссоединенные воедино цепями ее-то самые отдельные обломки...
  Нужно было любой ценой восстановить единоначалие в том и впрямь ныне именно что на ходу, разваливавшемся на самые отдельные куски старом патриархальном государстве, которое без хозяина всей русской земли жить уж попросту совсем так нисколько не сможет.
  
  И ведь никак так оно не иначе, а, пожалуй, за тем в марте 1917 года и был столь поспешно, словно бы с цепи разом спущен весь тот сонм отпетых, закоренелых уголовников.
  И тот столь славный их выход на вольные хлеба и был исключительно неминуемо еще затем ознаменован как раз-таки тем, что криминогенная обстановка в городе Петрограде более чем, несомненно, разом накалилась буквально аж до предела.
  
  123
  Однако ту прежнюю империю, это нисколько так совсем не спасло, а только еще поболее стала она тогда трещать по всем своим швам.
  А тут и форменный паяц товарищ Керенский и без того отчасти деморализованную внутренними настроениями армию не мытьем так катанием до самого полного развала немыслимо смело разом довел.
  Ну, а можно и прямо о том более чем веско и резко сказать, что это, собственно, он ее всем тем столь и впрямь наскоро им введенным никак же не правым двоеначалием попросту так именно что 'вредноидейно' бессовестно почти ведь до самого конца доконал.
  А нет дисциплинированной армии - через каких-то полгода не будет и прежней страны.
  
  Вот как обо всем этом пишет Деникин в своей книге 'Очерки русской смуты'.
  'Военные реформы начались с увольнения огромного числа командующих генералов - операция, получившая в военной среде трагишутливое название "избиения младенцев". Началось с разговора военного министра Гучкова и дежурного генерала Ставки Кондзеровского. По желанию Гучкова, Кондзеровский, на основании имевшегося материала, составил список старших начальников с краткими аттестационными отметками. Этот список, дополненный потом многими графами различными лицами, пользовавшимися доверием Гучкова, и послужил основанием для "избиения". В течение нескольких недель было уволено в резерв до полутораста старших начальников, в том числе 70 начальников пехотных и кавалерийских дивизий'.
  
  Ко всему этому надо бы еще и присовокупить и мнение барона Врангеля, изложенное в его 'Записках'
  'Первые шаги Александра Ивановича Гучкова в роли военного министра ознаменовались массовой сменой старших начальников - одним взмахом пера были вычеркнуты из списков армии 143 старших начальника, взамен которых назначены новые, не считаясь со старшинством.
  Мера эта была глубоко ошибочна. Правда, среди уволенных было много людей недостойных и малоспособных, сплошь и рядом державшихся лишь оттого, что имели где-то руку, но, тем не менее, смена такого огромного количества начальников отдельных частей и высших войсковых соединений одновременно и замена их людьми, чуждыми этим частям, да еще в столь ответственное время не могли не отразиться на внутреннем порядке и боеспособности армии'.
  
  124
  А между тем всякий врач, когда он лечит гнойник (а в особенности, если тот застарелый) очень уж тщательно при этом выверяет буквально каждый свой надрез, дабы не вышло еще разве что исключительно хуже для его и без того обессиленного болезнью больного.
  Но над здравым умом российских либералов неизменно верховодили книжные идеалы, а потому они и применяли в своей практике совершенно иные логические принципы.
  А между тем то ведь ясно, как Божий день, что сколь немилосердно вырезая гниль из тела пациента, будто бы это гнилое яблоко, всенепременно выпустишь наружу немало здоровой крови.
  Да еще и повредишь нервные окончания, ослабив этим весь и без того ослабленный болезнью организм - то, что в конечном итоге откроет врата для любой маломальской инфекции, пришедшей извне.
  И, конечно же, полностью прав был известный писатель Пришвин, написавший в своих 'Дневниках' такие слова.
  'Вся революция показывает невероятное непонимание демократической интеллигенцией народа и обратно. По-видимому, первопричина этого непонимания лежит в различии самой веры первых революционеров и веры народа. Большевизм есть общее дитя и народа, и революционной интеллигенции. Большевистский интернационализм ничто иное, как доведенная до крайности религия человечества. Это и погубило Россию, а не как теперь говорят: погубили Советы, погубил Савинков, погубил Керенский (меньше всех виноват Корнилов)'.
  
  Причем, то значит, самое столь бессердечно лютое доведение до самой уж нелепой крайности элементарного желания людьми свободы столь ведь тесно было связанно именно с тем общим духом немыслимой и неиссякаемой восторженности, а между тем пока в этом мире совершенно нечему еще особо умилятся.
  Наше бытие полно лукавства и самообмана, а кроме того в нем извечно недостает взаимопонимания и желания делать открытия идя плечом к плечу с людьми исключительно сторонних и на редкость противоречащих всему чьему-либо мировоззрению взглядов.
  А потому и нельзя смешить кур и безмерно спешить с построением того самого идеального общества, где все окажутся равны, дружны и бесподобно и беззаботно счастливы.
  Однако нисколько и близко того вовсе не понимают те самые всецело одухотворенные неким неземным светом люди, что самым искренним образом и вправду готовы творить добро во имя буквально всех и каждого.
  Да только всею душой, словно именно наяву, видя все те либеральные сны, они и впрямь-то с исключительной ярой последовательностью загаживали и отравляли людские сердца черной тоской по тем безоблачным грядущим дням, что по некой загадочной и неведомой причине нисколько не соизволят столь незамедлительно и безупречно сегодня уж разом и сбыться.
  Ну, никак им не суждено ныне стать частью самой обыкновенной реальной действительности.
  Их общая утопичность и явная несбыточность попросту совершенно же начисто попросту отрицалась.
  А еще и безо всякой той стоящей к тому первопричины были тогда ведь нисколько совсем не благосердечно затрагиваемы души всяких тех наивных обывателей, что, как правило, тупо и безразлично равнодушны ко всем тем благим переменам в том исключительно бескрайнем для них, как море, обществе в целом.
  Да только вот оно что кое-кто их столь безостановочно расталкивал, да и принуждал распевать гимны светлым грядущим временам, которые между тем никогда не наступят без того весьма продолжительного промежутка предшествующей им эры согласия, примирения и процветания.
  
  125
  Неистовая же борьба со всем бездушно отъявленным прошлым как раз-таки вот его и возрождает, крайне при этом укрупняя все его зверские, самодурские и узурпаторские черты...
  И это столь наглядно и надменно более чем бросово проскальзывало во всем том осатанело лютом лике тех, кто столь безудержно и бескомпромиссно яростно боролся за всеобщее грядущее идеологическое оболванивание и порабощение безликих трудовых масс.
  Во имя грядущего 'общемирового людского благоденствия' данные во многом столь уж крайне до чего невежественные молодчики всегдашне ведь длинным своим языком орудовали так и жонглируя догматами всего того новоявленного атеистического вероисповедания.
  Причем все эти борцы за свободу народа столь мощно и безоговорочно решившие разом покончить со всем тем бывшим ранее истинно всесильным общественным злом еще лишь поболее уверенной рукой, затем станут искоренять все те буржуазные проявления безыдейной благорасположенности всех тех людей друг к другу.
  А отсюда и возникли все те доблестные ритуалы нарочитого хамства и всяческих издевательств над всякой неординарной личностью.
  Но все это действительно понять, а в связи с тем и до конца почувствовать всю полнейшую неприемлемость драматических общественных сдвигов...
  Нет чего-либо подобное могло бы, собственно, уж явно этак-то еще произойти разве что если бы общественные потрясения и вправду разрушали не только живую плоть общества, но и все то искусственное, что было создано нынешним человеком.
  Ну а иначе даже и вдосталь исключительно вот безрадостно насмотревшись на все те вовсе нисколько не мимолетные последствия 'демарша подлинной свободы', люди высоких лубочных идеалов с ними буквально ни в жизнь до конца своих дней, собственно, и не расстанутся...
  Виктор Гюго, 'Девяносто третий год':
  'У революции есть враг - старый мир, и она не знает милосердия в отношении его, точно так же как для хирурга гангрена - враг, и он не знает милосердия в отношении ее. Революция искореняет монархию в лице короля, аристократию в лице дворянина, деспотизм в лице солдата, суеверие в лице попа, варварство в лице судьи - словом, искореняет всю и всяческую тиранию в лице всех и всяческих тиранов. Операция страшная, но революция совершает ее твердой рукой. Ну, а если при том прихвачено немного и здорового мяса, спроси-ка на сей счет мнение нашего Бергава. Разве удаление злокачественной опухоли обходится без потери крови?
  Разве не тушат пожара огнем? Кровь и огонь - необходимые и грозные предпосылки успеха. Хирург походит на мясника, целитель может иной раз показаться палачом. Революция свято выполняет свой роковой долг. Пусть она калечит, зато она спасает. А вы, вы просите у нее милосердия для вредоносных бацилл. Вы хотите, чтобы она щадила заразу? Она не склонит к вам слух.
  Прошлое в ее руках. Она добьет его. Она делает глубокий надрез на теле цивилизации, чтобы открыть путь будущему здоровому человечеству. Вам больно?
  Ничего не поделаешь. Сколько времени это продлится? Столько, сколько продлится операция. Зато вы останетесь в живых. Революция отсекает старый мир. И отсюда кровь, отсюда девяносто третий год''.
  
  126
  Вот-вот, это и есть та всему тому крайне же нынче явно опостылевшему прежнему столь неправедную смерть на самом кончике острого языка с собой несущая до чего и впрямь безапелляционно отвратительная демагогия...
  Причем сколь неизменно была она вполне так полна самого вездесущего презрения ко всяческой обыденной житейской правде.
  А между тем тело вековыми социальными пороками больного общества от тела какого-либо отдельного больного ничем таким существенным сроду еще никогда нисколько не отличалось.
  И тому, и другому были нужны покой и тишина, а никак не борьба за грядущее счастье, и это именно то, что и было важно вовремя принимать в самое пристальное внимание.
  Однако уж осенить данная мысль, могла лишь ту светлую голову, что была бы вполне полноценно свободна от полуосмысленно радостных литературных грез о мире, в котором (по чьим-либо субъективным воззрениям) вовсе нет этакого плотного смешения добра и зла в столь плотный комок, что его порой вообще невозможно отделить одно от другого.
  Что же из всего этого тогда, собственно, следует?
  Да только лишь то, что сам процесс усовершенствования всей общественной жизни неизменно должен был быть во всем явственно созидателен, а не неистово разрушителен.
  Ну, а как-либо иначе оно может быть разве что с тем еще явным и сколь полноценно планомерным участием некоей сугубо внешней политической силы.
  И вот коли все ее достаточно серьезные намерения и впрямь-таки окажутся, безукоризненно чисты ото всех тех исключительно зловредных эгоистических амбиций, то из всего этого и вправду еще может выйти истинно бравый толк, да только зачастую это вовсе нисколько и близко не так.
  Ну, а изнутри в единый миг преобразить и реформировать всю окружающую действительность можно лишь разве что в розовых снах всех тех, кто так и живет в своих светлых мечтах, до чего радостно порхая посреди ни для кого еще на деле вовсе и неведомых небес.
  Причем поболее всего доподлинно светлого неизменно рушится именно под градом иногда сколь всеобъемлюще исступленной ярости почти что порою нечленораздельных, неистово негодующих слов.
  
  127
  И чем уж все это еще когда-нибудь явно столь и впрямь неприглядно окончится в своем, так сказать, исключительно ведь конечном итоге?
  В результате почти бескровного дворцового переворота во главе всего российского государства попросту разом оказались доблестные и чрезвычайно горластые чистоплюи, совершенно чурающиеся от одного лишь вида по их приказу пролитой крови.
  Ну, а во имя настоящего сохранения за собой действительно прочной и более чем устойчивой политической власти им нужно было ее порою столь безжалостно еще подчас проливать, поскольку власть без насилия над плотью общества - вообще никакая не власть.
  Другое дело, что это насилие должно было быть крайне неприглядно спровоцировано, а не являться уж всецело до конца законной частью суровой, и самой обыденно повседневной революционной данности.
  И именно затем, дабы далее ничего подобного попросту так никогда вовсе-то совсем и не было, и надо было правительству Керенского проявлять самую истинно настоящую железную твердость в усмирении и подавлении людских буйных инстинктов.
  Но им это было попросту никак неприемлемо, и даже сама мысль о чем-либо таком вызывала у них беспрестанную нервную дрожь.
  Зато столь неистово плодотворно плодить всяческие пустопорожние словопрения, безвольно вот при этом, всячески поддакивая буквально любому тупому скотству нет уж нечто подобное члены Временного правительства и вправду необычайно виртуозно умели делать прямо скажем как никто ведь на этом свете другой явно бы и не сумел.
  
  Интриги, сущие помои на ближнего, попугайское зазубривание чьих-либо чужих бесполезных слов - все это и было более чем естественной частью сознания членов Временного правительства.
  И было оно именно интеллигентским, ну а буржуазным его (чисто формально) сделали большевики, дабы впредь оказаться ему самой что ни на есть приемлемой для всего же народа здравой альтернативой.
  Вот он, яркий пример логики вовсе не Временного, а куда вернее сразу во всем до чего только умственно осиротевшего, беспутного правительства России, взятое автором из 'Записок' генерала Врангеля:
  '"Правительство не может допустить пролития русской крови, - ответил мне Самарин, - если бы по приказанию Правительства была бы пролита русская кровь, то вся моральная сила правительства была бы утеряна в глазах народа"'.
  
  128
  Но народ это вовсе не одна безлико серая толпа, но и много чего еще, и простой народ надо бы по мере сил старательно ограждать от безумств толпы.
  Ну, а сделать это можно разве что только ведь именно вовремя проливая чью-либо несчастную кровь, а не чернила, ибо иного выбора тут попросту нет и быть его, кстати, совершенно уж никак нисколько не может.
  Для восстановления должного былого порядка надобно было идти на буквально любые меры.
  Ибо слепая сила разбуженных от векового сна масс, взяв в свои руки власть и вытерев об нее свои грязные ноги, тут же изнасилует, ограбит и убьет столько народу, сколько его никогда не убьет никакая вражеская армия, находящаяся под командованием вполне здравомыслящих командиров.
  Армия в принципе может, да и должна бесцеремонно подчас наводить порядок во всех гражданских делах.
  И делать это ей полагается как раз тогда, когда все они и впрямь сколь этак явно, безусловно, запутываются и все обычные рычаги воздействия на общество приходят в самую крайнюю и абсолютную негодность.
  Да только для некоторых восторженных личностей, как и понятно, будет, куда значительно благороднее и чище сколь вальяжно, стоя у руля, внезапно выпавшего из рук государственной власти более чем благодушно разрушать именно ту структуру, что была еще способна при случае к решительным, им нисколько не подконтрольным и, кстати, полностью осмысленным действиям.
  
  Как то в принципе более чем определенно видится автору этих строк, главным устремлением в смещении высших военачальников было самое истое желание Керенского как можно основательнее раздробить и ослабить действующую армию, дабы она при случае его, не дай Бог, ненароком не свергла.
  
  129
  Даже и на грани разверзшейся пропасти совершенно бессмысленные люди... вполне искренне под чью-либо чужую дудку пляшущие марионетки все так же по-прежнему занимались точно теми самыми прежними бессовестными интригами.
  Генерал Деникин в своих 'Очерках русской смуты' пишет об этом так:
  'Генерал Алексеев с неподдельной горечью рассказывал печальную историю прегрешений, страданий и доблести былой армии, "слабой в технике и сильной нравственным обликом и внутренней дисциплиной". Как она дошла до "светлых дней революции" и как потом в нее "казавшуюся опасной для завоеваний революции, влили смертельный яд'.
  
  130
  Керенский только лишь ненадолго воспользовался революцией, да и она разве что уж вдоволь (сколько ей самой то было потребно) запросто же корыстно использовала его трагикомическую способность нести всяческую несуразную восторженную ахинею.
  До чего и впрямь искренне толкающий речи болтун на самых первых порах был ей более чем неотъемлемым образом безукоризненно нужен, да и очень даже, безусловно, во всем явно полезен.
  Причем разве то кому-либо уж совсем так оно не понятно - большие 'европейские друзья России' в житейских условиях российской ирреальности сделали ставку именно на этакого слащавого, да и весьма не в меру амбициозного говоруна.
  Ну, а потом они его вовсе так нисколько уж ненароком нечаянно спасли да и то совсем так ни как своего наилучшего спецагента, а только из чисто сентиментальных соображений, как тот Шурик из фильма 'Кавказская пленница' выразился... им птичку стало жалко, и никак того вовсе не более...
  
  Можно как угодно относиться к этой во всем исключительно одиозной личности, однако, по описанию современников, нисколько не годился Керенский в суперагенты, да и суперагент на его номинальную должность был уж совершенно так и не нужен.
  Вот как описывает Керенского генерал Краснов в своей книге 'На внутреннем фронте' (кстати, в этой книге евреи упоминаются, ну а антисемитизмом там и не пахнет):
  'Лицо со следами тяжелых бессонных ночей. Бледное, нездоровое, с больною кожей и опухшими красными глазами. Бритые усы и бритая борода, как у актера. Голова слишком большая по туловищу. Френч, галифе, сапоги с гетрами - все это делало его похожим на штатского, вырядившегося на воскресную прогулку верхом. Смотрит проницательно, прямо в глаза, будто ищет ответа в глубине души, а не в словах; фразы - короткие, повелительные. Не сомневается в том, что сказано, то и исполнено.
  Но чувствуется какой-то нервный надрыв, ненормальность. Несмотря на повелительность тона и умышленную резкость манер, несмотря на это "генерал", которое сыплется в конце каждого вопроса, - ничего величественного. Скорее - больное и жалкое. Как-то на одном любительском спектакле я слышал, как довольно талантливо молодой человек читал стихотворение Апухтина "Сумасшедший". Вот такая же повелительность была и в словах этого плотного, среднего роста человека, чуть рыжеватого, одетого в защитное, бегающего по гостиной между столиком с допитыми чашками кофе, угловатыми диванчиками и пуфами и вдруг останавливающегося против меня и дающего приказание или говорящего фразу, и казалось, что все это закончится безумным смехом, плачем, истерикой и дикими криками: "все васильки, красные, синие, в поле!"'.
  
  131
  Мнение Краснова продуманное и обоснованное, оно вполне может быть более чем благоразумно принято, поскольку во время всякой же смуты люди сплачиваются совсем не вокруг кого-либо действительно самого умного, а сколь непременно именно вокруг того, кто явно так лучше всех сумел довольно деятельно сориентироваться в смутной обстановке пасмурного времени...
  Ну, а с этим непременно лучше всего сумеют справиться только ведь те дешевые политические клоуны, не имеющие абсолютно никакого внутреннего стержня, а потому и умеющие расшаркиваться буквально перед каждым встречным и поперечным.
  Ясное дело, что его, как за ниточки, станут тогда весьма усердно дергать все, кому то окажется вовсе так, значит, не лень.
  Ну, а для того, чтобы как следует сколь понадежнее закрепиться у самого горнила власти этакому ходячему пугалу огородному, всенепременно нужно было еще научиться все чужие ниточки разом то еще как есть обрезать, да и самому при этом сплести паутинку и все ее тенета у себя в руках всесильно сосредоточить.
  Чего никак попросту и близко нельзя было совершить, будучи всего-то лишь политиком-однодневкой, мотыльком, прилетевшим на огонек власти, бессильной марионеткой в чьих-либо чужих сиволапых руках.
  
  132
  И кстати, вот еще что: французская революционная деятельность, в отличие от российской, затлела некогда именно сама по себе.
  Это лишь затем ее на целый век взвешенно и дипломатично оседлали весьма предприимчивые и прагматичные господа англичане.
  Тот, кто думает как-либо иначе, может уж вслед за Николаем Стариковым более чем безапелляционно обвинить владычицу морей Англию в том, что она, будучи на короткой ноге с Посейдоном, утопила в своих пучинах весь тот доселе непобедимый испанский флот.
  
  Другое дело, насколько быстро господа англичане действительно поняли всю сущую искрометность беспрецедентно во всей мировой истории, с ходу так и впрямь разом заложенную революционным духом под пороховые погреба их извечной материковой соперницы Франции.
  Так что все те революционные события 19-20-го столетий имеют под собой весьма своеобразную политическую подоплеку.
  Виктор Гюго в своем великом труде 'Отверженные' только лишь вскользь упоминает о главных 'героях' всех тех последующих смут и мятежей в истории Европы:
  'Время от времени появлялись люди "хорошо одетые, по виду буржуа", "сеяли смуту" и, держась "распорядителями", пожимали руки самым главным, потом уходили. Они никогда не оставались больше десяти минут'.
  
  133
  Конечно, зачем уж это им было светиться - они тихо в тени делали свое до чего только искрометно бравое революционное дело, отрабатывая свой хлеб на службе прославленной английской короны.
  Вот еще одно свидетельство Виктора Гюго на данный счет: в его романе 'Отверженные' есть сколь очевидные и явные намеки на некую вполне организованную и хорошо обученную военному делу силу, властвующую буквально над всем и столь откровенно задающую всему свой собственный мерный ход и темп:
  'Говорили, что общество Друзей народа взяло на себя руководство восстанием в квартале Сент-Авуа.
  У человека, убитого на улице Понсо, как установили, обыскав его, был план Парижа.
  В действительности мятежом правила какая-то неведомая стремительная сила, носившаяся в воздухе. Восстание, мгновенно построив баррикады одною рукою, другою захватило почти все сторожевые посты гарнизона. Меньше чем в три часа, подобно вспыхнувшей пороховой дорожке, повстанцы отбили и заняли на правом берегу Арсенал, мэрию на Королевской площади, все Маре, оружейный завод Попенкур, Галиот, Шато-д'О, все улицы возле рынков; на левом берегу - казармы Ветеранов, Сент-Пелажи, площадь Мобер, пороховой погреб Двух мельниц, все заставы. К пяти часам вечера они уже были хозяевами Бастилии, Ленжери, квартала Белые мантии; их разведчики вошли в соприкосновение с площадью Победы и угрожали Французскому банку, казарме Пти-Пер, Почтамту. Треть Парижа была в руках повстанцев'.
  
  Конечно, без сугубо внутренних житейских причин вызвать из преисподней беса революции никак так ни у кого попросту совершенно так нисколько вовсе вот и не выйдет.
  Однако все те доселе вполне же естественные первопричины сущего большого народного недовольства можно и очень даже довольно умело столь систематически резво раздуть хитроумно как раз для того и распускаемыми слухами. Причем сделано это будет именно дабы, затем с самым прямым умыслом смело воспользоваться всей той полностью стихийно сложившейся ситуацией...
  Этак-то крайне деликатно, но при этом сколь обдуманно и издалека, немыслимо смело возглавив спонтанное движение революционных масс, можно будет столь старательно и весомо их еще весьма основательно обеспечить знаниями, как и что им надобно будет, затем столь поспешно сотворить во имя того, самого значительно большего успеха всего их революционного дела.
  
  134
  Само собой разумеется, что и в сугубо российском случае не только некие иностранные козни, но и само беснующееся время попросту явно подорвало все основы законности и легитимности Временного правительства, которому в принципе и было суждено оказаться созванным разве что на недолгий час... то есть для одного безмерно короткого временного продолжения войны, пока в России все еще была хоть какая-либо явная нужда.
  И, ясное дело, что данная власть вовсе не вся сплошь прогнила и донельзя пропахла изменой...
  
  Сами иностранные устроители довольно-то малого российского переворота никогда бы не допустили до самых вершин власти, однородно состоящую из предателей и негодяев, толпу дешевых политиков-однодневок.
  Слишком все это было бы шито белыми нитками, а потому и раскрылось бы впрямь вот так в один момент.
  
  135
  От подобного незадачливого правительства попросту сразу бы отвернулись все здоровые силы в российском обществе, а их было весьма еще немало, а в том числе и посреди до чего отныне ветрено просторных коридоров нынешней будто бы и впрямь многозначительно всенародной власти.
  Но этак-то оно само собой тогда во всем более чем безвременно вышло, что под их и близко никак 'не монаршим престолом' и близко ведь совсем не оказалось никакой морально-этической основы, как это было с той прежней царственной и величавой государственной властью.
  Правда, позднее новоявленные столпы правления все-таки безо всякой в том тени сомнения явно возникли, но на этот раз на совершенно иной, отныне исключительно идеологической основе.
  
  А потому у здоровых сил в той необъятно широкой Российской империи шанса на успех не было абсолютно никакого, и прежде всего именно оттого, что сама необъятных размеров держава вовсе-то не прогнила, но была сплошь покрыта всевозможными болезненными язвами долгими десятилетиями нисколько не решаемых общественных проблем.
  Причем даже если они по временам и решались, то уж делалось это отнюдь не на самую добрую половину.
  А подобные полумеры только лишь всецело растравливают болезненный аппетит и вызывают сонм нисколько несбыточных слепых надежд.
  
  136
  Ну а новая большевистская власть всем и каждому сколь многое разом наобещала, да еще и впрямь-таки явно в три короба, а главное дала она свободу сразу всем и одновременно с этим никому не дала твердых обещаний сохранности его жизни, чести, движимого и недвижимого имущества.
  А между тем подобного рода свобода несет в себе одни лишь донельзя убийственно нездоровые стороны, а посему при полном недоверии к прежним институтам власти народу еще обязательно потребуется та самая твердая рука, которая и будет всем на свете праведно и разумно, затем управлять, как уж то ей самой, собственно, вздумается.
  И главное, оно разве что в том, чтобы вновь так завелся (и совершенно не важно, откуда) твердый порядок и выстрелов на улице более не было слышно.
  
  Нет, поначалу та самая новоявленная свобода может кому-либо еще столь и вправду показаться истинным раем, но сколь быстро она всех затем полностью разочаровывает всеми своими новоявленными большевистскими бытовыми трудностями...
  
  137
  Да и этак-то истово долго играть в сущую вольницу вовсе ведь нисколько нельзя, поскольку это тоже до самой крайности всецело утомляет.
  Ну, а посему после того, как хорошо погуляли, пора бы и честь, собственно, знать, да только как от людей понимания всего этого можно будет добиться, коли мямля стоит у руля?
  Вот чего пишет об этом генерал Краснов в своей книге 'На внутреннем фронте':
  'Психология тогдашнего крестьянина и казака была проста до грубости: "долой войну. Подавай нам мир и землю. Мир по телеграфу". А
  приказ настойчиво звал к войне и победе. Керенский, который лучше понимал настроение массы, сейчас же учуял эту фальшь, и его контрприказ, объявлявший Корнилова изменником и контрреволюционером, говоривший о тех завоеваниях революции, которые солдатом понимались, как своевольничание, ничегонеделание, пьянство и отсутствие какой бы то ни было власти, сразу завоевал симпатии солдатской массы'.
  
  138
  Корнилову, ему ведь теперича попросту никак не хватало всего того, что совершенно так сразу безоговорочно отнял у него расхристанный и дешевый паяц Керенский, а именно той самой до конца вполне благонадежной основы под его неизменно стоящими на суровой почве обыденности мужицкими сапогами.
  Немало тогда сколь весело и нахраписто натопали грязи всяческого рода безродные лапотники, весьма деятельно копошащиеся около руля извечно ведь нынче вихляющей в левую сторону Советов и отселе абсолютно за все сколь полноправно безголово ответственных комитетов.
  Им действительно до чего только продуктивно довелось за самый короткий час более чем явственно преуспеть всю бравую царскую гвардию донельзя снизу доверху перепачкать всем-то своим досужим осатанело бравым невежеством.
  Ну, а потому ее и надо было спасать вовсе не решительным штурмом, а до чего и впрямь максимально медленно восстанавливая и накапливая все свои силы.
  Если бы на месте Корнилова оказался некто другой, он безо всяческих в том сомнений как раз вот этак-то тогда бы и поступил.
  Ну, а Корнилов был человеком волевым, статным, однако уж, пожалуй, чрезмерно так залихватски самоуверенным.
  Правда более чем оно возможно, что при несколько другой расстановке сил он действительно смог бы худо-бедно привести Россию в тихую гавань, да только нынче-то никак не было под его ногами твердой политической почвы.
  А не было ее сразу по нескольким крайне важным причинам, и главная из них заключалась как раз-таки в том, что все, на что вообще способны рохли и мямли, так это разве что чего-либо развинчивать, разваливать, деморализовать и разрушать.
  Причем поболее всего усердно они от всей своей никчемной души уж беспрестанно сокрушают именно то, что никак не ими было некогда создаваемо и воздвигаемо столь долгими веками всего того непомерно тяжкого народного труда.
  Однако чтобы затем еще вполне вот до конца явно успешно и полноценно воспользоваться плодами развала, нужны были совсем другие качества, а у Керенского с его вислоухими сотоварищами их попросту вовсе не было и в помине.
  
  139
  И надо бы сколь до чего прямолинейно и твердо заметить, что и сам по себе товарищ Керенский был искренне лупающей глазищами бессовестной марионеткой.
  И его местонахождение на самой вершине политической власти было заранее кем-либо предопределено, поскольку людям, прекрасно же извне изучившим Россию, именно подобного типа и надо было 'установить' на самый верх общественной пирамиды.
  Причем, собственно, как раз-таки ради того, чтобы он безупречно надежно и смело-воинственно пошатнул буквально-то все на ее земле от века, еще наличествующие основы могущества государственной машины судопроизводства, да и исполнительную власть превратил из железной махины в совершенно ржавый никчемный остов.
  Так что совсем зазря Николай Стариков в своей книге 'Кто убил Россию. Революция или спецоперация' делает из Александра Федоровича Керенского этакого таинственного спецагента: будь он действительно таковым, то было бы разве что явно только лишь полбеды.
  А между тем в условиях полуразложившегося идеалистического строя лучше всего действуют как раз те самые более чем искренне витийствующие марионетки, и им-то куда полегче все сразу поверят, нежели чем всяческим хитроумным завзятым негодяям.
  Вот оно то, что автор вполне же может еще предоставить в качестве более чем прямого доказательства всех своих слов. Взято из книги Владимира Федюка 'Керенский':
  'Очевидец первых опытов Керенского-парламентария позже вспоминал: "Он всегда слишком нервничал. Не без основания его называли неврастеником. Он обладал громким и излишне резким голосом, в речах его всегда слышались высокие крикливые ноты. Он никогда не говорил спокойно, и это слушателей иногда раздражало. Вообще, слушать его было довольно тяжело. Таков он был и в своих первых думских выступлениях'.
  Еще более резкую характеристику Керенского мы находим у другого осведомленного современника: "Неврастеник, адвокат по профессии, он горячо произносил свои речи, производил впечатление на женский пол и доставлял большое неудовольствие сидящим под кафедрой оратора стенографистам, обрызгивая их пенящейся у рта слюною. Многие считали его кретином"'.
  
  А вот и еще оттуда же:
  'Керенский не шел, как обычно ходят люди по улице, а почти бежал, и на согнутых в коленях ногах, что было необычно и некрасиво'.
  
  140
  Революция довольно-таки быстро скатилась к самому дешевому, показному, все и вся разом обезличивающему популизму, и выдвигала она при этом совершенно безапелляционные требования, к самым что ни на есть молниеносным и радостным переменам.
  И все те отчаянно суровые воззвания громогласно и яростно призывали незамедлительно отменить и упразднить сразу так все то отныне навеки былое и полностью ныне изжившее себя прошлое.
  Удовлетворение сослепу и со страху всех этих безумных, злых и жестоких указов вчерашнего беспорточного быдла покатило колесо российской истории по самой наклонной плоскости к каменным орудиям, которые, вполне еще могли бы столь полноправно занять свое законное место на том разве что некогда не дай Бог еще грядущем гербе общемировой революции.
  Ну, если бы, конечно, до нее и впрямь дошло бы все то до чего и вправду краснознаменно бравое большевицкое дело.
  
  Да и Белое движение тоже без тени сомнения, более чем наглядно являло собой все то же довольно плотоядно настроенное племенное воинство, попросту и не ведающее, что народ всенепременно пойдет именно вслед за тем, кто поведет себя с ним, пожалуй, что, несколько явно уж более достойно.
  Однако никого такого тогда вовсе и близко никак не сыскалось, да и, в конце концов, попросту совсем ведь нисколько и не нашлось...
  Ну, а так из разного цвета шаек грабителей простой народ до чего только и впрямь непосредственно выберет себе в правители как раз-таки тех, которые ему куда выразительнее наспех соврут про его завтрашнее совершенно неописуемое и небывалое личное счастьице.
  Да и вообще Белое движение было, пожалуй, именно что заранее во всем обречено на неуспех по сколь весьма многим вполне уж полностью объективным причинам.
  То есть, как из-за напрасных ожиданий помощи со стороны тех отчаянно лживых союзников у одних, да так и из-за извечного неприятия подавления скверного зла у других.
  Ну, а еще и из-за самого бессовестного желания во всем уж, как оно есть, до чего нагло разжиться за счет гражданской войны у беспардонных третьих.
  
  141
  Причем если бы высшие начальники Белой армии действительно являли собой подлинный и вполне полноценный образец нравственной чистоты, то тех отдельных мародеров сколь непременно отстреливали бы сами солдаты.
  Вот чего пишет об этом страшном явлении генерал Врангель в своих 'Записках':
  'К сожалению, как мне пришлось впоследствии убедиться, генерал Покровский не только не препятствовал, но отчасти сам поощрял дурные инстинкты своих подчиненных. Среди его частей выработался взгляд на настоящую борьбу не как на освободительную, а как на средство наживы'.
  
  И вовсе уж не один белый генерал (бывший капитан) Покровский 'был из этаких вояк-гуляк', а было их тогда самое превеликое множество вылезших откуда-то снизу, совершенно не разбиравшихся в средствах... Они нагло пировали еще не выигранную ими победу и начисто прозевали свой тогда более чем во всем истинно неминуемый грядущий разгром.
  
  142
  Однако сколь безукоризненно верно и то, что почти ту же долю ответственности за более чем беспрестанно в те времена имевшийся дикий произвол несли на себе и все те, кто по всему своему духу и впрямь-таки были в корне иными.
  Да только до чего тихо они при этом отмалчивались, еще при мирной жизни красивых книжек излишне страстно перечитавши.
  А впрочем, надо бы сразу заметить, что было ведь среди их числа довольно-таки немало и тех, кто вполне искренне верил в старую субординацию, а потому и соблюдали они всю свою прежнюю учтивость вплоть и до самой низменной почтительности...
  А потому, когда надо было действовать жестко и грубо, тут вот у них руки сами собой по швам разом и опускались.
  Причем не только по отношению к тем, кто был выше по званию, но в точности так и по отношению к тем, кто был значительно ниже - урок Февральской революции пришелся в точности впрок.
  
  От нее с сущим придыханием ожидалось чего-либо невообразимо несбыточно нового.
  Но это лишь исключительно потому, что все благодушные либералы разом скоропостижно запамятовали, что буквально все на этом свете хорошее прививается не насилием, а воспитанием - это разве что от чего-либо воинственно плохого ничем иным, кроме как его весьма яростным подавлением, нисколько никак ни в жизнь совершенно не уберечься.
  
  143
  Однако у российских интеллигентов все вот еще непременно оказалось абсолютно так с лютой точностью до наоборот.
  Все хорошее они подчас были готовы насаждать суровой силой, а не поощрениями, основанными на самой элементарной, эгоистической заинтересованности.
  Ну, а куда более грозное, чем вся мощь их чистоплотных амбиций, плохое они до сих самых пор безо всякой тени сомнения явно желают приостанавливать одними лишь добрейшими увещеваниями и сколь пустозвонно бряцающими порицаниями.
  
  Житейскую, вполне элементарную логику в их действиях бывает возможность узреть разве что только тогда, когда это весьма благообразно касаемо лишь одного во всем чего-либо исключительно личного, а вовсе-то нисколько не широко освещенного прожекторами совершенно же далеких от действительности прожектов всеобщего грядущего счастья.
  Раз над довольно многими светлыми умами в России сколь безнадежно и безлико властвуют всяческие мудреные и нисколько так вовсе несбыточные мертворожденные идеалы, основанные, прежде всего на том полнейшем ироническом отрицании буквально всяческой житейской правоты именно вот везде, где она только окажется, вовсе вот неудобна всему их возвышенно-чувственному восприятию.
  И взяли они все это себе на вооружение как раз-таки из тех добрейших книг великих русских писателей 19-го столетия.
  Ну, а впрочем, и та изощренно добродетельная европейская праздная мысль была тут тоже явно замешана и вовсе совсем уж абсолютно никак так ни в чем ведь не менее.
  
  144
  Правда, можно и нечто подобное, нисколько не подумавши, разом вот брякнуть.
  Ну да, было дело, русские классики всего-то, что разве что захотели, так это вслед за Петром Великим сделать Россию действительно полноценной европейской державой.
  А книги, мол, люди прочли, ну а затем и положили их тихо обратно на полку, тут же и, позабыв про все те духовные и нравственные ценности, что были в них письменно столь безнадежно абстрактно, пусть и довольно верно, изложены.
  
  Однако ничего ведь тут никак не попишешь, мысли и чувства, отображенные на холсте художниками, в нотном ряде, выведенные композиторами, на самой простой бумаге изложенные писателями не повисают в воздухе, а тем или иным образом во всем уж дальнейшем планомерно всесильно влияют на широкое общественное сознание.
  
  145
  Если, к должному примеру, взять того же композитора Вагнера, то тогда ясно будет, словно Божий день, что достигнув всей своей подлинной творческой зрелости, переродился этот метр классической музыки в этакого жутковатого мизантропа, и всеми своими страстными и безапелляционными инсинуациями во всем весьма значимо поспособствовал медленному, но верному становлению немецкого национализма.
  Вот чего пишет о нем Марк Алданов в своем историческом романе 'Истоки':
  'Вагнер был живым доказательством того, какую грозную опасность могут представлять собой для мира великие художники, ничему, кроме себя, не служащие. "Неисповедимы пути Божии", - привычной мыслью, привычным сочетанием слов отвечал себе Лист'.
  
  146
  А между тем все эти довольно привычные формулировки вовсе-то никак не спасли этот мир от мертвенно-бледного безумия, которое нашло себе дорогу к сердцам людей именно из-за, куда значительно большей доступности чьих-либо мыслей самому максимальному количеству более чем различных во всяком уж духовном плане читателей.
  Это ведь разве что ранее они были вообще так попросту и не знакомы с эпистолярным искусством, кроме как в самом простейшем (богатом чувствами, но оскуделом разумом) виде.
  Например, каких-нибудь сладкоречивых баллад или же легкой светской литературы, нисколько не затрагивающей никаких чрезвычайно сложных философских вопросов всего уж как есть весьма многозначительно разнообразного общественного бытия.
  
  Но так оно было разве что в те еще добрые старые времена...
  Ну, а в свете новых и злых веяний именно люцеферово мировоззрение Вагнера и послужило 'глиной истории', из которой время, такое злое, более чем незатейливо дышащее в лицо солдата ядовитыми газами, в конце концов, и вылепило свеженького 'Адама' и его Еву Браун.
  Причем бесчеловечно антисемитское мировоззрение Гитлера явно так, по всей на то видимости, сформировалось в тех еще самых сплошь тифозных окопах Первой мировой войны.
  
  147
  Ну а все это некогда более чем и вправду бесновато началось как раз еще с тех исключительно безосновательно кичливых мнений композитора Вагнера.
  Это ведь как раз его окостенело презрительное отношение к евреям и породило весьма серьезное брожение в умах довольно-то многих его современников.
  Но все-таки чего уж это еще на деле стоило бы мнение стареющего метра музыки, не будь той вящей ностальгии по сколь нынче далекому и величественному прошлому, которое буквально пронизывало всю немецкую литературу 19-го столетия?
  А именно - этот возвышенный романтизм и создал в германском народе чувство до чего и впрямь глубокого неприятия всей той до чего только плотно его окружающей, всецело вот ныне урбанистической действительности.
  
  148
  Рыцарские подвиги времен крестовых походов, воспетые и преподнесенные в виде наилучшей доли для всякого мужчины, и дали почву для новоиспеченной идеологии, бряцающей тевтонским железом и порядком так давно окаменевшими костями великих предков.
  Практической целью всех этих воззрений неизменно было то самое максимальное расширение жизненного пространства за счет всех тех ближайших, и довольно же недружественных соседей.
  
  И было это так, как раз вот поскольку у Германии к началу Первой мировой войны попросту совсем не осталось никаких африканских колоний, а из попытки создания колонии на Дальнем Востоке ничего путного вовсе-то и близко нисколько не вышло.
  Буквально все и везде было тогда весьма 'на совесть' надежно прихвачено до чего не на шутку расторопными французами и англичанами.
  А тут еще русский царь, в который раз безо всякого спроса полез в абсолютно для него от века чужую югославскую вотчину, то есть именно туда, где немецкое влияние пока еще было довольно во всем неизменно сильно.
  
  149
  Спасибо за то немощному старцу Горчакову, а в особенности тем, кто выдвинул его на этот крайне важный (в историческом смысле) пост.
  Недальновидный дипломатический корпус буквально всегда до одури бессердечно, безо всякого труда разбазаривал все те великою кровью обмытые победы русского оружия, чем с большою любовью неизменно пользовались все заклятые враги российского государства, а также еще и те до чего отвратительно лживые и подчас исключительно мнимые его европейские 'друзья-союзники'.
  Они-то и вправду неизменно боялись его растущей силы.
  Ну, а тем более все эти страхи разве что значительно резче со временем усилились именно после того, как им вполне окончательно стало понятно, что чего-чего, а выхода к южным морям Россию никак далее нисколько вовсе так не лишить.
  
  150
  Крымская война 19-го века поставила в этом вопросе совершенно неизгладимую в их памяти жирную точку.
  Однако еще уж оставалась никем не разыгранная карта политического расчленения России на великое множество мелких сатрапий.
  Чему неизменно во всем могли еще поспособствовать те самые беспрестанные, как и безнадежно утопические распри и прочие прения промеж чрезмерно благодушных и мягкотелых представителей российской интеллигенции.
  Причем никто тут, собственно, не возводит напраслину на кристально чистых от всякой их настоящей вины поистине во всем искрящихся светом и добротой, духовно богатых, всесторонне развитых людей.
  Путаница во взглядах на всю окружающую действительность, ее омерзительное охаивание или, наоборот, безудержное восхваление, перемешивание что одного, что другого в некое единое целое - все это, в конечном итоге, и становилось предметом обсуждения для серой толпы, до которой, в конце концов, все же лениво докатывались мелкие ошметки безудержно пламенных интеллигентских дискуссий.
  
  151
  И кстати, сколь существенному разложению духовности до чего и впрямь во всем еще поспособствовали и все те непременно томные взгляды, обращенные куда-либо довольно-таки вдаль в невообразимо светлое будущее.
  Оное вполне уж естественно виделось светлым, однако безо всяческих атрибутов старого крепостничества, как и всего того, что было хоть как-либо вообще, собственно, связано с сильным российским государством, а не только во всем неизменно ассоциировалось с самим государем императором.
  Его безвременная кончина в результате акта террора представлялась дореволюционным либералам кончиной страшной несвободы и деспотизма, хотя между тем, более чем, безусловно, подобный шаг всецело ознаменовывал разве что лишь некогда еще грядущее окончание эпохи разума и законности.
  А между тем подобного рода путь далеко вперед непременно должен был еще стать, одним лишь тем явным отступлением назад в эпоху Смутного времени, что некогда столь наглядно и страшно во всем предшествовала восхождению на трон дома Романовых.
  Причем это именно необъятная огромность всех тех светлых ожиданий и породила столь непроглядную тьму осатанелого большевизма.
  Если бы ее тогда оказалось несколько поменьше, то и судьба Российской империи в 20-м столетии была бы, куда ведь значительно менее горше.
  Конечно, возникшая после свержения законного монарха анархия вовсе-то не смогла бы скончаться своей собственной, естественной смертью, уж в чем-чем, а в этом бы ей кое-кто явно еще столь непременно помог.
  Однако отнюдь не всякий новый правитель разом бы ввел великую державу в ранг сырьевой базы для всего Западного мира...
  А как иначе можно охарактеризовать этот наш, слава тебе Господи Иисусе, бывший ныне СССР?
  
  152
  Он вполне наглядно имел с Западом самые во всем так нисколько непримиримо суровые разногласия?
  Да что правда, то правда, идеологические помочи всегда сколь недвусмысленно тянули клячу мировой революции к совершенно бесстыдному для всего ее народа самому что ни на есть безрадостно 'голозадому' противостоянию...
  Да только разутым и в идеологические лапти обутым было одно лишь то весьма обездоленное население, а вовсе не государство - его предводители жили, словно боги, ну а мелкий мусор эпохи ютился тогда по мелким клетушкам коммунальных квартир.
  И это между тем были разве что те, кто не сидели по бездушно надуманным и самым ведь безутешным (для родственников) вымышленным обвинениям.
  Ах да, после на редкость радостного окончания бесчеловечной сталинской эпохи людей всех тех разом (через долгие три года) из тюрем повыпустили, из коммуналок порасселили, и началась та самая райская благодать, о которой сегодня можно лишь столь вот горестно ностальгировать, да и втайне мечтать об ее самом своевременном грядущем возвращении...
  Но дело тут было именно в том, что добыча нефти попросту никак не нуждается в этаком количестве работяг, как это было с лесозаготовками.
  И это как раз уж, поэтому и имело место то самое весьма значительное государственное (для всего честного народа) послабление.
  
  153
  Ну, а если более-менее критично взглянуть на уровень жизни в нормальных и нисколько пока еще никак не обрадованных приходом развитого социализма странах, то ведь и окажется налицо вся та вопиющая советская нищета и сущая безалаберность в решении самых что ни на есть элементарных, бытовых проблем.
  Уж и впрямь тогда получается оно, собственно так, что все те блаженные мечтатели конца 19-го - начала 20-го веков одно лишь горе своими мечтами всем нам сколь компетентно и благодушно накликали...
  
  Нет, конечно, в те прежние времена никто и близко возможности подобных 'перемен к лучшему' никак и вовсе-то нисколько совсем не предвидел.
  Однако же тот столь неизменно имевшийся ореол неземного величия вокруг всем ведь ликом своим благосердечно упитанной Западной Европы, именно этот сценарий потихонечку явно уж весьма настойчиво протискивал на мизансцену реальной жизни.
  Поскольку все эта западная до чего насыщенная благородными запахами и манерностью цивилизованность, будучи преподнесена в качестве светлого ангела, повела себя в точности словно вурдалак, высасывающий всю кровь из заранее им намеченной жертвы.
  Правда, все это исключительно касаемо одного лишь крайне зловредного политического руководства западных стран, ну а все его простые граждане тут были абсолютно никак, собственно, и ни при чем!
  
  154
  И главное, о чем тут вообще же ведется речь, западным политикам во имя самого так последовательного ослабления позиций российской державы вовсе не были нужны до чего и впрямь многочисленные агенты влияния.
  Поскольку всякий, кто прославлял просвещенную Европу, неизменно вот вовсе не забывал в голос при этом до чего нещадно уж поругать все свое давно ему опостылевшее и отнюдь не родное...
  А, впрочем, дело тут было не только ведь в этом...
  Но и в полнейшем истощении веры народа в то, что он действительно живет в сильном, всегдашне истово блюдущем свои кровные интересы, доподлинно хозяйственно мыслящем государстве.
  В этом и так у народа долгое время были довольно-то большие и вполне справедливые сомнения...
  Ну, а во время томительных и тяжких лет Первой мировой войны эта самая вера окончательно полностью так развеялась в прах.
  Если бы самодержавие было бы тогда в самом настоящем почете, браво понукаемый кем-либо народ непременно бы выбрал себе крайне во всем правый и исключительно националистический путь всяческого своего дальнейшего существования.
  Однако корыстолюбие, самодурство и своеволие крепостников более чем напрасно ждало своего коронного часа, дабы создать все предпосылки для весьма
  благополучного осуществления всех своих приторно сладких надежд.
  Однако и их 'песнопения' были народом всецело услышаны, да и взяты им на вооружение...
  У правых сил в российском обществе были тогда свои ясные цели, они попросту ведь захотели возродить славное допетровское прошлое, а потому и произошло в конечном итоге и впрямь-таки бездонное крушение державы в сущую бездну самой безудержной кровавой вакханалии.
  
  155
  Оно уж тогда было заранее предначертано свыше за тяжкие грехи всего человечества?
  Ну, а самый тяжкий его грех это то самое до чего только скверное празднословие, берущее свое начало от всеобщей сытости и сладко урчащей в животе благодушной умиротворенности.
  А вторым, пожалуй, вовсе нисколько не меньшим, а скорее исключительно большим его грехом неизменно является всепоглощающее желание деспотически властвовать над умами или территориями, а еще гораздо вернее, что тем, что другим этак-то всецело значит едино.
  Будто бы и впрямь неся свет всей западной культуры или уж в нем сколь безнравственно зародившегося веромучения достопочтенного Карла Маркса. Причем как раз в том и есть, без тени сомнения, самая что ни на есть во всем безупречно доподлинная житейская правда, что всем тем наиболее простым и незатейливым устремлением к установлению деспотии над другими народами неизменно всегда обладали все те же германцы, англичане - те были пытливее, изворотливее да и хитрей.
  Австро-Венгрия тоже, несомненно, являла собою часть великих германских сил, кои, совсем не стремясь за далекие моря, имели силу и серьезный военный потенциал править другими, куда менее воинственными народами.
  А тут сколь для них весьма так прискорбно и началась уж политика их повсеместного безоговорочного вытеснения, и вполне естественно, что это было ими встречено крайне негодующе, буквально в штыки.
  
  156
  Хотя, как оно и понятно, первоначальный план по захвату Европы не был ни в чем основан на каких-либо человеконенавистнических теориях.
  Уж наверное как раз ради того и надо было еще очень даже хорошо постараться, взвинтить и замучить немецкий народ совершенно невероятными, ни в какие ворота не лезущими репарациями, а также до самых ранних седых волос перепугать ее буржуазию всеми ужасами российской революции...
  
  И ведь понятно, что сама по себе необходимость в подобного рода ярких, словно же вспышка магния (при фотографировании), аргументах для поднятия боевого духа немецкого народа возникла лишь после того, как Германия попросту осталась с разбитым носом и около вполне ему во всем соответствующего корыта.
  По окончанию Первой мировой войны то и было ей со сколь неброским шиком всецело навязано, причем исключительно в связи с той самой безмерно прожорливой алчностью мнимых, одно лишь горе с собою несущих российских союзников по Антанте.
  И это как раз тогда полностью же всерьез и понадобились все эти хлесткие националистические бредни о наивысшей германской расе.
  Но это вовсе не было заранее до конца продуманным планом, весьма яростно нацеленным разве что на то, чтобы раззадорить и разозлить германский народ, дабы затем злонамеренно натравить его на ту будто бы и впрямь принципиально новую большевистскую Россию...
  Надо ведь хоть чего-либо вполне так достоверно оставить и всем тем более чем естественным хищническим инстинктам... до чего культурных за их повседневной трапезой западных европейцев.
  
  157
  И кстати, одной из наиболее явных основ для нацистских бредовых теорий послужило отнюдь не звериное себялюбие, нашедшее себе приют в сердцах простого немецкого народа, а все же куда скорее именно то столь бесподобное воспевание всех его героико-патетических качеств в романтической литературе 19-го столетия.
  А еще и бесславный конец Первой мировой войны, безусловно, ознаменовал для Германии не один лишь физический голод, но также и глубочайшее унижение немцев как культурной и просвещенной нации.
  А между тем никак уж нельзя было посадить людей, привычных ко вполне определенному, степенному образу жизни, на те самые совсем сырые, неочищенные бобы, они ведь затем на любого, на кого им, пальцем ткнув, укажут, непременно накинутся, буквально аки пес рыкающий.
  
  Тем более, что навязанная извне демократия этак вот сразу никаких ощутимых плодов вовсе-то не приносит, а тут еще и истинное ограбление (в начале 20-х) и без того на добрую половину вконец разоренной войной страны.
  Как тут новому тоталитаризму было бы враз не объявиться, словно тому еще чертику из табакерки?
  
  158
  К тому же еще и жизнь во тьме после всех тех совершенно напрасно предпринятых героических усилий всецело травмирует и развращает не одни лишь массы простого народа, но и возвышенных интеллектуалов, что столь во многом способны мощно сформировать широкое общественное сознание.
  Что уж касаемо простых обывателей, то они в своем абсолютном большинстве вообще вот никак нисколько не призадумываются над всеми теми общественными установками, которые они тем или иным образом без году неделя приобретают в виде новых жизненных приоритетов ото всех тех сегодняшних своих вождей.
  Человек, он довольно-то частенько исключительно легко внушаем, и все его моральные принципы вовсе не составит никакого труда фактически вывернуть полностью наизнанку при одной только помощи самой наглядной всяческому пристальному взору агитации, а также еще книг и газет.
  
  159
  А между тем сущее преклонение пред всяческим успешно растиражированным словом не более чем идолопоклонство в его-то наиболее новом сегодняшнем и современном виде.
  Люди явно так до чего поспешно заменили идолов деревянных на идолов политических или еще на тех, кто столь и впрямь усердно пишут общепризнанные гениальными литературные труды.
  Причем последние значительно хуже потому, как вдумчиво с ними знакомятся отнюдь не невежественные люди...
  Вот как отзывается о всяческого рода подобных великих деятелях искусства Иван Ефремов в своей книге 'Лезвие Бритвы':
  'Но есть и другой тип гениев, у которых односторонне развита какая-либо одна способность в ущерб другим. Вследствие особой концентрации усилий, фанатической одержимости эти люди в чем-либо одном намного опережают среднего человека, но психика их неуравновешенна, очень часто параноидальна. Такие гении, с одной стороны, полезные члены общества, с другой - трудные в общежитии и нередко опасные'.
  
  И ведь, действительно, буквально всякое влияние, доступное книге на почти же каждое соприкоснувшееся с ним человеческое сознание, значительно шире, глубже и необъятнее всех тех сладкоречивых устных проповедей далекого прошлого.
  Однако самым наиглавнейшим вопросом, безусловно, является именно то, а в каком это значится направлении, собственно, вообще ведется столь и впрямь так мощная обработка всей человеческой психики?
  Реальный опыт доказывает, что всякий истинный духовный рост, достигнутый исключительно за счет чтения книг, потребует от их сколь внимательного читателя огромнейшего интеллектуального напряжения, а также и 'кровавого пота' всей его души, что в корне отличается от пустого разглядывания красивых картинок мнимого бытия, пусть даже и гениально нарисованных каким-либо великим мастером.
  
  160
  И да, конечно же, человеку, столь глубоко всею душой, славно сжившемуся со всем тем великим миром литературы, еще ведь действительно когда-нибудь станет, затем где-то явно полегче в смысле самого непосредственного его умения вникать во все те суровые тяготы окружающего мира.
  Однако коли чего подобное и случится, то только лишь разве что если никто и никак не будет ему мешать столь вот задушевно разглядывать созданное чьим-либо чужим воображением безо всяческих треугольных и квадратных рамок заранее так веско сформированных взглядов на всю эту нашу ультрасовременную жизнь.
  А в ней, между тем, слишком много пока подозрительно старого и всеобъемлюще простоватого.
  А потому и нисколько не стоит бессмысленно благоволить открытию новых, исключительно чистых горизонтов всеобщего бытия...
  И это притом, что при помощи сладкоречивых речей о светлом грядущем дочиста вычистить из людей всяческую мораль, куда уж только существенно легче, а к тому же еще и весьма принципиально, собственно, проще. Надо только лишь дать им (и вовсе не безвозмездно) взамен той одной общепринятой на данный момент времени, совсем другую, подкрепив все это самой ведь общей тенденцией во всем том единовременно с ними существующем обществе.
  
  161
  Хотя, по правде говоря, воззвания подняться на борьбу с неким демоническим злом, при этом более чем наглядно и неприглядно приобретающим вполне конкретный, ужасающий облик, легче, чем где бы то ни было, приживаются именно в государстве, страдающем лишаями вековой, леденящей и обескровливающей души разобщенности.
  Германия, уж точно была как раз таковой никак уж совсем неготовой к демократии, расщепленной и раздробленной веками державой. Католический юго-запад и лютеранский северо-восток плюс к тому огромное количество мелких княжеств, долгое время враждовавших промеж собой из-за беспрестанного передела земельных территорий.
  
  162
  И все-таки нацистский режим вовсе не был самой жестокой и бесчеловечной диктатурой в истории 20-го века.
  Советская власть была намного беспардоннее и беспрецедентнее в ее самой же заклятой лютости, как и весьма во всем продуктивнее в столь хорошо ею отлаженной системе массового уничтожения своих собственных граждан, не принадлежавших при этом ни к какому национальному меньшинству.
  У коммунистов был принципиально иной подход к самому главному в их глазах 'созидательному и позитивному' процессу истребления живых людей - классовый, а затем и внутриклассовый (в смысле отсеивания чуждого элемента), и охватывал он гораздо больший контингент, чем у тех же прагматичных и бессердечных палачей нацистов.
  Они их, кстати, всему и научили!
  Без большевиков нацисты никогда бы не устроили этакого рода еврейский геноцид или, по меньшей мере, он явно бы не носил тогда столь чудовищных вселенских масштабов.
  
  163
  Большевизм был во многом хитроумнее нацизма как в вопросе сокрытия нисколько так не подлежащих разглашению фактов всех своих самых немыслимых злодеяний, да собственно и в том, а под каким именно соусом они затем еще подавались всему тому свободному от всего его владычества миру.
  А к тому же и творил он все свои черные дела на своей собственной территории, где он сам себе был и богом, да и вполне беспристрастным, третейским судьей.
  И было все это, в принципе, так, поскольку сталинизм не только ведь создал систему взглядов на своих сограждан, попавших под столь гадкое и липкое определение нелюди ('враги народа').
  Нет, он еще и превратил бессменного вождя если и не в Господа Бога, то уж совсем не иначе, а именно в того, вокруг кого от века совершенно-то бессменно было положено вертеться всему тому остальному миру живых существ, да и бесконечно урча при этом от удовольствия всячески ему во всем услужить.
  И все это не просто слова, вот оно им более чем наглядное подтверждение со стороны великого сына минувшего века Чингиза Айтматова. 'И дольше века длиться день':
  'Я твердый большевик. Понимаете? И очень горжусь этим. Бог для меня пустое место. То, что Бога нет, всем известно, каждому советскому школьнику. Но я хочу сказать совсем о другом, понимаете, о том, что есть на свете Бог! Минуточку, постойте, не улыбайтесь, дорогие мои. Ишь вы! Думаете, поймали меня на слове. Нет, нисколько! Понимаете. Я не имею в виду Бога, выдуманного угнетателями трудовых масс до революции. Наш Бог - это держатель власти, волей которого, как пишут в газетах, вершится эпоха на планете и мы идем от победы к победе, к мировому торжеству коммунизма; это наш гениальный вождь, держащий повод эпохи в руке, как, понимаете, держит вожак каравана повод головного верблюда, это наш Иосиф Виссарионович! И мы следуем за ним, он ведет караван, и мы за ним - одной тропой. И никто, думающий иначе, чем мы, или имеющий в мыслях не наши идеи, не уйдет от карающего чекистского меча, завещанного нам железным Дзержинским'.
  
  Ну, а гестапо, при всей своей неуемной и пылко фанатичной жестокости, никогда не вызывало у простых граждан этакого суеверного ужаса, который вызывала у всякого и каждого сама мысль попасть на заметку к отважным и рачительным деятелям НКВД.
  Да и Гитлер, несомненно, представлял собой самый наглядный и более чем ненаглядный всяким немецким очам образ пророка высшей истины, и он же всегдашне бессменно являлся ее всемогущим апостолом, да только нисколько не был он при этом всемогущим Богом во плоти.
  
  164
  Разница эта объяснялась еще и тем, что именно этак испокон века и повелось на Руси, что вовсе-то не было на ее земле Бога в социальной сфере жизни, кроме барина и буквально всех его обиходных и повседневных прихотей.
  И если барин властно повелел великий мор устраивать, то да будет так, а потому и будут стоять на путях хорошо охраняемые вагоны с зерном, весьма ведь благовидно во всеуслышание объявленные 'неприкосновенным стратегическим запасом'.
  Поскольку этак оно было, собственно, велено, а раз нам велели, стало быть, иначе ему и не быть уж никак нисколько совсем не положено.
  Барские всевластные указания в принципе являлись самой обыденной, до чего только безупречно от сих до сих по-свойски отмеренной нормой всей этой нашей жизни.
  Сергей Снегов в своих 'Норильских Рассказах' вполне находчиво и доходчиво повествует об этом общероссийском явлении:
  '"Ты срок тянешь, я - служу, - без злости разъяснил мне один вохровец. - Распорядятся тебя застрелить - застрелю. Без приказа не злобствую". Думаю, если бы ему перед утренним разводом вдруг приказали стать ангелом, он не удивился бы, но неторопливо, покончив с сапогами, принялся бы с кряхтением натягивать на спину крылышки'.
  
  165
  Добреть или звереть по приказу свойственно, в сущности, всем людям, попросту загодя извечно приученным именно к тому столь ведь невозмутимо всегдашнему положению вещей, что все они, словно пешки на шахматной доске, всего-то лишь, резво, а главное весьма расторопно исполняют чьи-либо чужие, полновластно безапелляционные приказы.
  На Западе все это более чем естественно выглядит только вот, как довольно значительное влияние на все те безликие массы простого народа.
  Однако при этом разве оно хоть сколько-то в сущности разнится от того безмерно туповатого и пессимистического 'этак оно, значится, и надо бы, раз то было нам нашим барином до чего и впрямь строго же велено'.
  
  Попросту в той обездоленной, а отчасти и покинутой ее исконным разумом России народ оказался чересчур болезненно одурманен напрасными надеждами, а потому и был он готов ради них убить кого угодно, пусть даже и самого близкого человека, а кого не из своих - так и подавно.
  И вовсе не надо бы все до кучи валить на каких-либо явно чужих иродов - все наихудшие злодеяния советского режима осуществлялись именно посредством самого русского народа!
  
  166
  Однако тот донельзя яростный и безлико суровый прагматизм большевиков это ведь самое весьма наглядное следствие европейского влияния в духе холодной целесообразности вместо обычной логики, включающей в себя хоть какие-либо человеческие чувства, а впрочем, даже и самого легкого омерзения.
  Вот она, их душа, до чего четко и до чего только откровенно наглядно обрисованная в 'Бесах' Достоевского:
  'Исполнительная часть была потребностью этой мелкой, малорассудочной, вечно жаждущей подчинения чужой воле натуры, - о, конечно, не иначе как ради "общего" или "великого" дела. Но и это было все равно, ибо маленькие фанатики, подобные Эркелю, никак не могут понять служения идее, иначе как слив ее с самим лицом, по их понятию, выражающим эту идею. Чувствительный, ласковый и добрый Эркель, быть может, был самым бесчувственным из убийц, собравшихся на Шатова, и без всякой личной ненависти, не смигнув глазом, присутствовал бы при его убиении'.
  
  Убийство без мотива и ненависти есть самый явный признак безвременной кончины ближнего своего как вполне истинного человеческого существа, и уж превращение оного в насекомое, которое давят безо всякой злобы попросту потому, что оно у нас в доме совершенно так попросту лишнее.
  
  167
  Голодомор тоже ведь есть самое непосредственное следствие весьма последовательной и прагматичной политики советского государства, враз пожелавшего извести как можно поболее всех его сильных духом и телом граждан, дабы прижать всю страну к своему всецело инородному коммунистическому ногтю.
  Целые эшелоны с зерном были самым осознанным образом, преступно отгорожены от крестьян, у которых этот их урожай был отобран в качестве платы за их ратный труд во благо их 'доброго, да и до чего всегда неизменно справедливого' государства.
  А это самое 'советское царство-государство' попросту явно посчитало, что буквально все его граждане по самый гроб жизни были ему бесконечно во всем на редкость обязаны, а именно этим-то 'нынешним своим счастливым существованием'.
  Ну, а оно само ничего и никому личного попросту и не было никогда уж должно.
  
  168
  Сатрап СССР попросту обобрал земледельцев до нитки, как и до самой последней кадки с гнилой тушеной капустой, и теперича они все за него были разом должны, как есть еще с голодухи опухнуть, дабы далее он смог более вовсе не проявлять о них ровным счетом никакой грядущей заботы...
  А все потому, что были они его весьма плохими и нерадивыми гражданами, всегда еще и вправду способными супротив него всей своей неукротимой силой разом восстать.
  
  Так что раз то донельзя дремучее в своих собственнических инстинктах крестьянство было извечным очагом контрреволюции, то его всенепременно и следовало, еще физически извести под самый значится корень, и никаких гвоздей.
  И вот на путях все так и стояли вагоны с зерном, причем исключительно ведь потому, что было его слишком-то неимоверно много, а значит и вывезти его сразу, никак не имелось абсолютно никакой на то ни малейшей физической возможности.
  И именно поэтому его и погрузили на платформы в мешках, выставив охрану, дабы голодные крестьяне его по своим домам разом не растащили.
  А впрочем, то было лишь относительно временным явлением, в конце концов, все зерно все-таки вывезли и ничтоже сумняшеся продали тем самым проклятым капиталистам.
  
  169
  А в это самое время люди в селах, помирая без пищи, буквально ели друг друга - и это ли не заслуга тех, несомненно, прекрасных, а все же несколько явно опередивших свое до чего и впрямь нелегкое время враз этак упившихся людской кровью идей?
  Практическое воплощение бездумных благих чаяний и пожеланий всегда создает один лишь ад на всей этой всегдашне грешной стяжательством и властолюбием сырой земле.
  Вот только лучше ей быть сырой от благодатных дождей, а вовсе не от человеческой крови совсем не на поле брани бессчетно и бесчестно истыми врагами своего народа долгими десятилетиями сколь обильно и напрасно беспрестанно некогда проливаемой...
  А если массы народа были обречены их правителями на верную голодную смерть...
  
  То явно уж оно само собой тогда получилось, что свобода, равенство и братство, в конце концов, без тени сомнения оказались: свободой питания трупами и людоедством, единым тождеством пред гриппом, от которого с голодухи 1918 года померли целые миллионы.
  Ну, а также братством нищеты в результате всеобщей разрухи, как и вполне однозначного следствия кровопролитной гражданской войны.
  Причем эта саму душу народа измельчающая гражданская война* есть самая неотъемлемая часть буквально-то всякой революции, и разнится она только лишь в количестве человеческих жертв.
  В Англии их было десятки тысяч, во Франции многие сотни тысяч, ну а в России попросту уж целые миллионы.
  * Временное измельчание души народа происходит, прежде всего, оттого, что лучшие люди начинают яростно истреблять друг друга во имя старорежимной веры или тех еще новоявленных атеистических идеалов.
  
  170
  Само собой, на лицо сколь явный прогресс, как и самая несомненная историческая последовательность, постепенно переходящая в ранг простого и вполне естественного факта: где бы в Европе ни произошла революция, а всенепременно следом за тем разом начинается кровопролитная гражданская война.
  И ведь выходит из нее совсем не то, чем в свое время окончилась гражданская война в США - Севера с Югом, а нечто совершенно невообразимо попросту так чрезвычайно катастрофическое.
  И тогда при всех тех беспутно удручающих реалиях обыденной нормой и становится нисколько так ни при каких других обстоятельствах вовсе и невозможная полнейшая раскованность душ невежественных пролетариев.
  А все, потому что они в неистово лютой ярости разом слепо разорвали все до единой звенья хоть сколько-то сдерживающих их цепей всякой той ныне никому явно более ненужной - гуманной человечности.
  А как следствие всего этого бедлама наиболее близкие люди, зачастую прямые, кровные родственники, упоенно и радостно подвергают друг друга мучительной и самой между тем при этом полностью же безнаказанной смерти.
  И главное, совсем так не из-за мелких и эгоистических, шкурных интересов отдельные лихие люди взялись в те удивительно, бравые всеми теми пышными словесами времена впрямь-то уж как есть разом за оружие.
  Нет, целые миллионы лихо вздернув тогда подбородки, все как один гордо поднялись на войну из-за неких разве что лишь явно исключительно воображаемых грядущих благ.
  Ну, а противостояли им в кровавой междоусобной сваре люди, переполненные более чем справедливого полнейшего абсолютного неверия во все те пресловутые радости грядущего безмятежного бесклассового существования.
  
  171
  Да только безо всех тех внешних столь беспардонно и повседневно многозначительно удручающих простой народ факторов и той слишком же чрезмерно мечтательно настроенной интеллигенции ни одна из революций, собственно, и не могла бы где-либо еще хоть как-либо вообще вот произойти.
  Так что Виктор Гюго совершенно не прав, утверждая в своем романе 'Отверженные' те нисколько не расхожие, а куда скорее - безапелляционно антиэволюционные истины:
  'Каждая революция, будучи естественным свершением, заключает в самой себе свою законность, которую иногда бесчестят мнимые революционеры; но даже запятнанная ими, она держится стойко, и даже обагренная кровью, она выживает. Революция - не случайность, а необходимость. Революция - это возвращение от искусственного к естественному. Она происходит потому, что должна произойти'.
  
  Чем на все это можно с тем еще исключительно беспрецедентно великим прискорбием разом ответить, кроме как весьма уж небольшим отрывком из романа братьев Стругацких 'Трудно быть богом':
  'Ты еще не знаешь, подумал Румата. Ты еще тешишь себя мыслью, что обречен на поражение только ты сам. Ты еще не знаешь, как безнадежно само твое дело. Ты еще не знаешь, что враг не столько вне твоих солдат, сколько внутри них. Ты еще, может быть, свалишь Орден, и волна крестьянского бунта забросит тебя на Арканарский трон, ты сравняешь с землей дворянские замки, утопишь баронов в проливе, и восставший народ воздаст тебе все почести, как великому освободителю, и ты будешь добр и мудр - единственный добрый и мудрый человек в твоем королевстве. И по доброте ты станешь раздавать земли своим сподвижникам, а на что сподвижникам земли без крепостных? И завертится колесо в обратную сторону. И хорошо еще будет, если ты успеешь умереть своей смертью и не увидишь появления новых графов и баронов из твоих вчерашних верных бойцов'.
  
  172
  Но ведь и этого мало - революция заодно еще и порождает идущего след в след за ней Наполеона, всенепременно жаждущего обхватить в своих жарких объятиях всю ту старушку Европу, а также по случаю еще и Азию в придачу...
  И для подобной всеблагой цели никаких человеческих жертв со стороны нисколько так и неродного ему народа сему доблестному полководцу будет именно что вовсе, совсем не жаль.
  
  Да и вообще, ЛЮБЫЕ НЕПОМЕРНЫЕ страдания народа этакому режиму попросту станут вполне официально более чем отныне исключительно безразличны.
  То есть, конечно, все это явно еще станет происходить разве что лишь под знаменем ослепительно светлого добра, однако на деле это окажется самой что ни на есть осатанелой ложью.
  А, кроме того, и тот 'первичный партийный материал' будет уж вскоре полностью выведен как класс.
  И восторжествует тогда в том самом царстве-государстве, направо и налево торгующем светлыми мечтами, совершенно неуемный осатанелый вещевизм, столь весьма на совесть при этом прилепляемый буквально ко всему, а в том числе и к миру высокой духовности.
  
  173
  Ну, а как иначе?
  Ведь каждому давным-давно было, несомненно, ясно, что 'буржуазно гнилое', пасторальное существование нужно было столь неистово и целеустремленно заменить на что-либо явно иное - праведное и безо всякой меры незамысловато идейное...
  Ну, а для всего того исключительно непоколебимо действенного осуществления великих принципов вселенского добра только-то и нужно было пережить любые самые безнадежно трудные времена, да и слепо переступить через всякое до чего смрадно отчаянное зло, лишь бы те самые лучшие дни поскорей бы во всем своем блеске еще же разом настали.
  
  Главное, тут было как раз-таки в том, чтобы все самые суровые нищенские условия социального быта не заслоняли бы далеких маяков светлых будней, грядущего всеобщего равенства, да и во всем столь совершенно нездешне иного, истинно прославленного в грядущих веках рабоче-крестьянского миропорядка.
  Однако то еще от века существующее общество нисколько так не было полностью заранее предрасположено именно к тому, чтобы мирно и безропотно тянуть лямку всех тех безмерно ужасающих всякую праведную душу лихих и исключительно уж и впрямь безмерных социалистических страданий...
  Причем они и вправду были вовсе еще ничто по сравнению со страданиями грядущими - коммунистическими.
  
  174
  Даже вот и не столь суровые лишения, которым никак не было конца ни края, всячески подрывали авторитет новой власти...
  Причем все те злые невзгоды и близко не были столь безнадежным производным неистово трудных нынешних времен, а прежде ведь всего довелось им быть самым прямым следствием явного неумения большевиков хоть чем-либо вообще, собственно, разумно управлять.
  Довольно-то многое медово-сладостно обещать они и вправду умели безумно красиво, но все, что хоть с какого-либо боку еще осмеливалось требовать знаний, а не веры, попросту неизменно было совершенно так вне всяческой их крикливой и бравой компетенции.
  И простой народ все это более чем полноценно действительно осознал, а потому и вконец он явно разуверился во всех тех словообильно даденных ему большевиками исключительно так вовсе беспочвенных обещаниях.
  Он в них вполне наглядно вскоре распознал ту самую ушную лапшу, из которой, как известно, супа нисколько не сваришь.
  И то ведь явно было тогда разве что лишь только помимо совершенно неустанного и беспрестанного насилия над душами и плотью всего того стародавнего дореволюционного общества.
  
  Народ, как и понятно, вскоре всею своей силою разом восстал супротив всех тех своих новоявленных до чего и впрямь сурово идейных, адски лютых поработителей...
  Причем все те зачастую жесточайше убитые при подавлении столь многочисленных крестьянских восстаний ни в какое сравнение никак не идут с темпами весьма уж до чего наглядного ускоренного перемалывания крестьянского люда жерновами несоизмеримо ни с чем чудовищной дикой коллективизации села.
  Во имя светлых идеалов люди начали кушать друг друга, как в добрые старые времена каменного века.
  
  175
  А между тем 'калекотивизация села' вовсе еще не была тем самым единственным побудительным фактором для совершенно нескончаемого людоедства в Советской России.
  Во времена голодных военных лет или в тех самых разбросанных по всей стране лагерях ГУЛАГа каннибализм нисколько не был этаким, в сущности, экстраординарным явлением.
  По сколь многим селам в те дикие 20-30-е, ныне напрочь забытые года валялись обглоданные кости съеденных, причем иногда и впрямь разделываемых еще заживо людей.
  А те звери, что превратили своих сограждан в первобытных людоедов, над ними явно тогда столь осанисто садистки посмеивались, жуя при этом все свои истинно королевские яства.
  Ну, а зажиточные крестьяне поначалу до чего на редкость отчаянно и безрадостно попытались съесть всю свою живую скотину, лишь бы только не отдавать ее за просто так в чужие руки.
  Автор считает, что большевики им в отместку голодомор и устроили, чтобы так сказать раз и навсегда в дальнейшем отвадить у них этакую безо всякого стыда и совести постыдную привычку социалистическую собственность совсем же почем зря безо всякой пользы переводить.
  
  176
  Причем существовало это тогда буквально повсеместно, а не только на Украине: тундрякам им ведь тоже в те уж ныне почти былинные времена за съеденного оленя десятилетний срок более чем полновесной сургучной печатью разом светил.
  Вот чего сколь донельзя прискорбно обо всем этом пишет Андрей Платонов в своей повести 'Котлован':
  'Остаточные, необобществленные лошади грустно спали в станках, привязанные к ним так надежно, чтобы они никогда не упали, потому что иные лошади уже стояли мертвыми; в ожидании колхоза безубыточные мужики содержали лошадей без пищи, чтоб обобществиться лишь одним своим телом, а животных не вести за собою в скорбь'.
  
  Все добро в тогдашнем СССР стало тогда исключительно большевистским, то есть ранее оно было чьим-либо еще, ну а теперь именем революции столь и впрямь безраздельно ему было должно принадлежать только-то самым активным ее деятелям, как, впрочем, и все остальное, включая и женскую честь.
  Вот он, сколь мелкий пример генеральной линии по-волчьи зубастой партии. Андрей Платонов в своей повести 'Котлован' пишет:
  '- Ты, как говорится, лучше молчи! - сказал Козлов. - А то живо на заметку попадешь!..
  Помнишь, как ты подговорил одного бедняка во время самого курса на коллективизацию петуха зарезать и съесть?
  Помнишь? Мы знаем, кто коллективизацию хотел ослабить! Мы знаем, какой ты четкий!'
  
  177
  Большевики являли собой весьма нахрапистую породу, как правило, городских и совершенно бессовестных и самозванных люмпенов.
  Да только при этом были они людьми без сомнения во всем современными, а посему совсем так зазря Кир Булычев в своем нисколько небезызвестном романе 'Заповедник для Академиков' выставляет их в качестве сущих невежд и полностью ведь нелепо тупых болванов.
  Их мысли уж не всегда так до чего беспрестанно крутились разве что лишь вокруг да около пламенных идей или самого еще донельзя мелкого их личного блага...
  Такового и быть никак не могло, учитывая сами-то сроки их безмерно длительного и извращенно кощунственного глумления над и без того от века еще многострадальной Россией.
  
  Ясное дело, что всю ту несусветную канитель об освобождении от пут проклятого прошлого они завели исключительно, затем... дабы впоследствии как-либо оправдать все свои личные притязания на всеобщее добро, а вовсе не для чего-либо большого и вполне однозначно более светлого...
  
  178
  Однако разве стоило кому-либо самонадеянно и амбициозно столь самоуверенно заявлять, что они только лишь в этом, собственно, всегдашне, ведь как следует и разбирались.
  Ну, а во всем остальном были дурнями, лишь вчера с сельской печки столь уж неспешно слезшими.
  Поскольку, если таковыми подчас и вправду довольно нередко оказывались (при самом ближайшем своем рассмотрении) низовые структуры, то это еще нисколько не значит, что и заправилы всех дел в тогдашнем СССР имели тот самый принципиально и вправду относительно низкий интеллектуальный уровень.
  Правда, над всяким живым мышлением высших партийных бонз неизменно преобладали вездесущая серость и крайне так догматический партийный консерватизм, но людьми при этом они были явно умными и разве что лишь подчас этак вовсе никак полноценно не развитыми...
  Однако именно те периферийные работники чаще всего на глаза интеллигенции и попадались, производя столь уж всецело плачевное, да и скажем так крайне во всем до чего невзрачное впечатление в смысле анализа всего своего довольно недалекого и слаборазвитого интеллекта.
  Ну, а высшие чины партии были людьми исключительно умными, однако принципиально развитыми только вот явно односторонне, а кроме того и были они весьма и весьма далеки от своего народа, которого со всех сторон беспардонно обкрадывали их куда более мелкие наместники на всех тех вдоволь тогда имевшихся постах всевластной коммунистической олигархии.
  
  179
  Ну, а главные мировых дел бравые заправители ворочали народными средствами в невероятно огромных общегосударственных масштабах.
  Уж столь нахраписто и нагло они более чем отчетливо отгребали лично под себя и все свои узкие идеологические нужды и интересы, экономические ресурсы всей той нисколько необъятно великой державы.
  При этом они не только и близко совсем ничего не видели далее своего носа, но и то, что было непосредственно под ним, им было разглядеть явно ведь вовсе нисколько не просто.
  И в том, кстати, совершенно нет ничего удивительного.
  Попросту вся суть властвования над судьбами народов буквально сразу становится пустым гулким звуком в тот самый момент, когда старая идея правления попросту напрочь безвременно отбрасывается в связи с ее абсолютной дальнейшей ненадобностью.
  Ну, а вслед за относительно недолгим временем безвластия и слепой на оба глаза анархии приходит время сковывания масс внешним железным каркасом абсолютно бесчестной и бесчеловечной идеологии.
  Причем ее наиболее суеверные адепты как есть этак вышли из пламени борьбы всецело являвшейся самою сутью неистовующе всепожирающей страсти к уничтожению всякой той даже где-то совсем уж и неприметно затаившейся контрреволюции.
  И в прямой связи со всеми реалиями нового времени, сам здравый смысл и личная инициатива довольно быстро затем становятся строго наказуемыми тяжкими уголовными преступлениями.
  
  Можно, конечно, сказать, что само по себе наличие светлой идеи, всенепременно, есть великое благо, ну а все ее весьма неумелое применение - это всего-то лишь случайная неловкость всех тех, кто, слишком поспешно вооружась всем тем своим чрезвычайно безудержным оптимизмом, явно перестарался, излишне деятельно ее растолковывая всему своему от века еще разнесчастному народу.
  И все-таки сколь старательно при этом выводили партийные вожди весь свой народ из сущего беспамятства и всей той прежней его темноты.
  
  180
  Да вот ведь, однако, все это не более чем беспардонная чушь!
  Человечность и цивилизация - вещи, нисколько вовсе не привязанные друг к другу некой сверхпрочной и неразрывной нитью.
  Человечность вполне могла более чем беспрепятственно существовать и безо всякой цивилизованности с самых незапамятных времен, и вовсе-то нет никакой существенной причины, почему бы это нынешняя цивилизация никак ни сумела преспокойно уж обойтись безо всякого в принципе нисколько ненужного ей сострадания к ближнему.
  
  Поскольку абсолютно всякое развитие культуры явно идет вне всяких смелых и совершенно безотрадно жестоких попыток по ее и впрямь столь беспроглядно идеалистически насильственному прививанию.
  На Соломоновых островах более никто не ест людей, однако весьма изысканные и культурные европейцы, действительно добившиеся столь благих перемен к лучшему, жесточайшим образом истребили канаков, и ведь ими было убито, их значительно более, нежели чем те убили и съели своих врагов вполне вероятно, что и не за одну тысячу лет.
  Вот точно так же это было и с духовными ценностями индейской и индийской культур.
  Конкистадоры, ну а затем англичане столь наглядно еще предстали в виде самых наихудших варваров, попросту начисто лишенных всяческих сомнений и совести фанатиков святой веры, призванной огнем и мечом всесильно очистить весь этот мир от всякого присутствия в нем дьявольской скверны.
  
  181
  И слишком многое в этой жизни будет уж столь так полноценно зависеть именно от действительно правильного истолкования обществом всех тех благих идей, коими всегда был переполнен мир добрых книг, в которых, надо бы прямо сказать, авторы не столь редко безо всякого стеснения лгут во имя одной лишь вящей радости читателя.
  
  Причем тот истинно большой почитатель художественной литературы явно окажется способен совсем уж не находя во всей окружающей его жизни ни малейшего сходства с книжным экстрактом, лишь поболее с ним и сродниться, дабы раз и навсегда отстраниться от всех неистово ужасающих его душу некнижных реалий всего этого исключительно современного ему века.
  Только и всего, что при этом столь весьма изощреннее, изыскивая себе наиболее верные ответы на все те давно наболевшие у него внутри вопросы о самом что ни на есть неизменном прозаическом несоответствии нынешней повседневности всему тому уведенному им в прекрасных литературных грезах лучшему быту светлых и добрых идей и поступков...
  Нет, если и искали они ответы, то вот опять-таки разве что посреди все тех же мертвых листов, фабрично выделанных из некогда столь безжалостно поваленных бензопилами деревьев.
  А ведь любое дерево это целая экосистема, где существует во вполне естественном симбиозе огромное количество живых существ.
  
  182
  И надо бы столь безнадежно упрямо заметить, что без того изумительно восторженного умиления пред всяческим изящно написанным словом красивых цветов на лесных полянах явно бы оказалось значительно поболее.
  А между тем леса уничтожаются, в том числе и затем, чтобы использовать древесину ради того, чтобы была возможность выпустить в свет многотысячными тиражами множество прекрасных произведений великого литературного творчества.
  А между тех всякой природной красоты становится все меньше и меньше...
  И вполне уж то еще возможно, что если бы всегдашне культивировалась именно забота о сохранении прекрасного живого мира фауны и флоры, всех тех полевых цветов могло быть почти вот ровно столько, сколько их было некогда ранее до всякого уж существования рода людского.
  Да и всяческих замечательных видов природы, столь многозначительно вытесненных урбанистическим веком, вполне могло быть столь так немыслимо явно побольше.
  Поскольку многие леса и поля вовсе никак не могли бы ныне оказаться загажены и отравлены всеми теми довольно-таки деятельно и плодотворно весьма активно создаваемыми ядовитыми отходами всей той промышленной человеческой жизнедеятельности.
  Причем очень многое было нынче принесено в более чем сознательную жертву 'всепоглощающе засасывающему, словно гигантский пылесос искусству' массового потребления.
  И уж все тут дело не только в тех большою властью подчас ведь наследственно обладающих людях, но и во всей массе отнюдь не серых умом интеллектуалов, что беспрестанно двигают колеса большого общественного механизма.
  Ну, а потому и столь полноправно могут они вставить свое яркое слово, которое, между прочим, еще, несомненно, будет затем буквально всеми и впрямь-то повсеместно, громогласно услышано.
  А то некто, по всей на то видимости, разве что лишь к тому столь вот ярко и приспособлен, чтобы в строки об озерках да ручейках в книге большого писателя то и дело умиленно вчитываться.
  И при этом ему будет вовсе нетрудно нисколько так не замечать, что природу безмятежно ласково оккупируют всяческие людишки, деньги задарма загребущие, и уж никого они к ней отныне и на пушечный выстрел далее своего забора никогда не подпустят.
  
  183
  Причем все эти крайне нелепые и благодушно воинственные оптимистичные настроения возобладали еще в том самом незапамятном 19-м столетии...
  И уж проистекали они именно оттого исключительно полнейшего неприятия российской интеллигенцией всех тех до чего только крайне нелицеприятных сторон всей той необъятно широкой общественной жизни.
  А как раз ведь поэтому люди, и без того плохо понимающие всю ту донельзя бескрыло их окружающую действительность, совсем ведь всем своим большим умом тогда вконец окривели.
  Может, все это разве что лишь злое и зловещее карканье, а буквально во всем сколь незамысловато виноваты именно те самые злосчастные Шариковы!?
  Да нет, давайте-ка не будем забывать про то, что Булгаков нисколько не подселял начальника очистки города от вредных животных в квартиру известнейшего профессора Преображенского, хотя вполне мог это сделать, ничуть при этом, ни в чем, не погрешив супротив тогдашних самых обыденных житейских реалий.
  
  И вообще главное это первопричина, а никак так не следствие, например, ограбление доктора наук Иванова на темной улице может быть следствием попустительства того самого нерадивого городского управления, которое попросту нисколько не чинит поломанные, а вовсе не обязательно, что кем-либо злонамеренно разбитые фонари на улице, на которой живет доктор наук Иванов.
  
  184
  Ему бы выступить супротив засилья тупых бюрократов, ничего не желающих делать во имя вполне ведь общего же людского благосостояния...
  Да только был он всегда всею душой и телом именно за то самое... большое светлое и лучистое добро, а также еще и за самое неизменное поругание чести и достоинства всякого большого общественного зла, но все это так - в виде исключительно донельзя абстрактном.
  И всегда зло у него можно сказать одно лишь явно новое и сегодняшнее, причем неизменно оно разительно и эпохально значительно хуже того самого безвозвратно уже ныне ушедшего в могилу позавчерашнего...
  А между тем всякое стародавнее эпохальное зло вместе со сменой знамен, имен и эполет меняет одно свое название, но никак не свою внутреннюю сущность.
  И главное, вся суть осатанело воинственного общественного недобра попросту вечна и нисколько непоколебима.
  И оно будет с нами буквально всегда, и разве что лишь будет его больше или меньше, но действительно как-либо поменее его может стать только вот в связи с созидательными процессами, ну а всеобщее разрушение создает один необъятный вселенский хаос.
  Причем сам процесс разрушения, кем-либо начатый еще в 1917-м, плавно продолжается и по сию самую пору, и в этом вся и беда.
  Но гораздо лучше будет думать вовсе-то абсолютно иначе, и на сердце от многоголосного охаивания всего того, что произошло, лишь совсем так недавно явно становится только теплей.
  И до чего и впрямь старая это традиция - ей уж лет сто в обед.
  
  185
  То есть во всем, как всегда, окажутся виноваты одни лишь те до чего недобрые относительно уж свежие веяния...
  Ну, а хоть чего-либо попытаться действительно изменить, беспрестанно устраивая те самые, никак этак не санкционируемые властью демонстрации протеста, как-то никому и в голову и поныне попросту вот не приходит.
  Раз уж все еще издавна попросту так предполагалось делать именно руками народа, который между тем столь возмутительно пока, совершенно безмолвствует.
  Но которого обязательно еще надо бы пробудить к активной и, безусловно, весьма вот продуктивной интеллектуальной деятельности.
  Именно в чем-либо подобном российская интеллигенция всегда и видела свой вовсе так абстрактный долг пред всем Его Величеством Н-А-Р-О-Д-О-М.
  
  Массам, однако, ничего, кроме хлеба и зрелищ, попросту никак нисколько не нужно, от всего остального у них одна лишь явная сплошная зевота.
  Да и вообще их и впрямь-таки можно ввести всяческими мудреными речами в одну лишь ту еще истую дрему...
  А между тем их надо бы всецело до поры до времени сколь тщательно оберегать ото всех тех идей, которые они явно окажутся, совсем не способны разумно и качественно вообще воспринять.
  И вот еще что: их мозг надо бы и вовсе так не засорять всяческими исключительно отстраненными от всякой действительности абстрактами идеологии, а по мере возможности посильно развивать общими знаниями, уничтожая при этом слепое невежество, а нисколько так не те пресловутые господствующие классы.
  Однако для сколь многих интеллектуально развитых людей яркие истины невообразимо напыщенных догм куда поважнее всяческих доводов практически мыслящего здравого рассудка.
  
  186
  Кое-кто неистово жаждет тех более чем незамедлительных преобразований и попросту никак совсем не приемлет всякой степенной постепенности и сущей взвешенности любых действий, уж явно способных, как улучшить, да так и ухудшить всю его столь невзрачно повседневно окружающую жизнь.
  А между тем неумеренно суровая жажда общественно обличительной деятельности вполне способна обрушить крепостную стену, за которой сидит себе, да и не дремлет, будучи на страже с топором, то самое древнейшее зло, которое всегдашне всесильно душат и стесняют культурные и цивилизованные рамки всего того незыблемо вязкого от века еще самодержавного бытия.
  Причем буквально все тут явно могло бы пойти и несколько иным путем, никак при этом, не отравляя сознание народа, вящим осознанием всего его извечного бесправия.
  Поскольку и вправду значительно лучше, оно бы еще прижилось именно, кабы интеллигенция, поистине вот действовала сколь же житейски толково, разъясняя народу все его самые исконные человеческие права.
  Для этого, правда надо было по-настоящему делово взять над ним шефство и с самого малолетства чему-либо его действительно учить и воспитывать.
  Ну а это совсем другое дело, нежели чем сколь исподволь его беспрестанно подначивать и подталкивать к совершенно во многом бессмысленному вооруженному восстанию.
  Однако в отличие от бравых и суровых лозунгов сие деяния подразумевали бы весьма грязный и тяжелый труд, а вовсе не умиление от всех тех блекло отсвечивающих на лицах простых людей явных отблесков до чего самодовольного ими бравого понимания всего того, что нынче, именно ради них ведь, значит, и делается.
  А между тем все это и впрямь было подчас столь наглядно так приходяще уж вслед за всеми теми чьи-либо до чего не в меру ершистыми эпитетами.
  
  187
  Дореволюционной левой интеллигенции был столь ослепительно ярко нужен всеочищающий пожар, а не вполне благоразумное и постепенное обновление всего того, что затхло и покрылось плесенью всех тех навсегда ушедших в прошлое веков косности и замшелого мракобесья.
  И это притом, что народу нужна была вовсе не некая сугубо абстрактная справедливость, а поистине нормальная еда и столь милый сердцу уютный кров.
  Однако все это были для кое-кого совершенно неважные и исключительно меркантильные вещи, более чем принципиально далекие от сознания тех титанов мысли в ком безудержно кипела пена бравого энтузиазма, разрушения всего того донельзя всем вконец обрыдшего, былого угнетения масс.
  А между тем самая повседневная о них забота (совсем не в личностном, а как раз-таки в широком общественном плане), была всеми своими думами неизменно чужда всем тем, кто явно и безнадежно, возвышенно витал в облаках, безмерно же пресыщенного благами светлой духовности столь и впрямь во многом весьма утонченно абстрактного бытия.
  
  И именно поэтому люди интеллектуально развитые, да только уж никак не в меру восторженные и простосердечно праздные столь зачастую ратуют за верную смерть какого-нибудь ядовитого монстра вовсе ведь при этом, пожалуй, нисколько так совсем и несуществующего, отвратительного общественного зла.
  
  188
  И надо бы довольно-таки прямо сходу заметить, что всем светлым ликом своим сияющее благо, общественного грядущего переустройства, всегда между тем имеет некую к чему-либо самую несомненную столь этак весьма многозначительную привязку...
  Это яростно низвергающее извечную вековую нечисть Добро может быть, к примеру, большевистским или арийским, ну а подлинная человеческая доброта она, несомненно, всеобща, а потому и нетленна, как впрочем, и всякая сама по себе существующая в этом мире здравая истина.
  Да только вот еще в чем явная беда, нисколько никак нельзя ее лютому злу столь и впрямь бескомпромиссно разом довольно-таки весьма существенно в единый миг всесильно противопоставить!
  Зато ему действительно можно и нужно более чем наглядно противопоставить низвергающее в ад все истое невежество - настоящее, а вовсе же не то с каким-либо явно так половинчатым уклоном просвещение...
  Именно оно и рассеет мрак в душах людских, а чего-либо иное его разве что значительнее усугубит и только лишь существеннее, затем еще усилит.
  Однако должно оно быть нисколько не праздным и не прянично восторженным, а в особенности совсем не тем, что попросту давит и давит на психику какой-либо весьма воинственной идеологией.
  
  189
  Всякое настоящее, доподлинно взвешенное и разумное просвещение, прежде всего, учит именно думать, да и житейски довольно-таки строго логично соображать.
  И никогда уж никого оно никак не станет, подталкивать в бок, дабы люди с ним даже и ненароком соприкоснувшиеся сколь незамедлительно пришли бы к каким-либо весьма вот окончательным выводам.
  А в особенности по отношению к кому бы то ни было нисколько ведь незапятнанному ничьей вовсе и впрямь-то напрасно пролитой людской кровью.
  А, впрочем, и искусство, начисто лишенное всяческих прекраснодушно этических намерений, никак уж не станет предтечей суровых будней некогда разве что лишь еще только грядущего революционного кошмара.
  Те на редкость безрадостные времена были действительно светлыми одними огнями до чего безжалостно сжигаемого дотла проклятущего прошлого...
  Да что правда, то правда, мысль и чувства тяжким бременем выношенные внутри всякого авторского нутра, а затем неистовым искрящимся талантом рожденные - это, и есть именно то, что, столь, несомненно, затем и послужит явной предтечей к тем, куда более светлым дням, пока крайне далеких от нас благих времен истинно лучшего будущего.
  Однако действительно приблизить то истинно лучшее ко всем тем и поныне точно также как и всегда и ранее существующим реалиям жизни, смогут одни только, те, кто вовсе не будет праздно вымысливать мир праведных и благих идей и всех тех весьма насущных и первостепенных вопросов...
  Есть вполне же предостаточно авторов, нисколько не ставящих под острым углом знаков вопроса, что сами уж по себе всевластно требуют самых срочных мер по пресечению чьих-либо грязных происков и безапелляционно общепризнанных зловредными чудовищно стяжательских амбиций.
  Но есть ведь и те другие, для которых это и был самый вот настоящий их хлеб насущный.
  В русской литературе раздуванием подобного рода очагов пожаров всепожирающей ненависти являлись Герцен 'Кто виноват?' и Чернышевский 'Что делать?'.
  Но при этом до чего много было и тех авторов, что мирно сеяли именно ту всеобщую для всех нас - включая буквально каждого - сущую же доброту...
  
  Ну а всегда остро жаждущее светлых свершений и крови злодеев ДОБРО, почерпнутое из книг, в которых сколь неизменно острым пером прочерчивается самая суровая необходимость ярой борьбы с чисто абстрактной несправедливостью, обязательно еще затем поспособствует исключительно так одноплановому созданию самых разнообразных жизненных приоритетов...
  ...которые между тем у всех нас должны быть нисколько вовсе неодинаковыми и разве что лишь общее будущее, оно фактически всегда одно на всех.
  
  190
  Да то сколь безгранично светлое (на одной лишь бумаге) грядущее воплощение красивых мечтаний, всенепременно подымет народные толпы на борьбу с нечестью, которую и впрямь именно что более чем немилосердно следует всю разом, затем целиком истребить, да еще и безо всякого уж остатка...
  Вот-вот даже и у великого Виктора Гюго в его романе 'Отверженные' можно найти и подобного рода ужасные строчки.
  'Так вот, монархия - это и есть внешний враг; угнетение - внешний враг; 'священное право' - внешний враг. Деспотизм нарушает моральные границы, подобно тому, как вторжение врага нарушает границы географические. Изгнать тирана или изгнать (выставить) англичан в обоих случаях значит: освободить свою территорию. Наступает час, когда недостаточно возражать; за философией должно следовать действие; живая сила заканчивает то, что наметила идея. Скованный Прометей начинает, Аристогитон заканчивает. Энциклопедия просвещает души, 10 августа их воспламеняет. После Эсхила - Фразибул; после Дидро - Дантон. Народ стремится найти руководителя. В массе он сбрасывает с себя апатию. Толпу легко сплотить в повиновении. Людей нужно расшевеливать, расталкивать, не давать покоя ради самого блага их освобождения, нужно колоть им глаза правдой, бросать в них грозный свет полными пригоршнями. Нужно, чтобы они сами были ослеплены идеей собственного спасения; этот ослепительный свет пробуждает их. Отсюда необходимость набатов и битв. Нужно подняться великим воинам, озарить народы дерзновением и встряхнуть несчастное человечество, над которым нависает мрак священного права, цезаристской славы, грубой силы, фанатизма, безответственной власти и самодержавных величеств; встряхнуть это скопище, тупо созерцающее темное торжество ночи во всем его великолепии. Долой тирана'!
  
  191
  На все это можно ответить разве что только словами самого же Гюго из его весьма так талантливого романа 'Девяносто третий год' там он фактически ведь дает совершенно исчерпывающее представление о том, чего - это именно представляют собой те две более чем неразрывные части всего общественного организма.
  'Признаемся, что эти два человека - маркиз и священник - были в каком-либо отношении как бы одним существом. Бронзовая маска гражданской войны двулика - одной своей стороной она обращена к прошлому, другой - к будущему, но оба лика ее в равной степени трагичны. Лантенак был первым, а Симурдэн - вторым ликом; но горькая усмешка Лантенака была скрыта ночной мглой, а на роковом челе Симурдэна лежал отблеск встающей зари'.
  
  192
  Однако заря эта с налитой кровью глазами столь многозначительно собою напоминает наиболее жесточайшего в мире рабовладельца, на этот раз заставляющего своего раба непросто усердно и безропотно трудиться, но и из дум (дела до сих пор чисто внутреннего), он-то людям своим дозволит иметь исключительно те, каковые ему окажутся явно по нраву.
  
  Причем наиглавнейшей побудительной причиной для самой уж как есть возможности, возникновения новоявленного идеологического деспотизма, является именно то, что слишком вот много в каждом из нас безнадежно слепых амбиций, непререкаемых постулатов, священных догм, внушенных в узком семейном кругу яростных предрассудков...
  Великий талант, он сколь смело дозволяет более чем весомо поделиться ими буквально со всеми, кого только коснется лучик яркого солнца, чьего-либо самого так доподлинного духовного величия.
  
  193
  Автор всякого художественного произведения вовсе не мыслит одним ярчайшим праздничным светом и добром, нет, он пропускает сквозь себя весь окружающий мир, вполне доступный его духовному зрению и мировоззрению, ну а затем широким потоком, выносит его куда-либо далеко наружу.
  Его образы далеко не всегда могут быть столь и впрямь очаровательно чистыми и нарядными, раз в них порою незримо присутствует слишком много пыли несбывшихся надежд, глубоких ран разочарований, странствий по миру чужих фантазий, столь уж ярко так на свету вдохновения переплетающихся со своею собственной...
  
  194
  И уж тем более приторная, искусственная слегка приукрашенная блестками вымысла житейская правда, вовсе не есть светоч во тьме египетской!
  Ну, а в истинных, полных не сладкой, а скорее наоборот горьковатой правды книгах ничего иного автору попросту совсем уж и не остается, кроме того довольно-таки искусного создания исключительно условных, донельзя размытых границ, где кончается светлое добро, а начинается темное зло...
  Поневоле оно в них столь бесподобно перемешивается в тугой и зачастую самый неразрывный узел.
  Но в любом случае использование литературы, как весьма явственного мерила бытия в самой практической области обыденной жизни абсолютно же нисколько неправомочно, ибо это ведет к одним лишь напрасным страданиям, а не к свету и счастью.
  
  Ведь именно оттуда и берет свое начало взвешенная на весах холодного ума целесообразность, возведенная в принцип, всецело оправдывающий ничем нисколько между тем никак не оправдываемое насилие, которому попросту нет места вне рамок жестокой конкуренции живых существ.
  Человек существо высшее, а потому и не может он пользоваться тем, что когда-либо вырабатывалось и тщательно социально выкристаллизовывалось за долгие миллионолетия, в мире кровожадной плотоядной плоти и травоядной скотской покорности...
  Большой писатель Сергей Довлатов этак уж до чего вкрадчиво говорит нам обо всем этом.
  Довлатов 'Филиал'
  'По-моему, - говорю, - литературе нельзя доверять свою жизнь. Поскольку добро и зло в литературе неразделимы. Так же, как и в природе.
  
  195
  Вот в том все и дело, что у литературы действительно много общего с живой природой, поскольку там всесильно царствует закон слепой и безжалостной целесообразности, и попросту совсем не остается места гуманности, точно также, как и для вполне разумного снисхождения по отношению к навсегда, отныне разом навеки поверженному злу.
  
  В природе подчас, несомненно, действуют законы, вовсе-то никак не имеющие ровным счетом ничего общего с общечеловеческими наработками светлой духовности.
  Причем культура, ее создавшая возникла как раз за счет единения душ, ну а все это столь неразрывно было в единый узел крепко увязано именно со всеми теми наработками искусства и человечности, а не одним тем исключительно разве что столь отдельным его проявлением, коим неизменно явно уж является всякая художественная литература.
  Живая жизнь столь ведь всегда до чего неторопливо и деятельно развивается, что фактически и впрямь более чем неразрывно взаимосвязано как раз со столь превеликим множеством всецело весьма уж разнообразных строго эволюционных параметров.
  Да только нисколько незачем их суживать до нескольких жалких годов, не имея в запасе бесчисленного количества лет и зим для самого так беспрестанного делания проб и ошибок.
  Говоря обо всем том совершенно же незатейливо, природа она светла и мудра, но безнадежно беспощадна и это ее исконное право, но вовсе не человека со всей его ограниченностью, косностью мышления, как и явной вздорностью и доселе столь нелегкого его характера.
  А потому и тот самый великий мир литературы, кем-либо сколь наскоро превращенный в некий безумно остро отточенный скальпель, того самого многозначительно агностического восприятия всей вселенной, есть не более чем злобная насмешка над вполне разумным восприятием всех тех нас от века окружающих реалий.
  И безо всякой тени сомнения вся та ныне существующая действительность подчас вот может еще быть и впрямь немыслимо во всем злосчастно суровой.
  Однако то еще никак не повод, для того чтобы буквально всегда до чего непременно отыскивать самых конкретных виновных, как и более чем беспричинно задаваться вопросом, чего это именно прямо сейчас не сходя с этого места и надо бы более чем незамедлительно сразу уж враз предпринять.
  
  196
  Литература действительно способна оказаться самым наглядным прикладным орудием для весьма вдумчивого анализа всей той вездесуще насущной реальности.
  Но только лишь в самых общих ее чертах, а не в некоем единственно верном и исключительно самом конкретном ее ключе, раз никак не может, она являться чем-либо большим, нежели чем мерилом, инструментом, однако вовсе не эталоном на все времена, пусть и сгоряча, но более чем безукоризненно всецело доказанных житейских истин.
  
  Возведение духовных богатств в эти и близко для них нисколько неприличествующие рамки, явно вот приводит разве что к одному тому уж и впрямь довольно значительному сгущению туч фанатизма, а не к нисшествию в этот мир света высшей любви и счастья.
  И все это именно так, и никак не может то еще оказаться, хоть сколько-то, значит, вообще ведь иначе!
  Поскольку всякий тот праздно интеллигентный человек вполне еще способен поучаствовать в сотворении великого зла, руководствуясь при этом восторженно яростными принципами добра, сознательно или бессознательно, встав на его сторону под флагом всеобъемлющего счастья сразу для всех, а оно таковым оказаться, уж попросту совершенно не сможет.
  
  197
  Как правило, всякий, кто громче всех других о нем кричит, более всего на свете желает заняться одной лишь самого того еще низкопробного рода политикой, а вовсе не решением чьих-либо всегда вот более чем насущных проблем.
  Однако для того чтобы со всей большой серьезностью вникнуть в саму суть дела, ему явно еще непременно понадобится всецело проникнуться духом идеи.
  Ну а затем и сможет он столь ведь искренне смело заговорить, как раз-таки от имени ее всею той абстрактной бледностью победоносно сияющего лика.
  А, кроме того, светлое добро, безусловно, может быть понято и весьма и весьма во всем поверхностно, да и донельзя же схоластично.
  А потому и способно оно более чем неизбежно разом еще оказаться столь бестрепетно ласково, притянуто за уши к чьим-либо личным и до чего только нескромным и бесчеловечным потребностям.
  
  А потому из всего вышеизложенного сам собой напрашивается более чем бесхитростный вывод о том, что книги и настоящие ни к чему не притиснутые духовные ценности на наш сегодняшний день прекрасно могут в принципе обойтись друг без друга в некоей одной отдельно взятой человеческой душе.
  Более того, иногда литература, несомненно, еще оказывается способна расширить сознание подлого негодяя, придав всем его мерзостям, куда более изощренный и донельзя так во всем продуманный вид.
  
  198
  Из каждых 100 тысяч образованных людей обязательно можно бы черным по белому кровавыми строчками выделить пару сотен таких выродков, что некогда вполне осознано, послужили причиной смерти одного, а пожалуй и куда поболее - нескольких случайных жертв их самого что ни на есть криминального рода изощренно сатанинских планов.
  Это в принципе может еще быть, в том числе и чистой случайностью, захотел разобраться с кем-либо одним, однако на деле совсем не обошлось без тех несчастных лишь случайно попавших под горячую руку, да только из-за подобных пустяков мало, кто затем слезы всерьез столь отчаянно проливает.
  Причем речь тут идет о таких вещах, с которыми практически никто и нигде, кроме разве что на 'Негритянском острове' (по Агате Кристи), ну никак ведь нисколько не разберется.
  
  199
  Ну а если безо всякой лупы несколько пристальнее взглянуть на людей, из числа тех, кто вполне осознанно (но далеко не всегда злонамеренно) или тем паче совсем не со зла (случайно), причинили кому-либо самые ужасные душевные страдания, то уж список тогда выйдет, куда шире и весьма необъятнее!
  Однако зачастую всеми почитаемый человек, совершивший безмерную подлость, останется для всех тех, кто был с ним когда-либо лично знаком, несомненно, так по-прежнему столь однозначно порядочным, да и более того во всем уважаемым членом общества.
  Потому как лавры большого почета наилучшая защита от любых сколь С-О-В-Е-Р-Ш-Е-Н-Н-О необоснованных обвинений.
  И уж дело ясное, что все эти вещи почти что всецело (за довольно редким исключением) свойственны одним лишь людям действительно развитым, культурным и образованным, имеющим более чем здравое представление, как о самой элементарной этике, да, так и высоконравственной книжной морали.
  
  200
  Книги - то вовсе нисколько не окно в некий мир высокой духовности, а куда, скорее, на наш сегодняшний день одни лишь бесчисленные осколки разбитого зеркала высших, однако, при этом, пока еще во всем нашем обыденном быту никак вот недосягаемых истин.
  Причем даже и то, что мы и вправду более чем БЕЗУПРЕЧНО можем, хоть сколько-то постичь, и осознать, далеко не всегда впитывается, истинно становясь в нас второй натурой.
  Поскольку ничто не способно до самого конца заменить процесс воспитания в правильном ключе буквально всякой человеческой личности, начиная почти, что с самого ее зарождения.
  
  201
  Книга - это яркий и сочный (с красочными иллюстрациями собственного и авторского воображения) учебник, но он намного сложнее всякой тригонометрии, а потому и постигнуть при ее столь этак благородном посредстве какую-либо действительно стоящую мораль, без доподлинно живых учителей, на деле окажется - практически так никак невозможно.
  
  Школа и вольно или невольно окружающие нас люди, на деле столь непременно оказывают, куда исключительно большее влияние, чем любые, литературные весьма изысканные творения, которые можно и впрямь уж подчас обнаружить на покрытых пылью праздных слов полках общественных или даже вот чьих-либо частных библиотек.
  
  202
  Причем и довольно многое в сказочно большом мире литературы - это одна лишь тщетная суета, да маята, и разве что отдельные представители литературной братии почти что всякое свое новое слово, высекали из цельного мрамора, однако ведь между тем, тоже добытого на все той же каменоломне величавого, но никак так при этом не святочного художественного вымысла.
  Да и то, даже и у великих авторов, несомненно, хватало своих собственных грандиозных и воинственно амбициозных заблуждений.
  Причем за все те нисколько не в меру восторженные благоглупости 19 столетия столь вот многие люди более чем и впрямь достоверно заплатили самую чудовищную цену жития-бытия в царстве вечного и совершенно несбыточного, исключительно, так как всегда уж именно грядущего всеобщего счастья.
  И долго еще россиянам придется платить по всем тем старым, давно просроченным счетам.
  И вовсе так не только ныне живущим придется всю жизнь расплачиваться за грехи отцов и дедов, но точно также и вполне доведется это делать всем тем нисколько, пока не народившимся их грядущим потомкам.
  И сколь хорошо, что не расплатились мы все разом за то самое совершенно несветлое прошлое всей уж на свете где-либо и когда-либо существующей жизнью...
  Ну так то, скорее всего одно лишь пока дело случая, а в некоторой мере еще и того не вполне достаточно до чего и впрямь сурово мыслящего политического руководства.
  Однако довелось уж многим из нас, непонятно зачем выстоять всю свою жизнь в длинной очереди за так и не наступившим счастьем, которое кое-кому, собственно, лишь явно пригрезилось в некоем кошмарном идеалистическом сне.
  И эти доморощенные иллюзии, как удушающим одеялом накрыли собой думы сразу ведь нескольких поколений, а потому и были эти чрезвычайно наивные люди всецело поглощены густой и непроницаемой тьмой ласково лживых надежд.
  
  203
  Ну а объявился бы на свет Божий этакий великий человечище, которого нам тут уж никак вовсе только и не доставало в эти самые сегодняшние весьма томительные часы чрезмерно резвого и излишне поспешного перехода от крайне неспешного гужевого бытия к сверхбыстрым космическим скоростям...
  Однако, между тем, остается еще нисколько неизвестным, действительно ли, в конечном итоге, жизнь всего человечества, и вправду изменится к чему-либо истинно лучшему или не бывать тому попросту так именно что никогда.
  Мертвое или попросту всецело выродившееся нынешнее человечество может еще своей всесокрушающей ядерной смертью, более чем верно
  предотвратить возникновение некоей новой, скажем той еще дельфиньей цивилизации.
  
  А между тем какой-нибудь исполин безмерно возвышенной, однако при этом где-либо глубоко изнутри неистово ведь явно точенной червем сомнения духовности и мог бы еще обречь людей на верную смерть с гораздо большею совершенно неизбежной вероятностью.
  Причем все это именно в свете всеобъемлющей веры в напечатанное слово, словно бы при наличии соответствующего таланта, оно и впрямь само собой сразу превращается в то самое Божие откровение, даденное людям на горе Синайской.
  А между тем безо всякой тени сомнения ясно одно.
  Руководствуясь принципами всяческих неразумных политических игр, да еще и в тех самых общемировых катастрофических масштабах, нынешнее человечество еще будет разом способно загнать само себя в угол, из которого оно выползет только ведь разве что на карачках прямо-таки назад в дикую природу или не выползет, оно тогда вовсе-то никуда.
  И надо бы прямо в лоб более чем откровенно заметить, что всеми этими вооруженными до зубов клыкастыми амбициями нынешняя техногенная цивилизация и близко не стала бы баловаться, безо всей той разгоряченной и нетерпеливой философской мысли...
  Ну а так вместо благородного обдумывания всех уж возможностей степенного и постепенного изменения всех окружающих реалий, нынешнее любомудрие уж столь так ответственно занялось весьма углубленным и исключительно безразличным ко всем судьбам мира самокопанием.
  
  204
  Лев Толстой, к примеру, 'гигантом светлой всеразрушающей мысли', и близко никогда совершенно вот не являлся.
  Однако это именно его взгляды и были до чего так вредны для всякого нормального пошагового и степенного развития российского общества, а значит и всего этого мира, поскольку Россия страна общемирового, а нисколько не местного и регионального значения.
  И все-таки, несомненно, одно какой-либо иной российский литературный гений, вполне еще явно сумел бы сколь безупречно обречь все человечество на величайший грех самого непоколебимого самоуничтожения.
  И если этот палач всех народов Земли попросту никак не родился или умер еще во младенчестве, то столь вот навряд ли заслуга всех тех, кто непременно внимал бы всем его речам с самым проникновенным вниманием.
  Сколь оно очевидно, что читатели 19 века действительно обладали донельзя обостренным чувством глубочайшего сопричастия ко всем мыслям великих авторов, как и всею душой, стремились к повторению поступков на весь же мир ими прославленных 'героев'.
  Однако не один из классиков 19 столетия этаким исполином чудовищно разрушительной мысли нисколько и близко-то совсем не являлся...
  Правда у Льва Толстого в 'Анне Карениной' надо сказать явно промелькнула мысль, вполне возможно осиротившая в течение всех тех еще затем последовавших поколений энное количество более чем однозначно с виду совершенно благополучных семейств.
  Вот они его слова.
  'Но это не только была неправда, это была жестокая насмешка какой-то злой силы, злой, противной и такой, которой нельзя было подчиняться.
  Надо было избавиться от этой силы. И избавление было в руках каждого. Надо было прекратить эту зависимость от зла.
  И было одно средство - смерть.
  И, счастливый семьянин, здоровый человек, Левин был несколько раз так близок к самоубийству, что спрятал шнурок, чтобы не повеситься на нем, и боялся ходить с ружьем, чтобы не застрелиться.
  Но Левин не застрелился и не повесился, и продолжал жить'.
  
  И однако уж нечто подобное и близко никак не похоже на истинную вселенскую катастрофу.
  
  205
  А все-таки Лев Толстой довольно многое действительно сделал для грядущего процветания империи зла по вполне справедливому (в смысле оценки политической системы) определению Рональда Рейгана.
  Причем она таковой была вовсе не по отношению к рядовым американцам, которым судя по рассказам своих же их великих писателей О'Генри и Джека Лондона в начале 20 века тоже ведь не очень уж сладко, да и весело некогда жилось.
  Да только со всей очевидностью безмерно до ужаса перепугавшись возможности повторения русского сценария - американские привилегированные классы со всей расторопностью, явно затем во всем расстарались, дабы создать для своего народа совершенно иные, куда более уютные условия, дабы обитали они в просторных домах, а не в тех еще пресловутых хижинах дяди Тома.
  В то самое время, как в СССР все было с точностью до наоборот, в его лике полностью воплотилось все то пламенем революции, приподнятое с самого низа на наивысший верх до чего и впрямь умиленно помпезное имперское бездушие.
  Все официально заявленные права советских граждан были сплошной дутой фикцией, популистскими методами устраняющей всякую безработицу, но зато вполне же реально новоявленный 'пролетарский строй' объявил самое неотъемлемое право на отдых на сколь многих рабочих местах.
  Ну а Лев Николаевич Толстой со своей весьма, надо сказать, прискорбной стороны столь так немало еще поспособствовал становлению в России как раз уж явно подобного тому злосчастного режима.
  
  206
  Несколько ниже можно будет столь неприглядно наглядно лицезреть самый конкретный пример мышления всемирового гения и классика Льва Толстого, который в его 'Анне Карениной' буквально распинает по всем статьям, саму как она есть жизненную необходимость всеобщего сподвижничества в деле настойчивого, а вовсе-то совсем не спонтанного просвещения народа.
  Причем использует он при этом самые различные слова, однако уж только вот ради, куда разве что еще большего закрепления представителей аристократии во всех их столь безнадежно для них естественных умственных предрассудках о том, что главное это как оказывается самоотстраненное великое счастье всех тех образованных и зажиточных людей.
  Ну а идти к нему, следует своей личной, исключительно своекорыстной дорогой.
  А ведь это явное сумасбродство нисколько вот совсем неподобающее для каких-либо безукоризненно всесторонне развитых личностей действительно желающих обустроить себе светлую и спокойную жизнь.
  Раз таковою она может стать только лишь от вполне разумного вмешательства во все те до чего и впрямь беспокойные дела общественные!
  
  207
  Однако автор нисколько не рассчитывает это хоть сколько-то еще доказать одному из тех всезнающих буквально все в этой жизни познавших людей, которым именно подобное представление о судьбе цивилизации, как и о наиболее справедливейших принципах всеобщего общественного существования более всего, как раз уж к лицу.
  Поскольку это и есть, собственно то, что, они более всего радостно чтут, так как нечто подобное как нечто иное во всем до конца соответствует их сугубо личностным вкусам, а также и совершенно ведь всем их главным жизненным приоритетам.
  Вот они слова Льва Толстого. 'Анна Каренина'.
  'Я думаю, что двигатель всех наших действий есть все-таки личное счастье. Теперь в земских учреждениях я, как дворянин, не вижу ничего, что бы содействовало моему благосостоянию. Дороги - не лучше и не могут быть лучше; лошади мои везут меня и по дурным. Доктора и пункта мне не нужно, мировой судья мне не нужен, - я никогда не обращаюсь к нему и не обращусь.
  Школы мне не только не нужны, но даже вредны, как я тебе говорил. Для меня земские учреждения просто повинность платить восемнадцать копеек с десятины, ездить в город, ночевать с клопами и слушать всякий вздор и гадости, а личный интерес меня не побуждает.
  - Позволь, - перебил с улыбкой Сергей Иванович, - личный интерес не побуждал нас работать для освобождения крестьян, а мы работали.
  - Нет! - все более горячась, перебил Константин. - Освобождение крестьян было другое дело. Тут был личный интерес. Хотелось сбросить с себя это ярмо, которое давило нас, всех хороших людей. Но быть гласным, рассуждать о том, сколько золотарей нужно и как трубы провести в городе, где я не живу; быть присяжным и судить мужика, укравшего ветчину, и шесть часов слушать всякий вздор, который мелют защитники и прокуроры, и как председатель спрашивает у моего старика Алешки - дурачка: "Признаете ли вы, господин подсудимый, факт похищения ветчины?" - "Ась?"
  Константин Левин уже отвлекся, стал представлять председателя и Алешку-дурачка; ему казалось, что это все идет к делу.
  Но Сергей Иванович пожал плечами.
  - Ну, так что ты хочешь сказать?
  - Я только хочу сказать, что те права, которые меня... мой интерес затрагивают, я буду всегда защищать всеми силами; что когда у нас, у студентов, делали обыск и читали наши письма жандармы, я готов всеми силами защищать эти права, защищать мои права образования, свободы. Я понимаю военную повинность, которая затрагивает судьбу моих детей, братьев и меня самого; я готов обсуждать то, что меня касается; но судить, куда распределить сорок тысяч земских денег, или Алешку-дурачка судить, - я не понимаю и не могу'.
  
  208
  Да, уж, действительно, хоть сколько-то посильно участвовать во всей общественной жизни дело оно крайне порою более чем тошнотворное, а кроме того еще и донельзя нечистоплотное.
  Ну а потому и для всякой большой души оно до чего исключительно вовсе так совсем непростое... поскольку довольно во многом оно более чем неизбежно склизкое, да и донельзя во всем невероятно скользкое.
  И именно поэтому им по сей день и заняты, все те, кто никогда ведь нисколько не забывают про свой собственный до чего только и впрямь широкий карман.
  И этак уж сему и быть и впредь, пока не научится российская интеллигенция видеть этот мир в несколько ином, куда менее прекраснодушном свете.
  
  Причем, то столь безмерно великое благодушие к самой уж бесконечно навек любимой себе у нее, увы, более чем неизбежно явно ведь сочетается с тем самым наспех прикрытым фиговым листочком мнимого радушия, презрением ко всем прочим простым обывателям.
  У того же Льва Толстого было далеко еще не самое худшее отношение ко всему тому простонародью его века и страны.
  А, все-таки, его презрение к простому мужику в сочетании с тайной завистью к нему, как и ко всему его сословию, буквально само по себе неистово пышет из всего творчества, безо всякого сомнения, великого графа Льва Николаевича.
  
  209
  И если действительно вполне всерьез заговорить об довольно уж сильном влиянии со стороны художественной литературы, то ведь легче всего оно приживается, впрямь-то давя на мозг, как раз тогда, когда оно более чем неизбежно ведет именно во тьму предрассудков, а вовсе не к свету высших и величественных истин.
  Вот еще один пример из творчества Льва Толстого, где он столь усердно расшатывает старые догматические постулаты, да только все новое при этом он нисколько не насаждает, а лишь наспех низводит на нет все столпы прежних господских забот и утех явно уж донельзя и близко так ныне совершенно неправедных.
  Лев Толстой 'Война и Мир'
  'Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему - закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью". Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что-то новое, всякий раз изумляла его. - "Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, - но как мне рассказать им все, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее. Стало быть, так надо! Но мне-то, мне куда деваться?" думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, - способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался - зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности'.
  
  210
  Однако чего уж тут попишешь, раз буквально весь этот мир снизу доверху переполнен всякого разного рода злобной скверной и любое его серьезное улучшение никому из нас чистых рук, нисколько не сулит, и можно лишь порою суметь отличить, где она грязь, а где та совершенно напрасно пролитая кровь.
  Да только кое-кому это явно совсем и близко так непонятно!
  Ну а самый короткий путь неизбежно бездушно кровав и жесток, зато уж, ясное дело, он вовсе и близко не грязен, а потому и идти по нему окажется широко, светло и раздольно, поскольку всю черную работу на себя разом возьмет кто-либо без тени сомнения, БЕЗУСЛОВНО, другой.
  А потому и самое время было столь тщательно подготовить ко всей той грядущей эпохе всеобщего радостного света хорошо вспаханную идеалистическую почву.
  Ну а для того, чтобы на деле ее посильно приблизить стоило бы еще со всею светлою душой и вполне тому приличествующими мыслями более чем ответственно заняться как раз-таки, тем самым донельзя обескровливающим благородные лица суровым обличением, всей той врожденной никчемности стародавнего российского царизма.
  
  211
  Причем, конечно, вовсе не ради порабощения диким отъявленным злом, и раздавались уж некогда все эти воззвания, разом столь неистово двинуться ко всем тем необъятным (пока еще никак не освоенным) просторам добра.
  Однако все тяжкие заблуждения праведников, в конце концов, непременно явно обходились человечеству, куда только разве что лишь значительно дороже, нежели чем все злодейства упырей и вурдалаков рода людского.
  Светлые намерения исключительно редко сбываются в их доподлинно изначальной форме, поскольку любые теоретические выкладки, всенепременно, потребуют весьма еще длительной обкатки на самом что ни на есть практическом уровне.
  Причем всякое дело добрых исторических свершений и близко так не состоит именно в том, чтобы разом ведь непомерно ярым насильственным путем, обязательно еще отлучить от власти всю ту гнетущую и порабощающую силу в каком-либо конкретном и более чем неблагополучном царстве-государстве...
  Нет, надо бы сперва устранить саму первопричину безгласности и безропотности простых граждан, а как раз вот для того и надобно дать им знания обо всех их гражданских правах, однако нисколько при этом, не забывая упомянуть и обо всех самых прямых их обязанностях.
  
  212
  А это никак уж не может быть до чего только наскоро достигнуто путем безмерно спешного обрушения всей той, как она есть общественной пирамиды.
  Поскольку она состоит из одних и тех во всем полностью исключительно идентичных ее частей...
  Просто кого-либо она всею мощью своей сколь бессердечно придавила, ну а кто-то по всему своему праву рождения исключительно и впрямь безвылазно находится на самом кончике ее всевластной вершины.
  Причем весьма существенной разницы между теми или иными людьми попросту нет, как нет, да и быть ее ни в одном глазу совершенно так вовсе нисколько не может.
  Да и вследствие разрушения всей той веками безбедно просуществовавшей общественной пирамиды буквально все разом еще придет затем в движение...
  И почти немедля на ее прежнем месте непременно возникнет некая другая между тем имеющая в точности тот прежний свой облик, а исчезнут одни лишь наиболее хрупкие элементы ее конструкции все остальное останется полностью вот действительно в силе.
  Более того, все те самые отвратительные элементы ее конструкции еще лишь поболее в ней при всем том тогда всецело уж только весьма укрупнятся.
  
  213
  Так, что какой-либо реальной пользы, как и истинного блага народа, ото всех тех сколь многообещающих революций нисколько-то попросту никогда и нигде и близко так совсем не бывает...
  Да они действительно порою преуспевают, и прежде всего, в смысле более чем самого наглядного сокрушения всего того и впрямь незыблемо долгими веками, безбедно просуществовавшего зла.
  Однако проку от всего этого нет, как нет, да и быть его попросту вовсе ведь абсолютно нисколько не может.
  Революционные веяния с собою более чем безнадежно приносят целый ворох восторженных слов, да только сеют, они при этом один лишь тот безмерно великий вред, как и собственно, носят все их черты все те свойства стихийных бедствий.
  Правда нет худа без добра, а без темных тупиков попросту никак не может быть всего того ослепительно яркого конечного света.
  И все же восторженно славословя и боготворя все те совершенно так совсем вот нисколько неудачные социальные эксперименты дикого идеалистического прошлого, некоторые, напрочь при этом попросту забывают всю их непомерно тяжкую цену.
  А между тем сколь неистово, словно творя заклинания, проникновенно и заискивающе ласково говоря об их чисто случайно нескладно сложившейся будущности можно еще претворить в жизнь и все те новые вооруженные восстания, дабы дело ясное отыграться бы за все беды довольно-то недавних столь и впрямь нелегко минувших времен...
  Вот будто бы в тех еще изначально заявленных целях и идеалах и была заложена та искра разума, которой и предстояло раздуть великий общемировой пожар...
  Да только сама первопричина всего имеющегося запустения и обездоленности вовсе не в каких-либо и где-либо уж и доселе правящих бал привилегированных классах.
  Нет, все тут дело было в общей той необустроенности общества попросту никак неспособного достичь всяческого достатка и благоденствия для буквально всех его членов.
  Причем на истинно разумной основе исправлять те самые почти ведь именно что врожденные недостатки общества явно бы еще следовало исключительно вот всецело сообща.
  Ну а, исподволь натравливая народ на его правителей, можно так сказать лишь медленно, но верно создаешь среду для массового размножения всех тех грядущих мозолистой стопою так и прущих во власть значительно поболее отвратительных паразитов, только-то и всего, что вполне естественно, вышедших из самой что ни на есть простонародной среды.
  
  214
  Безусловно, уж то, что какой-либо истинной пользы от разнузданной и кровавой свары внутри единоутробного общественного организма и близко не будет ровным счетом вовсе ведь никак совсем ни на грош.
  Зато все те немыслимо злые чаяния по поводу, пока еще лишь разве что того грядущего разрушения чего-либо, вконец опостылевшего и обветшалого, и приводят в неописуемо дикий восторг, всех тех, кто сколь неистово жаждет, под самым суровым видом полнейшего изничтожения всего темного прошлого именно его затем значительнее во всем укрепить.
  Да только со всенепременным своим в этом деле наглым и нисколько никем явно непрошенным и впрямь-то весьма многозначительным участием.
  И главным козырем в их руках подчас становится как раз то, что всякая рода идеалистически настроенная литература подчас столь неласково и флегматично яростно строила гневные глазки всему тому ныне существующему, так и пропахшему самыми негативными тенденциями совершенно же безликому настоящему.
  
  215
  Вот именно этак оно и было с творчеством великого Чехова: его достойные, светлые мысли прочно в русскую почву уж никак совсем не осели...
  Зато его неразумные, плоские суждения и послужили барабаном, неистово бьющим в набат: вставайте, мол, люди супротив всего того злосчастного угнетения, но вовсе не во имя заточения в острог всех тех, кто всегдашне гребет своими лапищами народное добро, нисколько при этом не поучаствовав в его еще изначальном и полностью продуктивном возникновении.
  
  А между тем плохой помещик свое добро более чем порядком подрастеряет, ну а взяточник и вор на государственной службе наоборот - им сколь наскоро весело же разживется.
  Причем речь тут будет идти совсем не о том, что действительно имело хоть какое-либо здравое отношение ко всем его вящим интеллектуальным усилиям, направленным в истинно полезную всему обществу сторону.
  Он ведь, те денежки неправедным путем им нажитые - своим потом и кровью никак не полил, а то и другое всенепременно бывает и в чисто интеллектуальном смысле.
  
  216
  Умный человек без тени сомнения может, и нечто подобное во всеобщее благо разом создать; силой всего своего могучего интеллекта, что целый край будет уж долгими веками, затем еще богатеть и процветать.
  Ну а тогда его большой дом и самые всевозможные в нем нежные удобства это вполне надо сказать справедливая плата за его ратный интеллектуальный труд.
  И вот именно подобного рода богатство будет в корне во всем разниться от того самого кем-либо второпях враз нахапанного из общего кармана добра, причем подчас и в самый прямой ущерб всякому дальнейшему общественному процветанию.
  
  Но очень уж явно вовсе ведь совсем так нисколько не в меру исключительно радостно размечтавшиеся Антон Чехов со Львом Толстым о том, наверное, ни сном, ни духом и близко не ведали, или попросту говоря, никак не желали они обо всем этом хоть чего-либо, собственно, знать.
  А потому и вместо светлого, вечного, доброго, они рьяно посеяли, как раз-таки семена логически плохо обоснованного абсолютного всенеприятия всей той крайне тоскливой обездоленности, будто бы и впрямь некогда имевшей место посреди повседневно окружающей их поколение весьма вот бескрыло 'невзрачной' действительности...
  
  217
  Конечно, они только лишь тем выражали дыхание своего времени, держа руку на самом его пульсе и совсем так того нисколько не более.
  И кстати, все эти их никак неуемные, патетические рассуждения о великой скуке и всеобъемлющей жажде именно так буквально любого труда, без тени сомнения являлись, разве что теми еще самыми элементарными, и впрямь-то вязнущими в тине прекраснодушного ума сентиментальными отголосками всеобщих интеллигентских дискуссий того столь ведь нынче далекого времени.
  
  Великое горе от ума исходило от душ людей многодумно и мечтательно отстранившихся от всякого действительно позитивного творческого труда, находящегося, где-либо вовсе ведь вне жестких рамок их сугубо же профессиональной деятельности.
  Да только с ветряными мельницами на одних лишь словах воевать было их самым обыденным, можно даже сказать, наиболее прозаическим занятием во все свободное от всех тех трудов тяжких - полностью так явно свободное время.
  
  218
  Им-то до чего скучно стало тогда жить на самом краю Европы, в самой безмерной дали от просвещенности и великих идей сущего перевоплощения мира в некое более чем многозначительно иное полноценно завтрашнее его всемогущее качество.
  
  Им ведь разом столь неизбежно безумно радостно захотелось - именно в России и воплотить в жизнь все, то, что ласково сверкало своим мишурным блеском пред их ученым взором из тех самых весьма так основательно заплесневелых кожухов тяжеленых фолиантов европейских философов-схоластов.
  И надо же вместо того, чтобы взвешенно, постепенно и благоразумно приучить народ думать и читать им, понимаешь ли, столь бестрепетно еще явно потребовалось более чем недвусмысленно его вдохновить полубредовыми идеями. Причем делалось это разве что затем дабы столь уж воинственно и патетически его вот затем, и возглавить, донельзя при этом всем просветившись высотами передовой европейской мысли.
  А между тем все это некогда происходило именно в той истинно совершенно так неотъемлемой связи со всем тем, что прекраснодушному сознанию восторженной интеллигенции, оказалось попросту никак недоступно всяческое довольно недвусмысленное понимание самых элементарных житейских истин.
  
  219
  Правда российская духовная знать более чем на добрую половину также как и сегодня в конце 19 века, состоявшая из все тех же самых благодушных идеалистов, буквально все в этой жизни отлично понимала, причем до самых наимельчайших вовсе уж совсем неброских деталей.
  Однако были, все эти люди никак не готовы хоть в чем-либо поступиться, своими остро отточено железными и прямолинейными принципами, как всегда заключающимися в более чем абсолютном их нежелании, даже и ненароком перепачкаться в каких-либо мрачных миазмах необычайно широкой общественной жизни.
  И именно тот единственно верный во всей своей истой безгрешности постулат, всецело ставший ярким символом всего их безупречно исключительно обыденного, житейского существования и был без тени сомнения во всем обусловлен, нисколько ни с чем так непримиримым их устремлением ко всему тому наилучшему наперекор всему тому крайне навязчиво обезличено бытовому...
  
  Причем все это явно в ущерб всякому здравому смыслу, беспрестанно ворчливо и немощно верещащему, собственно, вот про то, что этак-то сразу чего-либо хорошее может быть найдено разве что там, где к нему все было давно заранее столь тщательно, да и довольно основательно действительно уж подготовлено.
  Ну, а случае если все это было нисколько не так, то ведь тогда более чем неизбежно придется его извлекать, засуча рукава из самых еще нечистот сугубо личной или того только хуже... из неистово зловонных недр широкой общественной жизни.
  
  220
  Судя по всему тому бескрайне безапелляционному максимализму, с которым автор до чего так хорошо оказался всецело знаком, кто-либо всенепременно более чем незамедлительно вымолвит.
  '- Ну и как это именно интеллигентный человек уткнет свое чистое лицо в сущую скверну самой всепоглощающей общественной грязи, он ведь почти тотчас незамедлительно станет вполне до конца же естественной ее частью'?
  Ответ на это будет примерно таков, да этого ему вовсе никак не миновать, но разве что лишь в том единственном случае, коли он весь в ней разом увязнет, ну а будут у него не столь безупречно чистые, пусть даже и вечно дурно пахнущие руки...
  
  221
  Причем автор столь вот резонно считает, что раз руки именно что полностью напрочь отказываются замарать какой-либо крайне липкой грязью, то уж вскоре это явно еще приведет как раз к тому, что они и впрямь-то окажутся, обагрены чьей-либо совершенно напрасно и безвинно пролитой кровью.
  Причем Антон Чехов, Лев Толстой, Максим Горький как раз и посеяли на русской почве семена именно подобного рода весьма близоруких представлений о мирском бытии, делающих дело и тех, кто громко и отвратительно чавкая, беззастенчиво пожирает плоды чьих-либо беспрестанных и тяжких трудов буквально от века еще достопочтимо исключительно праведных.
  
  222
  И все это, как и понятно, и было до чего глубокомысленно тогда усвоено всем тем тогдашним общественным организмом, а потому и всколыхнулась волна дичайшего насилия, причем уж более чем вполне наглядно спровоцированного, в том числе и беспрестанными 'благожелательными' словесными излияниями великих творцов всемирной, а не только исконно российской литературы.
  А между тем им бы хоть как-то надо было вдумчиво и безотлагательно поступиться всеми теми абстрактными общемировыми ценностями, а всецело заняться чем-либо своим и конкретным - ведь им, само собой, разумеется, на то более чем всерьез совершенно небезосновательно намекали.
  
  Не иначе, как именно за этим и отправился Чехов на далекий остров Сахалин.
  
  223
  Однако слишком все это было ему необычайно чуждо, а также и сколь близка была его извечно юному сердцу величественная европейская культура, как и заря новой мысли, чтобы действительно он посеял на русской почве хоть какие-либо иные семена, то есть, собственно, те, что и дали бы несколько иные более ДОБРЫЕ всходы.
  
  Чехов, Лев Толстой, да и Достоевский вполне ведь оно возможно, что никак вовсе-то и не воздвигли своими выдающимися произведениями великое ханство грядущего хозяина всей от края до края русской земли.
  Однако до чего старательно, они поучаствовали в теоретическом обосновании всех его грядущих всевластных приоритетов!
  В их книгах исподволь ведется повествование о некой явно вскоре непременно еще последующей эре всеобщего труда и самой безмерной уж созидательной благости.
  Той, то самой, что саму себя из сущего ничего обязательно все-таки породит, и надо, мол, лишь отказаться от всех мер насилия, сблизится со своим народом, проникнуться его мудростью - ну а далее и всему благому делу конец...
  
  224
  Правда, то уж до чего безупречно без тени сомнения, возможно, что кто-либо совершенно никак не увязывает морским узлом жизнь с самым, как он вообще есть истинно величайшим на всем этом белом свете книжным вымыслом.
  Однако столь еще многое в нашем современном мире производное крылатых фраз, а точно так и необъятно широкого духовного наследия всех тех до чего и впрямь величественных духом всемирно известных гигантов пера.
  Вот чего столь весьма проникновенно обо всем этом нам поведал Сергей Снегов в его до чего только невероятно блистательных 'Норильских рассказах'.
  'И еще я думал о всевластии слов, с такой горечью объявленной пожилым человеком, лежавшим на соседней койке. Я вспомнил, что Мопассан когда-то писал, будто вся человеческая история для него - это набор сменяющих одна другую хлестких фраз. "Я не мир к вам на землю принес, но меч", "Кто ударит тебя в левую щеку, подставь правую", "Пришел, увидел, победил", "Еще одна такая победа, и я потеряю все мое войско", "Мертвые сраму не имут", "Здесь я стою, я не могу иначе", "Если в этих книгах то, что в Коране, то они не нужны; а если то, чего в Коране нет, то они вредны", "Все погибло, государыня, кроме чести", "Париж стоит обедни", "Пусть гибнут люди, принципы остаются", "Государство - это я!"...
  Много, очень много фраз, ставших вехами истории, прав Мопассан. Но всевластие слова? Слово, из зеркала бытия ставшее организатором и командиром бытия? Не верю! Не могу, не должен поверить! Ибо страшно жить в мире, где жизнью командует слово, а не дело. Прав, тысячекратно прав Фауст, отвергнувший евангельское "Вначале было слово". Он сказал: "И вижу я - деяние в начале бытия". Да, именно так, деяние, а не слово! Слово как было, так и остается зеркалом совершившегося действия'.
  
  225
  И с каким это только ветром к нам откуда-то издали донеслось все это более чем беспорядочное всеобилие громогласно над всем и вся в общественной жизни совершенно бездумно властвующих слов, которые между тем и были всесильно вознесены над всей той неизменно промозгло серой обыденностью...
  Причем явно ведь привнесли, они с собою то самое заиндевелое и безликое сияние исключительно так хладнокровно и надменно пожирающих всяческое милосердие и сострадание четких и метких определений и безоговорочных ярлыков.
  Люди ныне стали вовсе так совсем не обществом себе же подобных, а неким сообществом общественно полезных насекомых, где есть работники, а есть трутни явственно обреченные на скорую и страшную погибель.
  Так и никак не иначе ныне обстояли все эти наши нынешние повседневные реалии.
  И до чего только мертвенно бледная личина всех этих 'благонравственных объедков исключительно пространных логических абстракций', безнадежно уничтожала всякое вообще хоть сколько-то еще возможное разнообразие каких-либо действительно столь ловко бытово обдуманных подходов к тем самым безыдейно простым и обыкновенным вещам...
  Все вот тогда сразу стало либо подлинным образцом кристальной честности перед народом и революцией или наоборот - явным примером предательского двурушничества во имя слюнявой буржуазной морали, которой нынче самое время было всем нам в сортире безо всякого сожаления разом еще мигом так подтереться.
  И все те фетиши революционной совести и правды, столь удивительно быстро стали самым наилучшим орудием всех на свете фанатиков, а тем паче тех намертво примазавшихся к ним во всем безотчетно преданных их солнцеподобному вождю донельзя ведь самых уж отъявленных прохиндеев.
  
  Однако вполне то столь обязательно уж может ведь в принципе быть, что все еще началось именно с тех, кто всегдашне всему тому крайне нелицеприятному во всей этой жизни более чем безнадежно утопически противопоставлял, богатый светлыми иллюзиями книжный здравый смысл.
  Оный в их глазах неизменно оттенял все то, что безо всякого труда было более чем доступно всякому тому самому непритязательному взору.
  Да только менее всего оно при этом нуждалось как раз-таки в том сколь незатейливом и назойливом, как и крайне же бестолковом и безрассудном в него самом том еще весьма отвратительном тыканье...
  
  226
  И это именно тот безо всякого преувеличения величайший талант русских классиков и дозволил им патетически и нигилистически вопрошать о 'сокрушении оков всего того до чего и впрямь величественного духом зла'...
  Что собственно и дозволило росткам иберийского абсолютизма истово прижиться на российской почве, а далее и прорости, дав при этом самые неподходящие всходы.
  Вот он самый конкретнейший тому пример.
  Чехов 'Невеста':
  '- И как бы там ни было, милая моя, надо вдуматься, надо понять, как нечиста, как безнравственна эта ваша праздная жизнь, - продолжал Саша. - Поймите же, ведь если, например, вы, и ваша мать, и ваша бабулька ничего не делаете, то, значит, за вас работает кто-то другой, вы заедаете чью-то жизнь, а разве это чисто, не грязно'?
  
  Суровая борьба с праздною жизнью живущими бездельниками - занятие само по себе, куда значительно более чистоплотное, нежели чем беспрестанная возня в навозной куче извечного будничного общественного неустройства, а посему доктор Чехов именно его себе и выбрал, так сказать, как наиболее удобную среду для столь существенного выявления всех неизгладимых общественных пороков!
  
  227
  Ну а если бы он действительно стал безо всякой устали призывать к ответу всех тех жуликов, что нагло и беззастенчиво разворовывали сам остов российского государства...
  Да еще и никак не абстрактно, а прямо в лоб отчаянно и невзирая на лица, глаголя обо всех тех донельзя темных делишках больших и малых взяточников и казнокрадов...
  
  Да только уж быть бы ему при подобного рода делах с ног и до головы омерзительно всеми оплеванным, а заодно еще и страсть как освистанным и вконец оклеветанным.
  То общество тоже было довольно нечистым, а потому и наградили бы его целым же ворохом гнуснейших и самых тех еще отвратительнейших ярлыков.
  Да уж явно не стал бы он тогда великим общемировым классиком, зато, быть может, его светлое отечество, нынче бы никак не зависело от безнадежного падения или взлета цен на нефть, а и само могло бы строго диктовать цены на те или иные, экологически чистые, да и значительно более ЭФФЕКТИВНЫЕ энергоносители.
  Да только всем тем своим донельзя праздным словом, Чехов попросту разве что обязал свой народ столь беспрерывно трудиться, словно та еще белка в колесе во имя того самого более чем беспринципно злодейски нелепого создания некоего умопомрачительно светлого будущего.
  Причем все это 'мнимо лучшее житье-бытье', как вот было оно тем еще эфемерным призраком, так уж именно им оно затем навсегда и осталось.
  Ну, а вполне раз и навсегда сбывшейся реальностью, тогда и впрямь-таки являлась та самая суровая кара наивысшей социальной защиты денно и нощно стоящей на страже всех жизненных интересов всего того нового замогильного строя.
  А потому при нем было совершенно буднично принято расстреливать, расстреливать и расстреливать, беспощадно, причем вовсе не только за ярко выраженные контрреволюционные взгляды.
  Нет, в том числе и просто на всякий случай за одну лишь буржуазную социальную принадлежность.
  Раз вот тем столь однозначно во всем безродным товарищам большевикам, все эти 'бывшие' были нынче далее никак попросту уж и ни к чему.
  Ничего им было путаться под ногами, мешая тем самым блистательно и молниеносно строить некую (в аляповато светлом грядущем) и вправду уж призрачно аморфно весьма ведь сладкую жизнь.
  Причем, они явно имели более чем достойную предтечу в виде бравых и сытых мечтателей...
  Тот же самый столь достопочтимый Лев Толстой, был вообще попросту без тени сомнения готов впрямь-таки на сеновале, на свеженьком сене валяться и быть совершенно искренне простым мужиком, хотя барин этого делать нисколько не должен, поскольку это разом создает у народа крайне во всем исключительно нездоровые иллюзии.
  
  228
  Простонародность интеллигенции в этой специфической области была сколь неизбежно вредна, раз в некоторых аспектах ей-то (по должности) надобно бы значительно возвышаться над всем своим народом, а это как раз и обеспечивает в стране полностью полноценный нормальный порядок.
  Поскольку каждый индивидуум непременно должен твердо осознавать именно свое правильное и вполне для него более чем естественное место.
  
  И кстати, наиболее главной общественной задачей для абсолютно любого представителя интеллигенции, неизменно так всегда является то самое, по сути, исключительно естественное, да и столь многозначительно прозорливое отстаивание настоящих и весьма насущных интересов всего своего народа.
  То же самое, несомненно, касается и более чем дельного управления рабочими кадрами, поскольку человек, имеющий за свой труд достойную плату, для разумного работодателя, безусловно, окажется гораздо предпочтительнее, нежели чем тот, кого можно будет сколь запросто обобрать до самой последней нитки, выжимая из него все его соки.
  Поскольку, давая ему лишь то без чего, он попросту никак не сможет, продолжить свое повседневно скотское существование, значительно улучшить продуктивность и емкость производства никому и никогда вовсе так не удастся.
  
  229
  Вот чего написал по этому поводу гениальный по всему своему вдохновению писатель Лев Толстой в его романе 'Война и мир'.
  'Вот уж нисколько: никогда и в голову мне не приходит; и для их блага вот чего не сделаю. Все это поэзия и бабьи сказки, - все это благо ближнего. Мне нужно, чтобы наши дети не пошли по миру; мне надо устроить наше состояние, пока я жив; вот и все. Для этого нужен порядок, нужна строгость... Вот что!" - говорил он, сжимая свой сангвинический кулак. "И справедливость, разумеется, - прибавлял он, - потому что если крестьянин гол и голоден, и лошаденка у него одна, так он ни на себя, ни на меня не сработает'.
  
  Но то был кряжистый и статный хозяин, и все чем он владел, у него было прямо под боком, он и вправду чего умного мог своему работнику довольно дельно, да и вполне здраво подсказать - то ведь вовсе не вся та большевистская власть, дающая одни лишь самой разнузданной и несуразной глупости советы.
  В принципе, в экономической сфере буквально всякая власть зачастую донельзя непроходимо глупа, поскольку ею подчас движут одни те сиюминутные, меркантильные интересы, а совсем ведь не некие столь ею во всеуслышание громко заявленные будто бы и впрямь-таки большие общественные.
  Она может чем-либо подобным разве что мнимо и сколь же внешне, смиренно и мило прикрыться, словно тем еще фиговым листочком, да и деньги у нее, как правило, совершенно чужие, своим потом и кровью никак не заработанные.
  Ну, а потому и тратит она их, не по уму и по сердцу, а как то ей самой блажно в голову более чем беспутно взбредет.
  
  230
  Причем хуже всего это все окажется именно в том государстве, что было всеобъемлюще объято пламенем безудержного энтузиазма построения некоего нового, иного мира.
  А между тем нечто подобное столь, безусловно, является сущей химерой, самым наглядным образцом никак так и близко неосуществимых в реальности, прелестно сладостных грез.
  Поскольку ради вполне уж наглядного приближения лучшего будущего всей, как она только есть великой страны нужно было совсем ведь не брезгуя абсолютно ничем до чего и впрямь последовательно вдумчиво излечивать все лишаи того старого рабства, а не подводить под него новую догматически единственно верную основу.
  А именно во имя этого и надо было безо всякого стеснения, как и без тени льстивого благодушия, вытеснять темень и ложь огненосно яростными словами, а, вовсе-то не переминаясь при этом с ноги на ногу яростно наступить 'кирзовым сапогом' на что-либо весьма отвратительное, как и донельзя по всей своей сути отвратное...
  И если бы в том еще самом незапамятном 19 веке, оно уж и было именно так, а и близко нисколько вот никак не иначе, то разве довелось бы тогда той великой империи пожинать все плоды столь незапамятно новоявленной крепостнической жизни?
  
  231
  Интеллигенция должна была (задолго до февральской революции) весьма же активно начать участвовать в делах общественно полезных преобразований, а не устраивать бесконечные дебаты о крайней еще действительной нужности самого так незамедлительного сокрушения всех основ нынешнего более чем и впрямь неправого бытия.
  Причем, до чего слезно, она призывала народ в самые беспристрастные свидетели своей всеобъемлющей правоты, горестно при этом вздыхая о его извечной немоте и бесконечно бескрайнем долготерпении под гнетом векового барского кнута...
  А от подобных бравых дел можно было ожидать одной лишь исключительно большой и самой непоправимой беды...
  Раз вот именно от таких бесконечно слащавых и пафосных дискуссий все ведь вскоре явно придет в движение и станет с ног на голову, поскольку народ, разбуженный ото сна незамедлительно обезглавит свою страну, посадив подлинного сатану на новоявленный разве что лишь по-новому переназванный трон.
  
  Причем это никакое не злое ерничанье, а всего лишь простой и самый естественный факт.
  Буквально всякие революционные изменения на заскорузло грубом теле Российской империи только-то и всего, что разом возродили все то неистово несветлое и пасмурно бурное, что вообще когда-либо знавала история той в единый миг осиротевшей (без истинно твердой власти) державы.
  Ну а для истинного грядущего процветания всей родной отчизны интеллигенции вполне следовало принимать самое посильное участие в общественном движении, во весь голос требующего от всякого нынешнего правительства, предоставить бюджетные средства, дабы наиболее достойные из представителей простого народа и впрямь получили возможность приобрести себе, то более чем обычное - высшее образование.
  Именно в этом и заключался бы тот самый весьма уж полезный и поучительный исторический опыт Петра Первого, да и Михайло Ломоносова.
  Однако же это столь и вправду так разумное начинание на Руси не очень вот было в чести в том самом вслед затем внезапно, словно гром среди ясного неба нагрянувшем 19 столетии.
  
  232
  Лев Толстой, 'ясное солнышко нашей души' совсем ведь другое всем нам до чего только вкрадчиво и вдумчиво бесславно же предлагает...
  Интеллигенции смешиваться с серой и бессмысленно струящейся по течению жизни толпой?
  А оная от подобных поисков настоящей доподлинно народной правды разве что лишь совершенно рассвирепеет и ее-то тогда разом потянет сколь неистово всем же миром именно в том преуспеть...
  Потянуть бы вожжи лично на себя, приняв при этом самое неглубокомысленное участие в безудержно нахрапистом управлении всей своей гражданской жизнью, совсем ничегошеньки в данном деле и близко не соображая.
  И как это только при подобного рода делах суровой первобытности было уж разом еще, затем не возродиться?
  
  А потому большая часть (праздных интеллектуально) слов Льва Толстого и привели простой народ к еще большему закабалению в точности тех древних рамках буквально так вездесущего Средневековья.
  И уж, ясно, как день, что нисколько бы никак ни при каких обстоятельствах не довелось бы еще всем тем елейно едким барским ласкам, хоть сколько-то еще привести к самому вот истинному вызволению его подчас столь мятежного духа из всех тех вдоволь тогда имеющихся оков нищеты и извечного рабства.
  
  233
  Лев Толстой, хотя и был велик, как писатель, однако в своих житейских высказываниях был простым и довольно-таки недалеким обывателем, столь слезно и благодушно желающим той самой обезличено абстрактной справедливости.
  Причем совсем оно не иначе, а как раз-таки именно в ее чисто внешней, почти ведь лишенной всяческого конкретного содержания форме.
  Вот он пример его самого обиходного отношения к русскому мужику, весьма незатейливо взятый автором этих строк из все той же 'Анны Карениной'.
  '- Рабочие не хотят работать хорошо и работать хорошими орудиями. Рабочий наш только одно знает - напиться, как свинья, пьяный и испортит все, что вы ему дадите. Лошадей опоит, сбрую хорошую оборвет, колесо шинованное сменит, пропьет, в молотилку шкворень пустит, чтобы ее сломать. Ему тошно видеть все, что не по его. От этого и спустился весь уровень хозяйства. Земли заброшены, заросли полынями или розданы мужикам, и где производили миллион, производят сотни тысяч четвертей; общее богатство уменьшилось. Если бы сделали то же, да с расчетом...'
  
  234
  Да только если суровый и праведный расчет это именно то, что столь настойчиво и безапелляционно предлагает Лев Толстой, то это, скорее всего, одно лишь натужное и совершенно бессмысленное занятие, прежде всего, связанное с великой праздностью его ума, а не с истинным величием его нисколько необъятного (безо всяческой иронии) интеллекта.
  Ведь буквально у всякого барина, живущего реальным, а не стильно и беспредметно надуманным чьим-либо явно чужим - заморским здравым смыслом...
  Ну и откуда это у него могут разом с ходу вообще еще взяться все те столь безудержно ласкающие кое-кому всю его блаженную душу очаровательно сладостные иллюзии, непонятно с чего это вдруг возникшие, однако при этом попросту въевшиеся ему под самую кожу...
  Разве чему-либо подобному где-либо и когда-либо хоть сколько-то вообще еще бывать, чтобы тот самый исключительно неугомонный хозяин поместья, выйдя в поле с косой, тут же и заслужил себе более чем искреннее уважение со стороны всех своих мужиков?
  А между тем все, что ему действительно полагалось сделать, так это вообще вот заинтересовать их в самом конкретном, финансовом смысле, и это действительно все в целом разом бы переменило.
  
  А в точности так и бить по карману за глупость, но все это сколь неизменно потребует всевозможных и всяческих мелочных дрязг, а у нас, видите ли, душа поэта, а потому ничего иного кроме как взять косу и идти с нею день-деньской орудовать в поле нам-то попросту совсем и не остается.
  
  235
  А между тем доподлинно стоящий того метод хозяйствования, при котором все ведь стоит на одном том явно же корыстном, личном интересе, который и дураку, кстати, вполне во всем, безусловно, понятен...
  Поскольку это ведь нечто подобное как раз-таки максимально и приближено ко всей той сколь неизменно суровой действительности, а как раз потому всем и каждому в сущей отдельности то и впрямь-то столь благодетельно попросту выгодно.
  Ну а абстрактным выводам философии неизменно надобно бы оставаться в самом уж для них надлежащем месте, а именно в довольно жестковатом книжном переплете.
  А вот в дела простой и безыдейно обыденной жизни всему тому всеблагостному литературному мудрствованию никак не должно было быть дозволено и носа своего хоть сколько-то еще же совать.
  Правда при этом надо заметить, что уж, будучи столь так поверхностно научно вооружен знаниями абстрактной теории, и очень даже внимательно и взвешенно все обсудив с практиками, вовсе так не было ничего невероятного в том, чтобы действительно поднять принципиально устарелую обработку земли до некоего нового, куда значительно более производительного уровня...
  Надо было, только так вполне ведь всерьез, переговорить обо всем этом со всеми своими крестьянами хоть немного овладев для этого их простонародным языком полностью ведь, кстати, отдав, столь так явно причитающуюся им долю самого доподлинного уважения...
  
  236
  Ну а навязчивыми беспрестанно ворчливыми уговорами, разве что лишь подчас выходит одно лишь зло и разобщенность, беспрестанно напропалую плодить.
  Однако этого ни Левины, ни Толстые совершенно не понимают, поскольку живут в мире и благоденствии внутри своего весьма так именно что во многом ограниченного я, и одним уж всем своим задушевным благополучием сколь беспрестанно вовсю слепо и столь воинственно они дорожат.
  Ну а о том, что народ и впрямь живет, хуже некуда, они вот порою безотрадно вспоминают разве что лишь, когда речь идет о его удивительно милом их беспокойному сердцу преображении в некоем ином чрезвычайно возвышенном облике.
  И этак оно явно, куда только ближе ко всему их искрометно сияющему аристократизму...
  Однако по-прежнему неизменно выделяющему всю их гордую стать из всей той остальной серой массы бездушных, словно та еще скотина холопов.
  
  237
  А между тем надо было еще с малолетства сельчан хоть сколько-то по-иному воспитывать, а не назойливо щеголять пред ними значительно лучшими знаниями сельского хозяйства!
  А то ишь чего Лев Толстой, надо же столь, несомненно, во всем до конца более чем добропорядочно весьма 'толково' удумал, да и другим этот метод в посильное пользование исключительно находчиво, вдумчиво передал.
  Нате вам берите и пользуйтесь - еще уж, спасибо, мне когда-нибудь скажете, что это именно я вас от всей своей широкой души, до чего радостно всею мыслью своей навеки вечные теперь просветил.
  
  А между тем, для действительно существенных и благих перемен в том еще дореволюционном обществе надо было в первую очередь вполне так осознанно позаботиться о воспитании того будущего, куда только значительно более сведущего поколения.
  Ну а все те разговоры с мужиками, которые вел Левин, это ведь было даже и не коту под хвост, а словно быку на рога.
  Вот он еще один явный пример из все той же 'Анны Карениной' ЧЕГО ЭТО ЕЩЕ ЯВНО ВЫХОДИЛО ИЗ 'СКОЛЬ НАВЯЗЧИВОГО ВРАЧЕВАНИЯ ПРОСТОНАРОДНЫХ МУЖИЦКИХ УМОВ'
  'Другая трудность состояла в непобедимом недоверии крестьян к тому, чтобы цель помещика могла состоять в чем-нибудь другом, кроме желания обобрать их сколько можно. Они были твердо уверены, что настоящая цель его (что бы он ни сказал им) будет всегда в том, чего он не скажет им. И сами они, высказываясь, говорили многое, но никогда не говорили того, в чем состояла их настоящая цель'.
  
  238
  Конечно же, у них было то самое истинно свое - всеми теми долгими темными веками давно накопленное и пока еще в них всем тем доблестным просвещением нисколько никак неизжитое суровое недоверие!
  Ты сначала человека, хоть в чем-либо вообще просвети, как это ему стать, пусть даже и совсем немного тобой, а лишь, затем с ним на равных, вальяжно, да и столь нарочито и разговаривай!
  А то он ничегошеньки не понимает из тех вещей, что ему кто-либо ДО ЧЕГО И ВПРЯМЬ назойливо и незатейливо до чего старательно столь уж напыщенно и истинно так надменно внушает, а вовсе не растолковывает.
  Ну а если чему он и внемлет, так то еще нисколько и близко не значит, что он и, в самом деле поверит, что и ему, посредством всех тех барских нововведений хоть чего-либо чистоганом в его извечно же пустой карман когда-нибудь явно еще чего-либо действительно перепадет.
  Причем именно так оно и было буквально во всем, а не только в каких-либо, самых отдельных и исключительно мелких частностях.
  Народ попросту никак, пока не верил в лучшую жизнь, а барин в нее истово верил, потому что жил он томными надеждами светлейших европейских умов.
  Однако с детства неприученные смотреть на помещика как-либо иначе кроме, как исподлобья, крестьяне попросту и не могли узреть в некоем благожелательно надуманном равенстве ничего иного кроме (как для себя) той-то самой более чем небезызвестной возможности самого безмерного разрушения и низведения дворцов до тех давно от времени покосившихся хибар и хижин.
  
  239
  Для них попросту был нисколько вовсе неведом сладостный миг познания всего нового, а только до чего во всем горек и едок корень всякой той книжной премудрости!
  А потому и прозябают, они в этой своей, (для них-то самих невпример ничему иному уютной) социальной лужице и весьма, кстати, безмерно рады сему удивительно милому для них обстоятельству.
  Ну, а всякий, кто их столь опрометчиво попытается из нее вовсе ведь совсем так ненароком еще извлечь, предвещая при этом тяжкий интеллектуальный труд...
  Ясное дело, что для них он и впрямь тогда столь неприглядно разом предстанет истинным врагом всякого их векового покоя, как и безнадежно праздного (умственно) благоденствия.
  Ну, а тому, кто начнет их истово призывать, всею душою соприкоснуться с тем всецело незримо призрачным и как есть же безликим счастьем, в которое им надо будет разве что лишь столь искрометно всем своим сердцем весьма благодушно сходу поверить, они будут внимать, открыв широко рот, да и беспрекословно развесивши уши...
  Ну а коль скоро все, что им для того и вправду было потребно так это всецело отринуть вериги немыслимо многим некогда вконец опостылевшей веры, да и изжить же впрямь этак со свету всех тех, кто мучительно долгими веками простых смертных исключительно деятельно всею своею господской силою чудовищно притеснял...
  Да именно этакое безапелляционное видение грядущего всеобъемлющего и всеобщего счастья темным, невежественным, как и донельзя от века забитым массам простого народа и было буквально медом по сердцу...
  И уж человека о чем-либо подобном блаженно и одновременно с этим сатанински ядовито разглагольствующего, они этак на раз житейски поймут, причем, пожалуй, что полностью с полуслова.
  
  240
  И ведь попросту не было лучше и задушевнее средства для привлечения великого множества людей, нежели чем тот самый вконец заплесневелый французский сыр в революционной глубочайше идейной мышеловке...
  Ну а все те праведные житейские мысли для серых масс простого народа были всего лишь одним разве что назойливым жужжанием мухи, зажатой кем-либо в кулаке и вовсе никак нисколько и не более.
  Автор, имеет в виду, прежде всего ту еще силу речей изощренно клыкастой агитационной критики, вполне всерьез взявшейся перемалывать косточки всего того отныне треклятого прошлого, что само собой отмирать совершенно так попросту вот не желает.
  
  Однако все это столь неистово некогда вознеслось в чьих-либо по-пролетарски пламенных речах, причем как раз ведь на самую доселе недосягаемую высь, и главное именно благодаря всем тем блаженным и блажным высказываниям...
  А они, между тем, в те времена гуляли по стране, будучи столь изрядно в груди вынашиваемыми умами, самого же блистательного, однако абсолютно при этом абстрактного толка.
  Ну а потому и раздалось сначала довольно робкое гудение разбуженных толпищ, что были нынче накалены до предела всем своим внешним неравенством, но чувство настоящей социальной ответственности в них явно отсутствовало практически напрочь.
  
  241
  Да только завели их в этот самый безнадежный ленинский тупик именно те длиннющие тени ученого люда, безусловно, нисколько никак совсем и не видящего, как их социально праздная демагогия, постепенно превращается в щит и меч всего того сколь беспардонно новоявленного рабовладельческого строя.
  И ведь он (при Сталине) и был уж явно так изустно, а не конституционно всецело рабовладельческим по всем-то своим более чем обыденным факторам столь и впрямь немыслимо обездоленного и донельзя так понурого полусуществования.
  В те самые времена страх беспрестанно сковывал члены, а вместо кнута зачастую использовалась сила безотчетного, бешеного энтузиазма.
  
  Ну а о том, что надо было вдумчиво, и творчески подходя к этому вопросу весьма продуманно, медленно и постепенно столь вот загодя еще подготовить почву для значительно большего представительства общественно проявленного разума в самых широких кругах всего того донельзя закостенелого (полуфеодального) государственного организма...
  Нет, ни о чем подобном в те времена никто ведь попросту и не думал, да и не по плечу было тем дореволюционным либералам думать о чем-либо не возвышенном и не парящем в синем небе самых тех еще непомерно восторженных и радужных абстракций.
  
  242
  А между тем им было должно смотреть прямо вперед, создавая все условия для наилучшего усвоения народом самых обыденных, житейских истин той самой вовсе неяркой и неприметной свободы духа, что дается человеку разве что лишь с самым изначальным образованием, а никак не с теми донельзя броскими лозунгами и восторженно кичливыми воззваниями.
  Причем поспособствовать более-менее верному пути в светлое будущее должна была именно литература, всецело нацеленная на воспитание в людях, самых наилучших проявлений всей их души.
  Ну а та, что зловредно бередила раны униженного и оскорбленного извечно бедствующего люда, пробуждала в нем одну лишь пламенно идейную, классовую совесть.
  А этот продукт был крайне же скоропортящимся, а потому и мог ведь он оказаться чем-либо столь явно рвотным в плане самого так насильственного вывода наружу всего того, что было внутри каждого человека всецело создано именно воспитанием, а также и было им действительно впитано из всей христианской веры.
  
  А между тем в той духовно развивающей, а не свирепо разрушающей моральные ценности литературе и был бы великий прок, да и вполне наглядное общественное благо!
  Правда подобные книги никакому спешному, да и действительно существенному развитию нравственных идей уж совершенно никак вовсе не поспособствуют, но зато столь так планомерное с ними ознакомление, безусловно, приводит к куда более полноценному развитию личности, а когда человек становится в целом грамотнее, с ним и о морали поговорить будет нисколько не грех.
  
  243
  А между тем книги, действительно созданные для весьма полноценно существенного обогащения всеобщих знаний по всему своему стилю должны быть доступны практически каждому, дабы всякий смог до самого конца уразуметь, а чего это в них вообще изложено, то есть о чем это в них более чем недвусмысленно и вправду так говорится.
  
  Популяризация науки это исключительно святое дело, а в особенности коли нечто подобное никак уж совсем не касаемо всеобщей доступности самых подробных инструкций, как уж это именно в кустарных условиях изготовить достаточно сильное взрывчатое вещество.
  И всякий добросовестный работник должен был в самой доподлинной точности ведать, какая это вообще во всем том дальнейшем будет еще от всех тех совершаемых им действий хоть сколько-то реальная польза, а вот для этого ему и было необходимо то самое вполне должное образование, пусть даже и самое начальное.
  
  244
  И если бы простой мужик в некой мудреной книжке хоть чего-либо сумел достойно разобрать себе на заметку, он бы тогда обязательно еще для самого себя уяснил, что все затеянное барином - вовсе не сугубо его личная прихоть, а весьма этак возможно, что действительно полезное (и для него тоже) нововведение.
  В этом-то, между прочим, и была бы сама суть того, куда более праведного подхода к прогрессу, который никак нельзя навязывать, абстрагируясь от всех нужд и забот нашей довольно еще пока непростой и столь этак подчас нелегкой жизни.
  Но Лев Толстой о таких вещах со всей очевидностью попросту совершенно не думал.
  
  И уж, когда столь милостиво, благочестиво и великодушно писал он свою великую 'Анну Каренину', скорее всего, счел он лишь то совсем небезосновательно важным, должным и нужным, дабы далее нисколько и близко не бывать матушке России, в том ее прежнем исключительно стародавнем облике.
  Нет, уж ему сколь ведь до чего откровенно понадобилось всею силой своего непревзойденного таланта, столь этак посильно приблизить высоколобых людей к откровенно безыскусно презираемому ими простонародью.
  
  245
  Да столь и впрямь тяжко и трудно оно уж иногда порою выходит книга в целом действительно замечательная, великодуховная, да только вреда от нее...
  Несомненно, ведь возражает великий граф Лев Николаевич супротив всего того истинно народного образования, а это между тем с его стороны был один лишь непоправимо великий грех.
  Вот они те нисколько ни в чем абсолютно неправые его слова, взятые автором из той же столь изумительно гениальной во всем общемировом масштабе 'Анны Карениной'.
  'Но я все-таки не знаю, что вас удивляет. Народ стоит на такой низкой степени и материального и нравственного развития, что, очевидно, он должен противодействовать всему, что ему чуждо. В Европе рациональное хозяйство идет потому, что народ образован; стало быть, у нас надо образовать народ, - вот и все.
  - Но как же образовать народ?
  - Чтоб образовать народ, нужны три вещи: школы, школы и школы.
  - Но вы сами сказали, что народ стоит на низкой степени материального развития. Чем же тут помогут школы?
  - Знаете, вы напоминаете мне анекдот о советах больному: "Вы бы попробовали слабительное". - "Давали: хуже".
  - "Попробуйте пиявки". - "Пробовали: хуже". - "Ну, так уж только молитесь богу". - "Пробовали: хуже". Так и мы с вами. Я говорю политическая экономия, вы говорите - хуже. Я говорю социализм - хуже. Образование - хуже.
  - Да чем же помогут школы?
  - Дадут ему другие потребности.
  - Вот этого я никогда не понимал, - с горячностью возразил Левин. - Каким образом школы помогут народу улучшить свое материальное состояние? Вы говорите, школы, образование дадут ему новые потребности. Тем хуже, потому что он не в силах будет удовлетворить их. А каким образом знание сложения и вычитания и катехизиса поможет ему улучшить свое материальное состояние, я никогда не мог понять. Я третьего дня вечером встретил бабу с грудным ребенком и спросил ее, куда она идет. Она говорит: "К бабке ходила, на мальчика крикса напала, так носила лечить". Я спросил, как бабка лечит криксу. "Ребеночка к курам на насесть сажает и приговаривает что-то".
  - Ну вот, вы сами говорите! Чтоб она не носила лечить криксу на насесть, для этого нужно... - весело улыбаясь, сказал Свияжский.
  - Ах нет! - с досадой сказал Левин, - это лечение для меня только подобие лечения народа школами. Народ беден и необразован - это мы видим так же верно, как баба видит криксу, потому что ребенок кричит. Но почему от этой беды - бедности и необразования - помогут школы, так же непонятно, как непонятно, почему от криксы помогут куры на насести. Надо помочь тому, от чего он беден.
  - Ну, в этом вы по крайней мере сходитесь со Спенсером, которого вы так не любите; он говорит тоже, что образование может быть следствием большего благосостояния и удобства жизни, частых омовений, как он говорит, но не умения читать и считать...
  - Ну вот, я очень рад или, напротив, очень не рад, что сошелся со Спенсером; только это я давно знаю. Школы не помогут, а поможет такое экономическое устройство, при котором народ будет богаче, будет больше досуга, - и тогда будут и школы'.
  
  246
  Вот чего не скажи о взрослом населении тогдашних русских деревень, а все равно нисколько не были, они действительно глупыми людьми, а всего лишь всецело неразвитыми, что и делало их темной, безгласной, серой толпой.
  Однако всякое, пусть даже и самое маломальское образование сделает почти что любого человека во всем полноценно разумным членом всего существующего общества!
  Ну, а тогда из всякого рода простых людей действительно смогут столь еще отчетливо выделиться все те, кто непременно, затем поднимутся на весьма ведь до чего значительную высоту во всех тех более чем запутанных, а зачастую и довольно темноватых коридорах власти.
  Они-то и изменят (в наиболее заглавном смысле) весь тот всецело бездушный подход немыслимо заносчивого чиновничества к самому простому труженику, да и сам он тоже, в конце концов, научился бы, куда лучше отстаивать все свои подлинные человеческие права...
  Незнание - наихудший бич безграмотного народа...
  
  247
  И откуда бы затем не пришла большая и страшная беда, а отсутствие всякой образованности неизменно несет в себе один лишь самый величайший вред...
  Вот преотличный тому, хотя и весьма вопиюще прискорбный пример из 'Записок юного врача' Михаила Афанасьевича Булгакова.
  '- Вот что, - сказал я, - видите ли... Гм... По-видимому... Впрочем, даже наверно... У вас, видите ли, нехорошая болезнь - сифилис...
  Сказал это и смутился. Мне показалось, что человек этот очень сильно испугается, разнервничается...
  Он нисколько не разнервничался и не испугался. Как то сбоку он покосился на меня, вроде того, как смотрит круглым глазом курица, услышав призывающий ее голос. В этом круглом глазе я очень изумленно отметил недоверие.
  - Сифилис у вас, - повторил я мягко.
  - Это что же? - спросил человек с мраморной сыпью.
  Тут остро мелькнул у меня перед глазами край снежнобелой палаты, университетской палаты, амфитеатр с громоздящимися студенческими головами и седая борода профессора венеролога... Но быстро я очнулся и вспомнил, что я в полутора тысячах верст от амфитеатра и в 40 верстах от железной дороги, в свете лампы молнии... За белой дверью глухо шумели многочисленные пациенты, ожидающие очереди. За окном неуклонно смеркалось, и летел первый зимний снег.
  Я заставил пациента раздеться еще больше и нашел заживающую уже первичную язву. Последние сомнения оставили меня, и чувство гордости, неизменно являющееся каждый раз, когда я верно ставил диагноз, пришло ко мне.
  - Застегивайтесь, - заговорил я, - у вас сифилис! Болезнь весьма серьезная, захватывающая весь организм. Вам долго придется лечиться!..
  Тут я запнулся, потому что, - клянусь! - прочел в этом, похожем на куриный, взоре, удивление, смешанное явно с иронией.
  - Глотка вот захрипла, - молвил пациент.
  - Ну да, вот от этого и захрипла. От этого и сыпь на груди. Посмотрите на свою грудь...
  Человек скосил глаза и глянул. Иронический огонек не погасал в глазах.
  - Мне бы вот глотку полечить, - вымолвил он.
  'Что это он все свое? - уже с некоторым нетерпением подумал я, - я про сифилис, а он про глотку!'
  - Слушайте, дядя, - продолжал я вслух, - глотка дело второстепенное. Глотке мы тоже поможем, но самое главное, нужно вашу общую болезнь лечить. И долго вам придется лечиться - два года.
  Тут пациент вытаращил на меня глаза. И в них я прочел свой приговор: 'Да ты, доктор, рехнулся!'
  - Что ж так долго? - спросил пациент - Как это так два года?! Мне бы какого-нибудь полоскания для глотки...
  Внутри у меня все загорелось. И я стал говорить. Я уже не боялся испугать его. О, нет, напротив, я намекнул, что и нос может провалиться. Я рассказал о том, что ждет моего пациента впереди, в случае, если он не будет лечиться как следует. Я коснулся вопроса о заразительности сифилиса и долго говорил о тарелках, ложках и чашках, об отдельном полотенце...
  - Вы женаты? - спросил я.
  - Женат, - изумленно отозвался пациент.
  - Жену немедленно пришлите ко мне! - взволновано и страстно говорил я. - Ведь, она тоже, наверное, больна?
  - Жену?! - спросил пациент и с великим удивлением всмотрелся в меня.
  Так мы и продолжали разговор. Он, помаргивая, смотрел в мои зрачки, а я - в его. Вернее, это был не разговор, а мой монолог. Блестящий монолог, за который любой из профессоров поставил бы пятерку пятикурснику. Я обнаружил у себя громаднейшие познания в области сифилидологии и недюжинную сметку. Она заполнила темные дырки в тех местах, где не хватало строк немецких и русских учебников. Я рассказал о том, что бывает с костями нелеченого сифилитика, а попутно очертил и прогрессивный паралич. Потомство! А как жену спасти?! Или, если она заражена, а заражена она наверное, то как ее лечить? Наконец, поток мой иссяк, и застенчивым движением я вынул из кармана справочник в красном переплете с золотыми буквами. Верный друг мой, с которым я не расставался на первых шагах моего трудного пути, сколько раз он выручал меня, когда проклятые рецептурные вопросы разверзали черную пасть передо мной! Я украдкой, в то время, как пациент одевался, перелистывал странички и нашел то, что мне было нужно.
  Ртутная мазь - великое средство.
  - Вы будете делать втирания. Вам дадут шесть пакетиков мази. Будете втирать по одному пакетику в день... вот так...
  И я наглядно и с жаром показал, как нужно втирать, и сам пустую ладонь втирал в халат...
  - ...Сегодня - в руку, завтра - в ногу, потом опять в руку - другую. Когда сделаете шесть втираний, вымоетесь и придете ко мне. Обязательно. Слышите? Обязательно! Да! Кроме того, нужно внимательно следить за зубами и вообще за ртом, пока будете лечиться. Я вам дам полоскание. После еды обязательно полощите...
  - И глотку? - спросил пациент хрипло, и тут я заметил, что при слове 'полоскание' он оживился.
  - Да, да, и глотку.
  Через несколько минут желтая спина тулупа уходила с моих глаз в двери, а ей навстречу протискивалась бабья голова в платке.
  А еще через несколько минут, пробегая по полутемному коридору из амбулаторного своего кабинета в аптеку за папиросами, я услыхал бегло хриплый шепот:
  - Плохо лечит. Молодой. Понимаешь, глотку заложило, а он смотрит, смотрит... то грудь, то живот. Тут делов полно, а на больницу полдня. Пока выедешь, - вот те и ночь. О, Господи! Глотка болит, а он мази на ноги дает'.
  
  И если нисколько не будет зазорно хоть в чем-либо безо всякого прока и толку обвинять того самого простоватого мужика, то нечто подобное должно было заключаться как раз в том, что его еще в детстве ничему путному не научили, а иначе бы он те ученые речи хоть сколько-то лучше сумел воспринять.
  Ну а так, несмотря на то, что по-своему он мог быть неподложно уж во всем безупречно толковым и действительно грамотным человеком...
  Однако это касалось разве что лишь чего-либо того, в чем он вполне по-свойски и безо всяких чужих подсказок достаточно полноценно и делово разбирался.
  Ну а всякие излишне мудреные разговоры для его невежественного ума были впрямь, словно об бетонную стенку сушеный горох.
  
  248
  Да и люди крайне во всем однобокого, подслеповато амбициозного ума тоже ведь были вовсе ни в чем нисколько не лучше!
  Прочитанные кем-либо книги могут уж явно, затем оказаться именно той бесподобно ласково вздымающей души к самым небесам изящной ширмой, за которой столь вольготно кому-то всегдашне сидится, а вокруг пускай себе будет сплошной железобетон, а также и все и вся до чего только тщательно отныне станет обмотано толстенной колючей проволокой.
  То есть подобного пряного духа веяния и становятся беспардонно элементарной и неотъемлемой частью всех тех казарменно серых будней, общественной жизни, и ее главные житейские постулаты при этом зиждутся на основе того, что люди при помощи прочитанных ими книг, словно тем фиговым листочком, восторженно прикрывают все свои столь изысканные 'духовные начала'.
  Их необычайно светлая суть зачастую оплачена абсолютным незнанием всех ям миазмов вездесущего зла.
  И как раз для того, чтобы душа была светла, чиста и белоснежна ее и столь вот тщательно же прикрывают от всей той крайне для кое-кого явно так совершенно нелицеприятной социальной действительности.
  Причем все это чье-то безудержное и безгрешное самолюбование имело весьма конкретный и самый что ни на есть вполне зрелый исток...
  Литература во множестве случаев и вправду далеко раздвигает горизонты познания и делает душу утонченнее и светлее, но одновременно с этим, она порою и задвигает действительность, на самый задний план, воздвигая миражи и подхлестывая читательское желание до них более чем незамедлительно смело добраться.
  Да еще ведь при этом столь искусственно и нарочито, делая из крайне невзрачной и серой обыденности, этакую же необъятно бескрайнюю и безводную пустыню...
  Причем, конечно, вовсе не все столь тщательно старались незамедлительно вывести народ из того до чего явно исключительно пресловутого новоявленного египетского рабства...
  Но Львом Николаевичем Толстым люди некогда и впрямь упоенно зачитывались буквально-то, как фанатически верующие 'Евангелием', что и было до самой распоследней крайности уж нисколько так попросту и неразумно!
  И не зря его все-таки от церкви некогда отлучили!
  Видать было за что.
  Не иначе как, а Лев Толстой и создал ту ранее совсем уж и небывалую разруху в головах, о которой со сколь великим прискорбием некогда всем нам поведал булгаковский профессор Преображенский.
  
  249
  Великий талант, он кроме всех своих прочих достоинств еще и оказывает самое сильнейшее этическое влияние на общество, в котором он повседневно довольно-то обыденной жизнью живет.
  Причем собственное поколение гениально талантливого человека всегда понимает значительно лучше, нежели чем все те за ним лишь вослед постепенно с годами уж явно последовавшие.
  Современникам все те до чего безнадежно тяжкие реалии их века, виделись в исключительно ином ракурсе, а именно вовсе никак не того давно ведь нынче минувшего прошлого.
  И чего это тут поделаешь коли светлой душе Льва Николаевича Толстого всего-то, что захотелось так это истинного покоя, ну а потому и навязал он все свое безудержное умиротворение всему тому на жарких углях широкого народного неудовольствия неистово же извечно бурлящему котлу всего российского общественного бытия.
  
  250
  А между тем был в истории империи, и тот покрывший себя вечной славой на поле брани другой боевой офицер - Антон Деникин, который никак не удалился от всех мирских забот и тревог в лично вот свое сколь бесценно родное всему его беспечно праздному сердцу - имение.
  Да и имения никакого у Деникина никогда вообще попросту совершенно и не было.
  И это как раз-таки он в его многотомной книге 'Очерки русской смуты' размашисто махая пером, словно саблей до чего наглядно всех нас оповещает обо всех тех прямых и косвенных причинах застоя в русском обществе своего времени.
  'С другой стороны, армия представляла из себя плоть от плоти, и кровь от крови русского народа.
  А этот народ в течение многих веков того режима, который не давал ему ни просвещения, ни свободного политического и социального развития, не сумел воспитать в себе чувства государственности, и не мог создать лучшего демократического правительства, чем то, которое говорило от его имени в дни революции'.
  
  251
  Но разве было хоть какое-либо дело революционерам от пламенной революции до тех назойливо кишащих конкретных задач, которые некогда вполне остро стояли на повестке дня, да и тех проблем, незамедлительное решение которых им надобно было еще осуществить в той самой всегда истинно прежней России для ее самого доподлинного дальнейшего процветания?
  В тех книгах, что они читали, и писали, не было ровным счетом никакого места всякому практическому и здравому уму, а одному его донельзя блекло розовому переложению на белой никогда и ничего совершенно не стыдящейся бумаге.
  А между тем отбрасывающие исключительно яркую тень величественные книжные абстракции могут разве что еще лишь оказаться самым же наилучшим прикладным орудием в руках искрометно мыслящего, а потому и абсолютно бесслезного фанатика.
  То есть, именно того практика глянцево беспринципных суровых идей, что и впрямь осоловел от тяжкого труда поглощения всех тех обезличено праздных истин.
  И его при этом может еще распирать и от самой непомерной гордости в связи со всей его уж самой неуемной сопричастностью ко всем тем нынче сколь наглядно и парадно самими так собой свершающимися великими историческими событиями...
  Причем он-то как раз и именно от честного и благородного имени всего своего величайше идейного Я и станет же беспрестанно отдавать те более чем бесчеловечные приказы всем своим безропотным подручным, что были попросту ослеплены ярчайшим пламенем новой чрезвычайно технически переоснащенной эпохи.
  
  252
  Мир заполнился самого разного рода железом, но самое страшное, что истинно стальными стали и сердца, идеалистически верно подкованных правителей СССР.
  Да и улучшить жизнь, к лучшему попросту нисколько совершенно невозможно, наспех создав те самые более чем верные чертежи нового более чем исключительно светлого грядущего.
  Люди не машины, их сознание никак нельзя выплавлять по заранее заданному образцу.
  Лучше можно сделать только обстоятельства общественной жизни, а не самих людей, как таковых.
  А к тому же еще в результате полнейшего обезлюдения всего этого мира или, скажем, вследствие отчаянного одичания всего ведь, как он, собственно, есть рода человеческого...
  Нет, совсем ничегошеньки из всего того некогда столь благочестиво намеченного в необычайно светлых мечтах о потрясающе близком грядущем рае при этаком раскладе и близко, собственно, тогда вовсе и не осуществится.
  Вот чего предрекал миру Джек Лондон в его антиутопии 'Алая чума'
  'Алая Чума пришла в 2013 году. Господи, подумать только! Минуло уже шестьдесят лет, и я единственный, кто остался в живых с тех времен'.
  
  Литературу в случае некоей смертоносной эпидемии, что еще, быть может, явно загонит в гроб все нынешнее человечество, очень даже с охотой примутся читать крысы, а также внимательно начнут изучать черви, и, кстати, пожалуй, что с несколько большей для себя пользой, нежели чем это сегодня делаем мы.
  
  253
  Зато уж в ней прянично и красочно более чем благочинно создается та самая сказочная иллюзия вместо реальной жизни со всеми ее неисчислимыми коллизиями, как о том, пусть и нехотя, а все же некогда написал граф Лев Николаевич Толстой в его для всех нас и впрямь незабвенной 'Анне Карениной'.
  'На каждом шагу он испытывал то, что испытывал бы человек, любовавшийся плавным, счастливым ходом лодочки по озеру, после того как он бы сам сел в эту лодочку. Он видел, что мало того, чтобы сидеть ровно, не качаясь, - надо еще соображаться, ни на минуту не забывая, куда плыть, что под ногами вода и надо грести, и что непривычным рукам больно, что только смотреть на это легко, а что делать это хотя и очень так радостно, но очень трудно'.
  
  254
  А ведь в этом и заключается вся основная разница черт характера между тем, кто творит и всяким тем, кто радостно и праздно поглощает все плоды его тяжких трудов.
  Они настолько же разны, как и те вовсе между собой и близко нисколько непохожие типы совершенно разных так или иначе причастных к творческому процессу людей.
  Один столь беспрестанно старательно думает о том, как бы это ему одними созидательными путями, постепенно видоизменить весь окружающий мир, а другой всецело воспламенен суровой идеей сокрушить все оковы старого рабства, благочинно подпилив сами основы всего того существующего в его век более чем отвратительного ему государства.
  Раз оно и впрямь столь немыслимо замшело в своей осатанелой великодержавной косности, ну а благостные перемены уж никого, ясное дело, ждать нисколько так и близко совершенно не станут.
  И им обязательно надо было еще настать прямо ведь сразу и сейчас, а никак не потом, когда быть может и будет несколько поздновато для всех тех искрометных и благих изменений.
  Ну а во время безумно, бешено и безгрешно свершающихся исторических событий всей народной лютостью, как и более чем неистощимой на выдумки жестокостью всецело сладостно подчас издали наслаждаются высокоразвитые, чувственно зрелые сердца, раз им нынче довелось лицезреть то самое отныне навеки поверженное оземь вековое зло.
  Ну тут еще кое-что зависит и от того под кем это именно они сегодня находятся...
  То есть если они находятся под властью, с которой можно вволю попререкаться, то тогда, ясное дело, почему бы и нет.
  А потому в тот самый момент, когда таким людям явно следовало бы проявить сущую строгость, они вдруг всецело переполняются до самых краев величайшим тем еще же совершенно излишним человеколюбием ко всякому ближнему своему, согрешившему, вроде бы и нечаянно, можно даже сказать совсем ненароком.
  Вот он тому самый явный пример из 'Записок барона Врангеля'.
  'В то время как на фронте не прекращались ожесточенные бои, в тылу армии постепенно налаживался мирный уклад жизни. В городе открылись ряд магазинов, кинематографы, кафе. Царицын ожил. Первое время имели место столь свойственные прифронтовым городам картины разгула тыла, скандалы и пьяные дебоши. Однако, учитывая все зло, могущее явиться следствием этого, я, не останавливаясь перед жестокими мерами, подавил безобразие в самом корне. Воспользовавшись тем, что несколько офицеров во главе с астраханским есаулом учинили в городском собрании громадный дебош со стрельбой, битьем окон и посуды, во время которого неизвестно каким образом пропала часть столового серебра, я предал их всех военно-полевому суду по обвинению в вооруженном грабеже. Суд приговорил есаула, известного пьяницу и дебошира, к смертной казни через расстреляние, а остальных - к низшим наказаниям. Несмотря на многочисленные обращенные ко мне ходатайства губернатора, астраханского войскового штаба и ряда лиц, приговор был приведен в исполнение и соответствующий мой приказ расклеен во всех общественных и увеселительных местах города. После этого случая пьянство и разгул сразу прекратились'.
  
  255
  И это действительно тогда восторжествовала та самая истинная справедливость, поскольку с разнузданным злом нужно бы бороться со вполне ОФИЦИАЛЬНОЙ жестокостью!
  Ну а если ничтоже сумняшеся начать нетерпеливо приобщать совсем этак нисколько необразованных людей к каким-либо высшим моральным ценностям, то из их душ скоро обязательно само собой выпадет, то самое более чем незатейливое самопожертвование ради ближнего своего или дальнего (смотря как у кого).
  Внешнее возвышение над всем тем совершенно естественным внутренним уровнем морали, неизбежно ведь еще приведет к утоплению совести в сущей трясине именно так самою собою и воспламененной демагогии.
  У обычной вовсе вот никак не заоблачной совести есть свои исключительно же естественные и здравые корни...
  И той самой истинно житейской первопричиной всякого героического самопожертвования нисколько не мог быть кем-либо явно надуманный полумифический альтруизм!
  Нет и тысячу раз нет, по-настоящему подлинным к тому побудительным стимулом всегда является весьма планомерно выпестованный, да и посильно целенаправленно переиначенный эгоизм, всего-то навсего, разве что только выходящий за рамки скотского дрожания за свою собственную столь горячо некоторыми из нас любимую шкуру.
  И даже у животных в самом их инстинкте самосохранения уже вполне полноценно заложена забота о потомстве, а в том числе и ценой своего собственного 'бесценного' существования.
  
  256
  Но нам природа - не указ, мы ей все сами сразу укажем, а еще и покажем ей кузькину мать, раз она там и сям нам чего-либо более чем недвусмысленно нисколько недодала.
  Ну а дабы разом вырвать силою из ее рук все то ею в своих тайниках бестолково упрятанное, нам и надо было спешно вооружиться до зубов воинственным долготерпением, да и рыть и рыть землю в поисках таинственных кладов всех пока неразгаданных нами механизмов, слепо заправляющих никак так и поныне нелегким бытием.
  Ну а во имя данного рода безукоризненно доблестных начинаний еще уж должно было подняться всему ведь уровню высоких технологий.
  А именно это у нас и впрямь впереди где-то же явно по курсу...
  Но курс этот может быть верен разве что если сколь, несомненно, вдумчиво и до конца учитывать все рифы и мели, которые могут, в том числе и разрушить то, доселе не нами некогда созданное...
  Причем и в чем-либо довольно немыслимо малом, безусловно, еще проявляется и нечто главное, да и более чем неотступно всецело осмысленно верное...
  Во имя посильного переустройства даже и одной во всем полностью конкретной человеческой психики нисколько бы не стоило сходу орудовать всеми теми маникюрными ножницами, бездумно кромсая всю ту извечно живую плоть той извечно же простецки и безалаберно существующей жизни...
  Ее надо бы анализировать, куда более щадящим и вдумчивым образом, и вовсе-то никак при этом, не выпячивая все то свое исключительно донельзя так пренебрежительное отношение ко всем тем бедам, что попросту вот совершенно неведомы всем тем, у кого жизнь в целом неизменно протекала гладко, мягко и сладко...
  
  257
  Разумеется, что все вышесказанное можно соотнести разве что с тем самым более чем явным отсутствием чего-либо положительного в каком-либо с виду вполне приятном и привлекательном человеке.
  А между тем вся эта его нисколько неисправимая неправильность, может быть, только лишь и заключается в одних тех довольно-таки неудачливо сложившихся жизненных обстоятельствах.
  А потому и надо бы осторожно и одними легкими касаниями сорвать покровы с глубоких и незаживающих ран чужой души и если, они и впрямь не носят откровенно гнилостный характер, тогда явно же более чем стоило бы еще попытаться постепенно разобраться во всех проблемах данной личности, а не ломиться слепо напролом...
  Другое дело, что для анализа злых и низменных поступков подобные методы нисколько не годятся, потому что о любых нисколько недостойных высокого звания человека деяниях надо бы судить строго, и обезличено, а то всякая грязь она - ужасно липкая и если начать копаться в причинах задушевных подлостей и духовного мрака и невежества...
  И это, конечно, все полностью и до самого конца справедливо, но только, пока дело действительно касаемо всяческих плохих поступков, а не самого явного отсутствия поступков хороших.
  Причем бездействие это тоже поступок, но за бездействием в отличие от действия могут еще сами собой скрываться совершенно ведь всецело разнообразные причины.
  То есть полное отсутствие даже и корней вполне вроде бы для всех нас исключительно естественного добра при всех тех к тому самых явных буквально-то выпирающих наружу изначальных задатках это нечто во всем иное, нежели чем более чем откровенно подлое недобро весьма ярко проявленное как-либо наружно.
  Поскольку истинный омут зла неизменно делает себя счастливым как раз-таки за счет всех тех несчастий других, и это ему, безусловно, в усладу, а потому он не слеп, а воинственно пунктуально последователен во всех своих донельзя злокозненных намерениях.
  Причем даже и самое беспросветно темное невежество вполне еще возможно наделить должным и явным пониманием правильных принципов жизни, а для этого следует нисколько не пренебрегать возможностью взбаламутить весь ил чьего-либо совсем не ко времени увядшего естества.
  
  258
  Бояться соприкоснуться душою с мятежно воинственной тьмою нужно бы разве что лишь тогда, когда это сколь неминуемо еще приведет к весьма чувствительной встряске всей своей собственной души...
  То есть в том самом случае, когда чье-либо душевное уродство явно манит за собой, а не тогда, когда оно попросту так донельзя же отвратительно и неприятно.
  Однако людям, пьющим чистую родниковую воду из источника знаний, может быть подчас исключительно же непотребно, испить из лужи, безусловно, совершенно чужих им страданий.
  Этому более чем недвусмысленно поспособствовала литература, научившая кое-кого льстивому и приземленно восторженному самолюбованию, покаянию перед всеми своими довольно-таки сомнительными идеалами и униженному умерщвлению духовной плоти, а не несгибаемости в борьбе с настоящим, а вовсе ведь не тем донельзя вычурным злом.
  Весьма уж определенного рода богоборческая писательская мысль, так и распинает душу человека на том самом новоявленном кресте.
  И впрямь заставляя кое-кого глубокомысленно поверить в некие наивысшие абстрактные ценности, находящиеся где-то за самой гранью всякого воображения простого человека, и, во всяком случае, вне всяких пределов его житейского сознания и всех обыденных, более чем обывательских его чувств.
  
  Возвышенные книжные идеалы между тем невероятно заоблачны, а потому и нисколько неприменимы в деле вполне стоящего того переустройства столь многогранно многогрешной человеческой натуры.
  Да вот уж еще столь так невероятно стремительно устремясь куда-либо к недосягаемым и совершенно далеким звездам, люди, не только остаются фактически безо всякой существенной опоры, но еще и становятся явными небожителями, едва ли понимающими, чего это именно творится на этой сколь неизменно плодотворной всеми своими грехами земле.
  При этом они столь обязательно оказываются, буквально же заворожены, быстрыми и плодотворными решениями каких-либо давно (словно больной зуб) наболевших вопросов.
  Или вот еще что: это, несомненно, может быть и исключительно и вправду самым последовательным и безупречным соблюдением всех тех старых былых традиций.
  Причем у большевистского племени второго, третьего и четвертого поколения все это явно выглядело именно в том еще более чем безупречно праведном духе разнузданно стародавнего на этот раз ведь нисколько вовсе-то не религиозного ханжества.
  
  259
  Вот в каких самых тех еще живописных красках, описывает подобные явления классик общемировой литературы Майн Рид в его и вправду наиболее замечательном романе 'Квартиронка', причем из-за минувшего с тех пор времени, они буквально совсем совершенно не выцвели...
  '...Новой Англии - колыбель пуританизма, где исповедуется самая суровая религия и строгая мораль.
  Но странным это кажется только на первый взгляд. Один южанин так объяснил мне это явление: Как раз в тех странах, где распространены пуританские взгляды, больше всего процветают всевозможные пороки. Поселения Новой Англии - оплот пуританизма - поставляют наибольшее число мошенников, шарлатанов и пройдох, позорящих имя американца, и это неудивительно: таково неизбежное следствие религиозного ханжества. Истинную веру подменяют чисто внешним благочестием и формальным соблюдением обрядности, и люди забывают о долге перед своим ближним; сознание долга отходит на второй план, и им пренебрегают'.
  
  260
  Советский пуританизм утверждающий, что 'первым делом, первым делом самолеты' тоже ведь своего рода ханжеский фанатизм, только уж отрицающий идею Бога, как и всякое рукотворное сотворение вселенной.
  
  Так что вот порождение им всех тех немыслимо ужасающих всякую праведную душу качеств в самой-то сущей краткости, описанных Майн Ридом, и было, в принципе, делом довольно естественным и, кстати, более чем, по всей своей сути, легко объяснимым.
  Создавая вымышленные иллюзии, было бы никак невозможно не 'упрятать под сукно' всю ту исключительно естественную человечность и истинный гуманизм.
  
  261
  Парадное самопожертвование более чем неизбежно само собой приведет именно к тому, что почти всякий человек во всем том извечном пороховом дыму восторженных и напыщенных словопрений, безусловно, уж потеряет, все то истинное, чего им и вправду должно было еще изначально так, собственно, двигать...
  Любовь и веру в лучшее будущее своей великой и величавой страны.
  Все это нарочито звеня шпорами, убивает шагающий широким строем бешеный энтузиазм, некого стадного чувства, вместо веры в себя и всего того здравого мироощущения своей личной и ИНДИВИДУАЛЬНОЙ сопричастности к делу защиты своей родины от ее донельзя подлых и вероломных врагов.
  Единение масс под общим для них флагом, дает им единый порыв, делает их братьями и сестрами?
  Вполне еще может быть, что как раз вот эдак оно и есть, да только действительно надолго всего этого можно будет добиться разве что исключительно именно что изнутри.
  Ну, а каким-либо сугубо внешним агитационно мощным насильственным воздействием на темную и невежественную психику всех серых масс простого народа, можно лишь довести народ до полнейшей зачастую нисколько вовсе так нетрезвой апатии буквально ко всему в этом нашем подлунном мире.
  Поскольку истинный, конечный результат может быть лишь совершенно обратен всему тому сколь всеблагостно и блаженно желаемому...
  
  262
  Именно благодаря внешней яростно навязанной человеку морали он и становится сущим зверем, совсем уж непомнящим, зачем это его вообще некогда породили на белый свет.
  И эдаким фанатиком столь надежно до скрежета зубовного заучившего постулаты всей нарочито возвеличиваемой им до самых небес правды, неизменно будет управлять не житейский здравый смысл, а особая логика того социума, который и возник в связи с тем ярым сплочением рядов при помощи всего донельзя пронзающего души вовсе не беспричинного страха.
  И всякий индивидуум при этом явно боялся выбиться из строгой шеренги, причем не только из-за беспрестанной боязни перестать, уж блистать кристальной чистотой перед священным ликом всесильной идеи, но и потому, что одному ему было как-то совершенно непривычно и неуютно.
  
  Ну а, в особенности, смерть всех тех вполне простых человеческих навыков, как и истинно элементарных для каждого из нас самых естественных чувств более всего при этом касается натур безнадежно во всем исключительно паразитических.
  То есть, тех из людей, кто всегда уж старается везде и во всем столь непременно урвать тот еще всецело так заранее свой наилучший кусок из всего того довольно-таки весьма подчас увесистого общественного пирога.
  Именно подобного рода люди и липнут к новоявленной идеологизированной власти, а также и совершенно безропотно делают буквально все, что она им только прикажет в явной надежде на то, что подобное рвение будет кем-либо еще сколь, безусловно, всецело оценено.
  А это более чем непосредственно само собой означает, что этаким рьяным блюстителям широких, как Белое море государственных интересов, при случае попросту наскоро спишутся все те столь беспрестанно творимые ими лютые бесчинства, а особенно если они осуществляются по заказу самого государства.
  И все это несусветно кровавое несветлое прошлое будет, в конце концов, попросту свалено в нисколько никак явно так вовсе неразделимую на какие-либо отдельные части великую кучу свершений, побед и репрессий.
  Ну а затем все это, по случаю, и будет столь донельзя толково подано на блюдечке большой исторической перспективы, как трудный, но правильный процесс перевоспитания трудового народа в духе новых и ярчайше светлых идей.
  Потомки, живущие в развитом индустриальном обществе, от всего этого могут, конечно, и впрямь разомлеть, да и вполне, кстати, признать все предпринятые некогда властью усилия, как жестковатые, но между тем во всем своем корне истинно верные...
  Ну а обманутый грядущим несбыточным счастьем народ верит буквально всему разве что, пока беда гулким грохотом не нагрянет, а как она уж и вправду нагрянула, так и вера в нем ломаться разом-то начинает, словно та еще яичная скорлупа...
  
  263
  А ведь и вправду люди 'вылупившиеся из скорлупы извечно скрывавших от них весь реальный мир иллюзий' быстро уж затем начинают прозревать, и, в конце концов, обязательно они еще вполне осознают, что весь тот великий инкубатор славных идей... всего лишь очень большая зловонная яма...
  Ну а от подобных выводов и до реальной измены окажется вовсе-то нисколько не далеко...
  Великая Отечественная Война является именно так истинно наилучшей демонстрацией более чем наглядного проявления самого доподлинного отношения Советской власти ко всему своему народу.
  А потому та отчаянно трусливо спрятавшаяся за чужими спинами безумно смелая (на словах) партократия сколь яростно тогда всем доказала свою главную способность, нести смерть, прежде всего, своим и одним лишь только своим и точка.
  Ее наиболее основным стимулом к действию было сущее нагнетание всеобщего, всепоглощающего страха перед наказанием за невыполнение любого даже и наиболее откровенно самодурского, спесивого приказа всякого штабного начальства.
  Причем смерть солдатская, да и офицерская тоже, была тем ужаснее, чем ближе она оказывалась к тому монстру в человеческом облике, которого им столь еще неукоснительно надлежало ревностно и стойко доблестно защищать.
  
  264
  А впрочем, власть Сталина еще совсем не была во всем же крайне и впрямь столь неприглядно изуверски плохой.
  Поскольку если бы у власти оказался, кто-нибудь другой, трудовые лагеря могли бы стать основным пристанищем от 60 до 90 процентов населения СССР.
  Человеческого сердца у многих господ большевиков, практически не было вовсе вот никакого - у них вместо него были твердые, словно гранит фанатически скроенные убеждения...
  А чего вообще еще было нужно, чтобы бесслезно и безэмоционально отдавать приказ о самом бессмысленном расстреле ни в чем нисколько зачастую неповинных людей?
  Да и во время ВОВ, они себя проявили самым должным большевистским образом...
  Отборные кадры процеживали окруженцев сквозь мелкое сито фильтрационных лагерей.
  И уж весь этот их несгибаемый прямолинейный характер еще явно будоражила гордая стать верного выбора партии, назначившей именно их, безгрешных и пламенных, на эту столь исключительно исторически важную должность.
  
  Ведь это им - людям с кристально чистой от всяческих слюнявых сомнений душой - и было безотлагательно доверено отстреливать и отстреливать паникеров и дезертиров, а если у кого из них рука и дрогнет, то тотчас его самого вмиг отправят на тот весьма уж, как есть всегда недалекий и впрямь-таки убийственный фронт.
  А между тем сама мысль о чем-либо подобном у многих из тех 'правильных ребят' тут же приподнимала жесткую шерстку на загривке.
  
  265
  Всем тем подлым и низколобым людишкам было сколь недвусмысленно наспех внушено, что это, они и есть первый эшелон защиты родины, а на передовой в жуткой грязи, темени и крови возится тот второй, который только распусти - тут же, они все как один по своим домам, да огородам разом разбредутся.
  Приказ 'Ни шагу назад' это самый верх 'чиновничьего оккультизма' все у них на бумаге было вовсе не так, как оно тогда и вправду имелось в той самой доподлинной и настоящей действительности...
  Просто всего лишь, за землю родную разом костьми лечь это явный призыв муравьиной королевы ко всем ее безропотным защитникам безмозглым насекомым.
  И кстати, разумное геройство во время всеобщей паники это тоже тот еще нонсенс, поскольку человек он как-никак более чем неизбежно животное стадное.
  
  266
  Во время всеобщего разгула осатанелой анархии явно еще выходит наружу все наиболее исподнее во всей человеческой натуре.
  Ну а то между тем еще изначально главное, что и впрямь должна была прививать возвышенная литература, так это умение вовремя подавлять бунт звериных и скотских инстинктов, дабы в нужный момент разом отсечь все корни людского малодушия, не проливая при этом целые реки напрасной крови.
  
  Поспособствовать чему-либо подобному вполне ведь могли бы великие писатели 19 столетия, да только до чего же, они весьма болезненно самоустранились от подобной архиважной задачи, еще и подлив масла в тот и без того безмерно великий пламень человеческих страстей.
  
  267
  Надо вот было Льву Николаевичу Толстому, столь неистово выдавливать из себя раба, дабы никак вот нисколько не иначе, а непременно сделать грядущее советское рабство фактором нисколько неотделимым от всей той, так или иначе, вообще существующей тогдашней действительности.
  То есть совсем оно не иначе, а стало то тогда самой неотъемлемой частью общественного сознания буквально же целой исторической эпохи.
  Прививать какие-либо иные принципы жизни было бы вовсе так нисколько нелегко, а в том числе и потому, что правильная дорога всегда тяжела и трудна для всякого того, кто медленно бредет по ней.
  И куда легче на лихой тройке унестись ввысь, да и громыхать оттуда, как Зевс молниями, метя при этом во все греховное и духом несветлое.
  А ведь надо было Льву Толстому всегдашне жить именно умом, а не неистово бьющимся сердцем, или еще некими теми явно чисто так извне позаимствованными чужими мудрстваниями, из тех-то самых блекло светлых истин, что были всецело полностью, как есть, оторваны от всякой исконно русской почвы.
  Но тогда уж пришлось бы ему не только раба из себя столь и впрямь прямодушно выдавливать, но еще и посильно идти вовсе так против течения, что гораздо тяжелее, чем во всем и всегда ему радостно следовать.
  
  268
  Однако в этом и проявляется рабство большой души, а Лев Толстой зачастую во всем интуитивно следовал за пороками своего века, как, впрочем, и все другие деятели добра его доподлинно великой державы, однако чего тут поделаешь, столь многие из них, были при этом совершенно безо всякого царя в голове.
  
  Да только мог бы всеми нами любимый Лев Николаевич (если бы, конечно, того захотел) вдруг вот взять, да действительно обеспокоиться о том почти бескровном преодолении барьера разнузданной дикости, той самой навеки нынче прежней Россией...
  Она же себе чуть было хребет не сломала, причем как раз-таки возле самого финиша, который явно еще мог бы ее возвеличить, в том-то самом совсем ином вовсе и не воинственно имперском плане!
  
  269
  Деникин в его книге 'Очерки русской смуты' весьма размашисто пишет о том, во что это именно обошлась интеллигенции в России, вся та столь немыслимо великая ее любовь к довольно изнеженной и обласканной идеалистической литературой самой уж более чем однозначно себе.
  Ну а в особенности еще и учитывая всю ее и впрямь бьющую через край европейскую глубокомысленную утонченность.
  Однозначно сколь ведь до чего наглядно еще выражавшуюся как раз во всей-то весьма изысканной ее явной предрасположенности ко всяческим сладкоречиво высказанным мыслям, а также и во всегдашнем ее устремлении к внутреннему, ничем и никем никогда не нарушаемому покою.
  Вот они его слова.
  'Одно бесспорно, что аграрная реформа запоздала. Долгие годы крестьянского бесправия, а нищеты, а главное, - той страшной духовной темноты, в которой власть и правящие классы держали крестьянскую массу, ничего не делая для ее просвещения, - не могли не вызвать исторического отмщения'.
  
  А все это от одного сколь большого желания, нисколько вовсе так никогда не пачкаться совершенно так ни в какой грязной возне во имя грядущего, куда явно значительно более благополучного переустройства всего того нынче-то, пусть и кое-как, но вполне надежно же существующего жития-бытия.
  Ну а зато без тени сомнения жить в великом единении со всем своим навеки любимым, родимым краем!
  Чехов в его рассказе 'В родном углу' полностью и до конца так наглядно раскрывает данное устремление российской интеллигенции.
  'О, как это, должно быть, благородно, свято, картинно - служить народу, облегчать его муки, просвещать его. Но она, Вера, не знает народа. И как подойти к нему? Он чужд ей, неинтересен; она не выносит тяжелого запаха изб, кабацкой брани, немытых детей, бабьих разговоров о болезнях. Идти по сугробам, зябнуть, потом сидеть в душной избе, учить детей, которых не любишь, - нет, лучше умереть! И учить мужицких детей в то время, как тетя Даша получает доход с трактиров и штрафует мужиков, - какая это была бы комедия! Сколько разговоров про школы, сельские библиотеки, про всеобщее обучение, но ведь если бы все эти знакомые инженеры, заводчики, дамы не лицемерили, а в самом деле верили, что просвещение нужно, то они не платили бы учителям по 15 рублей в месяц, как теперь, и не морили бы их голодом. И школы, и разговоры о невежестве - это для того только, чтобы заглушать совесть, так как стыдно иметь пять или десять тысяч десятин земли и быть равнодушным к народу. Вот про доктора Нещапова говорят дамы, что он добрый, устроил при заводе школу. Да, школу построил из старого заводского камня, рублей за восемьсот, и "многая лета" пели ему на освящении школы, а вот, небось, пая своего не отдаст, и, небось, в голову ему не приходит, что мужики такие же люди, как он, и что их тоже нужно учить в университетах, а не только в этих жалких заводских школах'.
  
  270
  Вот уж и впрямь наотрез отказывался понимать, милый доктор Чехов, тот сколь непреложный факт, так и глаголющий нам всем о том, что, то единственное и вполне, кстати, естественное состояние души человека - оно-то и есть та сельская среда, в которой он повседневно живет, да и кует все свое мелкое человеческое счастьице.
  Может быть, и не надо бы его от нее столь так без устали отрывать, а в особенности той весьма целенаправленной, суровой и грубой силой?
  Кто достоин, тот свое и так еще непременно возьмет, да и брал же безо всяких тупо исходивших слюной пропагандистов некоей чисто абстрактно значительно лучшей жизни.
  
  Однако уж надобно было Чехову сразу так все столь глубокомысленно и бесповоротно впрямь ведь переиначить, дабы затем более чем незатейливо создать того искусственно счастливого человека с ценностями столь так донельзя во всем совершенно отличными от тех, что некогда были у простого и поистине незадачливого крестьянина.
  Лично ему был более чем искренне нужен некто иной - озаренный зарницей возвышенных идей, где-то явно ведь ненароком мелькнувших на самом горизонте, но при этом крайне далеких от нас, словно мираж в безводной пустыне.
  Его, понимаешь ли, никак уж совсем не устраивало, чтобы все мужики в начальных школах азам грамоты обучались, ему, значит, каждому разом еще подавай по университетскому образованию, разумеется, что ради одного лишь исключительно эфемерного равноправия, а вовсе не просто так от всей той сколь воинственно и беспристрастно слащавой, самосозерцательной спеси.
  
  271
  А между тем большой писатель Александр Куприн приводит вполне стоящий упоминания пример, как это все-таки тяжело было тем из века в век необразованным людям выходить на дорогу знаний, где им буквально все было внове да и совершенно уж непонятно, как оно там и чего.
  Куприн 'Олеся'
  'Ярмола никак не мог представить себе, почему, например, буквы "м" и "а" вместе составляют "ма". Обыкновенно над такой задачей он мучительно раздумывал минут десять, а то и больше, причем его смуглое худое лицо с впалыми черными глазами, все ушедшее в жесткую черную бороду и большие усы, выражало крайнюю степень умственного напряжения.
  - Ну, скажи, Ярмола, - "ма". Просто только скажи - "ма", - приставал я к нему. - Не гляди на бумагу, гляди на меня, вот так. Ну, говори - "ма"...
  Тогда Ярмола глубоко вздыхал, клал на стол указку и произносил грустно и решительно:
  - Нет... не могу...
  - Как же не можешь? Это же ведь так легко. Скажи просто-напросто "ма", вот как я говорю.
  - Нет... не могу, паныч... забыл...'
  
  А между тем, этот самый человек с лесом и землей был подчас во всем вполне однозначно на ты, а потому и мог он о ней действительно знать многое из того, чего может даже и знаменитому профессору ботанику далеко не всегда было о ней доподлинно же известно.
  
  272
  Из века в век все, то, что ранее было слишком сложным почти, что для всех и каждого, затем столь незаметно более чем значительно разом упрощается.
  Вот, уж, к примеру, самые основы геометрии - 2000 лет назад, то, что сегодня изучают все в 7-8 классах общеобразовательной школы, было некогда чем-то навроде высшей математики, а потому и овладеть такими невероятно сложными знаниями в те сколь ныне далекие времена могли лишь, пожалуй, довольно немногие.
  Да даже и 150 лет назад изучение начал алгебры, тоже ведь было делом весьма и весьма еще трудоемким, а потому и переход от цифр к буквам занимал в четыре раза более времени, нежели чем ныне он у нас занимает сегодня.
  Вот он тому лишь самый малый пример.
  Александр Куприн 'Яма'.
  'Это неизбежно.
  Вспомните, Лихонин, как нам был труден переход от арифметики к алгебре, когда нас заставляли заменять простые числа буквами, и мы не знали, для чего это делается'.
  
  А делается это в том числе и затем, дабы сколь понадежнее приучить детей к тому самому в корне иному чисто абстрактному мышлению, ну а быстро чего-либо подобное нисколько ведь вовсе попросту так не происходит.
  
  273
  Да и вообще вся проблема, с некоторыми излишне мечтательными людьми именно уж в том и состоит, что они действительно искренне верят, что можно разом все видоизменить в один тот единственный день, не тратя на то безо всякого остатка все силы своего довольно, пока еще весьма недалекого поколения.
  А между тем, всей той неимоверно экстремальной силою устремив серые массы в некий, пока еще совершенно призрачный завтрашний день только-то и возрождаешь все те страшные яви всеобщего нашего дня позавчерашнего.
  
  И откуда это вообще взялась на Руси вся эта тяга к подобного рода быстрому, и впрямь извне столь разом активно навязанному преобразованию в плане исключительно так безотказно действенного, и бескомпромиссного выкорчевывания всех тех пороков былого и минувшего, что с нашим настоящим расстаться попросту никак и близко ведь не хотят.
  И уж сделано это было именно как раз во имя, куда только самого еще наилучшего избавления от всех тех тяжких тягот отныне, ясное дело, полностью во всем всецело прежнего бытия.
  А все это хотя бы отчасти вполне вот естественное производное, тех самых книг европейских авторов огненосцев нового света в самой древнейшей, обыденной полутьме.
  
  274
  В России все эти донельзя слащавые благоглупости были к тому же довольно-таки изрядно во всем еще и утрированы, а также и несколько извращены самым что ни на есть буквоедским их пониманием.
  Похоже на то, что достопочтенный писатель Чехов, попросту сколь благодушно от всей уж души пожелал, чтобы рабочие и крестьяне учились в университетах, а интеллигенция наоборот пол подолом, низко при этом, кланяясь, протирала, дабы ей далее из народа нисколько бы вовсе более не выделяться.
  
  Эта тенденция весьма наглядно прослеживается ни в каком-либо одном из его довольно незадачливых поздних произведений, а потому и не может она быть одной лишь только досадной оплошностью или скажем еще сущей случайностью.
  И именно в этом Чехов и видит тот самый крест, который, как оказывается, и должны были нести на себе все те во всей своей совокупности вполне развитые люди, дабы всенепременно, в конце концов, наступило то самое всеобъемлющее и всеобщее благоденствие.
  Все ведь должны были по его воззрениям совершенно безотказно трудиться, и всем до единого полагалось быть столь этак явно более чем однозначно полезными членами общества, ну а это два конца одной и той довольно же острой палки.
  
  275
  В то самое время как нет ничего важнее того, чтобы те самые высокие государственные должности не обсиживались всевозможными взяточниками и изощренными наследными казнокрадами, а тупицы и бестолковые невежды силовыми структурами блаженно бы радостно не командовали...
  Однако про чего-либо и вправду подобное тому в творчестве Чехова, лично вот автору этих строк, почти же ничего, собственно, нисколько совсем уж не попадалось.
  
  У него, может, и есть, хоть чего-либо еще кроме четырех коротких юморесок 'Мелюзга', 'Надлежавшие меры', 'Разговор человека с собакой', 'Ушла'.
  Однако об эдаких вещах надо было сочинять целые повести и как раз-таки в этом аспекте и надо было обличать все российское общество, а не отыгрываться на бездельниках, и, кстати, вовсе-то не склонять людей интеллектуального труда - к труду более чем для них во всем бессмысленному - физическому.
  
  276
  Ведь оный нисколько не облагораживает саму душу человека, а скорее, наоборот, во всем он ее безмерно закабаляет, тем более что результат всеобщего труда подчас и впрямь безнаказанно буквально подчистую разворовывается, раз повсюду взяточничество, кумовство, невежество чиновников в делах, которыми они столь бестолково, но по-заправски делово повсеместно заправляют.
  Вот уж еще кого бы Чехову пронзить своим острым гусиным пером, так нет, ему, понимаешь ли, бездельники житья никого не дают своей сущей бездумной и безыдейной праздностью.
  
  Ну а такие его рассказы как 'Неприятность' и 'Шило в мешке' погоды никак совершенно не сделали!
  Вот еще один яркий пример из его позднего творчества.
  Чехов 'Невеста'.
  'Вчера Саша, ты помнишь, упрекнул меня в том, что я ничего не делаю, - сказал он, помолчав немного. - Что же, он прав! бесконечно прав! Я ничего не делаю и не могу делать. Дорогая моя, отчего это? Отчего мне так противна мысль о том, что я когда-нибудь нацеплю на лоб кокарду и пойду служить? Отчего мне так не по себе, когда я вижу адвоката, или учителя латинского языка, или члена управы? О, матушка Русь! О, матушка Русь, как еще много ты носишь на себе праздных и бесполезных! Как много на тебе таких, как я, многострадальная'!
  
  277
  Вот уж действительно слезы в три ручья как у Ярославны ей-богу!
  А между тем, то столь и впрямь немалое наличие людей, проживающих свое состояние в западном мире, никак не мешает ему всецело более чем отрадно процветать.
  Да, там действительно имеются такие люди, что получили от предков весьма солидное наследство, и этак-то тихо и бесцельно, они его день за днем, год за годом и проживают, попросту же медленно прожигая всю свою жизнь.
  
  А, кроме того, там более чем неизменно хватает и тех профессиональных безработных, что живут за счет государства всю свою сознательную жизнь.
  И в прежней России тоже были те еще растяпы, фаты и моты, из числа тех, кто, в самый короткий срок в пух и прах проматывали все свое состояние, однако крестьяне весьма ведь обширных областей России вовсе не поэтому по временам, в сущности, до самого последнего истощения доходили.
  
  278
  Причину их великих и безвинных страданий более чем полновесно описал Салтыков-Щедрин в своей книге 'История одного города':
  'Не то что в других городах, - с горечью говорит летописец, - где железные дороги не успевают перевозить дары земные, на продажу назначенные, жители же от бескормицы в отощание приходят'.
  
  И то вовсе не злая сатира, зачастую столь безмерно до самых же краев переполненная довольно плохо скрываемого внутри всего того авторского я презрения ко всей своей отчизне, а потому и столь беззастенчиво привирающая Бог весть чего ради одного лишь красного словца...
  Нет, уж описанное выше положение вещей, действительно было тогда практически полностью повсеместным и сколь этак, кстати, однозначно так вполне по-житейски обыденным.
  Никому бы не стоило столь бесцельно идеализировать ту старую Россию, исторические корни большевизма, они в ней самой и есть, если еще при том злосчастном царизме, народ повсеместно голодом морили, во времена бескормицы, в самом массовом порядке, вывозя заграницу зерно, без сомнения могшее спасти до чего многие и многие людские жизни.
  
  279
  Да только при всем том сам переход денежных средств из беспутных рук в путные, то уж дело нисколько не 'пожароопасное'.
  Ну а потому, если тот совершенно незадачливый герой рассказа Куприна Гуга Веселов (именно таково названия самого рассказа) буквально всего лишился, то от этого все промотанное им имущество никак не пострадало, а может чего еще и весьма существенно выиграло.
  Вот он отрывок из этого произведения Куприна.
  'Встречался я с ним, правда, очень редко, еще в то время, когда он проедал и пропивал несколько наследств: дядино, мамино, папино, тетино, двоюродных бабушек, - наследств, в виде каменных домов с суточными номерами, трактиров, торговых бань, даже чуть ли не публичных заведений. Много рассказывали в городе, а иногда и в печати об его диковинных, чисто по-русски несуразных кутежах, в которых смешивались остроумие с жестокостью, грязь с изысканностью, издевательство с трогательными порывами'.
  
  Но то к делу никак не относится, питейные заведения всего мира всегда полны всякого рода племени беспечными гуляками часто посредством всего этого теряющими не одно уж свое вполне полноценное человеческое достоинство, но и все действительно имеющееся у них достояние, однако, то еще не беда для всего остального общества в целом.
  
  280
  То, что действительно неистово грозит скорой и лютой смертью всякой государственности в буквально любой стране мира - так это то самое абсолютное безверие, а также коррупция и своеволие из-за полнейшего отсутствия надлежащего четкого контроля центральной власти над всеми ее мелкими наместниками на местах.
  Ведь при таких довольно прискорбных делах любые лица облеченные властью и полномочиями (как бы они далее не назывались), несомненно, становятся сущими царьками и только от их благоволения и будет зависеть всякое хоть сколько-то благополучное обустройство всего того в целом всегда одинаково существующего общественного быта.
  
  Причем, всем гражданам вполне еще надлежит, собственно, помнить, что на дворе нынче эпоха весьма услужливых холуев, униженно с протянутой рукой просящих у начальства, словно милостыню, права чего-нибудь сделать, а на дверях оного начальства все также подчас незримо высвечивается надпись (без вызова никому не являться).
  Ведь безвременно и вечно в России царствие все тех же совершенно напрасных надежд в условиях несказанно суровых будней родного края, как и полновесно мученического венца, всякому в его раздольных пределах извечно так (перед всяким своим начальством) неправому творению божьему.
  А оно не просто всегда безукоризненно право, но еще и оскорбительно воинственно воздев руки к небу за все и вся буквально-то разом в ответе...
  А потому благочинно сурово оно и впрямь-таки подчас во всем сродни Всевышнему в своих нисколько непревзойденных возможностях, беспощадно карать всех тех ему даже и немного совсем же непокорных.
  
  281
  Причем явление то вовсе и близко нисколько не новое - революция разве что лишь весьма обострила все те довольно-таки старинные социальные противоречия, да и всецело она поспособствовала еще уж столь многозначительно большей непроницаемости постных лиц новоявленных слуг простого народа.
  Но можно ведь было и не создавать для нее истинно гиблую и чрезмерно благодатную почву?
  Великие классики общемировой литературы, несомненно, могли бы заняться всеми теми текущими проблемами всего своего родного угла.
  А к тому же еще и нисколько при этом, совершенно не вытравливая сам тот еще дух всяческой общественной и личной праздности.
  Да и то навеки треклятое угнетение никому уж вовсе не следовало столь безудержно всею душою неистово поносить да еще именно так на чем свет стоит.
  Ну а в особенности еще и рассуждая, что будто бы если бездумно играючи сходу поменять, как знамя, а заодно и саму власть лишить всех ее прежних привилегий, то уж тогда вскоре само собой явно окажется возможным раз и навсегда, затем низвергнуть в ад всякое вообще общественное зло.
  А между тем, все тут дело было в исключительно иных вещах и крайне во всем болезненных факторах, которые между тем никак не изжиты буквально вот и сегодня.
  
  И это именно воровство и коррупция в нигде более совершенно невиданных масштабах, и послужили первопричиной довольно многих российских бед.
  Но отнюдь не наличие на ее земле донельзя праздных людей, которые бы совсем не сумели (даже и при всем своем желании) разом вместить в себя поболее одного обеда или тем паче чересчур плотного ужина.
  
  282
  Вовсе не в них тут все было дело, а куда вернее главная беда заключалась именно в тех вконец зажравшихся чиновниках, которым и впрямь было нипочем иметь у себя в загашнике столько золотых украшений, что хватило бы и на добрую сотню рук и все им будет разве что мало, да мало...
  А между тем этакая безразмерная алчность, а также и более чем сладостно сытая неразборчивость в средствах по достижению средств к достатку во всем до чего уж явно еще смогут дотянуться чьи-либо волосатые лапищи, никак вот и близко не волновала ни Чехова, ни Льва Толстого, ни даже Достоевского.
  Им бы все только с нежнейшими идеалами в чехарду беспрестанно слепо играть, а они милые все заблудшие души сами-то собой на свет Божий разом, ясное дело, наощупь и выведут.
  
  И ведь в сплошном розовом тумане ослепительно радужных надежд на некое исключительно иное более светлое грядущее разом утопнет всякое иное доподлинно благочестивое, здравое начало.
  Причем уж, в особенности, именно этак оно само по себе столь неизбежно и происходит, когда те самые разрозненные мысли из полуразумной, плохо обдуманной логически теории совершенно ведь незамедлительно разом превращаются в некое довольно-то незатейливое руководство к самым конкретнейшим действиям в более чем обыденной практике, самого повседневного общественного бытия.
  
  283
  Ну а весьма прозорливый душка Чехов сколь нарочито и незатейливо пытается буквально весь человеческий род разом так научить уму разуму в самых беспрестанных и рьяных поисках, куда явно лучшей доли вне того столь извечного осоловелого безделья и донельзя тупой воинственной полупраздности...
  Все это, как и понятно, он вполне всерьез вознамерился вытеснить искрометным светом проникновенно благих идей...
  Ну а, живя несколько все же спустя, другой великий лекарь душ человеческих достопочтимый доктор Булгаков, почти так всегда всеми мыслями и душою неизменно стремился посеять в народе сущие семена разума, чувственности, мечтательности, одухотворенности, а также и истинно благой человечности...
  
  284
  Причем надо бы и то напрямик разом заметить, что между Чеховым и Булгаковым есть еще одна широчайше во всем необычайно существенная разница.
  С одной стороны, оба они весьма так во всем до конца сколь уж принципиальные российские писатели-идеалисты, да вот однако совершенно при этом многозначительно различного плана.
  Идеалист Чехов, выражает общее мнение определенного круга людей, при этом вполне справедливо рассчитывая, что они столь высоко все это еще явно всецело оценят, и как это только рьяно превознесут весь его великий талант до самых же седьмых небес.
  Этим и впрямь вознеся все его творческое мастерство выше всех тех мыслимых и немыслимых пределов вечности, а еще и воздав ему должную мзду за то, что он столь ярко и четко отобразил все их наиболее заветные чаяния и добропорядочные мысли.
  Заодно может, и от туберкулеза его хоть сколько-то и вправду излечат, приложив к тому буквально все возможные и невозможные силы всей их благороднейшей души, да и всего своего ученейшего интеллекта.
  
  А Булгаков-идеалист гнет свою твердую линию, будучи весь обуян весьма немалым страхом и сущей тревогой, невольно уж ежечасно, лишь о том и раздумывая, как бы это его за все труды тяжкие не услали на Соловки, или вообще разом ведь не применили к нему высшую меру большевистской социальной защиты.
  Но он своею железной волей явно преодолевает всю ту до чего только подлую одержимость, мелко дрожащей боязни за свою родимую в крапинках шкуру, а потому и пишет он в своих книгах, именно то, что он действительно думает о своей невообразимо тоскливой и, безусловно, немыслимо зловещей эпохе.
  И надо бы прямо заметить, что Михаил Булгаков вовсе так никак не рассчитывал на какие-либо прижизненные лавры, а разве что не слишком самонадеянно надеялся хоть сколько-то уберечься от всех тех неуемных преследований той наиболее жестокой власти за всю до сих пор нам вообще же общеизвестную историю человечества.
  Его вот на деле спасла одна лишь во всем донельзя иррациональная любовь совершенно бескультурного вождя к его на долгие века величайшему творчеству!
  
  285
  И этак столь ведь последовательно вновь и все о том же!
  Чехов идеалист (в последние восемь лет своей жизни) буквально жаждет насилия и сущего принуждения над всякими недостойно и неправедно живущими людьми.
  Булгаков идеалист этого вовсе и близко не требует, а по полному праву возмущается самим-то, как оно только ныне есть более чем неправедным существованием всех тех более чем определенных социальных явлений, при этом совсем уж и не глумясь над чьей-либо самой конкретной внезапной гибелью.
  В то время как 'наш добрый Чехов' однажды ведь попросту прямо подчеркивает в конце своего довольно-таки коротенького повествования рьяное желание своего героя взять бы, да самому повеситься на первом уличном фонаре.
  Как это было в его рассказе 'В Москве'.
  А это уж точно абсолютно разные вещи!
  
  Кроме того, разница меж ними еще и в том, что Булгаков нисколько вот вовсе не видит весь этот мир однозначно лишь разве что именно черно-белым, ну а подобный идеализм весьма и весьма, несомненно, для всеобщего дела добра действительно так явно всецело полезен.
  А к тому же еще и то бесхитростно самодовольное тщеславие российской интеллигенции - тоже столь более чем бескорыстный подарок Чехова его столь и впрямь многочисленным читателям и ярым почитателям его безо всяких кавычек великого таланта!
  
  286
  И вполне то еще возможно, что генерал Деникин издал свою 'Московскую директиву' как раз-таки находясь под столь сильнейшим гипнотическим влиянием всего позднейшего творчества Антона Палыча Чехова, а в особенности трех его столь судьбоносных пьес...
  Он уж в них столь безмерно благодушно насаждает буйную фантазию возвышенного духом отторжения от всего того навеки прежнего и ныне полностью ведь изжитого... и сколь сладостно и упоенно он и впрямь-таки уговаривает всех разом ринуться в Москву за исполнением всех своих самых немыслимых ожиданий.
  
  Генерал Деникин, как оно очевидно, и сам того, скорее всего, попросту и не ведал, а чего это вообще на него и всех его генералов вдруг уж разом совершенно внезапно нашло.
  Зачем это ему столь непременно понадобилось буквально все свои силы разом до чего только бездумно бросить именно на захват Москвы, но то дело ясное - 'закодировал' его Антон Палыч своими инсинуациями о самом что ни на есть спешном отъезде в столицу, ровно как, и все его самое ближайшее окружение.
  Они парили в облаках эйфории, мысленно уже растворившись, как сахар в чае во всей своей грядущей победе, а между тем вся эта их твердая убежденность имела столь безмятежно бесформенный характер явной отрешенности от всех настоящих реалий общественной жизни.
  Причем вера в самое лучшее вообще вот была столь житейски всецело-то свойственна российской интеллигенции, и это как раз она, словно ватный туман и застилает ей глаза утопически нелепо мнимой, аляповато картинной литературной действительностью.
  
  287
  И это именно тот длительной и неотступной смертью, уходящий в небытие гений Чехов и оказал столь безгранично же негативное, расхолаживающее воздействие на душу всех тех его исключительно многочисленных современников, почитателей, а тем паче и всех тех посетителей тогдашних театров.
  В них ведь в те времена попросту отродясь совсем не имелось абсолютно никаких весьма существенных усилителей звука, а потому и вся правда о грядущем всеобщем труде кричалась со сцены впрямь-таки благим матом.
  И к чему это еще вообще привело в том еще самом исключительно же многозначительно конечном своем итоге?
  Революционную эпоху подготовили духовные вожди интеллигенции, как и всего того донельзя бесхитростно простого народа.
  Кроткое и на добрую половину приторно уж притворное смирение, чувственное отторжение от всего того старого и замшелого, собственно, и привело к тем неописуемо никакими словами безнадежно чудовищным последствиям.
  То есть, там, где надо было только и всего, что голос свой слегка приподнять или если выбора нет, безо всякой жалости повесить нескольких совсем не в меру зарвавшихся дебоширов, ничего существенного сделано вовсе-то не было.
  Причем речь тут уж никак не идет о самих, как они вообще есть столь беспутно революционных временах, а именно об эпохе им всецело до чего и впрямь-то беспечно предшествовавшей.
  Ну а в революцию все те прежние тенденции разве что лишь крайне неприглядно и гадко безмерно во всем донельзя усилились.
  Вот чего пишет об этом Барон Врангель в его 'Записках':
  'На заседание Краевой Рады прибыл, кроме генерала Покровского и полковника Шкуро, целый ряд офицеров из армии. Несмотря на присутствие в Екатеринодаре ставки как прибывшие, так и проживающие в тылу офицеры вели себя непозволительно распущенно, пьянствовали, безобразничали и сорили деньгами. Особенно непозволительно вел себя полковник Шкуро. Он привел с собой в Екатеринодар дивизион своих партизан, носивший наименование "волчий". В волчьих папахах, с волчьими хвостами на бунчуках, партизаны полковника Шкуро представляли собою не воинскую часть, а типичную вольницу Стеньки Разина. Сплошь и рядом ночью после попойки партизан Шкуро со своими "волками" несся по улицам города, с песнями, гиком и выстрелами. Возвращаясь как-то вечером в гостиницу, на Красной улице увидел толпу народа. Из открытых окон особняка лился свет, на тротуаре под окнами играли трубачи и плясали казаки. Поодаль стояли, держа коней в поводу, несколько "волков". На мой вопрос, что это значит, я получил ответ, что "гуляет" полковник Шкуро. В войсковой гостинице, где мы стояли, сплошь и рядом происходил самый бесшабашный разгул. Часов в 11 - 12 вечера являлась ватага подвыпивших офицеров, в общий зал вводились песенники местного гвардейского дивизиона и на глазах публики шел кутеж. Во главе стола сидели обыкновенно генерал Покровский, полковник Шкуро, другие старшие офицеры. Одна из таких попоек под председательством генерала Покровского закончилась трагично. Офицер-конвоец застрелил офицера Татарского дивизиона. Все эти безобразия производились на глазах штаба главнокомандующего, о них знал весь город и в то же время ничего не делалось, чтобы прекратить этот
  
  И далее:
  'Казавшийся твердым и непреклонным, генерал Деникин в отношении подчиненных ему старших начальников оказывался необъяснимо мягким. Сам настоящий солдат, строгий к себе, жизнью своей дававший пример невзыскательности, он как будто не решался требовать этого от своих подчиненных. Смотрел сквозь пальцы на происходивший в самом Екатеринодаре безобразный разгул генералов Шкуро, Покровского и других. Главнокомандующему не могли быть неизвестны самоуправные действия, бесшабашный разгул и бешеное бросание денег этими генералами. Однако, на все это генерал Деникин смотрел как будто безучастно'.
  
  288
  Ясное дело, что подобные вещи столь немало портили буквально вот всяческие добропорядочные взаимоотношения служивых людей со всем представителей местного гражданского населения, что были всем своим числом гораздо более как есть, уж до чего невообразимо так многочисленны.
  И ведь все эти истерически бешеные перепалки и склоки явно затем еще весьма поспособствовали самому безнадежному сколь неприглядно назревшему развалу Белой армии где-то именно что глубоко изнутри.
  И кстати, разбрасываются, как правило, одними лишь шальными деньгами, а такие гроши сами по себе ни на кого с небес совершенно не падают - из-за них порою приходится всяческих до неприличия скаредных людей на небо разом отправлять, поскольку со своим кровным, они расстаются с самой безнадежно так крайней неохотой...
  Причем, у того, кого господа англичане столь однозначно вовсе вот нисколько неброским росчерком пера безо всякого стеснения разом назначили верховным правителем России, дела обстояли, куда только явно значительно хуже, чем у генерала Деникина, а как раз потому сибирский фронт и развалился тогда именно первым.
  Мистер Колчак, вообще был довольно-таки самоуверенным держателем акций высших имперских принципов, а также до чего, несомненно, сколь придирчиво он придерживался исключительно азиатских нравов.
  Причем как то само собой при этом полностью уж очевидно возомнил он себя тем еще истинным римлянином, а для древнего римлянина залить восставшую провинцию кровью, было сколь явно немаловажным делом чести мужества и славы.
  
  289
  Все его доблестные подчиненные были с ним, конечно, со всем великим воодушевлением явно заодно, раз сама по себе их столь благовидная конечная цель затмевала любые ранее и немыслимые зверства, что только могли иметь место во время преображения всего намеченного в чьих-либо изрядно суровых планах во вполне реальную пасторальную действительность.
  Причем в самый всему тому весьма наглядный, хотя между тем и столь этак при этом до чего неприглядный пример можно было уж взять мысли полковника Турбина из бессмертной 'Белой Гвардии' Булгакова.
  'Вернулся старший Турбин в родной город после первого удара, потрясшего горы над Днепром. Ну, думается, вот перестанет, начнется та жизнь, о которой пишется в шоколадных книгах, но она не только не начинается, а кругом становится все страшнее и страшнее'.
  
  А все дело тут было именно в том, что буквально катастрофически коварное зло не может вынырнуть попросту совершенно неоткуда, оно очень долго точит свои и без того острые зубы, медленно и исподволь подготавливая почву для всех своих лишь некогда вот еще грядущих свершений.
  А между тем еще Грибоедов в его 'Горе от ума' вопрошал:
  'Когда избавит нас творец
  От шляпок их! чепцов! и шпилек! и булавок!
  И книжных и бисквитных лавок!..'
  
  290
  И почему это они столь во всем, безусловно, претили его исключительно яркому литературному герою?
  Не потому ли, что в них явно было именно так заложено еще изначально ведь расхолаживающее все вокруг злое начало, крайне же беспредельно отдаляющее жизнь высшего света ото всех тех бескрайних российских просторов?
  
  Целые поколения выросли на суконных и пряничных сказках о сладкой жизни вместо ее действительно беспробудно невежественных, а потому порою и до чего этак истинно неприглядных реалий.
  А потому и все те, кто должны были весьма деятельно направлять невежественных людей в ту самую вполне разумную и праведную сторону и оказались на деле столь всегдашне бесхребетно слабыми, а зачастую и донельзя беспомощными.
  Вот как раз из-за этого, и захлестнула их волна хамства, невежества, и впрямь же вышедшего на войну со всем своим собственным народом, ну а с чьей это нынче было стороны, то, увы, было далее совершенно так нисколько неважно.
  Сторону ее и поменять было вовсе не грех, раз до чего явно ныне намечается тенденция к тому, что партия никак не идет в ничью (то есть территории враждующих сторон всенепременно вскоре соединятся в никем более на части нераздираемое целое), а нам до чего только важно оказаться именно на стороне побеждающих.
  
  291
  Но может интеллигенции все-таки следовало хоть сколько-то ближе оказаться к народу, ну а для этого было еще потребно несколько поменее чураться его невежества, как и абсолютнейшей его до чего несусветно же осоловелой простоватости?
  А между тем даже и на фронтах Первой Мировой войны, где вот точно солдаты и офицеры сближались на самое максимально близкое расстояние, между ними все также зияла точно та же глубочайшая пропасть, совершенно безупречно отделяющая утонченную европейскую культуру от российского внешнего беспросветного бескультурья.
  
  Генерал Краснов, весьма красочно повествует в его книге 'От Двуглавого Орла к красному знамени' как раз о том, как благородные господа офицеры благочестиво проводили некие вечера чтения для солдат, да только дело то
  было единственное, что... полнейшим следствием надуманных, европейских представлений буквально уж обо всем на этом бескрайне широком белом свете.
  
  292
  Оно явно послужило одним лишь черновым вариантом непременно еще затем последовавшего идеологического зомбирования невежественных масс и поныне ведь наивно во всем безыскусно доверчивого народа.
  А между тем то, что тогда и впрямь было жизненно необходимо так - это разве что еще проводить вечера грамотности (и присутствие на них должно было быть исключительно добровольным), ну а затем и раздавать книги всем значится тем того знамо дело желающим.
  Однако господам офицерам с этакими вещами возиться, было бы совершенно вовсе никак не с руки, поскольку сие им тогда совсем не пристало!
  А уж давать в грязные, мозолистые руки черни свои книги!
  То вот и вправду был бы сущий нонсенс.
  
  Разница между четким пониманием хода всей войны, ее конечных целей и их абсолютно немудренным фактически полным неведением в те времена еще лишь поболее обострилась.
  И, прежде всего, это произошло именно оттого, что не единой мысли о большом государстве, его кровных интересах в те невежественные умы было никак нисколько не вклинить, без должного минимального, пускай и самого еще поверхностного образования.
  
  293
  Да и сама эта новая Великая война целиком была всецело чужда российскому обывателю, к тому же еще прекрасно помнящему позор русско-японского морского ристалища произошедшего в мае 1905 года.
  То был великий позор, поскольку темная народная масса, вполне всерьез воспринимала один лишь голый факт весьма уж донельзя скромных размеров маленькой Японии по сравнению с необъятными даже и на карте просторами российской империи, а более и ничего вообще вот иного.
  
  А тут, понимаешь ли, новая война и все та же злая напасть - царская власть.
  Царю нужна война, а нам-то нужен прочный мир, ну, доколе еще гнить заживо по окопам, пока за спиной сидит горе-император и этак-то смело под безусловным и беспрекословным командованием жены немки, отдает своим войскам приказания в огонь... и на самую верную погибель?
  
  294
  А надо бы учесть, что у человека, идущего в бой, и так нервы донельзя наэлектризованы, а тут еще кто-то ему приторно сладко и злонамеренно начинает под руку зудить и зудить те самые искрометные, провокационные речи.
  Да к тому же явно при этом неизменно всецело находящие отклик в самой глубине его сердца.
  Уж слишком вполне так всерьез взявшись за дело (за целое поколение до того), ему в него заронила зерно сомнения вся та самая сколь во всем выдающаяся творческая интеллигенция.
  Ну а теперь на фоне страшной беды всему этому и было самое время, чтобы всенепременно ведь в нем буквально бескрайне же прорасти.
  
  А, кроме того, все тут дело было вовсе не только в одном лишь свирепо яростном желании немцев, во что бы то ни стало вывести Россию из игры.
  Ленин действительно свободно проехал по территории, воюющей с Россией Германии в том самом лично немецким Кайзером запломбированном вагоне, и провез с собой 11 миллионов немецких марок, и они были разве что еще лишь донельзя малой толикой от всей той почти неиссякаемой золотой жилы, между тем явно имевшей заведомо заокеанский источник.
  
  295
  Америка, попросту никак так не захотела иметь на другом континенте фактически равную всему своему величию империю, а уж тем паче такую огромную, неудержимо рвущуюся в грядущие светлые дни...
  Да и старушка Европа, несомненно, тогда до смерти, боялась яростного вторжения всех этих пресловутых русских, словно бы нового нашествия татаро-монголов, поскольку вовсе не раз она в ратном деле почувствовала какая в этом народе заложена совершенно вот неукротимая сила.
  
  Правда Россию всегда ранее было возможно сколь беззастенчиво враз объегорить, в конечном итоге попросту вот оставив ее с одним лишь и впрямь в кровь разбитым носом.
  Однако теперь и простые солдаты стали кое-чего понимать, а именно то, что их совсем зазря массово посылают на верную и лютую погибель...
  А между тем в связи с явно ощущающейся в воздухе демократизацией российского общественного духа, всякая дальнейшая возможность посылать на закланье русские армии ради спасения города Парижа или (по нижайшей просьбе союзников) устроительства разве что оттягивающих на себя немецкие силы бессмысленных Брусиловских прорывов была отныне полностью отменена и никак далее невозможна.
  
  296
  В своем том вполне естественном грядущем, идя путем медленного, но верного развития, Россия всенепременно еще выросла бы здравым умом, а потому и смело затыкать российскими солдатами амбразуры во времена общеевропейских войн без сомнения предстало бы делом несколько весьма и весьма маловероятным.
  Ну а это само собой означало, что Российская империя попросту в единый миг устарела в том наиболее значимом и удобном для всех ее 'мнимых союзников' еще испокон века первозданном качестве, а именно всегда так безвозмездно жертвующего свою солдатскую кровушку донора, а потому далее, она была никому более не нужна.
  А если она еще чего доброго возьмет, да и сколь нелепо проснется?
  Ну а потому и порешили на западе ее безо всяческого стеснения разом 'по-рыцарски' удушить, ясное дело, исключительно при помощи ее же столь великой легковерности, а еще и жертвенности основанной на наивном идеализме, а также и сплошной вековой ее безвременной разобщенности.
  
  Ничего иного от европейских политических деятелей было ожидать совершенно нельзя.
  Причем разве непонятно, чего это, они тогда вполне ведь всерьез весьма осмотрительно сколь этак загодя уже опасались!
  Совсем не иначе, а бескровный или почти что бескровный переворот, безусловно, чреватый тем самым более чем предопределенным падением дома Романовых, мог бы, затем привести к власти реакционно настроенный националистический блок, что всей своей идеологической основой еще оказался бы всецело нацелен именно на безмерное расширение геополитического влияния России на мировой арене.
  А это в свою очередь было бы затем чревато 'политическими землетрясениями' и сколь несвоевременным поворотом 'политической земной оси' весьма явственно так к востоку...
  Причем, в сущности, то же самое могло бы произойти и вследствие низведения роли государя до самых что ни на есть формальных, церемониальных функций...
  В авторитарном государстве демократия приживается с невероятным трудом, зато рушатся все ее ранее казавшиеся впрямь уж незыблемыми наработки и устои за какой-то лишь час с небольшим...
  А в результате Западная Европа и могла получить (да и, в конце концов, без тени сомнения действительно получила) под самым своим боком никем доселе вовсе и невиданного монстра, от которого вообще было совсем уж неизвестно чего и вправду только затем еще ожидать.
  Причем буквально любое новое российское правительство наверняка не будет столь безо всякой меры беспечно наивным, каковым почти непременно явно бы оказался практически любой представитель долгими веками процарствовавшей династии Романовых.
  
  297
  Успокоение и внутреннее умиротворение вот он самый страшный бич, безусловно, всякого на всем том белом свете правителя.
  Он уж при данном раскладе совершенно незамедлительно перестает чувствовать бешеный ритм нового времени, который, кстати, в том самом незапамятном прошлом 20 веке значительно раз и навсегда более чем беспокойно так участился.
  Царскому правительству, тогда сколь неукоснительно следовало довольно благоразумно, да и весьма поспешно подстраиваться под все те столь внезапно навек переменившиеся реалии, однако оно безупречно прочно застряло, да еще и всем своим немалым умом в том-то самом своем сколь до чего недавнем для него средневековье...
  
  Одной из наиболее важных к тому первопричин была самая явная одержимость думающего мозга нации идеями крайне наивного псевдохристианского мессианства, сколь отъявленно принятого на щит незабвенным Львом Николаевичем Толстым, а также и явно абсолютно лишними в 20 столетии атрибутами стародавнего рыцарства...
  
  298
  Оба эти подводных течения всей российской жизни, сходились разве что лишь в том, собственно, более чем однозначно одном, а именно до чего только и впрямь откровенно, они презирали все существующие реалии степенного существования всех высших слоев общества, буквально любой весьма солидной европейской страны.
  Ими двигал наскоро вбитый гвоздями суровых амбиций столь ведь хорошо в одних тех еще праздных разговорах, теоретически выхолощенный западноевропейский бунтарский прагматизм в сочетании с исключительно российской все трижды треклятое старое всецело так отрицающей прямолинейностью.
  Причем ничего благородно духовного во всем этом попросту не было и в помине, а было в нем одно лишь нигилистическое отрицание всех тех пока еще столь неприглядно существующих реалий, хотя им давным-давно давно было пора отправиться в сущее небытие.
  Нет, конечно, весьма значительная часть из тех людей, что внесли свою посильную лепту в разрушение старого мира, были людьми благородными, умственно развитыми и довольно-таки чистыми от всяческих по-скотски стяжательских амбиций.
  Однако их мысль была устремлена строго вдаль, они все сегодняшнее бытие совершенно в упор нисколько не видели в истинно разумном ключе сразу уж надеясь вытеснить его чем-либо новым и безумно светлым, да и ослепительно сказочно праздничным.
  И все же всякая всамделишная, доподлинная реальность столь этак яростно протестует буквально против всякой двухмерной литературной надуманности.
  Тем более, если была она столь вовсе так совсем не вскользь всеобъемлюще основана именно на всех тех ярко привилегированных и только-то с виду изысканно величавых, прекраснодушно схоластических книжных доктринах.
  
  299
  В России все эти более чем исключительно бессмысленные ужимки праздной и куцей логики вполне уж однозначно разом воспринимались, словно бы истинный свет всего того европейского хорошо и делово во всем этак сурово обкатанного глубокомыслия...
  А раз все это столь беззастенчиво фальшивое словоблудие и вправду воспринималось именно за совершенно чистую монету, то тогда столь оно и впрямь более чем естественно...
  
  Для кое-кого попросту никак не существовало, ну совсем ничего кроме разве что чего-либо черного или безупречно и безукоризненно белого.
  Данный инфантилизм духа, несомненно, являл собой смесь старого ряженного в новые одежды язычества - нынче ведь явно до чего только перемешанного со вполне однозначным самолюбованием в свете столь несоизмеримо всему прежнему великих высот, коих исключительно весело и смело, удалось достичь, чрезмерно надо сказать всецело самовозвысившемуся духу.
  А между тем все это было одним лишь хилым покрывалом, несомненно, скрывавшим, нечто на редкость так на деле иное.
  А именно бесподобно коварное и бескомпромиссно самовлюбленное желание всегда уж оставаться на самом гребне волны истинного блаженства вне всяких мелких дрязг и склок общественного извечно никак вот нисколько необустроенного быта.
  Причем все эти свойства российской интеллектуальной элиты, были в принципе давно так всему миру уж всецело известны...
  
  300
  Все вышеизложенное действительно может разъяснить весь тот крутой вираж, что был вовсе не наспех осуществлен западной дипломатией, ей-то тогда было надо подумать разве что лишь о самой той еще единолично бесценной себе...
  Ну а в случае сколь печальной для всего ее истинного триумфа доблестной победы русского оружия...
  Уж чего это явно могло бы случиться этак ведь еще, собственно, именно далее?
  Сильная Россия, еще как только могла бы затем оказаться довольно небезопасным, а кроме того еще и крайне плохо предсказуемым соседом...
  Да и вот еще чего надо бы столь упрямо заметить: западным державам, союзницам всецело-то своих, воинственно своекорыстных интересов, не было ничего лучшего, нежели чем прищучить Императора Вильгельма чужими русскими штыками, сохранив при этом жизни на редкость бесценных их благородному сердцу бравых солдат армий и близко не подлежащих бессчетному истреблению
  Ну а плодами чьих-либо чужих доблестных воинских достижений в их понимании им следовало воспользоваться исключительно же затем единолично...
  
  301
  Однако для начала надо было еще вполне успешно нейтрализовать и нивелировать до уровня колониальной страны главную добытчицу 'славной и общей' победы многострадальную Россию.
  Ведь это как раз для ее сокрушения в пропасть и были запущены все те крайне необходимые механизмы, а именно был навеки низвержен тот самый всем российским народом как есть же ненавидимый 'злосчастный царь узурпатор'.
  Ну а тогда, стало быть, и все те прежние договоры соблюдать было попросту далее вовсе так, собственно, незачем.
  Они уж более и близко ведь не весели тем еще тяжким бременем на душе, а потому и можно было весело добивать германского рыцаря, прекрасно то, понимая, что все плоды славной победы никому чужому нисколько вот далее никак не достанутся.
  Причем это именно у 'старых союзников России по Антанте' в городе Петрограде и были те самые весьма надежно отлаженные связи, да и имелись у них в руках действительно действенные методы безудержного и неутомимого давления на ту лишь временно ГРЕЮЩУЮ седалищами кресла пустопорожнюю и никчемную на пустом месте огород городящую власть.
  
  А потому тот бесконечно гордый собой Ильич совершенно беспрепятственно и сошел-таки с поезда, да и мог затем, сколь воинственно смело залезши на броневик безо всякого зазрения совести и впрямь-то без устали закартавить обо всем своем грядущем вооруженном мятеже...
  
  302
  И ведь надо бы еще и то без малейшего промедления разом заметить, что звезда Ленина на политическом горизонте зажглась только вот потому, что тогдашнему США, было именно то, собственно, значит и нужно...
  Неизменно предприимчивые американцы, столь беззастенчиво подсчитав всю величайшую выгодность данного предприятия, попросту так явно сочли крайне необходимым тем еще самым спешным образом незамедлительно очистить место под солнцем от всех тех, кто свою историческую миссию раз и навсегда уж действительно выполнил.
  Им ведь было исключительно жизненно важно и нужно разом освободить поле деятельности ото всех тех, кто выполнял грубую и грязную работу, ну а американцы занялись работой чистой, несомненно, сулящей им громадные грядущие прибыли...
  И то, кстати, был более чем и впрямь-то самый неизменный принцип всех заокеанских вояк, если и лезть в европейскую кровавую кашицу, так только лишь для того, чтобы 'снимать пенку со сливок'.
  Ну а России, понятное дело, при этаком раскладе был уж и подавно положен довольно-таки большого и крупного размера кукиш с машинным маслом.
  Странам союзницам России попросту и в голову бы не пришло, что и России тоже, быть может, хоть чего-либо же, несомненно, положено, попросту говоря - вполне немало оно ей тогда действительно еще причиталось.
  
  303
  Ибо, убрав Россию с поля боя ей можно было не оставить за все ее ратные труды даже и самой жалкой и залежалой ржавой копейки.
  Да и территория ее после окончания той столь тоже невероятно кровопролитной Первой Мировой войны, ни на единый километр тогда не расширилась, а наоборот весьма значительно на западе в те времена сократилась.
  Ее сократили внутренние дикие бесчинства?
  Да именно этак оно и было.
  Однако кем вот это, они были явно уж извне более чем толково и делово целенаправленно спровоцированы?
  
  Да и Германии после безвременно тяжелого (для нее) окончания Первой Мировой войны тоже уж вдосталь тогда досталось ото всей той несусветно беспросветной нищеты, причем совсем не из-за разрухи, как это было в России у нее ведь ум, честь и совесть никто силой до озверения нагло не отнимал.
  Тут, ясное дело, имели место некие иные чисто внешние первопричины...
  
  304
  И будь Россия во всеоружии, она обязательно бы еще подала свой голос в защиту Германии, и его совершенно невозможно было бы тогда никак не услышать...
  И явно БЫЛО БЫ ЕЙ, ОТЧЕГО ПРИЙТИ В СУЩЕЕ СВЯТОЕ НЕГОДОВАНИЕ...
  Сколь непременно бы она тогда позаботилась о некотором довольно же благоразумном ограничении слишком безмерно больших прожорливых аппетитов тех других, куда более чем она (исключительно разве что с виду) 'цивилизованных победителей'.
  Причем надо бы сколь нравоучительно и вполне здраво заметить, что все те весьма добросовестные в деле сущего грабежа союзнички России по Антанте всеми этими ни в какие ворота вовсе не лезущими репарациями как-то чересчур сытно и нагло тогда объелись!
  Гансу было, затем отчего зло на весь свет более чем недвусмысленно поднакопить!
  
  305
  Германию оставили в такой безнадежной нищете, что даже и святые превратились бы из-за всех тех связанных с нею вопиющих бедствий в сущих бесов, а уж в особенности надо бы подчеркнуть сам по себе факт вящей непривычности немцев суп из лебеды варить.
  
  Ну а с погрязшей в хаосе революции Россией странам союзницам можно было нисколько так далее совсем не считаться.
  Вот чего пишет на эту тему Марк Алданов в его книге 'Самоубийство'.
  'Изредка у наиболее известных русских дипломатов союзники, без большого интереса, еще о чем-то вежливо осведомлялись. Но, видимо, были очень довольны, что Россия к переговорам не привлечена, что она больше никому не нужна, что ей ничего не нужно отдавать из плодов победы, - вполне с нее достаточно того, что отменен Брестский договор'.
  
  306
  Да и приписывать именно себе чью-либо явно сколь немалую, несомненно, чужую воинскую славу, господа союзники испокон века были до чего только и вправду большие на то мастера, и хоть в чем-либо их переубедить было делом исключительно напрасным - все равно, что об стенку горох.
  Вот чего пишет об этом тот же Марк Алданов в его книге 'Святая Елена, маленький остров'.
  'Сузи готовилась к жизни в России и уже была русской патриоткой: чуть не поссорилась с сэром Гудсоном, утверждая, что русские сделали для низвержения Наполеона почти столько же, сколько англичане; и любила императора Александра почти так же, как, своего нового King George'a'.
  
  Про большую долю в конечной победе говорить вообще было нисколько совершенно невозможно!
  То есть пока надо было заниматься, именно ратным делом это было русское поприще, ну а когда действительно стало доступным, как и более чем возможным, прикарманивать лично себе весь чужой успех - вещь, несомненно, сулящую одно великое удовольствие - то ведь, ясное дело, естественно и оказалось, по чью-либо вовсе иную выхолощено цивилизованную честь.
  Нет, конечно, никто тут не оспаривает истинный факт самого прямого военного участия Англии в войне с Наполеоном, однако было оно довольно-таки скромным и как всегда добивающим кем-то другим почти до конца поверженного оземь противника.
  
  307
  А между тем той ныне прежней России, в начале 20 столетия было попросту совершенно невыгодно (в силу явных внутриполитических причин), воевать в течение нескольких бесконечно долгих, тяжких и голодных лет, да только верные ее друзья союзники впрямь прилипли к государевой шее, что твой вампир, высасывая из него всю же кровь.
  Вот чего пишет по данному поводу генерал Краснов в его книге 'От Двуглавого Орла к красному знамени'
  '- Николай Захарович, оставь, пожалуйста. Ведь это только критика ради критики. Что же мы можем сделать? Мы не можем заставить воевать Англию ранее, нежели она создаст свою армию, мы не можем потребовать от Франции больше того, что она дает.
  - А какое нам дело до Англии и Франции? Ведь мы Россия. Россия мы и нам дороги только свои, русские, интересы. Пора стать эгоистами и понять, что эту войну нас заставили вести во вред нашим интересам.
  - Ну, что же?
  - Мир.
  - Мир?
  - Да, мир с приобретенной Галицией с нефтяными источниками и угольными копями, со старым Львовом и Перемышлем...
  - Его еще надо взять.
  - Отдадут и так. Быть может, с проливами.
  - Это невозможно.
  - Воевать, Яков Петрович, невозможно, это точно. Мы учили, что такая громадная война, в которой развернуты миллионные армии, может длиться четыре, максимум шесть месяцев. Не хватит средств. Надо поступать по науке. Август, сентябрь, октябрь, ноябрь - и баста. Дальше "от лукавого". Мобилизация промышленности - это разорение своего дома. Во имя чего?
  - Во имя честности.
  - В политике честности нет. Поверь, Яков Петрович, что если, не дай Бог, мы придем в беду, ни англичане, ни французы не пожертвуют для нас ни одним солдатом, и немцы тогда займут Россию и обратят нас, при общем молчании, в навоз для германской расы'.
  
  И сколь ведь искренне жаль, что генерал Краснов, прекрасно понимавший все частности, так того и не уразумел, что за всеми бедами России стоял не некий пресловутый еврейский заговор, а вполне реальные силы, правящие этим миром.
  И за кулисами официальной политики могут быть одни лишь их зловредные манипуляции, а не чьи-либо значит еще.
  
  308
  Большие силы, состоящие из великого множества самого разного рода племени алчных дельцов, буквально так всегда действительно могут с большим толком для себя использовать самых конкретных, прожженных в интригах евреев.
  Да только те люди извечно следовали исключительно своим личным интересам и это, кстати, и сберегло народ, позволив ему сохраниться в течение двух тысячелетий изгнания и рассеяния.
  Полнейшая автономность есть наилучший фактор для того чтобы сохранить жизнеспособность под наиболее тяжкими и неимоверно жестокими ударами злодейки судьбы.
  Действительно евреи объединялись в общины, но разве что лишь для того чтобы отстаивать свои интересы пред всякой местной зачастую весьма злонамеренно несправедливой к ним властью.
  Однако политику они между тем тоже вели достаточно так автономную в общественном смысле, будучи скорее анклавом, а вовсе не центром интриг, исподволь вот влияющим на все их вообще окружающее.
  
  Да, было дело - нечистоплотные правители действительно использовали кое-кого из евреев для своей сугубо личной выгоды, однако, были они одним лишь тем еще истинным средством обогащения и золотым ключиком к заветной дверце, но практически всегда, при этом они оставались одним лишь крайне нужным кое-кому инструментом в чьих-либо сугубо чужих руках.
  
  309
  А если совсем уж ненароком взглянуть прямо в глаза исконной довольно-таки непритязательной правде', которая между тем и близко не схожа с той донельзя кое-кем всегдашне излюбленной, сладкоречивой и беззастенчиво изощряющейся в праведных словах суровой кривдой...
  То вот кому это тогда вообще вот действительно было выгодно, то до чего безнадежное, словно смерть всяческой настоящей духовности порабощение России вирусом варварства того самого проклятого большевизма?
  И какие это именно действенные и всемогущие силы самым неприглядным образом действительно стояли за сущим нравственным развалом почти же всего российского войска?
  Естественно, что те самые, что в свое время иступлено браво отстаивая сугубо свои имперские амбиции, всем дипломатическим корпусом отчаянно надавив не дали России захватить Константинополь (Истамбул).
  А ведь весь город попросту тогда лежал пред русским войском, буквально, как на ладони и надо было лишь в него войти, гордо подняв над ним русский флаг.
  Этим великим (в интригах) силам в полной и окончательной победе русских войск над германскими, несомненно, виделись 'события грядущей вовсе-то неминуемой несправедливости', явно уж еще чреватой в дальнейшем самыми непредсказуемыми и неисчислимыми бедствиями.
  
  310
  Сами по натуре хищники, они сколь, безусловно, же опасались русского вторжения в Западную Европу!
  Правда здравомыслящим большинством сама подобная возможность совершенно вот начисто отрицалась буквально на корню, однако завоевание той еще прежней Россией некоторой части Индии для суровых англичан была ведь самым наихудшим из всех вообще хоть сколько-то возможных сценариев всякого дальнейшего диалектического развития всей той истории эпохи.
  А также очень уж многих в высших слоях тогдашних сливок западного общества вообще абсолютно не устраивала сама по себе до чего С-Т-Р-А-Ш-Н-А-Я мысль о том, что победившей России, всенепременно, придется предоставлять, куда только более достойное место на общемировой политической арене.
  Раз уж ничего подобного попросту никак не было в планах правителей сколь многих чопорных и всецело исключительно внешне - культурных наций.
  России они до чего радостно предоставили весьма незавидную роль быка, которому непременно еще должно было безмерно во всем ослабить 'матадора' Германию.
  
  Ну, а победу в подобного рода занимательном шоу со всеми ее, несомненно, до чего только немалыми выгодами, те самые беспокойно ерзающие в дни баталий на стульях праздные зрители собирались столь и впрямь радостно приплюсовать именно что разве что лично себе.
  И в самой глубокой тайне явно прощупав почву, а вследствие того и прознав про титанические, хотя и пока полностью бессильные усилия немцев, как-нибудь, да развалить русский фронт 'российские союзники' им в этом деле более чем безоговорочно разом и подсобили.
  Причем надо бы сразу признать тем до чего более чем многозначительно же изрядно потрафив силам внутри самой России - всенепременно желавшим, как можно поскорее отлучить злополучного монарха от всякой власти над той неизбежно еще ведь от века самодержавной империей.
  
  311
  Все это было ими осуществлено под сколь необычайно шумные фанфары, раз уж - то явно во всем прекрасно соответствовало чьим-либо самым сокровенным, безыскусно шкурным интересам всех тех, кто и впрямь вознамерился лишить Россию всякого ее куска пирога при всем том последующем дележе всеобщей добычи.
  Ну а та нисколько небезызвестная ограниченная интервенция носила ярко выраженный характер сущего разграбления российских ценностей, и помощью белому движению, там вовсе так никак и близко не пахло.
  Пожалуй, что тем несколько пресыщенным глубоким знанием культуры совершенно незыблемо иным, нежели чем Россия членам Антанты попросту до чего и впрямь безыскусно захотелось некой весьма и весьма ограниченной русской смуты.
  А именно той значится самой, что, несомненно, попросту еще только и всего, что явно оставит Россию у разбитого корыта, однако вот, вдруг оказалось, что смута эта, несомненно, на редкость заразна...
  И ведь как раз, поэтому и исключительно, во имя бесконечно во всем благородно любимых себя, (а также и нисколько не безвозмездно), они все хором и выразили вроде бы самую еще с виду непритворную готовность слать и слать крайне неспешную помощь всему тому, до чего только разношерстному Белому движению.
  
  312
  Однако уж между тем все их безмерно алчные принципы, несомненно, могли им вполне так еще то дозволить...
  Взять да принять (на государственном уровне) от весьма ведь порою сказочно щедрых господ большевиков сколь солидный куш...
  Причем никак не иначе, а за то самое, чтобы полностью до конца заранее оплаченное Белым движением вооружение, никогда бы к нему при этом вовремя совершенно не доходило.
  Это с их холодной и прагматичной точки зрения более чем твердо и ясно обосновывалось наивысшим благом их собственного кармана, да и вообще столь значимым грядущим пополнением и без того необъятных закромов их-то верноподданнически горячо любимой родины.
  Большевики, с превеликой охотой и безо всяческих излишних тревог попросту до чего впрямь-то беззастенчиво и бесподобно учтиво сколь запросто расставались со всем тем, что Российская империя до того столь старательно накапливала за целые века.
  Конечно, все эти чрезвычайно щедрые заправилы вовсе не ими, а народом честно нажитых богатств действительно истово верили, что буквально все вскоре непременно снова станет полностью ихним... то есть сразу после того, как мировой пожар, они до чего самонадеянно разом раздуют и всего делов...
  
  313
  Ну а европейские военные союзники России только лишь ради никчемного в их глазах дела, весьма деятельного и последовательного восстановления российской государственности никак не пожертвовали бы и одним своим солдатом, и то было не принципом, а самым безоговорочным апологетом вполне естественного ими восприятия всей той их от века еще окружающей действительности.
  Собственно, ничего иного кроме разве что самих себя они попросту и не признавали за ценность достойную пролития крови...
  И снова хотелось бы то сколь делово и более чем недвусмысленно подчеркнуть, что уж само изначальное существование большевистского режима было столь во всем неизменно явно выгодно Европе, раз те нахрапистые грабители целыми веками общенационально и впрямь достойно и честно накопленного добра разбазаривали царское золото с исконно праведной пролетарской щедростью.
  
  И только лишь в самой России и должны были еще сыскаться силы, что этак и вправду бы сумели действительно остановить тот буквально полнейший хаос... как и всеобщее беспамятство великой фактически первозданной, нелепейшей дикости.
  
  314
  Однако же душой российской империи еще издревле было величайшее преклонение пред неким светлейшим духом, исстари преисполненном самой суровой мистической таинственности, то был и царь государь, Бог на небесах, общее их неимоверное могущество, а это и сотворило им образ самого неизменного всесилия.
  Их мощь целиком состояла из непроницаемой брони всеобщего глубочайшего почтения попросту заволакивающего их ореолом всеобъемлющей, все то простецкое и обиходное неимоверно же превосходящей святости.
  А в тот самый момент, когда все эти 'общественные фетиши', оказались совершенно развенчаны, низвержены, развеяны в прах, не стало и той могущественной общественной силы, что была способна (по мере сил) хоть сколько-то сдерживать анархию, и смерть всякой государственности смог бы предотвратить разве что тот бессердечно всевластный правитель бескрайних серых масс.
  
  Но ведь могли и белые, хоть кого-либо вполне благоразумно выделить в виде самой той еще отменно значимой фигуры, сделав его главным представителем всей той печально знаменитой бравой когорты.
  То есть, им, непременно, следовало еще отыскать именно как раз того, кто затем и сменил бы всю ту прежнюю форму самодержавного правления на что-либо иное, совсем не такое безжалостно уродливое...
  И вот тогда подобного рода страны, как СССР попросту никогда и не было бы на политической карте мира, а потому и сам мир оказался тогда значительно прочнее, да и жить в нем было бы, куда только весьма и весьма так безопаснее.
  Российская наиболее из всех во всем этом мире изобретательная инженерная мысль об этом столь непременно еще столь старательно бы позаботилась.
  Причем все те фанатически бравые большевистские деятели в дальнейшем все более и более искривляли даже и самую элементарную житейскую логику всякого нормального общественного бытия.
  
  315
  А между тем, их можно было вовремя под самый корень еще извести, сделав великую державу уж полностью так полноценно свободной от буквально всякого нравственно убогого идеологического маразма.
  И, конечно, те бравые господа офицеры, некогда дававшие присягу, своей родине вполне могли бы этого нисколько и не допустить.
  Да только нет, ни на что подобное, они и в мыслях своих были нисколько так самостоятельно никак непригодны.
  Раз всю тогдашнюю российскую армию столь так рьяно развалил, да и обескровил нахрапистый паяц Керенский, коему сие было потребно именно во имя самого однозначного укрепления всего своего, несомненно, в то время шаткого положения...
  И вот в конечном итоге он попросту вынужден был удрать, наскоро переодевшись в женское платье, которое, кстати, пришлось ему очень же впору, судя по его поведению во время его весьма ведь довольно недолговечного правления всею страной.
  Однако и царских генералов тоже явно воспитали, в превеликом надо сказать послушании буквально-то всяческому начальственному окрику, а тут его разом вовсе не стало.
  
  316
  Его заменил до чего только отныне совершенно уж бесцеремонно громогласный глас народа, однозначно так сразу потребовавший ему во всем самого безотлагательного и более чем безотчетно грубого житейского подчинения.
  Никак не прислушиваться к нему стало тогда для самой ведь жизни делом, несомненно, на редкость довольно рискованным...
  А они (генералы) всегдашне кому-либо другому подчиняться привыкли, таких как Кутепов было совсем вот немного, а кроме того если таковые и были, то очень уж незамысловато, они оказались поистине слабоваты в цветасто пестрой тогдашней политике...
  
  А потому и не нашлось посреди российских генералов хоть сколько-то достойной альтернативы государю, ну а назначенный ему на замену англичанами адмирал Колчак в 1896 году чуть было не принял участие в войне с Англией в южной Африке, да еще и на стороне восставших против власти короны буров.
  Да вот, однако, его срочно тогда отозвали в первую арктическую экспедицию, а это вполне всерьез в то время попросту совсем невзначай этак попросту перевесило.
  
  317
  Что же касаемо столь, несомненно, доблестного в сражениях генерала Деникина, то уж был он явно во многом человеком весьма флегматичным, а также донельзя самолюбивым, а еще и безнадежно слабым в самых насущных вопросах руководства развратной аристократией.
  Ну а именно оттого и сделали его главнокомандующим Южным Фронтом, те самые сколь во всем далекие от всяческих битв крючкотворы, попросту вмиг оседлавшие изнутри все то вовсе не монолитное - Белое движение.
  Деникин, им был исключительно и впрямь так благосердечно удобен, раз при нем было бы знамо дело во грех вволю не разойтись, а потому и сущий бесстыдный грабеж и стал целью войны с большевиками, а отсюда и столь так существенная ненадежность всех тех белых тылов.
  В них извечно копошилась всякая нечисть мигом унюхавшая запах сущего безвластия.
  
  А потому довольно многие представители мирного населения и жаловали белых совсем не более, нежели чем красных и лишь того, они тогда всею душою напряженно же ждали, а чья это более славная сила вверх-то вскоре действительно так возьмет.
  
  318
  И все-таки белые еще вот действительно могли вовремя отдать все бразды правления Врангелю, а это в единый миг истинно все разом бы переменило.
  Да еще и сколь однозначно к самому так доподлинно во всем вполне наглядно именно что наилучшему.
  Да только, в конце-то концов, Врангелю командование белыми войсками досталось исключительно разве что потому, что Деникин вовсе не пожелал быть главнокомандующим разгромленной армии...
  А между тем явно проявленное в должное время умение сдать командование и отойти в сторону уступив руль кому-либо другому может быть более прагматичному и военном деле верно так лучше же сведущему...
  Иногда подобные действия на долгие века затем еще и столь полноценно предрешают судьбу целых империй.
  Александр Первый, сделавший Кутузова фактически еще одним царем или тот древний Рим, отдавший всю власть Фабию Веррукозу, а тем и спасли, свои отечества от совершенно неминуемого последующего вражеского владычества.
  И этим они более чем возможно во многом и предопределили судьбы всего этого мира на многие и многие столетия вперед.
  
  319
  Однако в истинно великой России начала 20 столетия этого чуда, так и не произошло, и уж, наверное, как раз потому, что слишком явственно в ней довольно-то наглядно прочерчивалась праздномыслящая фальшь общеевропейского духовного наследия.
  Вот чего пишет на сей счет генерал Краснов в его книге 'От Двуглавого Орла к красному знамени'.
  'Праведники ли Левин и Нехлюдов? - нет, они обманщики, потому что не по любви делали поступки свои, а лишь по желанию исполнить Евангелие, не понимая его, как не понимал его сам Толстой, как не понимают его и социалисты. Они хотят навязать его жизни, а Христос признал, что к жизни учение его неприменимо. Жизнь сама по себе, а Царство Христово само по себе. Христианская вера может только смягчить, скрасить жизнь, но сделать ее такою, как надо, не может, потому что для этого надо, чтобы все стали христианами'.
  
  320
  Однако уж разумных людей, все это полностью осознающих, а потому и совершенно не требующих безудержно яркого, бесподобно наглядного осуществления истинно ведь всеблагого чуда в его столь порою прозаическом облике на Руси неизменно было слишком-то явно вовсе немного.
  Абсолютное большинство, попросту неизменно хотело жить, собственно, так именно по-писаному, во многом его еще и, извращая своим до чего только нелепо слащавым усердием, а также и создавая штампы общественного поведения, в которых столь явственно сквозила сплошная фальшь и более чем откровенная бессмыслица.
  
  Сосуществование стародавних шаблонов и излишне рьяной новой творческой мысли привело к полнейшему размежеванию с самым элементарным и обыденным здравым смыслом, насаждению вездесущей коррупции, глупого своеволия, самого нелепого упрямства, сущего неприятия любых очевидных фактов, а также и вселенского барского благодушия.
  Ну а всему этому, в принципе, всегда было свойственно преклонять слух, внимательно же прислушиваясь ко всяческой праздной говорильне.
  Вот чего пишет обо всем этом генерал Краснов в своей книге 'От Двуглавого Орла к красному знамени':
  'Дума подтачивает государство, Дума развращает народ. Своею критикою, основательною или неосновательною, это все равно, Дума внушает народу недоверие и презрение к министрам. Дума выносит язвы наружу и показывает все темные стороны правительства и Царя народу. Дума стала между Царем и народом. Она закрывает глаза на все то хорошее, что делает Царь, и подчеркивает одно худое. Саша, ты бываешь у Государя, ты говоришь с ним просто, - скажи ему, что так быть не может. Надо Думу сделать ответственной, надо привлечь ее к управлению, а не к критике, не суживать, но расширять надо ее полномочия. Нужно все свалить на Думу, а самому остаться только Царем'.
  
  321
  Однако, то, что столь запоздало, предлагал генерал Краснов, никак не могло спасти донельзя шаткое (на тот момент времени) положение вещей, поскольку тогда уж явно следовало вводить должность во всем равную должности царя, и при этом наделять данного царской власти приемника, всеми соответствующими полномочиями, сохранив за самодержцем одни символические, церемониальные функции.
  В России в этаком случае никогда бы не произошло, ничего из того, что немногим позднее случилось в чрезвычайно надо сказать до сих самых пор сентиментальной Германии.
  А чего именно там приключилось, весьма ведь отлично некогда передал на бумаге гениальный Булгаков в его 'Белой Гвардии', причем его описание вполне исторично и достоверно.
  'Следующее событие было тесно связано с этим и вытекло из него, как следствие из причины. Весь мир, ошеломленный и потрясенный, узнал, что тот человек, имя которого и штопорные усы, как шестидюймовые гвозди, были известны всему миру и который был-то уж наверняка сплошь металлический, без малейших признаков дерева, он был повержен. Повержен в прах - он перестал быть императором. Затем темный ужас прошел ветром по всем головам в Городе: видели, сами видели, как линяли немецкие лейтенанты и как ворс их серо-небесных мундиров превращался в подозрительную вытертую рогожку. И это происходило тут же, на глазах, в течение часов, в течение немногих часов линяли глаза, и в лейтенантских моноклевых окнах потухал живой свет, и из широких стеклянных дисков начинала глядеть дырявая реденькая нищета'.
  
  322
  В самой России никогда ранее еще не бывало этакого культа сверхчеловека, а имелось одно лишь сколь коленопреклоненное преклонение пред тем, кому по самой своей должности было положено отожествлять собой все наше отечество.
  Причем на это место вполне ведь возможно было довольно-то легко 'выдвинуть', кого угодно, ну а затем при помощи средств массовой информации и впрямь-то еще навязать народу более чем искреннюю любовь к этому 'самому наилучшему из людей'.
  Тут главное было в том, чтобы он вообще был этот наиболее достойный, однако кто он таков было не столь вот по всей своей сути и важно.
  Однако сверхчеловека в России из него никогда не делали, поскольку такой человек должен был оказаться вселюбящим, всепонимающим и великомудрым, но никак не человеком горой, как то было у немцев.
  
  323
  У белых подобной выдающейся личности, к великому сожалению, попросту уж совсем не нашлось, а потому подобного рода новоявленным великодержавным вождем и стал тогда немецкий шпион Ленин, а вовсе не тот до чего безжалостный к врагам и недругам английский наймит Колчак.
  Да и Деникин тоже был у иностранцев, несомненно, явно во всем на побегушках, ну а, кроме того, судя по всему тому, им написанному в его 'Очерках русской смуты', был он человеком безынициативным, излишне доверчивым, да и безмерно любящим старый размеренный порядок и честь.
  В эпоху революций такие деятели, нисколько не преуспевают, да и при старых порядках, они без высочайшего разрешения сверху зачастую и высморкаться, как следуют, совершенно так не посмеют.
  То, что генерал Краснов пишет о совсем другом генерале прекрасно бы (пускай и с некоторой инновацией) вполне ведь преотлично бы подошло, в том числе и Деникину, поскольку оба они одного поля ягоды.
  Из той же книги 'От Двуглавого Орла к красному знамени'
  'Всю свою жизнь Куропаткин провел на вторых ролях. Он всегда был талантливым исполнителем чужих планов. Слава Скобелева его покрывала. Он служил, основываясь на мудром и никогда не знающем ошибки правиле: "чего изволите и что прикажете".
  Он был Туркестанским генерал-губернатором, царьком в Средней Азии, но он прислушивался к тому, что ему приказывали Государь, министр внутренних дел и военный министр. Он никогда не осмелился бы нарушить или изменить приказание. Он видел часто неправильность того, что ему указывали, доказывал большими красноречивыми докладами, что надо делать и как, но исполнял беспрекословно то, что ему приказывали. В этом была его сила и в этом была его слабость. Он привык делать дела с разрешения и одобрения. Став военным министром, он продолжал свою политику. Он мог творить лишь тогда, когда на его докладе было собственною Его Величества рукою начертано: - согласен, утверждаю или быть по сему. Без этой санкции он ни на что не решался.
  Он был сыном скромного армейского капитана и мелким псковским помещиком. Рожденный ползать, он не мог летать. Его ум, широкое образование, богатые знания, личная солдатская храбрость и честность разбивались о робость перед кем-то высшим, перед начальством. Он не мог воспарить и презреть все и идти напролом. Он был притом честолюбив и хватался за власть. Он себя любил больше, нежели армию, и армию любил больше России. Он стал главнокомандующим, но он не был им. Полная мощь была не у него. Он боялся адмирала Алексеева, ревновал к каждому генералу, которого выдвигала война, и продолжал держаться прежней политики, добиваться на все утверждения Государя'.
  
  Ну, а государь тот был, в общем и целом, совершенно никчемный и зря его теперь прямо-таки в святые рядят!
  Человеком он был явно безвольным, а также и глубоко набожным, что зачастую безволию только еще совсем не излишне немало способствует, ну а все это в своей совокупности для любого правителя несет в себе самый непоправимый ущерб, поскольку он должен быть рукой Господа, а вовсе не осеняющей свой лоб его ладонью.
  
  324
  Ясное дело, что уж будь тот последний российский государь Николай Второй не слепо ведомой на заклание овцой, а судьбоносной десницей грядущего, он бы прекрасно тогда осознал всю неприемлемость праздной околополитической говорильни, а также и всю опасность кровавого скольжения, как только начнется расхолаживание всего того старого издревле еще отлаженного крепостного механизма...
  Надо бы заметить, что в истории России буквально-то всегда было так, что всяческие начинания демократического характера, неизменно на ее земле разом оканчивались совершенно трагически.
  И, если бы Николай Второй был и вправду прозорлив и умен, то, как бы тогда он мог хоть как-либо вообще запамятовать об этаком прежнем долгими веками весьма отчетливо выверенном горьком опыте.
  Надо ведь было ему совсем не излишне говорливую Думу тогда созывать, а повсеместно создавать местные советы самоуправления и именно исключительно снизу, а не сверху и можно было облагородить лицо власти в глазах всего своего народа.
  
  325
  Да только надобно было еще и перенаправить всю их чрезвычайно кипучую энергию как раз на хозяйственную, а нисколько так не на ту благодушно язвительно политическую деятельность, а то Дума почти сплошь была похожа на сборище болтунов в селе, в котором безмерно свирепствует великой силы пожар.
  Дома себе горят, да горят, а они все промеж собой никак разобраться не могут и хоть сколько-то договориться, а чего это им еще первое срочно бы надо бежать разом тушить и кому это в этаком деле быть уж значиться наиболее главным.
  
  Весьма похожая ситуация имела место затем и в Белом движении.
  Да только главная беда неизменно была заключена именно в великой силе народа, у которого ее было неимоверно много, ну а житейского ума, однозначно сдерживающего всю ту ужасную горячность от всенепременного через то великого горя, было явно нисколько ведь вовсе и недостаточно.
  Однако все тут дело было разве что в отсутствии должного образования, а не в каких-либо природных человеческих качествах!
  
  326
  Владычествующая каста, прекрасно осознавала, что дабы действительно удержать такой народ в безропотном повиновении, буквально извечно еще окажется потребным беспрестанно прижимать его к ногтю, а потому, она во всем и расстаралась впрямь-то раз и навсегда вдавить его челом в землю.
  В то самое время, как всякий его распрямляющий, попросту создавал в нем ничем неизгладимое ощущение положительно во всем невозможной и безграничной легкости, вследствие чего и тянуло затем народные толпы к до чего ужасающему всеми своими грядущими неимоверными разрушениями, бессмысленному и беспощадному российскому бунту, как о том когда-то сказал великий Пушкин.
  Причем вся его всемогущая сущность неизменно лишь еще поболее обездоливала и обескровливала простой российский народ.
  Вот чего именно пишет об этом Генерал Краснов в его книге 'Екатерина Великая'
  'Ты знаешь, слыхал, конечно, о созыве в 1767 году Комиссии о сочинении нового уложения... Были собраны представители от дворян, горожан, государственных крестьян, депутаты от правительственных учреждений, казаки, пахотные солдаты, инородцы... Пятьсот семьдесят четыре человека собралось в Москве. Какого тебе Земского собора еще надо! Собрался подлинный российский парламент. И что же? О России они думали? Нет! О России она одна думала. Там думали только о себе, свои интересы отстаивали, свои выгоды защищали. Дворянство требовало, чтобы только оно одно могло владеть крепостными людьми, требовало своего суда, своих опекунов, свою полицию, права на выкурку вина, на оптовую заграничную торговлю. Оно соглашалось на отмену пытки, но только для себя... Купцы тянули к себе. Крестьянство...
  - Ну что же крестьянство?.. Что же оно? В этом-то весь смысл...
  - Что говорить о нем! Чай, и сам знаешь... За границей очень много об этом писали. Крестьянство ответило - Пугачевым... Пугачев освободил крестьян, и они показали, на что способен народ без образования, но с волей. Пугачев подарил народу - иначе он не мог поступить, как должна была бы поступить и Государыня, если бы сейчас вздумала бы освобождать крестьян, - подарил земли, воды, леса и луга безданно и беспошлинно. Он призывал уничтожить все ненавистные заводы и истреблять дворян. "Руби столбы - заборы повалятся", - писал он. Столбы рушились на совесть. Тысячи дворян, помещиков были повешены. Пугачев приказывал: "Кои дворяне в своих поместьях и вотчинах находятся, оных ловить, казнить и вешать, а по истреблении оных злодеев-дворян всякий может восчувствовать тишину и спокойную жизнь, кои до века продолжаться будут..." Вот что такое народная воля без просвещения! И Государыня как еще это поняла! На пугачевский бунт она ответила - Комиссией о народных училищах, главными народными училищами, специальными школами и прочая, и прочая. Ты посмотри-ка теперь, сколько стало образованных и просвещенных людей в России, и теперь уже нет надобности, как тебя, посылать учиться за границу - свое имеем, и очень даже неплохое... Вот с чего начала она - волю крестьянам!'
  
  327
  И в связи, с чем все это было именно так, а не более чем глубокомысленно во всем уж значит принципиально донельзя иначе?
  Почему это, как только в Россию действительно проникает хоть чего-либо по всему своему определению новое, как тут же все старое нелепо и слепо рушится и загнивает буквально-то сразу и на корню?
  Вот он на то ответ на этот вопрос от имени Салтыкова-Щедрина в его книге 'История одного города'
  'Развращение нравов дошло до того, что глуповцы посягнули проникнуть в тайну построения миров, и открыто рукоплескали учителю каллиграфии, который, выйдя из пределов своей специальности, проповедовал с кафедры, что мир не мог быть сотворен в шесть дней. Убогие очень основательно рассчитали, что если это мнение утвердится, то вместе с тем разом рухнет все глуповское миросозерцание вообще. Все части этого миросозерцания так крепко цеплялись друг за друга, что невозможно было потревожить одну, чтобы не разрушить всего остального'.
  
  И уж тем самым и впрямь-таки истово разлагающим саму душу народа фактором впоследствии и оказалось всякая исключительно полная потеря веры в Господа Бога, царя и отечество.
  Большевики попросту столь скабрезно и слезно агитировали вконец уставших кормить вшей солдат, сделать себе из длинных ружей обрезы и идти домой там свой порядок более чем незамедлительно наводить, а те и сами разве что лишь того тогда и желали.
  
  328
  Поскольку царя больше не было, вера стала пустым звуком в результате новых технических чудес, да еще и потому, что...
  Царь тот был большой балбес, от веры сам и отучал
  Поскольку Гришка Распутин с его женой никак не заскучал.
  А господа офицеры, собравшись в кучку, кто горазд
  На все лады фальцетом орали толпе Бог воздаст.
  Но что было до Бога зарвавшейся солдатне,
  Коли она родную хату видала лишь во сне.
  
  329
  А между тем и Лев Николаевич Толстой тоже ведь по мере сил весьма явственно разложил российское общество всеми-то своими пацифистскими думами и настроениями, а также и до чего браво им непридуманными, как и в принципе, совершенно всецело уж полностью напрасными более чем блажными хождениями в простой народ.
  От всех этих его словоохотливых похождений одни только брожения в умах и остались, вследствие чего и наступило смутное время сущего разброда в головах в свете всех тех блаженных сказок о чем-либо нисколько несбыточном, но истинно до чего и впрямь небесно прекрасном.
  Ну а дабы всякое сладкое и потное доброжелательство исключительно еще и вправду пошло никак уж вовсе совсем не на поводу у всяких призрачно ярких иллюзий, а приняло бы оно вполне так ответственное и деятельное участие в том самом довольно-то грубом построении всех тех несколько иных жизненных реалий...
  Нет, уж для чего-либо подобного было крайне вот явно необходимым всецело придерживаться принципа весьма тягостной работы извилин, а не сердца, отчаянно бьющегося в унисон с тем самым невообразимо ласковым благожелательством по отношению ко всему сразу и вся.
  Поскольку именно то уж истинно, несомненно, что все то, что на деле выходит из всех этих, так называемых добреньких начинаний заранее издает трупный запах, и более всего оно схоже со вскрытием склепа усыпальницы древних фараонов.
  Мумия вождя - это самое безусловное возрождение древнего египетского культа в его атеистическом, наиболее варварском варианте безо всякого должного почтения к покойному, и ведь эта как раз та самая мумия и правила СССР в течение всех тех бесконечно долгих 74 лет.
  
  330
  Брежнев, к примеру, тоже был совсем не иначе, как живой мумией, причем еще задолго до своей довольно-то неестественной 'безвременной' кончины.
  А весьма явственный пьедестал для всех этих мертвых с косами был заложен как раз-таки всеми теми, кто уж смотрел на этот мир исключительно искоса, сквозь пламя своего личного к нему интереса, но зато до чего надежно между тем подогнанного к их безбрежно неуемному слепому прекраснодушию.
  Ну а происходит все это так, только лишь потому, что те, кто вполне определенно видят все в одних розово-черных тонах, зачастую явно неспособны воспринимать многие факторы всей этой крайне-то иногда неприглядной и непростой общественной жизни, именно в том виде и качестве, в каковом, они столь наглядно существуют на самом-то деле.
  
  331
  К тому же есть и люди до чего умело и глубокомысленно разбирающиеся в самых мелких коллизиях жизни, да и всяческих людских характеров...
  И вот, несомненно, будучи великими писателями (плоть от плоти своего века и среды) они все это более чем животворящим и трепетным образом и передают всем нам на заметку в своих книгах, а мы с превеликим умилением всецело внемлем наглядно представленным нам ярким картинам всей той тщательно уж отшлифованной вымышленной жизни.
  Однако в целом душа литературного гения в точности такая, как и у всех простых смертных и там, где он явно отходит от жизненных живописаний и планомерно переходит ко вполне наглядному изложению всех своих обывательских жизненных позиций, он порою сразу расписывается в полнейшем своем неумении полноценно передать всю мудрость житейской жизни...
  А в особенности все это более чем конкретно касается писателей 19 века, то есть того самого времени, когда общемировая философия, несомненно, ударилась в самый сплошной антагонизм по отношению ко всему тому прошлому религиозному засилью и 'мракобесью'.
  
  Заменить его сразу уж чем-либо более-менее устоявшимся и, кстати, до самого так конца полностью последовательно и разумно сформированным было бы вовсе никак нисколько и невозможно...
  А посему основным 'клеем', связывающим общество, и стало то самое чрезвычайно твердо стоящее на своих ногах государственное обустройство, имеющее жестковатое, а главное именно на всех полностью же единое идеологическое обоснование, да и некие 'всеобъемлющие' далекие цели...
  Данный прообраз некоего светлого грядущего, безмерно так чрезвычайно счастливого человечества он-то, конечно, безусловно, верен, да только во имя его доподлинно праведного осуществления еще явно понадобится, несколько до чего неимоверно трудных тысячелетий во всем здравомысляще планомерно, а вовсе не праздно и помпезно вычищать самые глубины мрака буквально уж всего общечеловеческого невежества.
  Однако зачем это, собственно, делать, если можно попросту опьянить толпу грядущими (ясное дело) с неба упавшими светлыми благами...
  Причем во имя того дабы кто-либо еще преуспел в подобного рода немыслимо блажных начинаниях, еще и должно было столь недвусмысленно оказаться и вполне ведь предостаточно тех, кто будет совершенно искренне и взахлеб благословлять это самое нисколько несбыточное грядущее.
  Ну а также с сущим отвращением явно переходящим в откровенное омерзение срывался бы с цепи, безо всякой меры всласть охаивая все то ныне до чего и впрямь истинно неправедно существующее настоящее.
  
  332
  В России все это наиболее естественным образом проникло во все слои тогдашнего общества как раз-таки благодаря появлению на ее земле великих духом писателей, раз уж это именно они весьма ведь откровенно навязывали все то свое чересчур упрощенное мировоззрение всем своим совершенно
  бесчисленным читателям и почитателям.
  К примеру, расхалаженность и 'едкая кислость' характера медленно угасающего Чехова это и есть те самые вовсе вот неотъемлемые свойства его души, что столь непосредственно так оставили более чем наглядный отпечаток на сердце и разуме всех тех столь многих, еще лишь разве что затем только последующих поколений...
  Фактически, они до чего и впрямь безвольно, впитав в себя, словно губка все то слабодушие и глубокомысленную восторженность, что были весьма стоически проявлены Чеховым во всех его позднейших 'чахоточных' произведениях и создали же извечно кровохаркающую державу, снизу доверху переполненную сущей ирреальностью извечного сна всякого общественного разума.
  
  333
  Так уж оно само тогда получилось, что вся та воинственная серость, бичевавшая всю окружающую действительность языком отчаянно язвительного нигилизма, проникла в самое сердце великого российского прозаика на склоне его молодых еще лет.
  Но произошло это только лишь потому, что он до чего безумно яростно хотел жить.
  Ну а для этого как то ему показалось, он и должен был утроить усилия своих коллег врачей всем тем невообразимо доблестным прорицанием грядущих светлых времен, да и столь же гневным порицанием всех чудовищных недостатков своей донельзя нерадивой эпохи.
  И этак-то оно само собою весьма резво выходит, что бездумно ласковое принятие на ура всего того, что осталось в виде великого творческого наследия после того, кто действительно пробороздил глубокий след в литературе, неизменно еще несет в себе широкое общественное отравление чьей-либо чужой смертельно страшной болезнью.
  Можно прямо уж вообще и сказать, что туберкулез Чехова и стал общественной чахоткой всей его необъятно широкой страны.
  Однако уж при всем том, дело собственно ясное, что великий вред в себе несет вовсе не сама по себе художественная литература!
  Нет, она-то при всех своих непревзойденнейших человеческих недостатках (а в том числе и у самых даровитых ее авторов), все ж таки явно льет свой невыразимо яркий солнечный свет в сущую темень всего этого нашего самого ведь обыденного бытия.
  Нет, уж все тут дело было исключительно в слишком буквальном ее восприятии, а тем значит и более чем безыскусного превращения светильника, в камин у которого вовсе-то никак не грех и погреться.
  Ну а от подобного рода легкомысленных настроений весьма вдумчиво праздно мыслящих интеллектуалов и без того тяжкое бремя народа становиться совершенно нисколько попросту ведь непосильным.
  
  И ничего тут нет в том удивительного, что простой народ именно на смерть уж замерзает, пока интеллигенция, столь доблестно кующая все свои пламенные восторги на наковальне нынешних времен, буквально вот ослепнув от сияния возвышенной литературы, сидит себе да привольно чужими страстями до чего глубокомысленно весело нежится.
  
  334
  Искрометная благодать так и разливающееся по всему безмерно возвышенному духовному естеству в сочетании с безоговорочным всенеприятием всех тех от века еще пасторально серых российских реалий явно помешала подлинному единению масс народа и просвещенной интеллигенции в некое полноценно единое целое.
  Зато уж все то безбрежно разноликое общество запросто еще можно было разом соединить насильно теми еще кровавыми рукавицами, беззаветно преданных своему делу сталинских палачей.
  Причем в тот истинно беспрецедентный террор весьма так немало еще внесли свою лепту и белые господа, без их участия в бесчисленных расправах над мирным, но вовсе подчас не столь безропотным населением большевистский строй имел бы, пожалуй, все шансы остаться хоть сколько-то более сдержанным и несколько отчасти менее преступным.
  Но рухнуло все в одночасье, а потому и смело все на свете...
  
  Однако перед тем как оземь пасть оно и впрямь столь довольно долго подвергалось именно так изнутри всему тому совершенно неистовому разложению, благодаря всем тем безутешно благородным усилиям всех тех, кто словно термиты неизменно подтачивали сами основы российской государственности.
  Эти люди были по своему светлы и чисты, причем во всех своих побуждениях им только отчаянно не хватало той искры разума, что буквально загодя еще превращает всякие благие намерения в истинно достойные благодарной памяти потомков - мудрые деяния.
  И как оно вообще могло быть иначе, коли все мысли о людском счастье вовсе уж напрочь были оторваны ото всех суровых реалий той безотрадной и безутешно безликой 'промозгло серой' дореволюционной обыденности...
  
  335
  Ну а затем, когда из пепла минувшего рабства и вправду возникнет то самое бесценное 'царство грядущей свободы'...
  Все те всенародно и окрыленно предпринятые усилия не просто обернутся полным крахом, нет, они еще и обернутся прахом миллионов ни за что действительно светлое более чем безвинно загубленных людских жертв.
  И уж при этом явственно предстанет все эта сладкоречивая патока восторженных и исключительно так бестолково праздных словопрений одним лишь глубокомысленным просеиванием всего населения чрез до чего мелкое сито новоявленного большевистского отбора.
  
  Конечно, можно и впрямь столь весьма так нравоучительно высказаться в том самом, собственно, духе, что все это было одним лишь явным вырождением всецело, несомненно, светлой идеи, поскольку она более чем безрассудно с пылу с жару попала в совершенно не те дьявольски нечестивые руки...
  Однако люди беспроглядно, искрометно и яростно мыслящие, а потому и обильно сыплющие просом однобокой и корявой социальной демагогии, никак так и не могли быть хоть сколько-то искренне правы.
  Их, правда всегда была зыбка и столь простодушно и благосердечно неистово сказочна...
  И, кое-кто из тех, кто ей и по сей день радостно внемлет, напрочь пренебрегает всяческим пониманием того, что в практической сфере жизни, нисколько зачастую никак не достигнуть всей той заданной пальцем в небо цели...
  
  336
  Идти вперед и только вперед радостным строем дело нисколько не благое...
  Нет, скорее наоборот этак как раз оно и возвращает человека назад к его далеким предкам, некогда вразнобой лазавшим по высоким деревьям.
  Ведь это именно развитие всяческой отдельной индивидуальности и есть тот путь, который постепенно введет буквально любую человеческую психику в лоно всеобщей и искренней любви, да и вполне полноценно взаимного (промеж всех людей) всеобщего еще уважения.
  Ведя же толпу всей безмерно могущественной силой, разве что лишь без тени сомнения и создашь у абсолютного большинства ее средних и совершенно безынициативных представителей довольно общие полустадные инстинкты, а от них толку никакого нет, они-то погоды, безусловно, никак и близко не сделают.
  Скорее наоборот, поскольку любое приучение к достойному и праведному житью оно вовсе вот не более, нежели чем столь явное возведение благородных социальных инстинктов в истый принцип всеобщего общественного бытия, а этим уж лучше всего будет заниматься одним лишь только чьим-либо самым конкретным родителям.
  Раз все то, что в них и вправду истинно благое нисколько не более чем предмет подражания, а потому и не сможет, то еще являться каким-либо элементом, явно так куда ведь разве что поболее правильного перевоспитания трудовых масс простого народа.
  Все человеческое донельзя простая биомасса рода людского способна принимать в расчет лишь по мере возведения цивилизованных принципов в некую абсолютно узаконенную и самую отныне попросту же элементарную аксиому...
  Ну а всего этого можно будет добиться только ведь в процессе всего того до чего довольно-таки медленного, но верного усовершенствования всех тех и поныне в точно том более чем невзрачном виде и существующих реалий века.
  И при этом само собой столь безумно глупо выглядит попытка буквально сразу вот всего разом добиться именно при помощи беспардонно доблестного разрушения всех главных первооснов общественной нравственности.
  Причем все это только так во имя до чего славного последующего построения из мокрого песка дворцов более чем нескончаемо благих, весьма абстрактных и совершенно же блаженных иллюзий.
  А между тем солнце вездесущего и исключительно так иссушающего людские души кроваво красного террора очень так быстро, затем превратит все в прах и разрушение замков былого угнетения оставит после себя одну лишь бескрайнюю выжженную пустыню.
  
  Неистово распрямлять тот от века согнутый хребет народа надо бы всегда с самой величайшей при этом осторожностью.
  Насильственно привитое гордое прямохождение никак нисколько не сделает человека действительно разумным, а только лишь разве что весьма существенно расширит все его возможности творить самое беспардонное зло, ласково прикрывшись при этом светлой идеей.
  И это как раз она в этот наш отныне истинно во многом агностический век, и была столь ведь радостно призвана восхитительно заменить тот самый прежний фиговый лист, слащавой и напыщенной чисто внешней религиозности.
  Теперь все эти бывшие ранее прежде фетиши попросту увяли, резко поблекнув в атмосфере всеобщей серости бесцветного мира мышления столь уж построчно утилитарного, как и листы всяких партийных брошюр и газет.
  Оно сформировало человека с принципами в папке, в которой лежат в шкафу, где хранятся все текущие распоряжения его начальства.
  И этакий 'витязь высшего большевистского или арийского добра' прекрасно может ведь оставаться, все тем же лютым зверем даже и всецело окунувшись в волшебный мир беспредельно светлой человеческой фантазии.
  
  337
  И это именно подобного рода просветленные идеями серые личности, чьим далеко не худшим, и кстати довольно-таки мелким образцом вполне можно считать все того же небезызвестного булгаковского Швондера... это они-то и были главными виновниками сущего укоренения большевистской заразы на русской земле.
  
  Булгаков, написал бы, куда подробнее про всех тех лютых оборотней большевизма, да только пришлось бы ему тогда уносить ноги вместе со всеми теми столь действительно смелыми господами Набоковыми.
  То есть, ему тогда попросту незамедлительно следовало отправляться в самые дальние заморские края...
  Сладко горестно соединив свою персональную судьбу со всеми теми благочестиво мыслящими людьми, для коих еще до всякой их физической эмиграции Россия была одной лишь кровной обителью, но никак не настоящей родиной, поскольку ею для них была буквально вся общеевропейская культура, а совсем этак не своя 'СЕРАЯ' российская.
  ЕЕ чистейший родник писатель Набоков всегда ведь как есть стремился стелиться пред восторженной интеллигенцией чрезмерно возвышенным и донельзя замысловатым стилем.
  Правда, это началось только лишь в эмиграции, а все его рассказы, написанные еще на русской земле, ничем подобным никак пока не грешат.
  
  338
  Да уж, конечно, Набоков может и был вполне достойным доброго упоминания общемировым классиком литературного жанра, однако можно с полнейшей в том уверенностью заявить, что вовсе не остался он в эмиграции доподлинно российским писателем.
  Все эти его аморфные красивости высосаны им из указательного пальца, который он до чего смело некогда ткнул в пока еще для него совершенно чужое французское небо.
  Внутренняя опустошенность подчас украшает жизнь небывалыми цветастыми красками, но ничего доподлинно искренне полноценного в них попросту нет, как нет.
  
  Александр Куприн, к примеру, свою 'Жанетту' написал лет этак за 25 ранее, чем тот же Набоков его 'Лолиту', и то было именно русское произведение, хотя и написанное в исключительно вынужденной эмиграции.
  Причем период внутренней опустошенности Александр Куприн пережил, пребывая в глубоком, обескровлено суровом молчании...
  И, кстати, для этакого полнейшего перерождения, каковое более чем, несомненно, произошло с Набоковым в весьма надо сказать изящном всем-то своим внешним глянцем западном обществе, должны были сколь непременно иметься некие еще изначальные корни в самой уж глубине его чистейшей души.
  Отказаться от родного ему языка только ради одного, куда исключительно большего своего творческого успеха мог ведь разве что человек никогда по сути своей нисколько не являвшийся вполне естественной частью - плоть от плоти своего народа.
  
  339
  А между тем были тогда и другие люди плоть от плоти всей передовой европейской мысли, из весьма бравого числа тех, кто всему тому безмерно простоватому и легковерному народу совсем уж мозги запудрил, блекло светлыми идейками о только лишь, как всегда непременно грядущем равенстве и братстве.
  Их имена более чем справедливо заклеймил Игорь Тальков в его песне 'Господа Демократы', и в отличие от той другой, в которой он, несомненно, по-свойски выражает устремление всей своей безмерно высокой и светлой души впрямь-таки стать 'Кремлевской стеной'...
  
  Нет уж, тут он был, несомненно, прав, однако эту 'сермяжную правду' следовало выражать несколько иначе без всего того воинственно пафосного натиска, бессмысленных призывов к насилию, а также и сколь откровенного злорадного умиления по поводу того, что в Америке с Европой все до чего, ясное дело, безмерно так хорошо.
  Попросту никогда там еще не бывало даже и тени той самой дьявольски удачной попытки более чем недвусмысленного перерождения вполне доселе, в принципе, естественного образа жизни в то самое более чем несусветно злосчастное идейное полусуществование...
  
  340
  Ну, да на тех отныне столь так далеких берегах полусказочно дальних западных стран явно недоставало своих собственных безумно одухотворенных искрой революционных идей пламенных вождей.
  Уж тех-то самых, что всеми порами своего организма радостно пребывая в истинно сладостной истоме разом ведь искрометно еще могли спровоцировать внезапное исчезновение всего того наносного слоя почвы, на котором из века в век неизменно зиждились закон, порядок, да и, собственно, сам здравый смысл.
  И это именно в России, они и впрямь столь вот беспардонно быстро злодейски сыскались, да только дух в них был исключительно так прожжено заграничный...
  Да и идеи их были, безусловно, уж разве что лишь размером с горошину, которой, собственно, и довелось столь злокозненно некогда помешать благороднейшей принцессе российской интеллигенции преспокойно так сладко почивать на постелях вездесущей и безмятежно восторженной праздности.
  Да она и вправду подчас была обуяна и опьянена бунтарским духом воинственного обновления всех тех до чего незыблемо еще от века существующих общественных основ.
  Но в том и близко не было никакой настоящей силы, а одна столь ярая нигилистическая страстность вся как есть уходившая в пар бессмысленно запальчивых речей.
  А ведь настоящую новую правду (внутри единоутробного общества) формируют события созидательные, а не те столь беспринципно уж все, то прежнее (на одних безответственно разнузданных словах) весьма вот оглушительно разрушающие.
  Воинственное уничтожение всего того сколь отныне дотла же истлевшего проклятого прошлого одно разве что бедствие и способно с собой именно что безрадостно всем нам принести и если может чего-либо подобное оправдать так это одна лишь более чем сущая гибельность всяческого фаталистического промедления.
  Да только все равно спасать суровым насилием можно лишь один наш сегодняшний день, но совсем этак никогда им вовсе не создать тот самый долгожданный и благословенный день грядущий.
  Ну а нападение может и создает новые границы, да и расширяет чьи-либо порой довольно-то никак непредсказуемое коварное могущество, а все же действительно хоть сколько-то к лучшему всю жизнь будет способна переменить одна лишь разве что та внешняя полностью удачная агрессия.
  Ну а внутренние перевороты всякое государство весьма и весьма до чего незамедлительно более чем отчаянно во всех смыслах безнадежно так ослабляют.
  Причем когда уж более чем многозначительно и безотрадно сносится вся та верхушка общественной пирамиды, ослабление явно приобретает перманентный, а вовсе ведь не сугубо временный характер.
  Да и вообще по бескрайнему и чудовищному бурелому тот самый наскоро и раздольно проложенный путь был донельзя в корне во всем абсолютно беспочвенен и неверен.
  Эта бесконечная кровавая колея была с чудовищной энергией устремлена совсем так не в светлое будущее, а в то самое доподлинно доисторическое темное прошлое.
  Да и вообще та мертворожденная с экономической точки зрения система могла ведь питать себя одними лишь соками людских иллюзий...
  И попросту уж никак нельзя того не признать, что этот до чего суровый всем своим обыденным бытом мир никому и никак не удастся изменить хоть сколько-то к лучшему какими-либо броскими и бравыми лозунгами...
  
  341
  Да только вот кое-кто явно же предпочитает питаться книжными мыслями, ласково и вяло шевелящимися в глубинах чего-либо (сонного в широком общественном смысле) сознания.
  И это при том, что все те безотрадные думы о столь немыслимо тягостной участи всего своего народа это нечто в корне иное, нежели чем действительно были бы некие довольно вдумчивые рассуждения о каких-либо совершенно конкретных материях, ну а затем по мере сил и следовало именно четко так и слаженно действовать.
  Причем под конкретными действиями тут подразумевается до чего грубое подталкивание вперед колеса духовного (не чисто технического) прогресса.
  А, впрочем, надо бы прямо до чего явно жестко отметить, что все автором сказанное это отнюдь не призыв отложить из рук книгу и попросту отказаться, оттого и поныне сколь многими излюбленного занятия - чтения художественной литературы.
  Нет уж во всем-то как он есть еще изначальном замысле этой книги было заложено одно лишь большое и всеблагостное пожелание, куда относительно большего к ним весьма ведь критического отношения, безо всяческих тех золоченных рамок сплошной их извечной благосердечной святости.
  'Змеиный яд книжной премудрости, безусловно, лучше всего применять в виде растираний разве что именно для своего извечно подчас очень жестоко мучающего душевно-совестливого ревматизма', но вовсе никак нельзя делать из него фетиш сколь тщательно его, втирая во все гноящееся язвы нынче-то, как и всегда нисколько неправо существующего общественного миропорядка.
  
  342
  Слишком бесчисленно будет число совершенно напрасных смертей, что столь непременно и станут более чем явной весьма вот суровой платой за это поистине волшебное снадобье ото всех сразу немыслимо многочисленных социальных недугов...
  Ну а для того чтобы всем этим и вправду вплотную с толком заняться и надо было без малейшего колебания устремиться совсем не к тому исключительно бестелесному соединению с благоухающей духами книжной задушевности, да к тому же доверху еще переполненной всего того самого нежного и сладострастного самосозерцания...
  Нет, уж для всех тех ощущаемых где-либо глубоко внутри, а не только столь отчетливо и наглядно ярко примечаемых глазу улучшений во всем том вековом укладе общественных взаимоотношений надо было смело лезть в самую грязь и скверну от века никак еще нисколько необустроенного российского быта.
  
  Поскольку неистово впрягшись в упряжку великих исторических дел всецело при этом, слепо надеясь на бравый народный энтузиазм можно было разве что именно в том более чем безотрадно неистовом действительно преуспеть...
  Яснее ясного, светло блеклыми мечтаниями, если чего некогда получалось внешне создать так это все те сколь и впрямь истинно безнадежно тоскливые условия полнейшего забвения даже и истоков всякого вообще здравого смысла.
  Славно кое-кто некогда потрудился всею своею праздную мыслью, дабы то прежнее столь подчас бедовое экономическое положение в том-то самом новоявленном большевистском идеологическом болоте просто-таки разом предстало навсегда уж теперь отныне навеки же утерянным раем земным...
  Да вот, конечно, ведь, не для всех, а только лишь для бывшего среднего класса, а оный между тем и мог даже и самые низшие слои всецело приподнять до вполне, в принципе, человеческого уровня жизни.
  Совсем не иначе, а с бухты-барахты ничего уж хорошего нисколько так не выходит, а если чего и, получается, то будет оно разве что внешнее и донельзя глянцево показное.
  Да только при этом сколь неизменно станет оно, затем стыдливо скрывать все свои варварские планы под благовидной личиной сладостного и весьма своевременно полноценного осуществления чьих-либо еще давних, благих надежд.
  А между тем, для всего того и впрямь на деле действительно стоящего поспешные перемены всегда ведь столь, несомненно, вредны и попросту исключительно бесполезны.
  Нет, уж на что-либо подобное безо всякой довольно тщательной подготовки, может, и целого века попросту совершенно не хватит.
  
  343
  А потому и незачем столь безумно радостно торопиться, пытаясь в бешеной скачке неистово перегнать свое собственное сколь незатейливое и весьма надо бы прямо признать более чем явно неторопливое время...
  Жизнь и без того удивительно скоротечна, а потому и стремглав, она от нас уплывает в самую тьму навек ушедших в былое времен, но мы еще столь непременно при этом должны же стремиться, посильно заполнить мглу общечеловеческого невежества истинным светом ярчайших новых знаний.
  Причем все то их всеблагостное приобретение вовсе не должно было быть именно самоцелью, а только лишь средством для улучшения общего уровня жизни и постепенного видоизменения к лучшему морального облика буквально-то всех на этом свете нынче-то существующих людей...
  И это как раз для того чтобы, они и впрямь действительно стали без тени сомнения значительно лучше их и вправду так надо было еще по возможности приобщать к культуре, однако совершенно при этом не захламляя им сознание всяческими философскими абстрактными догматами.
  Новые социальные инстинкты, надо бы создавать именно так при помощи приучения детей к куда более широкому кругозору, дабы в будущем, они приобрели несколько иные навыки, нежели чем были те, что некогда были неспешно привиты родителям их бабушками и дедушками.
  Ну, а их-то можно было еще приобрести уж по большей же части разве что лишь путем чтения книг, да и прочими средствами, неизменно обогащающими и очищающими всякую истинно самостоятельно тянущуюся к ним душу.
  Причем именно чтение художественной литературы и может дополнить знания человека о морали, но исключительно в самых же общих ее чертах, поскольку вся наиболее конкретная ее сторона прививается одними только живыми людьми, а вовсе не теми испещренными типографскими знаками белыми листами книг.
  А еще и надо бы учесть и то, что были, они сделаны из кем-либо до чего и впрямь безжалостно спиленных деревьев.
  
  344
  Причем сама та буквально-то всеобщая доступность книг, исключительно уж значительно большему количеству людей, нежели чем, - это некогда было
  ранее, когда их по долгим еще годам весьма прилежно переписывали от руки, принесло в наш мир не только великое благо, но и всяческие бесконечные и самые бескрайние страдания.
  Попросту у каждого предмета или идеи, нашедшей свое сколь так конкретное воплощение в беспредельно суровой действительности, обязательно разом отыщутся две самые противоположные стороны и одна из них, несомненно, окажется, во всем столь вот доподлинно отрицательной.
  Хотя, право же равноценность этих пресловутых сторон, скорее всего во многом окажется, более чем явно во всем иллюзорной...
  Но мир сложных понятий весьма многолик и необъятно многогранен...
  
  А потому и черно-белое восприятие теоретически взвешенно и зрело обоснованных фантазий, попросту в самом своем корне абсолютно вот совершенно недопустимо.
  Хотя и надо бы о том уж совсем не вскользь действительно упомянуть, что все те до чего неистовые устремления всею душою ввысь к возвышенным идеалам, и близко вовсе не могут столь воинственно осуждаться за их никчемность и оторванность от всей той и поныне полностью так по-прежнему существующей действительности.
  Да и сами перемены к чему-либо действительно лучшему никак и никому нисколько так и близко вовсе ведь никому не повредят.
  Однако по всей своей наиболее заглавной сути, должны были они действительно оказаться основаны именно на истинных реалиях века, а не каких-либо донельзя отвлеченных от всякой существующей реальности предпосылках, столь радостно вытекающих из всяческих сладких грез о неких иных, пока еще и несуществующих временах того уж самого-самого неизменно заоблачного всеобщего счастья.
  
  345
  А между тем, куда только действительно более здравое и взвешенное восприятие книг, а не одно лишь их сколь всестороннее и весьма недальновидное воспевание, в принципе, и могло бы предотвратить, слава тебе Господи, что исключительно абстрактную, всецело пагубную для всего человечества поистине последнюю во всей его истории трагедию 20 века.
  А между тем, то более чем неоспоримый факт, что во второй половине прошлого столетия военное противостояние явно было выражено в виде самой однозначной войны мировоззрений, а не выражалось, как это всегда было ранее, в неких, надо бы сказать, еще патриархальных, территориальных притязаниях на чужой до чего лакомый кусок земельного пирога.
  
  346
  Между Америкой и Советским Союзом пролегали не одни те безбрежно широкие водные дали двух океанов, да еще и не имелось промеж двух этих стран каких-либо прежних порою очень-то подчас затяжных военных конфликтов, сколь неизменно накладывающих весьма темный след на все те только последующие взаимоотношения между двумя совершенно независимыми нациями.
  А между тем Третья мировая война была попросту абсолютно же неизбежна, ее предотвратил один лишь тот (и вовремя) развал Советского Союза на самые подчас до чего и впрямь-таки болезнетворные компоненты, у которых еще явно затем сыскалось с кем до чего бесхитростно повоевать, самым, надо сказать, обыкновенным конвенциональным оружием.
  Вот беда так беда общемировой пожар стало раздувать более уж попросту некому.
  А ведь надо бы прямо учесть, что та более чем определенно попросту никак, пока несостоявшаяся Третья Общемировая Война непременно бы еще оказалась, тем самым доподлинным братским могильником для всей-то нашей сколь давно безнадежно скученной сегодняшней цивилизации.
  Причем она исключительно запросто могла бы еще привести как раз к тому, что на эту нашу одну на всех общую Землю враз бы надвинулись свинцовые тучи совершенно же беспросветного мрака...
  Ну, а затем ее буквально повсеместно бы заселили одни лишь крысы, да тараканы более чем никак несопоставимо с их нынешними размерами гигантской величины.
  И уж они, в свою очередь, постепенно бы вытеснили... да и, пожалуй, что всех до единого...
  Причем совсем не людей, а неких, безусловно-то, вконец выродившихся мутантов-людоедов, что более чем непонятно зачем все-таки 'благополучно' явно бы пережили страшные времена искусственно созданной истинно же космического масштаба катастрофы.
  
  347
  Вполне возможно, что человеку, которому доведется прочесть данные строчки, может еще показаться, что все это не более чем миф в стиле древнегреческого эпоса.
  Однако Чехов был абсолютно прав, произнеся свой общеизвестный афоризм 'если в театре во время первого акта на стене висит ружье, то в четвертом акте оно обязательно выстрелит'.
  
  Это могло бы, в принципе, произойти и совершенно случайно, вследствие довольно простой технической неисправности системы ПВО.
  Всего-то навсего ложная тревога, а всему этому миру более чем однозначно пришел бы тогда самый безусловный, бесславный конец.
  И именно этак то и могло бы собственно быть, если вот, конечно, не всесильно сдерживающая рука политиков.
  Это уж они в полный голос настойчиво требовали от своих военных самой стопроцентной гарантии начала того самого бесповоротного, и впрямь-то надвигающегося всей своей непроглядной тьмой ядерного конфликта.
  Кто-либо, конечно, явно может и нечто такое глупейшее и нелепейшее самому ведь себе под самый нос пробурчать, о том еще до чрезвычайности весьма ограниченном ядерном военном противостоянии.
  Однако, скорее всего, обязательно бы почти сразу сработал бы всем общеизвестный принцип домино, а потому и рассчитывать, на то что, кто-либо из противоборствующих сторон в конечном итоге, непременно окажется хоть сколько-то умнее, совсем (при подобном сценарии) и близко нисколько вовсе никак не приходиться.
  
  348
  Идеологии добра основанные, не на вполне искренней и простодушной сердечности и разуме, а на каких-либо благожелательно мудреных предпосылках, оказались на деле, куда только поболее вопиющим злом, нежели чем самая злющая абсолютная власть самого спесивого на всем этом свете монарха.
  
  А, впрочем, они еще изначально имели довольно явную и только лишь тщательно и надежно ими скрываемую тыловую изнанку, ну а внешняя их сторона всегда неизменно являлась чудом фортификации донельзя во всем изысканного самообмана.
  Но мало того, они к тому же создали помазанников на трон самого специфического нового типа, таких, что явно имели гораздо более сильную (во всех вопросах контроля) собственноручную власть над всеми своими верно и неверно подданными, чем, это было во времена всех тех прежних давно уж безвременно канувших в лету эпох.
  В век всеобщего культурного просвещения возникла та самая истинно номинальная возможность, куда значительно более полного охвата сознания масс, пускай вот и красочными, однако исключительно блеклыми и безликими словесами насквозь уж, как есть лживой пропаганды.
  Ну а подобное крайне ведь во всем агрессивное прочищение мозгов и впрямь вычищает сознание человека от всяческих совершенно естественных для него мучительных сомнений самого так вполне повседневного и насущного выбора между добром и злом.
  
  349
  Общий страх повсеместно стал заменять собой великую дружбу, основанную на чувстве подлинного товарищества, что довольно часто до чего только всецело сближает людей, причем явно так во всем теснее всяческих родственных уз.
  Тот всесильный ужас тогда всецело обезвоживал даже и самую праведную и благородную душу...
  Поскольку удушающие путы гнилой системы и впрямь уж сковывали все члены чьего-либо тела той буквально всепоглощающе облепливающей все и вся идеологической схоластикой, что была выпестована и начищена, словно хромовые сапоги до самого же отменно зеркально сияющего блеска.
  И не было ведь в том воинственно дуболомном словоблудии вовсе ни единого грамма настоящей, суетливой озабоченности о том самом ближайшем завтрашнем дне, а разве что было в нем место для одной той безумно восторженной гордости, построения грядущего светлого быта, к которому нам, как и понятно только еще идти и идти.
  Причем все это было в чистом виде стародавнее шаманство, только и всего, что без бубнов и плясок вокруг костра, поскольку для этого, несомненно, было вполне предостаточно и слов, что столь наглядно были тогда столь неотъемлемо сочетаемы с более чем неуемным злосчастным, люцеферовым лицедейством.
  А кто не с нами - тот нам злейший враг, даже если и усомнился он всего-то на пару-другую секунд, поскольку этим он разве что совсем нечаянно выдал, то, о чем он все время значиться думал, а антисоветский образ мысли сам по себе тогда являлся сущим преступным деянием.
  
  350
  Однако все началось еще несколько ранее, когда нелиберальные взгляды попросту явно стали сродни преступлению против всего просвещенного общества...
  Большевики только лишь весьма наглядно поймали волну, враз оседлав либеральные настроения, грубое и никчемное устремление чего-либо создавать было им более чем во всем до самой крайности именно что во всем до чего противоестественно уж по самой их еще изначальной, исконной натуре.
  Безбрежные потоки пламенных речей более чем неизбежно склонили массы к неистовому энтузиазму построения острога всей своей вековой тюрьмы, и впрямь столь надежно и верно огороженной от всего остального мира всеми теми бесконечными столбами с колючей проволокой.
  Причем сама по себе глубочайшая проникнутость российской интеллигенции безнадежно слепой любовью к напечатанному слову, если и не послужила во всей той стародавней вакханалии нового бесноватого времени, сколь многое предрешающим фактором, то вот, по меньшей мере, явно сыграла она в этом деле отнюдь не последнюю и довольно-то решающую роль.
  Скорее всего, это она и создала все те совершенно никак вовсе несносные внешние условия, для сущего засилья медленно, но верно разлагавшего всякую совесть и мораль несусветного лютого словоблудья.
  Однако ведь при этом из всего вышеизложенного только лишь и следует сделать для себя тот единственно возможный (судя из данного контекста) вернейший и вполне окончательный вывод.
  Надо бы, заметить, что бесконечно любить авторов, действительно принесших в этот мир до чего многообразно искрящееся дивным светом благо при помощи всех своих высоких мыслей и чувств - дело в корне абсолютно иное, нежели чем излучать фанатичными очами всю ту безнадежно слепую любовь ко всякой художественной книге, собственно, вообще.
  То есть, попросту совершенно никак вовсе нельзя относиться к книге как к некому фактически же единственному источнику вселенского духовного бытия...
  ...то есть именно как к той наиболее наивысшей возвышенной сущности, где всегда еще столь непременно удастся сыскать все те наиболее верные ответы на весьма, как всегда до чего и впрямь животрепещущие вопросы личной и общественной жизни.
  
  351
  Книга это действительно истинный светоч знаний, и нет, да, пожалуй, что и не будет более великого изобретения, нежели чем то столь безмерно благостное умение запечатлеть на ее пустых белых страницах, мудрость, накопленную человечеством за все то время его столь ведь исключительно долгого пути к самоусовершенствованию и духовному возвышению.
  Но высказываться, в подобном ключе, все-таки стоило бы разве что о книгах, как о некой совокупности человеческих знаний, а не сугубо об одной подчас уж совершенно надуманной и надменно никчемной художественной литературе.
  Правда никчемна, она и только лишь в своем абсолютном большинстве, а есть те люди, чьи имена вписаны золотым тиснением во всю мировую культуру.
  
  352
  Но даже и эти славные мужи вовсе ведь никак не достойны коленопреклоненного преклонения, а особенно перед каждым сказанным ими словом.
  Обожествляя же литературные сокровища, вольно или невольно становишься рабом мнений людей, живших своей (и весьма вот подчас несхожей с созданной их воображением), не столь и благочестивой жизнью.
  А значит, и меря весь этот мир одним лишь прокрустовым ложем тех представлений, что были вытесаны топором наивно книжного мировоззрения, сколь зачастую попадешь в капкан иллюзий, неизбежно свойственных сознанию автора.
  Причем это будет, собственно, так как раз из-за всех его в принципе именно что более искренне ошибочных воззрений обо всей нас довольно-то плотно окружающей (созданной нами) рукотворной вселенной.
  
  Высокое искусство действительно может уж еще послужить исключительно крайне вот многозначительно 'полезным удобрением и с его помощью действительно можно будет еще взращивать удивительной красоты цветы чьей-либо самой конкретной человеческой души...
  Игра бескрайнего авторского воображения создает искристо сияющую водную гладь, приподнимающую людские души над сущей серостью всех их безотрадно повседневных будней.
  Однако сам как он есть процесс познания, неизменно должен происходить сугубо добровольно, безо всякого до чего и впрямь сурового тыканья, расталкивания и всего того безнадежно бестолкового понукания...
  Никаким 'всесильным плугом нарочито всевластного знания' нисколько наскоро не вспахать поле всеобщего более чем, в принципе, вполне самодостаточного людского невежества.
  
  353
  Да, вот еще что: действительно затронуть чью-либо душу можно одним лишь исключительно свободным чтением, а вовсе не всем тем догматично извне навязанным приоритетом чтений довольно-то до чего сколь различного рода литературы в те самые заранее кем-либо столь догматично и старательно предопределенные периоды жизни.
  И самое главное тут именно то, что ведь нет, как нет святых среди пишущей братии и все они, в сущности, истинно нечистоплотны, раз уж сама жизнь до чего незатейливо сталкиваясь с весьма самобытным талантом, извечно еще постарается его укротить, а то и попросту сжить со свету.
  
  Люди непохожих на себя совсем же нисколько не жалуют, да и частенько над ними столь белозубо куражатся, травят их, почем зря, а отсюда и черная мерзкая грязь в душах у тех, кто еще изначально значительно возвышался над всею той сколь неизменно безликою толпой.
  
  354
  Зато потом когда и впрямь более чем внезапно выясняется, что кто-то истинно великий гений и самая настоящая гордость всей своей эпохи, то это как раз тогда ему и создается сусальный облик великого самобожества.
  Ну а вовсе уж случайно открывшиеся все его немалые недостатки неизменно вселяют безмерный ужас в сердца всех тех до чего только неисчислимо многих его доселе благоверных почитателей.
  Вот как обо всем этом вполне справедливо подметил Сомерсет Моэм в его книге 'Подводя итоги'.
  'Другие люди" бывают оскорблены до глубины души, обнаружив несоответствие между жизнью художника и его творчеством. Они просто не в состоянии примирить одухотворенную музыку Бетховена с его скверным характером, божественные экстазы Вагнера с его эгоизмом и нечестностью, нравственную нечистоплотность Сервантеса с его нежностью и великодушием. Иногда, в порыве негодования, они пытаются себя убедить, что и произведения таких людей не столь замечательны, как им казалось. Они ужасаются, узнав, что чистые, благородные поэты оставили после себя много непристойных стихов. Им начинает казаться, что все с самого начала было ложью. "Какие же это подлые обманщики!" - говорят они. Но в том-то и дело, что писатель - не один человек, а много. Потому-то он и может создать многих, и талант его измеряется количеством ипостасей, которые он в себе объединяет'.
  
  355
  А между тем абсолютно любой творец, пусть даже и самый великий, уж точно - разве что только столь незаурядный человек, однако при этом ведь он вовсе и близко того нисколько не более...
  ...а потому и к словам он относится ни как все остальные люди, поскольку, они для него одни неизменно наличествующие в его системе координат весьма и весьма разноликие символы, а потому и для отображения различных своих эмоций, он будет использовать во всем совсем непохожие, а то и совершенно никак неоднозначные слова.
  Разумеется, что все наиболее низменное до чего и впрямь-таки многие затем самым тщательным образом упрячут, а то и сожгут, и тогда именно тот, кто оказался хитрее и проворнее прочих, он-то и будет, собственно, со всех сторон чист.
  Ну а истинный поэт Александр Розенбаум вовсе так, не раздумывая давший свет буквально ведь всем творениям своей музы, для некоторых рафинированных интеллигентов более чем явный и самый наглядный образец нелепейшей образины в облике интеллигентного, пишущего человека.
  
  356
  Да и вот над чем всем нам еще довольно-то изрядно поднапрягши при этом воображение давно бы пора, сколь уж беспроигрышно призадуматься...
  А от чего это вообще такие до мозга и костей проникнутые потомственной интеллигентностью столичные ребята, каковыми без тени сомнения были Владимир Высоцкий и Александр Розенбаум явно начинали свой весьма немало тернистый творческий путь нисколько не с той наивной юношеской лирики, а с блатных аккордов и песен вполне соответствующего содержания?
  Откуда это, собственно, пошли все эти ранее и немыслимые босяцкие веяния?
  А между тем, их вовсе никак не сорока на длинном хвосте принесла, а та через много, много лет вернувшаяся по своим домам репрессированная интеллигенция эти-то песни лихих людей в тайных уголках своей души отогрела и сохранила в память об тех былых днях, проведенных в ныне былинной и совершенно безвинной неволе.
  
  357
  А каковы именно были ее наиболее веские заглавные первопричины?
  Разве не стоит их столь беспристрастно явно еще поискать как раз посреди всяческого пыльного хлама исключительно прекраснодушно однобокой идейной премудрости напополам со всеми теми столь ведь животрепещущими описаниями жизни, этак, пожалуй, что совсем через край, переполнившей многие произведения великих писателей 19 столетия.
  Они-то, тогда, столь неистово напрягая все свои силы, отчаянно и беспрерывно боролись со всем тем неимоверно уж яро бесчинствующим и беспрестанно подавляющим весь свободный дух общественным злом.
  И действовали, они подобным образом, ясное дело, именно что в меру вполне до конца полностью свойственного им воспитания, как и более чем скрупулезно дотошного понимания всех на свете, так или иначе, собственно, где-либо происходящих событий.
  
  358
  Да только вся эта их безбожно сладкоречивая борьба за светлые лучшие дни, была явно столь неизменно грешна восторженно радостным предвкушением, самого наилучшего грядущего, причем как раз этак в силу весьма и весьма беспроглядно же нигилистического неприятия всего того нынче (в их пору) неизменно постыло и уныло окружающего мира.
  
  А между тем, то вовсе не осатанелая скверна затхлой общественной жизни и впрямь была истинно безумно страшна, сколь, несомненно, были страшны, те еще ложные о ней представления, буквально вот сокровенно впитываемые читательской публикой (раз они действительно раздались из уст) великого писателя.
  Он-то, ясное дело, столь немыслимо многое может поставить в вину всему этому его повседневно исключительно уж идо чего многогрешно окружающему миру, и прежде всего, именно то, что ему самому в нем совершенно не нравится, а потому и захотелось ему его разом незамедлительно всецело изжить.
  И это так еще ведь всегдашне и потому, что душа человека, отображенная в написанной им книге, вполне может оказаться, столь несусветно и беспробудно загажена всяческими дикими предрассудками, коими его раз и навсегда наделили семья или то самое более чем непосредственное ближайшее окружение.
  Вот чем действительно столь безнадежно страшна высочайшая духом литература - она медленно, но верно формирует сознание правящей элиты общества, постепенно подминая под себя все ее и без того однобоко ярчайше воинственно прекраснодушное мировоззрение.
  Да и вообще, именно литературе 19 прославленного столетия и было свойственно насаждать все те новые принципы общественного бытия, всецело полностью уж при этом отстраняясь от всех тех давно устоявшееся канонов всего того незыблемо прежнего 'мещанского' существования.
  Медленно увядая от сифилиса знаменитый Мопассан, сеял ненависть и отвращение ко всей прекрасной половине человечества.
  И дело тут вовсе не только в каких-либо конкретных личностях, но и в том, что в новое время довольно многое из прежнего яростно подверглось суровой ревизии, и столь немалое из того, что издревле еще всегда принадлежало светлому и чистому попросту ведь ныне полагалось вымести, именно как ненужный старый хлам.
  
  359
  И то вот крайне наивная и слепая вера во все те ослепительно светлые агностические идеалы, на которых и зиждилась вся новоявленная сухая (до омертвения) философская мысль 19 века, и сыграла же злую шутку с людьми, жившими не в столь давно оставшемся позади 20 столетии.
  Ну, а век девятнадцатый весьма полноценно собою олицетворял полнейший, хотя и довольно-таки недалекий отход ото всех тех прежних представлений обо всем этом мире, как о том столь отрадно самим уж Богом нам данном бытии.
  И все в нем столь неизменно само собой плавно происходящее было почти так заранее предрешено Проведением, ибо было дано оно человеку, как суровое испытание перед грядущим блаженством или адскими муками в виде сурового назидания грешникам.
  
  И это как раз столь ведь многих тогдашних философов, а не одних тех беспримерно доблестных корифеев литературного жанра и следовало бы во весь свой голос вполне однозначно ведь обвинить, что это именно их донельзя зарвавшаяся богоборческая творческая мысль и впрямь уплыла за самый далекий горизонт.
  И все это при том, что самая явная необходимость в философском переосмыслении всего того насущного бытия ныне существующего века в те времена до чего еще только резче весьма значительно усилилась и обострилась.
  И все это более чем неизбежно само собой привело как раз так к тому, что на место философии сколь разом вкрадчиво вползла столь вот низменная демагогия, доступная практически всякому нисколько уж совсем неразвитому сознанию.
  И чего это тут, собственно, поделаешь, коли то и впрямь зияющее всей своей крайне же незамысловатой пустотой место, пустым и незаполненным остаться вовсе-то никак попросту и не могло.
  
  360
  Причем, наиболее заглавным постулатом всех этих осатанело новоявленных воззрений, при помощи которых и был некогда заложен краеугольный камень в тот самый довольно зыбкий фундамент грядущего тоталитаризма, и было то самое безоговорочное доверие к пророкам железобетонно непоколебимых абстрактных истин.
  Их скользкие и ускользающие мысли были именно так до чего неимоверно вздорно отображены в их-то никем кроме самой жизни неопровержимо верных 'священных писаниях'.
  Причем, то ведь и было явное и исключительно весьма наглядное переложение на свежевзрыхленную идеалистическую почву всей той беспричинно переиначенной прежней веры в старые непогрешимые истины, что когда-либо были преподнесены людям в Ветхом и Новом Заветах.
  
  А между тем неизменно наблюдались и очень даже существенные различия в самом подходе к своей доктрине между религией и всеми теми внезапно по нашу душу столь несуразным образом разом нагрянувшими - новоявленными воззрениями.
  Вера в Бога и следование его заповедям весьма существенно гарантировало человеку рай только после окончания всякого его бренного существования, то есть где-нибудь там за порогом смерти - на небесах.
  Новые идеологии предрекали райское блаженство на этой грешной земле, и чтобы его непременно разом затем достигнуть, надо было всего-то отказаться от своей собственной совести, заменив ее неким единым и нерушимым нравственным постулатом в виде солнцеподобного великого вождя, что отныне и являл собой образ сущего апостола НАШЕЙ истинной и наивысшей правды.
  
  361
  Вот пусть это он, а не тот далекий или никогда и не существовавший Бог всем нам слепым от рождения еще укажет, чего это истинно праведному роду людскому еще предстоит сотворить со всем этим миром, а в особенности учитывая, насколько тот необъятно погряз в самых ужасных своих ничем пока неизлечимых пороках.
  И главное, надо было нисколько того никак не откладывая, все это сходу уж в жизнь воплотить, дабы затем сразу добиться буквально всеобщего безмерно так окрыляющего сколь многие души самого наивысшего счастья...
  Захватывать ли новые земли ради благополучного расселения по всему свету ревностных представителей высшей арийской расы или же изводить, словно тараканов везде и повсеместно (до самого последнего эксплуататора) проклятых 'племенных' угнетателей-буржуев, то есть именно тех, кто одним своим дыханием неизменно мешают всем нам пролетариям привольно жить в свое самое истинное удовольствие.
  
  362
  Главное тут было в том, что речь у всех этих мнимых духовных лидеров наций неизменно шла вовсе не о каких-либо созидательных процессах, а явно так скорее, наоборот, о кардинальном разрушении чего-либо лишнего, и ненужного в начертанном ими грязным, мозолистым пальцем синем безоблачном небе грядущего.
  Они собирались прорубить к нему дорогу мечом, несущим смерть буквально всем, кто только жить, как надо всем ведь как один благородным народам Земли столь и впрямь беспрестанно исподволь зловредно мешает.
  Несомненно, что все это, хотя бы отчасти было почерпнуто именно из мира книг, в которых авторы, яростно борясь с косностью и замшелостью своей эпохи, зачастую многозначительно били мимо застарелого социального зла, но вольно или невольно его, растревожив, они до чего огненосно наносили по чему-либо исключительно иному поистине сокрушительный удар.
  То есть как раз по всему тому наиболее в их век, пока еще слаборазвитому, да и действительно во всем крайне так явно уязвимому.
  И сколь порядком в массах никак пока не прижившимся качествам и свойством, а именно по всей той вполне достойной подобного определения цивилизованности и терпимости по отношению сразу ко всем людям в том денно и нощно их беспрестанно окружающем обществе.
  
  363
  А ведь это единственный путь достойной модернизации современного общества, чего-то другое обогатит его только еще более страшной и дикой нищетой.
  Вот и Виктор Гюго, в его довольно объемистом романе 'Отверженные' пишет же вещи столь безыскусно стоически примиренческие со всем тем в его-то дни привольно и безумно приключившимся варварством 'столь героически необузданного' кровавого террора.
  Да только вот всякой правды и справедливости при его помощи было добиться вовсе уж совершенно так нисколько нельзя, это лишь разве что, дабы сокрушить обычный от века еще привычный образ жизни простого народа никакого позитивного труда, собственно, и не требовалось.
  А между тем, идти к той действительно лучшей жизни можно было лишь явно вот по мере сил, способствуя крайне неспешному процессу более чем явственного переоформления всех тех донельзя застарелых общественных взаимоотношений.
  И именно эдак некогда все само собою, в конце концов, на место столь и впрямь благополучно разом ведь встанет.
  Ну а, как есть, сладостно исповедуя светлые принципы всеобщего и всеобъемлющего счастья, и можно было столь невозмутимо еще дожить и до тех столь печально небезызвестных времен, когда вполне по-своему правозаконно зверствующие нацисты, пронумеровав 'человеческий скот', разом столь расторопно его отправили на ту полнейшую ведь последующую профилактическую утилизацию.
  Злодеев от агнцев им отделять вовсе-то совсем никак не хотелось уж лучше так не было, значит, чем извести весь народ и тем избавить грядущие поколения от тех колоритных нелюдей, что порождает народ, давший миру столько врачей, спасших за столетия многие миллионы людских жизней.
  Ну а те изуверы в чисто внешне человеческом облике столь ведь безжалостно ставя точку в довольно давно для них наболевшем вопросе отправили полноценную треть еврейского народа длиннющими эшелонами на верную смерть только лишь из-за его самобытности и стойкости пред всеми ударами судьбы.
  
  364
  И кто-то ведь всем тем своим воинственно негативным речитативом всецело еще поспособствовал сущему возрождению времен пещерных лидеров, более чем, безоглядно приветствуя путь сущего варварства и крови с самой наиблагой целью безнравственно насильственного преодоления всех тех бед и несчастий, что были всецело присущи тому вконец обнищавшему верою веку...
  Вот он тот столь бойко изумительно наглядный стиль неизменно исключительно донельзя во всем возвышенного отторжения от всех тех поистине эпохально сложившихся исторических реалий, которые между тем можно было изменить разве что одним только до конца продуманным просвещением и ничем, собственно, более...
  Виктор Гюго 'Отверженные'.
  'Дикарей... Поясним это выражение. Чего хотели эти озлобленные люди, которые в дни созидающего революционного хаоса, оборванные, рычащие, свирепые, с дубинами наготове, с поднятыми пиками бросались на старый потрясенный Париж? Они хотели положить конец угнетению, конец тирании, конец войнам; они хотели работы для взрослого, грамоты для ребенка, заботы общества для женщины, свободы, равенства, братства, хлеба для всех, превращения всего мира в рай земной, Прогресса. И доведенные до крайности, вне себя, страшные, полуголые, с дубинами в руках, с проклятиями на устах, они требовали этого святого, доброго и мирного прогресса. То были дикари, да; но дикари цивилизации.
  Они с остервенением утверждали право; пусть даже путем страха и ужаса, но они хотели принудить человеческий род жить в раю. Они казались варварами, а были спасителями. Скрытые под маской тьмы, они требовали света.
  Наряду с этими людьми, свирепыми и страшными, - мы это признаем, - но свирепыми и страшными во имя блага, есть и другие люди, улыбающиеся, в расшитой золотой одежде, в лентах и звездах, в шелковых чулках, белых перьях, желтых перчатках, лакированных туфлях; облокотившись на обитый бархатом столик возле мраморного камина, они с кротким видом высказываются за сохранение и поддержку прошлого, средневековья, священного права, фанатизма, невежества, рабства, смертной казни и войны, вполголоса и учтиво прославляя меч, костер и эшафот. Если бы мы были вынуждены сделать выбор между варварами, проповедующими цивилизацию, и людьми цивилизованными, проповедующими варварство, - мы выбрали бы первых.
  Но, благодарение небу, возможен другой выбор. Нет необходимости низвергаться в бездну ни ради прошлого, ни ради будущего. Ни деспотизма, ни террора. Мы хотим идти к прогрессу пологой тропой. Господь позаботится об этом'.
  
  365
  И тут уж сколь неизменно само собой ощущается вся та истинно взаимоисключающая одно другое противоречивость, неизменно свойственная практически всем, в ком чувства разом самозабвенно восстают супротив того самого извне и впрямь столь беззаветно неукротимой силой навязанного - революционного здравого смысла.
  Гюго всей душой и сердцем отрицал путь вандализма, но холодным рассудком полностью его всецело приветствовал, и тут никак не обошлось без весьма строгого семейного воспитания.
  Его высказывание насчет пологой тропы буквально идеально отражает и все мысли автора, на сей счет - вот только 'на Бога надейся, а сам не плошай'.
  Таков должен быть девиз не одних лишь всяких простых людей, но и властителей дум сколь многих народов, а таковым и был великий творец Виктор Гюго.
  По его вряд ли, что лицемерным, куда скорее более чем, в принципе, искренне наивным взглядам...
  ...варвары проповедывающие свет и добро, куда явно значительно лучше всех тех, кто стоически отстаивают все устоявшиеся долгими веками и впрямь-то всецело вот вовсе незыблемые правила жизни...
  А между тем они никем и ничем вовсе неодолимы, в смысле их истинно уж спешного и праведного изменения к чему-либо весьма еще значительно, сказочно лучшему...
  
  И чего уж именно этакие новоявленные дикари могли на деле самым ведь бескомпромиссным образом враз исхитриться, полностью изничтожить?
  Стадо, уничтожившее пастуха и всех его сторожевых собак, всенепременно весело блея, и столь изрядно надрываясь при этом от искреннего восторга, вскоре рухнет в ближайшую глубокую пропасть, или окажется во власти волков, которым не будет дела ни до чего, кроме своего вполне естественного желания набить бы, да поплотнее свой луженый желудок...
  
  366
  И еще сколь непременно надо бы и то до чего только скабрезно разом заметить!
  На Бога нечего столь бессильно и бестолково надеяться, поскольку он совсем не для того создавал этот мир, дабы извечно бедовые творения его рук безо всякого малейшего колебания, безропотно принимали на веру все заповеди тех и впрямь-таки живодерствующе мыслящих гениев-теоретиков.
  Уж тех-то самых, что с дикой тоской, бешено вращая глазами, глядели на серую мглу общественного прозябания, и только лишь издали примечали зарождение в корне уж иного более гуманного мировоззрения.
  А между тем все эти безумной ярости призывы 'долой', совершенно не могли, даже и в самой малой толике хоть сколько-то соприкоснуться с тем адским злом, которое они столь ретиво и резво прямо обязались полностью раз и навсегда свести на нет.
  Беспрестанное напоминание обо всех общественных язвах до чего их всецело разом затем лишь поболее явно растравливает...
  
  367
  А когда дело и впрямь-таки более чем принципиально доходит и до тех еще сколь великих потрясений, то ведь как раз тогда, в эти невероятно бедовые времена, и рушится, то самое хрупкое и наиболее деликатное во всей структуре человеческого общества.
  Более чем бессмысленно при этом уничтожается вся его истинная культура и тот никак не сугубо абстрактный, а подлинно житейский гуманизм.
  
  Мир, он до сих самых пор сколь безмерно еще невообразимо жесток, и пока что в этом-то смысле, он и в мыслях своих изменяться совершенно так вовсе никак не желает...
  Да только, то, что и впрямь сколь безобразно довело всю ту ярую цивилизованную мощь до сущей той еще несусветно многозначительной консолидации всех тех сатанинских сил...
  Нет, уж если что и могло чему-либо подобному вполне наглядно чинно поспособствовать так это одно столь безотрадное возведение лютой жестокости в разряд жизненно необходимого постулата, безумно как есть еще спешного ускорения прихода всегдашне грядущих исключительно нелепо светлых времен.
  Все нынешние катастрофические страдания, мол, одна лишь предтеча именно той сколь невообразимо лучшей, нежели чем она сегодня уж ныне есть так во всем полноценно счастливой общественной жизни.
  А ранее значится, был один лишь тот еще истинно кромешный ад?!
  Вот, к примеру, та самая ситуация, что сколь весьма наглядно приведена в романе достопочтимого Виктора Гюго '93 год'.
  'Отец был калека, он не мог работать, после того, как сеньор приказал избить его палками; так приказал его сеньор, наш сеньор; он, сеньор, у нас добрый, велел избить отца за то, что отец подстрелил кролика, а ведь за это полагается смерть, но сеньор наш помиловал отца, он сказал: "Хватит с него ста палок", и мой отец с тех пор и стал калекой'.
  
  368
  Можно подумать, что буквально каждый убивший зайца в лесу сеньора был, затем непременно убит или на всю жизнь раз и навсегда оказался затем покалечен?
  Нет уж, такое могло приключиться только лишь с тем, кто может и не первый день, вполне основательно и всерьез занявшись ремеслом браконьера на этом деле, явно погорел, да и то егерь мог, рискуя собой над ним все-таки сжалиться, он-то тоже живой человек...
  Да вот, однако, те самые слишком дивным светом нелепо искрящееся полубезумные идеалы, оказавшись внутри фанатически раскрепощенного человека, все в нем вполне естественное, неизменно выжигают практически напрочь, словно тем еще добела раскаленным железом...
  Ничего того обыденно людского - внутри его революционного сознания далее не останется - все, что им отныне будет двигать, будет существовать как раз-таки во имя идеи и всегда именно ею и будет всецело отныне оправдываемо...
  Вот они - тому разве что два до чего только явных примера из все той же небезызвестной книги Гюго '93 год'.
  'Нередко синие, во исполнение революционного декрета, карали мятежные деревни и фермы, предавая их огню; чтобы другим неповадно было, они сжигали каждый хутор и каждую хижину, не сделавших в лесу вырубки, как то от них требовалось, или же своевременно не расчистивших прохода в чаще для следования республиканской кавалерии'.
  
  Во имя идеалов братоубийство?
  '- Однако ж и в третьем сословии встречаются приличные люди, - возразил дю Буабертло. - Вспомните хотя бы часовщика Жоли. Во Фландрском полку он был простым сержантом, а сейчас он вождь вандейцев, командует одним из береговых отрядов, у него сын республиканец; отец служит у белых, сын у синих. Встречаются. Дерутся. И вот отец берет сына в плен и стреляет в него в упор'.
  
  369
  Так ведь это еще и становится истинным образцом настоящей и наивысшей добродетели, безусловным доказательством самой безукоризненной праведности, как и явным признаком наличия в широкой груди той-то самой новоявленной революционной или уж контрреволюционной боевой славы и чести.
  Вот этак значит и губится всякая духовность и доподлинно бесклассовая общечеловеческая мораль...
  
  Бравый и броский лозунг 'Долой зло' еще всенепременно затем оборачивается полностью так своей более чем полноценной изнанкой во всех тех случаях, когда полуослепленные мигом святого прозрения люди, вместо созидательных процессов во всем существующем обществе, более чем бестолково затевают дела всеобъемлюще и обескровливающие немыслимо разрушительные.
  И речь тут вовсе не идет о неких конкретных злых людях, а именно обо всей государственной структуре в целом, что попросту никак не может прекратить свое прежнее существование в связи даже и с самыми что ни на есть искрометными переменами во всем существующем обществе.
  Меняются одни только лица, ну а вся вездесущая прежняя сущность остается незыблемой и полностью во всем нетленной.
  
  370
  Причем даже и тогда когда все безнадежно и бессильно рушится вполне вроде бы самостоятельно, то есть все идет тихо и мирно, да и почти что бескровно, она все равно неистово под собой погребает сколь многих более чем вне всяких сомнений достойных и приличных людей.
  
  Медленное крушение 'красного паровоза' Советского Союза самое вот более чем, безусловно, наглядное всему тому сколь и впрямь-то более чем безупречное доказательство.
  Причем надо бы признать из самого недавнего и столь недалекого прошлого.
  А между тем сошло тогда с рельсов не одно лишь то донельзя к тому времени многим вконец опостылевшее прежнее тоталитарное государство, но и в том числе ранее повсеместно же существовавший весьма суровый закон, да и тот всегдашний, пусть и не совсем безупречный порядок.
  Однако сама первопричина явного ускорения процесса изничтожения всякой той еще изначальной нравственности, да и развала экономики кроется нисколько не в том, что кто-либо действительно полностью разрушил нечто ранее казавшееся вовсе так именно что незыблемым.
  Ну, уж нет, главная проблематика всего советского бытия, она как раз в той фактически вывернутой наизнанку доктрине существования сколь и впрямь бестолково нацеленного в будущее супротив всяких свойств общечеловеческой более чем эгоистичной натуры.
  Сами свойства социализма были неистощимо гибельны, а перестройка 90-ых годов прошлого века это всего лишь вскрытие застарелого гнойника...
  Для настоящего своего счастья люди, должны беспрестанно видеть свое грядущее полностью так во всем самостоятельно, и оно всегда должно быть исключительно же полностью индивидуальным...
  
  371
  А еще в заключение надо бы и то нисколько немаловажное нравоучительным тоном разом заметить, что если где-либо и когда-либо и стоило бы производить любые социальные эксперименты, то ведь столь непременно должно было им носить строго явно уж созидательную основу, или никогда и нигде не проводиться вовсе.
  
  И это как раз те самые столь и впрямь безнадежно утопические политические воззрения на основе некоторых художественных произведений, далеко так не всех (да, не будет о них тут огульно вот сказано) и стали наиболее заглавной первопричиной всех тех истерически завывающих возгласов 'все долой'.
  И нисколько ведь к тому не послужила более чем наглядным и деловитым подспорьем пресловутая, извечно печальная участь народа, что неизменно был кем-либо, да угнетаем (к примеру, той же бюрократией при развитом социализме).
  Однако во всей той буквально общечеловеческой истории, пока еще попросту никак не бывало, чтобы вооруженное восстание супротив СВОИХ господ поработителей действительно бы сделало жизнь народа, хотя бы чуточку значительно легче.
  
  372
  Скорее наоборот, времена жутких лихолетий сменялись затем либо всепоглощающей и обескровливающей всякие новые начинания реакцией, либо чем-либо другим совершенно несносно победоносно революционным...
  Разницы тут не было и в помине, кроме разве что чего-либо и впрямь сколь уж действительно во всем тому свойственного и неотъемлемого, а именно того, что победившая и разрушившая все прежние основы революция только лишь весьма значительнее укрупняла все формы прежнего бытия... возводя бедность в принцип, главные заправилы беззастенчиво грабили все то, до чего смогли еще дотянуться их алчные руки...
  Топя в крови буквально-то все, что было выше их мелких и донельзя нечестивых душ...
  
  Ну и как иначе кроме, как встряской всего существующего общества и можно было, в принципе, разом добиться всей той столь целеустремленно абстрактной и сущим острием пера без тени сомнения разом еще явно обобщенной общественной справедливости?
  
  373
  Да, вот, однако, собственно говоря, всего ведь этого будет нисколько достойно не добиться, кроме как следуя путем самого так еще постепенного просвещения и воспитания всего того, пусть серого и безликого, но отнюдь никак не слепого народа...
  Да, кстати, всякий простой человек всеми теми сугубо же беззастенчивыми во всех своих средствах правителями, попирался буквально всегда.
  А все-таки не было во всей той ныне древней и дряхлой истории ни единого случая, когда бы справедливость, в конце концов, все-таки не восторжествовала в той или иной степени, хотя рядом тогда и не могло оказаться прекраснодушных идеалистов с ярким пламенем в зорких очах.
  И именно эти люди, сколь ласковым взором весьма пристально нежно глядящие в сторону всяких пространных философских трактатов или нижайше почитающие разве что ведь одну единственную Книгу с самым полнейшим безразличием, относятся ко всем тем порою совершенно невероятно безмерным общечеловеческим страданиям.
  Поскольку некие прекрасные строчки став уж вполне полноценной внутренней сутью человека, и впрямь-таки отучают его видеть частности, а между тем это из них, и соткано все полотно нашей столь неприметно и серо повседневной всецело вполне ведь обыденно истинной, а не иллюзорно книжной реальности.
  
  374
  Раз даже и такой всем своим сердцем и умом великий человек, каковым, несомненно, был достопочтимый Иван Ефремов, тоже ведь явно безнадежно подпал под общий гипноз самоубеждений о святости общего, а вовсе-то не самого конкретного для каждого из нас безмерно так всецело ответственного как есть во всем исключительно единоличного пути.
  Вот чего он пишет в его 'Часе Быка'.
  'Слезы беспомощности и безнадежности болью отозвались в душе Чеди. Она не умела бороться с жалостью, этим новым, все сильнее овладевавшим ею чувством. Надо попросить Эвизу помочь женщине каким-нибудь могущественным лекарством. В море страдания на Тормансе страдания женщины были лишь каплей. Помогать капле безразлично и бесполезно для моря. Так учили Чеди на Земле, требуя всегда определять причины бедствий и действовать, уничтожая их корни'.
  
  А между тем их вообще нисколько не изничтожишь, если всегдашне столь старательно избегать якшаться со всякими мелкими частностями.
  Нет, их-то как раз при подобного рода делах лишь еще наоборот значительнее преумножишь, нежели чем, это было когда-либо, собственно, ранее.
  И нечто подобное вполне естественно, что уж в точности затем и произойдет, причем как раз от сущего отсутствия всякого должного житейского разума и самого явного более чем безвременного засилья чересчур безмерно возвышенных чувств, чему вовсе не место при переустройстве чужой, а никак не своей собственной и личной жизни.
  И главное, имея дело именно с человеческой, а не с природной стихией все вот корни можно было только лишь из сырой землицы более чем незамедлительно разом повытащить, причем, как правило, нисколько не те, что были наиболее весьма и весьма так действительно зловредными.
  
  375
  И это именно книги и стали новоявленными алтарями той одиозно патетической веры в их-то более чем великомогущественного создателя человека.
  Ну, а при подобном раскладе из них стали черпаться, ни одни лишь довольно зримые духовные ценности, как тому и положено быть от века, но и столь безосновательные требования ко всей нас повседневно окружающей действительности самого им что ни на есть вполне неукоснительного и более чем безукоризненно болезненного соответствия.
  А между тем, всему этому миру никто не сможет дать столь ценное и деловое указание и впрямь изумительно же внешне походить на те безумно очаровательные и самозабвенные духовные воззрения тех кое-кем до самых небес превозносимых авторов, что зачастую великой горой возвышаются над той, пусть и единовременно с ними существующей, однако во всем осоловело простецкой действительностью.
  Правда, как правило, все те писатели, если и возвышались над нею, то по большей части в одних лишь исключительно наилучших своих благих помыслах, до чего нежно и ласково отображенных на белоснежно чистой бумаге.
  Ну а людское безнадежно приземленное и повседневное существование это вполне естественно - всякая слякоть и грязь, и не столь редко обильно проливающееся оземь людская кровь, а потому и книги это только лишь факел для души в потемках, но отнюдь не свет истины в самой простой и обыденной суете.
  
  376
  Да вот уж для некоторых, они явно являются некоей путеводной звездой к счастью и процветанию, а также еще и самым наглядным образцом более чем всеобъемлюще светлой духовности.
  А ведь именно, за счет этого черная масть, иступлено играя идеалами, словно игральными картами, и смогла до чего запросто стать главным козырем, в преддверии новой технологической эры.
  Разумеется, что нечто подобное никак нельзя было сказать о странах, где культура и просвещение более чем резонно и сносно же совмещались со вполне трезвым взглядом, на самое что ни на есть простое и обыденно житейское существование.
  
  Такие вещи вообще возможно довольно смело произнести вслух, и никак не сморозить при этом отвратительно несуразную чушь, разве что только совсем уж не весело говоря о той истинно светлой всем духом своих интеллектуалов державе, что до сих самых пор безвременно находится в ничуть не проржавевших цепях навеки-то вечные прежнего средневековья.
  
  377
  Именно там из искры недовольства и раздули пожар, что и был, собственно, призван более чем полноценно видоизменить лицо всего того и поныне по той же старинке столь и впрямь неизменно и неспешно повседневно существующего мира.
  А между тем, все тогда началось как раз с того, что кому-либо нечто свое истинно родное, да только сколь безнадежно по всему своему на редкость бесславному духовному наследству явно чужое стало сносить исключительно так вовсе совершенно невмоготу.
  
  Ну а когда чего-либо подобное столь наглядно было всецело касаемо всей той довольно замкнутой сферы чьего-либо подчас до чего необычайно близорукого духовного равновесия, то это ИМЕННО тогда тот самый человек безумно уж ласково жаждущий вновь обрести весь свой прежний душевный покой...
  Может уж запросто начать более чем безукоризненно смело изыскивать тот еще весьма надежный, столь обстоятельно выверенный способ, как бы это ему с кем-либо по-деловому наскоро раз и навсегда полностью расквитаться.
  Причем, именно тогда, когда все эти 'благие устремления' более чем наглядно приобретают гигантский общечеловеческий характер, и возникают те еще Садом и Гоморра на месте всего того прежнего полностью вот раз и навсегда устоявшегося житейски, истинно праведного существования.
  И пусть в прошлом и были некие отдельные крайне нелицеприятные недостатки, а все-таки умение новой власти иногда все же сквозь зубы признать, что при ее правлении, они подчас тоже кое-где и кое в чем явно имели место...
  Нет, даже и это тоже ни в какое стоящее того достоинство ей, собственно, уж никак вовсе и не запишешь.
  Поскольку любые хоть сколько-то разумные действия во имя наведения нормального порядка попросту сразу тогда вытеснялись целым сонмом лозунгов и воинственно восторженных сладкоречивых причитаний...
  
  378
  И все это сколь степенно и основательно брало все свои наиболее изначальные интеллектуальные истоки, именно из того до боли как есть ведь растравленного иллюзиями кроваво красного подлейше бесчестного большевистского воображения.
  И это как раз подобного рода блеклыми миражами о той исключительно наилучшей жизни и задвигалось в самую дальнюю даль праздных и отвратительно демагогических разглагольствований все то, что и вправду некогда сможет еще стать самой обыкновенной житейской обыденностью всех тех новых времен и стран.
  И это именно благодаря подобного рода яростным всплескам разнузданно серого воображения от всех нас в ту невероятно большую даль и впрямь как есть безрадостно отдалились все те сказочно светлые грядущие реалии, коим и должно будет еще некогда зажить всею той весьма полноценную живой жизнью...
  Да только случится все это разве что в те далекие времена, что и вправду никак не безгрешно наступят сами собой, причем совершенно вот без того, чтобы кто-то всею своей пролетарской стопой до чего дерзко наступил сходу на горло всему тому минувшему и некогда бывшему.
  И никто ведь нынче не сможет сходу так сразу сотворить некое восхитительно лучшее житие-бытие.
  Раз уж в муках и корчах зарождения всей той вездесущей абстрактно верной социальной справедливости разом еще погибнет все то искренне доброе и светлое, что ранее, пусть и малой лучиной, но вполне так освящало всем тем темным массам их вовсе нисколько не длинный жизненный путь.
  Те самые невообразимо лютые демоны революции изрекали чугунные речи, и в них сколь неизменно имелась истинно своя беспардонно гулкая, чугунная правда.
  И главное, во всех их демаршах отчаянно чеканя свой шаг, действительно же звучало самое доподлинное житейское счастье, но было оно призрачным, словно туманные силуэты вдоль дороги в проливной дождь.
  Да и было то мнимое людское благо не раз и не два, затем беззаветно оплачено непомерно страшной ценой бед и мытарств многих миллионов совершенно безвинно загубленных жертв.
  
  И если мягко приподнять за краешек кулису политических интриг, постепенно приведших к появлению нацизма и коммунизма, то вот разом окажется, что все это было всецело взаимосвязано именно со сколь явным желанием, как можно побыстрее приблизить абстрактную теорию к насущной реальности за счет неких все и вся исцеляюще волшебных магических действий.
  Их-то, разом и порешили на самую скорую руку перенаправить на безотчетно ярое уничтожение всего того, что самым дичайшим и невообразимо нелепейшим образом беспрестанно, мешало всему тому, что давно назрело, как буквально повсеместная обыденность и данность.
  
  379
  И подобное совсем не стихийное бедствие могло произойти почти исключительно разве что в странах, имевших довольно четкие очертания давно уж до конца сложившегося кастового общества, то есть именно там, где различные социальные прослойки со сколь большим трудом вообще хоть сколько-то осознают всякое свое взаимное сосуществование, как неких отдельно взятых граждан.
  А это и было самой преотличной базой для мощной всем гласом своим вовсе так никак не беззубо воинственно идеалистической диктатуры.
  В России она стала хамско-пролетарской, ну а в Германии ей суждено было быть плебейско-националистической, а между тем любой политический экстремизм, как известно, весьма схож в своих еще изначальных, социальных истоках.
  Поскольку берет он свое исконно низменное начало именно от всей излишне бурной фантазии всех тех воинственно идеализировавших действительность фанатиков, что столь неистово, яростно и слепо противопоставили все свои взгляды на мораль и естественный здравый смысл буквально любым ранее до них существовавшим практическим и здравым принципам доподлинно так всеобщего людского сосуществования.
  А между тем обыденная жизнь попросту и впрямь столь истинно несокрушима, как и гранитная скала, а потому если ветру перемен, и удастся ее хоть сколько-нибудь когда-нибудь выветрить, то времени это займет несоизмеримо больше жизни любого вдруг ни с того ни с сего с великой болью прозревшего поколения.
  
  380
  Но люди с жестким внутренним демоническим стержнем разом еще пожелали буквально все вывернуть фактически бесчеловечно полностью наизнанку.
  Причем надо бы именно так сходу столь предметно заметить, что стояли эти люди справа или слева во многом в одной ЛИШЬ более чем прямой зависимости от своего собственного личного удобства, а вовсе и не всегда в какой-либо связи с тем привитым им в далеком детстве, несомненно, вполне подчас благочестивым воспитанием.
  
  Все эти яростные укротители презренных и низменных человеческих страстей и пороков сами, несомненно, имели потайную темную страсть, выражавшуюся в самодурстве и необузданной жестокости во имя гибельных и грубых, словно немытые людские тела идеалов.
  Но нет, совсем не во имя низменного зла и житейской же алчности, они до чего и впрямь сослепу устремились ко всему тому загадочно 'светлому добру', коему (как, оказалось) попросту положено было быть... раз уж о нем столь многословно и непомерно речисто было более чем многозначительно простонародно во всеуслышание смело кем-то заявлено.
  Да точно также и было оно ведь столь беззастенчиво и непреклонно, прекраснодушно отображено и в тех самых беспрестанно взывающих к суровой борьбе, беспощадно агитационных, революционных лозунгах.
  
  381
  Да только никак нельзя было сужать всю ту наглядно и довольно-то подчас неприглядно имеющуюся картину жизни до исключительно примитивного торжества каких-либо торжествующе ликующих воинственно скотских инстинктов.
  Вовсе уж совсем не дело разом увидеть во сне своего житейского ума, буквально до чего только несусветно безмерно очаровывающую даль грядущих светлых времен...
  И это в то самое время, когда вся та до чего ничтожная пьянь и рвань совершенно бесцеремонно полезла наружу, словно ночью клопы из дивана в дешевой гостинице.
  И всей той столь всемогуще несокрушимой толпой, безудержно двигало, безумно сладостное предвкушение грядущей наживы, а то, что действительно самым несомненным дополнительным образом еще же развязывало в тех людях все путы разума, было то самое полнейшее осознание абсолютнейшей своей последующей безнаказанности.
  Раз тогдашнее сурово самонадеянное безвластие всему тому расковывающему чувству безгрешности расхристанного разгула во всем однозначно сколь этак основательно еще весьма и весьма поспособствовало.
  Однако нисколько некому не стоит столь однозначно с кривой и кислой усмешкой очернять лица всех тех, кто шел порою на верную гибель ради грядущего преломления во всей той окружающей действительности, тех еще довольно недозрелых и мнимых надежд, что были до чего наскоро навеяны безликими призраками бесславных, исключительно праздных мечтаний...
  Да только для кое-кого и поныне, те уж от наших сегодняшних дней крайне и вправду далекие революционные будни, были, да и далее будут столь безупречно верно во всем выверенными признаками, самого явного еще поворота истории к чему-либо более праведному, да и беспроигрышно более чем и впрямь достойному новому.
  Поскольку это именно во имя света, мудрости и любви к ближнему рядовые революционеры и стали столь кропотливо и столь вот безжалостно, насаждать все те донельзя ярые принципы всей-то своей самой жесточайшей за всю же историю спецтирании...
  
  382
  Зло, обсыпанное извне светом немыслимых задушевных, благ 'творит добро', сужая души идеологическим хомутом до совершенно так полного их равнодушного бездушия ко всему тому, чего это вообще, собственно, происходит вокруг.
  Ему и вправду было дано обнять все четыре измерения, да и придать им при этом исключительно иные, нежели чем они были некогда ранее формы и свойства.
  Причем это и было более чем наглядное преломление в самом уж облике новоявленной революционной жизни, всех тех безупречно так неглубокомысленных проявлений столь незамысловатого, да и весьма ведь неотесанно грубого социального эксперимента.
  А все его главные свойства самым прямым образом вытекали из самой природы людей, взявших в руки меч общественной морали и этически донельзя простецки обобщенной справедливости.
  Все другие явно убоялись когда-либо еще возможных отрицательных последствий, да и духу на нечто подобное у них нисколько-то бы никак не хватило, а потому установление новых более 'честных и отныне полностью справедливых' порядков во всем этом мире (по идеологии) это заведомо же занятие для одних наиболее отпетых подонков.
  
  383
  Причем, первоначальный тон всему задают как раз-таки либералы, благие мечтатели, что столь беспрестанно орут на весь мир о своем новом и всеблагом зримо и наглядно ими различимом на самой дальней линии горизонта общественном строе.
  И он, ясное дело, совершенно монолитно отныне будет основан именно на том самом бестолково, но глубокомысленно вычитанном ими из книг сказочно и призрачно светлом бытии.
  
  И очень уж искренне смело подобного рода люди, буквально всюду раздают хризантемы своих идеалистических взглядов, и главное всем и каждому, кто только им где-нибудь, да попадется на этом их столь вдоволь сияющем огоньками абстрактного разума крайне между тем донельзя незатейливом жизненном пути.
  И их взгляды зачастую носили явный ущербно и восторженно прямолинейный характер, они, в сущности-то, по всей своей природе являлись, самым что ни на есть типичным тепличным растением, никак неприспособленным к суровому климату века весьма так всецело перенасыщенного безукоризненно урбанистической действительностью.
  В нем стало истинной нормой засилье всесильных машин и глубокомысленно помпезных и праздных слов.
  Новая впрямь на глазах левеющая интеллигенция, стала жрицей грядущей всеобщей панацеи, сладенько на губах тающей мечты о том навеки по всех нашу душу непременно еще грядущем коммунистическом рае.
  Это и придало ей суховатую чванливость, самоуверенность в своих выводах, но вовсе не сделало их страну, хоть сколько-то чище, а ее правителей даже и в самой малой толике менее деспотичными.
  Нет, только уж наоборот, именно это и явилось весьма безнадежно апатичной ко всякому людскому горю первопричиной для никем заранее нисколько и непредвиденного насаждения лютого варварства осатанело лучезарного большевизма'.
  
  384
  Он принес с собою истинное всеобщее счастье и освобождение ото всех тех прежних заклятых прежних оков?
  Да, он действительно именно его в своем клюве всем и принес, словно тот еще общеизвестный аист невинного младенца...
  Правда, то убогое счастьице (скромнее которого попросту и не бывает) всецело предназначалось не для всех, а лишь для того абсолютного большинства, что было действительно того более чем половозрело явно достойно.
  Ну а всем тем иным по духу и плоти одна яма и осиновый кол в их мореного дуба гроб...
  
  Да только все те недостойные это отныне никак не тот всесильный простой народ, а собственно те, кто по всему своему недомыслию имели же грех возражать супротив скупых истин всеобщего счастья и сущего блаженства в том еще разве что лишь грядущем и полностью надуманном раю той немыслимо всеобъемлющей классовой справедливости.
  Причем, все эти высшие моральные ценности были целиком достижимы (одним лишь дегустационным образом) и только же путем всей той донельзя насильственной спайки всех наций под флагом всеобщих культурных и общественных стимулов того нового, весьма интенсивно в едином порыве в ногу строго и четко вышагивающего времени.
  Хотя само по себе веское моралистическое подстегивание всего существующего общества ошибочным никогда нисколько не было, да и быть, кстати, никак этак вовсе совсем не могло.
  Ведь дорога та была всецело верна, а потому и надо бы ее упорным и беспрестанным суровым трудом довольно же деятельно и целеустремленно в то самое более светлое будущее всеми силами неспешно прокладывать.
  Однако вовсе вот нельзя, выпестовав разумом все те немыслимо светлые ее постулаты, неистово толкать на этот путь беспросветно безграмотный простой народ...
  Поскольку грядет тогда одно лишь беспрестанное вовсе этак бесконечное и нескончаемое мучение, для всех тех, кому попросту никак не повезло родиться во времена заточения здравого смысла вместе со всей той столь взвешенной деловой инициативой в кубрике ледокола безбожно бесправного (для всего народа) 'чудо социализма'.
  
  385
  Ну а где уж то вполне справедливое общество, что непременно должно было еще возникнуть именно на основе постепенного, плавного отмирания и превращения в сущий перегной всего того, что само собой должно было медленно, но верно уступить свое прежде законное место.
  То есть, отдать пальму первенства всем тем новым веяниям, что совершенно не преминули бы к нам тогда вот еще прийти...
  Мирно видоизменить все существующее общество можно было одним только действительно иным воспитанием тех, кто и будет некогда в будущем его перестраивать и полностью, куда более разумно его же надежно затем благоустраивать.
  Ну а все иные (комиссарские методы) еще разве что до чего бодро и деятельно постепенно поспособствуют значительно большей консолидации всех сил того самого весьма стародавнего зла.
  И все, то вопиющее социальное неравенство можно будет устранить, лишь столь так бездумно физически изничтожив все существующее современное общество, поскольку никак иначе его ни в жизнь вовсе не переделаешь.
  Раз слишком уж оно более чем беззастенчиво закостенело во всех своих стародавних, стоических принципах.
  Изменить жизнь к лучшему может, в принципе, и тот всепожирающий пожар, что попросту незамедлительно уничтожит всю ту старую деревянную, ветхую постройку, если в дальнейшем люди станут возводить свои жилища только лишь из прочного камня.
  Однако все, что относится к чему-либо внешнему, совершенно нельзя соотнести к тем самым нисколько пока никем не вскрытым внутренностям всей той вовсе-то никак небезгрешной человеческой натуры.
  Именно от пожара внутри сердец души становятся совершенно же истинно каменными...
  
  Причем: тут все ведь едино, а в том числе и в смысле самой-то как есть безупречно будничной возможности или абсолютной невозможности сосуществования бедных с богатыми в одной отдельно взятой в охапку чьей-либо звериной лапищей советской бескрайне неимущей державе.
  Ну, а весьма хитроумное противопоставление одних членов общества другим это когда кто-либо явно еще постарается поставить всех своих под ружье, дабы начисто истребить, всех тех, кто у нас самый подлый, негодный, да и вообще попросту никак непригодный к его адаптации в новых жизненных условиях по одному лишь своему роду племени...
  
  386
  Вот именно тут неведомо откуда и возникает, та ничем, в принципе, необоснованная, да и логически нисколько неоправданная ненависть ко всем тем, кому на белом свете жить, бесспорно, так не в меру слишком уж хорошо, а главное еще и за счет сколь бесчисленных горестей в поте лица бессменно трудящегося народа!
  Однако вовсе не все решается при помощи отчаянно задиристой агитации.
  Людей могут и совсем ни о чем таком совершенно не спрашивать!
  А просто гнать и гнать их в Красную армию, словно же мясной скот на бойню!
  Вот оно-то до чего, несомненно, правдивое свидетельство писателя Куприна, приведенное им в рассказе 'Тихий ужас', где он явно преуспел в том самом проникновенно подробном описании тогдашней, пожалуй, столь именно что потусторонней совдеповской действительности.
  'Последние беженцы из Москвы и Петрограда передают о новом кошмарном роде промышленности, распространяющемся в больших центрах Совдепии и вызванном, без сомнения, совокупностью таких мощных причин, как голод, болезни, всеобщая спекуляция и страх перед службой в рядах Красной армии. В Петрограде, на Невском, открыто продаются коробочки с насекомыми, взятыми с тифозных больных. Тиф в настоящее время, если можно так выразиться, выветрился, формы заболевания стали более легкими, процент смертности значительно понизился (до двенадцати процентов), а между тем красноармейцам, по выздоровлении, полагается пятимесячный отпуск. А так как из популярных объяснений Троцкого и Ленина серо-красная масса отлично усвоила, каким исключительным путем передается тиф от одного человека к другому, то и не надо искать дальнейших объяснений...'
  
  Из чего, собственно, следует, что принуждение шагать в светлое будущее есть самая естественная часть насаждения новоявленного деспотизма, а вовсе не освобождения от всего того навеки всем отныне бескрайне и безвременно опостылевшего прежнего.
  
  387
  Однако подобные средства для самой еще изначально насильственной мобилизации более чем малоимущего пролетариата, были нужны разве что лишь поначалу, ну а затем без сомнения удалось злющей, что твой монгол Мамай власти как-то ведь взлелеять к себе безответную, и вполне искреннюю любовь со стороны совершено безликого для нее народа...
  
  Всей той советской братии сие стало, несомненно, разом уж по силам только лишь за счет того, что агитация у них до чего отъявленно широко наладилась, причем стала она, куда свежее, да и заметно нагляднее, учитывая, в том числе и более чем разумное применение тех столь исключительно новых технических средств.
  Радио, синематограф, да и сама как она есть грамотность, им тут тоже немало во всем сколь бесподобно так явно подсобила.
  Причем в случае нацизма все было в точности также да только вполне этак вовремя благоразумно перевернутым, обратным знаком.
  
  388
  Двум этим отъявленно дерзким идеологиям, было попросту безнадежно тесно на одном маленьком земном шаре, всеобъятность их принципов совершенно безапелляционно потребовала невероятного простора, где всем тем еще даже и некогда возможным конкурентам обязательно предоставлялось бы одно лишь весьма непросторное место... общая и безымянная братская могила.
  Их устремления были схожи, да и цели одни... это только лишь исходные силы их поддерживающие были столь, несомненно, весьма различны, а потому и не могли, они слиться в некое беспросветно непроглядное единое целое.
  А, кроме того, они были противоположностями, а хотя оные и сходятся, но взаимные противоречия при этом довольно быстро приводят к разрыву всяческих дружеских или союзнических взаимоотношений.
  И именно этак, собственно, и зародился тот самый новоявленный 'Крестовый поход' двух неистово противоборствующих начал, однако внутренние их корни были явно так одними и теми же...
  
  389
  Они до чего ярко несоизмеримо ни с чем иным далеко отстояли друг от друга разве что лишь в своих идеологических опорах на массы, а так их практические взгляды на жизнь мало в чем действительно во многом разнились...
  А потому, будь уж вся та политическая жизнь несколько вот довольно попроще, и они всенепременно могли бы беззаветно объединиться в самое безупречное единое целое, чтобы затем плечом к плечу идти, каждый к своей собственной заветной цели.
  Мысли-то их текли, всегда лишь в одном и том всецело как всегда единственно верном направлении, да и методы их тоже были абсолютно же колюче и нелюдимо едины.
  Все что им некогда вообще было надо так это столь ведь бескрайне расширить жизненное пространство для лично своей бесновато витийствующей имперской тупости, что разве что лишь в силу неких личных потребностей довольно наскоро перекрасилась в красный или же коричневый цвет.
  
  390
  А при вырубке большого леса во все стороны беспрестанно летят мелкие щепки, а это между тем живые люди, и они всего-то, что и впрямь оказались пламенно горючим материалом своей до чего бесслезно прагматичной ревностно революционной эпохи.
  Вот именно поэтому весь тот 'мелкий народец' и должен был в единое мгновение разом сгореть в пламени поминальной свечи по всему тому старому миру, которому не иначе как пришла уж пора попросту провалиться сквозь землю, дабы в дальнейшем уступить место чему-либо истинно новому, только и всего.
  Однако этак оно было у одних лишь наскоро 'ряженных скоморохов фанатиков' со всем теми наспех вбитым в их недалекие умы гвоздями беспрестанно же сладостно благоухающих идей...
  Да только ведь всех тех деспотично праведных слуг народа быстро затем оттеснили от кормила власти людишки, которым если чего и было потребно, так это разве что своим ленивым задом согревать начальствующие кресла.
  И ОНИ ВЕДЬ НА НИХ УСЕЛИСЬ именно дабы иметь со всего этого самые максимальные удобства, а также ни с чем несравнимое удовольствие от всесильного осознания всей-то своей отныне великой значимости, да и самой безупречной полноты доселе совершенно бесхозной политической власти.
  
  391
  И уж тогда все то, впрямь-таки трафаретно наружу выпирающее 'проклятое прошлое', вновь сколь весьма благоразумно сразу воскресло и стало несусветно явно гораздо похуже всего того, что могло быть когда-либо, собственно, ранее.
  Причем именно к самому вопиющему и эпохально трагичному примеру, каковым сколь неизменно может еще оказаться одна лишь беспроглядная явь...
  Вторая Мировая война, несомненно, проявила себя безнадежно свирепо иным путем, нежели чем доселе было всякое то, испокон веку на всем белом свете всем вот давно и издревле привычное бравое смертоубийство.
  Все те войны ей уж вдоволь за всю человеческую историю сколь непременно кровопролитно предшествующие и в подметки ей никак не годились в сумме немыслимых страданий ни с кем и близко тогда нисколько навоевавшего гражданского населения.
  А между тем, она вполне могла бы предстать все тем же, что и Первая, в точности таковым еще с самых незапамятных времен всем нам давно общеизвестным лютым людским зверством.
  То, что и впрямь превратило ее в самый чудовищный геноцид, являло собой сущий субстрат идей извращенно подчерпнутых из книг, сама цель написания которых подчас была столь прямолинейно преступно ужасна.
  Причем, почему-то, безусловно, принято во всем однобоко подчеркивать именно тот еще самый вовсе не беспрецедентный еврейский геноцид, как будто карательные акции супротив мирного славянского населения, проводимые, как нацистами, да, так и большевиками выглядели, хоть сколько-то, по сути, иначе.
  И откуда, кстати, вообще взялась вся эта несусветная трепотня про высшую расу или то самое солнечно светлое коммунистическое будущее?
  Смогли бы большевики и нацисты злодейски сформировать все эти свои взгляды на мир, всеядно обосновывая все свои твердые, словно гранит убеждения при помощи одних лишь преданий и гнусного пустопорожнего злословия?!
  
  392
  Ведь это именно из-за 'бесподобно благих' идей схоластически беспроигрышно верно изложенных в некоторых книгах, и началась великая битва, развязанная враждебными идеологиями, самым ужасающим образом столкнувшая лбами два великих народа, хотя дело то в принципе ясное и без того, они могли схлестнуться в самой суровой и непримиримой борьбе...
  Однако разве приняла бы она этакие совершенно обесчеловечивающие, да и впрямь-то лишающие всякого сердца безумно чудовищные и изуверские черты?
  И прежде всего это касается немцев, поскольку все те несусветные и 'неописуемые злодейства', творимые советскими солдатами, были вполне так, безусловно, именно, что вторичны и вовсе не столь беспричинно дики...
  
  Вот он - пример, взятый из книги человека отчаянно воевавшего, и нанюхавшегося предостаточно пороха...
  Майн Рид жил еще в те времена, когда это выражение имело самый конкретный, прямой смысл.
  Майн Рид 'Королева озер'
  'Друзья Морено тоже оказались военными, все были нашими пленниками под честное слово! По всей вероятности, несколько недель назад мы встречались на поле битвы и делали все возможное, чтобы убить друг друга. Теперь же мы сидели за одним столом и опять делали все возможное - но не для того, чтобы отнять друг у друга жизнь, а чтобы сделать ее как можно более приятной'.
  
  393
  Смерть, неся только на поле боя, солдаты вражеских армий вовсе не обязаны были на всю жизнь сохранять в душе смертельную ненависть к своим противникам, который уже на следующий день после победы могут стать наилучшими друзьями, как это порою случается после обычных молодежных драк (без поножовщины).
  Державы-противницы на поле брани, как правило, старались все ведь затем уладить именно эдаким мирным и дипломатическим путем...
  И, конечно, на долгое время мир никак не мог быть действительно заключен, пока не были стерты людской обильной кровью все те сурово стоящие на повестке дня вопросы по поводу принадлежности, тех или иных земель на политической карте мира, а как раз той или другой яростно претендующей на них стороне.
  А потому и та столь обезличено буднично невообразимо кровопролитная война между Германией и Россией в середине 20 века, приключилась бы попросту, пожалуй, вот наверняка и безо всяких чудовищно извращающих действительность измов!
  А все-таки, то была бы совершенно другая война, ни в чем и близко на ту ужасную нисколько непохожая.
  
  Более чем прекрасным тому примером может послужить все та же, несомненно, кровопролитная Первая Мировая война.
  Во вполне вроде бы благополучной Франции после Второй Мировой войны отношение к женщинам, жившим с немецкими оккупантами, стало уж совершенно иным, нежели чем это собственно было после той довольно еще недавно отгремевшей предыдущей войны.
  А все дело тут было собственно в том, что под властью геройски бесноватого Гитлера немцы именно что повсеместно столь ведь всею своей изуверской жестокостью всецело уж наглядно отличились, что затем, они попросту стали сущими изгоями посреди прочих европейских народов.
  
  394
  Однако теперича, истая правда про все их столь зловещие злодеяния напрочь уж полностью бесследно стерта из памяти, а не просто несколько позабылась, а потому и остался один лишь тот еще стервец советский солдат - жуткий и грязный насильник...
  А между тем, - это как раз он и был тем самым доблестным освободителем всей той опрятно и чопорно одетой старушки Европы.
  Тем народам, что еще издревле ее населяли при каком-либо другом раскладе, явно пришлось бы брести в те самые безутешно безрадостные дни грядущего, имея на своей груди тот так и душащий всякое их национальное самосознание неимоверно тяжеленный тевтонский сапог.
  Однако это вот оно сегодня нисколько неглавное - раз те советские воины беспрестанно насиловали немок, значит именно, они и есть самые лютые и беспринципные звери...
  Ну, а доблестный немецкий солдат никак этак значит, попросту не преуспел за целых три долгих года своей оккупации, как следует в том ныне бывшем СССР вдоволь же насилу еще разгуляться?
  Однако на наш сегодняшний день, по тому давно общепризнанному в западных странах мнению, именно те самые доблестные советские войска, за те полгода своего триумфального шествия до города Берлина в данном деле на весь же мир себя преуспели столь донельзя во всем бессмертно ославить.
  Благо, железный занавес тому вовсе нисколько и близко не помешал.
  
  395
  Правда, она тем ужаснее и страшнее, чем уж она во всем исключительно злонамеренно и подло всецело односторонняя!
  Немцы значительно поболее проявили себя в том самом душераздирающе низменном сексуальном насилии, нежели чем все вместе взятые советские солдаты.
  Да еще и самом начале войны, причем вот делали они это залихватски весело, а не безнадежно осатанело...
  И именно они, в подобном рода зверском преступлении по самые уши, погрязши никак уж не доблестно на долгие года раз и навсегда перед Богом и людьми действительно отличились!
  А тем более японцы в Китае вообще ведь людей за мартышек считали!
  Они же там зверски изнасиловали все женское население, начиная с 12 и до 70 лет, да и вовсю использовали китаянок, как секс рабынь.
  А немцы тоже были на высоте таких зверств, какие они учинили над мирным населением во время Второй Мировой войны, ранее попросту нисколько совсем не бывало.
  Правда, мировая общественность обо всем этом была нисколько не в курсе, так как СССР до нового генсека товарища Горбачева не был страной изнуряюще испепеляющей гласности.
  А между тем вовсе уж не всегда была необходимость в каком-либо и впрямь вообще же насилии.
  Что в России, что в Германии вполне хватало исключительно так добровольных сексуальных контактов.
  Да только тем самым легкодоступным и общим на целую роту счастьем далеко не всякая совершенно не блюдущая себя девица поистине ведь желала действительно стать.
  Но ее никто ни о чем и не спрашивал, да и возраст маленькой еще юной 13-летней девочки доблестных солдат славного рейха нисколько тогда совсем не
  смущал.
  
  396
  Причем исторической подоплекой для усиления и возвеличивания зверств до высот, доступных ранее одному иступленному героизму, стало именно то, что солдаты враждебных друг другу армий сражались под знаменем вождей, обосновавших все свои жизненные принципы на книгах, в коих сама суть добра была порою изумительно искажена до самой полнейшей ее сущей неузнаваемости.
  И в самом истинном свете - все это было собственно так, а вовсе никак не иначе!
  
  И мысль, кем-либо отображенная, на бумаге вполне еще может быть в той же мере столь же однозначно разрушительна, как и та некогда разорвавшаяся над Хиросимой атомная бомба.
  А между тем, довольно тихая цепная реакция продолжается до сих самых пор...
  Мир прекрасных грез, ставший в чьих-либо подслеповатых глазах сущей реальностью, предстал в виде той самой спасительной ширмы, за которой можно было никого и ничего более не опасаясь, творить самые гнусные, отвратительно темные дела.
  
  397
  Человек большой души, запертый в своем прекрасном мире книг, попросту нисколько более не интересовался никакими с виду до чего мелкими отклонениями от всей той обезличено суровой истинной правды, что сколь неизменно ему создавала строго официальная криворотая пропаганда.
  
  И именно на этот сколь величественный жертвенник, якобы и нужно было разом возложить буквально-то все нынешнее племя, так сказать, ради некоего эфемерного счастья всех тех еще лишь разве что последующих поколений грядущих.
  Ну а та столь и впрямь обыденная реальность, которую некто такой весь из себя возвышенный мог сколько угодно же лицезреть в его самой простой, повседневной жизни...
  Однозначно, вот еще она могла кое-кому показаться только-то и всего, что тем самым случайным отходом от всех тех повсеместно общепринятых норм.
  Раз у него всегдашне имелась под рукой вся та исключительно легкодоступная для всего его взора, что и впрямь-то минорно скользил по изящной и внешней стороне действительности, небесно же чистая, радужная картина более чем полноценно очерчивающая собой всю ситуацию в целом.
  Ну, а то, что она, собственно, более чем плачевно состоит, в том числе и из тех столь невзрачных деталей, что уж вполне могли оказаться видимы и его ничем так нисколько невооруженному глазу, попросту никак не укладывалось в его всецело развитом культурном сознании.
  А между тем, все те декорации, которые были созданы именно в виде идеологических подтяжек, дабы тем самым явно более чем достойно поддержать штаны бравых иллюзий, всегда были, да и по сей день есть совсем вот не более чем часть огромной мизансцены под открытым небом.
  И весь этот спектакль был просто-напросто ярым оправданием смены власти и ничего ведь не более того.
  Но для кое-кого даже и подумать о чем-либо таком было попросту так нисколько невозможно.
  Поскольку в той до чего и впрямь грандиозной по всем своим духовным ориентирам вселенной, небесно чистых книг этаких мерзостей попросту и быть никак не могло, в самой-то как она есть еще извечно и повседневно же существующей природе вещей.
  
  398
  Ну а видеть, именно то, что действительно происходит вокруг, вполне возможно было одними глазами, нисколько не запыленными бесконечным и бесподобным миром фантазии авторов, которые при ее помощи сколь так явно безумно радостно стремились показать людям, каким это вообще по их представлениям еще должно было стать всему этому донельзя разноликому миру.
  
  Однако при этом надо бы заметить, что их наиболее основной задачей, безусловно, была самая уж насущная необходимость хоть сколько-то приподнять обыденного человека над всею его скотской суетой и обыденностью, открыв ему как великую тайну, что можно жить и как-либо, сколь, несомненно, во всем разумнее и иначе.
  
  399
  НО никак уж нельзя было все эти глубоко искренне благородные намерения, вовсе-то никак не благоразумно превращать в полноценную и неопровержимую систему взглядов на всю современную нам эпоху, а также и вообще считать все написанное в книгах чем-либо безукоризненно, доказанным самой обыденной практикой всего того так или иначе существующего общественного бытия.
  
  Мысленно сев на очень 'резвого коня своего совершенно единоличного и чрезвычайно между тем неистово быстрого духовного прогресса' можно ведь было идеалистически верно довольно же наскоро обогнать все свое давно вконец застарелое время...
  И чего-либо проще сего нисколько так в этом мире нет, да только оставшись совсем без кучера, оно ох как легко повернет еще разом вспять, поскольку именно туда и потянет народ, все им давно обжитое и казалось навеки-то некогда пройденное.
  
  400
  Само по себе обезличенно схоластическое развитие всей философской и научной мысли в наше новейшее время во многом и предопределило тот донельзя же извилистый путь по невероятно стремительному идеалистически верному благоустройству всей нашей нынешней общественной жизни.
  Да только та самая великая радость от сотворения всего того изумительно нового должна была сколь еще всецело возникнуть как раз на почве предания мучительной смерти мира старого и крайне для кое-кого безумно во всем уродливого да и совсем уж безнадежно отныне отвратно неказистого...
  Ну а всему тому полноценно достойной и ярко искрящейся предтечей, собственно, вот и предстало именно то, что безмерно притупляющий довольно-то многие естественные человеческие эмоции технический прогресс всех нас неистово ослепил своим весьма многокрасочным, и безмерно радужным сиянием.
  Ну а как раз поэтому в воздухе затем вовсю столь и впрямь благодатно запахло немыслимо бодрящим многие праведные души 'озоном свежих и светлых' идей.
  Гроза это явно, безусловно, дело хорошее, обновление природы и все такое прочее, но в человеческом обществе это ведь, прежде всего, сизый дым совершенно обманных надежд...
  
  Слишком аморфно и вяло людское море, чтобы его хоть сколько-то еще вообще могло пронять от столь неожиданно перед ним приоткрывшихся новых никому доселе вовсе и неведомых, духовных возможностей.
  Вот чего обо всем этом нам сколь этак веско и толково поведали Братья Стругацкие в их вовсе нисколько незабываемой книге 'Трудно быть богом'.
  'Это безнадежно, подумал он. Никаких сил не хватит, чтобы вырвать их из привычного круга забот и представлений. Можно дать им все.
  Можно поселить их в самых современных спектрогласовых домах и научить их ионным процедурам, и все равно по вечерам они будут собираться на кухне, резаться в карты и ржать над соседом, которого лупит жена. И не будет для них лучшего времяпровождения. В этом смысле дон Кондор прав: Рэба - чушь, мелочь в сравнении с громадой традиций, правил стадности, освященных веками, незыблемых, проверенных, доступных любому тупице из тупиц, освобождающих от необходимости думать и интересоваться'.
  
  401
  Причем это всецело касается не одного того давно ушедшего в прошлое средневекового общества, но и почти всякого сегодняшнего, современного человека, поскольку, пересев с телеги на самолет, он все еще мысленно едет в точности в том дряхлом от тьмы минувших времен тарантасе, в который ветхою упряжь
  впряжены три довольно-то неспешные лошадки.
  И такова уж почти ведь всеобщая для каждого из людей фактически глобальная инерция мышления.
  Но и это еще не все!
  Слишком быстрое развитие затронуло, в том числе, и сферу духовную, а разрушать, оно, как и понятно, вовсе не строить, а потому вследствие новых вероучений вместо Бога на кресте оказались до чего кем-либо столь уж и впрямь злонамеренно некогда веками распятые народы.
  
  И коль скоро столь непосильную задачу освободить их от всех тех отныне полностью прежних пут угнетения и рабства, взвалили на свои покатые плечи именно те еще завзятые палачи и отъявленные кровопийцы, то ведь и ждать, затем чего-либо хорошего совсем уж нисколько не следовало.
  Причем до чего беспредельно так ясно и просто, что на самом-то деле их столь вот резонно интересовала лишь та совершенно безраздельная, абсолютная власть над душами людей, а все остальное было одной той столь немыслимо зловреднейшей демагогией и вонючей (словно конский пот от желания выйти в люди) более чем омерзительной пропагандой.
  
  402
  Идеологии, берущие свое еще изначальное и впрямь-таки столь нездоровое начало от частичного или тем паче полнейшего отрицания христианства, как главенствующего вероучения, придали всем своим скороспелым идеям весьма явную форму религиозности.
  Ну а поскольку нынче у нас на дворе именно та самая эра новоявленного атеистического вероисповедания, то ведь тогда вполне соответственно сему должен быть и Спаситель, а также Дьявол во плоти его же бывший товарищ по партии или еще те даже и безвинно во всем-то, как всегда сразу за всех повинные евреи.
  
  То есть дьявол это либо какой-нибудь один еврей или все они (чего там греха таить) сразу скопом, исключительно по одному своему расовому и общенациональному признаку.
  
  403
  Ну, а самые что ни на есть различные книги крайне надо бы сказать чрезмерно идеалистического толка, сыграли в процессе формирования всех этих новых вероучений, самую что ни на есть естественную роль Библии в христианстве, что, в принципе, попросту столь ведь безучастно едино во всех его самых разнообразных течениях.
  А впрочем, безо всякой в том тени сомнения все доселе вовсе не вкратце вышеизложенное, несомненно, еще так может кое-кому показаться сущей ересью, самым несомненным поклепом на все самое святое, что только есть у человека - его душу и мысли.
  
  Но, души тоже между тем бывают, самые разные, а как следствие этого - грязная, но творчески плодовитая душонка автора, на одной лишь гнили яростно накрапавшего нечто злое, однако далеко не всегда столь, несомненно, убогое и бездарное...
  И уж это и будет именно тем, что еще, несомненно, окажется, на деле способно попросту вот отравить мозг читателя ядом сущей ненависти, причем, в том числе и к самому-то себе.
  
  404
  Любовь к авторам, безо всякого остатка поделившимся с нами своим необычайным божественным огнем, - это ведь явно так нечто в корне иное, нежели чем безмерное обожание книг вообще.
  А тем более, если все это сколь и впрямь до чего только неправомерно происходит именно же на основе чисто воображаемой их сущности, то есть совсем не иначе, а как раз-таки в виде некой безгранично светлой данности, подсвечивающей собой все живое и мертвое во всем этом весьма разноликом мире.
  А между тем, даже и имя автора, выведенное крупными буквами на обложке со вполне справедливо присущим ему золоченым теснением, всеобщего признания, никак еще не является более чем безупречным предначертанием незыблемого величия всего того, что явно переполняет все его строчки...
  ...не столь уж оно всецело одинаково равноценно и именно что попросту безудержно окрыленно вселенски великим вдохновением.
  В самое разное время, причем каждый раз при несколько ином душевном настрое, рождаются мысли и чувства во всем этак нисколько неоднозначного толка, а потому большая книга, пожалуй, несколько неоднородна по всему своему с виду и вправду нарядно светящемуся дивным светом добра для всех нас истинно благостному содержанию.
  
  405
  Ну, а из всего этого столь многозначительно следует, что еще уж потребно будет сделать более чем вдумчивый анализ книги, а не столь блаженно, бездумно и беззастенчиво заглатывать целиком и полностью все то, что было запечатлено гением литературы на ее бесконечное количество раз затем исключительно внимательно еще перечитываемых страницах.
  Буквально у каждого писателя всегда есть свои взлеты, а также и более чем совершенно неизбежные падения, а потому и рассматривать все его творчество, словно бы одно единое целое абсолютно недозволительная более чем трагичная ошибка.
  И даже и в той одной во многом истинно судьбоносно великой книге, пусть и написанной гигантом мысли, далеко так не все его рассуждения действительно стоят к себе хоть сколько-то одинакового восторженного отношения.
  
  Гений - он ведь тоже никак не более, нежели чем самый обычный человек, и, как и всем остальным людям, ему было свойственно порою ошибаться, а смотреть на окружающий мир он мог разве что лишь глазами своей собственной той давно на наш сегодняшний день явно уж минувшей эпохи.
  
  406
  Чувства в целом неизменны, ну а весь этот мир беспрестанно преображается, переходя в чем-либо одном от простого к сложному, ну а в чем-либо ином, наоборот, от трудного он массивной пятой технического прогресса, постепенно передвигается к чему-либо значительно более легкому.
  И ведь все эти до чего столь существенные видоизменения вовсе-то и близко неподвластны сознанию людей, навсегда так навеки ушедших от нас в мир иной.
  Причем, их духовное величие и истинная гениальность не имеют тут ровным счетом абсолютно никакого, хоть сколько-нибудь решающего значения.
  Тот образ мысли и поведения, что всецело соответствовал духу времени 19 столетия, уже в 20-ом, явно преуспел довольно-таки весьма порядочно устареть, стать во многом попросту архаичным, нисколько более и близко никак отныне не отображающим, новые людские чаяния и веяния века.
  
  А, кроме того, технический прогресс, а также и несколько чрезмерная свобода мысли 19 столетия во многом еще столь так многозначительно поспособствовали самому, что ни на есть болезнетворному возникновению всяческих блажных иллюзий.
  Ну, а сколь явным следствием этого и стало некоторое последующее смешение с грязью многих, прежде уж вовсе и впрямь совершенно
  незыблемых первооснов, некогда ранее одной лишь верою живущего великосветского общества.
  
  407
  И при таких делах безумно обострились столь ведь яростные конфликты между реакционерами и новаторами, довольно часто обосновывавшими все свои взгляды на более чем безапелляционном отрицании всего того отныне донельзя обветшало и замшело старого.
  И это - вместо того, чтобы постепенно и во всем неспешно действительно вполне еще разумно поискать пути явной модернизации всего того минувшего в свете новых мыслей и весьма благостных открытий века.
  А некоторые, как, к примеру, тот же граф Толстой, попросту до чего 'благоразумно' умудрялись смешивать старое и новое в некоей единой кадрили, этак-то сладкоречиво перемежая его со всеми теми отвлеченно надуманными благонравственными сентенциями, между тем ровным счетом не имеющими совершенно так никакого существенного отношения к их собственной личной жизни.
  
  408
  Может быть, все это одно лишь бессмысленное и своенравное злословие, беспричинный оговор и наведение напраслины на самых безупречно великих людей?
  Однако же автор, пусть даже и самый величественный из всех великих нисколько и близко не сможет вполне справедливо оказаться объектом всеобщего слепого преклонения.
  И вот в той немыслимо серой обыденности, будучи именно тем, кто он есть, простым и небезгрешным смертным, он, несомненно, может еще и впрямь оказаться гениальным писателем, истинным кумиром всех грядущих эпох.
  Да только в самой гуще повседневной жизни сколь неизменно ему будет суждено оставаться блудливым котом, сыном своего века, во всех столь бескрайне различных его ипостасях.
  Ну а, в конце концов, всласть насладившись плотским грехом с чужими женами, он мог этак нисколько неспроста же решить, что в будущем его надо будет, как можно поболее всерьез извести, причем совсем ведь оно не иначе, а попросту раз и навсегда.
  И сколь приторно сладко, ну вовсе истово медово, Лев Толстой беспрестанно вещает о старом, вечном и добром, словно как о чем-либо ему и впрямь бесконечно родном, живо желая напомнить всему этому полигамному миру о том, что никак и нисколько нельзя забывать об исключительно великой значимости всенепременного сохранения священных, семейных уз.
  
  409
  А между тем, всякие былые времена вполне полноправно имеют свойство постепенно претерпевать исключительно значимые, всемогущие изменения.
  Ну, а посему и становятся ветошью не одни лишь всякие, казалось бы, именно что попросту неизменные раз и навсегда будто бы столь этак незыблемые принципы жизни, но и сам, как он есть, весь подход к этой жизни, собственно, так вообще.
  'Анна Каренина', к примеру, ныне никак не вызывает всех тех крайне противоречивых чувств, коие она некогда воспламеняла в душах людей, живших весьма вот давно в том самом до чего только незапамятном 19 столетии.
  
  Автор имеет в виду, не дай Бог, вовсе не чувства матери, лишенной возможности видеть свое дитя, а разве что уж как оно, собственно, есть представление о том, чего это, значит, такое прелюбодеяние вообще.
  В 20-ом веке оно раз и навсегда перестало быть сущим святотатством супротив всех основных моральных устоев общества, а осталось оно одним лишь, собственно, тем, что и вправду имеет все ключевые элементы чьей-либо личной крайне тяжелой трагедии, однако нисколько того отныне никак и не более.
  Эта перемена ни в чем не умаляет художественных достоинств данной великой книги.
  В плане духовного и чувственного восприятия ровным счетом ничего существенного, ни в едином своем глазу уж совершенно так и близко не переменилось.
  Однако те донельзя ведь на редкость ощутимые и весьма существенные перемены нравов столь достаточно так глубоко и сильно при этом затрагивают ту вовсе ведь бескрайне и бескрыло обыденную житейскую обиходность.
  В век космических полетов и вполне тому во всем соответствующих скоростей все то ее прежнее столь и впрямь ранее неспешное течение нынче сменилось довольно-то быстрым и крайне во всем неудержимым потоком, обернувшимся, однако разве что куда только явно лишь большим потоком слез, чем это могло быть когда-либо ранее.
  Ну, а самая обыденная жизнь со всеми ее тягостями и горестями, чувственным восприятием и мироощущением, фактически же неизменно шагает сквозь все столетия...
  
  410
  Однако вот окрыленная светлыми мечтаниями прозаичность существования в тени великих книг, безнадежно, замедляет процесс развития личности в мире, где попросту более нет никакого места для умиления всей красотой написанных слов без, хотя бы и самого мимолетного взгляда, на всю ту вовсе не всегда действительно приглядную картину нашей сегодняшней, обыденной повседневности.
  
  19 век остался в памяти людей столетием более чем достойным всяческого преклонения пред всем своим тишиной и покоем, но то время вполне однозначно ушло, да и уплыло за далекий горизонт совершенно же навсегда.
  Ну а сменила его эпоха, при которой ценность человеческой жизни стала сколь повседневно равна абсолютно безлико пустому нулю.
  Примерно таковым уж было некогда и отношение к благосостоянию личности в том-то самом не столь и пасторальном 19-ом столетии.
  
  411
  Ну, а в те самые пресловутые новые времена, сущая половина всего цивилизованного мира впрямь-таки пала в объятья чрезмерно во всем до чего чрезвычайно переразвитого социализма.
  Ну, а потому ею столь живо стали заправлять идеи, почерпнутые из книг, в которых главным и вовсе так бесшабашным лейтмотивом всегда было то самое необычайно быстрое достижение всеобщего благоденствия безо всяких видимых усилий, попросту потому, что этак ему было положено быть и никаких гвоздей.
  А между тем, сама мысль столь бесподобно ласково направленная совсем не на поиски вполне разумных средств управления обществом, а на то самое бескрайнее господство светлого духовного начала над заранее обреченным к его неизбежному поражению злом (в силу праведности и справедливости добра)...
  Нет, уж все это не более чем вздорная попытка сделать красивую сказку суровой былью.
  А между тем для этого надо бы еще действительно обладать знаниями, о том, чего это оно вообще, собственно, есть.
  
  412
  Истинная реальность попросту совершенно так более чем никак непостижима к ее даже и самому приблизительно глубокому анализу посредством чтения книг, поскольку художественные произведения в чисто социальном, а не в духовном смысле, не более чем узкое, кривое зеркало, в котором весь наш быт сам собой нисколько попросту и не помещается.
  
  И даже всемирно признанному гению, вовсе бы не стоило и в мыслях своих столь опрометчиво пробовать, разом на-гора действительно поведать всему этому миру о том, чего это именно, пусть и изредка, но и вправду еще может случиться в этой столь непростой, а то и более чем однозначно весьма нелегкой жизни.
  Поскольку тогда бы он, всенепременно, подвергся всеобщему безудержному осмеянию за столь ужасный отход от всех тех объективных житейских истин, где-либо и когда-либо вообще этак повседневно существующего бытия.
  
  413
  Вполне возможно себе представить, чего это бы это еще приключилось, напиши один из авторов 19ого века антиутопию в стиле '1984 Оруэлла'.
  Вот ведь смеху-то было.
  А между тем именно это и могло бы ныне стать нашей всеобщей буквально общечеловеческой реальностью.
  Благо сегодняшние технологии нам это во всем действительно полноценно же дозволяют.
  
  И то, что слишком слащаво благие намерения всегда ведут только в ад, известно было еще испокон веков.
  А уж в особенности это так, поскольку никак ведь нельзя нелепо поставить телегу впереди лошади и с самым глубокомысленным видом начать до чего и впрямь благодушно втолковать всем тем, кто на ней столь неспешно едет, что там за поворотом, всенепременно вскоре начнется совсем другая, значительно более радостная и светлая жизнь...
  И этак-то все время беспрестанно кормить и кормить свой народ всяческими нелепыми сказками про белого бычка, который пасется себе на берегах молочной реки всеобщего счастья, в некоем совершенно туманном и пока еще довольно весьма неопределенном грядущем.
  
  414
  Хотя, между прочим, вполне могло бы существовать и нечто в корне иное основанное, прежде всего как раз на разуме всегдашне практикующем должную объективность, да и самую последовательную оглядку на все те именно сами по себе уж вовсе так не премудро существующие реалии.
  И ведь все те устремления были всецело основаны полностью так на блаженных дремах наяву в обнимку с радикально воинственным, либерально лучезарным мировоззрением.
  Ну а потому и чего это тогда можно было еще ожидать от всего того пресловутого светлого будущего?
  И уж то столь нахраписто беспородно несветлое настоящее попросту разом выбелило все то прежнее житье-бытие одной лишь той немыслимо черной нигилистической краской.
  А между тем разве вот на одних лишь тех столь безудержно льющихся наружу праздных словах яростно улучшая все ту осатанело пресную окружающую жизнь, и вправду уж нужно было еще столь решительно все тогда сразу буквально сходу спешно менять?
  Нет, вполне ведь явно следовало, сколь так медленно и постепенно просевать сквозь тонкое сито удачный и неудачный опыт всего того ныне минувшего, всецело при этом и создавая условия для того, чтобы семена более светлого грядущего действительно сумели пробиться сквозь все сорняки крайне уж неудачного доселе былого.
  Ну а, выметая все прошлое и минувшее практически подчистую, разве что лишь безвременно пожнешь урожай взаимного недоверия промеж всеми людьми, сделаешь их совершенно черствыми и апатичными к чужому горю.
  Ну а дабы действительно было возможно постепенно построить, более светлое всеми своими думами общество надо было вовсе-то никак не разрушать общество старое, а всеми силами его сколь посильно, медленно и осторожно весьма поэтапно, до чего только последовательно модернизировать.
  Причем, коль скоро - то не было бы пустой бравадой или нисколько так непосильной ношей для неких отдельных и попросту подчас бессильно одиноких борцов за истинно большую социальную справедливость, а было бы это главной задачей всей духовной элиты российского общества, успех в этом деле был бы поистине исключительно полнейший.
  Министр Столыпин как раз и был одним из таких борцов, и сам тот образ вешателя, крестного отца пресловутых вагонов, ему совершенно же нисколько никак не к лицу.
  Россия, как страна вполне могла быть, куда шире и без всяких в том сомнений значительнее более необъятнее, да еще и со всех сторон ее бы тогда непременно окружали действительно во всем однозначно дружественные ей сателлиты...
  И уж тогда при практически полном отсутствии сколь идеологически верных 'благих' намерений к явному чрезвычайно вот самоубийственному ядерному противостоянию ее народ полной грудью дышал бы воздухом настоящей свободы, и вдоволь бы тогда было буквально всеобщего самого доподлинно истинного экономического процветания.
  
  415
  Во многом все это было более чем безотлагательно предотвращено именно за счет всего того светлого, бездумно книжного прекраснодушия, поскольку это как раз оно и толкало искать в самых разных людях некий более чем усредняющий их элемент, хотя его, в принципе, в самой уж человеческой природе попросту нет как нет.
  Книга дана нам в светлую радость, а вовсе не затем, чтобы стать неким самым тем еще столь уж многозначительным мерилом всего того так или иначе повсеместно существующего бытия.
  Да и вообще, сам по себе взгляд на книгу, как на некую скрытую в своей чудной раковине жемчужину, во многом так действительно схож с ворожбой жрецов древних языческих культов.
  Ну а, по весьма скромному мнению автора, было бы, куда значительно лучше не имей наши книги всего-то их нынешнего и сегодняшнего бумажного вида.
  Их давно уже следовало приучиться делать из какого-нибудь другого, куда более для того подходящего, еще изначально во всем мертвого материала.
  
  Так как уничтожение живой природы ради создания своих собственных культурных ценностей вполне возможно было бы оправдать только лишь, явной пока еще нисколько немудрящей примитивностью науки, попросту и до сих пор никак неспособной подобрать для целлюлозы хоть сколько-то действительно стоящий того заменитель.
  Причем, его, в принципе, должно было производить либо на основе еще изначально вовсе уж неживой материи или, куда поболее вероятно при самой первой к тому возможности начать его получать посредством обработки неких культурно выращиваемых растений.
  Ведь то был бы попросту несколько иной вид бумаги и все... и совсем ничего страшного бы не случилось, будь она несколько пожестче и даже весьма пошершавее.
  
  416
  Леса - их бы надо всем миром беречь, они еще нашим внукам и правнукам когда-нибудь сколь непременно так повседневно столь явно понадобятся.
  А в том числе и ради того, дабы могли бы они наслаждаться свежим и чистым воздухом на каждой своей прогулке по парку... да уж и для этого попросту тоже.
  Однако, никак так пока неприметно, дабы вполне всерьез изыскивались хоть какие-либо возможности раз и навсегда заменить целлюлозу, как довольно-то вовсе и неподходящее исходное сырье, на что-либо быть может, хотя бы отчасти, но в корне иное.
  Нет, уж разве что лишь сколь непосредственно явственно наблюдаема и зрима тенденция обязательно еще с самой превеликой радостью создать чего-либо максимально наиболее разрушительное для всесильного сокрушения пресловутого идеологического противника.
  
  А между тем, давно бы пора сколь уж существенно поменять ориентиры, и буквально-то напрочь отречься от всех тех изрядно в прошлом занозивших умы старых догм, и впрямь до чего непристойно высосанных из указательного пальца бородатого мудреца Карла Маркса.
  Он же до этого им ковырялся в носу, словно белка по весне в дупле.
  Так что верить ему совершенно ведь нисколько не стоит.
  
  417
  И с точностью до наоборот: разумным идеям, которые некогда были привиты миру Львом Толстым и Федором Достоевским, давно назрела пора более чем так до чего безотлагательно вернуться на родину из сколь весьма утомительного для них изгнания.
  
  Поскольку на данный момент до чего и впрямь исключительно зыбкого времени на российской почве явно осело лишь, то, с чем, несомненно, можно было еще лет пятьдесят и несколько обождать.
  И речь тут идет как раз-таки о смертной казни.
  А между тем, скорее всего, - это именно великие классики русской литературы и сумели убедить Европу от нее раз и навсегда, безусловно, уж до чего только вымученно постепенно отказаться.
  Стараниям Гюго с его 'Последним днем приговоренного к смерти' тут было бы одним, ну нисколько совсем ведь не справиться.
  
  418
  Солнце подлинного гуманизма могло бы отогреть мерзлую землю бездушья и казенщины, в том числе и на русской земле.
  Однако вот преступления, (не аморальные деяния) ни имеющие ровным счетом ничего общего с человеческим обликом, ну никак вообще не могут, собственно, караться хоть сколько-то значит действительно уж иначе.
  
  Причем, абстрактную человечность к абсолютной бесчеловечности легче всего будет проявить как раз на том самом совершенно обезличенном государственном уровне, и этак оно будет, куда действительно легче, нежели чем на том самом во всем поистине личном и частном.
  
  419
  И сколь то безо всяческих излишне благочинных размышлений буквально сразу более чем уж и впрямь ответственно ясно, что фактически любая книга, пусть даже и самая наилучшая, вовсе-то никак не светоч бесконечно величавых истин.
  Да, есть в том черты самой обыденной житейской правды, жили же в прошлом люди (и несомненно, что такие живут и теперь), зря нисколько не пачкавшие чернилами страницы, а своим потом и кровью, действительно создававшие мир, в который порою действительно стоит всецело окунуться, дабы вынести оттуда большие духовные ценности.
  Однако это разве что только кое-кому попросту до чего нелепо кажется, что эта одна лишь сама по себе к ним великая близость столь непременно сразу настраивает скрипку их души на некий особый минорный лад.
  Ну а в самом-то деле речь тут идет об одной лишь искусственно созданной близорукости весьма вот праздного и однобокого мировоззрения, вполне полностью естественно возникшего на почве той еще самой постоянной необходимости забвения в вымышленном, но, конечно же, несомненно, прекраснейшем мире высокой духовности.
  Эти сущие дремы наяву очень так, безусловно, схожи с постоянным сидением в барокамере, где посредством повышения давления количество кислорода в крови несколько явно естественно увеличивается.
  
  420
  И до чего это, в принципе, довольно похоже на тот до чего только никак вовсе не правоверный отказ от 'нормального общего воздуха', что совершенно затем неизбежно доводит приспешников духовного самообогащения сокровищами мировой литературы до самого полнейшего уж их отравления 'сладостным ядом донельзя в конечном итоге горьких иллюзий'.
  Ну, а данный подход к делу попросту напрочь лишает некоторых людей всякого настоящего широкого кругозора.
  И это как оно и понятно, в свою очередь, ни в чем абсолютно не посодействует действительно всеобщему становлению духовности посреди русского народа, как и развития в нем чувства собственного достоинства, до чего неизменно свойственного многим, простым американцам.
  Да, они завзятые, самодовольные карьеристы, но у них есть чуть ли не с пеленок почти врожденное чувство подлинной свободы и собственной значимости, впитанное еще с молоком матери.
  Ничего действительно общего с внешней имперской политикой США у всех этих качеств абсолютно уж нет как нет и в помине, да и, собственно, быть в них чего-либо подобного попросту ведь, кстати, нисколько так и не может.
  
  421
  Кучка олигархов управляющих внешней политикой Соединенных Штатов во внутреннюю политику своего государства носа почти же никак не сует.
  И вот еще что: если в Америке попытаться ввести любую 'народную диктатуру', американская интеллигенция безо всякого промедления выведет настоящий народ на баррикады.
  Сам по себе он на это вовсе и близко не способен, поскольку чересчур он пассивен и одинок в своих сугубо личных претензиях, а посему и не сможет он собраться, где-либо вместе, и вполне осознано повести борьбу за все свои 'суверенные права'.
  
  Ну а в российском случае левая интеллигенция всецело трезво влюбленная в свои светлые истины сколь прискорбно, и тоскливо пафосно отрицала саму ведь как она вообще есть грядущую возможность продолжения в будущем того самого навеки закостенелого прошлого.
  Да только подобного рода вещи никак не способствовали весьма значительному укреплению всех тех нравственных основ, а разве что одному лишь столь грандиозному обнажению всего того наиболее исподнего во всей человеческой натуре.
  Все то, так или иначе, повсеместно некогда имевшееся общественное зло у них, как всегда более чем неизменно полностью ассоциировалось, прежде всего, именно с тем и поныне совсем ни ко времени существующим самодержавным государством.
  А между тем вообще же какого-либо добра ожидать от поспешной и насильственной смены подобного рода власти нисколько и близко никак не приходится.
  Оно, мол, и впрямь-таки, до чего беспроглядно стоит каменным колоссом (но по чьему-либо недалекому мнению явно на одних лишь глиняных ногах) на пути всеобъемлющего и всесильного духовного прогресса.
  И уж до того оно еще столь изначально всецело прогнило и омертвело, что коль скоро его до самого основания всенепременно разом разрушить, то ведь именно тогда на его могиле вскоре еще затем сами собой обязательно вырастут гвоздики доподлинной свободы и всенародной, всеобщей демократии.
  
  422
  Однако ведь тем неистово праздно вихляющим из стороны в сторону языком можно и целые горы еще наворочать и даже на одном единственном дыхании весь этот мир себе в угоду к чему-либо невообразимо лучшему всецело-то разом весьма доходчиво и впрямь вот вроде бы довольно действенно переделывать.
  Однако в этой уж столь безнадежно сварливой насущной реальности чрезмерно говорливое противостояние интеллигенции всей существующей власти было способно разве что лишь низвести страну с колоссально
  великим техническим потенциалом до одних только тех бытово нисколько не лучших модернизированных условий новоявленного каменного века.
  С той лишь более чем несоразмерной всякому нынешнему практическому и здравому уму и впрямь-таки великой разницей, что дубина у вожака ныне окажется же вовсе-то никак не из дерева.
  
  И все это лишь оттого, что совершенно не было у российской интеллигенции поистине настоящих и действенных сил для доподлинного восстания супротив проклятых пут тиранства, что всегда неизменно находятся где-то внутри, а нисколько не снаружи.
  
  423
  Им бы только одними словесами всякими надобно было столь благозвучно и весьма глубокомысленно громыхать, пытаясь разгадать при помощи самых противоречивых символов 'пазл' всего того, значительно более разумного общественного мироустройства.
  Однако ведь все эти праздные разговоры, были, уж чем-либо, что называется именно вот навроде примочки на лоб при несварении желудка, мол, чисто психологически оно может и полегче, однако реального проку попросту никакого.
  
  Зато хоть на душе действительно полегчает, поскольку полностью выговорился, всласть донельзя нажаловавшись, на до чего злосчастную свою судьбу этак-то более чем невзначай проживать всю свою жизнь на самой окраине просвещенной Европы.
  Ну а народ отголоски всех этих милых бесед частенько слышал и лясы совсем не точил, а все себе на ус мотал, а потому и пошел он след в след за сущей химерой, которой одно название, да и то крайне неприличное, а потому номинально оно здесь указываться вовсе-то нисколько не будет.
  Если же высказаться обо всем этом несколько более обобщенно, то ведь, тех чрезвычайно наивных и темных людей попросту разом загнали, поманив их кусочком сыра в одну на всех гигантскую мышеловку размерами со всю ту необъятно широкую шестую часть суши.
  Законы, по которым отныне потекла вся теперешняя людская жизнь, несомненно, стали более чем во всем неизменными законами подполья в самом прямом смысле этого слова.
  То есть люди обратились в вечно дрожащих мышей, а даже если кто-то из них по чистому недоразумению или наивному незнанию нисколько не дрожал, то от ответственности за нечаянно брошенные слова это уж никого из них совершенно тогда не спасало.
  
  424
  Ну, а те новоявленные правители, что всей своей озверело фанатично осатанелой толпой, разом повылезли из всех наиболее темных углов общественного здания никаких других норм попросту и не знали, да и знать никак не желали.
  Они уж свой сугубо подпольный мир, исключительно яростно и бескомпромиссно разом вынесли куда-либо далеко наружу, а посему, кто не из моей пещеры - тот вообще не мой человек.
  Ну, а поскольку все это именно так, а никак не иначе, то с ним, далее можно было вообще нисколько-то вовсе и не церемониться.
  С ним вот тогда было дозволительно столь бесчеловечно фривольное обращение, каковое и в голову бы не могло прийти воинам того самого небезызвестного жестокосердного монгола Батыя, который при всей своей лютости и свирепости все-таки был человеком, а не машиной с пламенным мотором в широкой груди.
  
  425
  А ведь те ярые фанатики до самых зубов, бездумно вооруженные сколь безмерно отягощающей их низменные души верой в некие светлые дни грядущего уж еще могли бы свести на нет большую часть населения своей страны.
  И этакий исключительно бесславный сценарий, безусловно, мог еще более чем полноценно сжиться с реальной действительностью во всей той незыблемо и промозгло революционной бытности, что и впрямь была насквозь до конца пропитана пронизывающе светлыми идеалами нигде и никогда нисколько не существующей трафаретно восторженной жизни.
  ДЛЯ ЧЕГО-ЛИБО ПОДОБНОГО БЫЛО ВПОЛНЕ ПРЕДОСТАТОЧНО И ТОГО чтобы ревностно служащими своей идее большевиками руководил некий явно так иной, куда более сладкоречивый вождь, не тот злосчастный прибившийся к политике уголовник Коба, а некто столь прекрасно знакомый со всеми сокровищами мировой литературы, каковым был, к примеру, тот же Пол Пот.
  
  Таковым как он великим вершителям общих судеб вовсе нет абсолютно никакого дела до страданий их-то во всем отныне полностью обезличенного народа, ими попросту обезвоживающе руководит 'благая идея', запросто так бесподобно окрыляя их незримым призраком грядущего светлого бытия.
  Ради нее, они были готовы сдвинуть хоть целые горы, совершенно не пожалев для сей 'благой цели' никаких гор до чего и впрямь действительно хрупких человеческих костей.
  Вот как обо всем этом свидетельствует Деникин в его 'Очерках русской смуты'.
  'Впрочем, возможность продления войны при худших условиях в материальном отношении, с наибольшей очевидностью доказало впоследствии советское правительство, в течение более чем трех лет питающее войну в большой мере запасами, оставшимися от 1917 года, частью же обломками русской промышленности; но, конечно, путем такого чудовищного сжатия потребительского рынка, которое возвращает нас к первобытным формам человеческого бытия'.
  
  426
  А это между тем и было тем самым наиболее главным в том совершенно уж исключительно мнимом, безудержном устремлении куда-либо далеко вперед!
  Прекрасные идеи, что были полностью же реально осуществимы, да вот однако только ведь в том самом немыслимо отдаленном грядущем, попросту явно оказались в руках изуверов во многом превзошедших своих учителей инквизиторов, все-таки хоть как-то придерживающихся в своих деяниях, пусть и самой убогой в мире, а между тем и вправду более чем естественной логики.
  
  Причем пьяное и дебошное уничижение трудящихся масс (посредством крайне надуманного их возвышения) явилось, по сути, самым наглядным свидетельством нравственной близорукости интеллигенции, попросту прозевавшей опасный поворот в истории всего человеческого рода.
  Буквально никем из тех, кто и вправду должен был всецело являть собой саму совесть нации, нисколько не было предпринято совершенно так ни единой, действительно самостоятельной попытки, выхватить руль управления государством у тех беспринципных интриганов, что к нему столь беспристрастно и бессовестно притулились в довольно короткий период абсолютного безвластия.
  Преследуя одни лишь свои сугубо личные цели, эти монстры общественно бесполезной идеологии отравили мозг своего народа вящей подозрительностью и скотскими интригами столь неизменно свойственными буквально-то всякому царскому двору периода абсолютизма.
  
  427
  Начали большевики, естественно, что с самых низов, поскольку те были наиболее беззащитными и бесправными представителями прежнего общества.
  И вот пока извечно безграмотных крестьян сколь бездумно и безотлагательно возвращали ко временам до чего еще издревле бескомпромиссного крепостничества при помощи безумно беспощадных буквально-таки бесчеловечных мер, в этом-то и был столь и впрямь неизменно заложен тот самый глубокий государственный прагматизм, присущий 'мудрой' партии рабочих и крестьян, ведущей народы всего мира к их грядущему 'светлому' будущему.
  Ну а как только сатанинская сталинская власть, вконец усмирив крестьян и рабочих, взялась за во всем неизменно лояльную к ней интеллигенцию, вот тут так сразу и выяснилось, что это 1937 год - ужасное и трагичное время немыслимо массовых, беспричинных репрессий
  
  Правда, как и понятно, сосредоточить все свои усилия на зарвавшихся палачах и интеллигенции доблестной большевистской братии было совсем не с руки, а потому она и хватала в еще больших количествах всякую мелкую городскую рыбешку, да только, то был один тот отвлекающий маневр для самого беспрепятственного отлова, куда более крупной добычи.
  Можно подумать, что простые сельчане вовсе не люди, а потому, когда их целыми миллионами бросали зимой в сибирской тайге, без пищи и теплой одежды, это уж значится было, гораздо гуманнее фашистских газовых камер?
  
  428
  Однако российской интеллигенции все эти важные вехи исторического процесса были довольно здраво и взвешенно разъяснены, и оказалась она до чего на редкость понятливой в силу сколь, несомненно, великой своей восторженности, а также и всего своего весьма наивного характера...
  Вот как вполне, в принципе, доходчиво описывает все свои чувства интеллигентная барышня Евгения Гинзбург в ее романе 'Крутой маршрут'.
  'Хоть я и чувствовала смутно, еще не зная этого точно, что вдохновителем всего происходящего в нашей партии кошмара является именно Сталин, но заявить о несогласии с линией я не могла. Это было бы ложью.
  Ведь я так горячо и искренно поддерживала и индустриализацию страны, и коллективизацию сельского хозяйства. А это и была ведь основа линии'.
  
  429
  Ну а автора этих строк посадили бы еще в 1932 или 1933, разумеется, что только на три-четыре года, ну а затем явно переоформили бы его дело в свете новых столь далеко отныне ногами вперед продвинутых стандартов на целый четвертак или вообще в том 1937 как пить дать к стенке поставили.
  И уж ясное дело - за что: именно за те почти, что подчас бесконтрольные и интуитивные высказывания в духе абсолютно отныне неприемлемой правды в стране, где на долгий век воцарились темень и ложь марксистского мракобесья.
  Ну, а возникновение неисправимо зловеще языческого режима, способного на действия, попросту этак никак не имеющие ровным счетом, ничего общего со всяким человеческим обликом, была обусловлена полнейшим отсутствием всяческих тормозов у 'российской государственной машины', что, в конечном итоге, и привело ее к самому ужасающему падению в сущую кровавую бездну.
  
  В государстве, созданным Гитлером, власть никак не смогла бы себе дозволить столь непомерно явного нарушения всех человеческих прав.
  Тем более что речь шла вовсе не об отдельных гражданах посмевших вышагивать совсем так не в ногу со всеми.
  Нет, тут нужно бы говорить буквально о каждом кто попросту даже и случайно споткнулся на более чем с виду верном пути.
  Режим Гитлера, был в точности также как, и режим Сталина всецело всесильно направлен на физическое уничтожение своих злейших врагов.
  Но в основном одних лишь явных недругов, или же максимум ставших ему помехой и обузой - старых на добрую половину совершенно непредсказуемых друзей.
  
  430
  Сталин, действовал во всем иначе, и главной его заботой было создание именно таких условий, дабы враги его боялись бы лишний раз воздух из легких выдохнуть, а уж набрать его полной грудью мог разве что он один - Хозяин ВСЕГО И ВСЯ и никто ведь иной кроме него.
  Подобная атмосфера весьма во всем поспособствовала грубому и обиходному, словно крестьянские лапти, повсеместному уничтожению духовности, стиранию в труху до чего многих аспектов людской совести.
  Ну, а потому и довелось ей еще послужить явной первопричиной разложения общества на самые отдельные элементы, навроде возрождения каст или племен, как это некогда было во времена египетских фараонов или еще ранее в эпоху неолита.
  
  И было все это так, а никак не иначе исключительно потому, что сталинский режим неизменно делал ставку, на моральное уничижение всех тех, кого так или иначе вовсе не могло коснуться всякое уничтожение физическое.
  На его пути прочным монолитом зудящей общенациональной совести могла бы стать одна лишь та истинные думы беспокойно думающая, а не только-то свой 'интеллектуальный хлеб в своем укромном уголке скромно же беспрестанно жующая' праздная интеллигенция.
  Именно она и могла вступиться за свой подчас осатанело лютый народ, если бы, конечно, ей действительно было дано обладать обостренным чувством внутренней сопричастности ко всему в этом мире ежечасно происходящему, а еще и надлежало ей вполне осознавать, что в отдельно взятой стране поистине уж творится чего-либо невообразимо неладное.
  
  431
  Некоторое (то и дело, проблескивающее сквозь серую прозу жизни) самое безусловное наличие истинные думы думающей духовной элиты время от времени вынуждало вождя, переминаясь с ноги на ногу выдавать народу очередную жертву.
  Того самого из вертких и юрких подручных своих, кому и впрямь вот пришла пора действительно стать тем еще ярким символом самого незамедлительного размежевания со всем, тем повсеместно и вездесуще творящимся во всей стране более чем совершенно так всецело очевидным бесславным беззаконием.
  Ну а затем он весело и до чего делово прошерстил и всю ту восторженную интеллигенцию напополам с палачами, и это уж, собственно, и называется 'самым ужасным пиком сталинских репрессий'.
  
  Ну а за долгих 20 лет до этого, неужели нельзя было хотя бы еще действительно несколько попытаться найти в себе силы, дабы всею массою общественно проявленного разума действительно уж вырваться из тенет тупой и безразличной бездеятельной покорности?
  И пусть мощный рупор громогласной большевистской агитации был тогда попросту всемогущ и всесилен, а все же бороться надо было именно сообща, а не всем и каждому, идя ведь разве что до чего строго так по своей сугубо индивидуальной стезе...
  Да и вообще сны Веры Павловны были явно кое-кому, куда только значительно милее, нежели чем самая беспардонно наглая явь.
  
  432
  Чернышевский, жил в эпоху, когда российскую интеллигенцию буквально неистово распирало всяческой по большой части исключительно пустопорожней словесной воинственностью, ведущей прямиком к бессмысленному и бесшабашному бунту простого народа.
  Однако в своем конечном итоге, подобные общественные настроения вполне еще могли действительно дать свои довольно-таки положительные плоды.
  Причем, настоящие, а не липовые до девятого знака после запятой.
  Бунт, коли он полностью безыдейный, разве что лишь за права и все - есть самое непременное желание облегчить тяжкую участь народа, а не перекроить всю существующую действительность, дабы она в единый миг стала во всем сродни чьим-либо сколь до отчаяния ярким о ней сновидениям.
  Ну, а после всего того, абсолютно никем нисколько непрошенного, беспроглядно светлого осуществления всех тех 'благих перемен' уж может то еще статься, что весь этот мир враз затем предстанет в виде одного дьявольского кошмара, причем и впрямь во сне и наяву!
  
  433
  И надо бы сколь многозначительно и вполне ответственно заметить, что все те бесподобно прекрасные архитектурные ансамбли советской эпохи могли б оказаться, буквально-то в одночасье до самого основания разом разрушены, перейди та вовсе нисколько небезызвестная холодная война в ее и по сей уж день столь полноправно возможную адски горячую стадию.
  И нечто подобное и вправду еще могло бы случиться как раз-таки в результате столь необычайно беспрецедентного во всей истории человечества ядерного конфликта между СССР и США в том самом злосчастном октябре 1962 года.
  То ведь была бы еще одна дьявольская революция в ее истово всеобъемлющем аспекте, причем в самом что ни на есть общемировом ее гибельном масштабе.
  Ну, а не будь того ужасного проклятия на челе России в виде 'красноокого беса большевизма', и вот тогда вполне оно могло бы статься, что наш современник, русский человек, пусть и родившийся в сырой и дымной уральской избе, сколь непременно ступил бы ногой первооткрывателя на доселе девственную поверхность Марса.
  Причем вовсе не так, как американцы, разве что уж создавшие грандиозный спектакль со своей будто бы и впрямь состоявшейся высадкой на Луну.
  Гамма излучение нашлось бы еще, чем действительно более чем полноценно полностью нейтрализовать.
  А ведь на тех фото не только, что звезд совсем не было, но даже и изображение Земли было несколько меньшим, чем оно оказалось затем в самой так настоящей и истинной действительности.
  Россия никогда не стала бы изображать достижения для того, чтобы пожинать затем плоды мнимой славы.
  Но она вполне могла бы добиться реальных успехов, если бы, конечно, ей бы в этом нисколько никак не помешали.
  Ну, а так все силы ушли на одни лишь совершенно бессмысленные внутренние войны, что запросто (в прошлом) могли бы еще перерасти в общемировой кризис всей жизни на этой, пока довольно вот весьма благодатной земле.
  
  434
  И, кстати, надо бы сразу столь и впрямь до чего нелицеприятно заметить, что без европейских светлых мыслей на русской почве еще непременно, в конце концов, расцвели бы цветы самой доподлинно чистой, да и экономически благостно плодовитой демократии.
  Однако ведь всего этого действительно добиться безо всякого насилия и пролития людской крови было бы попросту вовсе-то и невозможно.
  Однако и близко никак не могла послужить всему тому первоосновой, та безумно доблестная сверхидея всеобщего равенства и братства после уничтожения всех уж тех вплоть до последнего карикатурно вычурных негодяев и лжецов.
  
  И это сколь, несомненно, было именно так, поскольку одной из самых первостепенных причин отмены крепостничества, собственно говоря, и стали те бесконечные, а главное, что и совсем еще и нисколько непредсказуемые крестьянские бунты.
  И сколь действительно многого можно было еще добиться, на самой ведь, что ни на есть обыденной практике, да и в более чем исключительно всецело цивилизованном виде при помощи одних лишь тех никак непрекращающихся акций протеста и неиствующего духа многотысячных демонстраций.
  И разве была в том хоть какая-то настоящая и действительная общепролетарская надобность... в той несусветно люто уничтожающей все человеческое кровавой бойне, и впрямь засасывающей народ в пучину самого безотрадного беззакония и торжества одного лишь тупого и отныне во всем безграничного правого физического насилия.
  Ну а еще и сущего измывательства над всяким здравым смыслом, а также и самой обыденной благою учтивостью.
  
  435
  А что уж вообще так или иначе касаемо всего того самого индивидуального террора, то он какой-либо стоящей общественной пользы, принести совершенно вот нисколько не мог.
  Зато сколь однозначно во всем он разве что еще узаконивал методы, что и принес с собой новый 'пролетарско-царский' режим.
  Причем, само его некогда беспринципно крамольное последующее возникновение, было вполне так заранее обусловлено весьма искусно и искусственно привитым на русской почве европейским либерализмом.
  И это, собственно, там, где ему и в помине было не место из-за вящей азиатской сущности российского государства, как и самого подавляющего большинства всех его граждан.
  
  Человек и закон, в общеевропейском понимании действительно столь благополучно увязаны промеж собой посредством книг.
  Однако в России этакого никогда еще не бывало да и, пожалуй, что на ее земле ничего подобного и близко в самое ближайшее время и вовсе ведь совершенно уж нисколько, не будет.
  А потому и не надо бы столь обильно распускать всяческие розовые слюни по поводу прекрасных и благих идей всеобъемлющего гуманизма.
  Раз, они между тем попросту нисколько и близко не смогут явно так оказаться столь и впрямь доподлинно грядущей панацеей вполне окончательного исцеления всех тех многовековых общественных недугов.
  И разве можно в том сомневаться, что уж, будучи до чего назойливо предложены всякому тому еще изначально варварскому общественному организму, огненно восторженные идеалы разве что лишь послужат более чем предметной первопричиной для весьма существенной последующей его деградации.
  И кстати, все те ужасные гримасы судьбы, как в жизни отдельного человека, да так и в бытии всего какого-либо государства в целом никак невозможно будет распознать, посредством какой-либо художественной литературы, поскольку им еще изначально была предначертана вовсе так иная судьба теми самыми ее едва ли, что столь, несомненно, блаженными авторами.
  
  436
  Книга никак вот не сможет столь так ответственно послужить постулатом морали в действиях человека в его обыденном, а потому и вполне ведь реально обывательском существовании.
  Она может оказаться одним лишь явным подспорьем, но совсем не учителем, раз тем кем-либо написанным прекрасным слогом строкам, была и впрямь предначертана та еще во всем бессмертная судьба, но при этом никак не могло быть им свойственно, создавать вокруг себя совершенно иную, куда более величественную вездесуще немыслимо ярко просветленную действительность...
  
  Да и вообще, книги писались совсем не затем, дабы заранее создать все насущные предпосылки, именно к тому, чтобы еще столь явно кому-либо предоставить истинно определенные, исчерпывающие ответы на все те этические вопросы каждодневного бытия, причем это так в том числе и из-за великой множественности вариаций одних и тех возможных событий.
  
  Автор, попросту нисколько не сможет на самом-то себе вполне полноценно изведать, а затем и подать на блюдечке всю уж специфику каждой конкретной зачастую в чем-либо непременно полностью от всего остального во всем до конца обособленной крайне же обывательски житейской ситуации.
  Кроме того, жизни неизменно свойственно весьма и во всем сколь существенно изменяться, и то, что ранее попросту вообще не существовало, сегодня вполне однозначно становится самой обыденной частью поистине повседневно существующего общественного быта.
  
  437
  В принципе, хорошими книгами, любой человек еще действительно сможет воспользоваться - только вот в качестве базовой теории морали, ну а все конкретные вещи ему следует в себя вбирать разве что лишь из самой жизни, как таковой.
  Поскольку сама как она есть житейская сущность существования, куда явно исключительно многообразнее и сложнее, чем это может быть отображено в каких-либо литературных произведениях.
  Вот он весьма наглядный тому пример: человек предал свою родину, находясь в лагере для военнопленных, стал на службу к немцам.
  Вроде бы речь тут идет о самом распоследнем негодяе, да и предателе всего своего народа.
  Но это ведь вовсе не так!
  
  Русский крестьянин, у которого 'свои' уничтожили всех его родных и близких, встретил, в лагере военнопленных комиссара, который, некогда до чего нахраписто изрыгая при этом самую черную брань, раскулачивал его семью.
  Вся кровь вскипела в нем, и если бы он не сдал его немцам, то уж запятнал бы он себя самым явным предательством своих близких, за мученическую и безвинную кончину, которых он так и не отомстил.
  А, сдав его, оставаться все тем же бесправным пленным это ведь верная смерть от рук своих бывших товарищей.
  
  438
  Автор вычитал эту историю в книге подполковника советской армии, которого освободили только в 1958 году, и вышла она, кстати, в городе Тель-Авиве.
  В подобном случае человека осуждать совершенно уж нисколько нельзя!
  Это за всякое мелкое или даже довольно большое зло, если все живы и здоровы, мстить уж нисколько явно так не обязательно.
  Ну а когда человек остался круглым сиротой и тот, кто был во всем виноват, действовал вполне взвешенно и осознано...
  То вот именно тогда все это и будет совсем по-иному, собственно, уж более чем и впрямь ужасающе выглядеть.
  
  439
  Во всех иных ситуациях всенепременно следовало бы все еще до чего только весьма и весьма хорошенько обдумать, а вовсе-то не следовать драматическим героям книг, а в особенности тому чрезмерно ревнивому мавру - шекспировскому Отелло.
  Так что, говоря о неких общих вещах, а не о чем-либо самом ведь конкретном, фактическом же всегда необходимо, пусть и скрепя сердце, явно признать, что в этой жизни бывает множество, как смягчающих, да и весьма ведь всецело отягощающих чью-либо вину, несомненно, существенных обстоятельств.
  И книги никак не способны распутать все тенета хитросплетений этакой нашей действительно новой, урбанистической жизни.
  
  440
  Да в них запросто уж можно обнаружить глубоко посеянные в почву реальности семена вполне естественного житейского здравого смысла, да только в основном в одном лишь виде столь однозначных более чем разумных объяснений существующих явлений, а не их глубочайший и самый конкретный прагматический анализ.
  Вот он тому пример из рассказа Чехова 'Дома'.
  'Уж таков, вероятно, закон общежития: чем непонятнее зло, тем ожесточеннее и грубее борются с ним'.
  
  Понятно тут лишь одно следствие, ну а причина совершенно не разъяснена!
  А между тем, у автора есть вполне готовый ответ на данный вопрос.
  Дело тут именно в том, что общество все еще, в точности то же самое стадо, и оно попросту безоглядно инстинктивно боится тех-то самых нежданных и негаданных перемен, что сколь запросто могут его привести ко всеобщей последующей погибели.
  
  441
  Безусловно, в книгах отображаются абсолютно все проявления человека и талант писателя это не только благо, но и явная опасность в том самом пиковом случае, коли он балуется довольно плоскими мыслишками о некоем авральном и глобальном переустройстве всего того, так или иначе, неизменно из века в век существующего бытия.
  Причем, самым принципиальным образом все это, собственно, уж касается и всех других деятелей искусства.
  
  А если и вправду всерьез заговорить о самой основной и исключительно конкретной задаче самой ведь эпохой, поставленной пред художественной литературой, так это, прежде всего, умение развивать мышление, воображение и здравый смысл в чисто теоретической области морали и совести.
  Учить же добру в самом практическом смысле способны одни лишь живые люди, да и то буквально все их усилия вполне еще может подтачивать вся та чьего-либо ребенка и впрямь этак подчас истово манящая и пленяющая уголовная романтика.
  
  442
  Ну а книги действительно могут несколько расширить внутренний мир человека, однако при этом они довольно слабо затрагивают все его сокровенно внутренние душевные качества, безо всякого столь уж усердного и всестороннего влияния на его сознание, со стороны всех тех других весьма вот уважаемых им людей.
  Мир, в котором живет человек, является самой той еще более чем самой так во всем естественной его средой, и именно она и обуславливает все его внешние проявления и поступки.
  Ну а способность книг столь явственно заставлять плохих людей столь так старательно и тщательно подыскивать до чего так значительные моральные оправдания всем своим подлостям и интригам, нисколько не уменьшит, а только лишь еще поболее увеличит количество зла в этом нашем и без того донельзя несовершенном мире.
  
  443
  И, кстати, сама по себе мысль о том, что книги способны сделать, кого-либо лучше это не более чем яркие фантазии людей и близко не сведущих, что их высокая духовность и возвышенное сознание плод тяжких трудов их родителей, которые вложили в них всю свою душу, дабы они выросли весьма достойными людьми.
  
  И вот еще что: сколь неизменно ярко выраженное требование по отношению к тем другим людям, которые, столь так возможно, что выросли в совершенно иных жизненных реалиях...
  А от них вовсе не просят...
  Нет, кое-кто столь явно до чего настойчиво пытается именно ведь воинственно изъять из чьего-либо довольно блеклого нутра, все значит более чем наглядные признаки тех самых высоких моральных качеств и, кстати, в точности той же воспаренной над всем миром попросту, что и впрямь несколько, пожалуй, чрезмерно пресыщенной возвышенным духом искусства духовности.
  Как будто все те душевные качества и вправду являются совершенно неотъемлемым атрибутом всякого того действительно достойного их человека...
  А на самом-то деле все это не более чем исключительно инстинктивное восприятие всего окружающего мира, как вполне ведь полностью естественного продолжения самих уж тех бесконечно и более чем донельзя искренне и беспечно дорогих и любимых себя.
 Ваша оценка:
Популярное на LitNet.com В.Соколов "Мажор 3: Милосердие спецназа"(Боевик) М.Юрий "Небесный Трон 2"(Уся (Wuxia)) Д.Сугралинов "Дисгардиум 4. Священная война. Том первый"(ЛитРПГ) Н.Зика "Портал на тот свет"(Любовное фэнтези) С.Елена "Первая ночь для дракона"(Любовное фэнтези) А.Завадская "Архи-Vr"(Киберпанк) М.Зайцева "Трое"(Постапокалипсис) Б.лев "Призраки Эхо"(Антиутопия) М.Юрий "Небесный Трон 1"(Уся (Wuxia)) A.Влад "Идеальный хищник "(Научная фантастика)
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Батлер "Бегемоты здесь не водятся" М.Николаев "Профессионалы" С.Лыжина "Принцесса Иляна"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"