Григорьев Олег Владимирович : другие произведения.

Апокалипсис Был Позавчера

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я предположил и предположение мое только что подтвердилось. Перекинуло меня в не в пространстве, а во времени. При взрыве была освобождена колоссальная энергия. Она рвалась прочь от эпицентра сминая и скручивая перед собой течение времени. Разрывая и разбрасывая его куски в разные стороны. Как черпаком выхватывая части пространства и вколачивая их в другие. За ним пронесся шквал освобожденных нейтронов, протонов и всего прочего, убивая на своем пути все живое. Так что никто не ходил и не смотрел куда пропал кусок асфальта с тротуара и лестница на площадку четвертого этажа в мертвом после взрыва доме. Просто было некому. Все умерли.
  
  
  АПОКАЛИПСИС БЫЛ ПОЗАВЧЕРА
  
  Огонек в темноте то загорался трепещущим светом, то погасал, выплюнув пригоршню красных как угли искр. Сколько же прошло времени? 50 лет? 100 лет? 1000? Ну не тысячу точно. Никакой источник энергии не может сохранить работоспособность такое время. Если это вообще, какой то источник, а не очередной каприз сошедшей с ума природы. Спать перехотелось, хотя глаза слипались, а ноги по- прежнему гудели, и ныла спина. Приоткрыв правый глаз, проверил на месте ли огонек... На месте... Спасибо, хватило ума засечь направление...
  
  
  Я шел домой. Если конечно можно назвать домом съёмную квартиру, которая давала мне кров последние несколько лет. Там меня ждали близкие мне люди. Шел после трудового дня. Не сказать, что тяжелого, но достаточно насыщенного. Шел, как ходил сотни дней до этого и собирался ходить и далее в ближайшем обозримом будущем. Как говорится - ничто не предвещало беды. Обычный ранний вечер. Что произошло потом, честно говоря, не понял. Удар, не удар... Свет внезапно кончился, и меня крепко приложило об землю... оказывается я умею летать. Из глаз искры, из носа сопли. Больше ничего не было. Имеется в виду, что все ограничилось искрами, слюнями и соплями, без продолжения. Но приложило крепко. Дух захватило хорошо. Так вот ты какой, северный олень... Или может кондратий? А в голове четко пропечатался ответ на незаданный вопрос: "ВЗРЫВ НЕЙТРОННОЙ БОМБЫ". Настолько четко, что не возникало ни малейшего сомнения в его ошибочности и за некороткие мгновения вынужденной слепоты, откашливания и отплевывания само собой всплыли остатки знаний этого оружия массового поражения.
  Блин. Значитца нейтронная бомба? Ага. Ладушки. Значится буль-буль карасики? Тоже ничего. Разнообразие как-никак. Что дальше? В ушах звенело. Ни один глаз не хотел ни то что открываться, но и глядеть. Мне хорошо тут лежать. Я никого не трогаю. Не трогайте, пожалуйста, меня. Я вот тихонько тут лежу и ничего не хочу. Ля-ля, ля-ля. Звон в ушах помалу перешел в писк. Ля-ля. Дыхание выровнялось. Ля-ля, ля-ля, ля-ля. Все вроде в норме, я сел и открыл глаза. За годы моей разудалой хмельной жизни я привык не удивляться, пробуждению в разных, совершенно неожиданных местах. Но они, как правило, не выходили за рамки знакомого мне ареала жизни и деятельности, включая, правда, изредка, и места общего пользования. А если и выходили, то недалеко и ненадолго. Это - раз. Во-вторых, кислый квас. Я был в лесу. В нормальном русском лесу. Сидел на нормальной русской траве, посреди нормальной русской просеки или лесной дороги - хрен его разберет. От ног моих метра на три тянулась темная полоса взъерошенной почвы, которую наверное я пропахал при полете. Вернее при его завершении. Сумка на месте, часы на месте, бумажник на месте, телефон на месте. Какого хрена? И что я здесь делаю? И где это я нахрен, если ближайший лес находился, нахрен, хрен знает где? И вообще, с какого перепоя я чувствую себя как после хорошей пьянки, если я не пью уж не первый год, а второй? Вот блин!!! Ничего не помню! Блин!
  'А какой сегодня день?' Часы показывали ничего, пустой циферблат. Не было удивительным, что я, вроде бы получалось, развязал. Не было удивительным, то, что вроде бы ничего не пропало. Не было удивительным, что морда вроде бы не набита и руки-ноги вроде бы целы. Не было удивительным, что я ничего не помню. Все это в свете развязывания с алкоголем было совсем не удивительным. Было удивительно другое - почему лето? Или не лето, а весна, по крайней мере? В конце-концов не мог же я пробухать остаток зимы и начало весны не потеряв при этом ни одежды ни прочего имущества, а в приятелей-собутыльников настолько богатых, чтобы перебросить меня на более теплую широту нашей необъятной родины как-то не верилось. Да и нет таких мест в середине января. Да и где они, в смысле собутыльники, в таком случае?
  На всякий случай, оглядевшись, я не увидел ничего нового, кроме продолжающего удивлять меня пейзажа. Березки, осинки, кусты какие то, трава. Никаких следов, свидетельствующих о чьем либо, кроме меня любимого, присутствии. В нескольких метрах передо мной, с той стороны, откуда я якобы прилетел, в траве выделялось пятно. По всей видимости, это обстоятельство требовало более детального изучения. Приблизившись, частью на корячках, частью ножками, и посмотрев на это поближе, я с необычным в такой ситуации спокойствием понял, что удивительного в моей жизни еще прибавилось. Среди совершенно летней и абсолютно зеленой травы располагался почти идеальный овал черного сырого асфальта размером чуть побольше стандартного канализационного люка. Посреди этого пятака неторопливо дотаивал небольшой блин грязноватого снега, слегка размазанного моими сапогами. Все-таки место, откуда я начал свой геройский полет, нашлось. Могущественные приятели-собутыльники как-то сами по себе отпали. Откуда же взялось все окружающее по-прежнему оставалось загадкой. Потоптавшись вокруг асфальтового пятака и пошлепав ладонью по хлюпающему от прикосновения остатку снега на нем, чтобы убедится в его реальности, я пришел к выводу, что вариант с белочкой тоже отпадает.
  Нужно оглядеться. Лес вокруг не был густым. Меж деревьев пространство просматривалось метров на тридцать-сорок. Признаки цивилизации в виде мусора, бутылок и консервных банок напрочь отсутствовали. Дикое место. Ладно. Становилось жарко. В смысле температуры. Лето все же. Или весна. Поздняя. Куртку долой, свитер долой. Оставшись в майке и брюках, я подтащил сумку поближе к пятаку - самое родное место. Нужно нарезать кружок, посмотреть, что и как.
  Оказалось ничего. Ну, в смысле ничего примечательного. Лес и лес. Далеко я не отходил, стараясь не терять из вида кучку из куртки, свитера и сумки. По всем правилам грибного поиска нарезал круг метров пятьдесят в диаметре. Поиск результатов не дал. Всё такой же девственно чистый лес вокруг. Ни тропинки, ни дорожки, ни следочка. Даже более и менее примятой травы. Может, я действительно научился летать. На всякий случай попрыгал. Даже несколько раз попытался сказать типа, поехали-полетели. Ни фига подобного не произошло. Что ж, придется пешкодралом.
  По лесу мне ходить не привыкать, только вопрос - куда идти? В какую сторону? Как далеко? Вроде бы, когда я шарился вокруг, несколько левее проглядывалась небольшая горушка. Нужно попробовать осмотреться с нее. Собрав свой невеликий скарб и сохраняя видимость невозмутимости и спокойствия для предполагаемых соглядатаев, я поперся к горушке. Горушка оказалась достаточно высоким холмом со склонами средней крутости или крутизны - не знаю уж как там правильно, и вытянутым в длину. Своей формой он напоминал великанский могильный холм или засыпное бомбоубежище, которые я видел во времена службы в доблестных вооруженных силах. Впрочем, ни по форме, ни по содержанию одно не сильно отличалось от другого.
  С грехом пополам взобравшись наверх и всего пару раз поскользнувшись на сочной траве, я наконец то смог оглядеться. Верх холма приходился метра на полтора-два выше большинства деревьев и позволял охватить взглядом достаточное пространство. Увиденное меня не порадовало. Везде вокруг меня на все расстояние, которое охватывалось взглядом, царила жизнерадостная зелень. Мечта Гринписа. Ни тебе высоток, ни крыш, ни, на худой конец, телеграфных столбов или опор ЛЭП. Ничего такого, за что можно бы было зацепиться взглядом и сориентироваться. А виделось-таки далеко, хоть и не с достаточной высоты. Во всяком случае ничего выше рядом не находилось. Можно было, конечно, залезть на сумку. Но создавалось впечатление, что если даже я подстелю на нее всю одежду и всю имеющеюся в ней бумагу, навряд ли увижу что-либо обнадеживающее, потому что лес тянулся далеко за горизонт. Короче, ни хрена себе сходил за хлебушком.
  "Нужно раскинуть мозгами, подумал профессор Плейшнер"- сказал я сам себе, но выбрасываться из окна не стал, а присел рядом с сумкой. Тем более, что подходящего окна поблизости не было. Солнышко уже знатно припекало. Посмотрев на часы, определил, что они по-прежнему ничего не показывали. Ну, в смысле времени. Так то они были красивые и блестящие словно настоящие, как и любые другие электронные часы, только неработающие. Впрочем, как и телефон, и карманный ПК. В общем, вся носимая электроника приказала долго жить. Во всяком случае, при ближайшем рассмотрении. Так, ладно, а что у нас с курятиной. В кармане куртки пачка LD, почти полная и еще одна запасная в сумке. Ну, на первое время хватит. Хотя, все зависит от того, сколь долго протянется это самое первое время. Зажигалка тоже была на месте. Обычно ее хватает месяца на два-три, но при экономном использовании может хватить и на дольше. По крайней мере, не придется добывать огонь трением. В первое, опять таки время. Перспектива не радовала. Если глаза меня не обманули, то идти придется ни день и не два. А глаза, похоже, меня не обманывали и, похоже, не обманывало предчувствие, что там, за горизонтом, меня ждет не менее живописный пейзаж и конца и края ему не будет. Стало тоскливо и одиноко.
  Я поднялся, чтобы оглядеться еще раз. Более пристально. Дома и башни за это время не выросли, поэтому стоило более внимательно рассмотреть округу. Ничего исключительно примечательного не обнаруживалось. Деревья, деревья, где выше, где ниже, где гуще, где реже. Нигде не блеснула вода. Да это и понятно. Если река или озеро не сильно большие, то их элементарно не видно из-за деревьев. Значит больших водоемов поблизости нет. Вдруг я обратил внимание, что совсем неподалеку над верхушками возвышается поверхность холма точь в точь похожего на тот, где находился сейчас я. Он так же как и мой холм был покрыт травой и практически сливался с зеленью древесных крон. Приглядевшись, я обнаружил подобный холм еще чуть дальше и вроде бы еще дальше угадывался следующий. Холмы, вернее сказать их верхушки были похожи, как близнецы братья. Высота их была примерно одинакова, они так же были вытянуты в длину и, что самое примечательное, были параллельны между собой и параллельны моему холму. Ну-ка, ну-ка. С другой стороны моего холма присоседились еще пара холмов-близнецов, а через просеку, на которой я удачно приземлился, виднелся рядок близнецов, но уже перпендикулярных близнецу, на котором находился я. Ни дать ни взять целое великанское кладбище. При всем многообразии проявлений природа не могла настолько по-человечески упорядоченно расположить свои творения. Это слишком мелко для нее, но вполне соответствует человеку. Нет, надо обойти холм у основания. Если это какое то укрытие или хранилище, значит должен быть в него вход. А за входом, возможно, найти своих неведомых собутыльников или хотя бы получить объяснения о месте моего теперешнего нахождения. Мне пришла на память история, которую я когда то читал. Там в усмерть напившийся вечером мужик с утра обнаружил себя внутри охраняемого и обнесенного несколькими рядами колючей проволоки лагере. Попасть незамеченным он туда не мог, в списках заключенных не значился и начальник караула предпочел отпустить его подобру-поздорову, чтобы самому не загреметь под трибунал за халатное отношение к охране государственного достояния. Все это рассказывалось в подтверждение факта непроизвольной телепортации. Что то подобное угадывалось и в моем положении. Только задерживать меня пока никто не собирался, а вот схлопотать пулю при попытке несанкционированного доступа сам еще не знаю куда имелась.
  Пообещав себе быть предельно внимательным и осторожным, я попытался медленно-медленно спуститься с горы, хотя стада коров внизу не было. Это мне удалось лишь отчасти, потому что в самом начале моего спуска ноги мои соскользнули вперед и я, словно иллюстрируя задачу о скольжении и качении тела по наклонной плоскости, устремился вниз по склону и с глухим рычанием:"Твою мать", вломился в низкорастущие кусты. Замаскировался, называется. Видимого эффекта мое вторжение не произвело. Сирена не завыла, не включились прожектора и пулеметные очереди не прорезали первозданную тишину зеленеющего леса. Тишина и в правду была первозданная. До создания тварей земных и небесных. Птички не пели, кузнечики не стрекотали, пчелки не жужжали, козявки не бегали и не летали. Странно. Будто создание неживой природы уже завершилось, а живой еще не началось. Впрочем, вполне могло быть, что разлили поблизости какую то ядовитую гадость и все они передохли. И я тоже передохну, если буду тут валяться в кустиках и прикидываться ветошью.
  Обход по периметру ничего не дал. Входа внутрь холма не обнаружилось. Явного. Можно попробовать поискать тайный, если он не сильно тайный, а замаскированный. Я отошел немного подальше от склона и вновь начал нарезать круг уже особо не таясь, но более внимательно поглядывая по сторонам, на сам склон и под ноги. Несколько задержавшись в торце, где логичнее всего было искать вход я повернул на другую сторону холма. И тут же обнаружил некую странность. Вернее, странным было нахождение этой штуки посреди леса. Это был кусок стандартного лестничного пролета. Зацепившись какой то своей частью за склон, он торчал где то на его середине. Чуть выше чернела вмятина и содранный от дерн. Будто этот кусок лестницы был сброшен с какой то высоты, ударился о склон, немного проехал вниз и застрял. Поднявшись поближе, я увидел что задержало его падение. Вернее и увидел и догадался. Это был кусок стены. Не просто выломанный, а будто вычерпнутый гигантской ложкой, если бы дом был из мороженого. Вычерпнута была лестница почти по всей ширине с вмурованными в нее перилами с одной стороны и частью стены с другой. Форма и очертания сего фрагмента урбанистской архитектуры свидетельствовали о том, что будь на месте него монолитная скала, то вырезано было бы гигантское яйцо или другими словами говоря эллипсоид. Поэтому часть стены, возвышающаяся над ступенями повторяла форму ложки. Не вызывало сомнения, что часть стены вонзившаяся в землю и не позволявшая лесенке скатиться вниз имела такую же форму. Лестница явно была из моего мира. Вернее из мира, где я привык находиться до того как попал сюда. Перила были выкрашены в гигиенический зеленый цвет, та часть стены, которая должна была быть окрашена, тоже. Краска не обгорела и не обуглилась. Поверхность ступеней тоже была в привычно замызганном состоянии. Но это как бы внутри этого фантастического яйца. Как бы снаружи это яйцо выглядело как бы иллюстрация разреза конструкций здания, а вся конструкция более всего напоминала наглядное пособие по строительству и содержанию лестничных маршей, выполненное в натуральную величину и выброшенное потом за ненадобностью сюда.
  
  Глава 2
  Первыми ожили часы. Вернее я обнаружил , что они ожили посмотрев сначала на них. Но видимо все таки это было именно так, потому что они показывали час с четвертью. На телефоне часы показывали 27 минут, а карманный ПК вообще отказывался подключаться, хотя перезагрузка проходила нормально. День клонился к вечеру, сидеть на вершине холма стало свежо. Необходимо было позаботиться о себе. Ночлега, видимо, избежать не придется, поэтому необходимо было устроиться с максимально возможными в такой ситуации удобствами. И еще захотелось жрать. Когда произошло все, что произошло, я направлялся домой с твердым намерением пообедать. Потому что на работе я не ел, предпочитая пораньше освободиться и бутерброды с собой не брал. Сколько времени прошло в период, выпавший из моего сознания и чем и когда я в нем питался, я решил в расчет не брать, тем более что желудок не соглашался признавать никаких отговорок и усердно требовал пищи. Где ж, милый, я тебе ее возьму? Однако с неотвратимой настойчивостью желудок, а вместе с ним и весь желудочно-кишечный тракт требовал свою долю удовольствий в этой жизни. До темноты оставалось часа полтора-два. За это время реально было пошукать вокруг в поисках даров природы. Надев свитер и подхватив сумку с курткой я спустился в лес со стороны торца холма. Далеко от него я решил не отходить, но и на просеку к асфальтовому пятаку идти не решился. Так что здесь я не должен заблудиться. Стоп! Куртка, сумка... Кепки нет! Скрали кепку! Вот! Это могло что то объяснить. Хотя что именно утверждать я затруднялся. Если кепки не было на месте моего падения, значит она осталась в старом свете. Внутренне я уже смирился с переносом в новое место и решил все что было раньше называть старым светом, хотя надежда туда вернуться не оставляла меня. Стоило пойти и более тщательно осмотреть место моего приземления пока не стемнело. Сложив пожитки в кучку у склона, я направился перпендикулярно холму и вышел на просеку. Невдалеке чернело место моего приземления. Асфальт уже высох и так же нелепо лежал посреди травы. Трава на трассе моего падения уже начинала подниматься, а метрах в трех от посадочного места целая и невредимая лежала искомая кепка. Почему я сразу ее не нашел? Да не искал потому что. Не до того было. Зато одной проблемой стало меньше, и в моем хозяйстве прибавилась еще одна вещь.
  Уже почти стемнело, костер практически прогорел и отбрасывал красные блики на стволы берез. Я лежал на ворохе ветвей максимально накрывшись курткой. Удалось сравнительно быстро набрать пару кепок сыроежек и лисичек. И сравнительно нудно частью нажарить, частью нагреть, а частью обуглить на веточках вокруг костра. После всего этого гастрономического безумия наверняка будет вполне очевидное и, наверное, достаточно бурное логическое продолжение. Но пока набитый желудок помалкивал и думать о последствиях ужина не хотелось. Не хотелось и спать. Сами по себе в голове стали крутиться мысли.
  Нейтронная бомба? Вспомнился ответ на незаданный вопрос.
  Объяснить откуда пришел ответ я не мог . Но нечто подобное уже испытывал. Тогда я тоже шел домой только по времени гораздо позднее и был к тому же изрядно выпимши. И посреди темной аллее буквально за долю мгновения до удара по затылку в голове словно диафильм пронеслось то что со мной произойдет. Вот меня валят на землю вот я успеваю во время падения повернуться лицом к напавшему и упав вмазать ему коленом куда то в спину вот меня оглушают ударами по голове отчего голова мотается из стороны в сторону вот меня уже раздетого брезгливо тыкает в плечо носком сапога милиционер с автоматом и отходит к стоящей вдалеке машине вот я уползаю в кусты. По крайней мере я знал что мне нужно делать и впоследствии понял что лучше сделал наилучшее из того что в данной ситуации можно было сделать.
  Ангел-хранитель? Наверное он действительно есть у каждого человека. Но скорее это ангел-наставник. Он не утирает сопли и не разгоняет злых собак. Но в смертельных ситуациях дает подсказку а то и отводит беду. Его цель не дать душе погибнуть и научить ее. Чему научить сие не может быть ведомо. Должен догадаться сам. Если неправильно понял то тебя еще раз поставят раком и будут ставить до тех пор, пока не пойдешь в нужную сторону. Бывает, конечно, что и он не успевает. На обед там отошел или на ковер вызвали. Да мало ли. Вот тогда выкручивайся сам в соответствии с ситуацией и ранее полученными наставлениями. Только редко такое бывает. А то что сейчас произошло и происходит может иметь свое логическое объяснение и даже не одно.
  Во первых, нейтронная бомба должна разрушать меньше, чем атомная или термоядерная. Там только взрыватель ядерный. И уничтожает только живые существа за счет того, что плотный поток нейтронов вышибает электроны с орбит, разрушая тем самым органическую структуру. Почему остаются живыми растения и должны ли они оставаться живыми я не помнил. Да и скорее всего этого нам не рассказывали. Приоритет всегда отдавался уничтожению живой силы. А что уж там лютики-цветочки никого не интересовало.
  Из всего живого вокруг себя я обнаружил только самого себя. Даже ночью никто не скребся в кустах и не гукал в темноте. Истинно мертвая тишина.
  Во вторых, сами последствия нейтронного взрыва изучены поверхностно. Что можно понять раз другой взорвав хлопушку? Да практически ничего. С момента изобретения пороха для хлопушек до момента, когда тем же порохом зарядили пушку прошла куча времени. Лет тысяча не меньше. И хлопушек за это время было взорвано вагон и маленькая тележка. Этим хоть и не объяснялось, почему я остался жив, но допускало то, что я мог оказаться исключением из правил.
  В третьих. Я не только остался жив, но меня и перенесло неведомо куда как и кусок лестницы из неведомого дома, который я нашел. Выходит нас на пару сюда забросило. Оставалось просто принять к сведению, что при нейтронном взрыве такое возможно. Только это могло объяснить почему я жив и почему здесь эта несчастная лестница.
  В четвертых. Как следствие, можно предположить, что не только я и лестница перенесены сюда, но вполне могут быть и другие фрагменты старого мира.
  Это давало надежду на то, что вполне вероятно, что я не одинок в своих мытарствах. Может кого то так же как меня зашвырнуло в это место.
  Эти мои рассуждения вполне все объясняли и не смотря на свою фантастическую невообразимость все со мной происшедшее теоретически могло осуществиться. Тем более что все это имело место быть практически. Не объясняли рассуждения только одного - места моего нахождения. Хотя, почему места???
  
  Глава 3
  Утро началось с рассвета. Поспать удалось часа два-три. Ложе из веток было слишком непривычным, одеяло из куртки слишком коротким. Потом стали проситься на волю грибы, своей настойчивостью оправдывая наихудшие предположения. Хотелось одновременно пить, есть, спать и все остальное сразу. Хотелось сразу проверить свои предположения, но организм требовал заботы и внимания. Причем немедленно. Свободу грибам!
  Солнце только-только показывалось из за горизонта. Опустился туман. Только редкие деревья высовывались из молочно-белого моря. Я стоял на вершине своего холма, и мои предположения оправдывались. Правее, левее от меня сзади и впереди над туманом темнели вершины соседних холмов-близнецов. Все таки они были в основном выше деревьев. Туман, словно помогая мне подтвердить свои предположения, спрятал под собой лес, и мне остались видны лишь правильные ряды холмов. Похоже, я был прав. Я был на кладбище и эти холмы могильные. Только похоронены под ними дома. Похоронены временем со всем их содержимым.
  Я предположил и предположение мое только что подтвердилось. Перекинуло меня в не в пространстве, а во времени. При взрыве была освобождена колоссальная энергия. Она рвалась прочь от эпицентра сминая и скручивая перед собой течение времени. Разрывая и разбрасывая её куски в разные стороны. Как черпаком выхватывая части пространства и вколачивая их в другие. За ним пронесся шквал освобожденных нейтронов, протонов и всего прочего, убивая на своем пути все живое. Так что никто не ходил и не смотрел куда пропал кусок асфальта с тротуара и лестница на площадку четвертого этажа в мертвом после взрыва доме. Просто было некому. Все умерли.
  Можно было до бесконечности стоять и выдумывать прочие ужасы, но факт оставался фактом. Меня переместило только во времени. На то же место, по которому я шел домой только через хрен те знает сколько лет. За эту вечность мертвые дома умерли окончательно. Стальная арматура сгнила, цемент и кирпич дегенерировали в исходные известь и глину. Ослабевшие стены частью осыпались, частью вросли глубже в землю. Дождь и ветер сделали свою работу. Мать сыра земля схоронила под собой свои неразумные созданья словно саваном, покрыв собой руины и дороги. На месте кварталов встали кладбища домов, которые в свою очередь стали могилами для людей. Дороги превратились в просеки, площади в поляны. Да и те через время сравняются, порастут быльем и сгинет без памяти человечество, ставшее безродным приемышем на третьей планете Солнечной системы.
  
  Глава 4
  
  Солнце взобралось довольно высоко. Пора было что то делать. Вернее решать, что делать дальше. На месте я уже сориентировался. Даже сходил к тому дому, где по моим предположениям покоились мои близкие. Скорее чтобы отдать дань их памяти, чем надеясь что либо увидеть или тем более найти. Необходимо было решить, что же делать дальше. Вариантов было немного. Или оставаться на этом месте. Или уходить на поиски более удобного. В пользу первого варианта мало что склоняло, кроме того, что места вроде бы знакомые и какая разница где откинуть копыта.
  Второй вариант сулил большее.
  Во первых, если это всего лишь зона отчуждения, а не тот кошмар, который я сам себе нарисовал, то где то должна быть граница, хотя верилось в это слабо.
  Во вторых, может, не одного меня зашвырнуло сюда или не все напрочь вымерли на этой планете. В это верилось сильнее, но и существовал риск обрести себе врагов вместо товарищей по несчастью.
  В третьих, можно было направиться в теплые края, где дары природы богаче, а холодное время года и короче и мягче, чем здесь.
  Кроме того, южные края всегда ассоциируются с морем. А море всегда считалось колыбелью жизни и, если где она и могла сохраниться наверняка, то это было только в воде или рядом с водой.
  Если уж мне выпал шанс жить, то использовать его я решил со всем максимальным комфортом.
   В четвертых, я надеялся, что факт с перекинутым сюда лестничным пролетом не будет исключением, и если с умом подойти, то можно найти не только лестничные пролеты, но и много полезных вещей вплоть до полезных инструментов, одежды и продуктов. Просто иди и собирай артефакты.
  Ну и в пятых, никто же в случае чего не помешает мне вернуться сюда и начать здесь жить.
  И так на юг! К морю!
  Раз так, то с отправлением в поход медлить не следовало. Тем более, что в местном ресторане ничего кроме грибов, щавеля и выродившихся ягод черноплодной рябины не подавали. Правда ближе к осени обещали поставлять лесные орехи. А мой организм был приучен к большему разнообразию. Впрочем всего этого добра с лихвой хватает везде.
  Не скажу, что было огромное желание вскочить и ринуться. Наоборот. Двигаться не хотелось и лишь сознание того, что сидя на месте совершенно ничего не высидишь, заставляло копошиться. Для начала нужно было избавиться от лишних вещей. Как говориться, в дорогу необходимо брать не то что может пригодиться, а то без чего нельзя обойтись. Поэтому сразу было решено провести ревизию сумки.
  Бумага вещь хорошая, но в дороге ни на что не годна, кроме как для подтирания задницы. Иного практического применения я ей не находил. Зато сумка становилась значительно легче. Из канцелярии был оставлен так называемый нож для резки картона уже проявивший себя в лучшую сторону при сборе и чистке грибов, ножницы, карандаш, скрепки, ластик. Вообще не зря я таскал на себе мобильную канцелярию. Из степплера были выломаны все металлические части, т.е. практически весь степплер. При катастрофическом отсутствии металла в новом мире следовало более трепетно к нему отнестись и проведать лестничный пролет на предмет выламывания всего, что хоть как то может быть выломано. Было еще несколько файлов - подойдут как емкости для воды или там еще для чего. Ремешок был отстегнут от сумки, распущен и в виде двух лямок приделан так, чтобы сумку можно было надеть как рюкзак или вернее ранец. Сама по себе сумка помимо прочих своих достоинств была ценна еще тем, что имела стальной каркас который придавал ей жесткость и впоследствии тоже мог быть использован для изготовления всяких полезных вещей. Вместо бумаги в сумку была помещены куртка и свитер. В футболке должно было быть достаточно тепло. Пока. Да и в случае чего - сумка то за плечами.
  В первом приближении все было готово. Кепку я решил не прятать, дабы использовать ее для попутного сбора провианта. Самое время было пойти и ободрать как липку Лестничный пролет. В моем представлении он уже был именем собственным. Такой же как и я обломок старого мира. Или обмылок? Тем не менее сейчас ему пришла пора послужить на благо человечества, то есть меня. В общем и целом он конечно был исключительно полезной вещью и если бы мне пришлось осесть здесь или где то поблизости, то несомненно он был бы весь разобран, раскрошен и разбит для наиполнейшего извлечения из него металла. Но сейчас он интересовал меня в том числе и как памятник. Пожертвовав парой файлов я сложил в них бумаги и сунул под пролет. Не было никаких надежд, что они сохранятся сколь либо долго и будут использованы мной вообще когда нибудь. Да только это было пока единственное свидетельство того, что я существовал в этом мире. Кроме меня самого. Но сам я уходил и может сгинул бы за первым же поворотом. Пускай будет хоть небольшая метка о том, что была и здесь живая душа.
  Сделав закладку я принялся изучать Пролет на предмет приобретения необходимого. Фрагмент перил представлялся в этом смысле наиболее перспективным. Вырезавшая сила нисколько не деформировала и не сколь либо заметно изменила его. Было впечатление, что взмах невиданного лезвия отделил этот кусок от целого без видимых усилий, небрежно полоснув по цементу и полосам стали. Эти-то полосы срезанные наискосок интересовали меня в первую очередь. Их было четыре штуки, остальные остались невредимыми и соответственно приваренными и снизу и сверху. Мои же мало того, что имели по заостренному окончанию, но и приварены были соответственно только снизу. Поэтому не долго думая я поочередно отломал их (слава советским сварщикам-халявщикам) даже не приложив значительных усилий. В результате я стал обладателем четырех заостренных наподобие сапожного ножа или скальпеля полос металла шириной сантиметра три и разной длины. Самая длинная из них была мне до середины бедра и получила название - стек. Самый короткий, сантиметров 20, был назван ножом. Оставшиеся два кортиком, тот что подлиннее и тесаком, что покороче. Сам срез, превративший их в холодное оружие и ставший вследствие этого режущей кромкой, этой самой кромкой можно было назвать весьма условно, ибо ни о какой остроте и не мечталось при его наклоне градусов в 60 к основной плоскости лезвий. Оставалось надеяться, что сам срез прошел на атомарном уровне и соответствующая острота останется даже при таком наклоне. Будет проверено на практике.
  На самом деле для сносного существования в новой жизни казалось нужным немногое. Но пока это только казалось. Похлопав на прощанье по нагретой солнцем ступеньке (прощай, дружище, может еще свидимся) и уложив благоприобретенные орудия и оружие (нож в карман, тесак и кортик в малое отделение сумки, стек в руках) я вышел на место своего прибытия в новый мир. На просеку, вернее бывшую улицу, к пятаку асфальта. Похлопав ладонью по прохладной поверхности (и ты прощай, дружище, может еще свидимся) побрел по направлению к тому месту, где проходило Можайское шоссе. Улицы, ставшие где просеками, а где уже редколесьем, поворачивая и пересекаясь друг с другом там, где поворачивали и пересекались раньше, вели меня все дальше и дальше в неизвестность. Недаром говориться, что дорога словно река - ступишь на нее и она понесет и может унести так далеко, что даже и представить не сможешь. Потихоньку я разошелся и поглядывая по сторонам, чтобы наложить очертания улиц и проулков из памяти на имеющийся ландшафт, который так и подмывало назвать современным, вроде бы вышел на Можайку. Теперь передо мной лежало два пути: один на запад, другой на Москву, на восток. Просека, громко именуемая мной как шоссе, было ненамного шире моей просеки.
  На месте транспаранта, где раньше было написано "Старая калужская дорога" красовалась полянка. Немного наискосок от нее раньше был небольшой водоем, который, мне бы очень хотелось, чтобы остался цел. Может быть хотя бы лужица какая от него осталась. Увы. Как и прочие рукотворные раны земля затянула и этот шрам на своей поверхности. Даже не шрам, не оспину, а так нечто незначительное, что даже не заслуживает и названия. Стерла без следа, походя, будто и не было. Что в сущности человеческая цивилизация для планеты? Так, шкурка на яблоке. Даже просто колония микроорганизмов на этой шкурке. Как бы мы не восхваляли свое величие, все равно остались бы для нее колонией паразитов, устроившихся на ее поверхности словно плесень. Хозяин оставил на несколько миллиардов лет остывать свое творение, вернулся и протер от пыли и заразы голубой шарик. А пока он ходил родились и умерли цивилизации, сменяя одна другую снова и снова. Порождая поколения, мнившие себя венцами творения и царями природы. А оказавшимися на поверку чем то вроде блох. И вытравили их как блох.
  
  Глава 5
  
  Пошастав в поисках воды вокруг того места, где раньше был пруд, и лишний раз удостоверившись, что ловить здесь нечего, все в том же составе я пошагал в сторону Москвы. Вообще то, если и был взрыв, то он наверняка был по Москве. Но это не факт, кроме того прошло столько времени, что вся радиация, которая была там заложена уже распалась и полураспалась давным-давно. Вон даже мутаций не видно. Может, конечно, произошли какие то качественные изменения типа мыслящих деревьев и говорящих грибов, но или эти изменения были слишком уж качественные, или их не было вовсе. В любом случае со мной никто не пытался вступить в контакт. А если хорошенько подумать, то при отсутствии людей и животных возможность растительного разума вполне и вполне имела право на существование. Просто вопрос времени. Ну, это меня уже не в ту сторону звернуло.
   Где то на выходе из города должен был быть родник. Когда отключали воду в доме, то туда ходили по воду. Родничок тогда был маленький, ручеек от него был дохленький. Но если человеческие творения канули в лету, то природные вполне могли не только сохраниться, а и прирасти. Ведь не было больше главного их губителя и иже с ним. Рассуждая таким макаром, я подошел к другому памятному месту. От домов здесь так же остались одни воспоминания, а от "Макдоналдса" и того не осталось. Я старался не думать о том, что здесь было или могло быть. О безвременной гибели тысяч, а в худшем случае миллиардов людей. Ясно, что они умерли, причем очень давно. Это было настолько чудовищно своей глобальностью, что мозг просто зашкаливал, отказываясь осознать это. И снова возвращался к осмыслению и снова зашкаливал. В конце концов, сейчас нужно смириться. А долгими зимними вечерами у очага хорошо все обдумать. Если еще будут и очаг, и вечера возле него.
  Родник был немного дальше и левее. С дороги я сходить не стал, справедливо полагая, что вода дырочку найдет и, если родник сохранился, то рано или поздно ручей пересечется с дорогой. Кроме того, мало прельщали блуждания в лесу с целью разведки родника и обратные поиски дороги. Конечно, потерять ее было трудно, но ставить эксперименты на эту тему мне не хотелось. Просто хотелось воды. В классическом представлении жажда меня не мучила. Горло не раздирала сухость, губы не потрескались и не спеклись. Даже во рту не пересохло. Спасали сопутствующие щавель и кислица, редкие ягоды земляники, даже повезло набрать небольшую горсть малины. Вся эта роскошь росла на обочине и встречающихся полянках. Просто хотелось напиться. Глотнуть полновесный глоток обычной воды. Умыться.
  Дорога кончилась внезапно. То есть она продолжалась и дальше, но уже по другую сторону плотно заросшего зеленью овражка. Шириной он был метров пять, глубиной вроде бы метра два и пересекал мой путь практически под прямым углом. Дорога в этом месте и далее скорее напоминала вал, возвышающийся совсем слегка над поверхностью земли. Вода, как уже говорилось, нашла свою дырочку именно здесь. Поэтому слева ручей тек вдоль дороги мне навстречу, а справа, наоборот, от меня. Осторожно сойдя к руслу, я немедленно встал на колени и напился, склонившись над поверхностью воды. Было вкусно, мокро и прохладно. Класс. В животе немедленно заурчало и забулькало. Организм тоже радовался живительной влаге. По классике жанра следовало развязать узелок с едой и утолить голод. Но развязывать было нечего, поэтому я ограничился тем, что хорошенько умылся, предварительно сняв лыжи, то бишь сумку. Ширины в ручье и двух метров то не было, поэтому разувшись я форсировал водную преграду. Вода приятно остудила почти сварившиеся в зимних сапогах ноги. Перебравшись на другую сторону и немного передохнув, я все-таки решил исследовать ручей на предмет пожрать. Не обуваясь и закатав до колен брюки я пошел вверх по течению. Хозяйство мое все осталось лежать на дороге, дожидаясь меня с добычей. Далеко заходить, ясное дело, я не собирался. Метров через двадцать ручей разливался, образуя небольшой бочажок. Здесь уже пришлось освежиться посерьезней.
  На утку я наступил, когда искупавшись вылезал на противоположный берег ручья. Просто хотел надрать аира болотного, который рос там в изобилии. Вообще то это я так думал, что аиром является именно это растение. На самом деле я просто читал, что у него съедобные корни и решил как то разнообразить свое меню. Раньше я никогда его не пробовал и запомнил лишь от того, что дед у меня начинал войну в войсках артиллерийской инженерной рекогносцировки, сокращенно АИР. Потом прочитал, что оказывается существует такое растение и у него съедобные корни. Ну, так вот утку, в отличие от аира, я пробовал.
  Потенциальный ужин явно был возмущен и высказывал признаки крайнего недовольства кряканьем, хлопаньем крыльями и шипением. Не нужно было обладать большими познаниями в орнитологии чтобы догадаться, что отгоняла она меня от гнезда с кладкой. Ужин никуда не улетал, а наоборот подпрыгивая норовил цапнуть меня за руку клювом. Руку я протягивал ясное дело не для того, чтобы погладить утеньку. Наконец взмахнув ладонью будто ловил муху и целясь по утиной шее, я поймал горячую перепончатую лапу и, зажав трепыхающуюся добычу подмышкой, хладнокровно свернул ей шею внутренне обливаясь слезами и сжимаясь сердцем от жалости. В тот же миг, как только стихли стенания несчастной жертвы, я услышал хлопанье крыльев, кряканье и ощутил весомый удар по голове. Машинально отмахнувшись рукой я уцепил следующую свою добычу. Это был селезень. Уж не знаю как там у них, у уток с семьями и лебединой верностью, но прилетевший на крики своей подруги кавалер увидел, что с его избранницей обращаются без подобающего приличия, и намеревался отогнать от нее и гнезда оборзевшего чужака-селезня в моем лице. Сам же я видел в лице селезня потенциальный завтрак и уже почти автоматически свернул шею и ему. Вот так и привыкают к убийствам, подумалось мне. Чтобы окончательно утвердиться в статусе уткоубийцы и разорителя утиных домов я решил исследовать гнездо на предмет набрать яиц. Яйца оказались насиженными. Решив не жадничать, я стыдливо прикрыл травой разоренное гнездо и, захватив ужин и завтрак, отправился к месту своей стоянки с твердым намерением разбить бивак и остаться на ночлег именно здесь. Я не знал откуда взялись эти утки! Я не знал много ли их или на всей планете только две! Я шел с твердым намерением их сожрать, пусть даже они будут последними во всей галактике. До кучи, конечно можно было сожрать и яйца. Я даже слышал, что насиженные яйца в определенных кругах считаются деликатесом, но сегодня я не был готов к экспериментам.
  Может потом... Когда утки приедятся... Как же я ненавижу ощипывать птиц...
  
  Глава 6
  
  Сказать, что утки было много, значило не сказать ничего. Все-таки мои утки были не последними в галактике. Далеко не последними и пока первыми живыми существами, встреченными мной в новом мире.
  Второй день моей жизни в новом мире близился к середине, когда я вышел к небольшому водоему. Он был несколько в стороне от дороги и приходился примерно на пересечение Минского и Можайского шоссе. "Город" давно кончился и в низине, где раньше рос лес, притаилось озерцо, окруженное зарослями камыша и ракитника. Уж не знаю, что здесь у уток было - утиная тусовка, или утиный клуб, или съезд утиной партии зеленых, но вся поверхность воды была заполнена копошащимися водоплавающими. Надеюсь, они обсуждали не резню, устроенную вчера мною их собратьям. В любом случае они не спешили улетать при моем приближении. Просто отплывали от берега, наличиствуя разумную осторожность. Если они и видели кого-то крупнее себя, то это что то не причиняло им вреда, потому что видимого опасения они не проявляли. Скорее реагировали как на самодвижущийся пень или камень, хотя собственно камней мне практически не встречалось.
  И так, время было обеденное и стоило подумать о самом обеде. Отойдя немного подальше от берега, я разоблачился и отправился на охоту и ловлю. Пока я слабо представлял способ этой самой охоты и ловли, потому что добывал уток руками второй раз в жизни. Первый был вчера.
  Для начала я просто подошел к берегу. Утки отплыли. Я зашел в воду. Утки отплыли дальше. Глубина была небольшая и я двинулся прочь от берега, стараясь не делать резких движений, хотя вода изрядно бодрила и резкие движения очень хотелось делать. Вода была жутко холодная и сравнительно прозрачная, несмотря на обилие крылатых пловцов. Помалу я начал привыкать к воде, а утки привыкать ко мне. От берега я отошел уже метров на пять и вода доходила мне почти до пояса. Обернувшись, я увидел, что за моей спиной утиное войско соединилось и я был окружен барахтающимися созданиями со всех сторон. Невольно закралась мысль, что утки готовят захват. Больно уж их было много. Но потом решил, что хоть их и много, да и я большой. Прорвемся, удаль молодецкая поможет.
  Присев и погрузившись с головой под воду, я хищно затаился в засаде. Следовало ожидать, что глупые утки увидев исчезновение ходячего дерева (ну, прям Буратино получился) , подплывут поближе и вот тут то я и проявлю свои самые низменные наклонности в отношении утиного племени. Под водой я мог находиться минуты две не больше. У меня была большая надежда, что птичкам будет достаточно этого времени для того, чтобы успокоиться и подплыть ко мне на расстояние вытянутой руки. Сидел я долго и упорно. Где-то через целую вечность, секунд через сорок, я приоткрыл глаза и увидел, что никто ко мне и не думал приближаться. Глупые утки оказались не такими уж и глупыми. Или учеными. Круг из уток над моей головой немного сузился, но все равно до ближайших перебирающих воду лап было не меньше полутора метров. Руки, как говориться, коротки. Ну, если гора не плывет к Магомету... Я гребнул и оттолкнулся ногами от илистого дна, подныривая под ближайшие ко мне лапы. Но и это мое намерение оказалось напрасным. Стоило мне только шевельнуть рукой, как вся ватага с шумом и плеском ринулась прочь от меня. Вынырнув метрах в трех от засады, я встал на дно. Вода доходила мне до подбородка. Нужно было отдышаться. Да уж. Глупые утки оказались не такими уж и глупыми. Можно было, конечно, увеличить время ожидания под водой используя для дыхания чего то вроде дыхательной трубки. Но подходящих материалов поблизости не было. Камыш по берегам, конечно рос, но для дыхательной трубки он не подходил.
  Миф о том как белорусские партизаны неделями просиживали погрузившись с головой в болото и дыша через камышинку был развенчан мной еще в детстве. Меня тогда очень это интересовало. Маску и трубку для подводного плавания мне не покупали - баловство. А поплавать или хотя бы просидеть под водой дольше всех ребят хотелось. Я долго пытался разгадать тайну белорусских героев, потому что стебель камыша совсем не был полым и напоминал скорее сигаретный фильтр чем трубку. Выдолбить его, а партизаны дышали именно через выдолбленную камышинку, не представлялось никакой возможности. Даже высушенный он не поддавался обработке. Хотя понятно, что делаться все должно на раз-два. Пока враг отвернулся. Потом я забросил эти попытки решив, что партизан не зря назвали героическими. Ведь только герой сможет дышать через трубку, которая совершенно не пропускает воздух или часами выдалбливать ее на глазах у врага, когда вокруг в изобилии растет медвежья дудка, бузина и прочие растения с полыми стеблями. Могли быть, конечно, какие то этнические ограничения вроде того, что плеваться рябиной только из медвежьей дудки, а дышать под водой спасаясь от немцев только через камыш. Уже гораздо позже я узнал, что камышом называют еще и другое растение, растущее гораздо южнее и совершенно не растущее в средней полосе. Тот камыш больше похож на тростник, только стебель у него чуть потолще карандаша и действительно достаточно проломить пару перегородок внутри стебля, чтобы быстро получить приличной длины трубку. Ушлый писака не учел, что в Белоруссии такой камыш не растет. Миллионы советских детей потом удивлялись подвигам партизан и восхищались их упорству. А выдалбливание камышового стебля представлялось им чем-то вроде военной тайны, которую так и не выдал буржуинам Мальчиш-кибальчиш.
  Предаваясь воспоминаниям, я отдышался. Утки за это время тоже успокоились. Над водой им на обозрение торчала только моя голова, которая, видимо, воспринималась ими как этакий пенек с глазами. Они подплывали ближе и ближе, увлеченные своими поисками неизвестно какого пропитания. Они не обращали на меня почти никакого внимания. Еще немного и они вообще перестанут меня замечать. А постой я подольше, вполне могут свить на голове гнездо. Особо наглые уже присматривали мои богатырские плечи в качестве места для посиделок. Подождав достойных кандидатов, я быстренько ухватил даух крякуш одновременно и свернул им шеи поочередно. Как я это проделал объяснить не могу. Видимо проснулись первобытные инстинкты. В этот момент я жалел, что рук у меня только две.
  Пернатое население и не особо возмутилось. То ли этих двух здесь недолюбливали то ли еще почему. С чувством почти полного удовлетворения я выполз на берег. Вода хоть и не была ледяной, но чувствительно холодной. Особенно у дна. Восхитительно грело солнышко. Сориентировавшись, мы с утками вышли на сумку. Устроившись на краю леса, чтобы и на солнышке быть и за дровами недалеко бегать, я начал творить костер. Валежника в лесу хватало, в том числе и сухого. Вскоре дров нашлось достаточно, чтобы поджарить средней величины свинью.
  В качестве растопки отлично подходила береста. Зажигалку, как единственный источник огня в этом мире я держал в сумке завернутой в носовой платок теперь уже сомнительной чистоты. На качество огня это не влияло, равно как и на какую то особенную сохранность. Просто на всякий случай.
  Ох уж этот мне "на всякий случай". Когда-то у меня был гараж, правда, без автомобиля. И я тащил туда все подряд. Доска не доска, железка не железка. На всякий случай, пригодится. Время шло. В гараже уже столько всего было собрано на всякий случай, что мне уже иногда хотелось, чтобы этот самый случай наступил. Как то раз мне надоело ждать и я в несколько приемов вывез все накопленное "на всякий случай" добро к ближайшей свалке. Гараж чудесным образом освободился, а я установил для себя обязательство - иметь только то, без чего невозможно обойтись. Хотя сердце обливалось кровью при виде симпатичной доски или железяки. Ум подсказывал сколько и каких полезных вещей можно из них смастерить в случае чего. Но я был неумолим. Всегда... Ну, почти всегда.
  Сейчас эта привычка собирать "на всякий случай" могла сыграть со мной злую шутку и если себя не одергивать, то вскоре придется тащить на себе обоз. И так уже пустая вроде бы сумка существенно оттягивала плечи. Но вроде бы все вещи были необходимы, а те без которых можно было обойтись не занимали много места. Даже кое-чего не хватало. Вот если бы... Стоп! Ничего лишнего!
  Уток решил не щипать, а просто ободрать шкуру. Получилось довольно неплохо и достаточно быстро. Развесив добычу жариться, я решил походить и осмотреться. Времени по Солнцу было часа четыре. Жары особой не было, да и та начала спадать. В округе не было ничего примечательного. Лес как лес. Да здесь и в прежние времена было пустынно.
  Побродив, я снова вышел к озеру. Утки были на месте. Невольно закралась шальная мысль. А не задержаться ли мне здесь? А что? Еда есть. Вода есть. Что еще нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость? Утки мои уже изжарились с одной стороны. Перевернув их, я снова погрузился в ставшие невеселыми мысли.
  Получалось, что я все потерял. Все, что имел - близких, знакомых, работу, кров. Все то, чем я занимался всю свою жизнь пошло прахом. Прежние приоритеты потеряли всякий смысл. Да и имела ли смысл теперь и сама жизнь? Жить ради жизни? Влачить существование на одном месте или в вечном поиске? Поиске чего??? Себе подобных? Лучших мест? Даже извечные вопросы: Что делать и Кто виноват, меня не особо занимали. Делать можно было две вещи: или идти, или не идти. Кто виноват? Какая теперь разница? Как там еще готовят утку? Вроде бы обмазывают глиной и кладут в костер? Нужно будет в следующий раз попробовать.
   Кушать дичь без соли не особо вкусное занятие. Да и где ее, соль то бишь, взять? Конечно, я знал о существовании природных солонцов, но где их искать и есть ли они вообще в округе оставалось для меня тайной за семью печатями. Вообще то обходились же когда то люди совсем без соли? Обходились. Значит соль - это скорее привычка, чем необходимость. Конечно, в каких то количествах она нужна. Но количества вроде бы совсем мизерные и получить их можно с едой. Еда этого не знала и была несоленой. Покончив с одной уткой, вторую я решил приберечь на ужин или завтрак. Как получится. Я заспешил укладываться, хотя в дорогу меня никто не гнал. Но ноги сами несли меня прочь от места, где раньше стоял город, в котором я был и счастлив и несчастлив, и беден и небеден. Казалось, что чем дальше я уйду от этого места, тем тоньше будет становиться нить, связывающая меня с прежним моим миром. И может быть к тому времени, когда она оборвется окончательно, я уразумею свое место в этом?
  
  Глава 7
  
  Утро снова начиналось с рассвета. На ночь я не стал разводить костер. Просто забился под относительно старую елку и устроился там, укрывшись курткой. Тяжелые колючие ветки склонялись почти до земли, образуя подобие шатра, в котором могло поместиться лежа человека два. Но я был один и места мне хватило с избытком. Землю устилал довольно толстый слой старой хвои и устройство на ночлег не заняло много времени. Усталость и относительное удобство позволили мне поспать сравнительно долго. Солнце уже почти поднялось над верхушками деревьев, когда я заспанный, в иголках и смоле выбрался из под елочного укрытия. Роса уже сошла и я умылся из файла, в который накануне набрал немного воды. Впрочем умылся весьма условно, налив немного воды в ладонь и растерев ее по лицу. О бритье и чистке зубов не стоило даже задумываться. Во всяком случае в настоящий момент. Видимо придется отрастить бороду и длинные волосы. Подравнять их можно ножницами. Но это не сейчас. Прическу я носил короткую, а бороду и усы не носил никогда. Поэтому до подстрижки время было.
  Напившись из того же файла, я решил отправляться. Утренняя свежесть почти не чувствовалась. Было ощутимо тепло. Сапоги я положил в сумку, а куртку свернул в скатку и кое как примотал сверху. Теперь моя поклажа отдаленно напоминала ранец немецкого солдата времен второй мировой войны. Начала второй мировой войны, потому что в конце они выглядели несколько иначе. Наверное. Идти босиком я решил из тех соображений, что, во-первых, было достаточно тепло и в сапогах было довольно жарко. Во-вторых, стоило поберечь обувку до той поры, когда станет достаточно холодно. Лапти я плести не умел, хотя стоило бы, оказалось научиться. Вообще то я слабо представлял во что я буду одеваться, когда моя одежда придет в негодность.
  Босиком последний раз я ходил еще в нежном возрасте, когда приезжал на лето к бабушке в деревню. Практически все мои деревенские друзья не носили обуви летом. Они ее просто не имели или берегли. Я тоже не отставал от них и шпарил босиком, несмотря на то, что сандалеты у меня были и не одни. То, что я считал экзотикой и особым деревенским шиком, была для моих сельских сверстников обыденной необходимостью. Сначала было ужасно непривычно и неудобно. Пятки чувствовали каждый камешек, колючку или стерню. Пальцы то и дело сбивались о кочки. Но проходило короткое время и неудобства сами собой исчезали и к концу лета кожа моих ступней могла сравниться с подошвами ботинок. К тому же это давало кучу всяческих преимуществ. Можно было, например, не обходить стороной лужи, можно было шлепать по дорожной пыли, поднимая за собой целые облака.
  Вскоре лес поредел, а потом и вовсе сошел на нет. Впереди простиралось что то наподобие степи. По моим расчетам я должен был находиться километрах в двух с половиной - трех от МКАД. Пространство передо мной расстилалось как на ладони до самого горизонта и где то на середине этого расстояния луговая зелень заканчивалась и уступала место голой земле. Во всяком случае мне так виделось со своего места. Дорога осталась у меня за спиной и я потопал по бездорожью держа курс на границу между зеленью и незеленью. Шагать босиком я помалу приноравливался и, чуяло мое сердце, надолго. Чем дальше от леса, тем грубее становилась трава. Потом я с удивлением обнаружил, что земля ощутимо нагрелась. Даже в самую сильную жару трава должна была сохранять под собой прохладу. Здесь же я ступал словно по нагретому асфальту, покрытому травой. Да и сама трава скорее напоминала сено, высушенное на корню. Вскоре жар под ногами стал довольно сильным. Земля напоминала скорее очень крупный песок или очень мелкий гравий. Дальше путь был закрыт. Там явно была какая то аномалия. Земля нагревалась изнутри. Причем давно и постоянно. Теперь передо мной простиралась пустыня мысль о радиации посетила меня и ушла. Никакой ядерный реактор не способен нагреть такое пространство. Скорее это просто утончившяся до предела земная кора. Причем утончение было локальным и стабильным. Ну, относительно, конечно. По человеческим меркам. По меркам планетарным это мог быть стремительно развивающийся или наоборот затухающий процесс.
  Так или иначе, дальше путь был закрыт и я потихоньку стал отходить обратно к границе леса. В первоначальные мои планы входило дойти до МКАД, а затем осмотреться и решить куда двигаться дальше. Ну теперь ясно, что в столицу нашей Родины город-герой Москву я не пойду. Оставался второй вариант: пройти вдоль МКАД до какого то южного шоссе и по нему уже следовать на юг. Географическим кретинизмом я не страдал и мог бы сразу пойти в ту сторону по солнцу, мху на деревьях и прочим бойскаутским приметам. Но согласитесь, идти по дороге, хоть и заброшенной, или продираться сквозь дебри. Есть разница. И кроме того я не терял надежду на артефакты, хотя за все время моего похода не встретил ни одного, впрочем я и не искал. А что же, спрашивается, это за артефакт, если он валяется под ногами? Фикция одна. Артефакты должны доставаться потом и кровью. Во всяком случае вдоль дорог их должно быть больше, а все дороги вели к МКАД. Или от МКАД.
   Присев в теньке от первых деревьев, я перекусил остатками утки и воды. Костер раскладывать не стал - и так жарко. Кроме того задерживаться долго на этом месте я не собирался. Необходимо было двигаться дальше. Особой тягой к дальним странствиям я не страдал, однако торчать на одном месте тоже не собирался.
  Нужно сориентироваться. Если мне не изменяла память, то прямо на юг от Москвы был Кавказ. Сами по себе горы меня не привлекали. Ловить там было нечего. Значит тупо переть на юг не представляло смысла. Чтобы попасть к морю, следовало взять либо восточнее либо западнее. Я и раньше рассчитывал обойти Москву, используя МКАД, вернее то что от нее осталось, в качестве ориентира. Может быть со стороны Москвы, чтобы обследовать останки мегаполиса. Теперь этот вариант не проходил. И МКАД, и Москва превратились в непроходимую пустошь, накрытую переливающейся пеленой марева. Опять таки, далеко ли тянется эта раскаленная сковорода или лес, из которого я вышел, был только оазисом в пустыне мне известно не было.
  Видимо следовало идти, придерживаясь края пустоши. Если это был локальный очаг, то рано или поздно я начну его огибать и выйду на нужное мне направление. Ежели нет, то просто вернусь на то же место. Я пошел направо. Не из политических соображений. Просто справа был юг.
  В лес все же пришлось углубиться, чтобы попутно собирать подножный корм. Вода в файле уже давно иссякла, а водоемы по пути не попадались. Когда солнце изрядно склонилось к закату, пить хотелось уже нестерпимо. Я шел так чтобы не терять из вида окраину леса. Вряд ли здесь, в непосредственной близости к раскаленному пеклу сохранились какие нибудь источники воды
  Однако пить хотелось и с этим надо было что то делать. Я зашел еще глубже в лес, ориентируясь скорее по небу, чем по солнцу. На западе небо было светлее. Лес не становился гуще и продвижение мое не задержал. Окраину я из вида потерял, но заблудиться не боялся. Да и уместно ли вообще понятие "заблудиться" в моем положении. Я и так был заблудившимся. Во времени. В пространстве. В конце концов у меня не было даже конкретного места от которого я мог "заблудить". Как человек, для которого домом была любая елка, я не мог назвать себя даже бродягой или бомжом, потому что бродят люди, я полагаю, между чем то и чем то, а определенного места жительства в этом мире похоже ни у кого не было. Разве только у уток.
  Долго ли скоро ли, когда я уже бросил все попытки сохранить ориентацию на местности и окончтельно закрутился в лесу, я нашел, что искал. В сравнительно глубокой ложбинке тек ручей. С невыносимым удовольствием я утолил жажду и напился впрок. Вода едва не потекла из ушей.
  Умывшись и ополоснувшись я огляделся. Имело смысл остаться здесь на ночлег - день существенно клонился к вечеру. Выбрав место я отправился на охоту и ловлю. Для начала я прошелся вверх по ручью. На берегу небольшой заводи мне удалось вытоптать из гнезда очередную утку и удачно сшибить ее взмахнув стеком, который я взял с собой именно на этот случай. Кинув утку рядом с сумкой, я прошел вниз по течению. И в этой стороне меня ждала удача. Я нашел свой первый артефакт. Это была литровая бутылка из под газировки. Ее красная крышка не могла не привлечь внимания. Видиимо, она приплыла откуда то сверху и проплыла бы дальше, если бы не сухая ветка, упавшая поперек ручья и перегородившая его с берега на берег. Теперь я мог запасать воду. Это действительно была удача. В файл могло поместиться не более полулитра. Приходилось чуть ли не нести его в руках, чтобы не раздавить и не расплескать живительную влагу. Бутылку же я мог просто привесить и заботиться лишь о том, чтобы ее не потерять. Ура, товарищи!
  
  Глава 8
  
  На этот раз утро началось задолго до рассвета. Шел дождь. Он был по летнему тихим, но обильным. Где то в стороне порыкивал для порядка гром. Но далеко и негромко, словно сквозь полудрему. Капли, вначале скатывавшиеся по веткам, в конце концов пробили надо мной плотную хвою и вода тонкими струйками потекла на куртку, на ноги и за шиворот. Отлеживаться больше не удавалось. "На улице" было еще совсем темно. Дождь шел уже с полчаса и костер безнадежно потух. Развести новый было нереально, поэтому я сделал единственное, что можно было сделать: надел все, что можно было надеть, забился под ту же елку, натянул куртку на голову и попытался заснуть. Вода вскоре перестала капать, а потекла ленивыми струйками. Очень скоро хвойная подстилка подо мной промокла. Как водится в таких случаях я попытался найти положительные стороны в своей теперешней ситуации. Вот если бы меня закинуло в зиму, шансов на выживание было бы о-очень мало. Практически ноль. Замерзнуть сразу я бы не замерз, но помучался бы изрядно. Далеко от костра не отойти. Еду достать негде. Огонь поддерживать нужно постоянно. Даже если бы умудрился найти бревна, чтобы костер горел всю ночь, надолго это не помогло бы. Силы без пищи таяли бы с каждым часом. В конечном итоге все равно пришлось бы замерзнуть не имея сил набрать дров. Даже если бы пошел в сторону пустоши, которая и зимой наверное горячая, даже если бы и дошел, то все равно бы погиб от голода. От таких мыслей даже теплее стало. Пусть мокро, но не смертельно. Дождь кончится, разведу костер, обсушусь. Половина утки у меня есть. Поем.
  Летние дожди не бывают долгими. К рассвету и этот закончился. Зуб у меня не попадал на зуб, когда я все же решил выползти на свет божий. Нужно было срочно греться. Костер и дрова. Вернее наоборот. Наберу дров - погреюсь. Разведу костер - погреюсь. Так глядишь и согреюсь. Вперед!!! Неподалеку обнаружилось нетолстая засохшая береза, которая после непродолжительных усилий была повалена и вараварски наломана на швырок. Получилась приличная кучка. С той же березы, ставшей на непродолжительное время дровами было надрано рекордное количество бересты, увеличенное за счет близрастущих берез. Береста отличается свойством хорошо гореть даже будучи сырой. Деготь как никак. Сооруженный по всем правилам юных пионеров костер долго дымил и шипел, плевался искрами, пока не дал яркое и ровное пламя. Победа! Теперь можно немного расслабиться. За время всех манипуляций я в принципе успел согреться, но раздеваться сразу для просушки одежды не решился. Сначала снял куртку и развесил ее на двух палках, воткнутых в землю не слишком близко к костру. От куртки почти сразу повалил пар.
  Брюки и свитер я решил сушить пока не снимая. Просушку сапог отложил на потом. Предпочитая учиться на чужом опыте, я вспомнил историю из своей ранней армейской жизни. Тогда мы курсанты-первокурсники жили в лагерях и свободное вечернее время проводили вокруг костра. Грелись, травили анекдоты, делились планами на отпуск. В общем ни в чем себе не отказывали. Нужно сказать, что погода выдалась сырая , соответственно, и сапоги у всех были сырые тоже. Конечно же нашелся один умник, который решил посушить сапоги у костра. Умник этот, особым уважением не пользовался ни в среде простых курсантов, ни в среде кадетов - так называли бывших суворовцев. Но как зачастую бывает, сам о себе он был самого высокого мнения. Вот он и водрузил свои говнодавы около огня. Необходимо отметить, что одной из отличительных особенностей этого чудака был размер ноги. Он был гигантским, по сравнению с достаточно дохлым телом. Второй особенностью было то, что эти ноги невообразимо большого размера невообразимо гадко воняли. Так что сапоги, и так вонявшие не лучше ног, у огня превратились в источник умопомрачительного амбре. Курсанты народ простой. Сапоги были выброшены вон,а их обладатель, пытавшийся качать права, послан в пешее эротическое путешествие. Когда протрубили отбой, упорствующий в своем начинании курсант, принес сапоги к догорающему костру и все таки поставил их сушиться. Тем более, что из палатки их все равно выкидывали за тот же мерзкий запах. Сам же спокойно отправился спать. Утром весь курс лежал от смеха. За ночь сапоги так усохли, что стали размера на три меньше от прежнего. Никакие попытки их натянуть не помогали. И смех, и грех. Потому что парню и обуть было нечего. И эти-то сапоги доставали у десантников специально для него, так что ни о какой замене и речи идти не могло. До конца лагерей он перебивался то в кедах, то в резиновых сапогах, которые были попросторней и служил объектом постоянных придирок со стороны командиров и насмешек со стороны товарищей. В принципе парень то был неплохой, если не задевать его размером ног. Но до конца учебы стал кем-то вроде курсового дурачка, не в обиду будь ему сказано. Памятуя об этом случае я не стал рисковать сушкой обуви у сильного огня, решив просушить ее позже, когда огонь утихнет.
  Огонь утих, затем снова воспылал, подкормленный охапкой веток. Куртка уже изрядно просохла и, благодаря моему непристанному вниманию, даже не прогорела от искр более чем в двух-трех местах. Хорошо еще, что она из синтетики, а не из ваты. Как тлеют хлопчатобумажные ватные бушлаты я хорошо знал. От малейшей искорки незаметно и быстро могла выгореть дыра с кулак, а то и больше. На куртке же прогорали симпатичные отверстия с оплавленными краями величиной не больше булавочной головки. Небо очистилось, солнце пригревало. Трава, хоть и была еще сырой, но уже не грозила вымочить одежду насвозь. Свитер и брюки почти просохли на теле. Само тело согрелось и нудно зудело от этого влажного компресса. Я снял одежду и, развесив ее на палках взамен высохшей куртки, решил все же попытаться вздремнуть. Сапоги я оставил сушиться, надев на колышки вбитые в землю каблуками тех же сапог в полуметре от костра. Костер к тому времени стал горкой углей, от которой шел интенсивный жар. Расстелив куртку на траве, я улегся и попытался заснуть, накрывшись полой. Уснуть мне не удалось. Произошло то, что происходило со мной всегда при попытке дневного сна. Глаза слипались, в голове шумело, но стоило улечься, сон тут же проходил и оствалось либо лежать с закрытыми глазами, либо через силу вставать и продолжать бодрствовать в состоянии полудохлой мухи. От углей веяло теплом, куртка была еще горячей от костра. Я решил полежать. Тем более, повторюсь, никто меня не гнал и за мной не гнался.
  От делать нечего, я занялся расчетами. Так. Идти мне до теплого моря примерно тысячу километров, даже побольше, если учесть неизбежные блуждания. Времени у меня до первых холодов. Не больше. То есть примерно дней сто. Значит в день я должен проходить не меньше десяти километров, даже больше. Двигаться эффективно я бы смог часов восемь, нет, шесть часов в день. Значит идти мне нужно со скоростью ... Семь на восемь ... Восемь на семь...
  Все таки я заснул. Солнечное пятно, на котором я расстилал куртку уползло в сторону. Костер без топлива сдох, покрывшись седым пеплом. Ногам стало холодно. И я проснулся.
  Три. Три километра в час мне нужно проходить, чтобы за шесть часов пройти 18 километров. Тогда за сто дней у меня есть шанс попасть к морю. Но это только если я буду идти на юг от этого будет толк. Всякие мотания в стороны только заберут время, не сокращая расстояние.
  В голове явно прояснилось. Мне не хотелось думать по силам мне шагать подряд шесть часов прогулочным шагом или нет? Удастся мне сохранять направление и насколько эффективно? Нужно было двигаться. И нужно, и хотелось. Вернее не хотелось оставаться на одном месте. Дорога понемногу брала власть подгоняя желание находиться в движении.
  Сборы были недолги, как поется в песне. Доев утку с грибами (одно название чего стоит, так и гурманом недолго стать) и уложив манатки, я отправился в путь. Выйдя на окраину леса я огляделся. Определить намного ли я продвинулся за вчерашний день не было никаой возможности. Ориентиры отсутствовали. Я вполне мог описать круг и выйти в то же место из которого заходил. Лес мог сыграть подобную шутку. Как то раз в прежнем мире, отправившись за грибами я раз пять заходил в лес и после получасового хождения с маниакальной настойчивостью столько же раз выходил на том же месте. Причем я был твердо уверен, что шел только прямо. Особенно в последний заход, когда уже не отвлекался на красоты природы, а все таки решил добиться своего и выйти на грибное место. Вышел я в пятидесяти метрах от того места, где заходил. После чего плюнул и отправился домой. После этого случая я приобрел приличный компас и, если мне нужно было пройти через лес, шел только по нему. Сейчас компас купить было негде и я пользовался единственным ориентиром - окраиной леса, и единственным указателем - солнцем.
  
  Глава 9
  
  Идти шесть часов подряд мне не удалось. Для начала совсем неплохо было и то расстояние, которое я покрыл до окончания дня. Идти по краю леса было полегче. Если бы не высокая трава, было бы совсем роскошно. Главное, идти можно было дольше. Практически до полной темноты. У открытой местности свои преимущества. Впрочем как и недостатки. Из подножного корма были только ягоды. Так что когда я опомнился, чтобы набрать грибов, уже смеркалось. В лесу, где было значительно темнее, найти грибов было невозможно. Разве что наступить.
  Несколько подосиновиков, найденных мной еще засветло, и еще парочка, на которую я наткнулся таская дрова для костра составили вполне сносный ужин. На утро не оставалось совсем ничего. Будет день - будет пища. И будешь ты эту пищу добывать в поте лица своего.
  День настал. Я шел по лесу, в поте лица собирая что попадется. Было около полудня, когда набралось что то значимое. Воды в заветной бутылке, притороченой к брючному ремню осталось на треть. Пополнить запас воды удалось благодаря луже, почему то сохранившейся после вчерашнего дождя, врожденной небрезгливости и, опять же, детскому опыту, когда случалось утолять жажду из подобных водоемов, предварительно отогнав рукой головастиков.
  Я как раз дошел до очередной прогалины и решил по ней выйти на край леса. Все же я изрядно углубился и нужно было исправлять ситуацию. Глядя под ноги, чтобы не пропустить возможную еду, я неторопливо брел по направлению к пустоши. Именно поэтому я не остановился заблаговременно, а практически наткнулся на асфальт. Пласт асфальта знакомой овальной формы, только диаметром метров десять, лежал на траве посреди просеки. Его будто вырезали из дорожного полотна и шлепнули сюда на землю словно блин. Еще один привет из прошлой жизни. Автоматически я шагнул на блестящую от влаги поверхность и сделал несколько шагов. Хлопок, удар, искры из глаз и я снова лечу. Похоже я наступил на грабли.
  На этот раз я приземлился не на мягкую траву, а на жесткий асфальт, избитый тысячами автомобильных покрышек. И одет я был по летнему, вернее сказать раздет. Сумка смягчила удар, но левое плечо было свезено основательно. Я сразу измазался в кровище. Сознания я не потерял. Может быть из-за того, что сумка была привешена почти на затылок, может потому что организм начал привыкать. Привыкать! Ха! Ничего себе, привычечки я себе заимел. Вобщем, я вернулся. Вокруг был старый мир и лежал я посередь дороги. Или шоссе. И еще была зима!!! Когда прошел первый шок, я сразу почувствовал легкий дискомфорт. Босые ноги стало сводить от холода, руки покрылись гусиной кожей и перестали что либо чувствовать. Это к лучшему, потому что хлобыставшая кровь понемногу утихла, а саднящая боль от содранной кожи притупилась. Вот уж действительно - нет худа без добра. Шмотки мои валялись вокруг меня. Сначала я обулся. Потом оделся, предварительно обмотав руку лентой оторванной от подола футболки. Сумка окончательно и бесповоротно развалилась. Ремень был выдран с мясом, молния разошлась и большее отделение с полуоторванным клапаном напоминало бессильно открытый рот умирающего паралитика. Меньшее отделение, которое было ближе к спине и где лежали все мои сокровища, практически не пострадало. Моя сумка была тяжело, практически смертельно ранена и спасти ее возможности не было. Но, мы своих не бросаем! Потихоньку я опустился на колени и стал собирать свое барахло. Шок прошел. Каждое движение отдавало болью в ободранную руку. Но сломанных костей вроде бы не было. Я слабо представлял как должны болеть сломанные кости, потому что ломал кость себе только раз. Когда мы с покойным ныне братцем в дупелину пьяные неслись на мотоцикле и навернулись на всем скаку. Брат отделался легким испугом, я - сломанной ключицей, оба были ободраны с ног до головы. Ни в тот момент, ни после, до самого госпиталя особых хлопот этот перелом мне не доставлял. Может просто не болел, может не чувствовался из-за анестезии, от которой мы на радостях не просыхали. Гораздо больше я страдал из-за ссадин, а потом из-за колец, которыми мне на два месяца свели лопатки для сращивания сломанной кости. Тогда то я узнал, что под мышками тоже можно натереть мозоли. Но когда это было?...
  Я огляделся. Пусто и безлюдно. Это, пожалуй, спасло мне жизнь. Будь здесь непусто и людно, я был бы моментально раскатан по асфальту мчащимися в час пик машинами. Сейчас эти машины стояли, сбившись в кучки или уткнувшись в дорожное ограждение. Середина дороги была практически пустой. Только вмятина, словно след гигантского каблука, выделялась почти по всей ширине проезжей части. Эта вмятина скорее всего и была местом моего возвращения. Ветер гонял по дороге мусор, за спиной густо чадила белокаменная. Ветер слегка отклонял столб дыма к северу. Снег, которого было мало этой зимой, был покрыт сажей, равно как и все горизонтальные поверхности в округе. И такая же тишина, как в новом мире. Только, если там она была первозданной, то здесь она была мертвой. В буквальном смысле. В каждой машине были мертвые люди. Несколько дней назад они вполне живые и здоровые ехали по своим делам. Потом удар... Все умерли... Машины остались в движении, но без управления не смогли далеко уехать. И вот мы имеем то, что имеем. Мертвая дорога с мертвыми автомобилями, в которых сидят мертвые люди.
  Нужно быстрее соображать. Не соображать нужно быстрее, а быстрее рвать отсюда когти. Радиацию не увидишь и не услышишь. Она исподтишка забирает жизнь. Куда??? Неважно. Лишь бы подальше отсюда. Почти рядом со мной и почти на обочине застыл армейский УАЗик. Колонна, следовавшая за ним почти в полном составе валялась в кювете. Не лучший вариант, зато надежный. В армейских машинах по бедности не было новомодных мозгов, напичканных электроникой и способных перегореть при электромагнитном импульсе. Старый добрый карбюраторный Козел был лишен подобных изысков.
  За рулем сидел старый прапорщик. Скорость колонны была небольшая, поэтому он даже не рассек лоб о баранку, уткнувшись в которую сидел. Больше в машине никого не было. Задняя часть салона, если такое можно сказать об УАЗе была завалена солдатскими вещмешками. Чтобы солдаты не дай Бог чего не потеряли. Мертвецов я не боялся с детства. Когда умерла бабушка, мать подвела меня к гробу и велела подержать покойницу за ноги. Было страшно, но потом я понял, что тело, лежащее в гробу и моя добрая и любящая баба Сима не одно и то же. Моя жалельница все равно оставалась со мной, а гроб опустят в землю и все.
  Покойников я не боялся, но ворочать окоченевшее тело все равно было жутко. Я вытащил прапорца на обочину и прикрыл взятой в машине плащ-накидкой. Хоть так. Не бросать же под открытым небом. Конечно ветер ее снесет при первом же порыве, но я этого не увижу. Внутри все сжималось от жалости, волосы вставали дыбом и ощутимо шевелились. Таких тел в каждой машине по нескольку. Вокруг одни мертвецы. Только я еще чего-то копошусь. Все умерли. ВСЕ.
   На сантименты времени не было. Нужно было двигать отсюда и как можно быстрее. Автомобиль заглох тут же, как только нога водителя соскользнула с педали газа. То есть практически сразу после того как прапорец умер. Или погиб? Неважно. Потом. Зажигание осталось включенным. Фары, габариты, все было включено - машина шла во главе колонны. Они оставались включенными все это время. Несколько дней. Сколько же?... Неважно. Потом. Фары тлели еле-еле. Судя по тому, что прапор ехал в машине один, он за нее и отвечал. Значит машина не такая убитая, как у бойца-двухгодичника. Есть шанс. Но аккумулятор порядочно сдох. Может не провернуть двигатель. Кривой стартер был там, где и должен быть - под водительской сидушкой. Быстрей, быстрей. Я вставил ручку и попытался крутануть. Машина дернулась вперед. Ну конечно, она же была в движении, значит скорость включена. Чтобы выключить скорость все же пришлось сесть на водительское место. Заодно выключил все электроприборы. Включил ручник. Датчик топлива был почти на нуле. Ничего. Мне бы только завестись. Как ставить подсосы-воздушные заслонки я не помнил. Давно это было. Вроде бы нужно выдвинуть. Выдвинул. Быстрее. К ручке. Проворот. Ручка сорвалась. Блин! Еще проворот. Еще. Еще. Не знаю как там двигатель, а я начинал прогреваться капитально. Еще проворот. Когда уже стало ясно, что нужно отдохнуть, я бросил крутить и попытался запустить двигатель стартером. Стартер довольно бодро заработал, мотор пару раз дернулся, чихнул и ... Завелся! Ура, товарищи!
  Теперь нужно забрать свое барахло. Я осторожно снял ногу с акселератора, двигатель продолжал урчать с таким звуком, будто собирался потихоньку заглохнуть. Так же осторожно, словно опасаясь заглушить мотор малейшим сотрясением, я выбрался из машины. Сумка лежала рядом с выдавленным в дороге кругом, метрах в пятидесяти от меня. Теоретически можно было подъехать. Ну, это уж барство. Я подошел к сумке и невольно взглянул на круг. Внутри его росла трава. Как же так? Я не мог ошибиться. В тот момент, когда я направился к УАЗику внутри точно был асфальт, лежащий сантиметров на 20 ниже поверхности дороги. Трава была хоть и зеленой, но пожухлой, подмороженной. Значит она появляется здесь не в первый раз. Снега на траве не было, значит появилась она здесь недавно. Наклевывался более близкий путь в 'чистое' от радиации место. Достаточно было встать в средину круга и подождать. И будет мне счастье. Долго ли ждать? Видимо нет. Возился я здесь не более двух часов. В это время круг совершил обратный переход. Хотя я затруднялся, что в этом случае считать прямым, а что обратным. Все относительно. Я плюнул. Не хватало еще за философическими рассуждениями проворонить следующий переворот круга.
  Шальная мысль закралась мне в голову. Я подошел к машине. Двигатель прогрелся и умиротворенно поуркивал. Медленно-медленно я погнал машину к краю круга, в любое мгновение ожидая перехода. Как выглядит со стороны сам момент перехода и есть ли какие-то признаки его приближения я, конечно не знал, но было очевидным, что если переход начнется в момент пересечения мной границы, то меня разрежет на две части. Равные или не равные - неважно. Важно, что это будут две мертвые части. С другой стороны, не факт, что этот переход не был последним. Можно было подождать следующего перехода на внешней стороне и, сразу после его завершения загнать машину в круг. Затем со следующим переходом отправиться в новый мир. Опять таки не факт, что тот переход, которого я дождусь, чтобы 'встать в круг' не будет последним.
  Я решил рискнуть. Больно уж тоскливой была перспектива ожидания среди радиоактивной природы и покойничков в своих автомобилях. Метра за четыре до края я дал по газам и, пролетев границу круга сразу резко нажал на тормоз, и напрасно. Автомобиль пошел юзом и заскользил по влажной траве к противоположной стороне круга. Ну и, конечно же, именно в этот момент начался переход...
  
  Глава 10
  
  Хлопок, мгновенье темноты, звон в ушах. Автомобиль резко рвануло вперед, затем не мене резко остановило. От разбитого, как минимум, лба меня спасло только то, что этот момент я застал в позе водителя выполняющего экстренное торможение. Т.е. ноги уперты в педали, а спина прижата к спинке сиденья.
  Когда я сообразил, что стоило бы открыть глаза, все стабилизировалось. Меня вновь окружала первозданная природа и ... тишина. Границу круга я все таки проскочил, но передок мшины вынесло с противоположной стороны... Короче, он (передок с мотором - отсюда и тишина) остался там. В моем распоряжении был военный УАЗик с начисто срезанным двигателем и передними колесами. Плоскость среза прошла сантиметрах в пятнадцати от моих судорожно втиснутых в педали ног. Остальная часть машины была в отличном состоянии, но для меня совершенно бесполезном. Вояж на автомобиле отменялся.
  Тем не менее, глупо было не воспользоваться остатками прежней роскоши. Кое как, кульком я вывалился из машины, инстиктивно зацепив сумку и стек, отошел в сторону и, сев на землю, закурил. В момент перехода машина была в движении, да и сам переход добавил ускорение. За счет этого машину, вернее ту ее часть, которая перенеслась в новый мир, метра на три вынесло за пределы круга. Тем местом, которое осталось от срезанного передка, машина уткнулась в землю и нагребла перед собой приличную горку земли. Из за этого и остановилась. От задних колес до границы круга с пожухлой травой и двумя полосами от торможения, было метра полтора-два. Словом машина была доступна со всех сторон и я мог безбоязненно "раздевать" её, не рискуя в любой момент оказаться на дороге в старом времени.
  Остаток дня ушел на то, чтобы изъять все ценное из автомобиля. Затем половину отложить. Из оставшейся половины отложить еще треть и дать себе слово в том, что часть оставшегося барахла будет уменьшена еще на одну четвертую. Собрав все богатства в узел из плащ-палатки, я отправился на поиски воды. Из смутных воспоминаний про дезактивацию я помнил только то, что радиацию несет радиоактивная пыль. И что единственным средством против нее является обычное мытье. То есть никакие химикаты, никакая температура на радиацию не действуют. Смыть радиоактивную пыль - единственное средство хоть как то ослабить ее воздействие. Даже основное средство для дезактивации порошок СФ-2У был ни чем иным, как обычным стиральным порошком. Даже не обычным, а самым дешевым, чтобы им не жалко было мыть танки, дома и корабли. Так что вода мне была нужна как жизнь в буквальном смысле слова.
  После средней продолжительности поисков был найден ручей с небольшим омутком вполне соответствовавший моим мечтам. По всем правилам химзащиты я сложил одежду перемазанную землей и сажей в отдельную кучку. Узел с извлеченными богатствами метрах в полутора от берега и совершил омовение. У запасливого прапорщика в багажнике нашлась початая пачка Доси. Мир его праху. Ибо в бардачке нашлась непочатая поллитра водки. Полстакана сыграли комплексную роль антисептика, обезболивающего и выводящего из организма радионуклеиды средства. Кроме того стало не так страшно лезть в ледяную воду, не так больно отдирать повязку от руки и не так жалко бросать куртку и кепку. Отстирать их не представлялось возможным. Мылся я тем же порошком, в том числе и рану на руке. Вымывшись, я хватанул еще полстакана, и принялся за обработку вещей и предметов. В результате, когда вот-вот должны были наступить сумерки, все выстиранное сушилось на кустах и сучках. Все вымытое лежало кучкой посреди полянки, рядом с ручьем. Уже изрядно пьяный с голодухи, я маханул еще полстакана, протер водкой и забинтовал руку, съел банку тушенки и ляпнулся спать...
  
  Глава 11
  
  ...хорошо! Ноги так приятно пригревает костром. Блин, костер!!! Горим!!! Я резво перекатился в сторону. С головы что то свалилось и по глазам ударил яркий свет. Тот час же брызнули слезы. Я зажмурился, если конечно можно зажмурить закрытые глаза и уткнулся лицом в ладони. Очень хотелось провести остаток жизни в таком положении. Так что там с костром? Потихоньку я открыл щелочками глаза, держа ладони козырьком. Ярко светило солнце. А где костер? Какой, блин, костер! Я ж его не разводил! Полегчало. Я повалился на свое ложе и с хрустом потянулся в разные стороны руками и ногами. Хорошо! Подрыгав конечностями, я проснулся окончательно. Глаза привыкли, солнце уже не слепило. Можно было оглядеться. Картина, представшая моему взору была такова: на поляне, залитой ярким солнечным светом, были разложены и развешены на кустах разнообразные вещи и предметы. Посреди поляны в чем мать родила сидел я. Полное слияние с природой! Потихоньку стали проясняться мозги. Нужно освежиться. Зайдя в ручей по колено, я стал с удовольствием плескаться, сгоняя последний сон. На берегу что то блеснуло среди травы. Плеснув напоследок пригоршней в лицо, я подобрался поближе. Среди травы притаился индивидуальный армейский дозиметр. Нам такие тоже выдавали на время учений. Этот похоже выпал из вещей, которые я здесь вчера намывал. Стряхнув воду с ладоней, я двумя пальчиками взял аллюминивую трубочку с зажимом, как у шариковой ручки и, повернув, поднес к глазу окуляр. Я не был фанатом радиационно-химической защиты, но принцип работы этого прибора знал. Теоретически.
  Армейские инструкторы по защите от ОМП были далеки от высшей математики и, чтобы не выглядеть белыми воронами на фоне офицеров с инженерным образованием максимально засоряли свою речь специфическими терминами. Для связки им приходилось вставлять в свою речь общеупотребляемые слова. Благодаря этому я усвоил, что внутри этой трубочки есть стрелочка, которая показывает полученную дозу облучения на специальной шкале, которая находится тоже внутри трубочки. Если стрелочка стоит на нуле, то это хорошо. Если стрелочка стоит на противоположном от нуля конце шкалы, то это плохо или дозиметр не заряжен. Так как существует естественный радиационный фон, то дозиметр сам по себе медленно разряжается и его нужно подзаряжать раз в несколько дней. Что обозначает сама шкала, в каких единицах ведется измерение и насколько точно я, естественно не знал и особо знать не хотел.
   Я заглядывал в окуляр дозиметра с вполне определенной целью. Вероятность того, что дозиметр был заряжен перед маршем была мизерной. Если радиация все же была, то за несколько дней, которые дзиметр провел в машине, он должен полностью разрядиться. Ну, а вдруг?
  Шкалу я увидел. Оставалось увидеть стрелку. Собственно не стрелку а ее тень на шкале. Я развернул трубочку дозиметра против солнца и увидел. Словно тень от волоса, попавшего в объектив. Кривая и расплывчатая линия наискосок пересекала шкалу в точке рядом с нулем... О, как!
  Я ошеломленно покрутил трубочку в руках. Заглянул в нее еще раз. Все верно. Радиации не было. Если только... Что если только? Если только этот дозиметр не зарядили несколько часов назад? Чушь. Нужно пойти и поискать еще дозиметров. В машине было пять вещьмешков. Не исключено, что и дозиметров тоже было пять. Нужно идти к машине.
  Сверкая на солнце голой задницей, я принялся одеваться. Благодаря хозяйственности прапорщика, мой гардероб пополнился. В багажнике УАЗика нашелся комплект камуфляжа - полевой армейской формы. Размер был достаточно большим. Чтобы не пачкать повседневную форму прапорщик просто надевал камуфляж поверх нее во время ремонта или мытья машины. В него то я и облачился.
  Пошел налегке, привесив на портупее штык-нож. Конечно я не помнил точно где имено проходила дорога, на которой я оставил машину. Уходиля от нее перпендикулярно, солнце было справа. Но был вечер, а сейчас утро. Значит, чтобы выйти на дорогу, солнце тоже должно быть справа.
   Руководствуясь подобными измышлениями, я все-таки нашел дорогу. Не будь дураком, по пути я оставлял метки. Где ветку обломлю, где на березе затес поставлю. Мне нельзя потеряться. Мне нужно выйти обратно, к ручью.
  Машина была на месте. Пошарив по салону, сравнительно быстро я обнаружил аккуратную связку дозиметров. Они были там где и должны быть - за солнцезащитным козырьком перед водительским местом. Все дозиметры были заряжены и все показывали НОЛЬ...
   Вот ведь блин...
  Это значит...
  Блин...
  Что же произошло? В голове было совсем-совсем пусто. Невольно я подошел к кругу. И опять не совсем понял, что с ним произошло. Само место перехода осталось. Только изменилось. Вместо блина передо мной лежали кольца. Располагались они концентрически вроде мишени в дартсе или тире. Нет скорее в дартсе. Кольцо из асфальта, кольцо из травы, кольцо из асфальта, снова из травы и так дальше. Ближе к ценру круга ширина колец увеличивалась, а в центре, в "яблочке" торчал столбик асфальта величиной со стакан. Здорово. Словно камень бросили, только не в воду, а во время. И пошли круги... во времени. Где камень небольшой, небольшие и круги. И быстро исчезают... Только на воде следов не остается, а на земле - да. Хотя, это тоже вопрос времени. Только там колеблется поверхность воды, а здесь "поверхность" времени. Где камень побольше - там волны побольше и подольше. Где камень маленький - колебнется разок и все. Такая вот аналогия.
  Здесь по всей видимости колебательные процессы закончились и ловить здесь было нечего.
  Двигаясь как в полусне, я вернулся к машине. Поковырявшись внутри и перебрав все, что можно было перебрать, заглянув во все мыслимые и немыслимые кармашки и нычки я обнаружил и прихватил армейскую флягу предположительно со спиртом. Рыбацкий ящик с прибамбасами для зимней рыбалки брать не стал, удовлетворившись коробкой с крючками и мотками спиннинговой лески. Отломал зеркало внутри машины. Больше брать не стал. Нужно было двигать обратно.
  
   По меткам я скоро выбрался на место стоянки. Остаток дня ушел на сборы. Вообще мой арсенал значитльно возрос. Российская армия была не слишком озабочена прогрессом и поэтому и сами вещмешки и их армейское содержимое были стары, как армейкая дедовщина. Исходя из этого я стал обладателем пяти стандартных сухих пайков, пяти плащ-накидок, пяти общевойсковых защитных комплектов ОЗК, пяти котелков, пяти эмалированных кружек, пяти аллюминиевых ложек и, самое главное, пяти штык-ножей от автомата Калашникова и пяти индивидуальных пакетов первой помощи. Кроме этого была куча мелочей полезных в хозяйстве вроде иголок с нитками, пуговиц, брезентовых ремней и прочих солдатских сокровищ.
  Кроме прочего из машины я прихватил портупею, она лежала на сиденье, молоток, пассатижи и саперную лопатку-трансформер. Лопатка тоже была ценным приобретением. Это был туристский реквизит, подложенный прапорщиком, потому что в штатную комплектацию автомобиля подобные изыски не входили. Лопатка могла быть собственно лопаткой, пилой и топориком. Вот по большому счету и все.
  Отложив необходимое, остальные вещи я скрутил в плащ и от греха отнес к машине. Пусть лежат там. Может еще какой чудом уцелевший путник пойдет мимо.
  Ночь я провел завернувшись в две плащ-накидки и два плаща химзащиты, не пропускающих холод. Ноги мне поджарило солнце, нагревшее мое укрытие. Руку я бинтовал бинтом из индивидуального перевязочного пакета.
  Пока я ковырялся, в голове сложился перечень того, что можно было взять. Сборы поэтому были недолги. В один вещмешок я сложил сумку (мы своих не бросаем) со всем ее содержимым, инструменты (молоток+пассатижи), 4 штык-ножа, медицинские прибамбасы, уложенные в один из котелков вместе со швейными прчиндалами и одну плащ-накидку. Во второй вещмешок вошла вся провизия, две пары сапог от ОЗК, котелок с мелочевкой типа пакетиков с чаем, солью, перцем. Кроме этого по углам были рассованы всякие нужные вещи. Например ОЗК штатно располагались в свертке из куска материи размером с головной платок. Они пошли в углы. Туда же пошли и тесемки метра по полтора, "в дороге веревка сгодится". Сверху на вещмешки я прикрутил два плаща от ОЗК, котелок с кружкой и ложкой внутри и лопатку-трансформер. Все. День мародера закончен.
  
  Глава 12
  Вообще то масштабы впечатляли. Что же произошло, что уничтожило все живое и словно миксером перемесило время. Только чудом где то в прошлом мире сохранилось гнездо с уткой, которая стала праматерью утиного населения нового мира. Может уцелел еще кто то. Просто мне не встретился. Странно, что не уцелели насекомые. Если бы они были, то уже покрывали бы землю в несколько слоев. Неужели они досаждали кому то больше всего? А уничтожение остальной живности произошло за компанию? Хороша компания.
   Ночь прошла без приключений и утром я отправился в путь. Я шагал и шагал. Не сказать, что налегке. Один сидор висел у меня на спине, другой на груди. Плюс всякие лопатки, штыки и фляжки на поясе. Железка-стек в руке.
  Направление - по краю пустоши на юг. Я не надеялся на чудеса. Даже то, что не удалось перетащить в этот мир автомобиль, не сильно расстраивало. Конечно часть пути вполне можно было проехать. Но стоило ли расстраиваться из за нескольких десятков километров когда впереди их тысяча. Кроме того раз здесь отсутствовали гаишники, значит отсутствовали и дороги. Стало быть мало мальски глубокая канава или овраг могли стать непреодолимым препятствием. Мне больше подошел бы обычный велосипед. Если будет возможность еще раз попасть в старый мир, нужно будет обязательно заняться этим. Мысль о том, чтобы вернуться и остаться в старом мире не покидала меня. Но особо и не прельщала. На ходу я размышлял, взвешивал все за и против. И как то само собой получалось, что насовсем возвращаться мне не хочется. Новый мир нравился мне больше. Он как чистый лист. В нем не считались ни былые заслуги, ни достижения, ни богатство. Здесь приходилось писать жизнь заново, как не раз в старом мире. Только если там поневоле опирался на достигнутое, то здесь кроме головы, лопатки и вещмешков никаких достижений не было. Разве что еще бутылка из под газировки.
  Ночь я встретил на краю пустоши. Бивак разбил на небольшом бугорке, который хоть немного да возвышался над равниной. Когда совсем стемнело, случайно обернувшись, почти у горизонта в сторону пустоши я вдруг заметил какую то вспышку. Словно кто то работал сварочным аппаратом. До рези напрягая глаза я пытался рассмотреть это что то. Идти не имело смысла - через полчаса стемнеет окончательно. А ломать шею блуждая в потемках не было желания. Поэтому я засек направление и решил оставить разведку до утра. Утро вечера мудренее.
  Огонек в темноте то загорался трепещущим светом, то погасал, выплюнув пригоршню красных как угли искр. Сколько же прошло времени? 50 лет? 100 лет? 1000? Ну не тысячу точно. Никакой источник энергии не может сохранить работоспособность такое время. Если это вообще, какой то источник, а не очередной каприз сошедшей с ума природы. Спать перехотелось, хотя глаза слипались, а ноги по- прежнему гудели, и ныла спина. Приоткрыв правый глаз, проверил на месте ли огонек... На месте... Спасибо, хватило ума засечь направление...
  
  
  (продолжение пишется)
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"