Хозяйка пансиона встретила меня приветливо и доброжелательно. Посвящать Шейлу Оливию Райс О'Коннели, как она представилась, в антизаконные делишки постояльца я не поторопились. И она осталась в блаженном неведении относительно скоропостижной отлучки Гриффита, когда, вдруг, милый Талби отправился на рыбалку в охотничий домик. А я оказалась и без обручального колечка, случайно закатившегося за чашечку китайского фарфора с жиденьким китайским чайком. Но я теперь точно знала, как пройти до этой охотничьей избушки. Более того, я узнала, что "на бедненького Талби" совсем недавно напали "краснокожие чудовища" и застрелили из самого настоящего спрингфилда. Благодаря прекрасной выучке, героизму и верному револьверу, Талби от них отстрелялся, оставив несколько трупов, среди которых удалось опознать одного из мерзких дикарей, незадолго до этого растерзавшего бедную Уилли Слай и её грудную дочь. И пускай она, Шейла Оливия Райс О'Коннели, само добросердечие и христианское всепрощение, но она собственными нежными ручками была готова перевешать на церковных воротах всех корыстолюбивых негодяев, снабжающих краснокожих огнестрельным оружием, боеприпасами и виски.
17
По возвращении в богадельню я попала под шквальный огонь словесной перестрелки и была приговорена без суда и следствия к насильному прослушиванию обвинительно-обличающего хора неслаженно исполняемому дурно спевшимся трио. Солирующую партию вёл пронзительный фальцет миссис Ларсон. На подпевках у неё были Хэнк и Салли Рурк.
- В чём ваши проблемы, миссис Ларсон, - На вежливом английском поинтересовалась я у неё, поскольку не знала, как спросить на хамском русском, какое её собачье дело.
Ларсонша взвизгнула крысой, жестоко удавленной хорьком в курятнике, и протестующе шурша всеми юбками, чудом уместилась в симпатичном угловом диванчике. Салли Рурк немедленно переключилась на Ларсоншу и сосредоточила на той всю заботу и внимание. Я не возражала, благо они заткнулись, пусть Салли Рурк и должна была обихаживать моё сиятельство.
- Вы женщина, леди, что вы можете понимать в сугубо мужских военных делах. - Примирительно проурчал Хэнк. - Плохо дело, что вы, леди, потерялись. И уверяю вас, что муж ваш прекрасно понял, что от вас требуется.
- Я не терялась, Хэнк. Я честно сидела рядом с багажным вагоном. Это мой муж и мои люди пропали, поскольку в арендованном нами вагоне никого не обнаружили.
- На всё, леди, Божья воля. Да только если бы Вы подле мужа неотлучно находились во время пути, то и не остались без достойного сопровождения и денег. Вы настаиваете на каких-то ваших женских глупостях, а муж ваш мог и в плен попасть. И тогда, леди, остаётся только возносить Всевышнему покаянные молитвы и просить Его даровать мужу вашему избавления от нечеловеческих мук скорейшей смертью. - Ну, утешил, друг сердечный. Так утешил, что плакать захотелось. Громко и вслух. - Вы упрямитесь, а доподлинно известно, что поезд краснокожие дьяволы спалили. Их это подлый приём, этих грязных антихристов, поголовного истребления которых обязан добиваться каждый порядочный человек.
- Хэнк, скажи честно, я тут причём. Ну, пусть я ничего не понимаю. Пусть все прекрасно знают про нападение. Тогда зачем нужны мои показания? Почему нельзя оставить меня в покое?
- Не скажите, леди, не скажите. Дай Бог, муж Ваш найдётся, люди Ваши отыщутся, поедете Вы, как и планировали раньше. Так куда же Вы поедете, леди? Домой Вы возвратитесь, леди. И возвращаться через Новую Англию будете. И в свете поблистать успеете. И, не приведи Господь, если начнёте там дамские глупости про армию и дикарей распространять. Нашу доблестную кавалерию порочить, а зверьё двуногое невинными овечками выставлять. Да ещё и дома начнёте про нас небылицы рассказывать. А показания будут, так мы сразу их и предъявить сможем.
- Не смеши меня. Думаешь, все так и набросятся на меня с расспросами? - Честно призналась ему я.
- Не знаю, леди. Не знаю. Только лучше будет, если вы с мистером Грау нашим к соглашению придёте. И тогда с полным основанием можно будет поднять и армейскую часть и доблестное народное ополчение, чтобы от нехристей этих поганых край наш благословенный очистить, наконец. И если ваш, леди, бедный муж жив ещё Божьей милостью, то освободить его из грязных лап мерзких индейских скво.
- Ну, и ладно. - Заявила я Хэнку, лишь бы только он отвязался. - У нас говорят, что утром думается лучше. Пойду я отдохну. Может, миссис Ларсон моя помощь пригодится по саду. Розочки полить, морковку прополоть.
Решив, что промывка женских куриных мозгов прошла вполне успешно, Хэнк дезертировал в сад, чтобы заняться непонятно чем, поскольку и Джиник был выгулян, и Орька обихожен.
Но спокойно отдохнуть перед завтрашней битвой в кабинете Грау мне не удалось. Старая карга, которая и была-то старше годков на десять, раздумала помирать в кресле и накинулась на меня, голодным ястребом на дворовых курят. Оказалось, что мне удалось дьявольскими происками призвать из самой адской бездны самых гнусных приспешников сатаны, коих я притянула за собой в её ангельские чертоги. Демон тьмы о четырёх копытах целый день преследовал невинных юных дев, горя желанием обесчестить их ангельские души. Только Божий промысел и метла миссис Ларсон спасла их белые одежды и соломенные шляпки в белоснежных лилиях от гнусного поругания при свете дня. Убедившись во всесилии святой праведности, дьявольское жеребячье отродье истребило все невинные и чистые маргаритки с незабудками на клумбах и смешало с грязью беспомощные кабачки, кресс-салат, спаржу и брюкву. И даже ввергло во искушение и грех богохульства такую невинную и кроткую душу, как сам преподобный Саймон Уинсли, изжевав тому карманную библию с пометками на полях и конспектом воскресной проповеди. А богопротивная и подлая псина, явившись на кухню, загнала кухарку на плиту и удерживала там новоявленную мученицу, пока та не свалилась без чувст, обессилев от прыжков по раскалённой поверхности. И вся нехитрая вечерняя снедь подгорела и обуглилась. Но этого варварского злодеяния адской твари показалось недостаточно. И она поглотила предназначенную для завтрака всю нежнейшую свиную грудинку и свежайший бекон, кой также был пожертвован бедным сёстрам величайшей милостью Анхэма Трэша.
- Понятно. - Вздохнула я. - Ваша кухарка на пару с кухарем слопали дармовую грудинку с беконом и любезничали в чулане до потери пульса и обугливания на плите напрочь позабытого ужина. А преподобному Уинсли не помешает прекратить безбожно надираться огненной водой и курить грибочки за сараем, чтобы не терять библии и завязать с адскими глюками. Не беспокойтесь. Завтра я возьму их с собой в управу и освобожу вас от их присутствия.
Однако мои заверения никоим образом не умягчили ангельское сердечко железной каракуртихи и она предъявила мне ультиматум. Если я себя буду вести, как неблагодарная пособница убийц и мародёров, то завтра и духу здесь не будет этих приспешников самого сатаны. Я предложила тогда освободить сей негостеприимный дом от и своего духа тоже. На что вдовушка с каким-то извращённым торжеством в голосе заявила, что мне отсюда никуда не деться. Вдруг, я никакая не русская княгиня, а пособница этих бандитствующих недобитков? Вдруг я немедленно побегу и доложу, как сподручнее всего, будет перерезать всех невинных жителей, предав их предварительно, изуверским пыткам? К тому же, я могу оказаться и наглой авантюристкой, коей место на центральной площади в колодках и у позорного столба.
Решив, что со всеми проблемами лучше будет разбираться с утра, я отправилась на веранду. Вопреки средневековым традициям меня лишать ужина не стали, наоборот, молодой картофель с беконом и цветной капустой был прекрасен, ароматный кофе превосходен, а печенье напросто бесподобно. Орька в саду с удовольствием хрустел ячменём, а Джиник под столом заедал воспоминания о дармовой грудинке и беконе слегка подгоревшей телячьей печёнкой со спаржей. Салли Рурк и Хэнк соображали что-то под окном, но меня пригласить быть третьей не торопились.
Завтра в управе не помешает потребовать очной ставки и понаблюдать за реакцией Грау. Не исключено, что их драгоценный Гриффит внедрился в местную банду с целью разобрачения и ликвидации. Тогда поведение Хэнка и прочей своры становится понятным. Для чего вводить в курс дела совершенно постороннего человека. Но зачем этой сволочи было так изуверски поступить с жеребёнком? Он же мог для убедительности ранить меня, ограбить, изнасиловать. Он мог бы и кольца отобрать, пусть и вместе с пальцами. Всё это можно было объяснить местными дикими временами и нравами. Но чем виноват был Брент? И почему Гриффит попытался скрыться от меня в дремучем лесу, а не припугнуть немедленной лицвидацией или вырыванием болтливого языка? Чего же он так испугался? Не меня же, по его представлению беспомощной глупой бабы. Так кого или чего? Разоблачения? Грау? Дружков?
Да и поведение Серого начинало здорово нервировать. Почему он бросил меня на произвол судьбы и растерзание толпой дикарей во главе с поганым Гриффитом? Если, конечно, это были дикари, а не перекрасившиеся билли киды. Неужели он попал в плен? Что он жив, это, несомненно, поскольку никаких наших трупов обнаружено не было ни в вагоне, ни рядом с ним. Да и Стас за просто так с жизнью не расстанется. А если их, действительно, взяли в плен? Если они, как и я, решили, что попали на шоу, которое уже я им закатила в наказание для изумления? А если Серый достался какой-то краснокожей красотке? А если он окажется подлым изменщиком и предпочтёт её сомнительные смуглые прелести моему недостаточному загару? Может, имеет смысл завербоваться в местный кавалерийский полк гёрл-скаутов и попытаться добраться до пленённого Серого. Чтобы показать, как страшна жёнушка в гневе праведном? Чтобы не гулял на сторону при живой жене, заброшенной невесть куда на растерзание толпой фанатиков у позорного столба! Я же с него за подобные фокусы сама скальп сниму вместе с головой и кастрирую без наркоза.
Решив, что так я без всякой помощи не доживу до утра, что мне надо себя сохранить в целости и сохранности, я плюхнулась ничком на кровать, решившись отведать, наконец, ведьминского зелья.
Вредоносная Салли распихала меня ни свет, ни заря. Когда впервые за всё местное время я спала, как убитая.
18
"Бабе цветы, дитям - мороженое"
Вылетев из кабинета сраного пинкертона, я споткнулась, опять запутавшись в подоле, и изо всех сил пнула ногой стену. Ногу я ушибла, стена осталась целой и невредимой. Обидно до слёз! Чего они требуют подписывать фальшивку, даже об очной ставке потребовав забыть в категорической форме? Почему я должна в их разборки встревать? Шнягу гонят не по делу, и считают, что всё дерьмо надлежит скушать за спасибо и шоколадку. Сами, видно, по уши увязли с бывшим маршалом графства. С какой стати я должна подписывать всю их бреднятину? Чтобы у кого-то кармашки распухать начали? Как шнурки поглажу, так сразу и подпишу, даже не читая. И Серого ни слышно, ни видно. Он бы меня вытащил. Даже из-под опёки этой держиморды в корсете, достославной миссис Ларсон. Как же мне умудриться ускользнуть из-под её благопристойного надзора, чтобы сгонять к захоронке, вооружиться и проведать замечательного Гриффита. Ничего, с пистолетом в ухе обо всех правах быстро забывается, а память прочищается ещё быстрее.
Чудо ещё, что поверили в моё благородное происхождение. А то, ведь, ни бабла, ни тряпья, ни бумаг нужных.
Врезавшись в очередную стену, пролетев мимо очередного поворота, я выругалась вслух. Повторив соображения стене, которая и не вздумала покраснеть, задымиться и сгореть синим пламенем, я вернулась обратно и обнаружила очередную грязную лестницу ведущую вниз. Запинаясь о многочисленные подолы на каждой ступеньке, я спустилась вниз. Это куда же меня черти занесли?
Это первый этаж называется? Самый настоящий подвал, подземелье, где за главную ведьму подручный пинкертона на метле скачет.
Какой миленький дизайн оказался у этого цокольного этажа, воняло жутко, стены были покрыты мерзкой плесенью, от тухлой сырости дико знобило. И царила непроглядная Тьма, чуть рассеиваемая чадящими факелами, воткнутыми в стену да узкими щелями под потолком, имитирующими окна. В них при наличии богатой фантазии можно разглядеть шагающие ноги в говнодавах. Безрезультатно попрыгав под одним из таких окон, чтобы зацепиться за краешек подоконника и привлечь к своей нескромной особе толику внимания, сломав ноготь, я немного всплакнула, попинала осклизлую стену ногой и вспугнула огромную упитанную крысу. Уже, хоть что-то приятное, голодная смерть в любом случае не грозит. При крайней необходимости можно перейти на подножный корм в краю непуганых жирных крыс.
Когда глаза привыкли к полумраку, то я слегка успокоилась, поскольку скелеты в истлевших одеяниях с цепями и без них по углам не наблюдались. Значит, была и надежда, что здесь можно набрести на выход, или на утраченный где-то за спиной вход.
Кроме того, если я не явлюсь под бдительные очи треклятой Ларсонши, то меня начнут разыскивать с собаками. А пока я обязана обеспечить максимальную свободу передвижения. И с мстительной ухмылкой, оторвав замызгавшийся подол платья и стащив две нижних юбки, запинала их в самый гадкий угол. Потом обрезала по колено оставшуюся нижнюю юбку из атласа, без вульгарных рюшечек и плебейских кружавчиков, и распорола её по боковому шву до талии.
Распрямившись, я сама пискнула испуганной крысой. Во рту пересохло.
На меня надвигалось самое настоящее привидение. Или зомби. Или даже вурдалак!
- Zdraste... Ой, здравствуйте. Вы ... Вы ... ну ... не подскажете, как про...пройти в... в библиотеку?
- Тише. Иначе... - Прохрипел нечеловеческий голос, заткнувшись на самом интересном месте. - Что могло означать это "иначе", мне думать не хотелось, явно в случае неповиновения мне грозило что-то весьма неприятное и болезненное.