Прощай! Тебя удерживать не смею.
Я дорого ценю любовь твою.
Мне не по средствам то, чем я владею,
Я, как подарком, пользуюсь любовью.
Заслугами не куплена она.
И значит, добровольное условье
По прихоти нарушить ты вольна.
Дарила ты, цены не зная кладу
Или не зная, может быть, меня.
И не по праву взятую награду
Я сохранял до нынешнего дня.
Был королем я только в сновиденье.
Меня лишило трона пробужденье.
Звон бьющегося бокала. Ночной город за окном машины. Смятые простыни. Кровь круглым шариком падающая с руки на белоснежный пол. Грязный снег с алыми пятнами. Черные глаза, убивающие ненавистью. И следом сияющий город в дымке тумана, белоснежные хлопья снега, ложащиеся на плечи и волосы, в которые сама по себе зарывается рука. Жажда прикосновения и одиночество, ощутимое, вымораживающее от осознания близости конца. Осень. Зима. Весна. Немое кино моей жизни. И лишь нарастающий гул в голове, чьим лейтмотивом стали картинки прошедших суток, вырвал меня подобно задыхающейся рыбе, выброшенной на берег, из плена ранящих душу событий потерянной жизни.
Я потеряла себя там в прошлом. Или сейчас, когда на меня смотрели, увлекая в омут небытия и невозможности, нереальности и счастья, черные глаза знакомые до боли в груди и слабости каждой клеточки тела?! Глаза способные даровать любовь и столь же виртуозно оттачивать это чувство, до состояния обоюдоострого клинка лишь для того, чтобы миг спустя вновь войти в сердце и разделить его на две не равные половины. Ни одна из них не может существовать без другой, но лишь часть способна оставаться у меня в полноправном владении после этого сладкого убийства, этой горькой нежности, коим было отравлено в данный момент все мое существо.
Эти глаза, силой своего взгляда доставшие до тьмы и хаоса моей растерзанной ими же души сейчас были наполнены тьмой, до самого края радужки. И еще вопросом, ответ на который я не могла дать. Слишком многое я потеряла в миг, когда ко мне вернулась моя собственная жизнь, отнятая столь "великодушно" человеком, без которого я не вижу смысла в существовании на этом свете.
Это было слишком внезапно, велико и непонятно. Сознание не поспевало за чувствами, уже бушевавшими внутри.
"Чувства невозможно подделать! Или стереть. Они или есть или их нет. Третьего не дано. Именно поэтому связь невозможно установить разумом. А вот разорвать ее с его помощью к несчастью вполне реально, потому как только он умеет ранить так сильно сердце самым совершенным своим орудием - словом..."
Как же ты была права, бабуль! Больно, как же больно.
И я опустила веки, закусила губу, и, сжав правую руку в кулак, отдала часть терзающей меня боли одним молниеносным движением. Удар был довольно ощутимым, потому как я даже не попыталась сдержать ту силу, что направляла его. Глаза, выжигающие во мне клеймо жаром реальных воспоминаний, скрылись за зажмуренными веками, губы превратились в бескровную линию, сквозь которые в короткий миг сквозь стиснутые зубы прорвался выдох, доказывая, что боль достигла цели. На ногах Влад устоял благодаря исключительно упрямству.
"ЗАЧЕМ?" - только и смогла подумать я, глядя на его изможденное лицо.
"Я хотел оставить тебе шанс начать новую жизнь... без меня".
"ЖИЗНЬ? БЕЗ ТЕБЯ? Ты, правда,... верил... в то, что это... возможно?" - я чувствовала, что вновь начала задыхаться.
"Да".
А еще говорят, что словами нельзя убить.
"Еще немного и ты будешь свободна от меня, ты ведь хотела этого... когда-то."
Бросив взгляд через плечо, и поймав обеспокоенный взгляд Гоши и (убейте меня на месте) сочувствующий Томаса и Виллайнера (?), я лишь бросила в ответ:
"Зачем?... Зачем сейчас?"
Взгляд серых глаз прожигал мне плечо.
- Потому что играть в жертву и принимать ее от любимого тобою человека вовсе не одно и тоже, - раздался у меня над ухом вкрадчивый голос Мечеслава. - Не так ли, Влад?!
- Замолчи! - сквозь зубы.
- О какой жертве идет речь? - безлико поинтересовалась я. Шоковое состояние, от осознания того, что тот, чья жизнь была для меня дороже моей собственной, отказался от меня ради призрачной цели, не желало отпускать меня. Эмоции покинули меня одномоментно, и теперь мне хотелось лишь понять.
"Зачем он так?..."
- Он собирался вызвать своего главного, как он думал врага на дуэль и умереть, как говорится "Во имя". Но вот неувязочка - тот кто находится под защитой незавершенного "Fortunae Verbera" не может заключить новый договор с Изнанкой против того, - Мечеслав сделал паузу, откровенно наслаждаясь смятением отобразившимся на лице своего противника, - кто и был его изначальным инициатором.
- Т... ты? - потрясенно прошептал Гардинер и невольно сделал шаг вперед. Ему в грудь немедленно уткнулось лезвие меча одной из громил блондина.
- А ты и, правда, думал, что Кантария смог бы поднять руку на твою мать... не будь это ее предсмертной просьбой?!
Влад заметно вздрогнул, и перевел взгляд на Томаса. Тот, стоя к нему боком с мечом у горла Турбина, даже не пошевелился. Но я заметила, как побелели костяшки пальцев, сжимающие эфес.
- Бедняжка, - протянул Мечеслав. - Она в отличие от тебя лучше справилась с ролью жертвы, изящно подставив под удар своего собственного приемного сына, да еще и влюбленного в нее самые гланды. Чтобы там не говорили, но она была истинная Гардинер - променять жизнь одного сына на другого и ради чего?! Вот этого? - мне на плечо легла рука, сжимающая темно-коричневый кожаный переплет. - Дневник все равно у меня. Она мертва. И кто из нас в итоге проиграл?!
Меч еще более ощутимо впился в грудь Гардинера. Я же попытавшись отстраниться, добилась лишь того, что мне на шею легла уже вторая рука Виллайнера. Надо отметить, по температурным показателям он от привидения ушел тоже не то чтобы очень уж далеко.
- Один из ее сыновей до конца своей жизни вынужден, благодаря ей, жить жизнью отверженного, а второй - будет зависим от человека, которого ненавидит и жалеет одновременно. Два чувства, которые просто не способны породить любовь, даже ущербную. А я же вскоре буду там, где не ступала нога ни одного Гардинера, не смотря на все их рвение и желание победить смерть. Так чей выбор был правильнее?! Побеждает всегда тот, кто умеет ждать.
Пальцы с силой впились мне в шею, вынуждая следовать их воле, коей в данный момент было заставить меня смотреть в практически неузнаваемое лицо самого близкого мне человека.
С каждым словом, произнесенным Мечеславом, я чувствовала, как внутри меня ширится и растет холод и нечто безликое, но от этого не менее разрушительное в своем роде. Чувства, которые я точно знала не могут принадлежать мне, сменяли друг друга как в детском калейдоскопе. Неверие, отрицание, наконец, осознание и разочарование, под соусом гнева, боли и едва ощутимой веры и надежды. Смотреть на Влада мне в тот миг было откровенно страшно. Радужку глаз как будто заволокло поволокой, и лишь в глубине горел огонь. Теперь я знала, что означает такой взгляд, и я понимала, что ни место, ни время не были на моей стороне. Все чувства перекрыло одно. Это была чистая ничем не прикрытая ярость. Ярость, рожденная страхом и еще большей болью. Это был взгляд убийцы, и я знала, что остановить его сейчас подвластно только мне.
Я смотрела на все еще любимого всем сердцем человека и не могла произнести ни слова. Я не заметила даже, как меня выпустил из своей хватки блондин. Меня парализовало. Я не могла видеть эту боль сломленной души, но и не смотреть было выше моих сил. Протянув руку, я, не обращая внимания на опасную близость все еще упиравшегося ему в грудь стального лезвия, прикоснулась к его лицу. Я видела, какого труда ему стоило вынырнуть из собственных дум и вспомнить о месте, что я занимала в его жизни. Какое-то время спустя, когда взгляд обрел некое подобие осмысленности, я ошарашено увидела, как он отшатнулся от меня. Движение было инстинктивным и столь красноречивым, что я невольно опустила руку и тут же сжала ее в кулак, так что ногти впились в кожу. Сколько еще боли я смогу вынести, прежде чем окончательно сойду с ума в этом чертовом доме?!
Не обратив внимания на очередную колкость, сорвавшуюся с губ Кветы, стоило мне пересечь комнату и сесть за стол напротив нее, я подтянула к себе ближайшую тарелку с чем-то съестным и начала молча поглощать ее содержимое. В тот миг мне стало безразлично мое будущее. И я больше не могла смотреть ни на одного из участников этой драмы провинциального театра. Где-то в глубине души хотелось кричать и плакать одновременно, но и эти чувства были столь слабы и несостоятельны в моих глазах, что я попросту проигнорировала их.
Руки невольно подрагивали, но странно - слез не было. Была лишь пустота внутри. Я коротко посмотрела на Алека и успела перехватить направленный на меня взгляд. И тут меня осенило. Теперь понятно откуда у меня это свербящее чувство в затылке и ощущение вакуума внутри. Эмпат чертов! Закатив глаза и показав для надежности кулак, я криво усмехнулась и посмотрела в упор на Томаса. Миг спустя мой щит вернулся на место. Для надежности я подперла его парой "вспомненных" блочков. Странно, но чувства вернулись лишь частично, как бы нехотя и скорее как воспоминания о них самих. Кажется, я их все же потеряла там, в прошлом.
- Что-то потеряла?! - участливо склонился ко мне Виллайнер и к моему пока не до конца осознанному, но уже проявившемуся ужасу, положил на стол Шрей. Я тут же хлопнула себя ладонью по внутреннему карману куртки - он был пуст. Я была готова поклясться, что еще десять минут назад он был на месте.
Размышляя об этом, я отметила, как алчно сверкнули глаза Кветы. Еще одна фетишистка! Забавно, а ведь она и в самом деле красивая женщина, гораздо красивее меня, но это не помогло ей получить желаемое. А чего хочу я теперь? Я легонько прикоснулась кончиками пальцев к рукояти кинжала и почувствовала ее тепло. Странно, но это придало мне сил.
Внезапный укол чужих эмоций (быстро же я стала их различать) состоящих из боли, сомнения и паники заставил меня поднять взгляд, чтобы успеть перехватить короткий кивок со стороны Томаса, смотрящего в упор на Влада.
- Жива твоя сестрица, жива, - лениво протянул Мечеслав, устраиваясь рядом со мной за пресловутым столом и вытягивая ноги перед собой и тем самым блокируя все мои потенциальные передвижения. - Мне, правда, жаль, что Кантария не смог прихватить еще и ее в довесок к твоей женушке, но уж больно дикие женщины в твоем окружении, Влад. Транспортировать можно только поодиночке и желательно сразу в наручниках.
Мечеслав расхохотался во весь голос, от души радуясь собственной шутке. Судя по взгляду тот кому она предназначалась оценивать ее качество не собирался даже из вежливости.
- Псих, - буркнула я, скрещивая руки на груди.
- Да, я возможно несколько отличаюсь от твоего представления о настоящих мужчинах, - к моему неудовольствию он начал склоняться в мою сторону, - но поверь мне, ты изменишь свое мнение относительно меня. Со временем.
В доказательство своих слов он поймал мой подбородок и с довольно ощутимым давлением повернул к свету.
- Очень жаль, что кровь Дворжецких разбавлена плебейской, но с другой стороны, как показала история, без человеческой крови род обречен на вымирание и твое рождение, и рождение моего бывшего ученика прямое тому доказательство.
- Руки убери, - напомнил о себе Гоша. Я же, безуспешно пытаясь вырваться из захвата Мечеслава, внутри чувствовала вновь поднимающуюся волну неприсущих мне эмоций. Влад молчал, но отгородить меня от его эмоций не мог ни один заслон, тем более сейчас, когда я знала, что он со своей стороны вместе с памятью исподволь усилил нашу с ним связь, сняв все ранее возведенные им же самим блоки.
- Скажи мне, Варун, - наконец даровав свободу моему лицу, Виллайнер повернулся в сторону своего собеседника. - Ты никогда не думал, что все твои чувства к определенному человеку вызваны не только твоим собственным желанием?
Гоша, по-прежнему сидящий на полу, со скрещенными на груди руками, исподлобья смотрел в нашу сторону. Томас же подпирал плечом косяк неподалеку, лениво поигрывая мечом, всем своим видом демонстрируя утрату всяческого интереса к моему другу. Не заметь я на шее последнего легкого пореза, я бы решила, что выпад Кантарии в его сторону мне привиделся.
- Глупый маленький щенок. Ты ведь и, правда, веришь в то, что твои чувства искренни. Но что если я задам тебе один вопрос, ответ на который проигнорировать не сможешь даже ты.
У Гоши не изменилось даже выражение лица и не впейся он так яростно взглядом в лицо говорившего, я бы решила, что он и далее будет его игнорировать до поры до времени.
- Скажи мне, Варун, - Мечеслав изящно скинул ноги на пол и склонив голову набок усилил зрительный контакт с собеседником, - каков для тебя вкус крови Эрго в сравнении с кровью простых людей?
Турбин вздрогнул. Молчание, повисшее в комнате, не нарушаемое кажется даже дыханием людей находящихся в ней, оглушало. Я чувствовала кожей, как все без исключения взгляды, направленные на коленопреклоненную фигуру на полу, пытаются прорвать ее телесную оболочку за которой скрывается тот самый ответ.
- Нет, - отчего-то вслух произнес Влад, устало потирая рукой переносицу. - Не может быть. Нет...
- Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Да, Влад?
Виллайнер откровенно улыбался, глядя на смешение в рядах своих оппонентов. Судя по потрясенным лицам Алека и Томаса, и презрительному взгляду Кветы, в неведении по части происходящего оставалась, как и ранее одна я.
- Что это значит? - не выдержала я.
- Молчание твоего друга, - Мечеслав красноречиво изобразил в воздухе руками кавычки, - лишь подтверждает мои выкладки. Скажу честно, бил наугад, - Гоша немедленно вскинул голову, - но предчувствие меня не обмануло и в этом вопросе. Что ж, это все упрощает.
- Что все? И что упрощает? - я растерянно переводила взгляд с одного лица на другое.
- То, что, овечка ты наша недалекая, твой друг будет, есть и всегда был вампиром, - прошипела Квета. Забавно, не воспринимай я ее столь отрицательно, я, возможно, поверила бы, что на мгновение в ее голосе прозвучал страх и ... уважение.
- Гоша он не может... он же их...
- ... ненавидит? Так одно другому не помеха. Да, Варун? Ты ничего не хочешь рассказать своей подруге?! Нет? Ну так я расскажу, хорошо. А то я же вижу - девочка нервничает. А мне ее эмоции сейчас ни к чему. И так кучу энергии трачу на их съем. Непростительное разбазаривание энергии, на мой субъективный взгляд. Никакого самоконтроля. Ну, ничего. Я думаю, на это и все остальное у нас теперь будет времени более чем достаточно, да Омичка.
Я рассеянно посмотрела в льдисто-серые глаза говорившего. В них по-прежнему царил холод и пустота, но теперь к ним добавилось кое-что еще. Огонь. Еле тлеющий уголек азарта. Едва уловимого, но столь же яркого и обжигающего, как и мой собственный.
- Хочешь, я расскажу тебе сказку, пока у меня еще есть время, - с губ Мечеслава не сходила усмешка. - Часть ее ты, безусловно, уже выслушала, и возможно даже и в разных интерпретациях. Но я, пожалуй, начну заново. Уверен, что многое тебе рассказать "позабыли", а точнее не сочли нужным.
Перейдя по взгляду Виллайнера, я успела перехватить короткое общение глаза в глаза обоих братьев Гардинер.
- Как и положено начну с сакраментального. Давным-давно в одном очень молодом мире жили-были два брата. Частично по крови, но больше по духу. И были они столь близки меж собой, что когда настал час влюбиться их выбор пал на одну и ту же девушку.
Голос странным образом убаюкивал, завораживал, усыплял. Поборовшись, какое-то время, я сочла нужным покориться воле рассказчика. Тем более, что для меня слова несли помимо информации еще и красочные зрительные образы. Сказочно красивые и почти реально осязаемые.
- Все бы ничего, - голос Виллайнера уже звучал откуда-то издалека, - со временем разобрались бы как-нибудь наверное, но так уж повелось, что девушка та была из рода их не то что недруга, скорее противоположного клана. Это было сродни, если бы море влюбилось в сушу, а небо в землю. Одно без другого существовать не сможет, но и быть вместе им никогда не суждено.
Старший брат, горячая голова, ни слова не сказав отцу, решил действовать на свой страх и риск. Он знал, что самою Судьбой ему было отказано в этой любви, но он свершил невозможное и пошел наперекор ей. Напрасны были увещевания младшего брата, взывавшего к его разуму. Не услышало разгоряченное тело грозного гласа за его мольбами. Обманом завладел он сначала телом, а после и духом девицы. Очаровал ее своими иллюзиями, упрятал от всего мира и в первую очередь от глаз отца и брата. Но недооценил он духа кровного родственника. Отыскав беглецов, тот потребовал вернуть девушку в родное лоно семьи. Тяжело далось ему то решение, ведь и он любил ее больше жизни. Но в отличие от старшего брата не рискнул нарушать законы первозданного мира. И услышав из уст родственника категоричный отказ, понял, что нет у него другого выхода, кроме как поднять руку сжимающую оружие, на того, кто был его вторым я.
Бой меж ними первоначально походящий на тренировочный, добавлю к слову, что оба брата были искусными воинами, С каждой минутой все менее походил на таковой. И неизвестно чем бы завершилось это открытое противостояние братьев, но едва первая капля крови похитителя девушки коснулась земли, пленница очнулась от дремы, так искусно навеянная ее любовником. Тяжело было ее пробуждение от дурмана. Осознала она, что нарушена клятва, данная ее отцом на заре ее жизни. И не будет ей покоя до скончания дней. Но всю тяжесть решения Судьбы она постигла, лишь в тот миг, когда всмотрелась в лица обоих братьев. Оба они были дороги ей. Потому склонилась она к единственно возможному способу избавить обоих братьев от проклятья, что, как она считала, несла в себе с рождения, и из-за которого до конца дней своих должна была оставаться непорочной девой и принадлежать безраздельно одной лишь богине Судьбе, навечно став ее жрицею и которое теперь настигло и юношей. В то время судьбы каждого человека определялись с рождения и до конца его жизненного пути силой неподвластной простому смертному. Никто на земле не мог менять ее по собственному почину и желанию, ибо грозило это гибелью всему миру. Равновесие, столь хрупкое, что даже незначительное изменение могло пошатнуть его, было отдано самой Судьбою в руки двух волхвов. Лишь они имели право объявлять волю судьбы и ни одна живая душа не мгла противится их гласу. Залогом существования мира было умение этих двух магических родов проходить по тонкой грани, удерживающей мир от полного и безоговорочного хаоса. И так уж случилось, что была девушка дочерью одного их этих волхвов. Все называли его просто Знахарь, за его созидательную любовь к миру. А братья же, принадлежали роду Шамана, бывшего прямой противоположностью рода Знахаря. Оба рода и были призваны Судьбой для удержания равновесия мира. Аккурат до того момента, пока один из братьев не нарушил Табу - не изменил судьбу, предначертанную ему свыше и неизменную по сути. Именно потому, девушка, звали ее, кстати, Улисса, на глазах обоих братьев шагнула в пропасть.
Это не могло не отразиться на противостоянии отцов. Знахарь, потерявший единственную дочь, но слишком любящий окружавший его мир сумел перебороть свое я и попытаться восстановить пошатнувшееся равновесие. И выбор Судьбы был однозначен и неумолим. Нарушивший Табу должен был умереть. Но Шаман, обладавший теми же знаниями, что и Знахарь, опередил его и отослал виновника предстоящего хаоса далеко-далеко от родного дома, искусно скрыв от глаз противоборствующего клана. Шаман одним словом. Минул ни один десяток лет и мир, где ранее царил порядок и спокойствие начал разрушаться. Равновесие было нарушено. Легенда об Улиссе сложилась в песнь и смертные, на крыльях слухов разнесли ее по всему Миру. Следствием этого, стало их знание, что Судьба изменяема. С каждым годом се сложнее и сложнее стало сохранять былое спокойствие Мира. Знахарь, как волхв созидания Мира не мог более на равных противостоять Шаману и его силе Разрушения. И уже предчувствуя миг, когда ему нечего будет противопоставить Шаману Знахарь, выторговал у Судьбы три последних желания в обмен на остаток своей еще очень долгой жизни. И когда уже мнящий себя победителем еще молодой Шаман пришел к ложу умирающего старца, дабы насладиться своим величием, он услышал от немощного старика слова пророчества, ставшего для него проклятием. Посмертные слова имеют слишком большую власть там, на Изнанке. А уж слова произнесенные Знахарем на пороге смерти будут тяготеть над всеми живущими ныне людьми до конца рода человеческого. И мы не исключение, а скорее первопричина этого. Знаешь, принцесса, что это были за желания?
Я настолько погрузилась в воображаемый мир, пусть даже нарисованный для меня сейчас человеком, внушающим неподвластный разуму ужас, что не сразу сообразила, что этот вопрос Мечеслав адресовал мне. Не желая так сразу возвращаться в реальность, я лишь медленно покачала головой. Виллайнер улыбнулся.
- Так вот. Знахарь выторговал у Судьбы три желания. Первое из них касалось его дочери, жрицы Судьбы. С того момента все из его рода обладают особым даром - они могут возрождаться через какое угодно количество поколений со всей своей прошлой памятью и навыками. А так же управлять Изнанкой Мира, пополнять свою энергию непосредственно с Поля судьбы, черпая ее ведрами, если потребуется и что немало важно, наделять ею всех кого тот сочтет нужным. Но главное, они и есть те самые контроллеры, не позволяющие Изнанке каждый раз, когда мир вновь неотвратимо стремится к своему неизбежному концу- Безграничному Хаосу, начинать заново историю человечества. Другими словами - прямыми потомками Знахаря являются Эрго, стоящие непосредственно у самых корней Мирового Древа.
- А два других? - растерянно произнесла я, пытаясь поймать ускользающий от меня взгляд Влада. Гоша, сгорбившийся на полу с момента как Виллайнер начал свой рассказ, изучал свои колени.
- Ну, там все было намного проще, - ухмыльнулся Виллайнер. - Свершившаяся месть - слишком сильный наркотик, чтобы так просто менять его на сомнительное удовольствие от прощения своего врага. Да, Влад?
Гардинер промолчал. Лишь новая вспышка ярости вмиг поглотила мое сердце, заставив пропустить удар. На этот раз найти в себе силы и посмотреть в серые глаза, затуманенные кровавыми отблесками долетавших до меня эмоций, я не смогла.
- Оставшиеся же желания Знахаря породили на свет всего-навсего хранителей и вампиров. Младший сын Шамана, как сумевший перебороть в себе зверя и, не смотря на любовь к Улиссе и к родному брату, поставивший интересы Мира превыше своих собственных, удостоился чести стать Хранителем Судьбы. В то время, как его старший брат оказался по другую сторону баррикад и стал Вампиром. Но Знахарь был добросердечен, потому оба рода - и Хранителей и Вампиров - должны были быть суть единым целым. Они оба должны были восстановить нарушенное равновесие Мира и хранить его, по средством последующих за ними поколений потомственных Хранителей и Вампиров во веки веков. Вечно!
Впервые с начала рассказа я почувствовала, что Гоша смотрит на меня. Почувствовала, но все же не смогла посмотреть ему в глаза.
- Вечно, - просмаковал слово Мечеслав, и я невольно мысленно сама перекатила пару раз его на языке. Звучало и в самом деле отчего-то безрадостно. - Это слишком долго, как по мне, чтобы Время не внесло в это свои коррективы. Все было именно так, как и предрек Знахарь. Равновесие, не без помощи братьев было восстановлено. Хранители наполняли мир энергией, изредка корректируя линии жизни смертных, получивших в дар с тех самых событий возможность самостоятельно менять свою судьбу. Вампиры же, как их противоположности, напротив убирали излишки, по сути избавляясь от всего лишнего, что по версии хранителей и Судьбы могло нарушить едва не погребенное под развалинами Равновесие Мира. Две противоположности - созидатели и палачи Мира.
- А что стало с Шаманом? - вопрос вырвался прежде, чем я успела себя остановить. Под откровенно веселящимся взглядом Мечеслава, я предпочла тут же прикусить себе до боли язык.
- А ты не догадываешься, принцесса? Он был обречен за свою гордыню. Причем, тот факт, что после приведения озвученного Изнанкой приговора его младший сын сжалился над ним и забрал его память, принес ему мало утешения. Он так и прожил, до конца своих дней не зная, кто он такой и что его палачами выступили собственные дети, хоть они и были лишь орудиями в руках Судьбы и Знахаря. Еще вопросы.
- Но вы не закончили, - произнесла я.
Виллайнер открыто расхохотался.
- Что ж, ты права. Я не закончил. Я не рассказал самое для тебя на данный момент интересное, а именно, как мне стало понятно, что твой друг не может принадлежать к роду простых смертных. Угадал?!
Я чувствовала на себе уже более настойчивый взгляд Гоши, но все равно не давала ему возможности узнать, что именно сейчас скрывалось в моей душе. Странно, как я раньше не задумывалась отчего он всегда мог прочитать меня как открытую книгу лишь взглянув мне в глаза. Именно поэтому сейчас я отрешенно уставилась на Шрей, как ни странно все еще лежащий передо мной на столе.
- Вижу, крайняя степень заинтересованности достигнута, потому продолжу, - почти лениво проговорил хозяин дома. - Уверена, ты уже слышала, что потомственный хранитель сильнее обращенного вампира. Потому как в первом случае действует подсознательная память всех предшествующих поколений, а вампир... Он обречен на память и умения смертного, коим он и был до обращения. То ли дело потомственный вампир, разбуженный кровью истинной Эрго! Да, Варун?! Может, дальше ты расскажешь?