“ После моей смерти пишите обо мне все, что знаете и что хотите ” (И. Григулевич-Лаврецкий, 1913-1988)
Что хотим - писать не будем. Постараемся написать только то, что знаем. Просто потому, что пророк Иосиф Григулевич прекрасно осознал, сколько глупостей будет написано о нем после его смерти.
А глупостей было предостаточно. Он был известен, как блестящий ученый, поэтому многие его коллеги по научному цеху очень любили ставить ему в вину, что до того он был разведчиком. Говорили, что его стремительная научная карьера объяснялась только тем, что его двигали друузья по КГБ. Дескать, захотел бывший разведчик стать ученым, и ему помогли товарищи. Большей глупости придумать невозможно - специалист по Латинской Америке, он стал специалистом не только по причине связи с КГБ (которая ему, конечно, помогла) и не только по причине наличия научного склада ума. Он владел множеством иностранных языков и мог себе позволить с легкостью обращаться к самым разным источникам. Конечно, многие его коллеги, в том числе и действительно хорошие ученые, а не карьеристы, “севшие” на модную в то время “латиноамериканскую тему”, знали языки. Два или три. Но Григулевич мог свободно говорить на испанском, французском, английском, итальянском, португальском, польском, литовском и нескольких других. Согласитесь, ему было проще. А учитывая, что по роду своей прошлой деятельности он “облазил” полмира, ему и, как говорится, карты в руки. Поэтому даже маститые ученые заячастую воспринимали “чужака”, как карьериста, компилятора, как гэбэшника, которому были доступны те источники, которые простым ученым не достались бы никогда.
А еще его называли “международным террористом”, который по заданию Комитета и предшествующих КГБ организаций занимался выполнением особых заданий. И еще называли циником, который был на вершине социальной лестницы, и при этом насмехался над тем политическим стрем, которому служил. Насмехался в открытую, не боясь никого и ничего.
Посему “Агентура” представит лишь то, чему доверяет на все сто. Некоторые фрагменты его биографии, причины, по которым он безумно увлекся Латинской Америкой (это, впрочем, тоже связано с его биографией), факты, говорящие лишь о противоречивости его натуры, а вовсе не о цинизме и ученой безграмотности. А вот про его книги мы тоже писать не будем. Их надо читать. Они - без комментариев.
Юозас Григулявичус родился 5 мая 1913 года в Вильно. Уже позже, когда он работал на “органы”, в графе “национальность” он чего только не писал. То литовец, то мексиканец, то вообще “караим-еврей”. Григулевич был великим мистификатором. Может быть, потому столько мифов о нем и возникло. Малознакомым людям он любил рассказывать, что принадлежит к одной из самых малочисленных народностей СССР. К 3 тысячам людей, живущим в Крыму и в Литве, к потомкам древнего крымского племени. Это в нем играл любимый им магический реализм, свойственный культуре Латинской Америки второй половины 20 века.
Его официальная биография была довольно полно отражена в его некрологе. Сообщалось, что он родился в Вильнюсе в семье служащего, учился в Паневежской, потом в Вильнюсской гимназиях. Еще гимназистом он увлекся революцией, стал подпольщиком, попался, сел в тюрьму, а когда освободился, эмигрировал из литвы. Жил в Праиже, где работал с Коминтерном, потом уехал воевать в Испанию. В 1953 году он вернулся в СССР, вступил в КПСС, занялся наукой и литературой. Кандидатскую защитил на тему “Ватикан: религия, финансы, политика”. Через некоторое время защитил докотрскую с монографией “Культурная революция на Кубе”. Член-корр АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР, орденоносец, почетный член Ассоциации писателей Колумбии, член-корр Института мирандистских исследований в Каракасе, вице-президент общества советско-кубинской дружбы, член Советского комитета защиты мира и комитета солидарности со странами Азии и Африки. Руководитель сектора зарубежной этнографии института этнографии АН СССР им. Миклухо-Маклая.
В жизни все было проще. И сложнее. В конце 20-х он жил с мамой в Литве. И не сказать, чтобы он тогда подпольной работой занимался. Просто жить было особо не на что. Поэтому он и мать очень хотели перебраться в Аргентину, куда еще в 1924 году на заработки уехал их отец и муж.Они уже собрались уезжать, и даже скопили денег, но тут человек, которому они оплатили билеты, скрылся вместе с их деньгами и деньгами таких же желающих уехать. С мечтой об Аргентине пришлось расстаться. Тогда мать решила переехать в Вильнюс. Правда, тогда же случилась неприятность. Или это была судьба.
В 1931 году его, гимназиста, арестовали. Вместе с целой группой таких же как он учащихся. Тогда в Литве был голод, и озорные и взбешенные подростки распихали в раздевалке гимназии революционные листовки, а директор гимназии в буржуазной Литве немедленно подсуетился ипревратил всю эту историю в их в процесс о подпольщиках. Причем подростки гордились тем, что на них навесили эти ярлыки. Что лишь подливало масла в огонь. Тюрьма, допросы, полтора года процесс и в результате два года условно. В 1933 году Иосиф узнал о смерти матери, будучи в тюрьме. Умерла она, грубо говоря, от волнения за сына. Это, и то, что когда он освободился, комсомольцы Литвы взяли над ним шефство, и привело к тому, что Григулевич, наконец, стал революционером. В 1933 году ему было предложено оставить Литву и запрещено появляться в Польше. По рекомендации товарищей он уехал в Париж. Там он поступил в Высшую школу социальных наук, работал в журнале, вступал на митингах. Боролся с фашизмом. В августе 1934 года он впервые попал в Аргентину. По подпольной работе. Наконец, встретился с отцом. И влюбился в эту страну.
Он не только занимался там революционной работой. Он учил языки (а способности к языкам у него были потрясающие), общался с общинами этнических меньшинств, бродил по портам и деревням, знакомясь с местынми жителями, занимался спортом, даже ходил в спортивный клуб.
А еще он очень интересовался историей и культурой Латинской Америки. И тогда же стал ярым противником троцкизма. Неудивительно, что именно этот молодой человек, искренний противник троцкизма, впоследствии стал одним из тех, кто пытался в первый раз убрать Троцкого.
Но до этого он воевал в Испании. Он еще в Аргентине следил за тем, что происходит в этой стране. Работал в Комитете помощи республиканцам. Он неоднократно просил партию отправить его на войну в Испанию, на передовую. Ему отказывали, так как считали, что он был нужен в Аргентине. И отпустили в Европу лишь тогда, когда жизнь в Аргентине стала для него опасна. Григулевич сам организовал себе визу. Он просто явился в испанское посольство, побеседовал один на один с послом, писателем-католиком, известным своими антифашистскими взглядами, и лично от него получил визу.
После Испании он и еще некоторые бойцы-интернационалисты и сформировали группу по устранению ненавистного Троцкого. Возглавлял эту группу знаменитый мексиканский художник и коммунист Давид Сикейрос. В 1940 году мае эта группа из 26 пробралась к вилле Троцкого и разоружила его охрану. Как это было - до сих пор непонятно. По одной версии (генерала Судоплатова), Григулевич просто постучал в ворота, и охранник им открыл. И это была его ошибка. Правда, сын Судоплатова Андрей Судоплатов утверждает, что до этого Григулевичу удалось подружиться с этим охранником, и тот открыл на условный сигнал.
В любом случае, покушение провалилось. Захватчики просто обстреляли в течение получаса все окна виллы, но Троцкий и его семья спрятались под кроватями, и ни одна пуля их не задела. А ликвидаторы не проверили результаты своей миссии. Сикейрос потом говорил, что не преполагал, что Троцкий такой трус и будет прятаться под кроватью. Правда, на суде Сикейрос утверждал, что хотел лишь попугать Троцкого, так как тот крутил роман с женой его друга. И осужден был и выслан из страны не за террор, а бытовое преступление. Впрочем, известно, что именно личные мотивы были прикрытием этого покушения. А само покушение было все же покушением. Хоть и осуществляли его шахтеры, крестьяне и интелигенция в лице Сикейроса.
Это - из известного. Дальше многое до сих пор малоизучено. Просто потому, что после Испании для Григулевича началась совсем другая жизнь, жизнь настоящего разведчика. Известно, что он был участником эпизода с Фердинандо де Куэсто, известным фашистом, оказавшимся в руках советской разведки. Григулевич работал с ним в качестве переводчика. Де Куэсто обменяли потом на группу республиканцев, попавших в плен к франкистам. Известно, что позднее он фигурировал в планах устранения Иосипа Броз Тито.
В 70-е он приобрел известность прежде всего как ученый. Причем, как специалист в самых неожиданных вопросах. Возможно, тайну о своей разведывательной деятельности (в частности, не только эпизод с Троцким, но и загадочное исчезновение лидера троцкистов Андреаса Нина)он потому так прилежно и хранил, что хотел не только спокойной жизни для своей семьи, но и спокойной возможности заниматься наукой.
Он написал потрясающие книги о тайнах Ватикана и преступлениях инквизиции, написал монографии об эволюции католической церкви в латинской Америке. Он - автор биографий великих латиноамериканцев, которыми бесконечно восхищался: Симон Боливар, Панчо Вилье, Че Гевара, Сальвадор Альенде, его друг и соратник Сикейрос.
Он был однимиз жесточайших критиков Льва Гумилева. Как это ни странно. В 1981 году, когда Гумилев представил на суд ученой общественности последнюю часть своего труда “Этногенез и биосфера земли”, Григулевич был одним из тех, кто приложил руку к падению Гумилева, к вызовам того на бесконечные научные советы, на которых науки почти не было, а были лишь бессмысленные критические выкрики.Правда, Григулевич, пожалуй, был одним из тех немногих, может быть, единственный, кто не согласен был с Гумилевым ученым, а не проводил генеральную линию партии. Дело в том, что к “чудесам” типа биосферы он лично относился более чем лояльно. Об этом свидетельствует предисловие, которое он написал к книге “о чудесах” Дж. Митчелла и Р. Рикарда. Конечно, в предисловии было и о диалектическом материализме. Но это - так, дань родине. Были и совсем другие фразы, которые для того времени для члена многочисленных научных советов и человека с таким прошлым были невероятно смелы. Вот лишь отрывки:
“Чудеса... Это вечная тема, которая, кажется, никогда не исчерпает себя. Ведь людям всегда приходится сталкиваться с явлениями, не находящими до поры до времени объяснения. Они будоражат сознание, так как не укладываются в рамки привычных представлений, нередко воспринимаются как сверхъестественные… Еще Дарвин замечал, что "чем больше мы познаем твердые законы природы, тем все более невероятными становятся для нас чудеса".
Но все же и в наши дни существует немало таинственных явлений, которые остаются вроде бы неразрешимой загадкой… Авторы книги пошли но пути, проложенному Чарлзом Фортом (1874-1932), американским репортером, который в начале нынешнего столетия занялся коллекционированием загадочных явлений. За 20 лет он составил картотеку, содержавшую около 40 тысяч описаний таких явлений, зафиксированных в различных публикациях, начиная с 1801 г.Английские авторы многое позаимствовали у Форта, но и сами сделали немало, изрядно потрудившись над подшивками журналов и газет, собирая свидетельства о необычных явлениях, которые происходили в разные времена... Дж. Мичелл и Р. Рикард стараются подчеркнуть свою беспристрастность, заявляя, что не стремятся дать чудесным явлениям какое-то объяснение. По их мнению, есть феномены, которые людям не дано понять. Однако эта беспристрастность приводит к тому, что сплошь и рядом они оставляют читателей наедине с “непознаваемым”, таинственным, загадочным.В этом проявляется исходная позиция авторов. Они четко и недвусмысленно говорят: “Мы — феноменалисты”. И с этой точки зрения рассматривают все удивительные, невероятные случаи. Что же такое феноменализм?Это учение, исходящее из того, что непосредственным объектом нашего познания являются только ощущения. Такая позиция по логике вещей ведет к отрицанию познаваемости мира, к агностицизму. Исходный тезис феноменалистов несостоятелен, поскольку человеческое познание здесь отрывается от реальной действительности и от практики… Как писал еще полтора столетия назад Гете, нам кажется иной раз, что мы совершенно избавились от суеверия, а оно между тем прячется в потайные уголки и вдруг снова появляется, когда считает себя в полной безопасности.”
Как-то мне довелось прочесть литературное эссе критика, культуролога и философа Эмиля Мишеля Сьоррана (или, если учесть его румынское происхожение, Чорана) о его друге Борхесе. Автор пишет, что преимущество таких, как он сам и Борхес, в том и состоит, что они родились вне Европейской традиции, созрели и расцвели в рамкахкультуры третьего мира, “второсортной культуры”, культуры, вынужденной из-за собственной узости впитывать в себя все мировое достояние. (Тогда латиноамериканская культура еще была “второсортной”). Эти люди не были зашорены какой-то одной традицией, замшевшей от собственного величия и древности. В этом и было их величайшее везение. Они не принадлежали ни одной великой культуре, потому и смогли понять и воспринять все, что было до них, и создать культуру свою, впитавшую в себя древние культуры и одновременно не похожую ни на что до этого созданное. Пожалуй, все вышесказанное румыном о латиноамериканце можно отнести и к Григулевичу-ученому, не то литовцу, не то еврею, не то какому-то таинственному жителю племени караимов. Может быть, потому он так и влюбился в Латинскую Америку: почувствовал, что по рождению близок к этим планетарным провинциалам. И поэтому тоже так ценны и интересны научные изыскания, его взгляды и его работы. Будть то исследования католицизма или летопись революционеров Латинской Америки.