Спор о флоте - это "старинный спор славян между собою". Тем более парадоксальный, что зачастую ведут его не сторонники и противники величия России, как в других случаях, "флотофобия" присуща многим искренне патриотичным и великодержавным людям, которым строительство флота представляется иллюзией, ложным путем в созидании русского великодержавия. Порой кажется, что эти люди еще не отрешились от старомосковского недоверия к "затее Петра". А защитники флота волей-неволей чувствуют себя наследниками знаменитого Феофана Прокоповича, проповедовавшего:
"Для чего Бог создал столь обширные водные пространства? Для пития ли? Но для этого достаточно рек и источников, и вовсе нет надобности в таком обилии вод, которые объемлют большую часть земного круга... Но, как невозможно людям иметь сухопутные сообщения от одного конца земли до другого, то Бог и пролиял между селениями человеческими водное естество... Отсюда видим, какая и коликая нужда флота; видим также, что каждый, не любящий флота, не любит добра своего и за Божий о добре нашем промысел неблагодарен. Наше отечество своими границами прилежит к морям южным и северным. Как же столь славной и сильной державе не иметь флота, когда у каждой деревни, стоящей при реке или озере, есть лодки".
Этот спор, идущий уже не первое столетие, принимал в какие-то моменты характер спора почти религиозного. Причем, гонимой стороной в нем оказывается именно сторона флотская. Как это было, например, в середине 1950-х, когда в СССР, под давлением Генштаба во главе с маршалом В. Д. Соколовским, фактически была запрещена "морская стратегия", - причем и как дисциплина, и как термин.
В эпохи великих потрясений, подобных Восточной войне, Революции и Гражданской войне, да и современной нам Перестройке, флот становился их первым заложником и оказывался первой жертвой. Несколько раз морское могущество России уничтожалось самими россиянами буквально на корню.
Удивительно то, что противники строительства флота раз за разом используют этот факт как аргумент, причем аргумент совершенно "мистический" - мол, нет России удачи во флотском деле и нет на него Божьего благословения.*(2)
Кроме того используется целый спектр иных, не устаревающих уже много столетий рациональных аргументов, которые могут быть сведены к трем основным.
Геополитический - Россия является сухопутной державой, а потому флот для нее излишняя и дорогостоящая роскошь, которую приходится поддерживать искусственно, а не за счет органических сил нации.
Стратегический - история России в последние столетия доказала, что ее судьба ни разу и нигде не решалась на море, в морских сражениях. Войны, которые вела Россия, были сухопутными, и флот в них ничего решить бы не мог.
Экономический - Россия не настолько богата, чтобы позволять себе явные излишества в виде мощного военно-морского флота, требующего постоянных затрат и обновления. Значительно разумней израсходовать те же деньги на хозяйство или на сухопутную армию, но не на корабли.*(3)
Совокупность этих аргументов, исправно приправляемая антиморской "мистикой", и составляет стройную доктрину российской флотофобии. Энергичное развитие флота в России всегда было связано с деятельностью "флотолюбивого" монарха - Петра I, Екатерины II, Николая I. Но как только монарх умирал или охладевал в своих пристрастиях, тут же начинался застой и загнивание.
Император Николай I, в отличие от своих предшественников, видел в военных морских силах солидный оплот государства на севере и, кроме того, средство для поддержания своего, историческим путем сложившегося, необходимого влияния на Востоке.
При его воцарении годных к службе в Балтийском флоте было только 5 кораблей (по штату полагалось иметь 27), а в Черноморском флоте - 10 из 15 кораблей. Штатная численность личного состава Балтийского и Черноморского флота должна была достигать 90 тыс. человек, но в действительности до штатного числа недоставало 20 тыс. человек. Имущество флота разворовывалось.
Вице-адмирал Меликов так характеризовал деятельность Николая I по содержанию флота: "Его Императорское Величество с самых первых дней своего царствования изволил изъявить непременную волю на счет приведения флота в такое положение, чтобы оный был действительным оплотом государства и мог содействовать всяким предприятиям, к чести и безопасности империи относящимся.
К осуществлению этой мысли со стороны государя императора было сделано все, что нужно. Для флота изданы были штаты в размерах, соответственных величию России, и морскому начальству преподаны были все средства к приведению наших морских сил в размеры, предписанные штатами. Бюджет Морского министерства был увеличен более чем вдвое; учебные заведения увеличены в количестве и поставлены на степень совершенства; для обеспечения наших адмиралтейств навсегда в лесном материале назначено было передать в морское ведомство все леса империи; наконец, все предположения морского начальства, которые могли привести к ближайшему исполнению воли Его Величества, всегда были принимаемы во внимание".
Известный военный историк А.М. Зайончковский морскую деятельность Николая I делит на две резко отличающиеся эпохи. Первое десятилетие было посвящено преобразовательной работе, и за это время флот сделал небывалый со времен императрицы Екатерины шаг вперед. Но, доведя морские силы до желаемого совершенства, государь в последующие двадцать лет перенес центр тяжести своей кипучей деятельности на другие отрасли управления и поручил поддержание флота на достигнутой высоте ближайшему исполнителю его предначертаний, лицу, пользовавшемуся его полным доверием, князю А. С. Меншикову.
Политические обстоятельства этой эпохи не потребовали активного участия Балтийского флота, который, ежегодно совершая свои обычные практические плавания, все более и более увлекался в сторону исключительно показных, смотровых требований. Наружный порядок был доведен в нем до совершенства, и государь, уверенный в своих помощниках, находил при ежегодных посещениях Кронштадта и флота все в блестящем виде. Отчеты князя Меншикова за эти двадцать лет также были наполнены описанием блестящего состояния всех дел по управлению морским ведомством и восхвалением существовавшего порядка.
О неблагонадежном состоянии Балтийского флота императору Николаю Павловичу пришлось узнать из всеподданнейшего отчета вступившего в 1853 г. в управление Морским министерством великого князя Константина Николаевича. "Суда Балтийского флота были большей частью основные, из сырого леса, слабой постройки и весьма посредственного вооружения, и при каждом учебном плавании по портам Финского залива весьма многие из них подвергались разнообразным повреждениям. Не было возможности составить из них эскадры для продолжительного плавания в дальние моря, и с большим трудом можно было отыскать несколько отдельных судов, которые почитались способными совершить переход из Кронштадта к берегам Восточной Сибири... Из всего числа линейных кораблей Балтийского флота нет ни одного благонадежного для продолжительного плавания в отдаленных морях. Совершить переход из Балтийского моря в Средиземное могут 11 кораблей. Остальные в состоянии плавать не далее Немецкого моря, вблизи своих портов. Собственно боевая сила Балтийского флота состоит из 11 парусных линейных кораблей, которые могут составить эскадру и идти против равного в числе неприятеля за пределы Балтийского моря. 25 кораблей, считая в том числе и упомянутые 11, могут вступить в бой с неприятелем в наших водах, но идти на войну далее не в состоянии. Посему, сравнительно с общим числом вымпелов, собственно боевая сила Балтийского флота и число судов, годных для дальнего плавания, т. е. для настоящей морской службы, весьма незначительны"...
Состояние артиллерийской части также не всегда была удовлетворительно. Чугун, из которого отливались орудия, был недоброкачественный, а почти полное отсутствие практики в боевой стрельбе не давало возможности своевременно обнаружить этот серьезный недостаток. При пробной стрельбе в 1854 г. многие орудия иногда после первого, а иногда после нескольких выстрелов, разрывались."
Правда Черноморский флот в это время находился "в блестящем во всех отношения состоянии. Корабли Черноморского флота, созданные адмиралом Лазаревым, были отличной постройки, имели хорошее вооружение и были комплектованы опытными в морском деле экипажами. Превосходство судов Черноморского флота над судами Балтийского великий князь Константин Николаевич объяснял как излишним отпуском денег на первый из названных флотов, так и тем, что адмирал Лазарев подготовил для своего флота отличных мастеров за границей и на кругосветных барках, чего администрацией Балтийского флота не делалось."
Но, когда в Проливы вошел объединенный флот Англии и Франции, "блестящий во всех отношениях" флот оказался пригоден лишь на то, чтобы затопить его у входа в севастопольскую бухту. Поступок, раскрывающий полнейшее непонимание сухопутной Россией законов мировой морской войны. "Fleet in being" - "флот наличествующий" - даже будучи заведомо слабейшим, одним фактом своего присутствия сковывает неприятеля и заставляет его тратить силы на обеспечение безопасности морских путей, по которым из Англии и Франции в Крым шли боеприпасы и подкрепления. Флот потопленный, конечно, высвободил для боев на суше 22 батальона, составленных из матросов, и тысячу с лишним орудий, но никакой угрозы коммуникациям союзников больше не представлял. В результате осада Севастополя свелась к состязанию в скорости и пропускной способности пароходного сообщения Балаклавы с Лондоном с перегоном воловьих подвод из Харькова на Северную сторону осажденной крепости. А тысячи отборных моряков, каждого из которых готовили несколько лет, полегли на сухопутье. *(4)
Даже исследовательские экспедиции, которые, в XVIII и XIX веках производились почти исключительно военными кораблями (достаточно вспомнить плавания Кука и Ла Перуза), Россией проводились приватно, частным образом. На этом поприще отличилась РАК, да и обороной своих владений Компании приходилось заниматься самостоятельно. Только в июле 1819 года вышли из Кронштадта шлюпы "Открытие" и "Благонамеренный" под командованием капитан-лейтенант М.Н. Васильева и лейтенанта Г.С. Шишмарева. Наряду с судами-близнецами "Восток" и "Мирный", которым предстояло совершить блистательное открытие Антарктики и навеки прославить себя и российский флот, "Открытие" и "Благонамеренный" были направлены для исследований в северную часть Тихого океана и, особенно, для отыскания прохода через Берингов пролив в Атлантический океан. Но в инструкциях Михаилу Николаевичу Васильеву кроме проведения исследований указывалось "Заходя во все порты Российских колоний в Америке оказывать помощь и защиту в случае необходимости". Неизвестно кто приложил руку к составлению этой инструкции, но звучала она так, что при некотором желании капитаны могли признать правомочной необходимость произвести крейсирования побережья и оказания иной помощи по просьбе правителя.
Впрочем и эта экспедиция, и согласие морского министра И.И. де Траверсье выделить до 600 000 рублей на снаряжения "в будущем 821 году для сей экспедиции военное судно" объясняется не настойчивыми прошениями ГП РАК, горячо поддержанные новым сибирский генерал-губернатором Михаилом Михайловичем Сперанским.
Указу об организации полярных экспедиций предшествовал целый ряд британских экспедиций, организованных с одобрения парламента. Успехи , Джона Бахана, Джона Росса, Джона Франклина и Вильяма Перри, скоро ставшие известными в Петербурге, застали МИД врасплох и стали причиной экспедиции "Открытия" и "Благонамеренного". Они же заставили де Траверсье сдержать слово и снарядить непосредственно для охраны берегов Русской Америки военный корабль. Это был 20-ти пушечный шлюп "Аполлон" под командованием лейтенанта Степана Петровича Хрущева.
"Аполлон", среди прочих посланий, привёз приказ от 26 октября 1821 года о назначении Правителя Матвея Ивановича Муравьева командиром Новороссийского порта. Теперь, согласно законам Российской империи, капитаны всех прибывающих российских кораблей, вне зависимости от их воинского звания, автоматически оказывались в подчинении Правителя. Матвей Иванович тут же не преминул воспользоваться своим новым правом отправить "Аполлон" в залив Сан-Франциско для "демонстрации флага". Новое мексиканское правительство Калифорнии становилось чересчур активным. "В форте у южного входа в бухту ... подняли свой флаг, мы подняли свой и салютовали мексиканскому флагу семью залпами, на что по испанскому обычаю было отвечено двумя залпами меньше. Мы бросили якорь перед стенами президио. Степан Петрович твердо настаивал ... еще на двух залпах, полагающихся русскому военному флагу. Переговоры велись весь вечер, и лишь неохотно комендант, лейтенант дон Мигуэль де ла Люс Гомес, распорядился произвести еще два залпа. ... На другой день вечером орудийные залпы предизио и форта возвестили о прибытии губернатора из Монтерея. ...29-го августа в президио были накрыты столы, и тост за дружбу народов сопровождался артиллерийским салютом. 30-го обедали у нас, а вечером танцевали в президио."
В мае следующего года Правитель держал флаг на "Аполлоне", когда, с целой флотилией отправился закладывать Рогорвик и Славянскую. Затем он ещё нанес визит вежливости в гавань Сан-Франциско. За сохранность своей столицы Муравьев ничуть не опасался, хотя забрал с собою почти всех людей. Обезлюдивший Новороссийск защищал, заодно проводя срочный ремонт, экипаж пришедшего 11 мая шлюпа "Ладога", под командованием капитан-лейтенанта Андрея Петровича Лазарева.
"Ладога" вышла из Кронштадта в августе 1822 года, вместе с 36-типушечным фрегатом "Крейсер" под командованием капитан-лейтенанта Михаила Петровича Лазарева, старшего брата командира "Ладога". Корабли потеряли друг друга после выхода из Рио-де-Жанейро, во время урагана. Братья встретились только 1 сентября, когда "Крейсер" наконец добрался до Новороссийска.
"Аполлон" осенью ушел в Кронштадт, а "Ладога" и "Крейсер" остались в Колониях до следующего лета. Мало ходили, много строили. "Сооружена была укрепленная стена с бойницами, а подле оной прекрасная батарея о девяти пушках. Вход же в бухту закрывают две батареи о восьми 24-х фунтовых морских пушек. Названы же они были по именам офицеров их строивших: крепостная- Домашневская, а береговые- Нахимовская и Путятинская". Оба корабля ушли в Россию летом 1824 года.
Походы "Аполлона", "Ладоги" и "Крейсера" обошлись в 1 204 684 рубля ассигнациями. Ни казна, ни РАК не желали нести такие расходы и вояжи военных кораблей в Колонии на несколько лет прервались.
Интересны "общие правила", направленные Правителю и определявшие его взаимоотношения с военными моряками. "Для лучшего удостоверения, что командиры военных судов не имеют никаких тайных сношений с иностранными мореплавателями" управляющему Колониями предписывалось назначать на российские корабли "по одному или по два комиссара, выбирая для сего людей надежных и притом знающих указать проливы, гавани и вообще места, где наиболее компания полагает нужным надзор и присутствие военных судов". Этот пункт о комиссарах Компании тем более примечателен, что командиры кораблей, в свою очередь, получали инструкции доносить о злоупотреблениях в колониях. Не доверяя ни морским офицерам, ни служащим Компании, правительство стремилось связать их взаимной слежкой и проверкой.
Следующие 15 лет все Правители вымаливали о "послании и содержании военного корабля ... ради защиты компанейских владений от иноземных посягательств", на что неизменно получали отказ. В столице понимали, что даже 2-3 корабля не смогут гарантировать исполнение указа от 4 сентября 1821 года, расширявшего границу российских владений до 42-й параллели, запрещавшего иностранным судам приближаться к берегам Рус-Ам ближе 100 итальянских миль и требовавшего "вовсе запретить всем иностранным купеческим кораблям торговать... или приставать к портам Восточной Сибири и Америки".
Правителям военные корабли нужны были как источник рабочей силы и для повышения своего политического веса. Действительно, трудно сохранять на лице выражение превосходства, стоя на палубе торгового брига против 30-ти пушечного фрегата Тихоокеанской флотилии Его Величества. Да и барк, как бы ни восхищался Герман Мелвилл его статями, слабая замена четырём фрегатам и трём корветам адмирала дю Пти-Туар.*(5)
Только в 1839 году у берегов Рус-Ам вновь показались российские корабли, правда не под Андреевским, а под компанейским флагом. Убытки, наносимые компанейским промыслам бостонскими конкурентами были настолько велики, что ГП РАК согласилось с требованием морского министра Меншикова, "... на содержание крейсерства в год Руско-американская компания обязуется выплачивать казне 85 310 руб. 44 коп." В 1839 году император согласился на учреждение у берегов Русской Америки крейсерства, но не дал "соизволения на употребление военного флага".
"Китоловы производя во множестве промысел у островов, покрыли море жиром, а берега китовыми остовами и китами, издохшими от ран. Китобойные же вельботы пристают к берегу, в особенности по ночам, и разводят повсюду огни, от дыму которых бегут не одни бобры, но и сивучи и нерпы."
Направленные для охраны российских берегов два корвета на всё побережье севера Тихого океана, "Орест" капитан-лейтенанта Истомина и "Наварин" капитан-лейтенанта Панфилова, разумеется, многого сделать не могли. Тем более, что статьи трактата 1825 года запрещали российским кораблям останавливать бостонские суда вне трёх лиг береговой зоны. Зато осенью 1842 года, когда целые флотилии пиратов с острова Королевы Шарлотты начали грабить и сжигать компанейские фактории и деревни союзных племен, корветы оказались востребованы. А 21 октября Александр Иванович Панфилов дал регулярное сражение отряду Камешуа, вождя Массета, завершившегося полным поражением последнего и позволившее Правителю Этолину заключить очень выгодный мир. *(6)
Этой победой и завершился очередной этап присутствия военных кораблей в Русской Америке. ГП РАК в очередной раз решило сэкономить. Только через 10 лет после ухода "Ореста" и "Наварина" на Тихом океане появился Андреевский флаг.
9 января 1853 года Николай I подписал именной указ "Об устройстве Американского генерал-губернаторства" в котором "Государь Император Высочайше соизволил повелеть: Действующие в разных частях Американского края, составлявших прежние владения Российской-американской компании постановления заменить общими законами Империи, во всем их пространстве". Но корвет "Оливуца" капитан-лейтенанта Сущев начал готовиться к плаванию в Тихий океан еще в конце лета 1850 года. 29 мая "Оливуца" вошла в Новороссийскую бухту. Переход из Кронштадта занял 8 месяцев и 25 дней. Больных в экипаже не было - довольно редкий случай в дальних плаваниях.
После непродолжительного отдыха "Оливуца" опять вышла в море. Корвет весь сезон патрулировал вдоль берегов Рус-Ам и Восточной Сибири. Сигнальщики с салингов зорко осматривали горизонт. Правда браконьеров так и не обнаружили, зато патрульная служба не мешала перевозить компанейские грузы и пассажиров. А весной пришло распоряжение морского министерства о том, что "Оливуца" поступает во вновь созданный 48-й флотский экипаж, то есть причисляется к Новороссийской флотилии.
Корвет не долго оставался единственным кораблём флотилии. 7 октября 1852 года с Большого кронштадтского рейда в кругосветное плавание, с официальной целью "для исследования Российских владений в Америке", вышел 44-пушечный фрегат "Паллада" под командованием капитан-лейтенанта Унковского. Тою же осенью из Кронштадта в кругосветное плавание вышли также 44-пушечные фрегаты "Аврора" под командованием капитан-лейтенанта Изыльметьева и 10-пушечный шлюп "Двина" под командованием капитан-лейтенанта Бессарабского. На следующий год туда же отправились: 52-пушечный фрегат "Диана" под командованием капитан-лейтенанта Лесовского, 20-пушечный корвет "Наварин" капитан-лейтенанта Истомина и 10-пушечный шлюп "Неман" капитан-лейтенанта Шкота.
Тихоокеанская эскадра могла стать достаточно мощной, чтобы, вместе с береговыми крепостями, защитить российские владения. Но "Паллада" сильно пострадала за время своего вояжа. "... Он (фрегат - А.Б.) потек всеми палубами и течь была настолько сильной, что вода проникала всюду, и две помпы с трудом с ней справлялись. Сверх того обнаружилось движение в креплениях надводной части. Тщательный осмотр корпуса показал серьезное ослабление набора. Грот-мачта требовала укрепления, да и фок-мачта клонится совсем назад, еще хуже, нежели грот-мачта." Чтобы подготовить фрегат к выходу в море и тем более к бою, требовалось не менее трех месяцев.
Крепости тоже не были готовы к скорой войне. "Когда бы "Неман" пришел вовремя, возможно было-б надежно укрепить и Москву, и Михайловскую и Святогеоргиевскую крепости. Но с имеющимися в наличии орудиями оставалось нам только держаться за Новороссийск."
Военный шлюп "Неман" в августе 1853 года был отправлен из Кронштадта в Америку с грузом, значительную часть которого составляли тяжёлые орудия для береговых укреплений. Но в ночь с 22 на 23 сентября, в проливе Каттегат шлюп и шедший вместе с ним корвет "Наварин" попали в сильнейший шторм. "Неман" разбился у скалистого берега в районе Гетеборга (Швеция). Экипаж уцелел, но весь груз ушёл на дно. А "Наварин" после перенесенной бури оказался непригодным для океанского плавания.
Стремясь укрепить хотя бы Новороссийск Путятин приказал снять с "Паллады" для новых батарей всю артиллерию, а сам фрегат, при подходе неприятеля, затопить на фарватере.*(7)
Оставшиеся корабли в компании 1854 года также исполняли пассивную роль. "Аврора" и "Диана" дали несколько выстрелов по пароходу "Вираго", когда он "в ½ 12-го, ... желая попытать счастья, высунулся из-за Корабельного мыса...". "Оливуце" и "Двине" не досталось и этого. Они до осени простояли на шпринге левым бортом по течению Виламета со свезенными на берег пушками правого борта.
Понимая, что даже много более сильный флот не сможет защитить берега Рус-Ам от неизбежной попытки реванша со стороны Союзников, Путятин счёл необходимым самим сжечь Новороссийск. "Перед этим можно довооружить фрегаты Аврора и Диана, которые вместе с корветом Оливуца, шлюпом Двина, бригантиной Байкал и шхуной Восток, а также наиболее быстроходными судами Русско-Американской компании, отправятся для проведения диверсий к берегам британских колоний."*(8)
И в очередной раз военный флот себя почти не проявил. "Диана" затонула 4 января у берегов Японии. "Аврора" же отличилась только в налёте на город Кучинг, столицу княжества Саравак, операции, выгодной РАК, но малозначительной в политическом отношении и совершенно бесполезной в военном.
Единственное в этой компании столкновение боевых кораблей пришлось на долю корвета "Оливуца" капитан-лейтенанта Назимова, который обменялся несколькими выстрелами британским паровым корветом "Корнет" в заливе Де-Кастри. "В 6 часов винтовой корвет осторожно вошел в бухту и с расстояния в 10 кабельтовых трижды выстрелил по нам, получив в ответ выстрел за выстрел. Все были убеждены, что сражение началось, но корвет развернулся, задымил и быстрым ходом вышел из залива..."*(9)
А единственным кораблём Тихоокеанской эскадры, снискавшем в этой компании славу, стала, купленная по дороге, в Англии, 4-хпушечная паровая шхуна "Восток", предназначенная для: "...рассылок и описи малоизвестных берегов". Именно её дерзкий налёт на Шанхайский рейд стал самым ярким эпизодом в действиях военных кораблей Восточной войны.
Очень хотелось бы написать далее, что адмиралы и правительство сделали выводы из этих событий. Однако, увы! Даже с учётом вошедшей в анекдоты осторожность адмиралов "из под шпица", их реакция на новые реалии оказалась совершенно предсказуемой. "В России же, среди моряков, ежели кто и проявляет способность думать, то, как правило, не адмиралы."*(10)
Еще в феврале 1854 года, находившийся в СШ со специальными поручениями адъютант дежурного генерала Главного морского штаба капитан-лейтенант А.С. Горковенко, направил генерал-адмиралу, великому князю Константину Николаевичу, докладную записку - "О гибельном влиянии, какое имело бы на торговлю Англии появление в Тихом океане некоторого числа военных крейсеров наших, которые забирали бы английские купеческие суда около западных берегов Южной Америки, в водах Новой Голландии и Китайских". Горковенко предложил совершенно конкретный план: "В Сан-Франциско легко можно купить нужное число клиперов... отлично-хороших ходоков, во всех отношениях способных к такому крейсерству". Команды на клипера предполагалось снять с фрегатов вице-адмирала Е. В. Путятина. Автор проекта совершенно резонно отмечал: "Можно наверно сказать, что первое известие о взятых нашими крейсерами английских торговых судов произведет сильное действие на Лондонской бирже, цена страхования судов возвысится непомерно, все товары будут отправляться на американских судах и английское торговое судоходство в Тихом океане уничтожится. Те же самые крикуны, которые теперь требуют войны, попросят мира, тем более что поймать наши крейсеры на пространстве океана будет делом почти невозможным, как бы многочисленны ни были военные суда, для того отряжаемые из Англии и Франции. Небольшие клипера всегда могут укрыться там, где появление военного фрегата или корвета тотчас сделается известным..."
Интересна резолюция генерал-адмирала на этом документе: "Государю эта мысль очень понравилась, и он приказал мне лично переговорить с Нессельроде об исполнении. Пугают только деньги". Даже такая невнятная резолюция позволила полностью поломать планы союзников. Нашлись и деньги, и корабли, и люди.
Впрочем, не будем злословить, иногда и адмиралы вносили толковые идеи. Например, главный командир Архангельского порта вице-адмирал Степан Петрович Хрущов. В марте 1855 года он, сообщая Морскому министерству о мерах по усилению местной гребной флотилии, предложил построить в Архангельске винтовую канонерскую лодку. Предложение одобрили и в Петербург "...для получения сведений и чертежей, необходимых к изготовлению механизма для таковой лодки", был командирован инженер-механик капитан Говорливый, служивший на Адмиралтейском Ширшемском заводе (близ Архангельска). Тут же Хрущов заявил о возможности построить не одну, а 6 канонерок. А еще через месяц написал на имя генерал-адмирала докладную, с предложением строить не канонерки, а "крейсерские клиперы, задуманные еще незабвенной памяти контр-адмиралом Российской службы Полом Джонсом". Действительно, Пол Джонс, тактик и стратег каперской войны, к тому же талантливый корабельный архитектор, уже смертельно больной, проектировал "Клипер", который, позже, стал первым компанейским барком, именно для ведения военных действий на просторах Тихого океана. Невероятно быстроходные, способные месяцами находиться в автономном плавании корабли, по идее Джонса должны были, "подобно острой рапире наносить внезапные и болезненные уколы на главнейших путях, пересекающих Индийский и Тихий океаны, дабы затем, исчезнув, вскоре оказаться в ином, неожиданном для врага месте".
Уж в барках и клиперах Степан Петрович разбирался отлично, да и об адмирале Джонсе был хорошо наслышан. Первую из своих четырех кругосветок он совершил гардемарином, сразу после выпуска из Морского кадетского корпуса в 1806 году, а последнюю завершил в 1824-м, командуя шлюпом "Аполлон". Да и Соломбалинская верфь, гнездо, из которого вылетали на просторы океанов все кругосветные барки, находилась в его ведении.
В начале лета 1855 года союзные корабли вновь вошли в воды Белого моря. Хотя и на этот раз противник не предпринимал решительных действий, само присутствие его там вызывало тревогу высшего морского начальства, а безнаказанность действий била по самолюбию. Поэтому, когда адьютант генерал-адмирала капитан 2-го ранга Иван Алексеевич Шестаков на докладе у великого князя 15 августа предложил построить при Архангельском порте шесть быстроходных кораблей и выслать их в крейсерство, изобразив "... как мог, весь ужас лондонской биржи при первой вести о нападении русских крейсеров на английскую коммерцию ...", назвав при этом офицера, по его мнению "... способного на партизанское дело ...", глава морского ведомства, человек увлекающийся, принял идею весьма благосклонно, несмотря на то, что она сильно напоминала авантюру.
Проект будущей "грозы Альбиона" был уже готов. Шестаков, член Пароходного комитета и адъютант генерал-адмирала, как и его ближайший помощник, корпуса корабельных инженеров подпоручик Аристарх Алексеевич Иващенко, не ходили кругосветки, что не помешало им учесть в проекте опыт и технологии отработанные на десятках кругосветных барков. Эти, даже не понятно какого класса корабли, представляли собой маленькие барки с высотой надводного борта на миделе 3 фута; оптимальным для деревянных барков L\B 5,5:1; водоизмещением 615 тонн при средней осадке 12 фут.
В переписке Конторы над Архангельским портом и Кораблестроительным департаментом эти суда назывались по-разному: клипера, канонерские клипера. 12 сентября 1855 года в списки судов флота они были записаны как винтовые лодки. Позднее возник вопрос о том, к какому рангу судов их следует причислить для снабжения по кораблестроительным и другим частям. 9 июня 1956 года управляющий Морским министерством распорядился строившиеся в Архангельске называть винтовыми клиперами, приравняв их по рангу с корветами.
Летом 1855 года глава Морского ведомства великий князь Константин Николаевич приказал начальнику Адмиралтейских Ижорских заводов инженер-генералу А.Я. Вильсону представить соображения об изготовлении к марту 1856 года "шести винтовых паровых механизмов высокого давления в 120 сил каждый", отправке их в Архангельск в разобранном виде "зимним путем" и сборке на месте. Предложения Вильсона были утверждены и 2 сентября направлены для исполнения управляющему Кораблестроительным департаментом Морского министерства капитану 1 ранга М.Д. Тебенькову с особой припиской: "Назначение вышеупомянутых механизмов не должно ни под каким видом быть оглашено, а оставаться известным только Вашему Превосходительству". Так предполагалось скрыть от противника сам факт постройки в Архангельске винтовых боевых кораблей, предназначенных для крейсерских рейдов.
Общее техническое руководство проектированием пароходов и их механизмов глава Морского ведомства возложил на Ивана Алексеевича Шестакова, а чертежи судов разрабатывал поручик Иващенко.
Уже 9 сентября управляющий Морским министерством Фердинанд Петрович Врангель в секретном отношении директору Кораблестроительного департамента М.Н. Гринвальду писал: "Препровождая чертеж, по коему должны быть построены шесть клиперов в Архангельске, предлагаю Вашему Пр-ву просить начальника Ижорских заводов ... принять все нужные меры к скорейшему изготовлению для означенных клиперов механизмов и, сообразно с отзывом ... заводов, сделать распоряжение о безотлагательном приступлении к постройке сих клиперов ..., так, чтобы можно было принять механизмы и орудия для оных весною". А 12 сентября копии чертежей департамент направил главному командиру Архангельского порта, которому предписывалось немедленно начать постройку клиперов и информировать департамент о наличии при порте необходимых для этого лесах и материалах или потребности в них. Особо отмечалось: "по краткости времени, ... большая часть металлов и вещей, для постройки и вооружения должна быть приготовлена и приобретена с воли в Архангельске, а в высылку из Петербурга назначать уже только самое ограниченное количество".
К постройке клиперов приступили 24 сентября, а в декабре в Архангельск "к наблюдению для более успешного хода работ" командировали капитана 2 ранга Андрея Александровича Попова, участника обороны Севастополя, один из не многих, проявивший себя как моряк. В чине капитан-лейтенанта он, командуя пароходо-фрегатом "Тамань", прорвал блокаду Севастополя и вышел в Одессу, потопив неприятельский военный пароход, после чего был произведен сразу в капитаны 2 ранга; вернувшись в Севастополь Попов служил офицером для поручений при Владимире Алексеевиче Корнилове, затем при Павле Степановиче Нахимове.
Являясь доверенным лицом главы Морского ведомства, Андрей Александрович имел большие полномочия. Главному командиру порта предписывалось "безотлагательно исполнять все требования флигель-адъютанта Попова по возложенному ныне на него поручению". Ознакомившись с положением дел, он 1 января подал главному командиру порта докладную записку, в которой предложил ряд усовершенствований в конструкции корпуса, рангоута и общем расположении помещений клиперов. По предложению Андрея Александровича форсировались работы на одном из них, который строился в крытом эллинге Большого адмиралтейства, "дабы естественные ошибки и неудобства по постройке и отделке его можно было устранить на последующих пяти". С его участием составлялась "дельная книга настоящего вооружения", в которой регламентировалась номенклатура и размеры такелажа и других принадлежностей парусного вооружения.
Вскоре Хрущев смог написал в Кораблестроительный Департамент: "Шесть винтовых лодок, наименованные Разбойник, Опричник, Стрелок, Пластун, Наездник и Джигит, 5-го сего января заложен".
В конце января 1856 года канцелярия Морского министерства довела до сведения Кораблестроительного департамента распоряжение, "чтобы снабжение строющихся при Архангельском порте винтовых лодок, равно как обмундирование команд, которые на оные будут назначаемы, было произведено на одинаковом положении с судами, назначаемыми в кругосветное плавание".
23 мая Попов доложил Кораблестроительному департаменту: "Одна из машин, предназначенная для строящихся клиперов, отправленная через Вологду, прибыла благополучно в Архангельск и тотчас по выгрузке будет поставлена на клипер Опричник. Считаю долгом присоединить ходатайство о немедленной присылке мастеровых, которых Колпинский завод обещал выслать в Архангельск на почтовых для сборки и установки машин". Тогда же в Архангельск для комплектования команд клиперов прибыли моряки-черноморцы, участники обороны Севастополя.
Но и машины и моряки запоздали.18 марта 1856 года в Париже был подписан мирный договор, главные постановления которого, кроме ограничений, наложенных на Черноморский флот, почти не ущемляли ни политические, ни экономические интересы России. А за месяц до того, в ходе же Парижских переговоров, Россия допустила огромный просчет, подписав 16 апреля Декларацию по морскому праву. В первой статье Декларации говорилось об уничтожении каперства. Отныне ни грузовой, ни пассажирский, ни портовый корабль, частный или принадлежащий правительству не мог теперь вести никаких боевых действий в море, если он не поднял военный флаг в порту своей страны, и об этом не было официально заявлено. Согласно Декларации "нейтральный флот признан прикрывающим собственность неприятеля, а нейтральные товары - не подлежащими захвату под неприятельским флагом, за исключением военной контрабанды; наконец, постановлено, что блокада обязательна только тогда, когда действительно содержится морскою силою, достаточною для преграждения доступа к неприятельским портам и берегам" Мало того, согласно этой Декларации, крейсерство было объявлено уничтоженным, признавалось право нейтрального флага прикрывать собственность неприятеля и свобода нейтрального груза под неприятельским флагом, за исключением военной контрабанды. Ни первый уполномоченный на переговорах, опытный и удачливый дипломат, граф А.Ф. Орлов, ни его помощник, бывший посланник в Лондоне барон Ф.И. Бруннов, подписавшие парижскую Декларацию о крейсерской войне, не понимали, какой ущерб России нанесли, существенно сузив возможности действий собственного флота и, к тому же, лишив своих коллег, российских дипломатов, весомых козырей в переговорах.
Да что политики, даже адмиралы не осознали, какого оружия они лишились. "Русские уполномоченные тем охотнее приложили свои подписи к этому акту, что провозглашенные им начала были те самые, которые положены Екатериной II в основание ее знаменитой декларации 1780 года о вооруженном нейтралитете и в течение целого столетия упорно отвергались Англией, тогда как Россия занесла их в конвенцию с Северо-Американскими Соединенными Штатами, заключенную как раз накануне Восточной войны". Они словно остались в XVIII веке, не замечая, что геополитическая ситуация с тех пор кардинально изменилась. В середине XIX века до 70 % зарубежной торговли России шла через порты Балтики и Черного моря, а остальная часть приходилась на гужевой и железнодорожный транспорт. Однако, с началом военных действий торговые пути на Балтийском и Черном морях противник мог легко прервать, как это случилось в ходе Восточной войны. И, есть ли декларация, нет ли ее, российская морская торговля сводилась к нулю. Причем следует заметить, что с развитием железнодорожного транспорта при наличии больших сухопутных границ России, морская блокада становится неэффективной и может привести лишь к небольшому росту цен. Притом, что любая неконтинентальная, колониальная держава, столкнувшись с масштабной каперской войной, оказывается на грани экономического и политического кризиса.
Более того, адмиралы решили копировать Европу с отставанием на 5-10 лет, то есть строить обычные парусные линейные корабли и фрегаты со вставкой внутрь корпуса паровых машин. А чтоб еще дешевле было, попросту снабжать паровыми машинами старые парусные корабли. Так, в 1857-1860 годы после тимберовки паровыми машинами были оснащены парусные корабли 74-пушечные "Константин" и "Выборг" и 84-пушечный "Гангут" и 92-пушечный "Вола". Переделка этих кораблей - воплощенный образец бюрократической глупости и технической безграмотности. Эти корабли с самого начала были не боеспособны. И дело не в том, что они не могли драться с броненосными судами, они просто не могли выходить в море.*(11)
Наиболее четко выразило своё мнение о парижской Декларации правительство СШ, заявив, что уничтожение каперства может быть выгодно лишь для державы, обладающей сильным военным флотом, и ни одна нация, сколько-нибудь уважающая себя, не может никому позволять определять или как-либо иначе ограничивать характер ее вооружений. И государство, не обладающее достаточно мощным военным флотом, имеет полное право прибегнуть к выдаче каперских свидетельств, чтобы нанести неприятельской морской торговле тот вред, который терпит ее собственная торговля от крейсеров противника, что неизбежно, раз частная собственность на море не признается неприкосновенной.*(12)
"Разбойник", послуживший образцом для постройки и вооружения остальных пяти клиперов, был спущен на воду 30 мая. Затем, по очереди, 20 июня "Стрелок", 23 июня - "Джигит" и "Пластун". Уже 5 июля "Разбойник" вышел в море на двухсуточные ходовые испытания. Назначенный командиром отряда клиперов Попов отмечал: "Между значительным количеством разнородных судов, на которых я имел счастье служить доселе, не было ни одного столь остойчивого на волнении, как клипер "Разбойник" ... Несмотря на довольно большую зыбь и соответствующую силе ветра парусность в клипер не попало ни одной брызги; 6,5 и 7 узлов хода в крутой бейдевинд не могли образовать волну или пену перед носом - то и другое выходило от середины судна. Крен не превышал 4 градусов". Уже 29 июля "Разбойник", "Стрелок", "Пластун" и "Джигит" ушли под парусами в Кронштадт, куда и прибыли в начале сентября.
Переход вокруг Северной Европы стал серьезным экзаменом для новых кораблей и экзамен они с честью выдержали. Свидетельство тому - официальный документ аттестации - "Корабли соответствуют своему назначению и способны бороться со всеми прихотями моря". Следовательно, для корабля данного класса погодных ограничений нет. "Имеют хорошие морские качества. Спускался и приводился в крепкий ветер прекрасно, и ни один всплеск не попадал на палубу, когда он переходил галфинд и крутой бакштаг. При свежем ветре воды заливалось немного; редко и весьма недолго она превышала карлингсы... Клипера свободно разрезают воду, не претерпевают ударов в носовую часть и на волнение всходят легко. И только при изменившемся ветре, когда курс был взят против огромной зыби, тогда клипера часто черпали носом". Если перевести это с языка парусной терминологии на обиходный, то станет ясно, что опрокинуть эти корабли чрезвычайно трудно; носом черпают воду они только при противной волне. Волны и брызги полностью фок не заливают. Корабль может идти против волны, может выдержать штормы и ураганные ветры.
Тем временем на "Опричнике" и "Наезднике" устанавливали машины и 14 июля они были благополучно спущены на воду. 25 августа оба клипера вышли в море и взяли курс на Соловецкие острова. Целью плавания явилось испытание под парами, а также приобретение опыта в управлении паровыми машинами клиперов. 14 сентября "Опричник" под брейд-вымпелом командующего отрядом и "Наездник" вышли в море по пути в Кронштадт. А в декабре Попову, уже капитану 1-го ранга и Главному командиру Архангельского порта, военному губернатору адмиралу Степану Петровичу Хрущеву "... за быструю и отличную ..." постройку клиперов объявлено "монаршее благоволение".
Клипера не успели принять участие в Восточной войне, однако в послевоенной политике своё веское слово сказали, одним своим присутствием послужив отличным сдерживающим фактором английскому кабинету.*(13)
В подкрепление Тихоокеанской флотилии, которая на тот период состояла только из трёх паровых корветов; "Америка" "Петр Великий" и "Екатерина Великая" (в девичестве, соответственно, "Астория", "Нью-Йорк" и "Бостон") и шхуна "Восток". Великий князь Константин Николаевич писал своему брату-императору: "Но это все суть мелкие суда, не прикажешь ли ты их усилить более сильным судном, а именно фрегатом Аскольд, который новое сильное судно, находящееся в прекрасных руках у Фл.<игель>-адъютанта Унковского, который те края прекрасно знает, и с Путятиным именно там плавал".
Император согласился и 8 июля 1857 года первым из Кронштадта на Тихий океан ушел фрегат "Аскольд". Впрочем, вышедший ему вслед 19 сентября 1-й Тихоокеанский отряд пришёл в Новороссийск раньше. Сгнивший еще в доке благодаря недобросовестности строителей "Аскольд" тёк и в Атлантическом, и в Индийском, и в Тихом океане, а после урагана в ночь с 18 на 19 июня 1858 года вынужден был стать на ремонт в порту Нагасаки.
Поход отряда капитана 1-го ранга Дмитрия Ивановича Кузнецова по многим параметрам действительно был первым. Это было первое кругосветное путешествие паровых судов; первая, для российского флота, кругосветка целой эскадры; и, наконец, первый поход паровых клиперов - кораблей, не имевших аналогов ни в одном военно-морском флоте и положившим начало классу боевых кораблей, который существовал в Российском флоте до 1892 года.
Эскадра состояла из трех корветов "Боярин" капитан-лейтенанта Юнкмана , "Воевода" капитан-лейтенанта Брюммера и "Новик" капитан-лейтенанта Стааля и трех клиперов "Пластун" капитан-лейтенанта Мацкевич, "Стрелок" капитан-лейтенанта Федорович и "Джигит" капитан-лейтенанта барона фон Майдель.
Отряд прибыл в Новороссийск 5 августа 1858 года без серьёзных происшествий и с небольшим количеством больных. Сказывался опыт многочисленных кругосветок. Ведь большинство офицеров и матросов были черноморцы-капгорновцы, почти все - севастопольцы. Из 321 дней похода отряд имел 190 дней ходовых и 131 день стоянок. Из этих ходовых дней клипер "Джигит", например, под парами был 15 суток и 9 часов, причем по свидетельству Д. И. Кузнецова "...имея два котла никогда не уступал в ходу прочим судам отряда с тремя котлами, между тем брал топлива на 7 дней, когда прочие клипера имели его на 4-5 дней ... при 24 фунтах пара ход клипера был 6 узлов, а при 45 фунтах доходил до 8-9". Так как плавание под парами совершалось большей частью во время штилей, то пар в котлах не поднимали выше 30-40 фунтов, и при 60-70 оборотах гребного винта в минуту клиперы имели скорость 6-7 узлов. Для сбережения на клиперах угля их иногда вели на буксире корветов, которые в этом случае при 40 фунтах и 65 оборотах шли со скоростью 5 и 1/2 узла.
"Все суда ... оказались совершенно способными для океанских плаваний, и в качествах заметно большое сходство. ... образование носовых линий превосходное, ... клиперы свободно разрезают воду без наполнения груд, не претерпевают ударов в носовую часть, и на волнении всходят легко. Во всех портах иностранные морские офицеры любовались наружным видом клиперов."
Офицеры отряда полушутя, полувсерьез сравнивали свои корабли с женщинами: высокобортные, относительно комфортабельные и сухие корветы - с обстоятельной домовитой хозяйкой, у которой порядок во всем, а изящные клиперы - с ветреной капризной красавицей, которую не любить нельзя, а любить - мука.
Действительно, служба на них не была легкой. "Клиперские офицеры живут иногда по два и три года вдвоем в одной каюте, в которой едва хватает места для множества мокрого платья и сапог, почти не имея места для запасной провизии, и обречены зачастую по два и по три дня жаться в темноте и духоте в небольшой кают-компании, наглухо закупоренной и мокрой". Эти два-три дня относятся к тем дням, когда клипер штормовал. Всё это хорошо описано в книге Алексея Владимировича Вышеславцева, корабельного врача с "Пластуна", "Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859 и 1860 годах".
24 июля 1858 года в Тихий океан ушел 2-й Тихоокеанский отряд капитана 1-го ранга Андрея Александровича Попова в составе корветов "Гридень", которым командовал сам Попов, "Рында" капитан-лейтенанта Андреева и клипера "Опричник" капитан-лейтенанта Федоровского.
В ходе вояжа, талантливый корабельный конструктор Попов, высоко оценивая мореходные качества своих кораблей, отмечает, также, их недостатки и указывает методы их устранения.
"В донесении с мыса Доброй Надежды, я представлял уже, что палубы на корветах не имеют достаточных отверстий для свободного притока свежего воздуха в трюмы, недостаток, незаметный на барках и что никакие известные мне меры не в состоянии уничтожить вредные последствия этого важного недостатка, а потому оставляя Саймонскую бухту, я предложил гг. командирам, на основании полученного нами опыта, вырубить вновь несколько люков и расположить ростеры таким образом, чтобы дать воздуху более простору для притока его на кубрик и в трюм... Результат работ превзошел мои ожидания... Относительно корветов представляю следующий Факт: при 26№ жары на верху, прежде мы имели под парами 44№ в машине, - случалось что кочегаров от печей, выносили замертво, теперь, при той же температуре на верху, в машинном отделении термометр упал на 30№; воздух в трюме заметно очистился и я надеюсь, что при настойчивости и может быть новых незначительных переделках, которые имеются уже в виду, нам не стыдно будет показать трюм тем самым английским капитанам, которые в Спетгеде поистине поражали меня чистотою трюмов своих судов, также как в Бресте Французские своего неопрятностью."
Он же впервые в военном флоте перенял опыт компанейских судов при различных работах в южных портах. "4 Марта вступив в Зондский пролив наученный опытом Рио-Жанейро, я предписал гг. командирам, в знойных портах Китайского моря, при покупке угля, включать в условие, не только доставку его к борту, но и выгрузка суда, и тотчас по приходе на якорь нанимать по два местных гребных судна, употребляя своп шлюпки и своих гребцов в тех только случаях, когда этого потребует морской военный этикет. Меры эти я перенял у командиров компанейских барков которые, по распоряжению своего правления, тотчас по приходе на здешние станции нанимают местных жителей для всяких тяжелых работ и на шлюпках, за исключением старшин, не употребляют ни одного своего матроса."
Посетив на пути Манилу, Кантон и Нагасаки, отряд в начале лета 1859 года прибыл в Новороссийск.
В это время на Балтике готовился к походу 3-й отряд. В его состав должны были войти корвет "Посадник" под командованием отрядного начальника капитана 1-го ранга Дюгамель и клипера "Наездник" капитан-лейтенанта Ратькова и "Разбойник" капитан-лейтенанта Федоровского. "Разбойник" предполагалось отправить еще в 1857 году, но тогда в его котлах обнаружился дефект, для устранения которого потребовалось изготовить новые топки. Ремонт котлов на Кронштадском Пароходном заводе завершился лишь к кампании 1859 года. На "Наезднике" котлы также были повреждены на переходе из Архангельска. В Кронштадт клипер пришел 24 мая 1857 года, а в начале июня котлы из него выгрузили и отправили на Ижорские заводы.
Незадолго до выхода отряда было решено послать суда без отрядного начальника, чтобы не стеснять их условиями совместного плавания. 24 августа из Кронштадта ушел клипер "Наездник", а на следующий день - "Разбойник".
Ратьков был деятельным, неравнодушным человеком, обладавшим, к тому же, определенным литературным даром. Его рапорты по пути следования клипера содержали массу подробностей плавания, от критического разбора даже мелких достоинств и недостатков вверенного ему судна до живого описания жесточайшего шторма, выдержанного клипером в Индийском океане.*(14)
В ноябре посланник в Китае, генерал-майор Николай Петрович Игнатьев, направил императору донесение о больших трудностях ведения переговоров в Пекине после "поражения, нанесенного англо-францазской эскадре у фортов Дагу в устье реки Байхэ июня 25 сего (1859 - А.Б.) года... Всем приобретениям нашим в Китае, особенно если вспомнить враждебное настроение придворной партии и местного населения, возбуждаемого правительственными чиновниками, угрожает явная опасность" и просил разрешения выехать оттуда. Требовалось принять срочные меры по активизации дипломатических отношений. В качестве катализатора процесса, в помощь Игнатьеву был выбран Иван Федорович Лихачев. Тридцатилетний капитан 1-го ранга уже совершал две кругосветки. Мичманом в 1843 году на барке "Изюм" и старшим офицером на корвете "Оливуца" в 1851-м. В том же году, после трагической гибели командира корабля капитан-лейтенанта И.Н. Сущева, Иван Федорович вступил в командование "Оливуцей". Затем было командование пароходо-фрегатом "Бессарабия" и знаменитый бой 6 мая 1854 года с тремя англо-французскими пароходами, должность флаг-офицера начальника штаба Черноморского флота вице-адмирала В.А.Корнилова и сильная контузия при оставлении Севастополя, при переправе на Северную сторону. Генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич, зная Лихачева еще со времен обороны Севастополя как "толкового, знающего обстановку на флотах офицера, умеющий правильно оценить ее и сделать надлежащие выводы", в марте 1858 года, сразу после выздоровления, назначил его своим адъютантом, а вскоре и членом Морского ученого и кораблестроительного технического комитета. В январе 1859 года Лихачев подал генерал-адмиралу "Записку о состоянии русского флота", в которой убедительно доказывал необходимость расширения дальних плаваний судов российского флота и образования на Тихом океане самостоятельной и постоянно действующей, а не "транзитной", эскадры. Он писал: "...Только не ограничивайте их поприще дорогою к Новороссийску и обратно ... держите их в океане, в Китайском и Индийском морях, естественном поприще их военных подвигов в случае войны... У Вас образуются со временем настоящие адмиралы, которые будут бояться одной ответственности перед отечеством... которых не будет вгонять в идиотизм страха начальства".
В начале января 1860 года в Особом комитете под председательством Александра II решено было в помощь Игнатьеву собрать в китайских водах эскадру под командованием Лихачева. Получив приказание, он срочно покинул Петербург и 31 января отправился на пассажирском пароходе из Марселя в Шанхай. Не обнаружив там ни одного попутного судна Иван Федорович зафрахтовал французский пароход "Реми" и вышел на нем в Хакодате.
Флагманом новой эскадры назначен был стать винтовой фрегат "Светлана" всего год назад построенный в Бордо. Фрегат собирались отправить на Тихий океан еще в 1859 году, но задержали срочные развозки. Сначала "Светлана" вышла под флагом августейшего шефа флота, следовавшего в Англию с дипломатической миссией. Оставив в Портсмуте генерал-адмирала, пошли в Геную. Из Генуи, приняв на борт вдовствующую императрицу, "имея тихий ход, чтобы удары винта не могли беспокоить высокую путешественницу", пошли в Тулон. Из Тулона, приняв свиту герцогов Лихтенбергских и багаж великой княгини, - в Виллафранку. Когда настала средиземноморская зима, с ее непогодой и штормами, вернулись в Тулон. Там вдовствующая императрица пожелала, чтобы экипаж, "если возможно", встретил Рождество на берегу. Плавание все откладывалось. И вот 26 января 1860 года на "Светлану" прибыл новый командир, капитан 2-го ранга Николай Матвеевич Чихачев, энергичностью и жаждой деятельности не уступавший своему командиру и учителю. Безусым лейтенантом Чихачев ушел в кругосветку на "Оливуце" и прошел по следу Лихачева, став, сначала, старшим офицером, а потом и командиром этого корвета.
Всего за 10 дней Николай Матвеевич подготовил "придворный" фрегат к дальнему вояжу. Сократил артиллерию для облегчения, сократил и команду. 37 слабосильных матросов списал на другие корабли, а взамен набрали 10 человек из охотников. Приказал полностью сменить запасы провизии и переоборудовал камбуз, чтобы иметь возможность печь хлеб.
И вот в половине пятого вечера 7 февраля 1860 года закончен инспекторский осмотр, отслужен молебен и "Светлана", имея на борту 19 офицеров, 406 нижних чинов, 40 пушек и 450 сил в машине, снялась с якоря и вышла из Тулона для следования с военно-дипломатической миссией.
А в след"Светлане", уже без всякой нумерации, на Тихий океан отправились корвет "Калевала" капитан-лейтенанта Давыдова и клипер "Гайдамак" капитан-лейтенанта Пещурова. Причём на "Калевале", в октябре, за пол года до выпускных экзаменов, отправился в дальнее плавание семнадцатилетний кадет Морского корпуса Костя Станюкович. Именно в тесной кают-компании корвета родились первые его произведения, посвященные морской жизни.*(15)
"Матросский незатейливый туалет - мытье океанской соленой водой (пресной дозволяется мыться только офицерам) и прическа - занял несколько минут, и вслед затем вся команда, в своих белых рабочих рубахах с отложными широкими синими воротниками, открывавшими шею, в просмоленных белых штанах, у пояса которых на ремешках висели у многих ножи в черных ножнах, и с босыми ногами, выстраивается во фронт "на молитву".
Громко раздается утренняя молитва стройного хора ста семидесяти человек с обнаженными головами. И это молитвенное пение звучит как-то особенно торжественно при блеске и роскоши чудного утра здесь, вдали от родины, на палубе корвета, который кажется совсем крошечной скорлупкой среди беспредельного, раскинувшегося красавца-океана, ласкового теперь, но подчас бешеного и грозного в других местах. И, точно понимая, что "с водой шутить нельзя", ... матросы, особенно старые, поют молитву сосредоточенные и серьезные, осеняя свои загорелые лица широкими крестами.
Молитва окончена. Все покрыли головы и разошлись. Завтрак уже готов... Брезенты на палубе разостланы, и артельщики разносят по артелям баки с размазней или какой-нибудь жидкой кашицей, которую матросы едят, закусывая размоченными черными сухарями. После того пьют чай, особенно любимый матросами. Несмотря на жару в тропиках, его пьют до изнеможения.
Полчаса, полагающиеся на завтрак, пролетели незаметно за едой, чаепитием и разговорами. Брезенты убраны. Боцман Федотов, серьезный и нахмуренный, уже обнаруживает признаки нетерпения, глядя, что матросы толпятся у кадки с водой, чтобы покурить трубочки. Пора приступить к "убирке". И вслед за командой боцмана начинается та обычная ежедневная чистка и уборка всего корвета, педантичная и тщательная, похожая на чистку в голландских городах, которая является не просто работой, а каким-то священным культом на военных судах и составляет предмет особенной заботливости старшего офицера, искренне страдающего при виде малейшего пятнышка на палубе или медного кнехта, не блестящего, подобно золоту...
Повсюду терли, скребли и скоблили; повсюду обильно лилась вода, даже и на быков, свиней и баранов, и разгуливали голики и швабры... Едва ли так тщательно и любовно убирали какую-нибудь барыню-красавицу, отправляющуюся на бал, как убирали матросы свой "Коршун"... Все сияло и блестело под ослепительными лучами солнца. Быстро высохшая палуба так и сверкала белизной своих досок, с черными, ровными, вытянутыми в нитку линиями просмоленных пазов. Снасти подвешены правильными гирляндами или лежат в кадках, свернутые в аккуратные "бухты". Везде, и наверху, и внизу, образцовый порядок, куда ни взгляни...
Один за другим поднимались наверх офицеры и гардемарины - все в белых кителях, чтобы присутствовать при подъеме флага. Вылез и черный, мохнатый Умный и растянулся в тени у орудия на шканцах. А Сонька и Егорушка уже весело взбегали на ванты, добираясь до самого клотика, гонялись друг за другом, проделывая всевозможные штуки, и, стремительно сбежавши вниз и, видимо, заключив между собой перемирие, принялись дразнить солидного и неповоротливого водолаза, подкрадываясь к нему сзади и дергая его за хвост...
Минут за пять до восьми часов наверх вышел капитан и, приветливо пожимая руки офицерам в ответ на их поклоны, поднялся на мостик. При виде капитана старший офицер снял, по морскому обычаю, фуражку и раскланялся с ним с несколько преувеличенной служебной почтительностью морского служаки. В ней, впрочем, не было ничего заискивающего или унизительного; этим почтительным поклоном старший офицер не только приветствовал уважаемого человека, но и чествовал в лице его авторитет капитана...
- Флаг поднять! - раздалась веселая команда мичмана Лопатина.
Все обнажили головы. Начались обычные утренние рапорты начальников отдельных частей о благополучии корвета по вверенным им частям, и все затем спустились в кают-компанию пить чай...
Матросы разведены по работам. Работы неутомительные: плетут веревки,
маты, щиплют пеньку, столярничают, плотничают, красят шлюпки, учатся бросать лот, молодые матросы учатся названиям снастей. И почти каждый, строгая какой-нибудь блочек, выскабливая шлюпку или сплетая веревки, мурлыкает про себя какую-нибудь деревенскую песенку, напоминающую здесь, под тропиками, о далеком севере...
Дневная истома пропадала. В воздухе веяло прохладой, и матросы, собравшись на баке, слушали песенников, которые почти каждый вечер "играли" песни...
И песня лилась за песней, то полная шири и грусти, то полная веселья и удали, среди тепла и блеска тропиков, среди далекого океана, напоминая слушателям далекую родину с ее черными избами, морозами, бездольем и убожеством, горем и удалью.
- Вали, ребята, плясовую!
Хор грянул плясовую... Невольно даже старики-матросы поводили плечами и притоптывали ногами... А лучшие плясуны уже отплясывали трепака к удовольствию зрителей...
Близились короткие сумерки. Матросы снова купаются (вернее,
обливаются), затем ужинают, пьют чай и после вечерней молитвы берут койки и
располагаются спать тут же на палубе.
День матросов кончился."
Нельзя обвинить Константина Михайловича во лжи. Такие тихие и спокойные дни бывают на корабле. Другое дело, что бывают они крайне редко и почти всегда в тропиках, в зоне пассатов. Однако нельзя не заметить, что переход всех тихоокеанских отрядов прошел удивительно спокойно. Ни опасных штормов, ни серьёзных поломок. Даже больных на кораблях было не много. Если забыть текущий как решето "Аскольд", единственным серьёзным происшествием стала массовая драка в Кейптаун. В лучшем портовом кабаке "У адмирала" моряки с корветов "Гридень" и "Рында" и клипера "Опричник" встретились с морпехами с пароходо-фрегата "Эксцельсиор". Хотя "Кейп таймс" и писала, что "сражение закончилось в ничью: русских было больше, но британцы лучше боксировали", но поле боя, то бишь разгромленный кабак, осталось за нами.
Но даже это происшествие обошлось без особых эксцессов. Не считая самой массовой драки, конечно. Большинство британских чиновников в Кейптауне, в том числе полицейских и судейских, оказались так или иначе связаны с морем, и, узнав о причине конфликта, постарались замять дело. Попову было предложено всего лишь частным порядком компенсировать убытки Д. Джолиса, владельца "У адмирала", включая счёт от доктора У. Скотта, наложившего на голову несчастного кабатчика 8 швов.
Компенсацию, в размере 43 ф. и 11 шил, была собрана офицерами и матросами кораблей отряда. Более того. Офицерский совет "Эксцельсиора", признав неправоту членов своего экипажа, наложил на них взыскание и выделил из корабельной кассы 10 ф. 17 шил. и 9 пенсов, ровно четверть от компенсации, что, косвенным образом, свидетельствует о соотношении сил в том эпическом сражении "британского льва с русским медведем". Соотношение вполне допустимое и совсем не позорное противной стороны. Кроме вздорного нрава "бомбошки вдовы" славились в британском флоте приверженностью к боксу.
Причиной такой благосклонности британских фемиды и флота является причина драки - Медная Серьга.
Традиция эта зародилась на английских судах, но к началу XIX века большая медная серьга в левом ухе была предметом зависти моряков всех флагов. Определенного размера и веса, на лицевой стороне - контур созвездия Южного Креста, на обороте - очертания мыса Горн. Такую серьгу имел право носить только тот, кто испытал бури пролива Дрейка. У моряков всех наций это была как бы почетная медаль.
Вместе с серьгой выдавался специальный диплом за подписью бога морей Нептуна, в котором говорилось, что "сей поименованный мореход, обходя в широтах ураганных край Земли, мысом Горн нареченный, выказал отвагу похвальную да мужество неунывное и не токмо снискал уважение товарищей великое, но и милостью нашей навечно причислен к избранникам нашим".
В любой из портовых харчевен Англии обладатель серьги Дрейка мог пить и есть бесплатно. Это был неписаный закон, обычай, который никто не смел нарушить. Угостить "избранника Нептуна" почиталось за честь. Если моряк с медной серьгой в левом ухе пытался заплатить хозяину харчевни за угощение, он тем самым выражал свое недовольство. Значит, в харчевне плохо кормили или обслуживали гостей недостаточно расторопно. Бармены в портовых городах ненавидели "избранников Нептуна". Их спасало только то, что люди с серьгой Дрейка встречались редко. Большинство судов, огибая Южную Америку, предпочитали идти Магеллановым проливом. К мысу Горн шли единицы. Но капитаны компанейских барков чаще шли именно проливом Дрейка, предпочитая его попутные шторма внезапным шквалам Магелланова пролива. Другой признак капгорновца, крашеный ноготь на правом мизинце, в российском флоте не прижился, но медную серьгу с гордостью носили сотни моряков, в основном черноморцев. Именно эти "избранники Нептуна" составляли немалую часть экипажей тихоокеанских отрядов.
Может быть Джолис, по трезвому размышлению, хмурый, как пролив Дрейка, и обслужил бы внезапных гостей, но когда в его заведение ввалилось почти пол сотни "серьгоносцев" и нагло потребовали выпивки, сердце кабатчика не выдержало. А уже хорошенько набравшиеся британские морпехи, не разобравшись в ситуации, вступились за соотечественника.*(16)
"Гайдамак" был клипером уже второго поколения. Учтя недостатки архангельских клиперов, выявленные офицерами первых Тихоокеанских отрядов, 1859 году правительство заказало в Англии, на верфи Питчера в Норфолке, клипер "Гайдамак". Почти в двое больше "арханглогородцев" (и в трое дороже), водоизмещением 1094 тон, машиной, мощностью 250 н.л.с., вооруженный тремя 60-фунтовыми пушками на поворотных платформах и четырьмя 8-фунтовыми нарезными по бортам. В том же году, в Финляндии, на острове Реве на Бьернеборгской верфи были заложены "Абрек" и "Всадник". "Гайдамак" ушел в Тихий океан в мае, прямо из Англии.*(17)
1* Использована книга А.Б. Широкорада "Россия выходит в мировой океан".
Некоторые места данной главы своею нудностью заставляют припомнить список кораблей из гомеровской "Илиады". Но жертва сия необходима. Почти все корабли этого списка оставили свои имена на морских картах и сыграли на шахматной доске мировой политики отнюдь не роль пешек. (А.Б.)
2* Даже катастрофа "Курска" в 2000 году - и то пошла в эту флотофобскую копилку.
3* Согласно современным воззрениям геополитики Россия, наряду с СШ, относится к чрезматериковой геополитической системе. Термин предложил ещё выдающийся географ В. П. Семенов Тян-Шанский. А логикой чрезматериковых держав является развитие от упорядочения и интеграции внутреннего пространства к созданию избыточного напряжения "на краях", на приморских окраинах держав, причем, по возможности, равномерно, без выраженного преимущества первоначального колонизационного ядра. Для решения последней задачи совершенно необходим флот. Семенов Тян-Шанский отмечает: "При столкновении с соседями, "чрезматериковое" государство легче всего подвергается блокаде со стороны соприкасающихся с ним морей и хотя бы временным захватам со стороны их побережий; последнее же обстоятельство уничтожает всю суть системы "от моря до моря" и обессиливает страну".
Всё превосходство чрезматерикового положения державы состоит в том, что она связывает море и сушу, интегрирует различные географические среды в единое целое. Значит, самый удобный для противника способ её обессилить - разорвать связь моря и суши, попытаться загнать вглубь материка, сделать её просто материковой, континентальной. Никакого другого средства сохранить выгоду своего положения, кроме создания мощного флота, попросту не существует. Чрезматериковая держава попросту обречена быть сильной морской державой или не быть вовсе.
Другая причина, вынуждающая её создавать мощный флот, коренится в том, что сила геополитического движения, создающая эту державу, начинаясь с движения по суше, в конечном счете, встретившись с морем, выплескивается в движение по воде, превращается в морскую экспансию. Эта экспансия носит, однако, не беспорядочный и случайный характер экспансии "морской" державы, а планомерно движется в сторону морских целей, которые могут быть становящейся державой освоены и интегрированы. Чрезматериковая держава создает не только "свою" сушу, но и "своё" море. Однако без сильного флота обеспечить экспансию на это море попросту невозможно.
4* Автор несколько утрирует "сухопутность" России, проявляя некоторый, свойственный ему американский сепаратизм. Ниже он противоречит сам себе, описывая экспедиции военных кораблей в Рус-Ам. Большинство их пришлось на царствование Александра I и годы, предшествующие Восточной войне.
5* См. гл. 34.
6* См. гл. 35.
7* См. гл. 41 и 42.
8* См. гл. 43.
9* Автор здесь себе противоречит. Сетуя ранее на непонимание высшими морскими чиновниками понятия "Fleet in being", он не замечает, что 8 мая 1855 г. в заливе Де-Кастри именно "Флот наличествующий" сыграл решающую роль. Коммодор Эллиот принял, стоявшие в глубине залива 28 китобойных и рыболовных судов за корабли Тихоокеанской флотилии и отправил 12-пушечный бриг "Биттер" за подкреплением к Стерлингу в Хакодате, а сам, с 40-пушечным фрегатом "Сибилл", 17-пушечным винтовым корветом "Корнет" остался в Татарском проливе для наблюдения за противником. Против них стояли 20-типушечный корвет "Оливуца" капитан-лейтенанта Назимова и 10-ти пушечный шлюп "Двина", под командой лейтенанта Чихачева.
Вообще корвет "Оливуца" оставил заметный след в истории российского флота. Это был единственный корабль, входивший в состав трех разных флотов. Тысячи моряков прошли на ней хорошую морскую практику, многие ее офицеры достигли высоких постов. В. А. Римский-Корсаков стал контр-адмиралом, Директором Морского корпуса, контр-адмиралами стали также участники кругосветного плавания П. Л. Овсянкин, А. С. Махевский, вице-адмиралами стали И. Ф. Лихачев - командующий первой русской броненосной эскадрой на Балтике, А. Е. Кроун - командующий Сибирской флотилией в 1870-х годах. Сам же корвет, вернее его корпус, был затоплен на северном фарватере Кронштадта, чтобы предотвратить возможность прорыва вражеских кораблей к столице.
10* Обвинения российских адмиралов в консерватизме не совсем справедливо. Автор является учёным-лингвистом и плохо разбирается в психологии моряков. Проведенные в 1960-70 гг. исследования кафедры психологии Новороссийского университета под руководством проф. А.П. Гринберга убедительно доказали, что психологическое состояние лучших капитанов варьирует в диапазоне от осторожности до недоверия. Оказалось, что хорошими капитанами становятся именно те мичмана, у которых лихость сменяется осторожностью. Те, которые, на подсознательном уровне, привыкают быть готовыми к любым неожиданностям и начинают выверять каждый свой шаг. Т.е. становятся консерваторами. В адмиралы же, как правило, выходят лучшие капитаны.
11* В результате "Выборг" числился в строю около трех лет и в 1863 г. был исключен из состава флота, "Константин" исключили в феврале 1864 г., а "Гангут" 6 марта 1863 г. перечислили в учебно-артиллерийский корабль. Впрочем и от новопостроенных кораблей такого типа толку было мало. На Балтике в 1854-1860 гг. были построены три новых корабля: 84-пушечные "Орел" и "Ретвизан" и 111-пушечный "Император Николай I". В Николаеве были достроены два 135-пушечных линейных корабля, заложенные еще до войны, "Цесаревич" и "Синоп". Из-за перегрузки они были мало мореходны. Так, к примеру, на "Ретвизане" орудия не могли стрелять даже при малейшем волнении, поскольку волны заливали открытые порты.
12* Кроме СШ, парижскую Декларацию о крейсерской войне не подписали Испания, Мексика, а позже к ней так и не присоединилась Япония.
13* Автор несколько преувеличивает как накал британских угроз, которые являлись, скорее всего, лишь политическим "прощупыванием", так и значение Тихоокеанской флотилии. Серьёзной угрозой Великобритании она смогла стать только в 1863 г. Не отрицая наличия политического демарша, следует признать, что главным движителем океанских походов стал иной фактор. Во-первых, как справедливо отмечает автор в следующей главе, необходимость подкрепить силою интересы России в Китае и Японии. Во-вторых, в 1857 г. в Морском ведомстве решили отказаться от ежегодного производства офицеров и перейти к системе производства только на свободные вакансии. В основу производства был положен так называемый морской ценз, по которому для получения следующего чина необходимо было пробыть определенное число лет в плавании (мичману полтора года, лейтенанту 4,5 года), а для получения чина штаб-офицера - командовать судном. Спрос тут же родил предложение.
14* Автор не случайно особо выделяет личность капитан-лейтенанта А.Н. Ратькова-Рожнова. Хоть тот и дослужился до чина вице-адмирала, но ничем особо себя не проявил. Зато его сыновья, племянники и внуки стали очень заметными фигурами в экономике и политике Рус-Ам. Из них наиболее известен Александр Николаевич Ратьков-Рожнов, сын Николая Александровича. Он выехал в Рус-Ам сразу после смерти отца в декабре 1917г. Действительный статский советник и вице-директор департамента железнодорожных дел, он скоро стал советником при ВК .... А как председатель правлений синдикатов "Кровля" и "Медь", контролировавших торговлю и определяющих цены на кровельное железо и продукцию медеплавильных заводов России, владевший, к тому же пакетами акций нескольких предприятий в Рус-Ам, скоро стал своим в обществе колониальных промышленников. Н.А. Ратьков-Рожнов вошел в состав Думы первого созыва и последующие 20 лет, до самой смерти, непрестанно трудился ради примирения блоков "казар" и "старовояжных".
15* Первыми произведениями К.М. Станюковича были стихи, опубликованные в 185-60 гг. в журнале "Северный цветок". На борту "Калевала" он не писал, а скорее делал дневниковые записи, которые, позже, уже в Новорссийске, вылились в первые его рассказы и очерки: "Жизнь в тропиках", "Французы в Кохинхине", и др., напечатанные в "Морском сборнике". Знаменательно, что "... самые задушевные и сердечные свои рассказы и повести о русских моряках, в основу которых были положены впечатления от трехгодичного плавания по морям-океанам, вошедших впоследствии в цикл "Морских рассказов", которые принесли ему славу и широкую известность ("Максимка", "Побег", "Нянька", "Ужасный день", "Куцый", "Матросик" и др.), как и автобиографическую повесть "Вокруг света на "Коршуне", Станюкович написал много позже, в Сибири, когда от флотской службы писателя отделяли полные четверть века. К тому времени забылось прошлое неприятие службы, да и правдивые картины матросской жизни на корабле, более похожей на каторгу, длившуюся 25 лет, поблекли в его памяти."
16* Свое первоначальное значение серьга Дрейка давно утратила. Она по-прежнему существует и так же вызывает у моряков уважение и зависть, но уже никаких прав ее владельцу не дает, даже в Англии. Былое отношение к "избранникам Нептуна" сохранилось до наших дней, наверное, только в Рус-Ам. В XIX в. кругосветные барки выходил встречать весь город. В кабаках гостеприимно принимали долгожданных моряков, большинство которых уже стали капгорновцами, и первую выпивку наливали бесплатно. С окончанием регулярных парусных кругосветок право на первую бесплатную выпивку осталось за обладателями медной серьги.
Древняя традиция превыше всего!
17* Автор несколько удивлён, тем, что строительство клиперов 2-го поколения было поручено англичанам и финнам, несмотря на более высокие цены (202 714 руб. 50 коп. в Англии, 199 767 руб. в Финляндии и 128 934 руб. в Архангельске) однако Кораблестроительного департамента имел на то веские причины. Для постройки своих барков Компания использовала лес, по меньшей мере, 6-тилетней выдержки, т.ч. эти суда, при двух тимберовках (т.е. капитального ремонта корпуса с заменой некоторых элементов), исправно служили 25-30 лет. Клипера же были построены из сосны с элементами дуба, не более чем двухлетней выдержки. Причём лес казне продавался с компанейских складов. Не удивительно, что архангельские клипера, мягко говоря, не отличались долголетием. В Морском ведомстве рассматривались проекты тимберовки, однако по зрелому размышлению решили их не ремонтировать и не перевооружать. 16 июля 1866 г. приказом по Морскому министерству "Наездник", "Разбойник", "Джигит" и "Стрелок" были отчислены к Кронштадтскому порту. "Разбойника" вскоре продали на слом. "Джигит", обращенный в мишень, был расстрелян в ходе учений Балтийской броненосной эскадры 2 июля 1869 г., а корпус "Наездника" тогда же был подорван буксируемой миной. "Стрелок" продержался несколько дольше в качестве учебного судна Морского кадетского корпуса, но к 1871 г. он превратился плавказарму в Кронштадте, а в 1878 г. продан на слом. В то время, как "Гайдамак" построенный из английского дуба с элементами из остиндийского тика, данцигской сосны и американского горного вяза, честно отслужил четверть века и до самого исключения из списков флота в 1886 г. исправно ходил кругосветки.
Всего в своем развитии клипера насчитывают 4 поколения. Клипера третьего поколения: "Алмаз", "Жемчуг", "Изумруд" и "Яхонт", строительство которых велось в начале 60-х годов, имели то же артиллерийское вооружение, что и их непосредственные предшественники: "Абрек", "Всадник", "Гайдамак", но большее водоизмещение и длину (свыше 1500 т и 250 фут соответственно) и мощность машин 350 н.л.с. Успех американской экспедиции и то обстоятельство, что Россия имела небольшой торговый флот и мало зависела от поставок морем, делали для нее концепцию крейсерской войны почти идеальной, что на многие годы определило политику в области кораблестроения. Поэтому, когда в начале 70-х гг. морское ведомство приступило к строительству клиперов четвертого поколения, то это были уже клипера-крейсеры. Символично, что головной в серии из восьми единиц получил имя "Крейсер". Шесть других носили имена архангельских клиперов: "Джигит", "Стрелок". "Разбойник", "Пластун", "Наездник" и "Опричник", а восьмой - "Вестник". В 1892 г. по новой классификации клипера вошли в разряд крейсеров II ранга.