На всех континентах и во все времена герои открывали и завоёвывали новые земли; затем им на смену приходили чиновники и хорошо ещё, если чиновники не уничтожали героев.
Пришёл конец героической эпохи и в Рус-Ам.
В ГП хорошо были известны достоинства Правителя. Он не даром получал награды: именную медаль на Владимирской ленте; орден св.Анны; чин коллежского советника с правом именоваться "Ваше превосходительство"; большие премиальные. Но Правителю идёт уж восьмой десяток, силы на исходе. Он не может, как встарь, напоить гостя до упаду, а потом отправится проверять караулы. Плохо с глазами- бумаги читает секретарь и показывает где ставить подпись.
Ослабевшего льва норовит лягнуть каждый. Молодые офицеры видят в Баранове старорежимную древность, открыто посмеиваются над ним и даже оскорбляют. В Ст.-Петербург сыплются доносы.
Соломинкой, сломавшей спину верблюду, стали последствия стычки с упомянутым уже капитаном Хантом.
В середине июня 1815г. Баранов решил произвести инспекцию Михайловской крепости. За год до того Медведников вышел в отставку, а сменивший его Сысой Слободчиков по мнению правителя не справлялся "дает потачку бостонцам что сбывают оружие и порох диким и сами думают крепости наши изничтожить". Любимый Александром Андреевичем "Рейнджер" тоже сильно постарел и для океанских походов стал не годен. Ради солидности Баранов решил отправиться на Ситху "Иркутском", благо меха с Прибыловых ещё не прибыли, а сроки муссонов позволяли задержаться. Изменение сроков его прибытия случилась по причине захода в Австралию. ГП РАК не оставило идею завести торговлю с Новой Голландией, ставшую к тому времени Новым Южным Уэллсом.
Командир барка лейтенант Лазарев охотно согласился на незапланированный рейс. К их приходу в Ситхинском заливе находился бриг "Педлер" Вильяма Ханта, а Слободчиков доложил, что у колошей "появилось вдруг множество наилучшего пороху образцы коего мною представлены".
Заподозрив в незаконной торговле Ханта, правитель отправил на "Педлер" двух приказчиков с требованием сдать весь порох. Хант наотрез отказался подчиниться, приказчики настаивали и в результате на палубе началась драка. Услышав шум, правитель погрузил на два вооружённых фальконетами баркаса 30 своих людей и, подойдя с обоих бортов, буквально взял бриг на абордаж. На судне устроили обыск и изъяли порох - он оказался идентичен тому что поступил к тлинкитам. Хотя иных доказательств незаконной торговли не было, правитель приказал заклепать пушки "Педлера". Напрастно Лазарев, подошедший на шлюпке в самый разгар операции, пытался урезонить Баранова. Это лишь вызвало ещё больший гнев правителя, заподозрившего офицеров "Иркутска" в сговоре с бостонцами. С криком он потребовал от лейтенанта немедленно удалиться от борта, угрожая в противном случае открыть огонь по шлюпке. Бессильный что либо предпринять Лазарев вернулся на барк.
Через неделю он получил приказ Баранова сдать командование первому помощнику лейтенанту Унковскому. Этот приказ поверг в шок офицеров "Иркутска", высоко ценивших своего командира. На экстренном офицерском собрании они решили не подчиняться и самовольно покинуть Америку. Приготовления к отходу начались тотчас после собрания. "В то же время в доме правителя крепости уж целый день происходила попойка по случаю примирения правителя с г-ном Хантом...".
На рассвете 25 июня "Иркутск" начал выходить на внешний рейд. Баранов, оторвавшись от возлияния, приказал открыть огонь крепостной артиллерии. Несколько направленных в угон ядер не причинили барку вреда и он благополучно добрался до Макао, а затем и до Кронштадта.
По жалобе Баранова правление РАК неоднократно добивалось осуждения лейтенанта Лазарева, но Морское министерство дважды официально отвергало обвинения и наконец полностью его оправдало. Только что завершился суд по бунту Наплавкова и Баранов, своим поведением, ещё более дискредитировал Компанию. Кроме того в период 1809-16гг. он не подавал в ГП финансовых отчётов , что весьма тревожило директоров, как и слухи о "частых подгулах" престарелого правителя. Поэтому правление предписало капитан-лейтенанту Гагемейстеру, направленному на "Ст.-Петербурге" в 1816г, на месте исследовать деятельность Баранова и при необходимости принять от него управление колониями.
Эта кругосветка оказалась самой тяжёлое из четырёх, совершённых Леонтием Андриановичем. Вышедший 8 сентября из Кронштадта барк сильно потрепало в Северном море, а во время короткого шторма близ экватора он потерял бушприт. В Рио "Ст.-Петербург" пришёл только 27 января с донельзя измотанным экипажем. Открывшаяся течь заставила их в течение месяца почти безостановочно работать на помпах. Ремонт носовой части занял три месяца и так как идти вокруг Горна было уж поздно, пришлось отправляться восточным маршрутом. Ещё месяц отстаивались в Капштадте, дожидаясь муссона, а потом почти полгода шли Индийским и Тихим океанами. Мастера на верфи схалтурили и Гагемейстер не решался поднять всю парусину. До Новороссийска "Ст.-Петербург" добрался лишь к 20 ноября.
Прошло почти два месяца, прежде чем Леонтий Андрианович решился объявить Баранову о его отставке. В течение этого времени Гагемейстер осуществлял неофициальную ревизию состояния дел в колониях, поражаясь тому, какую огромную ответственность он должен будет взвалить на себя. Кроме того напряжение последнего года пагубно отразилось на его здоровье. В то же время и оставить вверенные ему земли без главного правителя Леонтий Андрианович мог. По свидетельству Хлебникова, прибывшего незадолго до того из Охотска, лишь жалобы самого Баранова на здоровье и на долгое отсутствие преемника вынудило Гагемейстера принять на себя управление. Кирилл Тимофеевич указывал и на другую, более весомую причину: смена правителей произошла "для упреждения дальнейших беспорядков", которые наблюдались в последний период правления Баранова. "После смерти в 816 году Ивана Ивановича Баннера и Бакадорова дела в конторе пришла в разстройство".*(1)
Выход был найден в женитьбе старшего помощника "Великого Устюга" капитан-лейтенанта Семёна Ивановича Яновского на Ирине, дочери Баранова. Яновский обещал вскоре после женитьбы принять от Гагемейстера должность и тем избавить его от хлопот по управлению обширным краем. После этого брака можно было рассчитывать на повиновение промышленников, для которых слово каргопольского купца было законом. Также индейцы, по своему обыкновению приняли бы Яновского как зятя Баранова, то есть имеющего право наследования чуть ли не большее, чем родной его сын.
7 января 1818 года состоялось венчание Семена Яновского с Ириной Барановой в церкви "Св. Михаила", а 11 января Гагемейстер официально объявил о вступлении на пост главного правителя Русской Америки и предъявил соответствующие документы ГП, подтверждавшие его полномочия. "Гагемейстеру повиноваться во всем, что до должности каждого относится, под опасением в случае неисполнения сего определения строгого взыскания по законам".
Передача власти прошла спокойно, в деликатной форме, поэтому нельзя согласиться с утверждениями некоторых историков, что Гагемейстер жаждал ухода Баранова. Они были знакомы более 10 лет и уважительно относились друг к другу. Александр Андреевич даже просил графа Румянцева исходатайствовать награду своему будущему приемнику.
Сдача дел, опись товаров, судов и капиталов продлилась до конца сентября. Всесторонняя проверка не выявила никаких серьёзных злоупотреблений, хотя у Баранова было более чем достаточно возможностей для личного обогащения. Самые острые критики главного правителя не могли обвинить его в преследовании личных целей: располагая огромной и почти бесконтрольной властью, он так и не нажил серьёзного состояния за всю свою 28-летнюю службу в колониях. По слухам, крупные суммы лежали на его счетах в иностранных банках, однако это не получило подтверждения в дальнейшем. Стяжательские черты у Баранова отсутствовали полностью и во многом именно на этом держался его авторитет. В то время Русская Америка давала, по сути, равные шансы выжить как простому промышленнику, так и чиновнику. Суровый край диктовал свои законы. Обман, хитрость не могли сойти с рук никому, даже главному правителю.
Смена руководства российских колоний в Америке - это не просто замена одного правителя на другого, это смена приоритетов. Баранов был в первую очередь предпринимателем и, заботясь о пушном промысле, справедливо полагал, что именно от его деятельности зависит успешность торговых операций РАК. Во многом благодаря ему Компания смогла избежать финансового краха в 1799г, когда вдвое была завышена стоимость акций. Директора помнили это и уважали Баранова. Но с приходом в ГП новых людей, не знакомых со спецификой мехового промысла, постепенно менялось лицо Компании. Булдаков, Ван-Майер, Зеленский попадали во всё большую зависимость от высших государственных учреждений. При основании РАК ставились прежде всего экономические задачи и, уже как следствие, им придавалась определённая политическая окраска. Но теперь на первое место вышли политические вопросы; заморские территории стали разменной картой в руках российских дипломатов. Во главе колоний должен был находиться военный человек, который не задумываясь исполнит любой приказ и, 20 февраля, Гагемейстер исполнил самые непродуманные за всю историю Рус-Ам указания: ввёл жалование вместо паевой системы и установил фиксированные цены на привозные товары. Даже пылко защищавший своего начальника Кирилл Хлебников отметил: "После смены главного правителя Баранова в начале 1818 года в колониях последовала великая перемена в ценности иностранных товаров". Цены на некоторые вещи взлетели более чем в два раза. Введение искусственно установленной оплаты труда привело к потере интереса в результате промысла. Сократилась добыча. Промышленные так же несли убытки: раньше, даже в неудачный сезон они имели не менее 385руб, а не 300 руб. жалованья. Всё это вызвало инфляцию. Несмотря на нехватку наличных, стоимость недавно появившихся банкнот уменьшилась на треть.
Если же оставить в стороне чересчур точное исполнение не самых умных указаний начальства Гагемейстер, даже за столь короткое время, показал себя неплохим правителем. Он упорядочил торговлю спиртным, которое теперь отпускалось в строго установленном количестве, а бесплатная чарка рому стала выдаваться только 8 раз в год, по праздникам. Ввёл новую, более прогрессивную систему отчётности в меховом промысле. Организовал экспедицию по исследованию верховий Квихпака и спланировал строительство крепости в среднем его течении. "Дай Бог чтоб Север открыл нам сокровища: Юг не так-то благостен- Сандвичевские острова отказались, и в Россе нет бобров и всякий промысел в малом количестве...". Гагемейстер попытался так же возобновить промысел в архипелаге. Не желая рисковать компанейскими судами он заключил стандартный договор "исполу" с Камилем де Рокфей, капитаном 200-тонного "Ле Борделе".
В мае тот взял на Кадьяке 22 байдарки, охотников и снаряжение и 10 июня начал промысел у острова Принца Уэльского. Местные тлинкиты быстро разобрались, что судно не компанейское, а значит с ним можно не церемониться. Через неделю, во время внезапного нападения, из 47 охотников 20 было убито, 2 пленены и 12 ранены (один из них умер), погибли так же три женщины. Испуганный экипаж "Ле Борделе" отказался продолжить промысел. Из вояжа было привезена всего 31 шкура. Скудные результаты и большие потери положили конец этому промыслу.
Ежели в тот раз Гагемейстер не просчитал реакции тлинкитов, то в остальных случаях он вёл себя с индейцами очень разумно. Это касалось не только удачно проведённых переговоров с калифорнийскими племенами, но и разборок с воинственными тлинкитами.
Самым нестабильным местом а колониях был остров Ситха. "Дикие не упускают случая убить русского ... и потому здешние промышленники ходят из крепости работать в огородах вооруженные и целыми артелями ... остается одно средство - быть всегда осторожными и вооруженными и жить, как в осажденной крепости ... жены и дети их не могут ходить в леса, не подвергаясь опасности быть убитыми или увлеченными в неволю, да и сами промышленные на большое расстояние от крепости не могут удалиться, иначе как отрядами и вооруженные". В июне "колюжи верстах в 3-х или 4-х от крепости убили двух промышленников, которые ходили туда рубить нужное им дерево и были снабжены ружьями". Вероятно, эти промышленные нарушили границы клановых угодий, зайдя за ту невидимую черту, которая отделяла эти территории от участка, уступленного, по мнению тлинкитов, русским. Капитан Головнин приводит это происшествие, как типичный эпизод, характеризующий повседневный быт русской колонии. Однако, он не упоминает о весьма важных его последствиях.
Подозрение пало на известного своей старинной враждебностью вождя Катлеана. При этом во внимание не принималось то, что за прошедшие годы в войну были вовлечены и другие кланы, которые не считали себя обязанными следовать примеру Катлиана, отдавшего в аманаты своего брата и принявшего русскую медаль. С ними подобной формальной договорённости не заключалось. Поэтому даже официальное примирение с киксади не сразу принесло мир в страну тлинкитов и даже на саму Ситку.
Между тем, вскоре после гибели двух лесорубов Гагемейстер принял решительные меры. Наполнив три баркаса хорошо вооружёнными людьми и установив на одном из них пушку, он внезапно явился ранним утром перед летним лагерем киксади, который располагался неподалёку от Михайловской крепости. Индейцев охватила паника, хотя Гагемейстер через толмача и заверял их, что явился только для переговоров. Наконец, навстречу вышло большое боевое каноэ, на борту которого находился и сам Катлиан. Лейтенант Литке красочно описал в своём дневнике последовавшую сцену:
"Дабы сдержать Колош в границах Г(агемейстер) приказал другому катеру, на котором была карронада, заехать с носа к колошенскому бату и навести карронаду прямо вдоль онаго; зажженные фитили были готовы; четверо из Колош в свою очередь приложились ружьями в тех людей, кои держали фитили. С сими прелиминариями, кои заступили место переговорнаго флага, начались переговоры. Катлиан спросил Г(агемейстера), зачем он приехал. "Если ты приехал нас бить, -сказал он, -то лучше сними с меня сию медаль, которую ты на меня повесил и вот грудь моя (обнажив ее), убей меня одного". Г(агемейстер) уверял его, что он совсем не с тем намерением приехал, а только чтобы узнать, кто убил русских, а если его подчиненные, то чтобы ему выдали виновных. Кат(лиан) объявил, что убили русских Колоши другого поколения, что он узнал это от старшего его племянника...".
Выяснилось, что лесорубов убили воины клана кагвантан, вышедшие из их родовой твердыни на берегу Погибельного пролива. Здесь, в своей крепости, кагвантаны уже установили около 10 пушек, купленных у бостонских торговцев. Штурмовать их укрепление Гагемейстер не решился, он лишь приказал усилить посты и запретил покидать крепость невооружённым и малыми группами. Предостережение было направлено и промысловой партии. Одновременно, через посредничество живших при крепости индеанок и дружественных киксади он завязал с кагвантанами переговоры, надеясь повторить успех, достигнутый им в отношении Катлиана. Он требовал выдачи двух надёжных аманатов и прекращения нападений. Тогда "им простится преступление, но чтоб они поклялись впредь никогда никому из наших не причинять ни малейших обид". Кагвантаны соглашались на заключение мира, но настаивали на соблюдении традиционных индейских обычаев, а в первую очередь на взаимном обмене заложниками, то есть пойти на формальное примирение с индейцами по индейским же обычаям - не только взяв аманатов от тлинкитов, но и в свою очередь выдав им заложников со своей стороны. Завершить переговоры пришлось уже преемнику Гагемейстера на посту главного правителя колоний, лейтенанту Яновскому.
Сообщая о причинах, толкнувших его на такой поступок, Яновский писал Главному Правлению РАК: "С тех пор, как Колоши убили наших двух человек, мы всегда находились как бы в блокаде, всегда подвергались опасности, дабы опять кто-либо не был жертвой и варварства. Они же всегда нас караулили около крепости. Всюду и везде, где только посылались наши люди в работу, всегда надо было ходить везде с ружьями; летом (1818г.) даже не смели выйти из крепости без оружий. Каждый почти человек, шедший за водой или в огород, подвергал жизнь свою опасности. Чтобы отвратить сие, мне кажется не оставалось иного средства, как или идти к их крепости, разорить оную, одним словом надо было их привести в страх, а сего нельзя было сделать без кровопролития с той и другой стороны. Другое средство было с ними примириться; нельзя уже было воротить потери и потому, отложив мщение, надо было кротостью и человеколюбием показать им разницу, чем мы от них отличаемся и то, что варварство не составляет благополучия людей". Кроме того, Яновский рассчитывал таким образом "вырастить" для нужд Компании надёжных и квалифицированных переводчиков с тлинкитского языка: "Мы имеем пребольшую нужду в колошенских толмачах, должны все переговоры вести теперь через колошенок, живущих у русских, которые преданы своим, переводят не то, что должно, а при том Колошам пересказывают все, что у нас делается ... сие может отвратиться, когда наши аманаты выучатся по-колошенски".
В начале декабря 1818 г. в Михайловскую крепость прибывают три вождя кагвантанов и на встрече их с Яновским было достигнуто соглашение о проведении официальной церемонии примирения. В качестве русских аманатов Яновский предложил "двух мальчиков из Креол" - Николая Гычева и Антипатра Беляева. Кагвантаны согласились передать русским племянников своего предводителя, вождя Цоутока, - Тунека и Кыстына. После подтверждения этой договорённости, 17 декабря 1818г. прибыло до 50 воинов клана кагвантан в трёх больших каноэ. "По многим переговорам с пребольшою церемониею был произведен размен амантами и Цоуток, расставаяся с племянниками, клялся со своею командою жить до смерти дружески с русскими и во всем друг другу помогать". Тунека и Кыстына было приказано "экипировать, записать в артель и довольствовать провизией наравне с русскими". Кагвантаны, заключив подобным образом мир с русскими, значительно повысили престиж своего клана. Традиционно господствовавшие на Ситке киксади не сумели добиться от русских взаимного обмена заложниками мира (гувакан), хотя выдержали жестокую войну и понесли тяжёлые потери. Похваляясь своим достижением, кагвантаны даже возили аманатов на показ в Хуцнуву.
Вскоре, согласно тлинкитскому же обычаю, заложники мира были возвращены обеими сторонами. Яновский первоначально противился этому, хотя тлинкиты обещали вместо племянников Цоутока передать ему "двух девок". Однако о том же стали просить его и мальчики-креолы, один из которых, находясь в индейском селении, "занемог вередом". В итоге, 11 апреля 1819 г. "также с пребольшою церемониею" прошёл повторный размен заложниками и вместо Тунека и Кыстына в русскую крепость индейцы отправили "двух девчонок из ближайшей тоенской родни". Гычев и Беляев вернулись в Михайловскую крепость, где смогли поделиться своими достижениями в изучении языка и обычаев тлинкитов. По словам Яновского, "как у здешних народов более всего страсть к пляскам, то и наших мальчиков они выучили плясать по-своему лучше, чем сами пляшут; теперь они понимают, но очень мало их разговор. Я хочу одного отдать старику Колоше, который живет у нас (чтобы продолжать обучение языку)".
Надо сказать, что Главное Правление РАК не оценило дипломатических достижений правления колоний. Уже следующий главный правитель, капитан-лейтенант Муравьев получил от директоров РАК послание, отправленное 23 января 1820г. в ответ на донесение Яновского. В этом письме заявлялось, что произведённый с тлинкитами на равных условиях размен аманатами Правление компании "почитает неприличным, ибо чрез то дается диким заметить, что Русские их боятся и равняют себя с ними; чего ни в каких обстоятельствах показывать не должно". Помимо своего неудовольствия, директора с непонятным оптимизмом выражали надежду, что Муравьев всё же доведёт колошей "до той степени смирения, до какой доведены Кадьякские жители, но более образом всевозможно человеколюбивым, ежели оное может действовать на варваров". Директора явно не представляли себе подлинную ситуацию на Ситке, хотя у них на руках имелись многочисленные донесения с мест.
Несмотря на отрицательную оценку, данную описанным событиям Главным Правлением РАК, следует признать, что в 1818г. произошли события чрезвычайной важности - официально был положен конец вражде между русскими и ведущими кланами тлинкитов Ситки, как киксади, так и кагвантанами. Причём в последнем случае, ради достижения желаемого результата, русским властям даже пришлось пойти на компромисс, согласившись следовать при заключении мира индейским обычаям.
Но всё это произошло позже, Гагемейстер же прямо с Ситхи вновь отправился в Калифорнию, откуда вернулся 3 октября совсем больным. Все пять месяцев его отсутствия Яновский выполнял обязанности главного правителя и "управлял незыблемо на заведенном порядке во всех отношениях". Через три недели произошла формальная передача должности, а 27 ноября "Рыльск" под командованием капитан-лейтенанта Дохтурова поднял якоря. На борту барка в качестве пассажира отправился в свой последний вояж Александр Андреевич Баранов. Узнав что Нанук уезжает навсегда многие вожди приехали проводить его. Прибыл с Ситхи во главе большой свиты даже старый враг Катлеан. А старый друг, вождь хайда Кау, из-за болезни приехать не смог и прислал своего сына того же имени, ему-то и подарил правитель кольчугу, которую почти не снимал столько лет. Приехали так же десятки других вождей атене, нутка, ковичан, чинук, чехалис и множества иных племён. Это не был патлач, вожди приехали проститься с тем, кто смог подняться над всеми.
В пути открылась течь и, для ремонта, была сделана остановка в Батавии(Джакарта). Продлилась она 36 дней и всё это время Баранов жил на берегу в гостинице. Непривычный тропический климат вызвал жестокую лихорадку но Александр Андреевич требовал скорейшего отплытия, надеясь что морской воздух принесёт ему облегчение. Но этого не случилось. 16 апреля 1819г, спустя четыре дня после выхода из Батавии Правитель скончался. Похоронен он был по морскому обычаю в водах Зондского пролива.
Гагемейстер по прибытии в Петербург ушёл в отставку по болезни и лишь в 1828г. вернулся на службу, для того чтоб ещё раз посетить берега Америки. Он. умер в 1833г. в чине капитана 1-го ранга, перед отправлением в свою пятую кругосветку.
Смерть человека барановского масштаба всегда вызывает всевозможные кривотолки. Вот и теперь поползли слухи, что будто бы документы, которые он вез в Петербург для отчета о своей 28 летней деятельности на посту главного правителя, исчезли, а храниться они могли только у капитана корабля, то есть у Гагемейстера. Честный Баранов и его отчеты, кого-то явно не устраивали в ГП. Петербургское правление РАК составляло подложные отчеты. РАК получала огромные прибыль от колоний, а показывало в отчетах, что терпит убытки. Появление Баранова в Петербурге было очень опасно и могло привести к разоблачению деятельности верхушки РАК, поэтому уничтожение или сокрытие документов и отчетов Баранова было выгодно. Следовательно Александр Андреевич был отравлен. Василий Петров написал на эту тему целый документальный детектив. В этих трудах замалчивают, что для 72-хлетнего больного человека резкая перемена климата и тяжелое морское путешествие с пересечением экватора не могло пройти бесследно. А воровство, несомненно присутствующее, по сравнению, например, с укрыванием доходов 1808-12гг. было вполне гомеопатическим. Как доказал в своей работе, уклончиво названной "Неофициальные финансовые операции РАК", Н.Н.Болховитинов, с 1799 по 1816г. на поставках в колонии было украдено всего 1067095руб, то есть менее 3,5% от незарегистрированных доходов с трансатлантической торговли. Во всех иных "неофициальных операциях" документы имеющие место быть у Баранова никакой роли играть не могли.*(2)
Наши современники так же нередко упрекают Баранова в намеренной жестокости, что не верно. Александр Андреевич был суровым и требовательным начальником, соответствующим времени и условиям в которых он жил. Расширяя и укрепляя, по мере сил, российские владения в Новом Свете и защищая людей, находившихся под его опекой, он не щадил ни себя ни других. Его принцип "народ для империи, а не империя для народа". Подобные представления вообще характерны для российского общества, а Баранов был большим патриотом. Труд, здоровье, жизнь отдельных людей и целого поколения туземных и русских работников, своей жены, сына и дочерей были принесены им в жертву интересам государства. Баранов был сыном своего времени и общества и точно выполнял возложенные на него этим обществом обязанности. Не столько для личного обогащения и даже не для выгод компании, сколько ради интересов империи он взял на себя нелегкое бремя руководства российскими колониями в Новом Свете. Баранов писал: "Что же до моего об общем благе, выгодах компании и пользах Отечества старании, кое последнее принял я за главный предмет, с самого начала моего вступления в правление предпочтительно пекся, нежели о частных и того меньше собственных моих выгодах, не обнадеживал я ни языком, ни бумагами, но доказал и доказываю поднесь прямою деятельностью". И в этих его словах нет ни капли лжи или самолюбования.
Выдающийся исследователь Аляски Лаврентий Алексеевич Загоскин вообще считал, что Русская Америка, "...эти полтора миллиона квадратных верст материка ...есть подарок России от первого главного правителя колоний, впоследствии коллежского советника - Александра Андреевича Баранова... человека, обрекшего себя на 28-летнее отлучение от родины, им пламенно любимой, в край совершенно новый и дикий в ту пору для всей Европы".
А Гавриила Иванович Давыдов писал: "Он (Баранов) не легок на знакомства, но для друзей своих не жалеет ничего, любит угощать иностранцев всем, что имеет, и всегда с удовольствием помогает бедным. Совершенное бескорыстие - не первая в нем добродетель. Он не только не жаден к собиранию богатств, но и праведное стяжание свое (т.е. то, что заработал) охотно уделяет... знакомым своим, претерпевающим недостаток". Известно, что часть своего жалованья Александр Андреевич отдавал своим ближайшим помощникам: Кускову и Баннеру, чтобы удержать их в Америке, так как они были как раз из тех людей, на которых он мог положиться. Жалованье же у них было небольшое. "Счастливое произведение природы", "редкий человек", "необыкновенный человек", "исключительно одаренная личность" - все эти высокие оценки относятся к нему... Виктор Петров в книге "Русские в истории Америки" добавляет: "Не будь Баранова, не было бы и Русской Америки, и неизвестно, смогли ли бы мы удержаться хоть бы на Аляске". И признаёт Александра Андреевича человеком по масштабу личности равным Петру I и Суворову.
Яновский за время своего короткого правления сделал несколько распоряжений долженствующих облегчить жизнь компанейским служителям. Например сократил количество промысловых артелей, так как содержание некоторых из них не окупалось добываемой пушниной, а русских и алеутов из них перевёл в Новороссийск, чтоб увеличить там население. Однако позже нерешительно послал в ГП запрос: "Алеуты, находящиеся здесь(в Новороссийске), все просятся к домам своим, и я не знаю как их удержать, дабы не произошло ропоту. ... полагаю возвратившись на Кадьяк алеуты тогда ожили бы по своим домам, без всякого ропоту на компанию, содержание оных там бы ничего не стоило". Судя по всему из этих благих намерений ничего не вышло так как Хлебников сообщает, что за время своего правления Яновский так и не решился как-то облегчить участь каюров и охотников и "оставил их на том же положении".
Руководство РАК при выборе главного правителя придерживалось определённых принципов, которые строго соблюдались вплоть до создания наместничества. Правитель назначался из офицеров ВМФ Российской империи, причём в звании не ниже капитана 2-го ранга*(3). Кандидату на эту должность следовало разбираться в специфике деятельности РАК и бывать в кругосветках, причём минимум один раз в качестве командира барка. ГП хотело видеть своим представителем в колониях высоконравственного человека и хорошего дипломата, умеющего поладить и с русскими, и с евреями, и с туземцами. Кратковременное нахождение на этом посту было невыгодно. Даже безупречному офицеру требовалось не менее года для ознакомления с ситуацией в Рус-Ам по многочисленным отчётам предшественников, разбора запутанных бухгалтерских балансов и личной инспекции вверенной ему территории.
Когда стало очевидно, что Яновский не может руководить в колониях, ГП остановилось на кандидатуре 36-летнего капитана 2-го ранга Матвея Ивановича Муравьева. Это был прекрасно образованный и имеющий богатый морской и военный опыт офицер. За непрезентабельной внешностью "среднего роста, худощавого с блеклыми голубыми глазами и сильно поредевшими уж скорее бесцветными нежели светлыми волосами" скрывался незаурядный ум и железная воля. Поступив в кадеты десяти лет он в 16 лет, мичманом, совершил свою первую кругосветку на "Ст.-Петербурге". Будучи лейтенантом, почти четыре года командовал "Курском" в Атлантике, а в 1817г. совершил свою вторую кругосветку, командуя "Ригой". Муравьев застал тогда драматический момент смены власти: отошедший уж от дел Баранов и правитель Гагемейстер, знающий что скоро его сменит Яновский.
Ровно через год волны и ветер вновь принесли Матвея Ивановича в эти места. Впереди были долгих пять лет тяжёлой и ответственной работы и он знал, что не сможет потребовать досрочного возвращения в Россию. Односторонне расторгнуть контракт даже в самом конце срока означало лишиться всего жалования, многократно превышающее заработок покойного Баранова.
В колонии пришло новое руководство, с иными установками, суть которых сводилась к долговременному и целенаправленному обустройству Русской Америки. Муравьева как человека военного в первую очередь волновали вопросы безопасности вверенных ему территорий. Выводы морского офицера оказались неутешительными для правления РАК: опасно расшаталась дисциплина среди промышленных, крепостные строения "пригодные еще против дикарей, против цивилизованного противника совершенно ничтожны да и пушки состоящие на вооружении в основном иностранные, к которым не подходят отечественные ядра".
Другой важнейшей своей задачей Матвей Иванович считал необходимость опередить иностранцев и утвердить российский суверенитет на как можно большей территории. Для этого ему предписывалось использовать старый и проверенный метод закапывания чугунных досок и российских гербов. Муравьев спешил уведомить директоров , что "для исполнения возложенных на него задач принял от г-на флота лейтенанта Семена Ивановича Яновского пять досок секретных знаков и два герба Российской империи". Формальная часть передачи дел состоялась 15 сентября 1820г. но, испытывая нужду в людях, Муравьев, под предлогом необходимости для отчётности "проверить и обревизовать все дела компании", задержал Яновского почти на год.
Морской офицер, привыкший к безусловному выполнению своих приказов, с удивлением и горечью отмечал равнодушие и лень многих своих подчинённых. "Народ в колониях уменьшается, разврат увеличивается"- так резюмировал свой рапорт новый правитель. Надо отдать должное Муравьеву, не опустившему рук и сделавшего всё, что было в возможно в той ситуации, для наведения порядка.
Первыми же своими приказами Матвей Иванович дал понять, что собирается всерьёз заняться благоустройством колоний. Модернизация укреплений, запас вооружения, дисциплина среди промышленных- вот то, что по его мнению необходимо Русской Америке. Нововведения последних лет вызвали недовольство промышленников. Пригрозив жестокими наказаниями Муравьев благоразумно предпочёл методу материального поощрения. "В сих непростых положениях мне придется награждать и благодарить, а не бранить и наказывать. Выделение различных наград и премий, суммою от десяти до тысяч рублей тем, кто особо отличился в промысле, туземцам и их тоенам призвано удержать колонистов и диких от выражения недовольства". Большую надежду он также возлагал на церковь, полагаясь на её помощь и поддержку. "Весною я непременно буду на Кадьяке, и тогда, достопочтенный отец (Герман-А.Б.), я надеюсь отдать Вам отчет в моих поспешествованиях и воспользуюсь вашими советами". Одновременно Муравьев отправил указание управляющему Кадьякской конторы оказывать помощь церкви и не требовать за это никакого отчёта. Нехватку наличных средств правитель покрыл своими расписками-банкнотами, которых выпустил на 7 тыс.американских рублей, а чтоб остановить инфляцию пустил в оборот 3411 австралийских "порченых пиастров", хоть инструкции требовали вывезти серебро в Россию и официально приравнял цукли к разменной монете..*(4)
Оставшиеся с сентября на зимовку в Новороссийске шлюпы "Открытие" и "Благонамеренный" вышли из Кронштадта 17 июля 1819 года вместе с судами-близнецами "Восток" и "Мирный", которым предстояло совершить блистательное открытие Антарктики и навеки прославить себя и российский флот. В инструкциях капитан-лейтенанту Михаилу Николаевичу Васильеву и командиру "Благонамеренного" лейтенанту Глебу Семеновичу Шишмареву кроме проведения исследований указывалось "Заходя во все порты Российских колоний в Америке оказывать помощь и защиту в случае необходимости". Неизвестно кто приложил руку к составлению этой инструкции, но звучала она так, что при некотором желании капитаны могли признать правомочной необходимость произвести крейсирование побережья и оказания иной помощи по просьбе правителя.
По дороге они зашли в Новый Южный Уэллс. Блая уже сменил бригадный генерал Лачлин Макуари. Он покончил с ромовой мафией и привёл в порядок финансы. "Иркутск" пять лет назад первым привёз долгожданное известие о свержении Наполеона и вступлении союзных войск в Париж. Естественно, команда его стала свидетелем ликования жителей Сиднея. В знак особого почёта российскому шлюпу отвели место стоянки напротив губернаторского дворца, а экипаж был бесплатно обеспечен всем необходимым на время пребывания в колонии. Но хотя цены на европейские товары оставались очень высокими торговлю генерал запретил. Гагемейстер доложил в Правление: "Сюда часто приходят ост-индские купеческие суда, потому шелка, миткаль, кисея и батист дешевы. Зато очень дороги европейские товары- особенно парусина, полотно, холст, железо, пеньковая снасть и стеклянная посуда К примеру дюжина простых стаканов стоит 24 шиллинга. Спиртное ввозить запрещено. Однако нам по особому благоволению генерал-губернатора позволили свезти на берег по 1\4 пинты на брата, только не для продажи, а обмена на какую-либо вещь".
И на этот раз корабли российской научной экспедиции были встречены как дорогие гости и получили разрешение продать "излишки" своего снаряжения для оплаты накладных расходов во время стоянки. "Случайно" излишки оказались столь велики, что груз "Открытия" увеличился на 5 пудов серебра.
24 ноября в Новороссийск пришёл бриг "Булдаков" с грузом калифорнийской пшеницы. Его командир Адольф Карлович Этолин привёз известие, что "Ильмена", с тем же грузом отправленная в Охотск, затонула. "Но вины штурмана Домашнева в том нет. Внезапным шквалом "Ильмену" прижало к мысу Барро-де-Арена и там крепко насадило на камни. Андрей Константинович смог спасти всех людей, но из груза почти ничего". Этолин привёз также прошение Кускова об отставке.
Чтоб выполнить обязательства по казённым хлебным поставкам правителю пришлось отправить в Новый Альбион "Головнина" под командованием капитана Бенземана. С ним в Росс отправился 22-хлетний Карл Иванович Шмидт, уже четыре года служившего приказчиком. Он должен был сменить Ивана Александровича на должности правителя крепости.
"У меня судов довольно ... людей не достаточно"- жаловался Матвей Иванович в Главное правление, но несмотря на недостаток рабочих рук закладывал всё новые и новые строения в объёмах невиданных ещё в Русской Америке. В том году заложены были в основе своей те укрепления, в которые через 30 лет станут бить пушки англо-французской эскадры. Строительные работы велись в основном руками каюров. Положение же этой самой угнетённой части населения колоний к тому времени было столь невыносимо, что Муравьев, человек очень осторожный, не дождавшись ответа на прошение об улучшении условий жизни каюров, на свой страх и риск увеличил оплату их труда до 120 рублей и дополнительно выделил ткани для одежды. Прибавку к жалованию получили и некоторые русские промышленники, а также наиболее искусные плотники.
В новом, 1821г. Муравьеву. кроме обеспечения промысла предстояло, в исполнение предписаний, закрепить российское присутствие на побережье к югу от устья Орегона, а также территории в глубине материка. Чтобы исполнить предписанное, Матвей Иванович решил использовать экипажи "Открытия" и "Благонамеренного". За зиму компанейский доктор Берви помог своим корабельным коллегам справиться с гонореей, подаренной российским морякам в гостеприимном Сиднее. Сам Вильгельм Фёдорович имел в лечении венерических болезней немалую практику. "Все здешние народы имеющие общение с британцами или бостонцами не гнушаются повышать свой достаток проституцией. Они привозят своих девок- калог и к нам и предлагают ими пользоваться. Потому и болезни Венеры среди них имеют большое хождение". А врач с "Благонамеренного" Григорий Заозерский, который занимался поисками ископаемой фауны, составил, по словам очевидцев, описание таинственного матлокса.
Попытавшись прошлым годом пройти Беринговым проливом и чуть было не потеряв корабль капитан-лейтенант Васильев согласился с предложением Муравьева отделить шлюп "Благонамеренный", поручив ему пройти вдоль американского побережья, демонстрируя российский флаг. Кроме того лейтенанту Шишмареву предписывалось "...сопроводить галиот "Румянцев" и оказать компанейским служителям необходимую помощь". 32 алеутам и 11 русским под управлением повышенного до приказчика байдарщика Алексея Однорядкова Матвей Иванович указал: "В устье реки Кламат в указанном месте заложить укрепленное поселение".
Сам же Муравьев, справедливо не доверяя отчётам, вместе с Васильевым на "Открытии", в сопровождении брига "Булдаков" и куттера "Баранов" отправился в инспекционную поездку по вверенным ему землям. (Этим он введёт традицию, каждому новому правителю совершать объезд всех поселений). Исполняющим обязанности правителя Муравьев оставил Кирилла Тимофеевича Хлебникова, которому разрешил действовать по собственному усмотрению.
7 марта флотилия вышла из новороссийского порта и прежде всего отправилась на остров Ситка. Муравьев посчитал целесообразным возродить заброшенную его предшественниками барановскую традицию приходить в Михайловскую крепость "на сельдь". "В середине марта в Ситкинский залив приходит на икрометание сельдь в столь огромном количестве, что ее черпать можно ведрами. След за рыбой собираются там партии диких американцев коим сельдяная икра есть первое лакомство числом до 3-х или 4-х тысяч. Покойный правитель (Баранов -А.Б.) на это время приходил в Ситху дабы следить за ними и не оставлять поселение беззащитным. Дикие ж прежде чем приступить к лову приходили к нему и приносили подарки состоящие из разных дорогих мехов".
"Михайловский порт можно назвать образцовым. Тут имеется покойная стоянка в любую погоду но климат тут крайне негоден. Беспрерывная мрачность, мелкий дождь и сырость- вот обыкновенное явление атмосферы...быстро приводит в негодность дома и крепостные строения. ...Сельдь колоши впрок не запасают, а только сельдевую икру, которую считают лакомством и потребляют смешав с ягодой малины. Они режут хвойный лапник и увязав опускают с камнем вблизи берега. Испущенная икра облепляет ветки... (ее) сушат, околачивают от ветвей и сберегают для употребления.
...В мрачной сырости этих мест я постарался привлечь тоенов... Принял их одетый в парадный мундир при шпаге, сидя в кресле на мостике разукрашенного флагами "Открытия". Меня окружали офицеры тоже при параде. ...Тоены, каждый на своей лодке с многочисленными гребцами, прибывали на корабль... все они были в ярких одеждах ... Когда тоен поднимался на борт его встречали выстрелом из пушки и "Зорей" в исполнении двух горнистов. Затем я вставал с кресла, делал 3 шага навстречу (этакий церемониал), затем лейтенант Лазарев*(5) вкладывал мне в руки сверток с подарками подобранными исходя из ранга тоена, тот протягивал на вытянутых руках шкуру бобра... В этот день я получил для компании 47 бобров."
Муравьев одобрил деятельность Слободчикова и наградил 1000 рублей, но рекомендовал обновить большинство строений.
Через месяц суда благополучно достигли Павловской гавани. Там правитель провёл неделю проверяя отчётность, беседуя со старовояжными, некоторые из которых помнили ещё Шелихова, советуясь со священнослужителями. "Булдаков", давший течь, остался в гавани. Остальные же суда продолжили плавание в северном направлении. Капитан-лейтенант Васильев всё же хотел ещё раз попытаться выйти в Ледовитое море. Адольфу Карловичу Этолину предписывалось на шестипушечном "Баранове" подняться по Квихпаку и, заложив в удобном месте редут разведать реку "сколь можно дальше".
Правитель Кадьякской конторы Семён Яковлевич Никифоров был обласкан: "Поступки Ваши с жителями и служащими достойны всякой похвалы, за что примите мою благодарность". Некоторые особенно усердные алеуты и промышленные были поощрены премиями от 50 до 350 рублей. Отдав необходимые распоряжения Муравьев отправился на байдаре в Кенайскую губу, "...взяв с собой секретаря Грибанова, геолога Федора Штейна и двух матросов".*(6) По пути он посетил Афогнакскую артель и остался доволен её управлением, а 20 июня добрался до Александровской крепости. Ещё через неделю он прибыл в Николаевский редут где правителя нагнал посланный с Кадьяка шлюп "Златоуст", на котором Матвей Иванович отправился в Чугачскую губу.
Там, в Константиновской крепости, он застал катастрофическое падение дисциплины. "У начальника крепости Калашникова авторитета и власти нет никакой и приказания его не исполняются". На прибывшее начальства тут же обрушился град жалоб. Жаловались друг на друга почти все. Не желая влезать в эти дрязги Муравьев назначил нового коменданта- байдарщика Андрея Осколкова и отправился на Уналашку.
Дела Уналашкинской конторы оказались в расстройстве, а её правитель Крюков только жаловался, что после отмены паевой системы алеуты очень недовольны оплатой своего труда. Назначив вместо Крюкова пользующегося авторитетом байдарщика Романа Петровского и повысив конторщику Петелину жалованье до 1000 рублей "за исправное ведение дел" Муравьев отправился на остров св.Павла.
Управляющий Прибыловыми островами Черкашин "мучился грыжею но дела поддерживал в порядке. ...Людьми руководил опытный промышленник Волков, пробывший на островах более 30 лет. Капиталом распоряжался некто Душкин, человек умный, но имеющий вздорный характер. Ведение всех конторских книг доверялось креолу Шаяшникову, получившему мою наивысшую оценку благодаря своей скромности, аккуратности и исполнительности. Строения все крепкие часовня даже красивая по здешнему месту". На место просившегося в отставку Черкашина правитель назначил "грузового приказчика Ивана Сизых. Думал было поставить на эту должность Касьяна Шаяшникова, однако Черкашин убедил меня, что промышленные не примут власти креола". Покидая остров, Муравьев удовлетворил просьбы некоторых промышленников, просившихся на родину. Остальным обещал замену в ближайшее время.
До конечной точки своего путешествия правитель добрался 10 августа. "Остров Св.Георгия поистине самое суровое место в колониях. В самом деле нельзя выбрать хуже места для жительства людей". Муравьева не удивили просьбы голодных промышленников, питавшихся в основном сивучьим мясом, побыстрее забрать их с острова, но сделать этого не мог. Остров св.Георгия был главным источником редкой красоты голубых песцов, а также лавтаков для обтяжки байдарок и байдар. Всё же с острова вывезены были 60 человек (среди них несколько детей родившихся на острове), а остальным обещал повышение жалованья от 10 до 70 рублей.
На обратном пути Муравьев проинспектировал Архангельский острог. "Вокруг острога заложенного тому 20 лет разрослось поселение из обзаведшихся семьями каюров. Сам Артемий Маматеев этаким бароном живет за крепостными стенами и железною рукой правит своим леном, тремя женами и многочисленным потомством. Благодаря своим бракам и удачно сосватанным дочерям и невесткам он породнился со всеми соседними тоенами". Маматеев своим местом дорожил и так как зверья вокруг острога поубавилось, чтобы выполнить меховой урок, восстановил Илиамскую одиночку и построил на озере Накник ещё одну. А его сыновья, всего их было пять, скупая меха добирались аж до Кускоквима. Матвей Иванович остался доволен устройством дел в Архангельском остроге и наградил Маматеева 1000 рублей.
По возвращении в Новороссийск в своём отчёте ГП о проведённой инспекции правитель отметил опыт Маматеева "ради расширения влияния среди диких". Другое направление- усиление религиозного просвещения среди аборигенов, которые особенно уважали монахов Афанасия и Германа. Но главное было необходимо решить проблему пенсионеров. После отхода Баранова от дел, Гагемейстер и Яновский ничего не предпринимали для того, чтобы облегчить участь десятков людей, состарившихся в службе РАК. На выделяемые им пенсии в Америке, да и в России прожить было очень сложно, если вообще возможно. С ликвидацией Гагемейстером паевой системы эти люди вдруг разом лишились всех заработанных ими шкурок морских бобров. "Надо иметь железное сердце, чтобы сих несчастных высылать на голодную смерть". В том, что эти люди в России без семьи и детей будут обречены на нищенское существование, Муравьев был уверен и сомневался в том, что они смогут выдержать долгое путешествие и перемену климата. В то же время "...назначив им приличное содержание и поселив в новых крепостях можно было бы значительно укрепить наши поселения". В том же отчёте правитель жаловался, что с кругосветкой "...прислано всего 8 человек мастеровых специальностей когда нужно направлять кузнецов, плотников но не приказчиков".
В том году на "Ревеле" возвращался в город Тотьму Вологодской губернии Иван Андреевич Кусков. Муравьев, проявляя к нему всяческое уважение и почтение, вздохнул с облегчением. После Баранова, Кусков пользовался непререкаемым авторитетом среди американцев и промышленных. Все знали его непреклонный характер и настойчивость. Прибыв в Новороссийск, Кусков первым делом потребовал заплатить согласно контракту причитавшимися ему мехами. Муравьев удовлетворил бы это справедливое требование, но старик высказал свои претензии в присутствии других пенсионеров. "Более 100 человек имели бы право просить того же. Зная его характер, а также влияние на русских стариков, алеутов и даже индейцев я счел необходимым выписать ему вексель на 10000 рублей". Хоть это и смягчило гнев коменданта Росс, по существу он плыл в Россию без денег за свою многолетнюю службу РАК.*(7) Остальных 126 пенсионеров Муравьев своей волей задержал, надеясь получить разрешение для них остаться на поселении в колониях. Мотивировал он это отсутствием у пенсионеров паспортов и требовал в ГП получить у губернских властей новые документы для "тех из находящихся в Американских колониях служителей, коим прежним паспортам сроки минули".*(8) И только двух отлынивающих от работы промышленников Фиалковского и Велижонского выслал без жалости и жалованья. При этом Матвей Иванович высказал мысль, ставшую его девизом: "Одно право наказания даёт мне способ избежать оного".
"Открытие" вернулся в Новороссийск 18 сентября. На пути в Нортонов залив Васильев открыл остров Нунивок, но съемки ему не сделал, так как торопился в полярное море. 3 августа, следуя вдоль берега, достиг 70№40' северной широты и здесь опять встретил сплошной лед. Желая осмотреть Ледяной мыс, он спустился ниже и определил его под 70№33' северной широты. Выдержав потом жестокий шторм, в течение которого шлюп едва не был раздавлен льдинами, Васильев направился к югу.
Шишмарев вернулся 23 ноября. Никаких открытий он не сделал, но крепость Благонамеренская, построенная руками морских служителей, стала ему памятником. Отряд Васильева собралась в обратный путь и 2 августа 1822 года благополучно достиг Кронштадта. С ними, вместе с молодой женой, отбыл на родину Семен Иванович Яновский.*(9)
1* Тут ошибка, правитель Павловской Гавани Михаил Бакадоров умер в 1815г.
Кроме того есть мнение, что Хлебников писал так льстя новому начальству. Спустя 10 лет после смерти Баранова Федор Петрович Литке писал: "Нельзя не заметить... что во всех поселениях Российско-Американской компании, которые мне случалось видеть, господствует примерная исправность во всех отношениях. Ничего не проглядеть, на все быть готовым - было правилом Баранова; дух этого необыкновенного человека витает, кстати, и теперь над им основанными заведениями"
2* Имеет право на существование и другая версия. Смерть Баранова влечет за собой смерти его сподвижников и близких. В 1822 года в Петербурге умирает его единственный сын Антипатр, не достигнув еще и 30 лет. В это в этом же году куда-то исчезает дочь Катерина и ее сын Николай. В 1823 году умирает жена Анна Григорьевна и умирает его друг и соратник Кусков. Зятья Яновский и Сунгуров преследуются всю жизнь. Некоторые историки объясняют раннюю смерть детей Баранова тем, что они были креолы, но это не может считаться причиной. К примеру, креолы, получившие образование в Петербурге и ставшие морскими офицерами: А. Глазунов, А. Климовский, А. Кошеваров, Колмыков, В. Малахов и другие долго жили и плавали там, где это было нужно. Жена Кускова, индеанка, приехала в Тотьму и жила с ним, а три года спустя, после его смерти, вышла замуж и долго жила в России.
Документы, которые вез в Петербург Баранов для отчета о своей 28 летней деятельности на посту Главного Правителя, исчезли. Документы после смерти Баранова могли быть только у капитана корабля, то есть у Гагемейстера. Он мог их спрятать или уничтожить. Вместе с отчетами исчезли и его завещание и записка о подарке зятю Яновскому, как приданое дочери Ирине. Баранов полностью обеспечил перед отплытием в Америку свою первую семью. Невозможно представить себе, что он не побеспокоился о своих детях и жене. Исчезновение документов Баранова лишило Ирину приданого, а жену и дочь Катерину средств к существованию. Пенсию жене Баранова, которую выхлопотал сын Антипатр, и выплачивала Компания, Муравьев быстро отменил. Кроме того, правление РАК отказалось платить заработанные на Аляске деньги зятьям Баранова Яновскому и Сунгурову. По своему возвращению в Петербург они не получили каких-либо должностей в компании, а порвали с ней все отношения и вынуждены были покинуть столицу. Более того, из воспоминаний одной из дочерей Яновского, известно, что правление РАК угрожало и шантажировало Яновского и грозилось объявить его декабристом и отдать под следствие на этом основании.(Прим.ред.)
3* Это в 1819г, в 50-х не ниже контр-адмирала.
4* Не совсем верно. "На 3411 пиастров порченной монеты". Чтобы из колонии не вывозилось серебро, по приказу губернатора Макуори в бывших в обращении испанских пиастрах по центру выбивался кружок. Вокруг отверстия выбивалось "Новый Южный Уэллс", а с другой стороны "5 шиллингов". Выбитый кружок определялся в 15 пенсов. После всех трат в корабельной кассе осталось на 3 411 пиастров таких монет, что соответствует 4 093,2 "порченых пиастров". Муравьев приравнял "5 шиллингов" к четырём американским рублям и пустил их в оборот, хотя инструкции и требовали вывезти серебро в Россию. Благодаря такому ходу правителю удалось остановить инфляцию, хотя через год из Ст.-Петербурга было доставлено банкнот на 60 000 ам.руб.
5* Не удивляйтесь большому количеству Лазаревых одновременно в разных местах. В тот период во флоте их служило трое. На "Открытии" шел Александр Петрович Лазарев 3-й.
Его старшие братья: Михаил Петрович Лазарев 2-й командовал "Крейсером", а Андрей Петрович Лазарев 1-й - шлюпом "Ладога".
6* Штейн задержался там ещё на два месяца. В сопровождении трёх каюров он исследовал рельеф, химические свойства воды рек и ручьев, горных пород и проявления полезных ископаемых. Он собрал значительную коллекцию геологических образцов, растений и насекомых. Ему принадлежит честь составления одной из первых, вполне реалистичных схем геологического развития района Кенайских гор. Малоизвестным остается факт находки Штейном проявлений там рудного и россыпного золота. Доказано, что золото находили в Рус-Ам и до первой золотой лихорадки. Муравьев узнав о находке Штейна, запретил распространять известия об этом, а все отчёты в запечатанном пакете отправил в ГП. Очевидно даже не все директора были ознакомлены с их содержанием. Достоверно известно, что отчёты перед сожжением прочитали Булдаков и ван-Майер. Они справедливо полагали, что в краях, где российского населения наберётся не более 1000, а вся военная сила 1-2 небольших кораблей, известия о золоте могут вызвать беспорядки и нашествие искателей удачи. На протяжении нескольких десятилетий ГП и МВД упорно скрывали все сведения о присутствии золота. Очевидно именно поэтому работы Штейна также не получили должного признания
7* В 1822 году Иван Александрович вместе с молодой женой возвращается в Тотьму, где через несколько месяцев умирает.
В 20-е годы большевики выкорчевали огромную надгробную плиту с могилы Кускова и пустили ее на фундамент строящейся бани. В 1991г. приехавшие в Тотьму русские американцы поставили крест на том месте, где предположительно захоронен вице-правитель Русской Америки.
8* Правление Компании было заинтересовано задержать работников в колониях, а чиновники МВД как всегда не спешили, так что паспорта были выписаны лишь спустя два года. К тому времени было получено разрешение отслужившим свой срок работным оставаться в колониях.
9* Рассказом об этом путешествии он закончил свои "Записках о путешествии, совершенном в 1816 и 1822 годах из Петербурга в Америку и обратно". Позже, потеряв любимую жену Ирину, умершую от чахотки, в 1832 году Яновский переехал из Петербурга в Калугу, где долгое время находился на посту директора мужской гимназии. За несколько лет до смерти он принял постриг, а позже стал схимонахом Тихоновой пустыни. Подвигло его на это воспоминание об отце Германе в ските на Новоафонском острове. С именем схимонаха Сергия Яновский был похоронен в некрополе пустыни.