Гринь Роман. Лицензия на самоубийство

Лицензия на самоубийство

Я жил в маленьком европейском государстве, название которого не стану здесь указывать. Скажу лишь, что в период расцвета моей молодости оно переживало период своего величайшего упадка. С завистью думаю о всех тех, кто успел эмигрировать в более развитые страны и обустроить там свою жизнь. Да простит мне читатель, но я никогда не был патриотом своей страны. В некотором роде я был скорее космополитом, что верил, все народы и нации равны, и нет тех, что равнее других. Но в свое время я не успел сбежать в более богатые края. То ли моя инертность и страх, что-то менять в своей жизни, то ли боязнь бросить своих родных сам на сам с их проблемами, не позволили мне уехать, а сейчас - было уже слишком поздно.

Все из-за новой политики государства. О, она была очень коварной и расчетливой. Никому не запрещалось уезжать, нет, ведь это было бы нарушением гражданских прав человека, декларированных в международных законах. Правительство нашей страны не рискнуло бы их оспорить, ведь это означало бы мировую изоляцию, непонимание со стороны мирового сообщества, возможные санкции и прекращение финансирования и кредитов от богатых соседей. Нет, официально каждый мог хоть сейчас оформить себе визу и поехать искать счастья в других краях, но. Всегда остается это коварное "но". В моем государстве была четкая провозглашенная идеология, что все граждане должны бороться за эту страну, в которой они родились, отдать ей все лучшее, что у них есть и просто верить в светлое будущее. Да, формально они имели право сбежать, но по факту, стали бы считаться предателями, их семьи и близких ждал бы настоящий ад. У меня были уже немолодые родители, и моя милая младшая сестра, что еще два года назад была студенткой, и только вступила в эту ответственную взрослую жизнь. Я не мог их бросить на произвол, не мог сбежать, сделав их родственниками предателя родины. И забрать с собой тоже не мог. Так уж вышло. Так что я оказался прочно привязан к своей стране, к этому привычному миру бедности и отсутствия надежд. И однажды я осознал, что я всего лишь маленький человек перед лицом большой могущественной коварной системы, и больше не мог что-то изменить. Лишь катился в пропасть вместе со всеми. Это стало историей моей личной трагедии, которую уже нельзя было предотвратить.

За окном шел дождь, серый и назойливый, такой же, как и этот мир. По улице шли прохожие, беспомощные и немного жалкие, серые маленькие мышки, что бежали по своим скучным делам. Они словно еще надеялись спастись, хотя в глубине души уже понимали, что спасения для них нет и не предвидится. Их отцы, деды, отцы и деды их дедов и многие поколения до них жили в рабстве бюрократических ловушек, кровожадных диктаторов и оккупаций вражескими армиями. Никто из них никогда не был свободен уже многие столетия, никто из них не был счастлив уже очень давно. С чего же им надеяться стать первыми? Почему именно их, вопреки этой давней исторической и в чем-то логической цепочке, будут ждать счастье, благополучие и процветание?

- Мистер К, может хватит ловить ворон? Я уже давно жду, пока вы предоставите мне отчет! - Мой щуплый маленький начальник-коротышка, очень похожий на хорька подбежал к моему столу. Его глаза лихорадочно блестели и взгляд бегал по всему вокруг, ни на чем конкретном не цепляясь, а с тонких губ не сходила хитрая хищная улыбка.

- Мне сегодня нужно уйти пораньше! - Набравшись смелости, я сказал ему это просто в лицо.

- Третий раз на этой неделе? - Прошипел "хорек". - Э нет, я устал от вашей безответственности! Это вы все главному объясните, я уже написал ему жалобу на вас. Хватит пользоваться моей добротой! Теперь будете иметь дело лично с господином начальником департамента. Вы стали проблемой для нашего отдела, когда-то вы были хорошим специалистом, а сейчас уже и не знаю, что за бес в вас вселился. Но это больше не моя проблема. Хватит! Теперь это прерогатива начальства. - "Хорек" указал пальцем вверх. - Им и объясните, что с вами не так.

- Когда? - Мне, как и почти любому человеку, что собрался умирать, не особо было дело до угроз, особенно до угроз от этого "хорька".

- Когда? - Руководителя на мгновение даже испугало мое равнодушие, мои пустые ничего не выражающие глаза. Но чтобы не потерять лицо, он быстро взял себя в руки и сказал. - Через полчаса, начальник будет ждать у себя. И еще, мистер К, я не знаю, что с вами происходит, но это не освобождает вас от обязанностей! Я жду вашего отчета в трех экземплярах! Один мне, один - Отделу контроля за соответствием выполнения должностных функций общему рабочему уставу и один Отделу контроля передвижений документов внутри Дополнительного резервного отдела Департамента общей и частичной внешне-внутренной политики обеспечения рабочими местами трудовых резервов городского и областного значения в рамках государственной политики общего и частичного трудоустройства дееспособных граждан.

- Да-да, будет сделано! - Ответил я с все таким же отсутствующим выражением лица.

- Смотрите мне! - "Хорек" погрозил пальцем. - Допрыгаетесь вы у меня, чует мое сердце, ой допрыгаетесь! - После этих слов он удалился.

Сердце? Как будто я поверю, что у таких как он есть сердце. Подлизы и приспешники крупных чинуш, пытаются подбирать крошки, упавшие с барского стола. Такие как он, мать родную продадут за шанс хоть малейшего карьерного роста, чтобы хоть на ступень подняться над другими. Воистину, раб желает не свободы, а иметь собственных рабов.

Я на скорую руку доделал отчет, благо оставалось совсем немного, отдал его "хорьку" и еще две копии занес в названные ранее отделы. Теперь оставалось последнее, самое тяжелое и устрашающее - разговор с главным. Вот незадача! За что мне все эти проблемы? Я ведь просто хочу уйти из этого мира, покончить со всем и только.

Тяжело вздохнув, постучал в двери.

- Да-да, войдите! - Послышался из-за двери женский голос.

И я, собравшись с силами, толкнул дверь. Секретарша посмотрела на меня, как на какого-то пришельца. Словно, я был самым чудным и самым неожиданным гостем в этом кабинете.

- Мне бы попасть к... - Начал говорить, но голос предательски задрожал и я стал немного заикаться. Да что это со мной? Может, аура этого кабинета? Здесь все должны дрожать от страха, трепетать и раболепствовать.

- Вам к нему назначено? - Строго спросила секретарша.

- Да, мой руководитель сказал, что меня будут ждать, - ответил я совсем уж робко. И почему не могу держать себя в руках?

Секретарша внимательно осмотрела меня с головы до пят, после чего встала и удалилась в кабинет Самого. Меньше чем через минуту, которая мне, впрочем, показалась вечностью, она вернулась.

- Входите, он ждет вас.

Я уже не чувствуя ног и с пересохшим горлом нервно кивнул, после чего с опаской вошел в кабинет.

- Да-да, входите, мистер К, - сказал дородный румяный мужчина за столом, похожий на большого борова. Он перебирал какие-то бумаги и даже не удосужился взглянуть на меня.

- Мой руководитель сказал, что вы будете ждать меня, и я решил...

- Господин К, почему вы просите уже третий отгул на этой неделе, да и показатели вашей работы резко упали?! - Строго прервал меня босс.Он наконец-то посмотрел в мою сторону. Его маленькие поросячьи глазки сверлили меня столь пронзительным взглядом, что я невольно содрогнулся.

- Ну, понимаете, я...

- Проблемы в семье? - Спросил начальник. Он сморщил нос и посмотрел на меня так, словно невольно вступил в меня, пока шел на работу, и теперь не знает, как отчистить свои сапоги.

- Не то чтобы проблемы... - промямлил я.

- Вы ведь понимаете, что у нас так не делают, - строго сказал "боров", сверля меня взглядом. Я подумал, что мое худощавое сгорбленное тело на фоне его толстого брюха и румяных щек, казалось каким-то неестественным, ненормальным. Я невротически перебирал пальцами край своего костюма, а босс смотрел на меня с какой-то презрительной опаской. Как всякий здоровый тучный пышущий жизнью организм смотрит на тонкого, худого, но такого опасного для его жизнедеятельности глиста. Словно я угрожал просочиться в здоровое тело нашего коллектива и стать причиной болезни.

- Ваш руководитель сказал, что вы стали каким-то рассеянным, успехи в работе ухудшились. Да и поведение оставляет желать лучшего. А ведь, как показывают отчеты Отдела по контролю за трудоспособностью специалистов нашего Департамента, вы были хорошим подающим надежды работником. Что же случилось?

Я тяжело вздохнул, собрался с остатками храбрости и посмотрел начальнику прямо в глаза.

- Видите ли, - робко начал говорить и опустил взгляд в пол, рассматривая ковер, - я... я... я хочу умереть! - Еле выговорил, но все же, нашел в себе силы посмотреть начальнику прямо в глаза.

- Вот как, - тот взглянул на меня с еще большим презрением, после чего облизал мясистые толстые губы. - То есть вы собираете документы для лицензии на суицид?

- Да, - отчаянно закивал я.

- Что ж, - протянул начальник, - вы должны были хотя бы предупредить руководителя своего отдела. Ведь ему еще нужно будет подыскать вам замену. Как скоро вы собрались умирать?

- Я... На этой неделе, - ответил, сглотнув тяжелый ком. - Если успею уладить всю бумажную волокиту.

Начальник понимающе кивнул.

- Что ж, мистер К, мы здесь не любим, когда что-то затевают у нас за спиной. И только потому, что смерть - достаточно уважительная причина, я даю вам сегодня отгул и не стану слишком придираться. Вы доделали отчет?

- Да, - закивал я, - в трех экземплярах, как полагается, все уже занес в соответствующие отделы.

- Тогда можете быть свободны, не мешайте мне работать, - жестом толстой большой руки начальник дал понять, что аудиенция окончена.

- Благодарю вас, - я поклонился и стремглав вылетел из кабинета.

Ни с кем не прощаясь, и лишь буркнув "хорьку", что главный меня отпустил, я быстро покинул офис. Через минуту уже шел по улице, высоко подняв воротник плаща и натянув шляпу так, чтобы назойливые капли дождя не проникали за шиворот. Людей на серых улицах почти не было. Множество попрошаек, которых в нашем городе с каждым годом становилось все больше и больше, в такую погоду не появлялись. Они спали где-то в теплых подвалах, в обнимку с бродячими кошками и собаками.

Я вспомнил, что сегодня собирался устроить себе прощальный обед. Последний раз в жизни съесть порцию горячего жареного картофеля и большую свиную отбивную. От самих лишь мыслей во рту тут же появилась слюна, а желудок заурчал. Я уже достаточно давно не ел мяса, да и вообще давно не ел досыта. Ел немного, что попало, лишь бы продлить жизнедеятельность и иметь возможность работать дальше. Работать, чтобы купить хоть немного еды, и какой-то дешевой старой ношеной одежды, которую богатые государства посылают нам в виде гуманитарной помощи. Поесть что попало и одеться во что попало, чтобы иметь возможность работать дальше. Такой вот замкнутый порочный круг, изо дня в день так жить, тянуть свою лямку, и смотреть, как один за другим срываются в бездну те, кто больше так не могут. Нет! Хватит! Я улыбнулся. Сегодня покончу с этим, все документы уже собраны, осталось лишь получить лицензию. Если бы я совершил нелицензионное самоубийство, моих близких заставили бы выплатить такой огромный штраф, что это обрекло бы их на голодную смерть. Но этому не бывать, лицензия почти в кармане. Это будет санкционированное легальное самоубийство, ни один прокурор смертей не придерется.

Я проходил мимо единственного в городе ресторана. Все остальные давно закрылись за ненадобностью, большинство горожан были слишком неплатежеспособными для таких заведений. Но этот ресторан продолжал работать. Все-таки были еще люди, способные позволить себе ужин в таком заведении. Вот подъехал дорогой автомобиль и из него вышел тучный мужчина за пятьдесят - городской прокурор. В своей толстой лапе он держал хрупкую ручку девушки лет восемнадцати-девятнадцати, его любовницы. Медленным важным шагом подошел он к швейцару, что был одет с иголочки и стоял по струнке возле входа в ресторан.

- Скажите, голубчик, - обратился прокурор к швейцару, - ну хотя бы сегодня будет фуа-гра?

- О да, сэр, - кивнул швейцар, - так же в меню сегодня черная икра, обжаренная в оливковом масле форель с ломтиками ананаса и новое блюдо от шеф-повара - рябчики с груздями.

- Превосходно, - снисходительно кивнул прокурор и обратился к своей молоденькой любовнице, что вся была обвешана мехами и золотом. - Пойдем, дорогая.

И оба скрылись за стеклянной светящейся теплыми яркими огнями дверью. Сияющий праздничными огоньками ресторан, который украшали красочные витражи и мраморные статуи, казался каким-то островом красоты и света, а главное - сытости. Он был отрадой в этом царстве серости, бедности и голода.

Дальше подъехали еще две машины. В одной - судья, в другой - компания представителей новой элиты, члены антикоррупционного комитета, дорвавшиеся до кормушки после очередной революции. Государственные борцы с коррупций, все обвешанные золотом, вышли из авто и так же направились к ресторану. Им тоже всем было как минимум хорошо за сорок, а то и за пятьдесят, и каждый так же вел за руку девочку младше двадцати лет.

Я бы еще понаблюдал за этой картиной, но охранники заметили меня и как-то засуетились. Один достал резиновую дубинку и направился в мою сторону. Мне лишь осталось скрыться в одной из узеньких улочек.

Нет, в таком месте провести свой обед мне не по карману, даже если это последний обед в моей жизни. Я отправился в одну хорошо знакомую мне столовую. Серое одноэтажное здание, построенное еще в те времена, когда наше маленькое государство было частью одной могущественной, но очень безжалостной империи, (безжалостной в первую очередь к собственным гражданам), встретило меня типичным для многих столовых запахом кухни, на которой много готовили и совсем не проветривали. Здесь даже не слышали о существовании вытяжек. Мне на миг подумалось, интересно, а как пахнет в сияющих залах того ресторана, который я только что видел? Наверняка ведь по-другому.

Я подошел к дородной розовощекой буфетчице. Видно, что она была близка к еде и умудрялась то там, то там да и урвать какой кусочек. Толстых людей сейчас в стране не так много, и ввиду сложившегося экономического положения полнота уже стала показателем материального благополучия.

- Здравствуйте, - поздоровался я, - есть ли у вас картофель со свиными отбивными?

- Картофеля аж три вида, - вежливо, но без малейшего намека на улыбку, начала объяснять буфетчица. - Пюре, фри и "по-селянски". А вот отбивных нет. Вы знаете, мяса мы стали заказывать и готовить намного меньше, ведь не раскупают. А сегодня пришел мальчик с семьей, у него день рождения, вот он со всех сбережений и на подаренные деньги угостил всю семью отбивными, такой хороший ребенок. - Улыбка на миг появилась на лице у буфетчицы, но тут же исчезла.

- Правда, хороший, - ответил я, а сам подумал, что даже здесь мне не повезло.

- Но вы не переживайте, остались отличные домашние колбасы. Будете?

- Одну порцию, - кивнул я, - и картофель фри.

Колбасы были слишком жирными из-за большого количества сала в них. А само мясо немного пережаренным. Кое-как я доел свою порцию, но понял, что никакого удовольствия мне это не доставило, а, наоборот, в отвыкшем от такой пищи желудке, сначала появилась некоторая тяжесть, а после - и вовсе изжога.

Даже последний обед не удалось нормально съесть, ну что за день? С неприятной тяжестью, как в желудке, так и в голове, я дошел до районного отделения Городского департамента контроля за рождаемостью и смертностью граждан.

Внутри было довольно много людей, в основном все стояли в очередях к Отделу по контролю за самоубийствами.

- Извините, кто крайний? - Вежливо поинтересовался у людей.

- Я, - сказал мужчина в возрасте, стоявший передо мной. Он был одет в очень потертую залатанную во многих местах черную кожаную куртку. На ногах - сапоги с почти отвалившимися подошвами. В пожелтевших морщинистых дрожащих руках он нервно сжимал какой-то сверток, видимо документы для лицензии и его последние сбережения. В той очереди, в которую я стал, было не меньше десятка человек, как и в двух других очередях. Все были нервными и очень напряженными, каждый боялся отказа в лицензии на самоубийство. Оно и неудивительно, придраться могли к любой мелочи в документах. Штамп стоит чуть ниже подписи, а не на ней, завитушки в подписи какие-то подозрительные, свидетельство от психиатра просрочено - мало ли.

Мне невольно вспомнился осмотр у психиатра. Огромная очередь людей выстроилась перед кабинетом и каждый ждет его вердикта. Кому-то нужно разрешение водить автомобиль, кому-то быть воспитателем в детском саду, кому-то на покупку оружия, а многие, как я, пришли, чтобы получить разрешение для лицензии на суицид. Самое забавное в этом было то, что психиатр должен был внимательно обследовать нас и вынести вердикт, что мы не душевнобольные и достаточно вменяемы, чтобы иметь право покончить с собой. Странно, когда-то мне казалось, что с человеком, который решился на суицид, априори уже что-то не впорядке. Но, видимо, у меня слишком отсталые взгляды. Современная психиатрия давно шагнула вперед.

Я вспомнил психиатра в халате, что вел какие-то записи и даже не взглянул на меня.

- Здравствуйте, - сказал он и протянул ко мне левую руку, продолжая что-то писать.

- Здравствуйте, - ответил я и сначала не понял, что он от меня хочет, но после спохватился и аккуратно вложил в протянутую руку свою медицинскую карту.

Психиатр, все так же не глядя на меня, продолжил писать дальше.

- Чем отличается озеро от реки? - Спросил доктор.

Я даже растерялся. Я на обследовании у психиатра или на уроке географии в пятом классе?

- В реке вода течет, - сказал я уж совсем глупую мысль, - ну в смысле, вода идет из какого-то истока по руслу, туда впадают другие ручейки и речушки и после вся река впадает в море или океан. А озеро - ну это большой водоем со стоячей водой, она никуда не течет и...

- Как вы понимаете пословицу - не все то золото, что блестит? - Спросил меня психиатр, продолжая что-то писать, кажется, он и не слушал моего ответа на предыдущий вопрос.

- Это означает, что многие вещи в нашей жизни могут выглядеть обманчиво привлекательными, но по сути своей быть совсем другими, - ответил я.

- Хорошо, - кивнул психиатр, быстро открыл мою медицинскую карту, вписал "годен" и сказал: - Следующий.

Вот такой осмотр, я думал, все будет несколько по-другому.

- Следующий! - Вновь услышал я. - Голос уже был здесь, в реальности, а не в моих воспоминаниях. Просто подошла моя очередь подавать документы. Я слишком ушел в свои мысли, как всегда. Окружающие часто упрекали меня, что я "на своей волне".

- Прошу, - я достал из портфеля папку с документами и протянул ее чиновнику за столом. Тот был слишком уж прилизан, в опрятном, но дешевом мешковатом костюме , в больших очках и с каким-то немного удлиненным лицом. Он почему-то напоминал мне муравья.

"Муравей" взял папку, открыл ее и начал внимательно рассматривать всю подборку документов, необходимых для получения лицензии на самоубийство.

- Большой наплыв у вас, - сказал я, чтобы как-то разбавить тишину, что вдруг показалась мне слишком пугающей, звенящей, давящей на виски.

- Сезон, - ответил чиновник, - весной и летом люди еще как-то держаться, но переживать зиму уже не хотят. Вот поэтому в конце осени наплыв суицидников вырастает в разы.

- Ясно! - Кивнул я.

Чиновник уже заканчивал проверку документов, как вдруг остановился. Он поднял на меня глаза и строго посмотрел:

- Мистер К, почему ваша справка об отсутствии непогашенных кредитов из единого банковского реестра сделана на голубом, а не зеленом бланке? Вы что не знали, что уже полторы недели, как голубые бланки вышли из обихода из-за участившихся случаев подделок?

- Я не знал, - запричитал я, чувствуя, что дело пахнет отказом, - заказал справку еще две недели назад, одной из первых, чтобы успеть собрать все остальные документы.

- Я не могу у вас ее принять, на старой справке недостаточно защитных водяных знаков. Вдруг, это подделка?

- Что вы, какая подделка, я никогда не был ни в чем таком замешан, у меня прекрасная кредитная история и послужной список с моей работы.

- И все же, боюсь, я не могу...

Меня словно кипятком ошпарило, потерять еще время, когда уже настроился умереть, снова вернуться ни с чем, новую справку мне уже не сделать сегодня, ведь в пятницу сокращенный день, я не успею. Ждать до понедельника? Нет! Я чуть ли не вырвал папку из рук чиновника, незаметно положил в нее несколько купюр и вернул ее обратно.

- Пожалуйста, посмотрите еще раз, внимательно! - Сказал я, сделав акцент на последнем слове.

С дрожью подумал, что даю взятку должностному лицу. Да меня за такое посадить могут. Что я творю? Но разве я не собрался умирать, разве мне не все равно? Не все равно! Разумеется, отечественная тюрьма намного хуже смерти, нечего и сравнивать, но все-таки рискну.

"Муравей" снова открыл папку, незаметно забрал купюры и улыбнулся мне:

- Вы знаете, думаю, мы сделаем исключение для такого порядочного гражданина, как вы. Вы же не стали бы подделывать бланк?

- Нет-нет, что вы, - искренне улыбнулся я в ответ, неужели все получится и мне дадут лицензию? Неужели я наконец-то смогу умереть? Что за чудный день!

- Тогда, пожалуй, я выпишу вам лицензию.

Я глазам своим не верил, уже через минуту передо мной на стол легла золотистая красивая бумажка, на которой каллиграфическим почерком было выведено мое имя, а также имя инспектора, что выдал ее. На ней так же стояло три разных штампа, а печатный текст гласил, что мне дается право в течении недели покончить с жизнью удобным для меня способом, при условии, что это не нарушит прав других граждан и не создаст для них серьезных неудобств.

Мне давалась на это целая неделя, но я не хотел тянуть.

- А можно покончить с собой уже сегодня? - Спросил я у чиновника.

- Думаю, вы еще можете успеть до конца рабочего дня. - Ответил "муравей". - Ознакомьтесь с нашим прейскурантом цен на разные виды самоубийств.

- Цен? - Внутри меня что-то словно упало. - Так это не бесплатно?

- Разумеется нет, - удивленно ответил "муравей". - Боже правый, что за наивность?! Думают, оформили лицензию и все, теперь их обязаны обслужить бесплатно. А вы знаете, например, что когда человек вешается, то, извините, - голос его понизился, - часто его кишечник и мочевой опорожняются. Кто-то же должен за ним потом убирать? А зарплата уборщику ведь идет из государственного бюджета, да и мыло с веревкой чего-то стоят! А таблетки - так тут все еще серьезней. Вот, например, выбрал человек суицид через отравление таблетками, но желудок крепкий оказался и человек не умер. И что нам делать? Не добивать же его? Нет-нет, уважаемый, мы не имеем права помогать нашим гражданам убивать себя, мы не палачи! Поэтому, если суицид не удается, а и такое частенько случается, человека госпитализируют, оплачивают ему реабилитацию, и лишь потом, когда он заново соберет все документы на лицензию, позволяют попробовать снова. И кто по-вашему должен за все это платить? Честные добропорядочные налогоплательщики? Нет уж! Суицидники пусть сами за себя и платят! Так что извольте ознакомиться с прейскурантом! Следующий!

Я в каком-то отчаянном отупении отошел от стола, сжимая в руке свою лицензию на суицид, которая теперь была почти что бесполезна. Мне даже не было смысла смотреть на прейскурант, денег все равно не было, даже если цены и не высоки. Я потратил все на сбор документов для лицензии, многие из которых не были бесплатными, остальное ушло на последний обед, который так нормально и не усвоился. Даже последняя заначка, которую приберег для того, чтобы купить прощальный подарок сестре, ушла на взятку чиновнику. Не осталось ничего! И где взять денег? Друзей у меня нет. Попросить у родителей? Они ведь обязательно спросят для чего, сейчас каждая копейка на счету, а узнав, никогда не дадут. Украсть у них без спросу? Да я никогда в жизни ничего у них не брал без разрешения.

Я с тупым видом рассматривал прейскурант, даже не видя перед глазами цифр.

- Дороговато? - Спросил меня мужчина в потертом старом пальто, кивая в сторону плаката. - Дерут в три шкуры, ироды!

- А вы, извиняюсь, каким способом? - Спросил я у него, просто чтобы было о чем говорить, а не из интереса.

- Мне вскроют вены в горячей ванне, через полтора часа, - довольно похвастался он, - смерть римских аристократов, во как, только представьте классическая музыка, теплая вода и медленно истекать кровью. Это вам не какое-то безвкусное повешение. Еще и на бокал вина денег хватило. Да дорого, но ведь и мероприятие ответственное. Нет, я на смерти не стал экономить! - Хвастался он. - А вы?

- Еще не решил, - уклончиво ответил я, но незнакомец сразу меня раскусил.

- Нет денег?! Эх, бедолага, я бы дал, да у самого все ушло до копейки. Смотрите, молодой человек, чтобы не стать как эти! - И он мне указал пальцем на троих оборванцев, сидящих в углу прямо на полу, подстелив под себя лишь какие-то грязные тряпки и картонки. Перед ними стояли миски, в каждой из которых лежало по несколько мелких монет. А на картонках, которые они держали в руках, были надписи - "Подайте на самоубийство", "ради Бога, помогите покончить с собой" и "Во имя Иисуса, подайте на суицид". На лицах не было никаких эмоций, лишь полное отчаяние в потухших глазах. Посмотрев на них, я почувствовал приступ подкатившей к горлу тошноты. Не успел опомниться, как стремглав вылетел на улицу, подальше от всего этого. Там, лишь тяжело отдышавшись, начал приходить в себя. Даже не знаю, от чего меня больше тошнило, от слишком жирного обеда, непривычного организму, или от этого слишком диетического современного мира?

С поникшим видом шел я по улице, пребывая в своих грустных мыслях, как всегда, не замечая ничего вокруг.

- Эй, - услышал хрипловатый голос, справа от меня в темной арке стоял какой-то силуэт.

Я оглянулся, никого другого вокруг меня не было. Неужели меня звали?

- Да ты, ты! - Подтвердил этот незнакомец своим хрипловатым голосом. - Подойди, дело есть.

Раньше, услышав такое предложение от подозрительной личности из подворотни, я бы лишь ускорил шаг и двинулся в совершенно другом направлении. Но готовность умереть придавала мне какую-то необычайную смелость. В конце концов, что мне терять? Я зашел в арку. Передо мной стоял подозрительный тип, со шрамом на лице и без нескольких зубов. Он воровато огляделся по сторонам и обратился ко мне.

- Ты очередной несостоявшийся суицидник? - Спросил он, кивком указав на мо лицензию. Я только сейчас понял, что сжимаю ее в руке.

- Вроде того, - кивнул я.

- Дорого дерут бюрократы, я могу свести с людьми, которые сделают все в три раза дешевле.

- Но это незаконно! - Испугался я. - Прокуроры смерти таких штрафов навешают.

- Не боись, работаем чисто, нож под ребро, топор в спину, или перерезанная глотка. Можно и выстрел в затылок, но это чуть подороже, все-таки пуля дорого нынче стоит, да и лишний шум. Бьем всегда со спины, так что никакая прокурорская шавка не сможет нелегальный суицид повесить. Чистое насильственное убийство, никто не придерется. За это у нас жертву пока не штрафуют! - Бандит улыбнулся своим наполовину беззубым ртом.

- А тело?

- Полицаи обнаружат через час, мы свою работу знаем, никаких штрафов за "без вести" на родню так же не повесят!

- Заманчиво, - признался я.

- А то, - подмигнул бандит. Он осмотрелся по сторонам и сунул мне в руку какую-то бумажку. - Сегодня ночью, - прошептал он, - придешь один, там написано куда, в какое время и какую сумму при себе иметь. Ну, бывай.

И он нырнул в какой-то дворик, растворившись в темноте. А я еще некоторое время стоял в растерянности, сжимая в руках бумажку. Потом сунул ее в карман и направился домой. Да, это действительно втрое дешевле, чем самая низкая из цен на прейскуранте. Но даже такой суммы у меня нет, что же делать?

Я шел в обществе своих тяжелых мыслей. Уже начало смеркаться. Серые люди, серые бродячие кошки и серые здания сливались в один бесцветный унылый поток. Вдруг передо мной упал один из прохожих, кто-то поспешил ему на помощь, а я лишь ускорил шаг. Мне сегодня не до милосердия. Очередной голодный обморок, я был свидетелем уже пяти таких на этой неделе. Люди падали посреди улицы от недоедания, или от болезней, так как лекарства были им не по карману. Я лишь бросил беглый взгляд на упавшего. Как и ожидал, это был пожилой человек. Старые кирзовые сапоги, латаные штаны и потертое серое пальтишко еще времен империи. Хоть и поношенное, но добротное. Хоть одежду в те времена делали качественную.

Да, пенсионерам сейчас тяжелее всего. Если работающие люди государству все-таки нужны и нам хоть немного позволяют сводить концы с концами, то эти вот, свое отработавшие, считаются иждивенцами. И государство уже даже не особо скрывает, что поставило себе за цель истребить их всех. Низкие пенсии, постоянно растущие цены на лекарства и постепенное увеличение пенсионного возраста - тому прямые доказательства.

Ой, да гори оно все огнем, это скоро будут не мои проблемы. Мне лишь бы найти денег, чтобы заплатить за свое убийство. Я поднялся по ступенькам и уже направлялся к своей квартире. До прихода родителей и сестры с работы еще не менее часа, ведь мне сегодня дали отгул почти на полдня. Время еще есть. Лишь бы не встретиться с ними, не смотреть в их глаза. Я даже представлять не хочу их лицах, когда им сообщат, что я покончил с собой. Нет! Но и жить дальше, без всяких надежд на будущее, в мире, где все хуже и хуже с каждым днем, смотреть, как люди вокруг тебя тают один за другим - я так больше не могу! Скоро эта страна перестанет существовать. Когда ситуация станет совсем критической, соседние страны введут свои войска, для поддержания порядка, и разорвут ее на куски. Но до тех пор не меньше половины из нас в землю сведут, чтобы повод был. Эх, мы просто неудачники истории, лишь несколько раз на тысячу лет обретающие свободу, всегда голодную, полную боли и смятений, всегда такую недолгую. А я просто устал от всего этого.

Рядом скрипнула дверь. На лестничной площадке оказалась моя соседка, она стояла в самой лишь ночной рубашке. Ее черные пытливые глаза с любопытством смотрели на меня. Они казались пылающими на фоне бледного болезненного лица. Женщина была лишь на несколько лет старше меня, то есть ей было чуть за тридцать, но ее былая красота уже казалась увядшей. Отсутствие нормального питания, материальных возможностей ухаживать за собой и гибель мужа пять лет назад, не прошли для нее бесследно.

- Я видела вас сегодня, с тем бандитом!

Меня передернуло. Как она могла нас заметить? А потом еще так быстро пришла домой и переоделась? Но если ее там не было, то откуда она знает?

- Вам то что? Это мое дело! - Грубо огрызнулся я.

- Не только ваше. - Ответила она тихим усталым голосом. - Не слышали о новом законопроекте? Теперь за правонарушения человека собираются штрафовать не только его родных, но и соседей! За то, что не уследили, не остановили, не донесли. Если парламент проголосует...

Вот же ублюдки. А они проголосуют, обязательно проголосуют. Все члены парламента - это пешки крупных криминальных синдикатов, они лоббируют лишь их интересы, а народ всячески обдирают. Такая вот демократия.

- Так что теперь это и мое дело. Я обязана донести... - сказала она как-то робко. - Я не буду оплачивать ваши проступки из своего кошелька!

- Чего вы хотите за молчание? - Шикнул я на нее, не переходя на крик лишь потому, что боялся, как бы нас еще кто не услышал. - Денег? Так у меня у самого ни гроша! Есть немного запасов продуктов. Хотите?

Она задрожала и немного подалась ко мне вперед. Но тут же отшатнулась. Женщина опустила голову и покраснела. Но я не дурак, и так все понял. Не денег, и не еды она хотела. Ее тело говорило само за себя. Просто слишком давно ничьи горячие руки не прикасались к ней, она устала от этого холода. Ее кожа жаждала мужских прикосновений, и ей было очень стыдно от этого, стыдно требовать мужского внимания с помощью шантажа. Я видел, как она страдает от мучительного презрения к самой себе. Все это отразилось на ее лице.

- Забудьте! - Тихо прошептала она. - Я не стану доносить.

Она уже хотела исчезнуть в своей квартире, но не успела захлопнуть дверь. Сам не понимая почему, я помешал ей это сделать. Одной рукой я схватил дверь и тут же протиснулся в комнату.

- Что вы делаете? - Удивленно спросила она. А я лишь прижал ее к стенке, чувствуя трепет напуганного женского тела. Она была словно птичка в клетке.

- Я буду кричать, позову на помощь, - тихо сказала она.

- А мне то что, я сегодня умру, - ответил я, - почему бы не повеселиться напоследок? - Но вдруг я опомнился, понял, насколько это эгоистично. - Простите. - Тихо прошептал я. - Может быть, вы хотите, чтобы я ушел?

В глазах женщины заблестели слезы.

- Нет! Не уходите! - Прошептала она, смутившись.

Ее тело было горячим, может, она была даже не здорова. Тонкие губы слегка дрожали. Лишь блестящие черные кудри казались неподвластными времени и болезням. То, что произошло между нами - это было что-то вроде любви из жалости с моей стороны, когда мне было жаль и ее, и себя, и любви из отчаяния и одиночества - с ее. Как можно догадаться, это не принесло нам обоим особого удовольствия, но принесло какое-то облегчение. Но когда я уходил от нее, в душе все-таки снова поселилась тяжесть, вроде той тяжести, что поселилась в моем желудке, после неудачного обеда. Но еще большая, еще более выразительная. Сегодня все праздники жизни отдают мне привкусом пепла. Будто я уже мертв, будто мне уже удалось уйти.

Я зашел домой, на скорую руку набросал в портфель самых ценных вещей, но только своих. У сестры и родителей не брал ничего. И быстро выскочил из дома. Я слишком задержался у соседки, но к счастью успел уйти до прихода родных. Теперь надо было зайти в ломбард и к старьевщику, и попытаться сбыть это барахло хоть за какие-то гроши. Оставалось лишь надеяться, что мне хватит вырученных денег.

Вещички мои оказались намного дешевле, чем я рассчитывал и когда я все продал, то оказался с суммой почти вдвое меньше той, что была указана на листке, который дал мне бандит в темном переулке. Вот же невезение.

Нет, сегодня я точно умру. Я так решил! Пойду в назначенное время к тем бандитам, хоть у меня и нет нужных денег. Буду просить их, молить. Если не согласятся, в конце концов, я просто нападу на этих мерзавцев, и им придется убить меня, хотя бы в целях самообороны. Чем не хороший план?

В таких мыслях я бродил по вечерним улицам, и как всегда, потеряв связь с реальностью, забрел в совсем неизвестный мне район с неосвещенными улицами. Вдруг, я почувствовал, как что-то острое уперлось мне в спину.

- Отдавай все, что есть, - услышал я за спиной мужской голос. Судя по всему, это был молодой мужчина, вероятно где-то ровесник моей младшей сестры.

Я всерьез разозлился, что вот так опростофилился, потерял последний шанс уйти из этой жизни. Сейчас только отдам ему деньги и все, конец моим стараниям. И вдруг меня осенило, так ведь это мой шанс.

- Не на того нарвался, - постарался ответить я с вызовом, - лучше беги, щенок! Пристрелю ведь как бешеного пса!

- Ты это, не геройствуй тут, - голос сзади казался напуганным. Ну вот, не перестараться бы, еще чего доброго и вправду убежит.

- Считаю до трех, - сказал я, и потянулся рукой к внутреннему карману, так чтобы нападавшему казалось, будто я пытаюсь достать пистолет. - Раз!

- Прекрати! Хуже будет! - Рука парня явно дрожала, как и голос, я чувствовал.

- Два! - Строго сказал я, продолжая тянуться за несуществующим пистолетом.

- Остановись! Просто отдай деньги! - Заскулил парнишка за моей спиной.

- Три! - Крикнул я, полез во внутренний карман и начал делать разворот.

В тот же момент лезвие вошло в мою спину, чуть выше поясницы. Я лишь почувствовал острую резкую боль, тихо охнул и упал на дорогу.

- Зачем?! - Прокричал парнишка. - Надо было просто отдать мне деньги! - Он выхватил из моего кармана кошелек. - Мне, мне надо на чертово самоубийство! - Сказал он сквозь слезы и убежал в темный переулок.

Я давился кровью и смехом одновременно. Что за ироничная штука жизнь. Рядом в луже крови лежал нож. Я подумал, что рана глубокая и нанесена со спины так, что на меня не смогут повесить нелицензионное самоубийство. Какая удача! Лишь с облегчением вздохнул. А парнишку жалко, он мне так помог, а я его обманул, в том кошельке нет и пятой части денег, нужных для оплаты самого дешевого самоубийства в прейскуранте. А я вот безбилетником проскочил на тот свет! Я сжал окровавленной рукой свою уже бесполезную лицензию, ай да молодец. Даже улыбнулся. Соседку немного жаль, родителей, а сестру больше всего. Ей будет больно от моей смерти. Страну эту жаль очень сильно! И за что ей все это? А себя мне ни капельки не жаль. Мне очень повезло. Я то ухожу, не знаю, правда, куда, но хуже там не будет. Я увидел, как на небе, среди темных свинцовых туч, на миг промелькнула сияющая луна.

Оставить комментарий © Copyright Гринь Роман (proxy.mnd@gmail.com) Размещен: 04/01/2017, изменен: 03/04/2021. 44k. Статистика. Рассказ: Проза Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: В маленькой бедной стране жизнь с каждым годом становится только хуже. Единственный способ сбежать - это самоубийство. Но не стоит совершать его без лицензии, иначе вашим родным придется заплатить огромный штраф. Так что главному герою нужно еще побороться за право покончить с собой

Гринь Роман: другие произведения.

Лицензия на самоубийство