Аннотация: Вдохновленный "Замком Ужаса" Виталия Пищенко, книгой, которую я по сей день считаю лучшим образчиком того, что принято считать фентези
ФЕНТЕЗИ
Копыта жеребца мягко тонули в сырой земле, и зарядивший с утра дождь заставлял плотнее кутаться в плащ. Столетние дубы и вязы шишковатыми щупальцами корней оплетавшие дорогу, глухо шелестели листвой, то ли ропща на свою судьбу, то ли предостерегая неосторожного путника забравшегося в эти дебри. На узких лепестках папортника, что во множестве рос вдоль тропинки, там, где лучи солнца не могли разогнать густую тень могучих ветвей, мелко дрожали капельки воды и, набухнув, срывались вниз.
Когда он проезжал мимо, белки не одобрительно цокали на него с толстых дубовых ветвей, готовые тут же метнуться в спасительную темноту своего дупла буде вздумается человеку подобраться к ним. А старый нахохлившийся тетерев, приспустив веки, долго провожал одинокого всадника взглядом, пока тот, перевалив через пологий склон холма, не скрылся из виду.
Сквозь частую сеть переплетенных над ним ветвей проглядывали кусочки серого неба, все так же сочившиеся влагой, как и неделю, назад, когда солнце, скрывшись, занавесило свой лик клубящейся пеленой, словно отказавшись смотреть на братоубийственную резню, развязанную магами княжества.
Каэль подобрал провисшие поводья, и умница Барабан послушно остановился. Неуклюже спустившись на землю, он стащил седельные сумки и легко потрепал коня по морде.
- Умница.
Барабан тихонько всхрапнул и ткнулся влажным носом в лицо.
- Иди, пасись.
Он хлопнул жеребца по крупу и направился к старому дубы, чьи ветви, низко стелясь над землей, давали хоть какое-то убежище от мелко крапающего дождя. Прошлогодняя листва под ними была относительно сухой и, бросив сумки к толстому, в два охвата стволу дуба он прислонился к нему спиной, с наслаждением вытянув ноги. Из-под отороченного по краю беличьим мехом капюшона был виден только острый подбородок. Казалось, его хозяин задремал, спрятав руки в широкие рукава одежды.
Любопытный еж, осторожно высунувшись из укромной норы под корнями дуба, принюхался мокрым смешно шевелящимся носом и, блестя бусинками глаз, резво покатился к седельным сумкам.
Человек пошевелился, и еж торопливо свернулся колючим клубком.
- Не бойся, - тихо сказал человек и, выпростав руку, осторожно прикоснулся к иголкам. - Иди ко мне.
Каэль откинул мешавший капюшон и посадил ежа себе на колени. Удивляясь самому себе, еж развернулся и замер, заворожено глядя в серо-зеленые глаза.
Если бы не эти глаза, на самом дне которых плавали комочки мрака и не белые, словно седые волосы до плеч, человеку можно было дать не больше двух десятков зим. Тонкий прямой нос, упрямая складка почти бескровных губ и только-только начавшийся пробиваться первый пушок на верхней губе. Узкие ладони с длинными нервными пальцами, сейчас бережно державшие ежа, явно не были руками мастерового люда, но и на воя он не походил. Не было при нем ни меча, ни оскепа, ни секиры или лука, только изогнутый, как клык лесной кошки засапожный нож.
Отпустив ежа, который от греха спрятался в нору, Каэль распаковал сумки и отрезал ломоть сыра. Отломив кусочек пресной лепешки, он кинул его к норе ежика. Тщательно пережевывая острый козий сыр и прихлебывая из фляжки родниковую воду, набранную на прошлом привале, он в сотый раз насиловал свою память, пытаясь пробиться туда, в последние для него минуты боя. И последовавшие за ними дни беспамятства.
Он помнил как фланговый удар, не весь, откуда вынырнувшей степной конницы смял их ряды. Наемники Цирконии, приняли первый удар и тут же брызнули в стороны, подставляя под удары кривых сабель нестройную толпу ополченцев. Помнил, как маги крыла, сгрудившиеся на южном отроге холма, разом вскинули руки, творя волшбу и там, куда достигала их магия, истошно ржали кони, сгорая в огненных вспышках, и плавилась кольчуга наступавших. Но конной лавины им было не остановить, и это видело и городское ополчение, сжимая в побелевших руках древки копий, и гикающие степняки. И тогда не давая острому клинку конницы взрезать едва державшийся фланг, на его пути встал Кал-Хант - один из лучших магов княжества. Владея Легкоступом, он шагнул сквозь их ряды. Навстречу степнякам, вскидывая посох.
От Силы, которую он привел в действие, почва вокруг него потекла, и загорелся воздух, распадаясь световыми лентами. Передние ряды наступающих кувыркнулись - ноги лошадей тонули в ставшей зыбкой почве, а земля с хлюпом всасывала упавших. А в самой середине конного клина вспух фиолетовый гриб, брызнувший в стороны тысячами молний. И те в кого попали разряды, тотчас разворачивались, остервенелыми волками набрасываясь на своих сородичей.
Конница рассыпалась, обходя сотворенное болото и обтекая берсеркеров, бившихся в агонии наведенного безумия. А потом маги наступавших сняли пробитую защиту своих рядов, освобождая Силу.
Их ответный удар отшвырнул Кал-Ханта, как могучий порыв ветра подбрасывает и мчит над землей палую листву. Уже в воздухе его тело объяло изумрудное пламя и, рухнув на головы ополченцам, он расплескал землю, словно от удара она стала жидкой, а потом застыла вновь.
Волей судьбы Каэль оказался ближе всех к поверженному магу и, оцепенев от ужаса, смотрел, как плоть того исчезает, поглощаемая магическим огнем. Выгнувшись дугой, маг захрипел, силясь, что-то сказать, а может, творя волшбу, и протянул руку. Не зная, зачем Каэль упал на колени и, схватив его ладонь, наткнулся на облегченный взгляд чародея. Из глаз Кал-Ханта рванулись фиолетовые молнии и вонзились в его глаза, гася сознание.
Он пришел в себя, глубокой ночью. Лицо нестерпимо жгло, каждая клеточка тела вибрировала и пульсировала, во рту стояла сухость. Язык отказывался поворачиваться. Его не добили должно быть, приняв за мертвого, впрочем, он не был далек от этого.
Шум боя сместился далеко вниз по реке и во вспышках молний полосовавших ночное небо он видел сотни трупов вокруг себя. В основном это были ополченцы, такие же ребята из ремесленнических концов, что, как и он, что встали на защиту 1ДОМА. Он узнал Ктора, еще несколько имен. Чуть подальше на взгорье лежал ХХХ, бондарь, живший на соседней улице. Отрубленная по плечо рука лежала рядом с хозяином, все еще сжимая обломок скрамасакса.
Но хватало и трупов степняков. Мохнатые низкорослые лошадки со вспоротыми животами лежали вперемежку со своими хозяевами - скуластыми и желтолицыми, утыканные стрелами как перьями. Десятки обгоревших до костяка трупов говорили о том, что и магики 1ДОМА еще продолжали бой.
Должно быть, он снова потерял сознание, потому что следующее, что он помнил это Барабан, породистый жеребец Кал-Ханта, осторожно везший его на спине. Как конь сумел найти его среди сотен тел на поле, и почему позволил оседлать себя, хотя ранее гордый конь скорее позволил бы убить себя, чем вести чужака он не знал. Как не знал и то, как он сумел в том своем состоянии, лишь немногим, отличаясь от трупа, влезть на Барабана.
Свесившись к конской шее, большей частью времени без сознания, изредка приходя в себя, он уезжал прочь он поля битвы, двигаясь точно на северо-восток. Не зная, откуда в нем это знание, но убеждаясь в его правоте в короткие минуты ясного сознания.
Окончательно он пришел в себя день назад.
Временами голова кружилась, зрение смазывалось, и окружающий мир тек патокой смутных видений, слышались чьи-то голоса. Но в остальном он чувствовал себя хорошо. Тело перестало ныть, и прошел озноб, донимавший его больше всего. В одной из седельных сумок обнаружился достаточный запас вяленого мяса, сыра и пресных лепешек. Вода во фляге подошла к концу, и он наполнил ее чистой родниковой водой, из прозрачного ручья, лежа в котором и пришел в себя. Он не помнил, ел и пил ли он что-либо в то время пока Барабан увозил его, но приказал себе не задумываться над этим. Приняв свое нынешнее состояние как данность, он думал о том, что ему теперь делать.
Возвращаться домой в город он не видел смысла. Из родни у него был только отец, стоявший в том же ополчении и вряд ли ему удалось выжить. Сам город ждет не лучшая участь, чья бы сторона не победила, его разграбят. Он не знал, что чародей сделал с ним, но что-то подсказывало ему, что только за пределами княжества он будет в относительной безопасности. Но главное - больше он не желал иметь дела с магией.
ХХХ
Окончив привал, он свистнул Барабана и, упаковав седельные сумки, влез в седло. Тропа, уходившая на восток, плавно изгибалась к северу и, позволив поводьям провиснуть, Каэль задремал. В последние дни он почти все время спал. Конь, почувствовав состояние своего седока, замедлил ход, стараясь ступать мягко, что бы не растрясти всадника.
Лес был стар, и замшелые стволы с трухлявыми пиками сучьев то и дело попадались на их пути. Слабый свет, лившийся сверху, не проникал сквозь этот бурелом, и уже в пяти шагах от дороги ничего нельзя было разглядеть. Узкая, едва двум людям разминуться тропа поросшая папоротником, говорила, что он первый человек за последние годы потревоживший эту чащобу. В ушах стоял назойливый звон мошкары - где-то недалеко было болото, и запах раскисшей земли мешался с его испареньями, делая воздух липким и сладко-гнилистым.
Когда Солнце туманным пятном плывшее в облаках, повисло за его спиной, они уже были далеко от места привала и всего в двух днях пути от границ княжества. Деревья до этого плотной стеной сжимавшей тропу в своих объятьях расступились, и Барабан выехал на крошечную поляну, края которой тонули в зарослях малины и ежевики. Едва ступив на зеленый ковер поляны Барабан, замер и нервно прянул ушами. Поскольку Каэль кулем сидевший на его спине продолжал спать, он фыркнул и топнул копытом. Каэль дернулся, просыпаясь, и недоуменно посмотрел на коня:
- Ты что?
Хищно свиснув, стрела впилась в кору старого дуба в двух шагах от них, и тут же сзади раздалось насмешливое уханье филина. Каэль медленно сбросил капюшон и, старясь не совершать резких движений, произнес:
- Я мирный путник и никому не желаю зла.
Кусты малины раздвинулись и на поляну выбрались двое кряжистых мужиков в одинаковых суконных рубахах и лаптях поверх грязных онучей.
- Мирный говоришь, - протянул тот, что был повыше. В правой лапище он сжимал кистень - полуметровая рукоять с костяной гирей размером в добрый кулак.
- Это мы сейчас проверим, - добавил второй, забрасывая лук за спину.
Из-под шапок плетенных из тонких сосновых корешков выбивались колтуны волос, мешаясь с прядями всклоченной давно не чесаной бородой. Вид выбравшиеся мужики имели угрюмый и, ухмыляясь щербатыми ртами, неспешно приближались к нему.
Сзади затрещали сучья и, обернувшись, Каэль, увидел третьего с топором в руке загораживающего путь назад.
- Кто вы?
- Лесорубы, - буркнул лучник. Низкорослый, с непомерно широкими плечами он двигался, как-то скособочившись, напоминая краба, и сейчас поигрывая булавой, кидал на всадника многозначительные взгляды.
На протяжении многих верст Каэль не видел даже следа человеческого, не говоря уже о заготовке леса, да и шум при рубке деревьев преизрядный. Троица, окружившая его, была обычными разбойниками, в чем сомневаться не приходилось, вот только не ясно было, что они делают в этой глуши вдали не то что от торных трактов, но и от мало-мальски людных дорог.
- У меня нет ничего, что может заинтересовать вас, - попытался он увещевать их.
- А вот это нам решать, - буркнул владелец кистеня, больше не пытаясь замаскировать свои намеренья.
В этой троице видимо он был главный и, подойдя вплотную, ухватил Барабана под уздцы. Точнее попытался. Гневно заржав Барабан, встал на дыбы, заставив разбойника отшатнуться, а Каэля ухватиться за луку седла.
Краб размахнулся и обрушил булаву на плечо Каэль. От удара у него помутилось сознание и, вылетев из седла, он рухнул на спину, сквозь красный туман боли, увидев, как Барабан копытом отбросил одного из нападавших.
Его ударили под ребра, и он застонал, подавившись криком.
Каждый нерв обожгло болью. Волна жара пронеслась по телу. Сквозь бешеную пульсацию крови в висках, он почувствовал, как нечто ворочается в его душе, поднимаясь из темных глубин.
Кажется, он закричал.
ХХХ
Солнце почти село, когда деревья отшатнулись и перед Каэлем распахнулись луга и показались островерхие крыши домов. Селенье вынырнуло из чащобы так, словно кто-то рывком отбросил полог леса. Вот еще не было и признаков жилья, все так же тянулись бесконечные ряды поросших мхом ясеней, дубов и грабов, кричал в чащобе зимородок, намекая на близость реки, вяло перестукивались дятлы, а вот уже покосившийся плетень шелудивым псом кинулся навстречу.
Каэль остановил Барабана и вслушался в окружающее пространство. Все спокойно, только где-то на краешке сознания билась бирюзовая вспышка возмущения. Кто-то пустил в ход Силу, но так далеко, что и гадать о том, что за заклятье бросили, и кто и то смысла не имело.
Он вновь подивился пробудившимся в нем чувствам. Там на поляне, очнувшись, он нашел три обгоревших дочерна костяка. С трудом, сдерживая тошноту - жирный смрад сгоревшей плоти выворачивал на изнанку, он осмотрел их. Ребра разбойников были сломаны, словно чья-то воля разорвала их изнутри, прежде чем огонь объял тела. Он догадываться чья. И если он окажется прав единственное что ему остается убить себя.
Конь протопал по улочке, мимо одинаковых крепко сбитых, почерневших за десятки зим домов, копыта мягко тонули в пыли, поднимая туманные облачка, которые подвернувшийся ветер завивал в крошечные смерчики и загонял в подворотни к вяло брехавшим на чужого собакам. Селенье оказалось довольно большим, что было странным. Впрочем, он ведь плохо знал эти места...
Корчма - длинное приземистое строение, одним концом упиравшееся в подошву плоского холма призывно распахнула дверь. Изнутри тянуло дымом очага, крепким пивом и жареной свининой. Каэль спешился и накинул поводья на трухлявую коновязь, на которой сохранилось лишь два проржавевших крюка. Из-за угла вывернулся грязный и тощий мальчонка с пустым ведром, и ошалело захлопал глазами с опаленными пламенем очага ресницами, изумленно таращась на незнакомца. Каэль поманил его пальцем.
- Овса, ведро воды и почисти, - и, порывшись в карманах, кинул грош. Монета исчезла в коричневой ладони быстрее, чем жаба ловит зазевавшуюся гнусь.
Тяжелая дубовая дверь легко провернулась в петлях - хозяин не жалел сала и Каэль шагнул внутрь. Большая квадратная комната под низким закопченным потолком, в дальнем углу жарко полыхал очаг. Коренастый хозяин радостно осклабился и покатился к вошедшему.
- Что угодно господину? - зоркие глаза уже углядели дорогой плащ и новые сапоги. - Мяса, пива, комнату. Есть отличная вырезка, и пиво. Совсем недавно сварили - добрый эль, прадеда моего Эрба хромого рецепт.
- Сыр, хлеба и немного мяса, только без крови. И никакого пива. Воды, по возможности чистой.
Каэль устало мотнул головой, отмахнувшись от услужливого бормотания хозяина, и направился в дальний угол. Сел, привалившись спиной к теплому боку стены, завесил глаза веками. Поднос стукнулся о столешницу, рядом всплеском отозвался кувшин. Хозяин постоял было рядом, но убедившись, что гостя кроме еды ничего не интересует, отошел к очагу. Кроме Каэля и хозяина корчмы внутри никого не было.
Пока Каэль неторопливо поглощал принесенный ужин, мозг его напряженно работал. Впервые с момента своего бегства из-под Скамандра он встретил людей и теперь раздумывал, не остаться ли в поселении на ночь. Об этом умоляло измученное тело, да и горячая еда была не в пример лучше тех. Но главное ему нужна была информация. Больше всего он опасался погони. Дело осложнялось тем, что он не знал, сколько времени провел в забытьи. Уповая на то, что как у победивших, так и у проигравших битву найдутся дела поважнее розыска дезертира он надеялся отсидеться в глухих зак.
- Хозяин! - повысив голос Каэль попахал рукой.
Корчмарь торопливо подскочил к столу, с готовностью сгибаясь в поклоне.