Гришин Дмитрий Владимирович. Малышка

Малышка.

Восток нежно розовел, как щека девственницы при первом поцелуе. Тишина, хрупкая, ощутимая на ощупь тишина, что бывает в большом городе только на самом рассвете, пушистым облаком укутала город. Творенья шаловливых ручек homo sapiens бездействовали, пока их создатели спали, и не кому было оглашать воздух грохотом и лязгом сочленений, и потому тишина, осторожно пробравшись в город, разлеглась над парковым массивом, каменными коробками домов и затянутой утренней дымкой тумана рекой. Сосновый лес на другой стороне угрюмо чернел в предрассветных сумерках, и едва колеблемое рябью зеркало воды отражало его голые, с растопыренными пиками сучьев стволы. Выше по течению река расширяла свои берега, и множество мелких островков с чахлыми кустиками ив или полностью лишенных растительности толпились в ее разлившемся русле. Если на минуту забыть, о реке, о городе раскинувшемуся на изрезанной бесчисленными оврагами глинистой земле, легко представить себе, что там за горизонтом мерцающая гладь сливается с морем, и белокрылые альбатросы с пронзительными криками ныряют в зелено-голубую воду. Но город спал и до того момента, когда троллейбусы начнут торопливо заглатывать первые порции людей, еще оставалось время. И некому было заметить черную точку на густо фиолетовом фоне ночного неба, стремительно приближавшуюся к белой песчаной кромке пляжа.

Старый черный ворон, лениво взмахивая крыльями, летел к месту кормежки, купаясь в теплых потоках восходящего воздуха. Эта, мрачная, преклонных годов птица была рада наступившему лету. И сейчас стремительно скользя в предрассветных сумерках, радовалась как молодой вороненок теплому воздуху, шедшему от земли на смену ночной прохладе, и даже перебитое два года назад камнем крыло тупо нывшее по утрам сейчас замолчало.

Зоркий птичий глаз уцепился за яркую точку на крыше одного из домов, и на секунду задумавшись ворон едва заметным поворотом крыла, изменил курс. Из врожденной птичьей осторожности он заходил по кругу, как пилот штурмовика на обреченную цель. Яркое пятно быстро приближалось. Сморгнув третьим веком набежавшую от стремительного виража пелену, ворон разглядел объект своего интереса и хрипло каркнул. Двуногий! Стоило ради него лететь в эдакую даль? Мало он повидал их на своем веку? Коварные и непонятные твари. Еще раз, для порядка ругнувшись на своем птичьем диалекте, он начал набирать высоту.

Однако от прежней радости не осталось и следа, словно двуногий похитил очарование летнего утра. Ворон напряженно думал и уже открыл клюв, что бы выругаться вновь, как понял причину своего раздражения. Двуногому не полагалось быть здесь. Он знал их, плохо ли хорошо, но знал. Многого он не понимал в них, например, зачем выносить из своих каменных гнезд съедобные вещи, но то, что двуногому нечего было делать так высоко от земли это он знал точно. Двуногие не летаю. Ворон невольно содрогнулся при мысли, что такие громадные туши будут парить в воздухе. Нет, двуногие не летают. Тогда зачем здесь оно?

Вновь набрав высоту ворон, парил над крышей, вслушиваясь в себя. Угрозой от двуного не пахло. Этот запах он знал хорошо. Так пах большой рыжий кот, подкрадывавшийся к молодому вороненку, так пах мальчишка, пустивший камень, сломавший его крыло. Оба раза он чудом спасал свою жизнь, и потому ценил свое чувство и доверял ему. Двуногий пах иначе: пахло болью, тоской и безысходностью. Наконец решившись, он спикировал вниз на серебристую штуковину, одну из тех, что во множестве стоят на крышах. Взмахнув пару раз крыльями для равновесия он встопорщил перья, и приготовился ждать.

* * *

Двуногим привлекшим внимание ворона была высокая и хрупкая девушка. Из одежды на ней было крохотный топик едва прикрывавший ее грудь похожую на два спелых яблока сорта белый налив и коротенькие джинсовые шорты с бахромой по нижнему краю. Ей всегда нравилась своя упругая попка, туго обтянутая светло-голубой материей. Впрочем, ему она нравилась тоже. Он любил засунуть руку в маленький задний кармашек, или просто шлепнуть по соблазнительно подставленной половинке персика. И весело смеясь, она частенько позволяла ему сделать это. Ей нравились его прикосновения и жадный огонек, разгоравшийся при этом в его карих глазах. Хотя другой ее бывший приятель сразу же схлопотал пощечину, едва попробовал похлопать ее по мягкому месту.

Длинные стройные ноги, едва успевшие покрыться загаром, заканчивались в белых носочках выглядывавших из бежевых сабо. Она стояла, слегка расставив ноги, и длинные и густые золотистые локоны, откинутые назад, коснулись поясницы, когда она запрокинула голову, посмотреть на исчезающие звезды. Большие печальные серые глаза, казались потухшими, и только уголок глаза влажно блестел не родившейся слезой.

Ворон мрачно покосился на застывшую как изваяние девушку. Ему не нравилась густая и черная волна горечи шедшая от нее. Ее нельзя было заметить обычным глазом. Только внутренним зрением, особым чутьем присущим некоторым птицам, и только единицы из числа людей могли бы увидеть в ней то, что сейчас видел старый ворон.

Ворон сосредоточился и раскрыл себя, давая возможность чужому стать своим:

" ... раскаленный асфальт истекает вязкой смолой оставляющей черные пятна на подошвах белых туфель.

- Девушка вы разрешите угостить вас мороженым? - голос за спиной вкрадчив и обманчиво мягок. - Прошу вас не отказывайте вашему ничтожному слуге... Да слуга, ведь я служу красоте, а вы ее олицетворенье... Как вы очаровательны когда смущаетесь... Небесное созданье подобное вам ... Я знаю чудное кафе недалеко отсюда, достойное вашей красоты и обаяния...

... мороженное приятно холодит пальцы, и любопытство с примесью пугливой осторожности заставляет кидать испытывающие взгляды на плечистого брюнета с грустными карими глазами сенбернара. Он представился Георгием и всю дорогу расточал комплименты, осторожно придерживая за локоток..."

"... расскажи мне о себе? Откуда ты родом? У тебя есть сестра или брат? - голос игрив и весел, как бывает у тех людей, кто живет в счастливом сегодняшнем дне, на время, забыв о прошлых неудачах и не терзаясь проблемами дня будущего.

- О, это длинная история. Но если ты хочешь ее услышать, изволь. Мой прапрадед был греком. От него я унаследовал свой нос. Вот. - Он поворачивается в профиль, демонстрирую свой длинный нос с заметной горбинкой на переносице. - И женился он на итальянке.

- От нее ты унаследовал свою любовь к макаронам?

- Возможно и от нее. Их сын, мой прадед, будучи в Петербурге влюбился в дочку одной из фрейлин при дворе императора, наполовину польку, на половину немку. Между ними была разница почти в 17 лет, но он был настойчив как все жители Апеннин и в итоге добился своего. У них было три сына и две дочери. Старшим был мой дед. Чудом избежал репрессий, воевал, с боями дошел до Берлина. Много времени и сил потратил, что бы найти родню в Греции или Италии, но в Италии многие архивы были сожжены, да и разрешения на выезд получить было невозможно. Железный занавес опустился, и он ничего не добился. Женился он на русской девушке, дочери своего однополчанина. Родом откуда-то из-под Ярославля. Осели они здесь, ну и уже от их брака появился мой отец. По распределению попал в Забайкалье и там женился на моей матери. К сожалению, она умерла родами, и ни братьев не сестер я не имею.

- Извини, я не знала - искренне сочувствие и жалость пополам с растерянностью человека случайно вторгшегося в боль чужой жизни.

- Ладно, это дело далеко прошлого. Отец второй раз жениться отказался и с головой ушел в работу. А меня отправил на воспитание сюда к своему отцу. Думаю, он не смог до конца мне простить, что я являюсь невольной причиной смерти его жены и своей матери.

- Кошмар! Тебе жутко не повезло в жизни.

- Отнюдь, ведь в итоге я встретился с тобой - крепкая рука накрывает тонкую кисть и слегка пожимает ее, делясь теплом - жест доверия, любви и защиты..."

Налетевший порыв ветра пугнул стайку облачков и ласково прильнул к шаловливому локону, упавшему вдоль виска. Шутливо дернув его пару, раз он заглянул в серые глаза и затих, свернувшись клубком у ее ног.

"... он такой замечательный! Ты просто не представляешь! - голос звенит от переполняющей его радости. - Я знаю, он любит меня... любит...

- Значит, его зовут Георгий? Красивое имя - в голосе подруги звучит тщательно скрываемая даже от самой себя зависть: "Ну, вот ей опять повезло, а я...". - И какой он из себя?

- Он высокий, выше меня на целую голову, плечистый, с таким длинным носом, но он его совсем не портит, наоборот, эта горбинка придает ему такой мужественный вид. А еще у него изумительные карие глаза. Ласковые, но всегда очень грустные. Он похож на моего медвежонка - такой же мягкий, сильный и доверчивый...

" ... в конце концов, я уже не маленький ребенок и могу сама решать, что мне делать.

- Послушай, я ведь желаю тебе добра. У тебя еще мало жизненного опыта

- Вполне достаточно. Почему ты всегда мне все запрещаешь?

- Я ничего тебе не запрещаю, но это такой ответственный шаг в твоей жизни.

- Ну, все с меня хватить. Ты все время твердишь, что у меня мало опыта, а как я его приобрету, если всегда когда я пытаюсь поступить по взрослому, ты начинаешь твердить, что еще рано, еще не пришло время. А когда, когда оно придет? Когда? Конечно, для тебя я всегда буду оставаться ребенком. Ведь так? Признайся, ты просто не хочешь делить меня с кем-то еще. Ты бы хотела, что бы я всегда оставалась твоей малышкой? Но пойми, я уже выросла. Я не могу и не хочу быть под твоей опекой. Почему ты не даешь мне право на личную жизнь. Пусть я ошибаюсь, пусть он любит меня меньше, чем я его, но я хочу быть с ним! Понимаешь, хочу! И ты не сможешь мне этого запретить...

Солнце, робко высунув краешек короны, тысячами пальцев бережно ласкало крышу. Ворон нетерпеливо дернул головой, и лучи испуганно отпрянули, скакнув на парапет. Пробежав по нему, натолкнулись на свернувшийся ветер.

- Ш-ш-ш - прошептал ветер и мягко огладил икры девушки. Лучики побежали выше. По стройным линиям бедер и гладкому подтянутому животу, скользнули между ложбинки грудей и задрожали в сползшей по щеке капельке слезы.

"... десятки тел изгибались в полумраке танцпола. Руки ди-джея на пластинках и бармена над стаканами мелькали с неуловимой быстротой. Высокие бокалы с толстым литым дном звякают о матовую поверхность столика.

- Что это? - наманикюренный пальчик игриво скользит по прохладной поверхности бокала:

- "Аритмия сердца", попробуй тебе понравится.

- Хорошо, что не эфтаназия. Ты уверен, что это можно пить?

- Конечно, это кофе с мартини.

- Кофе с мартини?

- Да, тонизирует так, как будто с размаху сел на ежа.

- Вкусно, хотя немного горчит.

- Это поначалу, потом привыкнешь.

- Это как понимать? Хочешь, сделать из меня алкоголичку? Представляешь я вся такая неухоженная, волосы как пакля, выклянчиваю у тебя денег на бутылку. Такие девушки тебе больше нравятся?

- Не говори глупостей, мне нравишься ты.

К столику в темном углу, где так удобно целоваться, чем упоенно и занимается сидящая за ним парочка подходит маленькая брюнетка. Она одета в черное и в сумраке клуба кажется, что белое лицо, чуть тронутое косметикой парит в воздухе. Она остановилась и ждет, пока на нее обратят внимание. Плотно сжатые губы придают ее лицу сходство с маской.

- Вам, что-то надо? - наконец произносит опухшими от поцелуев губами золотоволосая девушка, оторвавшись от своего спутника.

Вместо ответа девушка наклоняется вперед и выплескивает еще полный бокал коктейля в изумленно распахнутые карие глаза:

- Я надеюсь, твое тело сгниет также быстро, как сгнила твоя душа - прошипела она, приблизив свои бешеные как у загнанной кошки глаза почти вплотную к лицу парня, по которому стекали тонкие коричневые струйки напитка. И прежде чем ошеломленная случившимся парочка успела, что-то сделать, растворилась в толпе танцующих.

- Ты ее знаешь? - шелковый платок осторожно убирает кофейные потеки.

- Кого, ее? Нет,... нет, не знаю. Истеричка какая-то. Наглоталась, наверное, таблеток вот и кидается на всех - губы торопливо выплевывают слова, глотая окончанья фраз, стараясь скрыть, похоронить иную правду..."

Призрачная кисея тумана рассевалась, послушно опадая густой росой. Там внизу на расстоянии недоступном даже зрению ворона молодая зеленая трава склоняла свои стебли под тяжелыми каплями, и должно было пройти еще время, прежде чем они заиграют алмазной россыпью. За хрупкими плечами девушки с резко выделяющимися ключицами ночное небо окончательно сдало свои позиции и стало стремительно светлеть. Заря нового дня властной рукой отгоняла ночь, готовя приход своего господина, тяжеловесно встававшего из-за горизонта.

"... кончики пальцев мягко скользят по бархатной коже от уголка глаз к краешку губ и дальше вниз к тонкой шее... Прерывистый вздох. Ласковые губы на трепещущем веке... Тепло мускулистого тела. Запах молодой кожи, нагретой солнцем и мускуса духов. Тяжесть руки на талии и прохлада ладошек на затылке и левом плече. Слияние губ.

- Я буду любить тебя вечно - серые глаза искрятся влагой, скользя по мужественным чертам.

- Я знаю - и другие слова становятся ненужными в кольце загорелых рук и хрупких плеч...

Минуты стремительно убегают в спокойное недавно и день торопливо спешит на встречу с ночью.

... влажные, чуть приоткрытые губы, пунцовые от долгих поцелуев.

- Я хочу быть с тобой - шепот чуть слышен в густом терпко пахнущем розами и жасмином полумраке.

- Я знаю милая...

- Нет, ты не понял меня - сквозь серебреную струю пробивается алая вспышка смущенья. - Я хочу большего. Догорающий камин лениво роняет искры на зеленую плитку. Длинные холеные пальцы ставят бокал на пол. Он еще полон и белое вино плавает в нем сгустком Солнца.

- Мне кажется, я знаю тебя всю жизнь... ты тот, кого я ждала все это время... Ты мой принц на белом коне... Я хочу ... я хочу, пройти все до конца. Сейчас..."

Последние секунды рассвета стремительно убегали. Скоро терминал речного порта огласиться скрежетом разгрузочных кранов и хриплым гудком отправляющегося парома. Его широкий грязно-черный нос с красной полосой ватерлинии взрежет мелкую речную волну, отвозя на тот берег хмурых не выспавшихся рыбаков, что сейчас молча курили у пристани. И хотя эта волна нового дня уже набирала силу, последние мгновения еще безраздельно принадлежали печальной девушки застывшей на хрупкой границе жизни и смерти.

"- Привет!

- Привет, извини, я спешу - голос спокоен и, отнюдь не выражает радости встречи.

- Спешишь - изумление и растерянность переплетаются в мелодичном голосе, - ты не звонишь, не приходишь. Что-то случилось?

- А ты не знаешь?

- Я сделала, что-то не так? Я... я чем-то обидела тебя?

- Да, нет... - голос сух и даже скучен.

- Той ночью, у тебя я... мне... казалось...

- Это была обычна ночь - он нетерпеливо перебивает ее, переминаясь с ноги на ногу.

- Нет, это была совсем необычная, ночь и ты знаешь это.

- Мне так не показалось. Кстати, - он наклонился к ней и, убрав мешающую ему прядь волос, приблизил свои губы к самому уху девушки, понизив голос, как будто, собирался доверить ей тайну - ты была просто великолепна.

Девушка, дернулась как от удара, начиная понимать, что происходит и, отказываясь поверить в это.

- Ну, все мне пора. Салют!

- Ты... ты уйдешь, вот так просто, после всего, что между нами было? - голос предательски дрожит, и чувствуется, что она говорит о большем, чем просто прекращение разговора.

- А, что между нами было? Познакомились, весело провели время, ничего особенного. Не знаю, уж, что ты там себе вообразила.

Вся фигура парня выражает искренне недоумение, и благородную горечь, честного человека подозреваемого в злом умысле.

- Ты использовал меня... как куклу. Я думала ты любишь меня, а ты просто использовал меня...

Парень расплылся в белозубой улыбке и любому, кто заглянул бы в карие глаза, стало бы ясно: он наслаждался болью свой подружки, смакуя ее, как дети смакуют эклер:

- Да я использовал тебя. Как гигиеническую салфетку. Обтерся и выбросил. Извини за правду жизни, детка.

- Уходи. Уходи сейчас же, я не хочу тебя видеть... Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!"

- Уйду, можешь не волноваться. Ты меня больше не интересуешь, я уже взял от тебя все что хотел. Я просто хочу тебе кое о чем напомнить - белый прямоугольник моментального фото - Ты узнаешь его? Нет? Да теперь его трудно узнать. Я помогу тебе. Это было год назад. Его звали Олег Куваев и он любил тебя. Пока ты стала считать, что он тебя не достоин. Однажды он пустил в ванной воду и больше не вышел оттуда. Скажи мне ты была рада, когда он умер? Знаешь он просил никого не винить в его гибели. Но его брат знал все и однажды, он позвонил мне. Надеюсь это послужит тебе уроком.

- А это тебе от его брата - прикосновение руки было твердым и обжигающе резким.

* * *

... ворон улетал, тяжко взмахивая крыльями, словно на него внезапно навалился груз его прожитых лет. Он летел прочь, от сверкающей речной глади. Там за его хвостовым опереньем девушка стоящая на карнизе подняла голову и ее легкий летящий силуэт на бледном фоне голубого неба показался ему пастелью умелого художника.

Ворон летел обратно в город и кончики черных перьев трепетали в теплых восходящих потоках. Теперь на закате дней у него появилась цель. Он должен был найти его. Плечистого двуного с грустными карими глазами сенбернара.

И еще он понимал, что больше никогда не назовет их двуногими.

Нет, только... людьми.

Оставить комментарий © Copyright Гришин Дмитрий Владимирович (germey@yandex.ru) Размещен: 23/06/2007, изменен: 17/02/2009. 22k. Статистика. Рассказ: Лирика Рассказы		Ваша оценка:
Аннотация: Первый законченный рассказ в моей жизни. Я начал писать его еще в 1997 году под впечатлением от песни Little 16 группы Depeche Mode. Песня осталась любимой до сих пор. Этот же рассказ -первое, что я отправил в Дебют, тогда его проводили второй раз.

Гришин Дмитрий Владимирович : другие произведения.

Малышка