Грицхальд : другие произведения.

Самоправие, или Высший вид власти

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    - Мне бы хотелось регулировать цвет неба. Погоду. Облака. Делать при желании небо зелёным, а солнце синим. Видеть звёзды на небе даже тогда, когда их нет. Глупо, да?
    "Глупо, - подумал доктор Фишборн. - Но вы платите за это деньги..."

  Чёрное.
  Белое.
  Затем снова чёрное и затем снова белое.
  Иногда вращающаяся дверь у входа в козырёк здания его частной клиники представлялась доктору Фишборну своего рода сепаратором, разделяющим некую субстанцию на составные части. Один взмах чёрно-белых лопастей - и внутри оказывается желчный мужчина в галстуке, желающий, чтобы ему поставили блок восприятия на гогочущие молодёжные компании в транспорте. Другой взмах лопастей - и дверь замыкает пустоту за спиной у подозрительного киберпанка с вживлёнными в уши антеннами, как бы временно отсоединяя его от оставшегося за дверью человечества.
  Вращающаяся дверь состояла значительной своей частью из зеркального стекла. Вероятно, изготовитель дверей хотел, чтобы через их движущиеся лопасти можно было наблюдать изнутри за входящими - ещё до их входа и без их ведома.
  Зеркальное стекло лишь с одной стороны выглядит как зеркало. С другой стороны - оно подобно тёмному стеклу.
  Вращающиеся лопасти дверного вентилятора клиники с одной стороны выглядели светлыми и блестящими. С другой стороны - тусклыми и чёрными.
  Доктор Фишборн иногда гадал, умышлен ли этот эффект.
  
  - Мне бы хотелось установить ограниченный интерфейс визуального восприятия. Это возможно?
  - Смотря какого рода интерфейс вы хотите установить. - Фишборн был осторожен. - Определённого рода поправки видимого запрещены моральными положениями.
  - О, нет. Я вовсе не желаю услаждать себя воображаемым зрелищем пыток своих врагов или чем-то подобным. Тем более, что и так владею технологией осознанных сновидений.
  - Чего же вы тогда хотите? - спросил Фишборн.
  Худой подтянутый мужчина в тёмном деловом костюме, остроносых туфлях и резко диссонирующем с остальными деталями его убранства красном галстуке-бабочке - всей своей аурой излучавший успешность и процветание - немного помялся, прежде чем озвучить то, что явно ему самому казалось не вполне разумным.
  - Мне бы хотелось регулировать цвет неба. Погоду. Облака. Делать при желании небо зелёным, а солнце синим. Видеть звёзды на небе даже тогда, когда их нет.
  Последнюю фразу мужчина в тёмном костюме добавил явно поэзии ради - чтобы сбить общее впечатление от своей заявки. Однако моментально осёкся, ощутив избыток театрального пафоса.
  - Глупо, да?
  "Глупо. Но вы платите за это деньги".
  - Лягте в кресло и опустите голову внутрь серебристого шлема, - ушёл от ответа доктор Фишборн. - Расположите голову так, чтобы уши точно легли в предназначенные для них выемки.
  Он кинул взгляд на датчики.
  
  - Ещё один? Чего он хотел, видеть всех женщин блондинками?
  - Почти.
  - Такие смешные. Каждый смертельно стесняется своего личного способа забивать микроскопом гвозди.
  - Ничего удивительного, - фыркнул доктор Фишборн. - Лет пятнадцать назад подобное применение нейротехнологий показалось бы всем кощунственным.
  - Лет пятьдесят назад всем показалась бы кощунственной мысль, что мощнейшие вычислительные машины будут использоваться для имитации истребления несуществующих монстров, выкладывания цветных шариков в одну линию и пустой болтовни в чатах.
  Свет в кабинете был притушен, разговор шёл полушёпотом. Доктор Фишборн держал в левой руке кружку горячего чая с мёдом. Всё в полном соответствии с правилами релаксации после первых шести часов рабочего дня.
  - Сейчас люди уже постепенно перестают стесняться себя, - произнёс он, просто чтобы что-то произнести. - Посещают клинику со столь досужими идеями, что прежде никому и не пришли б на ум. Если бы закон позволял иметь в личном пользовании аппаратуру для нейромодификаций, они бы вообще не проходили через нас.
  - Аппаратурой для нейромодификаций надо уметь пользоваться. Иметь образование нейролога.
  - Образование?..
  Доктор Фишборн скривился.
  - Ты забыла, в каком веке мы живём. Образование ныне не обретается тяжёлым трудом, а инсталлируется прямиком в разум. Все прежние мерила ценности человека утратили силу. Характер, воля, преданность идеалам - всё может быть изменено. Значение имеет разве что количественный багаж человеческой личности - то бесчисленное множество его индивидуальных черт, что ввиду чисто технических причин чересчур долго подвергать перемене. Чересчур долго и нерационально.
  Глянув на уже остывший чай, он поставил кружку на стол.
  - Ты действительно веришь, что сумму знаний, некогда полученную тобой на протяжении многих лет в университете и трудолюбиво разложенную тобой по полочкам твоего мозга, способно заменить получасовое лежание в серебристом шлеме? - спросила медсестра. Руки её были вытянуты вдоль прикрытых белым халатиком коленей, взгляд был устремлён в направлении тусклого огонька установленной на минимальную яркость лампы. Огонёк этот отражался в её глазах, придавая её взгляду сюрреалистичность.
  Фишборн невольно полюбовался ею несколько минут, прежде чем ответить. Подобрав себе в своё время помощницу по уникальному сочетанию внешних черт и психического профиля, идеальную напарницу для душевной разрядки после утомляющего общения с иными пациентами, порою во время беседы с ней он ощущал себя на исчезающе тонкой грани.
  Иногда он задумывался, не проще ли было бы использовать для разрядки от стресса ту же самую нейрокоррекцию?..
  Но, несмотря на свою работу прикладного нейролога - или как раз благодаря оной? - доктор Фишборн был консерватором.
  Поэтому - чай с мёдом.
  Приглушенный свет. И негромкая доверительная беседа.
  - Чтобы умело нажимать на кнопки, не требуется иметь каких-либо особенных знаний. Достаточно общего стандарта.
  - Общего, - Инэсс чуть улыбнулась. - Слова так коварны. Под "общим" стандартом в данном случае чаще всего подразумевается выжимка личного опыта какого-нибудь студента-отличника, окончившего университет с красным дипломом, очищенная от всех излишних деталей - вроде воспоминаний о цвете платья преподавательницы истории или о мимолётном флирте с соседом по потоку.
  - Что с того? - вежливо возразил доктор Фишборн. Возразил скорее для проформы, зная, что собеседница его является противницей Технологии. - Из выжимки устраняется всё, что её индивидуализирует, остаются лишь чистые знания успешно окончившего университет человека.
  - Это будет его опыт. Его знания. Его потоки ассоциаций. Расставленные им акценты.
  Доктор Фишборн щёлкнул ногтем большого пальца по красной точке на боку кружки с чаем, включая подогрев.
  - Поясни.
  - Если студент этот во время урока физики по каким-то личным причинам больше всего внимания обратил на строение ядра, - голос медсестры был чёток и сух, - то после усвоения "общего" курса физики из выжимки его воспоминаний ты больше всего будешь помнить об атомном ядре. Если этому студенту показалась не особо убедительной многомировая интерпретация квантовой механики и он сдал зачёт по ней лишь благодаря хорошо усвоенному терминологическому и математическому аппарату - то вполне вероятно, что, сняв серебристый шлем, ты сам не вполне будешь понимать многомировую трактовку. Образование, получаемое через нейроимплантацию, унифицирует людей.
  - По-моему, так говорили при появлении каждой новой методики образования. - Фишборн поджал губы. - Между тем на любом современном образовательном сайте можно прочесть о способах борьбы с подобными аберрациями. Активно используется принцип стереопары, например. Взять потоки очищенных воспоминаний разных абитуриентов-отличников с одной и той же учебной программой, близкие друг к другу воспоминания - хотя в очищенном виде это скорее наборы знаний - слить воедино. Отличающиеся друг от друга воспоминания - оставить в виде параллельных потоков.
  - Чтобы обучаемый, придя в себя и сняв серебристый шлем, обнаруживал в себе продиктованную ассоциациями убеждённость в справедливости многомировой интерпретации - и одновременно веру в истинность копенгагенской интерпретации? Вместо заимствованной от своего учебного донора веры во что-то конкретное верил во всё сразу?
  Инэсс усмехнулась.
  - Остроумно у вас.
  - Странно, почему с таким критическим отношением к нейрологии ты работаешь... здесь.
  В отчаянии Фишборн пустил в ход, как ему было показалось, последний аргумент.
  - Одна из стратегических задач вторичного уровня, - отмахнулась медсестра, легкомысленно скосив глаза в сторону окон. Чересчур легкомысленно, как на миг померещилось Фишборну. С таким видом обычно говорят правду, когда не хотят, чтобы на неё обратили чрезмерно пристальное внимание.
  
  - Здравствуйте. Меня зовут Чадмен. Гарри Чадмен. Я литератор, - вместо предисловия начал очередной посетитель, смущённо переминаясь возле дверей.
  - Литератор? - вежливо спросил доктор Фишборн.
  - Ну... да, - смущённо наклонил голову посетитель. Видя непонимание в глазах собеседника, попытался разъяснить: - Писатель, пишу, прозаик.
  - Про?.. - попытался было уточнить доктор Фишборн, но, перехватив взгляд клиента, резко передумал.
  - Я творю по старинке, понимаете ли. Словами. Словами, состоящими из букв. Из литер, да. Ну да вам, новому поколению, этого скорее всего не понять. Ныне век домашней киноиндустрии, мнемороликов и программируемых сновидений.
  Внешне посетитель - мужчина лет тридцати пяти в светло-коричневом костюме и соответствующего цвета шляпе - выглядел моложе доктора Фишборна. Но Фишборн предпочёл не заострять на этом внимание.
  - Иногда идеи для сюжетов мне приходят в голову в самых неожиданных местах. На рыбалке, на деловом совещании, даже в гостях у подруги. Естественно, меня тянет их воплотить - иначе вдохновение уйдёт и не факт, что вообще удастся заставить себя сесть за компьютер.
  - Вы хотите увеличить параметр воли? - как будто догадался доктор Фишборн. Впрочем, уже высказывая догадку, он начал понимать, что она ошибочна.
  Клиент поморщился.
  - Ну нет. Извините, ничего не хочу сказать плохого о нейротаксии как таковой, но я видел прошедших через процедуру "повышения воли". Часть из них ведёт себя как целеустремлённые ракеты, стремительно рвущиеся вперёд к карьерному успеху и откидывающие локтями окружающих. Другая часть - превращается в эдаких взрослых детей, накидывающихся на всё подряд, от коллекционирования марок до создания любительских кинофильмов, редко доводя что-либо до конца.
  Доктор Фишборн прикрыл глаза и попытался представить себе ракету с локтями.
  Ему это не удалось.
  - Видите ли, мистер Чадмен, сложности программирования воли связаны с её многофакторным характером. Воля обычно связана с выработанным за годы жизни человека эндорфиновым эмоциональным самовознаграждением за те или иные "правильные" действия. Те, кого принято называть слабовольными, частично лишены этого механизма - как правило, в связи с отсутствием на ранних этапах своей биографии позитивного опыта самопреодоления. В результате шаги сложного характера не приносят им удовлетворения даже в случае успешной реализации, но, как правило, до реализации не доходит вообще - ещё на стадии обдумывания замысла индивидуум ощущает столь острое уныние и дискомфорт, что отказывается от него. Кажущийся парадокс слабоволия состоит в том, что при этом субъект продолжает ощущать тоску по недополученным плодам реализации замыслов - особенно если регулярно общается с более волевыми лицами и непроизвольно сравнивает себя с ними. Согласно популярной в начале века веллерианской психологической теории, этот процесс можно описать как стремление к эмоциональным ощущениям максимальной силы - в данном случае, увы, к ощущениям единственно доступного отрицательного знака, то есть к меланхолии и печали.
  Пройдясь по кабинету, он кинул взгляд на цифры точного времени в углу видеообоев.
  - Как отделить "правильные" действия от "неправильных"? - неторопливо продолжил он. - Учитывая отсутствие соответствующего опыта в биографии и в подсознании корректируемых? Здесь существует два условно противопоставленных варианта: либо повысить эндорфиновое вознаграждение за все успешные и хотя бы частично нужные с точки зрения человека шаги - что и приводит внешне к превращению в описанных вами "взрослых детей" - либо заимствовать шкалу распознавания "правильных" и "неправильных" шагов у некоего третьего лица или у усреднённой совокупности лиц, служащих донорами воли.
  - Обязательно для этого использовать карьеристов? - поинтересовался посетитель, обмахивая себя шляпой.
  Фишборн пожал плечами:
  - Поскольку роль донора важна - и обычно в качестве доноров используются люди с высокоуспешным по общим меркам жизненным путём - вряд ли стоит удивляться присутствующей в их шкале ценностей ориентации на общественное признание.
  - Понятно. - Посетитель поджал губы. - Vox populi, vox Dei.
  На несколько минут в кабинете повисло молчание.
  - Так чего же вы хотите, мистер Чадмен? - вежливо поинтересовался доктор Фишборн, когда сгустившаяся тишина в помещении уже стала надоедать.
  - Мне бы хотелось творить. Иметь возможность складывать слова в строчки где угодно, хоть в рабочем офисе, хоть на бурной вечеринке - не привлекая внимание окружающих шевелящимися губами или двигающимися в воздухе пальцами. При этом мне не хотелось бы сражаться с ощущением дискомфорта от новых непривычных ощущений - осваивая новые способы фиксации слов. Иными словами, я бы хотел, чтобы вы инсталлировали мне текстовый редактор прямо в мозг.
  - О. - Такого доктор Фишборн не ожидал. - А какой именно текстовый редактор? Multiword или Textplain? Файлы сохранять в расширении .shx или .mml?
  Последнее он добавил из прорвавшегося наружу ехидства. Учитывая, что нейрокибернетические интерфейсы пока ещё недостаточно дёшевы и совершенны для обиходного перевода любой желаемой информации из мозга в компьютер - это обратным процессом удалось овладеть почти целиком - говорить о расширении лежащих в мозгу файлов не имело смысла.
  - Я поклонник старины, как вы могли заметить. - Посетитель деланно потупил взгляд. - Пусть будет WordPad, расширение .rtf.
  - Удобно. - Фишборн уже почти не скрывал сарказма. - Старинный редактор реже будет зависать. Но вы понимаете, что записанный таким образом текст вам всё равно придётся вручную потом переносить на внешние носители?
  - Понимаю. В связи с этим, кстати, - спохватился клиент, - прошу встроить в мой мозг такую утилиту, которая делала бы это автоматически, перехватывая контроль над телом. Ну, чтобы я мог параллельно вообще думать о чём-то другом или даже работать над соседним файлом в уме.
  Фишборн лишь вздохнул.
  
  - Их желания являются их сугубо частным делом, - утомлённо говорил в очередной раз доктор Фишборн. - Моё дело - следить, не противоречат ли их желания Соглашению. Противоречат ли они здравому смыслу - меня не касается.
  - Тебя устраивает роль датчика в социальной машине?
  - Датчика?
  - Тебе не приходило в голову, что твоя роль лишь в этом? - лениво поинтересовалась медсестра. - В сущности, после Большого Прорыва в изучении нейронных кодов человечество оказалось перед новой дилеммой, в сравнении с которой автомобилизация, телевидение и даже появление Интернета предстают игрушками. Что сделает с человеком свободный доступ к собственному уму?
  - Не столь уж и свободный. - Фишборн тоскливо посмотрел на едва просвечивающий через шторы дневной свет. - Каждая нейрокоррекция, даже самая незначительная, требует сертификаций и согласований. Клиенты даже не всегда подозревают об этом.
  - А почему? Ты сказал сам - чисто механическое умение обращаться с нейроаппаратурой можно вложить в мозг любому. И почему именно аппаратурой - разве нельзя теоретически представить себе вложенными в мозг готовые интерфейсы для прямого управления своим характером, эмоциями, памятью, восприятием, воображением в режиме реального времени?
  - Ну...
  Он повертел в воздухе пальцами.
  - Это было бы бесконтрольно.
  - Правильно.
  Фишборн недоумённо уставился на собеседницу.
  - В твоей трактовке работа частнопрактикующих нейрологов выглядит как официально санкционированные эксперименты на человечестве.
  - Ну а разве не так? - Инэсс чуть потянулась. - Экспериментальная проверка последствий человеческих желаний по управлению собой, пропускаемых через своего рода фильтр естественного отбора. При этом, во имя чистоты опыта, желания старательно отделяются друг от друга и квантуются - пожелать у золотой рыбки конкретно манную кашу или крабовый салат ты можешь, а вот скатерть-самобранку - нет.
  Фишборн медленно, хотя и с неохотой, стал понимать смысл её метафоры.
  - Потому что, появись у всех скатерти...
  Медсестра промолчала.
  
  - Детство, - начал издалека очередной клиент, вольготно расположившись в кресле напротив доктора Фишборна и изучая находящиеся за его спиной видеообои. - Детство формирует нас. Определяет наш внутренний и отчасти даже внешний облик. Обращение с нами родителей. Первые друзья и первые враги. Первые прочитанные нами книги. Ключи к нашему внутреннему миру - и рычаги воздействия на нас.
  Посетитель помолчал немного, ожидая реакции Фишборна. Доктор Фишборн также тактично помолчал несколько минут, предоставляя посетителю возможность развернуть свою мысль в нечто большее.
  - Вы случайно не политик? - мягко спросил он, когда стало ясно, что пас всё же на его стороне.
  - Случайно нет. Если можно, я предпочёл бы не говорить о своей профессии. А почему вы спросили?
  - Просто у вас хорошо поставленный слог.
  Высказав сию формально верную, но на деле являющуюся шедевром иезуитизма сентенцию, в глубине себя Фишборн порадовался существованию запрета на нейроимплантацию программ, позволяющих по микромимическим и иным признакам определять эмоции и ложь собеседника. Хотя даже появись такие программы в быту - наверняка следующим трендом нейрокоммерции стала бы установка в мозг программ для маскировки своих эмоций.
  - Результат книжного воспитания. Мои родители особенно жёстко соблюдали программу 2.11.
  - Ту составленную педагогами и психологами на основании общемировых исследований программу, согласно которой для необходимого развития рациональных функций надлежит держать ребёнка до определённого возраста вдалеке от определённых современных видов медиальной среды? - профессионально уточнил Фишборн.
  - Аудиовизуальные ролики, компьютерные игры, мнемопродукция, - как-то без особой радости подтвердил клиент. - Тщательная дозировка вышеуказанных видов искусства во избежание псевдонаркотического эффекта и чрезмерного развития у ребёнка правого полушария в ущерб левому. Что могло бы привести к утрате умения оперировать абстракциями, примату чувственного начала над логическим и повредить способности длительного сосредоточения. Программа 2.11 предполагала замену развлекательной среды, ориентированной на правое полушарие, средой текстово-панорамного характера.
  Фишборн заметил:
  - Если не ошибаюсь, позже программа 2.11 была заменена программой 3.11, налагающей частичное вето в том числе и на литературное образование растущего индивида - если оно протекает в ущерб развитию социальному. Психологи пришли к выводу, что если акцентуация созревающего человека на образных видах искусства и лоскутных видах общения порождает типаж неспособного сосредоточенно и абстрактно мыслить индивидуума, то акцентуация его на текстовой панорамной среде - погружение в литературный мир - часто приводит к вырождению в типаж замкнутого асоциального аутиста, что также стало бичом начала XXI столетия.
  - В этом вся беда и весь сплин подобных программ. - Посетитель чуть искривил губы. - Они разрабатываются из наилучших побуждений, их создают на основании накопленной базы научных сведений, но - кто знает, не перевернёт ли следующий усвоенный нами научный факт всю созданную пирамиду?
  - Так чего же вы хотите, мистер Сантингтон? - задал доктор Фишборн уже давно надоевший ему полуриторический вопрос.
  - Детство.
  - Простите?..
  Посетитель помолчал некоторое время, то ли собираясь с мыслями, то ли вновь пытаясь настроиться на златоустный лад.
  - Детство. Когда я говорил о нём и о его значимости, не возникло ли у вас на миг чувство обиды? Современный человек живёт в мире, в котором теоретически может выбирать всё. Квартиру, профессию, а с некоторых пор - даже характер. Однако мы не в силах изменить самый свой фундамент, начало своего отсчёта, ту точку, из которой мы начали путь. Меж тем сие дало бы нам ту степень свободы, о которой не мечтают даже трансгуманисты - сверхчеловек в их фантазиях может менять форму тела и способен считать со скоростью молнии, но может ли он отрастить на дереве эвереттических темпоральных линий своей судьбы - порождающем всё новые и новые альтернативные линии грядущего в момент каждого нашего выбора - другой изначальный ствол? Другие корневища?
  Лицо Фишборна просветлело.
  - То есть, выражаясь языком не столь аллегорическим, вы желаете изменить...
  - Нет, - поспешно возразил клиент. - Не изменить.
  - Тогда что же?
  - Не изменить, а добавить. В одну и ту же точку можно прийти разными путями. Я хочу видеть за спиной два равноправных маршрута - не зная сам, какой из них является истинным. Истинность вообще понятие относительное, не так ли?
  - Мем, популярный среди выпущенцев программы 2.11. - Доктор Фишборн нахмурился. - Впрочем, это не относится к делу. Каким образом вы себе представляете эту альтернативную жизнь?
  Мистер Сантингтон извлёк из широкого кармана своей серой куртки пухлую пачку бумажных листов.
  - Вот. - Видя непонимающее и даже слегка шокированное лицо Фишборна, поспешил добавить: - Описание альтернативного жизненного сценария. Я консультировался со специалистами по бихевиоральной психологии и педагогике. Оно грубовато, конечно. Подробности, как я понимаю процесс, будут нарощены подсознанием позже по заданным алгоритмам, в том числе укрупняясь и детализируясь незаметно для сознания на протяжении длительного времени уже после самой операции. Сценарий содержит в себе, к слову, описание нашей с вами встречи - только в том альтернативном сценарии, доктор Фишборн, я уговариваю вас вложить себе в мозг добавочные воспоминания о настоящей своей жизни. Симметрия, понимаете?
  Фишборн пошелестел бумажными листами, перебирая их и не находя ни слова.
  - Вы... наверное... тоже любите старину?
  - Что значит "тоже"? - не понял клиент. Посмотрел на бумагу. - А, это. Нет. Бумага использована в качестве носителя только потому, что её легко безвозвратно уничтожить. Вы сделаете это по завершении операции - и никоим образом не будете намекать мне, какой из двух вариантов биографии в моём мозгу является истинным.
  Фишборн поморщился. Даже если б ему и хотелось нарушить просьбу клиента, нейроимплементация в его мозгу запрещала сие - разрешая либо честно принять заказ, либо честно отвергнуть. Официальная норма для всех нейрологов - да и кто в наши дни доверит свою жизнь или своё здоровье специалисту, у которого в мозгу нет документально заверенных ограничителей?
  - Разумеется, не буду. Тем более, что, скорее всего, истинным не является ни один из них.
  - Извините?.. - не понял клиент.
  Доктор Фишборн поднял на него взгляд исподлобья.
  - Обычное дело.
  
  - Нейронный век, - фыркнул Фишборн в ответ на очередную колкую реплику собеседницы. - Фантасты прошлого столетия поначалу представляли себе столетие нынешнее как столетие победы над пространством. Потом, заметив загнивание и увядание космических государственных программ, стали фантазировать о власти над временем и над вероятностью. Альтернативные миры, несуществующие исторические развилки и тому подобное.
  - Реально человек предпочёл уткнуться взглядом себе в пуп.
  - Ну, в какой-то степени это можно было предвидеть заранее. Растущая популярность эзотерики, любительской психологии, осознанных сновидений, психоделических веществ и эскапических видов искусства.
  Доктор Фишборн с удовольствием щёлкнул пальцами.
  - В конце концов, разве человеческий мозг не является поистине неисчерпаемой территорией? Об одних только моих пациентах и их заказах, мысля мерками прошлого столетия, вполне можно было бы написать толстую бумажную научно-фантастическую книгу - и не одну.
  - Или антиутопическую. Между прочим говоря, контроль над сознанием - не только своим - частая тема антиутопий предыдущего столетия.
  - Антиутопическую... - Фишборн чуть погрустнел. - Такой сценарий действительно мог реализоваться. Действительно мог.
  - Что же ему помешало? - едко осведомилась Инэсс.
  Он помолчал некоторое время, собираясь с ответом.
  - Случайность, в общем-то. Побочные эффекты развития всё больших и больших скрытых эмпатических возможностей мозга, осуществлявшегося в рамках замкнутых секретных проектов с определёнными неафишируемыми целями - можно назвать эти цели "шпионскими" - привели к тому, что участники этих проектов, сами того не заметив поначалу, постепенно стали жертвами неконтролируемой обоюдоострой эмпатии. Суровые жестокие спецслужбы неожиданно для себя превратились чуть ли не в филиал ордена Аарн.
  Он кинул взгляд через стол на собеседницу.
  - Орден Аарн - это из старой классической фантастики. Объединение эмпатов-идеалистов, которые...
  - Я в курсе.
  Их взгляды пересеклись.
  - Такова официальная версия произошедшего в начале века. Уверен ли ты, что она верна и что мы в действительности не живём в воплощённой антиутопии?
  Фишборну было нечего сказать.
  
  - Значит, у вас примитивная, скучная, рутинная работа. Интеллектуальная и даже высокооплачиваемая - но глупая и однообразная. Алгоритмизируемая - но, увы, по чересчур нечётким алгоритмам, чтобы её можно было доверить компьютерной программе или роботу.
  - Да, - нерешительно склонил голову сидящий в кресле напротив ещё молодой парень с уже одутловатым лицом.
  - Вы хотите, чтобы эта работа была переложена на ваше подсознание? Чтобы в вашем мозгу возник своего рода автопилот, выполняющий за вас работу, которую вы и так процентов на девяносто осуществляете бездумно?
  Говоря это, Фишборн надеялся, что нелепость ситуации хотя бы отчасти дойдёт до собеседника. Но надежды его были тщетны.
  - Нет, ну а что, - парень, кажется, уловил укор. Он заёрзал в кресле. - Многие так сейчас делают. Мне Том рассказывал, один его знакомый вообще, приходя на работу, словно вываливается из времени, а приходит в себя лишь по окончании рабочего дня.
  Фишборн глубокомысленно посмотрел на собеседника.
  - Но жизнь-то от этого не становится длиннее. От того, что вы решили не проживать осознанно какие-то её часы.
  Парень скривился:
  - Да бросьте. Вы всерьёз думаете, что это время могло бы мне пригодиться? Что за часы монотонного разглядывания деловых бумаг мне могла бы прийти в голову какая-нибудь гениальная мысль или формула? Или стихотворение?
  - Один из моих клиентов, - осторожно произнёс доктор Фишборн, держась на грани нарушения правил конфиденциальности, перейти которую физиологически не мог, - установил у себя в подсознании текстовый редактор для работы над художественными записями в любое время.
  - Ну и я установлю что-нибудь, - парень пожал плечами. - Я же не собираюсь, как тот тип, целиком отключать своё сознание на время работы. Просто хочу всё делать автоматически и вместе с тем безошибочно, вот и всё.
  
  - Автоматически и вместе с тем безошибочно. Ни малейшего следа застенчивости или стыда. - Инэсс покачала головой. - Тот четверговый клиент был хотя бы креативным.
  - Тот, который попросил раздвоить своё сознание?
  - Ну да. Тот, у которого выходные шли примерно в равных дозах и вперемешку с буднями. Которого раздражало, что, едва он начнёт получать удовольствие от выходных, как начинаются будни, а едва он настроится на рабочий лад, как снова начинаются выходные.
  - Сбивает волну, - вспомнил с усмешкой Фишборн выражение того клиента. - Что ж, запрограммировать себе управляемую произвольную амнезию - на работе помня лишь о работе и в выходные помня лишь о выходных - действительно фактически равнозначно раздвоению личности.
  - Вроде бы он собирался переключаться между фазами каждую пару месяцев?
  - Чтобы та субличность, удел которой - всё время работать, не озверела от этого, - подтвердил Фишборн.
  Он философски поглядел на блестящую поверхность неизменного чая с мёдом.
  - Современная нейрология способна превратить человека в стопроцентно надёжный рабочий автомат, однако законы и гуманизм запрещают какое бы то ни было принуждение к этому. Но законы и гуманизм не запрещают людям с помощью современной нейрологии самим превращать себя в автоматы.
  
  - Я танатофоб, - изрёк стоящий напротив доктора Фишборна тучный мужчина с густыми чёрными бакенбардами. Изрёк он это с таким пафосом и с такой непререкаемой гордостью, что можно было подумать, будто речь идёт по меньшей мере об императорском титуле. - Да, я танатофоб, - повторил он, сверкнув глазами из-под насупленных бровей. - Мне чертовски надоело постоянно думать о неизбежно подстерегающем меня исчезновении в никуда.
  - Простите, вы хотите, чтобы я избавил вас от этих помыслов? Или от страха смерти?
  Мужчина ещё раз мрачно сверкнул глазами.
  - Нет, - произнёс он, пожевав губами. - Страх смерти - единственная логичная реакция на ждущую нас всех перспективу. Если кто-то не боится этого - это его частное дело, а я не позволю нарушать работу своего логического аппарата.
  - Тогда что вам угодно?
  Мужчина с бакенбардами посопел.
  - Начало, - отрывисто произнёс он. - Что имеет начало, то имеет и конец. Я много думал об этом. Мне хотелось бы вообразить себя каким-нибудь сказочным героем, вроде Элрика из Мелнибонэ, жизнь которого не знает ни края, ни предела, но это нелогично, поскольку всё, имеющее начало, имеет и конец. Логика же превыше всего.
  - Значит, вы хотите...
  Мужчина навис над самым столом, глядя прямо в глаза доктору Фишборну.
  - Вечность. Бесчисленное множество веков и эонов за своими плечами. Будто я существовал ещё до Большого Взрыва и вообще пребывал всегда, лишь ради развлечения меняя тела, жизни, миры. Сделайте так, чтобы я вспомнил это, доктор. Пусть это и неправда.
  - Значит, нарушать логику своего мышления вы не хотите, а напрямую себя обмануть...
  - Все себя обманывают. - Взгляд мужчины был прям. - А в этом вопросе - особенно. Но большинство совершает это ещё и путём нарушения логики, я же - не хочу.
  Фишборн задумался.
  - Но если вы будете считать себя эдаким Вечным Героем...
  - Придумайте мне какую-нибудь останавливающую причину, моральный ограничитель, - предложил мужчина с бакенбардами. - Которая удерживала бы меня от антиобщественных гадостей. Например, не давала покончить с собой, прервав раньше времени жизнь этой оболочки.
  
  - Они сами не знают, чего они хотят, говоря о вечности.
  Фишборн пожал плечами:
  - Полагаю, им известно, чего они не хотят. Кроме того, кто из нас вообще располагает знанием таких категорий? Или...
  Озабоченно нахмурившись, он покосился на Инэсс с некоей суеверной опаской.
  Иногда его - подобно давешнему клиенту являющегося выпущенцем небезызвестной программы 2.11 и привыкшего мыслить мир и людей в виде клубка абстрактных взаимосвязей - охватывало при взгляде на собеседницу странное ощущение, будто она реальна. Причём не "условно реальна" и не "реальна, пока не удалось доказать обратного", как стало формально реальным практически всё в эпоху нейротехнологически изменяемого восприятия и регулируемой памяти, а реальна на все сто процентов - абсолютно без оговорок.
  Временами Фишборну случалось ловить себя на мысли, что практически все окружающие его в быту и на работе люди могут быть просто его отражениями или тенями его подсознания. Пресловутая мысль не несла в себе ничего особенно нового - в эпоху развитой нейротаксии практически каждый задумывался об этом хотя бы однажды, а представители аутичного психотипа задумывались об этом ещё задолго до появления соответствующих технологий.
  И большинство людей, с кем доктору Фишборну приходилось общаться по ходу работы или будничного времяпрепровождения, действительно вполне могли быть модулями его подсознания.
  Их реакции и поведение казались весьма предсказуемыми. Как у игровых персонажей.
  Но кое-кто выбивался из схемы. Причём настолько, что подчас Фишборн задавался вопросом: уж не является ли образом чьего-то подсознания он сам?
  Тенью на краю бокового зрения.
  
  - Терпеть не могу современный мир, - признался сидящий напротив Фишборна длинноволосый парень с подчёркнуто-женскими чертами лица в чёрной полураспахнутой куртке. - Нынешние технологии и особенно нейротехнологии - простите, доктор, - делают его фальшивым.
  Фишборн присмотрелся внимательней к собеседнику и в особенности к его правой руке. Нет, та не была сжата на эфесе несуществующего - то есть существующего лишь на полупрозрачных экранчиках его обручевидного видеошлема - колдовского меча.
  Но пальцы парня тем не менее подрагивали, словно готовясь выпустить файербол.
  - Понятно. - Фишборн дипломатично склонил голову. - Поэтому вы и решили заслониться от фальши ещё большей фальшью, введя в свои сны видение волшебного мира героев и колдунов. Переживать каждую ночь волнующие приключения, не зная при этом точно, что реально - сон или явь. Не стесняйтесь, мистер Ли, это ведь совершенно нормально.
  Он ободряюще улыбнулся, думая в глубине себя, не перебрал ли с завуалированным сарказмом.
  - Нет. - Парень, кажется, даже чуть-чуть испугался. - Почему вы так решили?
  Доктор Фишборн развёл руками. Что тут скажешь?
  - Ну, просто это распространённый заказ среди клиентов определённого склада. Кроме того, сейчас возродилась мода на произведения классика русской фэнтези Фрая, затрагивающие тему снов, приключений и волшебных миров.
  Помолчав, он уточнил:
  - Значит, ваше желание носит иной характер?
  - Да. Сны здесь ни при чём. - Ли сам на некоторое время замолчал, явно вспоминая заготовленный монолог. - Мой заказ относится к области перенастройки синаптических интерпретаций.
  - Чего, простите? - Фишборн чуть поморщился. Вот уж чего он не любил, так это когда его клиенты, не имея соответствующего образования, пытались употреблять кажущуюся им уместной нейрофизиологическую терминологию. - Вы не могли бы сформулировать это простым разговорным языком?
  - Видеть мир можно по-разному, - тихо произнёс парень. - Существует теория, что когда я вижу тот или иной предмет красным, вы видите его синим, но поскольку мы называем этот цвет одним и тем же словом - мы не в силах узнать это.
  - Существует, - Фишборн пожал плечами. С точки зрения нейрологии всё это было чистейшей воды софистикой. Каждый человеческий мозг обладает своими собственными кодировками. Гадать: "Видит ли другой человек красный цвет красным или он видит его синим?" - то же самое, что гадать, назвали ли русские свою легендарную станцию "Peace" или "World". Ясно же, что в действительности они назвали её "Мир" - всё остальное является лишь тем или иным вариантом перевода. - И что?
  - Мне бы хотелось видеть мир по-иному, - признался Ли. - Причём не какую-то частность вроде цвета предметов, нет - весь мир в своей совокупности.
  - Галлюцинируя на ходу? - Фишборн приподнял брови. - Подобное не совсем безопасно.
  - Не галлюцинируя, - парень отмахнулся. - Скорее, иначе всё истолковывая.
  - Поясните.
  Парень облизнул губы.
  - Например, толкиенисты двадцатого века благодаря своему воображению видели себя со стальными мечами в руках - но при этом координация их движений не страдала и действия их не были необдуманными, потому что они действовали по определённым правилам и потому что в их руках действительно были мечи - пусть деревянные. Человек современный мог бы видеть драконов вместо самолётов и хрустальные шары вместо мониторов - от этого ничего бы не изменилось, если бы имплантированная в его мозг система восприятия и автоматического перевода мыслей в действия побуждала его внешне вести себя и даже общаться совершенно по-прежнему.
  - Ага. - Фишборн начал понимать. Идея была по меньшей мере неординарной. - Значит, вы желаете как бы накинуть на окружающий мир опахало иллюзорной фэнтезийности, не отрешаясь в то же время от него целиком?
  - Нет, - возразил Ли. В голосе его появились нотки презрения. - Фэнтези - такая же типичная фальшь современного мира, как и остальные его черты. Благодарю.
  - Тогда чего же вы хотите? - произнёс доктор Фишборн уже не одну сотню раз звучавшие в стенах этого кабинета слова.
  Парень задумчиво возвёл раскосые глаза к потолку.
  - Мне интересно прошлое. Прошлое донейрологическое. Когда информационные технологии уже врывались в нашу жизнь, но ещё не начали столь активно обманывать. Когда в инфоспейсе - вроде бы это слово тех лет? - стремительно рождались и так же быстро чахли новые идеалы. Когда проходили через кризис национальные государства и когда столкнулась с угрозой концепция монополярного мира.
  - То есть? - уточнил Фишборн.
  Ли вздохнул.
  - Я не хочу вдаваться в детали, поймите. Иначе мне будет потом неинтересно. Хотя, говоря по совести, я вообще предпочёл бы забыть о существовании обычного современного мира. Придумайте мне схему восприятия, переносящую меня в не столь давнее прошлое, лучше даже не в прошлое западного мира, а в прошлое какой-нибудь нетипичной страны, чтобы я считал себя там самым обыкновенным обывателем начала текущего века, любителем фантастики о будущем. Или любительницей. - Длинноволосый парень чуть улыбнулся. - Забавно было бы испытать ощущения смены пола.
  Доктор Фишборн благоразумно предпочёл воздержаться от комментариев.
  
  - Хотя бы один творческий заказ. - Фишборн кинул взгляд на декоративные часы в углу видеообоев. - Честно говоря, у меня уже руки чешутся сесть за расчёты.
  - Перфекционист, - усмехнулась краем рта собеседница.
  - Результат правильной балансировки нейронных модулей, - философски заметил Фишборн. - Говорят, отчасти похожий эффект - но с массой вредных побочных эффектов - давали в прошлом веке амфетамины.
  - Искусственное трудолюбие?
  Фишборн почесал бровь.
  - Ну, лично я стараюсь, - медленно произнёс он, - не вводить свой мозг искусственно в такие состояния, которых он никогда не принимал обыденным образом. Нажать же на кнопку "Save" в момент вдохновения или сосредоточенности - кто об этом никогда не мечтал?
  - Хитро. Сам для себя - ретроград, значит. С клиентами же ты делаешь что угодно.
  - Эй. - Он защищаючись вскинул руки. - Они сами хотят.
  
  Чёрно-белые лопасти совершили ещё один оборот. Зеркально-стеклянные двери провернулись вокруг своей оси, впуская внутрь ещё одного посетителя.
  Доктор Фишборн в этот момент как раз склонился над раковиной, заново наполняя водой электрический кипятильник - и гадая, почему это за последние полвека никто не додумался подсоединять эти кипятильники напрямую к системе водопровода. К городской электрической сети же подсоединяют? Только что он выпроводил наружу предыдущего клиента, чьим запросом была довольно банальная фича: умение подшпоривать свой мозг в кризисные моменты, переводя его в крайне ресурсозатратный режим форсажа и тем самым субъективно замедляя время почти до полной остановки - выигрывая этим дополнительные минуты на раздумья.
  Большинство людей установило себе её давным-давно.
  Выпрямившись с кипятильником в руке, он кинул взгляд на очередного посетителя - и вздрогнул, чуть не уронив кипятильник.
  - Вы доктор Фишборн? - спросил светловолосый и весьма широкотелый парень. Отряхивая от крошек пальцы, в которых явно только что был пончик или бигмак.
  Фишборн кивнул, стараясь прийти в себя и кое-как приготовиться к неизбежному.
  - Да, я. Здесь нет других сотрудников. Моей гендерности, по крайней мере.
  Стоило ли язвить? Всё равно это вряд ли поможет.
  - Здравствуйте. - Обведя глазами панораму окружающего кабинета, зацепив взглядом и изображающие сейчас осенний лес динамические видеообои, парень сел в жёлтое кресло напротив. Полы его синей куртки при этом разошлись в разные стороны, открыв взгляду соответствующего цвета майку со змеевидной отражённой "S" на груди и солидного размера брюшко. - Меня зовут Ридли. Ридли Бенсон.
  - Надо же. - Перехватив удивлённый взгляд клиента, Фишборн поспешно сменил интонацию: - Простите, мистер Бенсон. Что же привело вас сюда?
  Парень помолчал немного. Было видно, что ему меньше всего хочется рассказывать о своих проблемах и желаниях кому-либо одушевлённому и говорящему. Взгляд его казался мутным, словно он перед приходом для смелости наглотался легендарных транквилизаторов - впрочем, может, он воспользовался простейшим модификатором настроения и намудрил с настройками?
  - Моя жизнь. В принципе я ею доволен, вы не думайте. Хотя и случайно по большому счёту, но мне удалось обрести свою нишу в жизни - и даже работу, более или менее совпадающую с хобби.
  Полуприкрыв глаза, Ридли повторил, словно пытаясь убедить в этом самого себя:
  - Я доволен.
  - Понимаю. Хотите стать недовольным? - с живым подчёркнутым интересом осведомился доктор Фишборн.
  - Что? - вздрогнул парень в синем. - Нет. Дело не в этом.
  - А в чём?
  - В личной жизни. Она не содержит в себе некоторых вещей, которые когда-то хотелось в ней видеть. И уже никогда не будет содержать.
  - Простите, сколько вам лет? - дипломатично уточнил доктор. Не то чтобы он не знал этого и так.
  - Тридцать. Просто моложавый вид, - отмахнулся Ридли.
  - Но...
  - Не надо этого: измени свою жизнь, займись спортом, подкорректируй волю и так далее. - Клиент утомлённо скривился. - Всё это я не раз уже слышал в самых разных вариантах. Вмешательств в характер я боюсь - и в любом случае мне не стать тем, кто мог бы притянуть взгляд тех, кто в свою очередь притягателен для меня. В этом и проблема - в принципе я способен нравиться некоторым, что при определённых усилиях с моей стороны могло бы привести к значительному итогу, но мне это попросту неинтересно. Те, кто мне интересен, - с гораздо большим успехом я бы мог увлечься Гретой Гарбо. Доступные же мишени - неинтересны.
  - Понимаю, - повторил доктор Фишборн. - Хотите, чтобы они стали вам интересны? Это можно устроить.
  Клиент вздрогнул и подозрительно уставился на Фишборна. Неужто уловил иронию?
  Вряд ли.
  - Нет. Но мне бы хотелось, чтобы в моей жизни - в прошлом - было что-то действительно интересное.
  Пожевав губами, Ридли неожиданно сознался:
  - Вы знаете, у меня никогда не было даже неоднократно воспетых в литературе школьных или подъездных романов. Ни в школе, ни в университете. Нигде.
  - Как бы нам ни хотелось, мистер Бенсон, отправить вас в школу повторно мы не можем. - Фишборн перешёл тут всякую грань допустимой насмешки. Неужели и это не сработает?
  - Вы не поняли. - Клиент, похоже, был столь одурманен транквилизаторами или модификатором настроения, что ирония попросту не могла пробиться до его бронированного сознания. - Мне бы хотелось помнить, будто у меня в личной жизни было хоть что-то значимое. Даже не разнузданный секс с пятерьмя, не участие в свингерской оргии, а что-нибудь светлое и лирическое. Чувственное. Возвышенное. Настоящее. Сравнительно недавнее - ведь если вписать это воспоминание в слои ранней памяти, то придётся искать объяснение моим более поздним унылым мыслям или же забыть о них, что неизбежно повлияет на характер.
  На последних словах парень поёжился.
  - Понимаю. - Повторив это в очередной раз, Фишборн склонил голову. - Такая милая романтическая история. О встрече с девушкой, которая была бы вашим идеалом. Была бы красива редкой, не различимой с первого взгляда и уловимой лишь при глубоком знакомстве красотой. Была бы умной и обладающей широким кругом интересов. Была бы поэтичной и одухотворённой, сентиментальной и женственной, разбирающейся в истории и культурологии, умеющей слушать и умеющей понимать.
  - Откуда вы... - изумлённо моргнул клиент.
  - Неважно. Послушайте, Ридли, вам не приходило в голову, что если у вас в голове и поселится воспоминание о таковой истории, то оно принесёт вам больше ущерба, чем пользы? - Доктор Фишборн покрутил пальцами в воздухе. - Ведь оно неизбежно будет заканчиваться афронтом. Эта история не может радостно тянуться в настоящее - в настоящем такой девушки нет и никогда не существовало. Значит, вам придётся помнить, как вы расстались - по той или иной причине, драматичным или мирным образом, но расстались навсегда.
  Помолчав полминуты, Фишборн повторил с тенью садистского глумления:
  - Навсегда.
  - Я думал об этом. - Парень на миг оторвал взгляд от ковра перед креслом и кинул взгляд на Фишборна, но вместо ожидаемого удивления увидел лишь маску бесстрастного профессионализма. - Знаете такие слова: "Лучше иметь и потерять, чем не иметь вообще?"
  - Для некоторых это действительно так, - не стал спорить Фишборн. - Некоторые яркие, сильные люди умеют забывать плохое и помнить хорошее. А вы, мистер Бенсон?
  На секунду в глазах явного меланхолика и пугливого асоциала отразилась тень колебания. Но он тут же подавил её, напустив на себя бодрый вид байронического героя.
  - Что ж. Если таков мой путь, то его следует пройти до конца.
  - Даже если в конце маршрута вы будете жалеть о самом его начале? - настаивал доктор Фишборн. - Вам не видится в этом некое иррациональное топтание на месте?
  - Движение - всё, цель - ничто. - Изреча сие, парень попытался гордо вскинуть голову. - Маятник совершает оборот за оборотом, но при этом его движения нельзя назвать бессмысленными. Кажущееся движение по кругу в действительности добавляет всё более и более высокие витки к диалектической спирали нашего существования.
  - А, - понимающе произнёс Фишборн. - Понятно. Спирали. Какой вы умный. Я-то сразу и не понял.
  Поспешно отвернувшись, он поискал, чем бы заслонить лицо. Избрав для этой цели лежащий в углу стола носовой платок, сделал вид, что высмаркивается.
  Не особо талантливо сделал вид, надо сказать.
  - Так вы можете сделать это? - Ридли вытянулся вперёд.
  - Я-то? - Фишборн окинул клиента прохладным взглядом. - Конечно, какие проблемы. Чем больше витков спирали, тем больше наличности на моём персональном счету. Что-то мне подсказывает, что в данном случае витков будет много...
  
  - Кажется, на этот раз твоя профессиональная невозмутимость дала течь, - заметила собеседница. - В своём неприкрытом сарказме ты сегодня превзошёл сам себя.
  - Ты просто не в курсе всей ситуации. - Фишборн не торопясь помешал ложечкой чай, стремясь к равномерному распределению в нём мёда. - Ты ведь работаешь в клинике не столь уж и давно.
  Чуть болтанув кружку, он полюбовался игрой бликов просачивающегося через жалюзи дневного света на поверхности медового чая.
  - Это уже его пятый визит к нам. Или седьмой - мне лень вспоминать.
  Наклонившись, он отпил глоток.
  - Кажется, всё же пятый.
  - Неожиданно.
  - Одна и та же картина. Первоначально - вписывание воспоминаний о знакомстве с невероятной девушкой, с которой пришлось расстаться ввиду невероятно запутанных обстоятельств, смешивающих в себе мораль, экономику и родословие, а также начисто исключающих даже мысль о повторной встрече. Затем - "Доктор, я не могу жить, помня, как сжимал райское яблоко в своих ладонях и упустил его. Вся моя обычная жизнь просто лишена цвета на этом фоне и не имеет ни малейшего смысла. Пожалуйста, помогите мне забыть".
  Инэсс подняла на него свои раскосые глаза.
  - Ты не мог бы...
  - Что, поставить его в известность о его предыдущих заказах? - Фишборн невесело фыркнул. - Если бы. Моя профессиональная нейроимплементация запрещает нарушать взятые на себя обязательства, а клиент при инсталляции воспоминаний просит - каждый раз - чтобы никто из участников процедуры никоим образом и ни единым намёком не давал ему знать о фальшивости наложенного воспоминания.
  Он дёрнул уголком губы.
  - Я и так пытался. Сделал всё, что мог. Ты видела. Имплементация налагает некоторые ограничения и в плане корректности общения с посетителями - я же, можно сказать, ходил по грани.
  Собеседница помолчала немного.
  - У меня нет имплементации. Я...
  Фишборн вздохнул:
  - Да, ты могла бы. Ты - формально лишь ассистентка и у тебя действительно нет имплементации. Но она есть у меня - и она заставит меня попытаться как-то тебе помешать. Понятия не имею, как это будет выглядеть и как будет субъективно ощущаться, но не имею особого желания даже проверять.
  На несколько минут в кабинете повисла гнетущая тишина. Обстановка притушенного света и затворённых жалюзи уже почему-то не казалась спокойной и умиротворяющей.
  Встав, Фишборн протянул руку к реостату управления жалюзи. Всё равно никакой релаксации.
  - Пора.
  Стараясь не встречаться с собеседницей взглядом, он впустил в помещение ослепительный свет дня. Коснувшись пальцем одной из кнопок на столе, разблокировал дверь и одновременно заставил невидимый отсюда красный огонёк над нею снаружи - свидетельствующий об обеденном перерыве - смениться зелёным.
  По помещению почти сразу же прошёл поток свежего сквознячка. Кто-то вновь воспользовался зеркально-стеклянной дверью, заставив её совершить ещё один оборот.
  Доктор Фишборн поспешно сел за стол и попытался придать себе деловитый вид, рассматривая следующего посетителя.
  - Здравствуйте, - самым гостеприимным тоном произнёс он. - Что вам угодно?
  
  
25/02/2012

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"