"Слово о вере собственной, безверии, Боге, язычниках, поводырях, божках, ереси жидовствующих, церквях, сектах и пр..."
Бог - нем.
До тех пор, пока люди перестанут говорить за Бога, пристраивая в его речи собственные желания.
Бог - слеп.
Любой, наблюдая за человечеством столько веков, счел бы нужным выколоть себе глаза.
Бог - глух.
Должно быть, с тех пор как появились "говорящие новости", и лжа вырвалась на свободу.
Впору задуматься: "Глухой, слепой, немой - не стал ли он таким для собственного спокойствия?" Следует ли это тому, что пока живы люди, Богу на земле не быть?..
1.
Всему свое время. Время изменчиво. Вмиг заразившись цинизмом, оно потребовало полного понимания, расчета по всем пунктам, ему возжелалось верить во что-то не со страха божьего, не веры ради веры, не другого эфемерного, а материального, оно захотело понимать то, во что требуется верить, разложить все по полкам и проставить ценники.
Время само по себе не способно к изменениям - его меняют по мелочи, но настойчиво, каждодневно, в угоду чему-то.
По большому счету, отличие церкви от секты лишь в том - сколько находится ее счету - на какую сумму всего сосчитано: имущества во владении (коим она вольна распоряжаться), сколько душ (которыми опять же вертит, как хочет), сколько реальных дел (которые отметились в истории пограничными столбами). Такие ценности, как земли, культовые здания, административный аппарат - его возможность дотягиваться, руководить самыми отдаленными уголками, опять же древностью собственного устава и устоявшимися традициями... Рассматривая по-маленькому, - все это можно приобрести, слепить, подогнать. То, что церкви теряют, секты наращивают. Некоторые секты, войдя в согласие, в скором времени объединятся, будут проданы как Церкви, оптом ли, в розницу, но так, как продаются корпорации, целиком или кусочками - новыми сектами, и опять будут проданы, и еще не один раз в угоду каких-то теневых целей. - Их рядовые доноры-пайщики этого не заметят.
Ницше как-то назвал религию - гигиеной души. Правда, это касалось буддизма или синтоисткой веры, которым сложно называться Великими Религиями (по крайней мере, с точки зрения европейцев), поскольку они так и не покинули мест своего зарождения, не бросились завоевывать новые плацдармы, а тихо, вроде приливов и отливов, разливались и втягивались обратно, оставляя небольшие лужицы. Христианство и Мусульманство распространялись же вроде пожара, пожирая, как топливо, достаточно терпимые языческие, двигались все дальше и дальше, пока не схлестнулись. Причем, мусульманский пожар, зародившийся позже и в местах, которые до времени не вызывали пристального внимания христиан, занятых поисками собственных "врагов веры", больше соответствовал духу и стремлениям людей, которые позже стали его основой.
Если синтоисткую и буддийские религии можно сравнить с черепахой, христианскую с коровой, то мусульманскую с играющим гепардом. В какую сторону совершит следующий скачок неизвестно и ему самому.
Во времена современные, христианская "корова" перестала быть бодливой и едва давала молока, но для гепарда она великовата. Черепаха - вне схватки, надеется пережить всех. Но есть еще одна религия - религия "скорпиона", что все время собственного существования умудряется жалит саму себя. Древняя, чуждая всем остальным, да и принадлежащая лишь тому роду людей, которые к роду людей себя не причисляют... подобно скорпиону может десятки лет казаться мертвой и оживать в благоприятных для себя условиях, захватывая в собственное "охотничье пространство" государства, а то и цивилизации. Каждый раз, до следующего...
Европа уже перестала называть "христианскую веру" собственно таковой, теперь официальное общее название всем околохристианским, считая веру католическую одно: "Иудео-Христианские". Второе слово (не по привычке ли?) еще пишется с заглавной, но это дело времени. Расчленить целое, продать и снова скупить уже задешево - "по следам их узнаете вы их".
Любое новое зарождающееся движение, религиозное ли, экологическое ли (как всякая гигиена души), будет на всякий случай опошлено, замазано, расколото, а во главе раскола окажется сын Израиля.
Разве не было тому примеров?
Подобно тому, как один иудей, внедрившийся в мир Ислама и принявший имя Эбн Альсоди Собай, озадачив схолистикой (в чем, как все правоверные иудеи был весьма силен), воспользовавшись "прорехами" в учении, взявшись толковать что-то по своему, создал особую ветвь, а по сути развалил молодое, но уже могучее дерево Ислама надвое: на шиитов и суннитов, остановив его продвижение по миру и вынудив заняться собственными разборками. Был ли это ученый раввин, который по заданию своего кагала перешел в ислам именно с этой целью, или сказалась порода, уже неважно, но для шиитов, часть которых недавно подстелилась под американцев и казнила Саддама Хусейна, совершив по сути измену Родине и Вере, он непогрешим.
Исламу еще предстоит дробиться, это уже происходит - его очередь расколов по партийной принадлежности.
Личная принадлежность церкви - это в первую очередь партийная принадлежность, богу здесь отводится вторые роли. Принадлежность секте, расколу - это партийность втройне, и какой бы не была партия, во главе ее, подсидев всех, станет бухгалтер. Именно он, определяющий куда ее вести, объединяться, дробиться, источиться ли до нуля, распухнуть ли - он, согласующий это с такими же бухгалтерами ради выгоды управленцев. Партийность пастырей расходится с партийностью рядовых членов.
То, что на Руси раньше называлось "ересью жидовствующих", перестало быть таковой, теперь это генеральная линия партии, по какому-то недоразумению все еще обзывающейся "Православной Церковью".
2.
Если бога нет, то вправе ли каждый творить в себе безбожие? Оправдывает ли это его?
Никто не может быть бессмертен, даже у бессмертного какая-то сущность должна каждый раз умирать, иначе он не живой. То, что живешь, понимаешь только когда умираешь. Каждый раз - раз за разом. Он то - во что верят, а исчезает с верой - тогда и уходит, чтобы обернуться в последний час.
Бог - противоречив, в этом он бесспорный чемпион, но эти противоречия отступают, если приходит понимание, что он не несет ответственности ни за то, что он создал, ни за то, что делается его именем... Как и то, что для понимания Бога, человеческая жизнь должна быть не каплей в море, а самим морем. Но тогда он, Человече, стал бы Богом, и такое понимание ему не понадобилось...
Все русские суеверия, какое не возьми, связаны с земной жизнью, все они приземленные и пытаются наладить либо быт, либо что-то исправить, либо жить в гармонии с существующим рядом незримым миром. "Вера церковная" же связана с только загробной жизнью, тем, что будет после и непонятно когда. Что ближе? Так уж повелось, что русские издревна предпочитали суеверия "вере". Думаю, настоящему русскому (а это определение условное - оное рисуется больше мировоззрением, чем национальностью) - суеверие много ближе по характеру, по некому опыту. А вера... Так, которую навязали.... "Вера" - инструмент сдерживания, вера заключается в том, что все это делается во благо и надо прощать во имя чего-то: последующей ли загробной жизни (где все всем отпустится по их грехам), по той ли причине, что от этого всем живущим будет лучше, по иным, которых множество, и каждая может стать главной... но это подыгрывание язычеству, также входит в раздел суеверий, и все они приземленные, если угодно - земные.
Языческое Православие состоявшийся факт, оно путано и просто, как узор. Всяк разглядит собственное. Сложнее с его наследными хранителями. Не всяк Смотрящий Следа Божьего - какого-нибудь чистейшего озерка оставленного Его стопой - является настоящим хранителем, силен пониманием наследия, обычаев или примет местности. Чему следовать, если линия неоднократно прерывалась, а от знания лишь лоскутки, отголоски? Кому станет ума, силы, терпения вживить новое на старом, а наследие передать уже с ростком? Куда страх деть? Не страх прошедших веков, а страх звона будущего - не уйдет ли новое от старого так далеко, что не будет иметь с ним ничего общего?
"Божись только собственным прикормленным богом, а не чужими..."
В "Воинском Требнике", заботливо хранимом, расходящемся в тетрадях, переписываемом людьми старой веры, добавляемом и исправляемом иными переписчиками, отчего концов теперь не найти, средь языческого вписано и этакое, позднее:
"Для сирот не Петр с ключами и вопросником у ворот, а сам Бог встречает: особую калитку отворяет - одну для воинов и сирот..." - Не мы ль сироты государства нашего?
Еще писано: "Бог так поживает, как кто понимает: - лоб той верой мажут, которая больше скрипит...", "Святость такая хитрая штука, полностью от веры зависящая. Любой может обрасти святостью словно скорлупой. И будешь ты Святой без лицензии. А нужна она тебе? Ищи - кому ты нужен..."
И совсем уже нахальное:
"Будь ты хоть трижды Христос, а сволочь, которая потом опохабит последний твой час, всегда найдется. Не задумывайся - ей свой крест..."
Ирония вносимая в Устав - признак либо здоровья веры, либо полного ее отсутствия.
Библия тоже начиналась со свитков.
Лучшими своими чертами Православие Византийское обязано Язычеству - тому, что переняло от него: иного и быть не могло, поскольку взросло оно на его корнях. Православие было живым и прививалось на живое - на тело язычества, внедрялось в него, как привитый росток на яблоню, а потом, когда окрепло, стало отрезать иные ветви, обращая себя в новый ствол, и постепенно, словно выдавило из себя все, заставило забыть, оставило кормиться только собственными плодами. Современные игры в новоязычество происходят уже на мертвом, вне древа, их можно рассматривать лишь как игры и только игры. Засохшего на засохшем не оживишь.
3.
Земля русская вся под Богом. Этого никто не отменял. Объявлено, что Русь-Бог обмельчал, съежился, а то и, как воскликнул один немецкий урод - "Бог умер!", и уроды местные, пришлые, вовсе непонятно откуда взявшиеся, поняв свою безнаказанность, подхватили кличь и с ожесточением взялись резать русского бога на куски. Многорукому бы, типа какого-нибудь Шивы, лишние руки, считай, с рук, но бог Русь - это бог-человек, языческий ли, христианский, никогда не мутировал, отличался лишь собственными размерами и столь же несоразмерным отношением ко всему: любить, так любить, драться, так драться, прощать, так прощать. А жив он был - что, собственно, заставляло биться его исполинское сердце - верой, что является исконной принадлежностью земли русской - для всех ее обитателей, и неделим, как она сама.
Едва начав, Церковь запуталась в собственных ошибках. Когда она говорила таинственными латинскими изречениями, это было сродни шаманству, за набором слов казалось скрытым большее, чем там есть - слова лечили наравне с наговорами, пусть даже и без ласки, пусть и на непривычную строгость интонаций... А вот когда Библию перевели - этот полукодекс, но особенно "Ветхий Завет" - истерию и мистерию еврейства - сделали доступной, вот тут и стало понятно, что здесь гораздо большая вера нужна... По сути, здесь даже не инструкции для какой-то части еврейства (хотя этим его пытаются представить), а каким-то недоразумением дошедшая до нас от неких времен нарезка страниц желтой прессы тогдашних СМИ.
Внесение их в качестве священной книги в тело христианства - предназначено было со временем заразить и опошлить его. Впрочем, как и любую другую экочистую религию или культуру. Предназначение подобной прессы - опошлять. Опошлишь быт - опошлишь и дух.
4.
Есть на Руси места, где до сих пор веруют, что Христос - "что бы он на самом деле ни был, чей бы ни был, кому бы ни служил", а "не осудит". Одновременно как бы условие ему выставляют: "не осудит" по причине (это если правду про него говорят), что "всепрощающ он". Ну, а ежели врут, то, понятно, врут и про все остальное - чего жалеть тогда? Тем боле, по Правде - Правде общей и собственной - надо молиться, как прежде, в первую очередь Солнцу, его встречать и привечать. Первым лучом умываться, тем, который проникает через тайную дыру в избу. Так извечно - столетиями... Пробку вынуть, луч на лицо себе поймать и приласкаться... Перво-наперво - Солнце, а все остальное уже по новым обычаям, - чтобы отстали! Солнце не в обиде, ему не до этих мелочей - оно, рано или поздно, все покроет... Живи и радуйся пока оно ни ближе, ни дальше, а сохраняет порядок вещей.
А Бог? Ну, ладно, пусть - Бог. Богу кукиш в кармане не покажешь - он все видит. А насчет того, что думки ведает, стоит ли не беспокойся - мало ли чего удумаешь? Богу жить не нашими мыслями-заботами - мелковаты. Потому и не живет средь нас.
Только за счет веры держимся. Уйдет от нас вера - последнее уйдет. Не в бога верим, и не в половину его лукавую, во что-то покрепче. В то, что до нас было и после нас останется...
" - Мой бог - Воля, но неволен я в своих поступках, поскольку их диктуют мои честь и долг.
- Честь и Долг хорошие стремена для Воли..."
Всяк, пожив здесь, становился интуитивным язычником, для которого, как раздраженно писал архиепископ новгородский спустя 550 лет после введения христианства на Руси: "суть мольбища - лес, камни, реки, болота, озера, холмы - всякой твари поклоняются яко богу и чтут..." Эх, не понял архиепископ, либо лукавил. Не покланялись, а черпали с этого. Найди свое дерево - прижмись к нему спиной, либо обхвати позади себя руками, прочувствуй с чего растешь, без которого сдуешься - прочувствуй, как соки жизни текут вверх от твоей земли, которая до поры отпустила тебя погулять по свету, но придет время, опять возьмет к себе в родное лоно. Почувствуй жизнь дерева, озера, слейся с мудростью камня и достанет тебе от этого здоровое, и заберут они от тебя худое - больное. Так что, не иначе как слукавил архиепископ: не покланялись божественному, а роднились с ним, не молили, не рабы, а внуки, не выпрашивали, а черпали взаймы, до времени, пока все вернешь, пока ляжешь, и сам будешь отдавать... но чтили - это верно. И казалось, что никогда не вычерпаешь и всегда вернешь. Но пришли иные хозяева на мир, поманили денежкой - своим новым-старым богом. И пошли под корень те леса, которые топора не знали, и люди пошли под корень: вдоль рек-вен взялись резать, отчего они мелели... стало загаживаться все и вся, но пуще души...
- - - - - - -
Когда-то Бог копировал не тех, кто ему поклонялся, он был с теми, кто за счет своей выдумки одевал его в плоть и кровь. Как человек хотел походить на выкроенного им Бога, так и Бог подстраивался под выдумку. Человек отодвигал от себя Бога, как некий идеал, к которому надо стремиться, и чем, на первый взгляд, недосягаемее он, тем мощнее можно взять разгон в попытке его догнать. Не ради ли этого когда-то человек в собственных сочинениях означил Бога как "свое подобие", думал ли, что Богу льстит то, что ему подражают? А кому бы не льстило?.. Человеку, например, льстит.
Величие человека современности - это его унижение, оно в том, что на рынке религий он вправе подобрать бога по себе. Маленького такого вшивого божка.