Нельзя ли хоть раз влюбиться так, чтобы этонезакончилось в крови, в сперме и в слезах?
Фредерик Бегбедер"Любовь живет три года"
Love me two times, girl
One for tomorrow
One just for today
Love me two times
I'm goin' away
TheDoors
1. Пролог.
- Аня, люби меня сегодня трижды, - сказал Александр, вынув наушники, - ведь я уезжаю. Я тебя не увижу целых два дня.
Анна цыкнула языком, а под ногтем ее указательного пальца зажглась кнопка лифта. Она посмотрела на свисающие из-за воротника его фешенебельной сорочки струны наушников и проговорила:
- Ты думаешь, у Дверей найдется цитата на любой случай твоей жизни?
Александр глянул на изголовье лифта, а потом упер ладонь прямо в объявление о каком-то студенческом собрании и, сверкая своей тесной улыбочкой, объяснил:
- Ну причем здесь они? Джим поет всего о двух разах, а я прошу три. У нас на один больше.
Анна цыкнула языком еще громче. Она взглянула на экранчик, нимбом прилагавшийся к лифтовому проему, и с выдохом прислонилась джинсовой юбкой к стене.
- Ну, чего ты дуешься? - спросил он.
Но в следующую секунду его взгляд устремился Анне за плечо. Оттуда продолжали доноситься медленные приближающиеся шаги.
Лениво, без интереса обернувшись, Анна увидела парня, из-за гладкости и черноты своей наружности мало похожего на человека. А он в ответ уставился черными дырами своих глаз ей в лицо, даже наклонил на бок голову. Анна почувствовала, что этот взгляд покрывает ее чем-то липким, холодным и неприятным, поэтому поспешила вернуть лицо к Александру, лишь подумав про себя "Псих какой-то".
- Я, - медленно начала она, постепенно возвращаясь на свою недовольную волну, - не понимаю, как этот Моррисон смеет... - она остановилась, закачав головой.
- Что?
- Раскладывать по полочкам чувства. Один плюс один... - она начала складывать пальцы на ладони. - Любовь, по-твоему, можно на калькуляторе высчитать?
Александр, схватив ее мысль, ухмыльнулся и сложил на груди загорелые предплечья. Анна узнала фирменный циничный настрой своего парня.
- Это типа моды что ли. Парадигма, в общем, современная. Говоря по-простому, такой сезон на дворе.
- Сезон цинизма? - губы Анны, подведенные кораллово-красным, настраивались на серьезный лад.
- Время такое, что если тебе выпало счастье быть образованным, то упорядочивай свои чувства и желания. Становление цивилизации - это и есть процесс наведения порядка, засыпания песка в формочки.
- Опять ты про свой священный разум, - закивала она. - Почему ты в него так безрассудно веришь? Чем больше я живу, тем больше убеждаюсь, что если он вмешивается в чувственное поле жизни, в естественное поле жизни, то он губит там все прекрасное. Вот из таких людей, которым лишь бы все упорядочить, и рождаются Сталины. Замятин вот на таких насмотрелся. Или наоборот, человек превращается в потребителя, которому нужен супермаркет любви, добра, счастья...
- То, что ты сейчас сказала - это чушь. Неоригинальная брехня.
Голос был не Александра. Тот только и успел, что блаженно разомкнуть губки, инициатива же отошла к тому странному парню, который как у?ж, выскакивающий из-за камня, вышел из-за спины ошарашенной Анны.
Его обтянутое водолазкой узкое андрогинное тело заняло подобающее место между Анной и Александром, напротив лифтовых дверей. Черная, как и его прическа с одеждой, татуировка в форме слезы на правом виске пугала не меньше, чем его слова.
- Приведение в порядок и четкое формулирование не есть диктат и контроль, - говорил он умные вещи, при этом улыбаясь, как пациент психбольницы или наркоман. - Декарт видел разум как свет. Из человеческих глаз этот свет льет беспрерывно и естественно. И твои глазки вовсе не исключение, конфетка. - Он задержал сожалеющий взгляд на Анне. - Поэтому куда человек смотрит, то он и сервирует даже вопреки своим желаниям. Проблема не в том, хорошо это или плохо...
Похожего на угря незнакомца прервали. Но не парочка, а писк лифта.
- Проблема в том, - продолжал он им в спины, - что именно общественные нравы определяют, что должно быть перед глазами, - он наводил указательные пальцы на черные ямки в глубине своего лица.
- Вы, надеюсь, не поедете с нами? - спросила Анна, прижав плечо к другу в пустой кабине лифта.
- Нет, конфетка, - сказал Угорь девушке, - до встречи! - Потом он деловито перевел взгляд на парня: - А это - тебе.
Дипломатично улыбаясь, он протягивал в кабину лоснящуюся темную бумажку. Створки стали смещаться, грозя зажать Угрю руку, но Александр вовремя выхватил похожую на рекламку вещицу, и лифт понесся наверх, заперев пару вместе с таинственным подарком.
Настойчивый стук сердца Александра только усилился, когда они вдвоем стали внимательно читать любопытные надписи на приглашении.
Супер-пати в только что достроенном клубе. Самое ожидаемое событие года. Для того чтобы попасть на незабываемое представление, не нужны деньги. Достаточно лишь девяноста шести капель - слезинок, спермы или же крови.
Анна и Александр летели в небо сраженные растерянностью.
2. Клуб.
"Главное - это союз человека с самим собой" - говорили организаторы. Вообще-то, они не особо распространялись о клубе и о том, что ожидает посетителей, когда они переступят порог, а это фраза была единственной зацепкой. Таким образом они зазывали в свои сети новых посетителей. Впрочем, некоторые вышедшие говорили не верить организаторам: "это обман", "все наоборот". Но вот проблема в том, что когда спрашиваешь их, что же там все-таки творится, ответить они не могут. Ни один. Даже примерно.
Репортер, одетый в жидкий помятый пиджак, глядя прямо в глаза камеры, лихорадочно пытается зачесать назад волосы, сделанные, казалось, из того же неполноценного материала.
- Я уже снимаю, - предупреждаетвялый голос за кадром.
Репортер ошарашено поворачивает свою мелкую голову немного в бок и визгливо выпускает голос:
- Непатов, я разве давал сигнал?
- Эх, Нежацкий, - разочарованно приговаривает сонный оператор, даже не думая прерывать трансляцию, - я-то считал тебя самым большим поборником непостановочных репортажей. Теперь все будут знать твое лицемерие. В прямом эфире.
Красные, вздувшиеся от горячего пара внутри щеки репортера становятся достоянием многомиллионной аудитории. Он вдыхает, словно перед погружением в работу, и начинает:
- Добрый всем вечер. Это Нежацкий и Непатов, и мы уже у подножия того самого клуба. Напомню, что это заведение привлекло внимание своими интригующими обещаниями, а главное - очень необычными требованиями...
- Нежацкий, девчоночка сзади, не дай ей уйти! - прерывает речь коллеги оператор, - вон, семенит из клуба.
Раздраженная на коллегу физиономия Нежацкого мигом сменяется ликованием. Он оглядывается и через секунду его тонкий пиджак уже развевается на ветру. Камера, пыхтя дыханием Непатова, трясется по площади следом. Толпа зевак,журналистов, приятелей приглашенных, ночных жуков, спутавших это место с обычным клубом, и фанатов знаменитостей, наведавшихся сюда, не становится препятствием для видавших виды репортеров. Объектив еще только наплывает, а Нежацкий уже блокируетблондинку вопросами, еле слышными во встроенный в камеру микрофон:
- Девушка, как вас зовут и что там все-таки внутри?
Оператор уже рядом с ними, на красном коврике, но дама по-прежнему немее снежной бабы. Камера сначала крупным планом показываетзатаившую дыхание фигуру репортера с малиновым галстуком на плече, потом агрессивно наезжает на лицо девушки, которое неожиданно перетекает в тупую улыбочку, будто у нее поинтересовались квантовой механикой. Наконец, когда нетерпеливая камера буквально залезает блондинке в прическу, она недовольно отстраняет голову, а Непатовский бас за кадром ворчит:
- Она даже на первый вопрос не может ответить, что на нее тратить время в этом случае!
Когда медлительный Непатов замолкает, в кадре вместо Нежацкого и блондинки маячит лишь неприступный "вышибала" за ограждением. Блондинку увлекают к себе люди с диктофонами, а голос коллеги раздается уже сзади:
- Непатов, на мужика объектив!
Камеракидается обратно в толпу, стреляющую редкими вспышками фотоаппаратов. На более разреженном участке онанаходитНежацкого, несущегося к персонажу, у которого в руке чернеет пакет.
- Нежацкий, ты не видишь - у него пакет с банкой в руке?! - кричит он, догоняя коллегу. - Слезки не настоящими на проверку оказались.
- Точно, точно, не пустили его. - Репортер останавливает в досаде ноги на двух бетонных плитках площади. - Ничего, вон толпой из клуба повалили. Среди них точно адекватные найдутся!
Застывает картинка неторопливо шагающих по ступенькам фигур. Среди них можно разглядеть короля эпатажного шоубизнеса со своей новой подружкой. Но вдруг камера дергается, будто от неожиданного удара в спину, и разворачивается на сто восемьдесят.
- Парень, парень! Постой, - Непатов, позабыв о коллеге,пускаетсяза молодым человеком с обритой головой. - Ты можешь рассказать в общих чертах?!
- Прости, брат, - качает он головой, продолжая свой путь вдоль фонтана. - Приставай к кому-нибудь другому.
- Брателло, ты что, не хочешь стать знаменитым? Ну, ты хоть что-нибудь сказать можешь о вечеринке?
- Да спрашивают тебя там! - говорит он, удаляясь к рядам автомобилей.
- О чем спрашивают?
- Сколько девиц ты перетрахал, - усмехается парень, обходя свой сапфировый Nissan.
Камера ловит его растерянное лицо, после чего он заявляет зрителям в глаза:
- Почему ты меня не ждешь? Кто тут главный?
- Хорош обижаться. Вот нашел бы ты кого-нибудь, кто способен ухватить непередаваемое, тогда бы я от тебя ни на шаг больше не отступал.
- Ага, - изображает кривую ухмылку Нежацкий, - ты все время так говоришь, обманщик. А между прочим я нашел.
- Да ладно? - удивляется Непатов.
- Да, нашел.
- И что? Кто это?
- Писатель, - отвечает Нежацкий. - Правда я еще его не спрашивал, но я думаю, что он-то сможет описать нам что все-таки там творилось. Сможет, или он не писатель.
- Давай к нему, что ждешь? С тебя бутылка, если рыбой окажется.
Видеокамерасозерцает спину Нежацкого, пока тотвысматривает в толпе недавно виденное лицо.
- Эй! - кричит он, бросившись к цели. Не отстает и камера, и вскоре эти двое преграждают путь растерянно замершему человечку, почти сливающемуся с плитками площади.
- Модный писатель Сергей Корж, дамы и господа, - представляет человека Нежацкий. - Ну, - с надеждой смотритон в безнадежное лицо писателя. - Опишите нам, что вы видели внутри этого клуба!
Писатель не на шутку зажимает подбородок между пальцами.
- Схватите словом нужную мысль, - подбадривает его замерший с блеском в глазах Нежацкий.
Но писатель молчит еще долго, а когда выдаетистерзанный выдох, голос Нежацкого обозляется:
- Что? Коровы? Танцы? Там было как в обычном клубе? Скажите, хотя бы чего там не было! Тогда у нас будет хоть какое-то представление: "Мы не знаем что это, но там точно не было коров и танцулек"!
- Знаете, - печально произносит писатель, - наверное, я не смогу вам этого объяснить... - Он качает головой: - Я... не могу.
- А вас как писателя данный феномен занимает? - басит голос оператора, что очень удивляет и пугает писателя.
- Вы можете тогда хотя бы сказать, понравилось вам или нет? - раздражается Нежацкий. - Тогда мы с успокоенным сердцем сможем заключить зрителям: "Там было круто!" - Он поворачивается к оператору. - На крайний случай и так сгодится!
В это время камеру затмевает девичье лицо с высунутым языком.
- Солнце, не мешай, пожалуйста, - апатично говорит Непатов удаляющейся со смехом девушке.
- Этого я тоже не смогу сделать, господа, - признается писатель, засовывая руки в пустые карманы утомленного, как он сам, цвета брюк.
Нежацкий закатывает глаза:
- Ну, как можно не знать этого?
- Да очень просто, - оживает писатель. - Ну, вот как можно сказать, понравился ли тебе фильм Триера "Антихрист" при условии, что ты понял замысел?
Это повергаетТВ репортеров в секундное замешательство, после чего Непатов просит:
- Ну, скажите хоть тогда, что вы сдавали для пропуска.
Пятясь от них, писатель завершает беседу:
- Сперму, конечно.
- Да почти все сперму сдают, - объясняет Нежацкий, стоящий за кадром, и это очень веселит напарника. - И как они даже не смущаются?
- Даже девушки? - усмехается Непатов, поймав объективом Нежацкого, а потом наведя фокус на выходящую из клуба девушку в стразах. - Эй, а вы сперму сдавали?
Сначала он смеется, но потом его удивляет, что она даже средний палец не выставила телезрителям их программы.
- Неживая какая-то, - говорит он вслух. - Девушек, конечно, среди посетителей меньше...
Непатов понимает, что вновь потерял из вида напарника, когда его голос звенит в воздухе:
- Камеру сюда!
Аппарат ловит в глуби площади неряшливого репортера, а приблизив изображение, разглядывает парня рядом с ним.
- Лучше писателя разберется ученый! - объясняет Нежацкий когда камера уже парит рядом с ними.
- Ну, пока я еще не ученый все же, - скромно сообщает фигура, которую тут же до зажмуренных глаз ослепляет фонарик на операторском механизме. - Пока еще я студент.
- Это не важно, - говорит Нежацкий. - Главное, что ты не только точно отмеришь четыре и восемь миллилитров слез, но и по-научному все нам разложишь, по полочкам, как говорится! - Нежацкий добавляет зрителям, хлопнув парня по плечу: - К тому же Саня признался, что он изобретатель. Еще говорит "не ученый"!
- Нежацкий, ты так его расхваливаешь! А ты его допрашивал по теме? Сейчас окажется, что он тоже нихрена не понял.
- Извините, ребята, но я правда ничего не разобрал, - сообщает студент хладнокровно.
- Почему? - спрашивает Нежацкий.
- Я от неожиданности просто не включился. Но знаете, - он задумывается. - Хотя нет...
- Да говори! - почти хором кричат репортеры.
- Там, кажется, солдаты были...
- Чего-чего? - возникает голос неподалеку.
Камера срочно разыскивает парня, сказавшего это.
- Не было там ничего подобного, - немного растерянно перед объективом говорит молодой человек с кавказскими чертами в джинсах и футболке. Он стоит на алой стрелке, выведенной краской и указывающей вход в клуб.
- А может каждый видит что-то свое? - предполагает Нежацкий. - Может это как с кляксами и ассоциациями, знаешь?
- Тест Роршаха, - отзывается оператор.
- Да каждый просто видит смысл своей жизни, - разъясняет в микрофон, прикрепленный на камере, словно детям еще один парень.
- Ну ты, друг, сказал! - доноситсяот Нежацкого. - Как может человек увидеть смысл своей жизни, если он ощущает его только на уровне интуиции? Четко сформулированный смысл жизни очень трудно даже представить!
- Ну и вот, - отвечает он, шагая в поток расходящегося народа.
- О чем это он?
- Да о том... - начинает Непатов, но его перебивают.
- Знаете, - И камера возвращается к ученому-студенту. - Если бы я еще раз сходил, я обязательно бы разгадал, что там творится. Мне кажется, что там что-то с фотонами.
- Так сходи, - предлагает Нежацкий. - Сходи дважды, нам очень интересно!
- О нет, - ретируется студент. - Просто я завтра уезжаю, на конференцию; рано утром. А я очень устал.
Нежацкий прощается с парнем, а Непатов тем временем проговаривает вслух мысли:
- Смысл жизни... Фак, Нежацкий, а тот чувачок, который про смысл жизни говорил, он случайно не один из организаторов?
Он испуганно поворачивает на оператора голову, посаженную на пьедестал пропитавшегося по?том воротника.
- Да, - неожиданно говорит Нежацкий. - Он еще говорил про гармонию с самим собой в начале.
- Черт подери, так вперед, пока не ушел!
Картинка размашисто трясется вверх-вниз - это бежит Непатов.
- Какого черта ты его не узнал? - доносится от него, но ответ Нежацкого в микрофон уже не попадает. - Теперь это надолго. Придется нас отрубать от прямого включения.
Камера Непатова замерла в растерянности посреди площади.
3. Сперма.
Анна еще до отъезда Александра потратила буквально два дня сидя в очереди к гинекологу. Последний врач из медкомиссии. Только в эти два дня она поняла, что надо было его проходить в первую очередь, когда почти никого не было. В первый день смена врача закончилась прямо перед носом Анны. "Извини, - объяснил ей он. - Я и так принимал на двадцать две минуты больше, чем положено. Приходи завтра пораньше".
Для Анны это показалось поразительной педантичностью. Просто отражение Александра. Отражение его расчетливости. Странным делом не только она, но и его тесная улыбка присутствовала в образе гинеколога. Это даже в какой-то степени сказалось на том, что она смирилась, ничего не возразив, и спокойно заявилась на следующий день. В этот день гинеколог работал на один час меньше, к тому же в учебной части факультета она потратила больше времени, чем надеялась, поэтому пришла поздно. Девушек в очереди было гораздо меньше, чем в прошлый день, и она решила остаться. К несчастью они выходили слишком медленно, и к концу дня Анна сидела на скамейке среди нескольких других неудачниц. Когда из дверей показалась не по годам широкая проплешина доктора, а следом и он сам с перекинутым через предплечье пальто и звенящими ключами, девушки мигом расстроено разбежались, но в растерянности осталась Анна. Она встретилась с ним глазами, надеясь получить хотя бы сочувствие. Врач, судя по взгляду, вспомнил ее. Он даже постоял напротив нее после того как запер дверь. "И часто с вами такое происходит?" - спросил доктор. "Нет" - честно ответила Анна. "Ясно, - сказал он, - сейчас мне некогда, но я думаю, чтобы вам не торчать здесь третий день, давайте договоримся встретиться в нерабочее время". Анна распахнула глаза, слова комком встали в горле. "Завтра я не работаю. Послезавтра я принимаю с десяти, но приду к восьми. И вы тоже приходите к восьми. Такую очередь прождали два дня все-таки. Придете?" "Да" - неуверенно пробормотала Анна. "Вам удобно в это время? В любом случае это будет лучше, чем стоять в очереди третий раз. Я вас буду ждать". С этими словами он ушел.
Утром следующего дня Александра уже не было в городе. А дел у Анны хватало, и не на одного человека. Но в течение всего дня из ее головы не выходила вчерашняя договоренность с врачом. Она старалась убедить себя, что это будет обычным осмотром, но интуиция не исключала и того, что все может обернуться чем-то другим. Врач, например, может быть настроен вовсе не на работу; сама Анна может, в конце концов, потерять голову. Нельзя было допустить, чтобы этот момент испортил ей всю последующую жизнь. Тем более она помнила, как на занятиях по сексуальному воспитанию ей объясняли, что контрацептивы должны быть всегда под рукой. Откуда ты знаешь, куда завернет тропинка судьбы? Поэтому в число ее сегодняшних дел надо было включить покупку презервативов.
Утром и днем у нее по расписанию были занятия в университете. На одной из перемен она, как и планировала, забрала справки из учебного отдела, которые заказывала вчера. Сразу после университета она пошла в ближайшую аптеку за презервативами. Уже издали ее глазам предстало небывалое зрелище: из дверей аптеки тянется огромный хвост очереди, который так растянулся, что не давал пройти возмущенным прохожим. А когда девушка была уже там, стоящая последней женщина убедила Анну, что на самом деле очередь гораздо больше, просто некоторые вписали свою фамилию в листок очереди и пошли по своим делам. Анна спросила у женщины, показывая на очередь: "Разве всегда так было?" "Нет, почему? - ответила она. - Так было не всегда. А вам что нужно в аптеке?" "Контрацептивы" - ответила она. "Ну да, - сказала женщина, - в этой очереди тоже многим они нужны. Кто-то пришел за лекарствами от болезней, а кто-то за ними".
Анна поняла одно, что она не может тратить в этой очереди время, скоро уже пять, а в 17.20 ей надо быть в бассейне. Но одновременно она понимала, что презервативы ей обязательно сегодня нужно приобрести. Женщина сказала, что в других аптеках та же самая картина, поэтому Анна, отметившись в списке, со спокойной душой пошла в бассейн. По пути она думала, что сегодня нужно еще посидеть у подруги. Да и продуктов почти не осталось в холодильнике - в супермаркет не помешает заглянуть. А как же подготовка к завтрашним семинарам?
После бассейна она пошла к подруге, а от нее побежала к аптеке. Фонари освещали отсутствие каких-либо людей рядом. Это обрадовало Анну, даже список, прикрепленный к стене, не пригодился. Купив то, что хотела, она пошла дальше по своим делам.
На следующий день она была около кабинета гинеколога ровно в восемь. Врач уже был на месте. Он радостно заулыбался, приглашая ее в кабинет. "Карточку принесла? - спросил он. - Тогда иди за ширму". За ширмой она сняла юбку и трусики. Когда она вышла, врач сказал ей садиться в кресло. Анну всегда пугало гинекологическое кресло. Оно походило больше на заводской механизм или, если быть точнее, на машину для пыток.
Но Анна послушно установила ноги на подставки, в то время как врач, казалось бы, с какой-то нежностью натягивал резиновые перчатки. Когда он уселся напротив нее и стал с помощью инструмента осматривать половые органы Анны, он то и дело прерывался, глядя на выглядывающее из-за створок ног лицо девушки. Она начала догадываться, о чем думает этот молодой мужчина, и мысленно стала взвешивать все "за" и "против". "Ты ведь хочешь, чтобы я в твою карточку вписал, что твоя девственная плева не повреждена?" - спросил он. Тогда Анна все поняла. Она сказала: "Да". "Тогда иди на кушетку" - ответил он, а сам пошел к жалюзи. "Стоп, - сказала сама себе Анна. - Тебе действительно так нужна эта лживая запись?" Она вновь принялась взвешивать количество "за" на одной чаше весов и количество "против" - на другой. Правда, вскоре она, видя, что довольно симпатичный мужчина, так похожий на ее парня, задернув жалюзи, направился к входной двери, сосредоточилась целиком на "за", ведь времени было не так много на раздумья. Ее привлекала идея разок изменить своему парню во время его отсутствия, попробовать это на вкус; ничего серьезного. "Да и к тому же, - думала она, видя, как врач отходит от двери с колышущимися ключами в скважине, - я столько вчера к этому готовилась, и все ради того, чтобы это пропустить?"
Она уже лежала на кушетке. Когда врач-гинеколог начал расстегивать молнию на брюках, Анна протянула ему пачку презервативов. Он усмехнулся находчивости девушки и, вскрыв упаковку, стал натягивать презерватив на стоящий колом член, так же нежно, как резиновые перчатки совсем недавно. Он подошел к ней и начал раздвигать ей ноги, а она поняла, что это самый момент, чтобы закрыть глаза и оставить все заботы ему, очевидно, большому профессионалу в обращении с механизмами типа Анниных. Поэтому Анна созерцала темноту, чувствовав при этом каждый шорох мужчины. Он уже, кажется, удобно расположился над ней и между ее ногами, но почему-то уже секунд двадцать не начинал. Анна слышала только прерывистое дыхание. Непонимание заставило ее поднять веки, но то, что она увидела, ударило молотком по ее сознанию.
Руки доктора упирались в кушетку по обе стороны головы Анны; колени тоже были уперты, и в такой собачьей позе он ритмично двигал тазом. Его член в латексном защитном костюме пролетал выше лобка Анны. Глаза доктора словно уперлись в какую-то точку на стене, и складывалось такое ощущение, что врач превратился из человека в механизм, способный совершать однообразные движения, при этом даже не соображающий, приносят такие усилия пользу или нет. Такая логика привела Анну к мысли, что видимо, придется самой подставляться (подставлять материал к обработке на станке), если врач отключился от реальности.
Она стала поднимать таз так, чтобы член каждый раз попадал точно в лунку. Она выгибала спину, морщась от боли и усталости. Но еще несколько тяжелых заходов и член дочесал ее влагалище до оргазма. Анна, тяжело дыша, наконец, прижала ноющую спину и бедра к кушетке. Да и врач переменил позу. Теперь он прижался спиной к шкафу, а его ноги, согнутые в коленях, расположились на кушетке между ногами Анны. Она заметила, что его член все еще точит, поэтому она подняла спину и взяла его в руку. Он оказался крепким как стальная труба. Она сорвала за ненадобностью презерватив и принялась водить кожицу на недвижимом как каркас здания стержне вверх-вниз. Головка была до отказа налита кровью, но ударила не кровь, а сперма. Когда это случилось, Анна стала подставлять руки под ее потоки, будто бы под воду, и растирать ее по ладоням, словно мыло.
Они продолжали молча лежать на кушетке. Только теперь Анна во всем объеме ощутила растерянность. В горле распух комок, но плакать было еще рано.
4. Кровь.
- Александр? Меня попросили передать вам, что за вами придет убийца. Прощайте.
С этими словами таинственный незнакомец вышел из купе.
- Провожающие еще остались? - доносился из коридора голос старой кошки.
А Александр-то думал, что этот приятный молодой человек будет его единственным попутчиком. Нет, никто не хотел ехать с ним вместе. Бежал даже тот. Да еще и сообщил бредовую новость.
Поезд двинулся.
Надо сказать, что и вагон его был последний в составе. Поэтому все утро Александр провел в мрачном непонимании. Кто его хотел убить? За что? И когда произойдет покушение? В принципе Александр догадывался, за что к нему могут прислать киллера. Но если это так, то наняли его очень нехорошие люди.
Тем не менее, днем он понял, что переживать об этом не имеет смысла. Возможно, это простая шутка, но в любом случае ничего уже не сделаешь. Он перекусил, потом немного поглядел в окно, полежал, слушая плеер, и пошел курить в тамбур - в самый хвост поезда. Возвратившись, он чтобы не тратить времени принялся читать свою предстоящую речь и просматривать детали проекта.
К часам трем он вновь вышел покурить в тамбур, который опять пустовал. Правда, когда Александр уже выкурил половину сигареты, в тамбур зашли. Александр развернулся, чтобы посмотреть на собрата по вредной привычке, но светящаяся в заоконном солнце внешность человека говорила о том, что он пришел сюда явно не для того, чтобы покурить. Не примечательный ни в чем мужчина глядел студенту аккурат в глаза. Сомнения были лишними. Сердце Александра затрепетало, ведь наступила роковая минута его жизни. Сигарету он уже и потерял, решив целиком обратиться к гостю. А у того, точно у спящего, ни одна мышца на щеках не шелохнется, не напряжен и единый мускул. Такое лицо и должно было принадлежать человеку, убивающему без всякой злости, воспринимающему убийство лишь как очередной механический шаг к своему преуспеванию. В согласии с распорядком, в нужную секунду показался из-за спины нож, ноги сделали лишь два торопливых шага, после чего убийца вдруг замер с занесенной в воздух рукой, покрытой черной, как бездна, кожаной перчаткой. Лезвие, тянущееся из-под мизинца, облачено в черные кожаные ножны. Последний факт удивил Александра не меньше, чем само остолбенение убийцы. Но вот удар рухнул, после чего рука поднялась вновь и еще раз с силой набросилась на невидимую мишень, стоящую между ним и Александром. Убийца продолжал, будто штамповщик, рассекать ножом воздух, и стекло шока с каждым разом все глубже въедалось в Александровы глаза. Он защищал лицо приопущенными веками и вздернутыми в воздух руками, ожидая, что убийца, наконец, прекратит издевательства и всадит смертельный удар. Но он видимо навсегда превратился в странный бессмысленный механизм, поэтому Александр осторожно выпрямился и опустил руки, начав внимательно изучать стоящую перед ним фигуру. Он понял, что лучше бы ему уйти в свое купе, оставив этого человека за своим делом. Но для начала надо было оттолкнуть его с дороги. Поэтому Александр повернулся боком и в тот момент, когда вздымался нож, вонзил в брюхо мужчины удар резиновой тапкой. Тот отшатнулся назад, но не успел Александр сделать и шага в сторону выхода, как мужчина уже благодаря будто бы пружинной силе возвращал ступни на исходную точку, отрезая путь к бегству очередным молниеносным ударом. "Я придумаю, как от тебя избавиться" - были мысли Александра. Не надо было долго изучать местность, чтобы обратить внимание на дверь тамбура. Вагон был последний, поэтому за этой дверью была смертельная пустота. "То что надо, - подумал Александр, - чтобы избавиться от пристающего психа". Достаточно было лишь снять защелку, и дверь уже открыта. Воздух наполнился громким стуком колес. Александр расчетливо нанес удар в бок, и мужчина полетел из поезда прямо на рельсы.
Он закрыл дверь и, отряхнув руки, глубоко вздохнул. Ему вновь захотелось курить, но желания оставаться здесь, ровно как и в других мрачных тамбурах, у него не было совсем, и он решил возвратиться в купе. Там он через пару секунд и уснул.
Разбудил его звук открывающейся двери. Когда он поднял веки, сон из его головы унесло без остатка. Над ним занес нож тот же самый мужчина, которого он вышвырнул из поезда, казалось, насмерть. На его щеках и лбу не было ни единого ушиба, одежда была сухая и чистая, а лезвие все еще скрывалось под кожей ножных. В купе Александра он продолжил свои неадекватные движения вверх-вниз. "Да от него, видимо, не избавиться, - подумал Александр, - что бы я не предпринимал. Теперь он будет преследовать меня вечно". Александру понадобилось много сил, чтобы лишь на две секунды одной рукой удержать его запястье, а другой - снять ножны. Теперь в свете дня сверкало острое лезвие, с шипением царапающее вертикальные разрезы в воздухе, принадлежащем Александру. "Я не хочу больше видеть этот ужас, - подумал Александр, - который будет преследовать меня. Тем более что он никогда не отстанет. Покончу я лучше с этим". Он расположился напротив убийцы и в нужный момент совершил на него прыжок, схватившись руками за его плечи, а ноги скрестив у него за спиной. Естественно, что теперь нож убийцы стал резать не воздух, а плоть Александра в области ключицы. И он продолжал входить туда раз за разом. Лицо убийцы уже потеряло свои черты под маской кровавых брызг, но пальцы Александра по-прежнему крюками впивались в его плечи. Если он сейчас даст волю слабости, то рухнет полумертвый, и никто не сможет прекратить его предсмертные страдания. А это было вполне реально, ведь убийца попадал точнехонько в одну и ту же лунку, образовавшуюся в его надключичной впадине. Каждый его удар с легкостью входил туда, но ни одну новую ткань уже не разрезал. Поэтому Александр подставил под удар другую точку своего тела, на этот раз на груди. К счастью Александра, тело заново заныло болью, полетела новая кровь, да и жизнь уже иссякала. Но Александр продолжал держаться. Выжимая последние силы, он мужественно держался столько, сколько мог.
5. Клуб.
- А я, дамы и господа, рад вам сообщить, что нас пообещали уволить, если мы не получим ответа на вопрос.
Это сообщает закадровый бас Непатова.
- Да ладно тебе наводить интриги! - приглушенно доносится запыхавшийся голос Нежацкого, в то время как камера показывает вяло прыгающий асфальт и черные ботинки. - Не верьте ему, дорогие зрители!
- Он у нас все равно почти в кармане! - уверяет голос Непатова.
- Ты договоришься сейчас, что мы упустим его опять!
Наклоненная камера показывает кривую картинку плетущегося по тротуару Нежацкого.
- Не надо меня показывать, - молится он, - в таком виде.
- Да не волнуйся, запах все равно не передается.
- Беги за ним, Непатов! Он сейчас за поворот завернет.
- А сам?
- Я тебя догоню. Пожалуйста, Непатов. Я тебе дам все, что захочешь.
Но не успевает Нежацкий договорить, как уже свистят трущиеся друг о друга штанины, а в объективе наконец-то показывается прыгающая асфальтовая дорожка, населенная немногочисленными пешеходами, в сопровождении стройных кустарниковых рядов.
- Извините! - кричит во тьму Непатов.
На зов откликается одна спина.
- Извините, - повторяет Непатов, все еще глубоко дыша рядом с остановившемся парнем. - У нас к вам как к организатору столько вопросов!
Неравномерные шаги Нежацкого становятся все ближе.
- Вот, например, мы с коллегой интересовались вопросом, как ваши посетители вызывали слезы?
- Скажите, а кто в вашем клубе на VIP-местах заседает? - перебивает его задыхающийся Нежацкий. - По блату что-то?
Пока человек молчит, репортеры рассматривают усиленный освещением контраст его землистой кожи и гладко заглаженных, выделяющихся своей чернотой даже на фоне глухой ночи волос, похожих больше на плавательную шапочку. Выглядящий как у?ж или, скорее, угорь в своейводолазке человек наконец-то открывает рот:
- Все посетители проверяются на детекторе лжи. И после проверки VIP-позиции согласно нашим правилам достаются тем, у кого было больше всего любвей в жизни.
- Он имеет в виду любовников, - поясняет оператор, а потом добавляет: - Сорокинская Марина однозначно была бы королевой здесь.
- Вы очень интеллектуальны. - Угорь смотрит в сторону от объектива.
- Спасибо, - говорит Непатов, - но с какой это стати чтение быдло-книжек делает тебя интеллектуалом?
- Слушай, помолчи! - говорит Нежацкий.
- Первый раз вижу, чтобы операторы разговаривали, - замечает Угорь.
Оператор зачем-то разворачивает камеру на свое мясистое лицо.
- Но слезинки, - продолжает Угорь, - даже могут простить недостаток любвей. Они в почете у нас.
- Почему?
- Сами подумайте, насколько сильно должно быть в этом случае взаимопонимание между сознанием и телом!
Думы пришивают репортеров к земле, и это дает возможность Угрю незаметно уйти своей дорогой, слившись с ночью. На измученном лице Нежацкого блестит ухмылка.
- Странный человек, - говоритон, посматривая в черное пространство между домами. - Он явно мог бы рассказать, что же в клубе...
- Нежацкий! - Оператор прерывает его выкриком. - Почему ты не спросил его?!
- Блин, - осознает он ошибку. - За ним!
- Нежацкий, ты невероятный человек, - пыхтит Непатов вдохами и выдохами.
- Не, ну а сам ты, конечно, не мог у него спросить!
- Я оператор вообще-то!
- Да ты все время так! Если что-то у нас не ладится, ты прикидываешься простым немым оператором, а в остальное время воруешь у меня мой хлеб!
- Гражданин! - кричит Непатов, а потом тише говорит коллеге: - Мы даже не спросили, как его зовут.
Однако когда они вновь стоят рядом с ним, первым делом на него сыплются вопросы - а точнее, падает один большой вопрос - о том, что же творится в его клубе, что же сплетает языки всем этим болтунам и атрофирует мозги прожженным математикам? В ответ Угорь сначала молчит, а потом отрывисто и пискляворазражается смехом, чем повергает репортеров в ступор.
- Да ладно, не переживайте вы так, - хлопает он сначала Нежацкого, потом Непатова. - Разве важен именно этот вопрос? Зачем вам это? Слепые вы кроты...
Его зуб все еще золотился на свету, а оба репортера поникли в окончательной растерянности.
Тетради потемнели и бугрились от сырости, на них упало уже слезинок десять.
- Если слезы попадут на компьютер, то он испортится. Тебе подставить ведерко? - голос пискляво заикал.
Анна выскочила из-за стола и припала к подоконнику. Искрящиеся дорожки на ее лице освещались пасмурной серостью за окном. Новый приступ плача схватил ее.
- Плачь, плачь! - Это Угорь подобрался к подоконнику. Глядя на страдания Анны, он не прекращал растирать себе висок, где черная капля никак не хотела высыхать.
- Вы так говорите, будто знаете, что случилось! - сказала девушка.
- И что же случилось? - Угорь подставил пригоршню под ее подбородок, с которого сорвалась еще одна капля.
Новые судороги плача атаковали всю длину и глубину тела Анны. Угорь тем временем растер полученную слезинку по своим губам. Он стал с выражением блаженства прикасаться языком к ним.
- Убили Александра, моего парня!
- За что же прикончили такого хорошего и умного молодого человека? - с саркастическим сочувствием спросил бледный Угорь и удалился за спину девушки.
- Не знаю.
- Но ты ведь догадываешься! Скажи, за что же его убили?
- Он изобрел прибор.
- Какой? - Угорь устроился у другого плеча Анны, чтобы она лучше видела не смываемую ничем наколку.
- Поэтому он и поехал на эту чертову конференцию. То есть не изобрел еще, но проект был в хорошем состоянии.
- Что за прибор?
- Если его испробовать на человеке, то он покажет, есть у тебя вторая половинка или нет. Занят ты или свободен, в общем. Кому-то, наверное, не понравилось, что он работает над таким прибором. Кто-то не хотел, чтобы он попал на эту конференцию.
Анна заметила, что Угорь улыбался: блестел его золотой зуб. Его живот тихонько подрагивал, а быстрые выдохи струились сквозь зубы.
- Почему вы смеетесь? - Анна подняла раскрасневшиеся глаза.
В ответ на это Угорь сплел свои длинные пальцы и положил их на ее плечо.
- Плачь, плачь горькими слезами, - прошептал он в ее ухо.
На ее нижних ресницах опять стала скапливаться влага, переполняя пространство, начиная бесконечно переливаться мокрыми полосами на кожу. Ведь уже не было сил держать внутри эти слезы: они выливались. Одна за другой.
- Как же работал этот прибор? - с гротескным интересом спрашивал Угорь, продолжая висеть у нее на плече. - Это должен быть какой-то чудо-измеритель с доступом в мысли человека!
- Мне Саша объяснял так, что сейчас люди научились умело распределять эндорфины, то есть они четко формулируют свои желания, которые и отражаются в постоянной активности определенных зон мозга.
- Когда это они научились так формулировать, мне интересно.
- Да не знаю я, оставьте меня в покое! - вновь бросила голову в рыдания Анна.
- Да мне просто самому интересно. Ты не знаешь?
- Ну, - вернулась она к разговору, - сейчас довольно часто возникает необходимость формулировать свои личные переживания. В анкетах там и подобное. Вот и прибор должен был отражать, как... непроизвольный опрос, два режима: "свободен" и "у меня уже есть другой или другая". Пустая или заполненная ячейка.
- Как ноль и единица в двоичной системе. И всюду - ноль, единица, ноль, единица. Что, интересно, будет, если представить так весь мир? Создание такого прибора, думаю, очень оценили бы какие-нибудь богатые ловеласы. И зачем, интересно Александру понадобилось создавать этот прибор, если у него уже была ты?
- Этот прибор он начал разрабатывать еще когда был без девушки.
- Странно, как ты спокойно смотрела на то, что он делает, когда вы сошлись.
- Почему спокойно? - завелась Анна.
- А что ты делала?
От этого она еще пуще зарыдала.
- Я делала! Мне ведь это тоже мало нравилось... Я сделала это совсем недавно, но я не знала, что все именно так...
Угорь смотрел на то, как слезники одна за другой катятся по лицу. Одни срывались в небольшую лужицу на облупившейся скорлупе подоконника, другие продолжали путь по шее и дальше по телу девушки.
- Девяносто шесть слез как девяносто шесть ударов ножом. Плачь, конфетка, плачь! Я хочу слышать, как ты плачешь. Ты еще долго будешь плакать. Всю ночь, дни напролет. Ты ведь не говорила: "Зачем мне такое наказание". Если бы ты говорила, ты бы не плакала так горько.
- Почему вы так жестоки?
- Ты говоришь так, но при этом не можешь меня прогнать. Ты позволяешь себе слышать те жестокие вещи, что я тебе говорю. Ты сама себя наказываешь!
Анна чувствовала внутри себя нечто вроде совести, которая поглощала все колющее и ранящее, как черная одежда, которая вбирает солнечные лучи, нагревая тело. Слезы текли безостановочно, как кровь из ранки при гемофилии. Это было действительно вроде болезни. Если можно было ее как-нибудь назвать, то только виной перед умершим другом. Осознание этого еще больше усиливало ее ощущение растерянности и полной безвыходности.
7. Эпилог.
- Уфф, - Нежацкий упер руки в колени, - устал я что-то.
![[]](/img/g/gross/96tears/96slez.jpg)