Аннотация: У каждого свои страхи. Иногда они развиваются до уровня фобий. Этот совместный проект попытался раскрыть самые экстравагантные из них
Безумие
Часть 1
Хирофобия
- Когда я была их соседкой, его родители рассказывали как в младенчестве его дядя как-то то ли ночью, то ли в темноте напугал злым голосом, и рукой так сделал, чудовищем, которое летит на него... вот так...
Светлана Сергеевна распахнула свою мясистую ладонь разлетевшимися в стороны пальцами; рука, словно грозный бомбардировщик фашистского люфтваффе, парила над присутствующими, от чего замер не только Аркадий, но и та женщина, которая так старалась излучать психологическую компетентность через свой отстраненный цинизм.
- Дядя у меня хороший человек! - вскочил Аркадий резко, хотя и не без затруднений, немного странных для его пока еще все-таки не пенсионного возраста. - Я его ни в чем не виню. - Он медленно сел, прочувствовав, что защитил родственника, и продолжил: - Да, родители очень ругали его за это. Мама говорила, что он испортил человеку жизнь навсегда, заливалась слезами. Папа говорил, что стыдно это все теперь. Но я не злился на него. В открытую никогда даже не упоминал. Уже когда чуть подрос, мы с ним, как ни в чем не бывало, играли, шутили, все как у родственников. Но что-то внутри осталось подорванное. Шрам уже был на душе. В некоторые игры я играл не с большим удовольствием. От тех, где как-то упоминаются руки, я вообще отказывался. Даже когда он по забывчивости тянул мне руку для приветствия, я пытался упрятать свою боль. Я не выдавал обиды. Зачем? Что есть - то есть. Нельзя всю жизнь злиться на человека. В его шкуре мог оказаться даже я (может быть, так даже и лучше бы для моей психики было). Возможно даже, были и какие-то другие причины, не только мой бедный дядя, царствие ему... Но все-таки он испортил мне жизнь, поставил на мне клеймо, да и из-за него моя психика расшатана, ведь...
- Аркадий Петрович, не связана ли ваша фобия, к примеру, с каким-то неудачным опытом онанизма в годы вашего взросления? - без особого интереса спросила стеклянная леди напротив Аркадия.
- Я говорю о том, что дядя мне жизнь перевернул. В ней не осталось ничего радостного...
В голосе Аркадия появились нотки дрожи. Светлана Сергеевна с сочувствием смотрела на него, так и не решив присесть на пухлый диванчик.
- Я просыпаюсь утром, но мысль о новом прекрасном дне затеняется с первых же сознательных секунд. Мой взор просто падает на руки и мне уже хочется бежать от них! - Аркадий последними словами буквально выстрелил. - Оставить их к черту ползать по кровати и закрыться где-нибудь от них! Когда же я набираюсь смелости в слезах попробовать остановить внимание на них, они меня начинают заволакивать. Они даже внимание мое едят! Именно тогда я понимаю свою беззащитность. Я словно гляжу в глаза льва. Тогда кровь отливает от рук и начинается самое скверное. Я перестаю ощущать их, словно они и есть совершенная отдельность! Тогда приходит убивающая мысль - а почему бы им не напасть на меня в эту секунду? самым простым способом не сдавить мне горло?.. Ну что вы смотрите так? Думаете, я не понимаю вашу реакцию на это все? Но я ведь не психопат! я все понимаю. У меня вуз за плечами! Вам кажется, что этот страх абсурден, якобы потому что такого ни с кем еще ни разу не случалось, тем более со мной еще ни разу. Но почему бы, скажите мне, такому не случиться? Миг - и есть прецедент, еще секунда - и меня уже нет в живых, и мне уже плевать на абсурдность и отсутствие примеров!.. Конечно, вы еще добавите, что нормальные люди считают руки частью твоего собственного организма, да еще и наиболее важной. И что их, соответственно, стоит опасаться меньше всего в жизни. Все так говорят, но не понимают, что на самом деле только руки и опасны! Когда я представляю себе опасность, я вижу руки. Кто знает, не притаились ли они где-нибудь в темном уголке?! Для меня страшный, злой человек, маньяк, убийца - без рук - совершенно не представляет опасности: он ничего со мной сделать не сможет! Убивают ведь только руки. Для меня нет никаких особых страшных людей - я вижу только руки, которые могут меня уничтожить. Но даже если я в полной безопасности, даже если меня закрыли в стерильной охраняемой комнате, когда я далеко от неведомых рук - мои руки ведь все равно тогда со мной. Я ношу своих врагов, не могу от них отделаться - вот что самое страшное... Я смогу сидеть и просто смотреть, как одна рука вскрывает вены на другой...
У Светланы Сергеевны передернулись плечи, а психичка лишь поменяла местами ноги в перекрестии, руки же остались неподвижно скрещенными на груди.
- Руки у меня длинные, - продолжил Аркадий, - постоянно отовсюду свисают. Я смотрю на них - словно куда-то вдаль. И отсюда они мне кажутся такими страшными, опасными, притаившимися. Шерстью покрытые, а пальцы?..
Женщина-психолог глядела на него ладони, покоящиеся на коленях. На его длинные ногти.
- Понимаете... Я смотрю на них как на злоумышленников! - извергал страдания Аркадий. - Я не могу хоть на секунду оставить их без занятия. Поэтому я всегда что-то держу в руках и делаю. Без занятий они будто смогут ожить, вспомнят обо мне. Им просто станет скучно! Когда нечего держать в руке, я всегда пальцы в замок сжимаю. Иногда я даже прикусываю зубами ногти больших пальцев, чтобы больше уверенности... Что за ерунду вы вообще говорите? Руки это не просто органы! Вы посмотрите, как ловко двигаются пальцы! Больше ничего на свете так не умеет, тем более часть тела! Ладони даже сами лица напоминают. Я особенно боюсь, когда руками начинают изображать человечков или какие-то знаки. Это же вообще кошмар, когда ты уже осознаешь руки как совершенно самостоятельный организм...
Психолог недовольно уставилась на женщину, якобы мешающую процессу.
- Да не в том даже дело. Я всюду полагаюсь на свои руки. Они ведь всегда могут меня подвезти. Что-то не так - и я уроню чайник с кипятком себе на ноги. Внезапная слабость, что угодно... Я держу нож - а рука меня не послушается, обернется против меня и пырнет! Они не живые, конечно! Но вдруг я сам им прикажу так действовать - захочу на миг так. Мозг подаст поспешный сигнал. Мгновенная шалость, которая воспримется организмом всерьез! Что же мешает им выйти из-под контроля на десять секунд, которых хватит на то, чтобы перекрыть мне воздух?
Бывшая соседка часто моргала, ее губы шумно втягивали воздух, а психолог лишь протянула длинную руку к мраморному столику, чтобы схватить телефон.
- Даже если считать, что я с ума схожу от надуманных галлюцинаций, даже так, черт вас дери! Даже если я лишь пугаю себя несбыточной картинкой, то сама мысль ведь об этом убьет меня. Это меня так сильно захватывает, что просто не может не прорваться наружу. Мысли материализуются, то ли вам не известно?! Все это просто может воплотиться из-за такого сумасшедшего подозрения...
Аркадий захлопал ресницами.
- И от этой мысли мне становится страшно.
Он стал всхлипывать, почти зарыдал.
- Ведь от реальности ничего не зависит. Никто ведь не доказал существование этой реальности как вправду существующей независимо от нас.
Только сейчас надменность психотерапевтши смочилась жалостью, какую можно увидеть у людей, глядящих на щенка о трех ногах. Аркадий железно упер ладони в диван, позволяя слезам орошать катышки его брюк.
- Вы уверите меня в призрачности, но ничего не изменится. Что меняет реальность или нереальность, когда речь идет обо мне! Если человек хочет что-то увидеть, то он это увидит. Моя фантастическая ложь может просто убить меня или испугать до смерти!
Молодая женщина взглянула на сострадательную соседку, и тут Аркадий взорвался:
- Нет, вы только не думайте, что я полный психопат! Я не такой. На людях ведь... - он приподнял руки, - мне руки совсем не страшны. Наверно потому, что я на людях о них почти не думаю. Я забываю, и мы обсуждаем совсем другое. Но... - он проглотил комок, - ведь когда я наедине со своими руками, может произойти что угодно! Кто меня защитит тогда?
Он таращился на всех них, и тогда Светлана Сергеевна, тоже проглотив слюну, обратилась к психологически подкованной женщине:
- Что вы скажете?
Женщина резко повернула голову в ответ, глядя удивленно, после чего прочистила горло и посмотрела на часы...
Через годы Аркадий уже мог оценить тот период, когда он был разговорчивым и рассудительным. Когда он коммуницировал с окружением, когда его слушали и задавали ему вопросы, когда он с охотой что-то отвечал. Разговоры и после мелькали в его голове, но только в виде нездорового шума, что лишь отражало факт того, что крыша у него поехала и уже на финишной прямой. Его квартира гнила уединенностью, порождая развитие таинственной жизни под слоем штукатурки и обоев, а также за резкими поворотами комнат. Телевизора он уже не слышал, а беззвучные картинки только пугали. Питался прямо из кастрюль и сковородок, слетел с катушек. Его проведывали, и не сказать, чтобы редко. Но родственники не могли приезжать каждый день и надолго, а соседи не заходили и вовсе. Единственное, наверное, их тапки собрали пыль Аркадьевых полов, когда стало совсем странно. Аркадий валялся на балконе. Недалеко от него валялась его рука. Они не сомневались в том, что старик сам себе ее отпилил, а ему же это лишь дало материал для доказательства злых намерений собственных конечностей. Кто ведь мог так сделать еще кроме рук?! Но одной руки явно было мало. Теперь если сойдет с ума оставшаяся рука, другая не сможет защитить хозяина. Старик вне ума только просил об ампутации. Неизвестно как он добился, но это свершилось. Видимо, нашлась добрая душа, решившая осчастливить какого-нибудь убогого страдальца. Успокоения Аркадий почти не почувствовал, потому что стало сквернее некуда. Он стал похож на червяка, но короткие культяпки по бокам теперь смердели ненавистью. Ночью в больнице, в поту на фоне лунного света ему то и дело чудились вздымающиеся тени, застывавшие пальцами в каких-то кошмарных сигналах для Аркадия. Злые мстительные души ощутимо болтались при прогулках для Аркадия. Подозрения лишь обогащались аргументами, когда старик достал из детских воспоминаний какой-то фильм про паранормальные явления, где однорукий неожиданно спас от падения родственника, подав тому отсутствующую руку. "Мы всегда будем помнить, что ты сделал с нами" - сверлили мозг мысли. "Вы, получается, ходите с ними, спите с ними - вы всегда с ними. Так подружитесь с ними!" - жизнерадостно говорила девчушка, которая водила его на прогулки четыре раза в неделю. Ему нравилось, когда она веселила его своей молодой девичьей игручестью и наивностью. И ему не нравилась когда она уходила. Как ушла и в очередной раз, оставив Аркадия на скамейке, в зеленом парке, в окружении двух забавно круглых кустарников. Она хотела мороженое, сама и его покормить. Старик молился, но она, похихикивая, обещала через минутку вернуться уже со сладкими шариками. Старика на этот раз ударило сильнее обычного. Предоставленный только себе с посредничеством обессиленных нервов, он запаниковал. Одержимость захватила его, вырываясь наружу в виде кричащей боли. В парке в эту минуту бродили радостные люди, взрослые и маленькие. Группку маленьких ребят крик дедушки очень удивил. Любопытные мальчишки подошли к нему и уставились на интересный объект. Один особенно пытливый даже потянул пальчик к стариковскому носу, на кончике которого зависла слеза. "Только не руки!!!" - что было мочи закричал Аркадий, взмолившись, но это не распугало ребятню. Наоборот, они рассмеялись: объект оказался чрезвычайно интересным и смешным. Опасение старика только раззадорило их подшутить над дедом. Сначала руки грозно налетали, словно потомки той, что показывал чертов дядя, а потом добрались до шеи. Не нужно было даже настоящего удушения, глаза из орбит и так уже почти выкатились. Не увидит он падающие шарики мороженого и не услышит рыдание девчушки у своих ног, потому что сердце уже старое, остановить смерть от ужаса уже не в силах.
Часть 2
***
Когда я открыл глаза, я не видел ничего, кроме бурлящей реки, которая вырывалась из моего нутра на встречу с белоснежной поверхностью унитаза: реальность набухала на периферии моего восприятия необъятными пиксилями плохого цифрового фотоаппарата. В этот момент я понял, что действительность, которая меня окружала, растворилась в потоке зловонной жижи, успешно достигшей своей конечной точки - канализиционного канала. Вместе с взбушевавшемся рвотным рефлексом из меня уходило по уже известному маршруту это безотчетное ощущение радости и легкости моего бытия - я словно оказался на оборотной стороне того огрызка бумаги, с которого когда вдыхали в себя дурманящие порошки, а теперь вытирают липкий от алкогольных излишеств стол. Бренность и ничтожность человеческой жизни пропитала белесую даль офисного завсегдатая, оставив на ней уродливые морщины и едкие пятна радости. Потоки беспорядочных мыслей обосновались в трущобах размякших уродливых морщин. Я не мог найти поводья моего сознания, и оттого оно с невероятной настойчивостью вглядывалось в раздувающиеся пятна радостной спеси, и все более уютно устраивалась на трибунах морщинистой поверхности. В одиночестве мистического стадиона я вглядывался на арену своих неуемных дум и страстей. Их беспорядочное кровавое сражение приводило меня в ужас. Конферансье этого жестокого торжества - радость - ехидно улыбалась, вызывая на бой все новых персонажей моей жизни - проточного озера, в котором даже самые острые и грузные камни теряли свою резкость.
Тошнотворное чувство меня не покидало. Я лишь безропотно смирился с ним, сглатывая все новые попытки моего тела извергнуть из меня бывшее чувство радостного переживания. Я лежал на кафельном полу и едкие пары свежей мочи оседали на стенках моих дыхательных путей. Я не мог закрыть свои глаза - я оставался наедине с навязчивым аттракционом алкогольного отравления, который с резвостью юного жеребца уносил меня на рубленые вершины реальности, с высоты которых жизнь растворялась в туманном бассейне бушующей реки.
Я вглядывался в омертвевшее от боли тело, но не находил в нем жизни. Лишь увидев как немощные мышцы придают кисти руки цельное и вызывающий абрис кулака, намекнул мне о моей власти над животным организмом, который так уютно и добродушно меня обхаживает, вынашивая плоды моего мироощущения.
Эти плоды давали во мне корни. Они пронизывали тонкой нитью мое существо, заставляя мое сердце снова и снова загонять кровь в тесные проемы моих жил.
Но вот туман рассеялся. Кулак креп. Все больше жизни находил я в своем распоряжении. И вот уже дорогу домой озарило воскресшее солнце. А впереди меня с поникшей головой покидал праздник самый назойливый его участник, которого прозвали "радость". Прозвали невзначай. Не вдохнул зловонье пустоты и одиночества, которыми он щедро одаряет, если не находит в тебе изобилие твердых корней и паутины ожиданий... как одарил меня, положив в подарочную коробку чувство тревоги и безотчетного страха перед пустым горизонтом и рыхлой почвой.