Аннотация: Когда ты не узнаешь вещей вокруг - присмотрись, может просто твоя мечта сбылась. Может твое непонимание лишь результат слепой веры в прогресс? Поговори об этом со своим сыном, ему как раз сейчас восемьдесят семь...
Пришелец
1
...Холод. Жестокий, сжигающий мороз. Его белое пламя лижет меня, уничтожает. Холод окутывает меня и вымораживает внутренности. Ударьте по мне ногой, и я развалюсь как песочный замок...
...Мягкая материя. Приятно, но холод остается. Избавьте меня кто-нибудь от него!..
...Жидкость. Она везде. Кажется, я в нее погружен...
Вдруг вода куда-то исчезла, словно кто-то вынул затычку из ванны, и холод вернулся, правда, не такой сильный. Чувствую, как в кожу погружается острие и что-то из меня выкачивает. Я начинаю слышать. Что-то гремит и это меня раздражает.
- Эй, парень, не выспался что ли? - раздался голос, колотя по слуху. - Вставать пора.
- Громко, - простонал я после того, как губы болезненно расклеились.
- Да, извини, я забыл. - Теперь голос звучал не так оглушительно.
- Где я?
- Все на той же старушке Земле, парень. А ты где хотел оказаться?
- Кто вы?
- Я? А какая разница? Ты для начала глаза хотя бы открой... Давай, давай, что, забыл уже как это делается?
Я стал медленно поднимать тяжелые, словно налитые свинцом веки. В сознание сразу ворвался густой сноп света вместе с великим множеством красок. Пришлось зажмуриться.
- С возвращением, - сказал человек. В глазах рябило от света и красок, и я не мог разглядеть его лицо. - Я сейчас вернусь, а вы пока освойтесь тут.
Что-то хлопнуло и помещение заметно опустело. Когда глаза более-менее привыкли к свету, я осмотрелся: странная серо-фиолетовая комната, озарявшаяся сверху тонкими продолговатыми лампами. Лежал я на пластиковой кушетке, а сверху был накрыт тонким белоснежным покрывалом.
В голове никаких мыслей. Где я?
Дверь распахнулась, и в комнату вошел человек, завернутый в комбинезон; видимо это тот, с кем я говорил минуту назад. В руке он держал лист бумаги. Присев на стул рядом с кушеткой, человек спросил:
- Что-нибудь помните?
- Не знаю, - сказал я, копаясь в мыслях.
- Ладно, - спокойно ответил человек в комбинезоне. - Как вас зовут?
Я напряг память. Должен же я знать хоть это.
- Горелин Николай... Владимирович.
- Ну хоть это помните, - взглянув на лист, сказал человек. - Теперь к более сложным вопросам. Вы знаете, что вы здесь делаете?
- Нет, - уверенно сказал я. - Ни малейшего понятия.
- Уже не помните, за что выложили двадцать пять тысяч долларов?! Ладно, шучу. Сейчас ваша память работает не в полную силу, да и двигать частями тела вам довольно сложно, так ведь?
Я кивнул.
- Это из-за глицерина, которым вас накачали перед заморозкой... Вы, должно быть, чувствовали холод совсем недавно, так ведь?
- Да.
- Ваше тело было погружено в крио-камеру с жидким азотом. Вас, конечно, разморозили... но холодок остался.
Вдруг в моей памяти что-то закружилось, мозг словно оттаивал. Частицы памяти собирались в образы, а те сливались в сцены, которые формировали отдельные воспоминания...
Я вспоминал и, в конце концов, понял, что действительно должен сейчас спросить:
- Скажите, какой сейчас год?
Человек усмехнулся:
- Память восстанавливается, да? На дворе 2084 год, третье мая. Удивлены?
- Не может быть, - бормотал я. - Вы меня разыгрываете.
- Да какой мне от этого прок? Хотите, календарь покажу?
- Нет, не надо... Получается я... в будущем?
Человек вновь усмехнулся:
- Ну... можно и так сказать, хотя для остальных жителей это все же настоящее. - Человек поднес лист к глазам. - По моим данным в 1999 году вы обратились в лабораторию, где ваше тело подвергли заморозке. В соглашении вы просили разморозить вас спустя сто лет. - Человек перекинул взгляд на меня. - Вы хотели взглянуть на будущее.
Да, я помнил все это. Вернее - вспомнил. Память возвращалась.
- Но ведь по плану меня должны разморозить примерно в 2100 году, - заметил я.
- Здесь очень сложная история, поверьте мне. Я о ней вам еще поведаю, но не сейчас.
Человек кивнул на пол рядом с кушеткой. Я посмотрел туда и узрел полноватый пакет.
- Ваша новая одежда. Оденетесь - дуйте на кухню. Комнат здесь не много, так что не заблудитесь.
Человек поднялся со стула и направился к двери. Но я остановил его, вспомнив нечто важное:
- Постойте, а как же моя жена, родители?
Человек поглядел на меня с прогорклой ухмылкой.
- Они, видимо, остались в своем времени, - сказал человек, перед тем как захлопнуть дверь.
2
Я осторожно открыл дверь и покинул комнату. Шаги мне давались с трудом, но, как я понял, это временно. На мне что-то подобное костюму водолаза.
- Ну что, Николай, кофейку? - встретил меня все тот же человек, как только я переступил порог кухни. На вид ему лет тридцать, как и мне.
- Да, не отказался бы.
- Здесь, конечно, не хай-тек оформление, из новинок для вас разве что кофеварка. Она регулирует количество сахара, сливок, температуру, может добавлять специи, а готовит за две секунды. Вам какой кофе?
- На свое усмотрение.
Меня мало интересовали функции новой кофеварки.
- Ладно. Меня Билл зовут.
Я опустился на элегантный стульчик и стал пить секунду назад приготовленный кофе. Билл сел на свой стул, держа в руке испускающую пар чашку.
- Какой это город? - спросил я Билла. - И в какой мы сейчас стране?
- За век название нашей великой державы не изменилось. Мы сейчас в небольшом подмосковном поселке, подальше от любопытных глаз... Полагаю, вам не терпится узнать, что произошло в мире за восемьдесят лет вашего отсутствия.
Он уставился на меня. Я молчал.
- А вы ведь проспали целую эпоху. Еще до заморозки вы жили в стране, находящейся на грани коллапса. Но в двухтысячном году пришел к власти Путин и за несколько лет почти вытащил государство из ямы. Далее курс Путина продолжился, правда, были года застоя, но в общем российская жизнь шла в гору. Америка медленно банкротилась, а Россия слезла с "газовой иглы" и стала лидером в производстве нано-технологий. - Билл отхлебнул напитка, продолжил, немного погрустневший: - Правда, не все было так хорошо, особенно для вас и других "путешественников"...
- А что, таких как я было много? - поинтересовался я.
- О да, особенно в двадцатых. Тогда замороженных тел набиралось на добрый полк. Это в начале века крио-лаборатории были только в Зеленограде, Москве и где-то в Америке, и всех обратившихся туда считали чудаковатыми; вы как раз входили в список самых первых клиентов. Но в пятнадцатом году ученые дали стопроцентную гарантию, что в будущем замороженные тела смогут безопасно разморозить. И пошло-поехало. В азотные баки залезали все кому не лень. Ведь это было сродни полету на самолете. В баки лезли, прежде всего, онкобольные, больные СПИДом, толкали туда людей в коме. Эти люди надеялись, что в будущем появится вакцина от данных болезней. Были и просто искатели лучшей жизни, которые верили, что в будущем сбудутся все их мечты. - Он усмехнулся. - Наивные.
- А много сейчас таких же, как я, замороженных?
- Как я говорил, это печальная история. В тех же двадцатых появилось движение против массовой заморозки людей, а в сороковых власть взял их представитель. Сначала лаборатории были обложены данью, но это были только цветочки. С лозунгами: "Кто будет жить и работать сейчас?" агрессивная молодежь начала крушить лаборатории, а лояльное к таким организациям правительство признало крио-хранилища чуть ли не внезаконными.
Я поинтересовался:
- Так что, погромщики уничтожили все?
Он кивнул:
- Да это и не было очень сложным делом.
- Но почему тогда жив я?
- Все просто. Когда в Зеленограде, где вы раньше лежали, стало жарко, я тайком перевез два контейнера и оборудование в эту глухую деревню. Первый контейнер я разморозил месяц назад, но... человек, которого я вытащил оттуда, так и не смог прижиться здесь. Не знаю точно, почему он умер. В общем, тело погребено где-то за городом, куда отвозят неопознанных, самоубийц и бомжей. Его звали Григорий Пономарев, насколько сейчас помню. Украинец.
- Так вы, получается, спасли меня от гибели? - поразмышляв, спросил я. - Спасли жизнь?
- Получается так... Эти погромщики не остановились бы. Их кто-то подкупил, а правительство даже не пыталось вмешаться. Уже никто не сомневается, что выживших не осталось. Так что вы, получается, единственный "путешественник во времени" на данный момент. Как вы понимаете, долго здесь я бы не смог вас держать, поэтому вы и проснулись раньше срока.
- Значит, кроме вас здесь никого нет? Я правильно понял?
- Да. Остальные лаборанты в Зеленограде уже давно оставили свои халаты пылиться в шкафу.
- Ну, я даже не знаю, как вас благодарить... Спасибо... что спасли меня.
Билл не ответил, только уныло опустил взгляд. Его брови были все время опущены к глазам, и создавалось впечатление, что он все время думает.
- Это единственное, что я могу для вас сделать, - добавил я. - У меня просто ничего больше нет.
- Знаю... Сегодня вы еще пробудете в этом доме, но завтра, извините, мы будем вынуждены расстаться. Я вам помог, теперь каждый сам за себя.
Я угрюмо взглянул в кружку и одним глотком допил кофе.
Билл показал мне мою комнату на этот день. Также он посоветовал поискать в компьютере родственников, чтобы завтра мне было к кому пойти. Этим я и занялся вечером. Я довольно легко разобрался с сенсорным управлением компьютера, запустил программу с картой Москвы и стал искать жителей с фамилией Горелин. Потом, подумав, приписал имя и отчество сына - Вадим Николаевич и дату его рождения - 2 декабря 1989 года. Компьютер без труда нашел этого человека в самом центре города. Вот он, мой сынок, живой. Его имя мигает на мониторе. Внизу указан адрес - ул. Луговая, 54/2 кв. 101.
Я должен был найти сына. Ведь другие близкие, которых я знал, вряд ли еще живут на этом свете.
3
Билл буквально вырвал меня из вязкой пучины сна. Часы показывали полдень, хотя небо за окном ни капли не светилось.
Я ни черта не выспался, так как смог заснуть только в часа три ночи.
Тогда, ночью, пытаясь забыться сном, я смотрел на темные деревянные постройки за окном. Они манили взгляд наростами серебрящихся антенн и пластиковых панелей. Словно плесень, прогресс облеплял знакомые мне по молодости домики, превращая их в ингредиенты чуждой мне футуристической "глухой" деревни... А в кронах берез играл ветер, совсем как в прошлой жизни,
восемьдесят лет назад...
...На этот раз мой спаситель не ждал, пока я очухаюсь; он дал мне пять минут, чтобы я приготовился и появился на улице около машины.
Через три минуты я впервые в новой жизни оказался на свежем воздухе. На мне широкий льняной плащ, который дал мне Билл. У крыльца меня дожидался современный внедорожник. Лэндровер марсианской обработки, как охарактеризовал его я. Равномерный гул шел из тыльной части машины, а вместо колес у нее так и вовсе какие-то гусеницы. Билл развалился в кресле водителя, положив локоть на опущенное стекло, и нервно курил.
Я уселся рядом, и дверь за мной диагонально захлопнулась. Билл снайперским броском отправил окурок в мусорку (воспитанное поколение, все-таки), и мир плавно двинулся нам навстречу.
- Я высажу вас на ближайшем вокзале в Москве, - сказал Билл, откашлявшись. Правой рукой он крутил джойстик-руль. - Дальше вы один. Видите карточку на приборной доске?
Я видел.
- Возьмите ее. Это деньги, мой последний подарок вам. Здесь немного, но на неделю хватит.
Наш лэндровер свернул с мелких камней на асфальт. Ехали мы резво и плавно, словно на коньках. Дорога шла в большое серое небо, покрытое тучами.
Москва встретила нас громадами небоскребов и многоцветным неоном, слепящим нас с рекламных вывесок, плакатов, надписей. Я жадно глядел сквозь окно широко раскрытыми глазами.
Стены вокзала становились все крупнее и вскоре Билл припарковал машину прямо напротив них.
- Приехали, Николай.
Когда я оказался на асфальте, Билл напутствовал:
- Помни, у тебя нет документов - не попадайся полиции.
Дверь опустилась, словно лезвие гильотины, и разделила нас. Лендровер с равнодушным свистом унесся вдаль. Билл даже не попрощался, словно я простой серый прохожий.
Красный огонек двигателя скрылся за поворотом.
Я был кинут в бесконечной и необратимой пустыне. Вокруг суетились люди с роботами вперемешку, свистели, хрюкали и рычали непонятные звуки, мигали рекламы, что-то большое летало в небе... С востока несся холодный ветер. Почему-то именно он запомнился мне больше всего.
4
Вскоре я уже сидел в резвом автомобильчике цвета спелого лимона. Такси мчалось к дому моего сына Вадима. Он был моим единственным лучиком надежды во всем городе.
Во всем мире.
- Ни к черту погодка сегодня, правда? - спросил меня таксист в годах после минут молчания.
- Да, - отозвался я и прибавил, поддерживая беседу: - Наверное, польет дождь.
- Думаете, что прогноз врет? - уставился на меня таксист.
Я стоял в облаке бурой пыли, которое подняло уносящееся прочь такси.
"ЛУГОВАЯ 54/2" - висел щиток на углу дома. Вот здесь и живет он, мой сын. Когда я решил залезть в азотный бак, ему было всего десять. Какой он сейчас - я даже не представляю, но обязательно узнаю его, увидев.
Скоростной лифт доставил меня на нужный этаж. К гравированной двери под номером "101" прилагался звонок, но я консервативно постучался. Спустя десять секунд ко мне повернулся стеклянный глаз камеры над дверью и откуда-то донесся женский голос. Кто это? Его дочь? Внучка? Или вообще робот?
- Добрый день. Представьтесь, пожалуйста.
- Здравствуйте, - ответил я. - Николай. Просто Николай. Я знакомый Вадима Горелина, и мне нужно с ним встретиться. Скажите ему, что это важно... Впрочем, когда он увидит меня, он поймет это.
- Я прошу прощения, но сейчас Вадим Николаевич готовится к дневному сну. Но вы можете сказать мне свой телефонный номер, и Вадим Николаевич свяжется с вами при первой же возможности.
- Но я не могу ждать! - повысил я голос. - Это не тот случай, когда можно отложить. Просто впустите меня, и он все поймет. И вообще, кто вы ему приходитесь?
- Я домработница, - выдал динамик. - Повторяю: Вадим Николаевич готовится спать.
- Да успеет он поспать! - кричал я. - Немедленно открывайте дверь! Это касается одного из его родственников!
Некоторое время в подъезде летало только крикливое эхо, домработница не откликалась. Потом клацнул замок двери, и моему взгляду предстала девушка невысокого роста с собранными в хвост красными волосами. Пройдя в помещение, я сразу отметил передовой интерьер: изящные стеклянные мозаики и металлические плитки, электронные датчики подмигивали лампами со стен.
Девушка испуганно изучала мою наружность, потом спохватилась и двинулась вглубь квартиры. Ее голос доходил приглушенно:
- Вадим Николаевич, к вам тут пришли...
Дальше донесся надтреснутый голос, от которого у меня вздрогнуло сердце:
- Жанна, я же просил никого не впускать.
- Но... тут один человек... Он говорит, что это очень важно. Он представился Николаем.
Все замерло.
До меня долетали медленные глухие шаги. Они становились все отчетливей.
Дальше все происходило как в замедленной съемке. Вот я вижу высохшую ладонь, вцепившуюся в угол стены. Дальше появляется ступня в мягкой тапке, и вскоре я вижу приземистую фигуру на вид лет восьмидесяти, упирающуюся рукой в стену слева. Сначала это был просто старик, но потом я все же узнал в нем своего сына Вадима, от чего чуть не разрыдался. Я разглядел в нем того неугомонного десятилетнего мальчишку, которого часто ругал за непослушание.
Старик, прищурившись, глядел на меня, но потом его веки поднялись, обнажив бледные глаза. Кажется, он все понял. Старик неспешно разлепил губы и заговорил:
- Жанна, иди займись стиркой.
Девушка, которая с интересом наблюдала за происходящим сзади старика, послушно удалилась, проскользнув мимо нас.
Сын до сих пор смотрел на меня круглыми, как тарелки, глазами. Лицо выражало удивление. Но какое-то опечаленное удивление.
- Па... Папа? - тихо изрек он.
- Ну привет, сынок, - сказал я.
5
В этом было что-то мистическое, грустное и невероятное. Еще вчера ты гонял с сыном мяч во дворе, а сейчас он уже умудренный жизнью старик, многое повидавший на веку.
- Я вернулся, - тихо продолжил я, словно боясь кого-то спугнуть.
А сын все молчал и я не мог понять его реакцию на мое появление. Изумление незаметно стерлось с его лица. Старик неуклюже развернулся и побрел назад, откуда пришел. Меня это удивило, и я направился за ним.
Где-то загудел электроприбор; наверное, это домработница Жанна занялась стиркой.
Стоя посреди комнаты, я наблюдал, как сын, кряхтя, опускается на аккуратную кровать.
- Может скажешь что-нибудь отцу, Вадим? - спросил я.
- Зачем ты пришел, папа? - сын поднял взгляд.
- Как "зачем"? Ты ведь мой сын. Больше родственников в этом мире я не знаю. К тому же я понятия не имею, куда мне дальше идти.
- А я думал, ты погиб во время погрома лабораторий.
- Но ведь ты видишь - я живой. Мне очень повезло, меня спасли; хоть и незаконно, но это не главное. Наверное, я единственный живой "путешественник во времени". Я сделал то, что хотел. Теперь я опять с тобой.
- Боюсь, нынешнее правительство не очень жалует таких как ты, папа. Вряд ли они помогут тебе устроиться.
- Но ведь я пришел к тебе. Я надеялся на твою помощь, Вадим.
Старик-сын заглянул глубоко в мои глаза, словно пытаясь прочитать мысли или что-то донести.
- И ты решил, что после того, как ты оставил нас с матерью одних, после того, как ты искалечил мне жизнь, я буду тебе помогать? - спросил он.
- Не понимаю. Что ты такое говоришь, сын? - уставился я на него. Домработница прошла мимо спальни. Я увидел ее вытаращенные совиные глаза от нашего диалога. - Я ведь все сделал, чтобы ты нормально вырос, я оставил вам деньги! Их бы с излишком хватило до твоего взросления!
- Причем здесь деньги!
- Вадим, это была моя заветная мечта - увидеть грядущее как наступившее. Мои мысли о будущем затмили все, я был болен этой идеей. Ведь это невероятно: стать первым, кто обманул время! А у меня были средства, и было куда обратиться. Разве я не имел права осуществить мечту? Конечно, я сначала хотел дождаться твоего взросления, но в лаборатории мне заявили: сейчас или никогда. Вадим, они так сказали!.. Да и мать твоя в конце концов согласилась... Вадим, тех денег, которые я оставил, хватило бы...
- Молчи! - вскрикнул старик. - Слышать тебя больше не жела...
Его лицо перекосилось болью, и он смял халат в области груди.
- Жанна! - крикнул он. Когда девушка прибежала, он сказал: - Неси лекарство.
Жанна кивнула и поспешно выбежала.
Потом, видимо, боль Вадима немного утихла, и он продолжил:
- Моя мать умерла через год после того, как ты "отправился в путешествие". Мне пришлось жить у деда с бабкой.
- Умерла?.. Но я ведь не знал. Да и не смог бы ничего изменить.
Стройная домработница появилась в комнате со стаканом синеватой жидкости. Вадим осушил сосуд одним глотком. Когда Жанна вышла, Вадим сказал, вытерев губы:
- Уходи, я прошу тебя. Было бы лучше, если бы я считал тебя мертвым. Уходи!
- Постой! Как ты можешь выгонять меня сейчас, когда мне некуда идти? Я ведь не знаю этого мира; да еще к тому же таких, как я здесь считают нарушителями закона! И вообще, я твой отец, а не какой-нибудь сумасшедший незнакомец, который пришел в твой дом и представился родственником!
В ответ на это старик хрипло рассмеялся. Вскоре смех перерос в кашель. Вадим сказал:
- Посмотри на себя. И на меня. Мой отец умер в 1999 году.
- И кто же его убил, мне интересно? - спросил я, начиная наполняться злостью.
- Ты знаешь.
Да, я знал. Его убила его мечта.
Разбитость и потерянность - вот что представлял собой я в этот момент. С каждым его словом умирала какая-то часть меня. Даже собственный сын не хочет помогать. Неужели это с ним я играл в футбол совсем недавно?
- Сделай доброе дело напоследок, - тихо проговорил старик, - уходи. По обедам я сплю. А сказать мне тебе больше нечего.
- Прости меня, сын.
- Уходи, - утомленно повторил старик.
Я глубоко вздохнул, развернулся. В дверном проеме стояла домработница, обеспокоенная состоянием Вадима. Она отошла, уступая мне дорогу, проводила до прихожей и захлопнула за мной дверь.
Больше сына я не видел.
6
Густые тучи окрашивали Москву в черно-белый цвет. Из-за этого все вокруг казалось еще мертвее. Я медленно брел по тротуару, смотря под ноги. Морозный ветер вонзался в меня, развевал льняной плащ.
Это место мне все больше напоминало сон или какое-то скрытое место в другом измерении. По-другому просто никак не объяснишь: по улицам ходят роботы, небоскребы тянутся к звездам... А совсем недавно я видел состарившегося собственного сына.
Уснув в реальности, я проснулся в мертвом, железно-пластиковом злом городе, показавшем мою мечту совсем в другом свете.
Мой спаситель Билл, который тоже меня бросил, говорил про еще одного человека, которого достали из крио-камеры. Некто Григорий Пономарев из Украины. Теперь я хорошо понимал причину его гибели.
Усилившийся ветер мощно ударил по памяти. Я вдруг почувствовал что-то знакомое, словно встретил старого друга. Почувствовал, как воздух холодит мою кожу через тонкую ткань плаща и облегающую футболку. Ветер напоминал мне о моем времени. Он вечен и одинаково дует во всех временах; он так дул и в каменном веке и через сто лет ничего с ним не станется. Он нес страницы моего прошлого.
Я целый день бродил по бесцветному городу. Видел много нового, разного. Где-то удивлялся прогрессу, а что-то вообще считал невероятным. Ходил по знакомым местам; что-то узнавал, но чаще всего нет. Я ходил и думал: "А что теперь? Что делать после того, как тебя прогнали? Что?"
Гулял я до самого вечера, пока тучи, окутавшие этот мир, не стали еще чернее, а фонари не озарили улочки и переулки. Тогда я стал подумывать о ночлеге. Приют для бездомных; вариантов больше нет.
Это оказалась двухэтажная постройка, напичканная нарами. На некоторых уже отдыхали бородачи в рваных куртках. Начальник ночлежки странно на меня посмотрел; видимо, моя одежда не походила на облачение бездомного скитальца, а между тем я был именно таким. Одеял я не обнаружил, зато был хороший подогрев помещения. Я улегся на матрас, свернувшись калачиком, и накрылся собственным плащом, словно одеялом. Я приковал взор к окну, наблюдал за вечерней жизнью города. Глаза слипались. Чей-то судорожный кашель разнесся по помещению.
Мое сознание неумолимо двигалось ко сну, но вдруг необычный шум заставил меня поднять веки. Сквозь дремотную пелену я увидел, как крупные капли бьются о стекло, заливают его поверхность. "Все-таки прогноз врет и сейчас, - подумал я перед тем, как провалиться в беспамятство. - Все изменилось, но что стало лучше?"
7
Проснулся я в миг, словно кто-то разбудил. Этой ночью меня терзали кошмары, но к моменту пробуждения я уже успел напрочь их забыть.
Я лежал на койке с чувством, что чего-то не хватает. Скоро я понял чего - льняного плаща, служившего мне в эту ночь одеялом. Я заглянул под кровать, глаза пошарили по сторонам, но ничего кроме размазанной по линолеуму грязи я не увидел. Все понятно - кто рано встает, тому Бог подает.
Вышел я из здания угрюмый и недовольный. Немного взбодрила утренняя свежесть после дождя, сменившая собой затхлость и ни с чем не сравнимые ароматы столичных бомжей. Легкое колебание воздуха холодило руки, лишенные теперь покрывала. Хотелось есть...
Стоп, деньги! Я постучал ладонями по карманам штанов и... облегченно выдохнул.
Я позавтракал в миниатюрной, но симпатичной забегаловке, и вышел оттуда с бутылкой пива. Напиток мне понравился, но мятный привкус немного испортил удовольствие. Я легким движением зашвырнул пустой сосуд в кусты, и тут же услышал свист...
Я чуть не подпрыгнул от неожиданности и машинально развернулся. Недалеко от меня угрожающе черный робот мигал то синей, то алой лампочками на башке. Робот приковал зрительные сенсоры ко мне. Свист взорвал воздух снова.
"...У тебя нет документов - не попадайся полиции..."
Я рванул в противоположную от полицейского бота сторону, стараясь затеряться среди немногочисленных прохожих.
- ГРАЖДАНИН В СЕРОЙ СПОРТИВНОЙ РУБАШКЕ И ЧЕРНЫХ БРЮКАХ, - звучал голос, словно из громкоговорителя, - НЕМЕДЛЕННО ОСТАНОВИТЕСЬ.
Я прибавил скорость и уже несся, как заяц от голодной лисы; звук железных гусениц не желал стихать. Ноги несли меня сквозь парк под беспрестанный свист робота. Я пересек дорогу и нырнул в квартал спального района. Лавируя между плитами многоэтажек, я уже был уверен, что бот безнадежно отстал, но вдруг впереди возник темно-синий силуэт, бегущий навстречу. Силуэт держал руку на кобуре, и это сразу отбило желание продолжать бегство. Ко мне подбежал рослый светловолосый парень, на плечах блестела одинокая звезда младшего лейтенанта.
- Я только выбросил бутылку в кусты! - сказал я, хватая ртом воздух.
- Тогда почему же вы убегали от патрульного бота?
- Я...
- Ваши документы.
С этого момента начались мои реальные неприятности.
8
Вскоре я уже сидел в кабинете ОВД некоего района Москвы.
- Ну и где же ваш паспорт, гражданин Горелин? - спросил младший лейтенант, роясь в стопке листков и пластиковых папок на столе.
- Я же сказал, меня обокрали, забрали вместе с плащом.
- Все-таки обокрали, - прищурился мент. - Ладно, к этому еще вернемся. Скажите ваш домашний адрес.
Да, это, пожалуй, посложнее, чем с паспортом. Но один адрес я все же помнил.
- Луговая пятьдесят четыре-два, квартира сто один.
- Луговая пятьдесят четыре, значит, - сказал офицер, крутанувшись на стуле. Он стал тыкать стерженьком в сенсорный экран монитора. - Сейчас удостоверимся...
- Нет, стойте! - поспешно выкрикнул я.
- Что такое?
Помедлив секунду, я твердо заявил:
- У меня нет адреса... И паспорта тоже.
Полицейский долго соображал, но потом до него дошло:
- Так вы, получается, лицо "Без Определенного Места Жительства"?
- ...Да.
- Тогда почему вы все время врете?! - повысил голос лейтенант. - Думаете, отвертеться сможете?.. Ладно, скажите тогда хотя бы адрес, где вы проживали раньше.
Бесполезно, это дохлый номер. Какой бы адрес я не назвал, полицейский проверит его, и мое вранье подтвердится. Уж где-где, а тут правду скрыть не удастся. Но как он ее воспримет?
- У меня никогда не было адреса... в этом времени.
- Да вы что со мной играете, что ли?! - окрысился мент. Стол заскрипел под его ладонями. - Говорите, мать вашу, откуда вы!
Опасливо опустив глаза, я выдал:
- Из прошлого.
В последующие минуты спора и убеждений я пытался убедить офицера, что я действительно из крио-ячейки. Мент явно не хотел в это верить, но вот он опять схватил стержень и, покопавшись в компьютере, незамедлительно побелел лицом.
- Да, действительно, в двадцатом веке жил Горелин Николай Владимирович, а после 99-ого года ничего о нем не известно...
Офицер так и застыл со стерженьком у монитора. "Мать моя родная...", - прошептал он, а потом наказал:
- Сиди здесь.
...и выскочил из кабинета. Раздался металлический щелчок замка.
Пятью минутами позже в кабинет зашел все тот же младший лейтенант, а за ним какой-то очень серьезный человек, который смотрел на меня с неподдельным интересом...
Все, что происходило дальше, было отвратительно, но вполне ожидаемо. Меня привезли на закрытый объект; парни в хаки и с автоматами открыли ворота, и взору предстала хмурая, приземистая, но длинная, как гадюка, постройка. Внутри она была изъедена бесконечными белыми коридорами, надушена медицинскими препаратами и населена бесстрастными, как киборги, людьми в халатах. Там я сдал кровь, судя по разговорам полковника полиции с лаборантом, на содержание глицерина. Сразу после этого меня повели на допрос. "В каком городе была лаборатория, в которую вы обратились в 99-ом?". "Кто вас спас?". "В каком населенном пункте вы очнулись?". Билла я не выдал, почти все соврал. Потом меня, наконец, оставили в покое, отправив в безликую комнату с кроватью. Лежа на стерильной простыне, я наблюдал через стекло, как полковник о чем-то живо беседует с человеком в халате. Но длилось это недолго: мое сознание вскоре вырубилось.
Когда они успели вколоть мне снотворное?
9
- Горелин, вставайте!
Повелевающий голос вынудил открыть глаза. Над кроватью склонился уже знакомый мне полковник.
- Ваше обследование и допрос ничего конкретного не прояснили. Но у нас не осталось сомнений в том, что в 99-ом году вас замораживали. По нашим данным вы единственный из сотен замороженных, кто уцелел... Это невероятно, сначала никто не верил.
- И что дальше? - спросил я, постепенно отходя ото сна. - Вы меня отпускаете, наконец?
- Сожалею, но мы вас не можем отпустить, - печально проговорил полковник. - Вы, наверное, не знаете о недавней поправке в закон, но вы сами можете проверить. По этой поправке "люди из прошлого", если такие найдутся, приговариваются к тюремному заключению на три с половиной года...
- То есть как "тюремное заключение"? - поразился я.
- Что есть - то есть. Что мы с вами выставим против закона? Правительственная служба до сих пор ищет вашего спасителя. Найдется - схватит больший срок, чем вы. Это все для того, чтобы другим было не повадно, вы понимаете. Больше никто не смеет отправляться в будущее, люди нужны здесь.
- Подождите, я-то здесь каким боком? В мои времена не было никакого запрета!
Полковник, этот боевой и опытный вояка, разводил руками.
Возмущаться можно было сколько угодно, а выбора у меня все равно не было.
К середине дня я уже сидел в "одиночке".
И все же это оказалась не та тюрьма, которую я себе представлял. Деревянная, почти удобная кровать, стол, стул, унитаз, раковина... телевизор. Такой набор меня вполне устраивал, особенно при сравнении с лабораторной комнаткой и ночлежкой для бездомных. В первые дни засыпал я с трудом: тишина и омертвелость камеры отнюдь не потакали сну. Но потом привык.
Прошел целый месяц в бетонном ящике. В голове никаких мыслей, для меня нет будущего, только настоящее, только то, что сейчас. Подъем в семь-ноль-ноль, пятьдесят отжиманий, овсянка с чаем и хлебом с отрубями, свежий воздух на два с половиной часа, телевизор, сидение у окна, сон.
И вот как-то, рассматривая тюремную округу из окна, я почувствовал накатившую на меня волну воспоминаний. Эта волна порождала забытые образы, потерянные фрагменты прошлой жизни в девяностых... В начале у нас с женой родился сын Вадим, потом я очень выгодно вложил деньги и решил заняться бизнесом, часто имел дело с бандитами, но никогда не шел у них на поводу...
Через день по моей просьбе в камеру доставили большую стопку листков А4 и ручку. Я вспомнил, что многие известные персоны написали шедевры, сидя за решеткой... в темнице сырой. А времени у меня было навалом, хоть отдавай первому встречному. Первую неделю я просто заболел графоманией, писал не отрываясь, и накатал около шестидесяти страниц. Я никогда раньше не писал и не думал, что это так увлекательно. Прогулки и еда только отвлекали от любимого занятия, а засыпал я с ручкой между пальцами и стопкой бумаг под боком.
В основном моя писательская болезнь вызвана бездельем. Кроме того, я знал, что пишу для себя, и никто не будет читать этот опус; я мог без стеснения писать что хочу. Еще через месяц я завершил произведение, поставив гордую жирную точку в конце, и сунул исписанные листки под подушку.
По вечерам я перечитывал помятые страницы.
Переворот в моей тюремной жизни случился через три месяца... а может быть и через пять: о проведенном здесь времени я старался не думать. В один светлый полдень я с весьма поверхностным интересом дочитывал книгу какого-то модного сейчас автора. Из местной библиотеки я взял ее чуть больше недели назад. Мое занятие прервал работник тюрьмы, разблокировавший дверь в мой изолятор. Он повел меня по широкому коридору с прямоугольниками дверей по бокам. На вопрос "куда" работник ответил: "К начальнику". В мыслях я вспоминал: может, натворил чего в последние дни? Вроде бы нет.
Кроме начальника в главном кабинете зоны находились еще два человека, хорошо одетых и, кажется, воспитанных. Явно не из здешних; чиновники, наверное.
- Господин Горелин, - лысоватый интеллигент с тонкими голубыми очками на носу пожал руку мне, простому заключенному, - позвольте поинтересоваться вашим самочувствием. Как вам здесь?
- Ну, классом люкс бы не назвал, особенно из-за близости толчка к кровати, а так вполне терпимо.
Лысоватый усмехнулся:
- После всего, что вы пережили, вашему чувству юмора можно позавидовать... Ну да ладно, мы сюда пришли вовсе не ради шуток. Если вы следили за политической жизнью страны во время пребывания здесь, вам должно быть известно, что наша партия "Звезда демократии" совсем недавно пришла к власти.
Я кивнул.
- Но, думаю, вам мало что известно о некоторых поправках в основной закон. Они мало касаются большинства жителей, поэтому подробности в СМИ не освещались... Я думаю, вы уже догадались, о чем мы хотим вам сообщить...
Я догадывался, но молчал.
- Наша партия - это уже не тот авторитарный и античеловеческий режим, который был совсем недавно, - оживился второй гость - черноголовый молодой человек. - Особенно это проявлялось в отношении к так называемым "путешественникам". Было большой ошибкой поместить в тюремную камеру невинного человека. Но наша партия - это истинные демократы, уважающие права каждого человека.
- Господин Горелин. - Я перевел взгляд на лысоватого. - Мы уже подписали все необходимые бумаги для вашего освобождения. Можете вычеркнуть этот гнусный момент из вашей памяти, теперь вы свободны. Но и это еще не все. То унижение, что вы испытали здесь должно быть окуплено. Партия "Звезда демократии" уже оформила на вас однокомнатную квартиру в Северном Бутово. А на бирже труда вы сможете найти временную работу. Паспорт у вас тоже будет, но через денек-другой.
- Теперь вы можете по-настоящему ощутить себя гражданином России, Николай Владимирович, - торжественно проговорил второй чиновник.
- Я... очень рад, - сказал я, с трудом подбирая слова. Хотя для этой партии мое освобождение - сущий пустяк, и этим поступком они всего лишь набирают себе электорат, я действительно был очень рад.
10
Квартира оказалась небольшая, но мне все равно полюбилась. "Звезды" оставили мне визитку, на случай, если возникнут вопросы, и стерео-календарь с эмблемой партии на стену. В первые дни было довольно сложно, особенно с вопросами ЖКХ и устройством на работу. Сначала я работал грузчиком, по вечерам штудируя книги по вождению современных автомашин. Получив права, я устроился водителем в одну из компаний.
И вроде как успокоился.
Еще один, и самый важный переломный момент произошел в один неприметный тихий вечер. Один из моих немногочисленных знакомых изъявил желание прочитать мое тюремное творение (однако, что оно тюремное тот не догадывался). Сначала я не соглашался отдавать помятые, где-то грязные листки, обзывая мое творение неграмотным и неинтересным бредом, но потом все же сдался. Через дня четыре отзыв знакомого меня убил. Он назвал произведение шедевром, беспрестанно спрашивая, откуда я так хорошо знаю жизнь в девяностых, и восторгаясь моим "старомодным стилем". Его тронула судьба честного работника бизнеса во времена, когда честным было быть не просто невозможно, но и опасно. Друг настоятельно советовал отнести эти бумажки в издательство, да покрупнее. Я почему-то не очень надеялся на положительный ответ, но в итоге знакомый оказался прав - меня взяли, да так, что принимал меня сам заместитель директора издательства. Моя первая книга разошлась тиражом в двадцать тысяч. Но это было только начало...