Пролог
«Теперь всё будет хорошо».
Тонкая девичья рука с полупрозрачными пальцами, сияя в ореоле солнечного света, тянулась к лицу Руслана, чтобы коснуться щеки. Тополя шелковисто шелестели, шумя и шепча о счастье, карусели неслись в вихре летнего крылатого безумия.
Всё было вроде бы на своих местах, как в тот июльский день. Синяя футболка, шуршащий пакет сухариков в руке. Руслан попытался прочесть надпись на нём: «ветчина и сыр».
Сияющие солнечные пальцы коснулись его лица.
«Теперь всё будет хорошо», – сказала Златовласка с грустной и нежной улыбкой.
Он снова перевёл взгляд на пакетик, но там было написано уже не «ветчина и сыр», а «бекон». Значит, он успешно вошёл в сновидение.
Золотая бабочка села ему на плечо, и Руслан не шевелился, чтобы её не спугнуть. Сжав пальцы девушки, чтобы она уж точно не сбежала, он спросил:
«Как тебя зовут?»
«Майя», – ответила та, глядя на него тёплыми медовыми глазами сквозь прищур густых ресниц.
Они пошли по аллее парка. Руслан бережно нёс бабочку на плече, чувствуя её необыкновенный для такого маленького существа вес – по меньшей мере, с кошку. Майя впервые настолько приблизилась к нему во сне: до сих пор ему удавалось увидеть лишь её ускользающий силуэт. Белая юбка и топик, а волосы – как золотое руно, мелковолнистые и сказочные.
«Что ты хочешь этим сказать? – задал Руслан давно мучивший его вопрос. – Теперь у меня всё будет хорошо... Значит, могло быть плохо?»
Майя плавно шагала рядом с ним. В её глазах, как в двух каплях мёда, застыло его отражение.
«Не думай об этом, – золотисто прозвенел её голос. – Скоро ты встретишь свою Людмилу».
Они сели в кабинку колеса обозрения. Серый асфальт был всё дальше, люди – всё меньше, но по своему желанию Руслан мог видеть их близко, как в бинокль. Вон и Макс с Антохой бродили, как потерянные, ища кого-то глазами. Вот незадача: сухари-то остались у него. Кстати! Руслан отправил в рот сухарик, но вкус был почему-то уже земляничный – нелепо.
Вдалеке, за зелёным морем тополей, белело здание больницы. Его он тоже мог видеть вблизи, по-особому настроив зрение усилием воли. На крыльце стояла мама, вытирая платочком покрасневшие глаза. Золотая иголочка беспокойства кольнула парня, ему захотелось помчаться туда и успокоить мать. Недолго думая, он выпрыгнул из кабинки, находившейся в верхнем положении...
Бабочка, теперь уже размером с птеродактиля, подхватила его на спину и понесла над городом.
...В окно скрёбся мелкий дождик. Руслан поставил чайник и прислонился лбом к холодному стеклу, с другой стороны которого на него смотрел синий сумрак октябрьского утра. Сегодня ему сопутствовала небывалая удача: получилось поговорить с этой девушкой и даже узнать её имя. Она улыбнулась ему в парке летом, и эта улыбка осталась с ним, похоже, навсегда, засев в его душе золотой занозой.
Коричневые гранулы растворимого кофе. Начни свой день с... этой бурды.
– Русик, ты чего так рано вскочил? Тебе же ко второму уроку, вроде... Ох, что-то грузить вас стали в одиннадцатом классе: ты не спишь почти...
Мама, щуря от яркого света заспанные глаза, вышла на кухню. Какая-то она бледная в последнее время, и морщинок прибавилось. Может, «всё будет хорошо» – это про неё? Такое странное чувство, будто он, перебегая дорогу, каким-то чудом увернулся от грузовика... Сердце ёкало, колени слабели: пронесло...
Руслан промолчал, и мама, взъерошив ему волосы на макушке, со вздохом открыла холодильник и достала яйца с кефиром. Омлет на кефире получался более воздушным и нежным, чем на молоке...
В следующий раз, если Майя снова пойдёт на контакт, надо попробовать выяснить, какую роль во всём этом играют золотые бабочки.
На страницу раскрытой книги упала мёртвая бабочка. Размером она была чуть крупнее моли, с золотистым пушком на тельце и полупрозрачных крылышках. Лампа на столе тревожно моргнула, но не погасла. Оконные стёкла вздрогнули от обрушившегося на них порыва ураганного ветра.
На страницу раскрытой книги упала мёртвая бабочка. Размером она была чуть крупнее моли, с золотистым пушком на тельце и полупрозрачных крылышках. Лампа на столе тревожно моргнула, но не погасла. Оконные стёкла вздрогнули от обрушившегося на них порыва ураганного ветра.
Откуда в библиотеке было взяться моли? Или это какой-то особый, книжный её вид? А может, это ночной мотылёк? Я стряхнул мёртвое насекомое на стол, и покрывавший его пушок вспыхнул в свете лампы ярким бликом, кольнувшим мне глаза, как золотая игла. Нет, ночные бабочки не бывают такими блестящими...
Я вырвал из тетради лист, свернул его в виде конверта и положил туда необычное насекомое. Надо при случае показать Льву, он энтомолог – должен знать, что это за вид. Интересная штучка...
Снаружи бушевала непогода, а внутри было тихо и уютно. Я не заметил, как засиделся до самого закрытия: вокруг меня пустовали столы с погашенными лампами, лишь сотрудница читального зала сидела на своём месте. Я расправил затёкшие от однообразной позы плечи и откинулся на спинку стула, вслушиваясь в дождливое безумие за окнами. Ну и погодка... Как мне идти домой без зонта, интересно?
С обеда прошло уже часов восемь, и живот возмутился этим фактом, да так громко, что я покосился на сотрудницу зала: не услышала ли она голодную музыку моей утробы? Опущенная головка девушки золотилась в свете лампы – уютном, вкусном, цвета обжаренного с морковью лука... Мда, и основательно же я проголодался, раз в голову лезут кулинарные сравнения. Интересно, Дашка соизволила что-нибудь приготовить или опять весь день просидела в Интернете?
– Можно эту книгу на ночной абонемент?
Девушка вскинула глаза.
– Да, конечно.
Она напоминала эту бабочку: её волосы, брови и ресницы были словно покрыты мерцающей золотой пыльцой, а глаза блестели медовыми топазами. Всякий раз, приходя сюда, я невольно задерживал на ней взгляд. Меня занимала странная мысль: а если дунуть на неё, эта «пыльца» поднимется в воздух? Но, понятное дело, с соблазном проверить это приходилось бороться – из соображений общественного приличия.
Внеся залог, я положил книгу в пакет и направился к выходу. У самых дверей я обернулся и сказал:
– До свиданья.
– Всего доброго, – ответила девушка-бабочка приятным, тоже как будто золотисто-мерцающим голосом.
Выходить на улицу было даже страшновато: гроза драила город шершавой мочалкой из дождевых струй и гнула деревья, проверяя их на прочность. Я стоял под козырьком крыльца, раздумывая: идти или переждать полчаса?
Через пять минут дверь тихонько открылась: это вышла девушка-бабочка. Она тоже замешкалась на крыльце, не решаясь шагнуть в бурю.
– Что, у вас тоже нет зонтика? – спросил я.
– Угадали, – улыбнулась она. – Да даже если бы и был, то его тут же вывернуло бы наизнанку ветром.
Ветер действительно разбушевался – не только вырвал бы из рук зонт, но и человека, наверное, сбил бы с ног. Мы стали пережидать непогоду под козырьком.
– Дашка там, наверно, меня уже потеряла, – пробормотал я.
– Вы очень торопитесь домой? – спросила девушка. – Я могу помочь.
Я посмотрел на неё недоуменно. Что она подразумевала под этими словами? Как она могла помочь? Унять непогоду, что ли?
– Именно, – ответила девушка моим мыслям.
Я вздрогнул. Устремлённые к небу топазовые глаза моей соседки, впитывая в себя свет молний, вспыхивали мягким янтарным огнём, а взъерошенные кроны тополей начали успокаиваться. Дождь слабел.
– Да ладно, – проговорил я, не веря своим глазам.
Гроза буквально в течение минуты унялась. Укрощённый ветер только дышал сыростью в лицо, а пузырящаяся поверхность луж разгладилась. Я косился на девушку со смесью недоверия и оторопи. Не может быть такого! Она просто угадала окончание грозы по каким-то признакам... Да нет. С точностью до секунды угадать просто невозможно.
– Уфф... впечатляет, – сказал я с нервным смешком. – А можно этому научиться?
Девушка спокойно улыбнулась.
– Можно. Думаю, у вас получится. Теперь – получится.
– Теперь? – Я вопросительно двинул бровью.
Она кивнула. И, вдохнув освежённый дождём воздух, шагнула к ступенькам. Я – следом.
Странный розовый свет струился с облаков. Я спросил:
– Ваших рук дело?
– Нет, просто солнце, – ответила она.
Розовое небо смотрело из луж, мокрый асфальт был усеян листьями и сломанными грозой ветками. Я провожал девушку – точнее, бездумно шёл рядом с ней, словно привязанный золотой нитью.
– Можно узнать, как вас зовут? – Нужно было о чём-то говорить, и ничего лучше я не придумал.
– Майя.
– Очень... весеннее имя. А я – Ярослав.
– Знаю.
Я удивился, но потом сообразил: читательский билет.
– Как русский князь, – сказала Майя. – Ярослав Мудрый.
– Ну, жизнь показала, что я не так мудр, как хотелось бы, – пробормотал я. – А вы... вы правда умеете управлять погодой? Или вы просто... угадали, когда кончится гроза?
– Что изменится от моего ответа? – усмехнулась она. – Вы ведь и так уже всё для себя решили. Вы не верите.
– Ну... – смутился я. В общем-то, она угадала: скептицизм во мне пока перевешивал веру в чудеса. – Как сказать, как сказать...
В розовом свете вечера её волосы отливали медью. Сколько ей могло быть лет? Двадцать? Двадцать пять? На первый взгляд – не больше.
– Ну, вот вы и пришли, – сказала между тем Майя.
Я оторопел: мне казалось, что я провожал её, а на самом деле это она проводила меня. Мы стояли во дворе моего дома. Майя опять ответила на мои мысли:
– Ну, вас же ждут.
– Постойте, постойте... Как это? Мы разве не к вам шли? – поразился я.
Девушка золотисто засмеялась.
– Ваши ноги сами привели вас туда, куда вам нужно было поскорее попасть.
Я тоже засмеялся, окончательно запутавшись. Но выпутываться не очень хотелось – хотелось просто тонуть в топазовом тепле её глаз.
– Ерунда какая-то получается... Я полагал, что провожаю вас. А на самом деле, как выяснилось, шёл домой! Надо же... Колдовство прямо.
– Всего хорошего, – приветливо попрощалась Майя. – Вам пора... И мне тоже.
– Увидимся...
А мы должны были увидеться, потому что завтра мне предстояло сдавать книгу. Не исчезнет же Майя, обратившись в облачко золотой пыльцы?
Квартира встретила меня тишиной, сумраком и запахом съестного. Разувшись и бросив ключи на тумбочку, я позвал:
– Дашунь!
Молчание. Запах... Котлеты? Не может быть! Я сунул нос на кухню – точно. Сковородка с котлетами, кастрюля с картофельным пюре.
– Ого, да ты сегодня постаралась! Молодчина!
Я заглянул в комнату. Дашка, не отрывая взгляда от монитора, бросила мне через плечо:
– Привет, пап.
– Привет, Дашуткин. Ты, я вижу...
Она не дала мне договорить:
– Всё готово, ешь. Разогревай сам.
– Ну, уж разогреть-то я, поди, сумею! – усмехнулся я. – Ты не будешь?
– Я уже ела.
Она выпаливала ответы, едва я успевал закончить последнее слово, а её пальцы непрерывно бегали по клавишам. В Интернете, видимо, происходило что-то чрезвычайно важное.
Микроволновка тихо гудела, вращая тарелку с едой. У Дашки были летние каникулы и компьютер, у меня – отпуск и докторская. А могилу Дашкиной мамы уже два года мочили дожди и засыпал снег.
– Ну как, вкусно?
Это дочь подсела за стол с вопросом в глазах. Но отчего-то мне казалось, что спросить она хотела вовсе не об этом.
– Очень, – ответил я с набитым ртом. И усмехнулся: – Что ты так смотришь? В библиотеке я засиделся... Вон, книга в пакете – на ночь взял. Сейчас работать буду.
Я поймал себя на том, что оправдываюсь перед ней, как поздно вернувшийся муж.
Princess Arlene's Sanctuary.
Дата: 14 июля. Настроение: средней паршивости. Музыка: Evanescence, «Bring Me To Life»
Папа пришёл домой в полдевятого вечера. Была гроза, сильный ветер. Я думала, он промокнет без зонтика(( Но он пришёл сухой. Наверно, переждал где-то.
Сегодня я пожарила котлеты и сделала пюре. Иногда я забываю приготовить еду, и мне потом становится совестно смотреть, как папа сам варит себе холостяцкую сардельку. Он снова пишет диссертацию. Когда умерла мама, он год ничего писать не мог, а этой весной снова взялся. Жуёт сардельку и печатает на ноуте. А мама приготовила бы что-нибудь вкусненькое. Я должна стать чуть-чуть мамой... Чтобы папе было легче. Стараюсь, но иногда лень или на душе плохо...((((
Котлеты хорошие получились, а в пюре – комочки немножко. У меня не получается полностью их разделать(( То ли картошка дурацкая, то ли руки))) Гроза была страшная, деревья почти к самой земле пригибало. Наверно, некоторые и сломало...
Я слушала шаги на лестнице. Не папа ли? Нет, не он... Мимо прошли...
А потом выглянула в окно и увидела папу, он стоял с какой-то светловолосой женщиной :-/ Небо было странное, розовое. И свет от него шёл такой же, зелень на его фоне резче выделялась.
Когда в замке повернулся ключ, я быстро села за компьютер. Папа зашёл, заглянул ко мне, пошёл на кухню и стал разогревать то, что я приготовила. Сказал, что засиделся в библиотеке. В пакете у него и правда лежала библиотечная книга, а ещё какой-то конвертик. Он выпал, когда я достала книгу, чтобы посмотреть. Папа сказал, что там бабочка, которая упала прямо перед ним в читальном зале. Необычная. Он хотел показать её дяде Лёве. Дядя Лёва, папин брат, разбирается в насекомых.
Когда я открыла конвертик, из него вместо бабочки высыпался только золотистый порошочек. Он рассеялся в воздухе облачком и растаял О_о
– Ну вот, – сказал папа. – Теперь дяде Лёве нечего показывать. Странная бабочка...
Комментарии: 10
Katenok: Ты думаешь, что у твоего предка с этой тёткой что-то замутилось? ^_^
Princess Arlene: Не знаю О_о Он просто с ней стоял под окнами и разговаривал. Недолго. Потом пошёл домой.
Katenok: Надеюсь, он не собирается привести мачеху. Это стрёмно(((
Princess Arlene: Нет, я не верю, что он уже забыл маму :-/
Katenok: Смотри на вещи реально. Он мужик, и ему надо. Ему сколько лет?
Princess Arlene: 37.
Katenok: Ну, 37 – не 50, не такой уж старый ещё. Природа требует. А потом у них родится свой ребёнок, и ты не заметишь, как окажешься в ж... на задворках семьи.
Princess Arlene: Фу((( Нет, не верю. Если он кого-то приведёт, я уйду из дома.
Katenok: И куда ты подашься?
Princess Arlene: Не знаю...
Она не рассеялась облаком золотой пыльцы: я нашёл её на прежнем месте, когда принёс книгу. Не знаю, почему я обрадовался, как дурак... Я почему-то боялся, что всё это окажется сном.
В воскресенье заехал на кладбище, посидел в тишине берёз, думая: а правильно ли всё это? Хотя я и сам ещё не знал, что это такое – «всё». Наваждение золотой пыльцы, фокусы с погодой. Имя, шелестящее молодой листвой и пахнущее яблоневым цветом. Солнечные зайчики плясали под ногами и на гранитном памятнике. Моим рукам было тепло и щекотно от их бестолкового мельтешения, а родному лицу на портрете – уже всё равно.
Всё, что от неё осталось – тетрадь со стихами. Я время от времени подумывал открыть в Интернете мемориальную страницу и выложить там её творчество. При жизни она писала «в стол», пусть хоть после смерти люди прочтут её стихи. Хотя бы вот так – иллюзорно – это продлит ей жизнь...
...Девушка на улице раздавала рекламные буклеты всем подряд. Я машинально взял, хотя женская косметика мне явно ни к чему. И Дашке краситься рановато, хотя я, кажется, видел у неё что-то вроде косметички – матерчатый футлярчик на молнии, с картинкой из мультика про школу волшебниц Винкс: козявка тринадцатилетняя, а туда же. Забавно: в детстве мы все мечтаем поскорее стать взрослыми, а когда вырастаем – всё чаще ностальгируем по детству.
Пиво в пластиковом стакане имело непривлекательный вид. Без пенной шапки оно выглядело так, будто уже один раз было профильтровано чьими-то почками, да и на вкус... Даже пить расхотелось. Что я здесь делал вообще? Зачем шатался по городу Леопольдом Блумом? А дома меня ждала верная Пенелопа – мой недописанный диссер. Всегда и в любую погоду. Но мысли воздушным змеем на золотом леере трепыхались в летнем небе.
На лакированную столешницу села бабочка – сестра-близнец позавчерашней, на сей раз – живая. Я застыл, не дыша, чтобы не спугнуть золотистое чудо. А потом краем глаза заметил знакомые волосы, сверкнувшие на солнце.
Она шла по аллее мимо пивного павильона, в котором я сидел. Струящаяся складками юбка и топик с коротенькими рукавами ослепляли белизной, а золотое руно волос было скручено на затылке и прихвачено заколкой-крабом. Шла она быстрым и лёгким шагом, сосредоточенно глядя вперёд. Забыв своё недопитое пиво, я радостно выскочил из-за столика.
– Майя!
Она не слышала и не видела – глухо стучала каблуками босоножек по плавящемуся от жары асфальту. Я едва поспевал за ней. Девушка вышла из парка и свернула на тенистую улицу, а я устремился следом, в благодатную прохладу каменных домов и клёнов – бездумно-послушный, как воздушный змей. А другой конец леера держала она...
Я шёл за Майей, а она, как выяснилось – за какой-то невысокой женщиной средних лет. Вдруг она замедлила шаг, приподняла руки и спустила белый топик с плеч, открывая грудь. Я совершенно явственно увидел, как над ней взвился небольшой рой золотых бабочек, вылетевших то ли из её груди, то ли из живота: со спины мне было не всё видно. Майя стояла с напряжёнными, близко сведёнными лопатками, чуть откинув голову, а золотое порхающее облако настигло шагавшую впереди женщину и окружило её. Отмахиваясь, та даже уронила сумку.
– Ой! Ай! – доносились до моего слуха её слабые возгласы. – Кыш! Кыш!
Бабочки порхали вокруг неё несколько секунд, а потом внезапно оставили в покое. Подобрав сумку, женщина пошла дальше, недовольно бормоча что-то себе под нос. Что стало с роем бабочек? Он вернулся к Майе, скрывшись у неё в груди. Её лопатки расслабились и пришли в нормальное положение.
У меня стучало в висках – то ли от жары, то ли от увиденного. Волна холодных мурашек окатила меня посреди знойного дня, в голове шумело. Тихая улочка с перекопанной проезжей частью была безлюдна.
Майя всё ещё стояла неподвижно, и я решился к ней подойти... Едва я заворожённо протянул руку, чтобы дотронуться до оголённого плеча, как вдруг последняя – видимо, запоздавшая золотая бабочка, описав возле моей головы круг, села на шею Майи и слилась с её кожей, покрытой чуть приметной патиной загара. Девушка медленно, плавно обернулась, и я будто провалился в её глаза, увязнув в их липкой, затягивающей бездне, как в огромном чане с мёдом. Мёд залил мне глаза и уши, заполнил грудь, обволакивая изнутри каждую полость...
...Жар лился сверху, превращая мою непокрытую голову в печёную картофелину, а мёд, разжижаясь, покидал моё тело. Жёлтая пелена перед глазами стекла вниз, растопленная солнцем, и я обнаружил себя сидящим на скамейке уже на совсем другой улице. На асфальте у моих ног стояла бутылка минералки. Весьма кстати... А то кожа на лбу, казалось, вот-вот лопнет, как картофельная кожура.
Вода, шипя пузырьками газа, приятно охладила голову. Встряхнув мокрыми волосами, я откинулся на жёсткие деревянные бруски спинки. С волос вода затекала за воротничок, а лбом я наконец-то ощущал слабое движение воздуха. Майи и след простыл... «А была ли она вообще? – проплыла вялая мысль. – Может, всё это мне померещилось?»
Я закрыл глаза. Так, что я видел? Пивной павильон, мимо проплывает золотисто-белое пятно... Волосы и одежда. Я иду следом, а потом... Бабочки.
Где кончалась реальность и начинался бред? Я пытался отделить одно от другого, но они так тесно переплелись, что лоб опять запылал и высох. Пришлось снова плеснуть в лицо водой. Кстати, откуда взялась эта бутылка? Я не мог припомнить, покупал ли её сам. Мёд начал затягивать меня, и...
Или это Майя её сюда поставила? Но я сомневался, что вообще видел её, настолько фантасмагорическим было это... рождение бабочек. При воспоминании о них минералка встала в горле колючим комом.
Достав из кармана расчёску, я на ощупь придал мокрым волосам более или менее приличный вид. Ноги вроде слушались, но как-то не очень уверенно: меня слегка пошатывало, как пьяного, хотя я тот стакан даже не допил. Пойти домой, принять прохладный душ и успокоиться... Может, тогда и в голове прояснится. Жара стояла и впрямь умопомрачительная.
Проходя мимо рынка, я подумал: надо бы зайти, купить Дашке каких-нибудь фруктов. Больше всего она любила персики. Я выбрал самые лучшие, крупные и красивые – четыре штуки в одном килограмме. К бананам тоже предъявил высокие требования – чтобы были спелые, но не подпорченные. К ним добавились апельсины и кисточка винограда.
На лестнице в подъезде у меня закружилась голова, в глазах позеленело, и пришлось приостановиться, ухватившись за перила. Когда дурнота схлынула, я продолжил подниматься. У двери долго возился с ключами, уронил их, а потом никак не мог попасть в замочную скважину. Дашка как-то с подозрением на меня посмотрела и спросила:
– Пап, ты что, выпил?
Если не считать того неполного стакана пива, можно сказать, что я был трезвёхонек. Но выглядел, наверно, не очень хорошо.
– Нет, Дашунь, ни капли не пил. Всё нормально.
Дашка болезненно поморщилась. Её взгляд был полон усталого укора: «Кого ты пытаешься обмануть?»
– Ну, я же слышу, как ты разговариваешь... У тебя язык заплетается.
Я дохнул на неё.
– Вот, пожалуйста. Включай свой встроенный алкометр.
Дашка, похоже, ничего не учуяла. Взяла у меня пакет с фруктами и понесла на кухню, а сама – туча тучей. Увы, она имела основания для подозрений... После смерти Тани я пытался утопить горе в стакане, но от этого мы с Дашкой сами же и пострадали. Я чуть не вылетел с работы, и только сознание того, что я у дочери остался единственным кормильцем, заставило меня взять себя в руки. И даже возобновить попытки стать четвёртым по счёту профессором на нашей кафедре языкознания. Только Дашка и держала меня на этом свете, и все свои достижения я посвящал ей.
Princess Arlene's Sanctuary.
Дата: 16 июля. Настроение: гадкое. Музыка: Scorpions, «Daddy's Girl»
Адская жара!!! Дома спасаюсь только вентилятором, воздух в открытую балконную дверь почти не проникает. Гулять не хочется – куда идти в такое пекло? Утром папа ушёл по делам, а я посидела немного за компом, посмотрела мультики, после чего принялась за уборку. Кто, если не я?!!((( Пыли в квартире скопились уже целые горы, а папу даже тряпку в руки взять не заставишь. Уборку у нас всегда делали мы с мамой... В общем, включила музычку поживее – и вперёд, с песней, как говорится))
Папа пришёл где-то после двух часов дня, с влажными волосами, пакетом фруктов и какими-то странными глазами – будто пьяными. Ничем от него вроде не пахло, но вёл он себя как-то подозрительно, не так, как всегда. Ключом в замок не сразу попал. (По одному этому я могу определить его состояние, когда он ещё даже не зашёл в квартиру). Неужели опять начинается этот кошмар?(( Я даже персикам как-то не очень обрадовалась после этого...
Папа заверил: ничего, всё нормально. Как же, знаю я это «нормально»...((( Он бросил пропотевшую рубашку на диван (вечно кидает всё куда попало) и пошёл в ванную. Рубашку я переложила в корзину для грязных вещей, которые в стирку, а на ладонях у меня остался блестящий золотистый порошок – точно такой же, какой высыпался из конвертика.
Комментарии: 5
Katenok: Ага, у нас тоже жарища. Бабушке уже скорую вызывали( .........Ну чо там предок твой – не нажрался? ^_^
Princess Arlene: Всё обошлось вроде.... Уфф. Похоже, он в самом деле ничего не пил, может, перегрелся и ему стало нехорошо... От жары порой и правда дуреешь. Я просто испугалась, что он опять сорвётся... Нервы стали ни к чёрту, всё время боюсь этого((( Сразу после того как мамы не стало – это было что-то страшное(((( Сейчас вроде держится.
Katenok: Прости за вопрос, можешь не отвечать, если не хочешь.... А что случилось с твоей мамой?
Princess Arlene: Рак
Katenok: Соболезную...... (
– А что вы делаете в это воскресенье? – спросил я вполголоса, возвращая книги («Потому что тишина должна быть в библиотеке!»).
Согласен, не самый оригинальный способ пригласить девушку на свидание, но и клише иногда срабатывают. Майя, с невинно опущенными ресницами вкладывая в кармашки книг их формуляры, также вполголоса ответила:
– Да никаких особых планов. Ничего не делаю.
– Вот и у меня тоже нет планов, – грустно вздохнул я. – А может, если сложить моё и ваше «ничего», может получиться «что-нибудь»?
– Ну... Не знаю.
Это игривое «не знаю» явно означало «возможно».
– Ну, тогда, быть может... по чашечке кофе? – сделал я второй шаг.
– Я не пью кофе, предпочитаю чай или сок, – сказала Майя. – Давайте лучше в парк, на аттракционы. Люблю карусели.
– Желание дамы – закон, – с поклоном ответил я.
О бабочках я её спросить не решился – не был уверен, не померещилось ли мне всё это вообще. Но эта загадка только разжигала интерес, а тонкие пальчики Майи крепко держали золотой леер воздушного змея – меня.
До воскресенья оставалось два дня, и без приключений они не обошлись.
В пятницу я отправился в магазин за новой флэшкой, а путь решил сократить через дворы. Там мне встретился мужчина, который сердито отмахивался от стайки бабочек, но не золотых, а тёмных. Где-то я уже видел нечто подобное, не правда ли?
– Вот привязались, – буркнул прохожий.
Бабочки отстали и упорхали куда-то за угол. Я приостановился: сердце отчего-то зашлось. Пустой двор, припаркованные под окнами домов машины, песочница и горка на детской площадке, стволы клёнов – всё это казалось угрожающим и странным, как в аномальной зоне. Я уже подумывал делать отсюда ноги от греха подальше, как из-за того самого угла, за которым скрылись бабочки, вышел незнакомец в чёрном джинсовом костюме. Он на ходу застёгивал куртку. Ёжик волос вспыхнул ореолом вокруг его головы, когда он вышел на солнце, а глаза холодно царапнули меня, как два металлических штырька. Он прошёл мимо и скрылся за домами, а через двор, догоняя его, пролетела тёмная бабочка. Она исчезла в том же направлении, что и незнакомец. С полминуты я простоял в оцепенении и как будто даже озяб посреди жаркого дня. Значит, с Майей мне не померещилось?
Когда на следующий день я снова зашёл в читальный зал и встретился с ней глазами, она как будто что-то прочла в моём взгляде и нахмурилась. Признаюсь, думал я в этот момент как раз о бабочках, сопоставляя оба виденных мной случая.
Впрочем, сдавая литературу, я не преминул перемолвиться с Майей парой слов.
– Ну что, воскресенье – в силе?
Она ласково улыбнулась одними глазами и чуть заметно кивнула. Когда я выходил, мне показалось, что в её провожавшем меня взгляде мелькнула тень тревоги.
Так совпало, что путь мой снова пролегал через дворы. По дороге я зашёл в магазин за продуктами, не забыв купить «вкусненькое» для Дашки. А уже через минуту в тихом пустом дворике на меня напали тёмные бабочки. От них веяло жутким потусторонним холодом, который вызывал спазмы паники в животе. Я изловчился и схватил одну, но она рассыпалась у меня в руке в порошок, похожий на чёрный перец.
Вдруг послышался не менее жуткий, леденящий звук, приподнимавший на теле все волосы – нечто среднее между свистом и шипением. От него бабочки в панике беспорядочно затрепыхались в воздухе и разом отпрянули от меня, издавая тихий противный писк. Источником звука, отпугнувшего их, оказалась Майя. Она стояла в нескольких метрах от меня с приоткрытым ртом, уголки которого были чуть оттянуты в стороны, и буквально сносила рой бабочек прочь своим шипением. Несколько крылатых существ у меня на глазах превратились в воздухе в тёмную пыль, а все остальные улетели. А из-за угла появился их рассерженный хозяин – тот самый, в чёрном джинсовом костюме и со стрижкой ёжиком.
– Что ты делаешь! – воскликнул он, обращаясь к девушке. – Зачем помешала мне?
– Уйди, Ян, – ответила Майя. – Не трогай его. Он мой.
– С какой это стати?
– А с такой.
Майя подошла ко мне, провела ладонью по моей рубашке и показала её Яну.
– Вот, на нём моя пыльца.
Тот понимающе отступил на шаг назад.
– А... Ну, извини. Я не заметил.
– В следующий раз будь внимательнее, – посоветовала Майя.
Ян ретировался ни с чем, а я смотрел на девушку, ошарашенно моргая. Десятки вопросов готовы были сорваться с языка, но под взглядом её глаз со щёточками золотых ресниц я млел в блаженной немоте. Майя, взяв меня за плечи, озабоченно всмотрелась в мои глаза.
– Так, ну, большого вреда они вам не успели нанести, – сказала она. – Но я вас немного подпитаю и поставлю защиту. Она будет отпугивать бабочек.
Я твёрдо снял её руки со своих плеч и отстранился.
– Так... Ничего я вам с собой делать не позволю, пока не объясните, что всё это значит.
– Ярослав, верьте мне, я не желаю вам зла... в отличие от Яна, – сказала Майя мягко. – Я хочу помочь. Защита вам в любом случае нужна.
– Без объяснений я никакой помощи не желаю принимать, – настаивал я. – Кто вы такие? Что это за бабочки? Каким образом они могут нанести вред?
Майя вздохнула.
– Что ж, видно, объяснений не избежать, вы видели и слышали достаточно. Пойдёмте, присядем где-нибудь.
Пока мы шли к ближайшей скамейке, я спросил:
– Откуда вы здесь вообще взялись?
– Я пошла за вами. Когда вы сегодня пришли в зал, я поняла, что вы встретились накануне с одним из наших... И что он может напасть на вас, потому что вы видели его бабочек.
– Вы что, умеете читать мысли?
Она медленно кивнула.
– Ну... можно назвать это и так.
Мы сели.
– А та женщина... – начал я. – На которую напали ваши бабочки...
Солнце золотило по-детски нежный, чуть заметный пушок на её руках.
– Та женщина через три дня умрёт. Нет, не из-за меня... Это у неё по судьбе. Через бабочек я взяла её жизненную силу – ту, что осталась. Ей она всё равно уже не особенно понадобится: конец близок.
Это и правда звучало как бред. Но бабочки?! Они были живым свидетельством.
– И часто вы так... берёте жизненную силу?
– По необходимости. Часть оставляю себе, часть – отдаю.
– Кому?
Майя выглядела усталой и грустной.
– Людям, которые нуждаются в этом, – сказала она. – Излечить болезнь, изменить судьбу – на всё это требуются силы. И одна бабочка умирает при этом.
– И вы сами выбираете, кому помочь?
– Указаний сверху я не получаю, – усмехнулась Майя. – Более того, моих действий не одобряют...
– Кто не одобряет?
– А вот это вам знать уже не обязательно. При выборе доноров я стараюсь не идти вопреки судьбе. Бабочек я выпускаю на обречённых – тех, кому я уже не смогу помочь. Видите ли, чтобы моё вмешательство было возможным, фатальное событие должно отстоять от настоящего момента на достаточный временной промежуток. Если времени слишком мало – бесполезно. Ну, грубо говоря, это как тормозной путь. Чем он длиннее, тем больше вероятность того, что машина успеет остановиться, не сбив пешехода. Ну, и от характера самого события тоже многое зависит. В общем, здесь сходится много факторов.
– То есть, вы считаете, что можете вершить судьбы? – спросил я. – Кого-то – добивать, кого-то – вытаскивать?
Майя улыбнулась. Казалось, вся моя жизнь вместе с моими принципами, убеждениями, радостями и горестями застыла мошкой в древнем янтаре её глаз.
– Если у меня есть такая возможность, то почему бы нет? И я не «добиваю», это неверная формулировка. Я лишь беру то, что обречённым людям уже не понадобится, но может помочь другим.
– А если вы допустите ошибку? – спросил я. – Если человек на самом деле НЕ обречён? Может же такое быть? Тогда вы его действительно добьёте.
Майя подумала.
– Это исключено. Я вижу всех, как открытые книги. Но бывали случаи, когда я сознательно брала силы ещё вполне благополучных и жизнеспособных людей. Что вы так смотрите? – усмехнулась она. – Это были скверные люди. Они не делали в своей жизни ничего хорошего, только причиняли другим зло и существовали по принципу раковой клетки: всё – для меня, а после меня хоть потоп. Убивали, насиловали, грабили – не только своими руками, но и руками своих подчинённых.
– И что с ними потом... стало? – не без содрогания полюбопытствовал я.
– Потеряв жизненные силы, они умирали через некоторое время – либо сами, от болезни, либо притягивали к себе насильственную смерть. Впрочем, при их образе существования она и так могла их настигнуть – в качестве одного из возможных вариантов завершения жизненного пути, но бабочки увеличивали эту вероятность многократно, превращая её в неизбежность. Но это было всего несколько раз. Это... слишком радикальное вмешательство в реальность.
Я слушал, задавал вопросы, а про себя думал: господи, ну и бред. Если бы не бабочки, которых я видел своими глазами, давно бы счёл Майю сумасшедшей.
– А где они у вас прячутся? – спросил я с ухмылкой. – Не в лифчике, нет?
Она расстегнула верхние пуговицы блузки, наполовину опустила веки, и с её кожей в области декольте что-то начало происходить... От неё отделялись кусочки верхнего слоя эпидермиса в форме крыльев бабочек, но не полностью – не взлетали, а только трепетали. Я смотрел на эту ожившую кожу почти с ужасом. Майя открыла глаза, и крылышки улеглись, сгладились – будто ничего и не было. Грудь как грудь... Следует воздать должное – весьма недурной формы и размера.
– Уффф, – выдохнул я, вытирая лоб. – Однако, это нечто стивенкинговское! Если бы не видел своими глазами...
– Кое-кто считает, что мне не следует так часто вмешиваться в жизнь людей, – сказала Майя, устало прищурившись. – А следует просто жить и кормить своих бабочек. Но я думаю: а зачем? Зачем жить, зачем кормить их, ради какой цели? Для себя? Но куда девать эти силы, если их не тратить?
– Хм... И вы, значит, решили вот таким образом приносить пользу? – резюмировал я.
– Каждый ищет свою цель, свой смысл жизни, – ответила Майя. – Я нашла свой.
– И вы удовлетворены своей деятельностью?
– В целом, да. Ну, а теперь позвольте мне сделать для вас тот минимум, который я просто обязана сделать, чтобы нейтрализовать последствия встречи с Яном, и я вернусь на работу. Не беспокойтесь, вреда вам это не нанесёт, напротив, поможет.
Я воспротивился было:
– Да вообще-то, я вроде бы и так неплохо себя чувствую...
– Вы просто не ощутили пока, – строго возразила Майя. – Через некоторое время это может проявиться в виде внезапного ухудшения здоровья без видимых причин.
|