На поезд "Кисловодск - Санкт-Петербург" Борис и Лена садились в Армавире, где они гостили у родственников. Они пришли на вокзал в половине первого ночи. Была середина декабря, желающих ездить было мало.
Через полчаса показался поезд. Сначала мимо них медленно прополз локомотив, потом вагон с номером 12, потом почтовый вагон, за ним вагон под номером 15, и уже потом они увидели свой вагон - номер 7. Такая странная нумерация вагонов их не смущала: они часто ездили на этом поезде и знали, что он недавно отправился из Кисловодска, и его формирование продолжалось по пути следования. Главное, что перед ними остановился вагон номер 7, в котором им и предстояло ехать, согласно купленным билетам. Предъявив билеты проводнице, они вошли в тускло освещённый безлюдный коридор вагона, нашли своё купе и открыли дверь.
В купе уже находился пассажир. Это был старик лет семидесяти, но ещё довольно крепкий на вид: по всем признакам - эдакий пенсионер-дачник, а то и хозяин собственного дома и приусадебного участка. Он внимательно посмотрел на своих молодых попутчиков на правах старожила этого купе, и Борис обратил внимание на то, что в его глазах не было и намёка на привычку заискивать перед более молодыми, которая свойственна многим пенсионерам, в расчёте на жалость (а может быть, даже и на милостыню), взгляд его был цепкий и оценивающий.
- Здравствуйте!- сказал Борис.
- Здравствуйте, - ответил старик и стал смотреть в окно, а Борис и Лена начали разбирать свои вещи и обустраиваться на ночлег. Борис получил у проводницы постельное белье, а Лена принялась застилать их постели: так они по-семейному разделяли мужские и женские обязанности.
"Скорый поезд "Кисловодск - Санкт-Петербург" отправляется с первого пути. Провожающих просим покинуть вагоны!" - послышался голос диктора вокзала, эхо разнесло её голос по пустынному тёмному перрону, и через несколько секунд поезд медленно тронулся.
Пока за окном были видны городские постройки, едва различимые в свете фонарей, поезд двигался медленно, но как только он выехал за черту города, скорость резко увеличилась. Пассажиры ощутили, что их вагон резко подался вперед, словно в прыжке, и в головной его части раздался громкий лязг и скрежет. Борис и Лена переглянулись между собой, но, похоже, бояться было нечего, и они снова занялись своими постелями и вещами.
- Это грохочет так потому, что нас прицепили сразу за локомотивом, - обратился к ним старик, заметив, что они переглянулись между собой. Он уже привык к этому грохоту и счёл нужным успокоить новичков. - Обычно, когда едешь в первом от локомотива вагоне, всегда такой шум.
- Да? Похоже... - решил поддержать разговор Борис, но старику нескольких сказанных им слов оказалось достаточно, и он снова стал смотреть в темноту за окном.
Борис продолжил разбирать вещи вместе с Леной... И тут он вспомнил, как несколько минут назад, когда он с женой стоял на перроне, перед его глазами проехал сначала локомотив, а потом - ещё три вагона, прежде чем появился вагон, в котором они сейчас едут. Значит, он точно прицеплен не к локомотиву, как утверждает старик.
Борис решил проявить ответную вежливость и избавить попутчика от его заблуждения:
- Да нет же! - радостно воскликнул он, старик повернулся к нему, и Борис сообщил ему приятную новость: - Мы ведь только что садились, и я видел, что за локомотивом прицеплены ещё три вагона, а потом уже - наш вагон. Так что мы не в первом от локомотива вагоне.
Старик промолчал и снова отвернулся к окну.
Борис разочарованно пожал плечами и стал собирать полотенце, мыло, зубную щётку и зубную пасту, чтобы пойти в туалет перед сном.
Локомотив совершил ещё один рывок вперёд, вагон дёрнулся, и снова раздался лязг и грохот металла в том месте, где были сцеплены вагоны.
- Не-е-т! - вдруг решительно сказал старик, и Борис повернулся к нему. Пристально глядя на Бориса и качая головой, старик продолжил: - Нет! Всё-таки мы едем в первом вагоне от локомотива!
- Но почему?
- Иначе так не дёргало бы!
Борис открыл было рот, чтобы возразить против такого убийственного аргумента, попытаться убедить старика, помочь ему узнать истину, но вдруг наткнулся на его подозрительный взгляд исподлобья и снова закрыл рот. Он понял, что в том мире, в котором живёт этот старик, все вагоны лязгают и грохочут только потому, что прицеплены к локомотиву. Это знание делает его мир прочным и незыблемым, как скала, и никакие бури и невзгоды не способны разрушить этот мир. И когда он садился на своей станции, то сам мог убедиться в этом своими глазами: вполне вероятно, что их вагон и в самом деле на тот момент был прицеплен к локомотиву. И теперь какой-то молодой выскочка хочет убедить его в том, что он садился не в первый вагон, хочет усомниться в прочности его мира! Допустим, за то время, пока поезд ехал до Армавира, вагоны поменяли местами, какие-то отцепили, какие-то прицепили, и теперь между локомотивом и их вагоном ещё три вагона... А что если на очередной станции вагоны снова поменяют местами, и когда старик будет выходить на своей станции, то их вагон снова будет прицеплен к локомотиву? И Борис понял, что, вероятнее всего, так и случится. А что если он с Леной будет выходить в Санкт-Петербурге и увидит, что между их вагоном и локомотивом снова три вагона? И это тоже очень вероятно, потому что в том мире, в котором живёт каждый человек, всё происходит по законам этого мира. И если для него, Бориса, белые ночи связаны только с именем его родного Санкт-Петербурга, то на это право, в его понимании, не могут претендовать ни Стокгольм, ни Хельсинки, где есть такие же белые ночи, ни город Полярный, где солнце летними ночами вообще не прячется за горизонт, а плывёт над скалистыми холмами. А этих миров столько, сколько людей на планете, и все они могут жить мирно, не нарушая чужих законов и не навязывая никому своё мнение и свои законы...
Это были даже не мысли, которые мгновенно промелькнули в сознании Бориса, а какое-то озарение, позволившее ему взглянуть на окружающий мир другими глазами...
Борис улыбнулся и развёл руки в стороны, словно извиняясь за свою ошибку, а довольный старик снова стал смотреть в темноту за окном, которая тоже была частью мира, в котором он жил.