Никогда не забуду, как увидел её впервые. Помню, долго разглядывал: такую маленькую, беззащитную, спящую, и никак не мог осознать, что она и вправду моя. Ни осознать, ни поверить, ни ощутить. Но одно я понял и почувствовал моментально - страх. Который отныне вечно будет со мной. До конца. От него невозможно избавиться, только привыкнуть. Страх за неё и за себя. Ведь теперь у меня будет смерть. И я смертен, надо же, смертен. Как миллиарды других.
Но почему-то именно эта похожесть и делала меня особенным.
А "похожесть" пускала банальные слюни и мирно сопела у меня на руках.
Но первой же ночью я вскочил от истошного крика. Да, кричала она, но я так испугался, словно крик был моим. Суетливо её успокаивал. Успокоил. Пугливо пытался заснуть. И немедленно просыпался, вновь разбуженный воплем. Вдруг и вправду своим? Вереница бессонных ночей. И безжизненных дней. Пытаясь её угомонить, я пел дурацкие песенки о надеждах. Кормил слегка подогретой верой, что если что и случится, то с кем-то другим, незнакомым. И, видимо, перекармливал: она срыгивала мне на плечо, вызывая то брезгливость, то усмешку. Потихоньку ночи перестали быть пыткой, дни обрели чёткость. Она же крепла, росла и взрослела. И я становился взрослей вместе с нею.
Я учил её жить. Помогал постигать этот мир, который и сам не был в силах понять. Но вместе с ней было легче принять всю его непонятность. И его непонятливость. Неподатливость и жестокость. И лишь стоило взять её на руки, то и мир становился добрее. Ярче. Радостней. Проще.
Мы играли. То в разбойницу, то в принцессу. В догонялки и в прятки. Я её находил. А она меня догоняла. Мы играли в слова. Мы играли в дела. Мы мечтали.
Я учил её доброте. И любви. И тому, как заботиться о других.
Я её защищал. Оказавшись смелее, чем когда защищал сам себя.
Я её удивлял. Иногда огорчал. Иногда огорчался. Но прощал и мирился. Или смирялся.
А она стала сильной. Уверенной и упрямой. Жизнь её завертела, закрутила и, в конце концов, увела. Иногда она возвращалась. Но чем дальше, тем реже. Тем короче были свидания. И никчёмнее разговоры. Мне пришлось её отпустить: ей со мной стало тесно. Рядом с нею я выглядел глупо: слишком пафосны сантименты, а желание уберечь обратились занудством. Забавно, но теперь её надо было беречь от меня.
Да, она повзрослела, а я постарел.
Пусть не сразу, но постепенно я стал уставать. Не от жизни, а от себя. Очерствел. Огрубел. Усыхали мечты, увядали желания. Встречи с ней - как живая вода, как дорога к себе молодому. Как к чему-то, что больше и лучше меня. Но, увы. Лишь звонки от неё вместо встреч. Лишь приветы, подарки и сны.
Приходилось довольствоваться воспоминаниями. Иногда мне казалось, я снова слышу топот маленьких ножек, колокольчики смеха... Но нет. Время словно остановилось. Мне нечем было его отсчитывать: когда её не было рядом, ничего не менялось. Я поверил, что так будет вечно.
Но однажды она появилась. Сюрпризом. Впорхнула ко мне, виновато мне улыбнулась:
--Привет! Извини, всё дела и дела. Но теперь я с тобой, обещаю.
--Надолго?
--Я с тобою надолго, а ты со мной нет.
--Почему?
--Твой черёд уходить. Я останусь здесь вместо тебя. Стану памятью о тебе. И твоим продолжением.
Я недоверчиво помотал головой:
--Больно я тебе нужен.
Она поцеловала меня в лоб, посмотрела, как некогда прежде, закрыла ладонью мои глаза и ласково прошептала:
--Как же ты не понимаешь? Кем бы ты ни был: гением или ничтожеством, героем или неудачником, полным сил или старой развалиной... и какой бы ни оказалась я: глупой или расчётливой, страшной или прекрасной, незаметной или великой... и как бы ко мне не относились другие: как к твоему несчастью или как к твоему утешению... Навсегда-навсегда я была, есть и буду лишь твоей маленькой смертью.