После института оказался я на металлургическом заводе, в цехе связи. Мастер. Так называлась моя должность, но она не имела ничего общего с общепринятым представлением как, например, у Булгакова или, скажем... А, впрочем, лучше расскажу, чем в то время занимался.
Моё главное занятие заключалось в установке и эксплуатации телевизионных систем технологического назначения. Были, правда и другие радиотехнические устройства, но попытаемся как-то абстрагировтаться от них, чтобы не отвлекаться. Так вот, на предприятиях такого типа телевидение только начало появляться. Меня, собственно и взяли сюда на работу, поскольку с телевидением никто не хотел связываться.
И в самом деле, кому захочется иметь дело с аппаратурой, на коробке которой были нарисованы череп и кости? А цифры? Трудно даже представить, 25 КВ! КВ это не коньяк выдержанный, а киловольт, тысяч вольт. Если к такому напряжению притронешься, то, пожалуй, не убьёт, но обожжет так, что второй раз будешь более осторожным. Впрочем, может и убить. Высокое напряжение в совокупности с высокой частотой не любит дилетантов. Поэтому экспериментировать не советую.
Сначала я нашел применение всем этим черепам и костям. Я вырезал эти надписи и использовал их в качестве этикеток на каждом новом приборе, который мы устанавливали. Это, значительно снизило, число... Чего? Попробуйте угадать. Правильно, краж. Как я понимаю, уже тогда у нашего народа была тяга к приватизации. Но называлась она проще - воровство. Воровали всё, что можно было стянуть: микрофоны, радиостанции, объективы телекамер и даже телевизионные кабели, проложенные в металлических трубах. Пытался как-то наш начальник поднять этот вопрос на совещании, но на него так зашикали: "В гробу мы видали ваши микрофоны. Одна ошибка при разливке обходится в сотни тысяч. А вы со своими микрофонами"...
Однажды украли телекамеру, и значительный участок заводского двора пропал с экрана диспетчерского обзора. А ведь её устанавливали, как следует. На большой высоте замуровали в кирпичную стену, одев при этом металлический каркас. А утром не оказалось ни телекамеры, ни каркаса и только большой кусок вырванной стены красноречиво указывал на место происшествия. Долго я ходил вокруг, пытаясь понять, каким образом это могли сделать, но никак не находил объяснения. Наконец не выдержал и обратился к пареньку, работающему поблизости. Чем-то он напоминал мне студента: невысокого роста, в очёчках и одежда не совсем пролетарская.
- Привет! - говорю ему. - И давно вы здесь работаете? Где учились?
- А откуда вы знаете, что я учился? - ответил он.
- Интуиция, - говорю.
Одним словом, разговорились. Звали его Серёжа. Работает он тут уже четыре месяца. А учился в металлургическом институте. Потом возникли нелады с военной кафедрой. Дело в том, что с детства у него из-за какой-то болезни левая нога была короче правой. Всё бы ничего, но начались занятия на военной кафедре и естественно, строевая подготовка. Пытался он как-то этому майору объяснить, что маршировать в строю, он не может.
- Что там у тебя? - спросил после построения майор, большой любитель и специалист по строевой подготовке.
- Да у меня, товарищ майор, одна нога короче другой, - ответил студент.
Неизвестно, то ли всем требовалась разрядка, то ли просто сложилась довольно комическая ситуация. Трудно сказать. Но студенческая группа тотчас разразилась дружным смехом. А майор, как на грех, оказался тупой или лишен чувства юмора, что впрочем, почти что одно и то же. Он принял этот смех, очевидно, на свой счет:
- Я тебе покажу, как ходят с короткой ногой! Марш в строй!
Что делать, поплелся бедняга в строй. И, естественно, начал ковылять влево, вправо, что вызвало ещё больший гнев тупого и лишенного чувства юмора майора:
- Так ты ещё издеваешься! Выйди из строя!
После этого был рапорт на имя ректора и ещё что-то. Всё остальное мне было очень знакомо. Я, как мог, приободрил его, и расстались мы с ним в добрых отношениях.
Конфликт с военной кафедрой - это было что-то новое. С кафедрой марксизма - в порядке вещей. Там, особенно после венгерских событий, пострадали многие. И с ними не чикались, отправляли в армию на перевоспитание. Были даже отдельные подразделения, которые так и называли, например, батальон демагогов...
Да-а, думаю. Совсем распоясалась Советская власть. Предчувствует близкий конец... А всё почему? Двести миллионов и все молчат... Никакого противодействия. И я хорош, - перестал сочинять анекдоты и транспаранты... А ведь так и просится на волю: "...победоносная Советская Армия = вторая производная карательной системы..." Но Серёже об этом говорить нельзя. Человек в таком состоянии...
Через пару дней встретились, и я обратился к нему уже по-дружески.
- Слушай, Серёжа! Меня не интересует, кто стащил видеокамеру, мне интересно, как это сделали?
- А вы меня не заложите?
- Клянусь.
Но затем почему-то добавил:
- Никого никогда не закладывал. Надеюсь, что и не придется.
Видно, мой подход в этой ситуации отличался от действий нашего учителя физики в эпизоде с лампочкой. Наверно поэтому мне и удалось услышать следующий рассказ:
- Работал я в ту ночь во второй смене. Где-то в полночь вышел я из цеха. Было не очень темно, и глаза легко привыкли к темноте. Вскоре бросилось в глаза - стоят двое, ничего не делают, но всё время посматривают вверх, на видеокамеру. При этом один из них что-то говорит и говорит, но довольно тихо. Затем услышал разговор:
- Як ты думаешь, вона нас видить? - спросил красноречивый.
- Конечно, не видит, потому что темно, - ответил молчаливый.
- А почем ты знаешь, шо она не видить? У нас в цеху была лекция по телевидению, так энтот лектор так и сказал: "Погодите, немного, и будет прибор ночного видения, с которым можно в лес по грибы ходить". А зачем в лес, уж лучче на охоту ночью в парк. - Продолжал красноречивый.
- Лежат под кустом двое и делают любовь. А ты в энту камеру всё видишь, и ждешь, шоб они в самый азарт вошли. Як в кино. А потим, коли вже нема мочи терпеть такэ безобразие, фонариком - хрясь! - и засветил их. Они, знамо встают, одеваются и просят: "Отпустите нас, дядя, мы больше не будем". А мы с красными повязками дружинников и им так, со всей строгостью, вот составим на вас протокол, отправим по месту работы, а с женщиной разберемся, котрый она раз здеся в энтим месяце. А ешо можно добавить, шо штраф за такое амо, амооральное поведение не меньче ста рублёв. Тута они и вообче раскисают. Он лезет в карман, достает деньги и сует их нам, как автоинспектору, прямехонько, в карман и говорит: "Я всё понял, командир". А мы им в ответ, опять со всей строгостью: "Ладно, мол, только больше не нарушайте, потому как в следущий раз, будет энто вам дороще".
- А может, не нужно таким образом, - говорит молчаливый, - пойдем и купим такую штуку. В каком-нибудь магазине.
- Та шо ты гутариш? - отвечает красноречивый, - такие вэщи в магазинах не продают. Спэцтэхника.
- Да, забавно, ... у нас в автоклубе была учителка Елена. Красивая, как артистка. Вот бы посмотреть на неё без всево, - произнес мечтательно, молчаливый.
- Действительно, тесен мир, - говорю.
- Вы это к чему? - спрашивает Серёжа.
- Да так, вспомнил кое-что, а что было дальше? - это меня уже заинтересовало.
- Вообще-то я очень не люблю подслушивать чужие разговоры, - продолжал Серёжа, - но такой интересный и главное, поучительный, мне пришлось услышать впервые. Поэтому я притаился и жду, что будет дальше. А дальше было вот что. Через пару минут они притащили какой-то трос и забросили его на видеокамеру и попытались её оторвать. Но у них ничего не получалось. Тогда тот, который был более разговорчивый, сказал: "Подожди я щас" и куда-то убежал.
- Через несколько минут он возвратился, - продолжал Серёжа, - и они о чем-то ещё некоторое время тихо беседовали. Я только услышал фразу: "У нас на заводе, за бутылку, можно доменную печь своротить", но не понял в тот момент к чему она. Но, скоро, мне стало ясно. Из-за угла, по рельсам, выкатил паровичок, без огней, тихо подъехал к ним и остановился. Эти друзья проворно прицепили свой трос к буферу и скомандовали машинисту трогать вперёд. Тот, в свою очередь, плавно, без рывков двинулся в путь. Сначала натянулся трос, а затем, как пробка от шампанского, вырвалась видеокамера со всем остальным хозяйством. Послышался грохот, но больше ничего не было видно. Вот и всё, что я видел, - закончил свой рассказ мой новый приятель.
- Зря бутылку отдали, ханыжники, ничего у них не получится, - сказал я. - И камеру с объективом разбили вдребезги. Так, что, Серёжа, смело можешь ходить в парк с подружкой. А техника, о которой они говорили, появится не раньше десяти, пятнадцати лет. К тому времени ты окончишь институт, женишься, и парк тебе не понадобится.