Прошло два года работы в техникуме и вдруг - она, Светлана. Бывает же такое...
- Привет!? Что ты здесь делаешь? - более нелепого вопроса не нашлось.
- Работаю. В медпункте. Уже две недели. А ты?
- С ума сойти... Где мы с тобой последний раз виделись? В Одессе? В Новосибирске?.. - видно мне суждено при каждой встрече с ней выглядеть немного глуповато. - А солнечное затмение ты помнишь?
- Ну, как же можно это забыть... В трамвае. Тогда у тебя не было мотоцикла. Прости, - сказала она, слегка улыбнувшись, - у меня пациенты.
Вот так встреча, - думал я, слезая с этого, будь он неладный, мотоцикла. Расскажешь кому-нибудь, не поверит. Неужели где-то там, в высших сферах, все запрограммировано, записано на магнитных или каких-то других дорожках. Это ведь какой объем памяти нужно иметь, чтобы все это учесть... Впрочем, к черту эту память, тут со своей не управиться. Почему-то раскручивается во временной последовательности по спирали и скачками... Совсем не к стати... К занятиям нужно готовиться, писать конспекты, так требует директор Саенко. Пару раз провел лекции экспромтом, по памяти, студенты в восторге, а директор наоборот. Нет, говорит, контроля, а социализм, этот хренов, это учет! Конечно, Саенко слово хренов не применяет. Тем более как эпитет. Он во всех отношениях правильный. Иначе не был бы директором много лет... К тому же Светлана... Ведь бывает же такое, похорошела... Куда-то пропала девичья наивность, появилась строгость в облике и фигуре и ей это идет... Рядом с ней студентки - 17, 18, 19, как недозрелая кукуруза молочно-восковой спелости. Термин правильный, но колхозный... Кто-то сказал, что пора готовиться в колхоз. Опять он, родненький... - весь этот сумбур в разных вариациях крутился в голове.
И почему-то ушла, как чужая. Наверно появился друг, - неожиданно промелькнуло и всего передернуло. А почему не пойти прямо сейчас, в этот медпункт, смерить температуру, давление и попросить таблетки от любви?
Конечно, не пошел. Начал прислушиваться к разговорам в преподавательской. Так вот кто такая Светлана... Вот, оказывается, о ком все мужчины судачат... Говорят, что строгая, но все время улыбается.
Следующая встреча была уже не случайная.
- Как ты оказалась здесь?
- Кто-то подсказал, потом кто-то позвонил. В общем, банальная история...
- Ты знала, что я тут работаю?
- А ты как думаешь? - ответила она вопросом на вопрос, а затем добавила, - об этом весь город знает.
- А где ты раньше работала? Ведь тебя направили в колхоз.
- Да, было, потом два года бегала по району участковым врачом. Появилась возможность,... трудно было отказаться. И платят не меньше...
- Может, пойдем куда-нибудь, посидим?
- Нет, не стоит. Кто-нибудь увидит, а мне бы не хотелось...
Такая короткая встреча, а сколько информации для размышлений? Получается, что последние годы она была рядом, но никак не проявилась. Знала, что я здесь работаю, и сознательно пошла... Тогда почему же боится, что кто-то увидит?.. К тому же "платят не меньше"... Откуда такой интерес к деньгам? Не связан ли он со скептическим взглядом на мотоцикл? А может быть, все это мне показалось? Тогда, почему такая отчужденность? А может быть это не она? - просто ее двойник. Как бы она, и не она. Ведь бывает же, когда в одном человеке уживается две или три личности? Ладно, - подумал, - от судьбы не убежишь. После колхоза станет ясно.
Колхоз, конечно, прояснил многое, но не все. Его главным событием было то, как мы с Толиком резали корову.
А дело было так. Послали нас с Толиком в колхоз. По настоящему послали. Не так, как обычно посылают людей,... Например, пошли бы вы...Или по-украински, на чи. Нет, об этом я уже говорил. Вообще-то я мог и не поехать, была нагрузка у вечерников. Но когда начали разбираться, что можно пропустить, а что можно догнать, два слова были в состоянии подтолкнуть чашу весов, чувствительных к этим нематериальным субстанциям. К тому же, в предыдущий раз как-то увильнул, а это не всем нравится. Теперь нужно только организовать, чтобы направили нас в одну или, по крайней мере, в соседнюю деревню. В таких вещах рассчитывать на случай нельзя. Само ничего не делается. И выполнить это было не сложно, так как я уже знал, куда ее записали...
На этот раз мы занимались свеклой и арбузами. Мы, это две группы студентов, человек по тридцать и два преподавателя. Я и Анатолий. Наверно будет правильно, если я скажу кратко о нем, а если останется время, то и о свекле с арбузами. Преподаватель физкультуры. Крепыш. Единственным его недостатком было то, что просыпался он раньше петухов и бегал на речку. Немногословный и очень скромный человек. Он был молчалив до такой степени, что все взаимоотношения со студентами и начальством колхоза, пытался переложить на мою бедную голову. Тем не менее, Светлана ему понравилась, и он не скрывал этого от меня, коллеги и товарища. Иногда мне казалось, что он слишком часто затрагивал эту тему, каждый раз отмечая, что она хорошо улыбается. А поскольку он уже привык перепоручать мне различные переговоры, то однажды, немного смущаясь, спросил:
- Не можешь ли ты поговорить со Светланой?
- О чем?
- Ну, как тебе сказать? О том, о сем и что она мне нравится...
Я несколько растерялся, но все-таки нашелся и сказал:
- А ты попробуй сказать это сам, чего ты боишься? Со студентками ведь, какой обходительный!
- Студентки это студентки, а здесь, мне кажется, все иначе. Все-таки сотрудница.
- Подумаешь, сотрудница. Обрати внимание, она всем улыбается. А женщина улыбается только тогда, когда хочет понравиться. - В то время у меня преобладали чувства ревности или что-то подобное. Во всяком случае, ее стремление всем нравиться, почему-то коробило меня. - Понимаешь, мне не ловко такое говорить... Ты же сам достаточно смелый, спортсмен. И вообще, если я начну говорить это, то могу забыться и признаюсь от своего имени...
Это была плохая шутка, потому, что после этого эпизода Толя не просил меня не о чем подобном.
Жили мы с ним в одной избе, у колхозницы, которая готовила для нас и убирала хату. Звали ее Меланья, но мы называли ее хозяйкой или хозяюшкой, в зависимости от обстоятельств. Вбегает однажды наша хозяйка в дом и зовет нас во двор. И не просто так, а довольно энергично, чуть ли не за руку тянет. Оказалось, что во дворе, в огороде, лежит ее корова. Такого я еще не видел. Ее живот был раздут до невероятных размеров, при этом сама она тяжело дышала. Вскоре приехал ветеринар. Объяснил, что пастух напился и не заметил, как стадо забрело на поле, с которого не увезли собранную нами свеклу. А коровы, они же жвачные. Вот и объелись все... Он попытался что-то сделать... Воткнул ей в живот какую-то трубочку, но из нее выделились лишь слабые пузырьки. Посмотрел на нее и, махнув рукой, произнес:
- Ничого нэ можна зробыты, Меланья. Треба ризать! - сел на свой мотоцикл и уехал.
Хозяйка в слезы, корова хрипит, а мы с Толей ходим вокруг, и не знаем, что делать. Потеря единственной коровы в селе, это удар, который городскому жителю представить трудно. С чем его сравнить? С кражей домашнего скарба? Но у пострадавшего в городе имеется работа и возможность наверстать потерянное. А корова? Она ведь и кормит и поит и вообще... Ведь при раскулачивании в первую очередь забирали корову. Все остальное природа делала сама...
Но придаваться эмоциям было некогда. В руках у хозяйки появилась секира (коса). Обычная коса, которой косят траву. Но без ручки. А на устах довольно колоритная фраза:
- Рижтэ, хлопцы, рижтэ, поки не сдохла. - Это означало просьбу зарезать это бедное животное, и побыстрей, пока она еще живая. Наверно, таким вот образом, хозяйке удастся, уменьшить размер потери - подумал я. Но как это сделать? Я лично, своими руками зарезал однажды курицу по просьбе соседки, но после этого долго не мог прийти в себя. А тут корова.
- Нет, я не могу, - говорю я и отдаю косу Толику.
Толик, тоже мне, спортсмен-профессионал. Постоял, посмотрел на косу и, приняв позу Д'Артаньяна, начал приноравливаться, куда следует ткнуть это колюще-режущее оружие. Сначала он прицелился в голову, но затем передумал и решил сделать выпад как тореадор... Потом он еще долго ходил вокруг коровы и никак не мог решиться. Затем, опустив вниз это холодное оружие, произнес:
- Пробачтэ, баба Меланья, нэ можу, - положил косу на землю, у ног хозяйки.
Несколько раз наша хозяйка повторила:
- Нэ можетэ? А исты можетэ? - Что в свободном переводе означало: Так вот вы какие, городские. Сделать простую работу вы не можете. А есть, вы можете?
Не знаю, чем бы закончилась эта история, если бы не появился откуда-то мужичек, в довольно замызганной телогрейке. Он попросил нас отойти от коровы, затем проверил, насколько коса пригодна для применения, и для порядка, слегка поточил ее с помощью какого-то камня. Потом подозвал меня и приказал прижать коровью голову к земле, за рога, но так, чтобы ее горло было направлено вверх. Толе достался хвост и все остальное. Потом, поплевав на руки, скомандовал:
- Держать крепко! Поехали!
Когда он занес серп, чтобы перерезать корове горло... По закону современного жанра здесь следует сделать рекламную паузу. Но я не могу себе позволить это, уж очень напряженным был момент, - начал пилить корове горло...
Видно, мужичек знал свое дело неплохо, так как не успели мы даже осознать происшедшее, а он уже закончив эту, не очень приятную операцию, перешел ко второму ее этапу - разделке туши. Теперь же наша помощь нужна была во всех остальных действиях, и он, как командир небольшой команды, распоряжался, что и как отрезать, и куда положить... Когда же шкура, бегавшего совсем недавно животного, была обсыпана солью и свернута для дальнейшей обработки, и возникло чувство причастности к чему-то новому, полезному, я вдруг заметил Светлану. Видно она уже давно наблюдала за нашей самодеятельностью, оставаясь в тени растущих поблизости деревьев. Я заметил, что в последнее время она научилась появляться неожиданно и порой очень не к стати.
- Зря вы забили животное. Нужно было выпустить газы и сделать укол...Такое и с людьми бывает...
Почему же ты не сказала это ветеринару?
- А чего ему говорить? Он наверно и шприц в руках не держал. Мальчишка. Мотоциклист.
- А почему не попыталась сама?.. Могла бы, в конце концов, мне объяснить, как это делать. Я, правда, тоже мотоциклист, но с такой работой наверно справился.
Наша беседа могла бы закончиться каким-то выводом, но подошел Толик и нужно было начать улыбаться...Эти постоянные улыбки всем, начинали мне уже действовать на нервы. Мне она тоже улыбалась, но все реже и реже, часто просто по инерции. А как еще объяснить то, что она с одинаковым усердием улыбалась и бабе Меланье и нашему новому знакомому, мужичку во время застолья, посвященного столь не радостному событию. Видно это вошло в привычку, говорил я сам себе - артистический талант, тоже талант.
Провожал ее поздно вечером, слегка навеселе. Лошадка, везущая нас, дорогу знала, поэтому можно было не беспокоиться, а вожжи я держал совсем без напряжения. Хотелось смотреть на звезды, читать стихи, объясняться в любви, но что-то мешало...
- Почему наши крестьяне живут так не культурно? - неожиданно спросила она, - удобства на дворе, воды нет, пол глиняный. Как они ходят в туалет зимой? От этого сплошные болезни...
- Зарабатывают мало, даже на водку не хватает, - ответил я первое, что пришло в голову.
- Вот потому и не хватает, что все деньги пропивают.
- Не путай причину со следствием, разве пропьешь то, чего нет? Им ведь деньги не платят, одни палочки, которые называют трудоднями.
- А кто им мешает держать несколько коров, свиней, сколько земли вокруг пропадает?..
- Были, были такие умники, - говорю я, - не то, что коров, последние деревья пришлось им вырубить... Из-за налогов.
- И долго так будет продолжаться?
- Кто знает? - говорю, - может быть и не долго, но до тех пор, пока любимые тобой коммунисты не провалятся на выборах...
Такого рода диспуты в последнее время у нас проводились часто, можно сказать, при каждой встрече, и длились они до тех пор, пока я не привлекал какой-нибудь веский аргумент. После этого ей уже не хотелось улыбаться. Она замыкалась в свои мысли, и ее уже трудно было расшевелить. Не зря ведь говорят, что всякий разговор кончается деньгами или политикой, а наш разговор с ней, часто начинался с этого.
Как ты думаешь, сколько зарабатывает директор Саенко?
- Не знаю, - ответил я, - меня это совсем не интересует.
- Ну и зря, нужно знать свой предел. Вот, например, друг моего папы Михаил Борисович, работает главным хирургом в областной больнице. У него, правда, были какие-то неприятности во время дела врачей, но все обошлось. Да, так вот он все время жалуется, что мало зарабатывает. Только за счет подарков пациентов сводит концы. И не плохо сводит. Имеет дачу, машину, домработницу. Все, кто умеет жить, зарабатывают не плохо. Или вот мамин брат, работает во внешторге и в двух институтах сразу, а еще, например,...- но этот пример я уже не слышал. У меня начинался зуд от этой темы, и я что-то сказал... Из сферы высокой политики...
Колхоз внес некоторую ясность. А еще большую, знакомство с родителями. Отец, невысокого роста, мрачный, но жилистый и живой человек встретил меня по-дружески. Я уже знал, что он, бывший офицер, работал каким-то большим начальником на речном флоте.
- Входи, входи, наслышались мы о тебе. Какой авторитет у капитанов речного флота! Просто герой!
Довольно моложавая мать, стройная, во всем была прямой противоположностью отца. Поэтому, описывать ее не имеет смысла. Правда, рост ее был средний, и выглядела она довольно хорошо. Ее сходство с дочерью было заметно с первого взгляда. Глядя на нее, не трудно было представить, какой будет ее дочь лет через двадцать. Мне в то время, это казалось очень важным. К этому можно прибавить, что она, к тому же, была немногословной и приветливой. Что еще нужно ожидать от потенциальной тещи.
В такой среде мне не приходилось бывать. Большая квартира в центре города с окнами на проспект имени Ленина, располагалась на третьем этаже, с которого можно было принимать парад войск Всеукраинского гарнизона. Такие квартиры у простых людей не бывают, им просто их не дают - подумал я. Даже профессор Ризкин не мог мечтать о такой. Что уж говорить о рядовом инженере, волею судьбы заброшенного на преподавательскую работу. Но главное не в этом, а в том, какой дух, какая атмосфера витала здесь. После некоторых общих слов я услышал вопрос:
- Ну-с, батенька, какие у вас перспективы, так сказать, планы на будущее?
Конечно, ничего вразумительного я тогда сказать не мог. Да и не было у меня никаких планов, но выручил телефонный звонок. Шел разговор с каким-то дальним родственником из Киева:
- Ну, как ты не понимаешь, что двадцать, тридцать рублей ничего не решают. Здесь стоит потерять, чтобы потом наверстать... в будущем... Ведь там, загранкомандировки, связи с нужными людьми, дряхлое начальство, которое скоро отдаст концы или уйдет на покой... Тебе, как молодому коммунисту нужно расти, а не искать работу, где интересней...
Это был не только инструктаж молодому карьеристу, но также целая система взглядов. Говорилось это без всякого смущения. Так же можно было излагать, например, закон Джоуля-Ленца. Видно было, что наставник молодежи довольно опытный в реализации излагаемого материала, а когда он заметил мой интерес, в его голосе появилось даже какое-то вдохновение.
- Там тебе дадут квартиру и не придется всю жизнь собирать копейки на кооператив... А что такое нагрузка?.. Пойди в партком и попроси ее сам... Тебе и работать станет легче, и у начальства будешь на виду... Прием не новый, но и беспроигрышный. На сегодня хватит. Позвони завтра, продолжим разговор... - Потом он положил трубку, тяжело вздохнул и со словами: "Всему вас нужно учить, молодых... И чему вас только в институтах учат?", - устремил на меня свой взгляд. - Потом, как бы опомнившись, добавил:
- Коммунизм ведь сам не придет, его построить нужно. - При этом он почему-то поднял свой пальчик вверх, а на меня устремил свой вопросительный взгляд.
Видя, что мне не выкрутиться от ранее поставленного вопроса, я начал некоторые рассуждения. Суть их заключалась в том, что наполеоновские планы я не строю, поскольку мне еще далеко до собеседника, с которым вы только что разговаривали, а краткосрочная задача заключается в том, чтобы поехать в Крым, отдохнуть, так сказать, на пару недель с вашей дочерью, о чем я милостиво и прошу... Потом, почему-то, добавил:
- После возвращения из Крыма, я постараюсь придумать какой-нибудь план для свержения директора Саенко со своего поста. Конечно, я обсужу этот план с вами, человеком заслуженным и опытным.
Мой юмор, очевидно, пришелся ему по душе. Он громко засмеялся, потом похлопал меня по плечу и произнес совсем уж по-родственному:
- Ладно, ладно, я знаю, что ты старый оппортунист. Ничего, этот недостаток, как и молодость, со временем проходит.
Собирались мы не долго, поскольку вещей у нас было не много, но был энтузиазм и хорошее настроение. Оно, это настроение, слегка омрачилось, когда моя спутница, садясь в машину, произнесла:
- Ну и "Мерседес" у тебя. Консервная банка на колесах. Неужели ты не мог купить что-нибудь приличней? Попросил бы у папы, он бы дал тебе свою, персональную...
Вот тут, кажется, и наступило время познакомить вас с третьим членом нашей поездки. Консервная банка имела не только колеса, но и все остальное, что должно быть у автомобиля, и называлась она "Запорожець". Здесь мягкий знак выполнял как бы две функции. Во-первых, он подчеркивал частичную принадлежность к украинской технике, во-вторых, выполнял определенную антирекламную функцию, чтобы эту машину, не дай бог, не купили за рубежом. Задумывался "Запорожець" как народная, надежная и дешевая машина. Поэтому и изготавливался он по принципу лишь бы как, поскольку наш "пипл все схавает". Но от задумки до ее воплощения дистанция немалая, на этом пути были потеряны все здравое, и получилось то, что получилось. И цена ее была совсем не народная. Для ее покупки нужно было пахать года полтора, при этом не есть и не пить. Где-то, у кого-то были и другие машины, но это было, как за горизонтом, дойти до которого не представлялось возможным...
Мой "Запорожець" был не новый, но из опытной партии. Его заводской порядковый номер был N 000000013. Может быть поэтому, а может быть по другой причине, он был несколько раз уценен и достался мне по сравнительно приемлемой цене. Но бегал он не плохо. Правда, несколько хуже, чем мотоцикл, от которого пришлось избавиться, зато укрывал он от дождя и непогоды. И девушка моя относилась к нему более благосклонно... Если не придираться ко всяким нюансам.
- Дорогие, родители! - написал я в прощальной записке, - отправляясь в дальний и неизвестный путь, считайте меня примкнувшим к коммунистам, - примерно так когда-то писали солдаты, идущие в "последний и решительный бой". - Но если моя колымага где-нибудь застрянет, считайте бригаду ее сборщиков - бригадой коммунистического труда или "кому нести чего куда?"
Видно я сам себе наворожил. Проехали мы километров тридцать, услышал жалобы двигателя. Сначала это были слабые вздохи. Потом они превратились в тихий плач и, наконец, в громкое рыдание. Нужно было что-то предпринимать. Пару раз я останавливался, проверял все, что можно было проверить, и убеждался, что стучит что-то внутри. Но вот подъезжаем к Мелитополю. Какая удача, ведь это город, в котором изготавливают эти двигатели. И сервисная книжка у меня есть с гарантией качества... Все есть, только сервиса нет. Я туда, сюда, бесполезно... Оказалось, что ремонтом они не занимаются и, естественно, ничем помочь не могут.
- Езжайте, - говорят, - в Запорожье, там все есть. Как в Греции... А, впрочем, тут недалеко живет Нил Михалыч. Он может помочь, но у него больная жена и он все время занят...
- Прекрасно, воскликнула Светлана, почувствовав, что наконец-то и она может проявить свои способности.
- Долго Нил Михалыч занимался с моим двигателем. Запускал его и глушил. Потом опять запускал и опять глушил. Что-то отвинчивал, втыкал внутрь длинную отвертку, потом вытер руки от масла и сказал:
Плохи твои дела, парень. До Крыма не дотянешь. Нет, не дотянешь!
- А что же делать, Нил Михалыч, - взмолились мы, - мы на все согласны.
- Полетели подшипники коленвала. Ты знаешь, что такое коленвал?
- Знаю, - говорю я, - но мне от этого не легче, - где такие подшипники можно достать?
- Можно это сделать, но это долго...
- Сколько? - спрашиваю я, а сам уже чувствую, что дело плохо.
- Можисть неделю, а можисть - две. А как иначе? Суббота и воскресенье само собой... Потом надо заказать ребятам которые там работают, они могут это вынести враз, но Колька сичас в отпуске, а Володька болеет...
Покупать ворованное, конечно не хорошо. А что делать, чтобы было хорошо? К тому же Володька сказал, что у него больничный до конца недели. Лечить Володьку моя подруга не решилась. Просто сникла и изредка повторяла: "Я же тебе говорила..., я же тебе..., я же..., я..., я..., я...". Когда два человека во всем придерживаются разных взглядов, один из них, обязательно будет недовольным. Попробуй в таких условиях собрать большинство демократического централизма! Решил возвращаться. Дорога домой намного короче и родней. К тому же и у нас есть пляж.
Но пошли дожди, а потом возникло еще что-то, кажется начало учебного года... И вот так всегда. Стоит задумать что-либо, как обязательно появятся объективные трудности. А они, в свою очередь, влекут за собой конфликт, а за ним ссора. На этот раз, навсегда... Осталась лишь в памяти фраза судьи:
- Ну, а вы, молодая и красивая. Чем же вам не угодил ваш? Всего-то три месяца, медовый квартал...
- Ему,.. ему,.. ему не нравится Советская власть.
- ?!? - Немая сцена. До перестройки и развала СССР оставалось всего ничего, около тридцати лет. Улавливаете?