Истома слегка резиновой улыбки в сочетании с оттенком карих глаз. Внутреннее напряжение. Слипались веки, но спать усиленно не получалось. Догорала до своего вынужденного конца свечка, слегка освещавшая просторы скудной комнатки. Становилось темней. В доме напротив кто-то зажег свет, было видно, как кто-то там передвигался. Легкий дымок сигареты обнимал серый потолок. В голове всплывали события сегодняшнего утра: старушка, внезапно настигнутая снарядом, вмиг разлетелась на кусочки- руки, ноги, голову, все как ненастоящее, тряпичное. В мясной куче голова со слегка приоткрытым ртом, возможно, она хотела крикнуть "Помогите!", возможно, что-то другое. Погасла сигарета, вскоре и свеча. Тот, что за окном зачем-то встал на табуретку. Теперь более отчетливо стали видны его черты: слегка сутулистого, полноватого, по пояс раздетого мужчины. Через минуту этот незнакомец свисал с потолка. Еще теплый он сначала подергивался в такт стянувшей шею веревки, но потом успокоился. Скверно. "Банальность"- крутилось в голове у Игоря, и он представлял себя лежавшим в ароматном красивом бассейне, мертвым. На глазах проступили слезы, последний раз это было на Рождество, тогда хмельной он вспоминал о матери и том дне. Ее дрожащие руки и взгляд, направленный на соседний дом, где выносили тело мертвого мальчика. Болезненный, худенький, все, даже его мать, ожидали его смерти. "Отмучился" -раздавался тихий бессловесный шепот. Он не часто выходил во двор погулять, был всегда с мамой. Но тут он выглядел мужественней, чем в жизни: спокойный, со стиснутыми зубами, будто говорил "Не дождетесь"; равнодушные его закрытые глаза говорили лишь об избавлении от жизни, жизни так мало отмерившей ему, дарующей ему мертвое сегодня. Кучковато сгруппировавшийся рой глупых старушек провожал его в последний день воем. Напутственно крестящийся разный люд щурился от солнца, так не совсем в тему палящего сегодня. В тот же день мать мальчика раздавала еду и игрушки детям во дворе. Хлипко теснилась грусть вперемешку с весенним солнцем и приторно сладкими плодами яблок, груш в память об ушедшем из этого мира.
Свет в окне потускнел, тот, что за окном неподвижно себе свисал, источая спокойствие и, как думал Игорь, банальность. Игорь теребил мочку уха и облизывал высохшие губы. Уснуть не получалось, а тем более умереть. Голодным волком он всматривался в тишину. В ответ на непрерывные потоки нездорового сознания, отколупывающиеся стенки невыносимой реальности пульсировала кровь в членах. На стенках комнаты, обклеенной рулонами старых безвкусных обоев, томились тени. "Неужели это вечность?" -всплывало в голове. "Тебе больно?"- подключался кто-то к разговору. Заснуть не получалось. Зазвонил телефон. В трубку кто-то хрюкал и периодически всхлипывал. Это повторялось довольно часто. "Игорь, Игорь!"- кто-то шептал на ухо. Маленькие ручонки, сжимающие кухонный нож и как-то сами собой разрывающиеся вены на руке. Располосованные как рельсы вены багровели кровью. Занемевшая трупная усталость взывала вытошнить безрукую темноту. Редко умирают собаки, чаще плодятся извилины. За занавеской как будто кто-то стоит. Шепот и едкий запах гари. Месиво жизни, где каждый постреленыш выбирает себе по вкусу оружие. Сказки на ночь уже не помогали никому выжить. Игорь пришел к выводу, что его самого спровоцировали на жизнь. Заснуть не получалось.
Красные потемки улиц и коридоров, по которым пробирался Игорь, вызывали у него непроизвольные мысли и дрожь от пронизывающего ветра. По грязному асфальту стекала вода. Белели огни света, по обивкам мокрых закоулков проползали шорохи, да так, что становилось веселей. Его сзади кто-то окликнул, он не повернулся и ускорил шаг. "Стоять"- услышал он за спиной. Игорь побежал, завернув в темный переулок, где кто-то распивал вино, кто-то кого-то насиловал, он вышел на другую улицу. На пути встретился плохо одетый старик с заплывшими веками и седой бородкой. Тот с пеной у рта что-то орал, надрывая горло, на лице его была гримаса ужаса и боли. "Мы не можем так просто поступить! Не глядите на меня своими трупными глазами! Неужели вы этого не видите?!". Игорь при виде незнакомца прибавил шагу. Вслед он расслышал - "Без...духовность!". "Сраные ораторы"- подумалось ему. Он сильнее закутался в свой ветхий плащ. Больше он ничего не видел, и вряд ли помнил.
-Да, твой вид не добавляет позитива
-Вторую ночь не сплю
-Нельзя себя так выматывать. Возьми отпуск, отдохни. А то, как зомби выглядишь.
-Андрей, ну ты же знаешь, как я завален работой... Уж никак.
-Ладно, Игорь, давай. Думаю, на неделе еще встретимся
-Ну, пока.
Фигура молодого человека в очках и темном костюме проследовала до улицы Куницына, где растворилась в толпе. День выдался теплым, на небе ни облачка.
Из протокола:
Игорь Семенович Яковлев, 1965 г.р., родился в г.Москва.
Родом из благополучной семьи, матери учителя географии, отца инженера, умершего сразу же после Пасхи 1975 г. Непьющий отец и заботливая мать уже тогда сформировали его характер - спокойного слаженного юноши. Как отмечали соседи Тамара Ивановна Лопухина и Олег Васильевич Рогной был, он всегда отзывчив и приветлив, хоть и слегка скрытный и стеснительный. Очень любил слонов и птиц, птиц и слонов. Птицы вообще были его слабостью, бывало ночами он мечтал о птицах и слонах, слонах и птицах. В доме всегда светились образа и звучала музыка, в основном классика. Отец Иоанн Тверев очень любил мальчика, часто садил его на колени. Любил конфеты. Старался в учебе. На пять и четыре аттестат об окончании средней общеобразовательной школы. Хотел пойти по стопам отца в выборе профессии. Закончил Академию Госслужбы. Пел в хоре. Говорил: "Ять". Танцевал. Смеялся. В бреду поведал нам историю как сажал огромный гриб. Сердит с врагами. Весел с девушками. Мать была ему за отца. К 60-ти ее сбила машина. В пять он впервые взмолился о прекращении смерти. Отец Иоанн крепко пожал ему руку и пожелал долгой жизни, а сам отошел к праотцам. Заинтересовал нас своим крайне деформированным мозгом.
23 марта 1997 г.
Из материалов допросов:
-Давайте приступим
-Скажите, сколько вы знаете Игоря Семеновича?
-Почти 7 лет
-Расскажите обо всем этом. Что с вами случилось... ну и так далее
-Мне очень трудно об этом говорить, даже не знаю с чего начать...
-Начните с Егорова
-Ну...он мне показался очень нехорошим человеком, непорядочным что ли. Я бы не смог на него положиться. Он эгоист. Не знаю даже, что его связывало с Яковлевым. Ночами он куда-то уходил. Как-то утром он пришел домой и сказал близким, что видел того мальчишку. Мы долго его искали, но безрезультатно. Яковлев разозлился за это на Егорова. Потом пропадали люди...Нет, я не могу больше...
-Успокойтесь, не плачьте...Вы можете закурить
-Так...вот. Меня одолел страх, когда я впервые увидел то изобретение, я даже сказал - "Это кощунственно", но...меня никто не слушал.
-Про это подробнее
-Это что-то очень странное, бесчеловечное. Стол ромбической формы с прикрепленным к нему фильтром из...вечного двигателя. Нет, нет, я больше так не могу. Не могу, лучше убейте меня.
-А как же сны, вы же их видели, должны были видеть
-Там дом, огромный с округлой крышей. Кажется, того человека не было, он перерабатывал продукты, которые потом заставляли есть... И эти существа, они издавали протяжный гул. Их шершавые языки вылизывали люки, стены. Обычно их приковывали кожаными ремнями. Женщина-карлица, ей поручали их стеречь. Больше не могу. Хватит. Нет, нет!
-Ваша реакция?
-Крик, протяжный крик. Что до изменения моего тела, то оно шуршало и пузырилось
-А Игорь Семенович?
-Он говорил что-то типа: "В одно мгновение проявляется взаимное разделение \ В одно мгновение достигается Совершенное Просветление"
-Кажется, это из Тибетской Книги Мертвых?
-Точно не знаю
-Они рождались?
-Нет, нет...Это ужас, ужас. Многих зарывали заживо. Вы представляете, их форма позволяла им разлагаться на части. Нет, больше не могу, мне страшно
-Ладно, достаточно.
23.05. 16.05.98
P.S.
На огромном грязевидном поле, освещаемом лунным светом, сгустки редко поросшей травы. Чаще встречаются холмики, воткнутые в них деревяшки, повествуют об их владельцах. Не продохнуться. Астмические крючья в тлеющих небесах. Цвета ночи неглубокие овраги. Тело однорукого человека, скребущего ногтями грязь. Зубы, вгрызающиеся в плоть. В нелепых попытках ползти и видеть он был втопчен коваными сапогами в землю, в землю. Стервятники, какие-то неземные птицы слетелись на добычу. Холод пронизывал душу.