У нее и раньше кровоточили десны, а в этот раз совсем стало хорошо. Стояла солнечная новогодняя погода. Кровотечение.
-Стигматы,- подумал отец.
-Ромбы, - решила мать.
-Весна, - приснилось фюреру
Она пошла за хлебом, а мать решила, что в цирк. Но в цирк она не пошла. Была солнечная погода. В эту ночь мать смотрела телевизор, а отца забрали на фронт. Она пришла, но ее никто не заметил. На ее белесом фартуке были следы от крови и слюней неживой плоти.
И даже шум набитого людьми троллейбуса, и галдеж пассажиров, что спешили домой с работы - не мешали приподнятости духа Николая. Он был действительно доволен, доволен и самим собой, и, как не странно, даже пассажирами, что копошились, ругались, злились. Да, эту черту его характера замечали многие - любовь к человеку, это, можно сказать, любовь безвозмездная. Николай же ссылался на то, что, мол, Бог сотворил человека, а Бог - он совершенен, потому плохого не сделает. И вот это во всем, другой сорвется, а как же не сорваться, когда, например, нахамят, Николай же себя сдерживал, так и говорил иногда: "Ваше право, вам жить". И в этот день ему было, ох, как хорошо. Ехать было не долго. Вот уже и его остановка. Он выпрыгнул из троллейбуса. "Тепло то как", - на его лице появилась улыбка. Он зашагал к магазину, надо было купить хлеба и молока. При ходьбе слегка сутулился, в кармане он обычно носил небольшую сумочку для продуктов. Продавщицы магазина любили его, был он всегда приветлив, и, если оставалась мелочь, никогда ее не брал, оставляя продавщицам. Войдя в свой подъезд, он обнаружил, что лампочка опять перегорела. "Непорядок", - Николай стал открывать почтовый ящик, там, как всегда, была груда различного мусора из бесплатных газет с объявлениями, он брал их обычно, потому что там была телевизионная программа. Прямо с порога его встречала любимая собака Джульбарс, она всегда норовила встать на задние лапы и лизнуть хозяина. "Хорошая, хорошая", - он принялся гладить ее, у нее была мягкая темная шерсть. Он сразу же налил собаке в миску молока, та жадно стало его лакать. "Проголодался, Джульбарс". И вот только сейчас он почувствовал голод, решил разогреть на плите кастрюлю недоеденной картошки. Порезал хлеб и принялся с удовольствием есть. Вокруг кружилась собака, виляя хвостом. Рабочий день был тяжелым и сейчас, сидя в домашних тапочках на мягком диване, это особенно почувствовалось. Николая жил один в однокомнатной квартире, которую снимал уже второй месяц. Как-то не сходилось у него с женой, вроде то и трудолюбив, не пьющ, и вообще без вредных привычек. "Ничего, еще сложится. Всего то ведь тридцать", - приговаривал Николай. Он расположился на любимом старом диване, полистал пультом каналы телевизора, обычно его интересовали новости, но сейчас он очень устал. Выключив телевизор и потушив свет, он лег головой на подушку. Практически сразу же провалился в сон.
Сестра Катя воскресла к 3 часам, исходя желтой слюной, она, как желе дергала конечностями, изо рта шел невыносимый трупный запах. Единственным желанием было желание плоти, спящий пес Джульбарс, как раз мог подойти. Хрипя, она вцепилась зубами в шею невинного животного. Пес издавал жалобное скуление, которое и разбудило Николая. Он был в ярости, перед ним предстала картина разрываемого животного и голодной сестры. Ковер и обои были забрызганы кровью жертвы. "Да вы охуели, газету подстелить нельзя было?!", - сон окончательно выветрился у Николая. Его распирало неудобство, найдя свои тапки, он пошел в туалет. Глядя в овальную дырку унитаза, почувствовал приступ подступающей рвоты. Его рвало сгустками чего-то расчлененного зеленоватого цвета. Окончательно опорожнив желудок, он направился в ванную. Там, в наполненной водой ванной, было погружено тело, оно было уже полуразложившимся, над ним даже летали мухи. Схватив тело за волосы, Николай выдернул его из воды. "Вставай, вставай... плясать пора, плясать!" - на щеках Николая проступил легкий румянец. Держа тело за волосы, он тащил его в комнату. Там полусъеденный пес дергался в конвульсиях, из его распоротого живота вылазили лысые котята, издающие рычание. Николай схватил одного из котят и прибил его к стенке гвоздями. Тело в это же время принялось плясать, оно размахивало руками и допрыгивало почти до потолка. Николай даже развеселел, его сестра Катя, закатив глаза, прыгнула на подоконник. Он достал ножик и перерезал им горло плящущему телу, оно дернулось и, засопев, успокоилось. Николай повернул свое лицо к Кате, та к тому времени уже перепрыгнула на диван, глаза его светились радостью, обычной человеческой радостью, рот исказила улыбка: "Сестренка".