Аннотация: 10-й класс практически в полном составе исчез во время экскурсии в Нилову Пустынь... Вы узнаете, куда попали дети и как они повели себя в экстремальной ситуации. Наиболее законченное с художественной точки зрения произведение.
ПРОПАВШИЙ КЛАСС
Посвящается моим ученикам
10-й класс практически в полном составе исчез во время экскурсии в Нилову Пустынь. Точнее, уже после этой экскурсии, поскольку собственно посещение монастыря прошло организованно и завершилось благополучно, без эксцессов и ЧП. Настроение у школьников, когда они рассаживались в экскурсионный "Икарус", было по обыкновению приподнятым, да и классная дама, учительница химии Татьяна Анатольевна, была необычайно весела и жизнерадостна. Сентябрьское солнышко весело светило в окна автобуса, свежий воздух пьянил, озерная гладь лукаво подмигивала тысячами золотисто-серебряных бликов. Свободного времени оставалось еще много, казалось, вся жизнь впереди, и даже мысль о предстоящей назавтра контрольной работе по алгебре не отравляла праздничного настроения.
Пообедать решили на берегу озера, в красивом сосновом бору в полукилометре от шоссе Тверь - Осташков. "Икарус" грузно съехал на обочину и остановился возле шоссе, а школьники шумной толпой выбежали на усыпанную желтоватой хвоей поляну и бросились по широкой просеке туда, где за стройными рядами деревьев угадывалось свежее дыхание Селижаровского плеса. Вскоре их голоса потонули в звенящей тишине соснового леса.
Эту картину следственная комиссия Генеральной прокуратуры воссоздала на основании допроса многочисленных свидетелей - движение по трассе в тот день было весьма интенсивным, и несколько водителей хорошо запомнили массивный "Икарус" и беспечную толпу радостных десятиклассников. Именно эти водители и были последними людьми, видевшими 10-й класс.
Глава 1
Сергей Шашнев.
Я теперь даже и не знаю, радоваться мне, что я отказался ехать на ту экскурсию, или не радоваться. С одной стороны, вроде надо радоваться, так как я, единственный, кстати, из всего класса, никуда не пропал, не исчез, не сгинул вместе со всеми своими одноклассниками. С другой стороны, такая после всего этого началась нервотрепка, что я не раз уже пожалел о своем решении отказаться от экскурсии. Кто знает, может быть, моим друзьям сейчас совсем не плохо там, где они находятся? И уж во всяком случае, никто их по три раза в день не таскает на допросы и не берет у них интервью для Центрального Телевидения. Возможно, конечно, что кое-кому из одноклассников эта шумиха пришлась бы по вкусу, но только не мне.
А главное, что и рассказать-то мне нечего. Обычная экскурсия, мы часто на такие ездим. И накануне экскурсии ничего особенного не происходило. Тем более что непосредственно перед ней я и в школу-то не ходил. Похоже, именно это обстоятельство больше всего заинтересовало тощего следователя из Москвы, который несколько раз принимался дотошно выспрашивать меня, почему, дескать, я в четверг пропустил занятия. А что тут объяснять, если у меня живот болел? А к врачу я не ходил, естественно. Да и живот, если честно, болел не очень сильно, так, чуть-чуть. Просто в этот день контрольная была по английскому, а писать контрольную по английскому - это занятие не слишком веселое, тем более с больным животом.
Майор Пушков
В этом деле с самого начала не за что было зацепиться. Дети возвращались с экскурсии. Остановились пообедать на берегу озера. Автобус остался дожидаться их около шоссе, в десяти минутах ходьбы от берега. Договорились, что школьники вернутся через полтора часа. Водитель прождал два и отправился на поиски. При этом он умудрился сбиться с пути, хотя к озеру вела прямая тропинка, и проблуждал по лесу еще час. Детей не нашел, ждал их до вечера и вернулся в Тверь. На следующий день детей бросились искать все: сначала, конечно, родители, потом милиция, потом подключилось МЧС. Завели уголовное дело, хотя никаких следов по-прежнему не было. Не было следов, не было учеников. Зато был большой скандал, поскольку оказалось, что отцом одной из пропавших девочек является депутат Государственной думы Папонов. А через некоторое время Генеральная прокуратура взяла это дело под свой контроль, после чего даже самым безнадежным оптимистам стало ясно: докопаться до истины вряд ли удастся в ближайшие 10-15 лет. Ибо так уж у нас заведено, что Генеральная прокуратура извлекается на свет божий только для того, чтобы продемонстрировать широкой общественности: вот видите, все возможные меры были приняты, но, увы...
Саша Кушаков
Мы бросились к озеру прямо через кусты, не разбирая дороги. Все что-то орали, визжали, хохотали. Слов разобрать было невозможно. Татьяна Анатольевна пыталась внести в возникший хаос хотя бы небольшую толику порядка, но, похоже, она прекрасно понимала практическую неосуществимость этой затеи: молодость должна перебеситься.
Наконец, все выбежали на берег в том месте, где его плавный изгиб образовывал небольшую бухточку, с двух сторон обрамленную зарослями камышей. Лес в этом месте отступал от воды, оставляя место для довольно большой поляны. По-видимому, поляна эта постоянно служила местом стоянки туристов, буквально-таки наводняющих Селигер в летние месяцы. От туристов нам достались: стол, пара врытых в землю скамеек, место для костра, с четырех сторон окруженное толстенными бревнами, чтобы было на чем посидеть и погорланить песни. И еще там были футбольные ворота, так что мы сразу пожалели, что никто не догадался прихватить с собой мячик.
Виктория Зефирова
Костер мы разводить не стали, потому что времени было в обрез. Присели на бревнышки, разложили перед собой еду, достали бутылки с газировкой. Вася со Славиком и с Сашей Кушаковым сбегали покурить. А когда они достали двухлитровый баллон пива, их засекла Татьяна Анатольевна, и пиво отобрала. Это, впрочем, не испортило ребятам приподнятого настроения, и они тотчас полезли в озеро купаться. Смеясь и брызгаясь, мальчики поплавали возле берега, потом выскочили из воды и попытались затащить туда Аленку Папонову. Та визжала, брыкалась и, по-моему, даже кусалась, но ее, тем не менее, постепенно подтягивали все ближе и ближе к берегу. Неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы не решительное вмешательство нашей классной, которая на этот раз, похоже, рассердилась на ребят не на шутку.
Полковник Нестерпимов, следователь Генеральной прокуратуры.
Ясное дело, пока Москва за расследование не взялась, оно ни на шаг вперед не продвинулось. Тверские следователи только топтались на месте, мусоля одни и те же подробности происшествия. Ну, ладно, опрос свидетелей они худо-бедно смогли организовать, но после этого дело застыло на мертвой точке. Ни тебе мотивов, ни тебе подозреваемых. Вообще ничего. Так что мне пришлось все фактически заново начинать. Первое обстоятельство, которое сразу бросилось в глаза, заключалось в некотором несоответствии показаний Сергея Шашнева, единственного ученика 10-го класса, не поехавшего на экскурсию в Нилову Пустынь. Внутреннем, так сказать, несоответствии. Этот самый Шашнев, оказывается, не только от экскурсии отказался без всякой на то видимой причины. Он накануне поездки еще и в школу не пришел, живот, видите ли, у него болел. А сам за компьютером потом весь день просидел. Это с больным-то животом! Я не хочу, конечно, сказать, что ученик 10-го класса смог организовать столь изощренное преступление, как похищение автобуса с одноклассниками, но совершенно очевидно, что Шашнев что-то такое знал, о чем никому рассказывать не захотел.
Был в этом деле и еще один интересный момент. Оказывается, относительно одного из учеников не было достоверно установлено, принимал он участие в экскурсии или нет. Речь идет о Максиме Перове, фамилии которого не было в списках школьников, поехавших в Нилову Пустынь. Однако, несмотря на это, Максим исчез. Казалось бы, все объясняется просто: мальчика включили в число участников экскурсии в последний момент и не успели внести в списки. Однако как в этом случае объяснить тот факт, что исчез не только Максим, но и его родители? А если учесть, что Перов совсем недавно стал учеником семнадцатой школы, то все запутывается еще больше.
Паша Иваньков
У меня в этот день почему-то болела голова. Вообще-то со мной такое случается очень редко, только когда простужусь. А тут вдруг с утра разболелась. Ну, у Татьяны Анатольевны были какие-то таблетки, анальгин, кажется, она мне дала парочку. Я одну выпил, одну про запас оставил. Мигрень моя вроде немного успокоилась, но все равно осталась какая-то слабость и подавленное настроение. В общем, похоже, что я был в этот день единственным человеком в классе, кто не радовался жизни, а тихо слонялся из стороны в сторону. Сначала по Ниловой Пустыни слонялся, а потом по берегу озера. А потом прилег на разогретом солнцем пригорке и задремал.
Ирина Вилкова
Я прекрасно помню момент, когда все это началось. Как будто время остановилось. Вот мальчишки тащат упирающуюся Аленку к озеру, она брыкается и визжит, парни хохочут, Татьяна Анатольевна тоже что-то кричит и возмущенно машет руками. Внезапно - хоп - словно какой-то щелчок - все пропадают. То есть пропадают Папонова с мальчишками, а Татьяна Анатольевна так и застывает с поднятыми руками и раскрытым то ли от возмущения, то ли от изумления ртом. А остальные продолжают веселиться как ни в чем ни бывало, кричат, носятся по поляне, потом хватаются за свои пакеты, вываливают оттуда конфеты, чипсы, сухарики, быстро заталкивают все это себе в рот, запивают кока-колой, затем снова начинают кричать и носиться, но постепенно и до них начинает доходить вся необычность происходящего. Если, конечно, не сказать больше.
Майор Пушков
А все-таки надо отдать должное этому московскому следователю, нюх у него есть. Поначалу мне показалось, что основная его задача - создать видимость бурной деятельности для успокоения общественного мнения. Уж слишком рьяно он вцепился в этого десятиклассника, Шашнева. Парень явно был не причем. Ну, прогулял денек, сославшись на больной живот, с кем не бывает. Вряд ли из-за этого стоило на него всех собак спускать. Однако потом Нестерпимов взялся за дело по-настоящему, продемонстрировав при этом хорошую профессиональную хватку. Именно он обратил внимание на цифровые фотографии, хранящиеся на компьютере одного из исчезнувших учеников, Миши Гордейчева. Попадись эти фотографии мне, я вряд ли заметил бы что-нибудь необычное, да, собственно, и не заметил, когда полковник с торжествующим видом мне их продемонстрировал. На снимках были изображены пропавшие десятиклассники, беспечно резвящиеся в сосновом лесу на берегу довольно крупного водоема. Избитый, в общем-то, сюжет, но качество неплохое, да и местечко симпатичное. И ребята мне понравились: веселые, красивые, молодые. Жалко, если с ними что-то серьезное произошло. Хотя, к сожалению, сомнений на этот счет остается все меньше и меньше: как никак, десять дней минуло, а о пропавших школьниках ни слуху, ни духу. И единственное, что вселяет хоть какую-то надежду, - это полная абсурдность всего происшедшего.
Миша Гордейчев
Как только мы вышли на берег озера, меня сразу охватило странное чувство, будто все это со мной уже когда-то было. Дежа вю, если говорить по-простому. Все эти сосны, камыши, столик со скамейками, кострище, окруженное толстенными бревнами.... И как их только таскали, трактором, что ли, подтягивали? Вот Вася Васильчук крадется в кусты, воровато оглядываясь и пряча под ветровкой двухлитровую бутыль с пивом. Вот Саша со Славиком лезут в холодную сентябрьскую воду. Вот они уже искупались и тянут в озеро упирающуюся и отчаянно визжащую Аленку Папонову. Все это я как будто уже видел когда-то. И это притом, что раньше я со своими одноклассниками ни на какие такие прогулки не ездил. И на Селигере никогда не бывал. И тут мои раздумья внезапно обрывает чей-то истошный крик. Вся картина сразу словно вдребезги разлетается, рассыпается на мелкие кусочки, дежа вю мгновенно пропадает куда-то. Я еще не понимаю, что случилось, но чувствую: произошло что-то ужасное.
Полковник Нестерпимов
Не скрою, приятно было предстать перед провинциальными следователями во всем блеске. А ведь поначалу они встретили меня весьма настороженно. Особенно этот майор, как его, Пушков, который всем своим видом пытался показать, что вмешательство Генеральной прокуратуры только тормозит расследование. А тут он аж дар речи потерял, когда понял, что найденные мною фотографии сделаны в день исчезновения детей во время их роковой экскурсии на Селигер. Более того, сделаны они буквально в последний час пребывания детей на озере, во время той самой злополучной стоянки, после которой школьников уже никто не видел. Впрочем, если судить по дате, стоящей на снимках, то они были выполнены за день до экскурсии. Но, как известно, за день до экскурсии дети не бегали по сосновому лесу, не купались в озере, не уплетали за обе щеки чипсы, бутерброды и прочую снедь, сидя на толстенном бревне возле старого кострища. Нет, ничем подобным они не занимались, да и не могли заниматься по той простой причине, что находились в этот день совершенно в другом месте. А именно все пропавшие ученики в предшествующий экскурсии день исправно посещали уроки в школе, что подтверждают не только записи в журнале, но и многочисленные свидетельства учителей. Так что дата на фотографиях явно стоит неверная. Ну, да бог с ней, с датой, гораздо интереснее понять, как фотографии появились на компьютере одного из пропавших учеников.
С содержательной точки зрения фотографии ничего особенного не представляли. Обычные сюжеты. При внимательном осмотре на снимках удалось обнаружить всех пропавших детей и их классную руководительницу Татьяну Анатольевну. Всех, за исключением Максима Перова, участие которого в экскурсии до сих пор остается под вопросом. Долгое время не могли найти Пашу Иванькова, но потом оказалось, что вот он, на залитом солнцем пригорке, спит, свернувшись клубком. Ну, а на переднем плане всеобщее безудержное веселье, не предвещающее абсолютно ничего дурного.
Глава 2
Алена Папонова.
Внезапно все окружавшие нас люди исчезли, и мы остались на берегу втроем. Я в первое мгновение опешила, а потом, когда до меня дошло, завопила благим матом от тяжелого, как удушье, страха. Славик и Вася бросились наперебой меня успокаивать, хотя им самим было явно не по себе. Вася даже заикаться начал с перепугу. Это его потешное заикание как-то сразу меня успокоило, я поняла, что сидеть здесь, на пустом берегу озера, и лить горькие слезы, по меньшей мере, глупо. Надо было срочно что-то предпринять.
Первым делом мы убедились, что исчезли все наши одноклассники вместе с Татьяной Анатольевной. И вещи их исчезли, и даже фантики от конфет и всякие целлофановые пакетики, которые обычно в большом количестве остаются в местах подобных стоянок. А вот наши вещи остались на месте, и это радовало. Во-первых, потому, что ребята, на которых после купания оставались одни плавки, смогли одеться. Это было тем более кстати, что погода заметно испортилась. И дело даже не в том, что время близилось к вечеру, просто в тот момент, когда все исчезли, стало значительно холоднее. Сначала мы не обратили на это внимания, а потом, когда прошла первая оторопь, поняли: изменения коснулись не только нас, изменилось все вокруг. По ясному еще недавно небу поползли какие-то противные осенние облака, холодный ветер подул с озера, и желтых листьев на росших неподалеку березках стало значительно больше. В общем, если с утра было еще вроде как лето, то сейчас наступила настоящая осень.
Во-вторых, радовало то, что вместе с одеждой уцелели и наши пакеты, в которых сохранилось еще достаточное количество всяких съестных припасов. То есть хотя бы нынешним вечером мы не останемся голодными. А что будет дальше, об этом думать не хотелось. Если честно, то попросту страшно было об этом думать. В глубине души каждый из нас понимал, что происшедшее с нами не шутка, не розыгрыш и не дурной какой-нибудь сон, что все это всерьез и надолго. Но, повторяю, вслух этого никто не произносил, все вели себя так, как будто в пятнадцати минутах ходьбы нас ожидает новенький экскурсионный "Икарус" и смеющаяся Татьяна Анатольевна.
Славик Усаченко.
Первым делом я вытащил тщательно припрятанный баллон с пивом "Охота", решительным жестом открутил пробку и сделал пару здоровенных глотков. Затем присел на бревнышко, достал сигареты и закурил. Надоело, знаете ли, прятаться по кустам и подворотням, наконец-то можно было все делать в открытую. Баллон с пивом я протянул Ваське, но он отрицательно помотал головой. А сам стоит бедненький, несчастненький, зуб на зуб не попадает, то ли от холода, то ли с перепугу. Но от сигареты не отказался, присел рядом со мной, сидит, курит. А Аленка сразу наморщила нос, отвернулась, это значит, она нас осуждает. А чего осуждать, может, это наша последняя пачка сигарет. Что там будет дальше, никому невдомек, во всяком случае, лично я ничего хорошего не предвижу.
Вот так посидели мы, покурили и, делать нечего, двинулись в сторону шоссе. Тем более что уже начало смеркаться, и оставаться на берегу озера не имело никакого смысла. Впрочем, что мы будем делать на шоссе, тоже никто не представлял, потому что никто не верил, что там нас автобус дожидается. Шли молча, только Вася время от времени шмыгал носом, видать, крепко он струхнул. И только однажды молчание нарушила Аленка, которая задумчиво произнесла, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Из всех вещей, которые я взяла с собой, самой бесполезной является тетрадка по алгебре.
- А зачем она тебе понадобилась? - поинтересовался я.
- Да вот, хотела в автобусе к контрольной подготовиться. Только когда она теперь будет, эта контрольная, - и Аленка грустно вздохнула. А я понял, что не одинок в своих выводах: все происшедшее с нами вряд ли является дурным сном, который к всеобщей радости вот-вот завершится счастливым пробуждением. И в подтверждение моим грустным мыслям Василий наконец-то преодолел свой невесть откуда взявшийся насморк и во всеуслышание заявил:
- Я думаю, что это не они пропали, я думаю, это мы пропали.
Вася Васильчук.
Зря я, наверно, искупался. Вода была страшно холодная, сентябрь как-никак. А когда все вокруг внезапно попропадали, стало еще холодней и у меня сразу из носу потекло. Славик, конечно, шел и всю дорогу от нечего делать прикалывался: Васильчук, дескать, носом хлюпает, потому что перетрусил, и все такое. Не спорю, было мне малость страшновато, но, думаю, самому Славику тоже было не по себе. А насморк тут вообще не причем.
А потом мы вышли к дороге, точнее к тому, что еще пару часов назад было дорогой. Теперь же вместо прекрасной автострады мы увидели плотную стену густого желто-зеленого тумана. То есть в буквальном смысле слова стену, потому что была очень резкая граница между туманом и не туманом. Вот здесь, где мы стоим, кустики придорожные, травка осенняя пожухлая, песочек грязно-желтого цвета, а протянешь руку, и она уткнется в какую-то вязкую непрозрачную массу, сквозь которую уже в полуметре от нас совершенно ничего невозможно было разобрать. Только мы руки-то свои в эту самую массу совать не стали, потому что не внушала она нам абсолютно никакого доверия.
Короче, остановились мы возле этой самой стены, стоим, разглядываем. Тянулась она в обе стороны насколько хватало взгляда. И вверх она довольно высоко поднималась, уж не знаю, до самого неба или не до самого, но высоко. И еще. Время от времени внутри стены возникал какой-то глухой рокот, как будто что-то там двигалось. Если исходить из того, что за стеной проходила дорога, то можно было предположить, что рокот производили проезжающие по этой дороге автомобили. Правда, на шум автомобилей эти звуки совершенно не были похожи.
Алена Папонова.
- Куда пойдем, в Осташков или сразу в Тверь, - спросил, прервав затянувшееся молчание, Вася.
ќ- Может, попробуем на дорогу выйти? - робко поинтересовалась я.
- Что-то мне в этот кисель лезть не хочется, - заявил Славик и тут же засунул руку по локоть в туман, подержал ее там несколько мгновений и выдернул обратно. Затем внимательно осмотрел руку, зачем-то ее обнюхал, пошевелил пальцами и неопределенно пожал плечами.
- Черт знает, вроде ничего страшного.
Но даже после этого обнадеживающего заявления никто не отважился с головой погрузиться в густую зеленоватую массу, плотной стеной стоящую перед нами. Постояли мы еще с минуту перед этой стеной, а потом я подхватила свой пакетик и решительно направилась по лесной опушке в сторону Осташкова. Иду себе как ни в чем ни бывало и в ус не дую. Слева от меня сосны стоят, между ними мох растет, веселенький такой мох яркого изумрудного цвета, да кое-где кусты можжевельника из этого мха торчат, а справа вытянулась противная зеленоватая занавеска, и нет этой занавеске ни конца ни края.
Смотрю, ребята потихоньку за мной потянулись. Славик вроде даже немного повеселел:
- Мне, - говорит, - очень даже кстати, что завтра контрольную по алгебре писать не надо. Потому что двойку получать совсем не хочется.
- Тебя послушать, так ты двойки никогда не получал, - говорю я, - одной больше, одной меньше, какая разница.
- Не скажи. Эта двойка была бы особая, первая двойка по алгебре в новом учебном году.
- Что ты врешь, какая же она первая? - возмутился Вася. - А кто за формулы двойку схлопотал?
- Как раз за формулы-то почти у всех двойки, у тебя, между прочим, тоже. Только они не считаются, потому что за формулы Сергей Анатольевич в журнал не выставил.
- В журнал не выставил, а в тетрадочку свою записал, - не унимался Вася, так что мне стало обидно за Славика, и я решила за него заступиться:
- Вась, не порти человеку радужного настроения. В кои-то веки у него такая радость: контрольная по алгебре срывается.
- А я бы, - отвечает Вася, - согласился сейчас десять двоек получить, лишь бы из этого дерьма выбраться.
Славик Усаченко
Вот так, обмениваясь всякими шуточками, шли мы примерно минут сорок. А между тем стало уже совсем темно. Поскольку шансы обнаружить другие следы цивилизации, кроме этого гудящего время от времени тумана, были весьма призрачными, пора было задуматься о ночлеге. С другой стороны, ночевать в мокром, холодном осеннем лесу без палаток и без спальников - такая перспектива никого не радовала, поэтому мы продолжали обреченно брести вперед, вдоль стены из зеленоватого тумана. Хорошо еще, что в темноте от этого тумана стало исходить слабое свечение, так что хотя бы можно было разобрать, что творится у нас под ногами.
Неизвестно, сколько еще продолжался бы этот наш ночной марш-бросок, как вдруг стена из тумана, доселе послушно повторявшая все изгибы автотрассы, внезапно резко повернула налево и перегородила нам дорогу. Теперь она одним концом уходила прямо в лес по направлению к озеру.
Такой поворот поставил нас перед трудным выбором: возвращаться назад, продолжать двигаться вдоль стены до упора, то есть до тех пор, пока она не упрется в берег, или попытаться войти в туман. Первой, как всегда, приняла решение Аленка:
- Давайте, ребята, разведем костер и дождемся утра.
Эта идея нам понравилась. Выбрав место поприличней, мы натаскали сучьев и принялись разжигать костер. Конечно, за это дело взялся наш самый опытный турист, Вася. Чего он только ни делал: и пирамидку из тоненьких веточек смастерил, и кусочек сухого мха откуда-то раздобыл, и зажигалкой раз десять щелкал. И даже встал на четвереньки, чтобы, значит, раздувать было удобней. Только все равно ничего у него не получилось, потому что сучья были сырами, а Вася нервничал и торопился. А на четвереньки он вообще зря становился, ибо ввел меня во искушение, и я, конечно, не удержался и дал ему пендаля. Тихонько так дал, но Вася все равно обиделся. Он сразу встал, отряхнул мох с коленей и, ворча что-то себе под нос, отошел в сторону: раз вы так, то разжигайте, дескать, сами.
Пришлось мне принимать у Васьки эстафету. И тут я вспомнил про Аленину тетрадь по алгебре.
- Нет, Алена, - говорю, - не зря ты тетрадь по математике с собой брала, сейчас она нам очень кстати окажется.
Но Алена ни в какую. Не хочу, говорит, сжигать свою любимую тетрадь, и все тут. Замерзать буду, а тетрадочку сберегу. Вот бы обрадовался Сергей Анатольевич, если бы это услышал, может, даже добавил бы Алене полбалла к рейтингу.
Однако делать нечего, пришлось мне обходиться без математики. Нашел я поблизости березку, срезал немного бересты, потом выбрал ветку посуше и настрогал из нее стружек. Затем сложил из всего этого аккуратную кучку и поджег. А через пару минут костер уже горел вовсю, и сразу теплее стало, да и туманные наши перспективы не выглядели больше столь удручающими.
Вася Васильчук.
Костер мы раскочегарили отменный. В лесу оказалось довольно много сухих сосен, некоторые из них были достаточно тонкими, и мы со Славой без особого труда свалили их и оттащили к костру. Через полчаса огонь был таким сильным, что находиться поблизости от него стало по-настоящему жарко. Присели мы на бревнышко, перекусили, Славик пиво допил и бутылку в огонь забросил.
- Усаченко, сжигая пластиковые бутылки, ты отравляешь атмосферу диоксином, - заявила Алена. - А потом сам же этой гадостью дышишь.
- А я вот сейчас покурю, и всем диоксинам крышка, - успокоил ее Славик, доставая пачку с сигаретами. - Ты будешь, Вась?
Покурили мы с ним и стали думать, как лучше устроиться на ночлег. Потом передвинули костер на пару метров в сторону, забросали прогретый участок земли мхом и дружно улеглись на теплое местечко - Алена посередке, а мы со Славиком по краям. Поворочались минут пять с боку на бок и быстренько все уснули, что совсем не удивительно, если вспомнить какой тяжелый и нервный день нам выдался.
Глава 3
Паша Иванчиков
Хорошо все-таки, что я семь лет отзанимался айкидо. А ведь родители сначала хотели отдать меня в студию классического танца. Особенно на этом бабушка настаивала, она вообще больше всех горячилась. В ее представлении настоящий мужчина - это тот, кто при первых звуках вальса с обворожительной улыбкой выходит вперед и приглашает на танец королеву бала. Только где их теперь услышишь, эти самые звуки вальса. Ныне бал правят совсем другие мелодии.
Так что не зря я тогда упрямство проявил: хочу, дескать, заниматься восточными единоборствами, и все тут. Долго меня уговаривали, на всякие ухищрения пускались, но я твердо на своем стоял. А потом мать скрепя сердце согласилась на каратэ меня записать, лишь бы я при этом на танцы ходить не отказывался. Но тут уж отец не выдержал: не издевайтесь, мол, над ребенком, не лишайте его заслуженного детства. Правда, к тому времени, пока они промеж себя разобрались, прием в секцию каратэ уже прекратился, ну да ничего: айкидо - это тоже не кот начихал.
Семь лет я тренировал тело, укреплял дух и формировал характер, и вот, наконец, представился случай весь набор приобретенных в секции полезных качеств в дело употребить. И не то чтобы был я этому случаю очень сильно рад, скорее, даже наоборот, но так уж получается, что без этих моих семилетних тренировок валялся бы я сейчас где-нибудь в лесу под Осташковом, проткнутый насквозь ржавым дротиком или каким-нибудь другим холодным оружием.
До сих пор не могу понять, как все это могло произойти. Куда исчезли все мои одноклассники, когда во время остановки на берегу озера я прилег отдохнуть под высокой кряжистой сосной на освещенном солнцем и покрытом пожухлой осенней травой пригорке? Почему, проснувшись, я обнаружил двух отморозков с дебильными рожами, напяливших на себя невообразимые бутафорского вида доспехи и тыкающих мне под ребра острыми копьями? Для полноты картины следует отметить, что свои действия эти придурки сопровождали громкими отвратительными звуками, которые, по-видимому, должны были означать смех, но на деле гораздо больше напоминали конское ржание.
Спросонья я сперва решил, что это шутка чья-то нелепая, тем более что отдельные личности в нашем классе к подобному проявлению чувства юмора очень даже склонны. Однако после очередного болезненного укола наступило окончательное и бесповоротное пробуждение, и я понял: дело-то, оказывается, вполне серьезное. И сразу отреагировал соответствующим образом: три почти неуловимых движения, и вот уже одно копье летит далеко в сторону, а обладатель другого с дикими воплями хватается за сломанную челюсть. А я стою перед своими неизвестно откуда взявшимися врагами в позиции полной боевой готовности.
А враги мои при ближайшем рассмотрении оказываются молодыми еще парнями, замухрышистого вида и такими грязными, как будто они полгода в бане не мылись. Впрочем, хорошо я их рассмотреть не успел, потому что не прошло и пяти секунд, как горе-воинов этих словно ветром сдуло. А я подобрал боевой трофей, - короткое, метра полтора в длину копье с остро отточенным стальным наконечником - перекинул это копье через плечо и отправился на поиски своих пропавших одноклассников.
Паша Иванцов.
Хорошо, что меня еще в раннем детстве на плавание записали, и я отдал этому богоугодному делу лучшие годы своей жизни. А ведь не хотели сперва записывать. Бабушка настаивала, чтобы я танцами занимался, отец все твердил про восточные единоборства, а мама мечтала, что я окончу музыкальную школу по классу скрипки, а потом, кто знает, может быть, в музыкальное училище поступлю, а то и в консерваторию...
Короче, удалось мне тогда тонко сыграть на этих противоречиях, и в итоге я стал заниматься плаванием в бассейне СК "Планета". Пришлось, правда, попотеть, чтобы тренер выделил меня из основной массы сопливых сверстников и включил в группу для перспективных - школу олимпийского резерва. Олимпийским чемпионом я, конечно, не стал, но плавать научился довольно прилично, особенно хорошо мне удавались длинные дистанции.
Разве мог я предполагать, отправляясь на экскурсию в Нилову пустынь, что умение быстро и долго плавать так внезапно сыграет столь важную роль в моей жизни, причем произойдет это в ситуации настолько дикой и странной, что ничего подобного невозможно было представить в самых неумеренных фантазиях. Судите сами. На обратном пути мы решили перекусить на берегу озера, и я прилег вздремнуть под сосной на прогретый солнцем пригорок. Неподалеку резвились мои одноклассники, до краев переполненные ощущением безграничной свободы и почти не обращающие внимания на Татьяну Анатольевну, которая по мере сил пыталась играть роль сдерживающего фактора. Меж тем легкий теплый ветерок нежно гладил мое лицо, свежий воздух, в котором перемешались ароматы соснового леса и вольный дух водных просторов, одновременно пьянил и умиротворял. В такой располагающей обстановке я задремал довольно быстро. И вскоре проснулся оттого, что кто-то довольно грубо принялся пинать меня ногой под ребра.
Я сначала на одноклассников своих погрешил, есть у нас в классе кое-кто с обостренным чувством юмора. Но потом открыл глаза и вижу: стоят передо мной два придурка в военной форме, и один из них довольно чувствительно тыкает мне в бок носком грязного кирзового сапога. Ну, может, не кирзового, я в этом не очень разбираюсь.
Ну, я встал, конечно, от изумления язык проглотил. Стоят передо мной, как я уже сказал, двое военных, на первый взгляд ничем не примечательных, вот разве что форма у них странная, допотопная какая-то форма, я такую раньше только в кино видел. Оба сухощавые, один низенький, коренастый, а другой повыше, с прыщавым лицом. Ну, когда я встал, то прыщавый усмехнулся как-то зловеще и с издевкой в голосе говорит:
- Предъявите, гражданин, ваши документики.
- Да у меня, - отвечаю, - их нет, я их дома оставил.
- Странно, - говорит прыщавый, а сам, смотрю, расстегивает кобуру и пистолет вытаскивает, - странно, что вы, гражданин, о такой мелочи не позаботились. А потом тон его вдруг резко меняется, и он орет на меня, страшно выпучив глаза:
- А ну, быстро руки за голову, встать лицом к дереву.
А поскольку я никак не могу понять, что со мной происходит, и стою в полном замешательстве совершенно неподвижно, то он резко наотмашь бьет меня рукой по лицу. Боль и обида переполняют мое сердце. Глотая слезы, я поднимаю руки, кладу их ладонями на затылок и, повернувшись к сосне, прижимаюсь лицом к ее гладкому пахнущему смолой стволу. Низенький подходит ко мне и ловко обыскивает. Конечно же, среди прочих мелочей, извлеченных из моих карманов, оказывается швейцарский перочинный нож, который никак нельзя принять за холодное оружие, но, кто знает, как отнесутся к этой находке арестовавшие меня чекисты. Да, да, я именно теперь понимаю, что парни эти никакие не военные, а натуральные энкавэдэшники или как их там называют. Откуда они взялись, совершенно непонятно, но я и не думаю об этом, потому что не до размышлений мне сейчас. Получив очередной ощутимый тычок в ребра, я пытаюсь сообразить, чего на этот раз потребовалось моим пленителям, и с ужасом осознаю, что они признаний от меня каких-то добиваются.
- Давай, показывай, где парашют спрятал, а то шлепнем тебя без суда и следствия, и поминай как звали.
- Какой парашют, нет никакого парашюта, я обыкновенный школьник Паша Иванцов, приехал сюда на экскурсию, - торопливо объясняю я, а сам начинаю соображать, что этот самый чертов парашют, о местонахождении которого я не имею ни малейшего представления, быть может, и есть мой самый последний шанс выпутаться из возникшей дикой ситуации. И получив очередной удар (ой, как это все-таки больно), я ломаюсь и испуганным голосом начинаю лепетать, что, дескать, ладно, я все покажу, только не бейте меня, дяденьки, потому что я ни в чем не виноват.
И веду их вдоль берега, туда, где, якобы, спрятаны парашют и рация, а, на самом деле, в то место, где бережок покруче и упавшая сосна склонилась над самой водой. Делаю вид, что разыскиваю на берегу место тайника, а сам приближаюсь к этой сосне и, усыпив бдительность конвоиров, внезапно взбегаю на нее и прыгаю в прохладную воду озера.
К моему счастью, озеро в этом месте действительно оказывается достаточно глубоким, я ухожу под воду, стаскиваю ботинки и, минуты на две задержав дыхание, стараюсь уплыть как можно дальше от берега. На несколько секунд выныриваю на поверхность, а затем снова плыву под водой, градусов на 30 сменив направление движения. По мне, конечно, стреляют, но я не обращаю на это никакого внимания в полной уверенности, что эти пули меня не достанут.
Паша Ивашов
Сперва, увидев этих двух дикарей, я подумал, что тронулся рассудком. Впрочем, нет, мысль насчет рассудка была второй, а сначала я решил, что это сон такой замысловатый мне приснился. И лишь потом, когда эти неандертальцы стали меня своими дубинами в живот тыкать, я уже сообразил, что во сне так не бывает. Потому что тыкали они довольно сильно, и ощущения у меня возникали не из приятных. Притом сами дикари были так себе, довольно мелкие и неказистые. А уж какие грязные, словами не передать. К тому же запах от них исходил настолько тошнотворный, что мне чуть дурно не стало. И надето на них ничего не было, кроме шкур каких-то замызганных. В общем, совершенно эти дикари не были похожи на персонажей всяких фильмов с доисторическим содержанием, которыми нас время от времени балует западный кинематограф. Вот такие весьма неприятные типы стояли передо мной: грязные, волосатые, с желтыми кривыми зубами. А в довершение ко всему они еще и тыкали мне в живот длинными суковатыми палками.
Я, конечно, не очень был расположен терпеть такое обращение и, ловко увернувшись от очередного посягательства на мой бесценный торс, быстро вскочил на ноги и отпрыгнул в сторону. К несчастью, дальнейшему отступлению помешала толстенная сосна, внезапно возникшая за моей спиной. В общем, оказался я прижатым спиной к этой сосне, а передо мной два жутких паренька с увесистыми дубинами и нехорошими намерениями. В такой ситуации, сами понимаете, раздумывать о причинах столь странного поворота в моей судьбе не было никакой возможности. Тем более что один из дикарей, тот, что повыше, с бугристым каким-то лицом, уже начал поднимать дубину, причем явно не для того, чтобы за ухом себя почесать. И тогда, не придумав ничего лучшего, я попытался разрешить конфликт за столом переговоров, дипломатическим, так сказать, путем.
- Ребята, - сказал я самым что ни на есть миролюбивым тоном, - давайте обсудим сложившуюся на текущий момент ситуацию. Выскажите свои претензии, и я постараюсь развеять ваши опасения на свой счет. Потому как не испытываю к вам никакой враждебности, к тому же по природе своей абсолютно лишен агрессивности.
Ну, насчет враждебности я, конечно, слегка лукавил, потому что определенную антипатию мои собеседники у меня все-таки вызывали. Уж больно рожи у них были противные, к тому же воспоминание о суковатых палках, которыми они меня в живот только что тыкали, никак не способствовало возникновению приязненных отношений. Впрочем, лукавство это оказалось по большому счету совершенно излишним, поскольку моя пламенная речь не возымела никакого положительного эффекта. Скорее, наоборот, эффект она имела прямо противоположный, ибо привела моих оппонентов в состояние крайнего возбуждения, каковое возбуждение выразилось в хаотичном размахивании перед моим носом руками, в которых, напомню, были зажаты увесистые дубинки. В довершение ко всему дикари залопотали что-то на совершенно непонятном языке, отдаленно напоминавшем не то конское ржание, не то собачье тявканье. И все-таки известная польза от затеянной мною дискуссии была, так как мои простые, идущие прямо к сердцу слова внесли в действия противника определенную неразбериху. Во всяком случае, дикарь с бугристой мордой на время оставил намерение проверить с помощью своего незатейливого инструментария прочность моей черепной коробки. Грех было не воспользоваться этим обстоятельством, и я им, конечно, воспользовался. Стремительно прошмыгнув между замешкавшимися дикарями, я со всех ног бросился бежать, не разбирая дороги.
О, как я бежал! Уверен, знаменитый чернокожий стайер Абебе Бекила еще больше почернел бы от зависти при виде моего стремительного бега. Как все-таки замечательно, что в детстве я не поддался на уговоры родителей, вознамерившихся отдать меня в студию бального танца, и предпочел записаться в легкоатлетическую секцию при стадионе "Химик". Да, первый разряд по бегу оказался весьма кстати, тем более что специализировался я именно в беге на длинные дистанции.
Дикари при всей их внешней неуклюжести бегали довольно быстро. К тому же были они весьма выносливыми ребятами, что неудивительно, поскольку, если вдуматься, дикарская жизнь - она тоже не сахар. Не успеешь замешкаться, как тебя тут же проглотит какой-нибудь недружественно настроенный крокодил, или коварный соплеменник раскроит черепушку дубинкой наподобие тех, с которыми я имел несчастье познакомиться. Вы, конечно, скажете, что под Осташковом не водится крокодилов, на что я резонно замечу, что дикарей там тоже не водится, однако вот же они, голубчики, мчатся за мной во весь опор и отставать не собираются.
Паша Иванчиков
Вот так шел я с копьем через плечо и думал грустную думу о бесперспективности сложившейся ситуации. Поскольку никаких дельных мыслей в голову не приходило, то я попробовал применить к решению возникших передо мной проблем математический подход, который, как известно, отличается от всех прочих подходов прежде всего железной логикой. Сергей Анатольевич не раз объяснял нам, что о твердокаменные постулаты математического мышления разбивается любая житейская буря. Сначала следовало формализовать стоящую передо мной задачу, то есть четко сформулировать две вещи: какова моя цель, и какими средствами для ее достижения я располагаю. Ну, насчет цели было все более или менее ясно, ибо никогда в жизни мне так сильно не хотелось оказаться в обществе своих внезапно пропавших одноклассников, причем не здесь, в богом забытой глуши, а в родной семнадцатой школе, где-нибудь на уроке алгебры или, на худой конец, на уроке химии или даже биологии.
А вот со средствами было сложней. Точнее, после недолгих раздумий возникло у меня подозрение, что средств этих попросту нет. Или, иными словами, задачка моя не имеет решения на множестве действительных чисел. Судите сами: одноклассники мои исчезли, вместо них появились какие-то не слишком приятные парни с копьями и в ржавых доспехах. Но этим дело не ограничилось, и произошедшие вокруг меня перемены оказались гораздо более существенными, нежели простая смена действующих лиц. Неуловимо переменился весь окружающий пейзаж: лес стал каким-то более диким, появилось много поваленных деревьев, густой кустарник теперь подступал вплотную к тропинке и загораживал панораму. И еще одно немаловажное обстоятельство: когда мы шли от автобуса к озеру, то на каждом шагу без труда можно было обнаружить привычный для всякого цивилизованного человека мусор - пластиковые бутылки, бумажки, целлофановые пакетики, банки из-под пива и пепси. А сейчас ничего этого не было и в помине, то есть абсолютно ничего. Ни одного фантика завалящего, как будто кто-то огромной метлой все вымел подчистую. Я не сразу обратил на это внимание, а как обратил, то меня аж пот холодный прошиб, до того стало не по себе. Кто бы мог подумать, что мусора этого треклятого мне так будет не хватать.
Из всего этого вытекало, что я вроде как в совершенно другом мире оказался. При всей своей фантастичности это предположение было, пожалуй, самым правдоподобным, во всяком случае, ничего более правдоподобного мне в голову не пришло. Если, конечно, отбросить версию о том, что я все еще сплю. Я, впрочем, и эту версию полностью из рассмотрения пока исключать не стал, хотя честно говоря не очень-то на нее рассчитывал.
Ну, а если все-таки предположить, что я каким-то загадочным образом попал в другой мир, что из этого вытекало? А ровным счетом ничего не вытекало, кроме того, что никакими средствами выбраться отсюда я не располагал. Прежде всего, потому что не имел никакого представления, как в принципе возможно осуществить такое перемещение. Что оставалось делать? Пожалуй, единственное, что я мог предпринять, это затаиться и ждать. Чего ждать? Надо полагать, чего-нибудь хорошего, потому что человек всегда должен надеяться на лучшее. Главное, не упустить своего шанса, когда он подвернется. А то, что шанс этот рано или поздно подвернется, я не сомневался. Раз уж судьба забросила меня в это чертово Средневековье, то и обратный путь не был мне заказан.
Оставалась самая малость, сущий пустяк: избежать неприятных встреч типа той, что у меня только что состоялась на берегу озера под сосной на прогретом солнцем пригорке. Да и мало ли какие еще сюрпризы готовил этот не слишком ко мне дружелюбно настроенный мир.
Паша Иванцов
Так я и плыл, постепенно отдаляясь от берега. Водичка была довольно прохладная, но мне и не в такой купаться приходилось, а потому, прикинув расстояние до противоположного берега, я пришел к выводу, что успею преодолеть эту дистанцию раньше, чем окочурюсь от переохлаждения. И это было, пожалуй, единственное вселяющее оптимизм обстоятельство на общем, окрашенном в траурные тона, фоне.
Прежде всего, я никак не мог понять, что же такое со мной случилось? Может, здесь фильм какой снимают про недреманное око советских чекистов и злобные происки немецких шпионов, а ребята эти - обыкновенная массовка? Типа во время перекура пошли прогуляться по берегу, обнаружили меня спящим под сосной и решили слегка приколоться. Но в таком случае, где мои одноклассники, где, в конце концов, Татьяна Анатольевна? Уж она бы меня одного в лесу не оставила, тем более что я ни от кого не прятался и прилег поспать на самом видном месте. К тому же чекисты вели себя слишком натурально. Так и хорошему артисту сыграть не под силу, а эти на вид даже до массовки явно не дотягивали: больно были неказистые.
Оставалось единственное объяснение, но было это объяснение совершенно невероятным и чрезвычайно неприятным. Настолько невероятным и неприятным, что мне даже думать об этом не хотелось. В самом деле, каким таким манером я смог перенестись во времени в прошлое почти на 60 лет? Мало того, что подобное путешествие в принципе невозможно, а уж чтобы эдакая дрянь именно со мной приключилась, то это прямо двойная какая-то невозможность. Или, точнее сказать, невозможность в квадрате. Однако факты - упрямая вещь. И совокупность этих самых фактов прямым путем подводила меня к выводу, что оказался я заброшенным в наше славное революционное прошлое, будь оно неладно. И необходимо было как можно скорее приспособиться к возникшей ситуации, тем более что изменить ее я пока что не видел для себя никакой возможности.
Паша Ивашов
Бегать по лесу - совсем не то же самое, что бегать по стадиону. Если бы я спортивным ориентированием занимался, то дело другое. Или взять, например, бег с препятствиями, он бы тоже вполне подошел в данной ситуации. Но я, как назло, ничем таким не увлекался, а потому продираться сквозь густой кустарник и перемахивать через толстенные бревна, местами образующие настоящие завалы, было для меня делом не слишком привычным. К тому же преследователи мои прекрасно ориентировались на местности и пару раз едва не загнали меня в тупик.
Вскоре, однако, мне удалось выбраться из завалов на более или менее ровное место, и тут уж я смог проявить себя во всем блеске: скоростные качества, хорошо поставленное дыхание, грамотное распределение сил на дистанции, ну и все такое.... Через некоторое время я постепенно оторвался от упорных ребят с дубинками и остался один на один с дремучей лесной чащей. Только теперь мне стало ясно, как сильно переменилось все вокруг. Когда мы с одноклассниками шли с автобуса на берег озера, лес вокруг нас был чистым и прозрачным, растительность не отличалась большим разнообразием: сосны, мох да редкие кусты можжевельника. Сейчас я находился в совершенно другом лесу: диком и страшном. Деревья и кустарники были по большей части каких-то неизвестных мне пород, а вместо привычной травушки-муравушки меня окружали густые заросли папоротника высотой с человеческий рост. Не было никаких сомнений, что я каким-то загадочным образом оставил привычный и удобный мир начала третьего тысячелетия, мир компьютеров, чипсов и мобильных телефонов. Вокруг меня раскинулся совершенно другой мир, незнакомый и недобрый, отдаленно напоминающий мир эпохи гигантских рептилий из научно-популярных телепередач.
Глава 4
Миша Гордейчев
Самое неприятное в этой истории даже не то, что куда-то исчезли мои одноклассники. Гораздо хуже, что исчезли они не все. Посудите сами. В классе у меня со всеми нормальные отношения. Точнее, почти со всеми. Исключение составляют две подружки, две Ксюши: Ксюша Диброва и Ксюша Шурниковская. Почему-то с ними у меня еще с младших классов не сложилось. Сейчас, конечно, стало не так напряженно, а раньше, бывало, чуть до драки не доходило. Тем более что учителя как сговорились: все норовили меня с Шурниковской за одну парту посадить. А они с Дибровой всю дорогу были лучшие подружки и сидеть хотели только вместе. Так и вышло, что я вроде как третий лишний. Причем Шурниковская почему-то именно меня считала во всем виноватым, как будто это я сам стремился во что бы то ни стало сесть с ней за одну парту. Очень надо. К тому же и соседка-то она, по совести, никудышная: ни списать у нее, ни стерочку попросить. Даже если и даст, то такую при этом физиономию скорчит, что сразу почувствуешь себя последним дерьмом.
Так вот, в тот момент, когда все попропадали, я как назло решил этих самых двух Ксюш сфотографировать. Подловил их за употреблением очередной шоколадки и на кнопочку нажал. И так получилось, что одновременно с этим все вокруг потемнело, холодный ветерок пробежал по поляне, да и по спине моей какой-то противный озноб прошелся, а потом вокруг установилась напряженная тишина. Я посмотрел вокруг себя и остолбенел от неожиданности.
Ксения Шурниковская.
Все вокруг в один миг переменилось. Я даже не поняла, что одноклассники пропали, потому что Гордейчев этот назойливый продолжал передо мной маячить, свет божий застилая. А вот перемены пейзажа заметила сразу. Еще бы их не заметить, если озеро разом куда-то вдруг исчезло. А вместо него появилась бугристая равнина, на которой кое-где возвышались не то маленькие скалы, не то большие камни, редкими кучками росли невзрачные деревца, да худосочный кустарник пытался оживить эту не слишком веселую картину. А вместо озера где-то в полукилометре вниз по склону образовалась довольно веселая речушка, из-за шума которой я не сразу заметила, что на поляне вокруг нас стало абсолютно тихо. А когда заметила, то со мной чуть истерика не произошла. И успокоилась я лишь после того, как подумала: а могло ведь быть еще хуже. Могла Ксюха тоже пропасть, и осталась бы я тогда вдвоем с этим дурацким Мишей на этом дурацком каменистом склоне среди этих дурацких сосенок. И что бы в этом случае я стала делать?
Ксения Диброва
Внезапно я поняла, что за нами кто-то наблюдает. Пока мы Ксюшу успокаивали, я не обращала внимания, что вокруг происходит, а когда истерика у нее прошла, то по мне, словно мурашки, сразу забегали чьи-то настороженные взгляды. Главное, людей вокруг не было никого, кроме нас троих. Все остальные бесследно куда-то исчезли, как корова языком слизнула.
Я стала внимательно рассматривать заросли невыразительного мелколистного кустарника, с трех сторон окружавшего нашу поляну, но ничего интересного не заметила. Впрочем, в какой-то момент мне показалось, что где-то там мелькнула какая-то неясная тень, но ничего больше я рассмотреть не смогла.
- Что делать-то будем? - прервал мои наблюдения Миша. К кому он с этим вопросом обращался, непонятно, потому что мы-то с Шурниковской точно ответить на него не могли. А потому и отвечать не стали. Впрочем, как оказалось, времени долго раздумывать и строить планы у нас попросту не было. Потому что в этот самый момент ближайшие к нам кусты зашевелись, и оттуда осторожно вылезло какое-то существо, отдаленно напоминающее не то пигмея из центральной Африки, не то хоббита из "Властелина колец". Маленький такой полузверек-получеловечек, весь покрытый густой темной шерстью, со смышлеными настороженными глазами. А за ним, откуда ни возьмись, один за другим стали возникать такие же хоббиты-полурослики, и вскоре вокруг нас образовалось довольно плотное живое кольцо.
Миша Гордейчев
Забавные эти существа, однако, выказывали к нам явное недоброжелательство. Строили сердитые рожи, грозили палками, издавали в наш адрес какие-то непонятные звуки, которые я однозначно воспринимал как угрозы. Между собой они тоже как бы разговаривали, но только совершенно другим тоном, они что-то тихо и быстро-быстро лопотали, время от времени кидая в нашу сторону пугливые взгляды. Когда я попытался к ним приблизиться, они тут же стали отодвигаться назад, поближе к кустам, не размыкая, однако, плотного кольца. После этого я вернулся к девчонкам, сел на бревно и стал наблюдать, оставив на время попытки вступить в контакт с загадочными существами. Наблюдения привели меня к неутешительному выводу: хоббиты (буду называть их так) настроены враждебно исключительно по отношению ко мне. Когда их взоры обращались к кому-либо из двух Ксений, тревожные искорки мгновенно сменялись дружеским участием, выражение лиц смягчалось и приобретало некое подобие улыбки. Когда же я придвинулся поближе к Ксюше Дибровой с намерением обсудить с ней сложившуюся ситуацию, то по толпе хоббитов словно пробежала волна тревожного негодования.
Ксения Шурниковская.
Хоббиты эти оказались весьма симпатичными тварями. Они весело о чем-то переговаривались, показывая на нас пальцами, и даже, по-моему, пытались строить нам с Ксюшей глазки. А вот Мишу они явно невзлюбили, что, впрочем, совсем не удивительно: я сама его терпеть не могу. Гордейчев, похоже, тоже обратил на это внимание, он не на шутку перепугался и даже попытался улизнуть в кусты, однако стоящие впереди вооруженные палками полурослики тут же продемонстрировали твердое намерение пустить в ход свое незатейливое вооружение и тем самым окончательно повергли беднягу в трепет. В результате Гордейчев совсем притих и с этой минуты сидел на бревнышке как в воду опущенный. Мы же с Ксенией посовещались и решили пока не предпринимать никаких активных действий, предоставив право первого хода оппонентам. Да, собственно, и предпринять-то мы вряд ли что-нибудь смогли бы, потому что в голову ничего не приходило.
Ждать нам пришлось недолго. Внезапно плотная стена полуросликов раздвинулась, пропуская вперед высокого пожилого мужчину. Смуглое лицо его лоснилось в лучах опустившегося почти к самому горизонту солнца, словно намазанное жиром. Тяжелые складки вокруг рта были сложены в угрюмую гримасу, впрочем, без тени какой-либо озлобленности. Одеждой мужчине служило некое подобие туники из грубой, но плотной ткани, а темные волосы на его голове были стянуты в довольно длинный хвост. Мужчина что-то тихо спросил полуросликов, внимательно выслушал их торопливое бормотание и с важным видом направился в нашу сторону. Остановившись от нас в паре метров, он неторопливо произнес несколько фраз на абсолютно непонятном языке, не похожем ни на один из тех языков, которые я когда-либо слышала. Ну, а поскольку мы с Ксюшей никак на его слова не отреагировали, а только переглянулись в полном недоумении, то мужчина подождал немного и произнес фразу уже на другом языке, а потом еще на одном. Увидев, что все его попытки тщетны, человек внимательно посмотрел сначала на меня, потом на Диброву, а потом снова на меня. Приняв, видимо, какое-то решение, он вперил в меня свои черные глазищи и они, словно два бура, медленно проникли мне прямо в мозг. И там зазвучал спокойный лишенный всякой интонации голос:
- Друдли считают, что вы нимфы, плененные злым троллем. Это действительно так?
Ксения Диброва.
Со стороны было очень интересно наблюдать, как шаман (я почему-то про себя окрестила пожилого мужчину шаманом) беззвучно шевелит губами, а Ксюша ему с серьезным видом отвечает. Поначалу я даже не вникала, что именно она говорит, а когда прислушалась, то поняла, что Шурниковская в своем репертуаре, то есть по обыкновению ругает Гордейчева. Типа того, что он есть не кто иной, как самый что ни на есть зануда и приставала, хотя по злобности своей до тролля и не дотягивает. Причем здесь тролль, я не совсем поняла, но слово это явно было ключевым, поскольку Шурниковская повторила его несколько раз. В общем, не оставила она от бедного Гордейчева камня на камне, мне его даже жалко стало. Тем более что сам Миша сидел все это время совершенно потерянный и никак не реагировал на происходящее, в такие моменты он перестает мне казаться вредным типом и становится похожим на самого обыкновенного парня.
Миша Гордейчев.
Я настолько был подавлен происходящим, что не сразу понял, какой странный диалог ведет пожилой мужчина с Шурниковской. А когда понял, то просто обалдел. Ведь это была в чистом виде телепатия. Мужчина явно был экстрасенсом, и он передавал свои мысли Ксюше на расстоянии. Расстояние, правда, было небольшим, всего каких-то пара метров, но попробуйте передать свою мысль без слов хоть на пару сантиметров, и я вам целый месяц буду в столовой очередь занимать за пирожками. Ну, в общем, вы меня понимаете. Я настолько был поражен этим природным феноменом, что некоторое время даже не прислушивался, о чем это там Ксюха лепетала. А потом понемногу разобрал, что речь шла о каких-то друдлях, и друдли эти самые весьма интересуются нашими скромными персонами. Причем меня они считают каким-то очень нехорошим человеком, а девушек не иначе как моими пленницами. И, что самое интересное, Шурниковская по этому поводу вроде как с этими друдлями соглашалась. Ибо как иначе можно понимать фразочки типа "навязался он на нашу голову" или "не знаем, как от него избавиться"? Мне, во всяком случае, показалось, что телепат этот чертов понял их как подтверждение своей совершенно безосновательной гипотезы, базирующейся исключительно на нелепых фантазиях темного отсталого племени примитивных человекообразных существ.
Ксения Шурниковская.
Мужчину, как оказалось, звали Гуин, и был он кем-то вроде волшебника. Я сперва подумала, что он этими друдлями руководит, но потом выяснилось, что нет, друдли сами по себе, а он сам по себе. Хотя, конечно, пользуется среди них определенным авторитетом. Друдли, они вообще-то народ тихий и беззлобный, только вот троллей сильно не любят. Чем-то, видать, им эти тролли в свое время насолили, а чем именно, так об этом Гуин распространяться не стал. Сказал только, что теперь нашему Мише не поздоровится, потому что к пленным троллям друдли обычно не испытывали никакого снисхождения.
Закончив беседу, Гуин жестами пригласил нас с Ксюшей следовать за ним, а когда к нам попытался присоединиться Миша, то он отрицательно помотал головой. Тут же друдли окружили Гордейчева и палками отогнали его в сторону, несмотря на робкие протесты последнего.
Ксения Диброва.
Шаман привел нас на поляну, окруженную плотной стеной невысокого кустарника, ветви которого были украшены мелкими красными плодами. Посреди поляны располагался большой костер. К нам тут же подскочили два молодых друдля и, подстелив шкуру на гладкий плоский камень, предложили на нее присесть. Я, если честно, с большой радостью не только бы присела, но даже и прилегла куда-нибудь, настолько меня утомили все сегодняшние передряги. Однако наши хозяева, судя по всему, еще не считали, что пришло время для столь основательного отдыха. Они бегали вокруг нас, суетились, о чем-то тихо переговаривались на своем потешном языке. Так что мы послушно заняли предложенное нам почетное, по всей видимости, место и терпеливо стали дожидаться дальнейшего развития событий.
Шаман от предложения присесть отказался. Он о чем-то тихо переговорил с одним из друдлей, затем подошел к Шурниковской и неторопливо обменялся с ней взглядами. Ксюша пролепетала что-то вроде: "весьма рада была с вами познакомиться, господин Гуин", после чего шаман отбыл в неизвестном направлении. А подруга моя дорогая тут же извлекла на свет пакетик с чипсами и принялась методично уничтожать его содержимое. Нехитрое это занятие вызвало столь неподдельный интерес у окружавших нас человечков, что они, побросав свои дела, столпились вокруг Шурниковской и устремили на нее взгляды, преисполненные любви и восхищения. Сердце Ксении, конечно, растаяло от столь трогательного проявления чувств, и она тут же щедро одарила чипсами своих многочисленных поклонников и поклонниц. После чего мода на украшения из чипсов стала в племени друдлей одной из самых характерных примет сезона.
Глава 5
Полковник Нестерпимов, хоть и понимал, что ему попалось практически безнадежное дело, рук не опускал и старался обнаружить крохи полезной информации всюду, где хотя бы мельком проскальзывало упоминание о десятом-первом классе. Можно сказать, что за последний месяц он стал крупнейшим специалистом по этому классу: полковник знал хобби и увлечения, симпатии и антипатии, вредные и полезные привычки всех учеников класса. Он знал любимую марку сигарет Саши Кушакова и любимый сорт пива Славика Усаченко, любимые духи Ксюши Дибровой и любимую губную помаду Раисы Атасовой.
Полковник по многу раз переговорил с каждым из учителей, работавших в классе, и прекрасно сориентировался в порой непростых взаимоотношениях между его учениками и предметами, которые они изучали. Даже и в самих предметах Нестерпимов умудрился в значительной степени разобраться. Исключение составляли, пожалуй, только математика и химия. К математике у полковника с детских лет непонятно почему выработалось какое-то болезненное отношение наподобие ревности, а химию он просто не любил. Зато в информационных технологиях и ОБЖ полковник поднатаскался настолько хорошо, что запросто смог бы вести занятия в любом классе. Да, собственно, и пришлось ему провести несколько уроков по ОБЖ, когда преподаватель этого предмета Василий Сергеевич Плахов внезапно слег с острым приступом радикулита. Заменять учителя было некому, и директор школы обратилась с просьбой о помощи к Нестерпимову, который как раз в это время буквально дневал и ночевал в школе. "А почему бы и нет?" - подумал Алексей Калистратович и без колебаний согласился на предложение директора.
С энтузиазмом принялся осваивать полковник новое для себя занятие. К первому уроку он готовился часа три, намереваясь поразить аудиторию многочисленными примерами из своей практики, неоспоримо доказывающими главенствующую роль ОБЖ в сложившейся системе духовных ценностей и приоритетов, основополагающее место этой науки в фундаменте современной цивилизации. Однако к удивлению Нестерпимова все его усилия пропали даром. При этом нельзя сказать, что ученики его совершенно не слушали. Слушать-то слушали, особенно юноши, которые даже вставляли время от времени в выступление полковника различные реплики. Реплики эти, к сожалению, не только совершенно не затрагивали сути рассматриваемых на уроке вопросов, но были, с точки зрения Нестерпимова, абсолютно неуместными и где-то даже идиотскими. А что касается девушек, то те просто не сводили с худощавого подтянутого следователя томных взглядов, обдавая его мощными потоками нерастраченной нежности. Однако первая же попытка установить с аудиторией обратную связь окончилась для Алексея Калистратовича полным фиаско. Выяснилось, что старшеклассники совершенно ничего не поняли из его пространных рассуждений, а если что-то и поняли, то их выводы оказались диаметрально противоположными выводам самого полковника.
Еще хуже обстояло дело с дисциплиной. Ученики во время уроков постоянно о чем-то переговаривались, крутились, передавая друг другу стерки, ручки, записки, тетради, линейки и т.д. и т.п. Они ковырялись в мобильниках, жевали жвачки, грызли карандаши, что-то рисовали на партах, списывали друг у друга домашние задания и откровенно зевали. Особое раздражение Нестерпимова вызывало то, что никто даже не пытался сосредоточиться на уроке, демонстрируя как нечто само собой разумеющееся полнейшую незаинтересованность в предмете. Попытки установить на уроках дисциплину оканчивались по большей части нервными срывами обычно уравновешенного следователя Генеральной прокуратуры. Особенно неприятный эпизод произошел с ним на уроке в 11 классе. Доведенный до бешенства одним из учеников, Нестерпимов незаметно для себя перешел на тон, характерный скорее для бесед с гражданами, подозреваемыми в совершении тяжких преступлений, нежели для общения с учащимися средней школы. "Стоять смирно! В глаза мне смотреть! В глаза!" - орал новоиспеченный преподаватель, брызгая слюной и сжимая побелевшими от гнева пальцами тяжелую деревянную линейку. Ученик, однако, оказался не робкого десятка. Истеричное поведение Нестерпимова его ничуть не испугало, а скорее даже позабавило. Выдержав долгий потускневший от бешенства взгляд полковника, подросток развязным тоном произнес: "Вы не очень-то кричите, гражданин начальник, сейчас не тридцать седьмой год". И не спеша вышел из кабинета.
Итак, дебют Нестерпимова на новом поприще вряд ли следовало считать удачным. Несмотря на это, как ни странно, вести уроки ему понравилось. Живительная энергия молодости, исходившая от учеников, наполняла Алексея Калистратовича, придавала ему новые силы, возвращала утраченную непосредственность ощущений. Видно где-то в натуре полковника имелась врожденная учительская жилка, и, кто знает, будь заработная плата педагога хоть отчасти сопоставима с окладом следователя Генпрокуратуры, Нестерпимов, возможно, всерьез задумался бы о перемене профессии. Но, впрочем, все это из области фантастики, ибо кто всерьез станет сравнивать общественную значимость этих двух профессий. А ведь хорошо известно, что именно общественная значимость профессии определяет тот уровень финансирования, который может позволить себе государство в отношении ее представителей.
Увлеченно осваивая новую для себя специальность, Нестерпимов не забывал и об основной цели своего пребывания в стенах 17 школы, однако никаких фактов, проливающих свет на таинственное исчезновение десятиклассников, он не обнаружил. Никто из учителей не смог вспомнить ничего необычного в поведении учеников накануне рокового дня. Сергей Шашнев, единственный подозреваемый по данному делу, тоже вел себя практически безупречно. Некоторое время он, правда, пребывал в весьма отрешенном состоянии, но постепенно свыкся с новой ситуацией и с тех пор его поведение стало очень мало отличаться от поведения других старшеклассников. На занятия Сережа стал ходить вместе с параллельным классом и очень скоро стал там своим человеком - как будто ничего не случилось. В отсутствии Алены Папоновой и Вики Зефировой, общепризнанных специалистов по ОБЖ, Шашнев даже выиграл школьную олимпиаду по этому предмету, чем значительно поднял свой авторитет в глазах полковника, который, впрочем, не отбрасывал пока версию, что именно честолюбивые помыслы и желание устранить конкурентов легли в основу всего происшедшего. При всей своей нелепости эта версия отличалась одним несомненным достоинством - никаких более убедительных версий в распоряжении Нестерпимова не было, разве что предположение о том, что десятый класс вместе со своим классным руководителем был в полном составе похищен инопланетянами с пролетающего мимо НЛО.
Не исключал пока Алексей Калистратович и такой возможности, что у всей этой истории имеется любовная подоплека. Осколки разбитых сердец - вот что обнаружил он в большом количестве, блуждая в ажурных конструкциях "любовных икосаэдров", образованных взаимными (а порой, увы, и односторонними) привязанностями учеников десятого класса. Термин "любовный икосаэдр", кстати, принадлежал одному из них, широко известному в узких кругах поэту общешкольного масштаба Федору Марсову. Однако полковник прекрасно понимал, что наличие этих самых икосаэдров само по себе не означает ровным счетом ничего, во всяком случае, до тех пор, пока не будут получены внятные ответы на два главных вопрос: каким образом было осуществлено похищение школьников и где они в настоящий момент находятся?
Еще в большей степени, нежели самого Нестерпимова, любовная линия в расследовании привлекла майора Пушкова. Он с энтузиазмом принялся вычерчивать "графы привязанностей" учеников десятого класса, проявив при этом незаурядные математические способности. Кто знает, уделяй Пушков этой науке побольше внимания в детстве, возможно, жизнь его сложилась бы совершенно по-другому, хотя, конечно, ничего плохого не было и в том, чтобы употребить свои таланты в благородном деле защиты законности и правопорядка. Созерцая созданные майором схемы, Нестерпимов в хитросплетениях стрелочек и впрямь узнавал что-то похожее на икосаэдр. Впрочем, сказать по совести, Алексей Калистратович не слишком хорошо представлял себе, что это такое, и чем икосаэдр отличается, скажем, от додекаэдра. К тому же и пользы от обнаруженного сходства извлечь не удалось никакой.
Итак, пока единственной реальной зацепкой в деле оставались странные фотографии на компьютере Миши Гордейчева. Раз за разом мысленный взор полковника Нестерпимова обращался к этим фотографиям, и, в конце концов, он решил еще раз ознакомиться с содержимым жесткого диска гордейчевского компьютера. Договорившись по телефону о визите, полковник отправился к родителям пропавшего подростка. Дверь открыла Мишина мать, в глазах которой, устремленных на Нестерпимова, словно застыл немой вопрос.
- Надо надеяться на лучшее. Тем более, история настолько невероятная, что никаких оснований предполагать трагический исход не имеется, - следователь попытался успокоить отчаявшуюся женщину, однако взгляд в сторону при этом отвел.
Полковника отвели в Мишину комнату. Он машинально отметил, что со времени первого визита в ней ничего не изменилось, разве что в воздухе повисла какая-то гнетущая безжизненность. Подавив тяжелый вздох, Нестерпимов опустился в кресло и включил компьютер. Женщина, однако, не уходила. Полковник спиной чувствовал, что она стоит сзади, словно не решаясь обратиться к нему с каким-то вопросом.
- Вы что-то хотели сказать? - спросил ее полковник, не поворачивая головы, поскольку смотреть в осунувшееся лицо несчастной матери было свыше его сил.
- Да... Я не уверена, правда, но мне показалось, что в Мишиной комнате кто-то побывал. Кто-то посторонний. Мы, знаете, с тех пор, как Миша пропал, не заходим сюда, ничего не трогаем. Я только пыль протираю, и все. А вчера вернулась с работы, смотрю, на столе вещи по-другому лежат. Я мужа спросила - он говорит, что даже не входил в эту комнату.
- Пропало что-нибудь?
- Да нет, как будто ничего. И вообще, больше нигде ничего не трогали, только здесь, на столе.
- А дверь в квартиру? Замок цел? Впрочем, ладно, замок мы сами осмотрим.
- В том-то и дело, что замок не тронут. Наваждение какое-то. Как будто Миша домой возвращался и компьютер включал. Он, знаете ли, всегда после себя такой беспорядок оставляет.
* * *
Детальный осмотр квартиры Гордейчевых, произведенный вызванной Нестерпимовым специальной бригадой, вроде бы ничего не дал. На входной двери никаких следов взлома обнаружено не было, да и вообще, никаких признаков пребывания в квартире посторонних, кроме беспорядка на Мишином столе, найти не удалось. Вместе с тем мать юноши продолжала настаивать, что в комнате ее сына во время их с мужем отсутствия кто-то находился. "Наверно, барабашка", - невесело пошутила она, когда разговор в четвертый или пятый раз вернулся к этому вопросу. В конце концов Нестерпимов махнул рукой и оставил бедную женщину в покое.
Лишь через три часа с ощущением полнейшей обреченности полковник приступил к изучению содержимого Мишиного компьютера. И был наконец-то вознагражден за свое упорство. В папке "Фотки" он совершенно неожиданно обнаружил новую для себя фотографию. Одну-единственную фотографию, но зато какую! На ней был изображен весьма маловыразительный пейзаж: чахлые кусты, невысокие сосны, крупные камни. А в самом центре всего этого убожества находилось какое-то странное человекообразное существо ростом с ребенка, все покрытое густой черной шерстью, с грустными испуганными глазами.
Глава 6
Алена Папонова
Утро не решило наших проблем, да, видимо, оно и не могло их решить. Это я, ложась спать, наивно полагала, что утром проснусь на своей кровати в Твери, что весь вчерашний кошмарный день превратится в страшный сон. Однако ничего подобного не произошло. Мы проснулись в холодном лесу, было еще темно, в воздухе висела какая-то мелкая морось. Я жутко замерзла, хотя спала между Славиком и Васей. Растолкала ребят и заставила их развести костер. Потом мы посидели, пожевали всухомятку печенье и помолчали. Даже котелка у нас не было, чтобы воду вскипятить, а газировку мы вчера всю выпили.
Между тем костер весело потрескивал, языки пламени, причудливо переплетаясь, лизали сухие сосновые дрова. Мы согрелись, и настроение немного поднялось. Вскоре забрезжил рассвет, и сразу за деревьями стала заметна вчерашняя стена зеленоватого тумана. Было такое впечатление, что за ночь она приблизилась к нам на несколько метров. Я поделилась с ребятами своими наблюдениями, и Славик тотчас же решил провести разведку на местности. Он резво вскочил на ноги и решительным шагом направился к дороге.
Славик Усаченко
Действительно, по всей линии фронта туман приблизился к нам метров на десять, не меньше. Вчера вечером мы шли аккурат по обочине, а теперь она была покрыта грязно-зеленым маревом, подступившим вплотную к лесу. Некоторые кусты оказались как бы надвое разрезаны острым лезвием тумана: половина куста торчит наружу, а другую половину проглотил чертов кисель. Я постоял-постоял, посмотрел на это безобразие и, делать нечего, вернулся к костру.
- Что будем делать? - Спросила Алена, выслушав мое короткое сообщение, однако мы с Васей дружно промолчали, поскольку каждый за сегодняшнее утро уже не раз задавал себе этот вопрос, но так и не смог найти на него подходящего ответа. Точнее, ответ был, но очень уж неприятный ответ, и никто не решался его озвучить. А потому Алена сама прервала затянувшееся молчание и произнесла то, о чем все в этот момент думали:
- Ну что ж, придется нам посмотреть, что там внутри. Все равно рано или поздно надо будет это сделать. В конце концов, вполне вероятно, что это самый обыкновенный туман.
Ну, это Алена таким образом себя успокаивала. Все прекрасно понимали, что наш туман необыкновенный.
Вася Васильчук
Освещенный лучами утреннего солнца, туман мог даже показаться красивым. Да нет, что я говорю, он и был красивым, только нас это обстоятельство ни капельки не вдохновляло. Уже минут десять мы в задумчивости стояли перед матово-зеленой волшебной стеной, не в силах сделать решающий шаг. И снова из этого состояния нас вывела Алена Папонова.
- Давайте возьмемся за руки и войдем туда все вместе, - предложила она. Ей богу, это было разумное предложение: в сложившейся ситуации мы не должны были расставаться ни на секунду. Интуиция подсказывала, что мы находились на распутье, и дорога, на которую нам предстояло вступить, - это улица с односторонним движением. После ночи, проведенной в лесу, туман стал восприниматься как граница между двумя мирами, граница между прошлым и будущим. И как нельзя вернуться в прошлое, так, перейдя эту границу, уже невозможно будет возвратиться назад. А раз так, то было бы очень глупо при переходе этой роковой черты потерять друг друга, как мы умудрились потерять вчера всех своих одноклассников.
- Обратной дороги нет, - произнес я тихо, и, уверен, каждый мысленно согласился с этими словами.
Алена Папонова
Туман проглотил нас сразу. Продолжая держаться друг за друга, как за спасательный круг, мы сделали несколько шагов вперед практически на ощупь. Однако постепенно глаза начали привыкать к охватившему нас плотному мареву, и мы стали различать вокруг себя очертания каких-то предметов. А, может быть, сам туман по мере нашего продвижения вглубь зеленого облака стал менее густым и более прозрачным. Я оглядела ребят: надо сказать, что выглядели они довольно потешно.
- Ты похож на ежика в тумане, - сказала я Славику.
- Не знаю как на ежика, а то, что в тумане, так это точно, - невеселым голосом откликнулся он.
Когда мы вышли на дорогу, туман был уже настолько прозрачным, что отдельные предметы можно стало увидеть метров за десять-пятнадцать. Впрочем, их, этих предметов, было не слишком-то и много. Редкие кусты на той стороне шоссе да дорожные знаки, совсем не похожие на наши. А еще само шоссе, очень ровное и покрытое не асфальтом, а каким-то светлым слегка пружинящим материалом, внешне напоминающем застывшую пену.
Молча переглянувшись, мы двинулись по краю шоссе в сторону Осташкова. Впрочем, это только так говорится, что в сторону Осташкова. На самом деле я почему-то была уверена, что никакого Осташкова в той стороне нет, и если уж там что-то есть, то это что-то называется как угодно, но только не Осташковом. По шоссе было идти удивительно легко, ноги, казалось, сами несли нас вперед. Внезапно сзади раздался глухой рокот, в точности такой, какой мы слышали вчера, когда шли вдоль стены из тумана. Сделав несколько шагов в сторону от дороги, мы остановились и стали ждать. Не прошло и минуты, как перед нами возник довольно быстро движущийся темный матовый цилиндр. Он даже не ехал, а скорее скользил по шоссе. Мы закричали, запрыгали, замахали руками, однако цилиндр, не снижая скорости, промчался мимо. Естественно, что нашему разочарованию не было границ, Славик даже выругался не слишком цензурно, если не сказать больше. В другое время он получил бы за это большущий втык, но сейчас такая тоска на меня напала, что борьба за чистоту русского языка сразу отодвинулась куда-то на третий план.
Славик Усаченко
Первых людей мы увидели примерно после часа быстрой ходьбы по шоссе. Это были две женщины неопределенного возраста, одетые в темные костюмы из плотной синтетической ткани. Женщины шли навстречу нам по тропинке, расположенной метрах в пяти от шоссе. Ухоженные такие женщины вполне городского вида, вот только слегка заторможенные. Во всяком случае, когда мы подбежали к ним и стали спрашивать, что, мол, и как, и где мы находимся, они, не проронив в ответ ни слова, с отрешенным видом проследовали мимо. На Василия все это как-то очень не слишком хорошо подействовало, он, чуть не плача, двинулся вперед, тихо приговаривая:
- Мамочка, забери меня отсюда, я тебя буду слушаться, буду посуду мыть каждый день и уроки делать все до единого.
- Вася, ты что, сдурел, - говорю ему я, - чем уроки делать каждый день, уж лучше по этому туману зеленому ползать, тем более что не такой он здесь и густой.
Туман, действительно, стал гораздо более прозрачным, и метрах в двадцати от шоссе мы различили очертания каких то невысоких непонятного предназначения строений из стекла и бетона. Посовещавшись, решили подойти поближе, чтобы, во-первых, как следует все рассмотреть, а, во-вторых, в надежде встретить еще кого-нибудь из местных жителей. Вдруг на этот раз нам попадется кто-нибудь поразговорчивей.
Вася Васильчук
Как следует рассмотреть дома нам не удалось: едва мы свернули с шоссе, как перед нами откуда-то возник тощий человек в оранжевом комбинезоне. Человек выглядел довольно странно: большие оттопыренные уши, круглые глаза практически без ресниц и зеленоватый цвет лица. В руках он держал тонкий металлический штырь наподобие антенны. В отличие от женщин, не обративших на нас абсолютно никакого внимания, обладатель оттопыренных ушей сразу направился в нашу сторону.
- Поторапливайтесь, сеанс уже начинается, - произнес он каким-то шелестящим голосом и штырем своим подтолкнул Славика на тропинку, ведущую к одному из загадочных строений.
- Что за сеанс? Объясните, где мы находимся? - Попыталась перехватить инициативу Алена, но человек со штырем никак не прореагировал на ее слова и исчез так же внезапно, как и появился. Нам же ничего не оставалось, кроме как проследовать в указанном им направлении.
Едва мы приблизились к зданию, как в стене прямо напротив нас открылась дверь, словно приглашая войти внутрь. Ну, мы, конечно, и вошли. Внутри здания находился большая комната наподобие читального зала. А, может быть, это и был читальный зал, кто знает. В комнате длинными рядами были выстроены столы, за большинством из которых сидели люди со странными шлемами на головах. Чем заняты эти люди, мы рассмотреть не успели, потому что к нам сразу же подскочила женщина, очень похожая на человека со штырем: те же оттопыренные уши, те же круглые глаза без ресниц, тот же зеленоватый цвет лица, тот же комбинезон оранжевого цвета. При этом следует отдать должное, выглядела она все-таки немного поприличнее, чем встреченный нами на улице мужик. Видимо, какая никакая женственность в ней все же присутствовала. В руках у женщины тоже имелся металлический штырь, только более короткий и снабженный небольшим набалдашником. Женщина быстро прикоснулась набалдашником к голове каждого из нас и удивленно вскинула брови:
- Вы не зарегистрированы. Пройдите за мной.
Она пошла в противоположный конец зала, а мы как бараны поплелись за ней.
Алена Папонова
Что-то мне не понравилось в этой избе-читальне. И женщина эта не понравилась: была она слишком самоуверенная и разговаривала с нами как с людьми второго сорта, то есть так, как будто нисколько не сомневалась в нашем беспрекословном послушании. По-видимому, такая манера поведения была нормой в ее общении с обитателями этого странного мира, а в том, что этот мир не наш, я уже была абсолютно уверена.
Вот только обстоятельства складывались таким образом, что в настоящий момент эта дама в оранжевом комбинезоне была единственным существом, которого хоть каким-то образом заинтересовало наше появление. А, значит, на нее единственную мы могли рассчитывать в этой крайне неприятной для нас ситуации. А потому мы как миленькие пошли за ней, когда она повела нас в дальний конец зала. Впрочем, там ничего страшного не произошло. Женщина ввела наши данные в компьютер (имя, фамилия, пол, возраст) и дала каждому выпить по продолговатой капсуле опять-таки оранжевого цвета. Затем отвела нас в общий зал и предложила занять места за свободными столами. На головы нам пришлось надеть довольно большие, но на удивление легкие шлемы. Заметим, что во время всей этой процедуры женщина не произнесла ни одного лишнего слова, полностью игнорируя все вопросы, которые мы пытались ей задавать. По-видимому, отвечать на вопросы не входило в круг ее обязанностей. Впрочем, под конец мы уже смирились с подобным стилем общения и вопросы задавать перестали.