Жан Гуля : другие произведения.

Замыкая круг (сон Эльзе)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


...И на шелковые ресницы

сны золотые навевать...

М.Ю. Лермонтов.

Демон.

Симфония N83

Й. Гайдн

  
   Снегопад начался неожиданно...
   Как и всё, что случается в твоей жизни - самоиронией Эльзе попыталась подбодрить себя, закутавшись в меха, и соображая, надолго ли хватит бензина, если включить "печку". И сколько раз говорилось о том, что пора на зиму переезжать в город... Она с отвращением засунула под сидение "фирменные" лодочки на высоком каблуке - в такой ситуации босиком уж лучше... Да и платье... Ничего - весной откопают и поразятся этой красоте неземной... Но и с чёрным юмором у неё сегодня получалось как-то не так...Эльзе, стараясь ни о чём не думать, следила - хорошо хоть кончился этот жуткий ветер - как огромные мягко-крылые бабочки - снежинки нескончаемо кружатся в безмолвном, завораживающем танце.
   На всю зиму оставлять свой дом - как будто дом в городе был чужим - она не собиралась, но, хотя бы ту неделю, в которую давали концерт, проводить в городе, или выехать пораньше ... Это ведь совсем не сложно...
   Конечно, от этого садится аккумулятор, но... она включила радио
   - вот оно! Гайдн! Симфония 83! Именно в погоне за этой пленительно-жизнерадостной, мелодичной, исполненной лирикой и отвагой музыкой и оказалась она здесь, в снежном завале пустынной горной дороги. Эльзе не просто слышит эти звуки - они проникают в каждую клеточку её тела, пропитывают всё её существо, наполняя, подхватывая её, унося... Разве возможно описать словами то, что называется Музыка.
  
   ***
   Альхен! Альхен!!! - настойчиво звал юношеский голос, звонким эхом затихая где-то в глубине рощи. Страшно любопытно кто и кого зовёт в такую рань. Словно подслушав мои мысли, навстречу вышла девочка - светловолосая девушка-подросток в платье, усеянном невообразимым количеством всевозможных бантиков.
   - Альхен! - она протянула мне руку.
   - Вот это да! Надо же! - невольно вырвалось у меня.
   - Какое странное длинное имя "Вот это да. Надо же"! - она с нескрываемым любопытством, наверняка я смотрел на неё также, разглядывала меня. - И что оно значит?
   Все мои попытки объяснить, что это вовсе и не имя, а уж тем более, не моё имя, ни к чему не привели. Альхен слушала меня, мило кивала головой и чуть лукаво - не верила ни одному моему слову - улыбалась.
   - Знаешь, давай меняться. Ты - будешь "Альхен", а я - "Вот это да. Надо же". Это хорошо получится.
   - Почему? Зачем? Как это?
   - Да не бойся, это не больно.
   - Причём здесь больно! - ну и странная эта Альхен! -Не понимаю, зачем тебе это?
   - Ах, да. Так вот - это меня зовёт этот кривляка. А я не хочу. Убежать, ну, никак не удаётся. А тебе он, может быть, понравится. Он, вообще-то, неплохой.
   Теперь, вообще, ничего не понятно. Вот странная девчонка.
   - А я причём? Нравится - не нравится, разбирайтесь сами.
   - Ты не понимаешь! Я не могу "сама". Родители договорились.
   Этого ещё не хватало! Влезать в семейные разборки.
   - Ну... это совершенно меняет ...
   - Здорово! Значит - меняемся!
   - Нет! Наоборот! Ни за что! Не меняемся!
   - Ты не понимаешь!
   - И понимать нечего! - Альхен не дала мне уйти, ухватив за рукав рубахи.
   - Есть, есть, что понимать! Это же не навсегда!
   - Навсегда - не навсегда! Зачем тебе это? Ну, будет у тебя новое имя и что?!!!
   - Вот видишь. Не понимаешь!!! - она чуть ли не дразнила меня! -Если новое имя, то и выглядишь по-новому.
   - Как это... Ты хочешь сказать... что, если поменяемся именами...
   - Наконец-то... да. Ты будешь выглядеть как я, а я - как ты.
   - Э ... Так не бывает...
   - Бывает, бывает...
   - Поверить в такое...
   - Да это несложно. Я умею!
   Для меня её слова... не знаю ... то ли из области фантастики, то ли у девочки...богатое воображение...
   - Если ты такое умеешь, почему не можешь что-то придумать и выпутаться из этой истории?
   - Я не смогу объяснить... у меня плохие способности. И училась я плохо. Так теперь жалко... не всё умею... только самое простое.
   - Это - что ты предлагаешь - простое?
   - Ну конечно! Каждый первоклашка сделает! Мы всегда так играли.
   - Ничего себе игры! - мне уже, вне зависимости, насколько всё это выглядело неправдоподобно, стало интересно.
   Альхен как-то это поняла и затараторила:
   - Ты не бойся. Это не навсегда. Мне самой не нравится это твоё непонятное имя. Я думаю - на один день...- что-то в её голосе заставило меня насторожиться.
   - Да. За один день я далеко убегу. И тебе будет интересно. Я просто никогда на больше не менялась, - поспешила объяснить Альхен.
   Мне становилось всё любопытнее и любопытнее. Волна какого-то безрассудно бесшабашного настроения поднимала меня и несла... вот только куда?
   - А как это делается?
   - Что как?
   - Ну, как меняются?
   - А...это просто. Мы должны взяться за руки и каждый из нас произнесёт имя другого.
   - И ... всё?!!!
   - Всё! Я же говорила - совсем не больно!
   А - была, не была! Тем более, что и имени такого - "Вот это да. Надо же" - нет. Интересно, в кого превратится, если превратится, эта сумасшедшая в бантиках!
   - Ладно! Давай!
   Мы взялись за руки... "Альхен"... "Вот это да. Надо же"...
   На какую-то долю мгновения, как будто резко потемнело в глазах и ... всё.
   Всё, как было, так и ... О! Нет!!! Почему я вижу себя... Вижу себя... а это...мои руки!!! Ноги!!! Пальцы!!! Платье!!! Это дурацкое платье в жутких бантиках!!! С моего!!! лица моими !!! глазами !!! смотрела Альхен!!!
   - Вот видишь - как странно слышать свой голос - у меня такой голос со стороны?
   - И совсем не страшно!
   - Нет! Страшно! - какие же противные жеманные звуки - я так! теперь разговариваю!!! Брррр...
   - И что же теперь?
   - А теперь - разбежались! Постарайся, пожалуйста, не попасться им. Поменяемся обратно через день.
   И Альхен, нет - Вот, это да. Надо же - убежала.
  
   ***
   В ожидании рассвета, в казарме было сумрачно и тихо. Мне никогда не удавалось запомнить свои сны. Да и не принято было "делиться". Кому бы из "бравых ребятишек" пришло в голову рассказать о том, что ему пригрезилось ночью. Нет, на двух-ярусных кроватях, кто похрапывает, а кто присвистывает - спят бойцы-молодцы.
   Ещё несколько минут, чтобы окончательно всё забыть... Главное, забыть то волнующее, тревожное состояние - ощущение неопределённости и зыбкости, с которым я проснулся. День катился, как положено... И капрал Дед со строевой подготовкой, казалось бы, что в ней такого, без которой - только подумать! - не возможно было ни начать, ни окончить каждый учебный день. Еще "тактик" - майор Тыш, и "стратег" - капитан Пуул, и "оборонщик" - мастер боевых искусств Джо, и "история войн" - мисс Лю, и основательный "оружейник" - Петрович.
   Как, каким образом это всё "вмещалось" в наш обычный день... А ещё ... позавтракать, пообедать и поужинать, выполнить домашние задания, потренироваться и подготовиться к следующему дню... Времени на то, чтобы заняться чем-то посторонним - просто подумать о чём-то "этаком" не оставалось... вообще. После ужина и вечерней поверки капрал Дед, он был и нашим ротным "дядькой", приказал мне остаться.
  
   Мы звали нашего "дядьку" - "Дед", совсем не придавая значения тому, что это слово обозначает. Кроме того, он сам предложил нам так его называть в первый день нашего пребывания в корпусе : " Ротному дядьке обязательно дают имя. Так вот, не парьтесь, традиционно - это "Дед". Можете так меня называть. Не слышу..."
   И, в первый раз, мы, совершенно ещё не слаженно, заорали, внезапно поняв, что от нас требуется: " Да, Сэр!!!"
  
   - Маугли, случилось что? - мы сидели в его маленькой комнатёнке - письменный стол, тумбочка, два табурета, гамак, койка под потолком.
   - Нет, сэр.
   - Прекрасно. Рассказывай.
   Время от времени все мы попадали в эту каморку. Кто чаще, кто - реже. Дед - мужчина неопределённого возраста и неопределённой, совершенно невыразительной внешности, мог как-то так подловить момент, когда ты больше всего нуждался или в добром слове, утешении, или мучился, раздираемый готовыми вот-вот взорваться вопросами. Ничего из произнесённого здесь, никогда и нигде, не вспоминалось. Поэтому и называлась каморка - "могила". Я не знал о чём и как рассказывать, поэтому отважился:
   - А можно спросить?
   - Конечно. Валяй.
   - Как Вы живёте здесь, сэр?
   - Уточни, где?
   - В этой "мог...", простите, сэр, комнате.
   - Что значит - как?
   - Ну... здесь тесно и холодно, и ничего нет... и Вы всё время только здесь, сэр.
   - Ты первый, Маугли, кто задаёт мне такие "простые" вопросы. И я бы ответил тебе, было бы недостойно уклониться от такого прямого вопроса...- глаза Деда, а он не отводил от меня взгляда, стали непроницаемо блестяще-серыми. - Он ничего не скажет, ещё, прежде чем Дед заговорил, понял я.
   - ... Но...нет у нас на это времени. Обещаю, мы обязательно об этом поговорим. А пока...- я отрицательно покачал головой.
   - Ты уверен? Целый день ты был какой-то не такой, было что-то не то, не совсем так, как обычно. Ты знаешь, это важно, при выбранной тобой дороге.
   - Спасибо, сэр. Я знаю, сэр. Но...
   - Никаких "но". Спокойной тебе ночи, Маугли. Постарайся понять, что с тобой происходит. От этого зависят и твоя безопасность, и жизнь.
   - Спокойной ночи, сэр. Спасибо, сэр.
  
   Заканчивался третий год моего пребывания - учёбы в Кадетском корпусе. Я многому научился, многое понял. Ещё один год и мне по окончании корпуса необходимо будет решить - продолжать ли в дальнейшем военную карьеру или выбрать другой путь, другое "направление" жизни. Конечно, те возвышенно-наивные настроения и представления, которые привели меня, десятилетнего мальчика-сироту, в Корпус, претерпели определённые изменения. Я ещё не уверен, не знаю, что изберу через год, но, то, что всю свою дальнейшую жизнь я буду с благодарностью вспоминать Корпус - это точно.
   В казарме спали. Конечно, сочти я, что следует что-то рассказать о беседе с Дедом, все мгновенно проснулись бы. Но рассказывать, собственно, было нечего и я, почти не касаясь перекладин лестницы, бесшумно взобрался на свою - в этом году (мы менялись "этажами" каждый год) - верхнюю койку. Я не чувствовал, не замечал за собой чего-то такого, о чём, пытался расспросить меня Дед. Весь прошедший день, насколько я помнил, был самым обычным, рядовым... И вёл я себя, занимался... и всё прочее... , как обычно. Но раз дед говорит, с его-то опытом... надо будет завтра быть повнимательнее... Глаза слипались...
   Но завтра, литература сменила историю, математика - тактику, физика - стратегию. Неизменные мастер Джо и Петрович чуть "потеснились": химия - лекарственные и ядовитые растения - госпожа Ной; химия - подрывное дело - мистер Беспалый ( на правой руке не хватает одного пальца). Несколько раз я ловил на себе - этому искусству "чувствовать взгляд" нас обучили на самом первом курсе - взгляд Деда. И всё. Больше ничем день не отличался от череды таких же дней, тех, что уже были, и тех, которые ещё будут - в чём я был уверен.
   Это, если стоит "этому" предавать такое уж большое значение, случилось через несколько дней - в конце недели. Выходных, как таковых, у нас не было - только каникулы. Два раза в году, те, у кого было куда ехать, уезжали домой. Я же оставался с теми немногими с каждого курса, кому, как и мне, ехать было не к кому и некуда.
   Но тот день, который за пределами Корпуса, был "выходным", конечно, отличался от остальных дней недели. С нами оставался только Дед - его неизменная "строевая". Остальное же время в течение дня мы были предоставлены практически сами себе. О! Нет! Были ещё танцы и для тех из нас, кто изъявлял желание - музыка, или рисование, лепка, была прекрасная библиотека и то, что я любил больше всего, то, что доставляло мне огромное удовольствие и счастье - лес!
   Наш корпус - его казармы, учебные классы, бассейн, тир, кухня, прачечная, Дом администрации, общежитие для проживающих постоянно педагогов и клуб - находился на самом краю, чудом уцелевшего когда-то, огромного, леса. Я возвращался со своей, несколько затянувшейся прогулки по лесу. Увлёкся и не рассчитал время. Неприятно, но ничего страшного - Дед знает, что всё в порядке - подшитый с внутренней стороны плеча маячок, исправно посылает сигналы - информацию о моём состоянии.
   Навстречу шли два паренька, примерно, моего возраста. Тропинка была достаточно широкая и мы, разошлись, даже не задев друг друга. Но... я почувствовал... кожей, затылком... не могу объяснить, как - такую агрессию и ненависть с их стороны...Оглянуться и дать отпор - так, как учили все эти годы, у меня не хватило мужества. Единственное, что я смог, сдерживая, подстёгивающий меня побежать, страх, это - всё так же спокойно дойти до небольшой калитки в нашем, как будто игрушечном, но на самом деле - очень надёжном, заборе. Я привалился спиной к калитке, пытаясь восстановить дыхание: всё это время, несколько минут, я не дышал!
  
   ***
   Ну уж, нет! Стоять тут, в этом жутком платье, и ждать пока меня найдут! Я совершенно не собирался! И, подобрав повыше юбку и стараясь не споткнуться и не упасть - ну и обувь! бросился в глубь леса.
   Это оказалось гораздо труднее, чем я даже мог себе представить. Но, оставляя на ветках клочки материи и часть бантиков - напрасно я радовался - по ним можно Альхен - т.е. меня найти. Мне удалось очутиться за пределами слышимости голосов, зовущих эту несносную Альхен.
   И тут... я, буквально, налетел - или она ждала, как же я мог не заметить её!!! - на тучную высокую фигуру, с размаху уткнувшись в цветной, видавший виды передник, на поясе которого, первое, что я увидел, скосив глаза - висел меч!!!
   - Ваша светлость! Красавица моя! - запричитал надо мной старушечий голос, - да как ты, золотце, здесь оказалась? - меня приподняли над землёй и поставили на высоченный пень.
   Так я оказался почти вровень с лицом, состоящим из одних морщин и морщинок, словно старая потрескавшаяся кора, в которых прятались глаза и рот. Это было лицо, наверное, очень старой и крупной женщины.
   - Фью... - она здорово умела свистеть - Да что это!!! -сильные руки заставили меня повернуться на месте. - И кто же ты? - Надо было срочно отвечать.
   - Альхен !- выдохнул я, мгновенно вспомнив имя этой сумасбродной девчонки.
   - Ты мне голову не дури. Наведённая личина - это ещё не Альхен!
   - А что это - "Наведённая личина"?
   - Ты... что ж это... того ... не знаешь?
   Непонятно, почему это чудище мне не верит! Представьте себе: огромное, почти мужское тело в женской, вернее, старушечьей одежде, с нелепым - сто, тысячу раз нелепым мечом на поясе-верёвочке. Голова с выбивающимися из-под тёмного платка в мелкий цветочек седыми, словно свалявшийся мох, патлами и шамкающим голосом...
   - Альхен! Вот - смотри! И платье, и туфли, и бантики...
   - Ты, парень, не умничай особо. Дурой меня не выставляй! Какая ещё, к скисшей сметане, Альхен! - я просто... просто...не находил слов.
   - Так Вы ... Вы видите, что я - не Альхен!?
   - Об этом и толкуем. - раздражение, даже злость в голосе сменились недоумением и постепенным... пониманием.
   - Ну-ка, ты, рассказывай. Где встретил Альхен?
   Не очень веря самому себе, ни в то, о чём рассказываю, ни в то, что это произошло со мной, я рассказал о встрече с девочкой, которой, как мне казалось, я сейчас стал.
   - Так... - она слушала, подперев подбородок ладонью, положенной на другую руку - вот уж дурище... так дурище... вся семейка такая...
   Но меня интересовало совсем другое:
   - Как Вы узнали, что я - не она, не Альхен?
   - Э... так ... просто. Ты, разве, не видишь?
   - Нет. Ведь...- я рассматривал и одежду, и руки, и ноги в туфельках, и лицо, - уверен, у меня лицо той самой "Альхен".
   - Вот это и есть "наведённая личина". Как ей удалось это сделать... если ты ничего не смыслишь...да ...
   Последовал энергичный рассказ, сопровождавшийся хлюпаньем носом и беспорядочными взмахами рук, из которого я смог сделать вывод о том, что существуют практики - их, видимо, было великое множество под всякими номерами и на все случаи жизни,- позволяющие "навести" внешний вид одного человека или чего-то ещё - на другого. Я, как ни удивительно, понял все слова, но вот смысл - так и остался для меня чем-то из области фантастической тарабарщины.
   - Так она "навела" на меня свой внешний вид. А себе... себе "взяла", нет, "навела" - мой? Это Вы хотели сказать?
   - Конечно. Не переживай - всё в порядке. Насколько она сказала...
   - Нет! Не всё в порядке! Если "это" так просто и все умеют - почему я себя не вижу? И что мне с этим делать!!!
   - Ну... как сказать - умеют не все. И...почему ты себя не видишь? - она задумалась, - ты совсем-совсем не ты?
   - Как это - не я?
   - "Как", "так"... ты, вот, понимаешь, что ты - это ты?
   - Конечно! Только вид, или, как Вы сказали "личина" у меня ...
   - Чужое! Чужое! Вот и хорошо. Сейчас...- сверкнувший гибким лезвием меч, взлетел над моей головой!
   - Ах!!!! - старуха не дала мне уклониться, ухватив железной хваткой. Описав странную фигуру у меня над головой, меч плашмя опустился, не больно ударив, на моё плечо. Я даже не успел испугаться.
   - Как это там... - она что-то пробурчала, а потом:
   - Посвящаешься в рыцари первого уровня, - вспомнила с облегчением...- ну, теперь видишь?
   Оторвав взгляд от меча, я, как завороженный, провожал всю траекторию его движения, и, сглотнув слюну, я посмотрел на себя. И смог таки не испугаться ещё раз, преодолев почти неудержимую тошноту, через одежду и тело Альхен я чётко видел своё!!!! тело.
   - Ну? Как? - старуха ещё внимательнее посмотрела на меня - Да, парень... и как тебя угораздило ввязаться в эту историю.
   Я, всё ещё не мог произнести ни звука. Никак не мог ни поверить тому, что видели сейчас мои - а мои ли? - ведь они смотрели "через" глаза Альхен - глаза, ни в то, что чувствую. А чувствовал - я, ведь знал, что я - это я! Так вот - я чувствовал себя, своё тело, но поверх, как тонкую плёнку, как кору, как скорлупу - тело Альхен! Разве такое возможно!!! Эта странная женщина, видимо, читала мои мысли.
   - Нет, - сказала она, - всё написано у тебя, вернее - у Альхен, на лице. Теперь-то я верю, что ты ничего в этом не смыслишь. Это - в первый раз? Правда?
   Её участливый тон и что-то ещё внутри меня (как странно - к моим чувствам, интуиции, к моей памяти, моим способностям, знаниям неуловимо добавились какие-то черты Альхен ) позволило мне собраться с силами и понять - ей, этой женщине можно верить.
   - Простите, - обратился я, - не могли бы Вы немного рассказать, где я. Мне хочется, необходимо вернуться домой. Для этого надо понять, откуда ... - я с трудом мог "слышать" свой!!!! голос. Девичий, просто девчоночий голос! Мои мысли ... и такой.... голос, такие интонации ... О ооооо...
   Женщина с ещё большим интересом, о чём-то размышляя, смотрела на меня.
   Ах, да. Как это я?
   - И, простите, пожалуйста, как мне к Вам обращаться?
   - Точно! Не здешний! Ну, ладно. Да зови меня как хочешь. У нас тут имена "прилипают", если успел заметить. А куда попал? - женщина, запрокинув голову, я испугался, что она у неё отвалится, посмотрела на небо, потом, шевеля губами и загибая тонкие, похожие на веточки пальцы, что-то подсчитала и, оставшись не совсем довольна, вздохнула.
   - Со временем плохо. Боюсь опоздать. Ты уж прости, тороплюсь.
   Где-то, что-то...я знал, как и что делать...
   Не давая ей опомниться, я ухватился за гарду меча.
   Теперь она не имеет права от меня отречься - я попросил защиты - комментировала внутри меня часть Альхен. (А моя "часть" читала о чём-то подобном у одного из народов на моей родине).
   Трудно было понять, удивилась ли женщина.
   - Ты не так прост. Ладно. Кое-что расскажу:
   "Наша Земля - от лета до лета не пройдёшь. На восходе - горы, на закате - пустыни да сушь, с ночи - топи да болота, ну, а там, - она кивнула на юг
   - огромная вода. Никак не поверю, что ты нездешний... хотя..."
   Ей удалось вспомнить, о чём она начала рассказывать:
   "Так вот. Всегда у правителя рождался один сын, ну и, конечно, кто их считал - дочери. И всё было прекрасно. Пока, поколений так пять назад, у "придурочного" - это его так обозвали, и было за что, Крека не родилась двойня. Вот он, этот самый Крек, и разделил Землю поровну между сыновьями. Но внутреннюю Землю, её ещё называют "сердечной", из-за этой рощи, - она, со сдержанной, привычной почтительностью улыбнулась, кивнув на окружавшие нас мощные стволы, - оставил старшей дочери.
   Тут всё и началось. Дочь вышла замуж за рыцаря из Восходной стороны и немного, совсем немного, "сердечной" Земли отошло на восход. Следующая наследница - здесь мальчики больше не рождались - вышла за рыцаря из Закатной стороны. Теперь "своё" получил правитель с заката. И... так оно и идёт, пока у правителей Внутренней земли рождаются девочки, и... остаётся хоть немного "сердечной" земли. Теперь у нашего "Мудрейшего" дочь на выданье..."
   Я не мог понять:
   - Ну и что?
   - А то, что Владетель заключил союз с правителем Восходной земли и пообещал его сыну доченьку - Альхен. А она, ничего не хочу говорить, да и что тут поделаешь, возьми да влюбись в правителя Закатных.
   -Тебе не понять...а стоило бы... - старуху, видимо, раздражало, что приходится мне всё "разжевывать".
   - Платье Альхен уж очень тебе к лицу. Правитель Закатных земель женат. Он обещал развестись...Никто, кроме Альхен, конечно, не верит, что ради неё он решится на конфликт, чтобы заполучить Внутренние земли - Альхен лишь "путь", и единственный!!! к этому.
   - А она - Альхен, что, не может этого понять?
   - Сразу видно - ты НЕ девочка! Какая же девушка не поверит обещаниям кумира!!! Он победил в турнире Дня Цветения в прошлом году...
   - О, - старуха спохватилась, - нет у меня времени. Запомни, в этом году День Цветения через трое суток. Если хочешь вернуться - поторопись... Если будешь правильно себя вести, я тебя найду!
   Что, интересно, она имеет в виду под "правильно"...
  
   ***
   Что это было - ко мне огромными шагами приближался, было впечатление, что он скользит над землёй, Дед. Увидев меня, он остановился, как остановился бы мчавшийся на огромной скорости, автомобиль, или, вернее - огромное животное. Эти несколько мгновений мне, почему-то, виделся через его тело огромный барс. Взглянув мне в глаза, он нажал на красную пульсирующую точку на своём запястье.
  
   - Пей! - Дед привёл меня к себе в комнатушку.
   Огромная кружка обжигающе терпкого и горячего прозрачного напитка помогла мне справиться с собой, скрыть (я очень надеялся, что мне это удалось) волнение и растерянность.
   - И рассказывай, Маугли, - я не знал о чём говорить и, прячась за кружкой, лишь смотрел на Деда.
   При поступлении в Корпус нам всем давали новые имена, стараясь при этом учитывать, хоть и коротенькие, истории жизни каждого из нас.
   - Ты был испуган. Очень испуган, - подчеркнул Дед, уловив мой чуть заметный кивок.
   Необходимо ответить. Но для этого ... необходимо "вернуться назад" на несколько минут и пережить то, что пережил тогда... А вот этого, ох как не хотелось. А соврать?! Даже мысль об этом казалась настолько странной... невозможной...по сути -...соврать Деду!!!
   Я отставил в сторону кружку. Как ни странно, чай, или тот напиток, который так назвал Дед, не только успокоил меня, но и придал храбрости. Храбрости признаться в своей трусости. И я, преодолевая себя, постарался как можно подробнее рассказать о том, как испугался незнакомых подростков.
   Дед взял заполненную до половины кружку и вгляделся в спокойную, ничего, на мой взгляд, не обещающую глубину.
   - Странно, - он передал кружку мне. Нарисованный на дне краб приветливо качнул клешнёй под толщей жидкости.
   - Такое впечатление, что...- во взгляде Деда промелькнула жалость (или мне это показалось), - но...не важно... - он ободряющее улыбнулся мне, - главное, ты избавился от этого чувства!
   И точно - ощущение затравленности, одиночества, страха и унижения оставило меня.
   Я закивал головой, подтверждая.
   - Но, когда-нибудь с этим тебе придётся, всё-таки, разобраться. Иначе, иначе не сможешь "двигаться" - жить дальше. А пока... Пока - ты забудешь.
   Больше, за все длинные, летние каникулы, мне вот так, один на один, поговорить с Дедом не пришлось. Я много читал, занимался с оружием, отрабатывал с моим товарищем по несчастью - он тоже никуда не уехал - Тимуром разнообразные приёмы и приёмчики различных единоборств, много и подолгу гулял по лесу.
   Туда меня гнало какое-то - и не любопытство, и не любовь к самому лесу, как таковому - чувство. Что-то настойчиво тянуло, нашёптывало мне по ночам, и всё чаще и днём - пойти в лес. Но ничего такого этакого больше не происходило. Незаметно наступила осень... Нет, что-то, всё-таки, было тем летом... Где-то в ... июне... Да, ближе к концу - за несколько дней до конца месяца...Мы с Тимуром наматывали третий круг вокруг озера... Что-то, как будто, налетело на меня, или я сам споткнулся и, невольно, чуть не падая, почувствовал ...Почувствовал ... так... - совершенно неописуемое, сумасшедшее чувство - как будто сам догнал себя.
  
   ***
   Очень интересно... "правильно себя вести" !!! А роща? Я впервые обратил внимание на серые, почти чёрные мощные стволы, на светлую, чуть сероватую зелень густых ветвей высоко над головой... А день Цветения? И почему это так важно!!! И, всё- таки, где я? И куда мне идти! И где искать, эту самую Альхен!!! Вопросов больше, чем ответов...
   И стало ли мне понятнее или меня ещё больше запутали объяснения этой несуразной бабульки. Ясно одно - с ума я не сошёл. И при этом вижу своё тело через "тело", одежду этой ... Альхен. Ещё что-то важное: я знаю дату, будем надеяться, какого- то важного дня - Дня Цветения и меня недвусмысленно предостерегли не попадаться ни "восходникам", ни "закатникам". Ну и названьица!!!!
   Конечно, в этом дурацком платье мне совершенно не хочется не то что встречаться с этим... как его - женихом Альхен, но и вообще, попадаться кому-нибудь на глаза.
   За всеми этими не очень весёлыми, да к тому же, бесплодными раздумьями я и не заметил, как стемнело.
   Теперь уж, точно, ничего не поделаешь... Выбраться в таком виде из леса, в обличии девчонки, и в потёмках искать какое-то жильё, людей - исключено!
   Я постарался, на сколько это возможно, поудобнее устроиться между корнями огромнейшего дерева, метров пять в обхвате, и заставил себя уснуть. Корни выступали над землёй почти на полметра, образуя неплохую преграду.
  
   Разбудило меня звонкое пение птиц, какое-то щекочущее движение - два упорных муравья пытались перетащить травинку через мой большой палец. Утро было отличное - светлое, приветливое. Да и спал я, видимо, как убитый - не помнил, что бы что-то снилось... А вот настроение, даже какой-то физический дискомфорт...
   Значит, это был не сон, то, что произошло вчера... И к тому же ... как-то непривычно... непривычно... зыбко ... и в то же время - тяжело.
   Какая-то тяжёлая, нет, не злая, а именно тяжёлая сила переполняла меня. Её было слишком много... невероятно много для меня.
   И я сразу, практически, мгновенно вспомнил всё в мельчайших подробностях и поверил в случившееся со мной ... И, в который раз, это становилось всё более и более насущным, подумал о том, что делать дальше. Ведь молодой жених Альхен не оставит своих поисков. А идти под венец! Это было даже и не смешно! Я осмотрел своё, то есть - Альхен - помятое, рваное платье. Сбросить бы его! И что - что я, то есть эта Альхен наденет? Не бегать же голой по лесу!!! Сидеть здесь и плакать!!! - девчоночье тело хотело именно этого... но я-то, Не девчонка! И... будь, что будет!
   К полудню я выбрал северное направление, как самое предпочтительное - я вышел из леса. Позади, поднимаясь мощной спокойной силой - я чувствовал её всем существом, остался лес, впереди - лоскуты полей, какие-то строения вдали, и ... тишина. Безлюдно, тихо, прозрачно - солнечно... Звонкий полдень - это точно был разгар лета, застал меня на утоптанной тропинке среди высоких, приглушивших свой аромат под высоким солнцем, трав. И здесь, навстречу мне вышла ватага босоногих мальчишек. Так же, как и я удивлённые и испуганные - они, точно, не ожидали увидеть в их глухомани меня - Альхен - их принцессу... сначала они остановились, а потом пустились наутёк.
   - Эй, вы - остановитесь! - мои просьбы только добавили им прыти. И мне пришлось, сбросив туфли - разве можно в таком! Бегать! - броситься за ними.
   Не знаю, как Альхен, но я бегал прилично и без труда догнал, а, потом, и обогнал мальчишек, столкнув кое-кого с тропинки в траву. Уговорить их не бояться меня - не удалось, они опускали глаза и, сбившись в кучу, пытались спрятаться друг за друга. Тогда я просто приказал им вести меня к ним домой.Постоянно оборачиваясь, видимо, надеясь, что как появился, так я и исчезну, они довели меня до высокого забора довольно большого дома, своим углом почти перекрывающего тропинку, и разбежались.
   Хозяйка, заслышав шум и, заподозрив что-то неладное, вышла за ворота. Я, конечно, являл собой довольно странное зрелище - растрёпанная, в рваном платье и грязных чулках - дочь их Владетеля - Альхен!!! Как такое возможно! Но хозяйка предпочла почему-то поверить мне, и с подобающими почестями провела в дом. Я нуждался только в еде и отдыхе. О чём и не преминул капризно заявить, приноравливаясь к своему представлению о том, как должна была бы вести себя настоящая Альхен.
   Меня проводили в парадную, судя по убранству и необыкновенной чистоте, комнату. Я, конечно, предпочёл бы что-то поменьше - какое-нибудь помещение, в котором, в случае надобности, смог бы обороняться, но ... как говорится, положение обязывает. Хозяйка сама прислуживала за столом, исподволь, внимательно, (слишком внимательно, как мне казалось) рассматривая меня. Как ни был я голоден, но смог проглотить лишь несколько ложек какого-то странного супа, да пожевал кусочек солоноватого, плотного, как глина, хлеба. (А ведь был уверен, что голоден - как волк.) И попросил хозяйку приготовить мне постель. С извинениями и поклонами, чуть пятясь назад, хозяйка подвела меня к высокой постели.
   Даже и не представляю, что она могла думать о дочери Владетеля, которая пришла! Одна! И в таком виде ... Но тогда я думал и мечтал только об одном - спать, не отдавая себе отчёта в некоторой странности и несвоевременности подобного желания - был разгар дня! Не успела моя голова коснуться потрясающе мягкой, показавшейся мне невесомой, подушки, как я провалился в сон...
  
   - Проснись! Немедленно проснись! - звал, умолял меня мой голос. Это я, вернее, Альхен в моей личине - я отлично видел её теперь в абрисе своего тела - звала меня.
   - Мы должны поменяться обратно! Вернись в Рощу!!! Завтра День Цветения!
   Я никак, ну никак не мог открыть, как будто чем-то склеенные тяжёлые веки.
   - Эй, паренёк! - из ствола огромного дерева, складываясь из веток и трещин коры, появилась та - давнишняя старуха, - поднимайся! Это важно! Мы ждём тебя.
   Не понимая, что происходит, путая реальность и сон (хотя всё, что со мной происходило - какое это имело отношение к реальности), я поднялся и в сплошной тьме подошёл к двери. За окном угадывалось приближение света, и странным образом этот, ещё не родившийся, свет - только нарождающаяся луна освещала и двор, и комнату. Шёпот и движение - такие тихие и осторожные, что в другое время я и не обратил на них внимания, заставили меня остановиться и прислушаться.
   Все органы чувств были настолько напряжены, что, если бы захотел - уверен, я не только услышал бы, но и увидел, что происходило за дверью. Но... я весь обратился в слух: двое, мужчина и женщина. Женщина - знакомый голос - она приютила меня. Не очень желая этого, с оглядкой, но... приютила. Она - то ли спорила, то ли объясняла что-то мужчине:
   - Ты уверена... - он никак не мог то ли поверить, то ли понять что-то, спрашивал мужчина.
   - Нет. Не уверена. Я, вообще, глазам не поверила... Дочь Владетеля!!! И где? У нас! И одна! И в таком виде!
   - Да уж... Ты правильно сделала, что послала за мной.
   - А ещё правильнее, что парень побежал в "терем". Пусть сами разбираются кто это...
   - Ты думаешь?
   - А что тут думать. Пусть сами разбираются!
   - Да уж... Видать правда, то что врут...
   - Не верю я, что врут. Скорее всего - так и было...
   Мне так хотелось, я с трудом удержался, чтобы не спросить: "А что было?"
   - Слушай - спит она?
   - А то... Я столько в кисель всего намешала - мужик бы свалился.
   - Так мы, вроде того... можем...- за дверью завозились, что-то упало...
   - Уймись. Вот-вот парень вернётся. Мы должны быть на месте.
  
   Ах, вот что... Раздумывать, особо, не о чём... Я кинулся к окну. Стёкла, или что - там у них, легко поддались. Путь открыт, но... как ... прыгать со второго этажа... Совсем ничего не видно в кромешной тьме - что там, внизу... В ход пошли: скатерть, простыня, длиннющий пояс - он в четыре раза охватывал талию Альхен. Я спустился, учитывая мою подготовку, не так уж было и трудно - развязал последний узел и вернул пояс на место - Альхен должна получить обратно, по возможности, всю свою одежду. Перебежал двор, перелез через никем не охраняемый забор, спрыгнул на мягкую, как та перина, на которой устроили мне ложе, землю и по уже знакомой тропинке пустился бежать... Бежать туда, обратно - в лес. Туда, где, я был в этом совершенно уверен, ждала меня Альхен и та, странная старуха.
   Я бежал. Ноги усердно делали своё дело, а в голове ... Мысли так и скакали... Одно фантастическое предположение сменяли другие - ещё более невероятные... Я знал какие-то кусочки, обрывки чего-то... которые никак не складывались в чёткую, понятную картину. Я никак не мог понять, где нахожусь - оставим ещё более невозможный вопрос "почему и как" - и потому, не знал, как выбраться отсюда, как вернуться...Но вот на горизонте (на чёрном - ещё более чёрное, разве такое бывает...) - громада леса. Пришлось оставить все размышления - я был уверен, что ещё не раз придётся к ним вернуться. Теперь главная задача - где и как найти Альхен.
   Навстречу мне лёгкими, нежными волнами струился тонкий аромат. Чем ближе - тем аромат сильнее, насыщеннее... Будто иду я не среди деревьев, а пробираюсь в густой патоке почти осязаемого запаха. Не успел я ни испугаться, ни запаниковать, ниточка-дорожка, не знаю, была ли она прямая или петляла, полоса свежего, как будто похрустывающего, воздуха направляла меня. Ощущения, понятия времени и пространства отсутствовали напрочь. Когда очутился на почти круглой поляне, определить, сколько времени занял этот странный путь я не смог.
   Молодые гибкие ветви двух огромных деревьев - их стволы подымали кроны высоко в поднебесье, спустившись вниз, почти до земли, переплелись между собой и на этом подобии сидения я увидел себя, вернее - Альхен в моём обличии. Это было так... удивительно... противно... не знаю... Я видел себя, своё тело, но теперь уже мог увидеть, рассмотреть через этот наведённый образ, саму Альхен. А я... в протянутой ко мне руке - руке Альхен - была моя рука.
   Наверное, это самое страшное, что может случиться с человеком - мысль, оставшаяся со мной на всю жизнь - быть не самим собой.
   Из ствола одного из деревьев - и не понять прилипла ли она к нему или она часть этого дерева - появилась та самая старуха. Заметив меня, пощекотала прутиком меня, ... то есть ... Альхен.
   - Проснись! Он здесь.
   Глядя на просыпающуюся Альхен, на то, как она с недоумением всматривается в меня, постепенно вспоминая, что да - это то, что есть, то, чего она так хотела, я почувствовал необъяснимую жалость к этой взбалмошной девчонке и ... необычную злость (хоть она и была в "моей личине", я предпочитал воспринимать её именно, как Альхен.) На кого я был зол? Да вот - хотя бы на эту... как уж её там, похожую на старую корягу, старуху.
   " Я хочу, я должен помочь тебе. Но и ты - помоги мне, пожалуйста. Давай вместе." зо всех сил молча, умолял я, не отводя глаз от лица Альхен. Она что-то почувствовала, поняла, покраснела до корней волос.
   - Детка, парень здесь. Заждался ...
   " Нравится ли мне этот скрипучий голос" - ни с того, ни с сего подумал я...
   - Подожди, Альхен. Подожди. Я, конечно, хочу вернуться и в свой облик, и домой, но, сначала... знаете, я не уйду, пока вы всё мне не объясните.
   - А если не объясним? - что-то, азарт? - сверкнуло в глубоко посаженных глазах старухи, если бы ни этот блеск, их и не разглядеть.
   - Он прав, Нянюшка. "Вот это да. Надо же" имеет право знать.
   - Хочешь рассказать, ... да и не так вовсе его зовут...- пожалуйста. Только времени у нас с пчелиное жало. Помни об этом.
   Альхен подошла ко мне, протянула руку.
   - Ты, с начала, расскажи, а потом мы поменяемся, - упрямо отверг я предложение Альхен вернуться в свой облик.
   - Я не собиралась тебя обманывать. И не понимаю, зачем это тебе нужно и почему важно... но, если ты хочешь... пожалуйста.
   - Я дочка последнего Владетеля Внутренней земли. Это - моя нянюшка.
  
   В моём представлении нянька выглядела иначе, совсем иначе.
   - Я сбежала потому, что хотела быть с любимым человеком. С тем, кого, мне казалось ...( неужели это было совсем недавно)...я любила всей душой.
   - Потому и сделала со мной это...
   - Да. Ты прости. Так уж получилось. Мне казалось, будет проще сбежать и попасть к тому... неважно...
   - Ну... и...
   - Давай, девонька. Решилась - рассказывай, - под нашими взглядами Альхен поёжилась:
   - Хорошо. Я бы хотела это забыть... но... в общем, я добралась до Терема. Там... ничего сложного - только не заметно присоединиться к свите. И сегодня, на Празднике, вернув себе свой облик, никто не успел бы помешать - подать ему руку Я хорошо придумала. Верно, Нянюшка?
   - Куда уж лучше. Но ты этого не сделала. Почему?
   - Я искала помещение для пажей или других низших придворных и случайно! попала в потайной ход! А из него - по лесенке - в маленькую комнатку. Такую малюсенькую...
  
   Вот оно! Сейчас... Я вместе с Альхен чувствовал захватывающее дух любопытство, замешанное!!! на холодном, но, где-то расчётливом, страхе.
   - Одна стена, она была, как решётка - через неё было видно и слышно всё, что происходило в помещении под ней.
   - Надо будет поблагодарить Священное дерево за то, что ты выбралась оттуда невредимой, - Нянюшка поджала и без того узкие щепочки - губы.
   - Там был он, его жена и ещё кто-то. Спиной ко мне, я так и не поняла, кто этот третий. Они разговаривали... Говорила женщина:
   - Мужчины вы, или нет!? Почему всякий раз я должна подгонять, заставлять вас!!!
   - Вы нас не заставляете, Вы - вдохновляете, миледи - дребезжащий, противный голосок, как будто прилипшей к стене, фигуры. Потом, приятный баритон:
   - Потому что ты - истинная Владелица, дорогая.
   Мужчина - более высокая, мощная фигура в чёрном - поклонился женщине. Из второго балахона выскользнула, похожая на змею узкая рука.
   - Возьми мой платок и не теряй времени. Я не желаю знать подробности. Нам необходимо обладать Рощей. Ты - знаешь.
   И он - фигурка маленького человечка почти сползла на пол, почти превратилась в грязную лужицу, - всегда об этом говорит.
  
   Всё возрастающее напряжение ледяными стрелами долетало до решётки, за которой пряталась Альхен, и, не в силах преодолеть невидимую защиту, обрушивалось вниз, не щадя тех, кто создал его.
   - Без Рощи не будет наследника. Без наследника - не будет нас! Так что добудь эту дурочку. Наобещай ей ...
   - Но... как же... потом...
   - Я сказала - не желаю знать подробности, - голос женщины не поддался, не повёлся на бархатные обертоны мужского голоса.
   - И тебе не о чём беспокоиться. Главная твоя гарантия - это я, моё желание иметь от тебя наследника.
   Женщина говорила так, как будто читала хорошо и давно заученный текст:
   - Времени нет. Завтра День Цветения. - И она, сдвинув остроконечный капюшон на лицо, видимо оно было открыто всё это время, резко повернулась и исчезла за длинной до пола занавесью.
   Оставшиеся начали обсуждать подробности. Становилось страшно и противно... Любопытство сменилось страхом и брезгливым презрением. Они решали, как получше прибрать к рукам дурочку - кого же ещё? - меня, Альхен.
   - Если понадобится развод, а он понадобится, - прервал дребезжание как будто собравшегося с силами и даже подросшего "чёрного пятна", обладатель терзающего сердце Альхен баритона.
   - Совет при Властителе пойдёт на это. А потом, постарайтесь, это уже от Вас, милорд, зависит, что бы это случилось побыстрее... И мы снова признаем Ваш брак с Владетельницей законным.
   - С ней-то я справлюсь... - сколько самодовольства и презрения в голосе...
   - Но только после того, как её папаша официально и добровольно!!! Не забывайте об этом!!! Передаст Вам рощу.
   - Мне не очень нравится то, что будет потом...
   - Потом! Кто знает, что будет с каждым из нас... потом. Но избавиться от девчонки и её отца - необходимо. Не станете же Вы созывать по этому поводу совет!
   - Да, конечно. Значит - расстаёмся. Каждый из нас выполнит свою работу.
   - Поспешите, ваша милость.
   "Картина" исчезла, как будто перед глазами упал плотный, чёрный занавес.
   - Это я потеряла сознание, - Нянюшка выпустила руки Альхен из своих костлявых ладоней.
  
   - Я пришла в себя, когда этот человек, не знаю, так и не поняла, кто это был - поднялся в комнатушку, из которой я всё это и видела-наблюдала, и...споткнулся об меня.
   У тебя - хорошее, умное тело, - улыбнулась через мою личину Альхен, - если бы не оно... не знаю, как это получилось, но я "отключила" этого человечка... Он ничего не смог со мной поделать. И помчалась обратно. Я знала, что должна поскорее попасть сюда. Увидеть тебя, нянюшку. Я боялась, так боялась не успеть... И всю дорогу звала вас. Вот ... мы и вместе...- Принёс ли Альхен облегчение её рассказ... Во всяком случае, она разделила с нами свою боль, свою неуверенность, свои сомнения.
  
   - Да, уж... - верить - не - верить этой девчонке... - пронеслось в моей голове. Хотя...я чувствовал и понимал, только никак не мог что-то припомнить...
   - Что ты скажешь, нянюшка?
   Альхен не обиделась, совершенно не обиделась на меня.
   - Что тут говорить. Всё уж переговорено. И не раз. Делать надо.
   Решительные фразы никак не вязались с таким, казалось бы, совершенно неподходящим этому лицу выражением любви, сочувствия, сопереживания, поддержки - столько всего в устремлённом на меня - Альхен взгляде. А, главное, всепоглощающее желание защитить и оберечь.
   - Да, ты права. Пора мне... но как... как такое возможно? Неужели он! притворялся!!!
   - Опять ты за старое. Да не любил он тебя никогда. Не ты нужна была ему. Всё это твои выдумки да придумки...
   - Но, как же...
   - Да так же - увидели влюблённую дурочку и решили воспользоваться.
   - Нет. Не могу я поверить...
   - О! Зелёные предки!!! Ты-то хоть ей растолкуй, - обратилась ко мне нянюшка, больше некого было призвать на помощь.
   - Я, вообще, ничего не понимаю, что тут происходит.
   Чувствовал я себя ужасно, в сковывающем меня, не по размеру теле, да ещё и не понимал, вернее - вроде бы понимал... но ... нет - не понимал до конца, о чём говорят, что делают и зачем...
   - Ничего он не сможет объяснить. Это моё дело. Его совсем не касается.
   - Как это - не касается! Как моим телом, моей личиной пользоваться...
   - Мы - обратно сейчас поменяемся!
   - Нет. Я так не согласен. Сначала расскажи, во что меня втянула! -
   почему я так заупрямился? Не пойму.
   - Он прав, душенька. Нельзя так поступать.
   - Ах! Нельзя! Так сама и рассказывай.
   - И расскажу!
   - Только поторопись.
   - А ты о моём времени не печалься.
   Эта Нянюшка нравилась мне всё больше и больше. Ясно же, что любит Альхен, а вот на поводу у неё не идёт - поступает по справедливости.
   - Помнишь, парень, я тебе немного рассказала, как устроена наша Земля?
   - Помню. Вы говорили, что вначале всё время был один Владетель с одним наследником, а потом два сына-близнеца - два наследника получили по половине, вернее, по две равные части Земли.
   - Верно. Память у тебя хорошая. А вот почему всегда был только один наследник, я тебе не рассказала. Просто, - нянюшка глубоко вздохнула - всех остальных младенцев-мальчиков убивали.
   Я не то, что поверить, выговорить "Нет" - не мог.
  
   - Да, - кивнула мне Альхен на мой невысказанный ужас, протест и недоверие.
   - Никто не хотел разлада и смуты в стране, и у несчастных матерей отбирали новорожденных младенцев. Недаром все жёны Владетелей со временем становились немного ... немного странными. Это была самая великая и самая страшная тайна Владетелей. Две женщины - мать Владетеля, бабушка новорожденного и повивальная бабка (которая потом почему-то быстро или умирала, или тонула, или... что-то ещё) занимались этим... Не знаю, как и назвать... Пока, в один прекрасный ли день, первенцем Владетеля оказалась двойня. Два прекрасных младенца- мальчика. И бабушка воспротивилась. Не смогла, не стала убивать одного из своих внуков. Ну, а дальше - дальше ты знаешь.
  
   - Это ужасно! То, что Вы рассказали! В это невозможно, противно поверить!
   - То, что было, не зависит от того, веришь ли ты в это или нет. Оно было!
   - Это просто разговоры и страшные сказки. Не понятно кому и для чего они нужны! У вас нет доказательств. - Изо всех сил сопротивлялся я.
   - К сожалению, есть,... есть доказательства. И такие... лучше бы тебе не знать...
   Я слушал и смотрел, смотрел и слушал, удивляясь и тому, что я вижу, и тому, как это можно увидеть. И не мог, так до конца и не мог понять, поверить тому, что мне рассказывали, поверить тому, в чём меня пытались убедить.
   Убивать ни в чём неповинных детей... а ради чего? Ну, нет - такого... да, такого быть не может! И то, что это! принимается, не вызывает сомнений и протеста у этих ... двоих... И при этом... какая-то малюсенькая частичка моего я - да, как будто и не моего, а того, что через наведенную внешность передавала? мне Альхен, соглашалась! Да! Да! - верила в эту дикость. Этого мне не понять! Да уж, в странную, если не хуже, историю я попал!
   Хорошо. Это - было. Прошло. Этого давно уже нет. Но что хотят от Альхен? И чего, как я понял, уже не хочет, но хотела она?
   - Знаешь, когда из поколения в поколение убивают невинных младенцев - не имеет значения, по какой причине, это не может, в конце концов, на ком-то, чём-то не сказаться. Леди - Владетельница Закатной земли - бесплодна.
   Есть разные пророчества, тот, кто умеет читать в Книге Предков, может найти там ответы на все вопросы. Одно из них гласит, что у того, кто владеет Священной рощей, всегда были, есть и будут дети. Но, - Нянюшка предупредила мой вопрос, - рощу нельзя, ни отобрать, ни завоевать - ею можно владеть только на законном основании: получить в наследство, стать совладетелем мужа или жены.
  
   - Ну, хорошо. Допустим, я не совсем верю...
   - А это совсем и не обязательно, - не удержалась Альхен.
   - Но понял, что избавлялись - ужас-то какой! от наследников и Роща очень важна. А вот этот мужчина - он причём?
   - Этот мужчина! Он, представь себе, всего лишь муж Владетельницы Закатной земли! Нечего на него время терять, Нянюшка!
   - Ты права - "всего лишь" муж Владетельницы Закатной земли. И не хочешь, стесняешься, чтобы паренёк узнал какая ты маленькая дурёха. Но он и так уже понял.
   Я решил, что лучше, вообще, промолчать и, даже, головой не кивнул.
  
   - Вот с этого же мужчины, и что только в нём все эти... нашли, всё и началось. Нас! Угораздило влюбиться! "Ах, рыцарь! Ох, рыцарь!". И без капли ума! Ведь привыкла получать всё, что только захочет! Проходу ему не давала... где только ни была... как хвостик за ним. Папенька - наш Владетель, хоть я не особо высокого мнения о твоём отце, ты уж прости - у него хватило мозгов просватать нашу "миледи" за сына Владетеля Восходной земли. Такого же юного дурачка. Но, наша-то упёрлась. А там, - Нянюшка кивнула на закат, - не дураки. Решили воспользоваться. Да ты сам всё слышал.
  
   - Слышал. Но... вы, ты... что хотите... что будете делать?
   Я так явно представил весь ужас ситуации, в которую попала, если честно, сама себя ввергла - винить некого - Альхен. Почувствовал всю её боль, растоптанное самолюбие, отчаяние, почувствовал, как рушится, придуманный ею для себя самой, прекрасный мир. И на его обломках, из того, что осталось, из последних сил, она пытается, старается создать что- то новое, сильное, более мудрое. И мне так захотелось, какие уж тут насмешки - об этом я и сказал - помочь ей!
   - Ах, ты хочешь помочь! Прекрасно! - Альхен быстро подошла, почти подбежала ко мне. Нянюшка не успела нас остановить.
   - Прекрасно, давай руку. Повторяй:
   - " Вот это да. Надо же" - автоматически зачастил я за Альхен, в то время, как она пропела - "Альхен".
  
   ***
  
   Это было необычное, при всей его обычности, странное, прошедшее совершенно спокойно, лето. Мы с Тимуром много плавали. Вода в нашем озере была холоднющей. Как рассказывал Дед, со дна били целебные ключи. Но вылезать на берег, если ты уже отважился с разбегу бултыхнуться в лазорево-изумрудную глубину, совсем не хотелось. Ты, как будто, парил, поддерживаемый мощными струями, всем телом, всем существом ощущая необыкновенную гармонию - прилив неведомых, но таких приятно - дружеских сил.
   Заставив себя, в конце концов, выбраться на берег, необходимо, просто жизненно необходимо или побежать... бежать без оглядки на время и расстояние, или, собрав всю волю и внимание - что бы ненароком серьёзно не поранить друг друга - начать бороться, припоминая все разученные приёмы и придумывая на ходу новые хитрости и уловки.
   Так распирала нас, переполняла, требуя выхода "весёлая" энергия. Но мы не только валяли дурака, физическая закалка этого лета очень помогла каждому из нас в дальнейшей, взрослой жизни. Да и наши одноклассники, вернувшиеся из отпусков, с восторгом, замешанном на удивлении и щепотке зависти, рассматривали наши загорелые, накачанные тела, рельефную мускулатуру.
   Много времени оставалось и на занятия и на бесконечные, нескончаемые разговоры. нас интересовало всё. Не всегда и не во всём наши взгляды сходились и пристрастия совпадали, но и в словесных баталиях, оттачивая искусство убеждать и быть убеждённым, мы учились находить общий язык и получать от этого удовольствие. Единственный инцидент, если можно так назвать кратковременный - очень кратковременный приезд родителей Тимура, нарушил размеренное спокойствие того, памятного лета.
   В отличие от моих, родители Тимура были живы. Отец и мать. Но, по непонятной, вернее, неизвестной мне, причине, как я убедился впоследствии - её не знал и сам Тимур - они не только не жили, но и почти не виделись со своим единственным сыном. Тимур очень редко и не охотно, когда к нему уж очень приставали другие мальчишки, рассказывал, что они оба, мать и отец - служат. И служат где-то очень далеко. И вот, совершенно неожиданно - лицо Тимура пошло багровыми пятнами, когда Дед, так-то он старался поменьше мешать нам и в течение дня почти не показывался, сообщил ему о приезде родителей.
   Они остановились в доме для приезжих, и Тимур отправился к ним. Я очень обрадовался за друга, ... хотя... волнение, смутная тревога, ожидание чего-то, охватившее его, передались и мне. Да, я был рад и, одновременно, чуть завидовал, понимая... конечно, понимая и принимая своё сиротство. Я пытался не поддаться унынию, пытался сходить на озеро, пробежаться, достал самую интересную, роскошную книгу - огромный атлас. Теперь-то я понимаю, какую ценность он представлял и благодарен Деду, за то, что в тот день в библиотеке он достал его из отдельной стеклянной витрины специально для меня.
   Моря и океаны, горы и пустыни, реки и озёра, звери и насекомые, деревья и травы - переложенные тончайшей бумагой на чуть пожелтевших листах плотной рисовой бумаги, выписанные, изображённые рукой человека старинными, до сих пор не потерявшими свою глубину и сияние, красками (не возможно было оторвать глаз - не почувствовав себя совсем уж обделённым судьбой), помогли скоротать тот, запомнившийся нам с Тимуром на всю жизнь, день.
   День, что-то изменивший в нас, в наших отношениях, день - тогда мы ещё не знали, не понимали этого - оказавший влияние на нашу последующую жизнь закончился совсем не так радостно, как начался. Тимур вернулся к вечеру. Вернулся, расстроенный, обиженный, хоть он и старался не показать этого - "всё прекрасно" - должна была обозначать его вымученная улыбка. Я не послушался - предостерегающий взгляд Деда недвусмысленно приказывал "Не лезь. Оставь его в покое" - и, когда мы остались одни, спросил Тимура, что с ним произошло, почему он так быстро вернулся от родителей.
   Прилагая неимоверные усилия - голос его предательски дрожал - скрыть волнение, Тимур попытался поначалу как-то отговориться, но потом... потом, из горячего потока его слов я понял насколько он обижен и насколько ему тяжело осознавать ... то, что и словами выразить невозможно. Он никогда не жил с родителями. Да и виделся с ними очень редко, на первом плане, прежде всего - работа!
   - А я?!!! Что я!!! Для чего???
   Столько боли и отчаяния было в этих совершенно лаконичных, пугающих меня полной растерянностью и безысходностью вопросах. И когда, чтобы как-то успокоить Тимура, я попытался что-то сказать в оправдание его родителей, закричал он и горько расплакался: " Да что ты понимаешь! Тебе хорошо! Лучше бы у меня никого не было!!!" Эти слёзы - они, с какой болью я теперь это понимаю, стали причиной того, что наша дружба, наши открытые, свободные отношения разладились. Тимур начал избегать меня. Он, воспитанный в стандартных представлениях "мужчины не плачут", не мог простить, что я стал свидетелем его, как он был уверен, слабости.
   Но, самое печальное, даже трагичное - он никогда не смог простить и себе - эти горькие слёзы одинокого ребёнка. И всю жизнь, всю свою короткую жизнь, так нелепо оборвавшуюся именно потому, что был одержим желанием доказать себе, всему миру, что он - настоящий мужчина, Тимур подчинил этой детской, инфантильной цели. Эта история с родителями Тимура случилась в конце лета. И очень скоро, отгуляв положенное каникулярное время, в корпус начали возвращаться воспитанники. И нам с Тимуром стало легче скрывать, главным образом от самих себя, этот разлад в наших отношениях. Да и вообще, это был чрезвычайно, во всех смыслах трудный, насыщенный, а главное, ответственный год.
   Весной - выпуск. И надо, необходимо окончательно решить - определиться, что и как ты выбираешь для своей дальнейшей взрослой жизни. Многие наши товарищи после корпуса собирались идти учиться дальше гражданским профессиям. Наша подготовка и престиж корпуса - хорошая ступенька во взрослую жизнь. Тимур круто изменил своё решение - сколько раз с воодушевлением, это была его детская мечта, обсуждали мы его будущую профессию - и решил остаться в армии.
   Мне же и выбирать, собственно, было не из чего - особых талантов и склонностей у меня не было, а желание приносить пользу, стать одним из немногих избранных - воином подразделения "миротворцев" всецело всё ещё владело моими помыслами. Тогда я не знал, да и откуда было мне - не имевшему семьи, не знакомому с обычной жизнью, проведшему всё детство и юность в различных, хоть и престижных, государственных учреждениях знать, что такое настоящая жизнь, что такое настоящая армия. Не знал я и того, что попасть в отряд "миротворцев" совсем не просто.
   Тимура, из-за его врождённой хромоты, туда не взяли. Но, ему Маугли, он в это свято верил, ему - повезло, попал в то самое легендарное подразделение отряда, в котором, по слухам, служил когда-то сам! Дед! Да, они назывались "миротворцами". Да, они не были вооружены (в обычном, тривиальном понимании оружия) и их операции проходили, практически!!! бескровно. Но... какое же горькое чувство вызывают сейчас те, "легендарные победы"!!! Он запрещал себе даже думать, вспоминать о том времени. Боялся, что кто-то сможет проникнуть в его мысли, стыдился того, что этот - воображаемый кто-то, сможет там увидеть.
   Кроме "бескровного" наведения порядка, в обязанности их подразделения входило и освобождение заложников. В тот раз операция предстояла чрезвычайно серьёзная. Нельзя сказать, что все остальные служебные командировки, в которых он принимал участие, были лёгкими прогулками. Во всех, особенно при освобождении заложников, могли возникнуть и возникали осложнения.
   Командир разведчиков попал в плен, прикрывая отход своих бойцов, попавших в изощрённую засаду. Внутреннее расследование - обычная процедура по окончании подобных операций - в одном из своих выводов отметила, что, в который раз (предыдущие инциденты заканчивались более успешно) командир заградительного отряда подверг себя необоснованной опасности.
   Он действовал вопреки уставу, предусматривающему совершенно иное поведение командира его звания и должности. Попросту - не должен был участвовать в той, несогласованной с вышестоящими инстанциями, операции. А пока - в тёмной пещере, на железном топчане - (слабым стоном он отреагировал на внезапно вспыхнувший яркий свет) - лежал тот... в ком... в ком Маугли - он всё ещё "считал себя Маугли" - узнал "Тимура"! ( Никто из них не знал настоящего имени товарища)
  
   В том же году он развёлся с женой. Впрочем, непонятно зачем и женился. Лишённый собственной семьи, он мечтал о родственной, верной душе, о собственной дружной, любящей семье. Дальние родственники взяли его, малыша, только из-за возможности распоряжаться огромным состоянием, наследником которого он являлся после гибели родителей. И как только смог он "сбежал" от них в кадетский корпус, а потом - армия (насколько выгодно было этой мощной организации осуществлять контроль над его средствами, он понял гораздо - гораздо позже).
  
   "У мужчины должна быть своя женщина"!!! - Какими идиотами все они были! Продолжать отношения с человеком, так и не ставшим тебе родным... Человеком, случайно встреченным и не понятно, почему выбранным, человеком, которого не смог узнать (да и хотел ли), прикипеть к нему душой... Он оставил бывшей жене дом. Хорошо, что детей у них не было. Дети, вернее - сын был у Тимура. Он поехал туда. Познакомился с растерянной славной женщиной - женой, теперь - вдовой. Со щемящей радостью узнавания, со впервые испытанным чувством страха - ответственности, пожал узкую мальчишескую ладонь. Теперь, при любой возможности, он ехал к ним.
  
   "Ты молода. Имеешь право на новую жизнь. Новую любовь. Никто - да и некому, тебя не осудит. А пацана я никогда не оставлю."
   И вот пришло время, когда она встретила того человека. А мальчик
   - "он так хочет в корпус... как отец..."
   - Что ж, я рад за тебя. Надеюсь - будешь счастлива, - искренне пожелал он, - а насчёт мальчика - я против.
   Они разговаривали долго - как мужчины, как настоящие друзья. В который раз он рассказал мальчику об его отце. Каждый раз, каждый год по мере того, как он взрослел, это был немного другой - всё тот же, о том же человеке, но другой рассказ.
   - Я не могу, да и не хочу, тебя заставлять. Но думаю, уверен - тебе нельзя забывать о своём таланте, своём предназначении. Уверен, найди во время твой отец понимание, поддержку, он стал бы великим художником. И, если твоя мечта - не военная профессия, не ломай себя. Не думай, что ты обязан повторить путь своего отца - как бы ты не любил и не восхищался им. Твой отец всю жизнь стремился быть "настоящим мужчиной". Так будь же и ты им - найди в себе силы идти своим путём.
  
   ***
   Примерно ещё десять лет, пока мальчик учился, осваивался в профессии, он не уходил из армии - никак не мог определиться - решить для себя, чем же хотел бы заняться - устойчивые, привычные рамки службы позволяли не мучить себя "неудобными" вопросами. Негласно, исподволь поддерживал он мальчика материально. Оплачивал учёбу от имени мифического "фонда друзей", покупал и заказывал первые работы - нашёлся "неизвестный коллекционер".
   И вот - наконец! Он решился! Он уходит. Уходит в отставку. Уходит навсегда из армии - уходит из системы. Он ещё не успел, как следует осмотреться, осознать своё новое "свободное" состояние, как ... слухи и сплетни распространяются и в системе с небывалой быстротой... как его нашли и предложили занять должность Деда!!! Да! Да - того самого - мифического, их знаменитого Деда, нелепым случаем не вернувшегося со своего очередного альпинистского маршрута.
   Предложение было неожиданным, чем-то пугающим и, одновременно, притягивающим. Поступи оно после того, как он окончательно определился в своей новой жизни, он никогда и не подумал бы об этом - должность Деда! Ответить сразу и однозначно он не смог. И вот - приехал сюда, в это глухое (и как за эти годы удалось всё сохранить в неизменной удалённости и чистоте) место.
   Перед лежащим навзничь в высокой траве мужчиной, пронеслась вся его жизнь... Сколько всего было... и вспомнилось именно теперь, здесь... Над ним, закрывая почти всю лазурь летнего неба, колыхались, источая сказочный аромат, переполненные зелёной энергией жизни, ветви.
   Как давно он не был здесь... не был в этом лесу... Мужчина хотел уже подняться... но... вдруг... что это? Голоса... Звонкие голоса... Они зовут какую-то ... Альхен...!!! И он вдруг! Вспомнил! Вспомнил то, что много-много лет назад пытался припомнить... А, может стоит - забыть!!!
   Вспомнил ту историю, ту девочку - Альхен. Вспомнил, почему перестал ходить в этот лес... И понял, понял - или ему показалось, что понял - теперь с высоты своего возраста и опыта он мог себе позволить признаться себе - он боялся! Боялся того, что с ним произошло или пригрезилось в тот далёкий летний день...
   Вспомни он, и пришлось бы принимать какое-нибудь решение... поверь он ... как можно было поверить ... возможно, возможно... вся его жизнь была бы другой... совершенно другой... Мужчина поднялся и застыл, боясь упустить, хоть один звук... шорохом струящегося в деревьях сока, мерным жужжанием пчёл, дурманящим ароматом ... лес завораживал, не отпускал его... Нет... конечно... что он надеется услышать... Прошло столько лет... Где она теперь - та девочка... в платье, усеянном бантиками... Мужчина грустно улыбнулся - он научился прощать других ... Пора научиться прощать и себя...
   Состояние умиротворённого покоя, в котором он лежал навзничь! (забыв всю свою выучку) среди разноцветья трав не ушло... Нет - оно, как бы, сместилось, стало фоном для другого яркого, взбудоражившего всего его чувства - непреодолимое желание найти Альхен, он сам ещё не понимал для чего и не знал, как, заставило его внутренне подобраться, сосредоточиться. Он оглянулся, внимательнейшим образом рассматривая, вбирая в себя всё вокруг - и цвета, и запахи, и краски, и, во внезапно налетевшем, ветерке нежное прикосновение солнечных лучей.
   Он чувствовал, что никогда больше не сможет это сделать - отстранено и спокойно посмотрел на себя, "посмотрел в себя", с одобрением отметив, что спокойная неспешная уверенность прекрасно сочетается с яростным стремлением порыва. Это было странное чувство ... ощущение... как будто с него упала, треснув, не кожа - нет...некая оболочка... "наведённая личина" - возможно, сказала бы Альхен... Но - нет. В этот раз он "не видел" ничего и никого сквозь контур своего тела. Он остался самим собой ... и... не собой - не собой прежним. Он, ведь, никогда толком и не знал кто он и откуда.
   Недаром в корпусе - он был самым младшим воспитанником - его назвали "Маугли". Он был тем, кем сделали его воспитатели, наставники. И сейчас, стоя в ласкающем, обволакивающем, чуть пощипывающим кожу аромате Дня Цветения - нисколько не заботясь, что кто-то сможет его увидеть, он скинул всю одежду.
   Это именно этот день! День Цветения! Несомненно!
  
   Мефодий впервые в жизни испытал невообразимую, пьянящую радость бытия, радость возвращения, радость познания, осознания самого себя. Впервые в жизни он был так неизъяснимо, ликующе счастлив. Это состояние, практически, детской, беспричинной, необъяснимой радости сменила дрожь нетерпения, лихорадка предчувствия. Мефодий начал одеваться.
   Мысли, предложения - он никак не мог сосредоточиться... Но одно, не раздумывая, он знал точно: он не займёт эту должность. С армией, системой, прошлой жизнью - покончено. Почти юношеское нетерпение, охватившая его жажда действия, требовали немедленного исхода. Но уйти, пока уйти, он не мог. Необходимо, необходимо окончательно разорвать старые узы. Отложить это на потом он уже не мог.
   Фляжка, изготовленная лично для него, с учётом всех особенностей его тела, как и положено, для воина-миротворца, с НЗ (неприкосновенный запас) спирта - на месте.
   Кайкэн - прощальный подарок Деда - " будет тебе вернее друга, роднее жены - напутствовал Дед - никогда с ним не расставайся" - вот он. В нефритовых ножнах, с нефритовой же рукоятью - то ли кинжал, то ли нож, на прочной суровой бечеве. Менее пяди в длину, а сколько раз спасал ему жизнь!
   Что ещё? - Мефодий оглянулся - так, на этот высокий пень можно постелить листья подорожника - вон их сколько в тенистом уголке поляны. А здесь, в широком дупле - конечно, улей.
   Мефодий вспомнил, как-то само "пришло" в голову ( неужели.... Альхен) - пчелиную песенку Нянюшки. И, полностью доверившись тем странным звукам, которые сам же и воспроизводил, бесстрашно - ни одна из вылетевших, роящихся пчёл не ужалила его - отсёк кайкэном кусочек медовых сот.
   Продезинфицировав спиртом лезвие кинжала и кожу на внутренней поверхности плеча, лёгким и верным движением сделал точный, неглубокий - надо было лишь рассечь кожу - надрез. И выдавил не большую "фасолину" - датчик-маячок. Теперь на рану - каплю мёда, прямо из сот, а сами соты, чуть разогрев и размяв в пальцах, воском залепить рану. И... последнее - Дед, наверняка, (ну не мог такой опытный альпинист, как он просто так погибнуть в горах) поступил также со своим "маячком" - сверкнула догадка. Обоюдоострым, слабо изогнутым лезвием кайкэна Мефодий раздавил фасолину - датчик.
  
   Город появился перед ним неожиданно, высверкивая из глубины тумана то солнечным бликом стекла, то оранжевостью, словно прозрачных черепичных крыш, то, как будто повисшей на крутизне склонов, яростной зеленью.
   - Прекрасный город - произнёс вслух, как будто ставя точку в споре с кем-то, Мефодий.
   Он никогда здесь не был раньше, но как-то знал, что за следующим поворотом город совсем скроется из глаз, а потом - никакой цельной картины - только улицы, кварталы, как в обычных городах. Вот и не торопился ехать дальше, давая глазам вдоволь налюбоваться, вобрать в себя эту, почти сказочную, панораму. Да и спешить было, собственно, и некуда, да и не к кому. Не серьёзно, несомненно, не по-взрослому - так оценили бы его жизнь прошлые сослуживцы и друзья - вёл он себя последнее время. Отказавшись, просто исчезнув, от предложенной завидной должности, Мефодий посвятил свою жизнь "ничего не деланью".
   Но... почему, почему же он не может жить так, как ему хочется? Неужели вся жизнь с раннего детства, посвящённая самодисциплине и исполнению долга не дала ему права на что-то личное, на то, что хочется только ему - Мефодию! Даже имя настоящее - да настоящее ли - никогда он не был в этом уверен, "вернули" ему только после окончания корпуса.
   Прекрасно он себя чувствовал, только переезжая ничем не ограниченный, никому не обязанный, с места на место, из страны в страну, нигде надолго не останавливаясь, но и не торопясь, сообразуясь лишь с внутренним чувством, еле "слышным", порой невнятным призывом, подталкивающим спешить, стремиться дальше. Выбор маршрутов и мест, в которых побывал Мефодий, (а в некоторых из них - и по несколько раз) казался непредсказуемым, спонтанным, но... была в этом какая-то закономерность, что-то завораживающее, притягательное в этой вязи его передвижений, ложившихся на карту причудливым узором.
   Это было странное, иногда пугающее, ведь он привык всё планировать и выверять, ощущение. Мефодий пытался убедить себя, что тот, кого он ищет и, возможно, найдёт - а искал он, конечно, Альхен - не обязательно так будут звать нужную, необходимую ему женщину - может оказаться совсем-совсем не "такой", внешне совершенно не похожей на девочку с бантиками. Но внутренне - и он это обязательно почувствует, поймёт - это будет она, это будет Альхен.
   - Я гонюсь за призраком, - говорил он себе - и даже не знаю, не представляю, как узнаю её.
   И отправлялся дальше, пересаживаясь с поезда на самолёт.
  
   - В моём возрасте положено остепениться - укорял он себя и отправлялся на лёгкой юркой лодчонке вниз по бурной, горной реке.
   Этот город, не смотря на всю материальную реальность и основательность его построек, улиц и площадей, - он показался Мефодию каким-то сказочно-нереальным. Было здесь или в его настроении, в том впечатлении, которое на него производил этот город - Мефодий старался быть, насколько это возможно при той ситуации, при преследуемой им цели, объективным с самим собой - что-то настолько близкое, родное его душе, его сердцу. Он чувствовал, что хотел бы задержаться, остаться здесь. Остаться навсегда.
   Несколько лет он гнался ... даже и не за мечтой - за поманившим его призраком ещё более призрачного прошлого... Его ли прошлого, или... он не может позволить себе так думать... Думать так - зачеркнуть, выбросить часть своей жизни, забыть себя, предать, пусть и не большую, но такую важную, осознанную часть своей жизни. В любом случае... в любом случае ему нравится и этот дом, и этот сад, и полный жизни энергичный, современный центр города, и его музеи, театры...
   Никогда и нигде не чувствовал себя Мефодий так покойно и ... странное для него слово - защищёно.
   "Об этом, наверное, говорят "как дома", - никогда не знавший, что это такое, дом ? - думал он, их общий дом с той женщиной - его бывшей женой не в счёт.
   Полная жизни красавица-осень, растеряла свою зрелую яркость, незаметно растворилась и, пришедшая ей на смену, прозрачно-грустная старшая её сестра, зима открыла для Мефодия новые, неожиданные впечатления и чувства. Небо с низкими, они должны были бы показаться угрюмыми, но Мефодий только любовался их изменчивой, непостоянной, непередаваемой "серостью", тучами, принесло ветра.
   Ветра! О! У них, у каждого из них была своя, особенная, неповторимая мелодия. Впервые у Мефодия нашлось время, была возможность услышать эту музыку - симфонию моря и ветра. И он, Он - был покорён. Не проходило дня, чтобы он ни пришёл к морю. У него вошло в привычку, вернее, Мефодий как-то не мог уже без этого обойтись - проводить вечера на берегу маленькой, трудно доступной бухты.
   В свои первые по приезде, когда он только знакомился с городом, дни, прогуливаясь по берегу, недалеко от своего дома, Мефодий увидел нечто настолько странное и необычное, никогда ранее им не виденное, что немедленно вернулся. Маленькая, почти крохотная бухта горела! Как будто отражая розовое золото заката!!! Рискуя сломать себе шею - это потом он научится правильно спускаться вниз, Мефодий очутился на галечном пляже. Среди отполированных морем светло-серых голышей - галек блестели розовые, оранжевые сердолики. Даже вода у берега была - и это выглядело восхитительно неправдоподобно - нежно персикового цвета.
   Подобной красоты, у Мефодия перехватило дыхание, он никогда не видел. Предположить не смог бы, что такое возможно, не будь этой бухты, этих, фантастическим образом действующих на него, камней - кто знает ... То умиротворение, прилив жизненных сил, какое-то обострившееся состояние предчувствия, которыми наполнялся Мефодий, проводя долгие радостные часы на розово-сером (в зависимости от освещения фантастические оттенки оранжево-золотых тонов гармонично сменяли друг друга) берегу, позволяли ему философски неспешно оценивать свою жизнь и ждать... ждать...
   Мечтал ли он, строил какие-то планы, вспоминал... и сам не смог бы сказать... Просто жил, дышал полной грудью, смотрел, слушал,... забывая себя, на какие-то мгновенья, сливаясь, становясь частью окружавшей его Великой красоты. В тот вечер свинцово-тяжёлое, рычащее обезумевшим зверем море по своей ярости не уступало такому же, могуче вздыбленному, грохочущему, придавленному, казавшимися каменными тучами, небу. Волны, будто жонглировали огромными валунами, со зловещим скрежетом перемещая их с места на место.
   На глазах исчезал, ставший таким необходимым, жизненно-важным Мефодию, пляж. Вот-вот и обвалится, подмываемый волнами участок берега, на котором он стоит. Мефодий чувствовал, как они долбят, крошащийся, словно трухлявое дерево, казавшийся вечным камень. Оставалось только загадать, что случится раньше - унесёт ли его вместе с обвалившимся берегом в море или очередной порыв ветра обхватит своей мощной хищной дланью и ... и швырнёт во всё ту же безжалостную пучину...Смотреть, наблюдать ( не имея никакой возможности что-то исправить, что-то изменить), как исчезает что-то дорогое, близкое тебе, было ужасно... От собственной беспомощности, бессилия - хотелось ... заорать...
   Голос Мефодия утонул, пропал, поглощённый беспощадным голосом стихий... но как бы ни страшно казалось на берегу, то, что происходило было... было сурово и мощно! было прекрасно! возвышенно! восторженно! Захватывало дух от силы, необузданности, от свободы! Никогда в жизни не испытывал и, вряд ли, испытает нечто подобное - знал про себя Мефодий. Но... что-то тащило его прочь - он должен уйти. Его ждут. Даже и не ждут... Но он - должен... должен торопиться.
  
   Не рассуждая, да что там, не задумываясь, совершенно, почему он это делает, Мефодий побежал домой. Недавно он приобрёл совершенно не нужный в этом городе мощный Lend Rower - вот и пригодится эта "игрушка" взрослого мальчика - как будто предчувствовал - удивился про себя Мефодий. Как-то очень быстро вечерние улицы, продуваемые колючим мокрым (лучше уж настоящий дождь) ветром, опустели, да и все светофоры, словно маяки, указывали ему "зелёную" дорогу - он выбрался из города. И притормозил.... Развилка... Раздумывать... Что он может выбрать...
   Не знает он, куда и зачем рванул в такую мерзкую погоду. За городом тьма, пронизываемая порывами, будто кто-то пригоршнями швырял колючие, ледяной коркой секущие всё вокруг, подвывающие каскады воды - дикой кошкой набросилась на Мефодия. Он заглушил двигатель, прикрыл глаза. Еле слышная мелодия... как животное выбирает направление по запаху, так и он медленно повёл головой...
   Кажется... там... Lend Rower свернул на дорогу, ведущую в горы. Заиндевелая горная дорога была очень опасна, и размышлять о том, какую глупость и почему он делает, Мефодий себе позволить не мог. Всё его внимание было сосредоточено на том, чтобы просто двигаться, просто удержаться на этих сумасшедших поворотах и зигзагах горного серпантина. И, когда, вдруг понял, что мелодия слышится совсем близко - пышущий жаром бампер автомобиля упёрся в снежный завал. Даже развернуться здесь, среди ночи, на узкой, карнизом прилепленной к почти отвесному склону, дороге Мефодий не смог бы... Но он и не собирался возвращаться.
   Перед ним, перекрывая дорогу - в человеческий рост - гора снега. Как будто он ожидал именно этого, Мефодий достал из машины сапёрную лопатку и переносной фонарь, сажать аккумулятор машины без особой нужды? - безумие, и принялся расчищать дорогу. Он работал в полной тишине - только хруст, разбиваемых лопатой снежинок... Единственный источник света - небо, оставалось всё таким же непроницаемо-безучастным, фонарь заставлял множиться ломаные тени движений Мефодия на голубовато-чёрном, с взрывающимися блёстками, достаточно пористом, не успевшем слежаться снегу.
   Странно, он ни на мгновение не колебался, не раздумывал, что и как он должен делать... Как будто бы давным-давно, с тех времён, когда увидел ту девочку в платье, усыпанном бантиками, почувствовал себя в её теле - знал и ждал вот это, призывное, в абсолютной тишине, застывших под снегом гор, он слышал его в себе - звучание музыки. Но, чем дальше, тем медленнее продвигалась работа, тем холоднее становилось. А он ведь так спешил, что не захватил тёплые рукавицы. Руки отчаянно мёрзли в тонких перчатках... это опасно, но... Мефодий полез за фляжкой.
   Что-то, нежным теплом обволокло руку, он попытался припомнить когда, найдя среди галек и облюбовав именно его, положил в карман и забыл этот Сердолик... Поразивший его почти прозрачным внутренним свечением, цвета созревшей хурмы, камень медленно "тлел" в его, ставших удивительно тёплыми, ладонях... Он может и должен продолжать... Наконец, или Мефодию показалось - он услышал - да! Да! она звучала оттуда, из-под снега - музыку! Позвавшая приведшая его сюда мелодия окрепла, влилась в трепетное звучание оркестра...
   Мефодий расстегнул парку .... Почему-то стало очень жарко...Еле слышная, но, он был уверен, настоящая - она не чудилась ему, в толщине снежного завала, музыка отрезвила, остановила его. Как так получилось... Что это за наваждение....Почему я, не раздумывая, не рассуждая - оказался здесь...Не было этому объяснения. И, вряд ли он когда-нибудь найдёт его. Как до сих пор, так и не понял, была ли, или пригрезилась ему та девочка. Ведь, именно её, с отчётливой болью теперь понял Мефодий, ждала и искала, не находя покоя, его душа.
   Казалось или нет, всё ближе, всё громче музыка и сквозь толщу снега, впереди, сначала расплывшимся, как будто масляным пятном забрезжил, а потом, всё более ярким "цельным", соперничая со светом фонаря и всё более приближаясь к цвету сердолика, манил свет...
   Свет и музыка - всё ярче и ярче... всё громче и громче...
   Лопата ударилась обо что-то твёрдое...
  
   Гуля август 2013
  
  Не грусти, что листья
   С дерева валяться, -
   Будущей весною
   Вновь они родятся, -
   А грусти, что силы
  
   Молодости тают,
   Что черствеет сердце,
   Думы засыпают...
   Только лишь весною
  
   Тёплою повеет -
   Дерево роскошно
   Вновь зазеленеет...
   Силы ж молодые
  
   Сгинут - не вернуться;
   Сердце очерствеет,
   Думы не проснуться!
  
  И. З. Суриков. 1876г

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"