Призраки прошлого
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Кошмары во сне, призраки наяву, странные люди в серой оболочке... Каринэ приходится жить с этим уже восемнадцать лет. И как избавиться от них, не знает никто. Но ведь если сильно хотеть решить проблему, рано или поздно решение найдётся...
|
Глава 1. Работа
- Каринэ, там тебе из реанимации верхолазку спустили.
- Уже?!
- Сказали - им она не надо. Переночевала после наркоза - и хватит с неё.
- У меня мест нет!
- А у кого они есть? Виталь Саныч сказал, что это ваша, так что ваша.
Каринэ вздохнула. Хирургия была переполнена. Впрочем, она почти всегда переполнена. Дети любят то аппендицит себе отрастить, то проглотить какую-нибудь батарейку, то кипятка на себя пролить... И родители, которые на досуге любят поругать отечественную медицину, тут же бегут к этой самой отечественной медицине!
Каталка стояла в коридоре, недалеко от входа в отделение. Каринэ подошла к ней, взглянула на лежащую на ней девочку, вытащила из подголовья карту, пролистала. Впрочем, её историю ей уже рассказали: пошла вчера вечером с дружками погулять по заброшенной стройке, полезла куда-то, а конструкция возьми - и обрушься. Как итог - переломы обеих рук, сотрясение мозга, ушибы, порезы от арматуры, термический ожог второй-третьей степени живота и ног...
- Ожог-то откуда?
- Они костёр внизу развели, - хмуро ответил стоящий рядом с каталкой мужчина. - Она в него упала.
Ему было лет тридцать пять, одет он был в штаны цвета хаки, серую футболку с Че Геварой, имел несколько взлохмаченные пепельные волосы, приятные, какие-то простые черты лица, и от него едва ощутимо пахло не то машинным маслом, не то железом...
- И куда мне вас ложить?
Вопрос, ясное дело, был риторическим.
- Вам виднее, - он выдавил усталую улыбку.
- Вы отец?
- Да.
Каринэ вздохнула и пошла в ординаторскую. Из хирургов там были только Виталь Саныч да Наталья Николаевна, заполнявшие документы и тихо и отрывисто ругавшиеся. Впрочем, они всегда ругались. Это было нормой и гарантом того, что вокруг не происходит ничего экстраординарного.
- Виталь Саныч, - Каринэ остановилась в дверях, приваливаясь к косяку, - куда верхолазку пихать? Мест нет.
Немолодой, высокий, чуть сутулый хирург флегматично пожал плечами, отложил ручку, отодвинул от себя чьё-то назначение и подтянул стопку с края стола:
- Какие проблемы? Сейчас выкинем кого-нибудь.
- Может, - с надеждой спросила Каринэ, - ту истеричку из второй?
Виталь Саныч скривился:
- Я бы с радостью, - признался он, - но с этой сучки станется и в минздрав нажаловаться - как же, её дитятко недолечили, вышвырнули из больницы, нахамили... Ты не слышала, какими карами она приёмному отделению грозила... Нет, Каринка, меньше будет проблем, если мы потерпим её ещё два дня. У нас сепсис домой просился: он у нас давно, анализы уже нормальные, вот его и отправим.
- А толку? Там в палате мальчики. А верхолазке уже пятнадцать, чтобы её к мальчикам селить. Да и у истерички тоже мальчик...
- А палаты с девочками у Азиза и Гены, но и там аншлаг... Тогда малышню слегка проредим.
- Перелом на выписку?
- Перелом как раз оставим, у него утренняя кровь плохая. А вот любителя принять душ из кипяточка можно, - он нашёл нужную историю болезни, просмотрел последние анализы: - Кровь нормальная, моча нормальная... Отправь-ка его на магнит, а потом и домой.
В коридоре рядом с папашей верхолазки уже стояла и женщина. Стройная, с короткой причёской, крашеная в блондинку, она как раз наклонилась над каталкой и осторожно гладила дочку по волосам. Та плакала и что-то тихо говорила.
В палате у малышей стоял гам. Двухлетняя глотательница иголок, удерживаемая мамашей, лежала под капельницей и протестующе орала. Трёхлетний падун из окна, тоже под капельницей, пока что отвлекся на планшет с мультиками, но видно было, что это ненадолго. Годовалая рваная щека тоже буянил по какому-то своему, не понятному Каринэ поводу. Четырёхлетний перелом голени, пока мамаша сидела в телефоне, сосредоточенно ковырял гипс на ноге и психовал, и лишь забинтованный любитель кипятка полутора лет от роду мирно спал, посасывая уголок пододеяльника.
Лучше бы выписали кого-нибудь из крикунов...
Впрочем, выпишут одного крикуна, на его место привезут другого. Выпишут одну психованную мамашку, на её место придёт другая. Вот такой вечный круговорот кричащих детей и психованных мамаш в природе...
На выписку забинтованного любителя кипятка ушёл час. За это время рваная щека уснул, малыши откапались, Каринэ сняла капельницы, дети замолчали, и палата вздохнула с облегчением. Ненадолго, потому что перелом голени окончательно распсиховался, закатил истерику, и только тогда мамаша соизволила вылезти из мобильника и принялась его успокаивать, постепенно заводясь сама. В коридоре мамаша верхолазки начинала нервничать и поглядывать на часы.
- Игорь, - услышала Каринэ, пробегая мимо, - я не могу больше...
- Иди, - кивнул тот, кого назвали Игорем. - Я останусь...
Когда с выпиской было покончено и кровать в палате освободилась, выяснилось, что бабе Кате - единственной санитарке на отделение - не до того, чтобы принести чистое постельное бельё и застелить кровать, потому что в туалете случились наводнение и потоп, которые она как раз ликвидировала. Каринэ вздохнула, сама сняла грязное постельное бельё и пошла к сестре-хозяйке.
Вернувшись в коридор, она обнаружила, что около каталки с верхолазкой остался только папаша.
- Держите, - она сунула ему в руки стопку чистого постельного белья, - идите в первую, застилайте свободную кровать.
- Скажите, - попросил он, безропотно принимая бельё, - можно ей обезболивающее?
Каринэ глянула на зарёванную верхолазку.
- Сейчас её заселят в палату, - кивнула она, - потом придёт врач, и всё сделаем.
Потом проблема возникла с тем, как закатить каталку, потому что в узком проходе она не могла развернуться. Положение спас папаша, подсказавший, что раз кровать на колёсиках, то вместо того, чтобы пытаться развернуть каталку, можно сдвинуть кровать. Потом они с Каринэ переложили стонавшую верхолазку с каталки на кровать, и пришёл Виталь Саныч.
- Мезадениту из второй, - сообщил он Каринэ, усаживаясь на табуретку рядом с кроватью верхолазки, - я поменял антибиотик. И сейчас поднимут пневмоторакс из приёмника.
- И куда его ложить? - закатила глаза Каринэ.
- Наталье Николаевне, у неё двое на выписку идут. Ну что, Виктория Игоревна, - бодро поприветствовал он зарёванную полуобморочную верхолазку, - лечиться будем?..
День выдался суматошным. Мало того, что скандальная мамашка из второй снова учинила разнос всему медперсоналу и грозила, что ежели с её драгоценным дитяткой что-нибудь случится, пусть все пеняют на себя, так ещё и свежепоступивший пневмоторакс неожиданно решил начать умирать. Просто вдруг закатил глазки, обмяк и перестал дышать. Его откачали, сплавили в реанимацию, а перед обедом скандальная мамашка во всеуслышание заявила, что больше оставаться здесь не намерена, и потребовала выписать её.
- Врач может отпустить вас под расписку, - Каринэ призвала всю свою выдержку и воспитанность.
- Не намерена я писать никакие расписки! За кого вы меня тут принимаете?! Ничего не делаете, держите ребёнка в ужасных условиях и снимаете с себя всю ответственность!..
Надя за спиной у скандалистки страдальчески закатила глаза, из ординаторской показался Виталь Саныч, из палат начали выглядывать любопытные. И в это время к Каринэ тихо подошёл папаша верхолазки.
- Я извиняюсь, - негромко и уже с усталыми нотками в голосе произнёс он, - можно ли Вику покормить? Или ей только капельницы?
Каринэ глянула на часы:
- Обед через полчаса, в палату привезут. Да, врач разрешил её кормить. Только это придётся делать вам самим.
- Я это понял, - чуть улыбнулся он.
- Я требую сюда главврача! - кричала скандалистка. Виталь Саныч флегматично отвечал, что это не проблема, и что она принимает с пяти до шести вечера. На этих словах половина свидетелей скандала посмотрели на часы. Где-то громко заплакал ребёнок.
- И часто у вас такое? - без оптимизма поинтересовался папаша верхолазки, кивнув на скандалистку.
Как его зовут? Игорь, кажется. Дочка не в него пошла - темноглазая, полногубая, яркая и красивая - эта утончённая красота была видна даже после операционной и ночи в реанимации. Только волосы были такого же цвета, как у отца - необычные, пепельные и какие-то словно переливающиеся. И это точно свой цвет, не крашеный.
- К счастью, нечасто, - успокоила его Каринэ. - Это редкий и клинический случай.
Скандалистка требовала главврача сию же минуту, иначе она пойдёт жаловаться в министерство здравоохранения. Некоторые мамаши, не выдержав, попросили её успокоиться, напомнив, что здесь бесплатная больница, а не люксовый санаторий. Крикунья переключилась на них. Виталь Саныч, получивший передышку, флегматично пожал сам себе плечами.
- У нас в палате, - признался Игорь, - тоже клинический случай.
- Мамаша, у которой ребёнок со сломанной ногой? - усмехнулась Каринэ.
- Да. Пока ребёнок не начнёт истерику, она из телефона не вылезет.
- Зато она не скандалит, не выкатывает претензии и делает всё, что ей говорят. Даже на больничную кормёжку не морщится.
Главврач всё-таки пришла спустя где-то полчаса. Их разговора Каринэ, занятая уколами, не слышала, но скандалистка самым волшебным образом угомонилась. Надолго или нет, это другой вопрос, но временно в хирургии наступили относительные тишина и благодать.
Вторая половина дня прошла довольно дёргано. Дёргали, в общем-то, по мелочам, но постоянно - там у ребёнка температура поднялась, там живот заболел, там место укола покраснело, там повязку залили компотом... Обычные проблемы, только сегодня почему-то их было слишком много. Потом погоняли за документами то в приёмное отделение, то в реанимацию, а потом и вовсе послали в архив за историей болезни трёхлетней давности. Вообще-то, это было обязанностью бабы Кати, но хирурги, зная её вредный характер, и ценя, как единственную санитарку на всё отделение, лишний раз старались не дёргать. А медсестёр много, их не жалко поэксплуатировать.
Отделение угомонилось только часам к десяти вечера. Наконец-то перестали болеть животы и разматываться повязки, детишки и мамаши расползлись по палатам. Виталь Саныч, тоже дежуривший сегодня, прошёлся по пациентам, расспросил всех о самочувствии и спрятался в ординаторской спать. Каринэ заварила большую кружку чая, притушила свет в коридоре и присела на диванчик на посту.
За окном чернела пасмурная мартовская ночь, по улице ещё проезжали машины, прошёл грузовой поезд, прогромыхал трамвай. В четвёртой или пятой палате заревел ребёнок и почти тут же успокоился, кто-то прошлёпал в туалет.
- Не помешаю?
Каринэ подняла голову, посмотрела на Игоря и сдвинулась, освобождая ему край дивана. Он сел, откинулся на спинку и закрыл глаза.
День явно дался ему нелегко, это было видно по усталому и осунувшемуся лицу. Впрочем, больница - это не санаторий и не курорт. По правилам его должны были отправить вечером из отделения, потому что на ночь разрешалось оставаться только родителям, детям которых ещё нет шести лет. Но в отделении завал, врачи и медсёстры с начала марта как-то резво рванули на больничные, Виталь Саныч ведёт и своих пациентов, и пациентов Евгения Никитича, а она, Каринэ, и вовсе одна на три палаты. Поэтому в этих условиях и врачи, и медсёстры сквозь пальцы смотрели на то, что ухаживающие за больными остаются на ночь, если они этим не усложняли жизнь медперсоналу.
- Можно достать где-нибудь одеяло? - спросил вдруг Игорь и невесело пояснил: - Я не могу лечь на кровать с Викой. Её чуть не так тронь - она плачет от боли.
- Одеяло можно найти, - Каринэ отпила глоток горячего чаю и устало прикрыла глаза. - Но кровать, сами понимаете, вам не выделят.
- Понимаю. Я не привередливый, могу и на полу.
Каринэ поставила кружку на пол около дивана, встала, сходила в сестринскую и принесла Игорю запасное дежурное одеяло.
- Тонкое, - предупредила она, - но другого нет.
- Мне хватит, - он сцедил усталый зевок в кулак. - Спасибо.
Они сидели и молчали. Каринэ мелкими глотками пила постепенно остывающий чай, чувствуя, как гудят набегавшиеся за день ноги и одуревшая от криков детей и мамаш голова. Игорь полулежал, откинувшись на спинку дивана, запрокинув голову и закрыв глаза. За окном засвистел ещё один поезд.
- А почему вы здесь, а не мать? - спросила Каринэ.
Она сама не знала, зачем задала этот вопрос. Её это не интересовало. Мало ли какие обстоятельства могут быть у мамаши, которые мешают ей находиться рядом с дочерью. Игорь не уникум, лежали и до него папаши с детьми.
- Ребёнок маленький у неё, - не открывая глаз, ответил он. - Не с кем оставить.
А впереди ночь. Пусть бы сегодня никого не привезли экстренного...
- Вас Карина зовут? - тоже без особого интереса спросил Игорь.
- Каринэ, - механически поправила она.
В коридоре раздались шаги, к посту вышел Виталь Саныч, посмотрел на Каринэ флегматичным взглядом.
- Аппендицит? - обречённо предположила она, правильно истолковав его взгляд.
- Перитонит, - уточнил он.
Счастья ночью не будет...
Глава 2. Дом
Родная квартира встретила её вожделенной тишиной. Никто не орал, не кричал, ничего не требовал и не бегал. И даже подвявший колеус на подоконнике, который она забыла полить перед уходом на работу, молча сносил наступление засушливого периода.
После ночи на дежурстве голова соображала плохо и болела. Перитонит - здоровенный лоб шестнадцати лет от роду - экстренно прооперировали, дали пару часиков отдохнуть в реанимации и вернули им. Он не хотел лежать под капельницей, порывался идти домой и всё пытался облапать Каринэ. На первое ему пригрозили вызовом полиции - судя по тому, что лоб слегка взбледнул, ему уже приходилось иметь с ней дело - и притих. На второе Каринэ спас Игорь, которого - раз всё равно не спит - попросили помочь переложить лба с каталки на кровать. Заметив его попытку шлёпнуть её по попе и то, что слова не действуют, Игорь недобро глянул на него и с угрозой в голосе предупредил: "Я здесь". Что там лоб себе удумал, неизвестно, но рук больше не распускал.
Потом поднялась температура у верхолазки - к счастью, как поднялась, так и упала. Каринэ вколола ей обезболивающее, и она уснула.
Часа три поспать удалось, а потом перитонит начал стонать и всячески показывать своё страдание... В общем, в восемь утра Каринэ сдала всё это сомнительное счастье Наде с Людой и Зулей и сбежала из того дурдома домой.
Оставив сумочку и пакет у двери, Каринэ стянула сапоги, тоже кинула их в прихожей, бросила куртку на вешалку и поплелась на кухню. Там достала из навесного шкафчика бутылку коньяка и вылила последние грамм семьдесят в рюмку. И плевать, что утром пить - это дурное дело. Это не прихоть, а необходимость. К тому же это у всех остальных утро, а у неё даже не вечер, а самая глубокая ночь, так что она имеет право напиться, завалиться на кровать и отрубиться.
Она ногой пододвинула табуретку к окну и уселась на неё, глядя вниз на проснувшийся город и потягивая коньяк. Ночью распогодилось, но к утру опять нагнало туч, которые сыпали сейчас мелким противным дождём. И на душе было... Каринэ прислушалась к себе... Нет, не противно, даже наоборот, мирно и спокойно. На дежурстве ничего не случилось, даже идиот с перитонитом - не самое худшее, что могло им подвалить; не выспалась - ну, не привыкать. Зато сейчас она сидит дома, пьёт коньяк, сейчас допьёт и пойдёт спать. Тихо, мирно, спокойно. В тепле и на мягкой кровати. Тому же Игорю тишина, покой и кровать в ближайшем будущем не светят...
В голове приятно зашумело, боль отступила и уже не давила так на виски. Каринэ бездумно понаблюдала, как во дворе пытаются разъехаться мусороуборочная машина и две легковушки, проследила взглядом за школьником, бегущим в школу, в которую он совершенно точно уже опоздал, допила последний глоток коньяка, оставила рюмку на подоконнике и поплелась спать.
А вместе со сном пришёл и кошмар. Сначала приснился Игорь - они шли вдоль железнодорожных путей и о чём-то говорили. Потом поднялся ветер, стемнело, железная дорога пропала, и вокруг вырос мрачный чёрный лес. Под ногами вместо травы потёк чёрный липкий туман, такой же туман выползал из-за деревьев и цеплял за одежду и руки. Затем деревья расступились, и Каринэ оказалась на поляне.
Здесь всё тоже было черно, в воздухе колыхалась чёрная дымка, из которой время от времени вырастали то призрачные черепа, то костистые руки или ноги. Посреди поляны возвышался каменный столб, светившийся грязно-багровым светом, под землёй у столба отчаянно блеял зарезанный козёл, а вокруг столба ходил человек. Или не человек. Все черты его были человеческими, но совершенно неживыми, безжизненными и серыми. Остановившиеся глаза постоянно смотрели в одну точку, и тянулся за этим неживым человеком чёрный удушающий шлейф.
"Укажи завершающую жертву..."
Шлейф взметнулся, Каринэ, зная, что будет дальше, в отчаянии попыталась развернуться и убежать, но мертвящая тьма спеленала её по рукам и ногам, и она не могла пошевелиться. Оставалось только обречённо наблюдать, как шлейф накрывает её, и из него начинают формироваться призраки. Чёрные скелеты - на некоторых ещё сохранились останки плоти или одежды - выступали из шлейфа и окружали Каринэ. Мёртвая тишина поляны наполнилась их шипением. Они окружали её, тянули к ней свои неестественно длинные чёрные руки и угрожающе шипели: "Не уйдёшшшшшь..."
А серый безжизненный человек подошёл к Каринэ, держа в руках тонкий стилет, и без всяких эмоций замахнулся для удара. Каринэ отчаянно попыталась перехватить руку или хотя бы уклониться, но тьма, плотно связавшая её, не позволила даже шелохнуться. Удар ножа в голову - и призраки жадной толпой ринулись к ней...
Она проснулась от бешено колотящегося сердца. Одеяло сползло на пол, а порыв ветра распахнул форточку. Каринэ подняла одеяло, закуталась в него и глянула на часы.
Три часа дня.
Призраков в квартире не видно - не видно сейчас, в свете дня. Но они есть, Каринэ ощущала всем своим нутром - прячутся в тёмных углах и ждут ночи, чтобы вылезти, столпиться вокруг неё, тянуть к ней свои чёрные костистые руки и требовать уйти с ними. Этот кошмар преследовал её уже восемнадцать лет, с тех пор, как её, семилетнего ребёнка, бросили в лесу на ночь глядя. С той поры и приходил этот сон. С небольшими вариациями, то реже, то чаще. Бывало, за целый год не приснится ни разу, а бывало, каждый месяц будил своей потусторонней жутью. А потом вокруг неё наяву кружили жуткие порождения потустороннего мира и чего-то из-под неё хотели. Недели три пройдёт - призраки исчезнут, и всё станет нормально, пока очередной ночной кошмар не воскресит их.
Иногда, хоть и крайне редко, получалось увернуться от ножа, и тогда призраки кружили вокруг неё не три недели, а меньше, бывало, всего несколько дней. А один раз... Ей было четырнадцать лет, и к ней на улице пристал какой-то отморозок с ножом. К счастью, Каринэ догадалась прикинуться дурочкой, заболтала его, а пока она его отвлекала, братья скрутили его, отобрали нож, хорошенько отметелили и отволокли ментам на участок. И после этого Ромка взялся учить сестру приёмам против ножа. Она до сих пор помнила нудную и долгую тренировку: летит нож, зажатый в руке обратным хватом, шаг в сторону, перехватить руку и рукой же противника всадить его нож ему в живот. Десятки и сотни раз подряд. До отупения.
Дядя Миша, когда прознал про эти тренировки, всыпал обоим, пояснив, во-первых, что против крепкого мужчины у Каринэ этот номер не пройдёт, а во-вторых, если пройдёт, то это уже будет уголовщина.
Но когда через несколько недель ей приснился очередной кошмар, и призрак занёс над ней нож, неожиданно сработали вбитые Ромкой рефлексы: она отступила в сторону, перехватила бестелесную руку серого человека и изо всех сил всадила его же рукой нож ему в живот.
Призраков после того сна не было, и кошмары потом не приходили два года. Потом появились опять, только теперь тьма держала её сильнее, и повторить тот приём больше не получилось.
На этот раз не получилось даже увернуться от ножа. Значит, призраки будут преследовать её три недели. И, значит, скоро она увидит и самого серого человека...
Каринэ спустила ноги на пол, протёрла глаза. За окном моросил серый дождь, а тишина собственной квартиры из умиротворяющей превратилась в жуткую, из всех тёмных углов выглядывали призраки: поверни резко голову - и успеешь заметить краем глаза движение в тёмной углу. Да даже голову поворачивать не надо: закрыть глаза - и она чётко, каким-то шестым чувством могла сказать, где они и примерно сколько их. Сейчас их пять, ночью будет больше.
Днём ещё ничего, сейчас она встанет, пообедает, выпьет кофе, посидит в интернете, посмотрит какой-нибудь фильм - но потом стемнеет и наступит ночь. А ночью все эти призраки, таящиеся сейчас в тенях, повылазят, столпятся вокруг неё, и будут чего-то ждать от неё, что-то требовать, куда-то звать.
Летом она уходила гулять на вокзал. Летом через Краснодар нескончаемым потоком идут поезда, там постоянно толпятся люди, сотнями приезжают и уезжают, там людно, светло и шумно, и призракам прятаться негде. Но сейчас март, на улице темно, холодно и серо, на вокзале - редкие пассажиры. И от теней не спрячешься. Остаётся только всю ночь не выключать верхний свет и смотреть фильм за фильмом. А утром, когда рассветёт и призраки перестанут подходить близко, наконец-то лечь спать.
Надо потерпеть два дня, потом станет легче. То ли призраки потеряют свою силу, то ли она банально к ним привыкнет - но через два дня она сможет спать ночью. Но эти два дня нужно ещё пережить...
А в четыре позвонила старшая медсестра.
- Каринэ! - умоляюще попросила она. - Может, вы можете выйти сегодня в ночь?
Каринэ резко выдохнула, испытав невероятное облегчение. Не будет ночных кошмаров, не будет убивающего одиночества и ужаса неведомо чего, не будет бесконечных фильмов, которые нужно смотреть, чтобы спрятаться от призраков. На работе будет работа, и будет не до кошмаров.
- Могу, - сипло ответила она, сдержав нервный смех. - Таня опять на больничный?
- Как всегда, - подтвердила старшая.
- Я выйду, - пообещала Каринэ.
- Ох, спасибо вам огромное, а то меня Таня как обухом по голове сейчас...
Отбив звонок, Каринэ некоторое время смотрела на потухший дисплей, потом перевела взгляд на серое небо за окном и такие же серые дома. На работе она проклянёт своё согласие выйти в ночь. На работе она будет мечтать о тихой квартире, особенно когда привезут парочку экстренников или если кому-то резко поплохеет. Но это будет потом. Сейчас было только облегчение, что на работе не будет кошмаров. Или что, по крайней мере, там рядом будут люди.
В отделении за день ничего не изменилось, разве что у Азиза Тиграновича кто-то пошёл на выписку. И, как ни странно, никого не привезли.
- Значит, привезут ночью, - заключила очевидное Люда, записывая температуру пациентов. - В общем, у верхолазки из первой тридцать восемь и два и у перитонита из пятой тридцать семь и четыре...
- И он громко и показательно страдает, - добавила Надя.
Первые три часа дежурства прошёл спокойно, а потом в коридор вышел Игорь с телефоном у уха. Каринэ села заполнять истории болезней, но обнаружила, что ручки на посту нет, поэтому вынуждена была встать и пойти в сестринскую. Проходя мимо Игоря, она услышала обрывок его фразы: "...У тушки закрылки не выходили на двадцать..." и невольно представила перитонита из пятой, у которого крылышки не хотят расти больше, чем на двадцать сантиметров. Воображение тут же нарисовало куцые беленькие крылышки, а потом добавило и нимб на макушку. Мысленно похихикав, она сходила в сестринскую, отыскала ручку и вернулась на пост. Там её поджидала мамаша, виновато объяснившая, что ребёнок описался, и нужно поменять постельное бельё. Разобравшись с бельём и снова вернувшись на пост, она нашла там Игоря. Он сидел на диванчике и пил - судя по запаху - кофе. Кивком поздоровался с ней, она также кивнула ему в ответ, и следующие минут двадцать прошли в молчании: он неторопливо пил кофе, она заполняла истории болезни пациентов. А потом Каринэ услышала лёгкое похрапывание - обернувшись к Игорю, она обнаружила, что тот уже спит, откинувшись на спинку дивана. Кружка из-под кофе стояла рядом на полу.
Можно было его разбудить и отправить в палату, но Каринэ не стала этого делать. Пусть спит, пока он никому не мешает. А к тому же с ним было спокойнее. Скорее всего, банально из-за того, что рядом с другим человеком уже не чувствуешь себя такой одинокой перед лицом ужаса, а может быть, и потому, что призраки опасались Игоря. Почему-то казалось, что они выглядывают из-под дивана, из-за холодильника с лекарствами, из-за шкафа, видят Игоря и не смеют показаться ему на глаза.
Она обратила внимание на небольшое пятно крови на его майке всё с тем же Че Геварой, и невольно залюбовалась его встрёпанными волосами, при слабом ночном освещении принявшими удивительно глубокий пепельный цвет. Подумать только - ради такого цвета многие красотки травят волосы химией, а ему природа подарила этот потрясающий оттенок просто так...
Позвонили из приёмного отделения - Игорь от звонка шевельнулся, но не проснулся - спросили, как у них с местами. Каринэ ответила, что на полу свободного места ещё много и, кажется, не занята душевая. На том конце провода буркнули: "Ясно" и отключились.
Покончив с бумажками, она прошлась по коридору, заглянула в палаты, проверила температуру верхолазки и перитонита. У верхолазки на ощупь были всё те же тридцать восемь и два; перитонит храпел и тоже был лишь немного тёплым.
Никого к ним так и не подняли; забежавшая за сахаром Даша из реанимации сообщила, что, вроде, кого-то заселяли в ортопедию.
Ну и чёрт с ним, другого привезут.
Однако другого не привезли. Ночь вообще выдалась на редкость спокойной - вот именно тогда, когда нужна работа, чтобы отвлечься от кошмаров, её и не было. Вся документация была заполнена, указания по утренним анализам изучены, пациенты сопели в две дырочки, экстренники не шли. Игорь спал, сидя на диване, Каринэ пила чай чашку за чашкой, смотрела из окна на редкие проезжающие машины и поезда, ходила из угла в угол, иногда заглядывала в ту или иную палату и ждала утра. Идеальная ночь, чтобы спать, всегда на дежурствах о таких мечтаешь, но сейчас ложиться было нельзя. Стоит будет ей закрыть глаза, как сразу из каждого угла призраки начнут тянуть к ней свои костлявые руки и пробирающее шипеть: "Не уйдёшшшшшь..."
В детстве она этих кошмаров боялась до истерики, тёте приходилось поить её убойными дозами успокоительного, включать весь свет, всю ночь держать на руках и постоянно говорить - неважно что, лишь бы племянница могла слышать её голос. Годам к десяти Каринэ привыкла к кошмарам, и уже достаточно было прийти на ночь к тёте в кровать, чтобы было не так страшно. Став взрослой, она научилась на людях ничем не выдавать своего состояния, не шарахаться прилюдно от призраков, и иногда даже удавалось убедить себя, что это всего лишь глюки.
Однако до сих пор, хоть прошло уже восемнадцать лет, и она давно не ребёнок, эти призраки подкарауливали её и чего-то от неё хотели...
Утро тоже прошло тихо и мирно. С шести до семи Каринэ взяла все нужные анализы, отнесла их в лабораторию, забрала результаты, дала жаропонижающее пневмонии из шестой, у которого температура незаметно подобралась к тридцати девяти, и эту красоту и благодать в восемь утра сдала Наде с Людой и Зулей.
- Ты что, - Надя заметила её сонный вид и круги под глазами, - не спала? Опять кошмары?
Каринэ невесело покивала.
- Теперь понятно, чего ты так резво в ночь выйти согласилась, - посочувствовала Надя. - А нас веселуха ждёт. В приёмнике не протолкнуться, там один заворот кишок, один горелик, и реанимация сказала, что нам спускают жёваное стекло.
Где эта "веселуха" была ночью, когда она так была нужна?
Серого человека она увидела на остановке троллейбуса недалеко от её дома. Прохожие на него не реагировали - Каринэ давно уяснила, что серым и безжизненным его видит только она, для остальных же он обладает обычной внешностью. Если присмотреться, она тоже могла разглядеть под серой оболочкой его настоящее лицо, но приближаться к нему и показываться ему на глаза было опасно. Что именно эти серые люди собираются с нею делать - а что им нужна была именно она, сомневаться не приходилось - она не знала, но если во сне бьют её ножом, то вряд ли наяву захотят угостить шоколадкой и просто поболтать. А поэтому Каринэ, прикрывшись пассажирами, выходившими из троллейбуса, с деланной неспешностью нырнула назад в салон, проехала ещё остановку, сделала большой круг, чтобы подойти к дому с другой стороны, огляделась, убедилась, что серого в округе нет, и только тогда зашла в подъезд и перевела дух.
Дома было тихо, мрачно и неуютно, в тёмных углах прятались кошмары. Не вылезали, молчали, но и не уходили. И не закроешь глаза, чтобы не видеть их - она будет ощущать их даже с закрытыми глазами. За окном по-прежнему было серо и моросил дождь. Каринэ долго сидела на табуретке у окна, мелкими глотками пила чай с мелиссой, смотрела на улицу и оттягивала тот момент, когда придётся идти спать. На улице как назло ничего не происходило, на что можно было бы отвлечься, даже серый - и тот не появился, и вообще во всём мире, казалось, царили отвратнейшие тишина и благодать. И когда Каринэ почувствовала, что засыпает, сидя на табуретке, она вынуждена была встать и пойти спать, включив настольную лампу и подвинув её поближе к кровати.
Кошмар пришёл. Она снова продиралась в темноте сквозь лес, вокруг кружились призраки, шипели, но не приближались. Потом тьма стала совершенно непроглядной, Каринэ пыталась кого-то звать - она точно знала, что рядом кто-то есть - но из темноты на неё смотрел лишь череп, обрамлённый густыми тёмно-каштановыми волосами, роскошной гривой спадающими на кости ключиц. Каринэ с отчаянием осознала, что человек, который мог её защитить, мёртв, и она опять одна против всего мира. А потом она рассмотрела, что у мертвеца вовсе не каштановые волосы, и не длинные, а пепельные и короткие, и это совсем не мертвец, а Игорь. Он сказал: "Закрылки ещё не выросли" и посветил ей в глаза фонариком.
Каринэ проснулась и тут же зажмурилась. На улице тучи разошлись, выглянуло солнце, его лучи светили ей прямо в глаза, заливая квартиру ярким белым светом. Часы показывали всего час дня.
И стало легче. С солнцем призраки не придут. Теперь можно спать спокойно.
Она поправила одеяло и повернулась на другой бок. Краем глаза успела заметить, что между стеной и шкафом съёжился призрак, пытаясь вжаться в остатки тени, но в свете дня он был безвредным и жалким, поэтому Каринэ закрыла глаза и позволила себе спокойно уснуть, зная, что с солнцем призраки не посмеют вылезти на свет.
Глава 3. Несколько минут
В начале следующей недели заметно полегчало. Призраки стали меньше ощущаться, вышли с больничного Оля и Полина, истеричку из второй перевели в психоневрологию ("С такой мамашкой, - доверительно поделилась Надя, - у меня бы тоже нервные тики начались"), а к тому же больные активно выздоравливали и выписывались, а новые на их место приходили не очень бодро. Все, конечно, понимали, что это ненадолго, но пока что радовались жизни.
Разве что Виталь Санычу не нравилась Вика-верхолазка. Ожоги подживали, девочка жаловалась, что болят и чешутся сломанные руки под гипсом и ожоги под повязками, но уже не так сильно, как первые дни. "И больше ничего не болит?" - "Голова немного, но уже перестаёт". А анализы показывали повышенный лейкоцитоз, который не проходил несмотря на антибиотики.
На тихом часу на пост приходил Игорь, садился на диван и пил кофе. Один раз в минуту затишья они даже разгадывали кроссворды: каждый свой, но перманентно спрашивая друг друга незнакомые слова. Иногда Игорь разговаривал по телефону, и Каринэ в добавление к закрылкам узнала ещё такие слова, как элероны, ВСУ, датчик давления масла и центральный топливный бак. И если элероны и ВСУ не ассоциировались ни с чем, то на два последних воображение рисовало всё того же перитонита из пятой, которому в горло продавливают сливочное масло, которое попадает потом в центральный топливный бак, то есть в желудок.
Четверг начался весело. Вернее, начался-то он обыкновенно - с планёрки, сопровождения сначала Виталь Саныча, а потом Натальи Николаевны в обходе. А сразу после обхода им подняли двух девочек-близняшек, сожравших диффенбахию и закусивших молочаем. Виталь Саныч осмотрел их и уточнил, не съели ли они заодно и кактус, на что мамаша ответила, что кактус они ели в прошлый раз и им не понравилось. Каринэ промыла им желудки и заселила в первую палату к Вике-верхолазке - перелом, глотательницу иголок и рваную щеку оттуда уже выписали. Девочки - им было по три года - были похожи друг на друга до омерзения, одинаково одеты и шагу друг без друга не ступали. Разговаривать с Каринэ отказывались наотрез, смотрели буками и поминутно спрашивали, где мама. Каринэ объясняла им, что мама сейчас напишет дяде доктору буквы на бумажке и придёт, и через минуту снова получала вопрос, где мама. Хорошо ещё, что они вели себя спокойно и даже на промывании желудков сильно не возмущались. Однако стоило Каринэ попытаться сделать одной из них укол, вопль поднялся на всё отделение, причём вопили обе. Хорошо, что в это время пришла мамаша, разобравшаяся с документами.
- Лизу колите сначала, - она подпихнула к Каринэ другую близняшку.
На этот раз всё прошло без эксцессов, Лиза даже не пикнула, получив укол, а Лера сама подошла, легла рядом с сестричкой и подставила попу. Каринэ уколола и её, а сама гадала: госпитализировали они сейчас двоих, не окажется ли, что выписывать будут троих? Потому что мамаша была явно не то что на последнем месяце беременности, а такое ощущение, что уже на последних днях беременности. Игорь, который разбирал с дочкой какой-то параграф по физике, тоже с опаской посматривал на пузатую мамашу, а потом вопросительно глянул на Каринэ. Та незаметно пожала плечами. Папаша близняшек, занёсший в палату их вещи, - и тот бросал на супругу взгляды, полные сомнения.
К обеду близняшек наконец-то перестало гонять в туалет, но есть они наотрез отказывались. Каринэ развезла пациентам обед и поставила им капельницы с глюкозой. Игорь кормил Вику, попутно ругаясь о каких-то трещинах с кем-то по телефону, прижатому плечом к уху, мамаша близняшек сидела рядом с девочками и придерживала Лерину руку. Каринэ, отрегулировав скорость капания, собиралась уже уходить, как заметила, что Игорь смотрит на пузатую мамашу... ещё без паники, но уже с явным ужасом. Она проследила за его взглядом и увидела, как из-под неё на пол капает вода.
Каринэ, конечно, подозревала, что выписывать им придётся троих вместо двоих, но не предполагала, что это случится так быстро!
Сама мамаша этого ещё не заметила.
- У вас воды отходят, - Каринэ не определилась с интонацией - то ли спрашивать, то ли утверждать, в результате получилось что-то непонятное. Игорю, кажется, поплохело ещё больше, хотя надо отдать ему должное: он держал себя в руках, не забывал о дочке и продолжал ругаться по телефону.
Мамаша дёрнулась, подскочила - и стало видно, как её чёрные спортивные штаны быстро напитываются водой. Каринэ развернулась к двери:
- Я сейчас вызову перевозку на роддом.
- Хорошо... Подождите, - попросила она; слышно было, что её голос слегка подрагивал. - Смотрите. Это Лиза, - она погладила по головке одну из близняшек. - У неё колосок на голове заплетён... наизнанку. Вот, видите... Так вы сможете их отличать. Они не дают себя одевать по-разному, а что у них на голове, не видят... Это я к тому, что если им надо делать уколы, давать таблетки, или ещё что-нибудь, то начинайте с Лизы. Она ничего не боится. А Лера сама захочет, как сестричка, даже если это укол.
На промывании желудка близняшки не возмущались. Видимо, она, Каринэ, нечаянно начала с "правильной стороны".
- Девочки, - мамаша обернулась к близняшкам, - я сейчас съезжу домой и покормлю котика. Когда покормлю, я к вам вернусь.
- Котика, - согласилась Лиза.
- Да, - подтвердила Лера.
- Я поеду домой кормить котика, - повторила мамаша, на этот раз выразительно глядя на Каринэ. Каринэ кивнула, мол, понятно: мама поехала кормить котика. А все процедуры начинать с изнаночного колоска.
Перевозка приехала быстро, мамаша тоже собралась быстро, болтала с девочками и улыбалась, хотя было видно, что схватки у неё нарастают и ей больно. Игорь докормил Вику и малодушно сбежал из палаты. Когда Каринэ спровадила внезапно зарожавшую мамашу и сняла капельницы девочкам - те спокойно взялись за кукол - то нашла Игоря на посту на диванчике. Вид у него был малость нервный.
- Вам дать успокоительное? - она постаралась наподдать заботы в голос, чтобы скрыть ехидство. Села на стул и пододвинула к себе истории болезни близняшек.
- Спасибо, не надо, - отказался он. - Просто Вика моя... тоже родилась внезапно. И я, и её мать молодыми были, дурными. Ей уже срок рожать был, а мы в лес с палаткой рванули. И посреди ночи я просыпаюсь от того, что чувствую, что спальник под нами мокрый. Первая мысль - что дождь пошёл и под палатку затекло, но дождя не было. Вторая...
Он замялся.
- Что кто-то из вас описался, - хихикнув, подсказала Каринэ.
- Да, - признал он. - А оказалось, что отошли воды. Представьте: ночь, лес, а она собралась рожать. А я в беременности и родах - ноль без палочки, что делать - в принципе без понятия. У нас обоих паника. Мобильников тогда, чтобы вызвать скорую, не было, да если бы и были, скорая в лесу нас бы не нашла. До Горячего Ключа километров пять, а она идти не может, на спину себе с её животом я взять не могу. Кое-как посадил себе на плечи, голову как-то на бок своротил, живот сверху на голову давит - и пошёл. У меня шея потом месяц болела. Она стонет и плачет, я иду, на меня сверху льётся, и больше всего я боялся... Как вы думаете, чего?
- Что ваша жена прямо вам на шею и родит? - Каринэ заставила себя не смеяться - слишком чувствовалось, что для Игоря та история - это его личный кошмар.
- Вы угадали, - признал он. - Я не думал о том, что могу упасть или заблудиться. А шёл и всё ждал, что вот-вот вылезет ребёнок... Вышли мы к Горячему Ключу. Так мало дойти - надо найти телефон. Повезло - на ментов почти сразу набрели, они вызвали скорую. Только скорая подъехала - и Вика родилась. Десять минут - я смотрел на часы. С того времени, как я встретил ментов, и до того, как родилась Вика, прошло десять минут. Родись она на десять минут раньше... - Он судорожно взъерошил пепельные волосы. - Она не дышала и была синяя, врачи с ней что-то делали, чтобы она задышала. Родись она на десять минут раньше... - он выразительно махнул рукой.
Родись она на десять минут раньше, неизвестно, смогли бы новоиспеченные мать и отец реанимировать её.
- Знаете, - Каринэ подпёрла голову рукой и серьёзно посмотрела на него, - таких историй много, когда если бы не несколько минут, случилась бы трагедия. С полгода назад у нас лежал мальчик, выпал из окна пятого этажа. Отец в это время парковался внизу и зацепил машину соседа. Он вышел из машины, чтобы оценить повреждения, и услышал крик. Поднял голову - и увидел, что его сын соскальзывает с подоконника и летит вниз... Отец поймал его, не удержал, но скорость падения погасил, и в результате - ушибы и лёгкое сотрясение мозга. Полежал у нас недельку и пошёл домой. А если бы папаша не стукнул машину соседа, он бы ещё минуту или две парковался - и ребёнок получил бы гораздо более тяжёлые травмы, а то и погиб бы.
... И её саму когда-то эти несколько минут спасли. Для семилетней девочки потерять любимую куклу - пусть и маленькую, потрёпанную жизнью и семью старшими сёстрами - было трагедией. Они всей семьёй были в походе, уже вечерело, а они хотели дойти до места привала засветло. Каринэ умоляла подождать, пока она поищет, но её ждать не стали. Она побежала назад и нашла куклу; недалеко, но пока она искала, семья ушла. Кто-то из сестёр был виден за деревьями, но семилетний ребёнок, уставший от длительного похода, не смог их догнать. Отчаявшись, она стояла, кричала, чтобы её подождали, плакала, пыталась бежать, но могла только идти. Потом села на какое-то бревно и заревела.
Что было дальше, Каринэ не помнила. Только она вернулась из того похода, а её родители и сёстры - нет. Несколько минут, потраченных на поиски куклы, спасли ей жизнь...
Из-за холодильника с медикаментами глянул призрак. Совсем не страшный сейчас, в свете дня, в окружении людей и рядом с Игорем. И не напугать он вылез - просто напомнить о событиях восемнадцатилетней давности...
- Года четыре назад, - помолчав, заговорил Игорь, - я летел из Ростова-на-Дону. Ночной грузовой рейс, знакомые пилоты взяли меня пассажиром в кабину. Вылетаем мы штатно, половину пути пролетаем, и вдруг начинаются отказы систем. Первый двигатель, второй двигатель, руль высоты, руль направления, элероны. Ночь, мы в сплошной облачности, внизу ничего не видно, если аварийная посадка - визуально подходящей площадки не присмотришь. Потом в третьем двигателе происходит помпаж, мы остаёмся вообще без двигателей, и самолёт начинает терять высоту... Так в той ситуации я ничего не боялся. Я не думал о том, что мы разобьёмся. Мысли были только о том, что ещё можно предпринять для того, чтобы запустить хотя бы один двигатель... Мы запустили его в трёхстах метрах над землёй, но тяжёлый самолёт мгновенно перейти от снижения к ровному полёту не может, тем более на одном двигателе, ему нужно какое-то время. И видишь совсем рядом землю, она всё приближается, в свете фонарей различаешь даже отдельных людей, кажется, вот-вот зацепишь дома или деревья - а страха нет. Только сосредоточенность. Так вот - запусти мы двигатель десятью секундами позже, нам бы не хватило запаса высоты, мы бы разбились. Не десять минут - десять секунд. Но тот случай я никогда не вспоминал со страхом. А вспомню, как рождалась Вика - и меня бросает в холодный пот.
К посту бодро подскочила Рената из реанимации и радостно шмякнула перед Каринэ историю болезни.
- Принимай, хирургия, стекло!
То самое, которое им должны были спустить неделю назад, но в последний момент у девчонки открылось внутреннее кровотечение, и её оставили.
Каринэ глянула фамилию и посмотрела историю болезни. И подумала, что у этой шестнадцатилетней глотательницы стекла, может, тоже всё решали минуты. Приди она в тот пустой класс на пару минут раньше или позже, она не увидела бы, как её парень целуется с её подругой. И не захотела бы показательно свести счёты с жизнью. Несколько минут. А теперь... Спасти-то спасут, но молоденькая девчонка на всю жизнь останется инвалидом...
Глава 4. Задержавшийся рейс
А через неделю позвонил брат, живший в Сочи, и спросил, не приютит ли она его на пару дней. Каринэ обрадовалась, уверила, что пол полностью в его распоряжении, а если надо, она и на столе может постелить. Костик выразил опасение, что ночью спросонок она перепутает его с больным и поставит клизму вместе с капельницей, Каринэ успокоила его, что она ещё и промывание желудка умеет делать, а уж для того, чтобы уколоть попу, ей и просыпаться не нужно. Они посмеялись, и Костик сообщил, что прилетит завтра вечером.
Без двадцати четыре он прислал эсэмэску, что уже идёт посадка на их рейс, и что прилететь в Краснодар они должны в пять десять. И сразу же после этой эсэмэски позвонила Надя, выходившая сегодня в ночь, и попросила Каринэ задержаться, потому что у неё форс-мажор и она сможет прибежать на работу только в начале седьмого. Такое случалось не первый раз, Надя всегда исправно отрабатывала за Каринэ эти часы, поэтому Каринэ притворно посердилась, Надя притворно покаялась, подружки посмеялись, и Каринэ осталась куковать на посту ещё два часа. Поставила глюкозу, проверила температурных, а в пять двадцать позвонила Костику. Телефон его был недоступен. Она подождала ещё пятнадцать минут и позвонила второй раз. Телефон снова оказался недоступным. Без десяти шесть было то же самое, и Каринэ начала беспокоиться. Онлайн-табло сочинского аэропорта показывало, что рейс отправился вовремя, на онлайн-табло краснодарского - висел в статусе "в пути", хотя должен был прилететь почти час назад!
К посту подошёл Игорь - в свитере, распахнутой куртке, но в сланцах - пакет с ботинками он держал в руках. Последнюю неделю, когда Вике стало легче, и она уже не кричала по ночам от малейшего движения, он не оставался ночевать. Он даже не всегда был с ней целый день. Кормил её ужином, сдавал мамаше, приезжавшей на час-два, и уходил.
- До завтра, - попрощался он; вид у него был как у человека, отработавшего длинный и нелёгкий день, - с Викой будет её мать.
- Вике температуру ещё раз мерили? - уточнила Каринэ.
Было жаль, что он уходит. Привыкла она к нему за эти две недели. И было с ним... безопасно, что ли. Словно бы рядом с ним ничего не могло случиться.
Впрочем, минут через двадцать, а то и раньше она тоже пойдёт домой, так что бессмысленно сожалеть.
- Мать сейчас меряет... Спокойного вечера, - пожелал он, подумал и добавил: - И спокойной ночи.
- Я на ночь сегодня не остаюсь, - невольно улыбнулась Каринэ. - Так что я передам ваше пожелание дежурной медсестре. Ей точно не помешает.
Он тоже улыбнулся в ответ и ушёл. Каринэ, забывшись, проводила его взглядом, убрала стопку историй болезни в ящик стола, а потом нашла в интернете телефон краснодарского аэропорта и набрала его. Ей ответили короткие гудки. И через минуту, и через пять минут, и через десять отвечали всё те же короткие гудки.
- Всё, я здесь, - Надя, ещё раскрасневшаяся с улицы, влетела в сестринскую ровно в шесть, на ходу стягивая с себя пальто и свитер. - Спасибо тебе, Кариночка, выручила. Ну, рассказывай, как тут наш зверинец?..
На улице уже начинало темнеть, по небу бежали редкие облака, дул тёплый ветер, пахло влагой и мокрой землёй. На крыльце больницы, кивком поздоровавшись со знакомыми санитарами, она ещё раз набрала сначала Костика, потом аэропорт, и проверила онлайн-табло. Ничего не изменилось.
Ехать в аэропорт? Это далеко, через полгорода, но что делать?
Она вышла с территории больницы, обогнула хирургический корпус, прошла через парковку и там увидела Игоря. Он стоял над открытым капотом машины, ковырялся во внутренностях и что-то пытался то ли достать оттуда, то ли наоборот затолкать, то ли ещё что-то сделать. Выругался - Каринэ, конечно, слышно не было, но по выражению всей его позы было понятно, что ничем, кроме мата, те слова быть не могли. Некоторое время постоял, опершись о машину руками, словно бы пытаясь придумать, что ещё сделать, а потом поднял голову и неожиданно увидел Каринэ.
На мгновение оба застыли. Каринэ подумала, что как-то неловко будет уже отвернуться и уйти, и направилась к нему. Наверно, сказать что-нибудь дежурное...
- Вам в какую сторону? - порыв ветра взлохматил Игорю волосы и распахнул куртку, которую он так и не застегнул. - Могу подбросить.
- Далеко, - невпопад ответила Каринэ, повернув голову и рассеянно наблюдая за парой сухих прошлогодних листиков, кружившихся на асфальте. Тревога за брата, которая немного забылась, пока она наблюдала за Игорем, вернулась.
- Я в аэропорт, - помолчав, сказал Игорь. - Если вам в ту сторону...
Она резко повернула к нему голову. Странное совпадение...
Хотя он же как-то связан с авиацией...
- Вы там работаете? - напряжённо спросила Каринэ.
- Да.
- Так может, вы знаете... Час назад... даже больше, из Сочи должен был прилететь самолёт, но он не прилетел. Он до сих пор, там написано, "в пути".
- Из Сочи... - он слегка свёл брови - по-обычному тёмные, не в цвет пепельных волос. - В семнадцать десять прибытие?
- Да.
- А он вылетел вовремя? - Игорь вытер тряпкой грязные руки.
- В шестнадцать десять.
Он посмотрел на наручные часы:
- Да, уже должен был сесть... Вы сейчас в аэропорт?
- Да, - призналась она.
- Поехали, - он сунул тряпку в карман штанов и закрыл капот машины. - По дороге наберу своих.
Заднее сиденье машины было всё завалено какими-то коробками, шлангами, железяками. Переднее, как оказалось, тоже. Игорь переставил назад видавший виды рюкзак, из которого торчали какие-то трубки, всунул в кармашек водительского сиденья набор гаечных ключей, а заклеенную коробку с надписью чёрным маркером "Верх здесь" отнёс в багажник. Аккуратно, верхом вверх. Сиденье, вопреки опасениям Каринэ, оказалось чистым. А в машине несильно пахло всё той же не то смазкой, не то машинным маслом, не то ещё чем-то техническим.
Игорь вырулил на Захарова, повернул налево и переключил передачу. Каринэ невольно обратила внимание на две свежие параллельные царапины, пересекавшие указательный и средний пальцы, а также на то, что обручального кольца у него на руке нет.
Виталь Саныч тоже не носит обручальное кольцо, хотя женат уже больше двадцати лет. "Надоело снимать каждый раз перед операцией, а потом надевать", - объяснял он.
Игорь свернул на Постовую, остановился на красном светофоре, достал из кармана штанов телефон, поискал среди контактов - не забывая поглядывать на сигнал светофора - и набрал номер. Загорелся жёлтый, Игорь прижал телефон плечом к уху и тронул машину.
- Привет, Кирюх... Еду, уже на Ставропольскую выехал... Нет, заклёпки менял Влад... Слушай, можешь сказать, где сочинский рейс прибытием в пять десять?.. Да, мне вотпрямсчас надо... Угу, жду.
Он отбил звонок и установил телефон в специальное крепление на приборной панели.
- Сейчас узнает и перезвонит, - объяснил он Каринэ.
Минуты тянулись за минутами, был вечер, час пик, все возвращались домой, машин было много, ехали медленно, а потом и вовсе стали в пробку. Вернее, не то что б стали, они ползли, но очень медленно. Каринэ молча считала минуты, на табло аэропорта рейс по-прежнему висел в статусе "в пути".
Телефон зазвонил через восемь минут, ровно тогда, когда они объехали две столкнувшиеся легковушки, за которыми начиналась свободная дорога. На экране высветилось "Паша-диспетчер". Игорь принял вызов и включил громкую связь.
- Привет, Игорь, - мужской голос был высоким и хорошо поставленным. - Кирилл просил набрать тебя. Сочинский борт сейчас в процессе посадки, в течение минуты-двух сядут.
- Почему такая задержка? - Игорь перестроился на первую полосу, пропуская лихача сзади.
- После вылета из Сочей у них отказал левый двигатель...
Каринэ вздрогнула.
- ... Они развернулись назад на Сочи, но на полосе был сильный боковой ветер, они не рискнули с одним двигателем садиться. Поэтому решили, что безопаснее садиться в Краснодаре. А на побережье шторм, и облетать его пришлось чуть ли не до Майкопа. У нас уже пытались садиться два раза и оба раза уходили на второй круг, это третья попытка.
- Аварийную ситуацию... - начал было Игорь.
- Не объявляли, доложили только об отказе левого двигателя. Но сообщили, что топливо на исходе, так что у них выбора нет, кроме как садиться. Подожди, сейчас бинокль возьму... Я их вижу, идут с небольшим левым креном, высота порядка двадцати метров.
- Повреждения есть?
- Выглядит всё целым... Касание полосы... бл*... а нет, выровнялись... Всё, Игорь, сели, хлопай в ладоши. Только чует моя душа - тебе же и разбираться, с какой блажи у него винт стал...
Он отключился, и Каринэ только сейчас осознала, что всё это время сжимала пальцами колени, почти не дышала и не замечала, что творится вокруг. Будь она за рулём, точно бы попала в аварию.
- Всё нормально, - успокаивающе улыбнулся Игорь, останавливаясь на очередном светофоре. - Они сели.
Глюки или нет, но Каринэ вдруг показалось, что от него к ней потянулся какой-то мягкий белый вихрь.
- Спасибо, - она не без труда разжала пальцы. - А почему... Они так долго летели из-за того, что шторм облетали?
- Из-за того, что пытались вернуться в Сочи, из-за того, что грозу облетали, из-за того, что только на одном двигателе, и из-за того, что два раза уходили на второй круг. Всё вместе это и дало такую задержку времени.
- Спасибо...
Костик отзвонился буквально через пару минут и радостно сообщил, что платил только за пятьдесят минут полёта, а полетал целых два часа. Правда, признался он, когда с двух попыток не смогли сесть, до него дошло, что у них проблемы, и стало немного стрёмно, но сейчас он доволен как слон и хочет жрать. У любимой сестрёнки ведь есть в холодильнике что-нибудь, кроме сока и сметаны?
- Есть, - радостно воскликнула Каринэ. - Сосиски, которые ты оставил, когда уезжал прошлый раз. Специально для любимого брата берегла!
Было слышно, что Костик подавился, подсчитав, что последний раз он прилетал в Краснодар полгода назад, и пробормотал, что он, пожалуй, заскочит в магазин, а то если он поест тех сосисок, его любимой сестрёнке точно придётся делать ему и клизму, и промывание желудка.
Она отбила звонок и только потом подумала, что стоило попросить его купить коньяка, потому что последний она допила две недели назад и как-то забывала о нём, когда ходила в магазин. А после сегодняшнего она имеет право напиться.
- Брат? - довольно равнодушно уточнил Игорь, глядя на дорогу.