Лев Гунин

МАЭСТРО И БЕАТРИЧЕ

поэма-роман

О-е
А-и

1

Тяжесть грудей

твоих

совершенных

позлащённых

первородством

чуда

первого

прикосновенья

Нежность

уст

лакированных -

двух лепестков

раскрывшихся

навстречу

солнцу и ветру

Дыханье твоё

розоватое

ароматом

благоухания

пропитавшее

губы

Двух долек

их символичность

заставляющая

краснеть

мужчину

Ты - продолженье моё

из ребра моего

вынутое

взращённое

из генов

обретаемых

в ребра веществе

скомпонованное

Властителем

Моя формула

инстинкта

мультипликации

2

Висим мы с тобой

в пустоте греха

в преступлении границы

падения

Раскрыто тело твоё

моему

как раковина

тельцу

улитки

Какие кнопочки

клавиши

в мозгу моём

нажимаются

чтобы въехал

вложился

сложноустроенный

венец

мультипликации -

меч её -

в ножны

механизма

сопоставления?

Сопоставление

с длиной Времени

поколениями

непостижимо-чудесно

Врата

раскрывает оно

в мир иной

пропуская

чрез дверцы

свои

занимательные

3

Глаза твои кошачьи

Потягивания

Ленивые движения

хищника

Нерастраченная

молодость

пружинкой

невидимого

хвоста

Благость твоя

зло

и зло твоё -

благость

в пучине

времени

в мирах

затерянных

между тобой -

и мной

меж нашими

телами

в постели несмятой

лежащими

Молния охлаждённая

замёрзшая

привороженная

изогнулась

во тьме

зигзагом

ложа

внебрачного

незаконного

грехопаденческого

(...)

4

В Генуе солнце зашло

за горизонт матовый

тело твоё розовое

чрез одежды переступило

закатом позолоченные

Ноги твои ступили

по ковру тканому

подошвами прикасающимися

облатками шагов

невесомыми

(...)

Сны твои улетели

на север

в Милан

алмаз моего

рожденья

в крови заката

купающийся

(...)

Бёдра твои сицилийские

лозой виноградной напоённые

несут бережно

как вино амфора

сосуд твоих

девичьих прелестей

сосуд до верха наполненный

греха причиной и сладостью

завещание Всевышним составленное

Горло амфоры - стан твой -

изяществом

затмевает клады

сокровищниц

переходит в сады плодоносные

и плоды - и вино готовое

вместе в себе

заключающие

Твой пупок в центре его

без колец вульгарных

кромсающих

совершенней

ребра моего

а жить тебе некогда

без него

Вот он на уровне

глаз моих

как Венеция

с уровня сходней

каналовых

я северянин в Неаполе

твоей южной красотой восторгающийся

твоим диалектом

пряным

экзотическим

острым

как кровь и вражда южного берега

Слышится для меня он как "Канцоньере"

прозванные

Rerum vulgarium fragmenta

но эти родные vulgarium

услаждают мой слух

упоительней

тысячеславной латыни
звучной

и правильной

5

Щебетанье твоё птичье

игры твои почти детские

взрывы смеха прыскающие

в моём присутствии -

приговор мне

Стремленье казаться взрослой

манера покусывать губки -

судьи мои

пред лицом посторонних -

суровых присяжных

и публики

Английское

teen

статистом

последний год в твоём возрасте

твой вид будто уже не подростка

но и не совсем ещё женщины

молчаливым укором мне

остаётся

висеть в местах

где мы появляемся

вместе

(...)

Заходит солнце

наступает вечер

неизбежным ароматом

песочным

наполнены клумбы

сереет на проспектах Неаполя

Не иду я домой

с репетиции

Отправляюсь к тебе

на высоту

в хоромы сапфировые

запахом твоим тонким

овеянные

6

(...)

...ноги сами меня понесли

вслед за верзилой в панковской куртке

чемпионом по бегу
на короткие дистанции

и на длинные - от тюрьмы

до полиции

В этой схватке

участвовали

секундомеры прохожих

в их головах постукивая

мыслями их шуршащие

"поднажми, панк-ворюга,

приударь за автобусом,

ты вскочишь в него...

двери закроются"

а другие:

"догоняй, дядя,

пять шагов тебе

до светофора осталось,

отрежь панка,

спеши, пока машины не сдвинулись"

Попадали с пьедесталов

олимпийские чемпионы

треснули по шву трофеи

латунно-бронзовые

сбросил вор ношу свою

смешался с толпой

стал частицей её

неотличимый в ней

Разве это моя вина

что ты оступилась

чуть не упала

когда возвращал твою сумочку

инстинктивно тебя поддерживая

под локоть

но ладонь сорвалась

сдвинулась

вышло неловко

неуклюже так

будто мы

обнимаемся

Чтобы уйти от неё

от этой неловкости

чтобы избавиться

мы оба двинулись

не сговариваясь

вдоль Via Chiatamone

мирно

беседуя

автобусы медленно нас обгоняли

словно кивая нам стёклами

в дымке зноя малинового

Вечерело

удивительно быстро

Удивительно -

чайки сюда долетели

ветер горячий

и - кажется - пыльный

посланный от Везувия

в лица дышал серой краской

под ноги нам ложились

несравненные тени

зданий Неаполя

строки

пиитов зачатые

в местных кафе

на улице

всех поэтов

Giuseppe Marino

Giuseppe Messina

Luciano Somma

кружили вокруг

неслышно подглядывая

и что-то колдуя

на лету

нас подговаривая

Danzano

come ballerini i pensieri

sulla stanca pedana della mente

dispettosi fantasmi

nell'avida bocca della notte...

Разве виновен я

в том

что

трёх попрошаек

самих от всего на свете

шарахающихся

разогнал я на тихой улице

когда мы приблизились

к "Cantanapoli"?

Разве в

этом

вина

моя

что

узнала меня

разомлевшая публика

на руках почти меня

к сцене вынесла

...пальцы мои едва ли не силой

приставили к клавишам

Захватила меня в полон

музыка

помимо воли моей

связала с тобой

понесли меня звуки

сочные

прямо к лону твоему

на виду глаз моих

от страха расширившихся

Кто ты мне? для чего? откуда вдруг?

но не слушают пальцы

вперёд бегут

а вокруг безумствует

праздная

публика

горланят моё имя

улюлюкают

хлопают

выкрикивают старомодное

bravissimo

Вкус вина на губах

со вкусом вины перемешанный

квартирка твоя

на верхотуре

с видом залива

бюстик Петрарки

портрет Майкла Джексона

мешанина

из

осколков времён

городов

городов

времени

(...)

Разве это я виноват

(...)

в том что

пальцы твои далее

пропутешествовали:

шрам в паху -

давний след ножевого ранения -

теребить

осязать

и ощупывать

и ещё дальше

пальчики твои

холодные

проследовали

плоть тяжёлую

набухающую

поднимая

лёгким прикосновением

Груди твои обнажённые

яркие

пятнами расплывчатыми

танцуют

и теперь

перед моими глазами

манящими

пассами

колдуют

перед внутренним взором

уводя от реальности

в мир прозрачный и призрачный

в мир охватов твоих

тела податливого

горячего

а горячее всего

то жерло вулкана

жерло

жаром пышущее

нежным огнем охватывающее...

7

Как я ехал в метро

видел в тёмном стекле

лицо своё

загорелое
из черноты

выступающее

Глядели глаза его

из-за плёнки слюдяной

одиноко

и безбоязненно

открывалась за ними

безбрежная пустота

бездна падения

Мало было людей

на линии

Metropolitana Collinare

все они другие

простые

заботами

каждодневными

оседланные

Свою вьючную кладь

несут они

по платформе метро

вносят в вагоны

ею придавленные

ни о чём не кручинятся

беззаботные

жизнь их богата

мелкими радостями

ресторанчиками

болтовнёй
трепом

с соседями

Моя жизнь

искусственна

как неоновый свет

рукотворна она

и чиста

замок она

сиротливый

на вершине скалы

покои её пусты

ненаполненность их

пугает -

как руины Помпеи

холод в них

Даже мне самому

иногда не под силу

оставаться в них

в их

совершенстве

таком абсолютном

без изъяна

без червоточинки
что живое дыханье
как пар на стекле
затуманило б их
неиспорченность

Тянутся в них миазмы

пары-наполнители

призрачных образов

мастера

Тянутся в них

газы токсичные -

щупальца

невесомые

сторукие

миражи

пальцы

ГРЕХА

8

Вышел

на станции Dante

в ночной холодок

побродить

походить по округе

не доехал
чуть-чуть

до

обители...

Колонны

фронтоны

арки

колоннады

запредельной

прелестью

обступили меня

красотой -

совершенней

женской

укоряя в измене

обличая

требуя
покаянья

Разве мы не

самодостаточны? -

вопили громады.

Не совершенны?

Что может сравниться с нашей

лепкой богатой

дороже злата

с куполами тяжелыми

тяжелее

персей женщины?

Разве тебе надоели

мостовые древнего града?

храмы ни с чем не сравнимые

роскошь стен в лепнине и фресках?

мрамор нежный и твёрдый

как бутоны роз как соски набухшие...

...гранит отшлифованный

...бронза и золото?

Разве есть предел

бесконечной

Красоты Нестареющей

океану того в чём ты жил

вселенной искусства звуков

бессчётных стихов

вариантам - как жизни ангелов?

разве есть конец

Городу Заливу или Везувию?

Мало ли было тебе всего этого?

законной жены

проституток богемных?

нескончаемых

экстравагантностей?

Разве мало было

море морем писать

кисть окуная не в

палитры глазунью

а в баночку с солёной водой

из волны напоённой?

этой кисточкой по телу жены рисовать

осыпая следы поцелуями?

на сцен постаментах как богу стоять

под крики восторженных снобов

видя рты от них покрасневших

встречаясь глазами с глазами поклонниц вопящих

от экстаза в трусики дорогие мочащихся?

Разве солнцесияющий яркий Олимп

так пресытил тебя

так своим пресыщением вымотал

что забыв всё на свете
ты отчаянно бросился

в волны жизни другой

сам украл у себя

целый мир
ту вселенную

цельную?

И украл у н е ё -

жизнь:
такую как

без

твоего вмешательства

ей бы выпала...

Duomo

Certosa di San Martino

Porta Capuana

Via di Posillipo

вокруг меня каруселью

кружились

их тени друг на дружку ложились

мазками

безумного мастера

творца Моны Лизы

или сумасбродного Рафаэля

Benozzo Gazolli

впрягал меня в

образов колесницу

отражённых вуалью

уличных фантомов

Отражения плавали

всех усопших

лошади ржали

ступени скрипели

гранитные

как деревянные

доски

палуба

шхуны-города

в свете моря лоснилась

и мёртвые головы

тысячелетних повешенных

в песок языками выпавшими зарылись

Ночью началась буря

море ревело

В моём доме звенели хрустальные люстры

И от окон до окон как тень долетала

Беатриче-Лаура

Лаура-Беатриче

(...)

Утром забылся

в полудрёме коварной

Мерещились лица и лилии...

В час - звонок телефона

Лаура-Беатриче на проводе

О, контраст! я забыл про него -

ужасно!

Голосок её

пробивает меня

электрическим током

Тонкие линии

перпендикулярные

тело мне сверлят

свербят

анимируют

Чувствую

как

напрягаются мускулы

всё напрягается

тёплой волной ожидания
кутает

укрывает меня

Всё забыто

Но это иллюзия

сна продолжение

И платить за неё -

знаю -

придётся

иной ценой

9

День вставал

как Эол из воды

будто земля

была свежерождённая

будто это самый

первый был день

мира

только-только

сейчас

сотворённого

День из моря вставал

как Афродита из пены

только-только

обретшаяся

нагая

и непорочная

Залив колебался

миллионами искр

серебристых

золотистых

багряно-малиновых

яхты скользили

по волнам его

как насекомые

Город из дымки

возникал как мираж

колеблемый

не имеющий тяжести

Взбираясь

по склону горы

покрывал он её

восхитительной тканью

эманации

чувств
и сигналов

и символов

аномалией

поросли

чужеродной

людской

Меж

поясом

где стОит одна земля

целого состояния

и той полосой

где бросила якоря квази-бедность

моя Лаура-Беатриче дремала

укрывшись простынкой -

покрывалом

дремала нагая

как Афродита

не стряхнувшая и поныне с себя

пены остатков

"Далёкая Возлюбленная"

мечта Людовика

Вертера

недостижимая

как руки мановенье

(...)

Но не будет свадьбы

не для нас она

закрыты на засовы двери

Santa Chiara

достался тебе

принц

с червоточиной

сигаретный ожог

на червлёном короле

пепел несоответствия

на судьбе твоей

девичьей

Письмо от матери

из Палермо

на тумбочке -

легковесно

забыто-отброшено

Грезятся тебе

замки

розовые

балы
пышные

ржащие

кони в доспехах

(...)

Молодой король

с бородкой клинышком

с мечом на бедре

властно ступающий

с глазами как звёзды

могучий как вепрь

как боец реслинга

сапожками дорогими

по ковру

перед вами расстеленному

шествующий

(...)

Ты - цветок толпы
услада
придворных

зеница
ока
синьяль
трубадуров

Ты -
мать черни
заступница
символ
державы

Ради тебя

каждый из них

готов умереть

без колебания

в счастье

блаженном

от чести такой

жизнь свою за тебя

готов принести

каждый юноша

как цветок

невесте своей

Ты здесь для того

чтобы семьдесят лет

повторяли как эхо

"я был там"

"я присутствовал"

"я видел ее"...

Но в этой странной

реальности
в древнем городе

расстеленном

на лугах времени

на берегу моря

полотном просыхающим

на земле
изменившейся

отличной от прежней

крадётся от двери

к тебе

немолодой фавн

с бородой

в проплешинах проседи

с шевелюрой

чёрной ещё и густой

но поредевшей

дымом сигаретным пропитанной

твой анти-король

анти-герой

жизнь за тебя

способный отдать

только из прихоти

В охапку тебя берёт

жестом собственника

жестом скупым

ростовщическим

(на другие способны

лишь пальцы его -

когда скованы

с клавишами

с дирижерской

палочкой)

В охапку берёт

смотрит в глаза

через простынь целует

поглаживает

ладони его

нежные музыкальные

тело твоё обнажённое

трогают

(...)

ячейка в улье

бетонном

на двенадцатом этаже -

это церковь твоя...

простынь -

платье твоё подвенечное...

ложе - паперть...

идёшь ты к венцу

нагишом

в чём мать родила

по ступеням каменным шествуешь

не розы - грязь бросают в тебя

ротозеи вокруг собравшиеся

не лояльность свою

а в поджатых губах

демонстрируют кнехты

презрение

ты - игрушка для фавна

ты - флейта его

ты - орудье его звучащее

инструмент
на котором

своим колдовством

он выводит

мотив полуденный

в полудрёме скользят

извиваясь

тела

их замедленны сном

движения...

(...)

Ты - волшебная флейта

в пальцах его

ты звучишь глубоко и возвышенно

в этом стоне твоём

бытия глубина

в нём агония

стона предсмертного

Гасит блики Залив

феерических искр

волны стали серебряно-серыми

солнце ало висит

словно отяжелев

и кроваво за Гору падает

Как в подзорной трубе

воздух летний синел

и густел

покрываясь вздохами

только Фавн не устал

а на Флейте играл -

бородатый Маэстро

влюбчивый

10

Вздох...

Морская вода приливает сюда.

С шипом тихим назад уползает.

Выдох.

Так вот тысячи лет

Солнце снова в зените

Пасмурно

Дни бывают когда

солнце из-за стены

и светло

но как будто сумрачно

И слепит глаза

Так Светило себе

выхода не найдя

сквозь все поры

земные

сочится

просачивается...

как пот или кровь...

Душно...

В оперном театре шла "Травиата"

после

Werther

Rigoletto

Madam Butterfly

Верди мат поставил

заносчивым немцам

кроме Тангейзера

два - три сезона

не имеющих тут ничего

В полумраке

задумчиво лица

белели

оттеняла оркестра игра

пенье солистов -

неожиданно тонко:

то ли маэстро был пьян

то ли в сопрано первые скрипки влюбились

Дюма

был бы польщен

(...)

За кулисами стоя

и зал озирая притихший

я увидел

по диагонали

к сoin numero deux

двойника твоего -

проекцию

мыслей моих

на стене номер пять

это было лицо твоё белое

полупрозрачное

полуреальное

белая маска утопленницы

проекция невидимого кинопроектора

Вздрогнув я отступил

в лабиринт закулисных проходов

шея моя напряглась неожиданно словно под гильотиной

ноги полуподкошенно

меня в ложу резервную вынесли

на проходе в неё в полумраке

мне явились души эллинов основателей города

окружили меня

щитами мечами

своими шлемами островерхими

Самый старый и самый главный

держал в руке скипетр римский сенатора

а в другой книгу греческую

с неизвестным науке названьем

(...)

Робко взглянул я на место

где привиделся твой проникаемый образ

дама там
средь других
но глаза оторвать невозможно

те же скулы

разрез твоих глаз
таинственный

необычный

та же форма лица

те же губы

и та же прическа

Но не ты! Как совместить

две этих разности

как прочитать их?

На меня она вдруг обратила

свой рассеянный взгляд

как бы импульсу подчиняясь

Был посланием он от тебя

был он знаком мне

символом
начертанным на воде

был письмом
принесённым голубем в клюве...

...я звонил из фойе

слыша ещё "Травиаты" трагичные звуки

взял такси перед театром

Уже по-летнему вечерело

расплывались машин огни

(как будто шёл дождь)

в красноватые кляксы

зажигались рекламы везде

дорога отсвечивала белым и красным

...я в квартиру твою проник

взял тебя за руки

прильнул к тебе головою

наслажденье моё

и несчастье моё

дорогой подарок бесполезный

Без ненужных слов
мы делали дело

древнее как человечество

холодны были твои дрожащие пальцы

на лице - страданье с наслажденьем

глаза твои загадочные

как глазищи сфинкса глядели

двумя бездонными мирами

знаками неразгаданной правды

Грустными были твои движенья

в твоих чертах неизбежность оставила метку

свила гнездо одноглазая птица

смутных решений

ступенчатых осознаний

Такая ты была мне в тыщу раз дороже

...как ребенок мой ...моё искусство

неземной была

бесплотной отрешённой

невозможной

в этом меркантильном мире

(...)

11

А назавтра пошли поездки

Вена Лондон Париж Варшава

Я в настроенье отличном вернулся

Спальным вагоном Вена - Неаполь

На диване пестрели газеты

На канале Dze Rajuno

Битый час обо мне говорили...

Для эпитетов слов не хватило...
Микеланджелли и Паворотти
Мне трибут заплатили словесный...

Город встретил движеньем и лаской
Продавцы macaroni, таксисты...

На перекрестках - цветы...

Было ветрено и многолюдно

В своем красном "Порше" спортивном

Я отправился к Лауре-Беатриче

Не подумав о дотошных журналистах

Соглядатаях и сплетненосцах

Сухопарая дама открыла

Чопорная с рысьими глазами

Объяснила что живёт одна в квартире

И того кто жил здесь до неё не знает

Как иглой мне кольнуло в сердце

Дыхание перехватило

Где моя Лаура-Беатриче?

Где моя девушка из Палермо?

Я спустился

Лопотали туристы

Голосили звуки города в танце

Мне же виделось одно неподвижное небо

Небо без жалости без состраданья

Неподвижное небо сырое

Поглощающее живущих

Своей вечностью надчеловечной

Своим куполом необозримым

Нет гармонии в мире Нет песни

Допеваемой

На середине

Обрываются люди и звуки

Как диалоги в древних телефонах...

12

Был пустым наполненный город

Пусто в квартире души

Треснули времена и пространства

И я себе чужой непонятный

Вот я мальчик больной беззащитный

В захваченной Вермахтом Польше

Вот подросток в сталинской России

Сын расстрелянного "врага народа"...

В моё тело впивались иголки

На губах было сухо и горько

Мое "я" разбирали на части

Муравьи с человеческими головами

Века спрессовывались до секунды

Тысячелетья в минуту вмещались

Вращались обезумевшие стрелки

Со скоростью превосходящей световую

Сматывалось как ковёр пространство

Явились мне мира рёбра и кости

Чтобы дать понять - ничего не существует

Всё иллюзия обман и крючкотворство

Нам навязана необратимость

Как ярмо волу и скакуну всадник

В нашем мире всё лишь частность

Даже звёзды частно существуют

Для законов общего формата

Нас как будто не было и нету

Мы для них даже и не тени

Разве что отраженье света в каплях

Может быть мы дымка испарений

Когда тают стеариновые капли

Или неосознанное движенье

В тех мирах где наш мир пылинка

Как мальчишка растирая слезы

кулаками

Я сидел на камне

Видя одинаковые волны

Видя дальше горизонта дымку

Я смотрел на море как на карту

Как на план неведомых событий

Растворяя мысли в этой чаше

Где они шипели и бурлили

Не было отныне ни начала

Ни конца а только бесконечность

И за ней стояло не пространство

А орудье неземного мира...

Неаполь, год любой

copyright ? Лев Гунин