Лев Гунин

             ПРАВО НА УБИЙСТВО
                  раздел конца мая 2012 г.

                 КАК НАС УБИВАЮТ

В 2001 году (том самом, что сентябрьской террористической атакой на США навсегда и бесповоротно изменил лицо нашей цивилизации) у меня проявилась опасная инфекция. Символичность того, что это случилось прямо на Новый Год, и целый комплекс другой символики: всё это подозрительно смахивает на "чёрную метку".

В те первые дни и недели, пока заболевание протекало в острой форме, наверняка можно было выявить возбудитель инфекции и поставить точный диагноз. Однако именно тогда начали происходить вопиюще-странные вещи, в совокупности полностью укладывающиеся в схему чьих-то усилий во что бы то ни стало не допустить этого.

Правильные, чёткие и своевременные действия врача Зигмунта Жаста (Zigmunt Jast (Zast) сводились на нет противоречивыми, исключавшими друг друга результатами лабораторных анализов. Несмотря на многочисленные просьбы, доктор Жаст так и не выписал мне антибиотики. И, тем не менее, распечатки двух анализов указывают на "следы антибиотиков" (!), что нельзя понимать иначе, как оголтелый намёк на саботаж. Так сама возможность предотвращения осложнений была искусственно разрушена в самом начале, что привело к хроническому течению и последствиям, основательно подорвавшим моё здоровье и вызвавшим целый букет заболеваний и недомоганий.

Кроме доктора Жаста, я обращался к 5 другим врачам, в надежде, что кто-то из них поставит диагноз по совокупности симптомов и назначит лечение. Один из них оказался недостаточно квалифицированным. 2 других обладали высшей квалификацией, но не в их власти восстать против корпоративного сговора и травли, которой я подвергся. Даже ценой профессионального самоубийства (поставив крест на дальнейшей карьере) они не добились бы ничего: их бы обязательно остановили. И примеры тому имели место. Когда один из них назначил мне антибиотики, мне их не выдали в аптеке. Мои возмущённые протесты и пререкания - всё было впустую. Единственно чего я добился - обещания позвонить. Мне действительно позвонили, и спросили, выписан ли антибиотик на основании результатов анализа. Естественно, я возмутился, и не стал отвечать. Назавтра позвонили врачу: и антибиотики были отменены!  

Ещё 2 врача откровенно издевались надо мной, и, похоже, были частью заговора. Но об этом чуть ниже.

Моя жизнь постепенно превращалась в кошмар. От хронического течения инфекции и её побочных осложнений не было покоя ни днём, ни ночью. Я вынужден был дни проводить взаперти дома, не имея возможности надолго покидать своё жилище. Если приходилось по необходимости уходить больше, чем на час, это становилось настоящим испытанием. Достаточно заметить, что одним из побочных явлений осложнения были кровотечения. Несмотря на это, врачи не били тревогу, не помещали меня в больницу на обследование. Всё это происходило на фоне травли и гонений, иммиграционной драмы, постоянно висевших над нашими головами туч социально-финансовой катастрофы, административных преследований, угроз и шантажа. На мне висели обязанности по дому, многочисленные другие обязанности, два старика (мать и её муж, С. Хмель), состояние которых неуклонно ухудшалось, бесконечные тяжбы с государственными и муниципальными службами, телефонной и интернет компанией, администрацией дома, и т.д. Телефон и Интернет постоянно отключали безо всякой причины; положенные социальные доплаты не поступали; зато прибывали - присланные "по ошибке" - штрафы и проценты за "невыплаты"; Налоговое Управление "ошибочно" начисляло неверные суммы... Надо было воспитывать двух дочерей, беседовать с учителями, помогать с компьютером, Интернетом, уроками, совершать поездки в музыкальную и балетную школы.   

Что касается анализов, то они по-прежнему играли со мной в чехарду. С 2001 по 2005 год чуть ли не половина из них пропала. Я приходил в лабораторию, сдавал анализ, но результат не поступал к врачу, не регистрировался медицинскими компьютерами. Или такой пример. Анализ, сделанный в тот самый день, когда врач своими подручными средствами выявил присутствие инфекции, не показал ничего подозрительного! Доходило до абсурда. В момент сдачи я записывал точный вид и цвет образца. Когда сверял свои записи (по числам) с распечаткой: хотелось или смеяться, или плакать. Цвет, консистенция: всё было описано диаметрально противоположным образом. Когда я стал изучать результаты своих анализов крови и мочи, оказалось, что все данные были аккуратненько "усреднены" чисто математическим образом (по каждому компоненту давались чёткие средние показатели, без малейшего отклонения). Ещё пример. Имея на руках направление на один и тот же анализ от двух разных врачей, я в тот же день сдал анализы в разных больницах. Результаты были ошеломляющими. Так, один показал значительный лейкоцитоз (признак присутствия крови). Другой показал норму. Расхождение было таким значительным, какого просто не может быть. Какому же из этих результатов верить?

Так продолжалось до 2005 года, когда я отправился в частную лабораторию (в другой город), где выявили инфекцию.

Между тем, если бы в периоды коротких обострений один из анализов показал источник, болезнь не зашла бы за 4 года так далеко. К тому времени уже стало ясно, что ухудшение может вызвать переохлаждение, острая и солёная пища, и некоторые другие напитки и продукты питания. Не было почти ни одного случая, чтобы при обострении я не сделал всех возможных анализов. Случайно ли то, что многие из них пропали, а те, что не пропали, упорно показывали "всё в норме" (как будто анализы делали компьютерному аватару, а не живому человеку)? Случайно ли то, что инфекцию обнаружил тот один-единственный анализ, что был сделан в другом городе?   

Во второй половине 2003 г. я стал посещать доктора Даниэля Фаранда (doctor Daniel Pharand), который открыто издевался надо мной. Что бы я ни попросил - направление на анализ крови, УЗИ - он неизменно отказывал. В ответ на любую жалобу старался сбить с толку. Если, к примеру, я жаловался на боль в коленях, считая это симптомом осложнения, он переспрашивал: "Вы имеете в виду боль в коленных чашечках?" И, если я, допустим, промолчу или кивну в ответ, добавлял: "А скажите мне, что такое коленная чашечка?" И, с серьёзной миной, но с полным сарказма взглядом доказывал, что коленная чашечка... на лбу... Если я пытался заикнуться о том, что частые изъязвления в полости рта могут быть связаны с осложнением, он моментально запутывал меня: "Язвочки в этом месте?.. Не понимаю... Может быть язва 12-перстной кишки, язва желудка... Ну-ка, откройте рот! Нет, я тут определённо ничего не вижу!" Он мог заявить на жалобу о боли: "А что такое боль? Как Вы определяете её? Вот я Вас ущипну, и Вы мне скажете, больно это или нет". Так он придирался к каждому моему слову, пытался сделать из меня круглого идиота.

Доктор Pharand сам навязывал стиль и язык разговора, начинал приём по-французски, а заканчивал по-английски. Он явно коверкал свой английский, чтобы ещё больше сбивать меня с толку. Подметив, что я бегло владею обоими языками, но теряюсь при переходе с одного на другой, он специально стал поминутно скакать с английского на французский, и обратно. Сам он был франкоязычным, но по-английски говорил лучше многих других франкоговорящих врачей, и всё-таки вёл со мной беседу сразу на двух языках, подстраивая переходы так, чтобы ещё более ловко выставить меня идиотом.   

Он постоянно намекал, что я симулянт, и что он не верит ни одному моему слову. Во время нашей второй встречи, когда, в ответ на его издевательства и деланное недоверие, я заявил, что в таком случае найду себе другого врача, он вдруг резко изменил отношение. Стал божиться, что все его неэтичные замечания, измывательства и насмешки: всё это были "шутки". С той минуты он стал относиться ко мне по-дружески, внимательно выслушивал все мои жалобы, принимал меня без записи (в случае необходимости), изображал сочувствие и участие.

Зачем же я ему был нужен? Может быть, в нём пробудилась совесть? Или он "испугался", что я подам на него жалобу? Как бы не так! Ни один врач в Канаде никогда не был наказан и за гораздо более серьёзные нарушения врачебной этики, включая кошмарные преступления. Разумеется, ему нечего было бояться. Он просто не хотел упустить возможность дальнейших издевательств надо мной и причинения мне максимального вреда. Ведь если бы я ушёл к другому врачу, доктор Фаран вряд ли мог тогда вредить столь же успешно. Именно поэтому его как подменили. Он стал само обаяние, сама вежливость, и всё клялся, клялся мне в сочувствии. 

Но это не словах. На деле же он продолжал саботаж (иначе не назовёшь) исследований и обследований. 3 месяца отказывался выписать направление на необходимые с моей точки зрения анализы. Когда он всё-таки направил меня на один из анализов, результат "пропал". На волне своего дружеского участия, доктор Фаран сумел меня уговорить на прохождение обследования, которое приравнивается к оперативному вмешательству (февраль, 2004). (Он пригрозил, что, пока его не пройду, не будет других обследований.) В ряде случаев эту операцию делают под общим наркозом. Можно представить себе моё тогдашнее состояние, если я согласился на эту варварскую процедуру. Только потом я понял, что в ней не было никакой необходимости. Он навязал её, просто чтобы поиздеваться. Эта процедура стала настоящей катастрофой. Возможно, внесли какую-то инфекцию. Пытка длились 2 недели, и превзошла всё, что от чего я страдал с января 2001 г. Я не мог пойти в отделение "Скорой помощи", но и амбуланс ("Скорую") вызвать по ряду причин не мог.

Я позвонил в кабинет доктору, и перепуганная секретарша позвала его самого к телефону. На мои стоны он ответил, что я преувеличиваю, и что "надо быть мужчиной"!

4 дня спустя я всё-таки отправился в "Скорую". Просидел 12 часов (!), но так и не удостоился приёма. Я заказал антибиотики через Интернет, и острая вспышка отступила, но с того момента мне стало значительно хуже. Все прежние проблемы обострились.

Доктор Фаран заявил, что не обнаружено ничего подозрительного. В медицинском архиве больницы я получил копию, но там нашёл лишь подтверждение о прохождении процедуры, и никакого результата! Я так и не добился оперативного рапорта. Я напрасно подвергал себя риску и напрасно пострадал!

Тем же манером меня "лечила" и доктор Puchie, которая нанесла моему здоровью не меньший урон.

Где-то на рубеже 2004-2005 годов я вернулся к моему прежнему лечащему врачу.

Итак, в 2005 г. единственный, сделанный не в Монреале, анализ выявил источник инфекции. Я прошёл курс антибиотиков, после которого вроде бы стало лучше, но потом проблемы возобновились. Медикаменты, выписанные другим врачом, намного улучшили моё состояние, однако, лечили не причину заболевания, а всего лишь симптомы (осложнения). Мне стоило колоссальных усилий, средств и времени избавиться от осложнений, хотя большинство в моём случае остаются пожизненными инвалидами. Я продолжал искать панацею, решение, экспериментировал с разными народными средствами, методами и техниками. Примерно к концу 2007 г. все симптомы и неудобства, связанные с прежними проблемами, исчезли. Я считал себя полностью излечившимся.

В ноябре 2010 г., на моё 55-летие, мы отправились в русский ресторан-буфет - и уже через день-два началось новая вспышка, проявившись между прочим и серьёзным дерматитом. Мой тогдашний лечащий врач дал мне гидрокортизон, без рецепта, и, полагаю, ничего не зарегистрировал. С конца 2004 г. и до стойкой ремиссии в 2007 г. этот врач, думаю, жалобы подобного рода не записывал; лекарства давал прямо в своём кабинете, без рецепта. Именно так произошло и с гидрокортизоном. Бутылочка не была запечатана, и видно было, что ей уже пользовались. По этой причине я стал требовать рецепт. Врач отказался его выписать. Мои просьбы направить меня к специалистам (дерматологу или другим), на УЗИ, анализ крови и мочи: тоже не были удовлетворены (кроме УЗИ). Я провёл 24 часа в отделении "Скорой Помощи", но меня так и не приняли. Пытался получить ту же мазь в аптеке без рецепта - безуспешно. Пришлось пользоваться тем, что было. Это помогло, но не до конца: мне нужен был дополнительный гидрокортизон. Лечащий врач снова отказал в рецепте: в резкой форме. Тогда я сходил к другому врачу, который, так же, как мой лечащий, вручил мне в своём кабинете бутылочку гидрокортизона, без рецепта. Всё это тянулось до Нового Года (2011).

С декабря 2010 г. уже присутствовал немалый набор недомоганий, а примерно с конца января 2011 г. уже весь букет симптомов и синдромов, включая гематурию. Так продолжалось вплоть до конца июля (!) 2011 г., когда новый анализ выявил ту же бактериологическую инфекцию, что и в 2005 г. Так я снова получил антибиотик. Случайно ли то, что в 2005 г. инфекцию установил тот один-единственный анализ, который был сделан в другом городе? И случайно ли, что и в июле 2011 г. инфекцию выявил тот один-единственный анализ, на который направил меня не монреальский врач? Было сделано около 30 анализов этого типа, но ни один, сделанный в Монреале, не показал никаких отклонений, а оба анализа, связанные с другими городами, обнаружили патологию.

С октября или ноября 2011 г. снова установилась стойкая ремиссия. Но всего на 4 месяца. В марте сего (2012) года всё началось сначала. Моего врача сначала не было в стране, потом он был до предела занят в больницах. Мне пришлось обивать пороги дежурных поликлиник, убедившись в полной некомпетентности принимающих там врачей, и в том, что они относятся к своим обязанностям спустя рукава. Ни одно обещание поставить меня в известность, если прибудет анализ, не было выполнено. Всего я сдал 5 анализов. 3 пропали без следа. 1 в графе результата содержал прочерк. Самое интересное произошло с последним (апрель 2012 года). Я затребовал копию из медицинского архива (заполнив специальный бланк). Через 20 дней мне, врачу, направившему на этот анализ, и моему лечащему о результате так никто и не сообщил. Я сам отправился в медицинский архив и потребовал копию. 2 работницы архива в присутствии моей жены стали кричать на меня, оскорблять: несмотря на то, что я никого ни в чём не обвинил, не повысил голоса и ничем не выказал своего возмущения. Смысл их криков сводился к следующему. Результаты обследований, процедур и осмотров являются, якобы, собственностью медицинских учреждений, и пациент "не имеет права заявлять право на них"!

Визит моей жены к моему лечащему врачу, звонок из дежурной поликлиники, и то, что сами врачи убедились, что с моими лабораторными обследованиями систематически происходит что-то неладное: всё это помогло наконец-то получить антибиотики.

Как и следовало ожидать, последовал звонок из аптеки. На сей раз я дал ясно понять, что не отступлюсь, и что давление на врача, с целью вынудить его отменить назначение лекарств, кому-то не пройдёт даром.  

В отличие от предыдущих случаев, когда антибиотики сравнительно быстро давали нужный эффект, на этот раз нет почти никаких сдвигов. Моё здоровье, если не сама жизнь, в опасности. Так что в этой истории пока ещё рано ставить точку.

Рано ставить точку и по другой причине. Тот, кто внимательно читал мой материал, помнит, что первая вспышка инфекции случилась в 2001 году. Произошло это сразу же после вечеринки в отеле "Монфорт", где тогда работала моя жена. Подчеркну, что в тот раз там не было острой или солёной пищи. Вторая наиболее серьёзная вспышка случилась после ужина в "русско-еврейском" ресторан-буфете (2010). Там действительно была еда со специями, но не настолько "перчёная", чтобы вызвать реакцию. И, наконец, последняя вспышка (2012) связана с "контейнером" японского продукта, славящегося своим чудотворным оздоровительным действием, который я получил от своего партнёра по сочинению и записи музыки. Приправы и специи, идущие "в связке", я выбросил. Сам этот продукт абсолютно пресный. Приятель "брал" его не в магазине, а в ресторане, у знакомого. Перед получением привезённой мне в дар порции это обсуждалось по телефону со мной и с ресторанщиком, который передал из рук в руки уже приготовленный "контейнер".

Я дважды уже пробовал этот продукт - никаких осложнений. Так что объяснить подобную неожиданную реакцию затруднительно.  

Итак, все 3 вспышки инфекции, включая самую первую, связаны с 1) пищевым отравлением (?); 2) употреблением пищи вне дома; при этом все 3 раза я получал мне лично (и больше никому!) предназначавшуюся порцию. А надо сказать, что не домашнюю еду я употребляю исключительно редко. Могут ли быть случайностью все эти совпадения?

В последние 2 недели открылось, что "видимая" инфекция, оказывается, развивалась на фоне другой, не менее опасной, остававшейся как бы в тени. Сначала надо избавиться от "вторичной" (если получится), и тогда только добиваться лечения "первичной". Та (определяемая по совокупности симптомов) чётко укладывается в описание достаточно известного, хотя и сравнительно редкого синдрома. Вместо точки получается жирное многоточие...

Описанная история: не единственная, причинившая моему здоровью непоправимый ущерб. Манипуляции с таблетками от давления и другими медикаментами; не оказание медицинской помощи: тут целый кластер серьёзных нарушений и проблем.

Многочисленные травмы, полученные в результате нападений и наездов, оставляли медиков абсолютно равнодушными. В качестве типичного примера можно привести уже описанный в этой серии статей наезд, в результате которого я мог умереть , если бы образовавшийся из-за внутреннего повреждения сосудов тромб направился к сердцу. Вторичное излияние крови (которое как минимум за неделю можно было предупредить врачебно-медицинскими методами!) опустилось к стопе, образовав огромную гематому. Месяцы я провёл в постели, испытывая чудовищные боли, не будучи в состоянии не только ступить на ногу (повреждены были обе ноги, но одна из них сильней), но даже опустить её вниз (наступал болевой шок). И, несмотря ни на что, не было назначено НИКАКОГО лечения. Мне не выписали, и даже не рекомендовали НИКАКОГО обезболивающего!  

Не только врачи, но простые санитарки и медсёстры, судмедэксперты, спортсмены, лесники, охотники, водолазы, военные, и другие профессионалы знают, что от обширного внутреннего кровоизлияния при глубокой проникающей ране в ногу, или при повреждении сосудов - легко умереть, и такую гематому необходимо ЛЕЧИТЬ . И уж совсем нельзя поверить в то, что специалисты, которые меня осматривали - травматологи, хирурги, - не имели об этом никакого понятия. Меня оставили без лечения потому, что бросили УМИРАТЬ - и, если бы не самолечение мазями и компрессами, йодом и поваренной солью, холодом и другими народными средствами: вряд ли я писал бы сейчас эту статью.

И тут надо сделать исключительно важное и принципиальное отступление. Всё, что случилось после 2001-го, и особенно после 2004-го (когда консерваторы Харпера стали узурпировать власть), невозможно представить в 1999-м или 1996-м. При всех проблемах и трудностях, система медицинской помощи была достаточно человечной и - на том уровне - эффективной. С 1994 по 2000 год мы (я, мама, жена и дочери) вспоминали о драматических эпизодах столкновения с системой квебекского здравоохранения без нареканий и упрёков. Наоборот, именно медики нас не только лечили, но и спасли от федеральной Иммиграции.

В октябре-ноябре 2000 г. федеральная Иммиграция, возмущённая решением квебекского иммиграционного ведомства предоставить нам вид на жительство (что приводило федеральных чиновников в ярость), организовала беспрецедентную акцию медицинского террора, с помощью которого надеялась выдворить нас из Канады. В одно и то же время (!) была организована медицинская травля против меня, моей младшей дочери, и моей мамы. Медицинский департамент федерального Министерства Иммиграции 1) оформлял нам прохождение медкомиссии в разное время, растягивая процедуру на годы и саботируя получение статуса (если в течение года ВСЕ члены семьи не проходили медкомиссию, их иммиграционный статус аннулировался, и весь процесс начинался заново, а Иммиграция присылала документы для медкомиссии на каждого члена семьи с разрывом в 4-5 месяцев); 2) с помощью ложных диагнозов торпедировал иммиграционную процедуру. Медицинский департамент не только придрался к флюорографии моей дочери, но "инкриминировал" мне туберкулёз, а моей маме почечную недостаточность, какой у неё не было и в помине. Решением иммиграции мне предписывалось отправиться "на излечение" в инфекционную больницу (в случае отказа меня должны были туда поместить силой), а маме грозила депортация из Канады. Депортировать её было некуда, но известны жуткие случаи, когда человека отправляли куда угодно (Мозамбик, Тунис, Пакистан, Колумбия), просто бросали на аэродроме. Известны случаи, когда депортированных депортировали, убивали, подвергали пыткам в стране, где их бросили.

Не дожидаясь подтверждения "диагноза", и в нарушение положенной процедуры проверки идентичности флюорографии и описания, 3 ноября 2000 г. (подарок к моему дню рождения: это не шутка!) Иммиграция поставила в известность Infectious Disease Unit, который, также в нарушение законов, принял решение о принудительном лечении в стационаре. От меня потребовали полтысячи долларов и подписи под особым документом, предупреждающим об уголовном преследовании за уклонение от "лечения", и возлагающим жёсткие обязательства на подписанта. В нарушение всех законов, решения Иммиграции были анонимными, без имён и подписей. В нарушение законов, письма Иммиграции были направлены не мне, но в Монреальский Институт Лёгочных Заболеваний, где ранее мне было предписано Иммиграцией пройти флюорографию. Тем самым нарушались мои права на апелляцию и выбор медицинского учреждения для проверочных и дополнительных обследований. Не только законы, но и медицинская этика не давали права вовлечённым в эту историю медицинским учреждениям обращаться со мной, как с носителем туберкулёза, на основании исключительно иммиграционного рапорта (и без мазка и кожного текста!). Выступая посредником Иммиграции, Лёгочная Больница (Институт) и Infectious Disease Unit обязаны были ссылаться непосредственно на флюорографию, то есть провести её экспертизу независимо от иммиграционного ведомства. Они же, наоборот, "заперли" эту флюорографию от меня и моих врачей и адвокатов. Более того, все попытки получить её законным, официальным путём - провалились.

Когда я сам отправился на поиски флюорографии, вскрылись уже совершенно дикие и вопиющие вещи. Выяснилось, что уже в конце 2000 г. медицинские учреждения, помимо прочих функций, стали выполнять жандармско-полицейскую (гестаповскую) функцию, и в них появились "закрытые зоны", доступ в которые закрыт по политическим мотивам (из соображений "государственной безопасности"). Такой "закрытой зоной" может быть отдельный контейнер или ящик, сейф или шкаф, папка в компьютере или жёсткий диск, часть комнаты или комната, несколько помещений с отдельной лестницей. Если рентгеновский снимок, УЗИ, MRI, или что-то другое попадает в такую "закрытую зону": оно фактически изымается из оборота. Подробней об этом можно узнать из одного из дополнений к моей иммиграционной истории.

Именно тогда зародились предпосылки для перевода полицейских на службу уже непосредственно в сами больницы, открытия там "полицейских комнат" (участков), учреждения в больницах "служб безопасности", с тысячами вооружённых, одетых в особую форму и наделённых правами и функциями спецслужб сотрудников, которые стали вмешиваться в очерёдность принятия пациентов и в другие области, и вести себя нагло, агрессивно, вызывающе. К 2001 году в больницах были размещены эсэсовские социальные службы, к тому времени начавшие выполнять уже чисто жандармские функции, чьи полномочия подчас далеко превышают полномочия медицинского персонала. Именно тогда в больницах стали появляться видеокамеры слежения: сначала на входах, в фойе и на коридорах, потом уже и в приёмном покое, в туалетах (включая кабинки!), в лечебных корпусах-отделениях, и в самих палатах! Больницы стали напоминать концлагеря и тюрьмы! Но раньше, чем все другие больницы в Монреале, все эти "нововведения" продемонстрировала Общая Еврейская Больница (о чём ни в коем случае не следует забывать).

Когда заявляется о том, что катастрофа в области канадского здравоохранения произошла из-за нехватки средств, неплохо бы напомнить о том, какие колоссальные средства тратятся на жандармские функции больниц и на всю эту орвеллианскую электронную аппаратуру, шпионящую за посетителями.

Если до 2001 г. медицинский терроризм (репрессии) был возможен, как думается, лишь в сфере деятельности силовых министерств (Иммиграции и спецслужб), и не применялся против лиц, имеющих канадское гражданство, а иммиграционных врачей (не тех, просто получивших лицензию для иммиграционных осмотров, но тех, что работали в самой или для самой Иммиграции) остальные медики презирали, как презирают врачей, присутствующих на пытках и казнях, то после 2001 г. систему медицинских репрессий постепенно расширили на всю сферу здравоохранения.

Вернёмся к моей истории. В ближайшие дни я прошёл рентгеновское обследование, которое полностью опровергло все инсинуации Иммиграции. Этот рентгеновский снимок категорически исключал не только "туберкулёз", но и возможность какого-либо серьёзного затемнения в лёгких 1-го ноября. Однако, отсутствие (врачебно-подтверждённое!) каких-либо симптомов и рентгеновский снимок (с аттестацией-аннотацией двух профессоров-пульмонологов) нисколько не обескуражил Иммиграцию, которая заявила, что этот рентгеновский снимок "не мой". И это несмотря на то, что 1) иммиграционные чиновники получили оригинал из лаборатории Clark LAB, 2) снимок был "покрыт" моей медицинской картой, с моей фотографией, и 3) его очертания соответствовали очертаниям моего тела. Более того, Иммиграция - не прокуратура и не суд, чтобы выносить вердикт по чисто-уголовным делам (к коим относилась бы такая подмена). В деле с "туберкулёзом" имелись десятки других, малых и больших, нарушений и подлогов. В ходе него иммиграционные чиновники совершили массу серьёзных уголовных преступлений, нарушили все возможные в рамках этой истории канадские и международные законы. Но и этого им показалось мало.

17 ноября 2000 года я получил по факсу квитанцию из лаборатории CDL MED LAB, согласно которой я будто бы должен оплатить анализ крови на сифилис, который, как будто, по требованию Иммиграции, обязан был сделать (и, якобы, сделал 31 октября 2000 г.) только там. На самом деле я никогда не делал такой анализ, и никогда вообще не был в лаборатории CDL MED LAB.

20 ноября раздался анонимный звонок из Иммиграции (был назван номер моего иммиграционного файла и другие детали). Говоривший обвинил меня в том, что при въезде в Канаду я утаил от канадских властей тот "факт", что "заражён" целым рядом инфекций, среди которых чума, туберкулёз, гепатит, холера, ВИЧ и сифилис. Раньше всех был назван ВИЧ, а потом, после странной паузы, последовало перечислений других заразных болезней.

Разве не перекликается эта хулиганская выходка с фактом получения мной всего лишь через месяц "неуловимой" инфекции (январь, 2001), и злостным саботажем её диагностики и лечения? Разве не перекликается "пропажа" многих и многих анализов (их "изъятие") с историей недоступности "туберкулёзной" флюорографии (перекрытием доступа к ней Иммиграцией)? А что, если расценить звонок из Иммиграции не как чисто-хулиганскую выходку, но как угрозу заразить меня вирусной или бактериологической инфекцией, приведенную в исполнение месяц спустя?

Обратим внимание на следующие факты. Когда история с туберкулёзной фальсификацией грозила перерасти в международный скандал (была оформлена официальная жалоба в Комиссию по Правам Человека ООН, отправлены сотни писем зарубежным политическим деятелям и активистам, в газеты и журналы), Иммиграция отступилась, признав-таки рентгеновский снимок моим и отойдя от первоначального плана во что бы то ни стало тупо игнорировать его (и заключения "гражданских" - не иммиграционных - врачей). К тому времени у меня было на руках и освидетельствование иммиграционного врача, доктора Жионакиса, который написал, что никакого туберкулёза у меня нет и не могло быть.  

Но, чтобы продлить издевательства, эти уроды не сразу признали своё поражение, а дотянули до рождественских каникул, то есть до конца декабря. Таким образом, инфицирование произошло как продолжение всё той же иммиграционной драмы, вернее, её медицинской стадии, на которой всю инициативу взял на себя медицинский департамент министерства. Оставили в покое только меня одного, а над мамой издевались ещё не один год, доведя её до инсульта.

Особый смысл заложен в самой хронологии. Ведь в период Нового Года чуть ли не все кабинеты врачей закрыты, и в первые дни симптоматики я не попал ни к одному врачу. Дежурные поликлиники не работали. Оставалось обратиться в "Скорую помощь", но я знал, что меня там ждёт отнюдь не дружеский приём. Особенно с моей "ничему не угрожающей" проблемой. И доктора Жаста я застал случайно: он собирался уезжать, но отменил поездку. Не слишком ли много совпадений?

Но и этот экскурс в прошлое не ставит точку. По чьему приказу, или по чьей просьбе иммиграционное ведомство так жаждало расправиться со мной? Какие мотивы толкали чиновников не на должностные, а на чисто-уголовные преступления? На этот вопрос даёт ответ изучение моего иммиграционного файла, в котором отыщется не одно свидетельство вмешательства израильского консульства в ход нашего иммиграционного дела.

В тот период Министерство Иммиграции возглавляли канадские евреи-сионисты, лица с израильским гражданством, члены еврейских общин, активисты Джаяса (Еврейского Конгресса), выходцы из семей, члены которых состояли в числе приближённых к сионистской верхушке. Министры, сменявшие друг друга, их заместители, иммиграционные офицеры и судьи, секретари и координаторы, и другой персонал иммиграционного ведомства сплошь состоял из лиц с израильским гражданством, или с потенциальным израильским гражданством (по "закону о возвращении"). Офицеры и судьи с французскими и английскими фамилиями сплошь и рядом оказывались принявшими иудаизм индивидуумами, членами масонских лож, или связанных с синагогой сект. Перед ними Израилем была поставлена задача не допустить потока израильских беженцев в страну кленового листа. "Еврейское государство" стало терять своё пушечное мясо: сотни тысяч его солдат и рабов стали покидать "землю обетованную" в массовом порядке. Причина: дискриминация, преследование новых русскоязычных иммигрантов в Израиле, невиданные издевательства, беззакония, беспредел.

В нарушение презумпции невиновности и положения о конфликте интересов, государственным обвинителем (офицером) на моём процессе была ярая сионистска, ивритоязычная сефардка Малка, не скрывавшая ненависти к нам из-за нашего отношения к "Еврейскому Государству".

Моим делом в медицинском департаменте Министерства Иммиграции занималась однофамилица экс-главы Еврейского Конгресса: по словам знающих людей - его родственница.   

В Министерстве Иммиграции Канады ничего не делалось и не решалось без приказа заинтересованного иностранного государства, или, по меньшей мере, без оглядки на Тель-Авив. Нет абсолютно никакого сомнения в том, кто инициировал поддельный рапорт о "туберкулёзе", кто стоял за чеком из лаборатории, за звонком из Иммиграции. Сам стиль этих бандитских разборок: не канадский. Психология заказчиков, их методы и приёмы: не местные. Это стиль израильского Моссада.

Всё это прекрасно экстраполируется на сегодняшний день. Мои визиты к врачам, мои поездки для сдачи анализов в ту или иную лабораторию могут прослеживаться, а если так, то тогда действуют с опережением по меньшей мере на полчаса. Кто стоит за интересом, если есть интересанты? Тот, к кому стекается вся полнота информации. Чьи камеры наблюдения стоят на общественном транспорте в Монреале, в подземных переходах, торговых центрах, и т.д.? Камеры "Веринта", фирмы, за которой стоит Моссад и которая "вылупилась" из 2-х основанных в Израиле компаний. Оборудование "Веринта" установлено не только в метро. Эта иностранная фирма фиксирует передвижения по городу каждого жителя Монреаля. Запись на приём к врачам производится через вэб сайт, но кто стоит за поставкой программного обеспечения и его эксплуатацией? Израильские компании, или подставные компании, за которыми стоят израильские фирмы (тот же Моссад). То же можно сказать и о программном обеспечении учётно-регистрирующего программного обеспечения больниц и поликлиник. У кого самая удобная возможность "стереть" данные о том или ином анализе, от регистрации направления - до результатов? Правильно, у тех, кто контролирует программное обеспечение. В "Матрице по-канадски" описано тотальное внедрение Моссада в муниципальную и министерско-ведомственную структуру Монреаля и Северной Америки в целом, названы десятки израильских компаний, которые полностью контролируют сферу подслушки телефонов, видеонаблюдения за гражданами и их личной жизнью, "безопасности" и "охранной" деятельности, компьютеризированной документации муниципальных и медицинских учреждений, министерств и ведомств.

Во главе Канады стоит контролируемая Израилем подставная фигура Стивена Харпера. Премьер-министр Квебека: скрытый масон и сионист Жан Шаре, личный друг Буша и Нетаньяху. Мэр Монреаля: ручной зверёк израильского Моссада, мальчик на побегушках, связанный с мафией, самый коррумпированный за всю историю мэрии Жеральд Трамбле. То, что эти люди - не евреи "по происхождению", как французские Саркози и Голанд, ни о чём не говорит. Они по задний проход сидят на израильском крючке. Все трое: бессменные руководители уже не один срок (каденцию), и намерены никогда больше не допустить демократических выборов, оставаясь на своих постах по гробовую доску. Они пожизненные диктаторы, и потому (отнюдь не из-за студенческих волнений) вводят законы чрезвычайного положения, отменяя - теперь уже и формально - свободу слова, право на демонстрации, забастовки, собрания. Им не нужны концлагеря. Они превратили все крупные города Канады в огромные электронные тюрьмы, где каждый узник находится под наблюдением 24 часа в сутки. Как, имея такую огромную власть, контролировать активистов и диссидентов, не бросая их в тюрьмы и не лишая их жизни? Сделать так, чтобы диссидентам было не до активистской деятельности! Среди прочих мер давления (подрыв социально-экономического статуса, порча личного имущества, административный террор, травля полицией, и т.п.) подрыв здоровья занимает одно из видных мест.

Под властью мэра Трамбле происходит то, что происходило в Москве под властью Ельцина и Лужкова, только в ещё более широких масштабах. Полным ходом идёт захват и делёж общественного имущества. С помощью кумовства, влияния, и, по-видимому, взяток (иначе не может быть) строительные компании оголтело захватывают общественные земли и объекты - парки, скверы, зелёные зоны, площади и бульвары, - и на этих землях ставят поразительно некачественное, дешёвое для строителей, уродливое до жути, но фантастически дорогое для покупателей жильё. Историческая застройка, памятники архитектуры, истории, природы подвергаются хищническому истреблению, масштабы которого превзошли всё, что город знал в прошлом. Этот уровень культурного геноцида (разумеется, в рамках и масштабах города Монреаль) можно вполне сравнить с подобными преступлениями Гитлера, Сталина, или Чаушеску. Коррумпированные и коррумпирующие карманные ремонтные службы мэрии по 30 раз ремонтируют один и тот же участок улицы или дороги, перекрывают одновременно по 10 параллельных улиц, довели состояние дорожного покрытия до катастрофического состояния, позорного даже для самых бедных стран Третьего Мира. Нет никакого сомнения в том, что происходит невиданное по масштабам, грабительское расхищение городской казны, сумм, поступающих от налогоплательщиков, отмывание грязных денег. Можно предположить, что используются материалы самого низкого качества, проходящие в накладных как высококачественные; практикуется подлог объектов и накладных, и, вероятно, проводятся другие крупные мошеннические операции. В такой атмосфере крайнего цинизма и неподотчётности власти всё становится возможным, любые преступления и нарушения могут иметь место. На фоне этой невиданной коррупции и хищений резкое повышение платы за обучение видится вызывающим.

С начала 2012 года весь Квебек, а теперь уже и вся Канада охвачены справедливым народным восстанием против тиранического фашистского режима произраильской диктатуры. Студенты не учатся (бастуют) уже полгода. Уличные демонстрации выводят на улицы до 300 тысяч человек. Бастует канадская железная дорога. Бастует Школа Полиции. В ответ оккупационный израильский марионеточный режим, вместо переговоров, ввёл военное положение ..., бросил на демонстрантов карателей и полицию.

Стреляют резиновыми пулями и газовыми снарядами. Есть убитые и раненые. Если бы такое сделали в Беларуси - весь Запад бы встал на дыбы. А в Канаде происходит покруче - и всё тихо-спокойно. Принципиально новое развитие: аресты уже не одних только демонстрантов, но полицейские ночные рейды, аресты активистов на дому. "Чёрные Воронки" ездят, шастают по всему Монреалю; каратели хватают студенческих и не студенческих активистов и бросают в тюрьму. Арестована дочь лидера одной из двух оппозиционных партий Квебека.

Полиция действует с редкой, необъяснимой и не требуемой возникающими ситуациями жестокостью.

Та же жестокость распространяется не только на демонстрантов, но и на бытовые ситуации.

В ответ на российский Майдан и на оранжевые революции в арабских странах Харпер, Шарэ и Саркози (их подконтрольные медии, их внешнеполитические ведомства) визжали, что Путин - диктатор, которого надо сместить (читай: убить), Каддафи - диктатор, которого надо убить; Мубарак диктатор, которого надо убить. Но когда сами они в ответ на волну демократического, антидиктаторского движения бросают на народ спецназ и полицию, проводят десятки тысяч арестов: тут явные двойные стандарты. Если за те же самые действия Каддафи (по их мнению) заслуживал казни, они сами подписали себе виртуальный смертный приговор.  

Объективные законы общественного сознания таковы, что распространить израильское "государство-тюрьму" на весь мир (что сейчас и делается) невозможно. Если бы не вспыхнуло народное восстание: власти всё равно стали бы убивать людей и бросать их в тюрьмы. Таковы законы диалектики развития тиранических режимов. Сегодня, как и в эпоху Гитлера-Сталина, все режимы превращаются в тиранические, от России до Канады, и от Канады до Австралии. Отменяются конституционные права, вводятся диктаторские законы. Запрещаются демонстрации, либо на их участников налагаются гигантские штрафы. Только тупицы или провокаторы изолированно видят в этом исключительно волю национальных лидеров. На самом деле у всех этих тихих диктаторских переворотов один заказчик, один хозяин. Как, в своё время, у Гитлера и Сталина.

Драма моих мытарств и преступного саботажа диагностики и лечения должна послужить уроком для тех, кто ещё пытается найти компромисс в своих отношениях с предательской властью. По законам причинно-следственных связей, то, что происходит сегодня: следствие этого компромисса.

         Монреаль, 7 июня 2012 г.