Лев ГУНИН

ГЕСТАПОВСКИЕ МЕТОДЫ ЕВРЕЙСКОГО ГОСПИТАЛЯ

СОДЕРЖАНИЕ

1) Предыстория: репрессии советские и другие

2) Преступления канадской Иммиграции, "заказанные" еврейскими кругами (использование медицины в политических целях)

3) О том, что случилось в госпитале

Тому, что произошло в этом году с моей мамой в Монреальском Еврейском Центральном Госпитале, предшествовал целый ряд драматических событий, самыми ужасными их которых является использование медицины в политических целях.

Вслед за жуткими гитлеровскими и сталинскими методами даже брежневские психушки были уже "послаблением". То, что творится в Израиле, где ивритоговорящие врачи отказываются лечить "русских" и где медицинские учреждения использовались в свое время для "экспроприации" йеменских детей, - это реминисценция даже не брежневской диктатуры. Если добавить сюда гипотезы, высказанные в свое время А. Орловским, Ж. Демченко и другими: о том, что Израиль является одной из крупнейших в мире перевалочных баз подпольной торговли донорскими органами убитых для этой цели в разных странах детей и где, согласно другим гипотезам, некоторое число новых иммигрантов было убито с целью получить из них донорские органы, то вырисовывается картина запредельно-нечеловеческая. В своей основной работе о русском геноциде в Израиле в 1980-х годах (я имею в виду "ГУЛАГ Палестины") я приводил материал о том, как новый иммигрант был сбит машиной "Скорой Помощи", увезен в больницу "Бейлинсон", где - якобы - скончался от травм, а его органы (без получения согласия родственников!!!) были превращены в донорские и имплантированы нескольким реципиентам. Это не единственная подобного рода кошмарная история, связанная с израильским "здравоохранением". Об отказе ивритских врачей оказать медицинскую помощь даже умирающим детям написаны целые тома (сошлюсь на Савелия Кашницкого и десятки других русских журналистов). В списках самых авторитетных международных организаций (в том числе Международной Комиссии по отмыванию грязных денег) Израиль всегда занимает первые места по торговле секс рабынями и детьми, контрабанде оружия и наркотиков, бриллиантов, отмыванию грязных денег. Россия то "вылетает" из этого списка, то вновь там появляется, а вот Израиль там долгожитель, иными словами - ватик (вспоминайте ивритский жаргон).

После этого вступления позвольте перейти к предыстории.

Так случилось, что со школьной скамьи я оказался на заметке у КГБ. Годы преследований, провокаций, остракизма, избиений, административного давления, изоляции не подорвали моей воли, не образовали пустыни вокруг меня, стены между мной - и моими единомышленниками. Меня травили, избивали, запугивали, поломали мою музыкальную карьеру, заставляли время от времени погружаться в нищету и бесперспективность. Не смотря ни на что - вокруг меня всегда были друзья, мне удалось получить неплохое музыкальное образование, создать семью, добиться сравнительно больших литературных успехов, написать неплохие по уровню того времени музыкальные произведения, сделаться достаточно известным в некоторых авангардистских кругах Москвы и Петербурга. Иногда мне приходилось в буквальном смысле убегать из родной Беларуси - и какое-то время жить в Польше, Литве, Франции, Германии, в Одессе, Москве и Петербурге. В отличие от других еврейских диссидентов, я не был расистом - "защитником" исключительно еврейских прав. Мои правозащитные интересы были гораздо шире. Я был связан с Сендеровым, с Батшевым, с НТС, с корреспондентами западных СМИ в Москве, с политическими консультантами западных посольств и правительств. Именно поэтому мои частые контакты с израильскими эмиссарами заставили мои не зашоренные глаза вылезть из орбит. Эти люди были наглыми, нетерпеливыми, авторитарными, без хороших манер и хорошего воспитания. Правда, долгое время я принимал молодых людей из западных стран, засылаемых Сохнутом, за израильтян, и это поддерживало некоторые иллюзии, но скоро разобрался, кто есть кто. Я понял, что ментальность тех из эмиссаров, что родились в Израиле и получили там образование - это ментальность фашистов, сталинистов и зверей. Они ненавидели тех, кто родился в СССР (и даже тех, кто происходил от рожденных в СССР) лютой ненавистью. Их единственной целью было уничтожить советское еврейство, спровоцировать массовый исход евреев из СССР, а потом (в Израиле) - добить. Именно израильские спец. службы сформировали чудовищную про-израильскую юную гвардию, типа комсомольцев 20-х годов или Гитлерюгенд: еврейскую политическую мафию, узурпировавшую власть в еврейских общинах на территории СССР, и добивавшуюся своих целей с помощью шантажа, угроз, мошенничества, воровства, избиений, заговора и других преступлений. Из этих бандитов в будущем и сформировались израильские русскоязычные либерманы.

Как многие еврейские патриоты, я сначала хотел уехать в "еврейское государство". Однако, общение с эмиссарами из Израиля, столкновение с опекаемой израильскими бандитами еврейской политической шпаной развеяли мои последние иллюзии. И тогда я стал серьезно воспринимать статьи и книги, в которых описывалось, как Бен-Гурион изначально планировал трансфер и убийство арабского населения, как светские еврейские сионисты с 30-х годов (а, может быть, и раньше) стали орудием всемирного антисемитизма, с их помощью надеявшегося решить "еврейский вопрос": выдворить евреев из Европы в Палестину. На меня обрушились горы информации о сотрудничестве сионистов с гитлеровской верхушкой и с Гестапо, о том, что сионисты приняли косвенное (а, может быть, и прямое) участие в уничтожении европейского еврейства, о прямых фашистских тенденциях в сионизме, об открытых сионистских союзниках фашистской Германии Яире Штерне и Ицхаке Шамире, и других, о современном терроризме, еще одном изобретении сионистов. Например, польский журналист Юлиус Янишевский, собиравший сведения о преступлениях сионистов, писал: "Во всем мире считают, что слово "терроризм" связано прежде всего с мусульманами. (...) На самом деле первый терроризм на Ближнем Востоке появился как еврейский терроризм, связанный с делом евреев, боровшихся за свое государство в Палестине". Янишевский приводит типичные методы сионистского терроризма: взрывы бомб, подложенных сионистами, похищения, экзекуции (покушения), шантаж - и называет их "лишь крошечной толикой" в списке террористических методов сионистов. Янишевский называет все сионистские организации - банду Штерна-Шамира, Иргун, Хагану с Пальмахом, и другие - террористическими бандами. Наиболее кровавым злодеянием сионистских террористов из банды "Хагана" на Святой Земле был взрыв гостиницы "Кинг Дэйвид" в 1946-м году. Всю эту операцию планировал и осуществлял Амихай Пелгин, член Хаганы. В результате взрыва погибли не только британцы, но также арабы и евреи. Террористический характер "еврейского государства" вполне отражен в книге "Дорогой лжи" Виктора Островского, высокопоставленного сотрудника МОССАДа, сбежавшего в свое время в Канаду. Островский пишет, что МОССАД всегда пользовался и пользуется террористическими методами, не брезгуя взрывами бомб даже в странах - союзниках Израиля, торговлей наркотиками, контрабандой оружием, связями с мафией и поддержкой крупнейших нарко-картелей.... МОССАД первый изобрел письма-бомбы, которыми пользовался для убийств критиковавших нарушения прав человека в Израиле журналистов.

Как я доказал в свой работе "Почему Израиль против дня победы?", государство Израиль - единственный исторический наследник и детище фашистской Германии, но было бы правильнее и точнее - фашистской Германии и сталинской России.

Поэтому не удивительно, что единственным способом общения с арабскими соседями это государство-террорист выбрало геноцид.

К примеру, 9 апреля 1948 года, в пятницу (для мусульман - примерно то же, что для евреев суббота!) два вооруженных еврейских отряда ворвались в арабскую деревню Дейр-Ясин в окрестностях Иерусалима, устроив кровавую резню. Еврейские мясники убили около 300-сот человек: мужчин, женщин и детей. Таким вот образом "очищалось место" для "еврейского государства". Руководил этой бойней ни кто иной как "товарищ Бегин", да, то самый Бегин, будущий создатель блока "Ликуд" и Премьер-Министр Израиля. Потом была трагедия арабского поселка Тантура, в 1948-м году захваченного 33-м батальоном бригады "Александрони". Израильские солдаты устроили массовую бойню, убивая жителей Тантуры; по некоторым данным (расходящимся с данными Каца) - полтысячи человек. Потом были сотни таких Дейр-Ясинов и Тантур, известных или оставшихся безвестными. Потом были массовые пытки, бандитское вторжение в Ливан, были зверские массовые убийства в Сабре и Шатиле, к которым был причастным еще один изверг - Шарон. В 1950-х годах был спланирован и осуществлен геноцид евреев-выходцев из Йемена, у них отобрали детей, каких передали бездетным ашкензским семьям, продали в Южную Америку или использовали для медицинских экспериментов, а через пару десятков лет Шарон с Шамиром спланировали и осуществили русский геноцид.

Уже к концу 1980-х годов я понимал, что ехать в Израиль, служить там в израильской армии - это то же самое, что воевать на стороне Сатаны.

Однако, в 1991-м году - не без участия сионистской мафии - я был депортирован в Польшу с навязанной мне израильской визой. Моя семья и мать выехали со мной. В Варшаве, где мы должны были пересесть на другой поезд и отправиться в Германию, нас окружили израильские агенты и, после жуткого скандала, в присутствии моих друзей и польских полицейских, схватили нас и силой доставили сначала в специальную гостиницу, потому в аэропорт и - оттуда - в Израиль. Так я оказался пленником Израиля. Нас удерживали в Израиле три с половиной года, не давая разрешения на выезд даже после того, как все проблемы с "долгами" за "корзину абсорбции" были урегулированы. Мои жена и мать выезжали из страны в Беларусь, но меня израильские власти не выпускали. В Израиле над нами поиздевались не меньше, чем в СССР. Запрет на работу в стране, непризнание диплома, отказ в выплате пособия, требования платить непонятно какие налоги, избиения, медицинские и административные репрессии - всего этого было в избытке. Вырваться из Израиля удалось с косвенной помощью Amnesty International.

В Монреаль мы прибыли осенью 1994-го года в качестве просителей статуса беженцев.

Только через 5-6 лет выяснилось, что к нашему приезду заранее хорошо подготовились. Израильское посольство и еврейские организации (по-видимому, главным образом Бней Брит) уже ждали нас. Был выбран адвокат, секретарша которого, Элеонора Бродер, стучала на израильское посольство, иммиграционный врач, Ванда Бжезинска, родственница бывшего гос. секретаря Збигнева Бжезинского, которая была полностью к услугам криминальных элементов в канадской федеральной Иммиграции и правых экстремистов, и агент секретных служб, госп. Буржель, связанный с израильским посольством. При помощи невероятного, достойного сталинских палачей, психологического давления на мою жену и мать, а также обманов, подлогов и мошенничества, нас заставили стать клиентами именно этого адвоката и этого иммиграционного врача, поселиться в гостинице, где обысками, проверками и рапортами в Иммиграцию занимался упомянутый выше Буржель (кстати, по слухам - бывший сотрудник польской госбезопасности). Не буду описывать всех криминальных методов, с помощью которых ставленники еврейских кругов в Иммиграции и израильские агенты торпедировали наше беженское дело. Вскоре после нашего приезда "мягкий" Министр Иммиграции Серджо Марки был заменен ставленницей сионистов, страшной Люсьен Робияр. Эта неистовая сионистская активистка, не-еврейка, прониклась такой одержимостью к сионистской идее, что поехала добровольцем в киббуц, где прожила пять лет. По-видимому, она получила израильское гражданство, что следует из ее косвенных реплик. Весьма характерно ее высказывание в интервью телестанции Си-Ти-Ви, в ходе которого она призналась, что не любит Канаду (Министр канадского правительства!), особенно большие города - Монреаль и Торонто, - но зато испытывает ностальгию по Израилю, стране с "прекрасными, теплыми человеческими отношениями". Наверное, из-за этой ностальгии она обрушилась на беженцев из Израиля, называя их предателями, "фальшивыми беженцами", преступниками и лгунами. Она проявила себя садистской, явно получавшей наслаждение от того, что депортирует десятки тысяч людей (за время ее правления примерно 40 тысяч), из них тысячи людей - на верную смерть. Ее муж, не менее лютый адвокат и судья по белам беженцев, ЛаСаль, в течение многих лет был бессменным председателем Общества Канада-Израиль, теневой структуры израильского правительства в Канаде. Ни один (!!!) беженец (если не считать специально засланных Израилем в Канаду стукачей) из Израиля не получил от ЛаСаля статус беженца! Не менее жестокими были палачи - иммиграционные судьи еврейского происхождения - Дорион и Барбара Бергер. Черного расиста Буарона, выходца из Гаити, тоже бросили на дела белых беженцев из Израиля. Как любил шутить С. Е. - тоже соискатель "беженской премии", на дела эфиопов, беженцев из Израиля, поставили бы белого расиста! Прославилась своей жестокостью иммиграционный офицер Юдит Малка, "эсэсовка"-сионистка сефардского происхождения. Еврейские круги внедрили в иммиграционное ведомство и в Федеральный Суд целую команду своих активистов, задача которых была: не допустить беженцев из Израиля в Канаду.

Достаточно упомянуть "причины", по которым нам отказали в статусе беженцев: мы, дескать, не захотели изменить свои убеждения и взгляды, а потому сознательно вызвали гнев Израильтян (евреев), которые почувствовали себя тем самым оскорбленными, и 2) все иммигранты из бывшего СССР являются собственностью государства Израиль: так как средства на их ввоз туда были предоставлены Государством Израиль и Сохнутом (Еврейским Агентством), и - кроме того - каждый иммигрант получал г р о м а д н у ю денежную помощь, бесплатную одежду, питание, медицинское обслуживание, жилье и т.д. Каждый, имевший счастье побывать в стране "построенного сионизма", способен осознать, сколько в этом заключении ненависти и лжи (не говоря уже о естественно напрашивающемся вопросе: а где ваши, господа на Западе, пресловутые права человека, право на свободу самовыражения, на свободу собственного мнения и религиозную свободу?).

Где ваши, канадские депутаты и другие "представители народа", законы о конфликте интересов, если израильские граждане и неистовые сионские активисты были поставлены решить судьбы беженцев из Израиля? Если в решение беженских и прочих иммиграционных дел было вовлечено (посвящено - и принимало самое активное участие: например, в н а ш е м деле) израильское посольство?

И вот тут мы подходим к проблеме использования некоторыми властями Канады, ставленниками еврейских кругов, медицины в политических целях.

=======================

Как я уже упомянул выше, мы прибыли в Монреаль осенью 1994-го года. Уже в ноябре того же года - через две недели после нашего приезда - иммиграционный врач Ванда Бжезинска отправила в департамент Иммиграции, который называется Медицинские Услуги Иммиграции (Immigration Medical Services) рапорт, в котором указала, что моя мать страдает от сердечной и почечной недостаточности, а у меня и у моей жены она "подозревает" туберкулез. Это было сделано Бжезинской, конечно, по заданию Иммиграции, вернее, про-израильских активистов в Иммиграции, которым надо было подстраховать их людей в отделе по беженцам и в Федеральном Суде на тот случай, если мы бы все-таки "проскочили". Тогда по закону 1996-го года (да, я не оговорился) нам все равно не дали бы статус (вид на жительство) в Канаде, так как "люди, лечение которых потребует средств, превышающих возможности канадской системы здравоохранения, считаются "не принимаемыми". В 1994-м году этого закона еще не было; это один из драконовских законов, введенных с подачи страшной Робияр. Таким образом, в "медицинские репрессии" против меня и моей семьи изначально были вовлечены люди на очень высоком политическом уровне, какие были хорошо осведомлены, что такой закон будет принят.

О рапорте, сделанном Бжезинской, мы в то время ничего не знали. Вся эта афера проявилась только шесть лет спустя. Только тогда стало понятно, почему нам несколько раз отказывали в разрешении на работу и посылали на дополнительную флюорографию. Ничего не сказала Бжезинская ни моей маме, ни мне о мамином "диагнозе" "сердечная и почечная недостаточность". За пять лет, в течение которых мама была ее постоянной пациенткой, Бжезинска ни разу не направляла ее ни к урологу, ни к нефрологу, ни к кардиологу, ни на кардиограмму, ни на проверку работы почек. Это делалось потому, что существовала возможность, что мнение, допустим, кардиолога - разойдется с "диагнозом" Бжезинской и медицинского отдела Иммиграции, а кардиограмма или другой тест вдруг покажет "не то, что нужно".

Примерно в одно и то же время - когда я и моя семья, мы получили "добро" по гуманитарной программе, а мама вышла замуж за канадского гражданина и стала проходить по программе "супруги канадских граждан", на нас обрушились медицинские репрессии. Иммиграционный офицер, проводившая интервью (по странному совпадению с фамилией сионистки Малки - мадам Руа (по-французски - король, королевский), прямо на интервью отказала маме в статусе "по медицинским причинам". Это было не только грубое нарушение иммиграционного законодательства, но также конституционных, гражданских и даже криминальных законов! Иммиграционный офицер, не врач - не имела никакого права вмешиваться в медицинские вопросы: это кроме нарушения процессуального иммиграционного кодекса: ведь задача интервью только выявить, не является ли брак фальшивым. Позже госпожа Руа заменила это решение на другое, то есть, этот ход был сделан в значительной степени для того, чтобы подвергнуть мою мать стрессовому состоянию. Мадам Руа вела себя грубо и вызывающе.

В течение дальнейших мытарств моя мать неоднократно подвергалась умышленно грубым нападкам со стороны Иммиграции, получала необоснованные угрозы, письма с угрозой депортации, хотя никакая депортация не ожидалась и вообще не была возможна. Мою мать систематически заставляли вновь и вновь проходить сложные и дорогостоящие медицинские тесты и диагностические обследования, и, когда выяснялось, что не проявилось того, что нужно Иммиграции, мать гнали на другие обследования - и так вновь и вновь! Ее вызывали с мужем в Иммиграцию по совершенно необоснованным причинам или вообще без всякого повода, при этом выбирая самую неподходящую погоду: снежную бурю или дождь, когда вода стояла кругом по лодыжки. Два раза после таких вызовов мать и ее муж, девяностолетний старик, серьезно простуживались.

Дважды производились грязные манипуляции с рентгеновским снимком грудной клетки. Была сфальсифицирована эхокардиограмма, которую мама сделала в клинике Нью Брунсвик. Но даже эта фальсификация оставляла двойственное прочтение и неоднозначно не подтверждала инсинуаций медицинских иммиграционных палачей. Иммиграционный офицер китайского происхождения, госп. Чу, слал моей маме угрожающие письма, чтобы подвергнуть ее дополнительному стрессу: а вдруг это сработает, и здоровье моей матери резко ухудшится. Он назвал ее в одном из таких писем "угрозой общественному здравоохранению Канады и канадскому обществу"! Он вызывал ее в Иммиграцию без всякой причины. Мы собрали несколько альтернативных медицинских мнений врачей, которые были не согласны с Иммиграцией в диагностировании моей матери. "Проблема почек" была совершенно отметена как вообще абсурдная, нелепая. Были сделаны по приказу Иммиграции десятки анализов и обследований - показавших, что почки у моей мамы работают совершенно нормально. Тем не менее, Иммиграция слала новые письма, в которых утверждали, что, якобы, мама не выполнила требования Иммиграции - и не прошла той или иной процедуры, не сделала того или иного анализа. В конце каждого такого письма имелась приписка, что, если мама отказывается выполнить требования Иммиграции, она будет депортирована в течение двух недель! Иммиграции предъявлялись копии квитанций, факсов, посылались новые и новые копии результатов пройденных процедур и анализов. Иммиграционный врач Джианнакис, к которому мы обратились после Бжезинской, тратился на звонки в Оттаву, посылал новые и новые факсы, доказывая, что требуемые анализы и процедуры моя мать выполнила - но угрожающие послания продолжали поступать!

Той же самой тактики придерживались иммиграционные изверги и с "проблемой сердца". Вот что вкратце происходило на "мамином фронте".

Со мной поступили не менее вероломно и жутко. Меня обязали пройти флюорографию не в какой попало лаборатории, а именно в Иммиграционной. Это сразу же насторожило и вызвало неприятие. Конечно, это решение было незаконным, и его можно было оспорить. Но ни физических, ни психических сил на это не было, и - главное - не было никаких финансовых средств. Иммиграционные власти просто разорили маму и ее мужа. Мама не получала все это время никакого пособия, никакой пенсии, до тех пор, пока не прояснится вопрос статуса, и потом - еще два года не имела права получать. Моя финансовая ситуация была просто катастрофой! Неприятности после "иммиграционной флюорографии" не замедлили начаться. Не позаботившись о повторном снимке, "забыв" о том, что даже по рентгеновскому снимку, не то что по флюорографии, нельзя поставить такой диагноз, мне ставят диагноз "туберкулез" - и 6 ноября 2000 года присылают (от имени Института Грудной Клетки, который в своем письме в свою очередь сослался на Иммиграцию (вот где надо было поучиться даже сталинским лицемерам) письмо, где написано, что я должен немедленно явиться на дальнейшие тесты (кожный и другие) и для прохождения "лечения от туберкулеза" в инфекционное отделение Туберкулезной (!) больницы (где был бы наверняка инфицирован!), приготовив такую кругленькую сумму, какой у меня не было и в помине. Там же говорилось, что в случае моего отказа против меня будет возбуждено уголовное дело и мне будет грозить либо депортация, либо иммиграционная (или просто) тюрьма. Кроме того, тогда я могу быть подвергнут принудительному лечению. Письмо никем (!) не было подписано - то есть, на самом деле являлось анонимным. Я тут же побежал в самую солидную лабораторию, сделал рентгеновский снимок, который аттестовал профессор-пульмонолог. Этот специалист самого высокого класса написал заключение, что легкие у меня совершенно чистые, что никаких отклонений, а также следов текущего или застарелого туберкулеза нет и в помине. На этом я не успокоился: побежал в одну больницу, где за деньги делают копии рентгеновских снимков, и сделал на всякий случай две копии. С одной из копий я пошел к другому пульмонологу, тоже профессору, автору нескольких книг по заболеваниям легких, который аттестовал снимок - и написал то же самое, что и первый профессор.

15 ноября я направил письмо, опротестовывающее действие Иммиграции и администрации этого медицинского учреждения - в Монреальский Институт Груди.

Главными пунктами этого письма были: 1) Эти и другие анонимные письма будут впредь игнорироваться. 2) Процедурные требования были нарушены (Иммиграция должна была прислать письмо мне (моему врачу), но не в больницу. 3) Нарушив их, Иммиграция лишила меня конституционного права выбрать учреждение, где пройти - если потребуется - дополнительную проверку. 4) Больница от имени Иммиграции приказала, чтобы я подписал constat и явился в Инфекционное Отделение, следовательно, со мной незаконно обращаются как с носителем TB, на что не имели никакого юридического права до тех пор, пока не представлены бесспорные медицинские доказательства. 5) Медицинская этика не должна была позволить никому обращаться со мной таким образом на основании лишь заявления Иммиграции. 6) Единственный снимок (и только снимок вообще, тем более - флюорография) не может определять, является ли затемнение (если оно есть) туберкулезным, или пневмонией, бронхитом, либо комбинацией (см. медицинские книги). Любые выводы, основанные на только одном снимке, смешны, пристрастны и незаконны. 7) 14 ноября я сделал другой снимок - рентгеновский. Он показал, что нет никаких затемнений, никаких отклонений от нормы и (как мои медицинские советники сказали) не могло быть 2 недели назад, особенно туберкулезноподобных. 8) Посылая меня в Инфекционное Отделение меня могут подвергнуть контактам с реально инфицированными. 9) Для выяснения ситуации мне просто должны были назначить повторный снимок. 10) Я указал ряд причин, почему я не мог бы быть инфицирован TB: всякое отсутствие симптомов, отсутствие общения с туберкулезными больными, отсутствие семейной истории, и т.д.

17 ноября лаборатория CDL MED прислала мне по факсу квитанцию, утверждая, что я должен оплатить анализ крови на сифилис, который якобы я сделал 31 октября 2000, и должен был (мог) пройти только в их помещении. Однако, я никогда не делал этого анализа крови, и даже никогда не был в CDL MED. 20 ноября я получил (анонимный) звонок из Иммиграции, и был обвинен в сокрытии того, что был инфицирован спидом на момент въезда в Канаду! В ответ на эти инсинуации я послал запрос в архив Reddy Memorial Hospital и звонил туда много раз, чтобы получить копии моих анализов крови и рентген-снимков. После многих непонятных задержек, выписки все же были получены. Они опровергали все инсинуации Иммиграции. 28 ноября, 2000 Иммиграция постановила, что имеется сомнение в том, что рентген от 14 ноября мой. Однако, они получили оригинал документа из лаборатории Clark - и не было абсолютно никакого юридического основания сомневаться в нем! Была также высказана инсинуация, что не я, но кто-то другой вместо меня пошел и сделал этот снимок. Однако, стоимость рентгена была покрыта моей медицинской картой, на которой есть моя фотография! Кроме того, Иммиграция - не криминальный суд и не имеет никакого права выносить криминальные приговоры (а это то, что они делают). Они просто обезумели от злости! Они потребовали оригинал рентгена, сделанного в Clark LAB (в то же время, возможно, что Иммиграция сообщала MCI, что рентген от 1 ноября потерян!). Далее - они настаивают, что я так или иначе должен быть направлен к ИХ специалисту-пульмонологу!

Манипуляция медицинскими диагнозами ведет к потенциальной возможности принудительного лечения от того, чем человек не болеет, а, через это, к его убийству. Вот как далеко пошла Иммиграция, преследуя меня.

Важно отметить, что прохождение медицинской комиссии автоматически назначается Иммиграцией в связи с завершением иммиграционного дела. В нашем случае никакого прохождения медицинской комиссии нам назначено не было. Нас заверили, что проходить медицинскую комиссию нам не понадобится, и на наши просьбы, а потом даже требования все-таки назначить комиссию, неизменно отвечали отказом. Позже прислали приказ пройти комиссию только моей жене. Их тактика была понятна. К тому времени, когда письмо с приказом пройти комиссию пришлют мне, срок, в течение которого результат прохождения комиссии моей женой считается годным, истечет. Так, присылая такие письма каждому члену семьи по отдельности, нас могут держать в подвешенном состоянии, без гражданства, без прав, без постоянного разрешения на работу, задавливая нас иммиграционными поборами - неопределенное время. И десять, и двадцать лет. Поэтому я разослал письма с протестом против незаконных действий Иммиграции депутатам, Премьер-Министру Канады Жану Кретьену, Министру Иммиграции и другие. Тем не менее, несмотря на мои протесты, на прохождение мед. комиссии вскоре направили только меня и мою младшую дочь Марту, минуя мою старшую дочь.

Потому что ничего не оставалось делать - я взял мою младшую дочь, и мы прошли медицинскую комиссию, которая была выполнена доктором Giannakis 31 октября 2000. Он сказал мне, что у нас все в порядке и не о чем беспокоиться. В тот же самый день Марта сделала флюорографию. В конце того же самого дня я послал жалобу Министру Иммиграции, достопочтимой Мадам Eleonore Kaplan, по поводу моей мамы. Письмо Министру включало такую фразу: "Зная то, что моя мать пережила с ее "медицинской чисткой" (читайте далее), можно предположить, что иммиграционные чиновники сделают все, чтобы растянуть наши медицинские проверки на много месяцев различными бюрократическими уловками и оправданиями". На следующий день примерно в 5 вечера (как я думаю) раздался анонимный телефонный звонок (снова высветилось на определителе номера "анонимный звонок"), и мне сказали (я полагаю, так оно и было) что звонят из Иммиграции. Этот человек сказал мне, что меня могут наказать за административное преступление, то есть за невыполнение приказания Иммиграции сделать флюорографию и отказом от лечения. Это было настолько нелепо, что я даже не спросил, какое лечение. Однако, я связал этот звонок с моим письмом Министру Иммиграции. Все это было ДО ТОГО как я сделал ту злополучную флюорографию! (Кстати, однажды (пару лет назад) незнакомец приблизился ко мне в автобусе и предупредил меня не посылать апелляцию в Федеральный суд: потому, что это бесполезно. Он сказал мне, что они могут сделать мою жизнь полностью невыносимой так или иначе. Он заявил, что говорит от имени Иммиграции - и для доказательства назвал номер моего иммиграционного ID. Я быстро записал этот номер. Когда я пришел домой, я был потрясен, увидев, что номер этот действительно соответствует номеру моего иммиграционного файла).

3-6 ноября. На следующий день, 1-го ноября, я сделал флюорографию в той же самой больнице, что и Marta - "Монреальском Институте Грудной Клетки". Мне сказали, что все в норме и нет никаких оснований для беспокойства.

На следующий день, 2-ого ноября 2000, раздался анонимный (опять "частный номер" на ID caller) телефонный звонок из консульства Израиля, страны, от которой мы просили статуса беженца более шести лет назад. Я узнал говорящую по голосу (мне уже приходилось с ней беседовать прежде), и я понял, что звонок действительно из консульства. Мне сказали, что полицейские сертификаты для нас прибыли, и мы можем их забрать, либо они их вышлют почтой с некоторыми формальностями. Однако, через 15 минут она позвонила опять - и сказала, что я должен дать им адрес Иммиграции и номер моего иммиграционного файла в картотеке, чтобы обеспечить им подачу полицейских сертификатов в Иммиграцию. Эта просьба была незаконной, так как номер иммиграционного файла - достояние Канады, и вымогать его равносильно шпионажу. Также выяснилось, что Иммиграция обманула нас, заявив, что сама затребовала справки из полиция Израиля на наше имя. Обманули нас, очевидно, и относительно прибытия полицейских клирингов.

Дополнительная информация 09 ноября 2000. Ноябрь. 8 2000 к моей жене обратились двое людей (Вы может называть их моими потенциальными работодателями) - от них мы во многом зависим в меньшей или большей степени, они канадские граждане, один из них урожденный канадец. Они сказали ей, что я должен закрыть мои Интернет сайты и прекратить критиковать нарушение прав русскоговорящего меньшинств в Израиле. Мне также звонил анонимный человек и сказал, если я не прекращу мою деятельность в области прав человека, медицинские обследования для Иммиграции могут оказаться для меня смертными.

Дополнительная информация 23 ноября 2000. Удалось выяснить, кто мне написал письмо из Монреальского Института Грудной Клетки. Это была Lucy Gefroy (Jefroi или Joyfroid?). Также выяснилось, что она никогда не видела моего снимка, а только была автором письма. Узнали ее телефон. Я позвонил мадам Lucy на работу по телефону 849-5201, коммутатор 2166, оставил ей сообщение на автоответчик, назвав свое полное имя и номер телефона. Когда я звонил ей, я не набирал перед номером телефона *67, чтобы скрыть свой номер. Мадам же Люси, когда мне позвонила в два пятнадцать, звонила анонимно, так, что на определителе номера телефона высвечивалось: анонимный звонок. Уже это одно говорило о ее неискренности и вине. Она сама мне позвонила, однако, когда я стал говорить по-английски, она упорно отвечала только по-французски. Тогда я стал говорить по-французски. Она тут же перешла на такой ломаный английский, что понять ее стало невозможно. Я попросил ее говорить по-французски, и убедился, что она знает, кто я такой, и помнит о том, что со мной произошло. Тогда я спросил у нее, видела ли она мой снимок. Она ответила, что мой снимок смотрела именно она и помнит, что на нем было. Так как по моим сведениям она не видела снимка, я спросил у нее, что она увидела на нем: слабое или сильное затемнение, с какой стороны, в каком именно месте. А, если точно не помнит, то какая общая картина. Она заявила, что не имеет права мне этого говорить. Чтобы прервать мои вопросы, она сказала по-французски, что мое дело закрыто и что мне не обязательно приходить.

В своих жалобах Премьер-Министру и Министру Иммиграции я подчеркивал: возмутительно, что должностные лица Иммиграции не подписываются под официальными письмами, не дают своих имен, должностей, телефонов. На письмах нет никакой надлежащей эмблемы (лого) Иммиграции, они не написаны на специальной бумаге; нет ничего, что дало не бы усомниться, что это иммиграционное письмо, а не чья-то шутка или мошенничество. Когда из Иммиграции звонят вам - высвечивается "частный номер"! Использование решений секретных анонимных судей / чиновников - особенность тоталитарных режимов. Это идет вразрез со всем, за что изначально демократические страны, такие, как Канада, стоят. Люди имеют право знать, кто принимал решения против них и иметь возможность его оспорить. Когда я прошу, чтобы анонимные лица идентифицировали себя или сказали мне, кто ведет мое дело, я всегда получаю отказ! Если они даже подписывают письмо, они подписываются такими именами как Жанна Д'Арк, Оноре де Бальзак... Они не упоминают свою должность. Нет ни фразы "иммиграционный офицер", ни чего-нибудь еще. Только Жанна Д'Арк!

ОТРЫВОК ИЗ МОЕГО ИММИГРАЦИОННОГО ДЕЛА

ТЕЗИСЫ ИЗ ОТКРЫТОГО ПИСЬМА В ПРАВОЗАЩИТНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ

В правозащитные организации

- Document #FOUR-b -

- ДОКУМЕНТ НОМЕР ЧЕТЫРЕ-В

- From Lev GUNIN Full immigration story: {www.total.net/~leog/Righs/LevGunin/indexX.htm} former refugee claimant (address, telephone) December 2 2000

Позвольте заявить прямо: источником наших (моих и моей семьи) проблем всегда была моя правозащитная деятельность и мое нетривиальное историческое / философское мышление. Я - бывший советский диссидент. Мой конфликт с властями (причастность КГБ началась сразу) восходит к 1971 году, когда я был учеником 9 класса средней школы.

Начиная с 1978 коммунистические власти вместо заключения в тюрьму и официальной административной травли в ряде случаев стали пользоваться неофициальными преследованиями: побои, угрозы, тайно инициированные КГБ неприятности на работе, и т.д. Они также стали использовать некоторых добровольцев (не из штата КГБ) для координирования и планирования нападений на диссидентов. К тому времени они вероятно нашли такого координатора для меня: мою родственницу - дочь племянницы бабушки (со стороны матери). Планировались административные трудности на моей работе, устраивались помехи, прослушивание и отключение время от времени моей телефонной линии; перлюстрировали и конфисковали мою корреспонденцию, торпедировали мою профессиональную карьеру.

Провокатор-координатор провоцировала натянутые отношения ко мне в семье моей жены, натравливала на меня соседей, распространяла обо мне клеветнические слухи. Она использовала моих близких друзей, таких, как М. K. или моих подруг (до женитьбы) , чтобы нанести мне ущерб. Она координировала нападение на меня в феврале 1979, когда я был жестоко избит и провел несколько недель в больнице. Причастность КГБ и милиции к этому избиению можно считать доказанной.

(.....)

В Израиле она (....) стала манипулировать ей (моей женой) (......) В Монреале (....) (она) продолжала оставаться под сильным ее влиянием. Несмотря на мое несогласие, она обратилась с нашей просьбой о статусе беженцев к адвокату моей родственницы, метру Le Brune, и настояла на том, чтобы мы все, и моя мать включительно, стали посещать Госпожу Wanda BRZEZINSKA, врача моей родственницы, Иммиграционного врача. Я не мог сделать ничего, потому что психологическое давление на моих близких оказывалось по всем правилам (.....).

(....) С середины 1970-х правительства начали вместо помещения диссидентов в тюрьмы и лагеря практиковать другие методы: разрушение финансовой и социальной ситуации жертвы, остракизм и изоляция, нападения и избиения, грязные слухи, административное давление через обычные правительственные учреждения (налоговое агентство, телефонную связь, почту, и т.д.). "Новые" методы также включают осуществление депортаций и преследование жертв руками других правительств, убийства, похищения и кратковременные аресты со зверством полиции, инсценируемые уголовные дела. Вот почему старая классическая модель узника совести как заключенного - и гуманитарная помощь, направленная главным образом на то, чтобы вырвать его из тюрьмы, больше не работает для приблизительно 80 % жертв. Современный классический "узник совести" во многих случаях - это человек без паспорта, претендент на статус беженца или беженец без какого либо статуса. Тысячи и тысячи не политических, но иных диссидентов подвергаются преследованиям из-за их спора с работодателем, хозяином съемной квартиры, корпоративным миром, учебным заведением, полицией, продавцами, и т.д. Все чаще подстроенный медицинский диагноз и фальсифицированные медицинские данные используются против них. Как правило, всегда очень трудно доказать что-либо, так все тонко подстроено. Мой случай - один из немногих уникальных дел, когда очевидность настолько явная. Это - редкая возможность разоблачить то, что действительно происходит в современном мире. Lev GUNIN

Перевод с английского Эда Джорджа

Были написаны и другие письма.

В Комиссию По Правам Человека ООН - UNHRC - в Монреале

В Отдел Жалоб Иммиграции Канады - DOCUMENT NUMBER FOUR - копия (faxes: (780) 632-8101 (514) 283-8237) December 1 2000 From Lev GUNIN

В это письмо было вложена новая петиция в Институт Грудной Клетки в Монреале, в которой между прочим писалось: "Вложение-страница с просьбой о пожертвовании на Больницу Королевы Виктории, которое я обнаружил в Вашем письме, было очередным нарушением-злоупотреблением с Вашей стороны.

В конечном счете возможно, что доктор Giannakis послал меня для прохождения рентгена не в "Ла Сите", как мою маму и жену, - или другое медицинское учреждение, но в MCI потому, что получил приказ (не просьбу, но приказ), которому не мог бы не повиноваться (как представитель Иммиграции)."

------------ ================== =======================

В газету "GLOBE AND MAIL"

Январь, 2002

Это мое письмо в газету имеет чисто символическое значение.

Я знаю, что этот материал никогда не будет опубликован, и что никакой журналист газеты не будет заниматься моим делом. За четыре последних года канадская печать превратилась в эквивалент печати в бывшем СССР.... Что "NATIONAL POST", что "GLOBE AND MAIL" - все одно.

В стране фактически введена тотальная цензура американского изготовления. Никакой свободы печати больше не существует.

(....)

Последние обрывки "прав человека" улетучиваются как дым в ветренный день. Уже никто, ни один депутат в Канаде, не считается больше с электоратом. Предвыборные обещания нарушаются каждую минуту, так, как не было еще никогда. Корреспондент СBC сказал сегодня, что, даже, если все население Ванкувера и Британской Колумбии вообще выскажется против правых реформ теперешнего провинциального правительства, все равно правительство либералов (!!!) продолжит правые реформы: потому что ничего сделать нельзя. Но если народу "ничего сделать нельзя", значит, время эры диктатуры уже начало свой отсчет времени.

Но я хочу, чтобы все знали: ТО, ЧТО ПРОИСХОДИТ ТЕПЕРЬ, НАЧАЛИ С НАС: С МЕНЯ И МОЕЙ СЕМЬИ. ИМЕННО НА НАС - ЕЩЕ ДО ТОГО, КАК НАСТУПЛЕНИЕ НА ДЕМОКРАТИЮ ПОШЛО ВОВСЮ, - ИСПЫТАЛИ МЕТОДЫ ТОТАЛИТАРИЗМА. НАЧИНАЯ С НАШЕГО ПРИЕЗДА В КАНАДУ, С 1994-ГО ГОДА, К НАМ ПРИМЕНИЛИ ОТРИЦАНИЕ ВСЕХ ОСНОВНЫХ ПРИНЦИПОВ ДЕМОКРАТИИ И ПРАВ ЧЕЛОВЕКА В КАЧЕСТВЕ МЕТОДА ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОЙ ИДЕОЛОГИИ. С "НАС", ТО ЕСТЬ, С ОТНОШЕНИЯ ВЛАСТЕЙ К НАШЕМУ ДЕЛУ, НАЧАЛСЯ АНТИДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ПЕРЕВОРОТ К КАНАДЕ. МЫ - ПЕРВЫЕ ЕГО ЖЕРТВЫ.

Самое страшное, что с нас началось использовании медицины против диссидентов, манипуляция медицинскими процедурами, анализами, обследованиями.

Дьявольский, античеловеческий план превращение медицины в Канаде в оружие репрессий отчетливо просматривается в применении ко мне и к моим близким медицинский репрессий.

Напомню вкратце, как это происходило (более развернутое описание прилагается).

Очевидно, еще до нашего приезда в Канаду Медицинский Департамент канадской Иммиграции получил из Израиля (через Мосад или Бней Брит) медицинский файл на нас. Об этом говорит обнаруженное среди других материалов иммиграционного медицинского файла электронное письмо, отправленное одним чиновником другому, в котором говорится, что на 6 ноября 1994 года о медицинских проблемах нашей семьи уже говорилось месяц (!) назад (мы приехали в Монреаль только 2 ноября 1994 года). По- видимому, из-за обилия документов в нашем деле, которое к 2002-му году превратилось по объему в близнеца Британской энциклопедии, не досмотрели - и этот документ попал в мои руки.

Мы попали именно к тому иммиграционному врачу (Ванде БЖЕЗИНСКОЙ, родственницы сторонника антидемократического переворота, бывшего гос. секретаря США Збигнева БЖЕЗИНСКОГО), к которому нас привел человек, бывший провокатором Иммиграции.

Уже после первого же осмотра нас Бжезинска составила и направила в Иммиграцию фальшивый рапорт, где здоровье каждого из нас (кроме моей старшей дочери) оценивалось как плохое, и давался прогноз о том, что мы окажемся ярмом на шее канадской системы общественного здравоохранения. В ее отчете содержались инсинуации о том, что у меня и у моей жены - туберкулез (что ничем не подтверждалось), и что у моей мамы развивается сердечная и почечная недостаточность. При этом нам ничего не было сказано об этих страшных болезнях, от которых мы, якобы, страдаем. Бжезинска не направила нас ни к пульмонологу, ни к нефрологу, ни у кардиологу. Ее план (и Иммиграции) не предусматривал направления к специалистам потому, что пришлось бы тогда вовлекать в заговор (и - очевидно - с оплатой) слишком много людей, и все равно что-нибудь могло бы не сработать. А вдруг мы использовали бы направление к специалисту, чтобы посетить не того, к кому направила Ванда, а другого врача? И этот врач установил бы, что никаких диагнозов, которыми наградила Ванда мою маму, у последней быть не может? Уже одно это является чудовищным преступлением.

Когда остальные административные средства исчерпали себя, когда мы должны были получить статус постоянных жителей Канады, тогда и были задействованы против нас медицинские методы - чтобы держать нас под постоянным напряжением, чтобы "до-ломать" нас, не дать поднять головы: заняться устройством в жизни, творчеством и - главное - общественной деятельностью.

Моя флюорография была сфальсифицирована, меня собирались подвергнуть принудительному лечению (на основании всего лишь одной флюорографии!!!) от заболевания, которого у меня нет; меня, не инфицированного, хотели ввести в контакт с (в рамках лечения в туберкулезном отделении) с настоящими больными, с теми, кто мог меня заразить. Кожный тест на туберкулез, который мне приходилось делать в Израиле, так как я одно время работал в детском учреждении, был отрицательным. А канадская Иммиграция писала - "застарелый туберкулез"! Буквально через пару дней после флюорографии, сделанной в медицинском центре Иммиграции, я сделал (теперь уже не флюорографию, а рентген) в "светской" клинике, и рентген показал, что мои легкие "чисты, как стеклышко". Когда иммиграционный врач Джинанакис попросил у Медицинского Департамента Иммиграции ту флюорографии для просмотра и оценки, ему сказали, что она "пропала".

Можно напомнить и о том, как "доктора менгеле" канадской Иммиграции оказывались "признать" сделанный мною рентген легких, оказывались принять во внимание мнение иммиграционного врача, доктора Джианаккиса (о том, что никакого туберкулеза у меня нет), мнение моего участкового врача, мнение пульмонолога, врача из клиники, где делался рентген, и так далее.... Иммиграцией были предприняты шаги с целью конфисковать рентген (сам снимок), и хорошо, что я сделал предварительно копию его.

Только сотни факсов и электронных писем с петицией, которые я разослал в медицинские организации, депутатам и в организации по правам человека, мое официальное обращение в суд по правам человека, а также в газеты и в ООН, как и требование предоставить ту мистическую флюорографию для независимого анализа - спасли меня. Флюорография "пропала", а Иммиграция отказалась от медицинских претензий. Однако, уже после того, как все закончилось, меня еще собирались "привлечь" за нарушение "административного режима" и отказ "пройти принудительное лечение"!

Того же порядка - попытка заставить меня заплатить за анализ на сифилис, которого я никогда и нигде не делал. Только привлечение свидетелей, нотариально заверенные показания, что в то время, когда - как утверждалось - я делал этот анализ, я был в совершенно другом месте, обличение мной попытки выдать иммиграционное обследование у доктора Джианаккиса за автономное и специальное прохождение теста на сифилис закрыли дело.

Не менее чудовищными являются (изложенные в этом файле) медицинские репрессии против моей мамы. Напомню, что инсинуация о развивающейся у нее почечной недостаточности была развеяна сразу же. Однако, что касается инсинуации о возможности (!!!) развития сердечной недостаточности - тут Иммиграция заставила сделать эхокардиограмму, на результат которой канадские иммиграционные гестаповцы смогли в какой-то мере опереться. Однако, этот результат, эта бумага вызвала у меня подозрения с самого начала. Дело в том, что направлял маму на эхокардиограмму (по поручению иммиграции) кардиолог Креленстен. А в резюме эхокардиограммы, в этом документе, было написана, что ее направил Петер Рохан, врач, которого вообще не существует. Есть врач Иван Рохан, но его пациенткой мама стала (по чистой случайности, бывают такие странные совпадения) только п о с л е той кардиограммы. Кроме того, у врача, который делал эхокардиограмму, была французская фамилия, как и у техника-медсестры, а в резюме стояла совсем другая фамилия. Вызвала подозрение и то, что расшифровку эхокардиограммы нам выдали на руки сразу же, через минут десять после того, как мы вышли из кабинета. Еще вызывало подозрение желание врача, проводившего эхокардиограмму, что-то мне сказать, и потому он нам сказал ждать. Мы прождали около часа, однако, врач к нам только на секунду подошел - и тут же убежал, так ничего и не сказав. Кроме того, во время проведения эхокардиограммы он сказал, что все у моей мамы абсолютно в норме, нет никаких отклонений, за исключением незначительного расширения желудочка. Он повторил, что с медицинской точки зрения у моей мамы нет абсолютно никаких проблем. А в резюме почему-то оказались довольно значительные проблемы (правда, не вполне достаточные для обоснованных придирок Иммиграции, но все же...).

И вот теперь, в конце 2001-го года, мы делаем повторную эхокардиограмму. И что же оказывается? Все, что "показала" предыдущая эхокардиограмма, не подтверждается. Оказывается, что у мамы нет никаких отклонений, о которых написано в том резюме! Более того, оказалось, что на расшифровку эхокардиограммы понадобилось полторы недели! Ну ладно, это ведь не частная клиника. Но подозрение о фальсификации предыдущей эхокардиограммы уже закралось и не дает покоя. Я звоню в ту самую частную клинику, где делали первую эхокардиограмму. Говорю, что надо сделать такой вот тест (эхокардиограмму) и спрашиваю, сколько времени потребуется на расшифровку. Мне отвечают - три дня! Тогда я говорю, что раньше результат выдавали немедленно: может быть, у них были лучшие специалисты или лучшая аппаратура? Нет, отвечают, никогда. Звоню еще раз (мало ли что может ответить несведущая секретарша) и прошу пригласить к телефону техника, которая делает эхокардиограммы. На мое счастье ее зовут. И что же? Она повторяет то же самое. Иногда, говорит она, в конце следующего дня - через день, это самое быстрое.

Ну, ладно, допустим, что комментарии (резюме) могли делаться "по ходу", как говорится - "на живую". Но ведь я присутствовал в комнате, где делали эхокардиограмму - и никто при мне ничего не печатал и не писал. Не успели мы выйти за дверь - нам подают резюме: нате! Где и когда его смогли приготовить? Когда успели? Конечно, все было готово заранее, еще до того, как мы пришли!

Таким образом, сфальсифицированная эхокардиограмма была заранее приготовлена кем-то в клинике, еще до нашего с мамой прихода; потом нам вручили не подлинный, расшифрованный результат, а ту, заранее заготовленную, фальшивку.

С декабря 1999-го года мы добивались копии иммиграционного дела моей мамы. Сначала отказали лично моей маме, ее просьбе, хотя по закону Иммигрнация ОБЯЗАНА неукоснительно и немедленно предоставлять полный иммиграционный файл по просьбе клиента. Потом маминым делом занялись по моему обращению три общественные организации. Их представителям - Лолите Киселев, Алине и мадам Frances Hudon Szigeti, представительнице Квебекского Омбудсмана - организации по надзору за соблюдением законности на территории провинции Квебек - отказали официальной бумагой, без указания причин отказа. Пришлось нанять знающего частного адвоката, в надежде добиться документов через Федеральный суд. Адвокат, мадам Дайон, сначала запросила файл, а, когда через полтора м-ца все еще не было ответа, предупредила Иммиграцию, что файл может быть получен через Федеральный Суд. Тогда файл прислали, но все медицинские документы были аккуратно вытащены из него. Только на третий (!) раз файл был если не полный, то, по крайней мере, с ним можно было работать.

Итак, теперь все медицинские претензии Иммиграции к моей маме - разбиты. Инсинуации о почечной недостаточности были опровергнуты сразу же, еще в 1999-м году, что косвенно уже тогда бросило тень сомнения в компетенции и беспристрастности иммиграционных медицинских "органов". Теперь вот развенчаны и кардиологические ярлыки, навешанные иммиграцией на мою мать. И что же? Может быть, теперь есть какое-то решение?

Нет. Издевательство продолжается. Напрасно адвокат, мадам Дайон, пишет письма в Иммиграцию с требованием подтвердить в письменной форме, что претензий по медицине к моей маме больше нет. Снова никакого решения.

Создается ситуация, когда станет вполне правдоподобно, что диссиденты тысячами вдруг начнут "заболевать" туберкулезом, сифилисом, проказой, тифом или гепатитом и отправляться на принудительное лечение - или депортироваться.

Двадцатый век был веком чудовищным, а двадцать первый сразу же бросился оспорить это. "Наступает конец времен". Не о нашем ли это времени? С уважением, Лев ГУНИН

OTHER PUBLICATIONS

www.interlog.com/~syedma/dstand/leo201127.html http://www.interlog.com/~syedma/dstand/leo_updte02.html www.amin.org/update/censor.htm http://www.singer.ca/forum/imm/messages/821.html http://www.kuero4/justice/gun.html www.total.net/~leog/Righs/LevGunin/inde xX.htm

Крайне важно упомянуть еще об одном событии. Когда на протяжении месяца Иммиграция отказывалась принимать во внимание мнение двух пульмонологов, иммиграционного врача, доктора Джианнакиса, семейного врача (терапевта), доктора Зигмунта Жаста, и отоларинголога, категорически отрицавших саму возможность даже подозрения на туберкулез, когда иммиграционные власти отказались признать снимок, сделанный мной в очень совершенной и престижной лаборатории, я взял карточку пациента Роял Виктория Хоспитал (к какому формально относится Чест Инститьют (Институт Грудной Клетки) - и отправился добывать свой рентген. Через знакомых я выяснил, что для Иммиграции - или нет, любая процедура, проходившая через Институт, регистрируется в общей компьютерной системе и вручную, на бумаге, а ее результат ОБЯЗАТЕЛЬНО доступен врачам и, вероятно, пациенту по его просьбе. Я прошел на второй этаж, в кабинеты бумажного и компьютерного архива, прикинулся дурачком - и сказал, что мне нужен результат обследования, флюорографии. Я назвал точную дату и даже время, когда я проходил флюорографию. Четыре сотрудницы безуспешно пытались извлечь из недр компьютеров и картотек хоть какие-нибудь сведения о ней. Все было стерто и убрано отовсюду подчистую!

Когда я уже направлялся домой, на коридоре первого этаже на меня вдруг набросился незнакомый человек, стал кричать, что вызовет полицию, называл меня бандитом и шпионом. Он хотел показать, что то, что я делаю, пытаясь отыскать свой снимок - незаконно и нелегально, что это как бы "терроризм". Он с вызовом показал мне большой официальный медицинский конверт, на котором было написано мое имя и координаты иммиграционного файла, и сказал, что "вот он, твой снимок, но мы его тебе никогда не покажем, ни тебе, ни твоему врачу". Когда я спросил, кто это "мы", как его фамилия и кто он вообще такой, что находится за той дверью, из которой он вынес снимок (если в конверте был снимок), и к какому учреждению относятся эти помещения, он не ответил ни на один из моих вопросов. Позже доктор Джианнакис безуспешно добивался этого снимка: ему заявили, что снимок пропал.

Следует заострить внимание на еще двух совершенно возмутительных фактах. В ответ на мои жалобы Премьер-Министру Канады и Министру Иммиграции чиновники Immigration Medical Services ответили, что они не утверждают, будто бы моя мать в настоящее время страдает серьезным сердечным заболеванием, но что, якобы, имеется риск того, что "со временем" серьезное заболевание может у нее развиться. Юридически и логически это означает, что "обвинение" в риске "развития серьезного заболевания" Иммиграция может в таком случае предъявить кому бы то ни было, даже самому здоровому человеку в мире: потому что с возрастом любой человек когда-нибудь умирает. Никто не живет вечно! А умирают, как известно, ВСЕГДА от чего-нибудь "серьезного"! Не так ли? Очевидно, что столько широкая трактовка Иммиграцией итак совершенно варварского закона означает беспредельный произвол. И второе. Совершенно очевидно, что Иммиграция выбрала своей тактикой тянуть время - не давая никакого ответа: ни положительного, ни отрицательного, - чтобы, с одной стороны, блокировать наше обращение в Федеральный Суд (правда, мы могли подать в Федеральный Суд и на бездействие, но адвокаты с неохотой берутся за процедуру mandamus (общепризнанный латинский термин обязания судом принятия решения), а, с другой стороны, тянули время, понимая, что после 75-ти возраст - это фактор, и что - чем больше лет они смогут тянуть, не давая ответа, тем больше вероятность того, что моя мать чем-нибудь заболеет, и тогда они смогут сказать: вот, мы же говорили!

С декабря по февраль, 2001 - 2002 (Далее - перевел с английского Владислав ПАРЕЦКИЙ)

ИММИГРАЦИЯ - "МЕДИЦИНСКОЕ ДЕЛО"

В ноябре и декабрь, 2002, Иммиграция прислала новый запрос: найти и представить на рассмотрение новое альтернативное медицинское мнение. Как будто несколько медицинских заключений уже не были уже им посланы! У нас уже были заключения доктора Криленстена, доктора Кеснера (кардиологов), доктора Джианнакиса (назначенного Иммиграцией иммиграционного врача с широким профилем), доктора Жаста, второго семейного врача моей матери, и доктора Ивана Рохана, ее "главного" "семейного врача". Они все считали, что проблемы со здоровьем моей матери незначительны и не требуют чрезмерных общественно-медицинских расходов.

Я поехал с ней к доктору Хайману Райслеру, который осмотрел ее - и не нашел никаких серьезных отклонений. Однако, когда моя мать дала ему посмотреть эхокардиограмму, он глубоко задумался. Моя мать объяснила причину посещения ей доктора Райслера следующим образом: Иммиграция утверждает, что она страдает от серьезного сердечного заболевания, а она - ипохондрик, то есть, мнительна, и она не сможет успокоиться, пока она не узнает, что с ней. Доктор Райслер был первым врачом, который начал сомневаться в результате эхокардиограммы, что по приказу Иммиграции моя мать делала в Центре Нью Брунсвик. Он сообщил нам, что эхокардиограмма выглядит очень подозрительной. Помимо медицинских данных, имелись и другие ошибки в эхокардиограмме. Адрес матери был неправильгым; имя (фамилия) врача, который делал эхокардиограмму, было неправильным, как и фамилия того врача, который выписал направление на эхокардиограмму (направление выписал Джианнакис). В качестве врача, направившего мою мать на эхокардиограмму, фигурировал некий (не существующий) Питер Рохан, не имеющий никакого отношения к Ивану Рохану. Но даже доктор Иван Рохан не был в то время ее лечащим врачом - она попала к нему уже п о с л е того, как делала эхокардиограмму, так что имя "Rohan" появилось абсолютно случайно!

Тем не менее, мы решили не переделывать эхокардиограмму: кто знает, что она могла показать после всей этой суматохи, после издевательств Иммиграции, мук мой матери, и ее депрессия, вызванной отношением Иммиграции. Мало кто сможет до конца понять, через что моей матери пришлось пройти. Все неудобства, затруднение и неприятности, тактика запугивания и агрессивное поведение представителей иммиграционных властей - это только половина проблемы. Одна из самых трудных психологически задач было знание того, что некая Организация - группа людей - постоянно ждет ухудшения здоровья моей матери. Если кто - то постоянно Вам в рот, когда Вы едите - Вас не сможете есть. Если кто - то постоянно ждет, чтобы Вы заболели, Вы действительно начнете чувствовать, что больны. Я помню, что этот вид психологической пытки упоминался в одном средневековом восточном трактате; я только не помню его названия. И считался одной из самых жестоких пыток.

Квебекский Ombudsman (Юридический Надзор) уже включился в дело моей матери; оно уже привлекло внимание многих адвокатов и обществоведов. Когда доктор Костюк, чье мнение мы решили тоже получить, направил мою мать на другую эхокардиограмму, мы решили сделать ее, чтобы - в конце концов - узнать, что же не в порядке со здоровьем моей матери. Новый эхокардиограмма был сделана в Монреальской Общей Больнице (Montreal General Hospital), и нам сообщили, что на декодирование уйдет около двух недель. Я был удивлен: потому что в Нью Брунсвик мы получили резюме (они вручили его нам) сразу же, немедленно после выполнения процедуры. На следующий день я позвонил в Медицинский Центр Нью Брунсвик. Я был удачлив на сей раз секретарь согласилась позвать персонал процедуры эхокардиограмм. Разговаривая тоном могущественного делового человека, я утверждал, что мне дали направление сделать эхокардиограмму, но я должен знать, как долго будет длиться декодирование. Они сообщили мне, что обычно требуется от 5 до 7 дней. Я изобразил удивление - и стал утверждать, что один из моих друзей проходил как-то этот тест - и получил результат немедленно, подождав менее10 минут. Однако, это было около года назад. Они сказали, что год назад или больше, - это не имеет значения. Это невозможно и теперь, и это БЫЛО невозможно раньше. Возможно, в некоторых случаях могло бы потребоваться от 2 до 3 дней, но АБСОЛЮТНО НЕВОЗМОЖНО декодировать эхокардиограмму тут же! Я окончательно понял, что эхокардиограмма моей матери в New Brunswick Med Center БЫЛА ПОДГОТОВЛЕНА заранее по сговору с Иммиграцией: то есть сфальсифицирована.

Таким образом, из двух медицинских тестов - моего (флюорография), и мой матери (эхокардиограмма) - Иммиграция сфальсифицировала оба. Я вынужден был осознать очевидную опасность посещения впредь любого врача, медицинской лаборатория, или иного медицинского учреждения. Теперь я знал, что канадские власти, действуя по своему собственному усмотрению - или по заданию или в защиту сионистских экстремистов - могли бы теоретически уничтожить любого диссидента через медицинские средства. Что касается инсинуации диагноза "туберкулез" - то его ставит канадская Федеральная Иммиграция почти поголовно ВСЕМ просителям статуса беженцев из Израиля. Я могу привести десятки примеров: Г. Х-ский, Еф. Г-ман, Б. К-чик, П. Г-гин, и многие другие люди, у которых не было никакого туберкулеза, получили диагноз "туберкулез" на основании всего лишь одной флюорографии - и вынуждены были проходить дорогостоящие процедуры и даже лечение, хотя туберкулеза у них, повторяю, не было!

Много раз я безуспешно пытался получить полный иммиграционный файл моей матери, от ее имени представляя соответствующий запрос в Иммиграцию. Однако, мне отказывали без каких-либо объяснений, почему. Затем мы обратились в общественную организацию "Hirondelle", которая оказывает юридическую помощь людям, не имеющим денег для оплаты услуг адвоката. Служащая этой организации, госпожа Лолита Киселева, послала соответствующий запрос, оформленный по всем правилам, в Иммиграции, однако, и ей отказали. Затем адвокат Квебекского Омбудсмана, Мэтр Сцигетти, обратилась с той же просьбой в Иммиграцию. Ей не отказали, но Иммиграция задерживала выдачу ей файла 2 месяца, так что файл на ее запрос так никогда и не был отправлен.

Мы решили нанять хорошего адвоката, мадам Дойон, и она отправила подобный запрос в Иммиграцию. И снова - Иммиграция откладывала выдачу файла моей матери. Однако, Мадам Дойон была более настойчива. Из определенных косвенных источников (она сама мне об этом не говорила) я узнал, что она обратилась к некоторым важным людям, подчеркивая свое удивление по поводу нежелания Иммиграции предоставить обычный файл человека пожилого возраста . Возможно, что вмешались несколько депутатов, и начал формироваться возможный скандал. Мы также могли бы обратиться в Федеральный Суд - со весь соответствующими (для Иммиграции) последствиями. Только тогда Иммиграция предоставила файл. Однако, он не был полным. Все, что касалось медицинских вопросов было изъято из файла. Это означало это Maitre Doyon не могла бы юридически защищать мою мать: ведь все дело было основано на медицинских проблемах.

Только после серьезной борьбы мы сумели получать настоящий иммиграционный файл моей матери. Однако, даже этот вторично посланный файл не был полным. Наиболее важные (на мой взгляд) документы все еще отсутствовали. Прежде всего - результаты и выводы медицинского осмотра, произведенного госпожой Вандой BRZEZINSKA, предназначенного для Иммиграции и отправленного в Оттаву еще в ноябре 1994 года все еще отсутствовали. Доктор BRZEZINSKA обследовала мою мать для Иммиграцию и "в пользу" Иммиграции. Это было стандартный осмотр, положенный по существующим правилам для всех претендентов на статус беженца, прибывающих в Канаду. Если бы этот документ присутствовал в файле, то мое предположение, что именно доктор Бжезинска и генерировала изначально медицинские преследования Иммиграции против моей матери, могло бы найти прямое доказательство. Однако, имеется несколько косвенных документальных свидетельств, которые доказывают это даже в отсутствии главного свидетельства вины Бжезинской. Возможно, их недостаточно для судебного процесса против нее, но с точки зрения ее нравственного осуждения, они позволяют без колебания заключить, что она была ответственна за фальсификацию медицинских претензий, что a) у моей матери была почечная недостаточность, и b), что моя мать имела серьезную болезнь сердца, которая, якобы, будет очевидно вести к хирургическому вмешательству на сердце. Рапортуя в Иммиграцию о "болезнях" моей матери, она не сообщила ничто ни ей самой, ни мне, ее сыну, и никогда не направляла мою мать к кардиологу или нефрологу; она никогда не посылала мою мать на кардиограмму или эхокардиограмму, никогда не посылала мою мать на анализ крови на креатинин, чтобы проверить почечную функцию, и т.д. Таким образом, госпожа Бжезинска сознательно и преднамеренно причинила серьезный ущерб 1) здоровью моей матери, 2) ее социальной, административный, финансовой, и психологической ситуации. Она преднамеренно избегала направления моей матери к медицинским специалистам - потому что, сфальсифицировав результаты осмотра моей мамы, чтобы "доказать" ее inadmissibility (невозможность быть принятой в Канаде) в пользу Иммиграции, она старалась избежать каких бы то ни было осложнений в случае несогласия другого врача с ее выводами. Кроме того, если бы она направила мою мать к нефрологу или кардиологу, то Иммиграция лишилась бы тогда своего главного козыря - фактора неожиданности. Ведь, если бы мы узнали об инсинуациях Иммиграции относительно здоровья моей мамы, то предприняли бы какие-то медицинско-юридические шаги, а именно это Иммиграция старалась предотвратить. Поэтому на все вопросы относительно здоровья моей мамы Бжезинска неизменно отвечала "все прекрасно, сердце работает, как у молодой, я не вижу абсолютно никаких предлогов для беспокойства". На просьбы мамы направить ее к невропатологу (головные боли) или к кардиологу (боли в сосудах на ногах и в области груди - позже выяснилось, что это мышечные спазмы) Бжезинска неизменно отвечала отказом.

Косвенно проявляющийся отчет Брзезинской о здоровье моей матери, в том виде, в каком он был оценен двумя иммиграционными врачами В Оттаве, в Департаменте Иммиграционные Медицинские Услуги

Вот что известно из файла.

Номер Файла Иммиграции - 7001-836625 CIC номер файла - 9518-3082-7317 Vegreville Epstein Elisabeta Дата осмотра 1017 - 06 декабря 1999

( Я опускаю диагноз и формулы)

ПРЕТЕНДЕНТА СЧИТАЮТ МЕДИЦИНСКИ НЕ ДОПУСТИМЫМ СОГЛАСНО ПОДПАРАГРАФУ 19 (1 (a) (li) из Закона Иммиграции

26 сентября 2000 J. Saint - Germain, MD W. A. Waddell, FRCSC

05 / 13 / 2000 Представитель иммиграционных властей в Монреале, Вивиан Киримкироглоу, посылает электронное письмо Энн Хислоп в Оттаве, чтобы выяснять причины отсрочки Оттавой процедуры "вид на жительство" для моей матери .

Тот отвечает на запрос, что моя мать "была осмотрена M5 в 1995, а что касается регистрации 29 - 12 - 99, то ей "содействовали" (то есть, направили на дальнейшее прохождение процедуры)".

Анна Хислоп отвечала, что, несмотря на то, что претендентка прошла "новый медицинский осмотр в декабре 1999 ", они (в Оттаве) потребовали от нее пройти дополнительные медицинские тесты (основанный на их вышеупомянутом подходе к претенденту).

Никакие комментарии не нужны .....

Косвенно другой человек, Elenor Морган, включилась в дело моей матери. Такое впечатление, что это именно она стояла за всем этим делом; вероятно что именно она организовала преследования моей матери. Она косвенно присутствует в некотором числе документов. Главные из этих документов: Доктор Джианнакис (чья роль в деле моей матери все еще расплывчата: некоторые документы, касающиеся его отчетов о состоянии здоровья моей матери, отсутствуют в Файле; однако, его медицинская роль с декабря 1999 года была в основном в пользу моей матери) связывается с госпожой Морган (09 / 26 / 2000) по номеру факса 613-946-0948 (который находится в Оттаве), и господин. St - Germain's связывается с той же самой Элеонор Морган, и по тому же самому номеру.

Другой странный документ в файле - письмо консультанта, вероятно приглашенного Иммиграцией, чтобы оценить случай моей матери. Эта медицинская оценка была основана не на реальном осмотре моей матери ( консультант никогда не видел мою мать), а на медицинской документации. Имеется только не-читаемая подпись; имя или академическая степень консультанта не указаны. Итак, он полностью анонимен (как убийцы GESTAPO). Консультация датирована 4 августа 2000 - и отмечено, что касается EPSE 2553 2113

Рентгенолог, MD Фрэнсис М Бостон, в медицинской лаборатории Ла Сите, на Leo Pariseau, вмешался в процесс медицинских тестов, и (это не требовалось "регламентом") написал свою инсинуацию относительно моей матери: "серьезное заболевание сердца", основанную исключительно на снимке, сделанном в Ла Сите. Этот поразительный комментарий - чистая самодеятельность, то есть - инициатива, которая выглядит как заговор между Иммиграцией - и этим врачом.

Другой важный документ - заключение Иммиграционных Медицинских Услуг в Оттаве, основанное на осмотре моей матери, выполненном Wanda Brzezinska. Этот документ говорит следующее:

" HEMATURIA - HYPERTENTION - CARDIOMEGALY

У этой 69--летней претендентки на статус беженца при осмотре были обнаружены сердечная и почечная недостаточность.

Результаты - такие серьезные нарушения, какие могут вызвать ожидаемые чрезмерные расходы (что не может быть исключено), в это время как претендентка была только оценена согласно медицинским условиям: Раздел 19 (1) (a) (f) Закона (общее здоровье и безопасность).

Из-за присутствия этих нарушений, претендентка должна пройти дополнительные медицинские обследования. Новое медицинское освидетельствование требуется если иммиграционный статус изменится.

Введено в систему FOSS Февраль 10 1995

Оттава

Врачи С. Бертран, MD Ж. Бертран, MD, FRCPC "

Имеются обоснованные подозрения, что оба имени анонимны.

Пикантен в свете этого всего тот факт, что Бжезинска никогда не направляла мою мать на кардиограмму или на проверку работы почек. Если не от Бжезинской, то от кого тогда еще "Бертран" и "Бертран" получили медицинские данные и то, на чем основано их зловещее "заключение"?

Однако, рентгеновский снимок, выполненный в Reddy Мемориальной Больнице для того же самого медицинского освидетельствования (18 ноября 1994) - "заказанный" доктором Брзезинской, - показал, что "силуэт сердца - в нормальных пределах ... - доктор Арманиоус ".

Следовательно, в 1994 Иммиграция не имела ничего в частности, чтобы поддерживать их претензию относительно моей матери "медицински не принимаема". Да, у нее была хроническая гипертония, и весьма умеренный атеросклероз. Никаких отклонений работы почек у нее не было и в помине, а некоторое специфическое увеличение сердца являлось не признаком болезни, а основы, а не-патологическое, естественное, индивидуальная особенность, которую она имела от рождения. Другое дело, что у нее были катаракта и глаукома, но это не могло быть поводом отказа в статусе по "медицинским соображениям". Так что, в 1994-м году она для своего возраста была относительно здоровым человеком. Правда, давно она перенесла очень серьезную травму головы, но по не понятным причинам мама "забыла" об этом Бжезинской рассказать.

Две вещи были необходимы, чтобы поддерживать ее здоровье: честная медицинская помощь и жизнь без стрессов. Именно их Иммиграция решила лишать мою мать: так как они хотели торпедировать ее просьбу о статусе (виде на жительство), они решили достичь этого уничтожением ее жизни и здоровья ....

Действительно, "медицинские претензии" были изобретены Иммиграцией еще в 1994, когда закон о медицинской inadmissibility не вступил еще в силу!

В нарушении всех правил и законов, претензии относительно медицинский inadmissibility моей матери отсутствовали в ее файле. Среди документов, которые были в расположении наших адвокатов Maitre Brune и Maitre Beauchemin, их не было. Оба адвоката дали мне полный доступ к иммиграционным файлам всей моей семьи: и я тщательно просмотрел все иммиграционные медицинские записи. Причина тщательного просмотра всех медицинских записей была следующая: Иммиграция утверждала, что у моей жены Аллы, и у меня - туберкулез! Нам отказали в разрешении на работу, используя это "медицинское оправдание"; это нужно было для того, чтобы оказать еще большее давление на нас - и отвергнуть нашу возможную будущую апелляцию по гуманитарной программе (что - неформально - требует трудоустройства). Wanda Brzezinska утверждала, что она "защищала" нас от Иммиграции; только в 2000 я нашел записи, указывающие на нее как инициатора этого вопроса. Именно поэтому я искал в иммиграционном файле моей матери медицинские записи. Я чувствовал, что они могли затеять что-то против моей матери. Однако, я не находил ничего - потому что инсинуации "Бертрана и Бертрана" от февраля 1995 года отсутствовали в файле!

В то же время сама доктор Бжезинска не сказала ничего о "сердечной и почечной недостаточности" у моей мамы, тогда как медицинский отдел Иммиграции без сомнения обосновал свои претензии именно на ее "заключении".

В нарушении закона, в нарушении гражданских прав моей матери, они хранили свои медицинскую инсинуацию в секрете из нас и наших адвокатов, и это одно уже было уголовным преступлением.

Однако, вся цепочка событий указывает на то, что Иммиграция и ее медицинские работники преднамеренно разрушали здоровья моей матери; иными словами, они постепенно уничтожали ее - чтобы отказать в статусе любыми средствами!

Прежде всего, доктор Бжезинска не дала никакого лечения моей матери. В Иммиграции они написали огромными буквами HEMATURIA - HYPERTENTION - CARDIOMEGALY - но Wanda не предоставила моей матери никакого лечения, за исключитением таблеток, понижающих артериальное давление. Моя мать систематически просила Wanda Brzezinska направить ее к кардиологу (чтобы найти соответствующее лечение по поводу ее атеросклероза) и и к невропатологу (чтобы понять, что является лучшим лечением ее гипертонии и предотвращения возможного инсульта (в будущем). И Wanda постоянно ей в направлении к специалистам. Она делала это по двум причинам: 1) заключение кардиолога или нефролога могло бы опровергнуть и медицинские инсинуации доктора Бжезинска и врачей в Оттаве , и 2) она и ее шефы в Оттаве решили уничтожать здоровье моей матери любыми средствами ....

Если бы моей маме к тому времени назначили хотя бы аспирин или какое-то другое лечение, посоветовали соответствующую диету, послали бы к кардиологу и невропатологу, - это могло бы предотвращать некоторое ухудшение ее здоровье в 1995 - 1999. Главные факторы такого ухудшения - стрессы и депрессия: результат издевательств Иммиграции. Они могли бы купироваться медицинской помощью, но именно этого иммиграционные преступники и не допускали.

Wanda также отказала моей матери в анти-гриппозной вакцинации, которая могла бы компенсировать дефект иммунитета к вирусам в результате стрессов со всеми вытекающими из этого последствиями (осложнениями) для здоровья моей матери. Однако, реальная цель Ванды состояла в том, чтобы уничтожить здоровье моей матери в максимально возможной степени.

Зловещая личность кузины моей матери (дочь сестры ее матери), и дочери последней также имели отношение к последовательности трагических событий. Соня была "мозговым центром" ряда мошеннических и прочих криминальных операций. Она была связана с некоторыми крестными отцами российской и международной мафии, и ее мозг постоянно прокручивал ряд преступных, финансовых, или "политических", комбинаций. Дочь комбинатора большого масштаба, бывшего специального уполномоченного интенданта снабжения Ленинградского Фронта, связанного с мафией, и жена другого комбинатора большого масштаба, одного из наиболее успешных подпольных цеховиков в экс-СССР, она всегда размышляла об операциях, комбинации, и обмане. И она ненавидела нас: мою бабушку, ее мужа, мою мать, и меня.

Wanda Brzezinska не только была ее семейным врачом, но и ее закадычной подругой. Именно Соня и Люся "привели" нас к доктору Brzezinska. (Попытки торпедировать наше беженское дело Люсей и ее подругой - к тому времени переводчицей мэтра Le Brune'a, - уже описаны в других главах нашей иммиграционной драмы).

Только спустя годы я понял, что операция, выполненная доктором Waldron'ом, офтальмологом, который работал с Wanda Brzezinska, могла быть связанной с заговором Иммиграции против моей матери. Операция была выполнена в Монреальской Общей Больнице (Montreal General Hospital) и была сделана не совсем удачно. Но сейчас речь идет не о самой операции, а о том, как она производилась. Когда мы прибыли, доктор Валдрон был с медсестрой; она подготовила мою мать к операции, и сказала, чтобы я вышел.

Итак, я ждал снаружи. Позже моя мать рассказала мне, что медсестра, которая была был в начале с г. Валдроном, не была его ассистенткой. Как только я вышел, она исчезла. Он делал операцию сам, и никто не помогал ему. Он утверждал, что он сделал обезболивание, но моя мать сообщила мне позже, что в течение операции она испытывала нечеловеческую боль. Она кричала, и казалось, что она умрет от этой невероятной боли. Когда она пробовала объяснить доктору Валдрону, что она страдает от невыносимой боли, он рассердился, и сказал, что она преувеличивает. Однако, я знаю, что моя мать очень терпелива. Она жалуется только когда происходит что-то действительно из ряда вон выходящее. Когда я попробовал выяснять, что случилось во время операции, доктор Валдрон рассердился и начал кричать на меня.

Я подозреваю теперь, что именно после этой операции моя мать некоторое время страдала от болей сердца и других осложнений.

Другой метод подрыва здоровья моей матери состоял в том, чтобы держать ее постоянно под напряжением. Мадам Руа, госп. Чиу, и другие представители иммиграционных властей, какие были приписаны к файлу моей матери, систематически нападали на нее, кричал на нее, присылали агрессивные, запугивающие письма, совершали незаконные, преступные действия, чтобы вызвать наше раздражение - и причинить ущерб здоровью моей матери. Это все уже было описано в различных главах описания нашей иммиграционной драмы.

Тактика Иммиграции была тянуть время до "бесконечности" - до тех пор, пока мать не заболеет какой-нибудь болезнью в связи с из-за ее преклонным возрастом. (Никто ведь не живет больше, чем 80 - 90 (плюс) лет). Я верю, что - если бы мы не наняли такого хорошего адвоката как Maitre Doyon - они могли бы заниматься срывом положенной иммиграционной процедуры моей матери в течение еще 10 лет! Как стервятники, как хищники они ждали смерти моей матери. Моя мать не могла бы быть безразличной к этим жестоким "песочным часам". Она всегда чувствовала, что эти жестокие бюрократы взяли контроль над временем ее жизни, она всегда была под напряжением.

Методы и приемы, используемые Иммиграцией против моей матери, полностью соответствует методам, которые использовались против меня: фальсификация результатов флюорографии, отправка меня на принудительное лечение от "туберкулеза" без какого бы то ни было доказательства, что этот диагноз относится именно ко мне, и т.д.

Вскоре после того, как моя мать сделала новую эхокардиограмму, и результат был сопоставлен с результатом предыдущей, стало окончательно ясно, что Иммиграция так или иначе использовала фальшивку. После новых заключений врачей - кардиолога - доктор Костюка, доктора Криленстена, доктора Рейслера, и доктора Кеснера, также как новых писем доктора Жаста, доктора Рохана и доктора Джианнакиса (все противоречили "заключениям" Иммиграции), и после того, как наш новый адвокат, мадам Дойон, отправила в Иммиграцию резкое заявление - представитель иммиграционных властей, мадам Каучесн, позвонила госпоже Doyon. Она сообщила ей, что нет никакой нужды обращаться к общественности (это - то, что Мадам Дойон вероятно планировала) или обращаться в Федеральный Суд - потому что претензии Иммиграции по медицине теперь сняты.

Однако, это было только устное объявление ....

Я и Maitre Doyon - мы требовали подтверждения (в письменной форме) о том, что медицинские претензии к моей матери отменены. Госпожа.Doyon получила такой документ только в феврале 2002 года, и предупредила меня, что теперь Иммиграция может оттягивать выдачу документов моей матери под различными предлогами. Она отправила вышеупомянутое письмо нам (на мамин адрес), но мы его не получили (еще одна странная "неслучайность").

Однако, мы получили другое письмо - из Иммиграции, говорившее, что файл моей матери теперь окончательно укомплектован.

Наша конечная победа однако не означала, что Иммиграция и влиятельные люди, стоявшие за всем этим, теперь отступились, и не предпримут больше никаких шагов, чтобы уничтожить мою мать и меня.

В январе 2002 года кошелек моей матери со всеми ее документами и с 200 долларами был украден в автобусе номер 165. Моя жена и дочери были в автобусе с моей мамой, и они все была абсолютно уверены в том, что кошелек украл один маленький молодой человек, который выглядел и вел себя, как израильтянин. Теоретически Ииммиграция могла иметь к этому случаю какое-то отношение. В полиции, когда мы сообщили, что предполагаемый вор выглядел как израильтянин, но полицейский вместо этого записал "араб"!

Конечно, моя мать была обеспокоена этим событием; Ничего подобного с ней никогда не случалось. Мы должны были обратиться за новой медицинской карточкой, за новой карточкой номер социального страхования для нее, и т.д.

ГЕСТАПОВСКИЕ МЕТОДЫ ЕВРЕЙСКОЙ БОЛЬНИЦЫ
ПОКУШЕНИЕ НА ЗДОРОВЬЕ МОЕЙ МАТЕРИ

В феврале здоровье моей матери внезапно ухудшилось. Ее гипертония обострилась, давление иногда выходило из-под контроля, достигая 180 или 190; ее бессонница углубилась, и ее ноги стали болезненными - возможно, из-за сосудистых проблем. В то же время как бы потеряла контакт с обоими врачами - Жастом и Иваном Роханом, ее семейными врачами. Она чувствовала, как будто они перестали соответствующим образом реагировать на ее жалобы. Она ожидала, что Rohan пошлет ее к невропатологу и кардиологу, но он сказал ей немного подождать - потому что он уже посылал ее к стольким специалистам в связи с ее иммиграционной проблемой, что теперь просто не может.

В феврале агент Иммиграции позвонил моей матери. Он сообщил ей, что скоро она будет приглашена в Иммиграцию для получения статуса иммигранта. Скоро (в марте) приглашение явиться в Иммиграцию пришло.

В январе, 2002, странные электронные письма начали прибывать мне из Израиля. Их содержание было всегда тем же самым:

----------------------------- Subject: Be well Resent-Date: Fri, 31 Aug 2001 04:51:50 +0300 Date: Mon, 20 Jan 2000 12:21:30 +0400 From: "=?ISO-8859-8?Q?=F8=E9=F7=E9?=""lt;riki@supergas.co.il"gt; To: leog@total.net

if social hardship does not warn you microbiology will be next ------------------------------

(если социальные меры не возымели воздействия следующими будут микробиологические)

Я получил примерно 6 из таких электронных писем, со спутанными датами (август, январь, сентябрь, и т.д.)

В феврале самая экстремистская израильская партия правого крыла "Moledet" стала критиковать мои эссе об Израиле, и журналиста их официального печатного органа - газеты "Moledet" - написал в своей статье про меня, что "если бы мы были МОССАДОМ, мы давно бы обратили внимание на Льва Гунина. Что-то вроде этого.

Атаки компьютерных вирусов на мой компьютер из Израиля стали почти каждодневными. Использовались также адреса электронной почты моих друзей, чтобы совершать нападения на мой компьютер: типа этого

======== Subject: Re: более полный вариант повести Date: Tue, 11 Dec 2001 11:33:52 +0300 From: "Faray Leonidov" "lt;_faray@mail.ru"gt; To: leog@total.net

Part 1.2

Name: Sorry_about_yesterday.MP3.pif Type: WAV (audio/x-wav) Encoding: base64 ==========================

В конце декабря моя жена заболела после вечеринки - встречи Новая Года на ее работе. Она страдала два дня от странной асимптотической болезни.

Затем заболел я. Вирус проявился только насморком, но насморк был мучительным и болезненным. Затем у меня началась мигрень, а потом я стал мочиться каждый час. Были и другие странные симптомы. Я поехал к урологу в больницу St - Luc.

Были сделаны анализ мочи и микробиологический тест. Однако, ничто найдено не было. Это было поразительно! Конечно, тесты могли бы быть сфальсифицированы. Позже я почувствовал боли в почке. Второй анализ мочи и анализ крови, сделанные в госпитале St.-Mary, не показали никаких отклонений от нормы. К тому времени я уже стал лечиться сам, и это помогло. Однако, я так и не знаю, что это было. И это пугает ....

Немного позже, 21 января 2002 года, со мной случилось другое странное событие. Я вывихнул палец. В тот момент я совершенно спокойно стоял в своей кухне, и ничего не делал, когда почувствовал внезапную боль, и понял, что что-что "не так" с моим пальцем. Когда я пришел в доктору Жасту, он сказал, что похоже, как будто кто-то выкрутил мне палец. Боль в пальце продолжалась 2 недели, и до настоящего момента я так и не знаю, что произошло. Я даже подумывал об эзотерической атаке - настолько невероятным был этот случай. Именно в то время, когда произошел этот странный вывих, подозрительное электронное письмо с рекламой медицинских услуг - обработкой костей, лечением травм (вывихов, растяжений связок) пришло по электронной почте.

В феврале странные красные метки появились на шее мой мамы, на кожа вокруг ее шеи. Они стали очень большими и напоминали шанкры. Она пошла к доктору Жасту и доктору Рохану, однако, они не назначили консультацию с дерматологом или аллергологом. У нее также начались сильные боли в глазах, она говорила, будто глаза горят. Она даже поехала "Скорую помощь", но там посоветовали посетить ее офтальмолога. Она поехала к двум офтальмологам, но у нас создалось впечатление, что они не отнеслись к ее жалобам серьезно.

В сентябре и декабре Симха, муж моей мамы, упал два раза в проходе, и получил повреждения. Второй раз он повредил себе нос. Характер его травм вызывал подозрения, что он не упал, но был избит. По крайней мере, это напоминало избиение. С тех пор он становился все более и более агрессивным, и его агрессивность часто вспыхивала против матери. Он кричал на нее, топал, делал агрессивные жесты, даже кидал стулья.

В том же самое время возникла другая проблема - с новым номером социального страхования для мамы. Они должны были прислать его через 3 недели, но более месяца прошло, и его не присылали. Я стал названивать туда, и получил ответ, что это не их вина, но что они не могут сообщать мне, почему новый номер не был послан, однако, я должен позвонить в Иммиграцию - "потому что они знают ". Я позвонил в Иммиграцию 25 февраля, в 10.00, и говорил с обычной сотрудницей-оператором. Она сообщила мне, что не видит в файле моей матери, чтобы что-нибудь изменилось в ее ситуации, и также сказала, что замечание о ее inadmissibility все еще там. Затем другой человек, агрессивный мужчина, взял трубку и принялся кричать на меня и обвинять меня. Неприятным тоном он заявил, что статус иммигранта никогда не будет выдан моей матери "пока она жива", и что мы (моя мать и я) ответственны за это.

Моим первым побуждением было не рассказывать об этом маме. К сожалению, когда она пришла к нам в воскресенье, 27 февраля, она начала провоцировать меня рассказать ей. Она обвиняла меня, говоря, что я не звоню в Иммиграцию, и так далее .

В тот день я чувствовал странную жалость к матери, как если бы я видел ее в последний раз. Я чувствовал что-то, неясную тревогу, которую был не в силах связать с чем-либо конкретным. Когда я провожал мою мать на автобус, я рассказал ей о моем звонке в Иммиграцию.

Она стала очень взволнованной; я не помню ее в таком раздраженном, обеспокоенном состоянии. В тот же самый момент ветер вывернул зонтик в ее руках, и она очень испугалась. Я был тоже взволнован, и хотел проводить ее домой, но не мог. Мой сосед и друг, Еррол Б. попросил меня настроить ему компьютер, это было срочно. Я испытываю большую симпатию к нему, а также многим обязан ему. Во всех чрезвычайных ситуациях типа болезни, моих компьютерных проблемах, переносе мебели, и т.д. - он безотказен - и всегда помогал и предоставлял свою машину, чтобы подбросить нас в случае любой проблемы. Я также люблю общаться с ним. Кроме того, моя мама живет метрах в традцати от автобусной остановки. Итак, я возвратился домой и пошл к Ерролу.

Там я сравнительно быстро выяснил что дисковод для компакт-дисков, который он купил, детективный. Однако, он не доверял полностью моим заключениям, и мы принялись выполнять все новые и новые тесты, один за другим.

Моя мать звонила моей семье, и сообщила что пришла домой. Я не говорил с ней - потому что был у Errol'a.

Ночью мне снился кошмар, похожий на "научно-фантастический фильм": о преследовании диссидента (меня)? - но в каком-то странном мире: в будущем или на другой планете. Он (или я?) скрывался внутри чего-то, что вероятно было своего рода станцией, транспортным центром. Затем он скрывался среди странных цистерн и другие вещей. Однако, о н и использовали интеллектуальное устройство передвижения - ими управляемое - и уничтожили его (меня)?. В тот же самый момент произошла странная замена. Диссидент снова оказался живым, но его мать была без сознания (или мертва), и находилась на полу вместо него.

Телефонный звонок разбудил меня. Это был Errol, он попросил, чтобы я поехал с ним в магазин поменять дисковод для компакт- дисков. Так как он спешил, у меня не оставалось времени позвонить матери. Они дали нам компьютер, мышку, клавиатуру - все, чтобы самим подключить и проверить дисковод. Он действительно оказался дефектным. Затем я нашел профессиональный и хороший компьютерный монитор высшего качества для Errol'a, который он выторговал всего за 80 долларов. Когда мы вернулись домой, он был счастлив.

Не успел я войти, как Marta сказала мне, что бабушка звонила и просила меня перезвонить ей. Я немедленно позвонил, и мать сказала мне, что у нее на лице парез. Я взял обеих дочерей - и мы немедленно выехали.

Выяснилось, что в воскресенье, когда моя мать вернулась домой, Simcha устроил ей сцену. Он кричал на нее, угрожал, допрашивал, почему она отсутствовала так долго .... В тот же самый вечер моя мать почувствовала себя необычно. Когда она чистила и мыла ее зубы, она почувствовала, как будто ее левый глаз что-то сжимает. Она чувствовала также что-то вроде показывания. Однако, она не могла понять, что что-то случилось с ней - и не подняла тревоги.

Ночью она чувствовала легкое головокружение, но это мог быть тот тип головокружения, который она часто имеет "из-за ее бессонницы".

Только утром, когда она рассмотрела себя в зеркале, она отметила, что одна половина ее лица асимметрично сместилась. Однако, она думала, что это воспаление лицевого нерва.

Даже когда мы пришли, Simcha был агрессивен, и пробовал оспорить оправданность нашего появления, говоря "зачем вы должны были приходить? Что такое случалось? " - и позже сказал, что нет никакой необходимость ехать в больницу; мы должны, мол, заказать очередь на прием к семейному врачу. Да, конечно, он необразованный человек, а необразованные люди имеют привычку думать, что они знают все лучше других, и отклонять сложные для них схемы как "фантазии".

В последние 2 месяца я получил известие от многих диссидентов анти-сионистов о несчастных случаях с их близкими родственниками. Один из них даже сообщил мне (когда слушал мою историю), что очень подозрительно, что моя мать заболела именно теперь, во время крупнейших израильских зверств против палестинского народа и против свободолюбивых людей во всем Мире ..... Он был также был насторожен фактом, что болезнь моей матери совпала с вызовом на интервью в Иммиграции, и случилась всего на 2 неделями раньше. (Письмо из Иммиграции с датой интервью прибыло, когда моя мать провела свой 1-ый день в больнице).

Я просил мать не идти в Еврейскую Больницу. Я намеревался отвезти ее в Общую Монреальскую Больницу. К сожалению, она была упряма в своем решении ехать только в Еврейскую Больницу. Что я мог поделать?

Как я и ожидал, проблемы с Еврейским Госпиталем начались сразу же. Телефон возле кровати моей матери не функционировал. Не было никакого гудка, ничто. Обычно телефоны в Монреале в больницах прекрасно работают. Это последнее, что все еще работает прекрасно. Я говорил с многими людьми из больничного персонала - и они не помнили ничего аналогичного. Я понял, что телефон разъединили намеренно.

Моя мать была помещена в больницу 4-ого марта. На следующий день одна женщина пришла к моей матери из Приемного Отдела больницы - и заставила мою мать подписать документ "что телефон не работает". Однако, этот документ был совершенно не тем, за что она его выдавала!

На следующий день прибыл счет для платежа за телефон возле кровати моей матери. Там было сказало, что моя мать должна оплатить счет начиная с 4-ого марта. 7-ого марта я сделал копию этого счета и получил заверенный сертификат от интенданта отделения, где находилась моя мать, о том, что телефон не работает с 4-ого марта. Я также написал следующее заявление:

"От Elisabetha EPSTEIN Пациент пост-инсультного отделения в павильоне "C", 4-ый этаж, Палата 483

Адрес: (..........)

В АДМИНИСТРАЦИЮ ОБЩЕЙ ЕВРЕЙСКОЙ БОЛЬНИЦЫ

"From Elisabetha EPSTEIN an after-stroke patient at pavilion "C", 4-th floor, room # 483

Home address: (.............)

TO THE GENERAL JEWISH HOSPITAL's ADMINISTRATION

I, Elisabetha EPSTEIN, have never used the telephone near my bed at the hospital room I'm in. Since my arrival to the room 483, floor 4, pavilion "C", on March 5, 2002, the telephone, installed near my bed, has never functioned. There is no dial tone, no calls can be sent from or received to this telephone.

My son, his wife, their children, and my husband have informed the medical department's staff immediately about this problem. Besides, my son went to the Admission room to report this problem there. A "0" was dialed from another telephone at my department, and the operator was informed that the telephone is not functioning.

However, today, 7-th of March 2002, I've received a telephone bill if I was using the phone.

I ask you to cancel this bill and submit me a reassurance that I'll not be forced to pay for the telephone, which is not working.

I must also inform you that I have no income - I am not receiving welfare, pension, nothing. My husband, Simcha (Israel) CHMIEL, is sponsoring me. However, he's not receiving a retirement pension, but he's on welfare. I have no relatives, only a son, and he's presently unemployed, and receives no unemployment or welfare. All of us - we have no assets, savings or any other property or money.

Any unfair billing will father exaggerate our already tragic health and social situation.

Yours truly, Elisabetha EPSTEIN

А сору of the above mentioned bill is attached"

В Отделении Бухгалтерии, а также как в Отделении Приема они отказались принять мое заявление. Я также имел при себе 20-- долларовую банкноту с намерением внести ее в счет оплаты за телефон (с момента его включения). Однако, служащий в окошке составления счетов отказался выдать квитанцию на получение оплаты. Он сообщил мне, что сначала телефон должен быть подключен. Однако, он не сказал мне, куда обратиться, чтобы телефон заработал. Я разузнал это сам, при вызове оператора. На следующий день, 8-ого марта, телефон был подключен, и моя мать могла делать и принимать звонки. Я пошел в Отдел Приема - и потребовал, чтобы выписали правильный счет, с того дня, когда телефон заработал.

Однако, в тот же самый день, 8-ого марта, в 20.00, звонки перестали поступать на телефон моей матери в больнице. Когда я вызвал оператора, набрав код "0", я был оскорблен ее тоном (она откровенно издевалась); она также отказалась признавать, что телефон был разъединен от внешних звонков, и сказала вместо этого "Линия занята". Когда я позвонил на следующий день, оператор начал лаять в трубку - невероятное поведение! Я понятия не имею, как они узнали, что это я звоню: ведь я набрал "*67" перед звонком в больницу!

Тот же самый день, 8-ого марта, та же самая женщина, что и первый раз, пришла к моей матери из Отдела Приема, и снова в мое отсутствие. Она показала моей матери счет и документ, который моя мать была вынуждена тогда подписать - и требовала оплаты за телефон, начиная с 4-ого марта! Когда я пришел в больницу, я пошел в Отдел Приема и потребовал, чтобы мне объяснили, что происходит. Они сообщили мне, что никто из них не ходил к моей матери и не вынуждал ее платить или подписывать что-либо. Они сказали что только человек в окошке оплаты (составления счетов) ответственен за это. Однако, он также отрицал, что кто-то из его отдела ходил к моей матери и этому делу или имеет какое-либо отношение к этому. Затем я спросил его, почему телефон в палате моей матери был разъединен от внешних звонков. Он сказал, что это - потому, что мы не оплачиваем телефон. Я напомнил ему, что я стоял здесь с 20-долларовой банкнотой, - но он отказался принять мою оплату. Единственное, чего я тогда хотел - я хотел получить правильный счет, не с 4-ого марта, когда телефон не работал, а как минимум с 8-ого марта, когда телефон был подключен. Он снова обещал "все урегулировать".

Другой безобразный конфликт разразился из-за поведения лечащего врача моей матери, госпожи Мириам COHEN (так она себя сама назвала, но позже я узнал, что она Джанис-Мариан Коэн).

Ее первое посещение моей мамы было 4-ого марта, 2002, в моем присутствии. Когда она вошла, она немедленно взглянула на меня с ненавистью. Невозможно было неоднозначно истолковывать этот взгляд - полный ненависти и презрения. Это не был не просто взгляд, но именно вызов! Несмотря ни на что, я решил его игнорировать. Среди людей всяких профессий есть ряд странных и экстравагантных людей. Кроме того, некоторые имеют психические комплексы из-за маленького роста, неклассической фигуры, пола, или чего-либо еще.

Я пробовал держаться дружественно и вежливо, генерируя положительный подход (в своем сознании) к доктору Коэн. Я постепенно приходил в ужас от того, что это не работает. Доктор Коэн была подчеркнуто холодна со мной, она обрывала меня, резко прерывая мои фразы. Она излагала вопрос к моей матери, а затем внезапно прервала мой перевод, когда я переводил ее вопрос моей матери по-русски или идиш - как будто она знала русский и идиш - и была сердита из-за моего неправильного перевода. Она прерывала меня затем еще более энергично, в то время, когда переводил ответы моей матери на ее вопросы . Она отказалась отвечать на любые вопросы (заданные мной или моей мамой) о медицинской оценке состояния моей матери, и лечения осложнений инсульта (пареза (паралича) лица - и других). Она ответила только на один вопрос: когда я спросил ее, вылечится ли паралич левой половины лица моей матери "Этого мы еще не можем сказать, - она сообщила это с максимальной недоброжелательностью и, в то же самое время оскорбительным тоном, как будто она передразнивала меня, смеялась над моим полу-медицинском жаргоном. Все время она подчеркивала мою индивидуальную манеру говорить - пытаясь издеваться над моим английским. Это - грубая и жестокая насмешка даже в отношении ошибок иностранного студента. Намного более серьезно и недопустимо надсмехаться над пациентом и его близкими, если ты врач.

Когда я спросил, когда моя мама получит консультацию невропатолога, доктор Коэн ответила, что она сама невропатолог.

Было также странно, что при игнорировании всех других моих вопросов, она остервенело, даже неистово, принялась отклонять возможность какого либо отношения к теперешнему состоянию моей матери некоторых необычных симптомов у моей матери до инсульта: пятнам на коже типа шанкров вокруг ее шеи, жжение в глазах, боль в щеках, в скуле и в носу, мускулах шеи и гландах, и т.д. Ее необъяснимая реакция на эти вопросы изобличала какую-то странную личную пристрастность.

Кроме того, мой английский достаточно хорош. Иногда это зависит от настроении и ситуации, но даже в худшем случае мой английский язык - это уровень стандартов TOIFL. Я принимаю участие в живых литературных диспутах по-английски, я работал переводчиком, и никто никогда не говорил мне, что мой английский плохой. Год с половиной я работал в теле маркетинге для "Gazette" - достаточно успешно. Я знаю, что в описаниях мой стиль ужасен, но это на всех языках, и не имеет отношения к синтаксису или грамматике. Я - автор поэзии и прозы на английском; я - автор английских эссе, которые появлялись в английских газетах и интерактивных журналах. Мое английское произношение почти не отчается от произношения тех, для кого английский - родной язык. Иногда, правда, по непонятным причинам, оно "портится", но это бывает редко, и в разговоре с доктором Коэн не проявлялось. Во всяком случае - мой английский язык понятен, и это совершенно очевидно.

Меня также озаботили и озадачили странные манипулирования с результатами измерения давления крови моей матери. Если медсестра записывала, что давление крови было178 x 80, в дневнике доктора Кохен это появилось как 178 x 50. "Нижняя", сердечная, пульсация сердца использовалась доктором Коэн как оправдание уменьшения дозы Haysar и Atenolol, которые моя мать обычно принимала. (Атенолол был ей назначен еще Вандой Бжезинской, а Хайзар - позже, примерно полтора года назад). Потому что дозировка теперь была уменьшена против дозы, какую моя мать обычно получала дома, картина болезни теперь была искажена, и было неясно - ее высокое давление крови имеет причиной теперешнее заболевание - или другую причину.

Я был потрясен, что медсестры перестали сообщать мне, какое лечение моя мать получает. Позже я понял, что они также стали избегать приносить ее лекарства во время моих посещений.

Пятна на коже моей мамы, вокруг ее шеи, который появились примерно за месяц до инсульта, и затем исчезли, появились снова. Они горели, причиняя невыносимую боль. Моя мать и я - мы жаловалась медицинскому персоналу - безрезультатно. Доктор Кохен несколько дней вообще отказывалась осматривать мою мать. Она не отвечала мне, когда я здоровался с ней.

Во время ее повторного посещения моей матери, я находился в палате вместе с моими дочерями. Игнорируя меня, доктор Коэнн обращалась исключительно к моим дочерям и использовала их для перевода. Она общалась со мной самим исключительно через мою дочь Марту, игнорируя мои попытки выяснить, почему, или вступить в разговор. У Marta были проблемы с переводом, так как она не знала некоторые медицинские термины и другие слова по-русски, но, когда я пробовал помогать Marta, обращаясь не напрямую к доктору Коэн, но к Marta: даже тогда доктор Кохен яростно останавливала меня. Она "осмотрела" мою мать только формально, кратко, как будто она хотела только покажите, что она выполнила свои обязанности. Она была с моей мамой не более 5 минут. Я пробовал сообщить ей, что моя мать страдает от невыносимых болей, но она не позволяла мне говорить. Боли, от которых теперь моя мать страдала, постепенно увеличивались, до невыносимых. А ей давали только Tylenol, ничто больше, и это не помогало.

Она чувствовала боли в тех же самых областях левой стороны головы шеи, где они появились приблизительно за 2 недели инсульта. Наиболее сильные боли в области головы были за ушной костью с левой стороны, а в области челюсти - возле жевательной мышцы (где соединяются две челюсти).

Отказ доктора Кохен объяснить, насколько серьезно состояние моей матери, что она планирует делать, чтобы его улучшить, какое лечение проводят, что будет дальше - подавлял нас обоих: меня и мою мать. Коэн отказалась сказать, как долго моей матери предположительно оставаться в больнице, что является следующим шагом, могут ли дать моей маме направление в реабилитационную больницу после того, как ее состояние стабилизируется.

Позже я подошел к госпоже Коэн, которая сидела за бюро на посту, и сказал, что, если она не испытывает особого энтузиазма по поводу лечения моей матери, возможно лучше, если она передаст ее другому невропатологу.

Она сказала мне, что у нее 33 пациента, и что она очень устала. Конечно, это могло быть оправданием для "недостатка энтузиазма". Однако, это не объясняло, почему она не отвечала, когда я с ней здоровался.

Я выразил мои претензии некоторым медсестрам, потому что я был в очень подавленном состоянии, и попросил медсестер выяснять, что может быть сделано, чтобы уменьшить боль, от которой моя мать страдала Мои дочери подхватили грипп - с кашлем и насморком, и не могли пойти в больницу.

Я не видел доктора Кохен некоторое время. 12-ого марта она оказалась в палате памяти моей матери - и была очень сердитой и раздраженной. "Вы думаете, что ваш английский язык достаточно хорош, чтобы переводить для вашей матери, - она выкрикнула сердито, - даже не думай переводить для твоей мамы, потому что ни один русский не может говорить правильно по-английски! " - На что я ответил ей буквально (слово в слово) следующее: " Почему - Вы делаете это? Разве Вы не говорили уже со мной по-английски, и не знаете, что мой английский язык понятен!" Я не повышался мой голоса, не сделал никакого движения, не издал никаких сердитых звуков. У нее не было совершенно никакого повода для этого, когда она внезапно кричала: "я вызываю охрану, я вызову полицию! " - "Вызывайте охрану, вызовите полицию, - и я и мои друзья - мы обратимся во все правозащитные организации, во все газеты! "

Тогда она вышла.

Она кричала на меня перед моей матерью и ее мужем, который пришел проведать мать. Другая пациентка, в той же самой палате, и ее дочь, что пришла навестить свою мать, были свидетелями этой ужасной сцены. Я думал, что у моей мамы будет другой инсульт, прямо сейчас! ....

После этого ужасного инцидента я боялся говорить с доктором Cohen. Я пробовал говорить с ней через медсестер, чтобы передать ей то или это.

7-ого марта моей матери была сделана эхокардиограмма. После процедуры они долго ее не везли на коляске обратный в ее палату. Она провела целый час в инвалидном кресле, на сквозняке, чувствуя, что замерзает. Когда я спросил - какой результат эхокардиограммы, мой вопрос проигнорировался.

Я пробовал убедить медсестер - и доктора Коэн - что моя мать страдает из очень сильной боли, которая не является результатом инсульта. Я пробовал убедить их, что эти боли в щеке, за ухом и в глазу не являются так называемыми пост-инсультными болями. Я просил о консультации офтальмолога и дантиста для дальнейшего выяснения, что с моей мамой. Если в начале я пусть и с недоверием, но со вниманием отнесся к диагнозу "инсульт", то, чем дальше, тем я все больше убеждался, что имеет место какая-то мистификация, но не знал или не помнил о диагнозах, которые дают сходный паралич мышц лица и поражением лицевого нерва. Доктор Коэн сообщила в моем присутствии (потому что она избегала обращаться непосредственно ко мне) медсестре, что консультация офтальмолога и дантиста для моей матери уже заказана и зарегистрирована согласно правилам, но обычно требуется несколько дней. Позже все медсестры подтвердили (в разговорах со мной и моей матерью), что консультация назначалась. Однако, 12 марта, когда я проверил, послан ли запрос для офтальмолога, оказалось, что было не так. 13 марта я спустился в дантологическое отделение, и выяснил, что нет никакого запроса на консультацию для моей мамы, и что никто не присылал ничего на нее из пост-инсультного отделения (в Павильоне "C") во главе с доктором Коэн.

К тому времени моя мать стонала и кричала безостановочно от боли которую она не могла терпеть - и все же ничего не делалось, чтобы снять эту боль. Ей только давали Tylenol каждые 4 часа.

Когда я возвращался домой из больницы, странные личности явно поджидали меня на остановке автобуса, на углу Кот де Неж и Кот Сан-Катрин: молодые черные парни, говорившие по-итальянски, по-французски, по-немецки, по-английски, по-польски, и даже по-русски!. Они обвиняли меня в том, что это я виноват в страданиях моей матери - заявили мне, что "я наказан за гордыню". Я помню, что однажды, когда моя мать буквально заставила меня пойти к русскому раввину Изе, и попросить его помочь с работой, и он отказался говорить со мной, на обратном пути домой, на остановке автобуса, какая-то женщина тоже явно поджидала меня, и начала провоцировать меня на откровенный разговор, пытаясь выяснить, что я думаю об Израиле. Теперь была очень похожая ситуация. С тем только различием, что на этот раз они вероятно оценивали заслуживаю ли я, чтобы моя мать получила соответствующее лечение. Если я подавлю "свою гордыню" - значит - заслуживает, а если нет....

12 марта доктор Коэн вошла к моей матери в палату в моем присутствии, и сказала, чтобы она подписала бумагу: без детализированного объяснения, что это такое. Она сказала, что это чистая формальность. Я вмешался, прося о разъяснении. Она сообщила (моей матери, не ко мне) что это для MRI сканирования. Я настоял, что моя мать должна подумать. Из-за интуитивного опасения и также потому, что MRI сканирование - еще еще и этическая проблема и представляет собой в некотором роде эзотерическую угрозу, и я не рекомендовал моей матери подписывать этот документ и делать этот тест В ЭТОЙ БОЛЬНИЦЕ.

Несмотря на мое категорическое несогласие, несмотря на все, что я рассказал моей матери о том, что такое магнитно-резонантное сканирование MRI, не смотря на договоренность о том, что мама откажется от этой процедуры, как только к ней снова пришли в палату с той же бумагой в мое отсутствие - она подписала это при условии что она будет проинформирована как минимум 2 часа перед тестом ("Потому что она хочет, чтобы кто-то из ее семьи сопровождал ее на эту процедуру).

Однако, 14 марта в 3 00 пополудни они взяли ее в радиологию без какого бы то ни было предупреждения, и даже отказавшись сообщать ей, куда ее везут. После инсульта и из-за этой невыносимой боли моя мать была чрезвычайно уязвима, ее было просто уговорить, и они пользовались этим преимуществом. Сканирование MRI было выполнено; мать оставалась в "шахте" более 50 минут. (Это означает, что вероятно не только ее мозг, но все тело было просмотрено).

По моему мнению, в следующие 24 часа после MRI состояние моей матери стало быстро ухудшаться. Ее лицо полностью сместилось на одну сторону, боли усилились, некоторые псевдо-признаки инсульта (которые отсутствовали прежде) - появились. 15 марта ее отвели к дантисту, но дантист только нашел кисту или жировик, и зуб, который должен быть залечен. Мне сообщили, что в следующий раз пригласят редкого специалиста .

В тот же самый день я пошел в Отдел Радиологии и спросил, есть ли уже результат прочтения MRI моей матери и доступен ли он. Они сказали - да, но послали меня к доктору Афилалло, в Пункт Скорой Помощи. Его там не было, но в Пункте Скорой Помощи смогли выяснить через компьютерную сеть, что базисные заключения были выполнены, а некоторые дополнительные примечания должны быть готовы в понедельник.

Однако, когда я пытался спросить Госпожу Коэн относительно результата MRI , она снова не желала отвечать.

На два дня раньше я уже посетил представителя поднадзорного органа, представителя прав пациентов, Госпожу Браун, и попросил ее, если это возможно, перевести мою мать в другую больницу. Я сообщил ей, что не имею никаких намерений начать судебный процесс или административное разбирательство. Я отказался сообщать ей, что является причиной моей просьбы и жалобы. Я добавил, что я могу только сообщить, что "в этой больнице произошло нечто чрезвычайное, из ряда вон выходящее". Она сказала мне, что должна сама увидеть мою мать и спросить ее, хочет ли она сама перевода в другую больницу. Однако, когда госпожа Браун посетила мою мать и спросила у нее, хочет ли та перевода, она отвечала, что не теперь - а только когда будет результаты MRI, так как она хочет сначала знать результат сканирования, прежде, чем уйти из этой больницы .

В тот же самый день я получил электронное письмо от профессора в Венгрия, специалиста в зубной медицине и неврологии, который написал что теоретически возможно, что лицевой нерв воспален или поврежден - или что инсульт мог даже начинаться как воспаление зубов. Он писал про еще одно заболевание, паралич лицевых мышц с поражением тройничного нерва, но очевидно не знал, как это называется по-английски - или просто не желал (скорее всего) называть никакого диагноза, считая это профессионально неэтичным. Поэтому я и не понял до конца, что он имел в виду. Только гораздо позже я понял, что, очевидно, он имел в виду то, что по-английски называется "bells palsy". Он написал по описанным мной симптомам, что у моей матери мог быть не инсульт, a серьезные сосудо-мышечные нарушения, затронувшие и лицевой нерв, что могло вести к серьезными неврологическими осложнениями. Если это будут лечить не правильно, то это могло бы привести к осложнению и даже к повреждению мозга, особенно, если травмы мозга уже случались. Думаю, что он все-таки имел в виду "bells palsy".

В тот же самый день (15 марта) я снова пошел к госпоже Браун, и она сообщила мне, что моя мать будет выписана из больницы 19 марта, во вторник. Я не получал тогда никакого подтверждения этому от медицинского персонала.

В воскресенье (17 марта) моя жена подошла к доктору. Cohen и спросила ее по-французски о состоянии моей матери, относительно прогноза, результата MRI, и о том, когда моя мать будет выписана из больницы. Доктор Коэн сначала выслушала мою жену вежливо. Но когда она поняла, о какой пациентке моя жена расспрашивает, она рассвирепела, и сказала, что у нее теперь "абсолютно нет времени" говорить с моей женой, и что вообще у нее нет времени говорить с ней. Однако, когда моя жена стала настаивать, и начала говорить громко и с вызовом с медсестрами, выражая свои чувства, доктор Коэн поговорила с ней. Она сообщила моей жене, что результаты MRI "еще не готовы" и из что моя мать будет выписана из больницы в вторник после 11.00 - без каких либо предварительных условий.

На следующий день, 18 марта, я опять пошел в радиологию, и там не смогли найти результат MRI. Кроме того, они смогли найти вообще никакой записи, что моя мать вообще прошла MRI - как будто она никогда не проходила эту процедуру. Я попросил 2 моих друзей, работающих в этой больнице, проверять это. Дочь одной подруги моей матери также работает в больница, и она тоже пробовала найти хоть какую-нибудь запись, но не нашли никаких следов того, что моя мать когда-либо проходила MRI в этой больнице.

Медсестры сообщили мне, какие таблетки (лекарства) моя мать получала в больнице, за исключением капельниц, которые ставили в первые 48 часов в больнице. Мне так и не удалось выяснить, что же вводили моей маме тогда. Каждый раз, когда я расспрашивал, что это ей вводят, я получал ответ, что это нечто типа физиологического раствора, но что именно, мне не говорили, и странно, что на мешочках ничего не указывалось.

Когда у моей мамы закончились капли для снижения внутриглазного давления, и маленькая бутылочка была пуста, они отказались возобновить рецепт, и моя мать была 4 дня без всяких капель для снижения внутриглазного давления, что являются существенным и без чего зрению моей матери мог быть нанесен необратимый ущерб. Я задаюсь вопросом, не был ли нанесен в больнице такой необратимый ущерб. После этих 4 дней отсутствия капель у нее были серьезные проблемы с глазами, которые могли быть зарегистрированы доктором Коэн как осложнение от инсульта.

18 марта мужу моей мамы позвонили из Иммиграции. Женский голос попсил поговорить с Elisabetha EPSTEIN (GUNIN). Согласно Simcha, мужу моей матери, он не сказал, что моя мать в больнице. Он только сообщил, что "ее нет дома". Примерно в то же самое время (11.30) позвонили мне. Женщина спросила меня, появится ли моя мать на Интервью в Иммиграции. "Потому что она находится теперь в больнице, мы боимся, что она не сможет придти - и мы отложим интервью на 6 месяцев, - сообщила она. Я сказал в ответ, что только моя мать может знать, придет ли она на интервью, и что они не имеют никакого законного основания для отмены интервью.

В вторник моя мать была осмотрена "специалистом" в Dentology Department. Я узнал его. Это был тот же самый человек, который осматривал мою мать приблизительно год назад в том же самом месте. Моя мать обратилась тогда сюда несмотря на мой совет туда не обращаться. Она желала "третьего" мнения. Два дантиста уже сказали ей, что у нее киста, которую надо удалить, и что надо удалить все зубы - чтобы не "держать во рту инфекцию", и что и что половина зубов - разрушена.

"Специалист" из Еврейского Общей Больницы высказал противоположное мнение. Он заявил моей матери, что она может оставить все ее зубы - на такое долгое время, пока это будет возможно. Из-за финансовых соображений причина и потому, что она доверяла ему больше, она решила не удалять зубы.

(Дополнение апреля 2002: теперь один мой знакомый-врач высказал предположение, что именно это могла породить вирус, что и привел к bells palsy). В то время, после того самого посещения, у моей матери проявились какие-то странные симптомы, однако, я не помню теперь, какие.

Теперь "специалист" категорически отказался говорить со мной, а говорил с моей матерью на Yiddish. Он игнорировал мои расспросы о том, как его зовут и как его можно разыскать. Он нашел источник невыносимой боли очень быстро. Это не была киста, но крошечная область на ее верхней щеке, вероятно - мускул. Она кричала и подскакивала, когда он касался этой области. Он сообщил, что будет вводить что-то в эту область. Я спросил - какое вещество, какое лекарство. Он не отвечал. Однако, моя мать немедленно остановила меня - и сказала, что разрешает инъекцию. После укола боль прошла - и больше не возвратилась. Это было равносильно чуду. Когда я спросил - что это было, мой вопрос снова игнорировался.

После этого моя мать оделась - и мы были готовы уйти из больницы. Однако, нам сказали ждать - "потому что не все документы готовы". Один час проходил за другим - а документы "не были готовы". Кровать моей матери подготавливали для другому пациента, и ей не было, куда пойти. Она была очень уставшей, и продолжал настаивать, чтобы ее отпустили как можно быстрей.

Затем доктор появилась доктор Коэн - и сказала, что она вызвала эндокринолога - "потому что холестерин найденный в крови, очень высокий". Она попросила подождать не более часа - а потом моя сможет идти. Я спросил, что показал MRI. Доктор Коэн сказала, что нет никакой опухоли. "Какой опухоли? - я удивился. (Если она имела в виду гематому, то геморроидальный инсульт был исключен с самого начала! Это просто была бессмыслица!). - Я спрашиваю про инсульт." - "А, инсульт! белое вещество мозга повреждено." - "В какой части мозга?" - "Кортекс". - "И что вероятно вызвало инсульт?" - "Прежде всего диабет". - "У моей матери никогда не был диагностирован диабет!". - "О, я имею в виду - высокое давление крови".

Разговор был закончен.

Два с половина часа прошли - и никто не пришел. Я понял, что никакой эндокринолог и не должен был приходить. Это была ложь. Они просто тянули время. Я пошел на пост. Доктор Cohen все еще была там. Она сказала, что мы можем уйти через несколько минут, но диетолог и пост-инсультная медицинская caregiver (Nadege) должны решить несколько вопросов.

Вскоре моя мать вышла на коридор, попросив меня оставаться в палате (я настоял, чтобы моей мама разрешили туда вернуться с коридора), и не идти за ней (она устала, и хотела немного походить). Через несколько минут я вышел из палаты, отправившись на ее поиски. Я нашел ее возле бюро, где ее уговаривали подписать бумагу, что она уходит из больницы против медицинского совета, и что поэтому сама несет ответственность за последствия. Я собирался остановить мою мать, чтобы она не подписывала это, но доктор Коэн затем сказала, что, если моя мать не подпишет, то она не разрешит ей выйти из больницы, и тогда она не сможет пойти на интервью в Иммиграция. Доктор Коэн притворялась, что будто бы это я сказал ей об этом интервью в Иммиграции, но это была неправдой. Ведь об интервью она заговорила еще раньше, на коридоре, но я вспомнил о том уже когда мы ушли из больницы. Таким образом, доктор Коэн воспользовалась шантажом.

Они хотели вынудить мою мать подписать другой документ, говорящий, что, если она теперь уйдет - то она должна платить за все будущие медицинские услуги сама - до возвращения Еврейскую Общую Больницу, но я сказал категорически, что моя мать не будет подписывать эту бумагу.

Мою мать выпустили без какого-либо документа о том, она была в больнице, без лекарств, и даже рецепт на те лекарства, что она принимала, был выписан ее после короткого боя. Однако, дозировка в предписания для некоторых лекарств были неправильными, для других - пропущены.

Как только моя мать оказалась дома, ее боль тут же уменьшилась. Однако, по сравнению с тем днем, когда ее положили в больницу, оно чудовищно ухудшилось. Она не могла оставаться дома в таком самочувствии, и, после получения статуса иммигранта, мы договорились о визите к врачу, которого она уже посещала раньше. Однако, он сообщил мне, что без формальной бумаги из Еврейской Общей Больницы (Montreal Jewish General Hospital) мы не ничего не сможем сделать. Он сказал, что мою мать не может получить лечение и не может быть принята в другую больницу, не имейте ни выписки из больницы, ни результатов тестов - ничего!

21-ого марта, в 11.00, я поехал к Отдел Приема Еврейской Общей Больницы для попытки получить официальную бумагу из больницы. Мне отказали без какого бы то ни было объяснения!

После того, как мою мать принял врач, моя дочь Marta поехала с официальным запросом от этого врача в Еврейскую Общую Больницу, и ей сообщили, что пришлют ответ на эту просьбу в течение 10 дней!

Они знали очень хорошо, что в течение 10 дней моя мать может умереть без медицинской справки!!!!

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

1. КОНСУЛЬТАЦИИ

Эхокардиограмму сделали моей матери без настояний или запросов с нашей стороны. В то же самое время консультация с дантистом, и некоторые другие процедуры были выполнены только когда семейный врач матери позвонил госпоже Коэн, или тогда, когда влиятельная женщина, госпитализированная в палату моей матери, вмешалась, или вмешалась госпожа Леан Броун. Почему именно эхокардиограмма была назначена доктором Коэн по ее собственной инициативе? Я думаю - потому что a) она хотела подстраховать себя, думая не о пациенте, а о своей собственной шкуре; и б) потому что она полностью сотрудничала и координированный свои действия с Федеральной Иммиграцией.

Последние события со звонками из Иммиграции из одной стороны - и осведомленности госпожи Коэн об интервью с другой стороны - доказали это.

ИНСУЛЬТ (РЕЗЮМЕ)

3 - 4 месяца до инсульта. a) Странные проблемы на кожи вокруг шеи. b) Боль в глазу, глаз горит. c) Более высокое, чем обычно, давление крови d) Нарыв в носу; что-то вроде гриппа e) Боли в области зубов, бессонница и депрессия

Напряженные ситуации: a) Кошелек, украденный в автобусе b) Плохая финансовая ситуация

Дни перед инсультом (тот же самый день): a) Нападение (в разговоре со мной) Иммиграции b) Спор с мужем c) Усиление депрессии

В БОЛЬНИЦЕ

В СКОРОЙ ПОМОЩИ: CT - скан - никаких ясных результатов. Диагноз "инсульт" находится под вопросом. Была установлена капельница.

В пост-инсультном отделении: Капельница с неизвестным раствором: Доктор Коэн отменяет ее через 34 - 40 часов после поступления.

Лечение: Atenolol, Hyazaar, Plavics, Norvask (этот - только в последние дни в больнице), Tylenol.

СИМПТОМЫ: Лицевой паралич, это - все. Медсестры тщательно исследовали мою мать при мне; Не было никаких симптомов, связанных с инсультом.

Однако, она страдает из боли, которая уменьшается, как только она выходит из больницы 19 марта.

После того, как она вышла из больницы, давление крови устойчивое - примерно140 на 80 - 90 при только 1 - 1 с половиной 50 ml таблетки Атенолола и 1 таблетки Hyzaar.

ДАВЛЕНИЕ КРОВИ В БОЛЬНИЦЕ В среднем - 170 x 80 (90). 7 или 9 раз в течение 2-х недель давление опускалось до 140 или 130 на 70 - 90. Однако, это происходит на фоне того, что доктор Коэн преднамеренно искажает замеры (нижний "сердечный" ритм), и уменьшает Atenolol.

ТЕСТЫ И ПРОЦЕДУРЫ Март 7 - echocardiogram Март 14 - MRI Март 15 и 19 - консультация дантиста

На 28 марта у нас уже были 3 медицинских мнения о том, что это был не инсульт - или по крайней мере - не только инсульт. Ни один документ так и не был прислан из Еврейской Больницы! Это то же самое, что отказать в лечении человеку, которому оно необходимо! Ничего удивительного на фоне того, что израильские власти не пропускают "Скорые помощи" к раненым мирным жителям арабских территорий! 2 частных медицинских врача - и больница L'Hopital St.-Mary запросили документы из Еврейской Общей Больницы, но Еврейская Больница неизменно отказывала любую информацию о пребывании там моей мамы. Это - наиболее вопиющее нарушение прав пациента, это стиль, от которого один шаг до фашистских и сталинских методов.

В апреле был получен окончательный диагноз: bells palsy. Тем, что это заболевание не было диагностировано в Еврейской Больнице, и сразу же моей маме не давали стероиды, ее здоровью был нанесен непоправимый ущерб. Из-за этого паралич лица у нее может так и остаться! Именно это - похоже - и было главной целью "внучки доктора Менгеле", сионистки Коэн!