Гурвич Владимир Моисеевич : другие произведения.

Пыль на зеркале

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  
  
   П Ы Л Ь Н А З Е Р К А Л Е
  
   "Земную жизнь, пройдя до половины, я очутился в сумрачном
   лесу."
   Данте
  
  
   I
   Лето выдалось необычно дождливым, каждый день начинался и кончался ливнем, солнце лишь изредка выглядывало из-за туч и тут же снова скрывалось за мрачными облаками.
   Когда Дмитрий достал из почтового ящика красивый конверт и извлек из него необычайно учтивое письмо, в котором Церковь Всеобщего Единения приглашало его отправиться на религиозный семинар в Крым, то первое желание, что у него возникло, - это выбросить приглашение в мусоропровод. Ехать туда он не собирался, хотя бы по одной причине - ему просто нечего там делать. И все же откуда им известен его адрес? И тут же вспомнил, что собственной рукой вписал его в блокнот Питеру.
   " А все-таки они умело работают - эти ловцы человеческих душ, - подумал он. - Ведь у него с ними не было никаких серьезных контактов, случайно оказался на их мероприятии и тиснул об этом малюсенькую заметку. И вот они его уже записали в свой актив, приглашают на семинар. Ну, черт с ними".
   Однако вечером с дачи неожиданно приехали жена с дочерью, и он переменил решение. К удивлению Дмитрия, Валентина не только одобрила его намерение принять приглашение, но даже вполне искренне обрадовалась тому, что в такие нелегкие времена ему выдалась возможность "бесплатно прокатиться к морю".
   Через несколько дней они отправились на вокзал. Они стояли на платформе, жена давала ему последние указания, он же, наблюдая за вокзальной толчеей, почти не слушал ее. Мимо него шли люди, которые словно бурлаки тащили за собой гигантские баулы и чемоданы. И внезапно он обрадовался тому, что едет налегке, что отправляется в столь далекое путешествие всего лишь с небольшой сумкой. Он вдруг почувствовал прилив надежды; может быть, все же не все потеряно, если он еще способен так вот внезапно собраться и уехать. В молодости он был чрезвычайно легок на подъем, но в какой-то момент жизни ему начало казаться, что он отяжелел, стал пассивен и инертен, а каждый очередной шаг стал даваться со все большим трудом. Но теперь он понял, что это не совсем так, что у него еще достаточно сил и что он просто засиделся на одном месте. Ему захотелось, чтобы поезд как можно скорее отошел бы от перрона, и он, наконец, остался бы со своими нежданно появившимися новыми мыслями и чаяниями один. Дмитрий украдкой посмотрел на часы, чтобы узнать - сколько времени осталось до отправления.
   В Симферополе он не был лет десять. Но несмотря на столь долгую разлуку с городом весь ландшафт привокзальной площади хорошо сохранился в его памяти. С его последнего приезда здесь практически ничего не изменилось, даже маршруты троллейбусов и автобусов, развозящих пассажиров по всему полуострову, брали старт с того же места. Почему-то это обстоятельство, не имеющие к нему никакого отношения, странным образом обрадовало его; в этом постоянстве он почувствовал ту прочность, которую не ощущал в самом себе.
   Автобус, как и обещал Питер, находился в условленном месте. Дмитрий вошел в салон и выбрал кресло около окна. "Итак, я в Крыму и еду на религиозный семинар, - сказал он сам себе, откидываясь на мягкую спинку сиденья. - Зачем, с какой целью? Глупо. А почему глупо? Потому что я не верю в Бога? А может быть, верю? Это раньше я знал точно, что я атеист, вернее мне долго и тщательно это внушали. Но теперь-то я в этом сильно сомневаюсь. Значит, я здесь для того, чтобы познакомиться с новыми людьми, с новыми идеями, послушать лекции, а заодно и смыть мою московскую грязь в море. Разве все это не стоит поездки? Разве я не заслужил, в конце концов, просто отдыха? Я ведь давно по-настоящему не отдыхал".
   Дмитрий попытался рассмотреть других пассажиров автобуса. Салон был полупустой, все сидели поодиночке. Ехало несколько девушек и несколько мужчин в уже солидном возрасте. Так что в такой компании он вполне может чувствовать себя молодым. И это еще один плюс.
   За окном мелькал разновысотный крымский пейзаж столь отличный от привычного словно большой стол плоского подмосковного. Вдали виднелись горы, за которыми по его расчету должно было плескаться море, а вдоль дороги простирались виноградники, которые словно альпинисты, не ведая страха высоты, взбирались вверх по крутым склонам.
   "А ведь хорошо в Крыму хотя бы уже тем, что до Москвы несколько тысяч километров. А впереди целая неделя совсем другой жизни. И когда еще представится такая возможность. Да и представится ли вообще?"
   В Гурзуфе их встречал Питер, как всегда веселый, обаятельный, хорошо говорящий по-русски, но с забавным акцентом.
   - Приветствую вас на гостеприимной крымской земле. Хорошо ли добрались? Сейчас вас будут расселять.
   Широко улыбаясь, он подошел к Дмитрию и крепко пожал его руку.
   - Я рад, что вы приехали, - сказал Питер. - Мне понравилась ваша статья о нас.
   - По-моему заметка самая обыкновенная, - чуть заметно усмехнулся Дмитрий.
   - Нет, вы первый, кто написал о нашем движении объективно в России. Вы же знаете, сколько на нас льют грязи. Поэтому мы очень ценим любую правдивую информацию. А у вас хватило смелости сказать правду. Мы благодарны вам.
   Дмитрий подумал, что никакой смелости для того, чтобы изложить все те факты, коих он был свидетель, ему не требовалось. Никто не мешал ему писать то, что он хотел.
   Хотя Питер и обещал, что их разместят быстро, на самом деле после того как он покинул их, сославшись на срочные дела, ими почти час никто не занимался. По-видимому, несмотря на то, что Питер явно не первый раз посещал эту страну, он так до конца и не усвоил существующие здесь темпы и порядки. Наконец появилась девушка и попросила всех следовать за ней.
   Дом отдыха, который был снят для проведения семинара, располагался в старинном парке. Скорей всего, он был заложен еще в прошлом веке, так как тут на небольшой территории в промежутках между разросшимися деревьями умещались здания самых разнообразных архитектурных стилей: от затейливого барокко до безликих стеклянных, одетых в железобетонную оправу, сооружений.
   Предводительствуя девушкой, их маленькая колонна обогнула большой современный красивый корпус и вошла в плюгавенький двухэтажный дом больше похожий на барак, который к тому же явно давно не ремонтировался: с потолка сыпался дождь из штукатурки, а от обоев отслоились огромные куски, бесстыдно оголяя полусгнившие доски.
   Дмитрия поместили в двухместный номер - обшарпанный, с разбитой мебелью, и, как убедился он вечером, кишащий тараканами всех существующих на земле видов и мастей. С ним поселили пожилого украинца, который сразу же разделся и улегся спать. И, как затем убедился Дмитрий, его сосед избрал это занятие в качестве основного на все время своего пребывания на юге.
   Темнота сгустилась быстро. Оставив спящего соседа в номере, Дмитрий направился к морю. Где-то совсем рядом громко играла музыка, которую то и дело заглушал топот ног; тесно, прижавшись друг к другу, и поглощенные исключительно только собой, мимо него неслышными тенями проскользнули несколько пар. Десять лет его не было на море, а тут ничего не изменилось, идет все та же наполненная негой и эротикой жизнь. И пройдет еще 50 лет, а здесь все останется по-прежнему. Меняются лишь участники этого вечного праздника жизни; одни уходят в небытие, но другие тут же занимают их места на пляже, в новых и старых корпусах, в объятиях красивых женщин. И среди тех, кто уже никогда не появится на этом теплом ласковом берегу снова, вскоре окажется и он; от его пребывания тут не останется и следа, как не сохранилось его от тех, кто бродил по этой набережной двадцать, сто лет назад.
   Дмитрий спустился с набережной к морю и подошел к кромке воды. Он погрузил в нее руку, она была холодной, южное солнце еще не успело, как следует прогреть ее.
   Дмитрий сел на прохладные камни и стал смотреть на прямой, как клинок, луч лунной дорожки. И все же остается вопрос, зачем он приехал сюда? Религиозный семинар - эта версия для Валентины. Но он-то должен дать себе отчет, почему он здесь? Его словно кнутом пригнала сюда какая-то глухая тоска, желание каких-то неясных перемен. И надежда на то, что именно здесь они и произойдут. Ведь именно с этой подсознательной целью люди и отправляются в путешествие, а вовсе не для того, чтобы поглазеть на красоты чужих мест. Это вторичная, не главная причина, которая служит лишь оправданием и прикрытием для первой и самой важной. Для него же тут открывается последний шанс хоть что-то изменить в своей жизни, избавиться от бесконечной тягомотины своего существования. Он продолжал сидеть у кромки воды, прислушиваясь к окружающим его шумам. У него было чувство, что в любой момент может что-то случиться. Но пока все оставалось неизменным и лишь море, словно шаловливый ребенок играла волной, выбрасывая ее, то чуть сильней, то чуть слабей на берег. Дмитрий вздохнул, встал и направился в корпус.
   Утром за завтраком он увидел всех участников семинара. К его удивлению, в столовой набилось не менее ста человек. Публика показалась ему довольно разношерстной; молодые девушки соседствовали за столами с пожилыми мужчинами, по виду рафинированные интеллигенты - с типажами, которых можно в большом количестве встретить у пивных ларьков. Единственное, что всех как-то сближало - легкие курортные наряды, выставляющие на показ белую незагорелую кожу.
   Его глаза как бы сами собой останавливались на лицах красивых девушек; таких оказалась не так уж мало. Он поочередно смотрел на них и прикидывал, кто может стать его избранницей.
   После того, как совместная трапеза успешно завершилась, на середину зала вышел Питер и громким зычным голосом объявил, что сразу же после завтрака в клубе состоится первая лекция.
   Однако когда через 20 минут "семинаристы" собрались в актовом зале клуба, то народу там оказалось значительно меньше, нежели в столовой. С самого утра стояла хорошая погода, солнце призывно сверкало с безмятежного голубово неба и многие, естественно, предпочли откликнуться на этот зов и отправиться на пляж. У него тоже мелькнула подобная мысль, но затем он решил, что море подождет, а ему надо послушать лекции; ведь он же всегда испытывал интерес к таким вещам. Да и перед хозяевами семинара неудобно; они оплатили его поездку вовсе не для того, чтобы он только купался и загорал.
   Дмитрий слушал лектора, и его все сильнее охватывало разочарование. Излагаемые им теории казались ему чересчур примитивными и эклектичными. Странные все же эти американцы люди, им кажется, что они открывают нечто никому неведомое, являют миру некие откровения, которые подобно землетрясению, должны потрясти буквально всех. На самом же деле все, что они говорят, невероятно банально и давно известно более древним культурам.
   После лекции им было объявлено, что они могут записаться в дискуссионные группы. Дмитрий выбрал "Христос и Россия". Особых пристрастий к религии он никогда не испытывал, скорей наоборот, в церкви его почему-то быстро охватывала скука, а все совершаемые там обряды казались какими-то бессмысленными. Он никак не мог понять, какое отношение они имеют к Богу, каким образом приближают к нему человека. Если есть Бог и если то, что о нем говорят, правда, то ему вполне по силам установить с любым из верующих непосредственный контакт, минуя часто весьма дорогостоящие услуги посредников. Наблюдая же за священниками, он всегда удивлялся тому, как это серьезные взрослые люди могут заниматься такими странными делами: бубнить молитвы, размахивать кадилами, водить за собой толпы народа во время религиозных праздников. Не случайно же, что многие церковные конфликты возникали из-за сущих пустяков, например, русский раскол - всего лишь из-за нескольких изменений в обряде.
   После обеда в актовый зал вернулось еще меньше народа, но Дмитрий решил высидеть первый день "занятий" до конца. Ему хотелось посмотреть, кто еще записался в его группу и в каком направлении потечет дискуссия.
   В группе оказалось человек десять, возглавлял же ее сам Питер. Насколько было известно Дмитрию, он считался у них в церкви главным идеологом. Из этого факта он сделал вывод, что они придают обсуждению этой темы особенное значение.
   - Прежде всего, я предлагаю выбрать старосту группы, - сказал Питер. - Особых обязанностей у него не будет, он просто станет отмечать присутствующих и координировать нашу работу. Кого вы предлагаете?
   К удивлению Дмитрия взоры большинства сидящих рядом с ним людей сфокусировались почему-то на нем. То ли подействовало на всех то обстоятельство, что он представляет известную столичную газету, то ли все уловили в нем какие-то неведомые ему задатки лидера. Как бы то ни было, но уже через несколько минут он вдруг превратился в старосту группы. Он ощутил, что это мгновенное и внезапное возвышение приятно ласкает его самолюбие и подумал, что его тщеславие все еще страдает от неутоленных амбиций.
   - Я уступаю руль вашему старосте, - произнес Питер, - теперь руководить обсуждением будет он.
   - Что ж, давайте попробуем, - сказал Дмитрий. - Только хочу сразу предупредить: я не считаю себя принадлежащим к какой-либо конфессии. Это не означает, что я не верю в Бога, скорее я склоняюсь к тому, что он существует - в этом вопросе я, пожалуй, агностик. Мне представляется, что человечество до конца не нашло ответ на вопрос о том, есть ли Бог или его нет? А потому я придерживаюсь мнения, что каждый человек должен решать его самостоятельно. Поэтому если говорить о моей позиции, то я не приемлю не Бога, я не приемлю религии. Я считаю, что их претензии говорить от его имени ни на чем не обоснованы. Меня всегда удивлял этот плюрализм: Бог один, а конфессий множество. И каждая предъявляет свои права на абсолютную монополию представлять интересы Бога на земле.
   - Любопытное мнение, - как показалось Дмитрию, недовольно проговорил Питер.
   - А мне кажется, что ставить вопрос подобным образом бессмысленно, - вдруг проговорила девушка, сидящая прямо напротив Дмитрия. Насколько он помнил, она ехала сюда в том же автобусе, что и он. На вид ей было лет 25, густые светлые волосы обручем обрамляли приятное лицо. Он поймал себя на мысли, что, пожалуй, к ней следует приглядеться повнимательней. - Если исходить из ваших слов, то получается, что человеку совершенно не во что верить. Но из истории мы знаем, что эпохи безверья - самые опасные эпохи.
   - А, по-моему, наоборот, именно периоды всеобщей веры самые страшные, - возразил Дмитрий. - Когда все люди верят в одно и тоже ими становится легко управлять. Можно взять в качестве примера эпоху инквизиторских костров или время, когда мы по команде сверху всем скопом строили коммунизм - сколько было тогда совершенно от имени государства преступлений. Такая всеобщая вера в один идеал и создает идеальные условия для манипулирования целыми народами.
   - Но я говорю вовсе не об этом, - чуть ли не возмутилась незнакомка. - Я вовсе не хочу, чтобы все верили скопом в нечто общее, я за то, чтобы каждый искал собственную веру. Поэтому люди и выбирают свой путь к Богу. У одних он пролегает через православие, у других - через католичество, у третьих - через ислам.
   - Никто не отрицает право каждого на поиск своей веры. Но я не понимаю, почему нам все время предлагают уже готовые рецепты в виде уже существующих религий. Причем, не просто предлагают, а требуют, чтобы человек непременно придерживался бы определенных воззрений. А если кто-то не соглашается с ними, то грозят всеми мыслимыми и не мыслимыми карами. И не только грозят.
   - Подождите, подождите, - поспешно прервал разгорающуюся дискуссию Питер. - Я, Дмитрий с вами не согласен и согласен вот с этой очаровательной девушкой. Нельзя отнимать у человека веру. Вера не только придает высший смысл жизни, но и спасает от гибели. Я могу подтвердить этот факт на собственном примере. Я был наркоманом, причем так пристрастился к наркотикам, что не мог прожить без них и дня. У меня не было жилья, я скитался по городам, ночевал на улице. В общем, как у вас говорится, у меня был образ жизни типичного вашего бомжа. Фактически я находился на пороге гибели. Но однажды случилось чудо, я встретился с человеком, который стал рассказывать мне про Христа. Конечно, я и раньше слышал все эти сказания, но до меня никогда не доходил их подлинный смысл. Тот человек внушил мне, что у меня есть все шансы вырваться из моей ситуации, так как этого желает Христос. Сначала я сопротивлялся его увещеваниям, насмехался над ними, но незаметно его слова все глубже проникали в мое сознание. Я стал меняться, я почувствовал, что у меня появляется шанс. И однажды наступил день, когда я решился на то, чтобы обойтись без наркотика. А теперь вы меня видите вместе с вами, в этом великолепном костюме. - Питер широко улыбнулся.
   Дмитрий с изумлением слушал этот рассказ. Кто бы мог признать в этом холеном джентльмене бывшего наркомана. Конечно, он уважает уверенность Питера в том, что его вытащила из беды именно вера в Христа. И все же у него на этот счет существует свое мнение.
   - Но мне кажется, что в данном случае речь идет скорей не о вере, а о самовнушении. Хотя это тоже вера, но все же не совсем та, о которой говорит Питер. Ведь лечат же алкоголизм, наркоманию с помощью гипноза. А тут Питеру удалось внушить себе, что он сможет спасти себя сам. А то, что побудительным мотивом явились для него рассказы о Христе, то, на мой взгляд, в любом деле должна быть толчковая нога.
   Дмитрию показалось, что у Питера потемнели глаза. "Кажется, ему не нравятся мои слова". Впрочем, в данный момент его гораздо больше интересовала не реакция Питера, а девушка.
   - Мне кажется, - сказал Питер, - нам целесообразно вернуться к основной теме нашего обсуждения.
   Но Дмитрий уже потерял интерес к дальнейшему продолжению разговора, он вдруг ощутил волнение. Он уже несколько раз встречался с большими зеленоватыми, как у кошки, глазами девушки, и эта зеленоокая бездна все больше притягивала его.
   В этот день ему все-таки немного удалось поваляться на пляже. Однако дело шло уже к вечеру, солнце начало садиться в море, оттуда же словно в качестве обмена прилетел прохладный ветерок. Быстренько окунувшись в еще не прогретую воду, Дмитрий собрал пожитки и отправился в номер.
   Девушку он снова увидел только утром. Она направлялась в столовую в компании с несколькими женщинами. Он пошел следом за ними. Ему хотелось, чтобы она обернулась и увидела своего преследователя, но она шла вперед, словно нарочно не поворачивая головы.
   В столовой он занял столик по соседству с ней, причем постарался сесть так, чтобы видеть ее лицо. Ему было немного неудобно перед собой за все эти уловки, но он знал одну свою особенность - он никогда не умел по-настоящему ухаживать за женщинами. Всегда это выходило у него как-то неуклюже. Наблюдая же за своей избранницей, он сделал неутешительный для себя вывод, что она скорей всего относится к тому типу женщин, которые никогда не делают первыми шаги в сторону мужчин. А это означает, что если он желает чего-либо добиться, то всю инициативу ему придется взять на себя.
   Внезапно он почувствовал, как у него учащенно забилось сердце. И почти в тоже мгновение понял причину своего сердцебиения - она смотрела на него. Он улыбнулся ей, но вместо того, чтобы ответить ему тем же, девушка перевела взгляд в сторону. Дмитрий понял, что пока контакт у них не состоялся и ощутил, как у него тут же испортилось настроение.
   Чтобы взбодриться, сразу после завтрака он отправился на море и с разбега бросился в прохладную воду. Когда он вышел на берег, то ему показалось, что внутреннее напряжение в нем ослабло.
   На этот раз в актовом зале сидело еще меньше народу. Поэтому отыскать девушку не представляло большого труда. Невольно он посочувствовал организаторам семинара; вряд ли они думали, что приглашенные на него, окажутся столь неблагодарными и столь откровенно продемонстрируют свое равнодушие к богословским проблемам. Хотя адепты церкви Единения здесь и находятся вроде бы не первый год, но кажется, так и не уяснили по-настоящему характер народа, среди которого собираются заниматься миссионерской деятельностью.
   Дмитрий занял место недалеко, но и не так чтоб уж очень близко от зеленоокой красавицы. Он решил, что будет здесь сидеть до тех пор, пока и она находится в зале.
   После обеда началась "работа" в группах. Они расселись по местам, и Питер, как показалось Дмитрию, не без опасения взглянул на него.
   - Мне бы хотелось, - сказал Питер, - чтобы сегодня мы бы обсудили перспективы христианского движения в России. Я выскажу, как это у вас говорят, для затравки свое мнение. Мне кажется, что эти перспективы очень велики, ваша страна, освободившись от власти коммунизма, срочно нуждается в замене идеологии, причем, учитывая характер русского народа, она должна быть не менее сильная и влиятельная, чем коммунистическая. И я не вижу другой такой идеи, кроме как христианство. И я уже заметил, что люди возвращаются к традиционным христианским ценностям. Мы понимаем, что в России имеются вековые традиции православия, и наша церковь вовсе не собирается противопоставлять им свои представления. Наш преподобный учитель господин Кун всегда выступает против того, чтобы кому-либо навязывать свои воззрения, он лишь открывает людям ту истину, которую ему в свою очередь открывает Бог. Я только не понимаю, почему православная церковь столь непримиримо относится к другим христианским доктринам. Разве каждый человек не вправе искать свой путь к Господу?
   Вступать в дискуссию Дмитрию не хотелось, он пришел на занятие группы главным образом из-за того, что не хотел потерять девушку из вида. Но почему-то все взоры снова дружно обратились на него, по-видимому, после вчерашних выступлений он, сам того не желая, превратился в основного оппонента Питера. И волей неволей ему теперь придется подтверждать эту свою репутацию.
   - Мне представляется, - произнес он, - что, несмотря на определенный ренессанс у православной церкви в России нет большого будущего. По крайней мере, в том виде, в каком она существует теперь. На мой взгляд, извечная беда православия состоит в том, что придавая повышенное значение развитию духовной сферы, она очень мало внимания всегда обращала на прагматичные аспекты жизни, она не предлагала верующим конкретного кодекса поведения в повседневной жизни. В православии как бы внутренне заложена мысль, что она должна оставаться без изменений, что перемены не для нее. Если даже взглянуть на облик наших священников, то сразу бросается в глаза, насколько архаично они выглядят, насколько их одежда не совпадает с современной модой; невольно думаешь, что люди в таких одеяниях, просто не могут мыслить по-современному. Я не отрицаю, что православием накоплен большой духовный потенциал, но когда мы имеем дело с реальной действительностью, то он оказывается просто невостребованным. Возникает серьезный зазор между высшим и низшим при почти полном отсутствии середины. А когда отсутствует середина - это всегда опасно, значит, людей будут затягивать водоворот крайностей. А это чревато печальными последствиями. Вот и получается, что люди ходят в церковь, молятся, соблюдают обряды, но их религиозность остается абстрактной, она не затрагивает их ежедневного существования. Может быть, отсюда и берут многие истоки трагедий русского народа. Впрочем, как мне кажется, эта беда не только православия, другие христианские конфессии тоже грешат этими недостатками. Христианство, которое вот уже 2 тысячи лет без устали говорит о необходимости преобразования мира, о том, что человек должен победить свою звериную природу, так и не выработала те приемы, позволяющие достичь этой цели. В сущности, оно демонстрирует лишь то, что само неспособно изменяться, хотя бы по той причине, что не знает конкретно, как это сделать. У ислама существует практика суфизма, у буддистов - дзен-буддизм. А что есть у христианства, какой она выработала механизм преобразования человеческой личности? Все христианство это не более, чем декларация, рассказ о своих добрых намерениях. Мне нравится, Питер, что ваша церковь ставит задачу объединения всех христианских церквей. Но я не совсем уверен в том, что если даже это и случится, что принципиально изменится. Конечно, конфликтов на почве религиозной розни станет меньше, но приобретет ли человечество новое лицо? Боюсь, что в целом перемен окажется не так уж много.
   - Что же вы предлагаете? - как-то сквозь зубы процедил Питер.
   - Ничего не предлагаю, - пожал плечами Дмитрий. - Я просто высказываю свои мысли.
   "То, что Питер уже даже не скрывает своего недовольства, - это его проблема. Я не обещал ему свою лояльность. Меня гораздо больше интересует мнение "моей" девушки".
   Судя по всему его выступление зарядило на активность остальных участников группы, и дискуссия оживилась. Но насколько он мог судить, никто из говоривших по-настоящему так и не понимал обсуждаемой ими темы и в чем заключаются его разногласия с Питером. К его огорчению девушка не принимала участия в разговоре, она молча сидела и казалось, думала о чем-то своем, не обращая ни на кого из присутствующих внимания. А ведь все его разглагольствования были обращены только к ней, не сидела она бы тут стал бы он так изгаляться. Меньше всего в данную минуту его занимали перспективы христианства в России.
   Заседание группы, наконец, закончилось, Дмитрий встал со своего места с твердым намерением немедленно заговорить с девушкой. Но в эту минуту к нему со своей неизменной улыбкой подошел Питер.
   - Дмитрий, мне бы хотелось с вами поговорить. Вы не против, если мы пройдем в мой номер?
   Дмитрий едва не выругался вслух, только он созрел для решительного шага - и вот все срывается. Естественно, что Питеру отказать он не может, все-таки это благодаря ему он оказался здесь. И о чем совсем не жалеет.
   - Или я нарушаю ваши планы? - вежливо поинтересовался Питер.
   - Какие могут быть планы на отдыхе, - выдавил из себя Дмитрий.
   - Тогда пойдемте. Тем более, это здесь рядом.
   Питер действительно жил неподалеку, в новом современном корпусе, который еще так понравился Дмитрию, когда он проходил мимо него в первый раз. Не меньше корпуса понравился ему и номер: светлый, просторный, обставленный мягкой удобной мебелью. На тумбочке стоял импортный телевизор. Эти хоромы совсем не походили на тот обшарпанный клоповник с разбитой мебелью, куда запихнули его.
   "Говорят о христианском братстве, а сами явно не желают претворять свои принципы в жизнь" - усмехнулся про себя Дмитрий.
   - Садитесь, - указал Питер на мягкое кресло. - Сейчас достану что-нибудь выпить. - Он извлек их холодильника бутылки пепси и минеральной воды.
   Ну да, они же исповедуют полный отказ от употребления алкоголя, вспомнил не без некоторого огорчения Дмитрий. Почему-то у него возникло желание выпить чего-нибудь покрепче, нежели то, что предлагал ему хозяин номера.
   - Знаете, Дмитрий, я в России уже не первый год, - обдал Питер Дмитрия своей неизменной улыбкой. - Кажется хорошо знаю страну, но затем всякий раз убеждаюсь, что не совсем понимаю, что тут происходит. Вот, например, ваши высказывания...
   Питер долгим взглядом пробуравил Дмитрия, но тот ничего не ответил, вместо этого налил себе полный бокал пепси.
   - Мне почему-то казалось, что вы человек верующий. Вы так глубоко мыслите, а глубоко мыслящий человек не может пройти мимо Бога.
   - Я не прохожу мимо Бога, другое дело, что я об этом думаю.
   - Но у вас о нем очень странные представления. Вы согласны?
   - Но в чем они странные, я не понимаю. По-моему похожие мысли уже высказывались неоднократно.
   - Да, конечно, но всякий раз эти мыслители оказывались несостоятельными. Ниспровергатели христианства уходили в забвение, а христианство в очередной раз торжествовало победу. И разве моя история не доказывает, что заложенная в христианстве истина всесильна и бессмертна. Разве мое спасение не чудо?
   - Все зависит от того, как человек воспринимает мир. Один скажет, что помог Бог, другой - он спасся благодаря проявленной им силы воли.
   Питер принужденно рассмеялся.
   - С вами трудно спорить, еще труднее - убеждать. И все же позвольте с вами не согласиться. Бог не только не уходит, он становится все более необходим. Грехопадение человека вовсе не закончилось после того, как был нарушен завет божий, и первые люди были изгнаны из рая, оно продолжалось все это время. Более того, в последнее время оно заметно ускорилось. Очень долго в людях жило сознание того, что накопление знаний само собой приведет к исправлению их собственной природы, улучшению общественного устройства. Но знания на самом деле разрушают человека, он становится неудержим в приобретение все новых и новых его порций. И все больше забывает о душе. Причем, если раньше это происходило в основном на бессознательном уровне, то теперь он это делает вполне осознано. Ибо, увеличивая пределы своего познания, он увеличивает и свою гордыню. Кроме того, знания постоянно членятся и все дальше уводят человека от общего их источника, от Бога. Человек теряет ориентацию. О, я отнюдь не мракобес, я не отрицаю необходимость познания. Но ведь надо же давать отчет, чего могут дать знания, а чего - нет. Именно в этом вопросе и кроятся самые большие заблуждения. Мы добиваемся сближения мировых церквей именно потому, что только так можно преодолеть трагические разногласия и предложить единый для всех путь. Вместо того, чтобы искать истину, основные силы сейчас тратятся на борьбу друг с другом, на поиск аргументов с целью оправдания своей позиции. Поэтому пока существует раскол, ничего кардинально в мире измениться не может.
   - Я понимаю вас, - сказал Дмитрий, - но почему вы считаете, что ваша церковь окажется лучше других и сможет решить те проблемы, с которыми не справились другие конфессии. Меня всегда удивляло то обстоятельство, что каждая религия претендует на полную монополию на обладание Богом. А к чему приводит монополизм, нам объясняли много раз.
   - Мы не претендуем на монополию, мы хотим только внести свой вклад в дело преобразования земной жизни. Или вы отрицаете необходимость этого?
   - Нет, не отрицаю.
   - Я рад, что вы со мной, наконец, согласились, Дмитрий, - улыбнулся Питер. - Вы один из лучших российских журналистов и ваше сочувствие нашему движению для нас очень важно. Более того, я убежден, что наша встреча предопределена свыше. И нам с вами предстоит еще решать немало совместных задач. И потому меня несколько удивляет то, что вы говорите
   во время дискуссий в группе. Это все очень интересно, но чересчур, как бы это сказать, спорно. Нам бы не хотелось, чтобы на нашем семинаре звучали бы подобные темы. Я надеюсь, вы понимаете меня?
   "Вот и вся их свобода, - подумал Дмитрий. - Они платят и хотят, чтобы за их денежки люди говорили только то, что хочется им. Они хотят преодолеть раскол, навязав всем свою волю. Старый традиционный способ борьбы за единство. Неужели им неизвестно из истории, что подобные методы всегда приводят к одному - к новому разделению".
   Внезапно Дмитрию показалось, что сквозь любезную улыбку Питера проступают суровые инквизиторские черты. Чем они лучше наших коммунистов, они тоже мечтают посадить всех за колючую проволоку своей идеологии. Христос им нужен для того, чтобы управлять миром и манипулировать людьми. Может быть, они сами этого не сознают, но каждого инакомыслящего они подсознательно воспринимают, как потенциального врага. Питер и его команда лишь в очередной раз доказывают, что никакие благородные цели не в состоянии изменить сущность человека; сначала необходимо ему стать другим, а затем уж заняться преобразованием мира.
   - Я, наверное, вас утомил своими разговорами, - вновь озарился Питер лучезарной улыбкой. Но Дмитрий больше не верил в его доброжелательность, Питер совершил ошибку, приоткрыв свою истинную сущность.
   - Да нет, все в порядке. Работа журналиста в том и заключается, чтобы разговаривать с людьми. - Он видел, что Питер ждет от него более определенных обязательств, но давать их ему он не собирался. В конце концов он не напрашивался на эту поездку, они сами его пригласили, а потому не имеют права чего-то требовать от него.
   - Я надеюсь, - сказал Питер, - что возвратясь в Москву, вы напишите объективную статью о том, что здесь происходит. Наша церковь вам будет весьма благодарна за это. - Последние слова были произнесены с такой странной интонацией, что заставило Дмитрия удивлено посмотреть на своего собеседника.
   - Это я вам обещаю, что материал будет объективным, - ответил Дмитрий.
   Когда Дмитрий вышел на улицу, уже начинало темнеть. На небе выступила пока еще редкая сыпь из звезд, а с моря как всегда в это время дул прохладный ветерок.
   А ведь в каком-то смысле это была вербовка. Правда не в шпионы, а в адепты Церкви Всеобщего Единения. И слова о благодарности произнесены не случайно. Правда, что за ними стоит, не совсем понятно.
   Дмитрий спустился на заполненную отдыхающими набережную. Он чувствовал себя одиноким. Если бы не этот дурацкий разговор с Питером, то кто знает, может быть, он тоже сейчас бы прогуливался с девушкой. У него возникло желание спуститься к морю, но затем он передумал. Опять под аккомпанемент шума волн начнет размышлять о вечности, о смысле жизни и других подобных бессмысленных вещах. У него сегодня нет желания предаваться столь бесплодным размышлениям. Но в таком случае ему остается только одно - идти спать.
  
  ХХХ
   Утром в столовой Питер объявил, что после обеда вместо лекции их ожидает прогулка по морю.
   Небольшой теплоход плавно раскачивался на волнах. С первой минуты посадки, Дмитрий старался ни на секунду не упускать из вида свою избранницу. У сходней образовался затор, который отделил его от нее. Он испугался, что она ускользнет от него в очередной раз. Он бросился в толпу, пытаясь, как волнорез, рассечь ее пополам. На него зашикали, кто-то даже больно ударил локтем ему в ребро. Но сейчас ему было не до таких мелочей; приз, за которым он устремился в погоню, был чересчур велик и значим.
   Девушка сидела на закрытой палубе, у окошка. Прямо напротив нее было свободное место, и он поспешно плюхнулся на сиденье. Впервые их больше не разделяли никакие внешние преграды.
   Теплоход уже минут 20 скользил вдоль побережья. Покатые крымские горы окунались в море, а на редких ровных площадках возвышались самые разнообразные строения - плоды причудливой фантазии многих поколений архитекторов. Дмитрий и девушка уже несколько раз встречались взглядами, и каждый раз казалось, что беседа вот-вот завяжется, однако шло время, а ее узелок так и не разматывался.
   - Смотрите, а вот и "Ласточкино гнездо", - воскликнула вдруг девушка.
   - Да, - радостно подхватил он, - действительно "Ласточкино гнездо". Я помню, как возили меня сюда родители. Но это было очень давно, я тогда даже не учился в школе.
   - А я первый раз в Крыму.
   - Первый раз, - искренне удивился он. - А мне казалось, что в нашей стране нет человека, кто хоть раз не побывал здесь.
   - А я думаю, что таких немало.
   Они снова замолчали, и Дмитрий испугался, что так замечательно начавшийся разговор может прерваться.
   - Вы мой коллега, тоже журналистка? - спросил он первое, что пришло в голову.
   - Я работаю на радиостанции "Надежда".
   - Вот как, а я ее иногда слушаю. Может быть, даже слышал ваш голос. А я работаю в "Национальной газете".
   - Я знаю, - чуть заметно улыбнулась девушка.
   - А как вы сюда попали? Тоже по личному приглашению Питера?
   - Нет, абсолютно случайно. Должна была поехать другая сотрудница, но у нее заболел ребенок. Она предложила отправиться сюда мне.
   - А меня пригласил Питер. - Он поймал себя на том, что как бы немного хвастается этим обстоятельством. - Хотя меня это удивило, - поспешно добавил он, - мои предыдущие контакты с ним ограничивались одной встречей. Кстати, а как вам кажется все это действо?
   - Не думаю, что у них что-нибудь здесь получится. Хотя бы потому, что они проповедуют воздержание от алкоголизма.
   - Но у нас достаточно людей, которые не пьют. Мне кажется, у нас есть те, кого может заинтересовать это учение. Тем более мы падки на все иностранное. Христос в американской упаковке для многих может показаться привлекательнее, чем в отечественной таре. Все это рассчитано отнюдь не на тех, кто пытается посмотреть в суть. В том, что они говорят, нет ничего нового, просто идет бег по кругу, подобно лошадям на скачках. Однако приходит новый человек и провозглашает себя очередным пророком. И процесс этот судя по всему бесконечен. Все время находятся люди, желающие быть диктаторами и желающие стать мессиями. К сожалению, мы все никак не может угомониться и поумнеть.
   - Я тоже не вижу в этом ничего нового. Просто появилась еще одна религиозная секта.
   Ему понравилось, что у них оказалось общее мнение на этот счет.
   - Знаете, - засмеялся он, - мне нравятся американцы. Они прагматичны во всем. Многим почему-то кажется, что прагматики - это безыдейные, циничные люди. Но я понял, что как раз все наоборот. Именно среди прагматиков больше всего идеалистов. Только у них идеализм тоже прагматичный. Им нужна такая религия, которая решала бы все проблемы сразу, одним взмахом своей религиозной метлы отметала бы все сомнения, нужна такая вера, чтобы они могли бы чувствовать себя комфортно, ощущать хорошими и богопослушными. Вот они и предлагают сразу кардинальное решение: давайте все объединимся и будем жить дружно, так чтобы ничего не мешало бы заниматься нашим бизнесом. Может быть, поэтому они не интересуются другими народами, их религиозными и философскими воззрениями. Некоторые из них живут у нас уже не один год, но, как я мог заметить, они по-настоящему так и поняли страну, в которой находятся. Иногда мне кажется, что они на нас смотрят как на туземцев. Они даже не осознают, что те идеи, что они тут проповедуют, не идут ни в какое сравнение с той философской культурой, что есть у нас. Прежде чем читать нам лекции им бы познакомиться с нашей философской литературой. Может быть, тогда они бы вели себя немного скромнее.
   - Я тоже полагаю, что большого успеха им тут не добиться. В нашей стране устойчивые традиции православия.
   - Традиции, безусловно, существуют, но, как мне кажется, православная церковь не удовлетворяет полностью религиозные потребности народа, особенно той его части, которая обладает западным менталитетом. Мне кажется, что мы находимся на пороге нового религиозного раскола.
   - Между прочим, мы так и не познакомились, - вдруг сказала девушка.
   - Действительно, - засмеялся он. - Я как-то и забыл об этом. Меня зовут Дмитрий.
   - А меня - Лена.
   Больше проблем с поисками тем разговоров у них не возникало, они появлялись как бы сами собой, словно рождались из воздуха или из моря, и одна плавно перетекала в другую. Они даже не заметили, что теплоход повернул назад и направился к пристани. Внезапно шум на палубе заставил их обратить внимание на то, что происходит вокруг. Рядом с кораблем из моря, словно обломанные клыки, выступали две скалы. Расстояние между ними было совсем небольшим, но несмотря на это их посудина явно намеревалась протиснуться между этими каменными глыбами. Все сгрудились у борта, гадая чем кончится эта капитанская бравада.
   Внезапно Дмитрий ощутил приступ острого страха. В уме само собой возникла история с "Титаником". А что если сейчас все закончится так же и их всех поглотит морская пучина, всегда готовая принять новую добычу. Он представил себя лежащим на морском дне, покрытый тиной и водорослями. От этой воображаемой картины ему стало не по себе. Интересно, кто-нибудь еще думает о чем-нибудь подобном или только у него возникают такие ассоциации.
   Он посмотрел на Лену; она с интересом наблюдала за движением корабля. В этот миг раздались дружные аплодисменты; теплоход благополучно миновал опасное место и прямым курсом направился к пирсу. Дмитрий облегченно вздохнул; он сам не понимал, почему им овладел такой острый и по сути дела беспричинный страх; ведь никакой реальной угрозы для жизни не было, можно не сомневаться, что капитан много раз проделывал этот несложный трюк. Как бы то ни было он жив и наконец-то произошло знакомство, о котором он думал все последние дни.
  
   ХХХ
   Утро выдалось солнечным, небо было таким чистым, что его голубизна слепила глаза. Дмитрий легко вскочил с кровати, бросил взгляд на храпящего соседа. Впервые за все эти дни он чувствовал себя по-настоящему полным сил и энергии.
   Так как было еще рано, он не стал ждать Лену, решив, что они встретятся в столовой. Ему захотелось прогуляться по еще не до конца пробудившемуся Гурзуфу.
   Это была великолепная прогулка по тихой, залитой золотистыми волнами солнечного света набережной. Он наслаждался одиночеством и теплом, он почти физически ощущал, как в его душу нисходит такой покой, что хотелось петь и смеяться. Рядом с ним умиротворенно урчало вялое еще не полностью проснувшееся море, и ему захотелось окунуться в него.
   Он спустился на пляж, в одну секунду разделся и разбега бросился в воду.
   Дальше все произошло точно так, как он и представлял. Они встретились с Леной в столовой, сели за один столик. Позавтракали, затем неторопливо беседуя, направились в лекционный зал.
   Американец-лектор через переводчика говорил о божьим промысле, о том, что только через веру человек постигает истину. Дмитрий же думал о том, что они слишком много заботы возлагают на Господа и тем самым сильно облегчают себе жизнь, освобождая себя от поиска собственных решений; если их послушать, то в мире царит полная ясность и нужно только соблюдать заповеди божьи - и не будет никаких проблем. Вряд ли это так, скорее всего они заблуждаются. Если было бы все столь просто, то не нужна была бы и их Церковь Всеобщего Единения.
   Впрочем, все эти вечные и божественные проблемы занимали его не слишком сильно, гораздо больше Дмитрий думал совсем о другом - о том, что произойдет тогда, когда плотная, словно вакса тьма, спустится с почерневших небес на землю. У него даже возникло желание попросить соседа на некоторое время удалиться из номера, но затем он все же решил не делать этого и не форсировать события; пока нет никаких оснований считать, что все станет разворачиваться именно по такому сценарию. Наоборот, что-то подсказывало ему, что до такого финала еще далеко и если он будет спешить, то все может легко испортить.
   За ужином они договорились, что после короткого отдыха встретятся на набережной. Вернувшись в корпус, Дмитрий тщательно умылся, причем вымыл не только лицо и руки, но и на всякий случай некоторые другие места, которые могли бы ему сослужить службу при свидание. Затем уже в комнате из сумки достал чистое белье и новую рубашку, окропил себя одеколоном. Он чувствовал, что сильно волнуется. Внезапно он поймал себя на том, что все эти дни практически не думал ни о жене, ни о дочери. Им владело ощущение, что они остались в другой жизни, в которую ему правду в самое ближайшее время предстоит вернуться. Но сейчас он как бы берет отгулы от нее и не хочет ни о чем думать, ничего вспоминать. Есть реальность, в которой он сейчас пребывает, и она словно бабочку на огонь, неотвратима влечет его. И у него нет намерения сопротивляться этому зову.
   На место встречи он пришел, естественно, первым. Уже совсем стемнело, рядом в баре громко играла музыка. Прошло еще несколько минут, но девушке не было. Он стал волноваться: а если она не придет.
   "Нет, этого не может быть, я так долго ждал этого момента, судьба не может так жестоко посмеяться надо мной", - негромко сказал он сам себе. И в это мгновение услышал ее шаги.
   Они быстро решили, что спустятся к воде.
   С набережной на пляж вела довольно крутая лесенка. Темнота делала ступеньки невидимыми и чтобы поддержать ее, он взял Лену за руку. Пальцы у нее были мягкие и нежные, они спокойно лежали в его ладони, он слегка сжал их, но не почувствовал ответной реакции. Это огорчило его, и он не осмелился повторить свой эксперимент еще раз.
   Они сели на камни в несколько сантиметров от кромки воды. Дмитрий вдруг почувствовал такое волнение, что даже пожалел, что все это затеял. Он не знал ни что говорить, ни тем более что делать. Ему хотелось ее поцеловать, но какую это вызовет реакцию, он не представлял.
   - Вы любите море? - Вопрос был максимально банальный, но зато позволял хоть как-то раскрутить ленту беседы.
   - Скорее нет. Меня особенно никогда не тянуло на море. Почему-то я всегда мечтала о горах, о том, чтобы кататься на горных лыжах. Хотя знаю, что этого никогда не произойдет.
   - Почему вы так уверены?
   - Не знаю, просто уверена. Разве с вами так не бывает, когда возникает неизвестно откуда уверенность.
   - Почему же бывает. Вот, например, сейчас у меня такое чувство, что когда-то мы уже сидели с вами на этом пляже.
   - В прошлой жизни, - улыбнулась Лена. - Вы буддист?
   - Нет, не буддист, думаю, что я сам не знаю, кто я.
   - В таком случае, как же вы живете?
   - Как и абсолютное большинство людей, которые не испытывают практически никакой потребности понять, что же в реальности они из себя представляют.
   - Странно, а мне как раз показалось, что вы относитесь как раз к той группе людей, которые стараются все анализировать, которые целыми днями и ночами только и делают, что роются в себе. И уже выкопали огромную там яму.
   - А можно узнать, почему у вас сложилось подобное впечатление?
   - Просто когда я наблюдала за вами, то почувствовала, что вы как раз из тех людей, которые любят все усложнять. Им неинтересно, когда все просто, им обязательно нужно, чтобы вокруг были сложные проблемы, и они бы глубокомысленно пытались их разрешить.
   - Выходит, вы наблюдали за мной?
   - Специально нет, но просто я вообще наблюдательная.
   Последнее ее замечание немного огорчило Дмитрия, он бы предпочел, чтобы она обратила бы на него повышенное внимание.
   - На семинаре не так уж много народа, поэтому каждый бросается в глаза, - добавила Лена.
   Дмитрий подумал, что народу на семинаре вполне достаточно, и он, например, вряд ли может дать кому-нибудь из его участников столь же детальную характеристику. Да из всех присутствующих он, пожалуй, по-настоящему обратил внимание только Лену.
   - Знаете, - сказал он, - вот в такие теплые тихие вечера человек особенно чувствует свое одиночество.
   - А вы чувствуете одиночество?
   Внезапно он вдруг испытал острое потребность исповедоваться. Такое желание возникало у него не часто, по натуре он был закрытым человеком и привык скрывать даже от самых близких людей свои переживания. Тем острее у него периодически появлялась необходимость излить перед кем-нибудь душу. Правда, в последнее время он давно это не практиковал, как-то привыкнув жить в собственном коконе. Но тем сильнее овладело им сейчас искушение.
   - Мне кажется, - медленно проговорил он, - что одиночество - это вообще удел человека. Он просто приговорен к нему самой природой. А его жизнь - это попытка оспорить этот приговор. Если это было бы не так, то тогда он бы не находился в постоянном поиске любви, дружбы.
   - А вам не кажется, что если вы рассматриваете любовь, дружбу только как средство борьбы с одиночеством, то тогда вы никогда не избавитесь от него. И вы так говорите обо всем этом, что так и кажется, что вы лишены и любви и дружбы.
   - Ну, в общем, где-то так и есть.
   - Почему?
   - Так уж сложилось. Вернее, так уж я построил свою жизнь. Почему это произошло? Боюсь это долгий и не очень интересный разговор. Я всегда считал себя талантливым, стоящим выше других, поэтому смотрел на окружающих меня людей как бы свысока. А это, сами понимаете, не создает прочных привязанностей.
   - А мне кажется, что если у вас нет ни любви, ни дружбы, то по-настоящему вы в этом не нуждаетесь.
   Эта мысль показалась ему странной. Ее странность заключалась в том, что одновременно она была верной и неверной. Он нередко ловил себя на том, что испытывает большую потребность в любви и дружбе, но когда возникала возможность их обрести, он вдруг начинал уклоняться от новых связей, всячески охранять свое неприкаянное одиночество, как самую свою большую драгоценность в жизни. И это было то тягостное ее противоречие, которое он безуспешно пытался разрешить.
   - Я думаю, вы не правы, - сказал он. - Конечно, бывают разные периоды в жизни, и все же нет человека, который бы не хотел иметь любимую женщину или близкого задушевного друга. Разве у вас не так?
   Он почувствовал, что ей не хочется продолжать разговор на эту тему. И как бы в подтверждение этого он заметил, как она слегка отодвинулась от него.
   - Я немного замерзла и хочу спать, - вдруг объявила она.
   - Да, пойдемте. - Уходить ему не хотелось, хотя по его прикидкам они просидели на берегу не меньше часа.
   Они стали подниматься по лестнице, и Дмитрий снова взял ее за руку. Он сжал ее пальцы, но, как и в первый раз, не дождался ответного пожатия. Это его разочаровало, и он даже подумал, что может быть вечер прошел впустую, и он сделал ставку совсем не на ту.
   Молча они вошли в спальный корпус. В коридоре было пусто, горела единственная лампочка, разбрасывая вокруг себя слабое подобие света.
   - Спокойной ночи, - сказала Лена. - Хорошо, что мы посидели у моря. Я здесь почему-то плохо сплю, а сейчас чувствую, что засну мгновенно.
   - Я рад, что сумел оказаться вам полезным, - заставил он себя засмеяться.
   Она повернулась и направилась в свой номер.
  
  ХХХ
   Дмитрия разбудила мысль, что осталось всего 2 дня до отъезда. Им вдруг овладело какое-то странное лихорадочное состояние, возникшее из смеси нетерпения и предчувствия чего-то важного, что должно вот-вот произойти. Ему захотелось немедленно увидеться с Леной, он остался недовольным их вечернем разговором, он так и не сказал самого главного, что могло бы кардинально изменить их отношения. Вместо этого мямлил о чем-то самому малопонятном - вот в результате и получил то, что получил. Но он надеется, что сегодня сумеет исправить свою оплошность.
   Они шли по утренней набережной, но разговор протекал вяло. Ему казалось, что их вчерашняя беседа продолжится как бы сама собой, но вместо этого они перебрасывались отдельными замечаниями по поводу того, какие сюрпризы готовят им сегодня устроители семинара. И хотя он был сейчас сильно недоволен собой, он радовался тому, что идет с девушкой, которая ему нравится все больше и больше, и что вполне вероятно они вместе проведут целый день.
   Так и случилось. После завтрака они недолго посидели на лекции, затем спустились на пляж и по разочку приняли морскую купель. Однако настоящая беседа по-прежнему не налаживалась, ему все время казалось, что Лена постоянно размышляет о чем-то своем, что-то взвешивает на своих невидимых ему весах. Ему хотелось разгадать ее мысли, пару раз он даже задавал наводящие вопросы, но она отвечала очень уклончиво - и он разочарованно прекратил расспросы. Сам же он тоже никак не мог найти нужные слова, дабы растопить все еще сохраняющуюся между ними отчужденность; ему мешало то, что он никак не мог уловить ее настроение, понять причины ее сдержанности.
   Вечером он пригласил ее в бар, расположенный рядом с их спальным корпусом. Денег было в обрез, но предварительно он изучил там цены и пришел к выводу, что все же способен осилить предлагаемый этим заведением весьма скромный ассортимент напитков и закусок.
   Они взяли по коктейлю и сели за столик. Буквально в 100 метрах от них плескалось море. Однако тихую музыку волн полностью забивала другая, вылетающая из мощных динамиков, и напрочь заглушающая все другие звуки южного вечера.
   - Завтра наш последний день, - сказал Дмитрий. - Мне не очень хотелось ехать сюда, а сейчас не хочется уезжать отсюда. Я очень рад, что оказался здесь.
   - Что же вас так обрадовало? - улыбаясь, спросила Лена.
   - Во-первых, провести неделю у моря - всегда прекрасно, а во-вторых, вот познакомился с вами.
   - Вы полагаете, что ради этого стоило ехать в такую даль.
   - Конечно, - уверенно и даже с некоторым пылом произнес он, - встретить человека, с которым приятно общаться - ради этого не жалко преодолеть и большее расстояние. Я убежден, что в жизни нет ничего важнее чем общение. Его нехватка - это причина многих людских трагедий, неудавшихся судеб.
   - Я заметила, вы любите философствовать,- проговорила Лена.
   - В общем да, это одно из любимых моих занятий. - Ему показалось, что в ее последних словах прозвучала насмешка, и он решил доказать, что она ошибается. - Философия позволяет обрести мировоззрение, а оно необходимо человеку не меньше близкого друга. Без собственного взгляда на мир он всегда одинок и неприкаян.
   - Но многие как-то обходятся без него. И ничего - счастливы.
   - Я не уверен, что их можно назвать счастливыми. Скорей они не счастливы, а довольны. Это можно сравнить с тем ощущением, которое испытывает человек после сытного обеда. Но вряд ли это чувство можно назвать счастьем. А некоторые просто пребывают в таком состоянии постоянно - как будто они только что хорошо пообедали.
   - Тогда объясните, в чем заключается ваше мировоззрение человеку его не имеющего.
   - Я считаю, что не существуют людей без мировоззрения, - почему-то хмурясь, проговорил Дмитрий. - Просто одни отдают себе отчет в его существовании, а другие - нет. Но на самом деле все свои действия любой человек совершает исходя из него.
   - Насколько я могу судить по вашим словам, вы относитесь как раз к тем редким людям, кто отдает себе отчет в том, что у них есть свое мировоззрение.
   - Для меня этот вопрос выглядит несколько сложнее. Я считаю, что наши современные знания о законах мироздания столь далеки от какой-то завершенности, что практически все наши мнения и убеждения просто не могут быть иными кроме как ложными или в лучшем случае неполными. Поэтому для меня любая идеология и даже религия изначально не является истиной в конечной инстанции. Но все дело в том, что очень многие непременно желают стать обладателями окончательных истин. Знаете, сомнение для любого человека - это всегда тягостное бремя, а ему хочется чувствовать себя уютно, комфортно. Вот он и выдумывает различные теории, которые сам же затем обожествляет, превращает в незыблемые догмы. Когда кто-то вам говорит, что он отстаивает свои убеждения, то не верьте ему, на самом деле он отстаивает свою возможность не сомневаться, жить привычно, чувствовать под своими ногами твердое дно. Самые страшные люди - люди убежденные в своей правоте. Им кажется, что они принципиальные, на самом же деле они просто ограниченные. Поэтому я стараюсь не делать окончательных выводов, я постоянно нахожусь в пути.
   - Насколько я поняла, ваше мировоззрение состоит в том, что у вас нет мировоззрения.
   - В каком-то смысле так оно и есть, хотя, на мой взгляд, это несколько упрощенный взгляд. Здесь очень важно понять, что тут нет ничего общего с нигилизмом. Быть нигилистом легче всего, это просто все отрицать, я же, наоборот, ничего не хочу отрицать, я стараюсь любую истину, любую идею брать на вооружение. Главное - это не становится ее пленником.
   Увлеченный и очарованный своим глубокомысленным красноречием Дмитрий взглянул на девушку. Он ясно сознавал: все, что он говорил, обусловлено одним - стремлением произвести на нее как можно более сильное впечатление. Однако выражение ее лица было абсолютно нейтральным, Лена спокойно потягивала через соломинку коктейль и ему даже показалось, что она слушает его не слишком внимательно, и гораздо сильнее поглощена собственными мыслями нежели его разглагольствованиями.
   - Вы со мной не согласны? - несколько обескуражено спросил он.
   - В общем, согласна, но что это меняет. Люди все равно будут вести себя по-прежнему. И кроме того, где та граница, где должно кончаться сомнение и начинаться хоть какая-то уверенность. Нельзя же быть неуверенным во всем.
   - Это сложный вопрос, по-видимому, каждый вынужден прочерчивать эту границу самостоятельно в силу своего разумения или опыта. Хотя с другой стороны и к нему стоит относиться настороженно, у большинства из нас он уж чересчур ограниченный, а мы подчас пытаемся пользоваться им для решения даже глобальных проблем. Впрочем, мне почему-то кажется, что вам порядком поднадоел наш ученый разговор.
   - Да, действительно, как-то стало неинтересно.
   От этой откровенности Дмитрий почувствовал себя оскорбленным.
   - Хорошо, давайте поговорим о чем-нибудь другом. - Ему неудержимо захотелось сказать в отместку ей что-нибудь неприятное, но у него все же хватило выдержки не делать этого. И в самом деле, что это он так расплескал перед ней свою душу, ведь он о ней почти ничего не знает, может быть, она просто набитая дура. По крайней мере до сих пор она не сказала ничего уж такого сверхумного.
   Несколько минут они провели в молчании, и эта пауза позволила Дмитрию успокоиться. То, что она не дура, в этом он уже успел убедиться. Просто эта тема ей действительно неинтересна. И вряд ли можно упрекать человека за это.
   - О чем бы вы хотели поговорить? - уже миролюбиво спросил Дмитрий.
   - Ну можно поговорить о вас. Чем вы занимаетесь?
   - Вы же знаете, я журналист.
   - А о чем пишите?
   - Почти обо всем. Мне нравится быть всеядным. Не люблю в журналистике слишком узкую специализацию, жизнь интересна и разнообразна и хочется отражать ее с разных сторон. А вы работаете не так?
   - Нет, у меня прямо противоположный подход, я веду несколько тем: юридическую, защиту прав потребителей.
   Внезапно впервые за все недолгое время их знакомства он задумался о сидящей напротив него девушке. До сих он воспринимал ее в основном как объект своих сексуальных устремлений, а все остальное, что происходило между ними, рассматривалось им скорее либо как необходимая прелюдия, либо как досадная помеха. Он знал, что хочет покорить ее и использовал для этого имеющийся у него арсенал. Но сейчас он вдруг ясно осознал, что не вправе относится так к другому человеку. Разве не зазубрил он наизусть так поразивший его однажды категорический императив Канта: "поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице и в лице всякого другого также как к цели и никогда не относился к нему только как к средству". И если он терпел поражение, то это происходило обычно тогда, когда забывал этот вечный завет.
   Лена отодвинула от себя опустевший бокал.
   - Мне хочется уйти отсюда, - сказал она. - Надоела эта громкая музыка. Приходиться постоянно напрягать слух.
   - Да, конечно, пойдем. - Они вышли из бара. - Может быть, снова посидим у моря, - предложил Дмитрий.
   - Пойдемте, куда здесь еще идти.
   Море тихо урчало у их ног. Молчание длилось уже несколько минут, а Дмитрий все никак не мог отыскать новую тему для разговора. Он попытался проанализировать свои чувства, но они пребывали в такой неразберихе, что счел за благо отказаться от этой попытки.
   - Грустно, - немного неожиданно для себя произнес он.
   - От чего же вам грустно?
   - Жить грустно.
   - Почему же вам жить грустно? -
   - Даже точно не знаю, но сколько помню себя всегда испытывал такое ощущение. Знаете, ученые делят людской род на самые разные категории: интроверты и экстраверты, холерики, флегматики и прочее. А мне кажется, что можно подразделять людей еще по тому, как они воспринимают жизнь. Одни, чтобы с ними не происходило, всегда все видят в розовом свете, другие же даже если у них все благополучно, все равно чувствуют себя несчастными. Я, по-видимому, как раз из этой несчастливой когорты.
   - Я это сразу поняла, у вас все время хмурая физиономия.
   - Но это не означает, что я хмурый человек. Наоборот, многие считают, что я обладаю чувством юмора. Просто есть разные уровни сознания. Я их условно называю обыденным или житейским и философским. Так вот на житейском уровне я достаточно общительный и даже веселый человек, а вот в философии - трагик. И это в какой-то степени влияет на мое общее настроение.
   - А вы не пытались как-то изменить этот ваш философский настрой?
   - Конечно, пытался, но без больших успехов. Это то, что выдано мне при рождении от самой матушки природы, а с нею бороться очень трудно. Для этого нужно полностью изменить сознание, а эта задача по силе буквально единицам. Не случайно их потом называют святыми.
   - А вы не святой?
   - Нет, - засмеялся Дмитрий, - со святостью у меня прямо скажу слабовато. "Иначе я не сидел тут рядом с тобой", - добавил он про себя.
   Внезапно он заметил, как Лена зябко поежилась.
   - Вам холодно?
   - Да, немного прохладно.
   - Пойдемте домой?
   На набережной не было ни души, в баре тоже уже все стихло, и только из-за кустов доносился приглушенный смех. Молча и быстро они дошли до корпуса.
   - Что ж, спасибо за еще один проведенный приятный вечер, - поблагодарила его Лена.
   Внезапно он сделал то, о чем думал весь их недолгий путь от пляжа до корпуса. Он обнял девушку за талию и притянул к себе. Их губы разделяла лишь тоненькая полоска воздуха, но он так и не решился преодолеть это расстояние. Неожиданно Лена резко отодвинулась и как-то странно и, как ему показалось, не слишком приветливо посмотрела на него.
   - Спокойной ночи, я иду спать, - сказала она.
  
   ХХХ
   В это утро Дмитрий проснулся с совсем другим настроением, чем вчера. На душе было сумрачно, у него было ощущение, что он потерпел поражение. Впрочем, размышлять долго на эти темы у него не было времени, так как день обещал быть насыщенным: торжественное закрытие семинара, прощание с американцами, Крымом... Когда он еще приедет сюда?
   Он постучался в номер Лены, но ему никто не ответил - скорей всего она уже ушла в столовую. Он оказался прав; придя туда, он увидел девушку. Они поприветствовали друг друга кивком головы, и Дмитрий сел за соседний столик, так как рядом с Леной все места оказались занятыми.
   "Что же все-таки между нами произошло?" - в который уже раз спрашивал он себя. Он находился в лекционном зале; на сцене стояла большая группа американцев и услаждала их слух пением веселых религиозных гимнов. Они явно шли навстречу друг другу, продолжал размышлять он. А затем вдруг стали расходиться. Плохо то, что он не уловил тот момент, когда они начали двигаться в разные стороны. Тогда бы он мог вычислить, что послужило тому причиной. И все же у него есть еще последний шанс что-то изменить в их отношениях.
   Американцы закончили выступление, раздались не слишком бравурные аплодисменты, затем на сцене появился сияющий, словно начищенный самовар, Питер. Он стал говорить заключительную речь, Дмитрию же сделалось отчего-то грустно. Завершился еще один эпизод его жизненного пути. Пусть не слишком большой и не слишком удачный, но все-таки он навсегда останется в копилке его жизни.
   Вместе со всеми он вышел на улицу. По ставшей уже привычке он стал искать Лену глазами. Она стояла в группе женщин и смеялась. Внезапно чья-то рука легла ему на плечо. Он обернулся и увидел Питера.
   - Какие у вас впечатления о семинаре? - спросил он. - Вам было интересно?
   - Это было полезно и любопытно. Я узнал немало нового. Так что спасибо за приглашение.
   - Я рад, что вам понравилось? - широко улыбнулся Питер.
   Да, он, в самом деле, в восторге от моих слов, удивился Дмитрий. Или это продолжение его хитрой игры?
   - Не желаете ли ненадолго зайти ко мне. Вам, наверное, надо собираться, но время еще есть.
   В номере Питер достал из холодильника неизменную пепси-колу и разлил ее по бокалам.
   - Не буду скрывать, - сказал Питер, - что наша церковь связывает с этим семинаром большие надежды. И в этом плане мы очень надеемся на вас. Вы известный журналист, вам доверяют ваши читатели и то, что вы напишите, во многом повлияет на их отношение к нам.
   - Я понимаю. Могу вам обещать, что буду объективным, напишу о том, что здесь увидел и услышал. - По правде говоря, у Дмитрия вообще не было желания ничего писать о семинаре, хотя он и понимал, что это не совсем корректно по отношению к его организаторам. Но после слов Питера он почувствовал, что отвертеться ему не удастся.
   - Объективно - это хорошо, нам и не надо ничего другого, кроме объективности, ибо наши намерения абсолютно чисты. Но согласитесь, Дмитрий, что объективность объективности рознь. Вряд ли за эти несколько дней вы настолько прониклись нашими идеями, что сможете в полной мере отразить их в вашей уважаемой газете. Поэтому мне хотелось бы перед тем, как вы отдадите свою статью вашему редактору, предварительно взглянуть на нее. О не для того, чтобы в ней что-то изменять, но может быть исправить, если там будут какие-нибудь неточности. Думаю, вы согласитесь со мной, что такая правка пойдет только на пользу. - Неожиданно рука Питера только что держащая бокал с пепси куда-то исчезла, чтобы через пару секунд вынырнуть из-под стола с зажатой в пальцах какой-то зелененькой бумажкой. Еще через мгновение она уже перекочевала в ладонь Дмитрия.
   Все случилось так быстро, что Дмитрий даже не успел вовремя среагировать на то, что произошло. Он взглянул на лежащую в его ладони бумажку и только теперь понял, что это сто долларовая купюра. Он почувствовал, как вспыхнуло лицо, словно к нему поднесли горящую свечку.
   - Возьмите эти деньги, - проговорил Питер. - В вашей стране не существует обычая хорошо платить за хороший труд. Поэтому примите небольшое вознаграждение за вашу будущую работу. Надеюсь, мы с вами еще встретимся в Москве.
   Оказавшись на улице, Дмитрий неожиданно для себя как-то воровато осмотрелся, затем достал из кармана купюру, внимательно осмотрел ее с двух сторон. Что делать с этими долларами? Конечно, их надо немедленно вернуть их хозяину. Он еще раз посмотрел на деньги. Чего скрывать от себя, ему совсем не хочется отдавать это нежданно полученное вознаграждение. В конце концов это в самом деле плата за труд. Питер прав, у нас никогда не ценили талант, и его родители и он всегда работали за гроши. Но с другой стороны нет никаких сомнений, что это не что иное как плохо закамуфлированная взятка. А он взяток не берет. Значит, он должен немедленно возвратить этот "подарок". Он развернулся и направился к корпусу, где жил Питер, но, сделав несколько шагов, остановился. Отдавать их надо было сразу, а сейчас после того как он их взял, это будет выглядеть просто глупо. Внезапно он подумал о том, что сейчас он даже не в состоянии осмыслить всех последствий того, что произошло только что в номере Питера. Но об этом он обязательно поразмышляет как-нибудь на досуге. А пока ему надо собирать вещи.
  
   ХХХ
   Той же самой дорогой, что они ехали в Гурзуф, теперь они возвращались обратно в Симферополь. За окном простирался все тот же крымский пейзаж. Только теперь Дмитрий сидел не один, а рядом с Леной. Прошло уже треть пути, а они так и не разговорились. Ему было грустно: неужели их столь хорошо начавшемуся знакомству приходит конец. И если он сейчас не начнет разговора, то так и произойдет.
   - Мы должны поговорить, - сказал он.
   - О чем, - как-то холодно и отчужденно отозвалась она.
   - О наших отношениях?
   - У нас есть отношения?
   - Конечно, и мы оба это знаем.
   - Хорошо, тогда говорите.
   - Мне кажется, что за те часы, что мы провели вместе, мы как-то сблизились, почувствовали некое родство. Вы и я одинаково поняли, что между нами есть что-то общее. Хотя, если говорить честно, в чем проявляется эта общность пока мне, например, не совсем ясно. Но вряд ли этому стоит удивляться, наше знакомство еще очень короткое. И все же я уверен, что чувство меня не обманывает. И теперь только от нас зависит, как будут развиваться наши отношения.
   - И что же вы хотите?
   - Завтра мы приедем в Москву, где очень легко раствориться в огромном городе. И если мы хотим расстаться, то лучшего способа не придумаешь. Но если мы этого не желаем, то у нас осталось еще немного времени, чтобы договориться. Не знаю, как вы, но я очень хочу, чтобы это произошло.
   Лена задумалась.
   - Хорошо. Но сперва я должна выяснить кое-какие детали? Скажите, вы женаты?
   У Дмитрия заколотилось сердце. Он давно ожидал этого вопроса, ему не давало покоя предчувствие, что ответ на него может положить конец их отношениям.
   - Да, - ответил он.
   Несколько минут они молчали, и ему даже показалось, что щеки девушки побледнели. Впрочем, он сам так волновался, что не был ни в чем уверен.
   - Но в таком случае я не совсем понимаю, о каких отношениях вы говорите, - сказала Лена.
   - Но разве женатый мужчина - это монах, он не может вступать в контакты с другими женщинами. Я не знаю, как сложатся между нами отношения, но я надеюсь, что жизнь сама все расставит о местам. Но только в том случае, если мы их не прервем по своей инициативе. Я считаю, что всегда нужно входить в поток, а он уже сам решит, что с нами делать -
   выбросить ли сразу на берег или позволить плыть дальше вместе с ним.
   - Спасибо за лестное предложение, но оно мне не подходит. Я не люблю плыть не зная куда.
   - Но почему? - Несколько секунд он ждал ее ответа, но его так и не последовало. - Я хотел бы знать причины. Поверьте, мне это очень
   важно.
   - Хорошо, я отвечу. Я никогда не была замужем, а мне уже 32 года. И мне нужен муж, а не какие-то неопределенные отношения с женатым мужчиной.
   У него было такое чувство, что он только что провалился в глубокую яму. Все надежды померкли в единый миг, и автобус, который все так же катившийся по пыльной крымской дороге, теперь уже окончательно вез его в серое, как солдатская шеренга, будущее.
   - Вы не правы, - вдруг решительно произнес он. Лена, удивленная внезапно окрепшим его голосом, быстро посмотрела на него. - Вы не правы, - еще более твердо повторил Дмитрий, - разве можно строить отношением с человеком исходя исключительно из его семейного положения. Это очень обедняет, превращает человека в заложника своих представлений. Я хорошо понимаю ваши проблемы, но ведь нельзя же им целиком подчинять свою жизнь. Она несравненно многообразней и не умещается в простую схему - женат, не женат. Тем более я не понимаю, каким образом наши возможные отношения способны повлиять на ваши планы. Ведь никто же не похищает вашей свободы, вы вправе распоряжаться собой, как вам заблагорассудится. Но подумайте о том, что наша дружба может сделать ваше существование гораздо полным. Расстаться легко, но расставание - это путь в пустоту. А какой смысл туда идти?
   Дмитрий говорил так быстро, что его речь звучала почти как скороговорка. Но по лицу Лены он видел, что она внимательно слушает его. Он пытался определить, какое действие оказывают на нее его слова, хотя он сам не всегда успевал полностью схватывать смысл им же сказанного. То, что он произносил, рождалось в мозгу столь стремительно, что он почти не успевал осмысливать свой речевой поток. Это был поток сознания в самом первозданном виде, которое рождало его отчаяние где-то в самых глубоких недрах его существа. Он сам не ожидал от себя такой страстности и красноречия, однако и не очень удивлялся вдруг пробившейся у него способности к убеждению, ибо понимал, что сейчас борется за что-то очень важное и крайне ему необходимое. Потом, когда он успокоится, он сможет спокойно проанализировать все то, что он наговорил в этом автобусе, но сейчас он полностью полагался на свою интуицию.
   - Знаете, я все последние часы размышлял над смыслом нашей встречи, почему судьба решила нас познакомить и сблизить. И у меня такое чувство, что это произошло не случайно, что на нас возложено выполнение какого-то предзнаменования свыше. Не думайте, что эти мысли у меня возникли под влиянием того, что мы наслушались на семинаре, но вы сами сказали, что существуют вещи, в которых ты уверен, хотя откуда проистекает эта уверенность, определить невозможно. Просто ты знаешь, что это так - и все. Вы согласны со мной, что такое бывает?
   - Может быть. Но в таком случае, в чем же по вашему мнению великий смысл нашей встречи?
   - Сразу определить это невозможно, нужно время и нужно чтобы развивались сами отношения. Но если мы их оборвем в самом начале, то так до конца и не узнаем, зачем нас познакомили. И тем самым не выполним возложенную на нас миссию.
   - Вам не кажется, что это чересчур мистично.
   - Мистика - это только термин, а смысл его может быть самый разный. Многие принимают за мистику все то, чего не знают или не понимают. Хотя, пожалуй, об одной цели нашей встречи я все же могу сказать. Мы встретились для того, чтобы обогатить друг друга нашим внутренним содержанием. И мне кажется, что это процесс уже начался.
   Он видел, что она задумалась, и решил, что лучшая сейчас тактика - не новый словесный залп, а дать возможность ей самой поразмыслить над сказанным им.
   - И что же, по-вашему, мнению будет дальше? - спросила она.
   - Я этого не знаю, жизнь покажет.
   Лена снова замолчала. Дмитрия же все сильней поджаривало нетерпение, так как в окне уже показались окраины Симферополя. А это значит, что у него нет иного выхода, кроме как идти напролом.
   - Я могу вам позвонить в Москве? - спросил он.
   Лена неопределенно пожала плечами, и он понял, что близок к успеху.
   - Почему же и нет, я никому не запрещаю мне звонить.
   - Вы понимаете, что я имею в виду не это.
   - Хорошо, позвоните, а там посмотрим.
   - Спасибо.
   Автобус замедлил ход, въезжая на привокзальную площадь. Дмитрий откинулся на спинку сиденья и перевел дух. Он победил.
  
  ХХХ
   Там, на юге, осталась жара, а в Москве по-прежнему лили дожди и, как показалось Дмитрию, стало еще унылей.
   Он вошел в свою квартиру с каким-то странным чувством: то, что случилось с ним в Гурзуфе, изменило все его ощущения, сделало другими его отношения с Валентиной. Хотя формально ничего не произошло, но он знал, что на самом деле это не так, он изменил жене. А то, что дело не дошло непосредственно до самого акта измены, ничего не значит, даже если его никогда и не будет все равно он проявил супружескую неверность так как хотел переспать с другой женщиной и делал все от себя зависящее, чтобы это случилось.
   Дочь бросилась ему на шею, Валентина, хотя и сдержанно, но радостно улыбалась. Как всегда она стала подробно расспрашивать о его впечатлениях, о том, чем он занимался все эти дни.
   Дмитрию казалось, что тем детальнее он расскажет о том, что было на семинаре, и как он проводил время, когда не сидел на лекциях, то тем меньше шансов, что у жены возникнет подозрение, что он что-то утаил от нее. Но рассказывая, он вдруг поймал себя на том, что пристально рассматривает Валентину и замечает то, на что он как-то не обращал особого внимания: на морщинки и складки возле глаз, на несвежую кожу, шершавые руки, которые нечасто и безуспешно пытался смягчать крем... И вдруг он отчетливо понял, что брак их не удался, они так и преодолели барьера отделяющего их от формального сожительства двух чужих людей от появления подлинной семейной пары. Конечно, эта мысль не являлась для него откровением, но сейчас она высвечивалась особенно ярко, как надпись на световом табло.
   Хотя с другой стороны, а могло ли быть иначе. Он вечно полуголодный студент, живущий в грязном общежитии в компании с алкоголиком и наркоманом, встретил девушку, имеющую свою пусть и очень маленькую квартирку. Стоит ли удивляться, что в нем вдруг вспыхнуло горячее чувство, которое обожгло их обоих. В их отношениях каждый с самого начала обманывал и себя и другого, они делали вид, что любят друг друга; на самом же деле ему не терпелось как можно скорее выбраться из того ада, в который он ежедневно возвращался после занятий; она же не очень привлекательная и застенчивая просто хотела выйти за муж.
   Правда в первое время после обретения в Москве собственного жилья им владели совсем иные ощущения. То, что он стал владельцем московской квартиры, кружило голову. И для него даже не имело значение то, что его столичные владения были такими тесными, что в заставленной мебелью комнате для них с женой с трудом находилось место, а кухня была не больше трамвайного задка, где даже одному человека было не просто развернуться. И только через некоторое время он стал замечать эту страшную скученность, которая достигла небывалого размера после появление здесь третьего очень маленького, но требующего как ни странно большого пространства существа, - их дочери. Наверное, именно с того момента в его подсознании отчетливо сформировалось отвращение к этому убогому жилищу, где ему выпало пребывать до конца своих дней.
   - Папа, а какой ты мне привез подарок? - спросила Вероника. Дмитрий достал из сумки несколько крымских сувениров. Он знал, что разочарует ее, но на большее у него не хватило средств; деньги, предназначенные на эти цели, остались в гурзуфском баре.
   - И этот все? - надула губки девочка.
   - Ты же знаешь, что у нас сейчас нет лишних денег.
   Вероника насупилась и отошла от отца. Реакция дочери была не совсем привычной, обычно она гораздо спокойнее относилась к таким вещам. Дмитрий вопросительно посмотрел на жену. Валентина ответила ему каким-то странным взглядом, смысл которого он не понял. Ладно, выясню
   потом, решил он.
   Вечером, когда они легли спать, Валентина прижалась к нему, и он со вздохом подумал, что придется заниматься любовью. Он чувствовал утомление и полное отсутствие всякого желания. Однако с его стороны было бы неблагородно отказать ей в таком пустяке после вынужденного недельного поста.
   - Меня тревожит Вероника, - зашептала она ему в ухо, прислушиваясь к дыханию спящей дочери. - Она ведет себя странно.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Она стала замкнутой, может за целый день не сказать ни слова. А если заговорит, то задает очень странные вопросы.
   - Например.
   - Она стала вдруг интересоваться Библией, спрашивает что такое грех, являемся ли мы с тобой грешниками?
   - Действительно, весьма своеобразное проявление интереса к своим родителям. Хотя с другой стороны сейчас все помешались на религии, у всей страны массовый прилив религиозности. Людям кажется, что таким образом они очищаются от скверны прежней жизни и готовят себя к новой, более светлой. А на самом деле они лишь ищут новый наркотик, чтобы уйти подальше от действительности.
   - Ты думаешь, что в этом нет ничего особенного?
   - Не знаю, Валя, одно дело, когда каждый идет к Богу собственной дорогой, и другое - когда направляются к нему всем скопом. Обычно такие походы плохо кончается, стадное чувство даже в богоугодных делах никогда не приводит к хорошему. Люди попадают во власть к каким-нибудь проходимцам от Бога. А их, поверь, мне не меньше, чем в любой другой сфере. Нам надо попытаться понять, что на самом деле происходит с Вероникой? Тогда можно будет что-то сказать.
   - Я пыталась, но она не желает ничего объяснять. Может, ты попробуешь.
   - Хорошо, я постараюсь выяснить, что происходит. Но, думаю, что ничего особенного. - На самом деле он был встревожен, эта внезапная религиозность дочери была плохим симптомом, ибо отражала какое-то неблагополучие в ее внутреннем мире. И дело по его мнению заключалось не том, что она начала заниматься богоискательством, а в том, что эта потребность вспыхнула столь внезапно. Но пока он не поговорит с Вероникой вряд ли есть смысл предаваться детальным размышлениям на эту тему, не надо заранее создавать предвзятое мнение, чтобы затем не попасть к нему в зависимость. А сейчас же у него другая задача, побыстрее закончить сеанс любви и заснуть.
  
  ХХХ
   В редакции все оставалось по-прежнему, как будто он никуда и не уезжал. Несколько сотрудников спросили у него, как он провел время на море и на этом интерес к его возвращению иссяк. Он стал листать газету, перед отъездом он сдал материал, который, по его мнению, должен был вызвать определенный резонанс. Найдя его на полосе в одном из номеров, он почувствовал удовлетворение.
   Газета, в которой он работал, считалась весьма авторитетной и влиятельной, но эта ее репутация слабо сказывалась на благосостоянии сотрудников; зарплата была низкой и неизменно проигрывала в гонке с ростом цен. Поэтому Дмитрий пребывал в перманентном состоянии поиска денег, он пытался подрабатывать в других изданиях, но это требовало немалых затрат и времени и энергии, а приносило сущие гроши. Постоянное безденежье сильно угнетало его, он ощущал себя неполноценным человеком, пасынком судьбы. Он пытался убеждать себя, что отнюдь не толщина кошелька определяет ценность человека, но когда обычно в конце месяца он был вынужден начинать незапланированный пост, так как не хватало средств даже на то, чтобы каждый день обедать в редакционном кафе, то его невольно охватывало сомнение в этом безусловно верном тезисе.
   Дмитрий дочитал свой материал до конца и мысленно похвалил себя; он ему понравился. И все же сейчас его гораздо сильнее занимал другой вопрос - предстоящая встреча с Леной. Еще в Симферополе он решил, что не будет звонить ей как минимум два дня - в таких делах, как в спектакле, важно выдержать паузу, но теперь он чувствовал, что у него вряд ли хватит терпения ждать столь долго.
   И все же ему удалось выдержать еще несколько часов прежде чем он стал набирать номер ее телефона. Он сразу же узнал голос Лены. Но, как ему показалось, большой радости от его звонка она не испытывала, по крайней мере ему показалось, что она говорит с ним чересчур сухо и официально, как важный чиновник на приеме. И все же, когда он ей предложил встретиться, она согласилась.
   Пока же надо было заниматься работой, вновь входить в тот поток, из которого он выпал на неделю. Редактор отдела, обрадавшись его приходу, тут же загрузил его заданием. Впрочем, ситуация была самая типичная, в одной фирме делили помещения, миром сделать им это не удалось и одна из сторон в качестве третейского судьи обратилась в редакцию. В таких конфликтов ему приходилось разбираться уже неоднократно, а потому ничего интересного для себя он найти на этот раз не ожидал. Но газете нужны были такие скандальные материалы, они увеличивали тираж, а, следовательно, привлекали дополнительное число рекламодателей.
   Но пока он разбирался с обиженными фирмачами, его мысль постоянно напоминала ему об одном - о предстоящей встрече. А когда до ней остался какой-то час, то он вдруг почувствовал такое волнение, что ничего не в состоянии был ни делать, ни соображать. Он вдруг испугался, что она передумает и не придет. Он хорошо помнил их беседу в автобусе, которая оставляла не слишком много надежды на то, что их отношения потекут по желательному для него руслу.
   Но беспокоила его и другая проблема. Чем ближе становился час свидания, тем больше возникало сомнений в правильности его действий. Бессмысленно скрывать от себя, что он хочет, хочет, чтобы Лена стала его любовницей. Но это означает, что он должен уже не только мыслью, но и другим гораздо более материальными органами изменить жене. На юге, когда она была далеко, он как-то не слишком мучился этим вопросом, но здесь ситуация приобретала совсем другое содержание. Когда он впервые отчетливо подумал об этом, то неожиданно для себя испытал обиду за Валентину. Да, у нее немало недостатков, но у кого их нет. В конце концов именно он выбрал ее на роль своей супруги и всем своим поведением за все эти годы она доказала свою преданность ему. И потому она не заслужила подобное к себе отношение. И ему никуда не укрыться от понимания того - чтобы он при этом себе не говорил, в чем бы себя не убеждал, какие бы глубокомысленные аргументы не использовал бы для своего оправдания - что собирается поступить глубоко непорядочно и нечестно. Одно дело, если бы он сказал ей открыто, что встретил другую женщину, но он собирается поступать прямо противоположным образом и всячески скрывать свою связь с Леной. Если, конечно, она, эта связь, все же возникнет.
   Конечно, можно успокаивать себя тем, что множество мужей изменяют своим женам - и мир от этого не взрывается, его не затапливает всемирный потоп, наоборот, тем самым даже нередко разряжаются накапливаемые в семье взрывоопасные заряды противоречий. Но дело в том, что для него - это первый подобный опыт, он еще не приобрел соответствующего морального иммунитета, чтобы столь легко смотреть на адюльтер. И кроме того, в отличии от многих коллег по цеху неверных мужчин он весьма щепетильный в этих вопросах человек; супружеская измена для него не просто такое же обыденное дело, как утренний моцион, прежде чем решиться на это он много размышлял и пришел к выходу, что у него нет другого выхода. Иначе те мучения, вызванные неудовлетворенностью своей жизнью, станут такими острыми, что у него не хватит больше сил их выносить.
   Они договорились встретиться на месте встречи всех московских влюбленных - у памятника Пушкину. Хотя он пришел немного раньше назначенного времени он почти сразу заметил ее. Направляясь на свидание, он приготовил Лене небольшой сюрприз; в редакции он прихватил два пригласительных билета на презентацию какого-то очередного бизнес-центра.
   - Я рад, что мы с вами встретились в Москве, - сказал он.
   Лена промолчала в ответ, и он понял, что ему придется взять инициативу за успешное проведение этой встречи целиком на себя.
   - Есть предложение, у меня в кармане лежат два приглашения на презентацию бизнес-центра. Мы можем совместить приятное с полезным, поучаствовать в торжественном мероприятии и заодно поговорить.
   - Я не против, поехали.
   То, что она согласилась столь легко с его предложением, несколько ободрило Дмитрия и у него даже затеплилась надежда, что все может кончится сегодня вполне благополучно для него.
   Бизнес-центр нашел приют в только что построенном здании, архитектура которого резко контрастировала с окружающими его домами. Из чего Дмитрий сделал вывод, что скорей всего оно сооружено не по отечественному проекту и не отечественными строителями. Они прошли в просторный холл. Народу собралось много, причем, судя по тому, как одеты были люди, публика была достаточно изысканной и далеко не самой не бедной. На втором этаже, куда вела изогнутая змейкой лестница, играл небольшой оркестр. Возле стен расположился караван столов с наваленной на них разнообразной снедью. У бара выстроилась длинная очередь из страждущих за напитками. Было немного непривычно, что никто ни на кого не обращал внимания, никуда не звал, ничего не объяснял, каждый был предоставлен целиком самому себе.
   Они продегустировали кушанья, затем Дмитрий усадил Лену в мягкое кресло на втором этаже недалеко от оркестра, а сам отправился за добычей в бар. Вернулся он, держа в руках два бокала с пунцовым, словно кровь, вином.
   - Мне очень понравилась этикетка, поэтому я попросил налить мне этого вина, - объяснил Дмитрий свой выбор. - Хотя, что за вино не имею понятия.
   Лена отпила из бокала.
   - Этикетка вас не подвела, хорошее вино.
   - Вам здесь нравится?
   - Здесь приятно.
   - Больше всего меня удивляет, что мы целиком предоставлены сами себе. Я привык к тому, что на таких мероприятиях тебя все время опекают, обязательно кто-то непременно выступает в роли тамады или массовика-затейника.
   - По-моему так делается во всем мире, каждый должен во всем рассчитывать только на свои силы. В том числе и в вопросах собственного увеселения.
   - Наверное, это так. - Он посмотрел на нее и подумал, что пора начинать тот разговор, ради которого они сегодня и встретились. В голове у него уже давно были подготовлены тезисы к их предстоящей беседе, но сейчас он вдруг почувствовал, что эта "домашняя заготовка" мало соответствует тому, о чем бы ему хотелось поговорить. Им вдруг овладел страх, что в соответствующий момент он не найдет нужных слов и все пойдет прахом только потому, что он окажется косноязычным и неубедительным. А он видел, что Лена совсем не против того, чтобы он ее убедил в своей правоте, иначе зачем она согласилась на эту встречу.
   - Знаете, Лена, у меня есть одно маленькое предложение, давайте с этой минуты перейдем на ты. Тем более, мне кажется, что мы это делаем с большим опозданием.
   - Хорошо, я согласна.
   - У меня такое чувство, что это может помочь нашей беседе. Сразу как-то стало легче говорить. Мы взрослые люди и нам вряд ли стоит делать вид, что мы не понимаем, зачем мы встретились, и что каждый хочет получить от другого. - Дмитрий бросил на нее быстрый взгляд, но ее лицо сохраняло бесстрастие. Впрочем, он уже начинал привыкать к этому ее выражению, понимая, что на самом деле это не что иное как защитная маска, скрывающая ее подлинные чувства. - Так вот, я хочу, чтобы ты стала моей любовницей, - выдохнул он.
   - А я могу повторить, что меня не устраивает такой вариант. Я хочу замуж.
   - Я понимаю, - вздохнул Дмитрий, - но я женат.
   - Тогда и не о чем говорить.
   - Но почему, ведь существуют много других вариантов. Нельзя же действовать по принципу: все или ничего. Разве тебе не нужен мужчина?
   Ведь у тебя же никого нет?
   - Мужчина мне нужен, но не в таком амплуа. Я не люблю дорогу в никуда.
   - Но почему в никуда. Нам в с детства вбивали мысль, что человеку непременно нужна великая цель, ибо без нее он ничто и никто. А то, что на пути к этой цели жизнь может оказаться совершенно пустой, - об этом как-то не задумывались. Впрочем, я сам долго думал так же, пока не понял, что идти по большому счету некуда. Куда бы не пришел, везде в конце концов тоже самое. Важен сам процесс, то, что ты делаешь каждый день. Тогда между прочим и цель легче достигается. Но самое интересное в том, что она сама в этом случае очень часто меняется. Жизнь - это и есть главная и единственная цель. Если ты чувствуешь себя сегодня счастливым, значит, ты добился своего, значит, день прожит не зря. Многие же ценою больших усилий получают то, что хотят, но при этом совершенно становятся опустошенными. Потому что пока они карабкались на вершину, растеряли все силы, и им уже ничего не хочется.
   Дмитрий хотел начать очередной пассаж своей речи, но внезапно слова замерли на губах. Лена смотрела на него и откровенно насмешливо улыбалась.
   - Почему ты улыбаешься, я сказал что-нибудь смешное или глупое? - не без обиды спросил он.
   - Я думаю, каким может мужик быть красноречивым, когда желает затащить женщину к себе в постель.
   Дмитрий смутился, ибо почувствовал ее правоту. Ее нежданная проницательность и прямота уже не первый раз сбивала его с толку и он понимал, что ему следует вести себя осторожней, ибо подчас уж очень легко позволяет ей разгадывает свои тайные замыслы и намерения. И все же в данной ситуации он ничего не мог изменить, его воля была целиком подчинена его желаниям, которые заставляли делать и произносить то, что разоблачала его с потрохами.
   - Дело не в том, - как-то уныло произнес он, - что я хочу кого-то затащить в постель, я действительно так думаю.
   - Пусть так, но ты меня не убедил. Моя позиция не изменилась. Попробуй заглянуть не в начало, а в конец наших отношений, чем они завершатся, когда мы пройдем все этапы. Это тебя не пугает? Я не хочу создавать для себя новые трудности, у меня хватает нынешних. Представь себе, что случится, если я тебя полюблю. Что я по-твоему должна в этом случае делать? Заламывать руки, бросаться под поезд, лезть в петлю? Я не понимаю, с какой стати мне самой для себя устраивать пытку?
   Дмитрий почувствовал отчаяние. В том, что говорила Лена, была своя железная логика, разбить которую ему будет нелегко. И все же она казалась ему в чем-то уязвимой, хотя понять сразу ее слабые стороны ему пока не удавалось. Он взглянул на девушку и удивился выражению ее лица: Лена смотрела на него с видом победителя. Но нет, он так легко не сдастся.
   - Как всегда все зависит от точки зрения. Конечно, можно размышлять и таким образом и в каждой ситуации искать повод для мученичества. Из того, что наши отношения складываются не совсем такими, как бы нам хотелось, из этого непременно не вытекает, что нам будет обязательно плохо вместе. Может появится множество приятных моментов, особенно если мы будем стараться их создавать, а не делать все, чтобы отравить каждый миг наших встреч. Все можно испортить и все можно сделать приятным. Мы становимся несчастными тогда, когда перестаем быть реалистами и становимся максималистами. Все или ничего. Нет ничего бессмысленнее этого требования. То, что мы нашли друг друга в этом человеческом море, - это уже великая удача. И просто так от нее отказываться... Я не понимаю смысл этого поступка. Я не скрываю, что ты мне очень нравишься. Но ведь и я тебе нравлюсь.
   - Откуда ты знаешь?
   - Тогда ты бы не пришла на эту встречу. И уж тем более не стала бы слушать мои длинные и нудные разглагольствования. Я уверен, что ты сама хочешь сохранить наши отношения. Но тебе трудно отказаться от некоторых заранее внушенных стереотипов.
   - И от каких же?
   - Ну, например, от того, что для тебя женатые мужчины - это своего рода табу, они не представляют никакого интереса. Но ведь это абсурд, ведь важен сам человек, какой он, а не его семейное положение. А если бы на моем месте сидел бы какой-нибудь идиот, у которого по сравнению со мной было бы только одно достоинства - он был бы холост. И что, ты повела бы себя совсем иначе, разрешила бы ему ухаживать за собой?
   Несколько мгновений Дмитрий молчал, ожидая ее ответа. Но она так ничего не сказала, однако он посчитал ее молчание уже хорошим знаком.
   - Знаешь, что меня удивляет в тебе, Лена? Ты проявляешь большую проницательность в отношении моих намерений и мыслей, но по отношению к себе ты как-то глуха. Вместо того, чтобы попробовать разобраться в том, что ты действительно хочешь, ты упорно повторяешь однажды зазубренный тест. А ведь момент ответственный. Мы сейчас можем сделать ошибку, о которой будем жалеть многие годы. Ты мне ничего не хочешь сказать в связи с этим?
   - Хочу. Ты не можешь принести еще этого вина, - попросила Лена.
  
   ХХХ
   Прошло несколько дней после их разговора на презентации бизнес-центра. Тогда они расстались, так и ничего не решив. Но самое странное состояло в том, что сейчас он уже не был столь категорично уверен в своей правоте. Он постоянно возвращался к мысли Лены о том, какой ждет конец их отношениям. Конечно, может случиться так, что они разойдутся легко, выпив до дна бокал их любви. Но возможен и иной вариант, когда получится так, что они не смогут быть ни вместе, ни врозь. И все же ему не слишком хотелось думать о том, какой исход может их ожидать; после последнего разговора Лена понравилась ему еще больше, он понял, что она умнее и глубже, чем он предполагал. Он понял также и то, насколько мучительно сложен для нее этот вопрос; для этого достаточно поставить себя на ее место и сразу события обретали другую окраску. В его попытках переубедить ее он вел себя как классический эгоист, он исходил исключительно из собственных желаний и почти не думал о своем партнере. Но это не означает, что они должны расстаться, просто он должен каждый свой шаг сверять с ее интересами.
   И в тоже время он понимал, что дело заключалось не только в том, что его влекло обаяние Лены. Он чувствовал, что между ними существует гораздо более глубокая связь; едва он увидел ее в первый раз, то сразу же ощутил, что его толкает к ней не только мужской инстинкт, но и какое-то духовное родство. А по нему он испытывал не меньшую жажду, чем по ее манящему женскому телу.
   Эта внутренняя смута приводила к тому, что он чуть ли не постоянно пребывал в таком взвинченном состоянии, что даже Валентина заметила его нервозность. Это встревожило его, он еще не изменил жене, а уже выдает себя. С испуга он решил перестраховаться: он не только сказал, что плохо себя чувствует, но и лег в кровать и пролежал почти целый день.
   - Послушай, Дима, у тебя нет денег? - спросила Валентина, присаживаясь на кровати рядом с ним.
   - Какие-то гроши, только на обед.
   - У меня тоже нет денег.
   - А что я могу поделать, - раздраженно пожал он плечами , - ты же знаешь, зарплата только через неделю.
   Валентина печально вздохнула, а Дмитрием вдруг овладел приступ злости. Опять этот проклятый денежный вопрос, он с какой-то роковой неизбежностью всякий раз напоминает о себе к концу месяца. Впрочем, было бы как раз странно, если бы он не возникал, с теми доходами, которые у них есть, можно только удивляться, что они не умерли с голоду и как-то еще существуют и даже что-то иногда себе приобретают по мелочам. Правда в основном дочери. У него, к примеру, все брюки уже просвечивают. Он вспомнил, как однажды в редакцию пришло приглашение на прием в одно посольство; представлять газету поручили ему и бедной Валентине пришлось полдня штопать выходной костюм, дабы привести его хоть в какой-то приличный вид.
   - Что же нам делать? - спросил Дмитрий.
   - Не знаю, попробую опять занять на работе. Хотя уже стыдно, каждый месяц, словно нищенка прошу в долг.
   - А потом придется сразу всю зарплату потратить на то, чтобы выплатить его и снова сидеть без денег.
   - А что ты предлагаешь, перестать есть. Мы и так уже во всем отказываем себе. Посмотрел бы ты хоть раз, как в классе одеваются девочки, Вероника выглядит хуже всех. Мне стыдно бывает на нее смотреть, она ходит как оборванка.
   По поводу того, что дочь ходит как оборванка - это было,конечно, преувеличением, хотя и не слишком большим. И все же в целом Валентина была права, но от этого раздражение не становилось меньше. Хотя он и понимал, что злится он не на нее, а на себя, на свою неспособность обеспечить семью, на свое неумение зарабатывать деньги.
   - Я хочу тебе напомнить об одном, ты обещал поговорить с Вероникой. Она меня тревожит все сильнее. Ты мало бываешь дома и может быть не видишь многое из того, что происходит с девочкой. А мне хорошо заметны перемены в ней.
   - Да нет, я тоже заметил, что она стала другая, - не совсем уверенно произнес он. Но он понимал, что и в этом вопросе жена права; поглощенный своими переживаниями он действительно в последнее время мало обращал внимание на Веронику. Ему стало стыдно; как отец он ведет себя просто не достойно, он забыл, что у него есть дочь и думает исключительно только о себе.
   - Она все время куда-то уходит, - продолжала жена. - Причем, я заметила, в строго отведенные часы. И никогда не рассказывает, где бывает. И возвращается хмурой, неразговорчивой. Как будто ее что-то постоянно гложет. Я пыталась расспрашивать, с кем она проводит время, но не добилась ничего.
   - Может быть, какая-нибудь кампания. Или влюбилась, А что пора, самое время.
   - Нет, - покачала головой Валентина, - я чувствую, что тут что-то другое.
   - Сложно говорить с человеком, когда не знаешь о чем говорить, - вздохнул Дмитрий.
   - Но ты же отец, - не без ехидства проговорила Валентина, - или ты уже отказался от своего отцовства. Ты совсем перестал заниматься ребенком. - Эту сентенцию в течение всей их совместной жизни она воспроизводила неоднократно, и всегда она звучала как высшее обвинение ему, неприкрытый намек на его эгоизм и пренебрежение к общим семейным проблемам. И хотя нередко в этих словах содержалась немалая доля правды, всякий раз, когда он их слышал, Дмитрия охватывало сильное раздражение.
   - Хорошо, я поговорю с ней. А теперь я хочу немного поспать, - решил воспользоваться он своей "болезнью", чтобы прекратить неприятный ему разговор.
   Но вместо того, чтобы спать, он вдруг стал думать о своей семье и своем месте в ней. Почему он не уходит? Что держит его? Привычка? Дочь? Долг? И что за это странная штука семья? Один человек, который еще недавно был совершенно свободным и независимым, вдруг связывает свою жизнь с другим человеком и после того, как в их паспортах появляется соответствующий штамп, они формально становятся родными, самыми близкими друг друга людьми. Но ведь понятно, что юридические узы не способны никого ни сблизить, ни сроднить; если между супругами нет ничего общего они так и останутся чужими сколько бы печатей не было бы в их документах. И в тоже время они уже не могут просто так расстаться, они остаются вместе, как каторжане, скованные одной цепью под названием брак. И уже не одно тысячелетие человечество никак не может их разорвать, хотя чего только не придумывает, чтобы эти кандалы не так мучительно сжимали бы тело. Конечно, существует такая замечательная вещь, как развод - и многим кажется, что это и есть тот самый путь к свободе. Но на самом деле это не что иное как паллиатив, один раз порабощенному уже никогда не вырваться по-настоящему на волю. Слишком остается глубокий след, слишком много сохраняется видимых и невидимых связей. И ему от них , как от собственной тени, уже никогда не избавится. Конечно, есть немало таких, которым на все наплевать, они всю жизнь ходят по головам своих ближних с такой же легкостью как они идут по брусчатке, Но он-то знает себя, у него совсем другая натура. Может быть, поэтому ему иногда и кажется, что над ним тяготеет нечто высшее, не преодолимое, и он обречен до самой последней минуты тащить свой воз, который зовется долгом. А долг - это не что иное, как всеобщая повинность наложенная Богом на род людской. Но в любом случае, о чем бы он не думал, чтобы он не чувствовал он ответственен за судьбу дочери. И здесь с Валентиной не поспоришь, ему следует немедленно отложить все другие дела и заняться Вероникой.
  
   ХХХ
   На следующий день, когда Дмитрий появился в редакции, то редактор отдела показал ему газету с его статьей о семинаре в Крыму. "Ну вот, - подумал Дмитрий, - сто долларов Питера я честно отработал".
   С этой статьей была целая морока. Сначала ее зарубил редактор отдела, и Дмитрию пришлось долго убеждать его в том, что материал нужно опубликовать. Затем его хотел снять с уже сверстанной полосы главный редактор, и теперь уже редактору отдела пришлось воевать за него.
   - Послушай, - сказал редактор отдела, - к нам тут пришла одна женщина и рассказывает довольно странные вещи про какую-то секту. Раз ты у нас заделался специалистом по религиозным вопросам, поговори с ней. Она тут всех нас поставила на дыбы. Я обещал ей, что ты выслушаешь ее. Только это ее успокоило.
   Дмитрий поморщился. С него вполне достаточно Питера и его команды. Впрочем, теперь он, кажется, надолго станет жертвой своей репутации специалиста по религии. Может, в этом и не было бы ничего плохого, если бы он действительно испытывал большой интерес к этой теме. На самом же деле она для него не более чем одна из многих и далеко не самая главная. Однако деваться все равно некуда, он должен хоть таким образом отблагодарить своего редактора отдела за помощь в проталкивание материала о семинаре.
   Женщина, по словам редактора отдела взбудоражившая всю редакцию, на самом деле довольно спокойно сидела на стуле в комнате для приема посетителей. Она была вполне прилично одета, да и вообще вид у нее был интеллигентный. Она была еще не старой, как ему показалось, максимум лет на пять старше его. Но едва она начала говорить, он понял, что так испугало всех; она явно не владела собой. Ее голос то и дело срывался то на крик, то на плач. Несколько минут ее пришлось успокаивать, прежде чем она сумела начать рассказывать, что ее сюда привело более или менее связно.
   - Вы должны спасти мою дочь, я вас умоляю, спасите мою дочь. -
   - От какой напасти я должен ее спасти? И, пожалуйста, скажите, как зовут вас и вашу дочь?
   - Меня зовут Надежда Александровна, а мою дочь - Вероникой. Дмитрий невольно вздрогнул от этого совпадения. Может быть, это
   какое-то предзнаменование свыше, подумал он.
   Женщина, кажется, снова собралась заплакать, и Дмитрий поспешил ее опередить.
   - Если вы будете плакать, Надежда Александровна, я не смогу ничего понять. - По опыту он знал, что подобное жесткое обращение нередко оказывает целебное свойство, и человек быстро успокаивается.
   - Да, да хорошо, я вам все расскажу. Только это сложно объяснить. Но она стала совсем другой в последнее время.
   Невольно Дмитрий вспомнил схожее замечание Валентины о другой Веронике.
   - Сколько лет вашей дочери?
   - Шестнадцать.
   "Слава Богу, она постарше моей дочери" - с некоторым облегчением подумал Дмитрий. Хотя, что его обрадовало в этом обстоятельстве, он до конца так и не понимал.
   - Но это же естественно, что в этом возрасте дети сильно меняются, Сами понимаете, половое созревание - другие мысли, другие чувства.
   - Дело не в этом, - сказала женщина, - здесь совсем иное.
   - Тогда все-таки объясните, в чем же дело? Мы уже говорим 10 минут, а я так ничего не понял, - не без раздражения проговорил Дмитрий.
   - Извините, это я виновата, но я никак не могу собраться с мыслями. Дело в том, что, после того, как она стала посещать эту секту - по иному я просто не знаю, как это все назвать - Вероника начала говорить очень странные вещи, которые я даже не могу понять. А у меня между прочим высшее филологическое образование.
   - Так что же она говорит?
   - Она говорит, что нет смысла в учебе, в накоплении знаний. Она говорит, что накапливая знания, мы лишь усиливаем в себе невежество. Она говорит, что тот прогресс, к которому мы все стремимся, это вовсе не прогресс, а бесконечный бег на месте. И ее он не интересует. И вот все в этом духе.
   - И что же, она отказывается от учебы?
   - Нет, она всегда училась хорошо, а в последнее время занимается даже еще лучше. Только все это у нее происходит как-то странно, она все делает очень отстраненно. Как будто к ней это не относится. Мне ее классный руководитель даже однажды посоветовала показать девочку психиатру.
   - И вы показали?
   - Я даже не могу себе представить, что я поведу ее туда.
   - Но если она стала учиться лучше, то может быть, все же ваши тревоги преувеличены. Ну немного странная, но не обязательно все должны быть абсолютно стандартны.
   - Да как вы не понимаете, - неожиданно взволнованно воскликнула женщина, - что она уходит не только от меня, от школы, она удаляется от всего мира!
   - А вам она никогда не говорила, что намеревается уйти в монастырь, стать послушницей?
   - Но это совсем не православная церковь, насколько я могу судить у них это не практикуется, речь идет о внутреннем уходе.
   - А что еще говорит ваша дочь?
   - Очень много, всего даже не упомнишь. Например, она несколько раз повторяла, что все наши беды идут от ума и ничто не мешает так постигать истину, как ум.
   - Ум мешает постигать истину? - удивился Дмитрий. - Очень странное утверждение.
   - Мне тоже так показалось. Поэтому я и пришла к вам за помощью.
   - Хорошо, но что вы считаете я должен в этом случае сделать?
   - Вы должны разоблачить этого человека, гуру, как они его называют. Пусть все узнают, что это обманщик и мошенник. Я дам вам адрес, где они собираются. Вы пойдете?
   - А ваша дочь никогда не просила у вас денег для передачи в эту секту?
   - Нет, не просила, но это ничего не меняет. Затем им деньги, когда они ловят гораздо более ценное - души наших детей. Так вы пойдете?
   - Еще не знаю, сейчас очень много дел.
   - Я вас умоляю, речь идет не только о моем ребенке, там есть и другие дети. Вы не можете так просто пройти мимо этого. Вы мне обещаете?
   - Хорошо, - сдался Дмитрий, - я схожу.
  
   ХХХ
   Хотя Дмитрий и дал обещание, но сначала он далеко не был уверен, что выполнит его и отправится на поиски очередных ловцов человеческих душ. Но затем неожиданно для себя он вдруг заинтересовался этим делом и даже решил действовать, не откладывая. Почему он так резко переменил свое мнение, он сам точно не знал. В этой истории заключалось нечто труднообъяснимое. После того, как он насмотрелся в Крыму на Питера и его друзей, он стал испытывать определенную идиосинкразию ко всяким новым сектам и богословским движениям; они проповедуют свои истины, говорят о всеобщей любви и братстве, а втайне мечтают о власти над людьми. Но то, что он услышал от этой женщины, как-то выбивалось из общего стандартного потока новых религиозных откровений. И он почувствовал прилив любопытства.
   По указанному адресу он отправился на следующий день прямо с утра. Дом был старый, но добротный, укрывшийся за густой зеленью давно посаженных деревьев. Он поднялся на третий этаж; дверь в квартиру, которую он искал, была приоткрыта, и он не стал звонить, а просто толкнул ее.
   Квартира сразу же показалась ему очень просторной, широкая и длинная словно река прихожая текла куда-то далеко вглубь. Он заглянул в ближайшую комнату, она была пуста - ни людей, ни мебели, только несколько стульев и большой ковер на полу. Он приоткрыл следующую дверь; в этой комнате так же не было мебели, но были люди, они сидели на паласе в позе лотоса.
   Его заметили. Мужчина примерно одинакового с Дмитрием возраста встал с пола и подошел к нему.
   - Вы кого-нибудь ищите? - доброжелательно, без тени враждебности спросил он.
   - Да, я ищу Денисова Валерия Евгеньевича.
   - Это я. -
   - Извините за беспокойство, но я бы хотел с вами поговорить. Я журналист, меня зовут Дмитрий Незнамов, я из "Национальной газеты".
   - И что хочет от меня "Национальная газета"? - Мужчина улыбнулся, и Дмитрий поразился выражению его глаз; они были необыкновенно ясные и выразительные, казалось, что они глядели так глубоко и проницательно, что ему стало даже немного не по себе.
   - Мне стало известно о существовании вашего религиозного кружка, и я хотел бы узнать о нем поподробнее. Дело в том, в своей газете я веду тему религии, - осторожно проговорил Дмитрий. Он решил, что не стоит с самого начала раскрывать все карты.
   - Я не совсем согласен с вашим определением о том, что у нас религиозный кружок.
   - А могу я тогда узнать, что это тогда такое?
   - А вам обязательно нужно это как-то определить. А вам не подходит такая интерпретация: я учитель, а это мои ученики.
   - Вам, конечно, виднее, но все равно мне хотелось бы с вами поговорить.
   - Пожалуйста, буду рад нашему общению. Только пройдемте в другую комнату.
   В комнате, куда привел его Денисов, была вполне привычная обстановка: стояли несколько кресел, стол, шкаф. Этот знакомый ему интерьер немного успокоил Дмитрия, помог обрести большую уверенность.
   - Хотите кофе? - предложил Денисов после того, как они сели.
   - Если вас это не затруднит.
   - Нисколько, - улыбнулся Денисов. Он вышел. а когда вернулся через минуту, сказал: - Нам сейчас принесут. А теперь с удовольствием выслушаю вас.
   У Дмитрия был уже немалый журналистский опыт, и он давно уже не смущался, попадая в новые непривычные для него ситуации. Но сейчас он чувствовал растерянность: во-первых, обстановка в квартире была уж очень необычной, а во-вторых, не менее странным казался и сидящий напротив него человек. Хотя в чем заключалась его странность, он вряд ли мог бы сейчас себе это объяснить.
   - Вы сказали, что у вас не религиозный кружок. Что же тогда?
   - Мне трудно вам сказать, что это такое, признаться, я никогда не задавался таким бесплодным вопросом. Конечно, для того, чтобы облегчить понимания тем, кто к нам не причастен, может быть и следовало дать какое-то определение того, чем мы здесь занимаемся. Но дело в том, что я не люблю никаких дефиниций. Ведь определить - это заведомо ограничить, втиснуть себя в какие-то рамки. А я этого стараюсь избегать.
   - Иными словами, вы не любите афоризмов.
   - Афоризмы принесли человечеству много вреда, они мне напоминают застывшие льдины на реке. Они останавливают движение, мешают непрерывному потоку событий и времени. Они одновременно порождение человеческого догматизма и один из его источников.
   Дмитрий вновь почувствовал себя не совсем уверенно. Не то, что он уж очень был слаб в метафизике, наоборот, он всегда любил философские споры, но сейчас у него было ощущение, что речь идет о чем-то другом, и что его изощренность в подобных беседах в данном случае может оказаться бесплодной. А потому если ее и демонстрировать, то с величайшей осторожностью.
   - Я могу записать нашу беседу на диктофон? - решил он подстраховаться , а заодно и проверить на испуг своего собеседника.
   - Конечно, включайте, мои ученики обычно записывают мои лекции на пленку.
   - Вы утверждаете, что ваш кружок не имеет ничего общего с религиозной сектой. Однако я разговаривал с матерью одной из ваших учениц и она утверждает обратное.
   - Да, я догадываюсь, о ком вы говорите. Она приходила ко мне, я пытался ей объяснить, чем мы тут занимаемся, но она не желает ничего слушать. Вернее, если быть более точным, не желает ничего понимать. Кстати, сегодня Вероника не явилась на занятия.
   - А вы не можете хотя бы вкратце рассказать, в чем смысл вашего учения?
   - Понимаете, это все равно что в нескольких словах передать к примеру содержание романа "Война и мир". Сделать это можно, но вот получит ли человек верное представление об этом произведение. Скорее случится наоборот, у него появится искаженное впечатление, и он всю жизнь будет думать, что этот роман и есть то, о чем ему рассказали. Но если вы настаиваете. Наша цель заключается в том, чтобы достичь того, что на Востоке издавна называется просветлением. Наша конечная задача - стать счастливыми, то есть обрести то состояние, с которым современный человек просто не знаком. Как вы, может быть, уже поняли, что речь идет о кардинальном преобразовании сознания.
   - И получается? - Дмитрий постарался насытить свой голос как можно более концентрированным раствором иронии.
   - Получается. Правда не всегда и не у всех. Это непростой и долгий процесс.
   - Если я вас правильно понял, то вы утверждаете, что современный человек не способен достичь счастья.
   - Да, не способен. Более того, он практически не представляет, что это такое, о счастье, как, впрочем, и о всем другом у него самые превратные понятия. Он даже не знает, с какими внутренними ощущениями оно сопряжено. Потому и все усилия по его обретению изначально обречены на провал. Посмотрите сами: цивилизация, это вечный двигатель, она ни на секунду не останавливается в развитии, чуть ли не каждый день приносит нам на блюдечке новые достижения. Однако рой проблем при этом не уменьшается, более того, они становятся все трудно разрешимей. Но главная проблема - проблема человека; здесь вообще нет сдвигов. Несмотря на все его усилия он по-прежнему далек от достижения гармонии, внутреннего мира с самим собой. Как был он дикарем в основных своих проявлениях, так им и остался. Или вы с этим не согласны?
   - Согласен. Но только в том, что вы говорите, нет абсолютно ничего нового. Об этом идет речь уже не первое тысячелетие.
   - Но разве я утверждаю, что говорю нечто еще никем не слышанное. Дело же обстоит именно так, как вы только что сказали, об этом ведется речь с еще очень давних времен. Но вот каков результат этой бесконечной говорильни? Видите ли, я не создаю никаких новых философских и религиозных теорий, я вообще против всяких умственных систем, я не одержим бесом постоянного придумывания чего-то неведомого. У меня другая цель, я хочу помочь человеку преобразовать себя, устранить из его сознания весь тот архив, который там накоплен и который мешает ему самопознанию. Да и как человек в состоянии понять себя, если его мозг переполнен чужими знаниями, суждениями, предрассудками. Вместо того, чтобы постигать собственную природу, он вынужден без конца разгребать эти завалы, копаться в них, чтобы выудить какую-нибудь очередную мыслишку. Не случайно, что ему на это не хватает целой жизни и весь этот труд переходит по наследству к другому поколению. Там замыкается сансара - колесо судьбы.
   - То есть, если я вас правильно понял, вы против ума?
   - У человечества неправильное представление об его функции и задачах. Все свои надежды оно связывает исключительно с ним.
   - Это не так?
   - Ум - это только инструмент выживания, как сильные лапы у льва, он способен обеспечивать человечеству исключительно линейный прогресс. Но линейный прогресс - это все та же дурная бесконечность, по этой дороги можно идти как угодно долго, и в конце концов оказаться все на той же станции. А нужен скачок в другое измерение и здесь ум не может помочь. Прыжок возможен только тогда, когда ум будет преодолен.
   - И что будет после того, как мы преодолеем ум?
   - Непосредственное общение с бытием. Но все дело в том, что это уже трудно объяснить словами, нужно долгое постижение.
   - Извините, но у меня всегда возникает недоверие к явлениям, которые невозможно выразить в словах. Может быть, потому что я журналист и привык все описывать.
   - Могу дать вам совет, исходя из своего опыта. На некоторые вещи не стоит сразу как-то реагировать, просто примите это к сведению. Я привык тому, что первая реакция на мои слова обычно бывает негативная, но это в сущности не ваша реакция.
   - А чья же тогда?
   - Всего того человеческого опыта, который отложился в вашем мозгу. Или говоря тем научным языком, который вы так любите, - это реакция коллективного бессознательного. Не торопитесь, дайте мыслям укоренится, проникнуть в ваше подсознание. Пусть ваше серое вещество привыкнет к ним; когда же между ними произойдет взаимный процесс адаптации, вы вдруг почувствуете, что в вас начинает что-то меняться, что ничего необычного в моих словах абсолютно нет, и вам даже покажется странным, что вы сами не додумались до столь очевидных истин.
   - Хорошо, я попробую последовать вашему совету. Но если у меня действительно начнется переоценка ценностей, могу ли вас посетить снова?
   - Безусловно. - Денисов улыбнулся. Приходите, когда хотите. Если же вас беспокоить судьба девочки, то уверяю, что ей ничего не грозит. Тем более, я думаю, что благодаря ее матери она здесь больше не появится. Не знаю только, пойдет ли ей такая забота на пользу.
  
  ХХХ
   Днем они созвонились, условились о встрече и в точно назначенный час Дмитрий подъехал к зданию, в котором размещалась радиостанция, где работала Лена. Он волновался, ибо плохо представлял, чем кончится вечер. Хотя чутье подсказывало, что-то непременно должно произойти. Дальше их отношения не могут оставаться в таком подвешенном состоянии, либо они сегодня расстанутся либо найдут способ их наладить. Однако если это счастливое событие и случится, то для этого потребуется, скорее всего, немало времени. Поэтому утром он предупредил жену, что вернется поздно, так как его ожидает одно важное мероприятие. Врать было неприятно, тем более большого опыта в этом деле он пока не накопил; за свою уже многолетнюю супружескую жизнь он прибегал к лжи всего несколько раз.
   Он позвонил снизу, и через пять минут Лена спустилась. Он сразу же заметил, что она тщательно готовилась к встрече; еще ни разу он видел ее так хорошо и продумано одетой, на лице - столь старательно наложенный грим. Дмитрий решил, что уровень их отношений вполне позволяет поцеловать ее в щечку.
   - Правильно, - сказал Лена и улыбнулась. - Что будем делать? Перед свиданием Дмитрий попытался прикинуть различные возможные варианты их времяпровождения, но каждый из них требовал то или иное количество денег, которыми он на данный момент не обладал. Поэтому он так ни на чем и не остановился.
   - Может быть, пойдем в кино, - предложил он единственный вариант, который был способен оплатить.
   - Что ж, пойдем.
   Они легко сошлись на выборе эротического фильма. Это до некоторой степени обнадежило его, он подумал, что такое единодушие свидетельствует о том, что ими владеет одно и тоже тайное желание. А это в свою очередь открывает перед ним более радужные перспективы.
   - Как у тебя прошел день? - спросил он.
   - Нормально. Сделала две пленки. Ты меня сегодня не слушал?
   - К сожалению, нет, я не знал, что ты сегодня будешь в эфире. Не то обязательно бы послушал. В следующий раз предупреди меня.
   - Хорошо.
   Народу в зале было немного. Погас свет, и они погрузились в бурные эротические переживания героев фильма.
   Мощная эротическая энергия, которая непрерывным потоком лилась с экрана, взволновано отзывалась в Дмитрии, окутывала своими волнами все его существо, казалось, проникала во все клетки. Украдкой он взглянул на Лену; в полутьме ее лицо показалось ему очень привлекательным. Он придвинулся к ней и не очень решительно обнял за плечи. И сразу же почувствовал ответное движение. Тогда он осмелился на еще один небольшой, но ведущий к конечной цели шаг, накрыв своей рукой ее ладонь.
   Из кинотеатра Дмитрий вышел мокрый от волнения. И дело заключалась не только в полученным им сильном эротическом импульсе от предельно откровенного фильма, он чувствовал, что их отношения отныне перешли в новую гораздо более близкую стадию. То, что все это время они просидели обнявшись, лучше любых слов говорило за то, что Лена приняла для себя важное решение и что теперь ничего не мешает им идти по этой дороге дальше. И сейчас по сути дела остается только один вопрос - о темпах этого марша.
   - Ну как тебе фильм? - вдруг спросила Лена.
   - Мне фильм понравился. Я вообще люблю эротические фильмы.
   - Потому что тебе не хватает эротики дома?
   - Думаю и по этому.
   - Бедненький ты мой, неудовлетворенный. Сексуальная неудовлетворенность способна свести мужчину с ума. В таких случаях они готовы трахаться с кем угодно.
   Дмитрия покоробила грубость ее последних слов, хотя он вынужден был себе признаться, что про себя он выражается еще более смачно.
   - В общем, это действительно тяжелая нагрузка на нервную систему, - признался Дмитрий. - Дело усугубляется еще тем, что я вынужден скрывать эту свою неудовлетворенность.
   - Мне кажется ты из тех, кто неудовлетворен сексуально всегда. Разве не так?
   Дмитрий замялся. Он не был готов вести столь откровенный разговор, выдавать на гора свои самые сокровенные тайны.
   - Тебе не приятна эта тема? - спросила Лена, по-видимому, уловив его состояние.
   Дмитрий неопределенно пожал плечами.
   - Скорей всего не столько неприятно сколько мне трудно переступить определенную черту. Может, это и глупо, но я не привык обсуждать с другими свои интимные проблемы. Так получилось, что я всегда хранил их в себе.
   - Вот и дохранился до того, что на этой почве у тебя вот-вот разовьется нервная болезнь. А что надо сделать для того, чтобы ты мог спокойно обсуждать эти вопросы?
   - Для начала мы должны переспать друг с другом, - сказал он решительно.
   - Так в чем же проблема?
   Он почувствовал, как бешено забилось у него сердце.
   - Проблема в том, где это сделать? Я пока не знаю.
   - Тогда поедем ко мне. Надеюсь, ты не против?
   Он кивнул головой.
   В дороге они разговаривали мало. Он понятия не имел, куда они едут, так как до сих пор так и не узнал, ни где она живет, ни с кем? Это обстоятельство весьма беспокоило его, предстояло знакомство с неизвестными ему людьми. Как она его представит, как они его встретят,
   учитывая всю специфику его отношений с Леной?
   Лена жила на противоположном конце Москвы, но район был похож как брат-близнец на район, где располагался его дом. От метро надо было еще ехать минут пятнадцать на автобусе по унылым безликим улицам.
   Лена подвела его к панельному девятиэтажному дому. Они вошли в грязный подъезд, затем обшарпанный лифт, скрепя словно старик, нехотя потащил их вверх. Дмитрий испытывал такое волнение, что оно даже мешать ему дышать.
   Она отворила дверь своим ключом, и они оказались в тесной темной прихожей. Лена зажгла свет.
   - Проходи, - показала она на дверь, - это моя каморка.
   Каморка была небольшой и имела какой-то странный почти нежилой вид. На узкой кровати комом лежало одеяло, повсюду были свалены книги, газеты, письменный стол целиком был заставлен тюбиками и флаконами с парфюмерией и косметикой.
   Он сел на единственный в комнате стул, чувствуя как учащенно бьется сердце. Совершенно неожиданно для себя он впервые за весь вечер подумал о жене: что она сейчас делает, наверное, готовит ужин. И даже не подозревает, где он сейчас находится.
   - Как тебе моя светелка? - спросила Лена, садясь рядом на кровать.
   - Такого бардака я нигде еще не встречал. Никогда бы не подумал, что тут живет девушка. Ты живешь в квартире одна?
   - Мы живем тут с мамой.
   - А где мама?
   - Я сегодня попросила уйти ее вечером.
   - И что ты ей сказала?
   - Что скорей всего мы приедем сюда трахаться с моим знакомым.
   На миг он потерял дар речи.
   - Ты так прямо и сказала?
   - А что тут такого. Мне 32 года, заниматься любовью в таком возрасте - самое естественное из всех естественных занятий. Или ты считаешь иначе?
   Лена вдруг встала и принялась расстегивать блузку. Дмитрий с волнением следил, как освобождается она от одежды. Через минуту она стояла перед ним совершенно голой. Он жадно пожирал глазами ее тело: стройные чуточку худощавые ноги, небольшие груди с вздернутыми вверх сосочками, плоский, без единой складки живот. Неожиданно она юркнула под одеяло.
   - Ты долго так собираешься сидеть? - спросила она.
   Дмитрий взглянул на открытую дверь в комнату и стал поспешно срывать с себя одежду.
  
   ХХХ
   Было уже поздно, когда он снова оказался на улице. Вечер был теплый и тихий, деревья, словно солдаты на посту, казались недвижимыми, с небес струился прозрачный звездный свет. Все было совершенно обычным и в тоже время все обстояло совершенно по-другому. Только что он переступил черту, он изменил жене, совершил один из самых больших проступков, который осуждался всегда и всеми в том числе и самим Богом, включивший его в перечень самых главных 10 грехов. И вот теперь и он сам стал грешником.
   Он прислушался к своим ощущениям. Они были странными и не совсем ясными. Больше всего его поражало то обстоятельство, что с одной стороны он чувствовал, что в сущности ничего не изменилось, все осталось на своих местах, и в тоже время он понимал, что отныне у него началась какая-то совсем иная жизнь.
   Надо было спешить домой. И пока он ехал в метро он вдруг ясно осознал по крайней мере первое последствие того что произошло - теперь он будет вынужден постоянно лгать жене. До сих пор он это делал крайне редко, чем весьма гордился. Да и то это случалось обычно тогда, когда у него не было желания ей что-то подробно объяснять, и он отделывался от этой необходимости какими-нибудь короткими фантазиями. Но с другой стороны разве вся их жизнь не являлась одним не прекращающимся ни на мгновение сплошным обманом. Только это был обман не явный, обман, который вытекал из самого их совместного существования, который был им обусловлен. А потому, как ни странно, его можно было просто не замечать. Теперь же он сам себя лишил этой привилегии и ему придется смириться с тем, что он лжец и прелюбодей.
   И еще он поймал себя на том, что испытывает странное ощущение - ему вдруг стало обидно за Валентину. Как бы не складывались их отношения, она не заслужила того, чтобы он ей изменял. То, что он поступает нечестно и непорядочно, мучило его. Но одновременно он понимал, что не в состоянии отказаться от связи с Леной, это превышает его слабые возможности. То, что он только что пережил, было и восхитительно, а главное долгожданно, это было именно то, о чем он мечтал столько времени. Перед тем, как войти в свою квартиру, несколько минут он стоял неподвижно перед дверью, собираясь с мыслями, репетирую предстоящее объяснение. Пока он добирался до дома, то в деталях обдумывал версию того, что будет рассказывать жене, о том, как он провел сегодняшний вечер.
   Но ничего говорить ему не пришлось, едва он переступил порог, как к нему растревоженной птицей бросилась Валентина.
   - Наконец-то ты пришел, я тебя весь вечер жду.
   - Что-нибудь случилось?
   - Вероника, - тихо, почти шепотом произнесла жена.
   Дмитрий испытал одновременно тревогу и облегчение. Тревога жены не была связана с его изменой, но после того, как растаял первый всплеск радости от того, что его опасения на этот счет оказались ложными, он почувствовал уже непритворный страх. Поглощенный своими отношениями с Леной и вопреки своим намерениям, все последние дни он мало уделял внимания дочери. А ведь он обещал Валентине, что попытается разобраться, что с ней творится.
   - Так что же произошло? - также тихо спросил Дмитрий.
   - Пойдем на кухню, - предложила жена.
   Дмитрий взглянул на Веронику; девочка сидела на диване, поджав под себя ноги и нахохлившись, словно обиженная пташка. Неожиданно ему стало жалко ее, остро захотелось обнять и прижать к себе это родное несчастное тельце.
   На кухне Валентина плотно прикрыла дверь и вдруг из ее глаз брызнули слезы.
   - Знаешь, что она мне заявила сегодня? Она сказала, что больше не будет ходить в школу.
   - Почему? - ошеломленно спросил Дмитрий.
   - Она сказала, что скоро наступит конец света и нам всем к нему следует готовиться. Особенно это относится к таким, как мы, так как у нас нет шансов спастись, ибо мы являемся грешниками.
   " Вообще-то насчет того, что мы грешники - в этом она права" - невольно подумал Дмитрий. - Особенно если вспомнить чем занимался я два часа назад".
   - Ничего не могу понять, бред какой-то, - произнес он вслух.
   - Я уже давно перестала понимать, что в нашей жизни следует считать бредом, а что нормой, - как-то понуро проговорила Валентина. - Но то, что она говорит, меня пугает.
   - Ты хочешь, чтобы я сейчас с ней побеседовал?
   - А ты предлагаешь, чтобы все так и оставалось, и она бы бросила школу?
   Вероника все в той же позе сидела на своей узенькой тахте, на которой она спала с четырехлетнего возраста. Он опустился рядом с ней.
   - Ну как у тебя дела, дочка? - Ответа он не дождался и поэтому вынужден был продолжить дальше. - Ты мне не объяснишь, что происходит, почему мама напугана твоим поведением?
   Вероника резко подняла голову, и его поразило выражение ее глаз - они были не по-детски жесткие и непримиримые и одновременно очень ясные, словно два оконца после того, как их тщательно отмыли.
   - Вы грешники и скоро придет ссудный день, когда Господь вас покарает.
   - За что же он нас должен покарать?
   - За то, что живете в грехе?
   - А что, по-твоему, означает - жить в грехе?
   - Вы живете вместе, но не любите друг друга.
   Его вдруг пробрал холод, ибо он почувствовал всю жестокую правоту слов дочери. Хотя в том, что она сказала, не было для него ничего нового, он давно знал об этом. Но одно дело, когда ему известна эта истина и другое дело, когда он слышит ее из уст своего ребенка. Украдкой он взглянул на стоящую в дверях жену и заметил, как побледнело ее лицо.
   - С чего ты взяла, что мы не любим друг друга?
   - Неужели я не вижу.
   Дмитрий глубоко вздохнул: то, что он собирался сейчас говорить, было ложью, хотя и ложью во спасение. Но кто знает, не проистекают ли все человеческие беды как раз из этого мутного источника? Но что еще другое он может ей сейчас предложить?
   - Видишь ли, ты еще совсем юный человечек и не понимаешь всех тонкостей отношений между людьми. Если ты считаешь, что любовь между мужчиной и женщиной - это непременно постоянные объятия, поцелуи, то это не так. Мы живем с мамой вместе уже много лет, и у нас был период таких горячих чувств. Теперь наши отношения перешли в иную стадию, я бы ее назвал - любовь-уважение. Это естественная эволюция и когда ты окажешься на нашем месте и у тебя будет семья, ты увидишь, что с тобой происходит тоже самое.
   - Я тебе не верю, это все не так! - резко проговорила Вероника.
   Дмитрий почувствовал растерянность.
   - Даже не знаю, как тебе это доказать. Быть может, существуют вещи, которые познаются только на собственном опыте. У тебя его пока еще нет, тебе предстоит прождать много лет, пока он накопится. Но как тогда ты можешь уже сейчас выносить столь категоричные приговоры. Подумай об этом и поверь мне на слово. Не надо никогда спешить с выводами. Но пусть даже дело обстоит так, как ты говоришь, то все равно объясни мне, в чем же мы так грешны и почему мы должны быть столь сурово наказаны за наш грех. Где ты все это слышала?
   - Слышала, - ответила дочь и замолчала. По ее упрямо-непримиримому виду Дмитрий понял, что дальнейших пояснений он не дождется.
   - Давай пока договоримся: мы обязательно продолжим наш разговор, а сейчас ты обещай мне, что бросишь мысль о том, чтобы не ходить в школу. Мы с мамой очень тебя просим об этом. Ты говоришь о любви, но отказываясь учиться, ты сама демонстрируешь свое равнодушие к родителям. Посмотри, как переживает мама. Ты согласна?
   Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем Вероника как-то не очень уверенно и охотно кивнула головой.
   Когда они легли в кровать, Валентина крепко прижалась к мужу и, поцеловав его в губы, прошептала:
   - Ты должен срочно что-то предпринять, дальше выяснение ситуации нельзя откладывать.
   - Завтра же я попытаюсь выяснить, откуда она черпает все эти свои нелепые обвинения.
   Он видел, что Валентине явно хочется заняться любовью, но после сексуальных неистовств на узкой кровати Лены он был просто физически не в состоянии пойти навстречу жене. Больше всего сейчас ему хотелось одного - покоя. Хоть бы Вероника проснулась, подумал он. Но дочь, словно позабыв о всех своих грозных обвинениях, спокойно посапывала на своей кушетке. Валентина же прижалась еще крепче к нему, а ее рука уже заползла ему в трусы. Он понял, что на этот раз ему не отвертеться. Вздохнув, он обнял Валентину и с некоторым облегчением почувствовал, что у него кажется, начинает просыпаться хотя и крайне хилое, но все же нечто отдаленно похожее на желание.
  
  ХХХ
   -
   На следующий день Дмитрий решил отставить все свои дела и заняться выяснением, чем занята его дочь. Утром, когда она вышла из дома, он последовал за ней.
   Идти было всего два квартала. Вероника шла не спеша, явно не заботясь о том, чтобы не опоздать на завтрак в летний лагерь, который организовала школа, У него даже возникла мысль, что она направляется в какое-то другое место.
   Но он оказался не прав, Вероника вошла в здание школы.
   Дмитрий решил, что проведет хоть целый день, выслеживая ее, но непременно узнает, где тот источник, откуда черпает Вероника эти странные для 14-летней девочки идеи. На противоположной стороне находился небольшой скверик, там он и расположился на скамейке.
   В лагере Вероника должна была находиться до обеда, поэтому он предполагал, что здесь ему придется провести много времени. Он достал заранее приготовленную книгу, то и дело, поглядывая на двери школы.
   Но долго читать дочь ему не дала. Примерно через час он увидел, что Вероника вышла из школы. Но теперь она шла совсем другой походкой - быстрой и целеустремленной.
   Дмитрий едва поспевал за ней, ежесекундно боясь, что она затеряется в толпе. К счастью, его слежка оказалось недолгой; неожиданно Вероника свернула в какой-то двор.
   Когда он, задыхаясь, вбежал вслед за ней туда, то дочери уже не увидел. Он огляделся: со всех сторон на него смотрели своими стандартными окнами старые обтрепанные временем пятиэтажки. Он почувствовал растерянность, где ее искать, Вероника могла войти в любой из них. Внезапно он увидел стоящий немного в стороне двухэтажный обшарпанный дом и в тоже мгновение шестое чувство подсказало ему: она скорее всего тут.
   Дмитрий вошел в темный подъезд, и в нос ему ударил гнилой запах не то плесени, не то сырости. Одна деревянная лестница вела наверх, другая - металлическая - в подвал. Чутье снова подсказала ему, что надо спускаться. Было темно, и Дмитрий, про себя чертыхаясь, осторожно ступал по узким ступенькам. Он подошел к приоткрытой двери, откуда-то изнутри доносились чьи-то голоса. Он заглянул в помещение: довольно просторная комната была тускло освещена всего одной лампой. На грязном полу на коленях стояли с десяток подростков, среди которых он сразу же обнаружил и свою дочь.
   Отдельно от них находилась женщина, одетая в белые длинные одежды с расшитыми по ним маленькими красными крестиками. Голос у нее был резкий и властный.
   - Грех обуял род человеческий, он живет в блуде и в забвенье Господа, который проклял однажды за грехи этот мир и теперь снова посылает ему свои проклятия. Конец света близок, он уже на пороге - я как вас ясно вижу,как он неукротимо приближается и кто не успеет покаяться навечно попадет в ад... "
   Какой банальный и старый, как мир текст, - думал Дмитрий, слушая проповедницу. - Если кто может в наше время всерьез его воспринимать, то только дети. Но самое смешное, что весь этот набор проклятий и заклинаний произносят фанатики уже не первое тысячелетие, обещают светопреставление. А мир как был, так и есть и ничего в нем не меняется. Однако для них это не имеет никакого значения, они продолжают и еще долго будут продолжать упорно нести этот вздор".
   Внезапно он вспомнил, что в его собственной газете прошла небольшая заметка о новой секте краснокрестоносцев. Они предрекают очередной апокалипсис и заманивают к себе молодежь, убеждая их отречься от всего мирского. Но каким образом в этой компании сумасшедших оказалась Вероника? Кто ее сюда и привел и - главное - почему она тут осталась, слушает весь этот бред нового Савонаролы?
   Внезапно он почувствовал страх, он вдруг понял, что совершенно не представляет, что происходит с дочерью, что она чувствует, о чем думает, к чему стремится? В какой-то момент она оторвалась от него, как отрывается лист от дерева, а он даже не заметил этой потери.
   Но как он должен поступить в этой непривычной для него ситуации? Что сейчас лучше - вмешаться или уйти и уже дома обо всем поговорить с дочерью? Поток ненависти к роду людскому, вылетающий их уст проповедницы, не только не утихал, но словно ветер перед грозой усиливался буквально с каждой секундой. Нет, больше выносить это он не в состоянии. В ярости он пнул дверь и ворвался в комнату.
   Все с изумлением уставились на него, но он видел только широко распахнутые, словно окна, глаза Вероники...
   - Что тут происходит? - гневно воскликнул Дмитрий. - На каком основании вы тут проповедуете всякую гнусность? - обернулся он к женщине.
   Только сейчас он получил возможность, как следует ее рассмотреть. К его удивлению она оказалась молодой и даже была бы весьма привлекательной, если бы ее лицо, словно шрамом не было бы изуродовано гримасой ненависти.
   - Я еще раз вас спрашиваю, что вы тут делаете, чем забиваете головы детей? Я сейчас вызову милицию. Пусть она разберется, на каком основании вы тут занимаетесь проповедями.
   Упоминание милиции, по-видимому, оказалось для женщины магическим, едва он произнес эти сакраментальные слова, как она подхватила длинную юбку и бросилась вон из комнаты.
   - Вероника, пойдем домой, - сказал Дмитрий, подходя к дочери. - И вы дети тоже отправляйтесь по домам. - Он положил руку на плечо Вероники. - Вставай. - Он ждал протеста, возражений, но она покорно поднялась с колен и пошла вместе с ним.
   Однако за дверью он внезапно столкнулся с проповедницей. По-видимому, ее первый вызванный его появлением, испуг прошел, она поняла, что этот человек не так уж опасен для нее и теперь вознамерилась взять реванш.
   - Дети останьтесь, - повелительно произнесла она.
   - Хорошо, - сказал Дмитрий, - пусть они остаются, но тогда останусь и я. Между прочим, я журналист, работаю в "Национальной газете". Я вам клятвенно обещаю, что все, что здесь будет говорится и делаться, я запишу на пленку и опубликую. - Чтобы показать ей, что его слова не расходятся с делами, Дмитрий достал из кармана портативный диктофон. И увидел, что женщина снова потеряла обретшую было уверенность.
   - Они пришли ко мне добровольно, - вдруг произнесла она, и он понял, что она начинает оправдываться.
   - А вы понимаете, что совершаете преступление, совращая молодежь, вбивая в их молодые головы всякие бредовые мысли о вселенском грехе, об очередном конце мира. Как они смогут дальше жить с подобными идеями?
   - Грядет конец света, - убежденно произнесла проповедница.
   - Да откуда вам это известно?
   - Я слышу голос Бога, он мне говорит, это что вскоре случится. Мир будет уничтожен.
   - А почему вы думаете, что это именно голос Бога. Вам известно, что очень многие сумасшедшие тоже слышат голоса. И тоже уверяют, что это с ним говорит Бог.
   - Это голос Бога, - упрямо повторила женщина. - Совсем скоро придет конец света и только те, кто уверуют и пойдут за мной, спасутся.
   - А вас не смущает мысль, что уже сотни раз звучали объявления о конце света. А он все не кончается. Где гарантия того, что ваше пророчество истинно? Вы согласны отвечать за свои слова в случае если светопреставление не случится? Или вы уже будете далеко отсюда?
   Женщина ничего не ответила, она стреляла в него пулями злобных взглядов, и он невольно подумал, что если бы у нее было бы оружие, то неизвестно еще удалось ли ему пережить этот день.
   - Хорошо, давайте поговорим о другом. Я даже не знаю, как вас зовут?
   - Святая Анжелика.
   - Красивое имя, ничего не скажешь. Так вас назвали родители?
   - Это имя, нареченное Господом.
   Внезапно Дмитрию стало не по себе. Эта женщина была страшна своим фанатизмом, ведь фанатизм - это каток, который безжалостно подминает все под себя. Пожалуй, теперь он начинает понимать, что привлекло к ней Веронику и таких как она дурочек: она избавляет их от необходимости думать, страдать за себя и близких, мучиться сомнениями из-за несовершенства мира. А с фанатиками не происходит ничего подобного, от всех переживаний они, как броней, защищены некой идеей, в которую умещается для них словно в коробку вся сложность жизни. У Вероники пошатнулась вера в родителей, заметив фальшь в их отношениях, она стала искать нечто прочное, что могло бы ее заменить. Поэтому она и оказалась там, где вера дается сразу полностью готовой, как блюдо в столовой. Остается лишь ее принять и обрести уверенность в своей незыблемой правоте, а с нею и потерянное было спокойствие.
   Ему больше не хотелось говорить с женщиной, он испытывал к ней отвращение. Единственное, что сейчас его занимало, это то, как воспринимает их спор Вероника, на чьей она стороне? Но, поразмыслив, он решил не форсировать события, не пытаться тут же, не сходя с места, разобраться во всех тонкостях душевной жизни дочери. Ему самому еще следует многое понять, да и ей надо дать время на раздумье. Он поговорит с ней обязательно, но чуть позже.
   Именно в этот момент к нему пришла неожиданная мысль съездить к Денисову. Дмитрий сознавал: в том, что случилось с дочерью, ему самостоятельно до конца не разобраться, во всем этом есть нечто такое, что ускользает от его понимания. Конечно, наблюдательный ум девочки мог замечать многие странности в отношениях родителей, она могла видеть и без сомнения видела, как некрасив и подчас просто уродлив мир, который ее окружает, но это все же полностью не объясняет, почему она оказалась в этой страшной секте, почему приняла такое максималистское объяснение волнующих ее проблем . Спрашивать ее об этом бесполезно, толкового объяснения своему поступку она не даст, ибо это был без сомнения бессознательный порыв, поиск какого-то смутного, как нынешнее время идеала. И традиционные методы педагогики тут вряд ли помогут.
   Денисов открыл дверь и провел его в глубь своей просторной квартиры-ашрама, как он ее называл. Дмитрий сел на тот же самый стул, что и в первое свое посещение.
   - Вы еще хотите что-нибудь узнать? - спросил Денисов, разливая кофе.
   - Многое, - с какой-то обреченностью сказал Дмитрий. У него вдруг возникло предчувствие, что те знания, которые он почерпнет от этого человека, не принесут ему счастью, а наоборот, внесут в его жизнь еще больше раскола и брожения. И все же он не может остановиться на полпути, его толкает вперед какая-то неведомая, но могучая сила.
   - Так получилось, - проговорил Дмитрий, - что сегодня утром я попал в одну секту. Может быть, вы слышали о них, они называют себя краснокрестоносцами. Я имел счастье послушать их проповедницу. Сразу скажу, что проповедь мне не показалась оригинальной: весь мир погряз в грехе, надо очиститься иначе наступит конец света. И все в таком вот духе.
   - Мне кажется, что вы чего-то не договариваете, - проговорил Денисов. - Это, конечно, ваше право, но в таком случае ваше умолчание может помешать нашей беседе.
   - Вы правы, я там оказался не случайно, каким-то образом в эту секту затесалась моя четырнадцатилетняя дочь.
   - И вам трудно понять причины, приведшие ее туда. Я разделяю вашу тревогу. Грех - это сильное оружие и многие попадаются на эту удочку.
   - А вам не кажется, что некоторые используют мотивы греховности мира для того, чтобы таким образом получить власть над ним. - Невольно они посмотрели друг другу в глаза, и Дмитрий вдруг почувствовал смущение.
   - Вы хотите меня спросить, не использую ли я эти приемы для утверждения своего авторитета, - улыбнулся Денисов.
   - А это не так?
   - Видите ли, если использовать предложенную вами тему, то я считаю своей задачей не завоевание власти, а помочь освободиться человеку от всего того, что толкает его на подобные деяния, что заставляет его добиваться господства над людьми. Хотя это не главная цель, это вообще не цель, просто мы с вами заговорили об этом. Поэтому я и привел такой пример.
   - Но выходит, вы тоже желаете освободить человека. Но от чего? Та проповедница - от греха?
   - Я вам уже говорил - от ума.
   - Да, я помню, но честно говоря я как-то не проникся этой грандиозной задачей. Чем же заменить в таком случае ум - глупостью?
   - Но разве глупость - это не важнейшая производная ума? Хотя дело совсем не в уме и уж тем более не в глупости, в сущности между ними нет принципиальной разницы. Это две стороны одной медали. И эти стороны ни врозь, ни вместе никуда не ведет.
   - Но, может быть, вы объясните мне более подробно вашу мысль. Признаюсь, я всегда был поклонником разума и считал, что все беды - от его нехватки или полного отсутствия. Извините, я понимаю, что ум, как и все в человеке несовершенен, но я не вижу, чем можно его заменить. Я просто не могу себе представить эту ситуацию.
   - Знаете, было время когда я размышлял точно так же. По образованию я философ, даже кандидатскую защитил, преподавал в университете. И ни в чем особенно не сомневался. Словно коллекционер собирал в своем мозгу одну философскую систему за другой. И после знакомства с очередной доктриной чувствовал себя еще на порядок умнее. Но с какого-то момента я вдруг начал замечать, как растет во мне неясная тревога. Стал анализировать ее причины и вдруг понял, что я вращаюсь по замкнутому кругу обреченности. Объем моих знаний увеличивается, я уже буквально пухну от них, а к истине не приближаюсь. Я осознал, что дальше по этой дороге идти бессмысленно, что человеческий интеллект уже практически высказал все идеи, какие только мог. И если что у него и осталось в запасниках, то самые крохи. И говорить в сущности больше не о чем. Но каков результат этого титанического мыслительного процесса? Вы видите, в каком положении мы все находимся, что из себя представляет человек. Те абстрактные идеи, что рождаются в его мозгу, не меняют его, практически не оказывает на него существенного воздействия. А это значит, что из этой интеллектуальной ловушки не выбраться. Ведь подсознательно мы все ждем, что однажды придет избавитель и сделает или скажет нечто такое, что мгновенно все перевернет. Разве не на этом ощущение базируется идея второго пришествия? Но раз больше нечего сказать, значит никто не появится. И все будет по-прежнему катится дальше в том же виде. Но это катастрофа. И тогда я задал себе вопрос - ради чего нужна философия? И к некоторому своему удивлению не смог на него ответить. Мысленно я прошелся по страницам книг самых выдающихся философ: от Платона и Гегеля до Кьеркегора и Бубера. В каждом из них множество великих прозрений, бесчисленное число искорок. Но из них не загорается пламя.
   - Получается, по-вашему, что вся философия - бессмысленна и не нужна.
   - И так и не так. Она имеет смысл хотя бы тот, что позволяет понять свою бессмысленность, бесполезность, бесплодность. А это великая задача. Наши беды от того, что бессмысленным вещам мы пытаемся придавать смысл. И тратим на это все наши усилия. Возникшая в нашем столетье философия абсурда - это на самом деле последний всплеск отчаяния,
   признание нашей неспособности ни что либо понять, ни что либо изменить. А отсюда и такой печальный результат. Взгляните: наука, техника все время делает мир совершенней, удобней, но человек при этом сталкивается все с теми же неразрешимыми проблемами. Счастливых людей не становится больше. Сначала мы подсознательно надеялись, что человечество обретет окончательное счастье в материальном благополучии. Кое-где добились и этого. Но ничего не изменилось, человек не стал более счастливым, чем тысячу лет назад. Мы лишь переходим из одного негативного состояния в другое. И так будет до тех пор, пока не произойдет переворота сознания, а с ним и всего нашего бытия.
   - И вы как раз тот человек, который готовит этот переворот?
   - Я сею семена, некоторые из них всходят, некоторые - нет. Вы должны понять одну вещь: перед вами человек, который не открыл ничего нового. Все уже сделано до меня. Но осталась бездна практической работе, человечество к ней еще по-настоящему даже не приступало. Но рано или поздно за нее все равно придется взяться. Иначе нам всем грозит гибель, иначе мы окончательно запутается в собственных противоречиях. Вернее уже давно запуталось, просто пока они еще не приняли фатальный характер. Не накоплена критическая масса. Но она копится, и я думаю, что все большее число людей осознают этот факт. Если мы не изменимся, нас погубит пессимизм, неверие в возможность собственного перерождения.
   - Значит, у нас нет иного пути кроме как просветления?
   - Человечество должно отказаться от блужданий ума. Мы же должны выйти в космос, а это можно сделать, только его преодолев.
   - Но разве как раз ум и не вывел нас в космос?
   - Нет, этот выход в космос ничего не изменил, мы лишь расширили пределы земли, перенесли все земные противоречия за облака. Наши надежды, что таким образом мы сумеем их разрешить, просто наивны. Неистребимое стремление человека все время расширять свои пространственные пределы идет на самом деле не от его силы, а от его бессилия. Человека гонит вдаль страх остаться наедине с самим с собой, движение и перемещение в пространстве создают у него постоянную иллюзию развития, прогресса. И все это происходит несмотря на то, что он давно понял, что его подлинные проблемы внутри него, а не во вне.
   - Но если все так просто и очевидно, почему люди не идут к вам табунами?
   - Это действительно просто и очевидно, но в этой простоте и заключена вся трудность. Нет ничего инерционней, чем сознание, ум всячески противится таким переменам. Ведь по сути дела человек живет даже не разумом, а страстями, разум лишь прислуживает им. А страсти обладают над нами огромной властью.
   - То есть другими словами, нужен аскетизм.
   - Ни в коем случае, нет ничего вреднее и лживее аскетизма. Аскетизм не способен ничего преобразовать, так как он все загоняет во внутрь. Человек живет теми же страстями, но вывернутыми наизнанку. Там, где знак плюс, - минус, где минус - плюс. Уж лучше их выплескивать наружу, по крайней мере, наступает хоть какая-то от них разрядка. Гневайтесь, занимайтесь сексом, мечтайте, только не копите в себе негативную энергию, ибо она, в конце концов, разрушит вас. У меня такое ощущение, что именно это вас и беспокоит.
   - Действительно, у меня иногда возникает ощущение, что я нахожусь как бы в тисках между двумя, а то и больше несовместимыми желаниями, - признался Дмитрий. - Нет ни минуты покоя, одно все время наплывает на другое, и даже не знаешь, чем в первую очередь заниматься, что главнее.
   - Обычное состояние обычного человека. Вы вроде бы решили одну проблему, как тут же встает другая. А затем оказывается, что уже решенный вопрос все так же далек от разрешения. Вы заработали больше денег, но у вас тут же появились новые потребности. И на их удовлетворения требуются новые капиталы. Или вы ищете знаний, но всякий раз получив новую его порцию, вы вдруг понимаете, что вышли лишь на новый уровень своего невежества. Ваша проблема совсем не том, что вам не хватает денег, любви, уважения окружающих, ваша проблема в том, что вы не видите перед собой никакого будущего, в вас живет чудовищный страх перед смертью. Трагедия человека в том, что на самом деле он хочет совсем иного, нежели того, чего он добивается. Отсюда вечная неудовлетворенность, вечная и неутолимая жажда познания, как способ выбраться из этой ловушки. Но, увы, проходят тысячелетия, а насыщения как не было, так все и нет. И уверяю вас, оно никогда не наступит, потому что нельзя наполнить дырявую бочку водой.
   - Что-то мне стало от ваших слов не по себе. Иногда мне кажется, что вы абсолютно правы, но при этом так и хочется оспорить каждую вашу мысль.
   - Оспаривайте, - улыбнулся Денисов, - только не сразу. Я уже вам, кажется, говорил, что не надо спешить с выводами и суждениями. Надо дождаться того момента, когда в вас заговорит собственный голос.
   - Что ж, подожду, - вяло улыбнулся Дмитрий.
  
  ХХХ
   Однако едва Дмитрий покинул Денисова, все мудрые поучения последнего, словно вода из кипящего чайника, испарились из его головы, ибо все мысли текли в одном направлении - к Лене и к тому, что произошло между ними. Даже события вокруг Вероники отодвинулись на второй план, хотя он и пытался себя заставить хотя бы в общих чертах продумывать предстоящий с ней разговор.
   Они должны были встретиться вечером и, направляясь к ней на свидание, он думал только об одном - станут ли они сегодня заниматься любовью или нет?
   Лена опоздала всего на несколько минут, он поцеловал ее и сразу почувствовал идущий от девушки холод. Она односложно ответила на приветствие и смотрела не на него, а куда-то в сторону.
   - Что-нибудь случилось? - спросил он.
   - Ничего, - ответила она, но голос ее прозвучал откровенно отчужденно.
   - Я же вижу, что ты сегодня совсем не такая, как в последний раз.
   - А какая я была в последний раз?
   - Ну, - он невольно запнулся, - раскованная, страстная, любвеобильная.
   - А сейчас не хочу быть такой.
   - Могу я спросить почему? Что изменилось между нами. По-моему в тот раз нам было очень хорошо.
   Вместо ответа Лена вдруг резко прибавила шаг, и он понял, что тут кроется что-то серьезное.
   Он догнал ее и чувствуя раздражение, спросил:
   - Если что-то произошло, давай сядем и спокойно обсудим ситуацию.
   - Дима, давай расстанемся.
   - Но почему?!
   - Это все бесполезно, ты женат и не желаешь покидать семью.
   - Но когда мы так успешно занимались любовью ты же знала об этом.
   - Я много думала о наших отношениях, о том, к чему они могут привести. Ничего хорошего получится не может, мы лишь измучаем себя.
   - Откуда ты знаешь? Ты что, Сивилла?
   - Я говорю серьезно, я не могу спать с женатым мужчиной.
   - Ты так говоришь, будто женатый мужчина автоматически является носителем вируса СПИДа.
   - Знаешь, - она вдруг повернулась к нему, - чтобы потом ни о чем не жалеть, давай не будем больше ничего обсуждать и расстанемся прямо сейчас.
   - Но в этом нет никакого смысла! Два человека, которые нравятся друг другу, всегда могут найти приемлемый способ сосуществования. Ну вспомни, как нам было хорошо еще совсем недавно. И сколько раз все это может еще повториться. Более того, я уверен, что будет еще лучше, мы же в самом начале. Ведь все в нашей власти. Да и разве только в постели дело, ведь мы уже почувствовали, что нас связывают и духовные узы. Разве не так?
   - Не знаю, - не уверенно произнесла Лена. - Мне тоже хочется видеть рядом с собой духовно близкого человека. Но рядом, а не иногда.
   - Но если люди по-настоящему духовно близки, то они будут ощущать свою близость постоянно не в зависимости от того, в каких формальных отношениях они состоят и как часто они встречаются друг с другом. Они могут не видятся годами и все равно будут ощущать свое родство. А можно постоянно находится рядом с человеком, но он будет совершенно чужой. Знаешь, мне очень нравится одна английская пословица: "Если два человека спят в одной постели, то им могут сниться разные сны". В справедливости этого утверждения я убедился на своем опыте. Вместо того, чтобы просто расстаться, в каждом конкретном случае лучше всего искать способы, как остаться вместе.
   - Но почему ты так уверен, что мы уж так духовно близки?
   - Я это почувствовал сразу. А разве ты не чувствуешь того же?
   - Не знаю, - не уверенно проговорила Лена. - Я уже ничего не могу понять.
   Она хочет, чтобы он ее убедил, что им не следует расставаться, понял Дмитрий.
   - Давай договоримся, что этот вечер мы проведем вместе. И если не сумеем найти общий язык, то тогда... Ты согласна?
   Лена едва заметно кивнула головой, и Дмитрий почувствовал облегчение. И в тот же момент он внезапно понял, что она права: самое лучшее для них - это действительно немедленно расстаться. Пока они оба не затянули петли на своих шеях. И все же он знал, что не поддастся этому здравому гласу рассудка, потому что другое искушение, по крайней мере, пока им владеет гораздо сильнее. Он слишком долго искал ее и не может вот так отпустить Лену до тех пор пока не испытает все, что ему с ней суждено испытать до конца. А там путь будет то, что будет, он не желает сейчас думать об этом. Когда человек счастлив, он хочет жить одним днем, это только несчастные люди постоянно думают о прошлом, о будущем, строят планы, большинство из которых так никогда и не сбываются. И сколько он себя помнил, он всегда жил по этому сценарию; все время что-то откладывал, переносил на новый срок, жертвовал настоящим ради каких-то смутных выгод в грядущим. Но теперь с него довольно всего этого.
   - Насколько я понимаю ситуацию, - сказал Дмитрий, - нам, говоря научным языком, необходимо разработать модель наших отношений. Это, конечно, непростая задача, но при всех трудностях, с которыми мы сталкиваемся, нам все-таки обоим хочется, чтобы наша дружба продолжалась. Так?
   - Пусть так, - полусогласилась Лена.
   - Да, у меня семья, и я пока не чувствую в себе силы уйти из нее. Ты же хочешь выйти замуж. То есть на первый взгляд налицо дисбаланс наших интересов. Но есть вещи, которые нас объединяют: мы оба, хотя и по разным причинам, ощущаем недовольство своим положением. Причем, нам не хватает по сути дела одного и того же: мы оба хотим любви, мы оба мечтаем обрести взаимопонимание. Каждый человек живет как бы в двух мирах: это мир тела и мир духа. И обычно они не совпадают. Правда для многих такой раздвоенности как бы не существует, так как они не ощущают потребностей своей души. Но мы же не такие, для нас духовная жизнь важна не меньше телесной.
   - И что же будет с моей неудовлетворенной душой, если продолжится наша связь?
   - Она не будет чувствовать вокруг себя пустоту. Душа, как и тело, должна пребывать в паре.
   - Хорошо, я согласна, - вдруг проговорила Лена, - пусть наши души подружатся. Но спать при этом нам не обязательно.
   Дмитрий почувствовал, что оказался в ловушке, причем, угодил в нее по собственной инициативе.
   - Но одно другому совсем не мешает. Наоборот, дополняет, ибо душа и тело все-таки являются одним целым. Когда тело испытывает дискомфорт, душе тоже плохо, а когда душа чем-то расстроена, то это моментально сказывается на нашем физическом состоянии. И вообще, я не понимаю, почему мы должны отказываться от секса, ведь мы уже поняли, что нам может быть хорошо в постели.
   - А что ты станешь говорить жене? Постоянно врать? Тебе не противно?
   - Противно, - вздохнул Дмитрий. - Но пусть это будет на моей совести. В конце концов отношения с моей женой тебя не касаются.
   - Бедные жены. Нет, я ни за что не выйду за тебя замуж. Ты меня бы так же обманывал.
   - Не думаю. Я обманываю не потому, что я патологический обманщик, а потому что попал в такую ситуацию. Знаешь, я пришел к выводу, который давно известен мало-мальски любому грамотному человеку, что если между людьми не устанавливается душевная гармония, то рано или поздно и в сексе у них появляется дискомфорт.
   - Лучше поздно, чем никогда. Можно подумать, что ты этого не знал, когда женился.
   - Знал, конечно, но старался не думать об этом, - тяжко вздохнул Дмитрий.
   - И все же причем тут я, если у тебя сексуальные и другие проблемы, то почему я должна их исцелять?
   - Но ты ничего не должна исцелять, с помощью меня ты должна решать собственные проблемы. Вот о чем идет речь.
   - Ну хорошо, - неуверенно проговорила Лена, - давай попробуем, может быть, действительно что-нибудь получится. И вообще, мне надоело говорить об этом. Чем ты желаешь сегодня заняться?
   Дмитрий не был готов к столь прямому вопросу и невольно замялся.
   - Я знаю, что ты хочешь делать. Поехали ко мне.
   Лена повезла его в свою квартиру. По дороге она предупредила его, что на этот раз ему все же придется предстать перед ее матерью. Поэтому он успел психологически подготовиться к этой встречи и довольно спокойно провести ее. Он даже почувствовал удовлетворение от того, что испытывает уж очень большой скованности.
   - Познакомься, Дима, это моя мама Полина Васильевна. А это тот самый Дима, мой любовник, я тебе о нем рассказывал.
   - Очень рада, проходите, - сказала Полина Васильевна. - Лена, ты сама ухаживай за своим гостем, а я пойду досматривать свой сериал.
   Лена закрыла дверь своей комнаты и повернулась к нему. И он увидел, как изменилось выражение ее лица, холод отчуждения мгновенно растаял и сейчас оно пылало огнем страсти.
   - Ты хочешь меня?
   - Да, - вдруг неожиданно охрипшим голосом проговорил Дмитрий.
   - Так возьми, милый. Иди ко мне.
   Он подошел к ней, и Лена стала срывать с него одежду.
   - Теперь пойдем в душ, - сказала она, когда он остался в одних трусах.
   Держа Дмитрия за руку, она повела его в ванну. Там она быстро освободилась от одежды, а потом сняла с него трусы.
   - Милый мой членчик, какой он замечательный, он мне так нравится. Я его сейчас вымою.
   Струи теплой воды стекали по Дмитрию, приятно лаская его. Но несравненно большее наслаждение приносили ему руки Лены, мывшее его тело. Он чувствовал, как волны желания, словно морские волны на берег, без конца накатывались на него, омывали своей теплой влагой все его существо. Ничего подобного он еще не испытывал, ему казалось, что мощный заряд вот-вот разорвется внутри него.
   - Больше не могу, я сейчас кончу, - простонал он.
   - Кончай, милый. - Она взяла напряженный пенис в свою руку, и он вздрогнув, словно машина перед тем, как тронуться с места, вытолкнул из себя густую светлую струю, которая тут же смешалась с падающей сверху водой.
   Затем их роли поменялись, он стал мыть Лену и одновременно целовать все явные и тайные закоулки ее тела. Он встал перед ней на колени, и его губы уткнулись в мокрый шелк ее волос у лобка. Он почувствовал, как напряглась ее плоть, а затем из ее уст вырвался громкий победный крик. И внезапно он ощутил, как наполняет его всего до самой последней клетки торжество; еще никогда он так ясно не сознавал, что доставлять наслаждение другому человеку гораздо приятнее, чем получать удовольствие самому. Ему, конечно, и раньше была известна эта истина, но это знание было скорее теоретическим, с Валентиной он никогда не переживал подобных чувств; когда она достигала оргазма, он сухо констатировал, что выполнил свой долг и теперь со спокойной душой может засыпать. И только сейчас в этой ванной он впервые до конца познал подлинное значение этого сексуального альтруизма.
  
   ХХХ
   Домой он вернулся поздно, Валентина раздраженно стала расспрашивать, где он так сильно задержался. Вариант на сегодняшний вечер был им заготовлен заранее и оставалось лишь преподнести его как можно более натуральней и убедительней. Поэтому он старался говорить уверенно и спокойно и в тоже время с некоторой ленцой, специально для того, чтобы у жены сложилось впечатление, что речь идет о вещах скучных и обременительных.
   Отчитавшись перед Валентиной, он поспешно ретировался на кухню, съел оставленные ему холодные котлеты, хотя аппетита не чувствовал. Перед уходом Лена накормила его. Затем он снова вернулся в комнату и лег в кровать. Ему показалось, что Валентина уже спит, но едва он приземлился рядом с ней, она тут же открыла глаза.
   - Как с Вероникой, ничего нового не случилось? - спросил он. Только сейчас он с раскаянием подумал, что за весь вечер ни разу не вспомнил о дочери.
   - Тьфу-тьфу, но сегодня она была более или менее спокойной, мы с ней разговаривали совершенно нормально.
   - Она больше не упоминала о наших грехах?
   - Нет, мы говорили о школе.
   - Что ж, это хорошо.
   - Зато другое плохо.
   - Что еще?
   - У меня кончились деньги.
   Дмитрий вспомнил, что потратил последние гроши на мороженное для Лены, и горестно вздохнул. Если однажды он сойдет с сума из-за этого проклятого денежного вопроса, то в этом не будет ничего удивительного.
   - Что будем делать?- спросила Валентина. - И в холодильнике хоть шаром покати.
   - Не знаю, - раздраженно буркнул Дмитрий.
   - Что ты на меня повышаешь голос. Я что ли виновата, что нам все время не хватает денег. Ты же в конце концов мужчина.
   - Я не знаю, что делать, - уже чуть спокойнее проговорил он. - Надеюсь, с голода не умрем. Каждый месяц у нас одна и та же история. Может быть, что-нибудь продать?
   - Что?
   - Не знаю. - Он снова почувствовал, как наливается злостью словно форма свинцом. - Давай подумаем об этом завтра.
   - Да, совсем забыла, - вдруг спохватилась Валентина. - Тебе звонил Силин. Ты знаешь такого.
   - Знаю, завтра ему позвоню. А сейчас давай спать, я устал.
   Он боялся, что Валентину потянет заниматься любовью. У него же после столь бурных упражнений на этом поприще абсолютно не было сил, чтобы удовлетворять сейчас еще и жену. На его счастье, она, по-видимому, тоже чувствовала усталость и, отвернувшись к стенке, через несколько минут уже спала.
   С Силиным Дмитрий познакомился примерно полгода тому назад во время сбора материалов для очередной статьи. Он был депутатом городской думы и слыл в ней одним из самых яростных борцов со злоупотреблениями властей. Однако несмотря на такую свою грозную репутацию, Дмитрию он показался человеком спокойным и выдержанным без всяких проявлений экстремизма. Они проговорили тогда часа два и прониклись взаимной симпатией, а также договорились о дальнейшем сотрудничестве. Каким-то неведомым образом, но у Силина всегда скапливалось немало взрывчатого материала, и Дмитрий периодически черпал его для своих публикаций.
   Дмитрий позвонил ему, и они договорились, что он подъедет в Городскую Думу. Ему показалось, что Силин немного взволнован; по крайней мере он категорически отказался по телефону говорить о деле.
   Худое лицо Силина всегда вызывала у Дмитрия ассоциацию со средневековым аскетом ради славы Господней морящего себя голодом. Когда Дмитрий вошел в его кабинет, Силин встал со своего места и закрыл дверь на ключ.
   - Ты конспиратор, Владимир, - улыбнулся Дмитрий.
   - Будешь тут конспиратором, - пробурчал Силин.
   - Опять мафия не дает жить спокойно?
   Силин задумчиво посмотрел на него.
   - Ты мне сначала скажи - напечатаешь то, что я тебе покажу?
   - Но как я тебе могу это обещать, если я не знаю, в чем собственно дело.
   - Ты никогда не слышал об акционерном обществе "Ферони"?
   - По-моему что-то слышал. Вроде бы они производят лекарства. Точно, сам однажды покупал для дочери какой-то препарат с их маркой.
   Но больше ничего не знаю.
   - Это большая фармацевтическая фабрика. Не так давно они акционировались. Все вроде бы проходило по закону. Было общее собрание, выбрали генерального директора, зарегистрировались. А через пару месяцев этот самый генеральный директор погибает, попадает под электричку.
   - Несчастный случай, убийство?
   - Свидетелей не нашли, но я точно знаю, что его толкнули под колеса.
   - И можно спросить, откуда у тебя такая информация?
   - Есть один человек, который участвовал в этом деле.
   - Он что, его толкнул?
   - Нет, к убийству он прямого отношения не имеет. Но ему поручили в течение нескольких дней следить за директором, фиксировать все его передвижения. Он не знал, зачем это надо, но когда случилась эта история, то, естественно, все понял.
   - Я так понимаю, что в милицию он не заявил.
   - Нет, конечно, у него нет большего желания тоже оказаться раздавленным поездом.
   - Но тогда, откуда тебе обо всем этом известно?
   - Если ты берешься распутать этот клубок, я тебе скажу. Если же нет, то к чему тебе это знать. Сам видишь, что информация взрывоопасная.
   - Хорошо, но что происходит дальше?
   - А дальше происходит все так, как и должно быть. Созывается новое собрание акционеров и на нем избирается новый генеральный директор.
   - И кто же он?
   - Заместитель генерального директора по коммерческой части Самохвалов Анатолий Иванович.
   - И, как я понимаю, этот Самохвалов и есть главный мафиози.
   - Ты правильно понимаешь. У меня есть целая папка о многих его замечательных деяниях. Могу тебе сказать: я хоть не юрист, но на мое непросвещенное мнению тут тянет едва ли не на вышку.
   - Ничего себе. Тогда почему же ты не идешь в милицию?
   - Потому что он давно ее купил. Несколько раз на него пытались завести дело, и всегда это кончалось ничем. Могу привести один пример: два года назад он приехал в Москву откуда-то с юга. Снимал здесь какую-то комнатенку, работал в ларьке, овощи, что ли продавал. А сейчас он генеральный директор крупного объединения, только мне известно о двух шикарных квартирах в столице, огромной даче и небольшой вилле где-то на побережье Италии.
   - И откуда все это?
   - Наркотики, рэкет, незаконные финансовые операции. Промышляет всем, чем можно, не брезгует никакими делами. А теперь, став директором фармацевтической фабрики, он получил практически легальную возможность изготавливать свое зелье. Можешь себе представить, какой масштаб примет отыне его деятельность и об ее последствиях для города. Единственная возможность привлечь внимание к нему - это поднять шум в прессе.
   - И ты хочешь, чтобы это сделал я?
   Силин как-то странно посмотрел на Дмитрия.
   - До тебя я рассказывал об этой истории одному из твоей братии. Даже показывал некоторые документы. Он клятвенно заверил меня, что напишет. Прошел месяц, а о нем больше ни слуху, ни духу. Так что думай,
   дело серьезное.
   - Я действительно должен все обдумать.
   - Думай. Примешь решение, дай знать.
   На улице Дмитрий перевел дух, а затем, взглянув на здание Городской Думы, стал поспешно от нее удаляться, как от чумного барака. Он испытывал стыд, но еще в кабинете Силина он принял решение, что не будет копаться в этой истории. Он готов рисковать и уже не раз доказывал, что он не из самого робкого десятка, но во всяком деле должен быть предел допустимого. А судя по всему эти люди не ставят человеческую жизнь ни во грош и уничтожат любого, кто встанет у них на пути. Тем более один такой прецедент у него уже есть. Однажды в редакции появилась женщина и поведала банальную для нынешнего времени историю: она хотела купить квартиру, обратилась в одно агентство недвижимости. Все было нормально, она уплатила деньги, а когда уже собиралась переезжать то выяснилось, что в купленных апартаментах на совершенно законных основаниях проживают люди ничего не ведавшие о сделке. Дмитрий попытался выяснить, что собой представляет эта фирма, но буквально на следующий день в их квартире раздался звонок. Трубку взяла Валентина, и вежливый голос сказал ей, что если ее муж не прекратит интересоваться тем, что к нему не имеет никакого отношения, то ей придется вскоре отправиться за телом своего дорогого супруга в морг. С женой случилась самая настоящая истерика, и она заставила Дмитрия дать ей тогда торжественную клятву, что он не станет заниматься ни этим, ни другими подобными журналистскими расследования ни сейчас, ни в будущем.
   Теперь же, как он понимал, ситуация была еще более опасная; тогда судя по всему действовали пескари, здесь же речь идет о самых настоящих акулах. И кроме того, у него сейчас есть Лена, а потому рисковать своей жизнью у него нет никакого желания. Он сейчас слишком счастлив, никогда он не переживал столь блаженных дней и хочет продлить это состояние как можно дольше. Кроме того, насколько он помнил, когда раздался тот угрожающий звонок, он как раз пребывал в своем очередном семейном кризисе, в очередной раз спрашивал себя, что он делает рядом с этой женщиной, которая почему-то именуется его женой. Так что сейчас у него нет никакого резона подставлять шею под топор ради разоблачения каких-то там мафиози, это все равно ничего не изменит в стране, если не считать, что на одного журналиста в ней станет меньше.
   И все же он чувствовал, что никак не может до конца договориться со своей совестью, она была явно не согласна со всеми его доводами и снова и снова напоминала ему об его профессиональном долге.
   А что если попробовать урегулировать свой внутренний конфликт с помощью Денисова. Почему бы ему не освободить его от укоров совести.
   Но разговор с самого начала тек как-то вяло, хотя Денисов был как всегда доброжелателен и внимателен. Наконец Дмитрий понял, что причина, почему у них никак не завязывается беседа, заключается в том, что он сам не до конца постиг, зачем он сюда приехал. Сказать целиком неприкрытую правду он стеснялся, а полуправда не позволяла начать откровенную беседу.
   - Я вижу, вы чем-то обеспокоены, - проговорил Денисов. - И хотите получить успокоение. Но какой смысл успокоиться на некоторое время, чтобы затем все вернулось вновь. Ведь на самом же деле вы приехали ко мне затем, чтобы обмануть себя, чтобы я вам внушил, что все идет нормально и что можно с помощью нескольких слов решить ваши проблемы. Но сами себя вы убедить в этом не в состоянии, так как вы не верите себе и потому понадобился другой человек. Почему-то многим кажется, что со стороны виднее и что чужое мнение или увещевание более убедительно,
   нежели свое. Иными словами, вам нужно, чтобы я озвучил бы ваш собственный текст. Но я вам не смогу помочь, потому что это не что иное как заблуждение. Я не могу выполнять роль наркотического средства. Если я ее возьму на себя, то принесу вам вред. Никто не может знать себя лучше, чем сам человек.
   - Что же делать?
   - Сначала определите, чего же вы хотите на самом деле. Я говорю не о тех поверхностных желаниях, что возникают в вас без конца под действием каких-то внешних обстоятельств, а к чему стремится все ваше существо, ваша душа. Желаете ли вы продолжения прежней жизни или желаете изменить ваше сознание. Поймите же: все, что вы делаете, в конечном итоге неизбежно обращается против вас, приносит лишь разочарования. Потому что ваш ум ненасытен, ему требуются все новые знания, впечатления, переживания, даже страдания. Эта копилка без дна, в которую вы постоянно бросаете монеты, а потом удивляетесь, что так ничего и не скопили.
   - А вам не кажется, что вы отнимаете у человека возможность быть счастливым. Но ведь многие люди испытывают счастье. Значит, оно не фикция, оно существует! Я сам не раз был счастливым.
   - И сейчас вы тоже счастливы?
   - Нет, но это не означает, что я не буду больше никогда счастливым.
   - Человек беспрестанно находится в погоне за тем мгновением, которое ему хочется остановить. Это какой-то всеобщий забег помешанных. Возникает иллюзия, что таким образом и достигается то самое неземное блаженство, происходит слияние с вечностью. Но Фауст заблуждался, ибо наступает следующая минута - и все возвращается. Вы принимаете за счастье эмоциональный подъем, который словно мощная волна подбрасывает вас наверх, но затем она неизбежно ослабевает и вы снова падаете вниз. Но чтобы достигнуть этого кратковременного состояния, вы вынуждены вести очень долгую и изнурительную подготовительную работу, зачастую отказывать себе во всем. Почему вы забываете об этом периоде? А ведь человеку дана возможность переживать такие минуты ежедневно, ежеминутно. Однако у абсолютного большинства людей вся из жизнь состоит из того, чтобы поднимать эту телегу счастья на эту самую вершину. И когда некоторым из них это все-таки удается сделать, они вдруг замечают, что пора спускать свою повозку назад. И кроме того, то счастье, к которому обычно стремятся, это счастье самого низкого порядка. А ведь человеку
   подвластно достижение совсем иных ощущений и возможностей, которые даже близко нельзя сравнивать с тем, что в обыденном сознание воспринимается как самое высшее наслаждение.
   Дмитрий снова почувствовал, как убеждающе действуют на него слова Денисова, словно весеннее солнце растапливают льдины недоверия к этому странному человеку. И все же сегодня ему особенно не хотелось сдаваться, он вдруг почувствовал враждебность к Денисову, ко всему тому, что тот проповедует. Ведь если все так и есть, то тогда у него не сохраняется никакой надежды на счастье и гармонию в этой жизни и все, что ему остается - это уныло брести еще многие годы не мощенной дорогой, спотыкаясь на каждом шагу.
   - Выходит, что для вас счастье - это отряхивание всего земного со своих ног. Но тогда получается, что вся наша цивилизация, вся наша история, все, чем ежедневно занимаются миллиарды людей на планете, ни к чему. Но это какой-то абсурд. Я не понимаю, что тогда остается от человека? Ведь для того пути, идти по которому вы предлагаете, все это не нужно. Мы уйдем в какие-то иные миры, а здесь пусть все зарастает травой забвения. Не знаю, как вам, но мне что-то не тянет получать блаженство такой ценой. Я все же надеюсь, что когда-нибудь тут на Земле возникнет более гармоничное общество.
   - Знаете, что самое любопытное для меня из всего, что вы сказали, это то, что вы точь-в-точь повторили мои мысли. Правда они посещали меня несколько лет тому назад.
   - А сейчас вы так не думаете? - не без вызова спросил Дмитрий.
   - Скажите, как вы все это себе представляете, гармоничное общество из какого семени оно вдруг произрастет. Ведь если не меняется сам человек, откуда же взяться всем другим переменам? Это самое распространенное в мире заблуждение, которое уже принесло человечеству неисчислимые страдания. Все хотят менять мир, но ничего не желают сделать с собой. Все эти бесчисленные социальные утопии есть не что иное как порождение ума, а он-то их придумывает вполне сознательно. Ему нужно дело, он должен чувствовать постоянное удовлетворение от своей работы. Он хочет внушить людям убеждение, что только он способен их спасти. Для ума - мыслить - это своего рода сексуальное наслаждение. И он страшно боится, что в один прекрасный день его лишат этого сладкого блюда, просто возьмут и отодвинут в сторону, как ненужную мебель, заставят замолчать. Вот он и навязывает человеку свои химеры, которые мы велеречиво именуем теориями, учениями, доктринами. Но человек - это совсем не ум, это часть космического сознания и его задача достигнуть с ним соединения, если хотите слиться в экстазе. Невежество определяется вовсе не тем, сколько человек знает, а тем, как пользуется подаренными ему природой познавательными возможностями. Можно всю жизнь потратит на изучение каких-нибудь наук, но остаться в душе таким же темным и страшным. Мне всегда смешно, когда удивляются, как это культурные, образованные люди или даже целые причем самые цивилизованные народы совершают ужасные злодеяния. Но на самом деле все это понятно: их культура и цивилизация - это лишь зыбкое порождение ума в то время как души этих людей остались непросветленными. И сколько бы прогресс или вернее то, что вы привыкли понимать под этим понятием, не ломился бы вперед, сокрушая, словно бульдозер все на своем пути, человечество снова и снова обречено на повторение всех этих кошмаров.
   - Но в таком случае оно, скорее всего просто обречено. Я не верю, что оно способно когда-нибудь столь кардинально изменится согласно вашему рецепту.
   - Не знаю, - задумчиво произнес Денисов, - говоря откровенно, этот вопрос я для себя не решил. Трудность в том, что тут невозможны коллективные прозрения, это не идеология, которую можно внушить сразу миллионам. Тут каждый должен пройти свой путь индивидуально. Я вижу, как вы мучаетесь, как вы безнадежно запутались в собственных проблемах. Но у вас есть возможность раз и навсегда избавится от них, понять, что на самом деле - это не ваши проблемы, они чужые, они навязаны вам обществом, культурой. Ваше поведение запрограммированы ими, вы просто биологический компьютер Истинных же ваших проблем вы даже не видите. Вас заботит тело, ум, но не сознание. Но хотите вы того или не хотите, однажды вам придется стать сознательным. Иначе, вам будет совсем худо. У меня есть опыт в понимание людей, вы пытаетесь заставить себя жить по законом этого мира, но ваша беда в том, что вы слишком тонки для него, ваша земная оболочка не способна предохранить вас от потрясения этой жизни. То, что вы пришли ко мне, поверьте не случайно, это было предрешено заранее. Тут нет никакой мистики, мистика - это вообще чушь. Просто есть люди, которые избраны, чтобы изменить наше существование. Вы один из них, но как и пока многие не желаете признать своего избранничества. И из-за того, что вы отказываетесь от этой миссии, и проистекают ваши проблемы. Они выглядят совершенно иначе, чем вы себе их представляете. Вы просто не понимаете того шифра, на котором с вами говорит Космос.
   - Может быть, вы и правы, - как-то обреченно проговорил Дмитрий.
   - Но пока я действительно не в состоянии что-либо с собой сделать. Наверное, действительно труднее всего поддается осознанию наше сознание.
   - Вы хорошо выразили мою мысль, - улыбнулся Денисов.
  
  ХХХ
   Их семья всегда сводила свой бюджет с хроническим дефицитом, однако в последнее время деньги стали таять просто катастрофически. Даже Валентина, давно привыкшая жить в режиме вечного безденежья, стала выказывать удивление по поводу того, куда же они исчезают. Дмитрий мог бы легко утолить ее любопытство, ибо все средства уходили на Лену. Он не делал ей каких-либо подарков, да она о них и не просила, однако повседневные расходы буквально опустошали его кошелек. Дмитрий пытался как-то подрабатывать, еще больше чем прежде писать в другие издания, но это приносило сущие гроши. Чтобы хоть как-то навести экономию, он до минимума сократил свои затраты на обед, один день ограничился первым, другой - вторым. Кроме того, он вскоре обнаружил, что из-за спешки по сути дела начинает гнать халтуру. Все это приводило к тому, что он постоянно пребывал в каком-то взвинченном настроении, и ему приходилось затрачивать немалые усилия, дабы держать себя в руках.
   В этом любовно-трудовом угаре он опять почти совсем забыл о дочери. С того момента, как он извлек ее из того грязного подвала, она была какой-то молчаливо-странной. Он видел, что она явно замкнулась в себе, не желает вступать с родителями в контакты. И всякий раз, когда он встречался с ее настороженно-ожидающим взглядом, он давал себе обещание, что непременно поговорит с ней.
   В пятницу в редакции выдали зарплату, и вся семья вздохнула с некоторым облегчением, хотя полученная Дмитрием сумма вряд ли обеспечивала им длительную передышку. И все же в субботу он решил взять таймаут от всех своих дел и забот и заняться исключительно только дочерью. Если именно сейчас он не сумеет проникнуть в ее душу, то она закроется от него уже навсегда. Так в свое время случилось с ним; родители всегда проявляли по отношению к нему максимум заботы и внимания, но никогда всерьез не интересовались, что за процессы протекают в его сознании, чем он живет, о чем мечтает. И однажды он вдруг ясно осознал, что самые близкие люди - его отец и мать по сути дела для него абсолютно чужие. Это открытие тогда потрясло его, и он долго и мучительно привыкал к этому новому своему состоянию.
   После субботнего завтрака он предложил Веронике прогуляться с ним. Он увидел, как мгновенно осветилось ее лицо, и он понял, что она давно ждала этого приглашения.
   Едва они вышли на улицу, он купил ей мороженное и не без удовольствия стал наблюдать, с каким наслаждением поглощает дочь сладкий брикет. Он вдруг ясно понял, что между ним и Вероникой еще не выросла стена отчуждения, что ее душа еще не замкнулась, она только насторожилась и нетерпеливо ждет, что же будет дальше.
   - Как ты себя чувствуешь? - спросил он.
   Вопрос, конечно, был, что ни на есть самый банальный, но другого начала разговора он так и не смог найти. Все было неясно и зыбко, он так по-настоящему и не разобрался, что привело ее в эту секту. И именно это ему и следует выяснить прежде всего.
   - Нормально, - отозвалась девочка.
   - Скажи, Вероника, а почему ты оказалась в этом подвале?
   - Я не знаю, - ответила она, и как бы ни странным казался по началу ее ответ, по ее тону он почувствовал, что она говорит правду.
   - Но так не бывает, что-то тебя заинтересовало в этой проповеднице, какие-то ее слова, мысли. И неужели ты в самом деле веришь, что мир настолько греховен, что вот-вот случится светопреставление?
   - А разве все, что происходит вокруг, не является греховным?
   - Что все, скажи мне конкретно, какие видишь ты вокруг себя грехи?
   - Все греховно, - не раскрывая свой тезис повторила Вероника. Дмитрий подумал, что у его дочери, особенно учитывая ее возраст, сложился очень своеобразный взгляд на мир. Как его изменить, способен ли он на это?
   - Мир не может быть целиком погрязнуть в грехе, иначе он давно бы перестал существовать, и произошло бы то светопреставление, о котором ты постоянно твердишь. Любой грех неизбежно ведет к разрушению или гибели, а ты видишь, что вокруг не только все распадается, но и все время что-то строится, создается. Я бы сказал, что мир постоянно сопротивляется греху. Ты со мной не согласна?
   Дмитрий внимательно посмотрел на дочь, но она предпочла не отвечать на его вопрос.
   - Хорошо, давай говорить не вообще, а конкретно. Какие грехи ты видишь перед глазами?
   - Вы с мамой живете в грехе? Вы равнодушны друг к другу.
   - Уверяю тебя, это не так. Мы очень тепло относимся друг к другу. Хотя я могу понять, почему ты так думаешь, наши отношения может быть, действительно внешне выглядят излишне сдержанно, но это не значит, что между нами нет любви, понимания. Я тебе уже говорил, что все чувства со временем трансформируются, становятся более сдержанными. Но нельзя во всем видеть только греховную сторону, грех - понятие весьма серьезное. Люди не идеальны, у них много недостатков, но это еще не означает, что они грешны. Это только ненавистники рода людского без конца обвиняют человека его в греховной природе. А она не греховна, она просто несовершенна. И это крайне важно различать. Несовершенство способно привести человека к греху, но в большинстве случаев этого как раз и не происходит. Если ты видишь, что у кого-то есть какие-то отрицательные качества, то ему надо помочь их исправить, а не нанизывать их на кол греха и размахивать им как флагом - дескать посмотрите, что вы из себя представляете. Между прочим, это сделать всегда несравненно легче, чем оказать какому-нибудь человеку практическое содействие, в чем-то помочь. Ты даже не представляешь. насколько твоя проповедница и подобные ей примитивны и злобны. Они не способны сами освободиться от грехов, вот в отместку и сеют ненависть. Не надо обвинять других в грехах, постарайся сама быть безгрешной. И когда ты этого достигнешь, то тогда тебе и в голову не придет выступать с такими обвинениями. Потому что ты станешь снисходительной к другим, в тебя войдет любовь, а любовь - это всегда прощение. Ты меня поняла? - Дмитрий надеялся, что Вероника хотя бы теперь что-то ответит ему, но она продолжала хранить молчание.
   - Но и наши учителя ведь тоже все грешники, - вдруг сказала она.
   - Почему ты сделала такой вывод?
   - Потому что нам они говорят, какие мы все хорошие, умные, а когда общаются между собой, то ругают нас, говорят, что мы все отвратительные дети. Понимаешь, папа, в каждом их жесте и в каждом слове - ложь!
   - Но почему ты так считаешь, я не понимаю? Я не верю, что так ведут себя все учителя. Ты слышала это один или два раза и уже сделала бескомпромисный вывод, что все такие. Но это же не так.
   - Я это чувствую, мне внутренний голос всегда подсказывает, когда кто-то говорит неправду.
   Дмитрий даже вздрогнул. Судя по всему, девочка не заблуждается по поводу этой своей способности, и она наделена даром распознавания лжи. Но тогда получается, что и он перед ней как на ладони. Впрочем, теперь он припоминает, что примерно в ее возрасте тоже был очень чуток к любой неправде. Затем это свойство в какой-то степени он утратил, утяжеленный знаниями и размышлениями ум стал мене восприимчив к чужим словам и интонациям. Однако остается вопрос, как вести ему в этих обстоятельствах с дочерью, что ей говорить?
   - Вероника, ты должна понять, что мир такой, какой он есть. И тебе надо научиться жить в нем. Человек слаб, а потому бывает и грешен. Но даже когда кто-то говорит неправду или поступает не лучшим образом, это не означает, что он хочет причинить кому-то вред. Чаще всего человек таким образом защищает себя. Этим учителям тоже не просто, вспомни, какие дети у вас в классе, сколько они шалят, хулиганят, лгут, не желают выполнять самые элементарные требования. Встань на место своих преподавателей, у них очень тяжелый труд. А вы это не всегда понимаете. Так что здесь обоюдная вина. Я вовсе не хочу, чтобы ты закрывала глаза на обман, неискренность, вероломство. Но, сталкиваясь с ними, ты должна думать о том, какая ты сама, а не о том, что перед тобою грешники. Если ты будешь лучше, то и те, кто рядом с тобой будут становиться лучше. Это закон, который давно проверен жизнью. Знаешь, я очень люблю одну библейскую притчу.
   - Какую, папа?
   - Однажды люди решили побить камнями грешницу. И тут подошел к ним Иисус и сказал: "Кто сам без греха, пусть бросит в нее камень". Люди постояли, а затем стали медленно расходиться. Я послушал проповедницу и мне даже стало странно, что ты этого не замечаешь: да она же и есть воплощенный грех. Она, как факел, вся пылает злобой. Она обличает других, но что сама сделала для того, чтобы избавиться от своей греховной сути. Да ничего. И ты доверилась такому человеку.
   Дмитрий замолчал, и между ними повисла тишина. Но ему показалось, что на этот раз молчание не разъединяет их, а соединяет. Хотя это единение пока еще очень тонкое и хрупкое, как стекло.
   - Ты мне что-нибудь хочешь сказать? - спросил он.
   - Я должна подумать, папа.
  
   ХХХ
   Сквозь плотно сдвинутые шторы с улицы в комнату влетали тоненькие стрелы света. Они падали девушке то на живот, то на грудь, то на темный пушок лобка, то на стройные ноги инкрустированные красным педикюром ногтей. Взгляд Дмитрия неторопливо и беспрепятственно двигался за этим "обстрелом". Из кухни доносились какие-то звуки, по-видимому, там шла активная подготовка к трапезе. Он с радостью подумал о том, что теперь может вполне свободно заниматься любовью, когда в квартире находится третий человек, не испытывая при этом практически никаких неудобств.
   Дмитрий вспомнил, какое изумление вызвали у него отношения Лены с матерью. Лена забыла ключи, они позвонила, и дверь ей открыла Полина Васильевна. И пока он в смущении топтался в тесной прихожей, Лена сказала ей: "Мама, мы с часочек потрахаемся, а ты приготовь нам пока чего-нибудь пожевать. Только обязательно, чтобы это было вкусненько". Лицо Дмитрий мгновенно полыхнуло огнем, и у него возникло отчетливое желание немедленно бросится вон из квартиры. Но Полина Васильевна спокойно кивнула головой, будто речь шла о чем-то само собой разумеющимся и спросила у него: "Вы что предпочитаете: мясо или курицу?". "Мама, готовь больше, мы будем очень голодны", - засмеялась Лена, и дернула Дмитрия за руку, увлекая его в свою комнату. Там она сразу же прильнула к его губам и стала расстегивать на нем одежду. Но он отстранился.
   "А это было обязательно говорить твоей матери о том, чем мы тут собираемся заняться?"
   "А что тут такого? Или она не понимает, зачем ты сюда пришел?"
   " Может быть, и понимает, но все равно разве непременно надо заявлять об этом во всеуслышание".
   "Послушай, Дима, мне уже надоело тебя объяснять, что мне 32 года, и это совершенно нормально, что я сплю с мужчиной. А если ты стесняешься, то можешь уходить".
   Она пожала плечами и отошла к окну. Дмитрий несколько секунд стоял неподвижно, затем подошел к ней и обнял за плечи.
   " Ну, конечно, ты привык стесняться во всем, вы даже голыми никогда не ходите дома, когда остаетесь одни. Вы настоящие пуритане."
   Дмитрий ничего не ответил, Лена была права и не права. Конечно, они вовсе не были такими пуританами, какими рисовали их Лена. И в тоже время она была в права в том, что они так и не преодолели до конца сидром стыдливости и когда представали друг перед другом в чем мать родила, то испытывали какое-то смущение. Может быть, это происходило еще и потому, что между собой они почти не говорили о сексе, словно на эту тему было наложено табу. Хотя он не раз чувствовал, что жене хочется поговорить об этом. Такое же желание периодически испытывал и он, но если разговор все же начинался, то выходил какой-то нелепый и обрывался в самом начале.
   Теперь же он чувствовал, как становится постепенно все более раскрепощенным. Хотя то, что иногда вытворяла Лена, все же вызывала у него чуть ли шок, хотя шок очень приятный и желанный. Однажды, когда они ехали вниз по длинному эскалатору, она вдруг плотно прижавшись к нему, расстегнула ширинку и стала гладить его член. Рядом на ступеньках стояли люди, и у него возникло такое чувство, что если кто-нибудь из них заметит, каким образом они совершают спуск, то он тут же прямо на месте умрет от стыда. Но одновременно он чувствовал: в том, что происходит, есть какой-то свой шик, какая-то своя свобода недоступная большинству из тех, кто находился в тот момент рядом с ними.
   Но иногда эта свобода оборачивалась не столь приятной стороной. Когда они лежали в постели, Лена могла совершенно неожиданно пустить "петуха". Первый раз, когда это случилось, он, мягко говоря, был шокирован. Но затем привыкнул и к этому и, поразмыслив, пришел к простой, но все еще почему-то пугающих многих истине: все то, что естественно, то не безобразно. Мы не стесняемся публично делать несравненно более ужасные вещи и испортить воздух в комнате - ей богу не самое ужасное злодеяние, из тех на которые способен человек. И даже он сам осмелился как-то сделать при Лене пук, хотя все же предпочитал выпускать из себя газы в туалете или, в крайнем случае, тогда, когда рядом не было никого.
   Эта, казалось бы странная проблема заставила его серьезно кое о чем задуматься. В том числе о таком фундаментальном вопросе, как о свободе. Если человек раскован и свободен, то он должен быть раскован и свободен во всем. Если же он чувствует хоть малейшее ограничение, если он знает, что ни при каких обстоятельствах не может этого совершить, то значит его свобода ни что что иное как фикция. И если культура, нормы поведения вступают в противоречия со свободой, то это означает, что они в корне своем неверны.
   Но даже эти мудрые рассуждения, по крайней мере, спасовали, когда однажды Лена, лежа обнаженная на простыни, вдруг спросила его о том, занимается ли он онанизмом? Он всегда скрывал этот факт своей биографии, считая его одним из самых постыдных. И сейчас, чтобы как-то скрыть замешательство, он ответил вопросом на вопрос.
   - Я начала заниматься этим очень рано, - спокойно ответила она.
   - И как ты себя удовлетворяла?
   - С помощью подушки.
   - Подушки?
   - Я клала ее на низ живота и начинала представлять... Она замолчала.
   - И что ты представляла?
   - Это нелегко передать словами. Это очень яркие картинки. И очень жестокие. В основном это насилие, меня насилуют множество людей: солдаты, рабочие. То это происходит индивидуально, то меня передают от одного к другому, до тех пор пока все не насытятся. А иногда возникают чисто садистские сцены, их даже трудно описать.
   Дмитрий слушал ее, затаив дыхание. В первый раз из уст другого человека раздавались такие откровения. И вдруг он поймал себя на том, что ничего особенного в них нет; у каждого есть свои сексуальные фантазии и просто глупо делать вид, что они не существуют. И уж тем более глупо их скрывать от человека, с кем ты занимаешься любовью. Он припомнил услышанный однажды и очень подходящий для этой ситуации афоризм: если вы не стесняетесь это делать, то почему я должен стесняться говорить об этом.
   - Теперь ты рассказывай, - попросила Лена.
   - Мои опыты в этом деле начались не то в 13, не то в 14 лет. У меня возник обостренный интерес к сексу, и я повсюду искал книги, где было бы хоть малюсенькое упоминание на эту тему. Я отчаянно мастурбировал, и вот однажды из меня впервые вылетело семя.
   - А сейчас ты занимаешься онанизмом?
   - Занимаюсь, правда, в последнее время редко. Но иногда возникает желание пережить какие-то моменты, которых нет в действительности.
   - А когда это было в последний раз?
   - Точно не помню, может быть недели две или три назад.
   Это было неправда, последний раз онанизмом он занимался три дня назад; он проснулся среди ночи и на него словно огромная океанская волна накатило сильное желание; рядом спала жена, он не стал ее будить, решив, что справиться с ним своими подручными средствами... Он подумал, что той свободы, которую он перенял от Лены, пока хватило только на историческую часть его повествования, едва речь перешла на современность, он тут же спасовал.
   Из кухни в очередной раз донеслось призывное позвякивание. Он посмотрел на часы, они провели в постели уже больше 2 часов. Не слабо, подумал он. Пора вставать. Он поцеловал ее в обнаженное плечо.
   - Ну как ты себя чувствуешь? - вдруг спросила Лена, открыв глаза. Ее рука по-хозяйски заскользила по его телу и остановила свое движение в паху. Он снова почувствовал прилив желания.
   - Хорошо. А ты?
   - Я - тоже.
   - Тебе понравилось, как мы сегодня занимались любовью?
   - Да, ты был на высоте.
   Дмитрий почувствовал гордость, высокая оценка его мужских достоинств очень льстила его самолюбию.
   - Ты тоже занималась любовью великолепно.
   - У тебя никогда не было таких женщин, как я.
   - Не было, - искренне ответил он.
   - Тогда почему ты остаешься с женой. Какой в этом смысл?
   Настроение у Дмитрия мгновенно испортилось, этот разговор возникал уже не впервые и всякий раз с какой-то магической неизбежностью доводил их до ссор. У него возникло предчувствие, что то же самое случится и сейчас.
   - Почему ты молчишь? Я не понимаю, если ты любишь меня, если тебе хорошо со мной, почему ты не уходишь из семьи?
   Дмитрий вздохнул и подумал, что ничего хорошего в этой жизни не длится долго. И теперь придется начинать очередной бессмысленный разговор.
   - Нам обязательно говорить на эту тему прямо сейчас. Может быть, можно перенести разговор на другой день?
   - Прямо сейчас. Я хочу получить, наконец, ясный ответ.
   - Хорошо, я попробую тебе ответить. Не знаю, правда, будешь ли ты удовлетворена моими словами. Я тебя действительно очень люблю. Но может это покажется странным, моя любовь не влияет на мое отношение к жене и дочери. Эти чувства как бы существуют параллельно. И кроме того, мне очень жалко Валентину. Если я уйду, то это будет для нее страшный удар. А она его не заслужила.
   - Тебе ее жалко, а меня не жалко?
   - Жалко, очень жалко. Но я не могу разорваться на две части, хотя и очень стараюсь это сделать.
   - Знаешь, - вдруг глухо проговорила Лена, - я прошу тебя сейчас уйти и больше никогда не возвращаться.
  
  ХХХ
   Домой Дмитрий вернулся хмурым, нежданная ссора с Леной посреди огромного моря блаженства сильно расстроила его. Он боялся, что Валентина начнет расспрашивать об его времяпровождении; сегодня ему особенно не хотелось ничего придумывать. Но на его счастье Валентина не стала задавать никаких вопросов. Вместо этого она протянула ему какую-то бумажку.
   - Что это такое?
   - Звонил какой-то человек, я записала его телефон и имя. Он назвался Лоевым Сергеем Валентиновичем.
   - Никогда не слышал о таком.
   Валентина пожала плечами.
   - Он очень просил позвонить.
   - Хорошо, завтра позвоню.
   Однако на следующий день с самого утра он ни о чем другом не мог думать, кроме как о размолвке с Леной. А потому совсем забыл про неизвестного ему Лоева. Он приехал в редакцию и внимательно прочитал вышедшую в свежем номере свою статью, где он делал анализ общеполитической ситуации в стране. Читал он не без удовольствия, так как, по его мнению, материал удался. И теперь оставалось дожидаться откликов. Впрочем, они должны были уже поступить. Он взял обзор прессы, присылаемый одним из информационных агентств, но никаких упоминаний об этой публикации не нашел. Как будто бы ее и не было. Дмитрий почувствовал досаду от бесплодности своего труда. Если уж он не приносит денег, то приносил, хотя бы какое-то моральное удовлетворение, дополнительную известность. Но нет, никому не интересен умный, рассудительный материал. Вот если бы он напечатал что-нибудь скандальное, вот тогда бы звонкое эхо ему было бы обеспечено. И только в этот момент он почему-то вспомнил о Лоеве
   Дмитрий набрал номер и услышал в ответ молодой женский голос.
   - Могу я поговорить с господином Лоевым?
   - А кто его спрашивает?
   - Моя фамилия Незнамов. Я журналист. Г-н Лоев вчера звонил мне домой и просил сегодня, чтобы я связался с ним.
   - Я вас поняла. Соединяю.
   - Добрый день, Дмитрий Олегович, рад, что вы нашли время мне позвонить. Кстати, не можете ли вы мне сказать, откуда вы говорите?, - услышал Дмитрий молодой энергичный голос.
   - Я нахожусь в своей редакции.
   - А вы не можете подъехать ко мне прямо сейчас. Мне бы хотелось с вами обстоятельно побеседовать.
   - В общем, могу, только я не знаю, кто вы и куда мне ехать?
   - Да? - удивился Лоев. - В самом деле, не знаете. - Он вдруг засмеялся.
   " Уж не мафия ли это?" - мелькнуло в голове Дмитрия.
   - Кажется, я в самом деле забыл представиться. Ну ничего, мы поправим это дело. Вот что, Дмитрий Олегович, я вас попрошу сделать. Через 20 минут выходите из редакции, и пройдите вперед метров ну так 50. К вам подъедет белая "Волга" и привезет прямо ко мне. Вы не возражаете против такой поездки?
   - Не возражаю.
   - Тогда действуйте, как договорились.
   Дмитрий не без опасения подошел к условленному месту, где его должна была ждать машина. Все это было странным и непонятным. Мысль о том, что сейчас его в неизвестном направлении может быть увезет мафия с одной стороны пугала, с другой - приятно щекотала нервы. Если это похищение, то ради какой цели? Денег, чтобы просить за него выкуп, у него нет. Месть? Но каких-то уж особенно острых статей в последнее время он не писал. Да и вообще, все это не похоже на умыкание журналиста. Тогда что?
   И все же он знал, что несмотря на все сомнения и опасения, сядет в машину. Им вдруг овладело предчувствие, что эта встреча окажет сильное влияние на всю его жизнь. Ему понравился голос этого Лоева: молодой, веселый, доброжелательный и в тоже очень уверенный в себе. И если для него сейчас откроется что-то такое, о чем он давно мечтал, то он не вправе отказаться от поездки даже если с ней и связан определенный риск. По крайней мере пока с этой предстоящей встречи не сдернут покров таинственности, он может хоть на что-то надеяться.
   "Волга" со скрипом остановилась буквально в полуметре от него. Водитель вышел из автомобиля и спросил: Вы Дмитрий Олегович?" "Я". "Тогда, пожалуйста, в машину". Он отворил дверцу, и Дмитрий юркнул в салон.
   Путь занял минут 10. Машина подвезла его к большому, старинному особняку. Он хорошо знал этот дом, фотографию которого можно было найти во всех туристических путеводителях по Москве. Он помнил, что еще не так давно у этого особняка был такой вид, словно он пережил мощное землетрясение. Сейчас же он был тщательно отреставрирован и выглядел так, будто его только что покрасили и почистили. На фронтоне крупными буквами горделиво красовалась надпись: "Банк "Форпост"". "Слава Богу не мафия" - облегченно подумал Дмитрий.
   Однако войти в этот исторический особняк оказалось не так-то просто. Охрана внимательно проверила его документы, пропустила через металлоискатель и попросила открыть сумку.
   Затем эстафету приняла молоденькая девушка в коротенькой юбочке. Она выпорхнула из какой-то массивной двери и пригласила следовать его за ней. Что он и сделал, не отрывая взгляда от ее ног.
   Она привела его в большую приемную, где распоряжалась такая же длинноногая девушка и в столь же короткой юбке.
   " Что у них тут питомник длинноногих девиц?" - невольно подумал Дмитрий.
   - Посидите пока, - проворковала секретарша. - Сергей Валентинович, скоро освободится. Хотите что-нибудь выпить?
   - А что у вас есть? - простодушно спросил Дмитрий. Он сразу же понял, сколь наивно прозвучал его вопрос, так как девушка смерила его удивленно-пренебрежительным взглядом.
   - Что вы желаете, то вам и принесем. Хотите пива, колу, пепси, фанту, чай, кофе...
   - Чай, - почему-то поспешно сказал Дмитрий, хотя с большим удовольствием выпил бы фанты.
   Через минуту в приемной появилась девушка, из небольшого лоскутка обтянутой вокруг талии материи само собой разумеется выглядывали длинные и стройные ноги. В руках она красиво несла поднос с дымящейся чашкой чая.
   Но чай ему выпить не удалось, едва он сделал первый глоток, как секретарша пригласила его в кабинет.
   Лоев оказался высоким человеком, чью плотную крупную фигуру облегал великолепно сшитый костюм. По возрасту он был явно моложе Дмитрия, однако его редкие волосы на голове все больше теснили к затылку пятна залысин. Едва Дмитрий вступил в кабинет, его хозяин вышел к нему навстречу и крепко и радостно пожал руку.
   У стены стояли два мягких кожаных кресла, разделенные журнальным столиком. Они сели.
   - Что будем пить? - спросил Лоев.
   - Мне все равно, - благоразумно решил Дмитрий отдать инициативу в вопросе выбора напитков хозяину кабинета.
   - Тогда кофе. С утра сплошные посетители. Устал. Только кофе и подбадривает. Курите?
   - Спасибо, не курю.
   Секретарша принесла две чашечки кофе в окружении эскорта из нескольких вазочек, в которых лежали печенье и сахар.
   - Я давно хотел с вами познакомиться, Дмитрий Олегович, - сказал Лоев. - Честно скажу, очень люблю вашу газету. По-моему непросвещенному мнению сегодня при том общем визге, который поднимает пресса по любому поводу и даже без поводов, - это одно из немногих, сохраняющих еще спокойствие и взвешенность, издание. И что очень важно на мой взгляд, у вас весьма квалифицированное освещение экономических вопросов. Мне как банкиру это очевидно. Вы согласны с мной?
   - Согласен. Поэтому и работаю именно в этой газете.
   - И должен вам сказать без всякой лести, что с большим интересом читаю именно ваши статьи. Вот взгляните на ваш последний обзор политической ситуации, сплошь исчеркал его своими пометками. Полностью согласен с вашими оценками. Даже захотелось кое-какие мысли добавить. На мой взгляд, вы не совсем полно учитываете роль банковского капитала.
   - Может быть, я не специалист по этой проблеме.
   - Я это почувствовал. Для нас, банкиров, очень важно, чтобы общественность узнавала нашу позицию без искажений. Есть силы, желающие представить нас в образе новых мироедов. Хотя я убежден, что уже совсем скоро все поймут, что банки - это ключевое звено во всех наших потугах преобразовать экономику. Хотите еще кофе? - спросил Лоев, заметив, что чашка Дмитрий опустела.
   - Не откажусь.
   Лоев нажал на кнопку, и через минуту кофейная церемония повторилась в полном объеме.
   - Вы поняли, что я хочу вам сказать?
   - Я никогда не был противником банков, - ответил Дмитрий. - Я отлично понимаю их необходимость. Хотя, согласитесь, нечестной игры в банковской сфере немало.
   - А где ее нет. Может быть, вы знаете хотя бы одну сторону нашей жизни, где отсутствуют разного рода злоупотребления или где нет жуликов, мошенников. Я что-то об этом не слышал, - засмеялся Лоев. - Но мы же сейчас говорим не об этом. Я думаю, вы согласитесь со мной, что искаженная информация всегда вредна, она создает у людей неверные представления, а отсюда возможны самые любые политические последствия. Нет ничего легче, чем натравить толпу, указать, что это они виновны в их бедах. И наш долг банкиров и ваш долг, как журналиста, исправлять такое положение, сделать все, чтобы просвещать людей, рассказывать им об истинном положение вещей. Вы со мною согласны?
   - Да, согласен. И я стараюсь именно так и работать.
   - Вот потому мы и решили обратиться к вам за содействием и вместе попытаться как-то поискать решение этих наболевших вопросов. Мы располагаем самой достоверной информацией по части банковских проблем и могу вам прямо сказать, что подчас и не только банковских. Ну а вы с вашим блестящим пером могли бы доводить эти сведения до читателей. Мне кажется, что это вполне нормальная схема сотрудничества, которая способна принести обоюдную пользу. Как, вы рассматриваете мое предложение, оно вам кажется интересным?
   - Да, - сказал Дмитрий, - мне оно кажется интересным.
   - Я рад, что мы оба не ошиблись друг в друге.
   Лоев встал с кресла, и Дмитрию пришлось последовать его примеру. Они пожали друг другу руки.
   - Что касается, других аспектов нашей совместной работы, то могу вас заверить, что вы в накладе не останетесь. Так что очень был рад нашему знакомству.
  
   ХХХ
   Свершилось! Наконец свершилось! Он получил признание. Правда произошло это в форме довольно странной и неожиданной, совсем не так, как он себе это представлял. И все же факт налицо, его талант замечен и более того, ему недвусмысленно дали понять, что отныне он будет вознаграждаться по достоинству. А это означает, что он должен радоваться случившемуся. И он рад, только вот как-то не очень уверенно. Радость смешанная с опасением и со смущением. Ибо, говоря откровенно, только что произошла самая настоящая сделка по купли-продажи, главным участникам которой явился он сам. И отныне он больше не может чувствовать себя полностью независимым человеком с образом, которого он столь свыкся за последнее время, теперь у него появился хозяин. Причем, что может быть самое пикантное, он ничего не знает об его нраве, запросах, интересах. И он даже не в состоянии сейчас приблизительно предвидеть, куда его это все может завести и чем завершиться.
   И все-таки его признали, то чего он добивался столько лет, так или иначе совершилось. Ну, может быть, не в полном объеме, но это можно считать за первый этап. Для бедного провинциала с большим трудом когда-то поступившего на журфак столичного университета - это можно считать неплохим достижением. Ведь прежде чем это случилось, через какую длинную череду самых разных разочарований пришлось пройти. Его высадила на московский вокзал мечта стать известным журналистом, когда о появившейся в утренней газете написанной им статье вся страна станет говорить до самой ночи. Но оказалось, что даже его красные корочки самого престижного вуза государства отнюдь не являются пропуском в большой мир журналистики; тщетно он надеялся, что диплом с отличием подобно волшебному слову "сезам откройся" отворя ему двери солидных редакций газет и журналов. Пришлось идти в многотиражку на завод, вместо заграничных командировок и репортажей с места экстраординарных событий бродить по пропахшим маслом и гарью огромным цеховым пролетам, писать скучнейшие заметки о передовиках соревнований или громить пьяниц и бракоделов.
   Затем наступили другие времена, стране однажды совершенно неожиданно для нее сказали, что теперь гласность и можно писать что угодно и о чем угодно. Как после грибного дождя стали обильно появляться независимые газеты и журналы. Дмитрий понял, что пришло его время, сейчас или никогда. Он стал присматриваться к новым изданиям, это был невероятно пестрый мир, выплеснувшийся на читателя после того, как ослабел и наконец совсем сломался красный карандаш цензора. Вскоре его привлекла внимание "Национальная газета", она была острая и в тоже время взвешенная, здесь пересекались самые полярные точки зрения. В ней чувствовалась солидность и основательность, она старалась не только освящать события, не только их анализировать, но и заглядывать вперед. Это был подлинный орган интеллигенции, говоривший ее языком и от ее имени. Однако попасть в штат оказалось не так-то просто, все места под демократическим солнцем редакции оказались занятыми. Он начал сотрудничать, писал статьи, бегал на пресс-конференции, выполнял любую черновую работу, в общем, вживался в коллектив. И постепенно стал своим. А когда освободилось место, ему предложили занять его.
   Однако вскоре он обнаружил, что новый его статус не так уж сильно изменил его положение в обществе; зарплата была невысокой, так как главный редактор, храня чистоту и непогрешимость своего издания, отклонял все предложение о финансовом покровительстве богатых мира сего. Не спешила на свидание с ним и слава; хотя его статьи регулярно хвалили на летучках, в целом они не слишком выделялись из того гигантского потока, что ежедневно выплескивался на читателя из тысяч газетных киосков по всей стране.
   И вот его заметили. Правда, насколько он понимал обстановку, подобным образом уже заметили немалое число его коллег; он знал, что некоторые работники редакции работают на коммерческие фирмы. Причем, этот факт такого сотрудничество выявлялся без большого труда; когда они начинали свою работу в газете, то выглядели едва ли не нищими и оборванными, а через некоторое время переодевались в добротную одежду, а кое-кто даже разъезжал в собственном автомобиле. Пару раз он задумывался о том, как будет вести себя, если и ему однажды сделают такое предложение. Но никакого конкретного решения он так и не смог принять и оставлял решение этого вопроса до того момента, когда оно последует.
   И вот это событие произошло, очередь в магазине, где продаются журналисты, дошла и до него. Впервые в жизни у него появляется шанс ослабить на своей шее петлю бедности, зажить как нормальный человек. Но каждый поступок имеет свою цену и не только в рублях, долларах или в другой валюте. Если он примет предложение, он теряет возможность называться независимым честным человеком. А ведь для него это не просто слова, до сих пор эти понятия поддерживали его, в какой-то мере помогали справляться с жизненными невзгодами, придавали нищете, в которой он пребывал, хоть какой-то осмысленный вид. Теперь же он должен обменять одни нетленные ценности на другие тленные, но гораздо более осязаемые. Эквивалентен ли обмен, вот в чем вопрос? Вряд ли сейчас он способен дать на него ответ. С кем-нибудь посоветоваться? С Валентиной? Но он не сомневается, что она ему скажет, у нее сомнений не будет, это выгодное предложение и надо хвататься за него, как за вожжи, обеими руками. Тем более этого требуют интересы семьи, а они, как известны, священны. Ну а моральный выбор, утрата самоидентификации? Вряд ли это ее может особенно взволновать, у него нет даже уверенности, что оно до конца поймет, о чем идет речь.
   Он должен переговорить с Леной. Как жаль, что сейчас они как бы пребывают в очередной ссоре. Хотя с другой стороны это может быть и к лучшему, есть решения, которые необходимо принимать самому, без чьей-либо подсказке и совета.
   А впрочем, о чем он думает, о чем размышляет, ведь то, чем он сейчас занимается, - это ни что иное, как лукавство с самим собой. Он хочет успокоить свою совесть, вот и подбирает приемлемый для нее анестезирующий препарат. на самом деле он уже принял решение, более того, фактически он начал свое сотрудничество с Лоевым, остается обговорить только ряд конкретных условий, что скорей всего и будет сделано при следующей встречи.
   Эта встреча состоялась уже на следующий день. Лоев позвонил ему домой и попросил подъехать. Эти ребята не любят, кажется, терять ни минуту, не без восхищения и одновременно не без ехидства подумал Дмитрий.
   Он снова сидел в черном кожаном кресле в кабинете Лоев; в углу беззвучно работал телевизор, стоящая перед ним на столе чашечка с кофе дышала ему своим ароматом прямо в лицо.
   - Мне бы хотелось, прежде чем мы начнем наше сотрудничество, - говорил Дмитрий, - обговорить несколько условий.
   - Что ж, давайте обговорим, - улыбнулся Лоев. - Вы абсолютно правы в том, что всегда необходимо это сделать заранее, дабы потом не возникали бы дополнительные трудности.
   - Понимаете, я журналист не только по роду своих занятий, но и по складу мышления, характера. Для меня понятие журналистской этики, в отличии от некоторых моих коллег - не абстракция. Я знаю, что многие считают журналистику второй древнейшей профессии и, к сожалению, немало тех, кто охотно подтверждает этот тезис, так как готовы за плату писать что угодно. Но я не собираюсь входить в эту когорту. Я понимаю, что придется писать заказные статьи, но мне бы хотелось сразу, чтобы между нами была бы ясность : если такой материал противоречит моим убеждениям, то я бы желал иметь право отказаться от этой работы. Мне кажется, что для таких дел я не самый удачный партнер, так как по натуре я человек достаточно щепетильный. Поэтому может вам стоит подумать и найти на мое место кого-нибудь другого.
   - Я понимаю вас, - сказал Лоев, - но никто не собирается вам навязывать темы, которые неприемлемы для вас. Никто не приобретает вас в собственность, вы свободный человек и остаетесь им. Речь идет исключительно о взаимовыгодном деловом сотрудничестве. Знаете, все разговоры о том, что банки хотят скупить всю прессу, у меня всегда вызывают только улыбку. Во-первых, в наших условиях - это всегда крайне невыгодное размещение капиталов, а во-вторых, никто так не заинтересован в свободе прессы, как банкиры. Да не будь вас нас бы давно задавила вся эта свора чиновников, политиков, рэкетиров. Иногда мне кажется, что мы находимся на острове ненависти, все хотят заполучить наши деньги, но при этом мечтают всадить нам нож в спину. А с другой стороны знаете, какая сейчас самая большая ошибка- это пустить на свободу целиком на самотек, оставить газеты, журналистов без своей поддержки. Вот тогда воцарится настоящая продажность; чтобы выжить, пресса начнет служить буквально любому, кто согласится ее финансировать. Скажите, я не прав?
   - В ваших словах есть свой резон.
   - Деньги должны объединяться с интеллектом, с мозгами. Только тогда в этой злополучной стране что-то, наконец, сдвинется с места. Хотите сделаю признание: я вынужден часами просматривать газеты. но меня интересует не то, что они пишут - мне все и без них известно - меня интересуют те, кто пишет. Я ищу людей способных размышлять, способных усваивать и пропагандировать новые идеи. И когда я познакомился с вашими статьями, то сразу понял - это тот человек, который мне нужен.
   Лоев откинулся на спинку кресла, словно давая знак о том, что закончил свое выступление и теперь черед говорить его собеседнику.
   - Я думаю, вы в целом правы, - сделал Дмитрий акцент на слове в целом, - свобода слова действительно нуждается в поддержке. И я готов к сотрудничеству.
   - Вот и замечательно. Так как мы с вами люди деловые, то нам необходимо выполнить некоторые формальности. Надеюсь, вы не станете возражать, если мы скрепим наши неформальные отношения формальным договором. - Лоев поднялся со своего места, взял со стола листок бумаги и протянул его Дмитрию.
   Договор был типовой, он педантично перечислял взаимные обязательства подписавших его сторон. Но Дмитрия интересовало совсем другое - небрежно проставленная от руки цифра. Чтобы проверить, что эта не галлюцинацию, ему несколько раз пришлось посмотреть на сумму. И только после этого, наконец, до него дошло, что он вполне может верить своим глазам, хотя та цифру, что он увидел ими, как минимум в несколько раз превосходила его самые смелые ожидания. Мгновенно вспотевшей ладонью он поставил свой автограф на документе.
   - Рад, что мы с вами поняли друг друга, - проговорил Лоев, пряча договор в сейф. - Что касается оплаты, то она будет исчисляться с сегодняшнего дня. - Он подошел к Дмитрию, протянул ему руку. - И вот еще что, не надо говорить никому о наших отношениях.
   - Конечно, я вас понимаю, - сказал Дмитрий, прежде чем покинуть кабинет.
  
   ХХХ
   Дмитрий уже часа два гулял по городу. Им владело странное состояние, название которому ему было трудно подобрать. Одно он понимал достаточно ясно: только что произошло событие, способное весьма серьезно изменить весь круговорот его жизни. Когда он входил в банк, он был нищим, но свободным журналистом, а вышел из него уже вполне обеспеченным, но зависимым человеком. Но разве ради того, чтобы быть богатым, не стоит чем-то пожертвовать?
   По дороге Дмитрий заглянул в несколько роскошных магазинов; раньше подобные заведения он старательно обходил стороной, теперь же он может по-хозяйски разглядывать выставленный в них товар, примериваться, прицениваться к нему. Потому что отныне все это ему доступно. Он знает, что одевается плохо и бедно, весь его немудреный гардероб залатан Валентиной. Да и у жены он не намного лучше, сколько раз он слышал ее сетования на то, что ей стыдно выходить на улицу, что в ее старомодных платьев не ходят даже столетние старушки. А сколько всего требуется дочке. Может быть, она и не попала бы в сети этой сумасшедшей проповедницы, если бы имела все то, что должно быть у современной девочки.
   Дмитрию захотелось, как можно скорее порадовать жену известием о нежданно пролившемся на них золотом дожде. Он уже предвкушал ту радость, которую она будет испытывать, когда узнает эту новость. Внезапно он подумал о Лене: а как она отнесется к столь кардинальной перемене в его судьбе? Принимая во внимание ее взгляды, она вполне может осудить его за то, что он согласился сотрудничать с банком.
   Неожиданно он почувствовал, что начинает понемногу остывать. Что собственно случилось? Он заключил некий договор. Да, теперь у него появятся деньги, но не такие уж и великие. И надеяться на то, что они полностью перевернут его жизнь, не приходиться. И новый костюм для себя или платье для Валентины вряд ли смогут сделать его счастливым. И кроме того, не следует забывать, какой ценой все это достается. Вернее, он сейчас даже приблизительно не может сказать, во что обойдется ему эта сделка, с какой частью себя ему придется расстаться в обмен на ежемесячное банковское пособие. А потому для подобной щенячьей радости нет никаких веских причин хотя бы уже потому, что неизвестно чем все это кончится.
  
   ХХХ
   Реакция Валентины была точно такой, какой представлял ее Дмитрий. Едва он поведал ей о том, что отныне их семейный бюджет получил весьма солидное пополнение, как ее лицо озарилось лучезарной улыбкой. Она тут же повисла на его шее.
   - Ты нашел новую работу? - спросила она.
   Дмитрий стал рассказывать, как все произошло и чем чреват для него внезапный рост их благосостояния.
   - Отныне я не являюсь независимым журналистом.
   Валентина как-то неуверенно посмотрела на него, неопределенно пожала плечами, и он понял, что в данный момент это обстоятельство ее волнует меньше всего.
   - Ну, Дима, какой смысл в независимости, если она оставляет тебя голодным и раздетым.
   " По-своему она, конечно, права, - думал Дмитрий. - Более того, в ее словах железная логика повседневной жизни. Но ведь кроме повседневной жизни существует еще и нечто другое, существуют более высокие ценности. Ну а то, что в основе личности любого человека лежит его свобода, то, что человек остается самим собой лишь в той степени, в какой он свободен, Валентине, конечно, до этого нет дела".
   - Папа, теперь ты сможешь купить мне велосипед? - услышал он вдруг голос дочери.
   Он посмотрел в полные ожидания глаза девочки, и ему вдруг стало легче. Он понял, что у него теперь есть сильное средство для борьбы с сомнениями.
   - Конечно, Вероника, считай, что ты уже катаешься на велосипеде.
   На следующий день на работу ему позвонила Лена. Услышав ее голос, он почувствовал, как бешено заколотилось сердце.
   - Я все дни только и делала, что постоянно спорила с тобой. Поэтому и решила позвонить.
   - Давай увидимся, - поспешно предложил он.
   - Когда?
   - Сейчас.
   Они шли по аллее, и шмыгающий от дерева к дереву ветер, словно дарами, обсыпал их сорванными с ветвей желтыми листьями.
   - Знаешь, Дима, я все время думала о том, что между нами произошло. И я поняла, что не имею права требовать от тебя, чтобы ты оставил семью.
   Дмитрий почувствовал облегчение, это были как раз те слова, услышать которые он жаждал более всего.
   - И все-таки я не понимаю, как ты можешь жить с женщиной, которую не любишь и даже не хочешь. Может быть, ты все-таки объяснишь?
   Меньше всего ему хотелось сейчас говорить на эту тему. Он был охвачен любовным восторгом; после их небольшой разлуки одно лишь то обстоятельство, что он идет рядом с ней наполняло его счастьем и жгучим желанием.
   - Это обязательно делать сейчас?
   - Да, обязательно, - решительно проговорила Лена. - Я хочу выяснить все до конца.
   - И что будет после того, как ты все выяснишь? Мы расстанемся?
   - Не исключено, хотя и не обязательно. Я хочу понять, что тобой движет.
   - Ладно, если нет другого выхода, то попробую объяснить. Я сам много думал на эту тему. Во мне как бы одновременно живет несколько человек. И у каждого своя отдельная жизнь. Нельзя сказать, что они совсем уж не пересекаются - такого быть просто не может - и все-таки они во многом движутся как бы по параллельным линиям. Знаешь, я посчитал, и у меня оказалось четыре жизни. Первая жизнь - личная, вторая та, что протекает в семье, третья - это жизнь с тобой, четвертая проходит на работе. Я попробовал выстроить эти все жизни по ранжиру, чтобы определить, какая из них главная. Получилось, что первое место занимает моя личная жизнь, а вторые и третьи места поделили между собою семейная и наша с тобой жизнь. И как ни странно последней по значению оказалась моя работа, хотя я ее очень люблю. Во всем этом нет ничего положительного, так как счастливым может лишь стать тот, у кого нет такого явного разделения. Со мной происходят странные вещи: наши отношения не вытесняют моей привязанности к жене, они остаются как бы замороженными на том же уровне. Ты заняла в моей судьбе свое место, которое до сих пор оставалось вакантным. Наверное, в том, что я такой нет ничего хорошего, но другим я быть уже не смогу.
   - Я рада, что ты мне все это сказал, хотя бы потому, что я теперь тебя лучше представляю. Нам нужно было раньше все это выяснить. Я бы не требовала от тебя того, что те не можешь выполнить.
   Однако Дмитрий не был уверен, что все так уж обстоит хорошо. Конечно, сейчас она вполне искренне в своем убеждении, что все их недоразумения происходят от того, что они не до конца понимали друг друга, а теперь поняв, урегулировали все разногласия. Но на самом деле ничего
   между ними не решено и вскоре все вернется на круги своя. У него уже есть опыт, дающий ему оснований для таких утверждений. Но сейчас ему не хотелось размышлять эту тему, владевшее им желание не позволяла ни о чем долго думать. Он прижал девушку к себе и крепко поцеловал в губы.
   - Я очень скучал по тебе эти дни, - проговорил он. - Я хочу тебя.
   - Я тоже скучала.
   - Поедем к тебе?
   - Если будете есть, то ужин готов, - сказала Полина Васильевна, когда они вошли в квартиру.
   - Мы поедим потом, - ответила Лена. - У нас сейчас другое желание.
   Полина Васильевна взглянула на молодую пару и исчезла за дверью в своей комнате.
   Оказавшись в комнате Лены, они стали стремительно освобождаться от одежды. И через несколько секунд стояли друг перед другом обнаженными. Дмитрий сел на колени и стал целовать ее ступни, медленно поднимаясь все выше и выше в направление к темному пуху лобка. Сколько раз за эти дни он мечтал об этом мгновении, сколько раз мысленно проделывал этот короткий, но приносящий небывалую радость путь.
   - Подожди, - прошептала она, - мы должны принять душ.
   Вода падала Лене на голову, стекала по плечам и по желобку между небольших грудей.
   - Я хочу взять тебя в воде, - сказал Дмитрий.
   - Возьми, милый.
   Она легла на дно ванны, он лег на нее, в тоже время стараясь держать себя немного на весу. Поза была неудобной, но он старался не обращать на это внимание. Сверху падали теплые струи душа, снизу, потревоженная их телами, колыхалась вода. Она раздвинула насколько позволяло узкое пространство ноги, он вошел в нее, чувствуя небывалый экстаз. Этот экстаз был связан не столько с физическими переживаниям происходящего, это был экстаз, вызванный тем, что он обладает безмерно любимой им женщиной.
   Затем каждый вытирал другого полотенцем. Они вернулись в комнату, легли на кровать и снова принадлежали друг другу. Ему хотелось раствориться в Лене без остатка, без конца целовать потайные уголки и закоулки ее всемогущего тела.
   Утомившись, они лежали в объятиях друг друга, наслаждаясь снизошедшим на них покоем.
   - Тебе было хорошо?
   - Да, очень. Я кончила семь раз.
   Дмитрий почувствовал гордость за то, что сумел доставить столько удовольствия своей партнерше.
   - Ты знаешь, у меня есть новость, - сказал он. - Один банк предложил мне сотрудничать с ним. За это я стану получать очень приличное вознаграждение.
   - И что ты должен будешь делать?
   - Мне пока не давали заданий. Но скорей всего придется писать статьи на интересующие их темы. Что я еще могу делать.
   - Значит, тебя купили.
   - В какой-то степени - да. Но что мне оставалось делать, ты же знаешь, какая у меня зарплата в газете. У нас половина сотрудников на кого-то работают.
   - А жене ты уже сообщил новость?
   - Да.
   - И как она отреагировала?
   - Обрадовалась. Ей живется очень нелегко.
   - Но она не спросила тебя, что ты при этом чувствуешь?
   - В общем нет.
   - Конечно, ее интересуют деньги, а до всего остального просто нет дела.
   - Это не совсем так.
   - Так, - громко произнесла Лена.
   - Ну, хорошо, успокойся. Мне сейчас хочется знать, что ты сама думашь по этому поводу.
   Несколько мгновений она молчала.
   - Мне это не нравится, я бы сама не согласилась на такие условия. Но ты должен поступать так, как считаешь нужным. В конце концов это твои проблемы. Я думаю, рано или поздно , что-то подобное это должно было случиться.
   - Почему ты так считаешь?
   - Потому что ты нерешителен, ты провозглашаешь какие-то идеалы, но у тебя не хватает смелости следовать им. Ты во всем пытаешься быть половинчатым. Тебе хочется быть со мной и в тоже время остаться с женой, ты желаешь быть честным и независимым, но одновременно получать много денег. Но так долго не может продолжаться, ты сломаешься.
   - Я постараюсь не сломаться.
   - Сломаешься.
   - Ладно, поживем, увидим. Но теперь по крайней мере мы сможем с тобой гораздо больше себе позволить.
   Лена никак не отреагировала на его последние слова, и он почувствовал разочарование. Что она хочет от него, чтобы он всю жизнь только и делал, что боролся бы с нищетой. Он вдруг ощутил утомление. Никогда счастье не бывает полным, что-нибудь обязательно его испортит. Украдкой он взглянул на часы: пора было отправляться домой.
  
  ХХХ
   Первые несколько дней после подписания договора Дмитрий постоянно ждал звонка из банка, вздрагивая всякий раз, когда телефон напоминал о себе. Затем он стал беспокоиться: а если они забыли о нем, решили отказаться от сотрудничества. В таком случае плакали его денежки и все связанные с ними надежды на лучшую жизнь. Потом он успокоился и даже стал забывать о своей новом месте работы.
   Телефон зазвонил поздно вечером, когда они уже ложились спать. Дмитрий сразу же узнал голос Лоева.
   - Я слушаю вас, - почему-то осипшим от волнения голосом проговорил он.
   - Я вас не разбудил, Дмитрий Олегович?
   - Нет, мы поздно ложимся спать.
   - Хотелось бы с вами завтра встретиться. Есть одна интересная тема. Мне кажется, она должна вам понравиться.
   - Я готов.
   - Тогда завтра в 12. Вам удобно?
   - Вполне.
   - В таком случае жду.
   На следующий день ровно в 12 он сидел в приемной Лоева. Однако попасть в нему на прием все никак не мог. Голоногая секретарша сказала ему, что у того совещание. Затем совещание, по-видимому, кончилось, так как из кабинета вывалилась группа людей в одинаково хорошо сшитых костюмах с яркими галстуками. Но их место тут же заняли другие столь прилежно одетые господа. Секретарша, уставив поднос чашками с кофе чаем, скрылась на обитой кожей дверью.
   Дмитрий все больше терял терпение, одинокое сиденье в приемной унижало его. Он сам себе напоминал холопа, которого держат на пороге барского кабинета.
   Очередь дошла до него почти через час. Секретарша вышла в очередной раз из кабинета и торжественно провозгласила:
   - Вас ждут.
   - Извините, что заставил вас ждать, срочные дела, - встретил его словами Лоев.
   - Какие-нибудь неприятности?
   - Да у нас что ни день неприятности. Так что для нас это нормальное состояние. Кофе, чай?
   - Чай.
   - Хочу с вами обсудить вот какую тему, - проговорил Лоев после того, как секретарша поставила на столик две чашки с чаем и вазочки с печеньем. - Вы, конечно, понимаете, что между банками существует конкуренция. Сейчас нам бросил вызов банк "Согласие ". Полагаю, вы слышали о нем.
   Дмитрий кивнул головой, так как его рот оказался в этот момент забит на редкость вкусным печеньем.
   - Но дело даже не в нем, а в том, что на верху у него есть высокий покровитель, вице-премьер нашего уважаемого правительства. Расскажу вам в чем дело. Речь идет об крупном предприятии по нефтедобычи. Сначала предполагалось, что обслуживать его будет наш банк. Обо всем уже было договорено, оставалось достать авторучки и поставить подписи под соглашение. И вот когда мы уже сняли колпачки, с них неожиданно все переменилось, мы получаем информация, что наш клиент встает на обслуживание в банк "Согласие ". Мы стали изучать причины столь скоропалительных изменений и вскоре выяснили, что сделано это с подачи вице-премьера. Вы понимаете?
   - Понимаю, - протянул Дмитрий. - В наше время дело в общем обычное.
   - Дело, конечно, обычное, но не для нас. Мы не можем сидеть сложа руки и смотреть, как от нас уплывает выгодный клиент. Не буду от вас скрывать, что мы весьма рассчитывали в своих планах на него. Дали под эти деньги кое-какие обязательства. И теперь находимся в непростом положении.
   - Но в чем состоит моя задача?
   - Объясняю. Мы хотим, чтобы вы подготовили материал, в котором бы проанализировали деятельность нашего дорогого вице-премьера. Естественно, что этот анализ должен быть представлен в негативном для него свете. Ну а в качестве одного из примеров, иллюстрирующих его вредную для интересов страны деятельность, так ненавязчиво приведете этот случай. Я попросил наш аналитический центр подготовить материалы об этом человеке. Здесь хватит информации, по-моему, на целую книгу. Завтра в 12 часов мне нужен готовый материал.
   - Но я вряд ли успею. Здесь только читать придется несколько часов.
   - Я понимаю, что задание непростое, но у нас нет времени. Это необходимо сделать очень быстро. - Впервые в голосе Лоева отчетливо прозвучало повелительное наклонение.
   - Хорошо, - упавшим голосом ответил Дмитрий. Он чувствовал себя униженным и сломленным.
   На этот день он планировал несколько дел, которые он хотел выполнить для газеты. Кроме того, вечером они собирались сходить с Леной в кино. Теперь все это приходилось отменять.
   Дмитрий приехал домой, в квартире никого не было. Это обстоятельство обрадовало его, никто не будет мешать работе. На душе было тяжело; этому вице-премьеру он как раз симпатизировал, считал его знающим и деловым человеком. Он даже не так давно присутствовал на его пресс-конференции и ему понравились его ответы. В них ощущалось знание дела и наличие живого ума. А вот теперь он должен ужалить его только за то, что кому-то не понравилось его решение.
   Дмитрий стал знакомиться с подготовленным на вице-премьера досье. Надо отдать этим ребятам должное, они не зря едят свой хлеб, материал собрали богатый. Интересно, где они черпают такую конфиденциальную информацию. И все же гораздо больше его сейчас заботит другое; то, что он прочитал, скорей укрепили его симпатии к этому человеку. Но что же ему в таком случае все-таки делать? Отказаться от написания статьи и тем самым поставить крест на его сотрудничество с банком? А собственно, почему бы и нет. Будут жить, как раньше, в конце концов, не умирают же они от голода. А без нового платья и нового костюма и даже велосипеда для дочери можно и обойтись.
   На следующий день ровно в 12 часов Дмитрий снова был в кабинете у Лоева.
   - Почитаем, сейчас почитаем, - радостно произнес тот, когда Дмитрий положил перед ним свой труд.
   Дмитрий внимательно следил за выражением лица Лоева, пока тот читал статью и вспоминал, как закрывшись ночью в кухне, словно дрозд стучал на своей старенькой машинке.
   - У вас очень плохая машинка, - поморщился Лоев - Лента совсем стерлась.
   - Дело не ленте, просто машинка действительно разбита. Ею еще пользовался мой отец.
   - Вот что мы сделаем, мы поставим в вашей квартире компьютер, и вы будете на нем работать. Вы умеете им пользоваться?
   - Да, в редакции я иногда работаю на компьютере.
   - Это просто замечательно. Завтра днем будьте дома, к вам придут наши специалисты и все установят и подключат.
   Компьютер - это замечательно, думал Дмитрий, только не понятно, где его разместить. У них даже для новой чашки или тарелки место найти непросто. Интересно, если он скажет сейчас об этом затруднении Лоеву, как тот отреагирует? Может, сразу предложит переехать в другую квартиру? Он, поди, и не представляет, что можно жить в подобных, как у него, Дмитрия, условиях.
   Лоев завершил чтение и несколько минут о чем-то размышлял. Дмитрий невольно почувствовал волнение: как пройдет его премьера в банке?
   - Мне понравилось, - вдруг проговорил Лоев. - Но есть несколько замечаний.
   Дмитрий слушал его с внутренним недоброжелательством, хотя не мог не признать, что тот говорит дельные вещи.
   - Вы согласны со мной? - спросил Лоев.
   - В общем, да.
   - Тогда я убедительно прошу вас учесть мои замечания в окончательном варианте статьи. Мне бы хотелось, чтобы вы опубликовали ее в своей газете. Мне кажется, она очень подходит по тематике для нее. И стиль, как у вас любят, спокойный, аргументированный. Это возможно?
   - Думаю, да.
   - В таком случае жду от вас завтра известий. А после завтра приходите к нам за зарплатой.
   На следующий день, когда Дмитрий приехал в редакцию, то сразу же отправился со статьей к главному редактору, зная, что только от него зависит появление на полосе такого взрывоопасного материала. Тот прочитал его, посмотрел на Дмитрия и написал на первом листке: "В номер".
   Дмитрий вышел из редакции. Он подумал, что уже сейчас может обрадовать банковского шефа. Себя же он может смело поздравить с успешным выполнением своего первого задания. Но звонить Лоеву не хотелось и завтра это сделать не поздно. Сейчас же ему необходимо разобраться в самом себе. В последнее время его словно крепость осаждают сразу столько самых противоречивых чувств, что у него возникает ощущение, что он начинает блуждать между ними, как в незнакомом лесу, пытаясь безуспешно отыскать в нем тропинку к самому себе. Если бы недавно ему кто-нибудь сказал, что он способен на такой поступок, способен написать статью против человека, которого считает полезным для общества, то он обдал бы такого говоруна мощной струей кипятка своего презрения. Сейчас же он может признаться, что даже не испытывает каких-то особых душевных мук, так что-то слегка саднит внутри. Но в таком случае как ему дальше жить, что делать, как относиться к собственной персоне?
   В этот раз ему не очень хотелось ехать к Денисову, он предвидел то смущение, которое будет испытывать во время своего рассказа о своем грехопадении. Но кто другой ему может хоть что-то объяснить, что происходит с ним.
   Денисов был занят со своими учениками, но у Дмитрия даже не возникло желание посмотреть на то, что они делают. Он прошел в другую комнату и стал ждать, когда освободится его гуру.
   Денисов, как обычно, слушал его, не перебивая, не вставляя в рассказ Дмитрия свои вопросы. Но он знал, что его слушатель всегда схватывает гораздо больше, чем ему говорят.
   - Ваша проблема состоит в том, что ваше сознание, словно зеркало расколото на множество мелких кусочков, и каждый из них отражает что-то свое. Вы пытаетесь жить сразу всеми частями вашего ума, которые вас тянут в разные стороны. А затем стараетесь на каком-то более высоком уровне все это склеить в нечто единое, снова собрать все осколки и сделать из них целое стекло. А когда это, естественно, не получается, то вы начинаете паниковать. Ваше эго расщеплено: одна его частица требует денег, другая - мечтает о любви, третья - постоянно думает о сексе, четвертая - хочет быть примерным семьянином, пятая желает иметь незамутненную репутацию. И этот список можно продолжать и продолжать. Вы поочередно стремитесь удовлетворить каждое из частей своего я, хотя подсознательно давно уже поняли, что это невозможно хотя бы по той простой причине, что многие из них прямо противоречат друг другу. Правда есть люди, которым кажется, что они нашли выход из положения, они отбрасывают всякую совесть, становятся заядлыми циниками. Но цинизм не снимает противоречий, он лишь загоняет их вглубь. Такие люди обычно саморазрушаются гораздо быстрее остальных.
   - Но нас всегда учили, что противоречия - это необходимое условие для развития прогресса. Нужно их преодолевать, и только тогда возможен переход к иному качеству.
   - Как из семени клена может вырасти только клен, так и из зерен противоречий способны произрастать только древа противоречий. Причем они даже не изменяются по существу, лишь всякий раз приобретают другой облик. Нет реального прогресса, есть лишь одна видимость, изменение внешних параметров. Беда человечества заключается в том, что оно пытается решать все проблемы с помощью диалектики. На самом же деле диалектика это - иллюзия, она была придумана для того, чтобы выйти из тех тупиков, в которые то и дело попадала мысль. Но при этом почему-то так и не было замечено, что выйдя из тупика маленького мы тут же попадаем в еще больший тупик. Мы просто оказались в бесконечном ряду: снимаем одно противоречие и сразу же подобно новым частям посланным из резервы взамен уничтоженных появляется целая куча других.
   - Но как в таком случае мыслить? Если убрать из моего мышления диалектику, то я просто не знаю, куда вести свою мысль. Я чувствую полную растерянность.
   - А вы посмотрите на ситуацию с другой стороны. Если вы откажитесь от своего эго, если вы откажитесь от услуг своего ума, то вам и не понадобится диалектика.
   - Но тогда что останется конкретно от меня? Пустота?
   - На самом деле ваше переполненная самым разнородным содержанием эго и свидетельствует о вашей пустоте. Все дело в том, что на самом деле вас в нем нет. Там мусор цивилизации: там желания, знания, чувства и еще бог весть что. Вам непременно хочется быть ярким, необычным, непохожим на других. Но подумайте, ведь оригинальными хотят быть все. Так в чем же тут оригинальность. Если будут все яркими, то яркость пропадет, она растворится во всеобщем свете. На самом деле оригинальный человек - это и есть настоящий пустоцвет. Оригинальность - это не что иное как стремление быть не похожим на других. Но быть не похожим на других - это совсем не означает быть самим собой. Скорее наоборот, достичь оригинальности несравненно легче, чем проникнуть в собственную суть. Потому-то люди и идут по этому пути. Простите меня, если я вас обижу, но вы мне кажетесь самым заурядным человеком. Ваши переживания очень стандарты, мысли - банальны. Вы типичный продукт эпохи, который ищет ключ от всех одолевающих его проблем в замкнутом круге одних и тех же решений и мыслей. Я уверен, что вы человек начитанный, и вы наверняка помните, что люди мучились теми же вопросами и сто и тысячу лет назад, страдали от тех же неурядиц, от чего страдают и сейчас. И вам не приходит в голову простая идея: раз все повторяется, значит что-то тут не так.
   - Следовательно, такова судьба человека, ему выпала доля страдать от одних и тех же вещей.
   - Человек сам выбирает свою долю. Его ошибка заключается в том, что он все время пытается решить свои проблемы в обратном порядке. Он хочет изменить свою жизнь, изменив окружающий мир. А нужно измениться самому и тогда не нужно будет менять окружающий мир. Тем более это ему все равно не под силу, он только способен его загубить. И, кроме того, он прекрасен именно в своей первозданной красоте, а человек своим вторжением в него лишь уродует окружающее его пространство. На Востоке постоянно подчеркивают: вы должны стать в жизни свидетелем. Только не путайте это с равнодушием или безучастностью, это совсем разные вещи. Вы просто ставите между собой и действительностью некий барьер. Это дает вам иное понимание реальности, вы делаетесь независимой от нее. И это становится началом вашего пути к свободе.
   - Я давно вам хочу задать один вопрос: с какой целью вы мне все это говорите. Вы хотите сделать меня своим учеником?
   - Мне не нужны ученики. Я помогаю тем, кто меня об этом просит. В любой форме. Что касается вас, то вы человек, который уже ступил на Путь. Хотя сами вы это еще не осознаете. Ваше истинное я находится в согласии с тем, что я говорю, хотя ваше ложное, наносное эго остается во власти прежних предубеждений. Вам пока трудно отказаться от многих представлений, они кажутся вам незыблемыми словно горы. Но это ложное ощущение, скоро вы от него избавитесь. Как к примеру избавились от многих предрассудков прежней эпохи. И тогда у вас появится радость освобождения от догм, от идей, от всех внушенных вам мыслей и представлений. Вы поймете, что они вам просто не нужны, они мешают, они гири на ваших ногах. Вы просто почувствуете счастье от самого процесса бытия. А радость принесет вам подлинную любовь. Пока же ум переполнен всем этим хламом, вам никогда по-настоящему ее не узнать.
  
   ХХХ
   Дмитрий шел по улице и мысленно делил полученные деньги на три части: одну - для нужд семьи, другую - он потратит на Лену, а третью - прибережет для себя.
   Он позвонил Лене, и они договорились о встрече. В последние время их отношения вроде бы наладились, по крайней мере протекали без эксцессов. Она не заводила больше разговоров о замужестве, о том, чтобы он бросил жену. И хотя это радовало его, он не надеялся, что эта идиллия продлится слишком долго.
   - Ты меня слушал сегодня? - спросила Лена. - Я после долгого перерыва вела прямой эфир. Очень волновалась.
   - Слушал. - Он вспомнил то странное ощущение, которое его охватывало всякий раз, когда он слышал ее голос в радиоприемнике. Он был совсем не похож на тот, который звучал сейчас рядом с ним. И уж совсем он отличался от того голоса, каким она шептала ему в порыве страсти ласковые слова.
   - Волнение я не чувствовал, твой голос звучал спокойно.
   - А тебе понравилась, как я вела эфир?
   Дмитрий замялся; он не раз слушал ее журналистике материалы и не испытывал от них большого восторга. Все, что говорила Лена, звучало на его взгляд слишком обыденно и приземлено, ей не хватало собственного взгляда на события, умение подметить в них то, что не удавалось подметить никому другому. Это были комментарии, которые мог бы произнести практически любой человек. Но говорить ей правду он почему-то стеснялся; он знал, как ревниво она относится к своей работе, как гордится ею, и опасался, что она в этом случае может затаить на него обиду. А этого ему хотелось меньше всего.
   - Да, понравилось, - сказал он. - Все было совершенно нормально. У меня сегодня, кстати, тоже событие. Я получил деньги в банке. Говори, чего ты хочешь?
   - Больше всего я хочу сейчас есть.
   - Нет, проблем. Можем пойти в твой любимый "Макдональд".
   Дмитрий наблюдал за тем, как Лена расправляется уже со вторым гамбургером. "Эту женщину я люблю, - думал он, - но почему я ее люблю? Только ли потому, что мне с ней невероятно хорошо в постели? Но меня к ней не меньше тянет и тогда, когда я ее не желаю. Значит дело не только в этом. А в чем?"
   - Ты на меня как-то странно смотришь, - проговорила Лена, подвигая к себе стакан с кока-колой. - Такое чувство, что ты занят решением какой-то великий умственной проблемы.
   - Я действительно решаю великую проблему, я хочу понять, почему я тебя люблю.
   - Наверное, потому, что я очень красивая.
   - Резонно. Но этого одного недостаточно. Красивых женщин вокруг много.
   - Тогда потому что я очень умная.
   - Тоже верно, но и умных немало
   - Тогда почему?
   - Знаешь, я это понял только сейчас. Дело в том, что ты моя свобода. Любовь возникает тогда, когда один человек находит в другом человеке продолжение своей свободы. Когда зависимость от него не тяготит, а наоборот, доставляет радость, наслаждение, счастье.
   - А мне кажется, ты не совсем прав. Женщины часто ищут в любви не свободу, а зависимость, им хочется найти надежное укрытие от житейских бурь.
   - Я убежден, что зависимость никого не может сделать счастливым. Другое дело, что свобода бывает как бы двух сортов: позитивная и негативная. Позитивная свобода возникает тогда, когда два человека находятся вместе, но при этом они абсолютны свободны друг от друга, их свободы ничем не связаны. Они равные партнеры. Негативная свобода появляется в том случае, когда один человек добровольно отдает часть своей свободы другому в обмен на то, что этот другой обеспечит ему какие-то блага. Причем, не обязательно материальные, это может быть как ты говоришь и защита от житейских невзгод. Это в общем два разных вида отношений, их сближает то, что они в равной степени добровольны. И каждый выбирает то, что ему ближе.
   - В таком случае я выбираю второй вид свободы. Я хочу быть добровольно зависимой. Я устала от своей ничем не ограниченной свободы.
   - А я не устал. То, что я нахожусь с тобой рядом, и делает меня счастливым. Я мечтаю ограничить всю свою свободу тобой одной. Я понял одну вещь: когда я без тебя, я одинок, когда я с тобой, я нахожусь со всем человечеством. То, что я чувствую себя с тобой совершенно свободным, мне помогает лучше разбираться в себе. Я перестаю бояться и стесняться самого себя. С Валентиной я постоянно играю какую-то роль, я никогда не бываю с ней самим собой. Я даже говорю с ней на каком-то странном неестественном языке. Я его называю птичьим. А с тобой я могу быть абсолютно откровенным, могу признаться тебе даже в том, в чем может быть, не всегда бы признался себе. Знаешь, так уже было несколько раз. И при этом меня всегда охватывает радость, что мне не надо больше ничего скрывать, притворяться. Вот я сегодня получил деньги в банке и чувствуя что чертовски доволен. Но я же понимаю, что совершил предательство, я обругал человека, который этого не заслужил. Мне стыдно от того, что я это сделал, но мне не стыдно в этом тебе признаться.
   - Не стоит себя мучить, ты принял решение и надо идти до конца. Лучше обрати все это на пользу себе и твоих близких.
   - В общем, я так и собираюсь поступить, - улыбнулся Дмитрий. - Мне хочется сделать тебе подарок. Мы можем пройтись по магазинам, и ты выберешь его себе сама.
   Но оказалось, выбрать подарок - совсем не простое дело. Они, кажется, посетили все магазины, какие были в округе, но Лена никак не могла ни на чем остановиться. Она перемерила массу самой разнообразной одежды, перещупала с дюжину сумочек, перенюхала все какие были на прилавках духи. Дмитрий чувствовал, что теряет терпение, все эти выставленные на продажу бесчисленные экспозиции товаров уже сливались у него в один какой-то один разноцветный кошмар. Лена, видя его состояние и дабы поддержать его слабеющий дух, периодически чмокала его в щеку, а затем безжалостно тащила дальше.
   Наконец, она остановилась на одном колье; оно было довольно дорогим, и Дмитрию, чтобы оплатить его, пришлось залезть в ту часть денег, которая предназначалась для торжественного вручения жене. Однако он постарался не показать вида, что его несколько обескуражила цена. Сохраняя внешне полную невозмутимость, он расплатился, и когда Лена получила от продавщицы изящный футляр, он почувствовал гордость от того, что сумел сделать любимой женщине настоящий подарок.
   Он поехал ее провожать. В подъезде она крепко прижалась к нему и страстно поцеловала в губы.
   - Спасибо, милый, ты сегодня был великолепен. Я тебе так благодарна. Я тебя очень хочу, но утром протекла прямо во время эфира. Так что можешь не заходить ко мне, поезжай домой. Тем более уже поздно.
   Дмитрий разочарованно вздохнул. Он рассчитывал на вечер любви по полной программе. Сколько раз он уже убеждался, что полного счастья не бывает никогда.
   - Не расстраивайся, мы еще свое возьмем, - сказала она. - Утешься сегодня с женой.
   - Постараюсь сделать для этого все возможное, - безрадостно пошутил он.
   - Ну, вот и молодец.
   Лена еще раз клюнула его в щеку, а затем скрылась в лифте.
  
   ХХХ
   Во время обеда в редакционном кафе у Дмитрия вдруг сломался зуб. Это было так неожиданно, что в первое мгновение он даже не понял, что произошло. Он с изумлением смотрел на кусочек отвалившейся от него плоти. Во рту ничего не болело, но внезапно он ощутил сильное беспокойство. В свои 38 лет он чувствовал себя физически безупречно, за всю жизнь он всего-то несколько раз бывал на больничном, да и то из-за пустяков. Но сейчас случилось нечто принципиально новое, его организм впервые дал трещину. Возраст напомнил ему о себе приближающейся осенью. Его жизнь, словно санки, начинает катиться под уклон, остается все меньше времени. И если он действительно чего-то желает кардинально изменить, то сроков на раскачку почти уже не осталось. Неожиданно для себя он подумал о том, что если он хочет быть с Леною, то он должен быть с нею, должен бросить семью и уйти к ней. Он очень зримо представил картину своего ухода: он спешно заталкивает в сумку свои немногочисленные пожитки; Валентина безмолвно наблюдет за ним, Вероника же плачет в углу и то и дело выкрикивает "Папа, останься". Даже злейшему врагу он не пожелает пройти через подобное испытание. Нет, у него никогда не хватит сил на него.
   Дмитрий попытался отвлечься от этих мрачных видений и неожиданно вспомнил о Денисове. Почему-то он редко думал о нем, покидая его квартиру, он как бы оставлял там до следующего своего прихода и все то, что говорил ему ее хозяин. В принципе разгадка этого загадочного феномена была для него ясна; таким способом он защищал свое сознание от завоевания его неудобными для него представлениями. И в тоже время он понимал, что такая страусиновая тактика в целом малопродуктивна; все равно ему не удастся долго уклоняться от того потока новых мыслей и понятий, которые перетекает к нему от этого человека. Скорей всего рано или поздно всем придется подниматься на эту гору, но вот у него самого нет на это сил, да и желаний. Да и тот мир, куда его зовут, для него по сути дела чужой, какая бы прекрасная картина не открывалась бы с вершины.
   И все же он не может просто так отмахнуться от этих слов. Минимальная интеллектуальная порядочность, которой он надеется все же обладает, не позволяет ему это сделать. Конечно, можно прекратить знакомство с Денисовым - нет человека, нет проблемы, но ведь посаженные Денисовым в нем саженцы уже пусть медленно, но растут, зеленеют первыми робкими побегами. Странно он начал размышлять о своем возрасте, а мысли потекли совсем в другом направлении.
   Он решил сегодня прийти домой пораньше; в последнее время он постоянно задерживался, и Валентина в связи с этим все громче выражала свое недовольство. Когда он вошел в квартиру, то увидел, что жена сидит на кровати с совершенно белым, как только что выстиранная и открахмаленная простыня лицом.
   - Меня сократили на работе, - сообщила она.
   Событие это не было неожиданным; о том, что на предприятии, где работала Валентина, грядут большие сокращения, слухи ходили давно. Но к
   ним так привыкли, что почти не обращали на них внимание. И вот теперь
   это случилось.
   Дмитрий вспомнил о том, что всего несколько часов назад всерьез раздумывал над тем, чтобы оставить Валентину. Не является ли сегодняшнее событие знаком свыше о том, что этого делать нельзя. Теперь у него не остается ничего другого, как еще теснее сдружиться с банком. На его одну журналистскую зарплату им просто не выжить.
   Он сел рядом с женой, обнял ее, при этом подумав, что давно они не сидели вот так, как сейчас.
   - Что делать, - сказал он, - сейчас такое случается со многими. Ты знаешь, у меня сейчас есть солидный приработок. Проживем.
   - А что буду делать я? Мне же нужен стаж, вон уже и пенсия не за горами. Да и вообще, я не представляю, как это быть без работы. Я никогда не была в таком положении.
   - Пока не знаю, может быть, стоит найти какую-нибудь надомную работу. Помнишь, когда Вероника была маленькая, у нас не было денег, и ты всю одежду ей шила сама. Может, есть смысл снова попробовать заняться шитьем?
   - Да я практически разучилась шить, - сказала Валентина. Однако по ее виду он понял, что ее заинтересовала эта идея.
   - Научишься опять, - сказал он, почти не веря своим словам. А может, отправить ее к Денисову, пусть попытается изменить ее сознание. Иначе она в скором времени падет в депрессию. Нет, из этого ничего не получится, все зазеркальное не для нее. Ее ум всегда сопротивляется любым необычным, выходящим за привычные рамки, идеям. В самом начале их совместной жизни он пытался как-то учить ее думать, расширять горизонт, но натолкнулся на открытое сопротивление. И оставил попытки.
   Дверь распахнулась, и в квартиру вбежала Вероника. Увидев заплаканную мать, она остановилась, словно наткнувшись на невидимое препятствие.
   - Что случилось, мама?
   - Меня сегодня уволили, - простонала Валентина и в очередной раз залилась слезами.
   Вероника бросилась ей на грудь, и они уже заплакали на два голоса.
   - Иди к нам, - сказала Валентина, блестя мокрыми глазами.
   Через секунду они уже сидели все вместе обнявшись, уткнувшись головами друг в друга.
   - Теперь ты единственная наша надежда, Дима, - сказала жена. - Вероника, поцелуй папу.
   Жена и дочь одновременно с двух сторон уткнулись губами в его щеки.
   "Я окончательно попал в ловушку, - сами собой неслись его мысли, в то время как дочь и жена лобызали его все горячей и горячей. - Мне уже никогда не уйти от них. Я прикован к ним прочнее, нежели каторжник к цепям. А значит, прощай Лена, прощай ее мечты на нашу совместную жизнь. А для меня это означает прощание с надеждами на личное счастье, с надеждой на то, чтобы когда-нибудь я смогу соединиться с любимой женщиной. Но есть ли тогда вообще смысл жить?"
  
   ХХХ
   Дмитрий уже собирался отправиться в редакцию, как вдруг позвонила секретарша Лоева и попросила срочно приехать в банк.
   - Хорошо, что вы нигде не задержались, - сказал Лоев. - Есть срочное дело. Вы утренние газеты еще не читали?
   - Нет.
   - Тогда посмотрите вот это. - Лоев положил перед Дмитрием ксерокс большой статьи. По шрифту Дмитрий сразу определил, что она была напечатана в одной из самых популярных газет страны.
   Статья была довольно пространная, в ней описывалось современное состояние общество, те политические силы, которые определяют его ландшафт. Однако Дмитрий быстро понял, чем была вызвана нервозность Лоева - целый абзац был посвящен банку "Форпост", который обвинялся в скупке целого ряда известных политиков, в каких-то неясных махинациях и главное в финансирование будущего государственного переворота, который готовится некими таинственными силами. Все это было написано резким, безапелляционным, почти развязным языком и подкреплялось ссылками на очень информированные, но так и не названные источники.
   - Ну как вам это творение? - осведомился Лоев, когда Дмитрий поднял голову от текста.
   - По-моему вполне в духе времени. Мне кажется, что ни один здравомыслящий человек не воспримет всерьез эту галиматью.
   - Уверяю вас, что воспримут. Более того, кое-кто уже воспринял и собирается предпринять определенные меры вплоть до открытия уголовного дела и запроса в Государственной Думе. Нам известно, кто и зачем инициировал эту публикацию. Скажу больше, мы давно ждали этого удара.
   - И кто же?
   - Здесь целая компания враждебных нам политиков, а также некоторые конкурирующие с нами коммерческие структуры. А во главе этой банды стоит банк "Фортуна". Он один из главных наших соперников, в последнее время нам удалось кое в чем потеснить их на рынке. Поэтому он и решил ответить нам таким вот не банковским способом. У нас есть материалы, касающиеся его деятельности. Здесь много любопытных фактов. Так что скучать вам при чтение не придется . Но нам нужна очень злая статья. Вы видите, противник пошел ва-банк. Приходится отвечать тем же. Завтра утром на моем столе должен лежать готовый текст. Желаю вам удачно поработать.
   Прошло полчаса, а Дмитрий все никак не мог успокоиться. Эта беседа довела его чуть ли не до бешенства. Лоев разговаривал с ним практически, как с лакеем. Конечно, он платит ему, а значит и заказывает музыку, но он, Дмитрий, заранее обговорил с ним условие о том, что он имеет право выбирать мелодию для своей игры. Но Лоев даже из вежливости не поинтересовался согласен ли он на предложенный им мотив. Он просто приказал его сочинить.
   Дмитрий вернулся домой и стал просматривать врученные ему Лоевым материалы. Такого количества собранной в одном месте грязи он, пожалуй, не видел даже на помойке. Впечатление такое, что речь идет не о солидном банке, а о мафиозном клане. Чего тут только не было: незаконные финансовые операции, подкуп должностных лиц, подробное похожее на порнографический рассказ описание оргий, которые устраивает у себя на даче один из вице-президентов, финансирование наркобизнеса... Дмитрий почувствовал себя оплеванным, у него даже появилось желание вымыть руки.
   Что ж ему делать со всеми этими нечистотами? Если он считает себя все-таки порядочным человеком, то ему следует вернуть эту папку ее хозяину. Но тогда опять: здравствуй, бедность. Он вспомнил, как радовалась Лена его подарку. А как воспрянула семья, как начали сверкать глаза Вероники, когда к ужину он стал приносить забытые ими давно сладости и лакомства.
   А в сущности какой смысл всем этим бесплодным угрызениям совести, если с самого начала, как только он взял материалы в руки знал, что выполнит задание.
   Давно он не испытывал таких мучений, как при написании этой статьи. Он помнил указание Лоева о том, что она должна быть злой. И всеми силами старался выдавить как можно больше из себя злости на кончики пальцев, барабанящих по клавиатуре компьютера. И все же он решил, что будет стараться избегать крайностей. Чтобы совместить несовместимое ему потребовались все свое журналистское мастерство и опыт.
   Несколько раз неудовлетворенный написанным, он уничтожал уже набранный текст с монитора и начинал все заново. И все же к вечеру ему удалось сделать то, что более или менее оставило его удовлетворенным. Утомленный, он бросился на кровать и через несколько минут уже спал.
   Дмитрий далеко не был уверен, что Лоев в полной мере сумеет оценить его титанический труд. Материал, который он написал, получился весьма своеобразным, он был скорее саркастическим, ироническим, нежели злым. А ведь Лоев дал ему ясную установку, что статья должна быть предельно беспощадной и жестокой. А тут нечто иное, это гораздо больше
   похоже на этюд в духе Салтыкова-Щедрина о царящих в обществе нравах. И потому когда он передавал Лоеву свое творение, то изрядно волновался - оценит ли он его творение, не заставит все начать заново. От одной же мысли, что вновь придется окунуться в эту грязь, Дмитрия начинало подташнивать.
   Однако он не дооценил банкира; закончив читать, Лоев несколько мгновений сидел в задумчивости, а затем вдруг громко расхохотался.
   - Ну, вы молодец, Дмитрий Олегович, честное слово замечательно. Это, конечно, не совсем то, о чем я вас просил, но это гораздо лучше. В такой форме статья будет читаться с еще большим интересом. Вы могли бы стать вторым Салтыковым-Щедриным, описывая царящие в нашем обществе нравы.
   Дмитрий едва сдержал радостную улыбку, похвала Лоева была ему так приятна, что он даже перестал сердиться на него за то, что он заставил его целые сутки сидеть в этой огромной лужи грязи.
   - Мы уже договорились с одной газетой, которая опубликует в завтрашнем номере ваш материал.
   - Но я там никого не знаю, - удивленно сказал Дмитрий.
   - Зато мы знаем. Ничего, если статья пойдет за чужой подписью.
   - За чужой? - обескуражено переспросил Дмитрий.
   - Да, мы не хотим, чтобы вы в данном случае засветились. Поэтому мы и предпочли связаться не с вашей, а с другой газетой. Я понимаю, что вы из-за этого немножко расстроены, авторское самолюбие - штука серьезное. Но вот что мы сделаем в качестве небольшой компенсации - со следующего месяца увеличим вашу зарплату на пятьдесят процентов.
   А может, это даже хорошо, что статья пойдет за чужой подписью, думал Дмитрий, шагая по улице. Тема скользкая почище любого катка, факты в сущности не проверены, кто знает, где там правда, а где нет. И поэтому еще неизвестно, чем бы для него закончилась вся эта история. Да и сам материал, как бы хорошо он не был бы написан, вряд ли увеличил бы его славу. Конечно, завтра о нем будут говорить, в этом он не сомневается. Ну и что, поговорят и забудут. Зато у него возросла зарплата аж на половину, а это реально и надолго. И этому обстоятельству стоит порадоваться, не так уж часто жизнь преподносила ему такие подарки. А как обрадуется прибавки Валентина.
   Валентина действительно обрадовалась, эта новость почти окончательно выветрила из ее головы горестные мысли о том, что она стала безработной. Тут же она принялась прикидывать, что они купят в первую очередь.
   - Да, я совсем забыла тебе сказать, что Николай прислал приглашение приехать к нему на его юбилей. Я даже забыла за всеми нашими делами, что ему исполняется пятьдесят лет.
   Николай был старший брат Валентины, он был военный. И сколько помнил его Дмитрий, неизменно пребывал в чине майора. Он так и называл его в разговорах с женой "вечный майор". Иногда он приезжал из Владимира, где жил в последние годы, к ним в столицу. Дмитрий не любил эти посещения; на его взгляд Николай обладал всеми недостатками своей сестры только в еще более гипертрофированном виде.
   - Он и тебя приглашает, - сказала Валентина.
   - Я сейчас никак не могу, - даже более решительно, чем требовала ситуация проговорил Дмитрий. - Ты же видишь, у меня каждый день дела с банком.
   На самом же деле он думал совсем о другом; если Валентина с Вероникой уедут, то они смогут провести с Леной пару дней в его квартире. А значит спасибо Николаю, первый раз в жизни он оказался ему полезен.
   - Когда вы едете?
   - Завтра.
   Утром они отправились на вокзал. Его так распирало от радости, что он боялся только одного - как бы она не вырвалась наружу, и Валентина не поняла, как на самом деле он относится к их отъезду.
   О том, что у них есть возможность два дня провести вместе, как муж и жена, он предупредил Лену еще вчера вечером. Однако к его огорчению это обстоятельство не вызвало у нее бурного энтузиазма на что он откровенно говоря рассчитывал. Но она сказала, что рада этому, а затем перечислила длинный список всего того, что он должен купить, готовясь к ее приему.
   Не без волнения он ввел Лену в квартиру. Ему было интересно увидеть ее реакцию, когда она увидит его жилище. Конечно, он много раз описывал ей свое земное пристанище, но до сих пор это было заочное знакомство.
   С первой минуты своего "вселения" она повела себя как хозяйка. Заглянула в холодильник, скрупулезно проверила, что он приобрел для их встречи, увидев на кухни в раковине грязную посуду, заставила его тут же вымыть ее. Затем, встав к кухонному столу, разложила перед собой продукты и стала готовить ужин.
   - А у тебя жена неважная хозяйка, - сказала она. - Квартира в ужасном состоянии. Как ты все это выдерживаешь?
   Дмитрий знал, что Валентина была хозяйкой хотя и не образцовой, но далеко не самой плохой. Квартира же действительно давно и настойчиво требовала ремонта, не делали же его потому, что до последнего момента у них на это не было денег. Но возражать не хотелось, так как он понимал, что дело тут вовсе не в умении Валентины вести дом, а в том, что таким образом Лена выражала свою досаду на то, что она сама лишена такой возможности.
   - Нет, не понимаю, как ты живешь с такой женщиной. - Раздражение Лены вдруг стало расти прямо на глазах.
   Может быть, не стоило ее сюда приводить, вдруг подумал он. Эта обстановка слишком зримо напоминает ей о том, что он женат и не принадлежит ей.
   - Итак, я начинаю готовить ужин, - провозгласила Лена. - А ты сиди и смотри, как это делается.
   Ему еще не доводилась наблюдать за тем, как Лена управляется на кухни. Она готовила ужин с большим энтузиазмом, но насколько он мог судить, делала это без большого мастерства. Ей явно не хватало ежедневной практики, Валентина справилась бы со всем гораздо быстрей. Естественно, он не собирался говорить ей об этом. Его вдруг пронзила острая жалость к ней; как грустно, что она лишена многих элементарных женских радостей. Пожалуй, впервые за все время их знакомства он вдруг по-настоящему проникся той ее тоской, которая и приводила ее к столь частным срывам. Сейчас же это ее чувство неожиданно переместилось к нему и стало отныне частью его самого. Он был не прав, когда обижался на нее; обида - самая примитивная реакция, обидеться всегда гораздо легче, чем проникнуться подлинным сочувствием. Больше он никогда не станет ее упрекать ни в чем, он должен взять весь огонь недовольства Лены на собственную судьбу на себя.
   Обряд приготовления ужина, наконец, завершился, и Лена разложила еду по тарелкам.
   - "Мышонок" замечательно справился со своей нелегкой задачей, - сказала она. - Теперь он требует бурных аплодисментов. "Мышонок" в ее устах был вроде кодового слова, и оно означало, что она находится в хорошем расположении духа, и сегодня они не будут конфликтовать.
   - Знаешь, я впервые кормлю мужчина, - призналась она, когда они уже сидели за столом. - Ну как?
   - Нормально. - Совесть не позволила сказать ему "вкусно", он не без труда глотал то, что она ему наготовила. Но критиковать ее кулинарные способности ему совершенно не хотелось, он был готов глотать и не такую пищу лишь бы они имели возможность как можно чаще сидеть рядом за одним обеденным столом.
   - Мне кажется, я была бы замечательной хозяйкой. Зря, что ты не хочешь это по-настоящему проверить.
   - Я тоже так думаю.
   - Конечно, квартира ваша просто ужасно маленькая, но я все равно бы сделала ее гораздо более приспособленной для жизни. Я бы переставила всю мебель. Я уже прикинула, где и что надо поставить. Может, займемся этим? А жене скажешь, что захотел сделать ей сюрприз.
   - Не стоит. Пусть все стоит на своих местах. - Эта ее последняя инициатива испугала его; в порыве энтузиазма она на самом деле может заставить его двигать мебель.
   - Наоборот, она была бы довольна. Ты же не сомневаешься, что я расставила бы все лучше, чем у вас стоит сейчас. Жена была бы только благодарна и полюбила бы тебя еще сильней. Ну как здорово я придумала?
   - Мне вполне достаточно нынешнего уровня ее любви, поэтому не надо ее усиливать. Я этого могу просто не выдержать.
   - Тогда мы не сможем спать вместе. Мне не нравится заниматься любовью в квартире, где так плохо стоит мебель.
   Она говорила все это серьезным тоном, и он, зная ее характер, не был уверен, что это не шутка, и она не осуществит свою угрозу.
   - Ну если ты ставишь вопрос таким образом , то придется все же расставить мебель как ты хочешь.
   - Вот видишь, я же говорила. Чай будешь?
   Но ему уже было не до чая. - Я хочу тебя, - сказал он, почти задыхаясь.
   - В чем проблема, возьми.
   Они прошли в ванну и стали мыться. Затем легли на кровать. Языком он стал водить по ее клитору. Он знал, что это прием всегда вызывал у нее мощный прилив желания.
   - Я тебя прошу трахни меня, сейчас же трахни, - простонала она.
   Он лег на нее и стал медленно входить в ее лоно. На каждый толчок его члена она отзывалась сладострастным стоном, и он почти физически ощущал, как одна за другой катятся по ее телу волны наслаждения. И это доставляемое им сейчас ей блаженство было главным для него, высшей точкой их отношений.
   Они кончили одновременно и несколько минут еще лежали слитно.
   - Тебе было хорошо?
   - Да, очень. Мне так понравилось, как ты сегодня занимался любовью. Я очень рада, что у меня такой замечательный мужчина.
   - Может быть, это и странно, но от того, что я тебе доставляю наслаждение, я испытываю гораздо большее удовольствие, чем когда получаю его сам.
   - Это нормально. Так всегда бывает, когда любишь.
   - Мне кажется, я никогда не был так счастлив, как сегодня. Секс меня поглощает целиком, я словно растворяюсь в нем, как сахар в воде. Когда я занимаюсь любовью с тобой, я чувствую, что становлюсь совершенно свободным. Появляются совершенно небывалые ощущения, ощущение полета. Нет никаких пределов, нет никаких ограничений. Все можно.
   Только теперь я понимаю, как был зажат, стеснялся самого себя, своих желаний. А теперь я полностью освободился. И все это благодаря тебе.
   - Ты тоже меня от много освободил, позволил поверить в мои женские чары. Ты первый мужчина, который меня действительно любит. А это очень важно, потому что когда я это поняла, то в тот миг я родилась как женщина.
   - Но у тебя же был кто-то до меня, я же тебя взял не девушкой. Расскажи мне об этом, ты почему-то мне никогда не говорила о том, что было до меня.
   - У меня был парень с нашей радиостанцией. Кстати, именно он меня туда и привел. Его зовут Максим. Помнишь, я однажды тебе показала его, такой высокий и вальяжный.
   - Так это он?
   - Он странный человек и наши отношения были какие-то странные. Он ко мне хорошо относился, может быть, по своему даже любил. Но я была для него лишь одна из любовниц, которых он коллекционировал, как некоторые коллекционируют бабочек. Я долго не догадывалась об этом, но однажды все узнала. Он увлекался фотографией и часто просил меня позировать ему в обнаженном виде. Один раз, когда мы были у него дома, я решила сделать там уборку, потому что у него всегда была невероятная грязь. И случайно наткнулась на ящик со снимками. Там было штук десять или двенадцать отделений и каждое названо чьим-то женским именем: Оля, Надя, Таня, Вика... И тут же прилагались их снимки. В том числе и мои. Когда я у него спросила об этом, то он признался, что он со всеми из них спал. Конечно, не одновременно, но в короткий промежуток времени. Больше я к нему домой не приезжала.
   - Выходит, ты позировала ему обнаженной?
   - Да, а что? Тебя это смущает?
   - А где сейчас эти снимки?
   - Думаю, что все там же, в ящике. Наверное, с тех пор там появилось еще много других отделений.
   Дмитрием завладело какое-то неприятное ощущение, будто ему плюнули в лицо. То, что фотографии Лены в обнаженном виде, находились в распоряжении другого человека, вызывали у него чуть ли не ярость.
   - Что с тобой? - спросила Лена, по-видимому, почувствовав перемену в его настроении.
   - Я сейчас понял, что мне неприятна мысль, что он может разглядывать когда захочет эти фото.
   - И что в этом такого. Ты просто ханжа. Как был им, так и остался.
   - Может быть. Но мне бы хотелось, чтобы ты забрала снимки у него.
   - Не понимаю, зачем. А может быть, мне приятно, что еще один мужчина хотя бы на фотографиях имеет возможность любоваться моим телом. Мне кажется, оно красивое. А может, все дело в том, что тебе не нравится, что я была с ним, что ты у меня не первый.
   - Может быть.
   - Но я этого все равно не могу изменить. Да и не хочу. Почему я должна отрекаться от своего прошлого. Ты же это не делаешь, хотя твое прошлое не только в прошлом, но и в настоящем. Знаешь, в чем твоя беда? Ты вечный человек прошлого, ты постоянно цепляешься за него, как за канат. Ты мучаешься от этого прошлого, но отпустить веревку никак не желаешь. Думаешь, ты не уходишь из семьи из-за того, что слишком привязан к ней. Просто ты, как огня, боишься перемен. А это значит, что ты старый, потому что человек тогда окончательно состаривается, когда он уже не способен ничего менять в своей жизни.
   А ведь она права, думал Дмитрий. Конечно, я привязан к семье, но верно и то, что мне просто очень трудно решиться на столь радикальную ломку своей судьбы. И может быть, действительно у него уже наступила старость. Вот и зуб недавно сломался. И он всяческими путями, используя всевозможные уловки, делает все, чтобы ничего не менять.
   - Знаешь, я с тобой во многом согласен, мне действительно с каждым годом все труднее даются перемены. Но ты не берешь во внимание того, что тебе гораздо легче менять свою жизнь. Ты свободна, тебе не приходиться рвать столько нитей, сколько мне. Есть люди, похожие на перекати-поле, они не прикипают сильно ни к чему и ни к кому. Для них уход дело естественное. Я всегда завидовал мужчинам, которые были женаты три, четыре раза. Я задавал себе один и тот же вопрос: как им удается так легко покидать своих жен, детей. Думаешь, я не пробовал сделать это мысленно. Да я постоянно только этим и занимаюсь. Я сам страдаю, заставляю страдать тебя. И, несмотря на это ничего, не могу с собой сделать.
   - Бедненький, - вдруг проговорила Лена, и его обдало теплом от ее голоса, наполненного лаской и нежностью.- Не мучайся сейчас ни чем, ни о чем не думай. Тебе же хорошо?
   - Очень.
   - Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделала?
   - Поласкай меня.
   Губы Лены, словно руки музыканта струн, мягко и нежно касались его тела, всех потаенных его уголков. Она целовала пальцы его ног, бедра, розовый бутон пениса, соски на груди, глаза, волосы. Он жадно внимал этой мелодии еще небывалого наслаждения, и ему казалось, что он растворяется в ней полностью, весь целиком, исчезает как личность, превращается в одну лишь точку, но точку, дающую ему высший экстаз.
   Утром, проснувшись, они снова слились в единой целое. Случилось то, о чем он мечтал всю жизнь, наконец-то он оказался на празднике любви, любви ничем не стесненной, не связанной с никакими ограничениями, предрассудками, кем-то и когда-то установленными правилами. Любая его эротическая фантазия легко и просто превращалась в реальность, она находила поддержку и продолжение в чужой эротической фантазией, сливалась с ней в один совершенно новой доселе наслышанный им аккорд. И лишь на самом краю ойкумены его сознания слабо высвечивалась мысль о том, что все это не более чем краткий миг, которая подарила ему судьба, и которая вскоре его же и не отнимет.
  
   ХХХ
   Несколько дней после устроенного ими праздника любви они не виделись. У Дмитрия накопилось много дел в редакции, надо было восполнять долги, Лена тоже оказалась занятой под завязку на своей работе. Поэтому ее сообщение по телефону прозвучало для него неожиданно.
   - Я еду в командировку, в Саратов.
   - Когда?
   - Завтра.
   - И что ты там будешь делать?
   - Там начинается один судебный процесс, который интересует нашу радиостанцию. Я должна сделать об этом репортаж.
   - Я бы хотел с тобой сегодня встретиться.
   - Сегодня не получится, буду весь вечер готовиться к отъезду - стирать, гладить. А завтра, если хочешь, можешь посадить меня на поезд.
   Идти от места работы Лены до Павелецкого вокзала было недалеко. Дмитрий подхватил ее сумку, и они отправились туда пешком.
   - Ты едешь одна? - задал он вопрос, который мучил его вот уже целые сутки.
   - Нет, меня пригласили с собой работники прокуратуры. Они везут целую бригаду журналистов.
   - И там много мужчин?
   - Там почти одни мужчины. Тебе это не нравится?
   - А если и так.
   - Это твои трудности. У тебя нет никакого права на ревность. Я тебе не жена. Разве ты мне сам много раз не говорил о свободе.
   Вразумительного ответа на этот выпад он не нашел. Но в данном случае его обижало еще и то, как равнодушна была Лена к его переживаниям. Она же прекрасно понимает, что все те дни, что она пробудет в отъезде, он будет мучиться, думать о том, с кем она сейчас, что делает. Может быть, он и не имеет право на ревность, но и она все-таки могла бы проявить немного больше чуткости к его чувствам. И тогда и разлуку с ней он не переживал бы так остро.
   - Никто не отнимает у тебя свободы. Но мне казалось, что наши отношения накладывают и на тебя и на меня определенные обязательства. Или ты так не считаешь?
   - Ты зря на это надеешься, - вдруг почти враждебно проговорила она. - Дело совсем не в моральных обязательствах, ты боишься, что я с кем-то познакомлюсь, что мне кто-то понравится, и он уведет меня от тебя. Но почему я должна отказываться от таких контактов. Ты мне что-нибудь обещаешь взамен? Ты хочешь видеть меня своей рабыней, а чтобы было мне легче переносить рабство, постоянно твердишь о свободе.
   Он понимал, что продолжать этот разговор бесполезно, в сущности, ему не следовала его вообще начинать, он только еще больше укрепил ее решимость использовать командировку не только для создания репортажа о судебном процессе.
   Состав уже стоял на перроне. Они подошли к нужному им вагону.
   - Ну вот, впервые расстаемся на неделю, - грустно проговорил Дмитрий.
   - Ничего, скоро встретимся. Тебе не надо ждать, когда поезд тронется. Иди домой.
   Она прижалась к нему долгим и крепким поцелуем. Из вагона вышел какой-то мужчина и громко и весело воскликнул: "Здравствуйте, Леночка. Вы тоже с нами едите? "Еду", - так же весело отозвалась она. Это здорово. У нас собирается замечательная кампания" - "Все, иди. Звони через неделю", - сказала она уже Дмитрию.
   Это была странная и необычная неделю в его жизни. Тело его пребывало в Москве, а мысли постоянно гуляли по улицам Саратова. Он даже прочитал всю литературу об этом городе, какая ему попалась под руки, и теперь более наглядно представлял, где может сейчас находиться Лена, по каким гулять проспектам и площадям. Он просыпался ночью и думал о том, лежит ли она сейчас в своем номере одна или ее обнимает какой-нибудь усатый прокурор. Картины о том, как они занимаются любовью, осаждали его мозг, словно злейшие враги, превращались в какие-то навязчивые видения, не давали уснуть до утра. Он потерял работоспособность и аппетит, ходил вялый и безучастный ко всему. Несколько раз Валентина подступала к нему с расспросами о том, что с ним происходит, но он бормотал что-то неясное и старался поскорее улизнуть из дома.
   Только теперь, когда Лена так нежданно исчезла на несколько дней из его жизни, он понял до конца, какое место она в ней занимает. Он пытался представить, что произойдет с ним, если однажды она уйдет от него навсегда. И сразу же черная пустота начинала надвигаться на него, все меркло и становилось не нужным, как становятся не нужными вещи умершего человека. Он чувствовал, как приближается к какой-то глубокой бездне, в которую может сорваться в любой момент. Какой смысл жить без нее, какой смысл вершить все эти каждодневные дела. Нет более ужасной пытки, чем понимать, что все для тебя потеряло всякий смысл, а ты должен продолжать и дальше толкать телегу своего существования.
   С некоторых пор для него уже стало почти традицией, что когда им овладевает душевная смута, он отправляется гасить ее к Денисову.
   - Вы плохо выглядите, - сказал Денисов, - вас что-то гложет.
   - Это нелегко объяснить. Я пережил некое потрясение. Я вплотную приблизился к грани, за которой окончательно теряется смысл моего существования. Я почувствовал самый настоящий ужас, ибо я никак не мог примирить в своем сознании две вещи: желание продолжать жизнь и полное непонимание, зачем мне это нужно. Я понял, жизнь без цели - это и есть самый большой кошмар, который только можно придумать. Если кто-то желает применить к кому-нибудь пытку, то ничего лучшего придумать просто нельзя, чем отняв у него осознание смысла собственного существования. И вот теперь все это совсем близко подошло ко мне. Еще буквально немного и я свалюсь в эту пропасть.
   - То, что вы мне описали, это, в общем, классическое состояние раздвоения личности. В психиатрии эта болезнь, как известно, называется шизофренией. Но на самом деле этот диагноз смело можно ставить всему человечеству, основная болезнь цивилизации и заключается в том, что она раскалывает, словно полено, наше сознание на части. С одной стороны вы живете своими чувствами, мыслями, ощущениями, с другой стороны некто посторонний постоянно контролирует и классифицирует их: это можно, это нельзя, это хорошо, а это постыдно, в этом есть смысл, а это абсолютно бессмысленно. То, что называется на обычном языке, совесть, мораль - это не что иное, как главные наши мучители, которые, как вы правильно сказали, превращают жизнь в кошмар.
   - Я не понимаю, как можно жизнь без совести и морали. В каких чудовищ мы тогда все превратимся. По-моему примеров, что происходит, когда кто-то отбрасывает эти понятия, достаточно.
   - Вы не видите противоречий в своих словах. В том-то и дело, что люди только и мечтают, чтобы отбросить эти понятия и как только представляется удобный случай, они незамедлительно делают это. И будут делать это и дальше. Потому что каждый ощущает их в качестве своих цепей. А от цепей всегда мечтают освободиться. Все войны, революции, преступления происходят именно из-за того, что подсознательно люди стремятся сбросить с себя эти оковы. И знаете, в каком-то смысле они правы, потому что если они этого не сделают, они никогда не будут чувствовать себя свободными. И пока вы будете иметь дело с этими химерами, вы никогда не будете счастливыми, потому что всякий раз, когда вы приближаетесь к этому состоянию, совесть или мораль вдруг подают свой голос и грозно восспрашают: а как ваши поступки соотносятся с их принципами. В итоге вместо того, чтобы быть счастливыми, вас начинает мучить раскаяние. Но счастье возможно тогда, когда вы тотальны, счастье - это устранение раздвоения. Когда вы едины, когда вы согласны во всем с собой, тогда вы счастливы. И как только в это состояние проникает даже слабенький лучик сомнений, считайте вы снова на дороге к несчастью и разброду.
   - В общем, это действительно где-то так, - согласился Дмитрий. - И все же я не совсем представляю, как можно в нашем реальном мире жить без морали.
   - Вы правы, в вашем реальном мире жить без морали нельзя. Когда люди освобождаются от нее, совершаются самые ужасные преступления. Но за это и приходиться платить кошмаром бесконечного раздвоения. Но проблема совсем в другом. Вы должны стать не аморальным, вы должны преодолеть ваше нынешнее состояние, которое вынуждает вас постоянно прибегать к морали, как к спасательному кругу, дабы не превратиться в преступника или чудовища. Как действуют мораль и совесть, они действуют через страх, вы запуганы ими сильнее, чем любой шайкой бандитов. Они не дают вам и шага ступить, чтобы не потребовать отчета о ваших деяниях и даже мыслях и помыслов. Будда говорил, что пока вы не избавитесь от страха, вы не узнаете истину. Поймите одну простую вещь: вы должны отбросить не мораль и совесть, вы должны преодолеть вечное расслоение самого себя. Вы должны прийти к такому внутреннему состоянию, когда вы и без всякой моральной уздечки не совершите ничего такого, что нанесет вред другим. И тогда мораль и совесть просто окажутся не нужными, лишними, они уйдут сами такими тихими шагами, что вы даже и не заметите их ухода. Вы же пытаетесь избавляться от своего раздвоения тем, что мечетесь от одной крайности к другой. На самом же деле ваша проблема как раз и состоит в вашем метании.
  
  ХХХ
   Лена просила его не встречать ее, и он с большим трудом удержался от того, чтобы не отправиться на вокзал. Он звонил ей на работу каждые пять минут и когда ее такой любимый им голос наконец сменил равнодушные гудки телефона он почувствовал, как бешено заколотилось у него сердце. Они договорились, что он подъедет к ней на работу, и они вместе пообедают.
   Лена сидела за своим рабочим столом, на котором были навалены груды коробок с пленками, лежали какие-то книжки, тетради. Его всегда удивляло то обстоятельство, как она могла что-либо находить в этом немыслимом хаосе. В комнате никого больше не было, и он поцеловал ее в губы долгим поцелуем.
   Они спустились в столовую, а он все не решался задать ей вопрос, за ответом на который он и приехал.
   - Почему ты не спрашиваешь меня о том, как я провела время? - вдруг спросила она сама.
   - Спрашиваю.
   - Могу тебя обрадовать, я приобрела новый сексуальный опыт.
   - Поздравляю, - выдавил он из себя. Он почувствовал, как у него мгновенно пропал аппетит, а на душе стало тоскливо и тяжело.
   - Ты не хочешь узнать, как все произошло?
   Он кивнул головой, говорить у него просто не было сил.
   - Он следователь, мы с ним сидели рядом на процессе, а потом пошли гулять по вечернему Саратову. Я ему стала читать стихи, ну он и распалился. Мы пошли к нему в номер, там он меня напоил кофе, а потом легли в кровать.
   - И сколько раз за все это время вы ложились в кровать?
   - Два раза.
   - Ты собираешься за него за муж?
   - Нет?
   - Но ведь это твоя мечта.
   - Он мне не очень нравится, он не слишком умный.
   - За муж нельзя, а спать с ним можно.
   - Не понимаю, чего ты сердишься. Ты мне много раз говорил, что я свободный человек. Но когда я используя свою свободу по своему, а не
   твоему усмотрению, ты начинаешь беситься.
   - Да, бешусь, потому что не знаю, как теперь строить наши отношения.
   - А разве что-то изменилось, разве я ухожу от тебя.
   - Да, изменилось, и ты это прекрасно понимаешь. Нам нужно поговорить.
   - Хорошо, поговорим. Только если можно попозже, сейчас у меня много работы.
   - Давай встретимся, когда ты освободишься. Только прошу тебя, сделай это побыстрей, у меня нет сил долго ждать.
   Он снова остался один на один со своей бедой. Предчувствия не подвели его, произошло то, чего он больше всего боялся. И все же более всего его возмущало то с каким равнодушием она поведала ему о своих любовных приключениях. Как будто она не знает, какую боль причиняет ему. Но она даже не постаралась как-то смягчить ее, найти другие, не такие безучастные слова. А она просто проинформировала его, как будто речь шла о покупке новой кофточки.
   Они встретились вечером. Природа подошла к самому порогу зимы, дул принизывающий ветер, который нагло залезал прямо в пальто. Но Дмитрий, разгоряченный своими переживаниями, почти не замечал стужи.
   - О чем же ты хочешь со мной поговорить? - спросила Лена.
   - О том, что случилось и о том, что будет дальше.
   - А мне кажется, что ничего особенного не произошло. Ты здесь рядом со мной, ты по-прежнему самый близкий мне человек, а его уже нет. Он растаял. Так, маленький эпизод в большой и насыщенной жизни. Я даже не дала ему своего телефона, хотя он просил об этом раз пять. И о чем говорить больше я не знаю. Ну что ты успокоился?
   К своему удивлению Дмитрий почувствовал, что действительно отчасти успокоился, по крайней мере та острая боль, что разрывала грудь, вдруг ушла. И все же полного выздоровления не наступило, рана еще саднила, и ему нужно было еще лекарство, чтобы она затянулась полностью.
   - Я хочу знать, как все было.
   - Что тебе интересно, спроси, я дам любое объяснение.
   - Он тебе понравился, как мужчина?
   - Ничего, у него есть опыт и плюс фантазия. Это дает неплохое соединение. Я даже кое-что почерпнула от него. Мы можем с тобой этим воспользоваться.
   - Непременно. - Дмитрий почувствовал, что испытывает какой-то болезненный интерес к тому, как все происходило в саратовском отеле. Он стал расспрашивать ее о все новых и новых подробностях этой, как выразился он, "оргии".
   - Но, послушай, Лена, - вдруг воскликнул он, - когда ты ложилась спать со своим прокурором, неужели у тебя ни разу не возникла мысль, что это отразится на наших отношениях.
   - Повторяю еще раз: на наших отношениях этот эпизод не отразится. Я это понимала уже в тот момент. Если, конечно, ты сам не испортишь все своей ревностью. И говорю тете снова и снова: никаких обетов верности я тебе не давала и давать не собираюсь. Я же не прошу тебя не спать с другими женщинами.
   - Но я не сплю с другими женщинами. У меня нет никакого желания это делать. Я хочу только тебя.
   - А с женой.
   - Но ты же понимаешь это совсем другое.
   - А ты не думаешь, что я не могу ревновать тебя к жене. Почему ты ее выводишь из круга женщин? Просто дело совсем в ином, ты считаешь меня своей собственностью и не хочешь понять, что я свободный человек. Когда я хочу быть с тобой, я - с тобой, когда хочу быть с другим, я - с другим.
   - Но в таком случае речь идет не о свободе, для определения такого поведения существует совсем другой термин.
   - Знаешь, если ты намерен меня оскорблять, то лучше всего нам сейчас прекратить наш разговор. И вообще, я замерзла и хочу домой.
   - Я тебя провожу.
   - Нет, я поеду одна. Я много выслушала от тебя сегодня неприятных слов, так что с меня пока хватит.
   Дмитрий остался один. Было уже темно, а потому малолюдно. Находиться на улице было неприятно, но домой ехать тоже не хотелось. Он чувствовал себя обескураженным, много раз он думал о том, что у Лены однажды может появится кто-то. И вот когда это случилось, он оказался совершенно неподготовленным к этой ситуации. Конечно, Лена права, он вел себя как последний дурак, он должен был постараться просто забыть о том, что случилось. Раз она сама не придает значение этой мимолетной связи, то и ему не следует этого делать. Но дело все том, что он не может так поступить, все внутри него протестует против такого поведения. Там все болит, ноет, требует какого-то немедленного выхода. А в итоге он все напортил, не сдержался и тем самым создал себе новую проблему. И теперь не знает, как ее решать. Конечно, он много раз говорил Лене, что она свободна и искренне в этот момент верил, что так оно и есть. Ему нравился пафос собственных слов. а самом же деле он не придавал им значения, он просто упивался своим благородством, широтой своего мышления. А чувствовал он совсем иное, он хотел, чтобы она принадлежала ему, вся полностью, без остатка, была бы покорной как наложница. Стоит ли удивляться, что она всячески сопротивляется этому, отстаивает свою независимость. Может быть, и со следователем она легла в постель только для того, чтобы доказать и себе и ему, Дмитрию, что вправе распоряжаться собой так, как пожелает.
   И все же если бы они встретились сейчас вновь, то у него есть большое опасение, что разговор могло бы пойти по тому же сценарию. Воображение - его злейший враг никак не желает успокаиваться, снова и снова вставляет пленку в проектор и прокручивает и перед его мысленным взором кадры о том, как два человека занимаются любовью в гостиничном номере. И всякий раз это "фильм" доводит его до бешенства, не дает утихнуть взбаламученному морю его чувств. Если бы ему удалось хотя бы избавиться от этих навязчивых видений, то никакой ссоры сегодня, скорее всего бы и не произошло. Да и сейчас ему было бы намного легче.
   Внезапно к нему пришло решение: хотя время позднее, но Денисов говорил ему, что он может приезжать к нему в любой час. Так он и сделает. Конечно, с его стороны такой поступок не слишком любезен, но раз уж он, Денисов, назвался учителем человечества вот пусть и несет этот груз не только днем, но и ночью.
   - Я вас, наверное, разбудил, извините, - вместо приветствия проговорил Дмитрий, когда Денисов открыл ему дверь. Никогда он еще так не волновался, как в этот свой визит.
   - Не беспокойтесь, я сам регулирую свой сон. Проходите. И мне кажется, что вы с удовольствием выпьете кофе.
   Почему-то на это раз Дмитрий, рассказывая Денисову о самых своих интимных переживаниях, не испытывал никакого смущения.
   - Мне бы хотелось, чтобы вы избавили меня от моих страданий, чтобы вы убрали из моего сознания ревность.
   - Я ждал от вас, что вы когда-нибудь придете с подобной просьбой. Но неужели вы не понимаете, что если я вас избавлю от конкретных страданий, то это принципиально не изменит ничего, на их место придут новые, а потом еще раз новые. Важно понять, что первичное, а что вторичное. Вы страдаете не потому что страдаете, вы страдаете потому что все ваше сознание запрограммировано на том, что при определенных обстоятельствах оно должно реагировать соответствующим образом. И пока вы его не измените, не избавитесь от страданий.
   - Я понимаю, но сейчас я к вам пришел, как к врачу. Мне надо немедленно освободиться от своих конкретных переживаний, а о том, что будет потом я не могу пока думать. Наверное, мы обычные непросветленные люди выглядим очень глупыми, несмышлеными в ваших глазах. Но мы уж такие.
   - Ваша проблема в том, что вы подвержены постоянным сомнениям, как некоторые подвержены постоянным простудным заболеваниям. Вы не верите ни себе, ни в себя. Вам представляется, что сомнение являются признаком творческой одаренности, но это не так. Сомнения просто отражают ваши страхи и вашу неуверенность, они свидетельствуют о том, что вы не растете изнутри, что не встали на Путь. На самом же деле сомнения губят вас, растаскивает по частям вашу подлинную индивидуальность.
   - Но в таком случае я не знаю, как мне отыскать мою индивидуальность? Я всегда полагал, что сомнения позволяют мне противостоять догматизму, не дают превратиться в попугаю, бездумно повторяющего всю жизнь одни и те же слова.
   - На самом деле это не так, вам не нужны сомнения, вы должны постоянно находиться в состоянии поиска. Сомнения свидетельствуют о том, что вы колеблетесь, вас раскачивает, как теплоход, стоящий у пирса, на волнах бытия. Когда же вы начинаете двигаться, внутренне расти, то выв замечаете, что сомнения остаются далеко внизу, в самом начале вашего движения. И чем дальше вы уходите, тем меньше сомнений. Сомнение - порождение вашего эго, когда вы откажитесь от него, вы станете индивидуальностью. Сейчас же вы просто сгусток эмоций. А эмоции возникают тогда, когда человек живет на самой поверхности своего сознания. Вам кажется, что это вы страдаете, на самом деле это не так. Вы даже не знаете, что в этот момент испытываете, подлинные чувства спрятаны от вас за толщью нанесенного цивилизацией ила. Может быть, на самом деле вы радуетесь тому, что происходит, вам это доставляет огромное удовольствие. Но вы не признаетесь себе в этом. И даже не из-за страха, просто если это вдруг случится, то вы почувствуете себя обескураженным; исчезло страдание, да как же мне без него, что я буду делать, я даже не знаю, как вести себя в этом случае. На самом деле вас пугает то, что вы внезапно окажитесь в пустоте; страдание исчезло, а чем его заменить вы не знаете. Вот вам предпочтительнее страдать. Вы же мне сами сказали, что понимаете, что ведете себя глупо. А глупость - это как раз и есть проявление в человеке чужеродного элемента. Те, кто не понимают себя, те кто не способны справиться с собой, всегда глупы. Когда вы признались себе, что ваше поведение глупо, то тем самым признались, что являетесь игрушкой чужеродных сил. Глупость - это вечное свидетельство того, что личность не в ладах с самим с собой. Вы любите эту женщину, но вместо того чтобы полностью отдаться своей любви, вы убиваете ее ревностью. В данном случае в вас говорит собственник, но чувство собственности - это признак неполноценности. У собственника нет своего мира, поэтому ему нужно захватить как можно больше чужого. В вас горит светлое пламя, а вы зажигаете черный огонь злобных чувств. А суть в том, что вы не умеете радоваться за других. Вместо того, чтобы порадоваться, что ваша подруга пережила несколько приятных минут, вы готовы сжить ее со света.
   - Наверное, это так, - обреченно согласился Дмитрий, - но поверьте, я искренне хочу избавиться от этих чувств.
   Денисов задумчиво посмотрела своего позднего гостя.
   - Не хотите попробовать заняться медитацией?
   - Если это то лекарство, что мне необходимо, то я готов.
   Денисов потушил свет и зажег свечу.
   - Сядьте на стул и попытайтесь сконцентрировать энергию в области харе.
   - Где это?
   - На два пальца ниже пупка. Держите ладони параллельно земли. Ждите моего хлопка. Когда его услышите, выбросите энергию на выдохе со звуком "Ха". А теперь сосредотачивайтесь. Но не напрягайте ум, будете его напрягать, станете рассеянным. Просто смотрите на свет и просто знайте, где вы должны быть сконцентрированы. Этого вполне достаточно.
   Дмитрий стал смотреть на свечу. Секунды текли за секундами, ничего не происходило. И вдруг что-то изменилось, поток времени прервался, он перестал ощущать его как нечто цельное и постоянное, как перестают ощущать прикосновение воды, когда выходят из реки на берег.
   - Ярость и гнев, ты должен выбросить из себя, - как сквозь плотно закрытую дверь донеслись до него слова Денисова. Затем раздался хлопок. Дмитрий встрепенулся и постарался выбросить из себя сгусток энергии, громко крикнув "Ха".
   - Ревность и злость ты должен выбросить из себя. - Снова раздался хлопок, и снова Дмитрий с громким криком выбросил из себя невидимый пучок отрицательных эмоций.
   - Гордость и власть ты должен выбросить из себя.
   - Ха.
   - Сомнение и трусость ты должен выбросить из себя.
   - Ха.
   - Восторг и ликование ты должен выбросить из себя.
   - Ха.
   - Встаньте, - раздался голос Денисова. - Идите по кругу вокруг свечи. Только не спеша.
   Дмитрий медленно ходил по кругу, затем снова садился на стул и выбрасывал из себя энергию.
   Какие-то удивительные мистические картины возникали в его голове, какие-то странные видения теснились в мозгу. Он чувствовал, как сознание отделяется от него, воспаряет куда-то высоко, освобождается от всего тяжелого и земного.
  
  ХХХ
   Субботу они решили посвятить покупкам. На семейном совете они установили очередность приобретений: сначала все купят для Вероники, потом - для Валентины и в заключении для Дмитрия. Правда Валентина попыталась оспорить этот порядок и поменять местами себя и мужа. Но Дмитрий по-рыцарски решительно воспротивился этой перестановке, настояв на том, чтобы все было так, как они наметили.
   Они поехали в центр, где и началось их изнурительное путешествие от одного магазина к другому. В самом процессе покупок Дмитрий участия почти не принимал, он стоял в стороне и наблюдал за своими домочадцами. Вероника и Валентина тщательно и долго выбирали товар, щупали, осматривали его со всех сторон, как когда-то осматривали рабов на невольничьем рынке, затем шли в примерочную после чего вешали вещь обратно. Затем переходили к другому прилавку, где с зеркальной точностью повторялся тот же ритуал. Он чувствовал гордость за то, что сумел устроить своим близким такой праздник. Он смотрел на счастливое лицо дочери, выражение которого так было непохоже на то угрюмое и мрачное, что навсегда врезалось ему в память в том мрачном подвале. Да и Валентина казалась совсем другой; делающее темными и тусклыми ее глаза отчаяние исчезло из них, и они светились ярким и довольным светом. Как скудно же они жили до сих пор, думал он, скудно не только в плане материальном, но главным образом им не хватало улыбок, маленьких радостей, человеческого тепла. Всего того, что приносит в жизнь радость и удовольствие. И стоит ли удивляться, что Вероника оказалась в грязных руках проповедницы, Валентина начинала плакать и причитать чуть ли не по любому поводу, а он постоянно находился в неладах с собой.
   К нему подбежала Вероника. показывая только что купленный костюм.
   - Смотри, папа, как красиво. Тебе нравится?
   - Очень нравится.
   - Мне бы хотелось надеть его прямо сейчас.
   - В чем проблема, иди в примерочную и переодевайся.
   - Можно? - просияла Вероника.
   - Почему же нельзя.
   Вероника помчалась в примерочную, Дмитрий и Валентина одновременно проводили ее взглядом, затем посмотрели друг на друга и улыбнулись.
   - Знаешь, Дима, я так счастлива, - сказала Валентина. - Ведь все могло обернуться по-другому. Ты понимаешь, о чем я говорю.
   Дмитрий понимал. Внезапно он подумал о Лене, и сразу что-то острое кольнуло грудь. Сегодняшний день еще более сближает его с семьей, а значит отдаляет от нее.
   Купив все, что хотели дочери, они отправились выбирать Валентине пальто. Он видел, как она смотрит на вещи - сначала на ценник, и только затем осматривает товар. Даже теперь она еще не может поверить, что их материальное положение существенно изменилось.
   Сам для себя Дмитрий купил все быстро: костюм, пару рубашек с галстуками и туфли.
   Отметить свои приобретения они решили в кафе-мороженое. Хотя цены там не просто кусались, а могли целиком загрызть, Дмитрий решил выдержать и это испытание. Дмитрий и Валентина съели по порции, Вероники за несколько мгновений расправились с двумя. Мать и дочь, словно две подружки болтали, не умолкая, он же наоборот, мрачнел все сильней. День, начавшись как праздник, вдруг обращался для него прямо противоположной стороной. Он понимал, что зашел в тупик, из которого нет выхода. Они даже не подозревают, что сегодня он окончательно и бесповоротно стал несчастным человеком. Он узник своей семье, пленник своих обязанностей и долга, каторжник своей нерешительности. И он ничего не в силах сделать, чтобы хоть что-то изменить.
  
   ХХХ
   Так почему-то укоренилось в их отношениях, что Лена редко звонила ему, обычно это делал он сам. И потому всякий раз когда это случалось, он ощущал особый прилив радости.
   Однако на это раз его радость почти мгновенно испарилась, так как ее голос звучал явно расстроено.
   - Что-нибудь случилось? - с тревогой спросил он.
   - Да, случилось. Мне хочется скорее тебя увидеть.
   - Хорошо, я еду.
   Дмитрий был занят тем, что писал срочную статью в номер. Но после звонка Лены ему было не до нее, хотя он знал, что если не сдаст ее вовремя, то не избежит неприятностей. Но сейчас ему было не до таких мелочей, судя по всему Лене требовалась срочная помощь.
   Вид у девушки был расстроенный, и по ее красным глазам он понял, что она плакала.
   - Расскажи мне, что произошло?
   - С мамой поссорилась.
   - Но у вас всегда было хорошее взаимопонимание, вы так свободно обсуждали любые темы.
   - Не все так просто. Понимаешь, она панически боится остаться одна, ей хочется постоянно чувствовать себя нужной мне. Она даже не дает мне ничего делать по дому, все выполняет сама. И все это для того, чтобы показать мне, я не смогу обойтись без нее. Ты правильно заметил, что я свободна в своих действиях, но при этом я не самостоятельна.
   - И как это проявляется?
   - Она ничего мне не дает делать так, как я хочу, в квартире все должно быть так, как желает она. Вчера я хотела сделать себе ужин, она же, увидев меня на кухне, подняла скандал. Сегодня утром мы уже не разговаривали.
   - Мне кажется, не стоит придавать этому эпизоду слишком большое внимание. Близкие люди потому и ссорятся, что находятся слишком близко друг к другу.
   - Но такие сцены повторяются все чаще и чаще. Я чувствую себя, дома, как в клетке.
   - Взрослым детям всегда трудно уживаться со своими родителями. Не случайно, что на Западе дети стараются уходить из отчего дома как можно раньше. А вы не пробовали разъехаться?
   - Я несколько раз пыталась, она вроде бы соглашалась, но затем все делала для того, чтобы ничего не получилось. Были неплохие предложения, пару раз она даже смотрела эти варианты, но затем придиралась к какому-нибудь пустяку - и все разрушалось. Она не только не желает менять квартиру, она вообще не желает ничего менять в жизни. Она даже не очень хочет, чтобы я вышла за муж, она предпочитает, чтобы я мучилась от одиночества, но оставалась с ней. Думаешь, почему она тебя так привечает? Потому что считает, что ты никогда на мне не женишься.
   - Но я ничего об этом не знал. Наоборот, мне казалось, что у тебя с матерью идеальные отношения. Я восхищался ими, у меня никогда не было так со своими родителями. Мне было трудно обсуждать с ними щекотливые темы. Но я даже не представляю, чем мне тебе помочь.
   Лена ничего не сказала, но он понял ее мысленный ответ.
   - Ничем ты мне помочь не можешь. Просто мне хотелось кому-то все это высказать. Ты же самый близкий мне человек.
   Дмитрий почувствовал, что растроган. То, что Лена ему так доверяла, шла за сочувствием к нему, как бы налагало на него дополнительные обязательства.
   - Может быть, все-таки есть смысл поговорить с ней, объяснить ситуацию. Твоя мать производит на меня впечатление разумного человека.
   - Я пыталась, но есть вещи, которые она просто не желает понимать. Она уклоняется от разговора, начинает говорить, что у нее болит сердце, голова, что у нее срочные дела.
   Из этой ситуации нет выхода. И главное он ничем не может ей помочь. Здесь полный тупик. Дмитрий крепко прижал девушку к себе и несколько раз страстно поцеловал.
   Чтобы как-то немного ее успокоить, он повел ее в "Макдональд". Сам Дмитрий ходить туда не любил, подаваемые там гамбургеры и чизбургеры просто не желали лезть ему в рот. Однако Лене тут нравилось и поэтому они периодически ходили в это ресторан. Затем он проводил ее до дома, долго целовал в подъезде, но к себе она его не пригласила, сказав, что не расположена заниматься любовью.
   Выходные он провел в семье. За эту неделю он довольно сильно выматался, и поэтому два свободных дня почти все время пролежал в кровати с книжкой. Почему-то он мало думал о Лене, хотя обычно его мысли были поглощены ею практически постоянно.
   За два дня ему удалось отдохнуть, и понедельник он встретил бодрым и энергичным. У него даже родилась идея поговорить с матерью Лены о сложившейся ситуации; ему казалось, что от разговора с ним ей не удастся уклониться. Конечно, беседа предстоит не из приятных, но иного способа как-то помочь Лене он не видит. Кроме того, у него созрел замысел одной статьи и ему не терпелось поскорее заняться сбором необходимой для нее информации.
   С таким лучезарным настроением, полным творческим и иных планов он и появился на работе. К нему подошел редактор отдела.
   - С тобой хочет поговорить главный редактор.
   - О чем?
   - Он тебе сам скажет. Иди прямо сейчас. Он сказал, чтобы ты зашел к нему сразу как придешь.
   К главному редактору Дмитрий относился с искреннем уважением. Известный журналист, прославившийся во времена гласности своими острыми полемическими статьями, которыми зачитывалась вся страна. Затем он организовал свое издание, ставшее популярным едва ли не с первого номера. Хотя Дмитрий по натуре и не был завистливым, к этому человеку он невольно испытывал зависть; он был накоротке со многими видными политическими деятелями, крупными бизнесменами, то и дело он получал приглашение из посольств на приемы, ездил за рубеж читать лекции. В сущности вся газета держалась исключительно на нем, и Дмитрий не сомневался, что если однажды это подпорка будет выдернута, то рухнет вся конструкция.
   Судя по виду редактора отдела разговор предстоял явно не из приятных. Хотя в последнее время дела у Дмитрия обстояли вроде бы хорошо, его материалы регулярно отмечались на летучках, как лучшие номера. И сейчас он безуспешно гадал, что явилось причиной этого вызова.
   Впрочем, главный редактор встретил его внешне спокойно. Он предложил Дмитрию сесть, затем несколько секунд задумчиво смотрел куда-то в сторону. Дмитрий же от нечего делать изучал его лицо в очках в строгой, но красивой оправе. Он думал о том, что он тоже мог бы сидеть на этом месте. По крайней мере в способностях он ему не слишком уступает. Однако сейчас он сидит не в кресле за массивным письменным столом, а на аскетическом неудобном стуле и со страхом ждет, что скажет ему хозяин этого большого кабинета и не сделает ли он его одним росчерком пера, к примеру, безработным.
   - Вот о чем я хотел бы с вами поговорить, - медленно, словно обдумывая каждое слово, проговорил главный редактор. - В последнее время меня, честно говоря, настораживают ваши публикации.
   - Не понимаю вас, по-моему, вполне обычные статьи.
   - Статьи действительно обычные, но вот некоторые тенденции, которые в них проглядывают, меня, мягко говоря, беспокоят. Когда я знакомлюсь с вашими материалами, то у меня возникает впечатление, что автор выражает интересы определенной группы людей и выступает против тех, кто являются их конкурентами. Когда у меня первый раз появилось такое ощущение, то я решил, что эта случайность. Но затем это повторилось снова и снова.
   "Я недооценивал его, - думал Дмитрий, - недооценил его политического чутья и осведомленности о том, что творится на политической кухни. Хотя нет сомнений, что рано или поздно моя работа на банк выплыла бы наружу. Нельзя писать все время тенденциозные статьи и надеяться, что все такие олухи и ничего не заметят. Я же предупреждал Лоева чем все это рано или поздно закончится, но они ничего не хотят слушать. Для них самое важное соблюсти свой интерес. А на мою репутацию им глубоко наплевать. Мне же теперь отдуваться".
   - Откровенно говоря, я не совсем понимаю, о чем идет речь, - пошел ва-банк Дмитрий. - О каких группировках вы говорите. Я свободный журналист, работаю в независимой газете и вправе высказывать свое мнение. У меня есть свои симпатии и антипатии, и в той ситуации, что складывается в стране, я просто не могу быть нейтральным.
   - Все это так, - уже немного нетерпеливо проговорил главный редактор, - однако я имею в виду другое. Вы откровенны тенденциозны, вы подбираете факты, которые отвечают вашему замыслу, и пренебрегаете теми, которые ему противоречат. Я не хочу вам задавать вопросы о том, в каких отношениях вы находитесь с той или иной финансовой группировкой. Да вы мне и не скажите. Но то, что вы в последнее время пишите, я не могу оставить без внимания. Вы знаете, что с самого начала наша газета твердо заявила о том, что мы находимся над схваткой, мы не на чьей стороне, мы лишь объективно освещаем события и даем им свой анализ. Может быть, поэтому у нас в редакции такая низкая зарплата, так как никто не желает нам бескорыстно помогать. Вы даже не представляете, сколько я получаю самых выгодных предложений, мы могли бы жить лучше многих коллективов. Но все требуют одного: изменить нашу позицию, встать на их сторону. Но пока я здесь главный редактор, мы будем продолжать нашу линию. Тех, кого не устраивают такие условия, я не держу, уволиться у нас можно за один день. Поэтому я не смогу опубликовать вашу последнюю статью.
   - Если вы так считаете, то, конечно, не публикуйте. Однако уверяю вас, я ни на кого не работаю. - Дмитрий понимал, что главный редактор не верит ему, но ничего иного придумать сейчас не мог. Однако в данный момент его больше заботило другое - последствия этого разговора.
   - Вы, Дмитрий Олегович, опытный журналист и мне не хотелось бы с вами расставаться. Однако должен вас предупредить, что если и в дальнейшем у меня будет укрепляться мнение, что для вас интересы какой-либо финансовой группировки дороже доброго имени газеты, то нам придется к моему глубокому сожалению расстаться. А мне бы этого, честно говоря, не хотелось.
   "Говоря языком разведчиков, я был на грани провала", - думал Дмитрий, выходя весь мокрый из кабинета главного редактора. Пожалуй, ему следует срочно связаться с Лоевым и рассказывать об этом разговоре. Но общаться с ним ему сейчас хотелось меньше всего.
   Дмитрий отдавал себе отчет, что кроме того, что поставлена под сомнение его репутация журналиста, он боится и того, что Лоев может теперь потерять к нему интерес, и он лишится банковских денег. А он уже привык ощущать себя обеспеченным человеком. Так что опасность грозит ему сразу с двух сторон.
   В отделе никого не было, и он нарушив инструкцию Лоева, - не звонить с работы все же позвонил ему. И сразу ощутил тревогу своего собеседника.
   - Вы можете немедленно ко мне приехать?
   - Могу. Я свободен.
   - Хорошо. Тогда высылаю за вами машину.
   Через полчаса Дмитрий уже сидел в кабинете Лоева.
   - Прошу вас, подробно опишите весь ваш разговор, - попросил он. Дмитрий, опуская некоторые особенно неприятные для него моменты,
   стал рассказывать.
   - Из ваших слов я могу заключить, что вы теперь не можете публиковать в вашей газете нужные нам материалы.
   - Я бы так не сказал, - осторожно проговорил Дмитрий. - Я думаю, что такая возможность существует, только нужно писать гораздо более тонко, чем мы это делали до сих пор.
   - Так тонко, что никто не поймет, о чем идет речь, - усмехнулся Лоев. - Как же нам теперь поступить, Дмитрий Олегович? У вас есть предложения?
   Дмитрий молчал.
   - Так что вы мне ничего так и не скажите.
   - Я должен подумать, это очень непростой вопрос.
   - Не волнуйтесь, - судя по всему, прочитал его тайные мысли Лоев - наше сотрудничество в любом случае не прервется. Мы более широко смотрим на вещи, чем некоторые думают о нас, и дорожим вашим замечательным пером. Запомните, банки ценят прежде всего интеллект. И это и есть наш главный капитал, а вовсе не деньги. У кого есть ум, у того рано или поздно обязательно будут и они. А дуракам сколько их не давай, они все равно их не удержат. Я подумаю, как нам вырулить из этого внезапно возникшего затора.
   Какие еще неприятности меня поджидают сегодня, думал Дмитрий. Он шел по улице и глубоко вдыхал в себя воздух словно пытаясь очистить свой организм от скопившихся в нем негативных эмоций и волнений. С некоторых пор ему стало казаться, что после долгого периода неудач и разочарований у него началась счастливая полоса. Знакомство с Леной, нежданный рост его благосостояния, рост его авторитета как журналиста - все произошло практически одновременно. Но сейчас у него было такое чувство, что совсем скоро ему придется расплачиваться за эти нежданные подарки судьбы. Потому что все, что он получил, он получил как бы украдкой, на полулегальном и полузаконном основании. Он не может вслух признаться никому, что любит женщину, он вынужден таить от всех то, что у него есть хороший дополнительный приработок. Такое ощущение, что он преступник, хотя на самом деле он всегда ненавидел ложь, всякого рода махинации и уловки и до последнего времени предпочитал получать меньше, но честно. Теперь же все изменилось для него и он вынужден все скрывать и таить. И надо быть уж совсем наивным, чтобы надеяться, что эта его двойная жизнь будет продолжаться долго и никак не скажется на нем. С самого начала он знал, что когда-нибудь наступит крах. Вот только думать об этом он предпочитал как можно меньше.
   Ему захотелось увидеть Лену, поделиться ей своей тревогой. Он позвонил ей из автомата, но ее телефон молчал. Продолжал молчать он и через час и через два. Это удивило его, в это время она обычно всегда находилась на работе.
   Дмитрий набрал ее домашний номер и сразу же услышал взволнованный голос Полины Васильевны.
   - Где Лена, я не могу ее найти?
   - Она здесь, с ней плохо.
   - Что случилось?
   - У нее гипертонический криз, ночью вдруг очень резко подскочило давление. Пришлось вызывать "Скорую".
   - Я бы хотел к вам приехать.
   - Приезжайте.
   Почему-то Дмитрий даже не удивился, что его предчувствие сбылось, все укладывалось в какую-то таинственную схему - малопонятную, но зато, как показывают события, вполне реальную. Но что с Леной, она никогда не жаловалась на давление. Наоборот, всегда чувствовала себя здоровой.
   - Ну как она? - спросил он Полину Васильевну, когда она открыла ему дверь.
   - Она очень слабая. От высокого давления у нее кружится голова. Дмитрий еще никогда не видел Лену такой бледной, ее лицо почти сливалось с белоснежной подушкой, на которой покоилась ее голова. Он взял ее за руку и ласково сжал бессильные пальцы.
   - Ты можешь говорить?
   - Конечно, - даже с некоторой обидой ответила она. - Мышонок еще не умер. Правда у него кружится голова, но это не очень влияет на его разговорные способности.
   - Тогда объясни, что случилось?
   - Если бы я знала сама. Вчера днем закружилась неожиданно голова, я думала, что скоро все пройдет, но самочувствие не улучшалось. Я поехала домой и не зная почему, но у меня вдруг возникла мысль измерить давление. Оно оказалось 220 на 140. Я чуть в обморок не упала от изумления.
   - Но ведь это очень высокое давление.
   - От такого давления некоторые умирают. Мама вызвала скорую, приехал врач. Он был не совсем трезвый, но к счастью все же кое-что соображал и вколол мне укол пауперина. Но мне это не очень помогло, конечно, немного стало легче, но все равно чувствую я себя плохо. Вот собственно и все.
   - Как все!? Но ведь надо что-то срочно делать.
   - Не волнуйся, все будет нормально.
   - Что нормально! Ты вызывала участкового врача?
   - Вызывала. Она была час назад. Осмотрела и ощупала меня с ног до головы. Но почему возник гипертонический криз так и не поняла. Сказала, что надо пройти весь курс обследования. Выписала кучу направлений.
   - Так надо же проходить.
   - Надо, но мне сейчас трудно куда-либо идти. Может быть, завтра станет легче, тогда я пойду.
   - Позвони мне завтра перед тем, как выйти. Я буду тебя сопровождать.
   - Спасибо, но мне поможет мама. Нет смысла отрывать тебя от работы.
   - Это все не имеет значения, сейчас главное - это твое здоровье. И все-таки, у тебя есть какие-нибудь предположения, почему это случилось?
   Лена задумалась.
   - Знаешь, у меня есть какие-то неясные ощущения, почему это произошло. Но я должна их проверить. - Лена вдруг слабо улыбнулась и неожиданно положила руку на его член. - Думала, что мы сегодня с тобой потрахаемся. Теперь придется надолго отложить это мероприятие.
   - Что делать, буду терпеть.
   - Знаешь, Дима, ты меня извини, но я устала. Поэтому прошу тебя - поезжай. Я постараюсь сейчас уснуть.
   Дмитрий вышел на улицу. Он чувствовал себя как-то обескуражено. В этом внезапно налетевшем, словно ураган, недуге заключалась какая-то тайна. Еще день назад человек был совершенно здоров, радовался жизни - и вдруг у него резко, как мячик, без видимых причин подскакивает давление. Значит, скорее всего Лена права, есть какие-то глубинные основания, приведшие к заболеванию. Но огорчало его и другое - теперь он судя по всему будет надолго лишен плотских радостей. Конечно, в такие минуты стыдно сожалеть об этом, но есть ли смысл обманывать себя, если мысль об утерянных возможностях его преследует постоянно. Такова уж природа человеческая, а потому вряд ли стоит ее стыдиться.
   На следующий день он позвонил Лене со слабой надеждой, что болезнь словно море после прилива отступила, и она здорова. Но она ответила, что чувствует себя все так же и собирается с мамой на обследование.
   - Мне хочется к тебе приехать.
   - Хорошо, только не сегодня. Я слабая и быстро устаю. Только не обижайся. Я хочу тебя видеть, но у меня действительно нет сил.
   - О чем ты говоришь, пока ты болеешь, мы живем совсем в другом режиме.
   - Знаешь, приезжай завтра вечером.
   Когда на следующий день Дмитрий вошел в комнату Лены, то увидел, что выглядит она не чуть не лучше, если не хуже, чем в первый раз. Лицо осунулось, без привычной косметике оно даже показалось ему другим, каким-то полузнакомым, лишенным прежней привлекательности. Невольно он вздохнул про себя, сожалея об ее временно утраченном облике.
   - Садись рядом со мной на кровать и дай мне руку, - сказала Лена, слегка отодвигаясь. - Я плохо выгляжу?
   - Для здорового человека - плохо, для больного - хорошо, - сделал попытку пошутить Дмитрий. - Как ты?
   - Пока не очень. Хотя пью таблетки тоннами. Кстати, дай мне манометр, я измерю давление.
   Лена вполне профессионально, даже без помощи Дмитрия обмотала руку манжеткой и стала с помощью груши накачивать воздух в прибор. Затем она слегка открутила краник, и воздух с легким свистом потек наружу.
   - Ловко это у тебя получается, - сказал Дмитрий.
   - Я же медик, перед тем как поступить на журфак я окончила медучилище и даже год проработала в больнице медсестрой.
   Это был для него неизвестный факт ее биографии, и ему почему-то не понравилось это обстоятельство. Столько времени они уже вместе, а он даже не знал об этом. Интересно, чего неизвестно ему еще.
   - Как давление?
   - Все тоже, не снижается. Почему-то особенно высокое нижнее давление.
   - А у тебя так и не появились предположения, почему это с тобой случилось?
   - Я думала об этом. Мне кажется, что моя болезнь связана с моим внутренним состоянием. Помнишь, перед кризом я сильно нервничала, мы повздорили с мамой.
   - Ты считаешь, что здесь есть прямая связь?
   - Трудно сказать, но это внутреннее ощущение. Знаешь, у меня было предчувствие, что нечто такое может случиться.
   - Почему? - изумился Дмитрий.
   - Если человек все время испытывает стрессы от неудовлетворенности своей жизни, то это не проходит бесследно.
   - Знаешь, если нужны консультации частных врачей или какие-нибудь дорогие лекарства, то я все оплачу.
   - Я знаю, спасибо, но пока не надо.
   - Но почему, тебе же известно, что у меня есть деньги. И вообще, ты могла бы немного отдохнуть и не работать. Я возьму тебя на иждивение.
   - Я никогда на это не соглашусь. Я бы тогда целиком зависела от тебя. А я хочу быть свободной. Я же понимаю, ты бы поставил мне разные условия, не согласился, чтобы я с кем-то еще встречалась кроме тебя. И уж не дай бог с кем-то переспала. ты бы закатил вселенский скандал. Скажи честно, все так бы и было?
   - Не исключено, - горестно вздохнул Дмитрий. - Мне было бы очень трудно разрешить тебе с кем-то встречаться еще. Не говоря уж о другом варианте.
   - Вот поэтому если и пойду к тебе в крепостную зависимость, то только через загс.
   Дмитрий промолчал, Лена же с иронией посмотрела на него.
   - Всякий раз, когда я упоминаю это замечательное учреждение, ты словно проглатываешь аршин.
   Потянулись унылые, окрашенные в серо-белые тона дни болезни. Лена чувствовала себя то хуже, то лучше, давление словно девочка через веревку скакало то вниз, то вверх, но упорно не желало стабилизироваться. Она уже прошла через все пытки анализами, обследованиями, процедурами, но в чем причина ее заболевания никто определить пока не мог. Дмитрий ездил к ней через день, по дороге загружаясь соками и фруктами. Он наблюдал за ней в этом новом ее положении и признавался себе, что ведет она себя очень мужественно. Он даже не совсем понимал, откуда она черпает столько сил, особенно если учитывать, что вопреки всем прогнозам улучшение не наступало. Его же этот затянувшийся недуг приводил во все большее раздражение; постоянная тревога за ее здоровье мешало ему чувствовать себя комфортно. Кроме того, его одолевало неутоленное желание, эротические виденья, словно гарпии, преследовали его даже во сне.
   Ему позвонил Лоев. Обычно спокойный, немного ироничный его голос на этот раз звучал взволнованно.
   - Дмитрий Олегович, очень прошу вас, приезжайте немедленно. Дело не терпит отлагательств. Машина за вами уже в пути.
   Когда Дмитрий вошел в кабинет Лоева, тот с порога встретил его словами:
   - Через час в аэропорту приземляется самолет из Нью-Йорка с президентом нашего банка. Мы только что получили информацию, что против него готовится провокация. У нас не было времени приглашать многих журналистов, поэтому вам придется одному выступать от имени всей российской прессы.
   Кортеж из пяти машин на предельной скорости несся в направлении Шереметьево. В центре его находился джип с бронированными стеклами. Сам Дмитрий сидел зажатым, словно орех между щипцами, между двумя мощными телохранителями в замыкающим процессию огромном импортном лимузине.
   Едва они вошли в здание аэропорта, объявили о прибытии рейса из Нью-Йорка.
   Президента банка "Форпост" Дмитрий видел только на фотографиях и на экране телевизоров. Но он сразу же его узнал - худощавого подтянутого мужчину средних лет с красивым породистым лицом. В руках он держал не менее породистый чем он сам аташе-кейс.
   К нему тут же подскочили несколько охранников и взяли в плотное кольцо.
   Кортеж снова мчался по шоссе. Сперва Дмитрий предполагал, что они возвращаются в офис банка, но вскоре заметил, что машины свернули на другую дорогу и стали удаляться от города. Хотя Москва находилась совсем рядом, асфальтовая лента здесь почему-то была почти пустой.
   Внезапно раздались громкие и повелительные сигналы клаксонов, и их стала нагонять другая колонна машин. Скоро они поравнялись и пошли почти вплотную друг к другу, словно лошади на ипподроме, ноздря к ноздре. Банковский кортеж попытался оторваться от преследователей, но судя по всему их машины и их шоферы были ни чуть не хуже и легко восстановили утраченное равновесие. Дмитрий видел, что люди, сидящие в автомобилях, вооружены автоматами. Один из них высунулся в окно и угрожающе помахал им, то ли призывая остановиться, то ли демонстрируя, чем он располагает. Дмитрию стало не по себе, все, что сейчас происходило, совсем не напоминало игру, в любой момент могла начаться стрельба, тем более что находящиеся рядом с ним телохранители тоже достали пистолеты. При этом все происходило в абсолютном молчании, только на переднем сиденье один из охранников переговаривался с другими машинами по рации.
   Внезапно они выскочили на развилку: одна дорогу пошла направо, где находился пост ГАИ, другая - налево. Оба кортежа разъехались, свернув каждый на свое шоссе.
   Минут через десять они въехали в небольшой поселок, отсеченный от остального мира высоким забором и дежурившими у въезда охранниками. По обе стороны дороги стояли аккуратные двухэтажные коттеджи больше похожие не на привычные дома, а на небольшие замки. Но больше всего что поразило Дмитрия, так это невероятная чистота на улице, пока они ехали он не заметил ни одного брошенного окурка, ни одного валяющегося листка бумаги. У него возникло ощущение, что тротуары тут подметаются через каждые полчаса.
   Кортеж остановился возле одного из таких замков очень оригинальной архитектуры. От стоящих по соседству домов он отличался большей соразмерностью всех форм. Тот, кто строил и тот, кто заказывал этот коттедж, явно обладали хорошим вкусом, отметил про себя Дмитрий.
   Вместе со всеми он вошел в дом. К некоторому его удивлению и даже разочарованию он не обнаружил внутри поражающей воображение роскоши; не было ни мраморных лестниц, ни фонтанов, где привольно бы резвились золотые рыбки. Все было обставлено достаточно просто, хотя и с большим вкусом; он шел не по дорогому персидскому ковру, а по обыкновенному правда очень красивому паласу.
   Откуда-то вынырнул Лоев, он не был в кортеже, который встречал президента банка, по-видимому, он приехал сюда раньше других.
   - Немного отдохните, отойдите от этой сумасшедшей гонки. Сейчас вам принесут кофе, пирожки, бутерброды, а потом поднимитесь на второй этаж в кабинет к президенту. Он хочет с вами поговорить, - сказал Лоев Дмитрию.
   Вместе с телохранителями Дмитрий жевал бутерброды и запивал их кофе и слушал, о чем говорят эти молодые сильные парни. А хотел бы он жить в таком доме, надежно защищенный со всех сторон плотным кольцом из живой плоти охранников? Хотел бы иметь столько денег, сколько имеет этот Гущин? Нет, не хотел бы, ответил он сам себе. Вернее, это для него не главное, по большому счету ему все равно где проживать - в скромной квартире или в этом роскошном особняке. Главное - чувствовать себя счастливым, главное для него - это находиться рядом с Леной, видеть ее каждый день, целовать, обнимать. По большому счету больше ему ничего не надо, а весь этот антураж не в состоянии ничего для него изменить. Может быть, раньше он бы и клюнул словно глупая рыбешка на эту яркую приманку, даже может быть стал бы исходить слюной, печалиться о своей несчастной судьбинушке, обрекшей его на нищету и лишения. Но теперь он понял другое; без любви все становится ненужным, лишним, ничего не приносит радости. И несчастны те, кто надеются, что материальные блага словно на подносе принесут им счастье и спокойствие в их души, на самом же деле роскошь, богатство - это не что иное как наркотики, дающее лишь временное забвение и которые рано или поздно разрушают человека. Можно быть бедным и чувствовать себя богатым и быть богатым и ощущать себя бедным. Он же хочет только одного: сохранить себя для того, чтобы любить Лену.
   Вновь откуда-то неожиданно, словно Мефистофель, вынырнул Лоев.
   - Виктор Эдуардович, вас ждет, - сказал он Дмитрию.
   Кабинет Гущина был раза в полтора больше, чем вся квартира Дмитрия. Но и здесь обстановка для столь роскошного дома показалась ему довольно аскетичной: большой и очень красивый письменный стол, несколько кожаных кресел, на стенах висели полотна, некоторые из них судя по манере письма были очень старинными. Дмитрий не сомневался, что все эти картины - подлинники.
   Гущин вышел изо стола и пожал Дмитрию руку.
   - Садитесь и если курите, курите, - сказал он.
   - Спасибо, я не курю.
   - Я прошу вас извинить, мне надо срочно просмотреть одну бумагу. Мне ее только что принесли. Это относится к нашему разговору с вами.
   Пока Гущин изучал документ, Дмитрий получил беспрепятственную возможность рассмотреть знаменитого президента банка "Форпост". Он знал, что многие журналисты мечтали бы оказаться на его месте и вот так как он сейчас один на один поговорить с этим человеком в черепной коробке которого запрятаны многие секреты российского бизнеса и российской политики, побывать в этом кабинете, являющимся по многочисленным слухам одним из тех таинственных помещений, где вершатся дела, от которых в немалой степени зависит судьба страны. И вот он сидит здесь и собирается вести с этой таинственной и легендарной личностью беседу.
   - Начнем, - неожиданно сказал Гущин, отбрасывая от себя бумагу. - Как вам наше сегодняшнее приключение? Не было страшновато?
   - Немного было, - признался Дмитрий. - Но кто были эти люди?
   - Одна из наших славных спецслужб. Это далеко не первая провокация с их стороны против нас.
   - Но в чем причина таких их действий?
   - Борьба за власть, за влияние, столкновение разных группировок. Тут много чего сошлось. Дмитрий Олегович, я давно хотел с вами переговорить, но все никак не получалось. Хотя статьи ваши не пропускаю. Их мне даже в Нью-Йорк регулярно факсом пересылают. Мне очень нравится, как вы пишите. Поэтому я прошу вас об одолжении. Вы сами сегодня видели, что творят наши замечательные спецслужбы. Вместо того, чтобы бороться с реальными врагами, защищать честные банки от криминальных элементов они сами устраивают дешевые провокации. Причем, с каждым днем они становятся все наглее. Мы не можем ждать, когда нас зарежут, как жертвенных баранов. Поверьте, мы долго терпели, предпринимали шаги, чтобы решить вопрос миром. Какой ответ мы получаем на протянутую нами оливковую ветвь, вы теперь знаете. Поэтому нужен серьезный ответный удар. Не буду от вас скрывать: одно частное сыскное агентство по нашей просьбе провело расследование кое-каких обстоятельств и выявило интересные факты. Речь идет об одной торговой сделки, которую патронировал шеф этой секретной службы; по нашей информации деньги от нее так и не вернулись в Россию, а осели в одном из иностранных банков. У нас есть копии рекомендательных писем, направленных этим человеком высшим должностным лицам страны, где он прямым текстом просит оказать содействие в проведении этой коммерческой операции. Нужна очень сильная статья, настоящая бомба. Причем, вам придется выступить так сказать с открытым забралом, поставить свою подпись. По тому, что произошло сегодня, мы понимаем, что вы идете на определенный риск. Конечно, мы вам заплатим, но деньги не могут все компенсировать. Поэтому по вашему желанию мы можем принять меры, дабы увеличить вашу безопасность. Можем отправить вас за границу или в любое другое место, которое вы укажете.
   - Я согласен написать эту статью. Что касается мер безопасности, спасибо за ваше предложение, но я сейчас никак не могу покинуть Москву.
   - Я почему-то был уверен, что вы согласитесь с моим предложением поработать над этой темой.
   - Но вам не кажется, что борьба начинает приобретать чересчур непримиримый характер?
   - Таковы условия игры, - пожал плечами Гущин. - Не мы их формируем, мы только защищаемся. В этой стране власть всегда боролась против тех, кто способен делать дело. А никто так ожесточенно не сражается за свои права, как всякие бездельники. Они понимают, что если победим мы, то не позволим им оставаться на своих местах, заставим их что-то делать. А этого они как раз и не умеют. Так что нам еще предстоит пережить много раундов борьбы, и я на надеюсь, что вы будете с нами. Нам очень нужны такие головы, как у вас.
   Дмитрий знал за собой одно качество: он очень был податлив на комплименты. И сейчас он почувствовал, как его расположение к Гущину как минимум, утроилось.
   - Но вы не боитесь, что эта бессмысленная схватка поглотит и вас и их?
   - Почему же не боюсь, боюсь. Но мы уже вовлечены в это, как вы выразились, бессмысленное противостояние. Только я не считаю его бессмысленным, его нам навязали, и мы будем делать все, чтобы победить. Конечно, оставаясь в рамках закона, ибо мы законопослушные граждане. Знаете, я придерживаюсь мнения, что в жизни нет ничего бессмысленного, она такая, какая есть. И если даже что-то кажется нелепым и абсурдным, но это существует в реальности, мешает нормальному движению вперед, значит это надо либо преодолеть, либо устранить, либо, - усмехнулся Гущин, - мне, как банкиру, представляется самым предпочтительным вариантом - купить. Многие терпят поражение потому, что не хотят пачкать руки, связываться, считают это ниже своего достоинства. А я вот так не думаю, если требуют интересы дела, не надо быть чистоплюем ни в чем. Вы согласны со мной?
   - Откровенно говоря, мне кажется, что такая тактика ведет только к одному: эта борьба приобретает вид дурной бесконечности, она переходит словно кровная месть от одного поколения к другому. И конца этому не видно.
   - Знаете, я как ни странно с вами во всем согласен. Но я в отличии от вас не живу в категориях вечности, я живу сегодняшним днем. Ну может быть, еще завтрашним. Я занят тем, что решаю проблемы, которые подсовывает мне каждый очередной день. И поверьте мне, их выше крыши. В мире существует четкое разделение, одним предназначено одно, другим - другое. Кто хочет думать о бесконечном - пожалуйста. Меня, говоря откровенно, это не увлекает.
   Гущин замолчал, явно ожидая реплику Дмитрия.
   - Я думаю, что каждый из нас по-своему прав, просто мы решаем разные задачи. Вернее одну задачу, но на разных ее уровнях.
   - Вот с этим я согласен и это между прочим замечательно! Так что давайте решать каждый на своей орбите, но одну общую задачу.
   - Я согласен, но мне все же кажется, что кто-то должен первым разорвать этот порочный круг. Сила рождает только силу, а если отказаться от ответных адекватных ходов, попробовать начать процесс примирения, то это и противную сторону невольно заставит делать шаги в том же направлении. И конечный результат в этом случае для вас окажется более благоприятным.
   Он видел, что его слова заставили задуматься Гущина, и у Дмитрия даже затеплилась надежда, что банкир откажется от намерения публиковать эту разгромную статью.
   - Нет, - решительно произнес Гущин, - даже если вы и правы по существу, то это не тот случай. Я знаю психологию этих людей, они усмотрят в нашей сдержанности лишь проявление нашей слабости. Мы не выиграем, мы крупно проиграем. Ставки очень высоки. Поэтому будем писать статью и принимать другие меры. Мне было очень приятно с вами поговорить. Надеюсь это не последняя наша беседа.
   Мы все обречены, тоскливо думал Дмитрий, покидая кабинет Гущина. Весь мир настроен на бесконечную борьбу. И он против своей воли все сильнее вовлекается в нее. И это как раз в тот период, когда он наконец узнал, что такое любовь, в тот момент, когда ему хочется всех любить, а не враждовать и ненавидеть. Эта таинственная служба безопасности ничего не сделала ему плохого, почему он должен ей за что-то мстить, писать на нее в виде статей доносы. Он вновь подошел к проблеме выбора и вновь оказался к ней не готов.
   Домой его отвозил иностранный лимузин, который по-кошачьи мягко подпрыгивал на своих импортных рессорах, после очередной встречи с отечественными колдобинами. Неожиданно Дмитрий почувствовал, что сегодняшние события его сильно утомили, и он всю дорогу дремал.
   Дома его ждали Валентина и Вероника. Дмитрий поведал им о своих приключениях, жена не то восторженно, не то встревожено заохала, глаза же дочери засветились азартным блеском, и она смотрела на отца чуть ли не как на героя. Под влиянием этого взгляда он даже немного стал гордиться собой и у него почти пропал страх, возникающий от того, что ему придется работать над столь взрывоопасной статьей. В конце концов, он собирается писать правду и только правду, опираясь на документы.
   Зазвонил телефон. Валентина подняла трубку.
   - Тебя, - сказала она.
   Он подошел к аппарату и сразу же узнал голос Полины Васильевны. Еще ни разу она не звонила ему не то что домой, но даже на работу. Значит, что-то случилось.
   - Сегодня утром у Леночки произошел очередной криз. Она в ужасном состоянии. Если можете, приезжайте прямо сейчас.
   - Я приеду.
   Дмитрий поспешно бросил трубку на рычаг, как будто она обжигала ему пальцы.
   - Что-нибудь случилось, у тебя совершенно изменилось лицо? - спросила Валентина.
   " Я должен взять себя в руки, - подумал он, - и немедленно что-то придумать". Но в голове стоял лишь один странный неразборчивый гул.
   - Ничего не случилось, просто все это уже надоедает. Они смотрят на меня, как на крепостного. Звонила секретарша Лоева. Опять просят немедленно приехать, какое-то очередное срочное дело.
   - Но ты хотя бы чай попей.
   Но Дмитрий уже шел к двери, натягивая на ходу пальто.
   В квартире Лены его встретил плотный и стойкий запах лекарств. Полина Васильевна провела его в свою комнату.
   - Все было вроде нормально. Встала, поела, шутила, собиралась идти в поликлинику. А потом вдруг я слышу ее крик: "Мама, мне плохо". Я вбежала в ее комнату и едва успела подхватить. Вызвали "Скорую" врач измерил давление, оно было опять очень высоким. А когда они уехали, она стала плакать и причитать, что скоро умрет.
   - А что сейчас?
   - Вроде бы немного успокоилась, может быть, даже заснула. Я туда даже боюсь входить. Как увидит меня, опять плачет. Идите к ней, может быть, вам удастся на нее повлиять. Я вам признаюсь, мне страшно.
   Дмитрий не без опасения приоткрыл дверь в комнату Лены и увидел, что она не спит. Их взгляды соединились, и он впервые заметил, что в ее глазах мерцают огоньки испуга. Он сел на кровать рядом с ней.
   - Дима, мой Димочка, я не понимаю, что со мной. И никто не понимает. - Ее голова уткнулась в его грудь. - Врачи обследуют меня уже три
   недели и ничего не могут установить. Я сегодня впервые подумала, что
   скоро умру.
   - Ну что ты говоришь ерунду, ничего ты не умрешь. А врачи не в состоянии определить, что с тобой потому что у нас такая медицина. Ты же как бывший медработник, знаешь это лучше меня.
   - Понимаешь, в этой болезни есть что-то странное, загадочное. У меня иногда возникает ощущение, что это не то мне посланное за что-то наказание, не то предупреждение о чем-то. Но разгадать эту загадку я не в состоянии.
   Дмитрий крепко прижал к себе девушку. Он не знал, чем утешить ее, какие слова сказать ей. Ощущение собственного бессилия унижало и угнетало, ему же очень хотелось стать спасителем Лены. Но кроме денег ничего иного он не был в состоянии предложить. Но в данном случае и от них было мало пользы.
   Внезапно он подумал о том, что может быть Лена не так уж сильно ошибается в своих предчувствиях, и смерть в самом деле бродит где-то поблизости от этой комнаты, ожидая той минуты, когда можно будет открыть в нее дверь.
   - У меня к тебе одна просьба, Дима, не оставляй меня одну. Я хочу, чтобы ты сегодня ночевал здесь, со мной. Когда ты рядом, мне не так страшно.
   - Но ты же знаешь...- начал было он.
   - Если ты меня любишь, как ты мне много раз говорил, то останешься.
   - Хорошо, - покорно согласился он.
   - А сейчас попроси, чтобы тебя мама покормила. Я есть не могу, у меня кружится голова. Может быть, я засну.
   Пока Полина Васильевна кормила его обедом на кухне, он думал о том, какую же версию предложить Валентине. Не было такого случая, чтобы он не приходил домой ночевать. А потому любое объяснение неизбежно вызовет у нее подозрения. Смущала его и Полина Васильевна; хотя она и прекрасно была осведомлена об их отношениях, но еще никогда он не оставался у них на ночь.
   - Вы знаете, Лена попросила меня остаться ночевать, - сообщил он.
   - Конечно, оставайтесь. Ей так будет спокойнее. Да и я буду чувствовать себя уверенней. А как быть с вашей семьей, они не будут волноваться?
   Впервые за все время их знакомства Полина Васильевна упомянула о существовании его семьи.
   - Я их постараюсь успокоить.
   Но он все никак не мог придумать правдоподобного объяснения для жены. У него даже возникло ощущение, что кто-то сознательно блокировал его мозг и не давал появляться в нем никаким полезным мыслям. В конце концов после долгих мучений он решил: он позвонит Валентине и будет говорить то, что придет в голову. А там будь что будет, для него сейчас самое важное - это здоровье Лены.
   Он подошел к телефону и стал набирать номер, даже не представляя, что скажет Валентине. Но едва он услышал ее голос, то неожиданно для себя начал говорить, что находится на даче, которую снимает банк, и работает над статьей о сегодняшнем происшествии, и он должен написать ее к утру. Его снабдили очень важными материалами, которые нельзя никуда выносить. По ее тону он чувствовал, что она не совсем ему верит, она стала спрашивать, где расположена эта дача? Он ответил, что не знает, так как его привезли на машине. Валентина не успокаивалась и стала расспрашивать дальше, и Дмитрий почувствовал глухое раздражение: что это за вечное пристрастие к ненужным деталям. Что он должен сейчас ей описывать дом, как он обставлен, участок, и даже то, чем его тут собираются кормить. Неужели нет других более важных тем. Извини, но мне некогда больше разговаривать, едва сдерживаясь произнес он, и положил трубку. Утром, по дороге домой, он придумает массу дополнительных и самых красочных подробностей, которых с избытком хватит для того, чтобы удовлетворить неуемное любопытство Валентины. Сейчас же его ждут совсем иные заботы.
   Полина Васильевна, покормив его, ушла из кухни и плотно закрыла дверь своей комнаты, в другой комнате спала Лена, и Дмитрий почувствовал себя в этой чужой квартире неприкаянным. Он не знал, что ему делать, чем заняться, сейчас здесь он не был никому нужен, но он не мог и уйти. Осталось только сесть рядом с кроватью Лены и смотреть на нее. Он даже пожалел, что не захватил с собой полученные от Гущина документы; он мог бы тогда в почти в полном соответствии с тем, что сказал Валентине, заняться написанием статьи.
   Лена продолжала спать, он склонился над ней и стал ее рассматривать. А действительно ли он ее так страстно любит, не преувеличивает ли он все, что с ним творится? Может быть, это лишь кратковременное ослепление, нечто сродни буйному помешательству или действительно глубокое как море, чувство? Он даже не знает, как проверить себя. Иногда ему кажется, что он не может без нее жить, а иногда у него возникает ощущение, что ничего кроме зова плоти он к ней не испытывает. Беда в том, что он внутри себя, словно ртуть, невероятно текуч, все меняется в нем чуть ли не ежеминутно и под влиянием подчас самых настоящих пустяков. А он нередко даже не успевает фиксировать, что с ним происходит в тот или иной момент. Прав Денисов, он, Дмитрий, совершенно не имеет представлений о собственном я, он сам для себя черная лошадка, которая скачет неизвестно зачем и куда. Но как в таком случае ему жить, на какие силы своей личности опираться, из чего выбирать? Иногда ему кажется, что перетягивает канат семья, иногда - Лена. Борьба долга с любовью - битва, которую ведет человечество на протяжении вот уже многих столетий.
   Не просыпаясь, Лена повернулась на бок, и на кровати образовалось свободное пространство. Быстро сняв с себя одежду, он прилег рядом. Под теплым одеялом он почувствовал себя очень хорошо и уютно и понял, как он устал за последние часы...
   Когда Дмитрий проснулся, в комнате уже стемнело. Он посмотрел на Лену и увидел, что она смотрит на него.
   - Я, кажется, заснул, - сказал он. - Как ты себя чувствуешь?
   - Лучше. Но я по-прежнему очень слабая.
   - Может быть, стоит померить давление?
   - Я и так знаю, что оно высокое. Дима, мне страшно. У меня такое чувство, что я не выберусь из этой болезни. Что мне делать, я ничего не могу придумать. А я ведь даже не родила ребенка. После меня ничего не останется. Абсолютно ничего.
   - Ну что ты себя хоронишь раньше времени. Надо подумать о том, какие еще есть возможности для твоего лечения.
   - Это бесполезно, меня уже обследовали с ног до головы. Взяли все анализы, какие можно, сделали все процедуры. Сердце в порядке, почки в порядке, легкие в порядке, кровь в норме. А я болею.
   - И все же я не вижу причин для отчаяния. Ты еще совсем молодая, у тебя еще огромный запас здоровья. И ребенок у тебя будет. Если ты примешь об этом решение, то можешь родить его от меня. А я буду тебе помогать всем, чем смогу.
   Из-за темноты он плохо видел ее лицо и поэтому не мог определить, какое впечатление произвело на нее его предложение. Он уже давно думал об этом, если это случится, то они окажутся связанными друг с другом навсегда. А это ему хочется больше всего, одна мысль, что он может потерять Лену, приводит его в дрожь. Правда, сегодня говорить об этом он не собирался, он хотел дождаться ее выздоровления. Но она сама впервые за все время их знакомства заговорила о ребенке. И теперь заветные слова им были сказаны. Оставалось ждать, какие они принесут последствия.
   - Ты действительно собираешься мне помочь в этом вопросе?
   - Да. Все зависит от тебя. Свою часть работы я готов выполнить честно.
   - Но ты понимаешь, какую взваливаешь на себя ношу. У тебя будет две настоящих семьи. Не то, что сейчас: пришел ко мне, потрахался и ушел. Ты не выдержишь такую постоянную жизнь на два фронта. Зачем это тебе?
   - Я не знаю, просто я чувствую, что логика событий все время толкает меня в спину к этому решению. Почему-то мне кажется, что у нас будет необыкновенный ребенок. Кто знает, может быть наша встреча и была запланирована высшими силами как раз для того, чтобы мы создали его.
   - Если заводить ребенка с мыслью о том, что он будет непременно гениальным, то тогда лучше вообще его не рожать. Можно быть уверенным заранее, что мы испортим ему жизнь.
   - Ты, конечно, права, ничего не надо планировать наперед. Что получится, то и получится. Главное, чтобы появился бы новый человек, а будет ли он гениальным, талантливым - это не суть важно. Самое важное, чтобы он был бы доволен своей жизнью и дал бы начало новым жизням. И все же я иногда невольно думаю о том, в чем заключается божественный замысел нашей встречи. Ведь не случайно же она произошла, была же какая-то цель.
   - Тебе захотелось с кем-нибудь еще потрахаться, кроме своей жены
   - вот и вся цель.
   - Конечно, хотелось, я и не скрываю. Но не только, это лишь побудительный мотив, первый толчок. Но есть гораздо более глубокий пласт. Меня всегда сильно мучила проблема отчужденности между людьми. И может быть, главная беда моего брака и заключается в том, что мы так и не сумели ее преодолеть. А сексуальная неудовлетворенность - это лишь внешнее проявление внутренней отрешенности друг от друга. Когда люди духовно далеки, и секс между ними становится скучным и неинтересным, как плохой фильм. Они лишь исполняют обряд, нечто вроде свадебных танцев у птиц. На самом же деле секс - это общение, только другим языком. Подобно музыке, ведь с ее помощью тоже можно разговаривать и даже иногда лучше, чем привычным способом. И когда я тебя встретил, то подумал, что ты может быть как раз тот человек, с которым мне удастся преодолеть этот барьер.
   - Это была твоей первой мыслью, когда ты узрел мой прекрасный образ?
   - Скорей всего нет, мои первые мысли о тебе тебя были более плотоядными. Но подсознательно я все время имел это в виду. Ты не права, когда сводишь все мое поведение только к сексуальным порывам. Если это было бы так, то я просто пошел бы к проституткам. Удовлетворился, расплатился - и никаких проблем. Когда же я встретился с тобой, то я все время пытался понять, что ты за человек, сможем ли мы стать по-настоящему близкими друг друга. Мною чуть ли не с первых минут нашего знакомство постоянно владело желание исповедоваться перед тобой, раскрыть тебе свою душу. Я вдруг ясно тогда понял, что очень устал ее скрывать от всех. И очень радовался, когда находил подтверждение, что у нас есть шанс преодолеть отчуждение и стать по настоящими родными людьми.
   - И как ты считаешь, мы стали?
   - Знаешь, я часто задаю себе этот вопрос. Иногда мне кажется, что мы по-настоящему сроднились, но иногда у меня возникает ощущение, что между нами какая-то пропасть. Особенно я это чувствую тогда, когда у нас происходят размолвки. И даже не из-за них самих - ссоры могут возникать между самыми близкими людьми, Все дело в том, что я слышу в наших голосах непримиримость и неистовство. Как будто каждый из нас подсознательно только и ждет повода, чтобы вцепиться в другого. Знаешь, что я недавно понял. Когда встречаются два человека и между ними завязываются какие-то отношения, то каждый воспринимает другого либо как врага, либо как друга. Обычно это происходит на глубоком подсознательном уровне и большинство людей даже не догадываются о такой связи. Причем, два друга могут оказаться на подсознательном уровне врагами или один из них будет воспринимать другого как врага, а другой как друг. А два человека, которые находятся внешне постоянно во враждебных отношениях, на самом деле подсознательно являются друзьями. Все удивляются, почему они не прекращают вражду? А все дело в том, что на самом деле они дружат, просто их дружба приняла такой характер. А так как они подсознательно являются друзьями, то они и не могут расстаться. Что касается нас, то мне кажется, что я по отношению к тебе являюсь другом, а ты - моим врагом. Поэтому между нами периодически и происходит такая нестыковка. Что ты думаешь об этом?
   - Мне кажется, что в твоей теории есть доля правды. Но мне сейчас трудно размышлять о том, кто является другом, а кто врагом. Я думаю о том, что будет со мной. Пока я буду знать, что ты чужой муж, я не смогу видеть в тебе до конца близкого мне человека.
   - Ты не права, дело вовсе не в тех юридических формах, которыми опутывают себя люди. Это сейчас тебе кажется, что если мы поженимся, то наши отношения изменятся. Я уверяю, что ничего такого не случится и если сейчас мы отчуждены, то же самое будет и когда мы превратимся в супругов. Потому что отчужденность связана с нашими душами, а для них брачные свидетельства ничего не значат. Они вообще плюют на все документы, в тех сферах, где они обитают, никакие бумажки даже с гербовыми печатями не котируются. И в браке и вне брака люди остаются теми же. Потому-то и столько разводов, столько несчастливых семей. Многим кажется, что женитьба способна разрешить их проблемы, хотя на самом деле женитьба и превращается в основную проблему. А истинные проблемы запрятаны внутри их самих.
   - У меня, конечно, нет твоего семейного опыта, но даже несмотря на это мне все равно, что ты говоришь. Твои слова для меня ничего не меняют. Отчуждена я от тебя или не отчуждена, но я все равно остаюсь одна, а ты уходишь к чужой тебе жене. Не думай, что я не понимаю важность того, о чем ты говоришь. Но для тебя все это теоретические выкладки, твоя жизнь определена. А я каждый день как между небом и землей и не знаю, куда поставит ногу, где присесть, где прилечь. И вообще, ты не искренен. Если ты на самом деле так хочешь преодолеть отчуждение, как ты все время об этом мне твердишь, то давно ушел бы от жены. Еще до встречи со мной, просто бы ушел в никуда. И дочь бы тебя не остановила, потому что она хорошо видит, какие у тебя с Валентиной подлинные отношения. Ты мне сам объяснял, почему она угодила в секту. И все же ты не уходишь, потому что тебе выгодна такая ситуация, она тебе удобна. Она позволяет тебе быть как бы независимым от семьи, жить так, как тебе хочется, быть рядом со мной. И при этом ты не связываешь себя никакими обязательствами, так как твоя семья как бы освобождает тебя от того, чтобы принимать по отношению кол мне какие-либо кардинальные решения. На самом деле у тебя просто идеальная позиция и ты будешь за нее держаться зубами. Что, кстати, все время и делаешь. И при этом ты еще можешь без конца разглагольствовать о своей израненной душе и требовать от всех утешения. Все дело в том, что по характеру ты мазохист и тебе нравится, подобно Пьеро, быть постоянно несчастным. А отними у тебя такую возможность, ты сразу же почувствуешь себя не у дел. Ты играешь в свое несчастье, как ребенок с игрушкой, и подсознательно боишься, что однажды проснешься - окажешься счастливым. Но тогда ты просто не будешь знать, что тебе делать и кем себя ощущать.
   "Она по большому счету права. - Эта мысль была такой холодной и четкой, что Дмитрий даже поежился. - Я действительно мечтаю преодолеть отчуждение, но при этом предпринимаю все, чтобы оно сохранялось, как неприкосновенный запас моей жизни. Такое ощущение, что это и есть фундамент моей личности, на котором я все и строю. И я действительно мазохист, подсознательно мне кажется, что страдания придают мне какой-то ореол, дополнительную значимость."
   - Наверное, это так, прежде чем преодолевать отчуждение от других надо преодолеть отчуждение от самого себя. Но, как ни странно, это оказывается самым трудным делом.
   - Извини меня, Дима, но я устала разговаривать на такие темы. Для меня сейчас они совершенно не актуальны.
   - Хорошо, давай обнимемся и полежим молча. Между прочим, тоже один из способов преодолеть отчуждение.
   Дмитрий обнял девушку, Лена положила голову ему на грудь. Почему-то ему захотелось узнать, сколько сейчас времени; по его подсчетам не меньше 2-3 часов ночи. Внезапно воображение перенесло его в свою квартиру, и он удивительно ясно, словно на экране, увидел спящих Валентину и Веронику. И ему вдруг стало тяжело, он почувствовал себя совершенно одиноким, по сути дела он тоже, как и Лена, витает между небом и землей, его нет по-настоящему ни в одной из двух семей. Он застрял где-то посередке между ними и никак не может выбраться из этого затора. Он терпит поражение, он любит Лену, но эта любовь ничего не в состоянии изменить ни в его, ни в ее жизни. А раз так, то получается, что она подобно высохшему семени бесплодна. Тогда какой же во всем этом смысл?
   Он посмотрел на вновь заснувшую Лену и подумал, что сейчас бессмысленно думать об этом. Он должен сделать все, чтобы вызволить ее из сетей болезни. И если у него это получится, то по крайней мере хоть в этом его любовь даст свой росток. И прав Денисов, утверждая, что в мире нет ничего бессмысленного за исключением одного: думать о том, что все бессмысленно.
  
   ХХХ
   Дмитрий закончил читать переданные ему Гущиным документы и взволнованно заходил по комнате. Никаких сомнений у него не было, публикация этих материалов вызовет сенсацию. Речь шла о злоупотреблении своим положением, которые допускали руководители секретной службы безопасности, о покровительстве некоторым фирмам при проведение теми незаконных коммерческих операциях. Он даже потер руки от удовольствия, представляя, какую статью можно написать, используя лежащее на его столе богатства. Конечно, таким образом он ввязывается в весьма большую и опасную игру с совершенно непредвиденными последствиями; вряд ли те, кого он собирается разоблачать, будут спокойно реагировать на его разоблачения. А то, что эти люди решительные, он уже успел убедиться там на шоссе. И вряд ли банк со всеми своими возможностями сумеет его надежно укрыть; если эти ребята очень захотят, они отыщут его и на самых отдаленных и экзотических островах. Да и из Москвы он просто не может сейчас исчезнуть ни при каких обстоятельствах; пока Лена не выздоровит, он должен находиться рядом с ней. Кроме того, в последнее время Вероника совершенно неожиданно потянулась к нему, и он не имеет права перекрывать этот внезапно забивший из души дочери тоненький ручеек привязанности. Значит, надо садиться и писать и не думать ни о каких возможных последствиях; когда придет время расплаты, тогда он и будет решать, что ему делать.
   Когда через три часа он поставил последнюю точку и перечитал набранный им на компьютере текст, то остался доволен своим произведением: если даже это его последняя песня, то можно смело утверждать, что она получилась лебединой. Теперь осталось узнать, какую встречу окажут его песнопению в редакции.
   Он заранее предвкушал свой триумф, почти не сомневаясь, что ради его статьи будет изменен весь очередной номер. Но когда главный редактор стал читать его материал, то у Дмитрия возникло опасение, что он может испугаться публиковать эту бомбу.
   - Откуда у вас эти документы? - спросил главный редактор.
   Ответ на этот вопрос был ему подсказан предусмотрительным Лоевым.
   - Я получил их от одного знакомого, который работает в контрразведке. Я обещал ему, что никому не назову его имя. Он сказал мне, что они ничего не могут сделать с этими документами, так как там наверху все блокируется. Поэтому они и решили устроить утечку информации, чтобы хоть как-то повлиять на события.
   Он видел, что главный редактор явно размышляет о возможных последствиях публикации статьи Дмитрия, и почувствовал, что не знает, хочет ли он, чтобы она появилась на свет или нет. Слишком большой риск, а сейчас для него риск явно нежелателен.
   - Хорошо, - вдруг сказал главный редактор, - пойдет в завтрашний номер. - Его глаза, словно два маленьких фонарика внезапно заблестели под стеклами очков. - Вы понимаете, что завтра в стране разразится грандиозный скандал.
   - Понимаю.
   - Вы вдвойне молодец, добыли замечательные факты и очень хорошо написали. Мне приятно, что в нашей газете работает такой сотрудник.
   "Только ради этой похвалы все же стоит пойти на риск, - думал Дмитрий. - Как у журналиста, у меня сегодня звездный час".
   Как всегда в таких случаях ему захотелось немедленно поделиться своими успехами с Леной. Правда, ей сейчас не до его журналистских удач. И все же он не вытерпел и позвонил. Полина Васильевна сказала ему, что ей немного лучше, и она даже решила самостоятельно добраться до поликлиники.
   На следующий день события стали развиваться так, как и должны были развиваться. Проснувшись, он сразу же включил телевизор и уже через несколько минут в обзоре новостей комментатор выдал в эфир длинную цитату из его статьи, попутно назвав фамилию ее автора.
   - Все телефоны надрываются, ищут только тебя, - сказал ему редактор отдела, когда Дмитрий появился в редакции. - Несколько иностранных журналистов мечтают только об одном - как можно скорее взять у тебя интервью.
   Предвидя подобный оборот событий, они с Лоевым обсуждали вопрос, как следует ему вести себя после того, как на него обрушится вал известности. И пришли к выводу, что Дмитрию не стоит афишировать себя, беседовать с журналистами, выступать по телевидению; лучше всего на несколько дней исчезнуть из всеобщего поля зрения, где-нибудь отсидеться до тех пор, пока вызванная статьей буча немного поутихнет. И тогда можно будет нанести еще один удар; материалами же для него Лоев обещал обеспечить.
   Редактору отдела он сказал, что несколько дней хочет провести дома, а всем, кто будет его домогаться, говорить, что местонахождение его неизвестно.
   Он вышел на улицу. День был солнечный и морозный, а яркое, хотя еще и холодное солнце предвещало скорую весну. Давно Дмитрию не дышалось так легко и свободно, у него еще не остыла утренняя эйфория, и эта эйфория рождала оптимизм. Все будет хорошо, Лена скоро выздоровит и те противоречия, которые существует между ними, развеются сами собой словно дым на сильном ветру. Как это произойдет, он еще точно не знает, но у него есть ощущение, что они справятся со всеми своими разногласиями и еще долго будут вместе.
   Внезапно дорогу ему перекрыли двое крепких парней.
   - Дмитрий Незнамов? - спросил один из них.
   - Да.
   - Просим вас сесть с нами в машину.
   Дмитрий попытался сделать шаг в сторону, чтобы обойти их, но внезапно почувствовал, как сильные руки обхватили его с двух сторон и почти понесли к стоящему на обочине автомобилю. Едва его туда запихнули, как машина тут же сорвалась с места и стремительно понеслась по дороге.
   Путь их длился недолго, минут двадцать. Машина затормозила возле какого-то дома, те же самые руки, что внесли его в автомобиль, вынесли его из салона, а затем доставили во внутрь особняка. Дмитрий оказался в небольшой комнате, где стояли несколько обшарпанных стульев и письменный стол. Решеток на окнах не было, и Дмитрий с облегчением подумал, что это по крайней мере не тюрьма. Он был немного напуган, и в тоже время ему было любопытно, что же последует за всем этим дальше. Несмотря на откровенное похищение, у него пока не возникло ощущение, что ему грозит непосредственная опасность.
   В комнату вошел средних лет мужчина в цивильном костюме. Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем он занял место за столом.
   - Присаживайтесь, Дмитрий Олегович, и извините нас за то, что мы вас пригласили к нам в гости таким вот необычным способом. Но у нас было подозрение, что если бы мы это сделали традиционным образом, то вы бы скорее всего сюда не пришли. А ваши поиски могли бы надолго затянуться.
   На столе у мужчины лежала газета с его статьей, которая была сплошь испещрена карандашными пометками. Он заметил взгляд Дмитрия и улыбнулся.
   - Да, это ваша статья. Как видите, мы внимательно ознакомились с нею. Могу сделать вам комплимент, мне она понравилась, вы хорошо пишите. Поздравляю. Знаете, я по образованию филолог и понимаю толк в хорошем русском языке. А сейчас очень мало журналистов, которые умеют писать литературно. Вы же владеете им, как у нас говорят, на высоком профессиональном уровне.
   - Спасибо, - поблагодарил Дмитрий.
   - Не за что. Я лишь отдал дань вашим способностям. Хотелось бы только уточнить несколько деталей. Вы не возражаете?
   - А я могу здесь возражать? - осмелился поиронизировать Дмитрий.
   - Никто не отнимал у вас этого право. Хочу вас сразу успокоить, вы не арестованы. И все же окажите мне любезность, скажите, кто передал вам эти материалы?
   - Вы ставите меня в затруднительное положение. Я обещал этому человеку ни при каких обстоятельствах не называть его имя. И кроме того, существует закон о печати, согласно ему я не обязан сообщать о том, где раздобыл информацию или документы. Это моя профессиональная тайна.
   - Когда людям выгодно, они вспоминают о законе, в других же ситуациях они о нем почему-то забывают, - усмехнулся мужчина. - Впрочем, ваша информация для нас не столь важна, мы можем вам сами рассказать, когда и при каких обстоятельствах вам были переданы эти документы. Мне было важно знать ваше поведение в этой ситуации. Что ж, я рад за вас, что вы соблюдаете корпоративную солидарность, не предаете того, на кого работаете. Это делает вам честь, Дмитрий Олегович. Хочу только вам сказать, что о вашей плодотворной деятельности на блага банка "Форпост" нам известно достаточно. Поймите только меня правильно, я вас не сколько не осуждаю, при вашем образе жизни вы весьма нуждаетесь в средствах. Содержать любовницу даже для богатых людей накладно, а что уж тут говорить о скромно получающем журналисте.
   Дмитрий почувствовал, как его лицо становится пунцовым. "Кажется, они знают обо мне все, - подумал он. - Теперь же по закону жанра должна последовать моя вербовка".
   - Я не собираюсь дискутировать с вами о том, насколько верны изложенные вами в статье факты. Хотя могу сказать, что некоторые документы, на основе которых вы строите свои версии, поддельные. Кроме того, ряд сделанных вами предположений с профессиональной точки зрения не выдерживают критики. Мы можем обратиться в суд и, уверяю вас, легко выиграем процесс. Вас ждут большие неприятности, в том числе денежные. Я тут прикинул, иск к вам вполне тянет на миллионов пятьсот. Из каких доходов вы будете их выплачивать? Вы думали об этом? Или надеетесь, что за вас заплатит банк. Уверяю вас, он это не сделает, зачем ему подставляться. Но могу успокоить вас, по ряду соображений мы не станем возбуждать делать, мы найдем другие формы, как нейтрализовать вашу публикацию. Хотя сами понимаете, полностью это сделать не удастся. Что касается вас, то хотел бы дать только один совет: будьте осмотрительнее при выборе тех, с кем сотрудничаете. Неужели вы не поняли, что вас просто используют, и как только вы начнете гореть, то гореть вам приодеться в полном одиночестве. Не надейтесь, что кто-нибудь придет к вам на помощь. Г-н Гущин, прося вас об этой услуги, передал вам папочку с документами. Мы тоже хотим вам подарить кое-какие любопытные бумаги. Конечно, это копии, но слово офицера все они сделаны с подлинников. Надеюсь, что когда вы их прочтете, то сумеете сделать для себя кое-какие полезные выводы. - Мужчина протянул Дмитрию папку. - В отличии от ваших друзей-банкиров мы не просим писать вас статью после того, как вы познакомитесь с ее содержимым. Это уже дело вашей чести и совести. Еще раз простите за то, что пришлось вас пригласить сюда таким вот необычным способом. В качестве компенсации мы вас доставим туда, куда вы пожелаете.
   - Домой, - ответил обескуражено Дмитрий.
  
   ХХХ
   Папку он отложил в сторону, решив, что ознакомится с ее содержимом попозже. Он даже поймал себя на том, что боится притрагиваться к ней, словно это была раскаленная сковородка или пробирка с опасными бактериями. Он чувствовал растерянность от того, что произошло; все случилось столь внезапно и стремительно, что он еще до конца не может понять, как следует ему отнестись к этому событию. Он даже боялся долго размышлять о нем, выводы, которые сами собой возникали в его голове, смущали и пугали своими последствиями.
   Нервное возбуждение не проходило, хотя у него было много работы, заниматься он ею просто не мог. Он решительно набрал номер телефона Лены. Впервые за последние дни ее голос звучал более уверенно.
   - Тебе лучше? - спросил он.
   - Да, мне немного лучше. Я нашла человека, который меня вылечит. Через полтора часа он был у нее в квартире. Выглядела она действительно несколько иначе, чем в последний раз; она улыбалась ему и, по-видимому, не думала больше о смерти.
   - Расскажи мне, что все-таки произошло. Кто этот маг, кто вылечит тебя?
   - У меня есть двоюродная сестра, которая немного увлекается сенсорикой, нетрадиционной медициной и другими подобными вещами. Она даже ходит на какие-то там курсы. Так вот, преподаватель, который ведет у них занятия, активно занимается целительством. И она попросила ее помочь мне. Вчера мы созвонились, и я сразу же отправилась к ней. Я просидела у нее шесть часов.
   - И что же вы делали такую уйму времени?
   - В основном разговаривали.
   - О чем?
   - Обо всем. Она меня расспрашивала о моей жизни.
   - А о наших отношениях вы тоже разговаривали?
   - Конечно, я ей все рассказала.
   - А что конкретно?
   - Я сказала, что у меня есть любовник, который на несколько лет старше меня. Он меня очень любит, и я к нему хорошо отношусь. У него жена и дочь, поэтому он не хочет на мне жениться. Я показала ей твою фотографию и попросила сказать, чем завершатся наши отношения.
   - Интересно послушать пророчество, - насмешливо сказал он. На самом же деле он почувствовал сильное волнение, так как у него сразу же появились плохие предчувствия, что эта женщина сыграет в его жизни плохую роль.
   - Она сказала, что у меня все будет нормально, я выйду за муж, рожу ребенка. Но не за тебя. Ты же действительно меня любишь, но я для тебя подобно красивой игрушке для ребенка. Ты мною тешишься, с помощью меня решаешь свои проблемы. И мы скоро расстанемся.
   Дмитрия охватила враждебность к этой незнакомой ему женщине.
   - И ты в это веришь?
   - Верю. Я и сама так чувствую.
   - Больше ничего она о наших отношениях не говорила?
   - Кажется, больше ничего интересного. Мы в основном обсуждали мою болезнь.
   - И что же она тебе сказала?
   - По ее мнению мое высокое давление имеет печеночный характер. А причина моего недуга - в моей личной неустроенности. Она считает, что я слишком глубоко ввела внутрь себя свои переживания, они как бы стали еще одним дополнительным органом моего организма - и он не выдержал этой нагрузки. Она говорит, что из-за того, что я слишком сильно ушла в собственные проблемы, у меня как бы прервался обмен с космической энергией, она перестала меня подпитывать и я как бы жила только на собственных аккумуляторах. И космическая энергия, наслав на меня болезнь, напомнила мне тем самым о необходимости вернуться к ней. Затем она меня стала учить медитации. Знаешь после визита к ней у меня такое ощущение, что я родилась во второй раз. А перед самым расставанием она сказала, что поможет мне добраться до дома. Я как-то не обратила внимания на ее слова, но когда я подошла к остановке, автобус уже отходил, у него уже даже были закрыты двери. Но он их отворил и я села. Тоже случилось на станции в метро, посадка уже закончилась, но вагон стоял до тех пор, пока я не вскочила в него.
   - Но это могут быть совпадения.
   - Но и сегодня продолжались чудеса. Я ездила и на автобусе и на трамвае несколько раз и ни разу их не ждала.
   - Ты веришь во все это?
   - Верю. Я никогда не сомневалась в существовании связи человека с космосом. Просто до сих пор я не ощущала ее на себе. А теперь ощущаю.
   Он видел, насколько увлечена она тем новым, что вошло в ее жизнь. Но определить хорошо ли это или плохо он пока не мог. Но безотчетная тревога разрасталась в нем словно раковые клетки.
   - Да знаешь, Дима, она научила меня многим полезным вещам: как регулировать свое состояние, я даже сумела локализовать приступ. По-
   том научила тому, как можно быстро успокоить человека, если он рассержен. Надо посмотреть ему в переносицу, где расположен третий глаз и мысленно послать в это место лучик света. Я проверила это на маме, вчера мы опять немного повздорили - и получилось. Представляешь, она успокоилась.
   - А мою переносицу ты не станешь бомбардировать лучами?
   - Если ты выйдешь из себя, то почему бы и нет. Я тебе рекомендую тоже овладеть этим приемом. Тогда тебе удастся легче решать многие твои проблемы и у тебя наладится нормальная семейная жизнь. И я тебе стану не нужной.
   - Дело не в моей семейной жизни. Ты давно стала для меня необходима сама по себе в не зависимости от того, как складываются мои отношения с другими людьми.
   Дмитрий ехал домой, а тревога все не утихала, наоборот, она все прочнее захватывала его. Он кожей ощущал, что в Лене произошел какой-то перелом, скорей всего она и сама пока не совсем понимала, в чем его суть, но перед ним был уже в чем-то другой человек. Это была уже не его Лена, вернее его и уже не совсем его, она уходила в какой-то иной мир, куда для него не было дороги. И как проложить туда путь он не знал.
   Дома, он сам не зная почему, решил заглянуть в папку, обладателем которой он стал при столь необычных обстоятельствах. К некоторому его удивлению там было не так уж много документов. Однако все вместе они рисовали довольно мрачную картину. Речь зла о различного рода незаконных операциях банка "Форпост". Набор был стандартный: незаконный перевод валюты за границу, сокрытие части прибыли от налогообложения, связь с мафиозными группами, контакты руководства банка с различными политическими деятелями, начиная от коммунистов и кончая фашистов...
   Пожалуй, для одного дня это уж слишком. Эти ребята из службы безопасности нашли просто иезуитский способ отомстить ему за статью, открыв ему истинное лицо тех, на кого он работает. Они понимали, что таким образом ставят его перед мучительным выбором: продолжать сотрудничество с банком или вновь свалиться в топь нищеты. И это как раз в тот момент, когда один визит Лены к целительнице обходится невероятно дорого. Да и его семья уже привыкла жить немного иначе и им будет крайне трудно вернуться в прежнее скудное состояние. Но дальше продолжать свои деловые контакты с "Форпостом", зная все эти факты, для него тоже неприемлемо. Не может же он быть соучастником преступлений. И в тоже время ему сейчас как никогда нужны деньги, от них во многом зависит здоровье любимого им человека, связь с космосом - штука весьма недешевая. Что же ему делать в таком случае? Остается одно: взвесить все на весах, на одну их сторону положить все за на другую - все против - и принять решение. А оно может быть сейчас практически одним: пока Лена не выздоровит, все будет продолжаться, как и прежде. Ну а после того, как болезнь отступит, он сделает свой окончательный выбор.
   Этот компромиссный вариант несколько облегчил его состояние, хотя он и понимал, что мир, который сейчас установился внутри него, еще более хрупкий, чем самое тонкое стекло.
   Зазвонил телефон, Дмитрий поднял трубку и узнал голос Лоева, который просил его приехать в банк.
   - Прочел вашу статью, - сказал Лоев, когда Дмитрий занял место напротив него в кресле. - Шум получается первоклассный. Государственная Дума готовит запрос по поводу изложенных вами фактов. Мы очень вам благодарны, Дмитрий Олегович, за вашу работу. Примите от нас в связи с этим отдельное вознаграждение. - Он протянул Дмитрию конверт.
   Дмитрий положил его в карман, и у него вдруг возникло сильное искушение рассказать Лоеву о той папочке, что лежит сейчас у него дома на столе. Было бы интересно понаблюдать за его реакцией, послушать его объяснения по поводу тех фактов, что там столь старательно собраны. А почему бы ему это на самом деле не сделать. Не сейчас, а в тот день, когда он прекратит с ними сотрудничество. Вряд ли он услышит от них правду, но, по крайней мере, пусть знают, что он совсем не тот глупый мальчишка, которого можно сколько угодно водить за нос.
   - А теперь у нас к вам еще одна просьба. Есть такая фирма "Московские зори"...
   Дмитрий с каким-то тоскливым чувством слушал Лоева. Неужели им никогда не надоедает эта бесконечная военная компания, невольно возникает ощущение, что весь мир - их враг. Нельзя же столько сил тратить на борьбу с конкурентами, ему даже иногда кажется, что ни на что другое их просто не останется. Интересно, отдавая столько времени борьбе за благополучие банка "Форпост", может ли Лоев что-то чувствовать еще: например, кого-нибудь любить так, как он, Дмитрий, любит Лену? А Есть ли у Лоева жена, дети, возлюбленная, друзья? Или только одни противники? Но как он не понимает, что всех их все равно не победить, это как головы дракону, срубишь одну и тут же на ее месте появляется другая. И не правда, что конкуренция - двигатель прогресса, может быть, для экономики - она и благо, но человека она отбрасывает назад в какие-то первобытные времена, когда главным аргументом при любом споре являлась дубина, она превращает его в машину, направленную на достижение единственной цели, - уничтожение соперников. И внезапно Дмитрий понял, что без большого сожаления расстанется с банком и с его деньгами; еще несколько месяцев такой жизни и он тоже втянется в электрическую цепь этих бесконечных противоборств, словно вампир и дня не сможет прожить без того, чтобы не выпить хотя бы каплю чьей-то крови. Хорошо, что он вовремя получил эти документы, они открыли ему глаза не на "Форпост", а на самого себя.
   - Вы поняли, в чем суть дела, Дмитрий Олегович, - словно из далека донесся до него голос Лоева. - Мне показалось, что вы не очень внимательно меня слушали.
   - Нет, я все понял.
   - Тогда ждем с нетерпением ваш очередной шедевр.
   Едва выйдя на улицу, Дмитрий вскрыл конверт. Чего у них не отнимешь, так это то, что они умеют оплачивать труд тех, кто им нужен и полезен. Не то, что в газете, где он работает. Как бы то ни было теперь, у него хватит средств, чтобы обеспечить лечение Лены. А ничего важнее этого для него сейчас не существует
   Лечение у целительницы проходило успешно. Он видел, как крепла Лена день ото дня, давление, хотя и медленно, словно нехотя, ползло вниз. Однажды они даже немного позанимались любовью; за период вынужденного воздержания он так соскучился по ее телу, что готов был целый день не слезать с кровати, и ей даже пришлось прогнать его с постели, напомнив ему о том, что она все еще болеет.
   - Знаешь, - сказала она ему однажды, - я сегодня показала ей твою фотографию. И она рассказала о тебе кое-что интересное.
   - Что же именно?
   - По ее мнению у тебя демонический характер, в тебе постоянно происходит борьба двух противоположных начал. Пока в основном побеждает добро, но при определенных обстоятельствах ты можешь быть очень злым. Она сказала, что по большому счету тебе даже все равно, какое из двух чувств испытывать: любовь или ненависть, для тебя самое важное, чтобы оно захватывало тебя полностью. Она подтвердила мое мнение, что ты по природе своей мазохист, тебе доставляет тайное удовольствие собственные страдания.
   - Откровенно говоря, что-то не замечал, чтобы я испытывал большую радость от самоистязаний.
   - То, что ты этого не замечаешь, это еще не означает, что этого не существует. И еще она сказала, что мне лучше не затягивать с тобой отношения, в противном случае они мне принесут много тяжелых минут.
   Дмитрий уже не в первый раз ощутил враждебность к этому незнакомому ему человеку.
   - Твоя Сивилла не прорицательница, а просто выдумщица, говорит то, что приходит ей в голову. Неужели ты всерьез считаешь, что я могу причинить тебе неприятности?
   - А почему бы и нет. Ты действительно меня иногда пугаешь своим неистовством. По-моему ты ни в чем не знаешь меры. И когда я думаю, что если однажды твоя любовь сменится ненавистью, то мне заранее становится страшно.
   Здоровье Лены улучшалось с каждым днем, но с некоторых пор Дмитрий стал испытывать по этому поводу какие-то разнородные чувства. Что-то неумолимо новое вторгалось в их отношения, и это новое отнюдь не приводило его в восторг. Лена почти постоянно пребывала в каком-то возбужденном состоянии, но это возбуждение никак не было связано с ним. У него было такое ощущение, что она находится в каком-то непрерывном ожидании чего-то такого, что перевернет ее жизнь. Иногда он даже жалел, что она встретилась с этой женщиной и благодаря нее пошла на поправку. По крайней мере когда она болела, то принадлежала ему, надеялась на его помощь. Но чем больше сил к ней прибывает, тем приобретает она большую самостоятельность и тем самым удаляется от него. Эти мысли, естественно, не вызывали у него восторга, получалось, что он не рад выздоровлению Лены. Но объективно он понимал, что так оно и есть. И с этим ничего нельзя было поделать, как с приходом зимы или наступлением старости.
   Лена вышла на работу, но к его удивлению они стали видеться реже, чем до ее болезни. Впрочем, если быть честным, удивлялся он этому не слишком сильно, у него было предчувствие, что так и случится. Откуда оно возникло, определить он точно не мог, оно поднялось к нему из глубин подсознания и уже не покидало его.
   Так получилось, что они не виделись больше недели. Дмитрий был очень занят, заболел редактор отдела, и исполнять его обязанности поручили ему. Вольная жизнь, к которой он привык, сразу же кончилась, целыми днями пришлось проводить в редакции: сидеть на ежедневных летучках, планировать свои полосы, вычитывать материалы, отвечать на бесчисленные звонки. Ко всем этим делам добавилось еще и то, что Валентине нездоровилось и ему пришлось взять на себя часть домашних забот. Правда по телефону они с Леной разговаривали часто, но как-то бегло и поверхностно; она все время куда-то торопилась, и он лишь успевал спросить о том, как она себя чувствует. Он внимательно вслушивался в интонации ее голоса, пытаясь по ним определить, что происходит.
   Выздоровел редактор отдела, и Дмитрий сдал ему свои полномочия. Сделал он это не без сожаления, этого короткого срока ему оказалось достаточным для того, чтобы втянуться в новую работу. Ему понравился этот свой новый образ человека, который в немалой степени определяет, как будет выглядеть очередной номер. Он ощутил, как быстро поднялась его значимость, как изменилось обращение к нему людей, как много стало завесить от того, что он сделает и даже что он скажет. Понравилась ему и обретенная власть над газетной полосой; он подбирал для нее материалы в зависимости от своего вкуса, пытаясь представить на узком листе бумаги полную панораму событий и мнений. Несколько раз это удавалось ему сделать настолько удачно, что он даже удосуживался получать благодарность от шефа.
   И все же он был рад, что возвращается к прежнему состоянию, так как он уже буквально не находил места, скучая по Лене. Ее образ являлся к нему даже в сновидениях, но эта отделившаяся от нее зыбкая оболочка приносила ему не радость, а навевала все новую и новую тревогу. Она словно диктатор подчиняла своей власти его все сильней и сильней, подобно шлейфу следовала за ним, куда бы он ни шел, чтобы ни делал.
   Дмитрий набирал номер Лены и видел, как подрагивают от волнения его пальцы.
   - Это я, - радостно объявил он ей. - Наконец-то сдал бразды правления отделом. Теперь я снова свободен как птица и готов к любому полету. Ты не представляешь, как я по тебе соскучился. Когда мы с тобой увидимся? Я бы хотел прямо сейчас.
   - Послушай, Дима, нам не стоит встречаться.
   - Почему? Что случилось? - Он почувствовал, как мгновенно, словно кровь из раны, растекся по его лбу холодный пот. - Мне кажется я имею все-таки право знать, что произошло?
   - У меня появился другой человек.
   - Другой человек. - Дмитрий едва не выронил из рук трубку.
   - Да, другой человек, ты не ослышался.
   - Лена, я хочу поговорить с тобой прямо сейчас, я не могу ждать.
   - Ну, хорошо, приезжай.
   Всю дорогу он ехал как в тумане. В голове что-то шумело, перед глазами мелькали какие-то картины, сменялись краски, но он почти ничего не понимал, и не замечал из того, что происходило вокруг. Он едва не проехал свою станцию, а когда в последнее мгновение выскочил из вагона, то несколько секунд не мог понять, где он находится и что он должен делать дальше.
   Он позвонил к ней как обычно из бюро пропусков. В ожидании, когда она спустится, он стоял, прислонившись к стене, стараясь собрать разбегающиеся во все стороны мысли. Наконец он увидел ее; она шла к нему
   своей легкой походкой с такой знакомой ему улыбкой на губах. Это была
   его Лена, такая родная и близкая. И он вдруг с надеждой подумал: все,
   что она сказала ему по телефону, - это шутка.
   Они вышли на улицу в теплый майский день, где ветер мягко шуршал молодой листвой.
   Ему было страшно задавать свои вопросы, они уже несколько минут шли молча, а он все тянул и тянул время. Но молчать дальше было просто бессмысленно.
   - Так кто же у тебя появился?
   Она пожала плечами.
   - Мы с ним вместе работаем.
   - Но раньше же у вас ничего не было.
   - Не было, но две недели назад появилось. Если тебя интересуют детали, могу рассказать: все произошло очень банально, мы сидели рядом на дне рождении одного нашего сотрудника и впервые по-настоящему разговорились. Мне он очень понравился и я ему, кажется, тоже.
   - Кто он, ты мне можешь сказать?
   - Его зовут Виктор Неклесов и он на семь лет младше меня.
   Дмитрий почувствовал небольшое облегчение; последнее обстоятельство давало надежду на то, что это либо несерьезное увлечение либо временное.
   - И как развиваются ваши отношения?
   - Что тебя интересует?
   - Все!
   - Если ты хочешь знать о наших сексуальных контактах, то у нас уже было все, кроме главного. Но и это не за горами, мы обо всем договорились.
   Внезапно он ощутил ненависть к ней, ему захотелось вцепиться в ее горло и задушить. Он знал в себе эти стремительно налетающие на него словно ураган вспышки гнева. Чтобы сдержать себя, он засунул руки в карманы.
   - А что будет с нами?
   - Ничего, Дима, не будет, наши отношения закончились.
   - Но почему, это же безумие, - закричал он, не обращая внимание на удивленные взгляды прохожих. - Я могу понять, что ты немного от меня устала, захотела какого-то разнообразия. Но ты же понимаешь, что
   все это мимолетно, скоро пройдет, а мы с тобою останемся.
   - Почему ты решил за меня, что это скоро пройдет. Мы собираемся пожениться.
   - Пожениться?! Но он же младше тебя.
   - И что. Таких браков тоже немало.
   - Нет, это просто какая-то чушь, несколько раз поговорила с человеком - и под венец. Неужели можно серьезно надеяться, что из этого что-то получится.
   - Может быть, получится, может быть - нет, я не знаю. И никто не знает. А вот с тобой у нас точно ничего не получится. Я давно решила: тот, кто мне предложит замужество, за того я и выйду. Он мне это предложил. А я тебе много раз говорила, что я создана для семьи, а не для таких отношений, как у нас с тобой.
   - А если бы тебе сделал предложение какой-нибудь алкоголик, ты тоже бы согласилась?
   - Не утрируй, это тебе не поможет. Я выхожу за него замуж потому что он мне нравится. Наши же отношения завершились. Не думай, Дима, что мне легко расстаться с тобой, я к тебе тоже привязана. Но пойми, все дни, что я была с тобой, были отравлены для меня тем, что я не видела во всем этом никакой перспективы. И даже если бы у меня никого не было, я бы рано или поздно все равно ушла от тебя, я устала, мне это надоело. Ты же с первой минуты знал, что все это так или иначе закончится. Вот и пришел конец. Чему ты тут удивляешься?
   - Все это время я старался не думать о конце. Месяц шел за месяцем и мне казалось, что наши отношения будут длиться долго.
   - Это твои иллюзии, а значит твои проблемы. Я тут ни при чем. На самом деле ты отлично знал, что это самообман. Да я тебе много раз говорила об этом.
   Он посмотрел на нее, и вдруг понял, что этот разговор по сути дела ее не интересует, и она ведет его скорей из вежливости, чем из желания что-либо объяснить. Ее ожидания сбылись и что ей за дело до того, что он сейчас испытывает.
   Дмитрий тщетно искал слова, которые могли бы пробить хотя бы маленькую щелку в этом ледяном панцире безразличия, но ум отказывался ему помогать. Впрочем, Дмитрий понимал, что дело совсем не в неспособности его ума найти нужные аргументы, он знал, что их просто не существует в природе.
   - Но понимаешь, Лена, мы же не можем так вот расстаться, прямо здесь, на этом грязном асфальте. Это же абсурд, - без всякой надежды пробормотал он.
   - А где ты хочешь, чтобы мы расстались? На паркете. Хорошо, пойдем туда, где есть паркет. Или тебе для этого нужно другое покрытие?
   - Ну как ты можешь смеяться, неужели ты не понимаешь, что означает для меня наше расставание.
   - Послушай, Дима, не надо ничего драматизировать. Ничего страшного не произошло. У тебя семья, дочь, о любви к которой ты прожужжал мне все уши. Вспомни, наконец, о них, займись ими. А может, тебе стоит поискать другую женщину, это средство всегда хорошо помогает забыть предыдущую. Подумай о моем предложении, мне кажется в нем что-то есть. И давай прекратим этот бесцельный разговор, мне надо возвращаться на работу, нужно срочно делать пленку.
   - Ну, подожди еще минуту.
   - Хорошо, что ты собираешься делать?
   - Не знаю, - признался он. - Я ничего не могу придумать. Я молю только об одном - не уходи.
   - Все, Дима, все. Спасибо тебе. Мне было хорошо с тобой. Не думай, что я такая бесчувственная, мне было нелегко сказать тебе все это. Но я давно знала, что однажды произнесу эти слова. - Лена наклонилась к нему и на мгновение прижалась губами к его щеке. - Не провожай.
   Она быстро, почти бегом, словно боясь, что он догонит ее, стала удаляться от него. Он действительно хотел броситься вслед за ней, но в последний миг какая-то сила остановила его. Он вдруг почувствовал, что у него дрожат ноги, а сердце бьется так часто, словно желает поставить мировой рекорд по частоте сокращений.
   ХХХ
   Боль была нестерпимой, это была одновременно тупая и ноющая боль, которая словно пятно растекалась по всему телу, проникала во все его уголки. Он раньше никогда и не предполагал, что душа может болеть так сильно; воистину, думал он в минуты просветления, это неоспоримый аргумент в ее пользу в споре о том существует ли она или нет. Несколько часов он носился по улицам, шел, не разбирая дороги. Но лучше не становилось. Город вызывал бесчисленные и болезненные воспоминания: в этом месте они сидели на скамейке, здесь он покупал ей мороженное, в этот магазин она особенно любила заходить - в последний их визит сюда он подарил ей маленький флакончик ее любимых духов "Шанель номер 5", а тут они на виду у всех целовались... Казалось, что они побывали практически повсюду, обострившаяся вдруг память снова и снова напоминала о тех счастливых минутах, когда они были вместе.
   "У меня больше нет Лены, у меня больше нет Лены" - повторял он словно заклинание. И всякий раз когда он произносил эту фразу, ему казалось, что кто-то забивает еще один гвоздь в его истерзанное сердце.
   Безысходность сводила его с ума, ничего нельзя было сделать, ничего изменить. Еще вчера он был безмерно счастлив; конечно, каркающая птица тревоги свила гнездо внутри него уже давно, но все же она не заглушила ту радостную мелодию, что начинала выводила его душа при одном только звуке имени Лены. А сегодня все изменилось кардинально, музыка умолкла, а вместо нее раздается устрашающий вой сирены, от которого он не знает куда бежать, как избавиться.
   Он всегда скептически относился к утверждению о том, что от любви можно умереть, что она заставляет людей кончать счеты с жизнью. Но сегодня на собственном примере он убедился, что это отнюдь не выдумка писателей и поэтов, он действительно хочет сейчас только одного, чтобы смерть прервала этот беспощадный поток его страданий. Теперь он понимает, что старуха с косой в данном случае выступает не как естественный палач, выполняющий беспощадный приговор, вынесенный человеку природой, а как подлинный освободитель от того невыносимого состояния, в котором тот пребывает.
   Но пока он оставался жив, надо было что-то делать с собой, куда-то себя вести. Он понимал, что не может всю ночь бродить по улицам, но перспектива оказаться дома пугала его. У него нет сил притворяться, делать вид, что все идет как обычно, нормально. Он вдруг поймал себя на том, что ему очень хочется рассказать Валентине о своих страданиях; в конце концов она самый близкий ему человек и кому как не к ней нести свою боль. Тем более у него уже не хватает сил держать ее внутри себя. А в самом деле, почему ему так и не поступить, он расскажет жене обо всем, что произошло с ним за этот год. Ну а там будь что будет, по крайней мере, хоть на время он почувствует какое-то облегчение; ведь поделиться с ближним своим горем - это значит уменьшить его, взвалить его часть на другого. Может быть, это выглядит с его стороны и эгоистично, но он не видит иного выхода. Он даже, в самом деле, почувствовал, как от одной только мысли, что он поделиться с кем-то своей бедой ему становится немного легче. Да, он прав, на сегодняшний вечер это то единственное решение, которое как-то может ему еще немного помочь. Ну а что будет дальше, его сейчас не волнует.
   Дмитрий отправился домой и пока ехал, повторял слова, которые скажет жене. Он вошел в свой подъезд и остановился: то, что он собирается сделать, - чистое безумие, на такой поступок можно решиться лишь при полном помрачении рассудка. Правда он весьма недалек от этого состояния. Разве он не понимает, что в этом случае он разрушит не только свою жизнь - сейчас это его волнует меньше всего, но и жизнь дочери. Да и почему, если ему плохо Валентина тоже должна страдать?
   Он боялся, что не сможет вести себя как обычно, но к своему удивлению вполне натурально прямо с порога стал играть свою привычную роль. Он даже похвалил мысленно себя за то, что столь удачно вписался в сцены семейной жизни. Только голос звучал чуть хрипловато, а когда он взглянул на себя в зеркало, то заметил, что глаза у него блестят необычайно ярко, как при высокой температуре.
   Есть не хотелось, но он заставил себя проглотить ужин. Он старался говорить по возможности меньше, слова давались ему с трудом, мысли то и дело путались и разлетались в разные стороны, словно испуганные птицы, он то и дело терял нить разговора, и ему приходилось прилагать немало усилий, чтобы вернуться к действительности. Он боялся, что в любой момент может не выдержать напряжения и с ним приключится истерика.
   Несколько раз он ловил на себе испытывающие взгляды дочери, по опыту он знал, что она чутко улавливает его настроение. Он улыбнулся ей, но почувствовал, что улыбка вышла такая кривая, что Валентина удивленно посмотрела на него.
   - Что с тобой? - спросила она.
   - У меня побаливает зуб, - пояснил он. Про зуб он сказал не случайно, это было ей знакомо, она сама то и дело маялась с зубами, а потому накопила немалый опыт, как бороться с этим врагом.
   - Тебе надо принять Панадол, отличное средство. В последний раз, когда у меня болели зубы, я спаслась только им.
   - Хорошо, давай Панадол, - покорно согласился Дмитрий. Где бы найти лекарство, которое снимает боль от неразделенной любви, подумал он.
   Дмитрий принял таблетку и сказал, что хочет лечь пораньше.
   - Я тоже устала, - поддержала его инициативу Валентина.
   Дмитрий боялся, что не будет спать всю ночь, но заснул очень быстро. Но так же быстро и проснулся, он посмотрел на часы, они показывали, что его сон продолжался не более часа. Он вспомнил, что произошло в это день, и внезапно все его существо охватила жгучая ненависть к Лене. Чувство было таким тотальным, всепоглощающим, что он едва удержался от того, чтобы не завопить во все горло. Нет, он не может допустить, чтобы она ушла к другому, он убьет сначала ее, а потому тут же и на том же месте себя. Это будет достойный конец их отношениям. Раз она не желает быть с ним, она не будет ни с кем. Это решение успокоило его настолько, что он почувствовал себя даже почти счастливым. Завтра он совершит свой приговор - и со всеми его мучениями будет покончено. Если им не суждено быть вместе в жизни, они будут вместе в смерти. Как Ромео и Джульетта. И самое главное, в этом нет ничего ужасного, он совершенно не испытывает никакого страха перед смертью, остаться в живых в этой ситуации - вот что самое ужасное. Что же касается Лены, то он сделает так, чтобы ей не было больно и все бы завершилось в один миг. Завтра утром он тщательно продумает весь план, всю технологию этого дела.
   Радостный, он снова заснул и проснулся через несколько часов. И сразу же вспомнил о своем решении. Он действительно сходит с ума, если может на полном серьезе думать о таком выходе. Есть другой, более простой, он уйдет из семьи - и они поженятся. Ведь это очень просто, тысячи мужчин уходят от своих жен и детей и создают новые семьи. И в большинстве случаях это вовсе не становится уж такой великой трагедией, в конце концов, все как-то устраивается, возникают новые отношения, люди привыкают к новым обстоятельствам, как новоселы к новой квартире. Конечно, предстоит пройти через самое трудное - это момент ухода: бурное объяснение с женой, умоляющий и тоскливый взгляд дочери, тягостная процедура сбора пожитков и последний его шаг через порог дома, который больше уже не является его домом. Но это надо пережить, как переживают смерть близких или стихийное бедствие. Зато потом - бесконечное блаженство от того, что находишься рядом с любимым человеком. Да, это настоящий выход, он долго к нему шел, мучительно созревал, как долго и трудно созревает растение, которому не хватает солнца, но теперь вегетативный период завершился - и он готов сделать то, о чем умоляла его все это время Лена. Завтра он встретится с ней и объявит ей о своем решении. От радости он даже тихо засмеялся и покосился на Валентину - не разбудил ли ее. Как здорово, что он нашел в себе мужество, чтобы освободить себя от этого гнета. Отныне он начинает новую жизнь, и эта новая жизнь будет несравненно лучше предыдущей. Потому что это будет совершенно другая жизнь.
   Из дома он уехал так рано, что Валентина даже не успела накормить его завтраком. Она лишь проводила мужа удивленным взглядом. Он решил, что не станет звонить Лене, а дождется ее у входа на работу.
   Пока он ее ждал, он без конца репетировал предстоящий разговор с ней, объяснял ей свое поведение, рассказывал о том, как много она для него означает и какое решение он наконец принял.
   Он увидел Лену и почувствовал такое волнение, что у него даже ослабли ноги. Вот и наступает решающая минута его жизни.
   Лена тоже увидела его, она замедлила шаги, и ему показалось, что она отнюдь не рада этой нежданной встречи.
   - Лена, мне надо поговорить с тобой об очень важной вещи. От этого зависит наша судьба.
   - Ну хорошо, Дима, только не долго, у меня запись программы.
   - Пойдем где-нибудь посидим.
   Они нашли скамейку, он взял ее за руку, и она не отняла свою ладонь. Он счел это хорошим знаком.
   - Лена я почти не спал всю ночь, думал о нас с тобой, о своей жизни. Ты права, нельзя долго сидеть на двух стульев, когда-то неизбежно приходится выбирать один из них. Я долго, очень долго тянул с выбором, подсознательно надеялся, что все утрясется как-то само собой. Естественно, что этого не могло случиться. И я принял решение, я ухожу из семьи.
   - Знаешь, Дима, когда я тебя сегодня увидела, то подумала, что с этим ты и пришел ко мне. Я поняла это по твоему лицу, оно было каким-то очень торжественным, словно ты собирался вручить мне какой-то еще небывалый приз. Но ты опоздал, мне уже не нужен этот подарок, я не хочу выходить за тебя замуж. И дело даже не в том, что у меня есть жених, даже если бы его не было, я бы все равно ответила отказом.
   - Но почему, ты же все это время хотела стать моей женой!
   - Потому что чувства мои к тебе умерли. Это происходило постепенно, я все больше уставала от твоей нерешительности, от твоей двойственности. Ты постоянно вовлекал меня в эту свою игру, в эту свою атмосферу, а когда я тебе говорила, что мне в ней душно, ты начинал меня уговаривать: ну подыши еще немного этим воздухом. И в какой-то миг я окончательно поняла, что больше этого не хочу, ты мне не нужен, ты мне неинтересен. Когда я это осознала, то даже немного испугалась; ты такой верный, нежный - и не нужный. Но потом я решила, что нет смысла противиться своим чувствам, они не врут, наши отношения исчерпали себя. Поэтому повторяю еще раз, давай поставим точку.
   - Но Лена, как ты не понимаешь, что это для меня абсолютно невозможно! Ты для меня все, кроме тебя у меня ничего больше нет. Семья, квартира - все это чужое, там меня нет, потому что там не живет моя душа. Весь этот год она жила только с тобой. И сейчас ты изгоняешь ее из себя, словно дьявола. Ты для меня единственно близкий на земле человек. Вчера ночью, когда я не спал, на меня вдруг сошло озарение: я представил лица всех людей, которые меня окружают, и понял, что только твое лицо для меня родное. Остальные чужие. Раньше я как-то с этим мирился, думал, что смогу таким образом прожить вся жизнь. Но после встречи с тобой я уже изменился, я знаю отныне, что не могу жить без настоящей любви. Я не вижу смысла для себя в такой жизни, быть рядом с нелюбимыми - это все равно, что находиться на бессрочной каторге. Я с ними мертвец. Легко быть мертвецом, не став живым, но если однажды ты вдруг ожил, то потом вновь становится мертвым уже невозможно. Я понимаю, что ты уже не испытываешь ко мне прежних чувств, я сам методично их убивал, но я уверен, что для нас еще не все потеряно. Когда мы будем вместе, все может возродиться. Огня моей любви хватит на то, чтобы и в тебе снова зажечь ее искры. Мои слова может быть, тебе не кажутся сейчас очень убедительными, но поверь, ты действуешь и говоришь сейчас как бы по инерции, ты находишься под влиянием негативных воспоминаний обо мне. Изменится ситуация, изменятся и чувства. Причем, я вовсе не желаю, чтобы вернулось старое, все будет по-другому, гораздо лучше. Теперь когда нас ничто не будет разделять, мы наполним наши отношения совсем иным содержанием. Ты даже не представляешь, как много хочется мне тебе сказать, сколько интересного поведать. Мне хочется посвятить тебе всю свою жизнь. И ты даже не представляешь, сколь безмерно я тебя люблю. Сегодня ночью я понял, что дороже тебя у меня нет ничего в жизни. Я одинаково люблю и твою душу и твое тело. Знаешь, я так мечтаю снова целовать его, покрывать его слой за слоем поцелуями, как покрывают позолотой купала храма. Мы принесем друг другу еще столько наслаждений. Я тебя не прошу, я умоляю, дай нам шанс.
   - Послушай, Дима, я уже устала тебя повторять: все, что ты говоришь, бесполезно. Я ничего не хочу кроме того, чтобы мы расстались. И я ничего не собираюсь менять. А от этих разговоров у меня начинает болеть голова.
   - Лена! - воскликнул он.
   - Нет! - резко проговорила она, вставая. Ни слова больше, я ничего не желаю слышать. Я ничего не хочу.
   Схватив со скамейки сумочку, она побежала в сторону радиостанции. Он смотрел ей вслед до тех пор, пока она не исчезла в дверях. Он поднял глаза вверх, небо было облеплено темными угрюмыми облаками. И внезапно ему показалось, что эти мрачные тучи всем скопом падают прямо на него.
  
   ХХХ
   - Что есть смерть?
   - Смерти нет, есть бесконечная череда превращений. Поймите, Дмитрий, ни в каком другом вопросе, как в вопросе о смерти, человек не заблуждается столь глубоко. Он принимает за свою смерть прекращение жизни тела. Но ведь главным и вечным в нем является душа, которая в этот момент вовсе не завершает свой путь. Вся наша цивилизация построена на этом заблуждении, все основные человеческие ценности настроены и подчинены идеей, что человек конечен. И даже религиозные доктрины, которые признают существование бессмертной души, тоже на самом деле все свои обряды и всю свою практическую деятельность подгоняют под обслуживание телесной оболочки. Для по-настоящему же религиозному человеку, который верит в Бога, а не в религию смерть не является ни концом, ни тем более катастрофой, она лишь очередная станция в вечном круговороте жизни. Когда душа разрывает свою связь с плотью и входит в пределы не-ума, то ей открываются такие дали, она постигает такое блаженство, что земное существование сразу становится для нее неинтересным и обременительным. Вселенная вечна, мы тоже частицы Вселенной и потому вечны. Наши же все заботы о бренном, о том, что мимолетно, а потому бессмысленно. Ведь телесной смерти все равно не избежать, так какой же смысл противиться тому, что неизбежно. Нужно сделать так, чтобы освободиться от смерти, а сделать это можно лишь одним способом - освободиться от страха перед ней.
   - Я не могу полностью принять вашу позицию. Я долго размышлял на эту тему, практически вы отрицаете всякую ценность нашей земной человеческой ипостаси, для вас она лишь трамплин для прыжка в вечность. Я не сомневаюсь, что все мы являемся частицей некого целого, но это еще на мой взгляд не означает, что мы непременно должны полностью слиться с ним. У частицы тоже есть свою жизнь, своя судьба, свои желания. Человек должен сохранять свою уникальность, свою человеческую сущность хотя бы только потому, что больше никто во Вселенной ею не наделен. Человек начал с того, что заворачивался в звериные шкуры, но затем он отстроил огромные города, изобрел массу самых разнообразных вещей, создал великие произведения искусства. Конечно, наша жизнь не совершенна и сам он несовершенен, а иногда просто ужасен. Но я не верю, что это окончательный приговор ему. Но даже если это и так, я все равно не желаю расставаться со своим человеческим обликом, он дорог мне. И я не понимаю, почему я должен отказываться от своей природной сути, целиком подчинить себя тому, чтобы растворяться, словно масло в каше в бескрайних космических просторах. Если мы, как цивилизация, и представляем какой-то интерес, то он заключается именно в нашей уникальности, в нашем несовершенстве, в наших достижениях здесь на поверхности земли, а не там где-то высоко над ней. И все, что здесь есть, мне все это крайне дорого, и я ни от чего не хочу отказываться. И прежде всего от своей человеческой природы. Пусть я сейчас страдаю от того, что меня покинула дорогая мне женщина, но я не желаю отрекаться ни от своей любви, ни от своих страданий. И даже то, что мне сейчас хочется умереть, идет от моей любви к жизни; я вовсе жажду не смерти, просто я не могу жить без своей любимой. И я вас уверяю, что я вовсе не мазохист, любующийся собственными страданиями. Просто я понимаю, что страдания - это такой же неотъемлемый спутник любви как у земли луна. Любовь - это не только самое большое счастье, но это и всегда риск, как, впрочем, является риском и сама жизнь. Я рискнул и несмотря ни на что не жалею об этом. Вы все время говорите о просветлении, но для меня моя любовь и есть истинное просветление. Вы то и дело повторяете: надо быть отстраненным, надо поставить между собой и жизнью барьер и сидеть за ним, как за каменной стеной. А я не хочу жить ни за стеной, ни за барьером, потому что там нет любви, там нет соприкосновения плоти, такого соприкосновения, чтобы не оставалось никакого зазора. Вы же не стараетесь отгородиться от страданий, от живых чувств, для вас все это помехи на пути к главной цели. А у меня нет никакой главной цели, жизнь и любовь в ней - это и есть моя единственная цель. Для вас это не более чем еще один яркий пример нашего несовершенства. Но что такое несовершенство? Это и есть жизнь. Потому что тот, кто несовершенен, открыт всем жизненным ветрам. Для вас любовь - это эманацию Всевышнего, а для меня живое ощущение, это страсть, женское тело под моими руками. Да я с теми, кто грешен и сам я грешен. Но я понял, что грех не есть преступление, это состояние, это душевный разлом и в конечном итоге это сама горячая и пульсирующая, словно кровь жизнь. И как ни странно, но меня не так уж беспокоит, что будет с моей душой после смерти, для меня важно то, что происходит с ней сейчас. Великие запредельные силы разберутся с ней там и без моего участия, сами определят, какого вознаграждения или наказания она заслуживает. А я остаюсь здесь на этой грешной планете.
   - Что ж, каждый выбирает свой путь, и любой выбор всегда достоин уважения, если он осознан. Вы дошли до развилки, увидели две дороги и пошли по той, что вам ближе. Так тому и быть. Но в таком случае я не вижу смысла в продолжении наших бесед. Мне было приятно с вами встречаться, в отличии от многих других вы не мертвый человек. Я бы сказал, что вы избранник, но вы отказались от своего избранничества, и в этом проявили свою самостоятельность. Бессмысленно обсуждать насколько правильно вы поступили, сам поступок исчерпывающе рассказал все за себя.
   - Мне тоже было приятно наше знакомство. Вы мне открыли новый мир и не ваша вина, что я в него не зашел.
   - Прощайте.
   - Прощайте.
  
  ХХХ
   Дмитрий шел, не разбирая дороги. Несколько дней подряд он рано уходил из дома и бесцельно шатался по городу. Он чувствовал полную опустошенность и сам себе напоминал сосуд, который вымыли, выскребли, а затем поставили в сторону за ненужностью до лучших времен. Он действительно ощущал себя не нужным, не нужным самому себе. А то, что при этом он должен был ежесекундно что-то с собой делать, чем-то себя занимать, куда-то идти вызывало в нем мучение.
   - Эй, писатель, постой, - услышал он чей-то смутно знакомый голос. Он обернулся и узнал Силина. Тот был все такой же аскетически худой с обтянутыми кожей скулами. Дмитрий вдруг ощутил слабую радость, от того, что видит его. Это был первый знакомый человек, с которым он виделся за все эти дни.
   - Да ты какой-то странный, - сказал Силин. - Не случилось ли чего?
   У Дмитрия появилось сильное желание рассказать ему все, но он пересилил себя.
   - Все в порядке. А у тебя?
   - У меня тоже. Продолжаю воевать с коррупционерами.
   - А что с этим обществом, про который ты мне рассказывал? - встрепенулся вдруг Дмитрий.
   - А все как было, так и есть. Кроме одного: много новых дополнительных фактов. Там развернулись такие дела, что только и снимать фильм про отечественную каморру. С моей подачи возбудили против них в очередной раз уголовное дело - и опять ничего не добились.
   - Почему?
   - Купили следователей, запугали свидетелей. В общем, как вершить такие дела они знают.
   - Знаешь, Володя, я напишу об этой фирме. Ты меня снабдишь материалами?
   - Снабжу-то снабжу, но сейчас это стало слишком опасно. Там заправляют такие ребята, что ни перед чем не остановятся. Один журналист все же решился сунуться в это осиное гнездо, я его снабдил кое-какими бумажонками. Черт его знает, каким образом просочилась информация, но он не успел и строчки написать, как его встретили вечером в подъезде и так избили, что он месяц провалялся в больнице.
   - Я все равно напишу. Мне все равно.
   - Что значит все равно? - удивился Силин.
   - Просто я не боюсь, - смутился Дмитрий. - Я собираюсь уезжать на некоторое время. Напишу и сразу уеду.
   Силин нерешительно посмотрел на него.
   - Ладно, давай попробуем.
   Силин говорил правду, он, в самом деле, накопил огромный материал, на основе которого вполне можно было бы сделать многодневный и увлекательный сериал об отечественной мафии. Дмитрий так увлекся этим занятием, что даже немного забыл о своих страданиях. Но на середине своей работы над статьей он остановился. Внезапно он подумал о том, что есть и другой выход из положения. Денисов рассказывал ему о главной коммуне их движения, которая расположена в Индии. Он поедет в этот ашрам и станет в нем учеником. Если Денисов прав - а он, безусловно, прав - что проблема его вовсе не в том, что его покинула Лена, а в его сознании, которое никак не может смириться с этим обстоятельством, то там он как раз его и изменит. Он станет другим человеком, может быть, даже сумеет достичь просветления, ему откроется то, что остается недоступным для подавляющего большинства людей.
   Но вот вопрос: на какие средства он поедет в Индию. После того, как он порвал с банком, они снова погрузились в нищету. Он не всегда может найти деньги на проезд в метро, не то, чтобы отправляться в такую даль. Значит, дорога туда для него отрезана. Что ж, в таком случае у него нет иного выбора.
   Но когда через два дня он передал своему редактору отдела статью, у него было ощущение, что это последнее, что он написал в своей жизни.
   Статья появилась в газете, прошло еще несколько дней, но ничего не происходило. Впрочем, Дмитрий почти не интересовался последствиями своей публикации, краем уха он слышал, что прокуратура возбудила уголовное дело по фактам приведенным в его материале. Ему даже позвонил следователь и просил прийти на беседу, но Дмитрий, сославшись на то, что уезжает в срочную командировку, отказался от этой встрече. Ему вдруг в самом деле нестерпимо захотелось куда-нибудь уехать. Он знал, что в редакции уже два дня ищут человека, который бы отправился вместе с правительственной делегацией на Дальний Восток. Он пошел к главному редактору и быстро обо всем договорился. Самолет вылетал рано утром.
   В последнее время он возвращался поздно, ему было трудно находиться дома, в семье. Он приходил и сразу же ложился спать. Дмитрий вошел в подъезд, обычно он хотя тускло, но все же освещался лампочкой. В этот раз она почему-то не горела. Но это не помешало ему увидеть надвигающиеся на него три темных силуэтов. Он сразу же понял, что они поджидают его как понял он и то, что сопротивляться бессмысленно. Один из них что-то достал из кармана и случайно залетевший с улицы тоненький лучик уличного фонаря, как в зеркале, отразился на стальном лезвии ножа.
   Все-таки прав был Денисов, он так и не сумел ничего изменить в себе, не справился со своими чувствами - и вот расплачивается сейчас за это.
   " Ну, вот и все, прощай Лена, прощай моя любовь", - прошептал он. И внезапно его обрадовало то, что может быть, в последний свой миг на этой земле он подумал о самом близком ему человеке. И те короткие мгновения, что он думал о ней, он не чувствовал страха. А это значит, что и он все-таки в чем-то прав и что любовь может оказаться сильнее смерти.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"