Гурвич Владимир Моисеевич : другие произведения.

Кома

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  
  Владимир Гурвич
  
   КОМА
  
  Обратись к самому себе и посмотри. Если же не увидишь красоты в самом себе, поступай подобно скульптору, творящему прекрасную статую: одно он отсекает, другое полирует; одно сглаживает, другое подчищает - пока не добьется своего. Так и ты - удали лишнее! Выпрями то, что криво, очистив темное, сделай его сияющим; и не прекращай обрабатывать свою статую, пока не заблистает перед тобой богоподобная сияющая красота добродетели, пока не узришь мудрость, восседающую в священном чистом величии.
   Плотин
  
  Часть первая
  
  1.
  Плотин находился в Александрии вот уже несколько месяцев. Он приехал в этот город, основанный великим Александром, из маленького Ликополя, и поначалу все ему тут казалось удивительным и непривычным. Большие дома, широкие улицы, планировку которых, как утверждали местные жители, одобрил сам великий полководец и правитель. А огромный порт, жизнь которого не затухала ни днем, ни вечером. Молодой провинциал с изумлением наблюдал за его работой, за бесконечными кораблями, что причаливали или отчаливали от пирсов.
  В первый же день своего пребывания в Александрии он снял комнату, точнее, коморку у пожилой греческой пары почти на окраине города, так как это было дешевле. Коморка, как ей и полагалось, была совсем крошечной, почти без мебели - топчан для сна и сундук для одежды. Но Плотин остался доволен, больше для жизни ему ничего и не надо было. Да, разве он сюда приехал, чтобы наслаждаться роскошью и весельем, он бросил родной дом ради поиска здешней мудрости. Ведь мегаполис славился своими философскими и научными школами. А Александрийская библиотека, входившая в состав исследовательского института, известного как Александрийский мусейон, считалась самым большим в империи собранием рукописей. Конечно, после ряда драматических событий их количество сильно поубавилось. Плотин с горечью думал о понесенных утратах. Но все равно ноги сами несли к храму Сераписа, где хранились общедоступные фонды. Молодой провинциал проводил среди них много времени.
  И все же даже не библиотека обладала для молодого любителя мудрости главной привлекательностью. Он пребывал в поисках учителя - человека, который откроет перед ним путь к пониманию сути вещей и явлений. Нельзя сказать, что Плотин был в этом деле абсолютный новичок и профан, у себя в городе он активно занимался познанием. Но в какой-то момент вдруг почувствовал, что ему нужен некто, кто поведет его дальше. И тогда он взял котомку с минимум вещей и отправился в не самый близкий путь в Александрию.
  Плотин пребывал тут уже несколько месяцев, и все сильнее им овладевали недовольство и разочарование. Он приехал сюда, дабы найти учителя мудрости. Он побывал в кружках некоторых из тех, кто так себя называли, но ни один из них не удовлетворил его. Эти люди учили либо тому, что он уже знал, либо говорили о том, что он доселе никогда не слышал, но что не вызывало в нем отклика. Он ясно ощущал, что это все не его. А некоторые "мудрецы" просто несли самую настоящую чушь. Плотин при всей своей молодости и погруженностью в собственные мысли был все же не настолько наивен, чтобы не понимать, - задача этих учителей предельно проста - выманить у слушателей деньги.
  А вот с ними у него, как раз было все не просто. Его родители были людьми не богатыми, и не могли снабдить его достаточным количеством средств. И хотя он экономил свои тетрадрахмы, их становилось с каждым прожитым днем все меньше.
  Нельзя сказать, что Плотина это сильно беспокоило, он вообще почти не думал об этом. Точнее, он почему- то был уверен, что когда деньги подойдут к концу, появится их новый источник. Хотя, что им может быть, он и близко не представлял. Но, по крайней мере, это уж была точно не та тема, которая заполняла его ум. К тому же он был занят вообще другим предметом.
  В одном из кружков среди учеников после занятия вдруг завязался разговор об учителях и плате за обучение у них. Многие были недовольны особенно последним обстоятельством, по их мнению, прикосновение к мудрости обходилось неоправданно дорого. Кто-то произнес имя Аммония Саккаса. Плотин сам не зная, почему, насторожился, им овладело предчувствие, что он близок к завершению своих поисков.
  Он стал расспрашивать о нем; полученные ответы были неопределенными, но Плотин все больше убеждался, что, возможно, он и есть нужный ему человек.
  - Где его отыскать? - поинтересовался он.
  Тот, кому был обращен вопрос, засмеялся.
  - А разве тебе фамилия Саккас ни о чем не говорит?
  - Мешок, - пробормотал Плотин. - Но почему мешок?
  - Потому что он грузчик в порту. Если хочешь его увидеть, иди туда, он там каждый день с утра.
  Профессия предполагаемого учителя мудрости удивила Плотина. Но, рассудив, он пришел к выводу, что ничего особенного в том нет. Здесь в Александрии в качестве учителей мудрости встречаются самые разные люди с самыми разными занятиями. Одними уроками способны прокормиться немногие, для этого требуется много учеников и большой авторитет. Эти два обстоятельства позволяют достаточно зарабатывать на занятиях. А, судя по всему, у Аммония не достает ни того, ни другого. Но и в этом нет ничего зазорного. Поэтому завтра с утра он отправится в порт на поиски этого неизвестного ему человека.
  
  2.
  Утром Плотин отправился в порт. Несмотря на ранний час под погрузкой уже стояло несколько кораблей. Возле них суетился многочисленный люд, он перетаскивал на суда какие-то грузы.
  Плотин понял, что найти Аммония, возможно, будет не просто, поиски могут занять немало времени. Но с самого начала, как он услышал это имя, его не отпускало предчувствие, что для него наступил период везения. А оно его редко подводило.
  Он направился к самому близкому от него стоящему у пирса кораблю. Погрузкой распоряжался средних лет коренастый мужчина - явно бывший моряк. Зычным голосом он отдавал команды, побуждая грузчиков работать быстрей.
  Плотин подошел к нему. Он немного робел, так как мужчина казался ему грубым и злым. А он себя чувствовал с такими людьми немного неуверенно.
  - Можно вас кое о чем спросить? - подал голос Плотин, встав рядом с ним.
  Тот удивленно взглянул на него.
  - Ты кто?
  - Я приезжий. Ищу одного человека.
  - И кого?
  - Его зовут Аммоний Саккас.
  По лицу незнакомца Плотин понял, что это имя ему знакомо.
  - И зачем тебе Аммоний? - поинтересовался руководитель погрузки.
  - У меня к нему дело. - Плотину совсем не хотелось распространяться об истинной причине, которая привела его в порт.
  - Дело? Ну, тогда ищи.
  Плотин понял, что этот ответ - месть за нежелание рассказывать, что привело его в порт. Придется этому мужлану кое-что поведать.
  - Хочу попроситься в его ученики, - пояснил Плотин.
  - Так я и думал, - хмыкнул повелитель грузчиков. - Не ты первый. Приходила еще парочка.
  - И каков результат? - с замиранием сердца осведомился молодой провинциал.
  - Увидишь, спросишь у него. Мне это не слишком интересно. Мне важно, чтобы он хорошо выполнял свою работу. А до остального нет никакого дела.
  - Вы скажите, где его найти?
  Мужчина внимательно оглядел спрашивающего.
  - Как тебя зовут? - неожиданно поинтересовался он.
  - Плотин.
  - А меня Афинагор. Не хочешь тут поработать? Люди мне нужны. Правда, ты с виду хлипенький, зато молодой. Осилишь.
  - Я подумаю. Деньги мне нужны.
  - Это я сразу смекнул, увидев тебя.
  Плотин кивнул головой, слова Афиногора его не слишком удивили, он знал, что выглядит непритязательно. Правда, это его нисколечко не волновало.
  - Так куда мне идти? - напомнил Плотин.
  - Тут совсем рядом, видишь корабль примерно в три локтя отсюда. Вот там его и найдешь.
  - Спасибо, - искренне поблагодарил Плотин. Он вдруг почувствовал приток счастья, о такой удаче можно было только мечтать.
  Плотин никогда до этого не видел Аммония, но узнал его сразу же. Чем-то незримо он отличался от всех остальных грузчиков. Хотя ничего особенного ни в его внешности, ни в одежде не было. Невысокий, смуглый, с типичным лицом египтянина, которым он и являлся. Поражал только взгляд, одновременно цепкий и проницательный.
  - Аммоний! - крикнул Плотин. - Я пришел, чтобы с вами поговорить.
  Аммоний с палубы корабля посмотрел на берег.
  - Не сомневаюсь, - сказал он немного загадочно. - Скоро будет перерыв. Жди.
  Хотя было еще утреннее время, но горячее александрийское солнце уже, как следует, поджаривало. Рядом с кораблем не наблюдалось никакого укрытия. Пришлось стоять под палящей небесной жаровней. Но Плотин решил не обращать на это внимание, предстоящая беседа с Аммонием куда важней.
  И все же находиться на пекле было тяжело. Пот заливал глаза. Плотин смахивал соленую влагу и не отрывал взгляда от Аммония. Тот же, напротив, не обращал на него внимания, кажется, даже ни разу на Плотина не взглянул.
  Хотя труд грузчика был тяжелый, Плотин видел, что Аммоний вполне с ним справляется; никакой усталости в его размеренных движениях заметно не было. Откуда он берет еще силы на занятия философией и обучению учеников, невольно думал Плотин. Но может это и хорошо, другие учителя старались по возможности ничем другим не заниматься. А потому были больше заинтересованы не в поисках истины, а в приобретение слушателей и получения платы от них.
  Раздался голос бригадира бригады грузчиков на перерыв. Все сгрудились неподалеку от места работы, достали нехитрые припасы и стали есть. И только Аммоний направился к Плотину.
  - Что ты хочешь? - в лоб спросил он Плотина.
  - Стать вашим учеником, - ответил Плотин.
  - Почему моим?
  - Я был у многих учителей.
  - И что ни один? - пристально посмотрел на Плотина Аммоний.
  - Ни один не пришелся мне по душе, - подтвердил Плотин. - Я внимательно их слушал, но она ни разу не откликалась на их слова.
  - Почему ты думаешь, что она откликнется на мои?
  - Я не знаю, но мне почему-то так кажется, - потупил взгляд Плотин.
  Как ни странно, этот ответ понравился собеседнику.
  - Предчувствие - это то, куда направляет нас Бог, - наставительно произнес философ-грузчик. - Что тебя гложет?
  Плотин понял, что начался серьезный разговор. Он тут же сосредоточился.
  - Я не понимаю, откуда все. И меня это беспокоит.
  - Разве ты не слышал ответы на свой вопрос?
  - Слышал, но они оставили меня неудовлетворенным.
  К удивлению Плотина, Аммоний рассмеялся.
  - Еще бы, эти люди даже не пытаются понять этот вопрос, зато у них заготовлены на него ответы. Ведь надо чем-то завлекать наивных слушателей.
  - А вам известен ответ, учитель? - поинтересовался Плотин.
  Аммоний бросил на него свой цепкий взгляд.
  - На начальном этапе это совсем не важно.
  - Как так? - удивился Плотин.
  Теперь Аммоний посмотрел на него задумчиво, словно решая, а стоит ли продолжать разговор.
  - Ответ на него может быть получен путем великого синтеза учений самых больших мыслителей нашего мира. Тебе известно, что некоторое время назад я был христианином?
  - Нет. - Это новость вызвала у Плотина удивление.
  - Но я вернулся к прежним воззрениям. Ответ христианства меня не удовлетворил.
  - Почему?
  - Это долгий разговор.
  - Но хотя бы несколько слов, - взмолился Плотин.
  - Христианский Бог похож на сурового и требовательного начальника, как наш Афиногор.
  - Я с ним уже познакомился, - проинформировал Плотин.
  - Он тебя звал сюда работать? - поинтересовался Аммоний.
  - Да, - подтвердил Плотин.
  Аммоний ответил задумчивым взглядом.
  - Я одинаково ценю Платона и Аристотеля. Но по-разному к ним отношусь. А ты?
  - Я читал того и другого, - уклончиво ответил Плотин.
  - Читать - это недостаточно. - Но дальше развивать свою мысль Аммоний не стал. - Как тебя зовут, юноша?
  - Плотин.
  - Плотин, - задумчиво повторил Аммоний. - Какое знаменательное имя для занятия философией божественного Платона. - Приходи завтра вечером. Запоминай адрес. - Он продиктовал его. - Не забудешь?
  - Ни за что! - горячо заверил Плотин.
  - Мне работать пора. А ты подумай на счет работы здесь.
  - Подумаю, - заверил Плотин.
  - Буду тебя ждать, Плотин, - произнес Аммоний и направился на корабль.
  
  3.
  Помощник губернатора Анатолий Несмеянов вошел в кабинет Каракозова. Тот внимательно посмотрел на молодого человека. Каракозова всегда удивляло в нем то, насколько фамилия соответствовала его характеру, он, в самом деле, улыбался крайне редко, и уж почти никогда не смеялся. По крайней мере, он, Каракозов, не припомнит ни одного случая.
  А ведь они вместе работают уже целый год, с тех пор, как Каракозов был избран главой области. Ему тогда срочно понадобился помощник из местных, хорошо знающих специфику региона. Рекомендовали Несмеянова.
  Тогда в нем его поразило то, что они оба были выпускники философских факультетов, правда, Каракозов - московского, а Несмеянов - местного. Они проговорили почти час, после чего новоиспеченный губернатор не сомневался, что этот протеже ему подходит. Пока причин для сожаления о принятом решении у него не было. Хотя кое-что в нем его настораживало, правда, что конкретно, ясно сформулировать не получалось.
  - Игорь Теодорович, вы помните, вам ехать на открытие кафедрального собора, - напомнил Несмеянов.
  Каракозов удивленно посмотрел на него.
  - А ведь я забыл. Сегодня сумасшедший день, с восьми утра ни одной свободной минуты. Думал, хоть сейчас немного расслаблюсь.
  - Налить вам коньяка? - предложил Несмеянов.
  Несколько мгновений Каракозов размышлял.
  - Нет, не надо, приезжать выпивши на такое богоугодное мероприятие, недопустимо. Как считаешь, я прав? - Губернатор с любопытством посмотрел на помощника, ему нравилось задавать ему различные каверзные вопросы в ожидании ответов на них. С какого-то момента это занятие превратилось для него небольшим развлечением.
  - Я с вами согласен, Игорь Теодорович. Если кто-то учует запах, пойдут неприятные разговоры.
  - Да, черт с ними, до выборов еще далеко, все забудут. Я о другом аспекте. - Каракозов выжидающе посмотрел на Несмеянова.
  - Хотите сказать, что даже неверующий не должен совершать богопротивные поступки?
  - Что-то вроде того. - Каракозов задумался, в нем ненадолго пробудился философ, кем он был по своему первоначальному образованию. Причем, в последнее время это пробуждение происходило почти исключительно в разговорах с помощником. - Есть некий код Вселенной, который требует от человека определенного поведения. Можно во что-то верить или не верить, но соблюдать его надо непременно.
  - Например? - с интересом посмотрел на него Несмеянов.
  - Например, - задумался Каракозов . - Ты вошел в дом врага, которого ненавидишь и презираешь. У него в нем идеальная чистота. Ты же не станешь плевать на пол или справлять посреди комнаты нужду только потому, что ты ненавидишь этого человека. Разве не так?
  - Согласен, Игорь Теодорович. Есть вещи, которые недопустимо делать ни при каких обстоятельствах.
  - Об этом я и говорю. Всегда должно быть что-то абсолютно недопустимое. Те, у кого его нет, это потенциально страшные люди. - Каракозов вдруг поймал себя на том, что сам далеко не всегда соблюдал это правило. Если покопаться в его прошлом...
  - Вам уже пора ехать. Хотя недалеко, но могут быть в это час пробки. Даже вам не всегда удается их объехать.
  - Едем. Анатолий, вы - тоже.
  - Как скажите. Звоню, чтобы организовали кортеж.
   Каракозов кивнул головой. Все же быть губернатором при всех издержках приятно.
  
  4.
  Кортеж губернатора, несмотря на мигалки, достаточно медленно пробивался по улицам. В этом час они уже были сильно запружены, и почти никто не горел желанием уступать дорогу. Впрочем, Каракозова это не сильно огорчало, он не испытывал особой охоты участвовать в освещение храма. Церемония предстояла быть длительной и утомительно скучной. Он вообще не любил смотреть на священников, не мог отделаться от мысли, что они не более, чем высокооплачиваемые паразиты и тунеядцы. Расходовать из казны на них и вообще на церковь деньги - понапрасну их только растрачивать. И это тогда, когда есть много действительно важных и неотложных нужд, на которые надо находить средства.
  Но когда год назад он стал губернатором, то одним из первых его деяний стало возобновление финансирования постройки храма. Пришлось затратить немало усилий, подключить спонсоров, бизнесменов, чтобы они бы выделили средства на это богоугодное дело. Особым желанием за редким исключением, никто не горел. Но он продавил этот вопрос, и строительство возобновилось. За что заслужил признательность местного духовенства. Только жалко, что он не может ответить им тем же. Правда, свое недоброжелательство к ним Каракозов тщательно, и как он был уверен, успешно скрывал.
  Кортеж в очередной раз застрял в пробке. Каракозов откинулся на спинку мягкого кресла, достал из небольшого бара бутылку воды, с удовольствием выпил. В какой уже раз ощутил удовлетворение от своей жизни. Кто бы мог подумать двадцать пять лет назад, что он проделает такой длинный и извилистый путь от нищего студента из глухой провинции до губернатора одной из самых больших в стране областей. Ему очень нравилось чувствовать себя в ней полновесным хозяином, которому все подчиняются, слова которого хватают на лету. Взять бы хотя бы его помощника Несмеянова. Каракозов невольно скосил на него глаза; тот поймал его взгляд и посмотрел на него, словно вопрошая - чего хочет его шеф? Но шеф сейчас от него ничего не хотел, Несмеянов просто попал в водоворот его мыслей. Хотя с другой стороны этот молодой человек в некотором роде загадка для него. Да, внешне он услужлив, почти даже раболепен, но иногда у Каракозова вдруг неизвестно откуда рождается ощущение, что все это только внешнее проявление, за которыми скрывается совсем другая натура.
  Ладно, сейчас не тот момент, чтобы размышлять о Несмеянове. Сегодня ему еще предстоят гораздо более важные дела, в том числе невообразимо приятные. Но они немного позже, а пока надо добраться до цели этой поездки и вытерпеть весь этот бессмысленный ритуал.
  В его жизни огромное число приятных дел, но, увы, есть и неприятные. Одно из них - регулярно приходиться притворяться, скрывать свои мысли, вещать не то, что думаешь. Но это плата за его положение. Так уж устроено, что за хорошее приходиться расплачиваться чем-то плохим - таков уж закон жизни. Его он уяснил давно и смирился с тем, что это правила невозможно обойти, от него невозможно уклониться. Конечно, есть правдолюбцы, которых не смущает ничего. Но, во-первых, их мало, как алмазов в породе, а во-вторых, они практически все без исключения плохо кончают. Правда и жизнь почти несовместимы друг с другом. Можно сколько угодно причитать по этому поводу, вот только изменить ничего нельзя. По крайней мере, никому не удалось. А он, Каракозов, хорошо знает историю, в свое время после философии она была любимым предметом. И он усвоил накрепко ее урок - не лезть на рожон, не отстаивать то, что отстоять все равно не удастся. Если хочешь, чтобы тебя смели, нет вопросов, бейся за то, что считаешь правильным. Только потом не жалуйся, что оказался в глубоком ауте; ведь это твой осознанный выбор. И не говори, что не ожидал, что так получится; а это уже большая ложь.
  Кортеж снова двинулся с места и, набирая скорость, помчался по магистрали. На ней стало немного свободней, некоторые машины даже пропускали вперед колонну губернатора. Вряд ли водители знали, кто в ней находится, но догадывались, что едет большое начальство.
   Каракозов посмотрел в окно, до цели поездки оставалось ехать не более десяти минут.
  Возле храма собралась солидная толпа. Машины кортежа заняли заранее отведенные для них места на стоянке, после чего представители службы охраны стали пробивать коридор для губернатора. Каракозов шел не быстро, но и не очень медленно, не смотря по сторонам, но кожей ощущая направленные на него сотни взглядов. Такое всеобщее внимание повышало его тонус.
  На паперти его ждал местный епископ Силуан. При виде губернатора он поспешно направился ему на встречу.
  Они хорошо знали друг друга, потому что за год, что Каракозов руководил областью, встречались не меньше раз двадцати. Некоторые встречи проходили в узком кругу и были весьма продолжительными. Но, несмотря на это, близких доверительных отношений между ними не возникло. Оба, не сговариваясь, держались друг от друга на расстоянии. Они чувствовали, что во многом являются антиподами, хотя старательно скрывали это обстоятельство.
  Епископ не нравился губернатору. Из сводок ФСБ ему были известны о нем некоторые весьма неприглядные вещи. Например, что церковный иерарх не гнушался гомосексуальными связями. Делал он это очень законспирировано; такой конспирации позавидовала бы любая разведка. Но агенты ФСБ сумели проведать об этих порочных увлечениях владыки. Так же его подозревали в финансовой нечистоплотности во время возведения храма; часть отпущенных на эти цели средств прилипли к его рукам. Кое у кого из областной администрации возникла даже мысль предать эти факты публичной огласки или возбудить уголовное дело. Но Каракозов прекрасно сознавал, что если такое случится, придется ему иметь дело с высшим руководством церкви, а это сулило большие неприятности. А потому запретил что-либо предпринимать. К тому же он мало сомневался в том, что если этого человека отстранят от исполнения обязанностей или даже посадят, придет другой, ничуть не лучше.
  - Игорь Теодорович, очень рад вашему появлению, - произнес епископ, протягивая руку Каракозову. - Все с нетерпением вас ждут.
  - Прошу прощения, Владыка, немного задержали пробки. Трафик в городе стал просто ужасным. Такое чувство, что все население обзавелось автомобилями.
  - Надеюсь, ваш путь был благополучен. - Епископ перекрестил губернатора, в ответ тот поцеловал ему руку. - Можем приступать?
  - Разумеется. Все же ждут.
  По сценарию первым должен был выступить епископ Силуан, за ним - губернатор. Речь, точнее ее тезисы написал ему Несмеянов. Перед тем, как отправился на церемонию, Каракозов их просмотрел и остался доволен - помощник губернатора не слишком много внимания уделил религиозному аспекту - значению храма для прихожан, для церкви, а больше места уделил самому строительству, тем немалым сложностями, которые пришлось преодолевать, чтобы собор был бы наконец-то воздвигнут. Каракозов поразился тому, как точно Несмеянов расставил акценты, именно так, как хотел он, губернатор.
  Речь была рассчитана не более чем на десять минут. После того, как епископ закончил свой спич, Каракозов уверенно произнес свой. После чего начался сам обряд. Епископ и губернатор во главе большой процессии прошествовали внутрь храма. Подошли к престолу, владыка торжественно, демонстрирую всем свои действия, положил по него антиминс.
  Официально речь шла о частице мощей одного местного святого, жившего в этих краях сто пятьдесят лет назад. Но Каракозову было известно, что, на самом деле, это обман, никаких его мощей не сохранилось, а завернули в антиминс останки обычного человека. Об этом ему было известно из все той же сводки ФСБ.
  Затем освятить должны были алтарь и сам храм. Перед тем, как сюда ехать, Несмеянов подробно рассказал Каракозову о том, как будет проходить вся церемония, сколько примерно времени она займет. И сейчас Каракозов с тоской думал, что освободится еще не скоро. А ведь после освещение начнется литургия, на которой он просто обязан присутствовать.
  Конечно, быть губернатором очень приятно, но в какой уже раз ему становится почти невмоготу от необходимости соблюдать различные и почти всегда бессмысленные ритуалы и процедуры. И нет никакой возможности каким-либо образом их избежать. Что ж, придется вытерпеть все и на этот раз.
  
  5.
  Вечером Плотин пришел к Аммонию. Чтобы его найти, пришлось приложить немало усилий, поплутать среди покосившихся построек местной бедноты. Сам дом то ли грузчика, то ли философа был мал, и, судя по тому, что слегка покосился, стар. Но его вид не удивил и не смутил искателя истины, он взглянул на строение и тут же забыл о нем. Плотин был весь в предвкушении долгожданной встречи.
  Внутри дом Аммония соответствовал его внешнему состоянию. Одна небольшая комната была почти пуста от мебели, в ней присутствовало только самое необходимое. Плотину это понравилось, все точно так же, как в коморке, в которой он поселился. Значит, он не ошибся, между ним и Аммонием есть нечто общее.
  На Аммонии была другая одежда, чем та, какая была утром в порту, более чистая, но почти такая же изношенная.
  - Я ждал тебя, Плотин, - произнес хозяин дома. - Садись.
  Плотин сел на скамью. Аммоний посмотрел на него и неожиданно улыбнулся.
  - Таким я тебя и представлял, - вдруг произнес он.
  - Представляли? - удивился Плотин. - Но мы познакомились лишь утром.
  Аммоний, не соглашаясь, покачал головой.
  - Наше знакомство состоялось давно. Просто сегодня оно материализовалось. Этого события я давно ждал. Ведь и ты - тоже?
  Плотин ненадолго задумался.
  - Да, - согласился он. - Я жду уже долго нашу встречу.
  - Когда двое ждут одного и того же, это обязательно случится, - убежденно произнес Аммоний. - Это же то, что хотят от нас Боги. - Хозяин дома погрузился в свои мысли. Плотин терпеливо ждал. Внезапно Аммоний встрепенулся. - Сформулируй, что более всего ты хотел бы узнать, какой вопрос тебе особенно сильно беспокоит? Ведь он непременно есть, иначе ты бы не оставил свой дом и не стал искать того, кто поможет найти на него ответ.
  Теперь задумался Плотин. Его поразило, как верно Аммоний охарактеризовал то, что мучило его уже давно. Но вот как правильно все сформулировать? Это совсем не просто, в его голове постоянно копошился огромный муравейник мыслей. И далеко не всегда удавалось их привести в порядок, выстроить в нечто такое, что хотя бы отдаленно напоминало некую систему.
  - Ты затрудняешься? - спросил Аммоний, не сводя с него взгляда.
  - Я ищу правильный ответ.
  - Тогда не торопись, ищи хоть до утра. А мне надо будут лечь спать, завтра на работу. Если и тебе захочется прикорнуть, эта лавка в твоем распоряжении.
  Аммоний лег на кровать и закрыл глаза. Плотин с изумлением увидел, что буквально через минуту тот заснул. Это было понятно по тому, как с шумом вырывался воздух из его носа.
  Плотин тоже закрыл глаза, но не заснул, а погрузился в себя. Не так он представлял их первую встречу. Почему-то он не сомневался, что они начнут долгий, нескончаемый разговор. Он так давно ждал человека, который удовлетворит его жажду знаний, которая давно мучает его. У него скопилось так много вопросов, ждущих немедленных ответов. А вместо них человек, который он надеялся, даст на них разъяснения, как ни в чем не бывало, спокойно спит.
  Мысли вдруг сами собой переместились в другую плоскость. Аммоний хочет знать, что более всего беспокоит его, Плотина, что не дает ему покоя? А ведь до сих пор он не задавал себе такого вопроса, даже на ум он не приходил. Много чего ему хотелось узнать, многое что прояснить, но вот самое главное, с чего все начинается, об этом он как-то не задумывался.
  Плотин открыл глаза и посмотрел на Аммония. Тот все так же спал. А чего он этому удивляется, на такой работе, как у него, человек отдает все силы. И для восполнения их требуется отдых. Это он, Плотин, занят исключительно поиском знаний. Прямо скажем, труд не простой, но все же не столь изнурительный. Аммоний прав, что заставил его задуматься о том, с чего же все начинается, что побуждает его искать смысл природы вещей? Без начала нет продолжения, не будет начала, не будет ничего. Мы имеем дело то ли с конечным, то ли с промежуточным результатом этого процесса. И редко задумываемся о том, что дало ему старт. Наше обыденное сознание воспринимает такое положение вещей, как само собой разумеющееся, и даже не задумывается, почему именно так, а не иначе. Но это же не правильно иметь дело с результатом, а не с его источником.
  Аммоний хотел того или нет, но навел его на важные размышления - отныне главная их тема будет, что породило то, что порождает все остальное? Только если проникнуть в эту основу всего можно распутывать клубок всех остальных причин и следствий. Даже странно, что до этой минуты он не понимал такой простой истины, мучился, путался, блуждал по нескончаемому лабиринту своих мыслей, не понимая, почему он так сильно ими не удовлетворен.
  В волнении Плотин встал, вышел из дома и остановился на крыльце. Город спал, вокруг не было ни света, ни звуков, даже ветер затих. Зато прямо над головой многочисленными звездами расцвечивалось александрийское небо. Где-то там и находится источник всего, вдруг подумал Плотин, рассматривая созвездья. А может, и не там. Что мы знаем о мироздании? Почти совсем ничего. Это совершенно неизведанный нам мир со своими тайнами. И все же он не случайно навис всей своей непомерной тяжестью над нами, какой-то смысл в этом должен быть. Попытаться разгадать его или хотя бы приблизиться к разгадке - долг, который потребует от него огромных усилий.
  Плотин вдруг почувствовал облегчение, он понял, что решил для себя нечто важное. И отныне ему будет в чем-то легче. Нет, не легко, об этом можно и не мечтать, но появляется некая определенность, которая позволит ему идти своим путем.
  Плотин вернулся в дом. Аммоний все так же спал, Плотин лег на скамейку. Было жестко, но ему это не сильно мешало, он привык ко всему. Закрыл глаза и почти сразу заснул.
  Когда Плотин проснулся, Аммоний уже готов был покинуть дом. Он снова был одет в свою рабочую спецовку.
  - Выспался? - поинтересовался Аммоний.
  - Да, - кивнул головой Плотин.
  - Хочешь мне что-то сказать?
  - Я долго думал... - начал Плотин.
  - У меня мало времени, у нас штрафуют за опоздания, - прервал его Аммоний. - Говори короче.
  - Первоначало, - произнес Плотин.
  - Что первоначало? - довольно резко переспросил Аммоний.
  - Причина всех причин - вот, что для меня самое важное. Не поняв его, нельзя понять и все остальное, это будет не более чем обман.
  - Я услышал тебя, юноша. Мне подходит твой ответ, хотя он и довольно поверхностен. Я готов взять тебя в свои ученики. Приходи через день, соберется еще несколько человек. Ты прав, по крайней мере, в одном - не поняв, с чего все начинается, невозможно идти дальше. Но это самое трудное из того, что может быть. Мы никогда это не увидим, не сумеем никогда осязать. То, что непроницаемо, и есть самое важное. Буду тебя ждать.
  
  6.
  Вечером Плотин вошел в уже знакомый ему дом, где он провел предыдущую ночь. Аммоний был ни один, и это огорчило молодого человека - почему-то он был уверен, что этот вечер они проведут наедине друг с другом в непринужденной беседе, которой никто не сможет помешать. Ему так много хочется сообщить Аммонию, но во много раз больше - услышать от него то, что тот посчитает нужным ему сказать. Жажда новых знаний и впечатлений была у Плотина столь сильна, что периодически спирало дыхание. Требовалось некоторое время для его восстановления.
  - Входи, Плотин, - приветствовал его хозяин дома. - Знакомься, это мои ученики. Теперь вы будете заниматься вместе.
  Учеников было трое. Они стали знакомиться с новичком. Самой молодой из них назвался Гереннием, он был даже младше Плотина. Не больше двадцати лет, оценил он. Вторым оказался человек по имени Ориген по прозвищу Христианин, лет ему было приблизительно сорок. И третий представился, как Кассий Лонгин. Судя по имени, он был римлянином. Да и по внешности и по манерам - тоже. Позже это предположение Плотина подтвердилось. В Александрию приехал, как сам он выразился, за мудростью. Судьба его привела к Аммонию, о чем он нисколько не жалел. Впрочем, все это Плотин узнал позднее.
  - Располагайся, - показал на свободное место на скамье Аммоний. Оно было единственным, точнее, можно было приземлиться еще на полу, который, судя по его виду, мыли не часто. - Мы сегодня говорим о Благе. Послушай.
  - Я весь во внимании, учитель, - отозвался Плотин.
  Аммоний бросил на него пристальный взгляд. Что он мог означать, Плотин не знал. Впрочем, он почти сразу забыл об этом.
  - Вы должна понимать, что все в человеке стремится к Благу. Такова его подлинная природа. И по-другому быть не может, ведь все, что в ней есть одушевленного и не одушевленного зависит от него. Не будет блага, не будет этого мира.
  - Но как в таком случае примирить то, что ты говоришь с тем, что этот мир весь пропитан борьбой? Все борется друг с другом и природа, и все люди, - подал реплику Кассий Лонгин.
  Плотин бросил на него взгляд, пытаясь понять, что кроется за этими словам у спрашиваемого.
  - Ты прав, Кассий Лонгин, но это по большому счету ничего не меняет, - проговорил Аммоний. - Благо рождается не само по себе, оно возникает из борьбы. Иначе мир был бы благостен, а он не такой. Научитесь различать благо и благостность. Взаимная несправедливость людей может проистекать из их стремления к благу, хотя они этого могут и не понимать. Не будучи в силах его достичь, люди делают друг другу зло, но именно тот, кто его приносит, наказывает больше всего не другого, а самого себя, ибо наносит неисправимый вред своей душе. Не лучшее падает до худшего, но худшее появляется из-за низкой природы человека, которая мешает ему воспринимать лучшее, видеть и стремиться к благому. Люди склоняются ко злу, потому что не видят и не понимает, что есть добро. А непонимание добра напрямую связано с тем, что человек охвачен телесными желаниями. Они заслоняют ему все; все его устремления только на одно - на их удовлетворения. Такие натуры никогда не придут к благу.
  - К благу ведет любовь, разве не так учитель, - проговорил Ориген. - Об этом наставлял Иисус Христос. Разве это не единственный путь к благу?
  - Конечно, Ориген, любовь устремляет человеку к благу. Но часто ли ты видел, чтобы она побеждала в нем зло. И уж тем более то зло, что вокруг нас. Я сам был христианином и знаю, что ваша вера постоянно и при любых обстоятельствах требует молиться Всевышнему. Но меняет ли это хоть что-то? Мир - это поле для борьбы, а в ней побеждает тот, кто оказывается сильней, а не тот, кто усердно придается молитве. Зло нужно побеждать, оно само не исчезнет. Более того, я скажу вам, что зло - это часть блага. Логос, создавая его, понимал, что без него мир не будет цельным. Всему в нем отведено свое место. Благо возникает, когда человек понимает, что должен отринуть зло, преодолеть его в себе и побороть вокруг себя. Благо возникает не само по себе, а из нашей силы, из стремления расчистить вокруг себя все нехорошее и посеять на этом месте хорошее. А ты, что думаешь Плотин?
  Вопрос Аммония застал его врасплох. Разумеется, он размышлял на эти темы, но еще ни разу не рассуждал о них публично. Но он понимал, что сейчас должен ответить на этот вызов. Он сосредоточился.
  - Благо восходит к Единому. Тот, кто хочет его достичь, не может не вступить на путь постижения блага. Другого просто не существует. Единое - это высшее проявление блага.
  Аммоний, который до этого расхаживал по комнате, вдруг резко остановился.
  - Не зря я тебя ввел в свой кружок. Ты верно расставил приоритеты. Продолжай дальше идти в том же направлении.
  Плотин ощутил радость. Он и сам не ожидал услышать от себя эти слова. И уж тем более в тот момент он не знал, что его путь к Единому, сделает его навсегда знаменитым, закрепит его место в мировой науке о разуме. Тогда же шестым чувством он осознал, что его мучительные поиски самого себя нет, не пришли к завершению, но вышли на дорогу, по которой ему предстоит идти всю оставшуюся жизнь. Он вдруг ощутил прилив самого настоящего счастья.
  
  7.
  Обратный путь оказался даже медленней, чем дорога к храму. Машин на автотрассах сильно прибавилось. Но Каракозова это не сильно волновало, основные дела, связанные с работой, он уже сделал, а до других, более приятных дел времени оставалось достаточно.
  - Как считаешь, церемония освещения храма прошла удачно? - поинтересовался он у сидящего рядом помощника.
  Несмеянов повернул к нему голову и несколько мгновений смотрел на него.
  - Ваше выступление всем понравилось, - ответил Несмеянов.
  - Почему так решил?
  - Я наблюдал за реакцией людей, они остались довольными.
  - Откуда ты знаешь, может они были довольны совсем другим.
  - Чем же, например, Игорь Теодорович?
  - Что в городе появился кафедральный собор. Разве это не большое событие для жителей?
  Теперь пристально посмотрел на своего помощника уже губернатор.
  - Не думаю, - произнес Несмеянов.
  - Почему ты так не думаешь? - едва заметно усмехнулся Каракозов.
  - Вряд ли раньше люди чувствовали сильный дискомфорт от того, что такого храма не было. Если даже такие и были, то их совсем немного.
  - Хочешь сказать, что мы напрасно занимались достройкой храма, вложили в это дело, в том числе совсем немалые бюджетные деньги?
  - Люди делают огромное количество напрасных дел. Одним больше, одним меньше - ничего не меняет.
  - Вот как! - Каракозов подумал, что и раньше его помощник периодически высказывал "еретические" мысли, но на этот раз он, кажется, разошелся.
  - Из твоих слов вытекает, что городу храм ни к чему. Я правильно их интерпретировал?
  - Городу точно не знаю, но вам он не нужен.
  - Откуда такой вывод?
  - Вы не верите в Бога.
  - Я регулярно хожу в церковь.
  - По праздникам, когда вам положено по статусу. Да и не в этом дело.
  - В чем же тогда?
  - Я с вами провожу много времени. И вижу, что вы не только не верите в Бога, вы вообще о нем не думаете. Что Он есть, что Его нет, вам все равно.
  - Интересное наблюдение, - пробормотал Каракозов. Он подумал, что его помощник, в самом деле, что-то разошелся. Его слова можно воспринимать, как хамство или наглость, а можно пропустить мимо ушей, как будто ничего особенного сказанного не было. Как же ему поступить?
  - Предположим, ты в чем-то прав. Что из этого?
  - Вы не должны в этом случае заниматься храмом. Пусть это делают другие.
  - Почему?
  - Потакать толпе - самое последнее дело.
  - Даже, если эта толпа - твои избиратели.
  - Это ничего не меняет. Разве любой из нас не должен заниматься только тем, во что он верит? А если человек делает то, во что не верит, как минимум, он спускается по лестнице вниз.
  Когда вернемся в мой кабинет, то предложу ему уволиться по собственному желанию, пронеслись в голове у Каракозова. Не знаю, зачем и почему, но он только что переступил черту допустимого. К чему ему такой помощник? Что в следующий раз он заявит?
  Каракозов бросил взгляд на Несмеянова. Тот выглядел абсолютно невозмутимым, словно ничего особенного он сейчас не произнес. Уволю, но не сегодня, возможно, завтра или в другой день, мысленно перенес Каракозов дату увольнению. Сначала целесообразно выяснить, чего же все-таки Анатолий добивается? Не просто же так он затеял этот странный разговор.
  К Каракозову вдруг пришла мысль, что нельзя исключить, что Несмеянов - засланный его политическими конкурентами или недоброжелателями казачок. А их у него в области предостаточно. Все же он тут чужак, и это ощущает едва ли не на каждом шагу. Вслух, разумеется, ему такое никто не высказывает, но информации на сей счет поступает к нему обильно. И все же интуиция подсказывала, что Несмеянов все-таки из другой категории. У него иные интересы и устремления. Иначе он бы вел себя как-то иначе, не так откровенно и вызывающе.
  Нет, вдруг решил Каракозов, он не станет его увольнять до тех пор, пока с ним окончательно не разберется. Это даже по-своему интересно, что-то вроде кроссворда, или ребуса. Он вдруг поймал себя на том, что помощник чем-то напоминает его самого, только молодого. Сходство, возможно, не такое уж и большое, но оно есть.
   Впереди показалась резиденция губернатора.
  - Спасибо, Анатолий, за откровенность, я услышал тебя, - произнес Каракозов. - Мы еще как-нибудь продолжим этот разговор. Конечно, если ты не возражаешь.
  - В любой момент, когда захотите, Игорь Теодорович.
  - Вот и прекрасно! А теперь у меня к тебе малюсенькое поручение, - купи цветы. Букет должен быть большим и красивым. Но в меру. Жду тебя в своем кабинете через час.
  
  8.
  Каракозов занимался разными мелкими делами, но думал не о них, а о другом - о своем предстоящем визите. Он чувствовал сильное волнение. Давно с ним не происходило такого эмоционального взлета. И все из-за женщины, с которой он шапочно знаком. Его самого удивляло это обстоятельство. В молодости он был влюбчив, женщины, точнее, девушки волновали его безмерно, о тех, кто ему нравился, мог думать едва ли не целыми днями. Но все это было давно, с тех пор, как он полагал, сильно остепенился. Это не означало, что слабый пол перестал его волновать, но все же он был уверен, что и его чувства, и его поведение находятся под контролем.
  Но, как показывают события, это не совсем так. Хорошо это или плохо, задал он себе вопрос. Хорошо то, что это означает, что в нем сохранилась юношеская пылкость, она не покрылась коростой прошедших лет, не погасла под влиянием медленно, но неуклонно надвигающейся старости, хотя до нее еще далеко. Плохо то, что события могут выйти из-под его контроля и принять необратимый и непредвидимый характер. Такое с ним уже случалось в жизни, и он бы не хотел повторения. К тому же губернатор - публичный человек, за его поведением пристально следят сотни самых разных людей. И они с огромным удовольствием предадут огласке, с их точки зрения, его недопустимое поведение. А вот тогда все может быть, в том числе, и конец карьеры. Сколько он видел таких, которые поскользнулись на самых разных, на первый взгляд, пустяках. Где они теперь? Кто спился, кто тихо ушел в отставку, и коротает бессмысленные дни на даче, кто оказался за решеткой, а кто вообще отправился в небытие. Нет, ему следует действовать предельно осторожно и не допускать ошибок. Но и лишать себя удовольствия было бы не меньшей глупостью. Он не для того с таким упорством, жертвуя многим, пробивался наверх, чтобы пребывать сейчас в унынии и в грусти, лишая себя самого большого наслаждения.
  Каракозов отодвинул от себя бумаги. Не со всеми из них он поработал, но решил, что они могут подождать. Сейчас он намерен заняться другими делами, он должен сегодня предстать перед предметом своей страсти в максимально привлекательном виде. Ему известно, что он это прекрасно умеет делать, только надо подготовиться, как следует. Тогда его шансы повышаются.
  Появился Несмеянов. Каракозов взглядом оценил купленный им букет и остался доволен - с такими поручениями его помощник справляется отлично. Может, все же не стоит его увольнять? Он, конечно, позволяет себе периодически лишние, сомнительные высказывания, но, возможно, это и хорошо, и уж точно, куда лучше, чем раболепные подчиненные, от которых кроме банальных верноподданнических речей ничего не услышишь.
  - Можешь быть до завтра свободным, Анатолий, - сказал Каракозов. - Позови мне начальника моей службы безопасности.
  Вошел начальник службы безопасности Бригаднов, уже довольно пожилой мужчина.
  - Александр Евгеньевич, я еду в драмтеатр. Очень прошу, обеспечить минимальное количество охранников. Там, куда я отправляюсь, более чем безопасно.
  - Я вас прекрасно понимаю, Игорь Теодорович, но есть инструкции. Если с вами что-то случится, мне не поздоровится. Быть губернатором приятно, но есть и неудобные моменты.
  - Это я уже давно понял, - вздохнул Каракозов. Он решил, что бесполезно настаивать на своем. - Через пятнадцать минут отправляемся.
  В театр Каракозов приехал, когда пьеса уже началась. Это он сделан сознательно, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Он занял место в губернаторской ложе и стал смотреть.
  Давали спектакль: "Кто боится Вирджинию Вульф?". Он до этого пару раз смотрел эту пьесу. И вряд ли бы пошел делать это снова. Но его интересовала исполнительница главной роли Виолетта Турчина. Когда он увидел ее мельком первый раз на одном из мероприятий, то тот час почувствовал удар. И понял, с ним случилось то, что не случалось уже много лет. Тогда ему удалось с ней познакомиться, но встреча продолжалось всего несколько минут, так как подошел ее муж, и ему пришлось ретироваться, чтобы супруг актрисы не заметил его чрезмерного интереса к своей жене.
  С тех пор Каракозов посещал все спектакли с ее участием. Правда, их было совсем немного, да и роли были небольшие. Так получилось, что он стал губернатором, а она поступила в труппу местного драмтеатра, переехав из другого города, почти одновременно. Он понимал, что в отличие от него, у нее гораздо меньше шансов преуспеть. В театре все позиции давно заняты, примы определены и никто тесниться с новоприбывшей не собирается. Каракозов быстро смекнул, что если не поможет ей, шансов пробиться у нее немного. К тому же он навел справки, и понял, что она не из тех, кто расталкивает соперниц локтями. Потому и ушла из предыдущего театра, где ей перекрыли все пути для продвижения.
  Каракозов решил действовать. Однажды он попросил своего помощника позвонить в театр главного режиссеру и сообщить тому, что хочет побеседовать с ним на предмет помощи, которой может оказать. И попросил того предоставить список самых насущных нужд.
  Чтобы не афишировать встречу, Каракозов пригласил главного режиссера в загородную резиденцию губернатора - в уютный коттедж, расположенный в маленьком закрытом и хорошо охраняемом поселке. Там, за обильно накрытым столом они проговорили весь вечер. Каракозов хорошо подготовился к беседе, прочитал едва ли не все, что было в Интернете, о театре, познакомился с отзывами о спектаклях. Они долго обсуждали современное театральное искусство, в каком оно состоянии и куда катится.
  Главреж был в восторге, заявив, что впервые встречает чиновника, который так хорошо и тонко понимает в современном искусстве и театр особенно. На степень восторга прибавило и то, что Каракозов обещал удовлетворить все нужды, с которыми обратился к нему главный режиссер.
  Оба были уже изрядно пьяны, когда Каракозов обратился к своему собеседнику с просьбой, ради которого и затеял этот ужин. Для него это был не простой момент. С одной стороны ему не хотелось, чтобы главный режиссер понял истинную подоплеку его интереса к делам театра, с другой - он сознавал, что так или иначе придется раскрыться; ведь не с идиотом же он имеет дело, а с ушлым человеком, который много чего повидал на своем веку. И ни раз использовал актрис для удовлетворения не только своих творческих, но и мужских интересов. Об этом Каракозов прочитал в докладной записке, которая была составлена по его просьбе.
  Каракозов начал издалека. Он сказал, что считает театр очень живым организмом, в котором постоянно должно что-то меняться, двигаться, развиваться. В противном случае начинается застой, неизбежно переходящий в упадок. Это относится и к актерскому составу; плохо, когда все лучшие роли играют одни и те же актеры. Это снижает потенциал спектаклей, сокращает интерес к ним зрителям, которые не видят свежих лиц. После этих слов он посмотрел в лицо главного режиссера и понял, что тот крайне внимательно его слушает. И даже если он изрядно пьян, это ничуть не снижает степень его внимания.
  Уже через несколько секунд Каракозов убедился, что прав.
  - Игорь Теодорович, - обратился к нему главреж, - вы можете со мной разговаривать совершенно открыто. Кто конкретно вас интересует?
  Секунду поколебавшись, Каракозов назвал фамилию. Главный режиссер понимающе улыбнулся.
  - У вас отменный вкус, - оценил он. - Я и сам положил на нее глаз. Но теперь даже не стану смотреть в ее сторону. Вы понимаете, только как мужчина, а не как режиссер. Что вы предлагаете?
  - Сделать новую премьеру, и поручить ей главную роль. Ну, а какой конкретно спектакль, - это уже на ваше усмотрение.
  С момента того разговора минуло полгода. Сегодня как раз и состоялась премьера спектакля, в главной женской роли которого была занята Виолетта Турчина.
  Каракозов смотрел на сцену, и ему все больше нравилась Турчина, и как женщина, и как актриса. Ее нельзя было назвать ослепительной красавицей, но она была вся пронизана невероятно волнующей женской привлекательностью. Ее лицо, голос, жесты и движения были наполнены неизгладимым очарованием. Смотреть на нее, как на огонь и воду, можно было бесконечно, это зрелище не надоедало, и не утомляло.
  Спектакль продолжался и в какой-то момент по-настоящему увлек Каракозова. Он был рад тому, что главный режиссер был действительно хорошим режиссером, а потому помогать ему и театру было приятно. Усилия и средства, которые затрачивались на эти цели, были не напрасно потраченными.
  Спектакль постепенно приближался к финалу, и Каракозов стал испытывать определенное волнение. Он был опытным ловеласом и покорил немало женщин, но вот сейчас привычной уверенности не испытывал. Он сомневался, что его дама сердца окажет ему благожелательный прием. Из донесения он знал, что она если не любит своего мужа, то относится к нему хорошо, и между супругами царит согласие. Тем более, не изменяет ему. А это способно повлиять на его намерения.
  Перед премьерой он созвонился с главным режиссером. После той памятной встречи они общались не часто, зато всегда доверительно. Каракозов сообщил ему, что намерен навестить актрису после спектакля в ее театральной уборной. Главный режиссер тут же смекнул, какой услуги хочет от него губернатор, и сказал, что предупредит ее о визите высокого гостя. Более того, постарается, чтобы в тот момент никого у нее не было.
  Спектакль закончился, зал разразился овацией. Подождав, когда закончатся аплодисменты, Каракозов в сопровождении двух охранников направился за кулисы. Он знал, где расположена уборная Турчиной; с этой целью специально изучил схему помещений театра.
  Он постучался, услышал слово: "войдите". Сделав жест охранникам, чтобы они оставались в коридоре, вошел в помещение.
  Турчина сидела за столом в платье, в котором играла свою роль. Она внимательно посмотрела на вошедшего, но при этом не только не встала, но даже не пошевелилась.
  - Здравствуйте, божественная Виолетта Сергеевна! - сказал Каракозов. - Понимаю, как вы устали после такого не простого спектакля. Но не мог не заглянуть к вам и не сказать, насколько сильно мне понравилась ваша игра. Прошу прощение за вторжение.
  Каракозов сделал несколько шагов от двери и протянул актрисе купленный Несмеяновым букет. Она взяла его, вдохнула в себя аромат цветов и только тогда на мгновение улыбнулась.
  - Благодарю вас Игорь Теодорович, - поблагодарила она.
  - Вы знаете меня?
  - Кто же не знает губернатора. Таких, думаю, в области нет.
  - Мне очень приятно. Вы не против, если мы совсем немного поболтаем о спектакле. Я переполнен впечатлениями и мыслями от постановки и особенно вашего исполнения. Но если вы устали, то...
  - Я устала, но поговорю с удовольствием. Присаживайтесь.
   Каракозов поспешно сел на стул. Турчина заняла место напротив.
  - Что вы хотите мне сказать? - поинтересовалась она.
  - Я восхищен вашей работой.
  - Это вы уже говорили. Мне еще раз сказать: "спасибо"?
  - Нет, одного раз вполне достаточно. Я о другом, о вашем таланте к перевоплощению. Ведь Марта намного старше вас. Но это нисколько не заметно.
  - Это во многом заслуга гримеров.
  - Не согласен. Конечно, они тоже постарались, но на девяносто процентов это ваша игра. Я далеко видел не все ваши роли, но я уверен, это лучшая.
  - С этим я согласна, мне очень нравится сама пьеса. А когда артист увлечен тем, что играет, это залог успеха.
  - Да, прекрасная пьеса, - согласился Каракозов. - Пьеса о человеческом отчаянии, о том, как человека оставил Бог. Или скорее, человек оставил Бога. А, возможно, имеет место и то и другое. Знаете, я же по базовой специальности философ, и мне совсем не чужды эти темы. Они тянутся еще с античных времен.
  - Вы философ? - удивилась Турчина.
  - Да. Это вас удивляет?
  - Пожалуй.
  - А какое образование вы полагали у меня?
  - Я об этом не думала. Но уж точно не философское. Тогда понятно...
  - Что именно?
  - Ваши рассуждения. Я тоже, когда репетировала роль, думала о характере героини, и вообще, о чем пьеса?
  - Каковы же ваши мысли?
  - Не знаете, поймете ли вы меня?
  - Я постараюсь, Виолетта Сергеевна. А могу я вас называть просто Виолеттой?
  - Да, конечно, мне будет приятно. Не люблю, когда меня называют по имени отчеству. Так вот о пьесе, точнее, о том, что я думаю о ней. Джордж и Марта глубоко несчастны, и даже не столько друг с другом, сколько каждый сам по себе. Возможно, они запутались в самих себе. И им срочно понадобились зрители, ради которых устраивают эту комедию. Хотя, скорее, трагифарс. Знаете, труднее всего носить все в себе, а когда в какой-то форме вываливаешь это наружу, становится легче. Ведь, правда?
  - Абсолютно точно, Виолетта.
  - Вот и тут состоялся такой сеанс вываливания. Джордж и Марта пытаются примирить действительность со своим внутренним миром, иначе он может их просто разорвать. Им для этого требуется какой-то перформанс, чтобы он ослабил то напряжение, что внутри них. Вот они и разыгрывают представление перед случайно найденными зрителями. Только у них мало что получается. Зрители уходят, а они снова остаются одни и сами с собой. Оказывается, просто спектакля для этого недостаточно. Кстати, примерно то же самое происходило с Вирджинии Вульф. Пока я готовила роль, то читала ее книги и ее биографию. Ее всю жизнь преследовали галлюцинации, и то, что устроили герои пьесы, в каком-то смысле тоже является галлюцинацией, но на яву.
  - Вы не только невероятно привлекательны, Виолетта, но и умны! - не сдержал восторг Каракозов. Он действительно испытывал восторг от молодой женщины. - Даже не представляете, как хочется продолжить наш разговор о пьесе и не только. Но, понимаю, как вы утомлены. У вас очень энергозатратная роль. - Каракозов сделал вид, что задумался. - А знаете, дорогая Виолетта, а почему бы нам это однажды не сделать в каком-нибудь более приятном для таких дел месте. Мне очень хочется с вами побеседовать. Вы очень талантливая актриса, и я готов в мере своих скромных сил помогать вашему продвижению в нашем театре. Вместе мы сила, - улыбнулся он.
  Каракозов видел, что его слова погрузили в задумчивость актрису. Он с таким волнением ждал ее ответа, что слышал, как учащенно и громко бьется его сердце.
  - А почему и нет, - вдруг произнесла она. - Когда?
  - Да, хоть завтра. Какое у вас расписание?
  - Днем у меня репетиция. Но вечером я свободна.
  - Прекрасно! Тогда я заеду за вами после репетиции. Вас не смущает, если к вам зайдет мой человек и пригласит в машину. Я там буду вас ждать.
  На секунду между бровями актрисы образовалась складка.
  - Вы же губернатор, и вам не хочется светиться. Я правильно вас поняла?
  - Так оно и есть.
  - Хорошо, пусть будет так, как вам удобно, - согласилась Виолетта.
   Каракозов встал, взял в свою руку ладонь актрисы и нежно ее поцеловал.
  - Тогда до завтра.
  Он давно забыл тот день, когда был так же счастлив, как сейчас.
  
  9.
  Теперь почти каждый вечер Плотин шел к Аммонию. Хотя иногда учитель просил его позволить ему отдохнуть, так как работа забирала много сил. В этом случае он встречался со своими товарищами по кружку. Они беседовали на разные темы, собираясь чаще всего в попинах. Плотину там не нравилось, так как обычно было шумно; все пили, кричали, ели, часто стоя, так как сидящих мест на всех не хватало. Да и публика была самая что ни на есть низкая: рабы, вольноотпущенники, бедные иностранцы. Зато здесь было дешевле, чем в тавернах, а деньги приходилось экономить. С каждым днем их становилось все меньше. Сначала Плотин мало обращал на это обстоятельство внимания, но однажды, пересчитав оставшиеся монеты, забеспокоился.
  Он решил посоветоваться с учителем; за то время, что он посещал его кружок, у них установились доверительные отношения. Впрочем, больше и не было с кем, других людей в этом чужом для него городе он не знал.
  Аммоний задумался.
  - Могу поговорить с Афинагором, он вечно жалуется, что не хватает грузчиков. Но работа тяжелая, не всем по силам. Ты молод, справишься?
  - У меня нет другого выхода. Мне очень нужны деньги. Домой возвращаться не хочу, хочу быть рядом с тобой. Ты мой учитель. Наверное, эта та плата, которую мне придется заплатить, чтобы ты бы оставался им и впредь.
  Так Плотин оказался в порту. Его жизнь резко изменилась; до того, как устроиться грузчиком, он мог ложиться и вставать в любое время, проводить его в размышлениях и путешествиях по городу. Теперь он был в значительной степени лишен этих приятных моментов. За опоздание штрафовали и наказывали, да и сама работа отнимала столько сил, что к концу дня нередко казалось, что ни что другое, кроме как добраться до дома и лечь, уже больше ничего не хочется.
  Зато Плотин обнаружил, что способен быстро восстанавливаться; уже через час от былой усталости не оставалось и следа. И он снова был готов внимать учителю.
  А вот с Афинагором отношения не очень ладились. Не то, что распорядитель погрузкой его невзлюбил, скорее ему просто нравилось приставать к нему то с разговорами, то с придирками. Это вносило разнообразие в его однообразную жизнь. Плотин же старался работать из-за всех сил; во-первых, от этого зависел его заработок, а во-вторых, если Афинагору что-то не понравится, он может в любой момент выгнать его. И тогда на что жить?
  Но была еще одна причина, почему Плотин держался за это место, несмотря на изнурительные нагрузки. Из-за недолгих перерывов на перекус. Они садились с Аммонием отдельно от всех, доставили припасы, чаще всего лепешки, бобы и оливки, реже сыр и яйца, ели и разговаривали. То были лучшие минуты жизни, которые он бы ни на что другое не променял. Никто их не отвлекал от общения, грузчики быстро привыкли, что эти двое уединяются не для того, чтобы кто-либо им мешал. Даже Афиногор, хотя и частенько окатывал их недовольным взглядом, не навязывал им своего общества.
  Чаще всего их диалоги касались учений Платона и Аристотеля, а так же Единого и того, как человеку достигнуть состояния, которое можно назвать божественным.
  - Пойми, Плотин, - говорил Аммоний, жуя лепешку из пшеницы или ячменя, - путь к Единому один. Когда ты совершенствуешь себя, ты начинаешь к нему восхождение. Когда ты так поступаешь, то сближаешь себя с Ним и умственно и духовно. Я не случайно покинул христианство, так как не нашел в нем пути, по которому я мог бы пойти. Там предлагают молиться и молиться, соблюдать заповеди, верить в благого Бога, который един в трех лицах. Я был готов в это поверить, но куда двигаться дальше? Великий Платон говорит: "Человек, который делает все, что ведет к счастью, зависящим от себя, а не от других людей, принял по-настоящему лучший план для счастливой жизни. Это человек умеренный, мужественный и мудрый". Именно таким призываю я тебя быть. Я вижу, что ты можешь стать для многих примером для подражания. Я это узрел сразу, как ты вошел в мой дом.
  - Но что такого есть во мне, что заставляет тебя так говорить? - спрашивал Плотин.
  - Ты очень углублен в себя. Таких, как ты, я еще не встречал. Внешнее для тебя помеха, которую ты не можешь устранить. Но стараешься свести отношения с этим миром к минимуму. Такие люди появляются на свет крайне редко, и они предназначены не для обычной жизни.
  - Что же мне тогда делать, учитель, как жить?
  - Так и живи, все само собой случится. Я предвижу, что ты станешь основателем и учителем мудрости для многих поколений.
  - Но такой человек уже есть, это ты.
  Аммоний отрицательно покачал головой.
  - Ты заблуждаешься, это не я. Если меня и будут помнить, то только в связи с тобой. Но жизнь твоя будет нелегкой и не простой, Единое легко не подпускает к себе близко. Чтобы ощутить его, нужно отдать Ему всего себя. К сожалению, мало кто готов на такую самоотдачу, но без нее мир не изменить.
  - А его надо менять? - спросил Плотин и ощутил, как наивно прозвучали его слова.
  Некоторое время Аммоний задумчиво смотрел на Плотина. Он был так напряжен, что даже перестал есть, хотя до окончания перерыва осталось совсем немного времени.
  - Мир меняется постоянно, Плотин, проходит мгновение - и он уже другой. Жизнь не останавливается, она все время чем-то наполняется и идет вперед. Но что мы при этом видим? Все те же устремления, все те же пороки, мы просыпаемся утром и знаем, что нас ждет. Это обновление, которое не обновляет. Мы движемся по горизонтали; это бесконечное движение, которое никуда не приводит. Люди не думают об Едином, о восхождение к Нему. А без этого и через тысячу лет все будет так же. Да глупцам станет казаться, что все вокруг изменилось, но мудрый будет понимать, что это не более, чем иллюзия. Все осталось прежним. Помни, Плотин, о своем даймонии, это то, что является высшим непосредственно к тому, что ты делаешь в независимости от того, ешь ли ты или размышляешь о чем-то важном. Всегда помни, что в каждом прожитом миге надо искать путь для восхождения. Пока ты не изменишь мир внутри себя, он не изменится ни в чем и нигде.
  К ним подошел Афиногор. Его взгляд устремился на разложенную еду, которая на половину осталась не съеденной.
  - Хватит болтать, пришло время снова взяться за работу. Боюсь, у вас не хватит на нее сил, если вы и впредь так будете есть. Мне нужны сильные, здоровые и выносливые грузчики. В следующий раз я не допущу вас к погрузке.
  Аммоний и Плотин обменялись взглядами и разошлись. Каждый направился к своему кораблю.
  
  10.
  С некоторых пор Плотин начал замечать, что хозяева квартиры стали относиться к нему не так как раньше, что-то неуловимо изменилось в их поведении. Если в первое время они его почти не замечали, или делали вид, что не замечали, то теперь регулярно попадались ему на глаза и даже пригласили как-то разделить с ними трапезу, так как они видят, что у него самого еды нет.
  Это действительно было правдой, Плотин, погруженный в свои мысли, нередко забывал зайти в лавку и купить какую-нибудь снедь. Приходилось ложиться спать голодным. Нельзя сказать, что он был совсем не чувствителен к тому, что его пустой желудок жаловался на такое пренебрежительное отношение к себе, но он приучал себя не придавать этому обстоятельству слишком много значения. Все телесное не более чем помеха на пути к Единому, само тело только мешает, так как требует чересчур много забот. Но и обойтись без них тоже не получается, иначе ослабеешь и уйдешь раньше, чем выполнишь свое предназначение.
  А с некоторых пор для него это стало крайне важно. После того, как он стал учеником Аммония, то проникся ценностью собственной жизни. Не просто так он появился на свет, а выполняет важнейшую миссию. Он должен прояснить значение нуса, как движение, ведущее к мировому порядку, откуда проистекает все то, что ведет в этот мир. Плотин чувствовал, что на этот вопрос, который издавна занимал многих мыслителей, он прольет новый, еще невиданный свет.
  Впрочем, когда его пригласили хозяева разделить с ними ужин, он решил, что неудобно отказывать им и пошел на их половину. И вскоре догадался, почему последовало это приглашение.
  За низким столом возлежали хозяева дома. Но не только они, рядом расположилась девушка на вид лет шестнадцати. Она была хорошо сложена, с не по возрасту четко обозначенной грудью. Он и раньше мельком видел ее, но не обращал внимания. Он даже точно не знал, кто она, то ли дочь, то ли служанка.
  Оказалось дочь. По намекам ее родителей Плотин не сразу, но все же догадался, что они не против выдать ее за него замуж. С этой целью стали нахваливать девушку.
  Плотин внимательно рассматривал претендентку в жены. Он не мог скрыть от себя, что она ему нравится. Не красавица, но вполне милая, с хорошей фигурой. Но главное было даже не это, а то, что в ней не ощущалась та тупость, которая была заметна в большинстве людях ее сословия. Плотин давно обнаружил в них это качество, и во многом по этой причине сбежал из своего городка. Его удручала распространенная повсеместно умственная ограниченность жителей, отсутствие в них всякого стремления вылезти из своей заскорузлой кожуры. Казалось, то была несмываемая с них печать, какое-то проклятие, от которого никто не мог избавиться.
  А вот на лице Агнии - так звали девушку этой печати, этого проклятия он не замечал, наоборот, оно казалось живым и смышленым. Для Плотина это было так непривычно, что он даже не замечал, что разглядывает дочь хозяев дома.
  В какой-то момент их глаза соединились, в них он прочел искренний интерес к нему. По крайней мере, ему так показалось. Плотин вдруг ощутил, как что-то происходит внутри него. Какой-то поток чувств и непривычных ощущений зародился где-то в районе живота и стал распространяться и вверх и вниз. Нельзя сказать, что он был сильным и повелительным, захватывал все его существо, но Плотин ясно чувствовал, как он все усиливается. И вдруг понял, что не знает, как к этому относиться.
  До сего момента у него не только не было близких отношений с женщинами, но и каких-то любовных приключений. Плотина это нисколько не тревожило, его сознание было целиком поглощено совсем другими предметами. И все, что их напрямую не касалось, как корабли мимо берега, проходило мимо него. Он еще в юности понял, что призван не для мирской жизни, его призвание думать о времени, вечности, о первоначалах. Он еще мало и туманно сознавал окружающий мир, а уже мысли на эти темы толкались в голове. Иногда он поражал своих родителей такими не свойственными его возрасту вопросами и высказываниями, что они подолгу не могли прийти в себя. И смотрели на сына, то ли как на какое-то чудо, то ли как на не совсем нормальное дитя, не зная, как им поступать и что с ним делать?
  Плотин никогда не участвовал в играх с соседскими мальчишками; даже такого желания почти не возникало. Так, иногда вдруг появлялся какой-то импульс, но он быстро гас без всяких усилий с его стороны. То ли дело книги, он мог читать их бесконечно. Вот только дома их было совсем мало, родители Плотина считали, что их покупка - напрасная трата денег.
  Если по началу, когда родители нахваливали дочь, Плотин пропускал их слова мимо ушей, то с какого-то момента слушал внимательно. Он знал, что многие девушки в таких семьях не умеют ни писать, ни читать, но, как оказалось, Агния умела и то и другое. Ее этому обучил старший брат, который, к сожалению, недавно скончался. Знала она и домашние ремесла, могла готовить, и шить. Совсем удивило то, что Агния хорошо пела и даже посещала один женский хор. Отец попросил продемонстрировать дочь свои вокальные способности; Агния засмущалась, но он настоял.
  У нее действительно был красивый голос, и Плотин даже заслушался. Жаль, что пела она не больше двух минут. Но это навело его на мысль о том, что он не предполагал, что живет в одном доме с таким сокровищем.
  Ушел Плотин в свою комнату погруженный в задумчивость. Образ юной красавицы то и дело всплывал в сознании. Это смущало и даже слегка раздражало его; не об этом надо ему думать, а о том, чему ему учит Аммоний. Плотин вдруг поймал себя на том, что за все время трапезы ни разу не вспомнил об учителе.
  В следующий вечер, когда все ученики ушли, Плотин задержался. Это удивило Аммония.
  - Хочешь о чем-то со мной поговорить без посторонних ушей? - спросил он.
  Об этом разговоре Плотин думал весь день. Он-то наполнялся решимостью его провести, то отказывался от этой затеи. Его не покидало чувство неудобства; еще ни разу он ни с кем не разговаривал на такие темы. Точнее, неоднократно с ним пытались заговорить об этом другие, но он под разными предлогами избегал такое общение. Но сейчас он не мог отделаться от мысли, что и для него пришла пора с кем-то поделиться своими переживаниями. А с кем, кроме Аммония, он мог говорить об этом - других конфидентов для таких разговоров у него нет. Да и кто ему способен дат вразумительный ответ, если не его любимый учитель.
  - Да, хочу, учитель, - непривычно тихо и застенчиво произнес Плотин.
  Аммоний посмотрел на него с особым вниманием.
  - Хочешь поговорить о том, что у тебя на душе? - догадался философ-грузчик.
  Плотин кивнул головой.
  - Я познакомился с девушкой, она дочь хозяев комнаты, где я живу.
  - Красивая? - поинтересовался Аммоний.
  - Да, очень, - подтвердил Плотин.
  - И тебе она понравилась?
  Плотин задумался. Правильно ли это слово отражает то, что чувствует он?
  - Я думаю о ней. Весь день, - уточнил он.
  - Но о чем ты хочешь спросить у меня?
  - Я не знаю, как поступить. Я никогда не видел женщину рядом с собой. Если я, например, женюсь, что будет со мной? Смогу ли я и дальше продолжать свои занятия? Ведь мне придется тогда заботится и о ней.
  Аммоний встал и прошелся по своей комнате.
  - Женщины - это самое большое искушение для мужчины, это грех, - сказал он.
  Почему-то эти слова немного удивили Плотина. Он ожидал услышать от учителя что-то иное. Хотя с другой стороны, а что он ожидал, что тот скажет?
  - Так говорят христиане в своих церквях. Но ты же не христианин.
  - Не христианин, - подтвердил Аммоний. - Но в этом вопросе я согласен с христианами. Ты должен уяснить: ты призван для другого.
  - Но разве одно не совместимо с другим.
  - То, что тебе предстоит выполнить в жизни, потребует от тебя отдать всего себя. Женщина отберет у тебя много сил, а Единое нуждается в них целиком. Я видел многих, которые пытались посвятить себя и тому и другому.
  - И каков результат?
  Аммоний грустно улыбнулся.
  - Семья, дети, в конце концов, поглощали их полностью. Даже Сократу не удалось целиком отделить себя от семьи. Оно - непреодолимое препятствие. Я тоже когда-то пытался совмещать, но понял невозможность этого. И сделал свой выбор. Скажу честно, он дался мне не просто. Но если ты посвятил себя познанию Единого, его нельзя ни с кем делить. Тебе понадобятся не только все твои силы, но и полная свобода. Без нее никогда не познаешь Его. Никто не может знать, что от тебя потребует этот путь, каких усилий, каких жертв, куда он занесет тебя, с чем придется столкнуться, кто станет твоим другом, а кто врагом. Запомни на всю жизнь одно - ни при каких обстоятельствах ты не должен оглядываться назад. Если хоть раз это сделаешь, все пропадет. Я долго не хотел этого понимать. Но обстоятельства заставили меня многим пожертвовать. Мы люди слишком слабы для движения вперед; чтобы это делать, нужно как можно меньше груза тащить на себе, постоянно освобождаться от всего лишнего. Старайся быть независимым и от людей и от всего, что тебя окружает. В любой момент ты должен быть готов принять важное решение, которое поменяет твою судьбу целиком. Таковы условия Единого, оно не откроется тому, кто не готов все отдать ради Него. А теперь иди, мне надо ложиться спать, завтра рано вставать. Да и тебе - тоже.
  
  $11.
  Каракозов вошел в дом. Это был большой особняк, если не совсем роскошный, но упорно стремящийся к этому званию. Правда, он принадлежал не лично Каракозову, это была жилая резиденция губернаторов, которую они освобождали после того, как уходили с этой должности.
  В свое время ни на строительство дома, ни на его отделку средств не пожалели, поэтому тут было все, что могло понадобиться для жизни: от бассейна до зимнего сада. Когда Каракозов впервые попал сюда, то был потрясен - он и не предполагал, что руководитель региона имеет возможность проживать в такой роскоши. А ведь за последние годы Каракозов привык к хорошей жизни, и был уверен, что красивыми особняками его уже не удивить. Но оказалось, что нет пределу совершенству, и роскошь так же неисчерпаема и безгранична, как Вселенная. Тогда он даже почувствовал некоторое то ли смущение, то ли неловкость. Ему прекрасно известно, как много бедных людей в стране, в том числе в той области, которой ему предстоит руководить. То, что отныне он станет обитать в таких условиях, есть что-то глубоко неправильное. Должен же соблюдаться хоть какой-то паритет между образами жизни разных слоев населения. Тем более, он руководитель, первое лицо в регионе, обязан подавать пример по соблюдению некого кодекса чести.
  Каракозов знал, что для многих представителей правящей элиты страны - а с некоторых пор он тоже входил в этот круг избранных, подобные представления были чужды. Стремление к роскоши, богатству было таким всеобъемлющим, что по началу, когда он попал в среду этих людей, его это даже шокировало и коробило. Это потом он обвыкся, старался не выделяться из общей массы, так как ясно сознавал, что тех, кто не согласен быть таким, как все, быстро депортируют из этого элитного общества без право возвращения в него. Правда, таких примеров было чрезвычайно мало, наоборот, все безмерно дорожили, что оказались среди избранных, и держались всем, чем можно, чтобы не выпасть из их числа.
  Чтобы не выбиваться из когорты привилегированных, Каракозов быстро освоив манеру поведения этих людей. Нельзя сказать, что это стало для него трудным делом, тем более, способности у него всегда были большие - это отмечали почти все учителя, которые его когда-либо обучали. Но в душе он ощущал, что с его стороны это не более, чем мимикрия. Да, он похож на них, но он в их среде чужой. Это чуждость была глубоко запрятана, накрыта толстым панцирем и бог еще знает чем, но она существовала, и он знал о ней. Не то, что она ему мешала, он научился не обращать на нее внимания. Но иногда к нему приходили такие мысли, от которых становилось не по себе. Вся та привычная повседневная среда, в которой он жил, вдруг куда-то исчезала, вместо нее что-то неприятное начинало давило на сознание.
  В такие минуты он становился сам не свой, возникало странное ощущение неправедности всей жизни, ошибочности всего, что он делает. Хотелось тут же избавиться от всего того, чем он живет и дышит, унестись куда-то далеко, туда где можно быть самим собой.
  По счастью, такие моменты были крайне редки, а в последние годы вообще не посещали. Это радовало Каракозова, придавало уверенность всем его действиям. И одновременно огорчало, он понимал, что из него уходит нечто ценное, то, чего ничем нельзя возместить, что делало хотя бы в самой небольшой степени его отличным от других людей человеком. Если это окончательно растворится в окружающем пространстве, то для него все станет необратимым, другой дороги уже не будет. Ему так и придется брести все той же тропой, по какой он идет уже столько лет.
  Да, это по-своему прекрасная дорога, она великолепно обставлена, обустроена, на ней чудо, как приятно находиться. И ему она очень даже нравится; ни за что он не обменяет ее ни на что другое. Но пока существовала где-то глубоко внутри него какая-то неясная, гипотетическая, но альтернатива, он чувствовал, что для него не все потеряно, пусть есть слабая, но вероятность того что все однажды изменится. Да, возможно, все это сохранялось только в его воображении, реальность же была совершенно иной. И все же она существовала пусть даже в таком виде, и тем самым позволяла дышать иначе, чуть более свободней.
  Не то, что он не мог объяснить себе, что все это для него означает, скорее, не хотел, чтобы не впускать в сознании нечто посторонние, способное помешать столь комфортному пребыванию на этой земле. Ему ли не знать, для какого огромного количества человек жизнь представляет собой бесконечное, безрадостное существование, почти целиком состоящее из преодоления безграничных трудностей и лишений. Для него это не пустые слова, все это он познал на личном опыте. И не желает его повторять. А потому делал и делает все возможное, а иногда и невозможное, чтобы избежать любой риск оказаться снова в той ситуации.
  Да, это давалось не просто. Приходилось принимать решения, от которых становилось стыдно, хотелось выть или уйти в запой. Пару раз с ним даже такое случалось, правда, в начале его карьеры. На его счастье выбраться из таких тупиков помогала жена. Не то, что она его хорошо понимала, но своим женским чутьем ощущала, что с ним твориться что-то не ладное и надо срочно принимать меры.
  Каракозова всегда удивляло то, как она умела находить для этого нужные слова, которые, в самом деле, помогали выйти из тяжелого состояния. Он смотрел в такие минуты на нее и понимал, что не все так уж и ужасно, он просто слишком впечатлителен и склонен все преувеличивать, придавать некоторым вещам слишком большое значение. А ко всему следует относиться гораздо проще. А главная тут цель - это внутреннее и внешнее благополучие, умение наслаждаться жизнью. Если способен на это, значит, идешь по верному пути. Эта, в общем-то, простая мысль вносила успокоение в его растревоженную душу, он сразу же чувствовал, как спадает с нее тяжесть. И был благодарен супруге за эту помощь. А все, что мешало такому облегчению, давил на корню.
  Татьяна как обычно, ждала его. Как только он вошел дом, вышла его навстречу.
  Они поцеловались.
  - Как прошел день? - задала она традиционный вопрос.
  - День выдался разнообразным, от церкви до театра. - Он не стал скрывать, что посетил спектакль, Татьяна бы все равно это узнала из сообщений прессы. Когда ты губернатор, трудно что-то делать скрытно. - Режиссер позвал на премьеру. Не мог отказаться.
  - А почему не пригласил меня?
  Этот вопрос Каракозов предвидел и понимал, что ответить на него будет не просто. Никаких убедительных доводов, почему он этого не сделал, не было. А те, что были, казались ему не убедительными. Но приходится использовать именно их.
  - Прости, все случилось внезапно. Я не собирался в театр, даже не слышал о премьере. Вернее, слышал, но не знал, что она сегодня. Иначе я бы заранее договорился с главрежем о посещении - и мы бы пошли вместе. А так все пришлось делать экспромтом.
  Он знал, что Татьяна, хотя и не завзятая театралка, но театр любит. И непременно обидится, что не взял ее на спектакль. Он вздохнул про себя, ему не хотелось обижать жену. Но и устоять перед чарами Виолетты не в состоянии. Он до сих пор переполнен эмоциями от встречи с ней.
  Каракозов увидел, как лицо жены стало сухим.
  - Ты же прекрасно знаешь, что я могу собраться в течение нескольких минут. У тебя было достаточно времени, чтобы пригласить меня. Разве не так?
  Каракозов почувствовал растерянность, он не знал, что отвечать. Обычно он редко терялся, умел ловко выходить из подобных затруднений. Но не сейчас, в голову не приходили нужные слова.
  Татьяна пристально смотрела на мужа.
  - Игорь, почему ты молчишь. Я хочу услышать ответ. Не хотел идти со мной?
  - Не говори ерунды, я тебе уже объяснил, что был застигнут врасплох приглашением. Пришлось срочно менять планы.
  - Такое не бывает, обычно тебя приглашают заранее. Мне ли это не знать.
  - Всегда бывают исключения. Я сам был удивлен. Но отказать режиссеру не мог, мы же с ним почти друзья. Извини, я виноват, исправлюсь. - Он поцеловал ее в щеку.
  Каракозов знал жену, вряд ли он до конца убедил ее, что все обстоит именно так, как рассказал. Но она не станет без убедительных причин долго упрекать его. Скандалы на пустом месте не ее стиль.
  - Понравился тебе спектакль? - спросила она.
  - В целом, да. Пьеса производит впечатление, правда, весьма мрачное. И постановка удачная.
  - А игра актеров?
  - На уровне. Знаешь, у нас отличная труппа, не хуже столичных театров. Никто не выпадал из ансамбля.
  - Хочу посмотреть этот спектакль. Ладно, пойдем ужинать.
   Каракозов внутри себя облегченно, хотя и безрадостно вздохнул. Их браку уже двадцать четыре года, скоро будет серебряный юбилей. И все это время было для него не простым испытанием. Тяжело жить с женщиной, которую не любишь и никогда не любил. Для него это стало главной проблемой, мешавшей ощущать себя счастливым везунчиком. Иногда с ней было хорошо, но никогда он и близко не испытывал эйфории от отношений с женоей, постоянно приходилось преодолевать себя, притворяться, быть не самим собой.
  Периодически он задавал себе вопрос: понимает ли она его переживания? Иногда очень хотелось задать его прямо, но ни разу на такое не решился. И сильно сомневался, что однажды это сделает.
  
  12.
  Обычно Каракозов утром с радостью отправлялся на работу выполнять свои нелегкие обязанности губернатора. Они ему очень нравились, он испытывал что-то вроде эйфории от этого, от того, что от его решений зависит жизнь, благополучие большого региона.
  Но сегодня все было наоборот, ехать на работу не хотелось. Он бы с удовольствием остался дома, либо отправился в какую-нибудь очередную деловую поездку. Но ни того, ни другого позволить не мог, более того, то, что предстояло ему сделать, считалось делом государственной важности. И уклониться от него не было никакой возможности.
  Каракозов обдумывал, как ему поступить в этой непростой ситуации, но никаких плодотворных идей не приходило. Он понимал, что ничего не сможет сделать. Точнее, может, но это станет равнозначным закату всей его карьеры, потерей всех тех усилий, что он затратил на то, чтобы выстроить ее. Поступить, таким образом, он никак не мог. Одна эта мысль наводила на него такое отчаяние, что становилось не по себе.
  Каракозов понимал, что попал в капкан, из которого ему невозможно выбраться. Произошло то, чего он боялся с самого начала, вступая на этот путь. Все эти годы он гнал от себя подобные страхи, тем более, жизнь в целом щадила его. Да, он шел на компромиссы с совестью, со своими убеждениями, но они все же при всей их величине и силе, не выходили за рамки допустимого. Но когда он узнал о начале войны, о том, что его государство напало на соседнюю страну, понял, что ему так просто от этого не отделаться. Его, как и многих других, непременно замарают, заставят заниматься тем, чем он не только не желает, но что выходит за пределы, за которые человек не может выходить, если хочет оставаться человеком. Будь они все прокляты, кто все это развязал, поддавшись искушению своих амбиций, безумным представлениям о мире, испытывающим безразличие к чужим страданиям. Как же он всех их ненавидит, но при этом вынужден скрывать эту ненависть, как постыдную болезнь, более того, постоянно демонстрировать свою преданность и согласие.
   Каракозов попытался отвлечься от этих мыслей. Радует только одно, что вечером он встретится с Виолеттой. От этого становилось жарко. Даже странно немного; все же он уже далеко не старый, но и далеко не молодой мужчина, а от одного только ее имени приходит в возбуждение, словно подросток. Ничего подобного от себя он не ожидал. Наверное, это и есть любовь, или скорее страсть. Как же давно он не испытывал подобных по силе и накалу чувств. Теперь же ясно осознает, что если и стоит ради чего-то жить, то в первую очередь ради такого состояния тела и души.
  - Приехали, Игорь Теодорович, - сказал шофер, видя, что губернатор сидит неподвижно с закрытыми глазами.
  Каракозов открыл глаза и посмотрел на шофера.
  - Спасибо, Яша.
  Он отворил дверцу и вышел из машины. Его уже ждали охранники. Вместе они направились в здание правительства области или в "Белый дом", как называли его в народе за цвет стен. Каракозов поймал себя на том, что с такими или со схожими ощущениями, направляются осужденные к месту отбывания своего заключения.
  В приемной уже сидел военком области в мундире полковника Пилипейко Юрий Иванович. При виде губернатора он вскочил с места и вытянулся в струнку, как перед своим командиром.
  - Здравие желаю, Игорь Теодорович, - поприветствовал он Каракозова.
  - Здравствуйте, Юрий Иванович. Извините, я чуть опоздал.
  - На три минуты, - уточнил военком.
  Каракозов, соглашаясь, кивнул головой.
  - Проходите ко мне в кабинет, - пригласил он.
   Они познакомились на второй день после того, как Каракозов стал губернатором. Пилипейко явился к нему с представлением. И не понравился ему с первого же взгляда. Он был не намного старшего его, но выглядел как-то уж больно по-старчески - с некрасивым, изрезанным каналами складок лицом. Каракозов сразу же предположил, что этот бравый вояка любить выпивать. Так оно и оказалось, вскоре он узнал, что пьянки и загулы военкома известны всему городу. Но, несмотря на такое поведение, Каракозов было известно и другое, что тот находился на хорошем счету у начальства. Губернатор знал, за счет чего; Пилипейко добросовестно выполнял любые поручения, а его экзальтированные патриотические выступления транслировали иногда даже центральные телевизионные каналы.
  - Игорь Теодорович, у нас с вами крайне важное и патриотическое дело, мы не имеем права его сорвать. Поэтому я пришел к вам, чтобы согласовать наши действия, - проговорил Пилипейко. - Вы согласны со мной?
  - Разумеется, Юрий Иванович, а как может быть иначе. - Каракозов почувствовал вдруг острую боль в сердце. Ничего подобного с ним еще ни разу не происходило, он регулярно проходил профилактические осмотры, которые всегда показывали, что никаких кардиологических проблем у него не было.
  Это не сердце, это что-то выше, неожиданно подумал Каракозов. Мысль была довольно странная, но он почему-то не сомневался, что так оно и есть.
  - Вы знаете, нам спущена разнарядка набрать добровольцев на войну численностью в две тысячи человек, - продолжил военком. - Это немало, но я нисколько не сомневаюсь, что совместными усилиями мы справимся. Вы согласны со мной?
  - Без всякого сомнения, - кивнул головой Каракозов .
  - Не слышу в вашем голосе уверенности, Игорь Теодорович. Если мы будем сомневаться в собственных силах, то задачу не выполним. А я привык выполнять все, что мне прикажут. С этой целью мною подготовлен план совместных действий военной и гражданской администрации области. Прошу вас, ознакомиться. Я считаю, что на основе моих предложений мы должны развернуть целую кампанию по привлечения жителей области к службе в армии.
  - Отправить на фронт, - произнес Каракозов и тут же пожалел об этих словах. Лучше было их не произносить.
  - Да, на фронт, Игорь Теодорович. Идет война, наша страна борется с агрессорами, которые ее хотят уничтожить. И каждый честный гражданин обязан сделать все, чтобы этого не случилось. Разве не так?
  - Так. Я изучу самым тщательным образом ваш план и в ближайшее время мы соберемся и подготовим окончательный его вариант. Думаю, неделя нам хватит.
  - Какая неделя, максимум два дня. Иначе все воспримут такое промедление, как саботаж.
   Каракозову снова стало не по себе. Эта мразь явно угрожает ему, потому что это отнюдь не просто слова, Пилипейко вполне по силам выйти на весьма высокие московские инстанции. Чем все это тогда может кончиться, возможно, не знаем сам Господь.
  - Хорошо, два дня, - согласился Каракозов. - Хотя такую кампанию будет подготовить не просто. Прошло всего три месяца с прошлого такого призыва. И теперь вот снова. Как людям это объяснить?
  - Самым простым образом, идет война, на ней погибают наши солдаты. И нам нужно возмещать потери. Долг каждого честного гражданина закрыть эту брешь.
  - Все это так, Юрий Иванович, но когда кто-либо узнает, что их родственник погиб, это становится потрясением. А похоронок приходит все больше.
  - Понимаю и очень даже сочувствую им, но что делать, мы вынуждены обороняться. Нам не оставили выбора.
   Каракозов старался не смотреть на своего собеседника, он чувствовал к нему безграничное отвращение. Пилипейко прекрасно знал, что именно его страна напала на соседнее государство под выдуманным предлогом. Но при этом врет даже в его кабинете. Интересно, он хотя бы иногда и кому-нибудь говорит правду?
  - Да, не оставили, - согласился Каракозов. - Уверен, у нас все получится. - Он посмотрел на военкома с надеждой, что тот сейчас встанет и выйдет из кабинета.
  - Был очень рад с вами снова встретиться, Игорь Теодорович, - произнес Пилипейко. - Мне кажется, это неправильно, что мы так редко видимся.
  - Будем теперь видеться чаще, - заверил Каракозов. - Тем более и повод есть.
  - Именно так, - радостно улыбнулся в ответ Пилипейко. - Ведь мы с вами делаем общее дело. А почему бы по этому поводу как-нибудь не посидеть в хорошем местечке. Я кое-какие знаю. Уверяю, не пожалеете.
  Каракозов вдруг испытал нечто вроде испуга. Не может быть сомнений в том, какие посиделки предлагает Пилипейко, Они хорошо известны многим. Этот мерзкий выпивоха хочет связать его с ним алкогольной порукой. И заставить играть под свою дудку.
  - Возможно, как-нибудь, - постарался как можно уклончивей ответить Каракозов. - Сами понимаете, времени мало, каждый день бесконечное количество дел.
  - Тогда не стану вас больше задерживать, вам есть чем заняться.
  Военком вышел, Каракозов встал, подошел к бару, достал бутылку коньяка. Налил в бокал и выпил. Но легче не стало. Теперь еще придется заниматься подготовкой пропагандисткой кампанией к призыву в армию. Ну, уж нет, он даже не притронется к документу военкора.
  Каракозов позвонил помощнику, тот явился уже через минуту.
  - Анатолий, на столе лежит предложения нашего военкора о кампании призыва на военную службу. У нас два дня, чтобы подготовить ответные. Прошу тебя, будь куратором этого дела.
  - Хорошо, Игорь Теодорович. - Помощник посмотрел на губернатора. - С вами все в порядке?
  Каракозов не очень уверенно кивнул головой, поставил бутылку обратно в бар и прошел к своему креслу.
  - Иди, работай, времени мало, - сказал он.
  
  13.
  В последнее время Плотин, который держался особняком от других учеников Аммония, немного сблизился с Оригеном Христианином. По крайней мере, так сам тот себя называл, подчеркивая тем самым, что является приверженцем новой веры, которая быстро, словно эпидемия, распространялась по городу.
  Инициатива сближения принадлежала Оригену. После одного из занятий он сам предложил сопроводить Плотина домой. И пока они шли по вечернему городу, то проговорили всю дорогу.
  Плотина удивляло то, что не скрывавший свою приверженность к христианству Ориген, занимался у язычника Аммония. Дело усугубляло то, что учитель когда-то разорвал свои узы с новой религией и вернулся к старым богам. На заданный вопрос Ориген ответил, что пришел к Аммонию, чтобы лучше постичь языческих философов, чтобы еще большей силой утвердиться в истинной христианской вере. С точки зрения Плотина это был достойный поступок; всегда надо стараться знать, как можно больше, тогда собственные убеждения в своих глазах покажутся более убедительными. К тому же Ориген сам возглавлял известную в Александрии богословскую школу после того, как из города уехал Климент Александрийский.
  Плотин знал, что обычно такие люди уже не идут у кого-то учиться, а только учат сами. То, что Ориген пренебрег такой традиции, тоже говорило в его пользу.
  Но вот с воззрениями нового знакомого Плотин не был согласен категорично. Пока они шли до дома, то спорили, не умолкая. Так происходило не первый раз, каждая их встреча до предела сопровождалась дискуссиями.
  Ориген убеждал его, что эллинская философия и христианское учение по большому счету не противоречат, а скорее дополняют друг другу. Не стоит возводить между ними каменную стену. Именно для этого он берет уроки у знатока Платона и Аристотеля Аммония. И предлагает Плотину присоединиться к этому течению, объединить две великих традиций: одну уходящую и другую нарождающуюся.
  Однако у Плотина в ответ на эти речи возникали совсем иные настроения и мысли. С некоторых пор его все больше волновала усилившаяся агрессивность новой религии. Она была еще молода, но уже нетерпимо относилась к другим верованиям и взглядам на жизнь. Причем, это проявлялось не только в дискуссиях и речах адептов христианства, но и в их действиях. С каждым годом в Александрии усиливалась напряженность; христианство наступало, отвоевывало все новые позиции, как в прямом, так и в переносном смысле, и от этого становилось только еще непримиримей к чужим воззрениям. Плотина беспокоило то, что однажды это может выльеться в кровавые столкновения; неизбежно настанет день, когда представителям разных конфессий и философских школ станет тесно в одном даже в таком огромное городе.
  Сам Ориген уже подвергался нападкам со стороны своих единоверцев, которые обвиняли его в неправильных мыслях и представлениях. Но когда Плотин указывал ему на это, тот отмахивался от его доводов, говоря, что доктрина еще не устоялась, и идут дискуссии по разным вопросам. Но это все временные явления; рано или поздно все адепты новой веры придут к согласию. Его, Оригена, долг всемерно этому способствовать.
  Плотина привлекало то, что в учении Оригена Бог непостижим и необъясним, невидим и бестелесен. Он есть единство и единичность. По своему бытию Он есть сущий, ни от кого не происшедший. Он вечен и неизменяем. Он есть Начало всего, свет и благо, источник самого блага.
  Это не противоречило учению об Едином, к которому все больше склонялся Плотин. Но дальше начинались разногласия, Плотин не мог поверить в то, что какой-то там невесть откуда взявшийся распятый еврей является сыном Божьим. И уж тем более, что после своей казни вознесся на небеса.
  Иногда они спорили до хрипоты. Расходились врагами, но затем снова мирились. Плотин понимал, что такие люди, как Ориген, в мир приходят редко, а потому их крайне мало - счет идет на единицы. Не случайно, что когда они расстались, он по возможности следил за судьбой не то врага, не то друга. Его искренне огорчила печальная судьба своего оппонента. Затем в самых разных ситуациях он нередко думал, что они могли бы при определенных обстоятельствах стать если не полностью единомышленниками, то близкими по взглядам людьми. То, что их разделяло, на самом деле, было менее важным и существенным, чем то, что объединяло. Но именно первое оказалось сильнее второго.
  Однажды Ориген поведал ему о своей теории цикличности мироздания: быть Творцом - это неотъемлемое, вечное свойство Бога, выражающее самую суть Его природы. Мир, который существует, однажды неизбежно придет к своему завершению, и тогда Бог создаст новый. И так бессчетное число раз.
  Эта грандиозная картина бесконечного творения мира захватила Плотина. Идея в чем-то перекликалась с его мыслью о том, что если Единое во всем обязано самому себе, то почему оно не остается в себе? Это был не простой вопрос, и Плотин мучительно искал на него ответ. Хотя Единое покоится, но при этом имеется действующая сила, природа которой двойственна: одна закрыта в бытии, а другая - изливается из обособленного бытия каждой вещи. Теория цикла Оригена придавала этой картине грандиозный смысл; получается, что в Едином заключена гигантская и непреодолимая мощь, побуждающая Его к действию. Оно изливается в мир, входит в каждый предмет, оно стоит за каждым из них, заставляя Его проявлять активность, быть нужной и полезной. Таким образом, есть как бы две активности: первая - внутренняя, благодаря которой Единое есть и остается Единым, и вторая - внешняя, благодаря которой из Него проистекает все прочее.
  Свои мысли и размышления Плотин, однажды оставшись один на один с учителем, изложил Аммонию.
  - Я видел, что вы часто уходите вместе с Оригеном. И был уверен, что однажды ты придешь ко мне со своими сомнениями. Почему ты думаешь, что я все знаю. Могу лишь сказать, что всякая религия основана на одной и той же истине. Я говорил, что мудрость следует искать в книгах Тота. Из них сам Пифагор и сам Платон черпали свою философию. Кто знает, может быть Ориген окажется прав. Он смелый и честный человек, а только смелый и честный может быть настоящим мыслителем. Не бойся его мыслей, хотя они и рождают в тебе брожения. Ведь они расширяют наш поиск; кто уверен в своей правоте, сужает его до самых малых размеров. Ориген скоро покинет нас; я это предчувствую. У него свой путь, у тебя свой, ваши пути соединились совсем ненадолго, и скоро далеко и окончательно разойдутся. Я все тебе сказал, что мог. Детали в данном случае не важны, пойми главное - нам предстоит тяжелый бой за наши идеалы, и тебе надо быть крепким и душой, и телом. - Аммоний задумался. - Я хочу, чтобы ты однажды отправился на восток, там много мудрости, с которой мы мало знакомы. Тебе необходимо ее узнать. Сам Гермес Трисмегист не пренебрегал учиться у тамошних мудрецов. И передал нам их знания. Но я чувствую, как этого багажа становится недостаточно. Время идет, и то, что тогда познали, постепенно исчезает. Взамен приходят новые суеверия, и жаль, что Ориген их поклонник. Но нам нужен чистый, незамутненный источник познания. - Он замолчал, затем снова начал говорить: - Александрия все больше превращается в поле сражения, нас ожидают бурные и страшные события. Я это предвижу, но не могу изменить. Это сделать должен попытаться ты, даже если однажды уедешь отсюда. Что, скорее всего, и случится.
  - Почему вы так думаете, учитель? - спросил взволнованный Плотин. - Я привык к этому городу, и здесь находитесь вы.
  - Такова неумолимая логика событий,- ответил Аммоний. - Человек, желающий познать мир, не может пребывать всю жизнь на одном месте. Он должен увидеть и по возможности изучить другие земли. Иначе его знания всегда будут ущербны.
  
  14.
  Плотин, едва приступив к работе в порту, сразу стал ею тяготиться. Она была слишком тяжелой, отнимала много сил. Не то, что ему было их жалко, сожаление вызывало другое - на занятия философией их оставалось недостаточно. Когда кораблей под погрузку и выгрузку оказывалось слишком много, он приходил домой и падал на топчан. Даже есть не хотелось, таким изнеможенным был его в такие дни организм.
  Плотин постоянно думал о том, что из порта надо уходить, но вот куда, не представлял. Деньги же надо зарабатывать, сами по себе с неба они не падают. Он не без зависти наблюдал за Аммонием; вот у кого хватало сил и для работы грузчиком и быть учителем мудрости. Не то, что он не уставал, - еще как уставал, но благодаря то ли небывалой природной выносливости, то ли благодаря закалке, вызванной уже большим стажем по разгрузке и погрузки судов, быстро восполнял затраченные усилия.
  Нельзя сказать, что и для Плотина эта работа была полностью бесполезной, благодаря нее стал более крепким и выносливым. Если вначале он так уставал, что подчас не мог даже двигать ни руками, ни ногами, то теперь до такого состояния уже доходил не часто. Но это не меняло его отношения к этому изнурительному труду, он все отчетливей осознавал, что если хочет двигаться дальше, надо освобождаться от того, что этому мешает.
  Неизвестно, когда Плотин расстался бы с работой грузчика, если бы обстоятельства сами не помогли ему в этом. А виной всего стал Афинагор. Этот человек почти с самого начала вызывал в нем какое-то неприязненное ощущение. Вроде бы он не так уж плохо относился к своему новому грузчику, но шестое чувство ему подсказывало, что все это до поры до времени. Что-то непременно должно произойти.
  И произошло. Наступил день выдачи платы за работу. Деньги у Плотина почти совсем кончились, и он с нетерпением ждал, когда их получит. Грузчики выстроились в очередь к Афинагору, который раздавал заработанное.
  Дошла очередь и до Плотина. Он подошел к бригадиру, тот посмотрел на него, и его взгляд Плотину не понравился. В нем, показалось ему, скрывалась затаенная насмешка.
   Афиногор отсыпал его тетрадрахмы. Плотину сразу же показалось, что их меньше, чем должно быть. Он стал пересчитывать деньги.
  - Что ты пересчитывает деньги и задерживаешь других, - услышал он раздраженный голос Афинагора. - Полагаешь, я тебя обманул?
  - Тут меньше, чем я должен получить, - сказал Плотин, только что закончивший считать монеты.
  - Считаешь, что я тебя обсчитал? - уже с нескрываемой угрозой произнес Афиногор.
  Плотином охватила растерянность. Он впервые попал в такую ситуацию и не знал, как себя в ней вести.
  - Иди и не задерживай других, - потребовал Афинагор.
  - Верните мне полностью мои деньги, - потребовал в свою очередь и Плотин. Он сам не ожидал от себя, что произнесет такие решительные слова.
  - Этот человек говорит, что я его обманываю, - громко, чтобы слышали все в очереди, сказал бригадир грузчиков.
  Плотин посмотрел на грузчиков. За все то время, что он провел среди них, ни с кем близко не сошелся. И все же они его товарищи по работе, и он может ожидать от них проявления солидарности. Но никто не выступил в его защиту, хотя по взглядам, которые они бросила на него, он видел, что они согласны с ним. По-видимому, Афинагор решил в этот раз обсчитать не только его, но и кое-кого из них.
   Это не справедливо, подумал Плотин. Он честно работал, был не хуже других, почему ему платят меньше, чем положено? Он снова повернул голову к Афинагору; тот с явным интересом наблюдал за ним, ожидая, как тот поступит. Видимо, это представление его развлекало.
  Плотин решил, что будет требовать свое, хотя сразу же стало очень тревожно, где-то в животе появился холодок.
  - Отдай мои деньги, Афинагор, - потребовал он. - Я свободный человек, сын честных и достойных родителей из города Ликополь. И не пристало тебе обманывать меня, присваивать себе мои деньги.
  Обвинения о присвоении денег взорвало Афинагора, который до этой минуты относительно благодушно участвовал в этом эпизоде. Бригадир грузчиков вскочил на ноги и буквально навис над Плотином, будучи выше его на целую голову.
  - Слышите, этот умник только что обвинил меня в том, что я присвоил его жалкие гроши! - закричал он своим громовым голосом. - Кто еще так думает, говорите, - обвел Афинагор всех, кто стоял рядом, своим грозным взглядом.
  Никто не осмелился противоречить Афинагору, все сначала неуверенно и не стройно, а затем более дружно и согласовано его поддержали.
  Плотин понял, что дело его совсем плохо. Он затравленно оглядывался вокруг, смотрел на лица грузчиков, но ни на одном не проступало сочувствие.
  - Все, ты уволен, - произнес Афинагор. - Иди и радуйся тому, что я тебя отпускаю целым и невредимым. Другому бы не стал прощать такое оскорбление. У тебя совсем мало времени, чтобы исчезнуть.
  Плотин понял, что если сейчас не уйдет, то может серьезно пострадать. Афинагор уже двинулся в его сторону, их разделяло всего несколько шагов.
  Плотин побежал. Он бежал до тех пор, пока порт не скрылся из вида. Тогда он остановился и заплакал. Никогда еще никто его так не унижал.
  
  15.
  Весь день Каракозов был сам не свой. Обычно сосредоточенный и уверенный в себе, он пребывал в какой-то растерянности. Постоянно возвращался мысленно к утреннему визиту военкома, - и сразу же портилось настроение. С большим удовольствием он бы сбежал с работы, но об этом не могло быть и речи - дел было выше крыши. Одних совещаний целых два, а еще несколько важных встреч. Плюс надо было изучить ряд срочных документов. Он читал их, но с большим трудом вникал в их смысл; голова была заняты совсем другим.
  Столь резкая реакция на встречу с Пилипейко его сильно удивляло. Конечно, ее причина очень неприятная, у него совершенно отсутствует желания участвовать во всех этих военных делах. Но ведь и раньше приходилось заниматься мобилизацией, участвовать в многочисленных акциях в поддержку войны. Даже одни раз вынужден был отправиться со спонсорской поездкой на фронт. Ну, не на самую передовую - туда его не пустили, но совсем недалеко. Он слышал раскаты грома от взрывающихся снарядов и ракет. Не то, что было страшно, но тревожно. После того, как он уже уехал, один сопровождающий его военный признался, что в тот день их вполне могли накрыть, так как неподалеку шел настоящий бой. Но, к счастью, обошлось.
  Но сейчас дело совсем в другом; лично ему ничего не угрожает. Противник далеко, ни один беспилотник даже близко не подлетал к области, которой он руководит. Значит, дело совсем в другом, - он не желает посылать людей на войну. И без того едва ли не каждый день приходят извещения о смерти очередного солдата или офицера. Эти данные засекречены, но он-то о них прекрасно осведомлен. Только погибших уже за сотню. А раненых - в несколько раз больше. И эта кровавая жатва не останавливается ни на один день.
  Каракозов вдруг ясно осознал, что успокоиться и делать вид, что ничего особенного не происходит, не позволяет совесть. Честно говоря, он периодами даже забывал об ее существовании, так глухо она молчала, не подавала о себе никаких признаков жизни. Это его вполне устраивало, облегчало совершать не самые благовидные поступки. Был период его жизни, когда она его сильно донимала, мучила своими приставаниями, напоминаниями о себе. Он не знал, как от них избавиться. Но постепенно ее глас становился все тише, он даже научился делать вид, что вообще его не слышит. А потом и совсем замолк.
  Это было комфортное состояние, когда не надо было вести долгие мучительные внутренние диалоги, которые когда-то не давали Каракозову спать. Бывало, что он проводил в таких дискуссиях с этим невидимым собеседником большую часть ночи. Потом чувствовал себя разбитым и растерянным, но не столько от недосыпа, а от того, что не смог прийти со своим внутренним "я" в согласие. Это было неприятное состояние, наполненное переживаниями и раскаянием. Меньше всего он хочет сейчас пережить все это заново. Он просто может это не выдержать. Тогда он был молодым, сильным, выносливым, желание жить било в нем ключом. А сейчас, хотя он не чувствует себя старым и уставшим, прожитые годы все-таки дают о себе знать. На эту изнурительную борьбу с самим собой может просто не хватить сил.
  А он предчувствует, что их понадобится много. Тогда он был просто молодым человеком, сначала студентом, затем аспирантом, от него мало что зависело, и мало, кто зависел, он был сам по себе. А сейчас все иначе, он руководитель одного из самых больших регионов страны, прямо или косвенно его решения и действия влияют на судьбы тысячи людей. В том числе и на то, будут ли они живы или мертвы. Тогда, в молодые годы у него и в мыслях не было, что однажды он приобретет такую власть, а с ней и ответственность. Он не собирался на штурм ее высот, наоборот, не сомневался, что его ждет академическая карьера. В лучшем случае он будет читать лекции студентам, принимать у них зачеты и экзамены. Этим и ограничится его влияние на других.
  Каракозов понимал, что в сложившейся ситуации ничего не может изменить, разве только подать в отставку. Но о таком развитии событий он даже не хотел думать. Это исключено по многим причинам. К тому же, если наверху поймут истинные мотивы его решения, ему может не поздоровиться. В нынешние жесткие времена не прощают никакой фронды. Заведут уголовное дело, а найти за что, для этих людей не представляет большого труда. Он видел неоднократно, как все это происходит с его знакомыми. А в одном - даже пришлось принимать участие. Его настоятельно попросили на суде дать нужные показания, чтобы осудить человека. И он дал, так как это являлось условием продолжения карьеры. Можно сказать, что после того выступления на судебном процессе он открыл себе зеленый свет к губернаторскому креслу, окончательно доказав свою лояльность.
  Его услужливое сознание постаралось быстро забыть этот постыдный эпизод. И он действительно о нем почти не вспоминал. Но сейчас память вернула его в те проклятые дни. Он вдруг испытал отвращение к себе. Как он мог так поступить?
  Тот человек получил большой срок и сидит до их пор. Хотя его вина была крайне сомнительна. И уж точно не тянула на столь жесткий приговор. Конечно, не он один выступал тогда в качестве свидетеля; он был даже не самым главным из них. И все же он внес свой вклад в осуждение. Настоящая вина была не в тех злоупотреблениях, в которых обвинили подсудимого, а в том, что он посмел пойти против власти. Его совесть не позволила ему продолжать жить так, как он жил. А вот совесть его, Каракозова, это позволяет. По крайней мере, до сегодняшнего дня.
   Каракозову вдруг сильно захотелось с кем-нибудь поговорить. Но с кем? С женой они подобные вопросы не обсуждают, а близких друзей в этом городе у него нет. Да в других - тоже. Когда-то были, но давно исчезли. Правда, есть странный молодой человек, его помощник Несмеянов. Почему-то он испытывает к нему непонятное доверие, хотя нет никаких для этого серьезных оснований. Даже не может быть уверен, что тот не приставлен к нему со стороны спецслужб для контроля и наблюдения за ним. Ему ли не знать, как широко распространена подобная практика в этой стране, где никто и никому не доверяет.
  Но в данном случае интуиция подсказывает, что Несмеянов не из их числа, он какой-то совсем другой. И все же было бы крайне опрометчиво довериться ему, хотя хочется. Плохо, когда по близости нет человека, с которым можно, не боясь, поговорить о самом сокровенном. Если нет такой возможности, это лишает жизнь чего-то крайне важного.
   Внезапно Каракозов вспомнил о Виолетте. Может, она станет таким конфидентом? Он с таким нетерпением ждет встречи с ней, что голова кружится от предстоящего свидания. Жаль только, что сегодня не лучший день для него. Даже возникают мысли - не перенести ли его на другой день? Если он встретиться с ней в таком мрачном настроении, что она о нем подумает? Зачем этой молодой красавице раздраженный мужчина средних лет, она легко найдет себе менее возрастного и более привлекательного. А то, что он губернатор, конечно, важно, но любить по этой причине она его не станет. Он должен понравиться ей как человек, а не как должностное лицо.
  Ладно, о том, состоится ли свидание, он решит в конце рабочего дня. А сейчас надо постараться продолжить заниматься делами, как ни в чем не бывало. В том числе, узнать у Несмеянова, что там с поручением. Этот Пилипейко с него Каракозова все равно не слезет. Вот уж у кого сердце не болит за то, что он отправляет людей на убой. Ему на это глубоко наплевать, ему важно лишь одно - выполнить разнарядку, доказать свою профпригодность, верность начальству. Идти по головам других в их среде - самое обычное дело. Хотя не только в их, все мы идем по головам друг друга, вдруг отчетливо пронеслась мысль. И он не исключение.
  Каракозов, подчиняясь какому-то импульсу, подошел к бару, налил себе коньяк в бокал и осушил залпом. В своем кабинете он пил крайне редко, особенно в одиночестве. Но сейчас был как раз такой случай. Впрочем, за последнее время уже не первый.
  Несмеянов явился в кабинет к концу рабочего дня. Каракозов мысленно отметил, что ждал его появления. Хотя не понимал, что оно может изменить.
  Он посмотрел на своего помощника.
  - Докладывай.
  - Я передал от вашего имени задание нашего отделу по связям с прессой. Там опытные журналисты они непременно что-нибудь придумают.
  - Сообщил им о том, что сроки крайне сжатые?
  - Разумеется. Они сделают в срок.
  - Хорошо.
  Несмеянов внимательно посмотрел на своего шефа.
  - Игорь Теодорович, вы в этом уверены?
  Каракозов недоуменно взглянул на Несмеянова.
  - Это ты о чем?
  - Мне кажется, сегодня у вас плохое настроение?
  - С чего ты взял?
  - Это заметно по вашему лицу.
  - И что ты углядел на моем лице?
  Каракозов заметил, что его помощник колеблется с ответом, решая, стоит ли говорить правду.
  - Давай-ка говори все, как есть. Ты знаешь, я не люблю всякие экивоки.
  - Хорошо, - согласился Несмеянов. - Не припомню, чтобы у вас было бы такое хмурое выражение лица.
  - А какое оно обычно? - поинтересовался Каракозов .
  - Живое, радостное. А сейчас у вас потухший взгляд.
  - Вот как! - Каракозов несколько мгновений помолчал. - И с чем ты это связываешь?
  - Думаю, с моим сегодняшним заданием. Вам все это очень не по душе.
  Каракозов уже не в первый раз подумал о том, что будет лучше, если он уволит своего помощника. Но он знал, что этого не сделает. По крайней мере, пока.
  - Да, меня не радует, что приходится посылать людей на фронт. Не все оттуда возвращаются живыми. Но я нахожусь на государственной службе и обязан делать то, что государство считает нужным. Разве не так, Анатолий?
  Несмеянов молчал, Каракозов - тоже, у него было предчувствие, что сейчас прозвучит нечто важное, а именно то, что его помощник давно хотел сказать, но по разным причинам не решался.
  - Игорь Теодорович, если вам чего-то очень не хочется делать, то не делайте это, иначе будете потом раскаиваться, да только ничего уже нельзя будет исправить.
  - Это твой совет?
  Несмеянов, в какой уже раз внимательно посмотрел на своего начальника.
  - Нет, не совет.
  - Что же тогда?
  - Это я так думаю. Вас же интересует мое мнение.
  - Кто тебе такое сказал?
  - Вы умный человек, а умного всегда интересует, что думают другие люди.
  - Даже, если так, это не обязательно, что меня интересует именно твое мнение.
  - В таком случае я не стану больше ничего говорить.
  - Я так не сказал. Мне не нужны бессловесные помощники. От них вреда куда больше, чем от тех, кто высказывает свое мнение. Я не ограничиваю тебя в рассуждениях на любые темы.
  - Вы уверенны, что на любые?
  - Анатолий, не забывай ни на минуту, что и ты, и я находимся на госслужбе, что накладывает на нас определенные ограничения. Уверен, что тебе даже напоминать об этом не надо, ты и без того все отлично осознаешь.
  - Разумеется, - кивнул головой Несмеянов, но при этом его голос прозвучал как-то странно.
  Это не очень понравилось Каракозову.
  - Вот и правильно, - произнес он, думая, что это совсем не правильно.
  - Могу я вас кое о чем спросить, Игорь Теодорович?
  - Спрашивай.
  - А если мы с вами вдруг окажемся вместе в то время, когда мы оба будем не на службе, можно тогда говорить с вами о том, о чем нельзя, к примеру, говорить в этом кабинете?
  Он, кажется, меня специально провоцирует, мысленно отметил Каракозов. Все же однажды он его уволит.
  - Посмотрим по обстоятельствам. Да и зачем тебе выходить за рамки дозволенного?
  - Мне хочется с вами поговорить.
  - О чем?
  - О многом.
  - И когда?
  - Когда получится, - пожал плечами Несмеянов. - И еще мне хочется вас пригласить в одно место.
  - Что за место?
  - В клуб "Акрополь".
  - Что за клуб? - тут же насторожился Каракозов. - Не слышал о таком.
  - Это не формальное объединение.
  - И кто в нем не формально объединился?
  - В основном выпускники нашего университета. Мы обсуждаем там разные вопросы.
  - Что за вопросы, можно узнать?
  - Любые. У нас царит полная свобода. Каждый может предложить тему, все голосуют, и если она набирает нужное количество голосов, мы ее обсуждаем.
  - И не боитесь? - невольно вырвалось у Каракозов а.
  - Мы просто общаемся и затем расходимся. Никаких тайных союзов не создаем.
  - Очень на это надеюсь.
  - Мы были бы рады, если однажды наше заседание посетили бы вы.
  - Ничего обещать не могу. К тому же мой график расписан на месяц вперед.
  - Мы собираемся в двенадцать часов ночи. Так что на вашем графике это никак не отразится.
  - А ты умеешь быть убедительным. Посмотрим. Но ничего не обещаю.
  - Я понимаю.
  - Ладно, можешь быть свободен, на сегодня больше заданий у меня для тебя нет.
  Несмеянов попрощался и вышел из кабинета. Судя по всему, этот парень затеял какую-то свою игру. Он, Каракозов, давно предчувствовал, что тот затеет нечто подобное, только не ожидал, что это примет такие формы.
   Каракозов посмотрел на часы, до встречи с Виолеттой оставался час. Еще целый час.
  
   16
  Каракозов вызвал начальника службы безопасности Бригаднова.
  - Вечерний маршрут у меня сегодня такой. Сначала едем в драмтеатр, затем в гостевой дом правительства области. Сделайте так, чтобы моя охрана была незаметна моей спутнице. Вам все понятно?
  Каракозову было неприятно рассказывать о своих планах начальнику службы личной безопасности, но по-другому поступать было невозможно. На его счастье Бригаднов задавал мало вопросов и почти никогда - лишних. Но Каракозов понимал, насколько зависит от этого человека. По сути дела, он в его руках, и легко может раздавить его репутацию, как яйцо. Если однажды тому прикажут это сделать, то он даже сомневаться не станет, выполнит, не задумавшись. Но иного выбора все равно нет.
  Бригаднов в своем стиле молча посмотрел на губернатора и кивнул головой. Хоть хорошо то, что этому человеку на надо многое объяснять.
  - И еще одно условие: свою машину поведу лично я. И не надо спорить. Вы знаете, я прекрасный водитель. Обеспечьте свободу движения - и все будет хорошо.
  Чтобы не привлекать к себе повышенного внимания, Каракозов решил обойтись без покупки цветов. Если его увидят в театре с букетом, все сразу смекнут, в чем дело. Он прошел по знакомому маршруту и постучался в дверь уборной. И тут же услышал мелодичный голос Турчиной.
   Каракозов вошел в помещение. По виду актрисы понял, что она готова отправиться вместе с ним. Интересно, как далеко, мысленно спросил он ее.
  - Как прошла репетиция? - поинтересовался он.
  - Прекрасно. Мне нравится моя роль.
  - А что за пьеса?
  - Это современная пьеса, ее написал местный автор. Очень одаренный.
  - Приятно, что в нашем городе проживают не только талантливые актрисы, но и хорошие драматурги, - сказал Каракозов. После чего внимательно взглянул на нее. - Поймите меня правильно, Виолетта, наши встречи должны проходить по неким правилам. Тем меньше нас будут видеть вместе, тем лучше.
  - Я это прекрасно понимаю, Игорь Теодорович, - спокойно ответила актриса.
  - В таком случае я буду ждать вас в машине. А вы выходите из театра минут через десять.
  Гостевой дом правительства области располагался в пригороде. Туда вела хорошая дорога, которую недавно специально отремонтировали. Использовали эту резиденцию не часто, только для особо почетных гостей. Каракозову нравилось там бывать, дизайнеры потрудились на славу и сотворили замечательные интерьеры, выполненные с большим вкусом. Для отдыха и приятного препровождения в особняке имелись все условия, включая небольшой бассейн и сауну.
  За год своего губернаторства Каракозов несколько раз возил туда женщин, но ни с одной отношения у него так и не сложились. Они не затронули его душу, а если так, то ему быстро становилось скучно с ними. Обычно все дело сводилось к разовой встрече.
  Но сейчас он чувствовал, что все будет иначе, сидящая рядом с ним женщина неудержимо влекла его к себе. Это притяжение было столь сильным, что он не без труда сдерживал себя, чтобы не наброситься на нее в машине. Но Каракозов предчувствовал, что подобное поведение отпугнет ее, с ней надо вести себя по-другому, завоевывать иначе. К тому же ему хотелось, чтобы он покорил ее не как губернатор, хозяин области, наделенный большой властью, а как человек и мужчина. А для этого подобные методы не годятся.
  Он обойдется без них, у него для этого есть весь арсенал необходимых аргументов. Каракозов знал, что нравится женщинам. Хотя он не был писаным красавцем, но их привлекало в нем настоящая мужская харизма. По крайней мере, это он слышал неоднократно. А она очаровывала намного сильнее, чем просто физическая красота. Он часто пользовался этим своим качеством. И намеревался это сделать и на этот раз.
  - Виолетта, как у вас со временем? - поинтересовался он.
  - Свободна, как минимум, до утра. В десять репетиция.
  - Это замечательно, Мы можем не торопиться.
  - А мы куда-то торопимся, Игорь Теодорович?
  Каракозов понял, что сморозил не то, что нужно, точнее, невольно выдал свои затаенные желания. Ему, в самом деле, не хотелось никуда торопиться, он наслаждался каждым мгновением, проведенным рядом с ней. А потому хотелось, чтобы их было как можно больше.
  Каракозов мысленно похвалил себя за то, что предупредил жену, что не вернется ночью, так как придется съездить в район. Такое случалось периодически. Врать было неприятно, но по-иному не получалось.
  - Как раз не торопимся, Виолетта, у нас много времени. До самого утра, а это почти вечность.
  - Вы так думаете? - задумалась она.- Возможно. А куда мы едим?
  - Увидите. Вам там понравится, - пообещал он.
  - Хорошо, не буду спрашивать. Так даже интересней. - Виолетта ненадолго замолчала. - А почему вы сами ведете машину? Я была уверенна, что вам это нельзя, это должен обязательно делать личный водитель.
  - В общем, так оно и есть, Но иногда даже губернаторы нарушают правила. Мне приятно везти вас самолично. К тому же не хочется присутствие в автомобиле третьего человека. А вам?
  - Мне - тоже, - не раздумывая, ответила Виолетта. - Нет ничего лучше, когда двоим никто больше не нужен. Я это называю закрытой Вселенной.
  Каракозов невольно повернул голову в ее сторону. В салоне было уже довольно темно, и ему не удалось разглядеть выражения ее лица.
  - Виолетта, вы прекрасно сказали, я тоже всегда так считал. Только не додумался до такого точного и красивого определения.
  - Это не я, это в одной пьесе говорит моя героиня. Но я с ней полностью солидарна.
  - Не важно, кто говорит, главное, то мы оба разделяем такой подход. Вы согласны?
  - Конечно, Игорь Теодорович.
  - Могу я вас попросить называть меня Игорем.
  Ее ответ прозвучал не сразу.
  - Я этого хочу, но пока мне не очень комфортно. Нужно еще преодолеть некоторое расстояние.
  - Надеюсь, нам сегодня это удастся сделать.
  - Тоже надеюсь. Иначе я бы не села в эту машину. Только не надо спешить. В некоторых делах нет ничего хуже спешки.
  Каракозов мысленно похвалил себя за то, что проявил выдержку и не стал форсировать события, хотя это было нелегко. Он знал за собой одну черту - быстро воспламеняется, что неоднократно его подводило. Сейчас он особенно не хотел, чтобы случилось что-то подобное.
  - Я тоже так считаю, Виолетта. Но ведь и тянуть, когда ситуация созрела, тоже не стоит.
  - Не стоит, - согласилась она, и по ее интонации он понял, что она улыбнулась. - Знаете, у меня были случаи, когда все решалось за один вечер.
  - И вы об этом не жалели?
  - Нисколько, хотя иногда это были ошибочные решения. Но в тот вечер мне было хорошо. Плохо становилось потом. Но ведь никто не знает, что нас ждет даже завтра. Сколько раз я была уверенна, что ничего особенного случиться не может. А случалось.
  - Вы любите рисковать, - не то спросил, не то утвердительно проговорил Каракозов .
  - Не то, чтобы очень, но иногда мною вдруг овладевает такое желание; что-то вроде пан или пропал. И тогда мне себя трудно сдерживать. Потом я часто жалею, но это снова будет потом.
  - Очень надеюсь, что в нашем случае вы ни о чем жалеть не будете.
  - Не уверена.
  - Да? - неприятно удивился Каракозов .
  - Вы - губернатор, я - актриса. Это опасное сочетание.
  - Чем же?
  - Потенциально возникает много непредсказуемых моментов. К тому же мы оба несвободны. Все может завязаться в такой тугой узел, развязать который будет трудно.
  Каракозов подумал, что эта женщина умнее, чем он предполагал. Она способна ясно представлять и оценивать ситуацию. Это ценный дар, которым обладают даже немногие мужчины.
  - Говорят, кто предупрежден, тот вооружен. Если мы будем это знать, то можем избежать опасности.
  - Я актриса и очень хорошо знаю, что труднее всего контролировать чувства. Если бы все было иначе, не было бы театра по причине того, что нечего было бы играть.
  - Хотите сказать, что вся драматургию основывается на бесконтрольных чувствах?
  - Скорее на борьбе человека с ними. Ему хочется их упорядочить или укротить, а они не поддаются, все время выходят из подчинения. И что с этим делать, неизвестно. Почти все пьесы о том, как их герои решают эту задачу.
  - Возможно, лучше ничего не делать, пусть все идет, как идет.
  - Возможно, но только в таком случае не надо сожалеть о том, что все закончилось совсем не так, как бы тебе хотелось. Если вы готовы к такому развитию событий, то тогда можно и так. Я не возражаю.
  Краем глаз он увидел, что Виолетта повернула голову в его сторону.
  - Вы задаете вопросы, на которые трудно ответить, - проговорил Каракозов.
  - Если вы не можете ответить, значит, не готовы. Кто готов, отвечает, не задумываясь.
  - Вот вы какая, - задумчиво протянул Каракозов. Он, в самом деле, испытывал некоторую растерянность, так как полагал, что все будет намного проще.
  - Какая? - поинтересовалась Турчина.
  - Еще не знаю, - честно признался он. - Но очень хочу узнать.
  - Извините, если вас немного напугала. Честное слово, я не хотела, само вышло.
  - Знаете, Виолетта, чаще всего нам хочется, чтобы все было бы очень просто, даже элементарно. Тогда мы чувствуем себя спокойно и уверенно, знаем, как надо себя вести.
  - А сейчас?
  Каракозов задумался над ответом.
  - А сейчас мы как раз приехали. - Он достал лежащий в бардачке пульт, надавил на кнопку. Ворота стали медленно раздвигаться. - Прошу вас в гостевой дом правительства области.
  Дом произвел на актрису сильное впечатление. Она не скрывала, что ей понравились то, как он обустроен. Каракозов поймал себя на том, что испытывает даже гордость, как будто он был хозяином особняка или непосредственно принимал участие в его проектировании и обустройстве.
  Он ввел молодую женщину в небольшую и уютную столовую. В ее середине стоял накрытый стол. По просьбе Каракозова Бригаднов заранее позвонил здешней хозяйке-распорядительнице, чтобы она организовала ужин и затем ушла до утра.
  Хотя стол был накрыт на двоих, еды и напитков было так много, что их хватило бы на большую кампанию. Виолетта изумленно уставилась на этот натюрморт.
  - Это все для нас? - удивленно поинтересовалась она.
  - Разумеется. Здесь больше никого нет. - Каракозов решил не уточнять, что в небольшом домике в метрах пятьдесят отсюда расположились два его охранника. Вряд ли ей бы понравилось такое соседство.
  - Но мы это ни за что не съедим, даже если будем есть всю ночь.
  Каракозов невольно подумал, что на ночь у него немного другие планы, но вслух это не сказал.
  - Никто не заставляет все это есть. Сколько захотим, столько и съедим.
  - И куда все это тогда?
  - Пусть это вас не беспокоит, Виолетта, уверяю, продукты не пропадут.
  - Тут немало скоропортящихся блюд, - посмотрела она на стол.
  Это замечание удивило его, он не ожидал, что Виолетту станут беспокоить подобные вещи.
  - Этот вопрос вас действительно волнует? - спросил он.
  - Вы удивлены? Я выросла в довольно бедной семье, у нас было не принято выбрасывать даже корочку хлеба, не то, что целые блюда. С тех пор, когда я вижу, как выкидывается еда, у меня возникает внутренний протест.
  - Обещаю вам, Виолетта, после того, как поедим, все, что останется на столе, переложим в холодильник. Вы довольны?
  - Да, - посмотрела она него, и у Каракозова что-то мгновенно оборвалось внутри. Эта женщина сводила его с ума, и он не мог определить, должен ли этому радоваться, или опасаться? Он не очень ясно представлял, как ему жить в таком состоянии, и к каким последствиям это его увлечение приведет?
  - Тогда садимся за стол, - скомандовал он. - Что будете пить?
  - Что нальете. Я всеядна.
  - Даже пьете крепкие напитки, например, виски.
  - Пью, но небольшими порциями. Сразу предупреждаю, напоить меня вам не удастся.
  - Сразу говорю, такой цели у меня нет. Вы мне очень нравитесь трезвой.
   Каракозов увидел, как после этих слов что-то изменилось в ее лице. Но он в очередной раз не разгадал, что означает это новое ее выражение.
  - Предлагаю начать с шампанского. А там посмотрим, куда нас приведет путь порока.
  После ужина они переместились в соседний зал. Здесь доминировал большой электрический камин. Горевшее в нем пламя почти не отличалась от настоящего огня. Даже шум издавало точно такое же.
  Каракозов захватил бутылку с вином и поднос с фруктами. Они расселись в креслах возле камина. За столом их разговор не затихал ни на минуту, сейчас же они вдруг погрузились в молчание.
  Каракозов поймал себя на том, что испытывает странные ощущения. Нет, сильное желание по отношению к этой женщине никуда не исчезло, но к его удивлению оно отодвинулось от передней линии и затаилось где-то в глубине внутри. Зато овладело другое чувство - желание просто сидеть рядом с ней. Оказалось, этого вполне достаточно для того, чтобы наполниться истомой блаженства. Все это было так странно и непривычно, что он не до конца понимал, что же с ним все-таки происходит? Возможно, нечто подобное он испытывал по отношению к другой женщине, но это было так давно, что он уже не мог точно воспроизвести того, что он в тот момент ощущал. При этом его не оставляло чувство, что сейчас все как-то совсем по иному. Да и могло ли быть точно так же; тогда он был одним человеком, сейчас - другим. Прошло столько лет, хотя и это не самое главное, а главное то, что с тех пор он кардинально изменился, что, вспоминая того прежнего себя, почти не узнает в нем себя самого.
  - Виолетта, не желаете вина? - спросил он.
  - С удовольствием. Только знаете, меня в семье и в школе все звали Виолой. Зовите меня так же.
  - С огромным удовольствием, Виола. Но в таком случае и вы называйте меня Игорем.
  Виолетта покачала головой.
  - Я вам говорила, что еще не готова. Как буду готова, так сама назову. А пока налейте вина, - протянула его ему бокал.
  Каракозов наполнил ее и свой бокалы.
  - Виола, а давайте выпьем за нас, чтобы нам было бы всегда хорошо.
  - С удовольствием выпью, Игорь Теодорович, только этого все равно не будет. Хорошо все время не бывает, это я уже точно знаю на своем опыте. Да и практически все мои роли в театре о том же.
  - Вы еще совсем молоды, но, судя по вашим словам, у вас большой жизненный опыт.
  - Дело не в большом жизненном опыте, он у меня совсем не велик, дело в умении делать выводы. Я же отличница, в аттестате зрелости только пятерки, театральную школу тоже кончила с красным дипломом.
  Каракозов ненадолго задумался.
  - Меня это совсем не удивляет. Знаете, Виола, вы не похожи на артистку. Я немало общался с ними, они совсем другие. Мыслят иначе, ведут себя иначе, у них иные приоритеты.
  - Вы тоже не очень похожи на губернатора,- ответила Виолетта. - Правда, до вас у меня не было ни одного знакомого руководителя региона, но я вас представляла совсем другим.
  - Любопытно, каким?
  Теперь задумалась Турчина.
  - Даже не знаю, как вам ответить.
  - Вы же отличница, постарайтесь.
  - Хорошо, - кивнула она головой. - Меня почти с первой минуты нашего знакомства не покидало ощущение, что вы очень раздвоены; внешне вы один, а внутренне - другой. Простите, если я сейчас была слишком дерзкой и вторглась туда, куда мне не стоит входить.
  - Наоборот, мне нравится и ваша дерзость, и ваша прямота. Вы и представить не можете, сколько людей притворяются, общаясь со мной. Все спешат высказать обо мне что-либо лестное. Я давно не верю ни в одну такую похвалу.
  - Но так, наверное, не просто жить?
  - Ко всему привыкаешь. Понимаешь, что на такой должности иначе просто не бывает. От меня зависят слишком много людей, и все они хотят заручиться моей поддержкой, обезопасить себя от моего гнева или недовольства. Я подчас ощущаю себя местным царьком, которому подвластно, если не все, то многое.
  - Наверное, это очень приятное ощущение?
  - Не буду скрывать, да. Человек так устроен. Ничего не дает ему большего удовольствия, чем возможность властвовать над другими.
  - Но почему? Я, например, не испытываю такого желания.
  - Вы - актриса, у вас иной психотип. К тому же это чисто мужская черта. Хотя есть немало женщин, наделенных ею.
  - И все же почему возникает такое неодолимое стремление к власти?
  - Я вам скажу одну вещь, которую не говорил никому.
  - Я вся во внимании, Игорь Теодорович.
  - Власть - это специфическое воплощение Бога на земле, инкарнация человека в высшее существо. Он приподнимается над всеми, обретает черты всемогущества. А всемогущий у нас, как известно, Господь. Вот нас и влечет к власти, потому что она предоставляет нам возможность господства и возвышения над другими, с чем ничто не может сравниться.
  - Никогда не думала о власти в таком ключе, - задумчиво произнесла Виолетта. - Знаете, перед нашей встречи в Интернете я кое-что прочитала о вас.
  - И какой сделали вывод? - не без тревоги спросил он.
  - Я только запуталась, так как почти ничего для себя не уяснила. Лучше я буду сейчас спрашивать, если вы не возражаете?
  - Спрашивайте.
  - Только одно маленькое условие: если не хотите отвечать на вопрос, не отвечайте, но не обманывайте.
  - Договорились, Виола.
  Она задумалась.
  - Вряд ли вы с самого детства мечтали стать губернатором. Если да, то кем?
  Теперь задумался Каракозов.
  - Вы не поверите, если скажу.
  - Поверю. Вы же обещали говорить правду.
  - Обещал, - подтвердил он. - И скажу. Просто я сам в это уже не верю, как это странно не звучит.
  - Ваши слова только усиливают мое нетерпение услышать ответ.
  - Хорошо, не стану больше томить. Мне хотелось стать философом.
  - Философом? - удивилась актриса. - Вы правы, не ожидала.
  - Более того, я почти им стал. Поступил на философский факультет МГУ и его успешно закончил. И нисколько не сомневался, что стану философом. Точнее, мыслителем, мы с друзьями любили называть себя этим словом.
  - Почему же не стали?
  - Неожиданно вскоре меня увлекла политика. Ну а дальше все пошло и поехало.
  - Налейте еще вина, - вдруг попросила Виолетта. - Мне нужно осмыслить ваши слова. А оно помогает. Хотя, возможно, мне только так кажется.
  Каракозов налил вина сначала ей, потом себе. Они молча выпили.
  - Переосмыслили? - спросил он.
  - А можно узнать, чем или кем вы занимались, когда были философом? - спросила она.
  - Плотином.
  - Плотином?
  - Был такой философ, он жил в третьем веке нашей эры сначала в Александрии, затем после некоторых скитаний переехал в Рим.
  - Я слышала это имя, но, скажу честно, ничего не знаю о нем. Почему вы выбрали именно его?
  - Это не простой вопрос, Виола, - слегка улыбнулся Каракозов.
  - Разве философы не для того и существуют, чтобы отвечать на самые сложные вопросы. По крайней мере, мне всегда так казалось.
  - В общем, это так, хотя я давно им не являюсь. Но вопрос действительно интересный. Я стал изучать Плотина под влиянием своего учителя. И для меня этот человек стал настоящим откровением.
  - Что в нем было такого, чего не было в других? Или я неправильно поставила вопрос?
  - Почему же, вполне обоснованный вопрос. Знаете, Виола, есть на земле люди, которые не похожи или мало похожи на других человеческих существ. Они как будто пришли к нам из другого мира. Откуда не ведаю, но явно не из нашего. Их совсем мало, но они все же есть. Вот Плотин из их числа.
  - В чем же его уникальность?
  - Это был человек, который не просто занимался познанием мира, как чего-то внешнего по отношению к нему, для него познание и он сам было неразделимы. Без него он просто не мыслил своего существования. Не знаю, понимаете ли вы меня?
  - Возможно, не до конца, но я стараюсь.
  - Я приведу его слова. Я их не вспоминал, наверное, не меньше лет двадцати. Но, как ни странно, помню.
  - Я слушаю, Игорь Теодорович.
  - "И тогда ты достигнешь абсолютной свободы - свободы от самого себя". Когда впервые прочитал эти слова, меня настигло что-то вроде оцепенения. Я все думал и думал над ними и не представлял, что мне с этим делать, как к этому отнестись?
  - А сейчас представляете?
  - Сейчас я об этом не думаю.
  - Понимаю. - Несколько мгновений Виолетта молчала. - Расскажите что-нибудь еще о нем?
  - Что именно?
  - Что придет на ум.
  - Хорошо. О жизни Плотина известно не так много, хотя больше, чем о многих его коллег. В основном - основные вехи. Он целиком посвятил себя стремлению понять, что такое Единое, иными словами, что есть первоначало всего и всему. В связи с этим перед ним встал вопрос: как представить отношение этого Единого ко многому?
  - И как он представлял?
  - Он выдвинул тезис об экстазе, как восторженном состояние души, позволяющее человеку сразу воспарить от множества к Единому и таким образом непосредственно постичь истину. Согласно его воззрениям, чем дальше от Единого, тем сильней деградация. Люди, общество - это ее крайняя степень.
  - То есть, согласно Плотину мы деграданты?
  Каракозов почувствовал смущение, кажется, он слишком далеко зашел или точнее, низко опустился, объясняя смысл философии Плотина. Даже странно, что он еще что-то помнит из нее. Но ничего не поделаешь, придется продолжать. Кто бы мог подумать, что их разговор затронет такую тему.
  - В общем, да, но все же не совсем. По Плотину, человек способен выбраться из этого состояния. Но для этого он должен выйти за пределы своего чувственно-рассудочного сознания и взлететь душой к сверхчувственному и сверхрассудочному. Это и есть экстаз, иными словами, выход за пределы всего конечного, множественного в направлении к Единому. А Единое для него и есть наша подлинная самость, она возникает при воспарении духа, открывающего нам непосредственное знание истины. Единое - это не только идеальное первоначало, но и то, что объединяет мир в его повседневной жизни, ибо любое существо нашего мира остается собой лишь благодаря наличию у него этого единства.
  - Что же дальше?
  - Плотин считает, что при воспарении духа происходит что-то вроде упрощения души, когда она достигает состояния блаженного покоя, поскольку предмет ее сам прост и безмятежен. - Каракозов сделал короткую паузу и взглянул на молодую женщину, которая внимательно слушала его. - Виола, о мировоззрение Плотина можно рассказывать часами, я изложил лишь малую ее часть.
  Ему показалось, что Турчина словно бы от чего-то очнулась.
  - Вы правы, Игорь Теодорович, на сегодня достаточно. Теперь я имею хоть какое-то представление о вашем Плотине. Но что было дальше?
  - О чем вы, Виола?
  - Я о Плотине. Точнее, о вашем изучении его.
  Каракозов неожиданно для себя перенесся в прошлое. Нет, только не это, сейчас он не желает о нем вспоминать. А если и вспоминать, то самую малость.
  - Я написал о нем диссертацию. Причем, не столько об его идеях, сколько о нем самом. Точнее, как исповедуемая им философия отражалась на сути его натуры. Это немного даже походило на роман.
  - Мне бы хотелось его почитать.
  - Сожалею, но он не сохранился.
  - Вы его сожгли, как Гоголь второй том мертвых душ?
  - Нет, просто рукопись затерялась. Возможно, она где-то лежит, но не знаю, где.
  - И вам не жалко?
  - До этой минуты было не жалко, а сейчас есть немного. Мне бы хотелось, чтобы вы прочитали тот мой старый текст.
  Внезапно Виолетта решительно положила бокал с недопитым вином на столик и резко встала с кресла.
  - А где тут душ? Я хочу заняться с тобой любовью, Игорь.
  
  17.
  В тот день, когда Плотин поссорился с Афинагором и был изгнан из порта, Аммония по причине болезни на работе не было. Но когда вечером молодой искатель истины пришел в дом учителя, тот был уже каким-то образом осведомлен о случившемся.
  Увидев понурую фигуру Плотина, он усадил его на скамью и сам сел рядом.
  - О чем ты думаешь? - спросил Аммоний.
  - Что мне делать? - ответил Плотин. - У меня совсем немного денег. Скоро они кончатся, и что дальше?
  - Не думай об этом, Плотин. Одно кончилось, другое начнется, из этого состоит вся наша жизнь. Перед тобой стоят большие задачи, а ты огорчаешься из-за такого пустяка.
  - И что за задачи, учитель? - немного встрепенулся Плотин.
  - Я задумал осуществить единый синтез всех известным нам религий. Тебе не кажется странным, что их не только много, но постоянно становится все больше?
  - Я думаю иногда об этом. Если есть Единое, почему так много путей к нему?
  - Потому что никто их не объединяет. Людям нравится подчеркивать свое отличие, а не общее, что есть между ними. Я хочу, чтобы ты стал бы тем человеком, который выполнит эту великую миссию. Но для этого тебе необходимо еще многое узнать, иначе синтез окажется не полным.
  - Ты все время хочешь, чтобы я куда-то уехал.
  - Не сейчас, но однажды непременно. Тебе надо в Рим. Оттуда будешь совершать свои путешествия. Это лучший город для них, из него все выходит, в него все и входит. Туда устремляются адепты всех в империи религий и суеверий. Хотя подчас отличить одно от другого не просто. Но тебе это не обязательно, для Единого это не имеет большого значения. Чем дальше от Единого, тем более нелепые идеи и воззрения рождаются в головах людей. Но если этот процесс не остановить, однажды он все погубит. Ты понимаешь, о чем я?
  - Конечно, Аммоний. Я сам думал об этом, только не мог все так ясно выразить. Теперь же передо мной словно возникла сама истина.
  Аммоний отрицательно покачал головой.
  - Не торопись, Плотин, истина еще очень далека. Она распадается на бесчисленное количество иллюзий, и каждая норовит пробраться в чью-то голову. Не пускай их в свою, твоя голова не для них.
  - А для чего?
  - Для самого главного, о чем я тебе только что говорил. Другого призвания у тебя нет и не будет.
  - Я согласен, пусть будет так. Я и сам ощущаю это всей душой.
  Аммоний кивнул головой, встал и прошелся по комнате. Затем внезапно остановился.
  - А денег тебе я дам. За годы работы в порту кое-что скопил. Мне столько не надо, хватит на нас двоих. И еще, если будет возможность, пришлю тебе учеников. Пора тебе тоже становиться наставником. Поверь мне, самое лучшее учение - это, когда учишь других. А теперь иди домой, я немного устал.
  
  18.
  Плотин вернулся домой поздно. В доме не было света, он подумал, что хозяева уже спят. И ту же забыл об этом, мысли были заняты совсем другим, разговором с Аммонием. Плотина не отпускало ощущение, что он стоит перед новым этапом своей жизни. Каким он будет, было не ясно, но сомнений, что он однажды случится, почти не оставалось.
  Плотин вошел в свою комнату, сел на лавку и только сейчас почувствовал, как неприятно тянет куда-то вниз желудок. Он же пустой, понял его обладатель. И не удивительно, ведь он совсем забыл про ужин. И дома ничего нет. Хотя в кармане лежали врученные ему Аммонием деньги, только от них сейчас не было никакого прока - лавки уже не работают. Придется ложиться спать голодным. Такое случалось с ним далеко не первый раз. Конечно, ощущения не из приятных, но как-нибудь он справится с ними.
  Спать, так спать, решил он. Внезапно до его слуха донеслись какие-то неясные звуки, он прислушался, и ему показалось, что за дверью кто-то стоит и тяжело дышит. Плотин решил посмотреть, кто это может быть. Район был в городе далеко не самый безопасный, криминальные происшествия тут случались не редко. Можно было ожидать в любой момент визита нежданных гостей. Другое дело, что у него нечего брать, в комнате нет ничего ценного. Разве только небольшая, полученная от Аммония, сумма. Ее лишаться не хотелось.
  Дабы обезопасить себя на всякий случай Плотин взял в руки табурет и пошел к двери. Он резко отворил ее и едва не ударил стоящего тут человека. Из-за кромешной темноты он сразу не разглядел, кто это.
  - Ой! - раздался знакомый голос.
  Он же принадлежит Агнии, дочери хозяев, узнал Плотин. Что она делает у дверей его комнаты?
  - Агния, это ты? - на всякий случай спросил он.
  - Да, - раздался в ответ смущенный голос.
  - Что ты тут делаешь?
  На этот раз ответ прозвучал не сразу.
  - Я принесла вам немного еды. Мне кажется, вы сегодня не ужинали.
  Плотин ощутил замешательство, он не знал, как ему поступить. Общение, да еще в столь позднее время с молодой незамужней девушкой наедине по всем правилам было недопустимо.
  - А где твои родители? - поинтересовался он.
  - Спят. Могу я к вам зайти. Я совсем ненадолго, - попросилась девушка.
  - Проходи, - после некоторого колебания сказал Плотин.
  Девушка вошла в комнату. Плотин зажег глиняный масляный светильник. Свет был тусклый, но все равно стало светлей, и Плотин почувствовал некоторое облегчение.
  - Я вам принесла козьего молока и сыра, - поставила Агния еду на стол. - Ешьте. А я тут немного посижу. Можно?
  - Можно, - разрешил Плотин. Он посмотрел на снедь, и у него вдруг с такой силой сжался желудок, что он едва не потерял сознание. Поспешно, Плотин принялся за еду.
  Пока он ел, то забыл даже о том, что рядом сидит по сути дела чужая девушка. Если их обнаружат вдвоем, будет большой скандал с непредсказуемыми последствиями. И только закончив трапезу, он снова вспомнил об Агнии.
  Плотин повернулся к ней. Она сидела на скамейке и не спускала с него глаз.
  - Агния, тебе нельзя тут находиться, - сказал он.
  - Я знаю, - прозвучал ответ. - Я совсем скоро уйду. Мне давно хотелось посмотреть на вашу комнату.
  - Зачем? - удивился Плотин.
  Ему показалось, что дочь хозяев задумалась.
  - Вы не похожи на всех. Мои родители не понимают, чем вы все время заняты.
  - До недавнего времени я был грузчиком в порту.
  - Они это знают, но говорят, что вы совсем не похожи на грузчика и что для вас это вынужденное дело. Вы часто приходите совсем поздно, но не из таверны, вы всегда трезвы. И когда идете в свою комнату, то чаще всего не замечаете никого.
  - Это тебе говорят твои родители?
  - Да, - подтвердила Агния.
  - И ты хочешь знать, чем я занят помимо разгрузки судов?
  - Я не знаю, могу ли, но мне интересно, - смущенно произнесла девушка.
  - Хорошо, я попытаюсь рассказать. Понимаешь, Агния, я изучаю, как устроен мир. Точнее, пытаясь изучить.
  Ответом было довольно долгое молчание.
  - Зачем? Разве не ясно, как он устроен?
  - Мне - нет.
  - Я знаю, есть такие люди, в Александрии их немало. Но я не думала, что ты из их числа. Мои родители говорят, что это бездельники и что надо держаться от них подальше.
  - Эти люди не бездельники, Агния, просто они заняты не тем, чем другие. Мир полон загадок, и хочется их разгадать.
  - Зачем?
  Заданный вопрос привел Плотина в некоторую растерянность; оказывается, труднее всего ответить, когда тебя спрашивают на первый взгляд о самом простом. А на самом деле, о самом сокровенном. Как же ей это объяснить?
  - Вот смотри, Агния, когда ты смотришь на воду в жаркий день, тебя охватывает жажда. Так?
  - Да, так часто бывает, - подтвердила она.
  - И пока не выпьешь воды, жажда не пропадает. Так?
  - Да.
  - Вот и я испытываю то же самое. Когда передо мной встает какая-нибудь загадка природы, меня начинает одолевать жажда ее разгадать. И пока этого не происходит, я не могу ее утолить. А так как это сделать бывает часто очень сложно, то зачастую, не хватает и жизни.
  - Мне трудно тебя понять. Я не испытываю таких чувств.
  - Возможно, ты счастливей меня, - задумчиво молвил Плотин. - Впрочем, никто до конца не знает, в чем состоит счастье. У каждого оно свое.
  - И ты собираешься заниматься этим всю жизнь? - спросила Агния. В ее голосе вдруг прозвучали странные интонации, какой-то сломавшейся надежды.
  - Да, Агния, по-другому у меня уже не получится. Я не могу думать ни о чем ином. Поэтому я не гожусь в мужья. Женщина, которая бы соединили свою судьбу с моей, было бы несчастной. - Плотин внимательно посмотрел на девушку, она сидела, уставившись взглядом в пол, и старалась не глядеть на него. Он догадался, что ее сейчас постигло сильное разочарование. Но что он может сделать в такой ситуации; так уж распорядились боги, обрекая его на одиночество. Но это одиночество касается только его отношений с людьми, но ведь у него есть Единое, а оно будет с ним всегда, пока бьется его сердце.
  - Я пойду, - встала Агния. - А то еще родители проснуться.
  - Я не скажу им, что ты заходила ко мне, - пообещал Плотин. - И спасибо тебе за еду.
  Агния кивнула головой и бесшумно выскользнула из комнаты. Плотин ощутил сильное облегчение, теперь он беспрепятственно с чьей либо стороны может погрузиться в свои привычные мысли.
  
  19.
  Каракозов проснулся первым. Виолетта обнаженной лежала рядом, одеяло сползло с нее, и перед его взором отворилась вся картина наготы этого прекрасного тела. Какое-то время он созерцал ее, хотелось дотронуться до самых интимных мест. Но он сдержал себя, решив, пусть лучше она хорошо выспится. Ночью они заснули поздно, обессилив от занятия любовью. Так ею он давно не занимался, но и в Виолетте он не подозревал такого накала страсти.
  Каракозов, стараясь не шуметь, встал, накинул на себя халат и отправился на кухню готовить завтрак. Он знал, что хозяйка-распорядительница придет еще не скоро и кроме него некому накормить эту фантастическую женщину. А сделать это следует, как можно лучше, так как он не сомневался, что она проснется голодной, - уж слишком много сил она затратила этой ночью.
   Каракозов давненько не занимался приготовлением пищи, и порядком отвык от этого занятия. Хотя в молодые годы неплохо с ним справлялся. Но это было много лет назад и сейчас надо было срочно восстанавливать былые навыки.
  Каракозов уже почти приготовил завтрак, когда на кухне появилась Виолетта. Он повернул голову в ее сторону; из одежды на ней была только его короткая рубашка. Но это одеяние невероятно ей шло.
  Они обнялись и долго целовались, пока их поцелуй не прервало грозное шипение грозящего выскочить из турки кофе.
  - Завтрак готов, - объявил он. - Он простой, но, надеюсь, вкусный.
  - Да тут целое пиршество! - оценила Виолетта.
  Кроме омлета, Каракозов соорудило целую горку из бутербродов с колбасой и сыром.
  - Мы растратили много сил, нам надо хорошо подкрепиться, - сказал он. - Тем более, каждого из нас ожидает напряженный день.
  В ответ Виолетта хмыкнула и, сев за стол, стала с аппетитом есть. Внезапно она прервало это занятие.
  - Даже близко не могла представить, что мне завтрак будет готовить сам губернатор, - проговорила она.
  - Но это же приятная неожиданность? - спросил Каракозов.
  - Весь вчерашний вечер, ночь и утро - сплошные приятные неожиданности. В это просто трудно поверить.
  - Это называется, жизнь налаживается.
  - Даже чересчур.
  - Тебя это беспокоит?
  - Пожалуй, да, - кивнула актриса головой. - У меня уже было так несколько раз: жизнь налаживалась, а потом быстро и внезапно разлаживалась.
  - Это не тот случай, - уверенно произнес Каракозов .
  - Хотелось бы надеяться. - Она задумчиво посмотрела на него. - Устала разочароваться.
  - В мужчинах?
  Виолетта отрицательно покачала головой.
  - Еще недавно я именно так думала, что мне попадаются совсем не те мужчины.
  - Теперь так не думаешь?
  - Теперь я думаю, что причина всех моих бедствий находится во мне самой. А мужчины или кто-то еще тут ни причем.
  Каракозов с уважением посмотрел на нее, они знакомы совсем недолго, но она ни первый раз удивляет его своими разумными рассуждениями.
  - Почему ты так стала думать? - спросил он.
  - Сложный вопрос.
  - И все же?
  - После очередной неудачи я неожиданно для себя решила проанализировать, почему она случилась. Стала все тщательно вспоминать, до мельчайших подробностей. И вдруг ко мне начало приходить понимание, что это я виновна, что было много эпизодов, когда вела себя неправильно. Это долгий разговор. Кстати, а что у нас со временем?
   Каракозов посмотрел на часы.
  - Время еще есть, но немного. В десять часов у меня первое совещание.
  - А сколько их будет всего?
  - Пока намечено три. Плюс не меньше пяти встреч с разными людьми, два выезда. День насыщенный.
  Виолетта внимательно взглянула на Каракозова.
  - Мне послышалось в твоем голосе, что ты чем-то недоволен или разочарован. Я не ошиблась?
  - Да. - Несколько мгновений Каракозов размышлял, стоит ли ему рассказывать о новой мобилизации в регионе. Но вдруг сильно захотелось с ней поделиться. Он уже хотел начать говорить, но остановился в самый последний миг. К нему вдруг пришла мысль, что дом может быть нашпигован жучками. А, учитывая сегодняшние реалии в стране, вероятно, что так оно и есть.
  Вместо слов он поднес палец к губам и головой показал на стены. На лице Виолетты появилось недоумение, но буквально через секунду она все поняла и кивнула головой.
  Они вышли в небольшой сад, который окружал дом. В этот утренний час было немного прохладно, Каракозов обнял Виолетту за плечи, и она прижалась к нему.
  - Ты думаешь, нас прослушивают? - тихо проговорила она.
  - Не исключено, - так же тихо ответил он. Немного подумав, добавил: - Почти наверняка.
  Виолетта резко отстранилась от него.
  - Хочешь сказать, что все, что было между нами ночью, слышал кто-то еще?
  - Очень может быть.
  - Игорь, это же ужасно! Как ты мог!
  - Послушай, Виола. - Каракозов попытался взять ее за руку, но она отдернула ладонь. - Ты должна понимать, с кем имеешь дело и в какой стране живешь. Я из тех, кто постоянно находится под колпаком. И с этим ничего нельзя поделать. На меня все время собирается досье. Трудно даже представить, какой оно уже толщины.
  - Но так же невозможно жить, Игорь. Находиться все время под наблюдением - это ужасно.
  - Но почему ужасно. Сначала очень неприятно, потом свыкаешься. А затем вообще перестаешь на это обращать внимания. Как будто ничего и нет.
  - И какая у тебя стадия? Последняя?
  - Возможно, еще не до конца, но где-то близко. Я, в самом деле, редко об этом думаю.
  - А вот я думаю! Когда представлю, что они слышали, как я кричала в твоих объятиях... Нет, это ужасно! Я так не могу.
  - Виола, любимая, забудь, не думай об этом. Пока я губернатор, по-другому все равно невозможно. Мы же их не видим, значит, их и нет.
  - Но они нас слышат, каждое наше слово, да что там слово, наверное, каждый вздох. Ведь, правда?
  - Скорее всего, так и есть, - признал Каракозов . - Сегодня подслушиваемая аппаратура высокого качества. Если мы хотим быть вместе, то вынуждены с этим смириться.
  Какое-то время Виолетта понуро молчала.
  - Игорь, я должна подумать. Я еще не сталкивалась с такими вещами.
  - Я понимаю и буду с большим волнением ждать твоего решения.
  Виолетта кивнула головой и внимательно посмотрела на Каракозова.
  - Но ты мне хотел сообщить не только это, но что-то еще?
  Он снова испытывал колебание - стоит ли заводить такой разговор.
  - Да, ты права. Мне вдруг очень захотелось поделиться с тобой тем, что меня сейчас гложет больше всего. Точнее, больше всего после наших отношений. Хотя я знаю, что в данной ситуации лучше всего промолчать.
  - Если ты боишься утечки с моей стороны, обещаю, что никому не скажу.
  - Нисколько не сомневаюсь. - Каракозов несколько секунд помолчал, собираясь с мыслями. - В область пришла разнарядка о дополнительной мобилизации. Несколько тысяч человек нужно отправить якобы добровольно на фронт, а на самом деле, фактически принудить их это сделать. Мы уже отправляли первую партию, почти половина не вернулась.
  - Такие большие потери! - охнула Виолетта.
  - Да, только их скрывают. Я считаю эту войну преступлением, и не хочу в нем участвовать. Но не могу не участвовать. Я чувствую, как во мне поднимается внутри одновременно и ненависть и отчаяние. Я не могу их успокоить.
  Виолетта подошла к Каракозову и нежно обняла его.
  - И нет никакого выхода?
  - Есть. Подать в отставку. Тогда этот грех падет на чужую голову. Но я не могу, я так долго шел к этой должности. Моя жизнь просто обрушится.
  - Игорь, что ты хочешь, чтобы я тебе сказала?
  - Ничего, Виола. Я тебе это сказал не для того, чтобы услышать твой совет.
  - Тогда для чего?
  - Этими переживаниями я могу поделиться только с самым близким себе человеком. Вот я это и сделал.
  Виолетта прижалась к Каракозову.
  - Ты можешь мне доверять все, - сказала она. - Я тоже против этой войны. Я даже боялась, что ты за нее. А потому не хотела поднимать эту тему. Но теперь мне спокойней. Даже не представляешь, как я этому рада. У нас в театре почти все за нее. И это ужасно.
  - Нам пора возвращаться в город, - сказал Каракозов. - Я буду ждать от тебя решения - останешься ли ты со мной?
  
  20.
  Весь день в Каракозове жили и боролись два противоположных чувства: счастье от того, что он обрел Виолетту, и мрачное ощущение от того, что ему активно придется заниматься мобилизацией. Он нисколько не сомневался, что Пилипейко от него не отступит, и он, Каракозов, будет вынужден выступать по телевидению, на сходках и еще бог весть, где с призывом идти бороться с врагом и умереть за отечество.
  Чем больше Каракозов об этом думал, тем мрачней становился. Даже внезапно обретенная любовь не могла полностью развеять эти чувства. У него так сильно испортилось настроение, что люди, с которыми он встречался, бросали на него удивленные взгляды. Они привыкли к тому, что их губернатор всегда пребывает в хорошем расположении духа, благожелателен, нередко остроумен. А потому общаться с ним почти всегда приятно.
  Хотя Каракозов и был варягом, но довольно быстро сумел завоевать симпатию населения области. Особенно многих импонировало то, что едва он занял свою должность, как всенародно объявил о борьбе с коррупции. Его предшественник "прославился" тем, что чуть ли не в открытую занимался мздоимством. А потому регион был на одном из последних мест в рейтинге самых коррумпированных.
  Коррупцией был пронизан весь местный административный аппарат, и Каракозов начал свою деятельность на посту губернатору с его существенного обновления. ФСБ давно подготовила список наиболее продажных чиновников, и в течение первого месяца многие из них были уволены.
  Это было только начало большой кампании, Каракозов прекрасно сознавал, что, даже вырезав метастазы, опухоль их будет воспроизводить снова и снова. А потому постоянно занимался этим вопросом. Он не скрывал от себя мысль, что для него эта деятельность является его оправданием не только того, что никаких реальных выборов не было, а их результаты были сфабрикованы в пользу него, но и всего того в его жизни, что предшествовало этому событию.
   Каракозов ясно сознавал, что далеко не всем его борьба с коррупцией и злоупотреблениями нравится, есть целый слой и не такой уж и маленький людей, у которых он в этой связи вызывает самую настоящую ненависть. Но это было неизбежно, более того, он гордился собой, что заставил так к себе относиться. Значит, его усилия приносят результат, заставляет их присмиреть. Это было лучшим оправданием всего, что он сделал.
  Обычно его помощник Несмеянов находился в своей небольшой комнатке рядом с его огромным служебным кабинетом. Едва его начальник появлялся в нем, он тут же к нему заходил. Но сегодня Несмеянова не было весь день.
  Каракозов поинтересовался у секретарши, где его личный помощник? Она ответила, что он утром был и сразу ушел по каким-то делам. Каракозов решил, что не станет ему звонить; когда сочтет нужным, тогда и появится. Тем более, каких-то срочных для него поручений нет. К тому же Каракозов ловил себя на том, что ему не слишком хочется его видеть; он понимал, что вся эта история с мобилизацией вредит его репутации в глазах молодого человека. А ему почему-то сильно не хотелось, чтобы это происходило.
  Несмеянов появился в самом конце рабочего дня. Он выдался столь интенсивным, что Каракозов чувствовал, что сильно выдохся. И самое время отдохнуть. Он это и собирался делать, отправившись домой. Но именно в этот момент в кабинет вошел его помощник.
  - Тебя не было целый день, - заметил Каракозов .
  - Занимался вашим поручением, - ответил Несмеянов.
  - И каковы результаты?
  Несмеянов положил перед ним на стол несколько листков.
  - Мы подготовили концепцию освещения мобилизационных мероприятий, - сообщил помощник. - Если вы одобрите, с завтрашнего дня можно запускать.
  На чтение концепции ушло минут десять. После чего Каракозов откинулся на спинку кресла и взглянул на молодого человека.
  - Что вы скажите, Игорь Теодорович? - поинтересовался Несмеянов.
  - Все очень кондово, ни одной свежей идеи, - оценил Каракозов.
  - То есть, вы ее бракуете?
  - Разве я это сказал? Что-то не припомню. Только объясни: почему все так убого? Я так понимаю, над этим документом работал целый отдел? - вопросительно посмотрел Каракозов на Несмеянова.
  - В общем, да, - подтвердил Несмеянов.
  - Почему же тогда такой слабый результат?
  Внезапно Несмеянов взял стул, поставил его рядом с Каракозовым и сел так близко, что их колени почти соприкоснулись.
  - Вышло так потому, что никто не хотел этим заниматься, - тихо пояснил Несмеянов.
  - Это еще почему?
  - Потому что они против мобилизации. И не хотят делать ничего того, чтобы она бы стала привлекать людей.
  - Вот как! - воскликнул Каракозов. - Тебе не кажется, что это называется саботажем.
  - Кажется, Игорь Теодорович, - подтвердил Несмеянов.
  - А знаешь, чем это может для всех вас кончится? Страна ведет войну, каждый день на фронте гибнут сотни солдат.
  - Но вы же не хотите, чтобы гибло бы еще больше.
  Каракозов внимательно взглянул на помощника.
  - Пожалуйста, сядь по другую сторону стола, - попросил он.
  Несмеянов встал, взял стул и перенес его туда, куда просил Каракозов. После чего снова сел.
  - Чем хуже будет реклама, тем меньше людей придут на призывные пункты, - негромко произнес Несмеянов.
  - Анатолий, ты понимаешь, что несешь? Это самая настоящая государственная измена.
  - Да, - согласился Несмеянов. - Но вы же тоже так думаете.
  - Кто тебе такое сказал?
  - Никто, - спокойно пожал плечами Несмеянов. - Я сам вижу.
  - Ты глубоко ошибаешься.
  - Мне написать заявление об увольнении?
  Каракозова это предложение удивило созвучию собственных мыслей. О том, чтобы уволить своего помощника, он думал почти ежедневно.
  - Пока не надо, когда надо будет, скажу. - Взгляд Каракозова упал на разбросанные по столу листки концепции. - Я принимаю этот документ. Те, кто работали над ним, получат премию. Включая тебя.
  - Мне премии не надо, Игорь Теодорович, - отказался Несмеянов.
  - Тебя не спрашивают, - довольно грубо произнес Каракозов. - Заслужил, получи. Сейчас иди домой. Завтра разработаем план по реализации этой концепции. Я надеюсь на тебя.
  Несмеянов встал и направился к выходу из кабинета. Внезапно он остановился.
  - Знаете, Игорь Теодорович, что вам больше всего нужно?
  - И что? - удивленно уставился Каракозов на него.
  - Единомышленники. Вам их сильно не достает. Без них вам будет трудно. До свидания.
  Дверь за Несмеяновым закрылась, а Каракозов уже в какой раз подумал о том, правильно ли он сделал, что не уволил помощника. Он уже предчувствовал, что эта мысль будет преследовать его все ближайшее время.
  
  21.
  После того, как Плотин перестал работать в порту, у него образовалось много свободного времени. Он быстро нашел себе увлекательное занятие - стал гулять по Александрии. А ходить было есть где, в городе проживало невиданное количество населения - почти один миллион человек. Только Рим превосходит его по численности, да и то совсем не намного. Но при этом Плотин видел и следы упадка; не все здания и сооружения восстанавливались, часть синагог было разрушено. И хотя религия евреев не вызывала в нем сочувствия, смотреть на эти руины было больно.
  В Александрийской библиотеке он немало времени посвящал чтению книг об истории города. Чем больше знакомился с материалом, тем тревожней становилось на душе, тем сильнее вызревало внутри него отчаяние и безнадежность. Многочисленные религиозные распри постоянно вспыхивали здесь, кто-то в них побеждал, кто-то проигрывал, но практически ни разу не случалось примирения. Победители пользовались плодами побед, а проигравшая сторона временно смирялась со своим положением, таила обиду и жажду реванша. И когда возникал, по ее мнению благоприятный момент, пыталась восстановить свои позиции. Обычно это сопровождалось большой кровью, ужасной жестокостью, ростом взаимной ненависти и нетерпимости, которые постоянно искали выхода. Рано или поздно он находился; после подавления выступления на некоторое время наступало успокоение, но затем все повторялось снова. Все это не давало покоя Плотину; обычно в такие минуты он шел в порт, садился, где находил себе место, и долго смотрел на море.
  Почему-то созерцание водной глади успокаивало его, навевало важные мысли. Море напоминало ему любимую идею об Едином. В такие минуты он невольно представлял его в виде морской стихии.
  Этот образ появлялся внутри него сам по себе, без всяких усилий с его стороны. В такие минуты Единое представлялось ему такой же безбрежной и безграничной стихией, из которой невидимыми потоками вытекал весь этот окружающий его мир. Материя проистекает из беспредельной мощи Единого, но при этом она иная, размышлял он. Эта ее связь с Ним незрима и неразличима, и по большому счету вещественный мир имеет совсем иную ипостась. Он отличается от Единого кардинально. Но при этом никогда бы ничего не возникло, ни будь Единого. Дети могут быть совсем не похожи на мать: ни внешностью, ни характером, ни устремлениями, но без нее они бы ни за что не появились на свет.
   Да, думал в такие минуты Плотин, мы очень далеко уходим от праматери, подобно кораблю, давно покинувшему свою гавань и плывущей от нее в огромной дали, в каком-то совсем ином географическом пространстве. Но даже для погруженной в материальный мир индивидуальной души сфера истинного бытия остается всегда открытой, ей нужно только суметь вернуться к себе самой, познав свою истинную природу. А сделать это можно только одним способом - очищением от всего наносного и воссоединения с первоначалом. Именно этой цели и должен посвятить свою жизнь пребывающей на земле человек.
  Мысль Плотина, совершая круг, постоянно возвращалась к исходной точке - какое его место в этом процессе? Да, Аммоний прав, он не создан для обычной жизни: ни для любви, ни для брака, ни для деторождения, ни для карьеры чиновника - все это не для него. Благодаря учителю он все явственнее ощущает свое призвание. Оно прорастает и формируется внутри него, словно растение в почве, определяет его мысли, чувства, поступки. Оно влечет его куда-то вперед и вдаль, хотя куда конкретно, он понимает слабо. Но это не так уж и важно; нельзя достигнуть всего в одночасье.
  Встреча с Аммонием - главная в его жизни, которая все более раскрывает перед ним свое предназначение. Он всегда чувствовал, что это загадка, которую непременно должен разгадать. Теперь же все отчетливей осознает, что ради этой цели и покинул отчий дом и пришел в чужую Александрию.
  Впрочем, так ли уж чужую? Этот город отнюдь не случаен в его судьбе, он оплодотворил ее своим смыслом, своей дерзостью и безграничностью в постижении мироздания. Он, Плотин, предвидит, что на его подмостках еще разыграется много трагических мизансцен. Некоторые происходят уже на его глазах, некоторым еще только предстоит случиться. Но это не отменяет главное - здесь человеческий ум, являющейся одной из основополагающих эманаций Единого, обрел небывалую остроту и смелость в познании непознанного. Это вовсе не парадокс, а некая неизбежность, которую надо принять и развить. Скорее всего, этим ему и предстоит заниматься.
  Очнувшись от своих размышлений, Плотин снова начинал созерцать морскую стихию. Хорошо, что он оказался в этом городе, где царит не только природная, но и созданная руками человека красота. Александрия наглядно демонстрирует его возможности; сколько же можно создать, отделившись от Единого. Созерцание всего того, что окружает, разве это не выпавшее на его долю счастье.
  Иногда перед его мысленным взором возникал соблазнительный силуэт Агнии с его округлыми формами, но усилием воли он отгонял его от себя, как назойливую муху. Он ни за что не должен поддаваться искушению, его тело предназначено совсем для другого - а именно помогать ему следовать своему предназначению в постижение Единого. Аммоний прав, дабы достичь этой цели, он обязан всего себя целиком ей посвятить. Пусть другие занимаются тем, чего он сознательно себя лишает. И это вовсе не жертва, это великий дар судьбы, возвысившая его до столь недостижимой высоты.
  Плотин не торопясь направлялся к своему дому, оставляя за спиной играющее бесчисленными отблесками и солнечными бликами море. Как бы оно не было прекрасным само по себе, оно не Единое; это не более чем случайно забредший в голову образ. Единое не может иметь материальную субстанцию, оно ее порождает, но не является ею. А потому ему просто необходимо изгнать из своей души и своего разума это сравнение. Он никогда больше не появится без большой надобности в порту, как бы это ему не хотелось, чтобы пресечь всяческую возможность появление таких нечестивых мыслей.
  
   22.
  Годы шли незаметно, Плотин становился старше, молодость прошла окончательно, наступила зрелость. Между тем, бесконечная вереница дней все тянулась и тянулась; внешне они все походили друг на друга, как братья-близнецы. Зато внутренние перемены были налицо, за этот период он многое познал, о многом передумал. Он все так же посещал кружок Аммония, но с какого-то момента стал ловить себя на том, что делает это все с меньшим энтузиазмом. За это время у учителя сменилось немало учеников; это был нескончаемый, пусть и немногочисленный людской поток. Одни уходили быстро, после одного-двух занятий, другие задерживались подольше, но все равно покидали философа-грузчика. Впрочем, он уже не был им, здоровье и возраст не позволяли таких физических нагрузок.
  В какой-то момент Плотин стал замечать, как слабеет учитель, как выглядит все старее. Даже мысль уже не была столь разящей, он все чаще повторял одни и те же слова, одни и те же постулаты. Плотин давно выучил их наизусть, а потому ему становилось неинтересно; он все отчетливей приходил к заключению, что взял у Аммония все, что тот мог дать.
  В этом не было вины Аммония, Плотин прекрасно сознавал, что любая, даже самый выдающаяся личность, не бесконечна, а исчерпаема, имеет свои интеллектуальные и духовные границы. Его учитель не исключение. Да и его, Плотина, однажды постигнет такая же участь, наступит момент, когда его ученики подумают о нем то же самое. Но чтобы это случилось как можно позже, для него настала пора направляться дальше.
  За эти годы Аммоний много раз повторял ему, что нельзя всю жизнь просидеть на одном месте, как бы оно человеку не нравилось. Даже самый выдающийся ум не способен все познать самостоятельно, непременно нужны другие источники поступления знаний. Наступает момент, когда надо отправляться на их поиск.
  Истина любит тех, кто не боится перемен, ни внешних, ни внутренних. А они связаны друг с другом. Путешествия всегда познавательны, особенно, если путешественник готов к познанию, к знакомству с другими воззрениями и взглядами на мир. Не надо чураться знаний, которые не соответствуют твоим представлениям, часто это только кажется, что они совсем другие. Но если заглянуть внутрь, приподнять их покров, может статься, что различия не столь существенны. То, что часто кажется полностью противоречит тому, что человек полагает истинным, на самом деле дополняет и расширяет его понятия.
  Мир настолько глубок и непостижим в своей сути, что никогда нельзя быть до конца ни в чем уверенным, любил повторять Плотину Аммоний, когда они оставались одни. Причем, что замечал Плотин, в последнее время подобные разговоры участились. Он чувствовал, что Аммоний к чему-то его подводит, что все эти слова произносятся отнюдь не случайно, а имеет четкую направленность. Не надо обладать семи пядей во лбу, чтобы понять, что учитель готовит его к новому этапу жизни. И хотя Плотин не возражал, сдвинуться с места было не так-то легко; за эти годы он глубоко укоренился в Александрию, и почти считал ее своим родным городом.
  Но однажды случилось непоправимое, Плотин заглянул к Аммонию и увидел его лежащим в кровати. Но самое ужасное впечатление оказало на гостя даже не это непривычное обстоятельство, а вид учителя. Достаточно было одного взгляда, чтобы обнаружить на его лице печать смерти.
  Таким Плотин Аммония еще не видел; даже когда он чувствовал себя не лучшим образом, все равно так ужасно не выглядел. По-видимому, Плотин не смог сдержать себя, так как лежащий заметил, какое тягостное впечатление производит он своим видом.
  - Сядь рядом, - попросил надтреснутым голосом больной. Так он еще никогда не говорил, обычно он произносил слова бодро и уверено. Но сейчас явно все изменилось.
  Плотин сел рядом с Аммонием. Его тяжелое, не свежее дыхание обдувало лицо Плотина. Но он даже не шелохнулся.
  - Наши занятия завершились, Плотин, - протянул Аммоний и на несколько мгновений прикрыл глаза. Затем открыл их и продолжил: - Все, что я мог, что знал, я поделился с тобой. Больше я тебе не нужен.
  - Не говорите так, учитель, вы будете нужны мне всегда, - возразил Плотин.
  Аммоний не без труда покачал головой. Было заметно, как тяжело ему давалось каждое движение.
  - Человек завершает свою миссию на земле и перестает быть необходимым. Я чувствую приближение конца. Мы много с тобой говорили о Едином. И вот я ухожу к нему первым. Смерть превращается в благо, если понимаешь ее смысл. Я уверен, что узнаю там намного больше, чем тут, на земле. А потому нет причин для сожалений. Ты понимаешь меня, Плотин?
  Теперь кивнул головой Плотин.
  - Я понимаю тебя, Аммоний. В любом случае ты оставляешь на земле большой след, след, который мало кому удается проложить.
  - Тут ты прав, мой след внутри тебя. Ты мой лучший ученик. Только ради тебя одного стоило заниматься всем тем, чем я занимался столько лет. Часто в погоне за количеством теряется качество; учеников много, а пользы от них мало. Сколько их у меня было, а в памяти остались совсем немногие. Я знаю, они пойдут дальше, чего бы этого им не стоило. А далее всех - ты.
  - Я буду стараться, - пообещал Плотин. - Я сам понимаю, какой долгий путь еще предстоит пройти.
  - Да, путь предстоит долгий, - тяжело вздохнул Аммоний. - Я пытался соединить божественного Платона с небожителем Аристотелем. И надеюсь, что ты продолжишь эти мои усилия. Но только не будь слепым подражателем; какое бы почтение не вызывал в тебе твой учитель, всегда иди своей дорогой. Только она приносит результат. Я в этом убедился на примере собственной жизни. В мире так много подражателей, но польза от них небольшая. Не будь им никогда. Это мое тебе завещание. Меня скоро не станет, не приходи на мои похороны - это пустое времяпрепровождение. Мертвым я тебе ничего не смогу дать. Но перед тем, как уйдешь, дай мне клятву.
  - В чем ты хочешь, чтобы я поклялся, учитель? Я готов.
  Аммоний не без труда кивнул головой.
  - Я прошу тебя, никогда не записывай того, чему я тебя учил. Передавай знания только устно. Не спрашивай, почему я так хочу. Просто поклянись.
  - Я клянусь сделать так, как говорите.
  - Я верю тебе. А сейчас иди.
  Через несколько дней Плотин узнал, что Аммоний умер. В ту же минуту решил, что в самое ближайшее время покинет Александрию. Ему понадобится совсем немного времени, чтобы уладить все свои дела.
  Вечером он постучался на половину хозяев и объявил, что скоро съезжает от них. Эта новость их огорчила, так как за проведенные вместе годы они привыкли к своему жильцу. Хотя так же не понимали его, как и в первый день знакомства. Да и Плотин привык к этим простым, безнадежно далеким от его интересов людям. Невольно он вспомнил об Агнии. Она уже не жила в родительском доме, некоторое время назад вышла замуж. И, насколько знал, Плотин, у нее были дети. А ведь они могли бы быть и его. Но что об этом жалеть.
  Вещей у Плотина было совсем немного. Он быстро собрал свой багаж и через пару дней направился в порт. Там у причала стоял корабль, который должен был отвезти его в Рим.
  
  23.
  День для Каракозова выдался напряженным, одно совещание сменяло другое, одно мероприятие следовала за другим. Но он не ощущал большой усталости, едва он начинал думать о Виолетте, то тут же чувствовал, как прибывают в нем новые силы.
  Все изменилось перед самым концом рабочего дня, когда в кабинете появился Несмеянов. Почему-то все это время Каракозов почти не думал о кампании по мобилизации, словно действовала защитная реакция, которая блокировала мысли о ней. Но появление помощника сняло блокаду, и у него тут же испортилось настроение.
  Каракозовым даже овладела нешуточная злость по отношению к Несмеянову, хотя он сознавал, что тот тут ни причем, он лишь выполняет данное им же самим поручение. Не он, так другой, ему же, Каракозову, все равно этим придется заниматься; как высшее должностное лицо в регионе он обязан направлять и контролировать всю эту кампанию. А главное в ней не допустить ее срыва.
  PR-отдел постарался на славу, за короткое время была разработана целая стратегия по пропаганде призыва на службу. Каракозов старался слушать внимательно, хотя мысли так и норовили улизнуть куда-нибудь в сторону. Самое удивительное заключалось то, что весь день он думал о Виолетте, а сейчас ее не было в голове. Он не хотел смешивать ее образ с той мерзостью, о которой говорил помощник.
  Несмеянов закончил свой короткий доклад, и выжидательно посмотрел на шефа. Тот же молчал с таким видом, как будто вообще не желал говорить на эту тему.
  - Что вы скажите, Игорь Теодорович? - спросил Несмеянов, так и не дождавшись реакции Каракозова. - Вы помните, нужно уже с завтрашнего дня реализовывать подготовленные мероприятия.
  Каракозов словно бы очнулся от погруженности в свой мир. Он посмотрел на помощника. Что-то странное почудилось ему во взгляде молодого человека, хотя, возможно, это только показалось.
  - Запускайте, - сказал Каракозов. - Все сделано профессионально. Передайте ребятам, я премирую весь отдел за оперативность и качество. И тебя - тоже.
  - Вы же уже это говорили. Но все равно спасибо за ребят, они будут рады.
  И снова что-то странное показалось в ответе Несмеянова.
  - А ты будешь рад?
  - Я не считаю, что достоин премии.
   - С чего вдруг? - удивился Каракозов.
  - Моей заслуги тут совсем мало, все сделали сотрудники вашей пресс-службы.
  - Если не хочешь премии, значит, не получишь. Всего-то делов, Анатолий. Завтра прикажу приготовить приказ о премировании. До утра есть время передумать.
  - Я не передумаю.
  - Тебе не нужны деньги?
  - Нужны. Я собираюсь жениться. Очень хочется купить квартиру и жить отдельно от родителей.
  - И что?
  - Пока никак. Даже в ипотеку не получается. Мы с невестой посчитали, в ближайшие годы не сможем ее выплачивать. Она же студентка, а у меня сами знаете, какая зарплата.
  - Я знаю твою невесту?
  - Нет.
   - Где она учится?
  - На философском факультета нашего университета.
  - Где? - изумился Каракозов. - Ты хочешь, чтобы твоя жена была бы философом?
  - А почему, собственно, нет.
  - И как ты собираешься с ней жить?
  - Долго и счастливо.
  - С женой-философом вряд ли получится.
  - Почему?
   Каракозов задумался. Точнее, даже не задумался, его мысль, словно санки с крутой горки, вдруг стремительно понеслась в прошлое, которое он давно разлюбил посещать.
  - Трудно жить с такой женщиной, у нее на все будет свое мнение. И часто отличное от твоего.
  - Это же замечательно! Мне не нужна жена, у которой не будет собственных убеждений. Я вовсе не желаю ее подмять под себя. Мне кажется, когда рядом с тобой самостоятельно мыслящий человек - это интересно. У него всегда можно чему-то поучиться.
  Каракозов задумался. Удивительно, но когда-то он и сам так думал, но затем резко переменил мнение. Или не переменил, а убедил себя в этом?
  - Ладно, выбор жены - твое личное дело. И когда свадьба?
  - Пока не решили.
  - То есть, еще может все измениться.
  Несмеянов покачал головой.
  - Либо она, либо никто.
  - Уверен?
  - Да, Игорь Теодорович. Я знаю, что вторую такую не встречу, а хуже мне не надо.
  - Каждый человек делает свой выбор. Это все, что ты хотел мне сказать или есть что-то еще?
  - Есть.
  - Говори.
  - Это личное, но не про меня, а про вас. Если, конечно, разрешите.
  Несколько минут Каракозов размышлял, как поступить. Он предчувствовал, что разговор может зайти за красную линию допустимости отношений начальника и подчиненного. Стоит ли Анатолию разрешать это делать?
  - Анатолий, считай, что мы в ближайшие полчаса будем говорить как два товарища или два старых знакомых. Но не больше. Засекая время.
  - Этого вполне хватит, - кивнул Несмеянов головой. - Игорь Теодорович, я вам хочу помочь.
  - Мне? - изумился Каракозов. - В чем? И каким образом?
  - Я уже говорил, что вы очень тут одиноки. Одиночество - это не тогда, когда вокруг нет людей, а когда рядом нет единомышленников. А сейчас без них особенно трудно, в стране творятся ужасные вещи. А вам даже не с кем поделиться своими мыслями и чувствами, все приходится скрывать и носить в себе. А это крайне трудно.
  Каракозов невольно огляделся по сторонам. Разговор пугал, хотя он сам, своим необдуманным поведением спровоцировал его. А если кабинет нашпигован жучками. В свое время он пытался это узнать, но не вышло. Точнее, его уверяли, что никакой подслушивающей аппаратуре здесь не установлено, но он в этом не был уверен.
  - Игорь Теодорович, не беспокойтесь, тут нет прослушки, - вдруг услышал Каракозов голос Несмеянова. И изумился тому, что помощник точно угадал его мысли.
  - Откуда тебе известно?
  - У меня в ФСБ работает однокурсник, мы с ним довольно близки. В свое время он увлекался электроникой, и его взяли в технический отдел. Он как раз занимается установкой аппаратурой для прослушки. Он заверил меня, что в вашем кабинете ее не устанавливали, хотя, почему, он не знает.
  - А где установили?
  - В приемной она есть. В других кабинетах - тоже. В том числе и моем.
  Каракозов почувствовал некоторое облегчение. Хорошо, если все так и обстоит, как говорит Несмеянов. Почему-то его словам он верил.
  - Осталось пятнадцать минут, - напомнил Каракозов.
  - Я знаю, вы не согласны со многим из того, что происходит в стране. Я вижу, какое отторжение вызывает у вас мобилизация.
  - Переходи к заключению, - предложил Каракозов.
  - Как раз и собирался. Вас окружают сплошные подхалимы. И вы их презираете. Я прав?
  - Предположим. И что из этого?
  - Вам, как воздух, требуется общение с нормальными людьми, иначе у вас начнется депрессия. Я хочу вас пригласить посетить наш кружок. Я уже говорил, что мы его назвали "Акрополь". Не волнуйтесь, никаких антиправительственных речей там не ведем и акций против власти не готовим. Мы просто в абсолютно свободном режиме обсуждаем разные вопросы. Кстати, там я и познакомился со своей невестой. Предлагаю побывать у нас и послушать. Хотите, выступите, хотите, нет. Мы понимаем, как трудно и опасно вам говорить то, что думаете. В любом случае вам будут легче. Это все, что я хотел сказать. Я уложился?
  Каракозов посмотрел на часы.
  - Даже осталось три минуты. Спасибо за приглашение, я подумаю. А теперь ты свободен. Завтра у тебя трудный день, начало мобилизационной кампании. Надеюсь, ты успешно с нею справишься. Требовать и контролировать буду жестко.
  
  24
  Когда Каракозов вернулся домой, то чувствовал себя почти разбитым. Он сам удивлялся, откуда возникло такое состояние. Да, день получился длинным и насыщенным, но с тех пор, как он стал губернатором, таких дней у него было не счесть. Скорее всего, это связанно не с количеством дел, а с внутренним несогласием со многим, что он вынужден делать. А это отнимает особенно много сил. В первую очередь, душевных.
  - Ты неважно выглядишь, - заметила жена. - Не заболел?
  - Нет, просто слишком большой напряг на работе. Когда я давал согласие стать губернатором, то не предполагал, что эта должность потребует столько сил.
  Татьяна села рядом с ним на диван и взяла его за руку.
  - Жалеешь, что согласился?
  Каракозов задумался. В самом деле, жалеет он или нет? У него был выбор - стать губернатором или занять какую-нибудь доходную должность без всякой ответственности. Таких мест правящая партия на создавала в большом количестве. Но ему вдруг захотелось что-то реально сделать, принести пользу стране и людям, доказать себе и другим, что он реально что-то стоит. Вот и согласился стать региональным руководителем.
  - Еще нет, Таня. Но должность губернатора имеет одну особенность: сколько бы ты дел не сделал, меньше их не становится. И это пугает.
  - Я понимаю. Хочешь, попрошу отца подобрать для тебя резервное место на случай, если решишь, что тебе тут уже невмоготу?
  - Нет! - даже излишне резко ответил Каракозов и тут же поймал удивленный взгляд жены. - Я обязан проработать до конца срока, я обещал это жителям области. Разве ты забыла?
  Татьяна снова удивленно взглянула на мужа, только на этот раз это было уже другое удивление.
  - Игорек, это было всего лишь обычное предвыборное обещание. Никто всерьез его не воспринимал.
  - Я это говорил серьезно, - возразил Каракозов. - Пока здоровья и сил хватает, буду нести свой крест. Ты даже не представляешь, сколько тут всего нужно сделать. Это не область, а заповедник коррупции. А я к нему даже близко не подобрался. Если здесь найдется хотя бы один чиновник, который не берет взятки или не участвует в разных схемах, я буду удивлен.
  Каракозов не стал говорить жене, что готовит массированное наступление на коррупцию; это он держал это втайне. И без того сказал лишнее. Но Несмеянов прав, трудно все носить в самом себе, надо хотя бы периодически делиться сокровенным с близкими людьми. Впрочем, может ли он назвать Татьяну близким себе человеком? Хотя они прожили вместе уже больше двадцати лет, вряд ли они стали таковыми. В свое время их брак был сделкой под видом любви. Любовь ушла, а сделка осталась. И ее уже не хватает, чтобы сделать их брак не то что счастливым, об этом речи и не идет а хотя бы приемлемым.
   Каракозов стал думать о том, что прожил свыше двадцати лет с женщиной, которую никогда по-настоящему не любил и даже особенно не ценил разве только в самые первые годы. Хотя Татьяна старалась сделать уютным их дом, создать атмосферу семейного благополучия, ничего из этого по большому счету не получилось. По крайней мере, для него; все эти годы он чувствовал, что каждый из них живет своей жизнью, идет своим путем. Хотя они рядом, но никогда не пересекутся. И ничего изменить такую ситуацию не может. Даже сын, вдруг вспомнил он о Виталии. В его мыслях в последнее время он появлялся не часто.
  Между ними так и не возникли по-настоящему близких отношений, причем, эта отчужденность проявилась очень рано, даже еще до того, как мальчик пошел в школу. Как и с женой, они были с сыном из разных миров. По мере того, как Виталий взрослел, это различие только усиливалось.
  Зато с матерью Виталий был очень близок, да и она любила его едва ли не до умопомрачения, а он отвечал ей взаимностью. У них всегда были какие-то секреты от него. Сначала это его обижало, он пытался узнавать эти тайны матери и сына, но ему это редко удавалось. В какой-то момент он махнул на это рукой, и перестал обращать на все эти дела внимания. Каракозова настигло понимание, что ничего изменить нельзя, что это плата или наказание за то, что он совершил. В свое время такую ситуацию можно было предвидеть, но он был чересчур занят другими делами, чтобы думать о таких последствиях. А сейчас уже поздно что-то менять.
  Одна из причин, хотя и не главных, его согласие на губернаторство, - это желание жить отдельно от сына. Виталий учился в МГИМО и, разумеется, не собирался уезжать никуда из Москвы. Хотя, возможно, даже не столько из-за учебы, сколько из-за кампании золотой молодежи, в которой он был далеко не последним человеком. Каракозов видел этих молодых людей и девушек неоднократно, и кроме отторжения других чувств они у него не вызывали.
  Однажды он все же попытался поговорить с сыном об его образе жизни и об образе жизни его друзей, но получил такой отпор, что решил, что больше не станет поднимать эту тему. Пусть живет, как считает нужным. Иногда он ловил себя на том, что по большому счету не чувствует себя отцом, а Виталия - своим сыном. Каракозов был почти уверен, что нечто подобное ощущает и он. Бывают несовместимые друг с другом люди, и это как раз их случай. А несовместимость такая вещь, что ни преодолеть, ни изменить ее невозможно. У каждого человека своя природа, и он обречен на поиск людей со схожей духовной структурой. И родство тут не играет значения; близкие люди могут быть генетически бесконечно далеки друг от друга, а далекие - очень близкими.
  - Ты о чем-то задумался, Игорь? - уловила Татьяна его состояние.
  - Да так, пустяки, вспомнил кое-что про работу. Все время сидит в голове. - Посвящать жену в свои мысли он не собирался. Да и почти никогда этого не делал.
  - Игорь, тебе надо больше отдыхать. Поедем в выходные куда-нибудь, тут неподалеку есть прекрасные озера. Там очень красивые места.
  - В выходные никак, занят по службе. - Предложение жены испугало Каракозова, он собирался, пусть не все выходные, но хотя бы их часть провести с Виолеттой.
  - Я так и предполагала, - огорчилась Татьяна. - Знаешь, в таком случае поеду в Москву, посмотрю, как там Виталий. Ужасно скучаю по нему.
  - Конечно, поезжай, - обрадовался Каракозов. - Представляю, чем он там занимается без нашего присмотра.
  - Ты всегда его подозреваешь в чем-то нехорошем, - упрекнула жена. - Он прекрасный мальчик.
  У Каракозова на этот счет было прямо противоположное мнение, но он не стал спорить. Без жены ему будет комфортней провести время с любовницей.
  
  25.
  Плотин знакомился с Римом. За годы жизни в Александрии, он хорошо изучил ее. По своим размерам она не сильно уступала столице империи. Но при этом как разительно отличались эти два города. В Александрии превалировала четкая планировка на основе, так называемой гипподамовой системы, проведенной некогда по плану архитектором Дейнократа. Хотя об его жизни было известно совсем мало, но память о себе он оставил огромную и на многие века. Плотин, размышляя об этом по сути дела неизвестном ему человеке, думал о том, как важно оставить после себя хорошие воспоминания в виде великих дел, которые сохранятся нетленными даже через большой промежуток времени.
  Рим был совсем иным, это был даже не город, а беспорядочное нагромождение извилистых, часто очень узких улиц, скопление безбрежного моря домов, площадей, зданий, статуй, общественных пространств. Он, конечно, и раньше слышал о том, что представляет собой этот мегаполис, но реальное впечатление о нем многократно превосходило все ожидания.
  Особенно поразили Плотина термы - ничего похожего он еще не видел. В Риме их было много, ведь едва ли не каждый император считал своим долгом оставить память о себе в виде такого сооружения. Но более всего пришельца из Александрии впечатлили термы, возведенные Каракаллом. Но не самой их грандиозностью и комфортом, а тем что в них можно было не только приятно провести время, совершить омовение, вручить свое тело умелым и сильным рукам массажиста, но здесь располагалось сразу две библиотеке.
  Как только Плотин прознал про это обстоятельство, то тут же забыл обо всем остальных терм. И приходил сюда не столько для принятия водных процедур, а главным образом для чтения.
  Денег у него было немного, а потому он снял маленькую квартирку в пятиэтажной инсуле на третьем этаже. Пришлось его хозяину отвалить солидную сумму сразу за год вперед. Это сильно опустошило финансовые закрома Плотина, но на другие условия арендодатель не соглашался.
   Нельзя, сказать, что Плотину сильно нравилось его жилище, в Александрии было куда как уютней. Но арендовать тут схожее жилье было не по карману. Поэтому приходилось довольствоваться тем, что есть, а заодно смириться с окружающей его обстановкой. А она была не простой. Особенно докучал шум. Он был невероятно разнообразный. В свое время философ Сенека, который жил в таком же доме, перечислил всю звуковую гамму, которую приходится слушать. То были стоны и выдохи атлетов, работающих со свинцовыми снарядами, звуки ударов ладонью по телу, звуки и счет очков во время игры в мяч, звук, когда кто-то прыгает в бассейн, перебранка соседей, крики при ловле вора, просто громкий разговор. Особенно пронзительно кричал выщипыватель волос, завлекая клиентов на процедуру. А когда он замолкал и принимался за работу, кричать начинал клиент.
  Все то же самое пришлось испытать и Плотину. Только в отличие от Сенеки он быстро свыкся с такими условиями жизни. Сделать это оказалось не так уж и сложно, нужно было только уметь погружаться в самого себя. А этому искусству Плотин научился еще в Александрии. Тамошние хозяева дома, где он проживал, нередко могли не видеть и не слышать его целыми сутками, хотя точно знали, что он пребывает в своей комнате. Это вызывало у них и беспокойство за состояние здоровья своего жильца, и опасение, что он все же не в себе.
  Спасало то, что погруженный в размышления или чтения Плотин забывал об окружающем его мире и переносился совсем в другую реальность, в которой не существовало ничего из того, чем было наполнено место, где он пребывал в своем человеческом воплощении. Он часто думал о том, что мир на самом деле совсем не такой, каким его представляют подавляющее большинство людей. Они видят и наблюдают только зримую его часть. А она ничтожна мала по сравнению с тем, чего не замечают обычные горожане, она лишь проекция другой реальности, которая может быть в привычном смысле и не реальна, но в действительности только она и является сущностью, не будучи одновременно ею. Возможно, это и парадокс, но именно он в основе сути Единого. В Нем не заключено ничего, но из Него все вытекает весь тот видимый и невидимый мир, который заполняет нашу обитель.
  На эти темы Плотин мог размышлять бесконечно, при этом забывая обо всем: о голоде, о телесных желаниях, о шумной и суетливой жизни вокруг. Но иногда он выходил из этого состояния и задавал сам себе вопрос: зачем он в Риме? О Едином можно думать везде, в любой точки мира, размышления о Нем не нуждаются в каком-то определенном месте. Все возникает из Единого, так как оно повсюду, Но возникает, как различное с ним, так как оно одновременно и нигде, как мантру повторял Плотин. Это утверждение может показаться невероятным, но на самом деле, именно так все и устроено. Единое пронизывает все, но создавая другую реальность, оно не нуждается в своем постоянном присутствии. Именно в этом Его отличие от всего сущего, Оно творит мир, не будучи участником этого процесса. Его потенция столь велика и безгранична, что Оно может себе и не такое позволить. Причина и сущность здесь еще не отличаются друг от друга, они слиты вместе, и это то, что бесконечно волнует душу. Потом, когда они разделятся, все кардинально переменится, мир становится таким, какой он есть в своем самом грубом и примитивном исполнении. Жить в нем мучение, но жить необходимо, без этого не почувствовать наличие высшей силы. И хотя человеческая мысль не в состоянии понять Единое, она способна приобщиться к Его сиянию. Только ради этого и есть смысл сохранять свое присутствие на земле. Все остальное по сути дела не имеет значение, включая рождение и смерть.
  Но, продолжала разматываться бесконечная нить мысли Плотина, он не случайно все же оказался в вечном городе. В нем заключена гигантская сила, и не только и даже не столько военная и государственная, здесь расположена внутренняя сердечная мышца мира. Именно тут сосредоточена его главная мыслительная мощь, именно здесь дальше всех продвинулись в познании сущности. Это только кажется, что жизнь тут целиком сосредоточена на материальных интересах. Да, они велики, и создается впечатление, что заполняют собой буквально все пространство. Но в глубине этого шумного, беспорядочного града бьется совсем другое сердце, то, которое одухотворено энергией познания и любви.
  В Риме Плотин все чаще вспоминал завет Аммония о том, что философ обязан расширять свое знание и осознание мира, не ограничиваться исключительно собственными представлениями о нем. Другие мыслители тоже ищут истину и приходят к своему ее пониманию. Следует непременно обогащать себя результатами их работы.
  Плотин хорошо помнил, как Аммоний неоднократно призывал его отправиться на восток, где, по словам учителя, существуют свои философские школы и учения, весьма отличные от того, что проповедали греки и римляне. Плотин стал более внимательней, чем прежде присматриваться к тому, что происходит в мире, и конкретно на олимпе римской власти.
  А происходило следующее: на восточных границах империи появился опасный враг, другая могущественная империя - Персидская. Персы не первый раз сталкивалась с римлянами, но сейчас проявляли особую активность. Новый царь Шапур I принял грозный и многоговорящий титул "Царя царей иранских и неиранских".
  Этот титул более чем очевидно говорил о больших завоевательных амбициях нового владыки. В первую очередь речь шла о Верхней Месопотамии, большая часть которой находилась под прямым римским контролем в течение более одного поколения. Дело явно катилось к войне. У Плотина возникло намерение принять участие в походе и тем самым оказаться на Востоке. Оставался вопрос: как познакомиться с императором, чтобы убедить его взять в свое войско?
  Плотину помогла сама судьба. Впрочем, философ скорее склонялся к тому, что под ее личиной выступило божественное провидение. Оно не могло не прийти к нему на помощь, ведь он, Плотин, действовал не ради собственных интересов, а выполнял волю Единого, которое, несмотря на все свое безграничное могущество, нуждалось в понимании своей природы и сути человеком. А кто, если не он, Плотин, способен более других выполнить эту великую миссию,
  Плотина нашел некто Роганициан - совсем еще молодой человек, потомок знатного патрицианского рода, но главное, несмотря на свой возраст, уже сенатор. Он интересовался философией, читал многих авторов, встречался с разными учителями мудрости, но, как в свое время Плотин, испытывал ими недовольство. Они не могли целиком утолить жажду его ума в познании мира.
  Встреча состоялась в термах Агриппы, куда Роганициан пригласил приезжего философа, отправив к нему своего раба.
  Сами термы Плотину не нравились, так как были многолюдными и шумными. Но он принял приглашение, тем более, приглашающая сторона пообещала познакомить его с древней рукописью Пифагора.
  Встреча состоялась. Возможно, самым удивительным было в ней то, что, несмотря на полное несходство этих двух натур, они понравились друг другу. И непрерывно проговорили несколько часов.
   Роганициан проявил большое любопытство к воззрениям Плотина. Особенно молодого римлянина заинтересовала тема зла. Что, впрочем, было не удивительно, ведь живя в вечном городе, пребывая в его элите, он постоянно сталкивался со злым началом в человеке.
  - Откуда в мире берется зло? - спросил сенатор. - Неизбежно ли оно? Есть ли способ его преодолеть? Или мы бессильны перед его могуществом?
  Вопрос понравился Плотину. Он почувствовал, что это не праздное любопытство досужего ума, а стремление понять, что делать с этим феноменом, как с ним бороться?
  - Единое и ум не могут быть злыми по своей природе, - отвечал философ. - Значит, зло кроется в другом, в том, что множественно материально, что оно бескачественный субстрат физического космоса. В этом и заключается выбор человека: либо он подчиняется материи, то есть, остается в зоне комфорта, а, следовательно, и в зоне опасности зла, либо воспротивиться этому и выбирает разумное начало. В этом вопросе крайне важно отыскать источник зла. Им не может душа, потому что она благое начало, так как является источником жизни. А жизнь самое главное благо. Значит, природа зла иная, ею является материя.
  - Что же нам в таком случае делать? - поинтересовался Роганициан.
  Вопрос заставил Плотина серьезно задуматься. В свое время он много раздумывал над ним, подчас они подолгу обсуждали его с Аммонием, но к окончательному выводу так и не пришли. Суть зла не то, что ускользала от понимания, но все ответы, которые появлялись в уме, не до конца удовлетворяли его. Во зле заключалась какая-то тайна, любое объяснение его существования было не полным, требовало дополнения. Но и оно не закрывало тему, а лишь увеличивало неуверенность в правильности интерпретации.
  - Материя - наиболее удаленное от Единого и от Блага субстанция, она последний отсвет, последний отблеск Его, - продолжал разматывать клубок своих мыслей Плотин. - Это та световая граница, которая постепенно все более темнеет, пока в какой-то момент не становится кромешной темнотой, превращается в полную противоположность света. И если вы, Роганициан, хотите внутри себя преодолеть зло, у вас нет иного пути, как начать восхождение к Единому, отделять себя от материальной субстанции, в которой вы целиком погружены. Не будет материи, не будет и зла.
  Роганициан довольно долго смотрел на Плотина, потом тихо вздохнул.
  - Боюсь, такие воззрения здесь в Риме не найдут понимания - сказал он. - Впрочем, у нас философия и жизнь далеко отстоят друг от друга. - Он снова замолчал. - Я знаю, вы хотите познакомиться с императором. Я постараюсь устроить вам встречу. Не скажу, что я его близкий друг, но мы немало и с удовольствием общаемся. Он любит умных и необычных людей, вы Плотин, должны ему понравиться.
  
  26.
  Император Гордиан III понравился Плотину почти сразу. Еще совсем молодой, с приятным, то и дело улыбающимся лицом, простыми, но красивыми манерами. Но главное было даже не это, а то, что философ признал в нем наличие живого ума. А для Плотина это было всегда важным признаком того, что с таким человеком можно иметь дело. Это значит, что он не зациклен на чем-то одном, с ним надо разговаривать, спорить, переубеждать.
  - Плотин, я ничего не слышал о вас, - сказал император, когда они расположились на удобном диване. - Мой друг Роганициан характеризовал вам, как очень умного человека. Я ценю таких. Вы же не римлянин, так откуда вы?
  Плотин коротко поведал свою биографию.
  - Александрия, это прекрасно, мне нравится этот мой город. Я знаю, там, как нигде, много умных и ученых людей. Но вы все же решили приехать в Рим.
  Плотин понял не заданный напрямую вопрос.
  - Поиск истины привел меня в самый великий город империи, только здесь я смогу полностью реализовать то, что намерен сделать.
  - И какова же твоя цель, Плотин?
  - Я бы хотел улучшить мир, император.
  - Вот как! Я тоже это сделать не против, - засмеялся Гордиан. - Выходят наши цели совпадают. - Внезапно он задумался и даже стал серьезным. - А как ты полагаешь, у кого больше возможности это осуществить: у властителя или мыслителя?
  Плотин задумался, впервые перед ним был поставлен этот вопрос в таком бескомпромиссным виде. Он, в самом деле, не прост этот почти юноша, наделенный императорскими полномочиями.
  - Ты правильно сказал: наши цели совпадают, - стал отвечать Плотин. - Это означает, что мы должны объединить усилия. У каждого своя роль в этом деле. Тебе поручено очищать мир от скверны, от всего того, чтобы способно ее воспроизводить и наполнять снова и снова. А моя задача ронять свет на темноту человеческого сознания. Если оно не будет становиться светлей, сколько бы ты не предпринял усилий, сколько бы успешных походов не совершил, в конечном счете, ничего не добьешься. Только один меч тут бессилен. Сколько было войн, восстаний, вооруженных мятежей, но стал ли мир от этого лучше? Думаю, ответ ты знаешь не хуже меня.
  Некоторое время император переваривал услышанное.
  - Роганициан был прав, когда хвалил тебя. Скажи, а кто твои учителя?
  - Моим наставником был Аммоний Саккас. Я много почерпнул у него. Но моими главными учителями являются Платон и Аристотель.
  - Но говорят их учения очень разные. И они даже не дружили друг с другом.
  - Ты прав, но посредственный разум, находя разногласия, останавливается перед их непреодолимостью. Но ум возвышенный поднимается на высоту, где возможен синтез между разными, даже противоположными воззрениями. Вот я и стараюсь отыскать это великое воссоединение.
  - Получается?
  Плотин медленно покачал головой.
  - Это постоянный и трудный процесс. Он никогда не закончится.
  - Да? - удивился император. - Но есть ли смысл заниматься тем, что невозможно завершить?
  - Только этим и есть смысл заниматься, - убежденно ответил Плотин. - Впрочем, ни одно дело никогда не заканчивается, оно лишь перетекает в другое. Завершенность дела не более, чем иллюзия.
  - Значит, я не завершу ни одного своего начинания?
  - Почему же, завершишь. Просто это начинание породит множество других. И ими уже займутся другие. И так без конца.
  - Это я понимаю, - вздохнул Гордиан. - Императору, как раз, это постигнуть легче, чем другим. Я что-то проголодался. Давай с тобой перекусим.
  Такого обилия блюд Плотин не видел давно, а может быть, никогда. Причем, стол был накрыт буквально за считанные минуты.
  Император ел с большим аппетитом, его молодой организм, судя по всему, требовал много пищи. Внезапно Гордиан прервал еду и с удивлением посмотрел на своего сотрапезника.
  - Ты почти ничего не ешь. Тебе не нравится?
  - Все очень вкусно, император. Просто я привык довольствоваться небольшим количеством еды.
  - Это странно, еда - одно из самых больших удовольствий. Или ты вообще не любишь плотские развлечения?
  - Нет. В этом плане я очень плохой компаньон.
  - Что же ты тогда хочешь?
  - Ты собираешься с походом на Восток. Возьми меня с собой.
  - Разве тебе хочется идти воевать? Я полагал, что у тебя совсем иная стезя.
  - Нет, но мне интересны места, куда призывают тебя ратные дела. Я хочу посмотреть другие земли, познакомиться с тамошними людьми. Особенно с теми, кто, как и я, познают мир. А они есть везде, в том числе, и там. Я не стану тебе обузой.
   Какое-то время император молча жевал.
  - Хорошо, в ближайшее время я извещу тебя о своем решении.
  
  27.
  Когда Каракозов свернул свою академическую карьеру и занялся политикой, то постепенно знакомясь с новой для себя средой, был поражен уровнем царящей в ней коррупции и продажности. Он к тому времени уже не был наивным провинциалом, чтобы не понимать, в какой мире он живет, однако масштабы лихоимства, взяточничества превзошли самые смелые его ожидания. Он не предполагал, в какой степени все прогнило, какая беспринципность царит повсеместно. Это был сильный удар по его представлениям о мире, о добре и зле. В какой-то момент он даже сделал попытку вернуться к прежним занятиям, но на его пути непреодолимым барьером встала жена.
  Как раз в это время Татьяна была в положении, беременность протекала не то, что уж очень сложно, но не просто, несколько раз пришлось ложиться на сохранение. В конечном итоге все закончилось благополучно, то тогда он не мог рисковать здоровьем жены. А она была категорически против его возобновления научных занятий. Едва он заикнулся о том, что хочет вернуться на кафедру в университет, она закатила истерику. Больше он таких попыток не делал.
  Каракозов остался там, где находился, но поклялся себе в одном - лично он взяток брать не будет, ни в каких коррупционных схемам участвовать не станет. Для него это табу.
  А возможности для взяточничества были не маленькие. Ни раз ему предлагали поучаствовать в различных коррупционных затеях, а то и просто получить кэш. Но он всегда категорически отказывался от подобных соблазнительных предложений. Такое его поведение вызывало у соратников по партии противоречивую реакцию, многим это категорически не нравилось, у других эта его непреклонность вызывала даже восхищение. Правда, сами они не собирались следовать его примеру.
  Каракозов понимал, что в глазах многих выглядит белой вороной. Поэтому обычно он старался обосновать свой отказ каким-то предлогами и причинами, чтобы его нежелание участвовать в этих схемах не выглядело вызывающим. Он ясно сознавал, что в той среде, в которой находится, не терпят тех, кто отличаются от всех. Если он будет это откровенно демонстрировать, то рано или поздно подвергнется остракизму. А он уже этого не хотел, ему все больше нравилось ощущение своего нахождения в элите. Пусть не на самой ее верхотуре, но все же ему удалось взобраться достаточно высоко. К тому же это был далеко не предел, ведь он только недавно начал восхождение. Впереди много времени, чтобы продолжить свой путь.
  Но с некоторых пор он к некоторому своему удивлению обнаружил, что его бескомпромиссная честность имеет и свои преимущества. Таких функционеров в их среде было совсем немного, их можно было почти в прямом смысле посчитать по пальцам. Это девало ему некоторое преимущество; в скором времени устоялось мнение, что Каракозову можно поручить то, чего другим лучше не поручать. По крайней мере, уж точно он не разворует выделенные средства.
  Со временем Каракозов пришел к пониманию, что даже в самой продажной среде нужны честные люди, иначе она быстро сгниет. Требуется хоть какой-то баланс между честностью и продажностью; одно другое должно хоть как-то уравновешивать. Иначе вся система рано или поздно пойдет в разнос. Каракозов решил в полной мере воспользоваться такой своей нетипичной репутацией.
  Как показали дальнейшие события, не прогадал. Да, он не скопил тех богатств, которые имелись у многих его соратников, хотя его доходы были вполне достаточными для ведения хорошо обеспеченной жизнью. Зато репутация честного человека помогало его карьере двигаться по служебной лестнице, может быть, и не так быстро, но вполне уверенно.
  Назначение губернатором в немалой степени стало результатом того, что у него был стойкий имидж антикоррупционера. Область в этой плане считалось одной из самых проблемных, коррупция в ней цвела пышным цветом. Предыдущие первые лица сами активно участвовали в различных сомнительных схемах; вместо противодействию взяточничеству и воровству придавали им новый размах.
  Каракозов хорошо помнил, как вызвали его в администрацию президента и сказали, что хотят назначить его губернатором области, так как только он способен остановить царящий в ней беспредел. Выделяемые на различные проекты средства в значительной степени исчезали в неизвестном направлении. Зато в геометрической прогрессии росло число недостроев, провалившихся проектов и много чего еще негативного. К тому же жители региона засыпали различные государственные органы своими письмами и жалобами о неподобающем поведении чиновников.
  В администрации президента обещали оказать содействие в борьбе с коррупционным злом. Каракозов прекрасно сознавал, что связано это не с намерением выкорчевать злоупотребления, а то, что они превзошли допустимую грань. Не случайно же на должность губернатора был выбран именно он - человек, не имевший до этого момента большого управленческого опыта. Но, по-видимому, у тех, кто его назначал, не было другого выхода, болезнь зашла чересчур далеко. А других врачей ее лечить просто не оказалось.
  Каракозов попросил выделить ему несколько человек, способных разобраться во всех этих чиновничьих махинациях и злоупотреблений. Ему дали четверых молодых людей, но имеющих определенный опыт в таких делах. Вместе с ними он и приехал в область. А когда на формальных выборах получил должность, создал при своей администрации из них отдел, который он нейтрально назвал информационным. Чем он точно занимался, никто не знал, хот слухов и догадок было предостаточно. Желающих разузнать подробней было много, но сделать ничего не могли, Каракозов не позволял вмешиваться в работу этого подразделения.
  Он дал этим ребятам год, чтобы разобраться детально в том, что происходит в области. И сегодня он получил итоговый доклад. Каракозов приказал секретарши, чтобы в течение двух часов она никого к нему не пускала и ни с кем не соединяла, а сам погрузился в изучение документа.
  Его авторы честно признавались, что удалось выявить далеко не все. Но то, что они накопали, вызвало в нем едва ли не ужас. Масштаб коррупции был просто запредельным, в ней участвовала большая часть руководства области, самые высокопоставленные лица.
   После чтения Каракозова на некоторое время накрыло чувство едва ли не полного опустошения. В целом ничего уж такого принципиального нового он в докладе не вычитал, примерно так он все и представлял. Только доказательств не было, а сейчас они появились. Правда, не все они выглядят полностью аргументированными, над доказательной базой предстоит еще много работы. Но это уже дело правоохранительных органов, хотя немалая их часть сама замешена в коррупции. С этим придется еще разбираться отдельно. Но с тем, что есть, уже можно работать. А это немало. Вот только шума будет много, ведь предстоят серьезные чистки. А главное непонятно, кем заменять уличенных чиновников. Нет никаких гарантий, что у тех, кто придет им на смену, окажутся руки более чистые. Но спускать все на тормоза Каракозов не собирается. Когда он избирался, то обещал бороться с коррупцией. Вот теперь это время настало.
  Каракозов понимал, что от успеха этой кампании зависит весь успех его правления. Если ему не удастся сломать эту хорошо отлаженную коррупционную машину, то она его однажды просто переедет. Хватил ли у него на это сил? В этом он далеко не был уверен, ведь еще никогда он не предпринимал ничего такого масштабного и опасного по своим размерам. Против него по сути дела ополчится весь административный аппарат большого региона, а это сотни влиятельных людей, которые не захотят отказываться от своих кормушек. А потому готовые оказать ему сопротивление. В этом он не должен ни на мгновение сомневаться.
   Каракозов посмотрел на часы и подумал, что пора начинать. Любое промедление только ослабляет его внутреннюю решимость. Сейчас ему предстоит провести один из самых тяжелых разговоров в его жизни, с председателем областного правительства Виктором Кудряшовым. Он достался ему от прежнего губернатора. У него никогда не было с ним доверительных отношений, их общение всегда оставалось в рамках делового этикета.
  Каракозов ни раз хотел его заменить на другое должностное лицо, но пока не было очевидных причин - внешне дела шли относительно благополучно. Кудряшов был опытным администратором, проработавший в разных эшелонах власти почти всю жизнь. Он знал, как вести себя так, чтобы к нему было трудно придраться. Но теперь такая возможность появилась, авторам доклада удалось накопать солидную обвинительную базу против него. Тому будет трудно оправдаться. А по цепочке он, Каракозов, намерен добраться и до других коррупционеров.
  По селекторной связи он попросил пригласить к себе Кудряшова. И пока его ждал, мысленно репетировал с ним разговор. Он понимал, что если возьмет неверный тон, если допустит слабину, этот опытны аппаратчик его переиграет. А он ни за что не может допустить такое.
  В дверь постучали, в кабинете появился председатель областного правительства. Он вопросительно смотрел на губернатора.
  - Садитесь, Виктор Николаевич, нам с вами предстоит прямо сейчас крайне серьезный разговор, - проговорил Каракозов.
  
  29.
  Каракозов полагал, что жена пробудет у сына не меньше двух недель; в прошлые ее поездки так и случалось. Но на этот раз она приехала гораздо раньше, причем, даже не предупредив его. Вечером, как обычно усталый, он вернулся домой, надеясь отдохнуть в одиночестве. Весь день он был на людях, и сильно утомился от их назойливого общества. Он был всем нужен, все хотели ему что-то сказать, показать, услышать его мнение или решения вопроса, причем, часто такого, в каком он ничего не понимал.
  Но едва Каракозов вошел в коттедж, из комнаты выбежала Татьяна. Такого лица, какое у нее было сейчас, он давно не видел, оно не только раскраснелось, но вдобавок было еще перекошено.
  - Ты чего вытворяешь! - вместо приветствия закричала она.
  - Ты о чем? - оторопел Каракозов. И сразу подумал о Виолетте; жена каким-то образом прознала о ней и теперь решила устроить сцену.
  - У меня телефон в Москве не замолкал. Все мои здешние знакомые просили тебя угомонить.
  - Не понимаю, о чем ты?
  - Что ты затеял у себя в администрации, уже стольких уволил. Все только об этом и говорят.
  Только после этих слов он понял, о чем говорит жена. Все равно странно, с этой стороны он удара не ожидал. Обычно она крайне редко вмешивалась в его служебные дела. А с тех пор, как он стал губернатором, это был первый такой случай.
  - Идет аттестация персонала. - Каракозов старался говорить, как можно спокойней. - Обычная практика - проверка на профессиональную пригодность.
  - Тогда почему все словно с ума сошли? Хором говорят, что ничего подобного от тебя не ожидали. Я хочу знать, чего ты добиваешься?
  - Зачем?
  Теперь оторопела жена, но совсем ненадолго.
  - Я твоя жена и меня все спрашивает, что от тебя еще ждать? Ты понимаешь, что тебя здесь все ненавидят?
   Каракозов, наконец, сел. На столе со вчерашнего дня стояла бутылка коньяка с бокалом, он налил себе и, не торопясь, выпил. Татьяна с изумлением наблюдала за ним.
  - Игорь, зачем ты пьешь? Мы даже еще не ужинали.
  - Чтобы снять напряжение, - честно пояснил он. - Чего ты хочешь?
  - Понять, что ты затеял. Ты не забыл, что нам еще тут жить, как минимум, три года?
  - Я все прекрасно помню.
  - Тогда объясни.
  Каракозов вздохнул, ничего объяснить ему не хотелось. Но придется, он хорошо ее изучил, она не отстанет.
  - Ладно, слушай. Почти весь административный аппарат сверху и донизу заражен бациллами коррупции. Я готовился к лечению целый год - и вот долгожданный момент настал. У меня есть довольно много материалов на сей счет. Я намерен сменить значительную часть чиновников. Потому и возник весь этот ажиотаж. Скоро последует целая серия отставок, а затем и открытие уголовных дел. Вот, собственно, и все.
  Какое-то время Татьяна молчала. Но он видел, как сильно она напряжена.
  - Нам надо серьезно поговорить, Игорь, - вдруг как-то мрачно выдала она.
  - Может, Таня, не надо, я примерно знаю, что собираешься мне сказать. К тому же я устал.
  Каракозов снова потянулся к бутылке, но она перехватила руку.
  - Это все более, чем серьезно.
  - Тогда давай. - Каракозов демонстративно откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.
  - Ты собираешься спать или меня слушать? - услышал он ее резкий голос.
   Каракозов открыл глаза.
  - Предпочел бы спать, но придется слушать.
  - Меня папа предубеждал, что однажды это случится.
  - Это ты о чем?
  - Он говорил мне, что ты никогда до конца не станешь нашим, и однажды это непременно проявится. И призывал меня быть настороже.
  - Вижу, ты следуешь призыву Евгения Леонидовича. Всегда знал, что ты хорошая дочь.
  - Не глумись.
  - Да о чем ты, объясни мне человеческим языком, - почти взмолился Каракозов.
  - Ты все прекрасно понимаешь. Папа предупреждал: сколько бы ты не пытался жить по законам нашей среды, ты все равно будешь из нее выпадать. Но я тебе этого не позволю.
  - Вот значит как. И когда у тебя состоялся этот исторический разговор?
  - За день до нашей свадьбы. Он мне все объяснил про тебя. Но я тогда ему до конца не поверила.
  - Но сейчас ты считаешь, что твой отец оказался прав? - вопросительно посмотрел он на нее.
  - Получается, что так. Хотя я надеялась, что все это в прошлом. Но ты остался таким же, каким был, когда мы познакомились.
  - Это не так, дорогая, я сильно изменился.
  - Где-то внутри все сохранилось. И вот вылезло.
   Каракозов удивился проницательности и точности диагноза жены. По-видимому, не только он хорошо ее изучил, но и она - его.
  - Послушай, Таня, не преувеличивай. Я столько лет жил по вашим правилам. И собираюсь, продолжать это делать.
  - Тогда сверни кампанию. Нашел с чем бороться, с коррупцией! - возмущенно фыркнула она. - Я совершенно не верю, что она тут больше, чем в других местах. Не порть жизнь ни себе, ни мне, ни всем остальным.
  - Я не могу. Я уже дал интервью на местном телевидении, в газетах, в Интернете. Вся область наблюдает за мной, что у меня получится. Так что ничего не выйдет.
  - Ты что не знаешь, как это делается? Найди парочку малозначительных коррупционеров, свали все на них, а остальных оставь в покое. Ты понимаешь, что теперь я никуда не могу пойти: ни на выставку, ни в театр, ни в модный бутик. Все меня осуждают, как твою жену.
  - Вот тебя, оказывается, что беспокоит, - протянул Каракозов. - Придется потерпеть. Когда я избирался губернатором, то громогласно обещал бороться с коррупцией. И выполню обещание.
  - Тебе ли не знать, что никаких настоящих выборов не было, тебе приписали голоса - и сделали губернатором. А потому все твои обещания - фикции.
  - По поводу выборов ты права, все было фальсифицировано. А вот мои обещания были искренние и честные. Я хочу оставить после себя хорошую память, как правитель. А из-за коррупции у меня мало, что получается. Выделяю деньги из бюджета, а они исчезают, как приведение. По оценке, до трети всех средств разворовываются.
  - Мы живем в такой стране. Ты это отлично знал с самого начала, когда согласился на сотрудничество с моим папой.
  - Знал, хотя не подозревал о реальных масштабах.
  - Теперь знаешь?
  - Более или менее. И от этого мне лично страшно. А тебе? Я могу тебя просветить на этот счет. Даю гарантию, факты тебя впечатлят.
  - Не знаю и знать не желаю. И тебе советую то же самое.
  - Я все же губернатор, мне по должности положено знать.
  - Это ничего не меняет. Губернатору тоже многое знать не надо. И чем меньше, тем лучше.
  - Как же тогда руководить?
  - Так и руководить, как все. Незнание им не только не мешает, а очень даже помогает.
  - Тебе же известно, что я всегда стремился к знаниям.
  - В этом-то твоя беда. Ты хотел знать то, чего знать совершенно не нужно. Это твой Плотин... Ты помнишь, впервые недели нашего знакомства половина всех твоих разговоров было о нем.
  Каракозов о чем-то задумался.
  - Ты случайно не знаешь, где моя диссертация о Плотине?
  Татьяна одновременно с изумлением и испугом посмотрела на мужа.
  - Зачем тебе она?
  Каракозов поймал себя на том, что не знает, как ответить. Говорить правду он, разумеется, не мог.
  - Это последнее стоящее из того, что я написал, - сказал он.
  - Не знаю, и знать не желаю. Мы говорим сейчас не о твоей диссертации. Ты перестанешь пугать всю область своей борьбой с коррупцией?
  - Мне надо подумать. - Каракозов почувствовал, как сильно утомил его разговор. - Будем сегодня ужинать? Разговорами сыт не будешь.
  - Сейчас распоряжусь, чтобы стали накрывать.
  Татьяна встала, секунду подумала, потом на всякий случай взяла с собой бутылку коньяка и вышла из комнаты.
  
  29
  Римское войско шло на восток. Огромные колонны воинов из восьми легионов, в которых числилось сто семьдесят тысяч людей, занимали все дороги на многие километры. Менялся пейзаж, сменялись города и поселения, но армия все так же направлялась к намеченной цели. Все было подчинено жесткой дисциплине, казалось, что для этого вооруженного потока людей нет и не может быть преград.
  Именно так все поначалу и казалось Плотину. Будучи неопытным в военном деле, он видел только внешние картины этого похода. Но постепенно его глаз становился опытней, он начал различать, что не все так замечательно обстоит в этом внешне могучем воинстве. Далеко не все шли с радостью, на многих лицах была заметна печаль и усталость. К тому же Плотин стал замечать, насколько разятся легионы не только по своему составу, но и по поведению. Те формирования, которые были составлены преимущественно из римлян, вели себя иначе, чем те, в которых были италики. И уж совсем по-другому вели себя варвары. У них воинская дисциплина была не столь строга; если бы не офицеры-римляне, то они могли бы просто разбежаться.
  Было жарко, и воины изнывали от жажды. Идти было физически тяжело. Отдохновение приходило лишь вечером, когда солнце садилось, и раскаленный воздух сменялся на теплый, но все же более прохладный.
  Плотин начинал с утра ждать вечера, но не только потому, что можно было отдохнуть от походных тягот и палящего зноя, но и потому, что в это время он допускался к императору и ближайшему его окружению. Обильная, несмотря на полевые условия трапеза, сопровождалась беседой. Обычно собирался небольшой круг людей от пяти до десяти, иногда двенадцати человек. Но больше всего Плотину нравилось разговаривать с императором и префектом претория Гаем Фуриим Сабином Аквилой Тимесифеем. Или просто Тимесифеем, как чаще всего называли его в окружении Гордиана.
  Это были два человека совершенно не похожих друг на друга. Словно боги их специально связали вместе одной веревкой судьбы, чтобы каждый дополнял бы другого. Император еще совсем молодой, веселый, немного насмешливый, быстро схватывающий любую мысль, но то ли по характеру, то ли из-за возраста довольно легкомысленный. И Тимесифей крупный, сильный мужчина, очень серьезный и въедливый. При этом совсем неплохо образованный.
  Между ним и императором царило такое взаимопонимание и такая близость, что незадолго до похода Гордиан женился на его дочери Фурии. И, судя по всему, не только по политическим соображениям, но и по взаимной симпатии, так как он ни раз с тоской и грустью вспоминал свою молодую жену. Ему явно не хватало ее присутствия.
  Впрочем, были и гораздо более серьезные дела. Плотин был свидетелем того, как Тимесифей учил юношу вести себя с подданными. Гордиан по характеру был доверчивым, в нем подспудно жила мысль, что никто ничего плохого ему не сделает. Он мог оказаться в окружении легионеров практически без охраны, когда любому из них достаточно было ударить его мечом - и с императором будет тут же покончено.
  В одной из таких бесед невольное участие принял и Плотин. Между молодым императором и префектом претории возник спор: насколько можно вообще доверять людям и в частности главнокомандующему - своим легионерам? Гордиан доказывал, что это делать просто необходимо, иначе невозможно ни править государством, ни вести в бой воинов. Было заметно по его интонации и выражению лица, что для него это отнюдь не праздный вопрос.
  Тимесифей терпеливо слушал своего оппонента, но явно был с ним не согласен. По тому, что он говорил, было видно, что он прямо на ходу размышлял над этим вопросом.
  - Марк, - почти по-отечески вещал Тимесифей, - если можно кому-то верить и доверять, то только самым близким людям. Поверь мне, человек - мерзкое создание, он сам часто не знает, как поведет себя в той или иной ситуации. Но всегда он принимает решение в зависимости исключительно от своих интересов. Не верь, кто клянется тебе в верности, заверяет, что отдаст за тебя жизнь. Возможно, в тот момент он сам верит в свои слова. Но когда возникнет реальная ситуация, он поступит так, как выгодно ему. Поэтому всегда будь настороже и особенно не доверяй словам. Даже когда люди говорят правду, они обманывают.
  - Но ведь есть же примеры доблести и верности в нашей истории. Их совсем немало. Вспомни клятву Горациев или Сцеволу. И многих других. Разве на таких людей нельзя положиться?
  - Ты прав, это великие герои и на них вполне можно положиться, - согласился Тимесифей. - Беда в другом, мы никогда не можем знать заранее, как поведет себя в той или иной ситуации тот или иной человек. Это слишком большой риск - строить свое поведение, исходя из таких примеров. Гораздо лучше исходить из того, что их у тебя не будет. Зато предательство может случиться в любой момент. Когда ты это понимаешь, то и ведешь себя соответственно. А значит, меньше шансов оказаться жертвой чьей-то злонамеренности.
  Гордиан с видом человека срочно нуждающегося в помощи взглянул на Плотина.
  - У меня никак не получается опровергнуть Тимесифея. Что ты скажешь, Плотин?
  Плотин ощутил некоторую растерянность. Конечно, он немало размышлял о том, что из себя представляет человеке; разговаривали они на эту тему и с Аммонием. Но до конца его понимание этой темы только еще складывались; слишком непростой она была. Но и уклониться от заданного императором и в данный период жизни благодетеля вопроса он не может себе позволить.
  - Божественный, душа - это пленница тела. А коли так, то она подвержена влиянию чувственной природы материального мира. А потому ей трудно ему противостоять. И все, что есть в материальном мире плохого, воздействует на нее, то есть и на человека. А потому все самое низменное свойственно ей. Для нее самое важное - это сохранить тело, ради этого она готова на любой поступок, самый низкий.
  - Хочешь сказать, Плотин, что все безнадежно, человек будет всегда таким, когда ради своего спасения и удовлетворения желаний готов пойти на любое предательство? - прервал его Гордиан. Он посмотрел на Тимесифея. - Значит, он прав, - кивнул император в сторону военачальника.
  - И да, и нет, - произнес Плотин. - Так будет в человеке до тех пор, пока его душа не вспомнит о Божественном, пока в ней не возникнет желания воспарить к Единому. Мы должны понимать, что одной своей стороной душа обращена к тому началу, от которого произошла и откуда имеет всю полноту бытия, а другой - движется в противоположную сторону и производит некоторое подобие себя - природу животную и растительную. А потому все грубое, животное, низкое становится ее сутью.
  Слова Плотина заставили задуматься молодого человека.
  - Но как мы узнаем, куда направится душа - вверх, в сторону божественной своей сути, или вниз, где господствует животное начало? - поинтересовался император.
  - Знать доподлинно об этом невозможно. Но можно сказать одно: чем более грешен человек, тем больше вероятность, что его душа устремится вниз, к совершению новых порочных поступков. И наоборот, тем более душа, а с ней и ее обладатель чист, тем вероятней, что она услышит однажды зов небес. Другого ответа я не могу дать.
  - Видишь я прав, - вмешался в разговор на некоторое время замолчавший Тимесифей. - Мы не можем рассчитывать на благородство другого человека, так как никогда заранее не можем знать, как он себя поведет.
  - Это касается и тебя в отношении меня? - внезапно пристально взглянул на своего тестя Гордиан.
  Тот спокойно выдержал этот взгляд.
  - И меня тоже, - подтвердил Тимесифей. - Но в отношении меня можешь быть спокоен, я не причиню вред мужу моей любимой дочери. Что же касается всех остальных, то я снова умоляю тебя, Марк, соблюдать крайнюю осторожность. Многие смотрят на императора, как на потенциальную добычу.
  Впоследствии Плотин неоднократно вспоминал этот разговор, один из многих, которые они вели в том походе. Прошло совсем немного времени - и судьба молодого императора доказала верность тех слов Тимесифея. Но тогда Гордиан так до конца не поверил своему родственнику. Вместо этого Гордиан быстро свернул беседу с этой темы, а вскоре отослал Плотина в его палатку под предлогом того, что устал и хочет спать.
  
  30.
  Армия все дальше двигалась на Восток. Плотин и телом и душой ощущал, как росло напряжение по мере приближения к театру военных действий. Хотя формально войско возглавлял император, реальным главнокомандующим являлся Тимесифей. Он отдавал основные приказы и сам же следил за их выполнением, заботился о снабжении солдат качественными продуктами.
  Однажды Плотин стал невольным свидетелем страшной сцены, воспоминание о которой угнетало его несколько недель. Из одного легиона поступила жалоба на некачественную кормежку; некоторым солдатам стало даже плохо. Префект претории тут же предпринял расследование. Виновный был найден быстро, им являлся квестор, человек, отвечавший за снабжение легионеров продуктами.
  Под пыткой он сознался, что ради выгоды купил дешево у местных торговцев продукты питания. Он понимал, что они не первой свежести, но надеялся, что ничего страшного не случится. В результате же возникло массовое отравление.
  Интендант был казнен. Так получилось, что Плотин присутствовал при казни, когда виновному отрубили голову.
  Плотин впервые в жизни наблюдал подобную экзекуцию; зрелище так сильно его потрясло, что ему стало столь плохо, что он на какое-то время лишился сознания.
  Очнулся он в палатке, рядом с ним сидел Тимесифей. Он внимательно наблюдал за философом.
  - Как себя чувствуешь? - спросил Тимесифей.
  В воображении Плотина невольно возникло ужасное зрелище катящейся по земле головы.
  - Нормально, - выдавил он из себя.
  - Я вижу, - усмехнулся Тимесифей. - Не предполагал, что ты столь впечатлительный. Ничего, это быстро пройдет. Скоро кровью будет залито все вокруг. Ты должен быть к этому готов.
  - Я готов, - довольно тихо проговорил Плотин, но он знал, что это неправда.
  Тимесифей недоверчиво покачал головой.
  - Ты не привык к походной жизни, к войне, смысл которой убить как можно больше врагов. В отличие от тебя я прошел весь этот путь. На самом деле, к смерти и крови привыкаешь, как ко всему остальному. Это случится гораздо быстрей, чем ты себе представляешь.
  - На войне человеческая жизнь полностью теряет свою ценность, - неожиданно для себя произнес Плотин. Он не думал, что сейчас в состоянии размышлять на такие отвлеченные темы.
  - А разве она вообще имеет какую-то ценность? - удивился Тимесифей. - Никогда не замечал. Особенно, если это касается плебса или солдат. Умирать - это их естественное предназначение. Более ни на что они не способны.
  - Каждый человек имеет ценность, - возразил Плотин. - В нем сокрыта бессмертная душа. Начав познавать самого себя, человек может прийти и к познанию Бога, и к обретению своей истинной божественной природы. А ее суть - это делать добро. Зло не недостаток, а его полное отсутствие.
  - Ты, в самом деле, так думаешь? - изумился Тимесифей. Какое-то время он о чем-то размышлял. - Даже, если в чем-то ты и прав, это не относится к нам. Душа воину нужна только для того, чтобы укреплять тело, чтобы усиливать в нем решимость умереть за императора. Разве не так, Плотин?
  Теперь ненадолго задумался Плотин. Он не был согласен со своим собеседником, но понимал, что в той ситуации, в которой они все находятся, прав Тимесифей, а не он. Кому тут нужно Единое, точнее, если и нужно, так только для того, чтобы вместе всем умереть.
  - Ты прав в том, что ничего другого людям не остается. Отправившись в поход, мы сами выбрали для себя смерть.
  - Я рад, что ты это понимаешь, Плотин. Но я завел этот разговор не случайно.
  - В чем же его смысл?
  - Император благоволит к тебе, он слушает твои речи.
  - Но не всегда им следует.
  - Да, это так, - кивнул головой Тимесифей. - Он и не должен внимать буквально твоим разглагольствованиям. Иначе война плохо закончится для всех нас. Надеюсь, ты это понимаешь?
  - Понимаю, - после короткой паузы согласился Плотин.
  - Я был уверен в этом, - вдруг удовлетворенно улыбнулся префект претории. - В тебе есть ценное качество, ты умеешь подчиняться обстоятельством. Ум зовет тебя в одно место, а сам ты идешь в другое. Поэтому прошу, помоги мне.
  - В чем? - удивился Плотин.
  - Воздействовать на императора. Он еще совсем молодой, но в нем кроется ум и хорошие задатки правителя. Внуши ему.
  - Но что?
  - Благоразумие. Скажи ему, что проявлять благоразумие требует от него Боги. Или твое Единое, как ты любишь говорить. Если он не будет благоразумным, ему не усидеть на троне. Я многое видел и знаю, что говорю.
  - Но разве ты, Тимесифей, не можешь уберечь его от неразумных поступков?
  - Я не всесилен и не вечен. К тому же дела могут заставить нас расстаться. Марк сам должен понимать, что следует делать, а чего не следует. Я же буду тебе советовать, что нужно ему внушать. Поверь, это только для его же блага. Кроме тебя, сделать это больше некому. Я же стану помогать тебе во всем. Наш союз, Плотин, полезен и тебе и мне.
  Плотин подумал, что хотя этот человек не интересуется Единым, зато в нем в полной мере пребывает земная мудрость. А она тоже бывает необходима, особенно в таких условиях, в которых находятся все они.
  - Хорошо, я сделаю то, о чем ты просишь, - согласился Плотин.
  - Вот и хорошо. - Тимесифей встал. - Отдыхай, я распоряжусь, чтобы тебе принесли еду и вино. А ближе к вечеру мы с тобой еще поговорим. А пока мне надо к войску. До первой битвы не так уж много осталось времени.
  Он вышел из палатки. Плотин остался один. Он думал о том, что молодому императору повезло, что у того есть такой помощник, как Тимесифей. Любопытно, понимает ли Гордиан это?
  
  31.
  Они не встречались довольно долго. То времени не было у нее, то - у него, то у обоих сразу, то время были и у него, и у нее, но неожиданно в их планы вмешивались непредвиденные обстоятельства. Каракозов грустил, ему мешало то, что Виолетта чересчур много занимала места в его мыслях, но не думать о ней не получалось. В конечном счете, у него зародилось подозрение, что она сознательно уклоняется от встреч после того, как дважды под явно надуманным предлогом перенесла их.
  Его охватило раздражение, которое в свою очередь вызвало желание прояснить ситуацию. Если она не желает поддерживать с ним отношения, то пусть так честно и признается. А он уж постарается пережить их разрыв. У него и раньше случались болезненные расставания, и пока ни от одного не умер. Есть надежда, что не умрет и на этот раз.
  Но в глубине души Каракозов чувствовал, что лукавит сам с собой. Еще со времен Златы ни к одной женщины он не испытывал таких сильных, горячих и мучительных чувств. Они буквально пожирали его, бывали минуты и часы, когда от нахлынувших переживаний становилось не по себе. Он не мог работать, просил секретаршу ни с кем не соединять с собой, закрывался в кабинете и пил коньяк. Нет, он не напивался, несмотря на желание это сделать, так как понимал, что после этого вынужденного перерыва, его ждет напряженная работа. Если люди увидят его в нетрезвом состоянии, сразу же разнесется по всей губернии, что ее губернатор алкоголик и квасит на рабочем месте.
  Алкоголь приносил небольшое и недолгое облегчение, а после того, как прекращал свое действие, нередко становилось еще хуже. Каракозов пришел к выводу, что если в самое ближайшее время они не встретятся, то в какой-то момент сможет не выдержать скапливающееся внутри него напряжение, и оно прорвется наружу. А этого он никак не может допустить. Тем более, один раз это почти случилось, когда он ни с того, ни с сего вспылил. На его счастье в кабинете в тот момент находился только Анатолий Несмеянов. Он, конечно, сильно удивился этой внезапной вспышке своего шефа, то Каракозов был уверен, что тот ничего и никому не скажет.
  Каракозов не стал ему ничего объяснять, просто извинился, сказав, что его несдержанность вызвана перенапряжением. Помощник сделал вид, что принимает объяснение, в чем Каракозов не был до конца уверен. По крайней мере, Несмеянов так посмотрел на него, что у Каракозова возникло ощущение, что тот хотя бы отчасти догадывается о причинах его повышенной эмоциональности. Каракозов тогда подумал, что даже если это и так, то не стоит на это обращать внимание. Но при этом решил, что в самое ближайшее время, чтобы ему не стоило, заставит актрису встретиться с ним.
  Он позвонил ей на следующий день и едва ли не ультимативной форме потребовал встретиться. К его одновременно удивлению и радости, Виолетта не возражала. Они договорились отправиться в дом приема правительства области уже этим вечером.
  Они не могли оторваться друг от друга. Эта взаимная ненасытность изумляла его, он не ожидал, что она окажется столь сильной одновременно и в нем и в ней. Они занялись любовью в то же мгновение, как переступили порог дома приемов. Прошло уже несколько часов, а они еще не насытились друг другом.
  Каракозова удивляло то, что с ним творится такое. Ладно, она, еще молодая женщина, но он уже далеко не юн, еще несколько лет - и впереди явственно замаячит старость. Но, как выясняется, его любовный пыл ничуть не меньше, если не больше, чем тот, что был у него в молодости. Виолетта воскрешала в нем воспоминания о Злате, а ведь еще совсем недавно он был уверен, что почти совсем забыл о ней. Да, так оно и было, она месяцами не появлялась в его памяти. А сейчас едва ли не постоянно присутствует в ней. Это ему сильно не нравилось; когда-то он хотел прочно забыть о ней - и забыл. Но получается, что на самом деле, ничего не исчезает, а только ждет своего часа, чтобы вновь напомнить о себе.
  Виолетта лежала рядом и улыбалась.
  - Почему ты улыбаешься? - поинтересовался он.
  - Наверное, потому что мне хорошо. Даже не хорошо, я по-настоящему счастлива. По крайней мере, в данный момент.
  - Хочешь сказать, что счастье быстро пройдет?
  Виолетта посмотрела на своего любовника.
  - Она может продлиться дольше, если ты меня сейчас накормишь.
  - Черт, в самом деле, забыл, мы же оба ничего не ели с обеда. Лежи, а я быстро что-нибудь сварганю.
  Каракозов надел халат и отправился на кухню. Здесь холодильник всегда был забит едой; об этом заботилась мать-хозяйка. К тому же с собой они привезли два пакета продуктов.
  Каракозов готовил еду и думал о Виолетте. Он только что видел, как она растворилась в нем, с какой страстью, даже с каким упоением отдавалась ему. Но одновременно он ощущал, что ее что-то беспокоит, что-то волнует. Это он замечал по внезапно изменяющимся выражениям ее прекрасного лица. Пусть даже на одно мгновение, но это все же было. Ему жизненно необходимо узнать, что ее мучает.
   Каракозов вернулся в спальню, толкая перед собой передвижной столик. Виолетта лежала на кровати, как ему показалось, в той же позе, когда он ее оставил. При виде его, она тут же приподнялась, при этом одеяло соскочило с ее плеч, и она предстала перед ним в абсолютно голом виде. Но, судя по всему, это несколько ее не смущало.
  - Игорек, как тут много всего! - воскликнула она. - Когда это ты все успел?
  Каракозов не без гордости улыбнулся.
  - Сказывается студенческая молодость, жизнь в общежитии. Приходилось делать все самому и быстро.
  - Ты приобрел очень полезный навык, - одобрила Виолетта. - Мне жутко повезло. С чего предлагаешь начать? Виолетта обвела взглядом столик.
  - С бутербродов с сыром, - предложил он.
  Каракозов получал двойное удовольствие: от еды и от наблюдения за тем, с каким аппетитом ест его любовница. Но при этом он не забывал о том, что должен узнать, что происходит в душе этой замечательной и невероятно красивой женщине.
  - Я хочу задать тебе вопрос, - произнес он.
  - Задавай, дорогой, - не стала возражать Виолетта, продолжая жевать.
  - Только он не самый приятный.
  Она быстро посмотрела на него.
  - Задавай, какой есть. Обещаю, ответить на любой.
  - Ты долго не хотела со мной встречаться. И даже сейчас мне показалось, что тебя что-то беспокоит.
  На какое-то время Виолетта перестала есть, затем налила кофе и стала пить мелкими глотками.
  - Ты прав, я не хотела встречаться. Вернее, очень хотела, но мужественно боролась с этим желанием.
  - Но почему?
  - Мне трудно привыкнуть к тому, что мы тут не одни, что нас прослушивают. Одна эта мысль вызывает у меня ужас.
  - То, что прослушивают, у меня нет полной уверенности, но не исключаю.
  - А охрана?
  - Во флигеле два охранника. Но сюда они не заявятся.
  - Это очень успокаивает, - насмешливо произнесла Виолетта, - но вызывает некоторый дискомфорт. Скажи, они же знают, чем мы тут с тобой занимаемся?
  - Они были бы идиотами, если бы не догадывались. А идиотов на этой службе не держат.
  - Вот и я так думаю. Спасибо, я наелась. Все вкусно.
  - Виолетта, любимая, я тебе в наш первый раз уже говорил: по-другому никак. Когда перестану быть губернатором, тогда никто не станет меня охранять.
  Виолетта молчала, а Каракозов с напряжением ждал ее реакции на его слова.
  - Все эти дни я провела в бесконечной борьбе сама с собой. То я решала навсегда порвать с тобой, то настраивала себя на то, что все это неизбежно. А то, что неизбежно, с этим надо мириться. Даже наш режиссер заметил, что со мной что-то твориться, и я на репетициях сама не своя.
  - Что же ты решила? - спросил Каракозов .
  - А ты разве еще не понял? - не без удивления посмотрела она него. - Если я тут, с тобой, следовательно, решила смириться с особыми условиями наших свиданий. Пусть слушают и наблюдают. Я сегодня поняла, что даже в такой обстановке могу быть с тобой счастливой. Иди ко мне...
  Каракозов резко встал и едва не опрокинул передвижной столик.
  - А вот это совсем ни к чему, - засмеялась Виолетта, протягивая ему руки.
  Каракозов проснулся раньше Виолетты. Какое-то время он наблюдал за ее безмятежным лицом. Если природа способна создавать такие прекрасные образы, то она воистину обладает огромным творческим талантом, подумал он.
  Виолетта, словно почувствовав его взгляд, открыла глаза. И они сразу же залучились ясным светом. Но это продолжалось совсем недолго, внезапно ее лицо отразило тревогу.
  - Сколько времени? Нам не надо срочно собираться, иначе нас застанет мать-хозяйка?
  - Не волнуйся, сейчас только восемь часов, а она приходит к десяти. У нас есть еще время.
  - Все равно, она сразу заметит, чем мы тут занимались. Ты же не желаешь огласки?
  - Огласки не будет, - успокоил ее Каракозов .
  - Почему?
  - Она будет держать язык за зубами. Если она сболтнет что-то лишнее, тут же вылетит с этой работы. А другую с такой зарплатой ей не найти, если вообще что-то сможет найти. У нее с самого начала взяли расписку о неразглашении.
  - Быть у вас обслуживающим персоналом не просто.
  - Прислуживать вообще не просто, - пожал плечами
  Каракозов. - Приходится постоянно удовлетворять капризы господ. А они не любят, когда это делается плохо.
  - Выходит ты господин?
  - По-своему статуса - да, - признал Каракозов и тут спохватился - ему не стоило это произносить. На лице Виолетте появилось странное выражение.
  - Тебе нравится быть господином? - поинтересовалась она.
   Каракозов решил не врать, даже если признание уронит его в ее глазах.
  - Нравится. Я добивался этого статуса многие годы.
  Виолетта внимательно посмотрела на любовника, но ничего не сказала.
  - Не хочется, но надо вставать, - сказала она. - Только чур, завтрак готовить буду я.
  Они ели, шутили, смеялись. Каракозов с удовольствием остался бы тут с Виолеттой до вечера, но с каждой минутой шагреневая кожа их совместного времяпрепровождения усыхала.
  Внезапно Виолетта стала серьезной. Каракозова это не слишком удивило, он уже заметил эти быстрые перепады ее настроения.
  - Знаешь, Игорь, в те дни, что мы не виделись, я изучала Плотина.
  Каракозов от удивления даже отложил бутерброд.
  - Ты не шутишь?
  - Нисколько. Мне стал интересен этот человек, которого ты изучал, будучи студентом.
  - Я тебе уже говорил, что это было в другой жизни.
  - Никогда не поздно в нее вернуться, пусть и ненадолго.
  - Возвращаются в прошлое те, кому плохо в настоящем. А мне в нем очень хорошо.
  - То есть, ты отказываешься даже говорить о нем.
  - Да нет, Виола, если тебе это доставит удовольствие.
  - По поводу удовольствия, не знаю. Тут скорее что-то другое.
  - Что же именно?
  - Мне вдруг захотелось понять, что тебя тогда привлекло в этом человеке.
  - Так получилось, - пробормотал Каракозов. - Мне встретился один человек, который увлек меня этой личностью.
  - Что за человек?
  - Виола, это было очень давно, стоит ли вспоминать. Жизнь состоит из случаев, я вполне мог бы изучать кого-то другого. Я и сам до конца не понимаю, почему выбрал Плотина.
  - Не хочешь говорить, не говори. - Виолетта взглянула на висящие на стене часы. - У нас есть еще минут пятнадцать.
  - И чему хочешь их посвятить?
  - Хочу, чтобы ты рассказал мне о Плотине. Только не уклоняйся.
  - Твоя просьба для меня приказ. Хотя я тебе уже о нем рассказывай. Задай лучше вопрос.
  - Хорошо, Игорь. Вот что меня заинтересовало, даже отчасти поразило. Насколько я поняла из прочитанного, это был человек, который чуждался любых материальных и физических радостей. Он ограничивал себя в еде, не имел женщин, не участвовал ни в каких развлекухах и тусовках того времени. И вообще, старался жить как можно незаметней и аскетичней. Я правило все уловила?
  - В общем, да. Мы знаем явно недостаточно о нем, но из того, что известно, вырисовывается именно такая картина.
  - Но почему, объясни? Он же был здоровым мужчиной. Ему не хотелось женщин, вкусной еды, приятно провести время? Не представляю человека, который может жить одной философией. Разве это не противоестественно для человеческой природы?
  Каракозов невольно вспомнил Елагина, его лекции, их долгие разговоры в его квартире, часто в присутствии Златы. Все это он давно похоронил на кладбище своей памяти. И теперь совершенно для него неожиданно приходится делать эксгумацию этой могилы. Вот уж он не ожидал, что отношения с Виолеттой приведет к такому результату.
  - Виола, это не просто объяснить, а еще сложнее понять, - сказал он.
  - Игорек, у нас есть еще десять минут. Попробуй.
   Каракозов неохотно кивнул головой.
  - Есть на земле личности, которых мало, которых даже скорее очень мало, и они живут совсем в ином измерении. Про них говорят: не от мира сего. И нам, обычным людям, их не постичь.
  - Это я могу понять, но в чем суть таких, как ты говоришь, личностей?
  - Для нас самое главное являемся мы сами. Все мы живем исключительно для себя. Все эти разглагольствования о всеобщем благе, о патриотизме и о многом другом подобном - всего лишь способ замаскировать желание, чтобы себе любимому было бы хорошо. Об этом много можно говорить, но я думаю, что ты и так все понимаешь.
  - Я понимаю, - подтвердила Виолетта.
  - А есть люди, для которых смысл имеет только та область идей, в которую они вовлечены. А все остальное в их жизни - только орудие служения этим принципам. Они целиком ими поглощены, а все внешнее - неизбежная, но не более того помеха для главного. Они стараются свести все это к минимуму. Таким человеком, как раз и являлся Плотин. Мне не известно, возникали ли у него плотские желания и соблазны, наверное, возникали, но поглощенность одной великой целью делало их несущественными. Или придавало сил как-то их побороть. Надеюсь, я понятно объяснил?
  Виолетта снова посмотрела на часы.
  - По крайней мере, ты уложился в отведенное тебе время. Собираем вещи и едем в город. Как бы ничего не забыть.
  
  32.
  После того памятного разговора с Тимесифеем, Плотин стал чаще бывать в императорском шатре. Он видел, что по мере приближения к театру военных действий с одной стороны обстановка становилась с каждым днем напряженней, с другой - в качестве разрядки окружение императора вело себя все веселее и распущенней. Пиры следовали один за другим, доступные женщины удовлетворяли любые желания мужчин. В качестве особых развлечений устраивали бои, в которых принимали участие лучшие воины. В них никого не убивали, но ранения получали. Это зрелище пользовалось особым успехом. Плотин видел, как пристрастился к ним Гордиан. Сам же он всегда уходил в свою палатку и погружался в очередной свиток. До него доносился скрежет скрещаемых мечей, пьяные крики зрителей поединков. Почему-то под эти звуки к нему приходили особо ценные мысли, которые он старался запомнить.
  Во время одного из таких вечерних развлечений, когда Плотин уже собирался удалиться, его окликнул император. Он был пьян, но к его чести не настолько, чтобы его сознание было бы целиком затуманено парами алкоголя. Он вообще никогда так не напивался, а потому всегда оставался достаточно разумным.
  - Плотин, уже уходишь?
  - Да, мне пора.
  Гордиан неожиданно взял философа под руку.
  - Я давно у тебя хотел спросить. - Гордиан замолчал, словно не решаясь это сделать.
  - Спрашивай.
  - Ты еще не старый мужчина, почему ты так мало ешь, ровно столько, чтобы не умереть с голода; тебя не интересуют женщины, ты чураешься ратных развлечений. Скажи, как так получается? Я в своей жизни еще не видел таких, как ты.
  Плотин не испытывал желания вести беседу на такую тему с этим полупьяным человеком. Но он понимал, что не может отказывать императору. Не то, что Гордиан ему что-то за это сделает, а потому, что это полностью противоречит существующему этикету. Если Плотин откажется поддерживать беседу, у них могут испортиться отношения, а Плотину этого бы не хотелось.
  - Для меня важнее всего в жизни является Единое, я о нем тебе много раз говорил.
  - Я помню, - нетерпеливо проговорил Гордиан. - Из него всех вытекает, в него же все и втекает.
  - Примерно так, - не стал оспаривать этот тезис Плотин. - Я живу Им и для Него. Для меня внешний мир представляется нечто чуждым моей душе, а на самого себя я смотрю, как на его узника. Мне он мешает, но и обойтись без него я тоже не могу.
  - Но почему тело должно стать помехой? Оно приносит столько самых разных удовольствий. Зачем же его третировать?
  - Так случалось со мной ни раз, когда я, восходя из собственного тела, отвратившись от всего внешнего, созерцал чудесную красоту, превосходящую все, что когда-либо было явлено в нашем мире. И тогда, становясь причастным к истинной жизни, обретая с нею единство, я духовно достигал невиданных высот. Но затем, увы, наступал момент, когда дух нисходил снова туда, откуда он поднялся. Но, вспоминая о своем пребывании в сверхчувственном мире, я задавался вопросом: в чем причина моего падения?
  - И в чем же? - В голосе Гордиана послышался неподдельный интерес.
  - В том, что низшее обычно торжествует над высшим. В силу своей телесной природы я не могу удержаться в самых высших и в самых прекрасных сферах, она неудержимо тянет меня вниз. Это наполняет мою душу грустью и отвращением к своей физической оболочки. Я ответил на твой вопрос, император?
  Какое-то время Гордиан пребывал в молчании, слегка раскачиваясь телом. При этом несколько раз икнул.
  - Да, иди к себе, - сказал он. - А я еще выпью вина. Оказаться в твоих прекрасных сферах мне все равно не светит. Правда же?
  Не дожидаясь ответа, Гордиан не твердой походкой направился к столу, за которым пировали его приближенные.
  
  33.
  Войско медленно и грозно приближалась к Месопотамии, где, как предполагалось, должны случиться основные сражения. И само собой получилось, что Плотин отдалился от императорской ставки. Встречи с Гордианом теперь происходили редко и длились недолго. Философу стало казаться, что тот утратил значительную часть интереса к общению с ним. И уж тем более они не разговаривали больше на философские темы. Даже Тимесифей перестал уделять ему внимание, разве что иногда спрашивал об его нуждах. Но Плотин неизменно отвечал, что у него есть все, что ему необходимо, и никаких просьб не имеет. Эти слова удовлетворяли префекта претории, он отходил от него и, как казалось Плотину, тут же забывал про его существовании.
  Плотин же преимущественно занимался тем, что наблюдал за происходящим, пытаясь осмыслить увиденное. Правда, времени на это оставалось все меньше, так как события резко ускоряли свой неумолимый ход.
  Огромное войско переправилось через Евфрат. Плотин наблюдал, как уверенно и внешне бесстрашно шагали по наведенным мостам легионы. Он вдруг поймал себя на том, что испытывает волнение. Это действительно впечатляющее зрелище, когда большое число мужчин двигаются навстречу своей судьбе, понимая, что для многих она приготовила только один исход - смерть.
   Невольно Плотин думал о том, что погибшие в бою никогда не соединятся с Единым, их души не поднимутся вверх, не познают высшую радость, ради которой только и стоит жить. Но что можно сделать в такой ситуации? Если он станет убеждать императора, что следует остановить войну ради восхождения духовного я к высшей реальности, то Гордиан в лучшем случае просто отмахнется от него, а в худшем - может и наказать, чтобы он не разлагал бы войско. И по-своему будет прав.
  Основное сражение похода случилось у города Рисаена. Плотин наблюдал его со стороны, с небольшой возвышенности в окружение разного вспомогательного персонала. Никто их не защищал от возможного нападения противника; если бы это произошло, всех бы просто перебили в считанные минуты.
  Плотин видел, как двигались на встречу друг друга две рати. Впереди всех шли велиты - легкая пехота, ощетинившись копьями, шли гастыты - копьеносцы. Замыкало это шествие триарии, - самые опытные и испытанные бойцы. Плотин вспомнил, что когда хотели сказать, что настал решающий момент, говорили: "дело дошло до триариев". Отдельно от всех скакала конница. Плотин догадался, что, судя по маневру, она стремилась обойти вражеское войско с фланга и ударить оттуда.
  Войска встретились, и началась сеча. Плотин испытывал противоречивые чувства. Он не мог скрывать от себя, что его затягивает это зрелище, пробуждает в нем воинственные, агрессивные и кровожадные инстинкты. Он желал победы римской армии. Он знал, что испытывают сейчас ее полководцы. Хотя формально битвой руководит Гордиан, реально все ее нити держит Тимесифей. Если римляне не одержат победы, плохо будет всем им. Персы гуманностью не отличаются, никого не пощадят.
  Но с другой стороны он испытывал что-то вроде боли. Это коллективное убийство большого числа людей свидетельствовало о том, на какой низкой стадии находится большинство людей. Ради чего они убивают друг друга? Они не ощущают красоту жизни, лишены счастья восхождения к Единому. Те, кто сегодня останется лежать на этом поле, уже не получат даже гипотетический шанс подняться к Нему. Разве это не величайшая трагедия? Но практически все, кто сейчас убивают друг друга, даже не подозревают о ней.
   А ведь земля единственная школа для развития сознания. При этом каждому поступить на обучение в нее предоставляется только один шанс. Им надо непременно воспользоваться. Легко сочиться любовным потоком в высших сферах, где все и так состоит из любви и света. И как невероятно трудно это делать в жестоких, безжалостных, земных условиях. А ведь дух особо мощно развивается, когда преодолевает трудности. Но вместо этого, люди массово убивают себя за ложные ценности и представления. И, как ни удивительно это звучит, убить другого и быть убитым самому намного легче, чем преодолеть свое низшее нутро и устремиться ввысь навстречу совсем другой судьбе.
  Размышления Плотина были прерваны громкими и ликующими криками, которые почти хором зазвучали вокруг него. Он очнулся от забвения, посмотрел на поле боя и увидел, как бежит армия врага, а римляне, догоняя ее солдат, разят их мечами и копьями.
  Битва была выиграна.
  Дальнейший калейдоскоп событий Плотин всю остававшуюся жизнь вспоминал крайне неохотно. А когда это все-таки случалось, то ему казалось, что из души начинала сочиться кровь. Сначала несчастье случилось с Темисефеем, которого все воспринимали, как подлинного триумфатора. Он предполагал отправиться вглубь Месопотамии на взятие персидской столицы Ктесифона. Однако внезапно умер от болезни. Ходили слухи, что произошло это отнюдь не по причине природного заболевания, а префект претории стал жертвой отравления Марком Юлием Филиппом, который метил на его место. И после смерти Тимесифея он его получил.
  Ну а дальше произошли еще более печальные события. Войско продолжало движение, но лишенное руководства уверенной руки, вместо удачи его настигали поражения. Филипп начал настраивать солдат против принцепса, утверждая, что Гордиан слишком юн и не может управлять империей, а лучше это делать тому, кто умеет руководить воинами и государством. Легионеры потребовали, чтобы Гордиан разделил власть с Филиппом, причем последнему вручалось опекунство над ним. У Гордиана не нашлось мужества противостоять этим наглым требованиям, а помочь ему уже было некому. В итоге молодой государь предложил префекту трон, а для себя просил оставить титул цезаря. Филипп сделал вид, что согласен с таким раскладом, но из-за опасений, что Гордиану вновь вернется расположение солдат вследствие его происхождения и любви к нему народа, приказал убить его.
  Плотин наблюдал все происходящее воочию, но ничего не мог изменить. Он видел окровавленный труп еще совсем недавно веселого, полного уверенности молодого человека, и его душа содрогнулась от отчаяния и горя. Гордиан подавал немалые надежды, Плотин был уверен, что если бы их дружба продолжилась, он бы изменил принцепса к лучшему. Однажды он бы проникся тем, что говорил ему Плотин, и его душа устремилась бы к высшей реальности. А теперь все кончено, грубая сила повергла тонкую и духовную - и ничего изменить уже нельзя.
  Останки Гордиана были отправлены в Рим, и вместе с ними в город вернулся и Плотин. А Марк Юлий Филипп стал следующим императором.
  
  34.
  Раз в неделю на стол Каракозова клали подробный обзор местной прессы. Он всегда его читал очень внимательно. То, что писали о нем, о делах в губернии, было для него крайне важно.
  Когда Каракозов стал губернатором, то предпринял осторожные попытки ослабить давление на органы массовой информации. Дело это было чрезвычайно щепетильное. В стране царила строжайшая цензура, любое свободомыслие жестоко преследовалось. Никому было не дозволено писать или снимать репортажи так, как это хотелось журналистам, все должно было находиться в унисон с тем, что делала власть.
  Каракозов отчетливо осознавал, что если он даст прессе подлинную свободу, то быстро вылетит из кресла губернатора. Когда в администрации Президента согласовывали его кандидатура на должность главы региона, ему прямым тестом сказали, чтобы он держал СМИ в жесткой узде. Органы массовой информации должны строго и неукоснительно следовать линии государства. И никаких отклонений от нее быть не может.
  Каракозов прекрасно понимал, что при нынешнем режиме иначе не будет, и он должен выполнять эти указания. В свое время он сделал свой выбор, встал на сторону власти. А раз так, то обязан следовать заявленному ею курсу.
  Для него эта была тяжелая обязанность, он ни на секунду не сомневался, что так не должно быть, что это только вредит стране. Послушная пресса искажает восприятие реальности, создает королевство кривых зеркал, резко снижает качество управления государством. А из людей делает послушных конформистов, готовых по первому зову на любые злодеяния. Но эти мысли он глубоко таил внутри себя, не высказывал ни одному даже близкому человеку. Впрочем, таких у него до самого последнего времени не имелось, прежние друзья давно перестали быть таковыми; кто уехал, кто просто исчез из поля зрения, кто ушел из жизни, кто демонстративно разорвал с ним отношения, а новые так и не появились. Не то, что это обстоятельство сильно досаждало ему, но он не мог отделаться от ощущения, что чего-то ему не хватает. Впрочем, сейчас ситуация меняется, по крайней мере, у него есть надежда, что такой человек появился.
  Что же касается прессы, то в первые месяцы своего правления, Каракозов демонстрировал себя в качестве открытого правителя. Регулярно собирал пресс-конференции и брифинги, устраивал пресс-туры. Своему пресс-секретарю он дал указание, что любой журналист, если у него есть серьезный вопрос, имеет право встретиться с ним, взять у него интервью. В итоге пришлось их давать в таком количестве, что довольно быстро он прекратил подобную практику. Тем более, в ней уже не было прежней необходимости, он уже завоевал репутацию доступного и лояльного правителя.
  При общении с журналистами Каракозов осторожно внушал им мысль, что совсем не против, если они будут достаточно критически освещать жизнь на подконтрольной ему территории, критиковать чиновников и администраторов, в том числе и самого высокого уровня. Он видел, что этот призыв им нравится. Вскоре появился и результат в виде критических статей, репортажей, видео сюжетов. Многим высокопоставленным особам такая вольность сильно пришлась не по душе, они попытались надеть намордник на смельчаков. Каракозов, как мог, этого препятствовал, наоборот, их всенародно поддержал.
  Но были в такой политике и неприятные моменты. Несколько журналистов решили, что теперь они могут писать и говорить все, что угодно. Появились материалы не то, что оппозиционные, но достаточно критические уже по отношению к высшему руководству страны. Разразился весьма сильный скандал. К удивлению Каракозова, даже раздался весьма недовольный звонок из администрации президента, где его спрашивали, как такое могло произойти.
  Каракозов понял, что если он не предпримет меры, то меры предпринят против него. Этих журналистов пришлось сначала заклеймить в качестве антипатриотов, а затем и уволить. Разумеется, ни в какие издания региона на работу их больше не брали. Каракозов сам дал такое негласное указание, так как рисковать собой больше не мог, он и без того превысил все допустимые пределы риска.
  Эта история ухудшила имидж губернатора, как поборника свободной прессы, но выбора у него не было. Он постарался как-то смягчить последствия, даже собрал по какому-то не столь важному поводу большую пресс-конференцию, где снова попросил сотрудников СМИ помогать в работе ему и его команде, выявляя недостатки и злоупотребления. Но он понимал, что горький остаток остался и у него, и у журналистов, прежнего к себе отношения с их стороны уже не будет.
  Но сейчас, когда Каракозов читал обзор прессы, его интересовало другое - как в области воспринимается затеянная им масштабная борьба с коррупцией. Если не будет массовой поддержки, он может проиграть. Он видел, что возник самый настоящий ажиотаж; это стало главной темой, которую обсуждали почти все областные органы информации. Но главное они сообщали, что практически все группы населения губернии поддерживают эту инициативу губернатора. Люди устали от административного произвола, от неэффективности местного аппарата. И готовы оказывать посильную помощь в этой борьбе. Значит, он все-таки не напрасно затеял эту кампанию, она хоть в какой-то степени оправдывает то, что он делает из того, что делать часто не хочет. Если он доведет это начинание до конца, власть в регионе существенного изменится. А именно ради этого он все и затеял. Хотя, возможно, не только ради этого, но и ради самооправдания.
  Каракозов вызвал к себе Несмеянова. Ему показалось, как что-то неуловимо изменилось в его помощнике; тот смотрел на него как-то иначе. В этом взгляде светилось непривычное обожание. По крайней мере, так показалось Каракозову.
  - Что скажешь, Толя? - спросил он.
  Несмеянов подошел совсем близко к губернатору.
  - Мы гордимся вами, - едва слышно произнес он.
  Каракозов поднял голову и посмотрел в лицо молодого человека. Нет, он не ошибся в интерпретации его взгляда.
  - Что я такого сделал, чтобы мною гордиться? - поинтересовался он, наперед зная ответ.
  - Вы разворошили это осиное гнездо. Мы не ждали такого от вас.
  - Я же с самого начала обещал, что буду бороться с коррупцией.
  Несмеянов пожал плечами.
  - У нас страна обещаний. К ним давно никто всерьез не относится.
  - Я стараюсь всегда выполнять, что обещал.
  - Теперь вижу.
  - Ты не находишь, что с твоей стороны это звучит довольно нагло, - усмехнулся Каракозов.
  - Сказал, что думаю.
  - Ты что не знаешь, что начальству нельзя говорить то, что думаешь. Обычно долго на своем месте такие говоруны не задерживаются.
  - Знаю, но с вами же можно.
  Наверное, это своеобразный комплимент, мысленно отметил Каракозов. И ведь не возразишь. Ну и помощничка он себе нашел. Сколько он с ним не общается, столько удивляется, что именно такой человек прибился к его берегу. Человек из его прошлой жизни, с которой он еще до недавнего времени был уверен, что покончил раз и навсегда. А ведь его учитель в свое время пытался ему внушить мысль: жизнь так устроена, что в ней ничего не кончается. Все рано или поздно возобновляется, причем, очень часто, когда ты этого совсем не ждешь. Вот он, Каракозов, и не ждал. И что ему в таком случае делать?
  - Вот что, Толя, я созрел для встречи с твоими друзьями. Кажется, вы назвали ваш клуб "Акрополь".
  На лице Несмеянова отразилась откровенная радость.
  - Все будут очень рады вас видеть. А когда?
  - Хоть завтра.
  - Завтра я всех созову.
  Каракозов кивнул головой.
  - Но имей в виду, встреча будет недолгой. Час, может, чуть больше. А сейчас поеду домой.
   Домой он вернулся окрыленным. Давно у него не было такого хорошего настроения. Даже в нынешней ситуации можно что-то предпринимать позитивное. А значит, может быть, не напрасно он пошел этим путем. В конце концов, если бы в свое время не сделал этот выбор, то прозябал бы в лучшем случае на какой-нибудь кафедре, читал бы никому не нужные лекции. В нынешней ситуации от них все равно никакого прока. А сейчас он приносит пользу своей стране, хотя приходится рисковать. Он же не дурак, понимает, что ходит по краю. Одно неверное движение - и свалится в пропасть. Тем более, желающих туда его подтолкнуть пруд пруди. Но он постарается не доставить им такого удовольствия, не отказываюсь от того, чтобы делать что-то полезное.
  Но когда Каракозов увидел Татьяну, настроение быстро поползло вниз. Такого злого лица, какое было сейчас у нее, он давно не видел у жены.
  - Что-то случилось? - спросил он.
  - И ты еще спрашиваешь! - возмущенно проговорила она.
  - А что я должен делать?
  - Лучше бы ничего не делал. Ты знаешь, что мне объявили бойкот?
  - Что? Ты это о чем?
  - Я была на заседание нашего женского клуба. Со мной демонстративно никто не разговаривал.
  Каракозов знал, что в женский клуб, который посещает жена, входили преимущественно жены самых высокопоставленных чиновников региона и самых богатых местных бизнесменов. Чем они там занимались, Каракозов не сильно вникал, он подозревал, что это была всего лишь ярмарка тщеславия под видом благотворительности и другой деятельности.
  - Что ты для этого сделала? - спросил он.
  - Это ты сделал. Ты знаешь, что мы с тобой стали главными объектами ненависти в области. Там даже не могут слышать твое имя. Мне так и сказали.
  - Ты же только что говорила, что никто с тобой не разговаривает, - напомнил Каракозов.
  - Да, никто, но это сказали. Завели в комнату и сообщили конфиденциально. И предупредили: если ты не свернешь свою кампанию, то плохо кончишь.
  - Они всего лишь запугивают.
  - Даже если и так, что в этом хорошего. Ты восстановил против себя всех.
  - Далеко не всех, многие одобряют мою деятельность.
  - Это кто же?
  - Население, - пожал плечами Каракозов .
  - Тебя интересует население? - Глаза Татьяны широко распахнулись от изумления.
  - Уж точно больше, чем твои дамы из клуба, - усмехнулся Каракозов.
  - Между прочим, это сливки общества.
  - Может быть, только надо посмотреть срок годности этих сливок.
  - Значит, тебе все равно, что мы теперь изгои?
  - Таня, я не чувствую себя изгоем и тебе не советую. Нельзя оценивать ситуацию на основе мнения нескольких десятков сомнительных личностей. Давай уже ужинать.
  - Ужинай, я не хочу. - Татьяна демонстративно покинула комнату, и по раздающимся звукам он понял, что она укрылась на втором этаже.
  Каракозов позвал служанку и попросил накрыть стол для него одного. Он не чувствовал никакого огорчения от того, что не будет ужинать вместе с женой. Так ему даже комфортней, не надо отвлекаться на ее злобные высказывания. Да и вообще, когда ее нет рядом, он не испытывает никакого дискомфорта. Иногда ему даже кажется: если бы она исчезла навсегда, он бы не сильно огорчился.
  
  35.
   Едва утром Каракозов занял свой кабинет, как у него тут же испортилось настроение. Ему принесли сводку с фронта, в ней говорилось о том, что сегодня ночью ракетами была накрыта казарма, в которой располагалось сформированное в области подразделение из мобилизованных и добровольцев. Погибло несколько десятков человек, еще больше ранено, многие тяжело.
   Каракозов вдруг заметил, как у него дрожат руки, держащие листок со сводкой. Это было то, чего более всего опасался он, - массовой гибели жителей региона. На этой бессмысленной войне их погибло уже немало, но то были единичные случае, а сейчас накрыло целое подразделение, в один момент на тот свет отправилось большое число людей. И не просто людей, а молодых мужчин, большинство из которых даже еще не дали потомства.
   Каракозов вспомнил, как менее чем два месяца назад провожали их на фронт. Он сам активно участвовал в этой церемонии. На вокзал пришли сотни людей: представители властей, общественности, духовой оркестр оглашал окрестности патриотическими маршами. Он, как губернатор, произнес проникновенную речь, а епископ Силуан благословил уезжающих на войну.
   Каракозов смотрел на этих ребят в форме и думал о том, что все, кто тут собрались, совершают преступление, отправляя их на смерть. Никакой необходимости в этом нет, никто не напал на нашу страну, наоборот, это мы вторглись на чужую территорию. Но при этом говорим, что отправляем солдат на защиту своей земли. Мерзко и противно. Но вслух он сказал тогда прямо противоположное. А когда эшелон отъехал от перрона и стал быстро исчезать вдали, его вдруг остро, словно иглой, пронзила мысль о том, сколько из тех, кто сейчас сидят в этом поезде, не вернутся назад.
  И вот его плохое предчувствие сбылось. Прилетела пара ракет - и сразу столько живых людей превратились в трупы. Вина, в том числе, лежит и на нем. Он ничего не сделал, чтобы остановить тот набор. Конечно, если бы он попытался ему воспрепятствовать, то уже не сидел бы в этом кресле, а, учитывая с каждым днем набирающийся силу маховик репрессий, вполне мог переместиться и на нары. Некоторые его коллеги там уже оказались. Правда, причины были другие, в основном связанные с коррупцией и злоупотреблением служебным положением. Но, как говорится, лиха беда начало. Нынешняя власть не потерпит непослушания, особенно от человека, занимающего столь ответственный пост.
  Чтобы смягчить внутреннюю горечь, Каракозову захотелось выпить. Он уже было направился к бару, но передумал и вернулся в кресло. Нет, это не выход, тем более, в самом начале рабочего дня, когда впереди столько дел. Да и вообще, так ведут себя только слабаки. Чтобы о нем подумала Виолетта, если бы прознала, каким примитивным лекарством он лечит душевные раны. Вряд ли это прибавило бы у нее уважение к нему. У него нет иного выхода, кроме как сжать свою волю в кулак и не подавать вида о своих подлинных чувствах. Вопрос лишь в том, хватит ли у него на это сил? Такого испытания с тех пор, как он занял место губернатора, еще не подвергался.
  Надо было заниматься срочными делами, которых всегда было невпроворот, но пока на это у него не было сил. Внезапно по селектору раздался голос секретарши:
  - Игорь Теодорович, вас просит срочно принять себя военком Юрий Иванович Пилипейко.
  Из всех людей на земле Каракозов менее всего хотел видеть именно его.
  - Приглашайте, - сказал он.
  Вошел военком. Каракозов с отвращением посмотрел на его ужасно некрасивое лицо. Неужели эту образину могут любить женщины, внезапно пришла к нему мысль.
  - Что случилось, Юрий Иванович? - стараясь казаться спокойным, спросил Каракозов.
  Пилипейко сел, не спрашивая разрешение.
  - Все очень плохо, Игорь Теодорович, - отозвался военком.
   Каракозов не сомневался, что он имеет в виду сообщение о массовой гибели мобилизованных.
  - Да, это действительно ужасно, - согласился Каракозов .
  - Вы правильно охарактеризовали ситуацию. Надо срочно ее исправлять.
  Каракозов недоуменно посмотрел на собеседника.
  - Вы сейчас о чем, Юрий Иванович?
  - Как о чем? - От возмущения Пилипейко даже взмахнул руками. - У нас с вами срывается мобилизация. Пока план выполнен всего на десять процентов. Это полнейший провал.
  - Вы об этом, - понял Каракозов. - Я не знал, что мобилизация срывается. По какой причине?
  - А вы не догадываетесь? - пристально посмотрел Пилипейко на губернатора.
   - Люди не желают идти воевать.
  - Конечно, не желают при такой рекламе призыва.
  - Мы все делаем в соответствии с утвержденным планом, - пожал плечами Каракозов.
  - Вы в этом уверенны? - вдруг едко проговорил военком. - Вчера я полдня специально катался по городу. Насчитал всего двенадцать билбордов. И это на город с более чем миллионным населением. Уже несколько дней ни по областному телевидению, ни по областному радию нет ни одной передачи о патриотическом долге наших жителей. Я начинаю думать, что это саботаж.
  Некоторое время в кабинете царило напряженное молчание. Каракозов с большим трудом сдерживался, чтобы не прогнать Пилипейко. Но он понимал, что не может себе позволить такую роскошь, этого человека придется терпеть.
  Первым не выдержал паузу Пилипейко.
  - Игорь Теодорович, я требую немедленно принять меры. В первую очередь резко увеличить число билбордов. И каждый день, слышите, каждый день, чтобы была передача, посвященная призыву. Я сам готов принимать в них участие. Иначе мы сорвем призывную кампанию. Вы представляете последствия этого события?
  Каракозов кивнул головой, последствия он представлял.
  - Дайте нам пару дней - и мы все изменим, - пообещал он. - Вы же понимаете, сразу все сделать нереально. Чтобы установить дополнительно несколько десятков билбордов, понадобится время. Для начала их надо изготовить.
  - У вас было время, но почему вы ничего не делали. Как вы это объясните?
  Каракозов подумал, что если бы этот человек жил в средние века, то непременно заделался бы инквизитором. Впрочем, он не так уж и недалеко от него ушел.
  Внезапно Каракозов решился. Ну, не может же он без конца вилять хвостом перед этим уродом, бояться возразить ему даже одним словом.
  - Юрий Иванович, вам должно быть известно об одновременной гибели большого числа жителей нашего региона на фронте.
  Пилипейко недовольно посмотрел на Каракозова.
  - Разумеется. Мне доложили об этом сразу же, как это стало известно.
  - Вам не кажется, что это вопиющее событие?
  - Не вижу ничего вопиющего. Это война, на ней, как известно, гибнут люди.
  - Да, конечно. Но здесь одним залпом отправили на тот свет сразу столько людей. Они даже повоевать не успели. Привезли на передовую, закрыли в помещении. И пока они в нем спали, прилетели ракеты - и их убило. Такое ощущение, что этих парней просто отправили на убой.
  Пилипейко зло сжал губы.
  - Да, это очень неприятная история, но я могу только повторить - это война, а на войне убивают. Причем, самыми разными способами. - Внезапно военком резко наклонился в сторону губернатору. - И не вздумайте, Игорь Теодорович, объявлять траур. Это крайне негативно отразится на настроении населения. И тогда уж точно мы с вами не выполним план по мобилизации. К сожалению, мне надо идти по срочным делам. Надеюсь, мы поняли друг друга?
  - Поняли, Юрий Иванович, - заверил его Каракозов.
  - Очень прошу, не теряйте ни минуты. - Пилипейко встал и быстро направился к двери. Пожалуй, такой ненависти Каракозов давно не питал ни к кому.
   Незадолго до конца рабочего дня в кабинет Каракозова зашел Несмеянов. Весь день его не было, Каракозов даже не знал, чем занимался его помощник. Пару раз он хотел его набрать, но так и не сделал этого. Срочных заданий для него не было, а отвлекать по пустякам решил, что не стоит. Пусть занимается своими делами.
  Вид у Несмеянова был немного таинственным. Каракозов вопросительно посмотрел на него.
  - Все готово, - немного даже торжественно объявил Несмеянов.
  - Что готово? - не понял Каракозов .
  - К встрече с вами. Я всех оповестил и все согласны прийти. Можно ехать уже через час, вас там будут ждать.
   У Каракозова вдруг возник импульс отменить мероприятие. Утренняя встреча с Пилипейко так сильно испортило настроение, что осадок продолжал неприятно саднить где-то внутри. И еще эта ужасная массовая гибель жителей области. Сегодня поистине кошмарный день.
  - Слышал о случившимся? - спросил Каракозов.
  - Вы о гибели наших ребят? - сразу догадался Несмеянов.
  - Да. Что ты об этом думаешь?
  - Это преступление, - тихо, но решительно произнес Несмеянов. - Вся война - это одно сплошное преступление.
  Несколько секунд они молча смотрели глаза друг другу. Затем Каракозов отвел свой взгляд.
  - Толя, принеси мне воды, - попросил он.
  Несмеянов из бара достал бутылку минеральной воды, налил в стакан и подал Каракозову.
  - У меня там друг погиб, - вдруг тихо произнес Несмеянов. - Вместе учились в институте.
  - Он пошел добровольцем?
  - Да, - подтвердил Несмеянов. - Я долго отговаривал его, но бесполезно. Он твердил одно: это его патриотический долг, он не может от него уклониться.
  Каракозов выпил воды и поставил стакан на стол.
  - Как его звали?
  - Николай Дроздов. Ему было, как и мне, двадцать семь лет.
  - Он был женат?
  - Да, у него остался сын, ему два годика. Хотите, покажу фото Коли?
  Каракозов кивнул головой. На фото широко улыбался совсем еще молодой парень, у него было приятное лицо мыслящего человека.
  - Судя по фото, он не был идиотом, - оценил Каракозов .
  - Он был весьма разумным человеком. Мы много с ним разговаривали на самые разные темы. И почти всегда сходились во мнении. А потом с ним что-то произошло, он мог говорить только о войне. Причем, в самом агрессивном аспекте. Он почти брызгал слюной от ненависти, как он считал, к нашим врагам. А если я возражал, то просто уходил. С какого-то момента я перестал с ним общаться.
  - Откуда же ты узнал, что он записался в армию?
  - Позвонила Лариса, его жена. Она была в ужасе и просила меня как-то повлиять на мужа. Но Коля даже не пожелал со мной встретиться. Все это было чуть более месяца назад.
  - Правительство области похоронит их за свой счет и окажет материальную помощь всем семьям погибших, - сказал Каракозов и тут же пожалел о своих словах. Он поймал брошенный на него изумленный взгляд своего помощника.
  - Да, конечно, - пробормотал Несмеянов. - Помощь оказать необходимо. А уж похоронить за счет государства сам бог велел.
  Каракозов вдруг резко встал, прошел к окну и стал смотреть на улицу. Уже начинало темнеть, и потом машин и людей почти сливался в одно серую массу.
  - Ехать не пора? - не оборачиваясь к помощнику, поинтересовался Каракозов.
  - Можем ехать, Игорь Теодорович.
  - Спускайся вниз, а я пока свяжусь со своей охраной.
  Они приехали на самую окраину городу, в типично спальный микрорайон, из земли которого вылезали одинаковые, словно вылупленные из одного яйца, дома. Вместе с Несмеяновым они вошли в стандартную трехкомнатную квартиру. Их уже ждало четверо юношей и одна девушка.
  Внимание Каракозова в первую очередь привлекала девушка. Ее трудно было назвать красавицей, но она была очень миловидной. Причем, эта миловидность была особенной, она отражала работу живого ума. Каракозов вдруг подумал о том, что однажды он уже был знаком с похожей на нее молодой женщиной.
  Эта девушка и есть, скорее всего, невеста его помощника, мысленно отметил Каракозов. Если это так, то надо отдать ему должное, он сделал достойный выбор.
  Все расположились на стульях в не очень большой комнате, только главному гостю предложили кресло. Впрочем, как почувствовал быстро Каракозов, довольно жесткое и далеко не самое удобное.
  - Игорь Теодорович, вот это и есть наш кружок: "Акрополь", - сообщил Несмеянов. - Я вам всех сейчас представлю: Геннадий, Владимир, Сережа, Паша и Ирина.
  Теперь Каракозов обратил внимание на мужскую часть присутствующих. Всем им было лет примерно по двадцать пять - двадцать семь, у всех приятные, интеллигентные лица. Он так же заметил, что в его присутствии они чувствуют себя немного скованно. Поэтому он решил взять инициативу в свои руки.
  - Друзья! Вы не против, если я вас так буду называть. На мой взгляд, это одновременно и по-дружески и неформально.
  - Мы будем только рады, - за всех ответил Несмеянов.
  - Замечательно. Сразу скажу, что наша беседа будет не долгой, немногим больше часа. К сожалению, времени на большее у меня нет. Оговорюсь с самого начала, о политической ситуации в стране, об ее руководстве говорить мы не будем. Иначе я встану и уйду. Если вы согласны, то начинаем.
  - Мы согласны, - сказал молодой человек. Насколько помнил Каракозов, звали его Владимир.
  - Прекрасно. Кто первый?
  - Это правда, что вы когда-то занимались Плотином? спросил все тот же Владимир. - Меня он тоже интересует.
  - Правда, - подтвердил Каракозов. - Разумеется, я занимался, прежде всего, его философией, но не только.
  - А чем же еще? - поинтересовалась Ирина.
  - Попробую объяснить. Моим научным руководителем был профессор Елагин. К сожалению, его уже много лет нет в живых, но может быть, кто-нибудь из вас читал его книги или публикации?
  - Я читала, правда, немного, - заявила Ирина. - Я смотрела его библиографию, у него не очень много книг и статей.
  - Да, это так, - согласился Каракозов. - Он не успевал много писать, так как очень много времени уделял своим ученикам. При этом он подходил к Плотину весьма своеобразно, Елагина волновала не только и даже не столько его философия, его интересовал другой аспект. - Каракозов замолчал, уже не в первый раз за последние дни, он вспоминал лекции и разговоры со своим учителем. - Понимаете, в чем дело, Елагин больше всего интересовал вопрос человека. Он хотел понять, насколько тот может быть не таким, каким мы привыкли его видеть. И как на это влияет стремление к философским размышлениям. В Плотине он видел именно такую, одну из самых ярких фигур, их тех, которые нам известны. В конце концов, что такое философия? Способ познания мира. Но познание мира без того, если не меняется сам человек, имеет сомнительное значение. Так, по крайней мере, считал мой учитель. Он хотел отыскать связь между философией и трансформацией личности. Елагин полагал, что человек настолько не совершенное создание, что представляет угрозу и для самого себя, и для всей нашей цивилизации. Он хотел определить возможности нашего преобразования в иное существо. Плотин был для него путеводной звездой; наличие такой личности внушало оптимизм. По крайней мере, об этом заявлял мой учитель в своих лекциях в университете.
  - Мы тоже обеспокоены этим вопросом, - произнесла Ирина. - То, что мы видим вокруг, вызывает у нас ужас и оторопь. Мы тут часто обсуждаем, что представляет собой человек. И можно ли как-то его хотя бы немного улучшить. А вы как думаете, Игорь Теодорович?
  - Я честно вам скажу, что я, как руководитель области, практически каждый день сталкиваюсь с людьми, которые вызывают у меня стойкое отторжение. - Каракозов невольно вспомнил о Пилипейко. - Я бы с огромным удовольствием выгнал бы их из администрации.
  - Почему же не выгоняете? - поинтересовался Владимир.
  - По двум причинам. Некоторых я просто не могу уволить, нет для этого формальных причин. И второе - а кем их заменить? Придут на их место точно такие же. Я пытаюсь выбирать лучших, но в большинстве случаев их просто нет. Зато есть нескончаемая вереница очень похожих друг на друга личностей.
  - Мы согласны с вашими словами, а потому ставим целью изменить общество и человека, - произнес Несмеянов.
  Каракозов грустно покачал головой.
  - Вы, конечно, можете ставить перед собой любые цели - это ваше право, но еще никому не удалось решить эту задачу. Если хотите моего совета, решайте более реальные вопросы. Вам всем уже не так мало лет, пора избавляться от иллюзий, друзья.
  - Что же вы предлагаете в таком случае? - спросила Ирина.
  - Ничего.
  - Как ничего! - воскликнула девушка. В ее голосе послышалось возмущение.
  - А что я вам должен предложить? Никто это не сумел сделать, включая Плотина. Это сугубо индивидуальная задача каждого человека. Плотин призывает двигаться вверх, по ступенькам эволюции сознания, пока оно не достигнет высшей точки. Никто не знает, возможно ли это, и есть ли она эта высшая точка? Ведь сказать можно все, что угодно, а вот с реализацией часто возникают непреодолимые трудности. - Каракозов взглянул на часы. - К сожалению, наше время истекло, мне надо уезжать. Было очень приятно с вами провести этот час.
  
  36
  Плотин вернулся в Рим, если не другим человеком, то в значительной степени изменившимся. Он видел битвы, видел кровь, сам был несколько раз недалек от гибели. Это изменило его мироощущение, оно стало более тревожным. Деградация человеческой души оказалось сильней, чем он предполагал, отделившись от Единого, материя превращается в свою противоположность, само низводит себя до своих низших порядков - последних, самых несовершенных явлений, оказываясь, таким образом, источником всего темного, что есть на земле.
  Эти мысли будоражили Плотина, не давая покоя. Он чувствовал, что должен делиться ими с учениками. От покойного императора Гордиана у него оставались деньги. На эти средства он снял небольшой дом и стал искать слушателей.
  Он решил, что не станет ограничивать круг учеников; кто хочет, тот пусть и приходит. Никто не может заранее знать, кто из кого получится. Но при этом он внимательно наблюдал за теми, кто появлялся у него. Многих приводило всего лишь любопытство, им хотелось посмотреть на известного философа, с которым не гнушался общаться бывший император. Но их надолго не хватало, вскоре они, как правило, исчезали, как тени после заката солнца.
  Но были и те, кто оставались надолго. Особенно привлек Плотина внимание Амелий, как своим старанием и внимательностью, так и стремлением постичь учение учителя. Когда он впервые появился в школе Плотина, оба не ведали, что их сотрудничество продлится двадцать четыре года.
  Сам не очень любивший ходить в гости, Плотин широко открыл для слушателей свой дом. В нем постоянно толпились поэты, врачи, сенаторы, адвокаты. Это требовало от него немалых затрат; спасало то, что на себя он тратил совсем немного, только на то, без чего прожить было уж совершенно невозможно. К тому же деньги, полученные от богатых, он расходовал на сирот, обеспечивая не только их обучение, но и проживание.
  Помогал он и Амелию. Тот смущался, принимая деньги, но Плотин давал делал это столь деликатно, что ученик, в конце концов, всегда после некоторых колебаний их брал. В какой-то момент у них возник обычай бродить по Риму. Темой их разговоров были окружающих кварталы, насущные события. Но гораздо чаще они говорили о философии, обсуждали последние лекции Плотина.
  К Плотину невольно приходила мысль, что его отношения с Амелием сильно напоминают его отношения с Аммонием Саккасом. Тот тоже в силу своих возможностей снабжал его, Плотина, деньгами, и они так же подолгу беседовали друг с другом, когда всех расходились, и оставлял их одних.
  Плотин знал, что Амелий ведет тщательные записи его лекций. Об этом однажды он его и спросил.
  - Амелий, ты ведешь записи моих уроков. Ты думаешь это действительно необходимо?
  - Я в этом убежден, учитель, - отвечал Амелий. - Устное слово призрачно, мы - ваши ученики помним его, но пройдет время, и мы растворимся в вечности. И что останется от того бесценного, что вы нам сказали.
  - Ты прав, - задумчиво отвечал Плотин. - Перед самой смерти моего дорого учителя Аммония Саккаса, я дал ему клятву ничего не писать. Сам он не оставил после себя ни строчки.
  - Но разве это правильно! - горячо произнес Амелий. - Все, что вы нам говорите, имеет неиссякаемую ценность. Что было бы с учением божественного Платона или великого Аристотеля, если они бы не оставили после себя целую библиотеку своих сочинений. А ведь для нас их учения имеют такую же непревзойденную ценность, как для последующих поколений - ваше учение. Или Нумения, уроки которого я посещал до вас. Он писал неустанно. Я высоко ценю его сочинения. Я убежден, что каждый мыслящий человек должен оставить после себя письменный след. А ведь таких людей так немного! Вам просто необходимо взяться за стилос.
  - Ты прав, Амелий. Я сам над этим раздумываю. Мудрость - редчайший товар, и он легко исчезает, если его не сохранять. Будучи на войне, я видел, насколько все бренно, как мгновенно живое становится мертвым. Скажу тебе, меня это поразило в самое сердце. Я ощутил невероятную ненадежность и хрупкость всего сущего. Чтобы мы не делали, нам не удастся его сохранить. Поэтому так важно напоминать людям о вечном. А вечное скрывается в Едином, только в нем оно находит свой исток, и туда же впадает. Это круговорот, который не имеет ни начала, ни конца. Он был, есть и будет всегда. Ты понимаешь, Амелий, о чем я говорю?
  - Да, учитель. По крайней мере, так хочется мне думать. Я записал ваши слова: "Человек должен подняться над земным измерением жизни, воссоединиться с божественным, которое внутри нас, с божеством, которое есть универсум".
  - Все так и есть, Амелий, - кивнул головой Плотин. - Находясь на войне, я это понял особенно отчетливо. Человек опустившись на самые низины своего духа, полностью теряет связь с Единым. Это делает его хуже любого зверя. Зато он приобретает другие приоритеты; они страшны и бессмысленны, как бы иначе большинству это не казалось.
  - Да, да, учитель. Совсем недавно я записал ваши слова: "Любое существо остается собой лишь благодаря своему единству: отними единство - существа нет". Хотя я тогда хотел спросить... - Внезапно Амелий замолчал.
  - Спрашивай.
  - Из ваших слов вытекает, что если прервалась у человека связь с Единым, то нет и самого человека?
  Плотин ответил не сразу.
  - Именно так и получается, Амелий. Если человек теряет соединение с Единым, он теряет человеческий облик. Внешне он выглядит совсем как человеческое существо, но это не более, чем видимость, внутри него уже нет ничего человеческого. Как свет и тепло по мере удаления от своего источника ослабевают и, наконец, исчезают в совершенном мраке и холоде, так эманации божественного света и тепла - через ум и душу - постепенно ослабевают в природе, пока не доходят до полного отсутствия. Это и есть подлинный источник зла. Амелий, всегда помни, что во всем нужен обратный процесс. Если что-то нисходит от высшего к низшему, то в какой-то момент требуется восхождение от низшего к высшему. В мире же, в котором мы пребываем, этот баланс печально нарушен. Нисхождение идет постоянно безбрежным и бесконечным потоком, а восхождение - слабеньким, едва различимым ручейком. - Плотин замолчал и вдруг стал раскачиваться на месте. Несколько прохожих удивленно посмотрели на него. - Этими ручейками мы и являемся, - тихо сказал он, смотря на Амелия. - В этом и заключается суть моей философии, суть того, что я делаю. Ты - мой лучший ученик должен быть со мной во исполнении этой миссии.
  - Я буду с вами, учитель! - горячо заверил его Амелий.
  Плотин окинул ученика странным взглядом, но вслух ничего не сказал. Молча они направились дальше.
  Но не всегда между ними царило взаимопонимание. Был случай, когда они чуть не поссорились. Амелий отличался большой богобоязненностью, он посещал храмы по любому событию. Однажды он предложил пойти с ним туда и Плотину. Это приглашение сильно не понравилось философу, он явно не ожидал его услышать от своего любимого ученика. "Пусть боги ко мне приходят, а не я к ним!" - внезапно заявил он и, повернувшись спиной к Амелию, стал спешно удаляться.
  Впрочем, их размолвка продлилась совсем недолго.
  
  37.
  Через некоторых высокопоставленных посетителей своей школы, Плотин познакомился с императором. Впрочем, и сам император Галиенн и его супруга Корнелия Салонина так же хотели встретиться с прославленным философом. Это обоюдное желание реализовалось, встреча состоялась.
  Ему понравилась правящая чета. Хотя это были совсем разные люди. Император, закаленный в боях воин, немного грубоватый, но одновременно неплохо образованный, разбирающийся в греческой и римской литературе. При этом мог быть необузданным в своих желаниях и не контролировал себя в некоторых поступках.
  А вот его супруга производила совсем другое впечатление. Плотин не сразу, но со временем признался себе, что если не влюблен в нее, то испытывает по отношению к ней большую симпатию. В императрице сочетались редкие качества - ум и красота. Но даже не это более всего привлекало Плотина, а некая загадочность, исходившая от облика женщины.
  Плотин плохо разбирался в противоположном поле, у него никогда не было не то, что возлюбленной, но даже близкой знакомой; всю жизнь он общался почти исключительно с мужчинами. Женщины приводили его в смущение и смятение, он плохо представлял, как и о чем с ними говорить. Он не признавался себе, но в глубине души считал их второстепенными существами.
  Не так было с Салониной. Он быстро ощутил некую духовную с ней близость, хотя и не до конца осознавал, в чем же она заключается. В женщине было что-то утонченное до такой степени, что иногда она казалась неземной. Ее мысли, чувства были ему неведомы. Но он не мог избавиться от ощущения, что они проистекают из самых высоких и незамутненных источников.
  При этом супруга принцепса одновременно была вполне земной женщиной. Галлиен сделал ее своей сопровительницей, и ей приходилось решать сугубо деловые и прагматичные вопросы. Впрочем, в присутствии Плотина это происходило не часто; в обществе философа она предпочитала разговаривать больше на отвлеченные темы.
  Одна из наиболее частых тем в беседах с императорской четой, была справедливость. Почему-то особенно она волновала императрицу, хотя и император тоже не был ей чужд.
  - Учитель (так Саломина нередко называла Плотина) мы с мужем часто спорим о справедливости. Наши споры отнюдь не случайны, ведь от характера наших решений во многом зависит, насколько они будут таковыми. И не всегда мы находим согласие друг с другом. Мы бы хотели знать ваше мнение.
  - Я с вами согласен, что справедливость - важнейшее категория, на которой основана вся наша жизнь, - отвечал Плотин. - Божественный Платон, который является для меня учителем, считал, что она состоит в том, что каждому человеку уготовано в обществе особое положение и занятие. Там, где эта цель достигается, оно становится более сплоченным и гармоничным.
  - Плотин, ты говоришь о том, что общество гармонично тогда, когда каждому в нем уготовано его место и предназначение. Но разве не ты утверждаешь о наличие в человеке свободы воли, которая предусматривает и свободу выбора, - возразил император, с интересом дожидаясь ответа собеседника.
  - Я принимаю твое возражение, владыка, - ответил Плотин. - Но если тут и есть противоречие, то только видимое. Задача каждого из нас - максимально полно воплотить тот замысел, который имеет по отношение к конкретному человеку Единое. Все в мире подчиняется потенции, ею живет мировая Душа. Но и материя есть потенция, и человек тогда выполняет свое предназначение, когда реализует ее внутри себя. В том и заключается его свобода, что он осознает его и осуществляет в той мере, в какой оказывается способен это сделать. Поэтому Платон и считает, что каждый из нас должен заниматься чем-то, что нужно обществу на основе данным ему способностям. Тот свободен, который все свои усилия направляет на достижение этой цели.
  - Как это правильно, Плотин! - внезапно воскликнула Саломина. - Я всегда это ощущала внутри себя; следовать повелению, которое рождается в себе, - это самый лучший и приятный путь.
  - Я думаю, что есть справедливость и свобода для человека, а есть справедливость и свобода для общества, - снова вмешался в разговор Галлиен. - Если нет справедливости для общества, когда оно объединено в целостную систему групп и интересов, человек просто не сумеет себя реализовать. Разве не так, дорогой Плотин? - внезапно улыбнулся император.
  - Божественный Платон считал, что совершенное общество обладает тремя основными добродетелями: мужеством, мудростью и рассудительностью. Когда между ними устанавливается гармония, вот тогда и возникает справедливость.
  - Но как этого добиться? - спросила императрица.
  - Способ известен, о нем нам поведал все тот же Платон, - сказал Плотин, напряженно разглядывая супругов-императоров. - Пока в государстве не станут царствовать философы, ему не избавиться от зол. Только искреннее стремление к истине порождает добродетель.
  - Да, да, - как-то рассеяно произнес император. Он встал и прошелся по комнате. - Вот только ни один философ или даже целый их сонм не сможет справиться с делами государства. Они грубы, примитивны, жестоки. Каждый день я получаю сообщения об очередном на нас нападении, что кто-то перешел границу или поднял мятеж. Можно ли в такой ситуации достичь справедливости, добиться той гармонии, о которой ты говоришь? Когда я был совсем юным, мне тоже хотелось стать философом и нести людям свет истины. Но стезя, на которой я невольно оказался, не требует совсем других действий. Удержать любой ценой империю в нынешнем состоянии - вот цель, которую приходится ежеминутно решать. Что ты на это скажешь, Плотин?
  Плотин почувствовал, что перед ним стоит более чем не простая задача. Император ждет ответа, а есть ли что ему сказать?
  - О, Владыка, я понимаю, как тебе трудно. Но это не снимает с тебя ответственности за выполнения личных задач. Истина же заключается в том, что земля - это для нас единственная школа для развития сознания. Спросишь, почему так? Да, потому что легко проявлять любовь в высших сферах, где все и так состоит из любви и света. А вот нести любовь ежесекундно в здешних жестких и грубых условиях, совсем другое дело. Но именно здесь сознание и дух особо мощно развиваются, преодолевая трудности. Тем самым ты становишься со-творцом, обретая неоценимые дары, как для себя, так и для мира.
  - Ты прав, все так и есть, - то ли согласился, то ли возразил император. - Только где взять столько сил, и где найти подходящие условия для реализации всего, о чем ты тут нам говоришь?
  Плотин встрепенулся, кажется, наступил подходящий момент для обнародования лелеемого им плана. Он давно хотел обсудить его с императорской четой, но все никак не решался. А тут такой случай, сам Галлиен создал предпосылки для нужного разговора.
  - Император, я хочу обсудить один вопрос, - произнес Плотин.
  Но дальше развивать тему император ему не позволил.
  - Если этот вопрос не требует срочного решения, давай его отложим на следующий раз, - сказал он. - С него и начнем.
  
  38.
  Встреча с участниками кружка "Акрополь" внезапно вызвала у Каракозова сильный прилив самонедовольства. Он понимал, что в определенной степени разочаровал собравшихся, да и сам был разочарован собой. По большому счету их диалог не сложился, он, Каракозов, сознательно его прервал, хотя у него еще было время для продолжения разговора. Но он элементарно испугался, что общение рискует в любую минуту зайти не туда, куда надо. А он же понятие не имеет, есть ли там жучки? Эти ребята вполне могли давно попасть в зону внимания спецслужб. Возможно, они ничего не совершают против власти, но то, что они ментально против нее, нет ни малейших сомнений. А он ее законный представитель по своей инициативе оказался в этом рассаднике инакомыслия. Если этот факт дойдет до верхов, да еще будет подан в определенном соусе, ему несдобровать. Со своих мест губернаторы, как пробки из бутылок, вылетали по причине более легких провинностей. Ему надо молить Бога в независимости от веры в него, чтобы все это не имело бы последствий.
  Но была еще одна причина недовольства самим собой, хотя в ней себе он признавался неохотно. Он вдруг ощутил, что что-то безвозвратно утратил. В студенческие годы он славился своим полемическим задором и умением вести споры, а в этой квартире на окраине города он обнаружил, что в значительной степени потерял эти качества. А чему тут по большому счету удивляться, последние более чем двадцать лет он ни с кем не вступал в настоящую дискуссию; если где-то приходилось выступать, то исключительно по трафарету. За этим следили строго, иногда даже не разрешались самые небольшие от него отклонения. Вот постепенно искусство красноречия стало выветриваться из него.
  Кем он все более становиться, звучал в голове настойчивый вопрос? Стандартным бюрократом, не имеющим ни своего мнения, ни своих представлений о мироустройстве, а только вложенное в него кем-то трафаретное содержание, которое он обязан, словно заезженная пластинка, без конца воспроизводить. Но это уже не человек, а автомат. Именно об этом ему часто говорил Елагин: постоянно борись со своей бессознательностью, со своей автоматической природой, наполняй ее мыслями и чувствами. Именно ради этого мы и изучаем философию, именно этому учат нас такие люди, как Плотин.
  Домой Каракозов приехал поздно. Он полагал, что Татьяна уже спит, так как в отличие от него совы, являлась ярко выраженным жаворонком.
  Но жена встретила его у входа в дом. Это удивило Каракозова; такое случалось не часто.
  - Почему так поздно? - спросила Татьяна. В отличие от предыдущих дней ее голос звучал вполне миролюбиво.
  - Как всегда дела, - неопределенно ответил он. - Встречался с молодежью.
  - В такой час? - удивилась она.
  - Другого времени у меня нет.
  - И что была за встреча?
   Каракозов ощутил замешательство, он пожалел, что вообще упоминал об этом событии. Надо было отделаться неопределенным ответом. Он вдруг подумал о сыне; вряд ли бы Виталий мог оказаться членом такого кружка.
  - Это небольшой кружок молодых людей, которые интересуются разными вопросами.
  Он заметил, как тут же встрепенулась жена.
  - Зачем это тебе, Игорь?
  - Должен же я знать, чем живут люди в области, которой я руковожу.
  - И чем же они, по-твоему, живут? - подозрительно посмотрела на него Татьяна.
  - Они хотят понимать, что происходит в стране. Между прочим, вполне похвальное желание. Если бы таких людей было бы много, мы жили, возможно, в другом обществе.
  - И что это за общество?
   Каракозов встал и прошелся по комнате. Он решил отвечать как можно расплывчатей. Он и без того сказал лишнее. Он сам не понимает, какая сила вдруг стала тянуть его за язык. Когда он входил в свой дом, и мысли не было рассказывать жене о встрече. Он вообще надеялся на то, что она уже спит и видит сны.
  - Ей богу, не знаю, Таня, я не оракул. Просто другое.
  - Лучшее?
  Он бросил взгляд на нее, жена пристально наблюдала за ним.
  - Думаю, да. Я бы чего-нибудь съел.
  - Еды сколько угодно. Могу накрыть.
  - Я сам. Ты в это время уже обычно спишь.
  - Ждала тебя. Хочешь сам накрыть, накрывай. - Жена встала, собираясь идти в спальню. Но внезапно остановилась. - Игорь, мне не нравится эта твоя встреча. Что-то она мне напоминает.
  - Любопытно узнать, что именно?
  - Мы с тобой непременно поговорим об этом в другой раз. Сейчас же пошла спать.
  Жена вышла. Каракозов снова сел на диван. Он понял, что имела в виду жена; она, как и чуть раньше он, вспомнила студенческие годы, их знакомство и все, что с ним связано. Это возвращение в прошлое, даже мимолетное, ее обеспокоило. Она терпеть не могла воскрешать в своей памяти тот период. Да и он сам до недавнего времени - тоже. А теперь то и дело возвращается к нему.
  Каракозов в очередной раз вспомнил о своей затерявшейся рукописи. Где она может быть? Если не уничтожена, то, скорее всего, находится в их московской квартире, валяется где-нибудь на антресолях среди старых книг и бумаг. Но чтобы ее найти, надо туда ехать. В принципе ничего невозможного в том нет, можно даже уложиться в один световой день, если не полениться и вылететь самым ранним рейсом. Например, в выходной.
  Вот только зачем ему это надо? Тем более, гарантии, что он найдет ту давнюю свою работу, нет никакой. Татьяна могла ее выбросить, это доставило бы ей удовольствие. От одного имени Плотина ее корежило. Все же он смотается туда и попытается найти. Заодно и сына проведает, в отличие от жены он давненько его не видел.
   Каракозов вылетел в Москву в субботу первым же ранним рейсом. Для этого ему пришлось довольно долго согласовывать свою поездку со службой безопасности. Ее представители особенно настаивали, чтобы он указал цель своего отъезда и какие места сбирается посетить в столице. Это доводило его почти до бешенства, он не понимал, по каким причинам он должен все это сообщать. Да и в каком виде это делать, не говорить же о том, что он отправляется для поиска своей старой рукописи, которая он даже точно не знает, где может находиться. Если вообще, не уничтожена.
  Каракозов указал, что цель поездки - встреча с сыном, проверка его учебы. Других мест, кроме своей квартиры, посещать не намерен.
  Каракозов решил не нарушать указанный им маршрут, и из аэропорта отправился в свою квартиру. Дома никого не было, из этого можно было сделать вывод, что Виталий уже уехал в институт. Это было Каракозову даже на руку; никто не помешает его поискам. Не откладывая ни на минуту, он ими и занялся.
  Квартира была большая, четырехкомнатная плюс кладовка. В трех комнатах были антресоли, он и начал поиски с них. Оказалось, что это самые настоящие огромные залежи разных бумаг, документов, фотографий и вещей. Каракозов постоянно удивлялся: как же их много. Он знал это качество своей жены, она почти ничего не выкидывала, а складывала, будь это бумаги или поношенная одежда. Теперь ему приходилось разбирать эти бесконечные склады.
  Поиски заняли у него три часа. Он так устал, что едва держался на ногах. Но был вознагражден за долготерпение - он нашел свою рукопись! Она была в плохом состоянии, мятая, чем-то во многих местах запачканная, но вполне читаемая. Но прежде чем предаться этому занятию, Каракозов решил, что заслуживает небольшой отдых. Прошел в спальню, разделся, лег на кровать.
  Проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Каракозов открыл глаза - и увидел Виталия.
  - Папа, когда ты приехал? - спросил сын, заметив, что отец проснулся.
  - Утром, - еще совсем сонным голосом ответил Каракозов.
  - Почему не предупредил?
  - Я совсем ненадолго.
  - И когда назад? - В голосе сына прозвучало беспокойство.
  - Ночью, последним рейсом.
  - Понятно. - Теперь в голосе Виталия прозвучало облегчение. - А зачем приехал?
  - Кое-что надо было найти.
  - Нашел?
  - Нашел.
  Спрашивать, что он искал, Виталий не стал, а Каракозов решил, что нет никакого смысла ему говорить об этом. Вместо этого посмотрел на часы. А оказывается, он проспал не так уж и мало, скоро уже вечер, а там и в аэропорт.
  - Я бы хотел поужинать с тобой, - сказал он. - Я заглянул в холодильник, там почти ничего нет. Приглашаю тебя в ресторан, все расходы за мой счет.
  Приглашение отца застало сына врасплох. Некоторое время Виталий раздумывал:
  - У меня на вечер были запланированы кое-какие дела. Но я их отменю. Пойдем.
  - Спасибо, Виталий. - Каракозов почувствовал, что немного даже растроган. Отменить ради отца свои дела - это дорого стоит.
   Каракозов выбрал один из самых дорогих и престижных ресторанов. Он не мог скрыть от себя мысль, что это был такой своеобразный способ повысить свой престиж в глазах сына. То, что между ними не было настоящей близости, огорчало его, он ощущал свою вину по отношению к нему. При этом уже почти не надеялся, что положение изменится; он упустил для этого время.
  Виталий оценил выбор отца.
  - Тут классно, - обобщил он свои впечатления, рассматривая интерьеры. - Я здесь еще не был.
  - Твои слова означают, что ты часто посещаешь рестораны, - сделал вывод Каракозов.
  - Бывает, - подтвердил Виталий. - А что?
  - Если это не мешает твоей учебе, то нормально. - Каракозов всячески старался избегать любой конфронтации с сыном.
  - Не мешает, - заверил Виталий. Внезапно он как-то задумчиво посмотрел на отца. - Я так и не понял, зачем ты приехал?
  - Хотел разыскать свою старую рукопись.
  - Что за рукопись?
  - Я написал ее будучи студентом.
  - И зачем она тебе понадобилась? - удивился Виталий.
  Каракозов поймал себя на том, что не знает, как объяснить это сыну. Он себе-то это до конца не объяснил. Придется говорить какие-то банальности.
  - Захотелось вспомнить, что я когда-то писал. Наверное, это связано с возрастом; когда человеком становится старше, он становиться и более сентиментальным, сильнее ценит то, что было с ним в прошлом.
  - Что-то по маме я этого не заметил.
  - Возможно, она еще не достигла такого возраста. Давай закажем еду.
  Каракозов не ошибся в выборе ресторана, кормили в нем действительно вкусно. Он наблюдал за сыном, который ел с большим аппетитом, и думал о том, что биологически они самые близкие на земле люди, а в реальности - скорее чужие. Такое случается нередко, но почему-то он не думал в свое время, что это произойдет именно с ним. Он был несказанно рад появлению Виталия на свет, безмерно горд, что стал отцом. Тогда даже не мог себе представить, что все так обернется.
  - Забыл спросить, а ты рукопись нашел? - вдруг услышал он голос сына.
  - Нашел, хотя и не ожидал. Она провалялась на антресолях свыше двадцати лет.
  - Значит, не напрасно съездил, - констатировал Виталий.
  - Даже если бы не нашел, все равно не напрасно. Тебя повидал, в последнее время мы редко видимся.
  Ответ Виталия неприятно удивил Каракозов а.
  - Это нормально. Мы взрослые люди, у каждого своя жизнь.
  - Но ты еще только учишься.
  - Это что-то меняет? Намекаешь, что я живу за вас счет.
  - Это так и есть.
  - Мама меня этим не упрекает.
  - Я - тоже. Я готов тебе помогать, пока ты не станешь на ноги.
  Виталий немного удивленно взглянул на отца.
  - Спасибо, папа, я даже не ожидал.
  - Почему?
  Виталий замялся.
  - Просто мне так казалось...
   Каракозов решил не продолжать этот разговор, он мог неожиданно оказаться не очень приятным.
  Внезапно он вспомнил недавнюю встречу с членами кружка: "Акрополь".
  - Я хочу тебя кое о чем спросить, - произнес Каракозов .
  - О чем же?
  - Ты же учишься в МГИМО, возможно, будущий дипломат.
  - Я еще не решил.
  - Не важно, я о другом. Что ты думаешь о происходящем в стране?
   Каракозов видел, что вопрос явно застал сына врасплох. Но ему хотелось узнать мнение Виталия о том, что творится в стране.
  - А что в стране происходит что-то особенное?
  - Ну как же, многое что. Например, идет война, наша страна напала на другую страну. Как ты к этому относишься?
  Виталию потребовалось некоторое время для ответа.
  - Да, в общем, никак, раз напала, значит, так надо. Просто же нападать не станут.
  - Скажи, а вы обсуждаете эту темы в своей среде?
  - Редко. Других хватает. У нас бурная студенческая жизнь. Это только сегодня я ее отложил по случаю твоего приезда.
  - Спасибо, сынок. Но тогда о чем же вы говорите?
  - Да, о многом, всего не перечислишь.
  Каракозов понял, что дальше разговаривать на эту тему бесполезно, у сына свои интересы, и они с его интересами никогда не пересекутся.
  - Давай завершать наш ужин. Мне уже скоро в аэропорт.
  По лицу Виталия Каракозов заметил, что его слова обрадовали сына. Он в очередной раз понял, что между ними ничего не изменилось и уже никогда не изменится. Этот факт нужно просто принять и не пытаться как-то его исправить. Он лишь потерпит поражение.
  
  39.
  Рейс был ночным. Пассажиры, едва заняв свои места, тут же закрывали глаза, стараясь погрузиться в краткосрочную нирвану. Некоторым это удалось настолько, что они даже захрапели. Их размеренное урчанье раздавалось то из одной части салона, то из другой.
  Каракозов извлек из сумки рукопись, направил на нее луч света из светильника над головой и погрузился в чтение. Удивительно, но он почти целиком позабыл этот текст. И сейчас читал его так, как будто писал его не он.
  Каракозов не собирался в полете прочитать всю рукопись целиком. Он листал страницы, глаза останавливались на каких-то отдельных фрагментах, затем снова переворачивал листы и читал дальше.
  "В истории античной философии Плотин, который с одной стороны шел путем, проложенным предшественниками, в первую очередь Платоном, с другой - прокладывал свои магистрали. Он является одной из наиболее интересных, но вместе с тем странных и непростых фигур. В чем необычность и оригинальность ее? Почему Плотин привлекает такое внимание? Возможно, потому, что он был первым в истории мыслителем, сделавший красоту главным философским принципом. Но эта красота совсем не та, к которой мы привыкли. Она имеет другой источник и другой маршрут. Она открывается далеко не каждому, скорее, следует говорить о единицах. Это красота восхождение к Единому. Тому, кто совершает этот подъем, открывается небывалое по ослепительности зрелище, которое неизвестно тем, кто навсегда остается внизу.
  Но это не просто пусть даже невероятна красивая картина, это нечто другое, а именно подлинная и нетленная красота возникает из блага. Когда человек достигает Единое, тогда он достигает и Блага, тогда его природа становится иной, она находится вне власти телесных проявлений. Это совсем иная человеческая сущность, не подвластная злу, гордыни, жестокости и всему остальному, чем переполнена земная людская природа.
  Плотин - певец и проповедник глубокого преобразования человеческой породы. Он уверен, что это хотя и трудно, но возможно в том случае, если любовь входит в каждую душу настолько сильно, насколько эта душа способна пробудить в себе воспоминание о божественном и вечном. Это вполне достижимый идеал, так как божественное начало повсюду, все его содержит. Мир пронизан им, он един, но лишь разбит на бесконечное количество осколков, состоящих из разных вещей. Каждый человек и есть такой осколок.
  Между тем, по мнению Плотина, каждый из нас несет в себе высочайшего друга, о котором он обычно не подозревает. Этот друг и есть Бог или Единое. Но чтобы Его найти, нужно принести жертву из своих желаний, целей, намерений. Это то жертвоприношение человека, которое позволит ему обрести подлинное свое счастье. Ничего нельзя сравнить с единением с Высшим началом; по сравнению с этим меркнет все. Только для большинства людей это понимание абсолютно недоступно".
  "Можно много говорить о философии Плотина, это важная веха на путях всей европейской, а значит, и мировой философской науки. Но, возможно, еще интересней разговор о личности философа, о том, что это был за человек. Пример Плотина крайне важен, он наглядно показывает, что внутри нас, кроме привычной сущности, кроется и другая сущность, о которой подавляющее большинство даже не подозревает.
  Что это за сущность и в чем ее смысл? Не преувеличу, если напишу - речь идет о нашей божественной природе, скрытой в каждом из нас. Плотин - это альтернативное бытие в человеческом обличье. На вид он такой же, как и все мы. Но это если не заглядывать в его скрытую суть. Большинство тех, кто знает или догадывается о ней, убеждены в ее недостижимости. Даже не делают попыток вызволить ее из плена. Но Плотин наглядно демонстрирует нам, что это вполне по силам человеку. Для этого нужно проникнутся любовью к Единому, которая охватывает все клетки организма. И тогда все как бы происходит само собой; тленное, телесное, временное отдаляется, вечное, прекрасное духовное приближаются. Для этого не надо уходить в монастырь или ашрам, все проникающее чувство само делает свое дело.
  Не надо идеализировать Плотина, превращать в его небесного ангела, спустившегося на землю. Мы недостаточно знаем о нем, как о человеке, наверняка, у него были свои недостатки. Но разве в этом дело. Важно то направление движения, которое он никогда не менял. Сам он об этом написал ярко и доступно: "я полагаю, что первоисточник любви следует искать в склонности души к чистой, небесной красоте, в ощущении ею своего родства с божественным, в тех дружеских чувствах, которые она, порой сама того не осознавая, питает к высшему". Именно в этом и заключалась всю суть этой натуры".
  "То, что вся философия Плотина проникнута Едином, отнюдь не случайно, это выражение самой сути личности этого человека. Мечта и главная задача его жизни - раствориться в Едином. Но откуда это стремление? В принципе он сам ответил на этот вопрос: "Я полагаю, что первоисточник любви следует искать в склонности души к чистой, небесной красоте, в ощущении ею своего родства с божественным, в тех дружеских чувствах, которые она, порой сама того не осознавая, питает к высшему. Есть души, для которых земная красота - это поводырь, ведущий их дорогой воспоминаний к истинной красоте горних сфер; такие души любят земную красоту как образ красоты небесной".
  Но что же все-таки вытекает из этих слов? Для Плотина любовь и красота не имели земного воплощения, он прекрасно видел всю их ущербность, несовершенство проходячесть. А раз так, какой в них смысл. К тому же они тлены. Плотин сознавал, что, как человек, он тоже смертен, но ведь это относится к телу. Он же ощущал себя вечной душой, которая по большому счету имеет одно стремление, - к благу. Если этого нет, все остальное теряет значение, неизбежно рано или поздно превращается в тлен и разврат.
  Плотин же видел себя в отдельности и все человечество в целом совсем в другой ипостаси. Если душа нематериальна и бессмертна, то и человек должен стремиться стать таким же. А это можно одним лишь способом - восхождение к Единому. И тут, возможно, мы подходим к самому главному - для него эти тезисы были отнюдь не чистой1 абстракцией. Он по себе ощущал, что все это может быть на самом деле, что человеческая природа имеет огромный потенциал для коренной трансформации. Ведь он сам прошел, если не весь, то часть такого пути. А если может он, могут и все остальные. Надо только внушить это знание другим. Если бытие проистекает из Единого, то закономерно, что оно должно стремиться снова слиться с ним. "Душа же, будучи единой, в то же время и множественна, в равной мере присутствуя как в единой природе, так и в разделенном материальном мире, который, тем не менее, также един". А раз мир един, делает вывод философ, то Единое для нас всех отчий дом, в который мы должны вернуться".
   Каракозов отложил свою рукопись, так как чтение несколько его утомило. По-прежнему большинство пассажиров спало или дремало, но он не чувствовал в себе признаков сна. Мысли неожиданно для него самого перенеслись совсем в другую плоскость. В памяти возникли необычайно яркие картины последней встречи с Виолеттой. Они долго занимались любовью в душе, теплая вода ручейками стекала по их телам, соединяясь с горячим накалом их тел.
  Каракозовым овладело сильное вожделение. А прав ли все же был Плотин, который ради божественной отказался от плотской любви? Не потерял ли он что-то важное? Любовь человека к человеку, если она настоящая, не является ли прообразом любви к Богу или в терминологии Плотина е Единому? Если личность не познала ее, может ли она вознестись к божественным высотам и проникнуться идеальным чувством? Может быть, именно следует начинать с этого, более низкого уровня? И от него идти вверх?
  Каракозов мысленно представил Виолетту, ее тонкое тело, с упругой грудью, покатыми бедрами и стройными ногами. Такой прекрасной женщины у него еще не было, он ощущает, как наполняет любовь к ней все клетки его организма, обновляя их. Это невероятно блаженное состояние, с которым ничего не может сравниться.
  Да, возможно, Плотин переживал сходный экстаз в своей страсти к Единому. Но он был человеком, пришедшим в наш мир, из недостижимых высот. Даже не ясно, что он в нем делал? Хотя понятно, он всей своей жизнью продемонстрировал, что индивидуум может быть совсем иным. Между миром земным и божественным нет непреодолимой стены или перемычки, они переплетены намного тесней, чем это представляется абсолютному большинству. Вот только как пробить эту перегородку? Следует признать, что Плотину это не удалось сделать. Или все-таки удалось?
  Голос стюардессы объявил, что самолет начал снижение. Через тридцать минут он совершит посадку в аэропорту назначения. Каракозов вдруг с некоторым удивлением поймал себя на том, что рад, что эта поездка завершается. Пора переходить к повседневным делам.
  
  40.
  Плотин готовился к важному разговору с императором, повторял аргументы, которые собирался ему изложить. Но при этом уверенности, что будет от этого хоть какой-то толк, не было. Но это никак не влияло на решимость философа сказать Галлиену все, что считает нужным.
  Но подготовка к разговору с принцепсом не означало, что более ничем Плотин не занимался. Наоборот, дел было так много, что не хватало суток на их выполнение. Он все больше погружался в работу с детьми, опекой и помощью сиротам. Так как он не был женат, то не имел своего потомства, зато имел репутацию честного и добропорядочного человека. Многие знатные люди оставляли ему своих отпрысков на попечение перед своей кончиной. Он пребывал в заботе и об их воспитании, и об их имуществе, говоря при этом, что пока они не вырастут, пока сами не смогут о себе позаботиться, он обязан сохранить их состояние. А потому приходилось тратить драгоценное время на выслушивания отчетов опекунов о том, как расходуются деньги его подопечных.
  Он смотрел на детей и думал о том, какая судьба их ждет? Ведь они будут жить в ужасном, жестоком, грубом и примитивном мире. Если эти души впитают его миазмы, их уже ничем не очистить. Это надо делать прямо сейчас, пока они еще не прониклись всеми этими зловонными испарениями. А потому он не имеет право пренебрегать этим занятием.
  Император был в хорошем настроении. По крайней мере, так показалось его гостю. Плотин знал, что принцепс совсем недавно вернулся с поединка гладиаторов, и оставался под его впечатлением.
  - Вижу, ты хочешь мне что-то сказать, Плотин, - тряхнул своими рыжими волосами император.
  - Если ты разрешишь, - ответил философ.
  - Разве я тебе что-то запрещаю здесь говорить, - удивлено посмотрел на него Галлиен.
  - Нет, и я это очень ценю. Это говорит о твоей мудрости.
  - О моей мудрости говорит очень многое, - усмехнулся хозяин Рима. - А вот о моей терпимости... Впрочем, в любом случае тебе нечего бояться. Не правда ли Салонина? - обратился он к вошедшей жене.
  - Разумеется, Плотин, - подтвердила супруга императора, - ты для нас главный учитель знаний и мудрости.
  "Если бы, - мысленно возразил ей Плотин, - возможно, это еще относится к тебе, но уж точно не к твоему мужу". Впрочем, Плотин искренне любил и уважал Галлиена. Риму повезло, что на троне восседает он, а не другой человек.
  - Так что же ты хотел нам сообщить? - напомнил Галлиен.
  - О двух вещах.
  - Так, начинай с первой.
  - Ты был сегодня на гладиаторских боях, - произнес Плотин. - Ты же знаешь, что я всячески избегаю гладиаторских представлений.
  - Я много раз тебя звал с собой, но ты всегда отказывался, - подтвердил император.
  - "Нет ничего гибельнее для добрых нравов, чем зрелища, ведь через наслаждение к нам еще легче прокрадываются пороки". Так говорил Сенека. А я еще добавлю, что гладиаторские бои возбуждают самые негативные чувства в человеке. Вместо милосердия и доброты - жестокость и ненависть. Разве могут дети, выращенные в такой обстановке, стремиться к благу, восходить к Единому.
  Плотин взглянул на Галиенна и увидел, как напряглось его лицо.
  - Рим не может отказаться от гладиаторских поединков, - не самым доброжелательным голосом произнес император. - На этом стоит наше общество. Бой гладиаторов - это символ всего того, чем наполнена наша жизнь, на чем держится величайшая империя. Наши граждане должны видеть, как близко друг от друга жизнь и смерть, и делать между ними свой выбор. Если их его лишить, если отказаться от этого зрелища, как посылать людей в бой? Рим обречен на эти битвы; кем мы станем для наших врагов, если откажемся от них. Ты говоришь, что гладиаторские сражения делают людей жестокими и злыми. Скорее всего, ты прав. Но как тогда выжить в этом ужасном мире. Едва ли не каждый день на нас идет новый враг. Мы тут с тобой сидим и наслаждаемся беседой потому, что снова и снова отражаем бесконечные нашествия и нападения. Без гладиаторов нам сделать это будет гораздо сложней. - Галлиен довольно надолго замолчал. Плотин тоже сидел молча и смотрел на императора. - Никогда больше меня не проси об этом. Иначе я буду считать, что ты мне не друг. Ты сказал, что у тебя есть еще одна ко мне просьба.
  - Да, император, - подтвердил Плотин.
  Галлиен вопросительно посмотрел на жену, та кивнула головой.
  - Излагай.
  - Я прошу тебя, отмени указ твоего отца о преследовании христиан.
  Царственные супруги одновременно удивленно посмотрели на него.
  - Не ожидал я от тебя такой просьбы, Плотин, - сказал император. - Ведь ты же не христианин или я что-то не знаю?
  - Не христианин, - кивнул Плотин. Более того, нисколько не разделяю это учение.
  - Тогда почему просишь за них?
  - Я считаю, что преследовать за убеждения не правильно, - пояснил свою позицию Плотин. - Пусть каждый имеет право думать так, как хочет. Главное, не навязывать свое мнение другим. Убежден, ослабление преследования христиан нисколько не ослабит империю.
  - Возможно, ты прав. Я подумаю над твоими словами. А сейчас ступай, меня ждут срочные дела.
  Галлиен до некоторой степени внял доводам Плотина о христианах, эдикт против них не был отменен, но репрессии ослабли.
  
  45.
  С какого момента Плотин заметил, что его один из самых преданных учеников Амелий ведет себя как-то странно. На занятиях неизменно стал садиться в первом ряду, и пока Плотин читал лекцию или точнее, общался со слушателями, пристального его разглядывал.
  Вообще, Плотин не любил, когда на него смотрели слишком пристально. Не то, что его это сильно смущало, но он чувствовал себя не в своей тарелке. Он всегда мало обращал внимания на свое телесное воплощение, более того, смущался, когда кто-то делал об его виде какое-то замечание.
  Происходило это не случайно и получило объяснение в разговоре, который произошел много позже с другим своим любимым и преданным учеником Порфирием. Однажды они заговорили о значение телесного в жизни человека. Порфирий вдруг заметил, что его давно не отпускает ощущение, что учитель как бы стесняется своего тела. Но что в нем плохого, каждый человек является его обладателями. Без тела не было бы и людей.
  Плотин довольно долго молчал, по его лицу было заметно, что вопрос ученика задел учителя за живое. Да, так и есть, неожиданно подтвердил он, для меня телесное - это неизбежное обременение, от которого я бы хотел избавиться, но понимаю, что это невозможно. Тело мешает мне, оно требует заботы и внимания, которые отвлекает меня от главного - соединение с Единым. Я стыжусь, что имею его.
  Но почему, удивился Порфирий, что плохого в теле? Оно приносит человеку много радостей. Что-то изменилось в этот миг в лице Плотина, Порфирию даже показалось, что его охватило сильное волнение. Как ты не понимаешь, воскликнул Плотин, что очередное телесное воплощение - это наше наказание за грехи, совершенные в предыдущих жизнях. Снова оказаться в теле означает, что человек был грешником в прошлом своем приходе на землю. И то, что я появился на свет в человеческом облике, свидетельство наличие во мне греховной природы. Стыдно в очередной раз родиться человеком, это говорит о том, что земная жизнь ничего в тебе не изменила, как был грешником, так им и остался.
  Но этому разговору еще только предстояло состояться. Сейчас же Плотин решил выяснить причину несколько странного поведения Амелия. После занятия он жестом попросил того остаться, не уходить вместе со всеми.
  - Скажи, Амелий, в чем причина странного твоего поведения? - прямо спросил Плотин.
  Вопрос смутил ученика, он явно не знал, как ответить.
  - В чем странность моего поведения, учитель? - наконец поинтересовался Амелий.
  - Ты садишься на первом ряду и все занятие не спускаешь с меня глаз. Раньше такого за тобой не водилось. Объясни, почему я стал вызывать у тебя такой интерес?
  Амелий невольно опустил голову.
  - Ко мне пришла одна мысль, и я хотел бы ее воплотить.
  - Что за мысль?
  - Вы - один из величайших учителей в Риме за всю его историю. Но однажды, как и все, вы уйдете из жизни.
  - Меня это не беспокоит. И ты не прав, когда говоришь, что я уйду из жизни, я уйду из кратковременного существования в вечность. Разве можно не радоваться такому уходу?
  - Это, безусловно, так, учитель. Но дело все в том, что поколение сменяют поколение, так уж устроено.
  - К чему ты клонишь, Амелий? - В голосе Плотина зазвучало редкое для него нетерпение.
  - Пройдет совсем немного времени - и в мире не останется ни одного человека, которому был бы знаком твой телесный облик. Позволь ваятеля Бонифатиуса сделать твой скульптурный портрет.
  Плотин смотрел на своего ученика, и Амелий почувствовал себя неуютно под этим пристальным взглядом. Но он был полон решимости осуществить задуманное. - Потомки непременно должны знать, как выглядел великий философ,- добавил он.
  - Неужели, Амелий, ты полагаешь, что недостаточно носить образ, в который уже облекла нас природа? Что изменится от того, что те, кто будут жить после нас, смогут узнать, как я выглядел при жизни? Это не более чем данные мне случайные черты, они могли бы быть совершенно другими. И чтобы это изменило, если бы мой нос был длиннее, а мои губы - тоньше? Мой облик не имеет никакого значения, и уж тем более, для потомков. Забудь об этом своем намерении. У нас много других, несравненно более важных дел.
  - Я понял вас, учитель, - пробормотал Амелий. - С вашего разрешения я пойду по таким делам.
  Амелий вышел из дома. Он молча прошел несколько кварталов. Учитель не прав, его божественный лик должен остаться в памяти потомства. И это часть его, Амелия, жизненной миссии.
  Он направился к Бонифатиусу. Скульптор был в своей мастерской и работал над новым заказом - скульптурным портретом очередного разбогатевшего на подрядах в армию вольноотпущенника.
  - Как прошла ваша беседа? - поинтересовался ваятель.
  - Он отказался, - ответил Амелий.
  - Этого и следовало ожидать.
  Амелий, подтверждая слова Бонифатиуса, кивнул головой.
  - И все же мы сделаем, вернее, ты сделаешь его портрет.
  - Но как? - удивился скульптур. - Он же не станет мне позировать.
  - Значит, надо поступить по-другому, - задумчиво проговорил Амелий.
  - Каким образом?
  - Станешь посещать его лекции в качестве ученика - он всех принимает. А вместо того, чтобы их записывать, будешь делать наброски учителя. По ним слепишь его бюст. Ты мне однажды говорил, что уже так работал.
  - Было дело, - подтвердил Бонифатиуса. - Тогда у моего заказчика не было времени мне позировать, ему надо было срочно отправляться на войну. С нее он не вернулся. А потому так и не увидел сделанный мною бюст. Слава богу, что заплатил заранее.
  - Вот видишь, у тебя уже есть навык. Я тебе тоже заплачу за работу, только об этом никому.
  - Я не привык выдавать тайны своих клиентов.
  Эта работа продолжалась несколько месяцев. Бонифатиус ходил на занятия к Плотину, садился обычно в углу, чтобы никто не видел, чем он на самом деле занимается.
  Однажды он позвал к себе Амелия. Когда тот пришел в его мастерскую, Бонифатиус подвел его к бюсту. Амелий сразу же признал Плотина - скульптура была очень похожа на оригинал.
  Невольно Амелий ощутил волнение. Он сделал важное дело, обессмертил облик своего дорого учителя.
  - Спасибо тебе, ты замечательно справился со своей работой, - похвалил скульптура Амелий.
  - Это было не просто, - ответил скульптур.
  - Потому что Плотин не захотел позировать
  - Не только поэтому и даже не столько поэтому, - задумчиво протянул Бонифатиус. - Я редко видел такие лица.
  - Вроде бы лицо достаточно обычное, - возразил Амелий. - Или ты увидел нечто такое, чего не заметил я?
  - Не знаю, - как-то немного неуверенно произнес ваятель. - Ты прав, что на первый взгляд лицо обычное, похожее на лица многих римлян. Но иногда... - Он замолчал.
  - Что же происходит иногда?
  - Появляется необъяснимый отсвет, как будто это лицо из другого мира. Очень трудно уловить это выражение, оно крайне мимолетно, словно тень, возникает и тут же исчезает. Я не успевал сделать зарисовку.
  - Понимаю. - Амелий задумался. - Что ж, получилось так, как получилось. В любом случае ты хорошо справился со своей работой. Вот твои деньги, - протянул он кошелек скульптуру. - Прикажи отнести изваяние ко мне домой.
  Плотину он не стал говорить об его портрете. И когда через некоторое время переехал в Апамею, то взял скульптуру с собой. Этот портрет сохранился, и мы можем увидеть, каким был Плотин в своем земном воплощении.
  
  42.
  Каракозову уже несколько дней не получалось встретиться с Виолеттой. То не мог он, то не могла она. Но самое поразительное было даже не это, а то, что Каракозов желал увидеть женщину не для того, чтобы заняться с ней любовью - хотя это он тоже хотел - а для того, чтобы поговорить о Плотине. А если быть точнее, о своем труде о Плотине.
  Это было так странно, что когда Каракозов осознал свое желание, то в первые минуты не поверил в его реальность. Он же не сошел с ума, чтобы организовать свидание с любовницей в первую очередь для того, чтобы обсудить давно умершего философа. Но эта мысль не исчезала подобной полуденной тени, и он был вынужден признаться себе, что так оно и есть.
  Чтобы как-то компенсировать невозможность встречи он с курьером передал Виолетте свою найденную старую рукопись. Пусть пока читает, а когда они встретятся, будет что обсудить.
  Впрочем, не только это беспокоило Каракозова. Совершенно неожиданно возникла одна проблема, которая сильно его мучила. Хотя с другой стороны, почему неожиданная, вполне можно было ожидать такого развития событий.
  Некая инициативная группа вдов и жен погибших и воющих на фронте солдат подала заявку на проведение митинга против войны и за возвращение тех, кто еще жив, домой. Каракозов не сразу узнал об этом намерении; о нем сообщил ему Несмеянов. Каракозов сразу понял, что попал в ужасную ловушку.
  - Что будете делать? - поинтересовался Несмеянов.
  - А я тут причем, разрешение на митинг дает муниципальная власть, а я, если ты еще помнишь, губернатор.
  - Я помню, Игорь Теодорович, только никто не хочет брать на себя ответственность. Вы же видели, какие лозунги выдвигают инициаторы митинга.
  Какое-то время Каракозов молчал.
  - А много их? И откуда они взялись?
  - Говорят, что примерно сто человек. Они объединились после массовой гибели наших мобилизованных. Половина этой группы составляют вдовы.
  - Черт! - вырвалось у Каракозова. - Как-то же можно без митинга урегулировать этот вопрос. Пусть подадут на мое имя петицию.
  - Они не соглашаются.
  - Откуда тебе известно?
  - Им советовали так сделать, но они не согласились. Они требуют проведение митинга на главной площади города. Им предлагали другие места, но они не согласились.
  - Почему они такие упертые?
  - А вы не понимаете?
  - Нет, раз спрашиваю.
  - Потому что половина из них потеряли своих близких. А другая половина - возможно, скоро потеряет.
  - С чего ты взял?
  - Вам известно, что за последний месяц у нас в области на тридцать процентов возросло число похоронок.
  Каракозов это знал, но ничего не ответил.
  - От вас все ждут решения, - напомнил помощник губернатора.
  У Каракозова от напряжения взмок лоб. Он был полностью на стороне этих выступающих против войны женщин, но он понимал, что если разрешит проведение митинга, то последствия для него могут быть самыми неприятными.
  - Я должен подумать и все взвесить. Завтра решу. А ты можешь быть свободным.
  Домой Каракозов приехал в скверном настроении. Татьяна сразу же это учуяла.
  - Что-то случилось? - поинтересовалась она.
  Каракозов несколько секунд колебался, стоит ли рассказывать жене о готовящейся акции. Но ему вдруг сильно захотелось поделиться с кем-то своими сомнениями; очень тяжело все носить в себе и не иметь возможность выплеснуть это напряжение во вне.
  Он рассказал о возникшей проблеме.
  - Ты еще сомневаешься! - воскликнула Татьяна. - Немедленно запретить. Ты понимаешь, чем тебе это грозит, если разрешишь?
  - Понимаю.
  - Тогда в чем дело?
  - Многие из них потеряли своих близких - сыновей, мужей. Они имеют право заявить свою антивоенную позицию.
  - А ты потеряешь свою должность. У нас увольняют и не за такой проступок. Завтра утром первым делом запрети митинг. И не думай об этом, твоей вины тут нет, такова ситуация. Пойдем ужинать, все готово.
  Но не думать об этом не получалось. Каракозову очень хотелось забыться, но сон упрямо к нему не шел. Рядом посапывала жена, он же смотрел в потолок, его мысли крутились вокруг одной темы - предстоящего митинга. Ему всегда хотелось, чтобы от него как можно больше зависело в этом мире. И он добился своего. А сейчас проклинает эту возможность; насколько ему было бы легче, если бы от него ничего не зависело.
  Каракозов заснул только под утро, проспал два часа, когда его разбудила Татьяна.
  - Игорь, просыпайся, проспишь работу. А у тебя важное дело - запретить на митинг. Надо это сделать, как можно скорей.
  Каракозов понял, что жена очень ясно понимает важность этого вопроса и не выпустит его из-под своего контроля. Она боится, что он способен поступить неразумно. И надо признать, что для этого у нее есть все основания.
  Каракозов ехал на служебной машине на работу и продолжать размышлять о том, что же ему делать. В приемной его ждал руководитель местного управления ФСБ Дмитрий Николаевич Зенин. Они не часто встречались; при этом оба старались не искать конфликтов, за что Каракозов был ему благодарен.
  - Жду вас, Игорь Теодорович, - поднялся при виде его руководитель ФСБ.
  - Проходите ко мне, - пригласил Каракозов. - Раз пришли в такую рань, дело срочное, - сказал он, когда они вошли в кабинет.
  - Более чем, - подтвердил Зенин.
  Они заняли места, Каракозов за своим письменным столом, Зенин напротив него.
  - Может быть, чай, кофе или что-нибудь покрепче? - предложил губернатор.
  - Спасибо, нет на это времени. Вам известно о намечающемся митинге?
  Предчувствие не обмануло Каракозова; едва он увидел в своей приемной руководителя местного ФСБ, сразу подумал, что он пришел именно по этому делу.
  - Разумеется, - подтвердил Каракозов.
  - И что собираетесь делать?
  В данный момент это был самый трудный вопрос для Каракозова. Наверное, по-своему закономерно, что его задал ему именно этот человек.
  - Я думаю.
  - Думаете? - удивился чекист. - Можно узнать, конкретно о чем?
  - Как поступить с митингом?
  - И как вы собираетесь?
  - Конституция позволяет всем гражданам страны проводить митинги и высказывать на них свои точки зрения, - сказал Каракозов, стараясь не смотреть лишний раз в лицо Зенина.
  - Причем, тут конституция? У нас есть указание - не допускать никаких акций протеста. Вы получили его?
  Каракозов вспомнил, что где-то с месяц назад администрация президента действительно прислала ему, как, впрочем, и другим губернаторам, такой документ.
  - Получил.
  - Следовательно, вопрос решен. Я вас правильно понимаю. - Зенин пристально посмотрел на Каракозова. Он не выдержал его взгляда и кивнул головой. - Вот и прекрасно, Игорь Теодорович. Я знал, что мы с вами на одной стороне. Но я пришел не только за этим.
  - Что же еще? - не без труда выдавил из себя Каракозов .
  - Мы намерены задержать инициаторов митинга. Вот список, в нем пятнадцать женщин.
  Каракозов почувствовал, как мгновенно пересохло горло.
  - А что надо от меня? - сухими, как пустыня губами, спросил он.
  - Дело политическое, поэтому хочу согласовать с вами этот список.
  - Здесь есть вдовы?
  - Больше половины.
  - Вам не кажется, это... - Каракозов не решился произнести слово "жестоко". - Они все-таки потеряли близких.
  - Зато другим будет неповадно. Не волнуйтесь, ничего страшного с ними не случится. Посидят в изоляторе несколько дней, а затем отпустим. Зато урок получат на всю жизнь, больше организовывать митинги не захотят. Много раз проверено.
  - Что мне надо сделать?
  - Поставить подпись. Все остальное - наше дело.
   Каракозов взял ручку и расписался.
  - Вы правильно поступили, - удовлетворенно произнес руководитель ФСБ. Он даже улыбнулся, но внезапно выражение его лица резко переменилось, оно стало строгим, если не жестким. - Вам следует постоянно думать о своем досье, Игорь Теодорович, - негромким, но твердым голосом произнес он. - В нем должно быть как можно больше положительных записей. А вы не всегда уделяете этому делу должное внимание. - Зенин взял подписанный губернатором список и положил в карман своего дорогого цивильного костюма. - Теперь можно заняться этими смутьянами, - удовлетворенно произнес Зенин. - Не беспокойтесь, все будет хорошо.
  Руководитель областного управления ФСБ вышел. Каракозов подошел к бару, налил пол фужера коньяка и выпил. Что он скажет Несмеянову, вдруг само собой подумалось ему.
  
  43.
  Они, наконец, встретились. Это был самый настоящий пожар страсти. Они долго не могли оторваться друг от друга. Каракозов, в какой уже раз думал о том, ничего подобного в его жизни еще не случалось, даже со Златой было немного все приглушенней. Или он уже кое-что подзабыл за давностью лет.
  - До жути хочется есть, - произнесла Виолетта. - Занятие любовью возбуждает не только желание, но и сильнейший аппетит.
  - Сейчас что-нибудь сварганю, - откликнулся Каракозов . - Я тоже проголодался, хотя вроде хорошо пообедал.
  - Ты ходишь в столовую или ресторан? - поинтересовалась актриса.
  Каракозов удивленно посмотрел на нее.
  - Мне приносят еду в кабинет. Точнее, у меня есть небольшая комната для приема пищи.
  - Я же забыла, что ты относишься к привилегированному сословию. Тебе это нравится? Только честно.
  Каракозов посмотрел на Виолетту, она с явным любопытством ждала его ответа.
  - Нравится, - как просила она, честно ответил он. - Я многим пожертвовал ради этого. Ты разочарована во мне?
  Виолетта ответила не сразу.
  - Нет. Мне нравится, что ты сказа правду. Если бы соврал, я бы сразу это почувствовала. Вот тогда была бы разочарована. Кстати, на будущее, я почти всегда безошибочно чувствую ложь. Так что не советую...
  - Буду иметь в виду, хотя этим ты сильно усложняешь мою жизнь.
  - Ну, так иди же за едой, сил больше нет, - взмолилась Виолетта.
  Они с аппетитом поели. Виолетта откинулась на подушку.
  - Теперь стало намного лучше, - промурлыкала она. - Я прочитала твою рукопись, - вдруг совсем другим тоном произнесла она.
  - Всю?
  - Ты слишком хорошо обо мне думаешь. Нет, конечно, где-то половину. Но, согласись, это тоже немало.
  - Это даже больше, чем я надеялся. Что скажешь?
  - Когда я читала, не могла отделаться от ощущения, что это писал не ты, а совсем другой человек.
  - В какой-то степени так оно и есть. Моя жизнь разделилась на две части: с Плотином и после Плотина.
  - Какая из них лучше?
  Каракозов подумал, что для него это сложный вопрос, возможно, даже экзистенциальный. Поэтому ему так не хочется на него отвечать.
  - Мне трудно ответить. Эти две жизни оказались очень разные. Ты права в том, что их, в самом деле, как будто прожили два разных человека.
  - Разве так бывает, Игорь?
  - И не такое бывает, - пожал он плечами.
  - Но мне кажется, что ты сейчас возвращаешься из второй жизни в первую. Я правильно это почувствовала?
  - После того, как я встретил тебя, в какой-то степени так оно и есть. Но это очень тяжелый процесс.
  - Еще недавно тебе было жить легче?
  - Да, - подтвердил Каракозов.
  - Но тогда, возможно, есть резон нам расстаться. И у тебя не будет раздвоения личности.
  - Ни за что! - горячо возразил Каракозов. - Ты самое лучшее, что есть у меня.
  - Это-то я понимаю, - улыбнулась Виолетта, - но я вижу, как тебе сложно. И становится все сложней.
  Каракозов вспомнил о недавнем разговоре с руководителем областного ФСБ. Незадолго перед тем, как отправиться на свидание с Виолеттой, ему доложили, что все аресты проведены. Он целый час сидел неподвижно в своем кабинете, никого не принимая. Впервые за много лет у него возникла мысль о самоубийстве. Разумеется, она была не серьезной, ни о каком суициде он не помышлял. Вот только почему-то начал об этом думать.
  - Да, сложно, - согласился Каракозов. - Но кто сказал, что в жизни должно быть все легко и просто. Она сплошь состоит из противоречий. Особенно они остро воспринимаются людьми, занимающие ответственные посты. Бывают ситуации, когда не знаешь, как поступить. Это самый настоящий моральный выбор, которым наполнена вся мировая литература.
  - Когда я читала твою рукопись, у меня возникло ощущение, что у Плотина не было такой дилеммы, он всегда знал, как ему следует поступать.
  Каракозов кивнул головой.
  - Это так, он ясно понимал, какой поступок ему следует совершить. Но он не был губернатором, ему не надо было принимать управленческих решений, от которых может зависеть судьбы большого числа людей. Да, он старался повлиять на императоров, но конечную ответственность несли они, а не он. Ты ощущаешь разницу между нами?
  - Я понимаю, не настолько же я глупа. Хотя считается, что актрисам иметь ум ни к чему.
  Каракозов лег рядом с ней.
  - Даже если это так к тебе это правило не относится. Я всякий раз убеждаюсь, что ты умней, чем я предполагал. Меня это в тебе невероятно привлекает. Овладевать умной женщиной совсем не то, что глупой.
  - Вот оно как, а я-то думала... - засмеялась Виолетта. - А если однажды почувствуешь, что я все же не столь умна...
  - Уже не почувствую, - уверенно произнес Каракозов. - Рубикон перейден.
  - Нельзя быть уверенным ни в чем. Как философ, ты должен это знать.
  - Я знаю, хотя давно не философ. Да и никогда им не был. Но в данном случае это ничего не меняет.
  - Мне нравится твоя убежденность. - Виолетта ненадолго замолчала. - Знаешь, мне не очень интересно само учение твоего Плотина, я даже не слишком сильно пыталась в нем разобраться.
  - Чем же он тебя заинтересовал?
  Виолетта как-то странно посмотрела на него своими большими выразительными глазами.
  - Ты и Плотин. Ваша связь.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Между вами расстояние почти в две тысячи лет. Но мне кажется, вы связаны больше, чем, например, ты и твоя жена. Или я не права?
  - Так и есть. Хотя это очень странная связь.
  - И в чем странность?
   Каракозов слегка вздохнул.
  - Это совсем не просто объяснить.
  - Попробуй. Ты только что говорил, что я умная. Мне даже было немножечко приятно, хотя я знаю, что это не так. Или не совсем так.
  Он посмотрел на нее и невольно улыбнулся.
  - Коли так, попробую объяснить. Плотин всегда подчеркивал единство всего и на земле и во Вселенной. Это была его основополагающая мысль.
  - Эту мысль я как раз поняла.
  - Если мы согласны с ней, то между мной и им существует незримая связь.
  - Но тогда между мной и им она тоже есть.
  - Формально - да, но дело в том, что твоя связь с Плотином до последнего момента была не активирована. А я в свое время ее сильно активировал. Я полагал, что эта активация со временем исчезла, а теперь понимаю, что нет. Она ждала момента, когда снова возобновится. Я все чаще думаю о нем, я даже стал сверять свои поступки с тем, как бы он поступил.
  - И как?
   Каракозов снова вспомнил о несостоявшемся митинге и состоявшихся арестов.
  - Пока полная асинхронность.
  - Я так почему-то и думала, - проговорила Виолетта. - И что ты собираешься делать?
  Каракозов даже слегка вздрогнул от этого вопроса - он звучал для него удручающе.
  - Ты просила меня говорить правду, я тебе ее говорю - не знаю. Иногда мне кажется, что эта ноша мне не по силам. Плотин был из тех личностей, которые встречаются крайне редко, для него земное существование не имело почти никого значения, являлось обременением. Он жил исключительно идеями или эйдосами, как тогда говорили. Я так не могу, я не рожден для такой жизни. Для меня любовь к тебе важнее всех философских построений.
  Какое-то время Виолетта молчала.
  - Знаешь, Игорь, пока меня это вполне устраивает. - Она протянула к нему руки.
  
   44.
  Эта мысль вызревала в Плотине давно, ее истоки относились к тому времени, когда он был учеником Аммония Сакасса. Они много говорили о Платоне, и Плотин все глубже погружался в его учение.
  Особенно сильное впечатление тогда на Плотина произвело учение афинского мыслителя об идеальном государстве. Ему даже не понадобилось заучить цитату из его трудов, она сама вошла и навсегда засела в памяти: "философы должны править потому, что только они способны постичь истинное бытие, т.е. истинное благо для государства и всех его членов".
  Мысль о благе всегда была близка сердцу Плотина. Он давно вывел для себя основополагающий постулат, что благо возникает тогда и только в том случае, если душа человека начинает восхождение к Единому. Но ведь, чтобы это произошло, требуется некое основание, которое послужит импульсом для полета. Если же все оставить так, как есть, то надеяться особо не на что. А значит, надо менять государство, оно должно перестать порождать агрессию, войны, жестокость, не потворствовать злым инстинктам, разгулу и разврату. И само подавать пример благочестия.
  Но само собой это произойти не может, все зависит от правителя. Если он наделен всевозможными пороками, то так и все и будет продолжаться. Следовательно, Платон тысяча раз прав в своем утверждение, что править должны философы. Только они обладают пониманием, как необходимости самих перемен, так и тем, как их можно осуществить.
  Плотин знал, что Платон верил в то, что его идеальное государство можно воплотить в жизнь двумя способами. Во-первых, среди потомков царей случайно могут оказаться философские натуры, которые будут править по справедливости, а граждане начнут охотно выполнять их установления и законы. Во-вторых, придя к власти, философы вышлют из государства всех старше десяти лет, а остальных воспитают на свой лад.
  Первая идея казалась Плотину малореальной; уж слишком мало шансов, что среди правителей вдруг окажется философ. Он, Плотин, немало соприкасался с этими людьми и не верил в такую возможность. А вот вторая мысль представлялась ему более реалистичной и реализуемой. Если воспитывать детей с самого юного возраста в таком ключе, то когда они вырастут, то и мыслить и вести себя станут соответствующим образом. Не случайно, что все последние годы он много внимания уделял именно тем, кто только начинал свой жизненный путь. И верил, что их ум можно сформировать так, что они будут стремиться к благу. А если это случиться, то мир изменится.
  Значит, делал вывод Плотин, именно этим ему и следует заняться. Разумеется, быстро таких детей не воспитаешь, это трудоемкая и долгая работа, она рассчитана на многие годы. Но он еще не так стар, у него Плотина, есть в запасе немало лет. По крайней мере, он на это надеется. Высшие силы не могут лишить его возможности выполнить эту миссию, им ли не понимать, насколько она важна. От этого зависит судьба человечества, каким оно будет. То, что происходит сегодня, вызывает огромную тревогу; повсюду следы деградации государства, общества и самих людей. И в каком-то смысле это закономерно, ведь философы, включая его самого, обращаются к взрослому контингенту, который уже морально и ментально сформировался. Вот и не доходят до них их слова. Этот человеческий слой уже не изменишь. С горечью следует констатировать, что невозможно пробиться сквозь их панцири, они отражают любые призывы, убеждения.
  Да, есть единицы, которые внемлют таким призывам, но их так мало, что ничего по существу трансформировать они не в состоянии. Да и противоречий, разных представлений слишком много среди них, они разобщены, им не удается прийти практически к единому мнению ни по одному вопросу. Вся сила их ума и души расходуется на бесконечную и, в общем-то, бесплодную полемику, на борьбу друг с другом. Где уж тут изменить общество, когда самые лучшие, самые мудрые, самые морально устойчивые напрасно растрачивают свои силы.
  Он, Плотин, познавший мудрость своих предшественников, сам внесший неоценимый вклад в познание мира, в котором они по воле Единого оказались, должен сделать такую попытку - поставить все на кон, чтобы изменить этот погрязший в ничтожестве мир. Цель жизни - освобождение от материального зла, от бесконечных волн этой зловещей вакханалии, возвращение, воссоединение с высшим богом, с Единым, который не имеет ни вида, ни образа, и который находится выше мыслимого. Но в реальности все происходит наоборот, материальный мир все глубже затягивает в свои сети действительность, которая становится все более кровавой, жестокой, а, следовательно, бессмысленной. Если не разорвать эту цепь поглощения и падения в бездну, однажды этому всему наступит конец.
  Вместо того, чтобы искать пути к высшему благу, люди ищут способы, как достигнуть максимального зла, находя в нем смысл своей жизни, возможность достижения поставленных целей, а так же получения самых грубых, убогих и примитивных наслаждений.
  Своими мыслями о необходимости создания некого приюта для юных душ, в которых они будут получать уроки восхождения к Единому, поиска высшего блага и затем претворения его в жизнь он поделился со своими двумя учениками - влиятельными сенаторами Орронтием Марцеллом и Гаем Юлием Рогацианом. Особенно взволновал Плотина разговор с Рогацианом, который укрепил уверенность философа, что его затея вполне способна оказаться успешной.
  Вообще Рогациан давно привлекал Плотина; несмотря на свое высокое положение и богатство, он вел себя весьма скромно, если не сказать, отрешено. На занятия приходил бедно одетым, не как патриций, а как плебей, садился в последних рядах, старался не пропустить ни единого слова учителя. При этом старался, чтобы на него как можно меньше обращали внимания.
  Однажды Плотин, уже почти решившись на свой эксперимент, затеял разговор с Рогацианом. Философ прекрасно сознавал, что без покровительства сильных мира сего у него ничего не выйдет. Только их помощь и защита дает надежду на успех.
  Плотин стал рассказывать сенатору о своем замысле. И встретил горячее одобрение. Но дальше произошло то, что с одной стороны окрылило Плотина, с другой - заставило крепко задуматься. Рогациан объявил ему, что принял важное для себя решение, он складывает с себя должностные обязанности претора, отказывается от сенаторских привилегий, раздает имущество, отпускает на волю рабов, а сам начинает вести жизнь аскета. Все это под влиянием слов Плотина.
  Волнение с такой силой захлестнуло Плотина, что на глазах выступили слезы. В принципе Рогациан был не первый, на кого повлияло учение философа, хотя и не в такой мере. Так, еще Кастриций Фирм, обладатель богатых поместий в окрестностях Минтурн и Кампании, из уважения к Плотину предоставил их в распоряжение его и его ученикам. Он обеспечивал их всем необходимым, при этом, несмотря на свое богатство, сам жил крайне скромно. Но тут был совершенно иной случай - полное преображение человека. А это разве не доказательство того, что его целостная трансформация возможна, что слова, если они доходят до души, способны полостью изменить личность.
  Философ и его ученик обнялись, и довольно долго пребывали в таком положении.
  - Учитель, - заявил еще пока сенатор, - я буду помогать в вашем начинании всем, чем смогу. Без помощи императора и его божественной супруги, это дело не сдвинуть с места. Только если принцепс будет на вашей стороне, вы сможете добиться результата. А после того, как я замолвлю за вас слово, выполню все, что только что обещал.
  - Но скажи, Рогациан, что тебя сподвигло на такие действия? - поинтересовался Плотин, с волнением и напряжением ожидая ответа.
  Рогациан ответил практически сразу, что означало, что этот вопрос он уже решил для себя.
  - Твои слова о красоте - вот, что подвинуло меня к этому решению. Я всегда тяготел к красоте в любых ее проявлениях, заключенных в красивых формах: телах, вещах, произведениях искусства, женщинах. Но то была внешняя красота, которая проходит, после которой остается только тлен. Тогда зачем мы культивируем ее, тратим столько сил и упорства ради ее обретения. Нужно искать подлинное прекрасное, которое неуничтожимо и вечно. Лишь оно имеет высший смысл, а все земные формы не более чем его тени. Ты научил меня отличать переходящее и вечное. Когда я совершил этот прорыв, мир предстал передо мной совсем в другом обличье. Я понял, что больше не в состоянии продолжать прежнее существование; все внутри меня восстает против него. Я сообщу тебе, когда поговорю с императором и его супругой о твоем деле.
  Уже через несколько дней Плотин входил в резиденцию императорской четы. Он волновался, хотя Рогациан сообщил ему, что идею философа император принял вполне благосклонно. По крайней мере, не высказался против нее. А это уже хороший знак.
  Император и его супруга сидели на диване. Плотин волновался, но увидев доброжелательную улыбку Корнелии Салонины, немного успокоился.
  - Знаю, ты не пьешь вино, поэтому не предлагаю, - сказал Галлиен, - а мы выпьем. Это нисколько не помешает нашей беседе. Ты хотел нам сказать что-то очень важное.
  - Да, - подтвердил Плотин. - Возможно, это самое важное из того, что ты когда-нибудь слышал от меня.
  На умном лице Галлиена показалась улыбка. Но не ироническая, а скорее, снисходительная. Плотин уловил это выражение своего царственного собеседника, и оно ему не понравилось. Но разве у него есть выбор?
  - Плотин, мы обсуждали твою идею, которую нам поведал Рогациан, - произнесла императрица, - я сказала Публию, что поддерживаю ее. Империя должна меняться; то, как идут сегодня в ней дела, не дают большей надежды на будущее. Император прилагает все усилия, чтобы эти перемены случились. Но пока мало что получается. Люди устали от бесконечных войн и бунтов, каждый ищет выгоды только для себя и совсем не думает о государстве.
  Галлиен посмотрел на жену, кивнул головой, одобряя, таким образом, довольно длинную речь супруги.
  - Что ты на это скажешь, Плотин? - спросил он.
  - Нельзя добиться никаких изменений, не изменив самих людей.
  - Это я понимаю не хуже тебя. Вот только я убежден в том, что люди не меняются, они всегда остаются эгоистичными, жестокими, корыстными. Разве не так?
  Плотин снова ощутил, как подступает к нему прежнее волнение. Если он не разобьет уверенность императора в неизменности человеческой природы, Галлиен ему откажет.
  - Если бы я не был убежден, что человек способен меняться, я бы не занимался философией. Какой в ней смысл, если жизнь будут оставаться неизменной, а человек останется именно таким, каким ты только что его описал.
  - Но где ты видишь эти перемены, - пожал плечами Галлиен. - Каждый день одна и та же рутина, каждый день одни и те же дела и проблемы. Отобьем нападение одних варваров, тут же наступают другие. Погасим недовольство в одном месте, как вскоре оно вспыхивает в другом. И так без конца. Сколько я не встречал людей, они сохраняются в неизменном виде. Или я не прав?
  - Ты прав и не прав одновременно.
  - Что ж, эта интересная диалектика. А ты знаешь, как я люблю такие споры.
  - Знаю, владыка, - кивнул головой Плотин. - Да, твой опыт человека и императора подтверждает твой взгляд на мир, как на несменяемую сущность. Но почему она не сменяется?
  - Почему? Просвети нас, Плотин. - Теперь в интонации императора притаились ироничные нотки.
  - Да, потому что все воспитание наших граждан направлено на то, чтобы ничего не менять в них. У них и мысли не возникает, что можно быть совсем другими. Конечно, быть такими, какие они в своей массе, удобно. Чем примитивней человек, тем легче ему жить. А кто же хочет осложнять себе жизнь.
  - Вот ты и ответил на мой вопрос, подтвердил мое мнение, что человек неизменен, - сказал император, почти не срывая своего торжества.
  - Я не согласен с твоим тезисом, - возразил Плотин. - Человек может меняться, причем, кардинально. И Рогациан тому пример.
  - Мы слышали, что он намерен отказаться от звания сенатора и раздать все имущество бедным, - снова вступила в разговор Салонина.
  - Именно таково его намерение, - подтвердил Плотин. - И я горжусь тем, что он хочет так поступить под влиянием моих слов. И ни он один.
  - Таких людей мизерное количество, их можно сосчитать на пальцах одной руки. Они ничего не способны изменить, - возразил император.
  - В этом ты прав, их крайне мало. Но то, что получается у одного, потенциально может произойти и у других. Но для этого следует воспитывать таких людей с самого юного возраста.
  - Предположим, - задумчиво произнес Галлиен, - но какова конечная цель этой задумки?
  - Цель в свое время определил божественный Платон: философы должны править государством, потому, что только они способны постичь истинное благо для него и для всех его членов. И пока это не произойдет, все будет идти так, как идет.
  - А справятся ли философы с управлением государством? - с сомнением покачал головой император.
  - С тем государством, которое есть сейчас, нет. Но с тем государством, которое возникнет при их правлении, да, - убежденно произнес Плотин.
  - Что ж, в чем-то ты нас убедил, - посмотрел Галлиен на супругу. Та, соглашаясь, кивнула головой. - Я разрешаю тебе построить в Кампании обитель философов, где ты сможешь воспитывать юношей в том духе, в каком ты хочешь. Ты получишь на реализацию проекта деньги. А сейчас иди, меня ждут другие, хотя, возможно, гораздо менее важные дела.
  В глазах императора Плотин заметил ироничный блеск.
  
  49.
  Вернулся Плотин в Рим через несколько месяцев. Пройдет много лет, а он, как и тогда, редко и крайне неохотно будет вспоминать о том, как развивались события в Кампании. Сейчас же он вошел в дом и почти сразу же натолкнулся на Гемину - хозяйку, пожилую, но еще статную женщину. Она довольно бесцеремонно схватила его за руку и стала внимательно рассматривать.
  - Плотин, что с вами произошло? Так плохо вы еще никогда не выглядели. Вы сильно похудели, одни кожа и кости. Не возражайте, сейчас буду вас кормить.
  Гемина знала, как обычно мало есть Плотин и часто просто отказывается от еды. Но сейчас из его рта не вырвалось ни одного слова, он все так же продолжать молчать. Гемина решила, что молчание - знак согласия, взяла его за руку и повела в триклиний.
  Она быстро накрыла на стол, который буквально за несколько минут оказался уставлен разными блюдами и закусками. Кроме каши из чечевицы - традиционной еды римлян, хозяйка не поскупилась на рыбу, сыр и овощи. Плотин, все так же, не пророня ни слова, приступил к еде.
  Гемина наблюдала за ним и не узнавала своего постояльца. Таким она его еще не видела. Не то, что раньше они много общались, - обычно перекидывались всего несколькими словами, но сейчас она даже засомневалась, осознает ли он, что она находится рядом с ним. Он выглядел насколько отрешенным, поглощенным тем, что происходило у него внутри, что не замечал ничего вокруг. Но при этом продолжал исправно есть.
  Внезапно Плотин встрепенулся и посмотрел на нее.
  - Есть ли смысл во всем, что мы делаем? - то ли ее, то ли себя спросил он.
  Гемина таких слов от него еще ни разу не слышала. Ей было известно, что он отправился в Кампанию, хотя зачем - представляла смутно. Но говорили, что сам император одобрил эту поездку. А раз так, то не поехать Плотин просто не мог.
  - Что-то произошло? - спросила она.
  Он посмотрел на нее так, словно только что увидел ее.
  - Все, на что я надеялся, разлетелось как упавшая на землю амфора. Он сначала пообещал, что поможет мне, а потом по причине вражды к ним, отказал мне в покровительстве. Малое разрушило великое.
  Внезапно Плотин встал и сопровождаемый удивленным взглядом хозяйки дома, согнув спину, побрел в свою комнату. Гемина невольно подумала, что за эти несколько месяцев он постарел на несколько лет.
  В Риме довольно активно обсуждалось возвращение философа. Многие завидовали его близости к императорскому дому и теперь радовались неудачи Плотина. Говорили о том, что Галлиен воздержался от осуществления проекта из-за вражды к некоторым сенаторам, которые помогали Плотину. Если его не спрашивали о том, что произошло в Кампании, по своей инициативе он не касался этой темы.
  
   46
  Каракозов вернулся только к вечеру в свой кабинет. Он чувствовал себя усталым, пришлось посетить ряд объектов, пообщаться с кучей людей, выслушать большое количество самых разнообразных просьб, большинство из которых ему не по силам выполнить. Это обстоятельство угнетало его особенно сильно.
  В приемной его дожидался Несмеянов. За время их сотрудничества Каракозов научился читать настроение своего помощника по выражению его лица. И сейчас он понял, что предстоит неприятный разговор.
  - Что-то случилось? - спросил Каракозов, когда они оказались в его кабинете.
  - Я по поводу ареста жен и вдов наших воинов, - ответил Несмеянов.
  - Разве их еще не отпустили? По срокам должны были это сделать.
  - Никого не отпустили.
  - Черт! Я упустил этот вопрос. А почему не отпустили?
  - Насколько я могу судить, по крайней мере, некоторым из них хотят припаять реальный срок. Но есть еще один нюанс.
  - Что за нюанс?
  - Их содержат в плохих условиях, распредели по камерам, где находятся уголовники. К тому же камеры перенаселены.
  - Мне обещали, что их выпустят быстро, - сказал Каракозов. - Сейчас позвоню.
  Каракозов набрал номер Зенина.
  - Дмитрий Николаевич, я вас приветствую.
  - Рад слышать вас, Игорь Теодорович. Я сейчас немного занят, поэтому говорите без предисловий.
  - Я звоню по поводу жен и вдов мобилизованных. Сегодня с удивлением узнал, что они еще не на свободе. Помните, наш недавний разговор в моем кабинете.
  - Игорь Теодорович, я никогда и ничего не забываю. И наш разговор прекрасно помню. Но возникли новые обстоятельства, все оказалось серьезней, чем мы с вами предполагали.
  - Я вообще-то ничего не предполагал, - возразил Каракозов, с трудом сдерживая раздражение.
  - Разве? - деланно удивился Зенин. - Вот, что я вам скажу, уважаемый Игорь Теодорович. - Каждый должен заниматься своими делами. И желательно не лезть в дела других. Я, например, не лезу в то обстоятельство, что вы что-то зачастили с посещением гостевого дома правительства области. Зачастили, ну и зачастили, это абсолютно ваше дело, я его не касаюсь. До тех пор, пока не лезут в мою компетенцию. Очень надеюсь, что мы поняли друг друга и обо всем договорились.
  - Да, да, - пробормотал Каракозов. Он чувствовал, как пылает его лицо.
  Зенин разъединился. Несколько мгновений Каракозов сидел молча, упорно не смотря на Несмеянова.
  - Игорь Теодорович, - напомнил о своем существовании помощник губернатора.
  Каракозов поднял на него голову.
  - К сожалению, ничем не могу помочь, это не в моей компетенции, - сказал он внезапно охрипшим голосом.
  - Игорь Теодорович, вам подать воды? - обеспокоенно спросил Несмеянов.
  Каракозов ничего не ответил. Несмеянов налил воды и протянул стакан. Каракозов жадно выпил, им внезапно овладела сильная жажда.
  - Толя, ты все понял? - поинтересовался Каракозов.
  - Понял, - подтвердил Несмеянов.
  - Если нет других вопросов, то можешь идти.
  Несколько мгновений Несмеянов молча смотрел на своего шефа, затем вышел из кабинета. Каракозов посмотрел ему вслед и вдруг со злостью бросил стакан, из которого только что пил воду. Он с грохотом разбился. Каракозов поглядел на осколки, затем соединился с секретаршей.
  - Я случайно разбил стакан. Надо убрать осколки в моем кабинете, - сказал он ей.
  Хотя дел, как обычно, было еще много, но настроения заниматься ими у Каракозов не было никакого. Он ясно сознавал, что за время своего губернаторства его еще никто так не унижал, как это сделал только что Зенин. Он едва ли не прямым текстом указал ему его место, да еще намекнул, что знает об его отношениях с Виолеттой, зачем он, Каракозов, посещает гостевой дом. Конечно, он и без того в этом не сомневался, но почему-то был уверен, что его никто не станет шантажировать этим фактом. А Зенин недвусмысленно намекнул, что если он будет рыпаться, проявлять несогласие с общим курсом, все может выйти наружу. Как он мог забыть, что излюбленный прием представителей этого ведомства - собирать компромат и затем держать с его помощью человека на крючке. Вот он, как неразумная рыбешка, и повис на нем. Теперь любая его самостоятельность, любое проявление даже самой небольшой независимости, будет жестко пресекаться. И никакого способа этому противостоять, у него нет.
  Раздался звонок телефона. Каракозов посмотрел на монитор и удивился - звонила жена. Она крайне редко беспокоила его в рабочее время. Что-то случилось? Или она узнала об его связи с Виолеттой, обожгла мысль?
  - Игорь, почти без предисловия, как она это любила, начала жена, - я решила, что мы сегодня пойдем в театр.
  - Куда? - слегка опешил Каракозов.
  - Ты плохо слышишь? В театр. Мне уже принесли два билета. Там, говорят, появилась новая звезда, некая Виолетта Турчина. Ты слышал о ней?
  - Слышал, - выдавил из себя Каракозов.
  - А почему мне ничего о ней не рассказал?
  - Я сам мало знаю.
  - Вот как раз и посмотрим на нее. Сегодня дают "Бесприданницу", она в роли Ларисы. Я самостоятельно доберусь до театра, а ты подъезжай.
  Каракозов разъединился и невольно перевел дыхание. Скорее всего, Татьяне ничего не известно, что связывает его с Виолеттой. А то, что жена захотела на нее посмотреть, чистое совпадение. Тем более, имя актрисы действительно приобретает в городе все большую популярность. Татьяна, как светская львица, не может допустить, чтобы вся эта шумиха вокруг новой примы прошла мимо нее.
  Когда они жили в Москве, то по инициативе жены постоянно мотались по театрам. И не то, что Татьяна была уж такой страстной театралкой, но их посещение требовало от нее положение супруги достаточно высокопоставленного чиновника, а затем депутата. Не случайно, они ходили исключительно на те спектакли, которые по разным причинам получали огласку. Теперь, эта традиция, судя по всему, у них возрождается.
  Они сидела в губернаторской ложе. Вход в нее охраняли двое крепких молодцов. Каракозов наблюдал исключительно за игрой Виолетты; ни сама стародавняя история, ни исполнение своих ролей другими актерами его почти не интересовало. Он лишь следил за тем, чтобы жена не заметила его особого внимания только к одной участницы спектакля.
  В перерыве им принесли по бокалу шампанского и фрукты. Татьяна с удовольствием стала есть и пить.
  - Эта Турчина действительно неплохая актриса, - говорила Татьяна между глотками шампанского. - Не могу сказать, что гениальная, но для провинции играет очень даже недурно. Но главное все же не это?
  - А что тогда? - заинтересовался Каракозов.
  - Она по-настоящему красивая. Как ты считаешь?
  Каракозову то ли показалось, то ли на самом деле, Татьяна не спускает с него глаз.
  - Согласен, красивая, - как можно бесстрастней произнес он.
  - Как-то ты очень спокоен. Тебе же всегда нравились красивые женщины.
  - Нравились, - не стал возражать Каракозов. - Но это не означает, что я должен волочиться за каждой красавицей, их в области, поверь, мне предостаточно. Я может быть и рад, да времени совсем нет. К тому же Турчина, насколько мне известно, замужем.
  - У артистов обычно браки носят довольно условный характер. Ты знаешь, что в Москве у меня было немало знакомых актрис, и почти всем замужество не мешало заводить интрижки на стороне.
  - В провинции более строгие нравы.
  Татьяна так громко хмыкнула, что пролилось часть шампанского из бокала.
  - Ты, в самом деле, так думаешь, - насмешливо посмотрела она на мужа. - Боюсь, ты сильно отстал от времени.
  Каракозову совершенно не хотелось продолжать этот разговор. На его счастья свет в зале потух, началось втрое действие.
  Спектакль кончился, раздались бурные овации. Каракозов скосил глаза на жену, она тоже громко аплодировала. Внезапно она повернулась к нему.
  - Игорек, а почему бы нам не навестить главную героиню? - предложила Татьяна.
  - Ты это о чем? - не сразу понял он.
  - Посетить Турчину в ее театральной уборной. Ей это будет приятно; не к каждому актеру после спектакля приходят глава области с супругой. А она это вполне заслужила.
  - Таня, это плохая мысль.
  - Почему? - удивилась Татьяна.
  - Неудобно вторгаться без приглашения или хотя бы предварительного оповещения. К тому же легко предположить, как устала она. Пусть приходит в себя.
  - Так мы же не сразу, немного обождем. - Татьяна на секунду задумалась. - Отправим одного их охранников за цветами. Пока он вернется, пройдет не меньше пятнадцати минут. А то и больше.
  Каракозов понял, что спорить бесполезно, если Татьяна что-то задумывала, то всегда настаивала на своем.
  С огромным букетом они подошли к двери. Татьяна решительно постучалась в нее. Получив разрешение войти, они вошли в уборную.
  Виолетта уже переоделась и явно собиралась уходить. Каракозов заметил, что при виде гостей в ее глазах появился ужас. Правда, она быстро овладела собой.
  Татьяна уверенно и безапелляционно заговорила о спектакле, Турчина отвечала ей, и у них завязался вполне оживленный диалог. Каракозов не участвовал в разговоре, ему было не до обмена впечатлений о постановке. Зато жену словно прорвало, она говорила почти без остановки. Он видел, как не просто дается Виолетте эта беседа, она не понимала до конца, что все это значит и как себя вести. Это он видел по тому, как лицо актрису периодически приобретало растерянное выражение.
  Каракозов, наконец, решил вмешаться.
  - Таня, Виолетте Сергеевне, наверное, надо домой. Да и отдохнуть после такой напряженной работы не мешает. Пойдем и мы. Спектакль был прекрасный, а ваша игра нас с женой просто заворожила. - Он взял Татьяну за локоть и потянул к выходу из уборной. И только оказавшись в коридоре, почувствовал облегчение.
  Всю обратную дорогу до дома Татьяна молчала. Каракозов тоже ничего не говорил, он пытался представить, что сейчас переживает Виолетта после этой внезапной встречи. Ему хотелось позвонить ей, но сделать это в ближайшее время не представляло никакой возможности.
  Они сидели за столом, Татьяна ела с аппетитом, ему же еда не шла в рот.
  - А давай выпьем вина, - вдруг предложила жена. - Ты не против?
  Вина Каракозову не хотелось, но возражать он не стал. Татьяна попросила прислугу принести бутылку. Он разлил ее содержимое по бокалам.
  - Давай выпьем за театр, в котором мы сегодня были. Мне кажется, там собрался очень хороший коллектив. Даже в Москве таких немного.
  - Согласен, - поддержал жену Каракозов. Это был редкий случай, когда их мнения совпали.
  Они выпили.
  - Знаешь, - задумчиво произнесла Татьяна, - а ведь ее сожрут.
  - Ты о ком?
  - Разумеется, о Турчине. Ей не дадут хода.
  - Почему?
  - Разве не понятно, - даже удивилась Татьяна. - Она красива и талантлива, этого вполне достаточно, чтобы выжить ее из театра. А мне бы этого не хотелось.
  - Почему? - уже не первый раз за разговор удивился Каракозов.
  - Мы мило с ней поговорили. Мы могли бы стать подругами.
  - Да? - уже скорее не удивился, а изумился Каракозов.
  - Она совсем не глупа, и у нее прекрасный вкус. Ты видел, как она одета?
  - Не обратил внимания. - На этот раз он не обманывал, в тот момент он ощущал такое сильное замешательство, что даже не посмотрел, в чем одета Виолетта.
  - Мне кажется, ты просто обязан взять ее под свое покровительство, - произнесла Татьяна.
  - Ты это всерьез?
  - Абсолютно. Тем более, тебе это не трудно, достаточно сказать главному режиссеру об этом, и он не посмеет ее обижать. И другим не даст.
  - Пожалуй, ты права, - согласился Каракозов. - Я подумаю над твоими словами.
  - Вот и хорошо. Ты не будешь возражать, если я как-нибудь приглашу ее к нам на дружеский ужин?
  - Приглашай. - Он подумал, что подобного развития событий он и близко не мог представить еще два часа назад.
  - Мне не хватает тут общение, а с Турчиной я уже поняла, нам есть о чем поговорить.
  В этом Каракозов не был уверен, но спорить не стал.
  - Прекрасный ужин, - сказал он. - А сейчас пойду спать, завтра тяжелый день.
  
  47.
  Утром первым делом Каракозов пригласил в свой кабинет Несмеянова.
  - Случайно не знаешь, есть ли какие-нибудь новости о задержанных женщин? - спросил он.
  - Как ни странно, но кое-что мне сообщили утром. - Помощник губернатора красноречиво замолчал.
  - Не тяни, рассказывай.
  - Они хотят в качестве устрашения устроить над зачинщицами судебный процесс, чтобы другим было бы неповадно.
  - Ты это точно знаешь?
  - Так мне сообщил мой источник.
  - Поблагодари его от моего имени. А сейчас иди.
  Решение начало вызревать в нем еще вчера. И, как ни странно, продолжало это активно делать, когда он сидел в театре, в губернаторской ложе. Подчас, ему было даже сложно переключить свое внимание на то, что происходило на сцене. Сейчас этот процесс продолжился.
  Каракозов понимал, как много ставит на карту. Все последние почти двадцать пять лет могут быть смыты в один миг. Но если он смириться с тем унижением, которому его подвергли, то навсегда потеряет уважение к себе. О нем можно будет и дальше вытирать ноги, его личность впредь ничего не будет значить. Он окончательно превратится в функционал, в один из винтиков этой страшной системы, которая либо убивает все живое в человеке, либо раздавливает его своим катком. У каждого есть свой предел, за который нельзя заходить без опасности полного обесчеловечения, когда личность окончательно перестает быть личностью и превращается просто в обезличенное существо.
   Внезапно из глубоких кладовых памяти вынырнули когда-то сказанные слова Елагина. Скорее всего, это произошло в той самой комнате у камина, где они так любили сидеть. "Каждый человек одновременно работает на вход и выход для мироздания. Выход - это то, что оно транслирует через него, а вход - это то, что входит через него в мировое пространство. Люди не задумываются об этом, и не контролируют эти туннели. А потому в обе стороны течет много грязи. Поэтому и мир столь ужасен, мы отправляем туда отрицательные вибрации, а в отместку получаем их еще в большем количестве. Что транслируем мы, то транслируют и нам - таков закон Вселенной".
  В свое время он, Каракозов, постарался забыть эти, как, впрочем, и многие другие слова учителя. Они мешали ему строить новую жизнь. Но сейчас он ощущает, как что-то заклинило внутри него. Разговор с Зениным стал для него последней каплей этого процесса. Если он все спустит на тормоза, то для него это станет конечной точкой полной утраты самости. Иногда надо поступать так, как это делал периодически Плотин: ради того, что он считал для себя главным, забывал обо всем остальном и второстепенном. А ведь он, Каракозов, когда-то считал себя последователем философа. Правда, это было давно, но имеет ли в таких делах значение срок давности, когда соединяешься с вечностью?
  Каракозов отправился в управление ФСБ к Зенину, даже не предупредив его. Тот вполне мог находиться в отъезде, но Каракозов почему-то был уверен, что застанет главного чекиста области в его кабинете. Так и случилось.
  Секретарша не осмелилась остановить губернатора, хотя когда она увидела, как он стремительно входит в приемную, едва не упала в обморок. Каракозов же решил действовать на пролом, поэтому даже не взглянул в ее сторону, а толкнул дверь и влетел в кабинет.
  Зенин сидел за своим столом. При виде вошедшего на его лице отразилось изумление, но оно продержалось на нем считанные мгновения; руководитель УФСБ очень быстро овладел собой.
  - Игорь Теодорович, безмерно рад вас видеть в своих владениях, только, если память мне не изменяет, мы с вами не договаривались о встрече.
  - Решил приехать к вам неожиданно, Дмитрий Николаевич. Там иногда интересней.
  - Интересней? - удивился Зенин. - Вам не кажется, это слово немного в данном контексте неуместным?
  - Почему же. Если бы я предупредил вас о своем визите, от него вряд ли была бы какая-нибудь польза.
  Пока Каракозов ехал в управление ФСБ, то испытывал самый настоящий противный страх. Он понимал, что переходит Рубикон, и для него без последствий это событие вряд ли не останется. И все же принял решение, что вопреки всему выполнит задуманное. Но сейчас к своей радости в кабинете Зенина страха не испытывал, скорее, им владел ажиотаж. Это было весьма опасным чувством, так как оно могло далеко его завести. Но такая уж у него натура - сначала он боится, а затем испытывает воодушевление, граничащую с безрассудством. Да, потом он будет об этом жалеть, но ведь это будет потом. А сейчас важно то, что происходит в данный момент.
  - Польза? - задумчиво переспросил Зенин. - И какая же польза от вашего приезда?
  - Я хочу узнать, как движется следствие с задержанными активистками и посмотреть, в каких условиях их содержат? Помните, вы мне обещали через несколько дней их выпустить? - Каракозов вопросительно посмотрел на своего собеседника.
  - Я не привык забывать собственные слова и уж тем паче свои обещания, - довольно хмуро отозвался Зенин. - Я собирался их выпускать, но, я уже вам докладывал, открылись новые обстоятельства. И мы не можем не выяснить их до конца.
  - А можно узнать про эти обстоятельства?
  По виду Зенина было заметно, что он колеблется.
  - Нам стало известно, что они в массе своей настроены антивоенно. Особенно те, кто являются закоперщиками всего их выступления.
  - Понять их можно, у многих из них погибли близкие люди.
  - У тех, кто являются закоперщиками, как раз никто не погиб. У них даже никого нет на фронте. Они принципиальные противники войны. А это уже, согласитесь, другой расклад.
  Каракозов понял, что попал в не простую ситуацию. Если Зенин говорит правду, то их защищать ему будут трудно.
  - Даже если это и так, их можно отпустить под подписку о невыезде. Никакой опасности эти несколько женщин не представляют.
  Зенин неожиданно пристально взглянул на губернатора.
  - А может вы, Игорь Теодорович, разделяете их взгляды? Между прочим, наш военком Юрий Иванович Пилипейко жаловался на вас, что вы пассивно отнеслись к мобилизационной кампании. Он даже использовал слово: "саботаж". Вы действительно против войны?
  - Юрий Иванович, не прав, никто ничего не саботировал. Я полностью поддерживаю политику нашего государства. И активно ее провожу. Но я не считаю, что все обязаны придерживаться одной позицией. Тем более, это относится к женщинам, у которых сыновья и мужья на фронте. И не все из них уже живы.
  - Я уже вам сказал: у тех, кто руководили этой акцией, никого на фронте нет. И не предвидится; мы тщательно изучили этот вопрос. Еще раз повторяю: эта их принципиальная антивоенная позиция. А потому просто так это им с рук не сойдет. - Зенин прервал свой короткий спич, и, прищурившись, посмотрел на Каракозова.- Я, Игорь Теодорович, искренне вам не советую связывать себя с этими людьми. Иначе может возникнуть подозрение, что вы на их стороне. Хотя я уверен, что это не так. Не правда ли? - Зенин уставился на Каракозова в ожидании ответа.
  - Я много раз в своих выступлениях говорил о своем отношении к этой войне. И не вижу причин сомневаться в моей позиции.
  - Моя профессия заставляет сомневаться почти во всем, - усмехнулся Зенин. Он замолчал, что-то обдумывая. - Раз уж вы сами ко мне пришли, то я давно хотел вас предупредить.
  - О чем же?
  - О том, что вам не помешало бы быть более осторожным. Вы вызываете серьезное недовольство нашего административного корпуса.
  - Тем, что я борюсь с ужасной коррупцией в нем?
  Зенин кивнул головой.
  - Бороться можно разными способами. Вы же идете почти напролом.
  - Вы думаете, что по-другому можно побороть эту гидру?
  - Я думаю, что всегда надо подумать стоит ли создавать себе новых врагов, Игорь Теодорович. Когда их становится слишком много, это уже опасно.
  - Я учту ваши предостережения, Дмитрий Николаевич. А теперь с вашего разрешения давайте вернемся к первоначальному вопросу. Если вы считаете, что в отношении к некоторым задержанным нужно продолжить следствие, то продолжайте. Но большинство же можно отпустить.
  - Я подумаю над вашими словами. Возможно, так мы и поступим.
  - И еще. Я бы хотел ознакомиться с условиями их заключения.
  - Их содержать не здесь, а в СИЗО МВД.
  - Так поедемте туда и посмотрим. Это же совсем не трудно, у нас у обоих для этого есть машины.
  Зенин снова задумчиво посмотрел на губернатора.
  - Хорошо, едемте.
  Утром в кабинет Каракозова без приглашения явился Несмеянов. По его виду Каракозов догадался, что что-то произошло.
  - Есть новости? - спросил он.
  - Есть, - подтвердил Несмеянов. - Стало известно, что примерно полчаса назад выпустили почти всех женщин.
  - Почему почти?
  - Пятерых оставили в СИЗО. Насколько я знаю, им собираются предъявлять обвинения в антигосударственной деятельности.
  Каракозов взглянул на своего помощника и глазами сказал ему, что это все, что он смог сделать. Несмеянов едва заметно кивнул головой и тоже глазами ответил ему, что понимает это.
  - Больше новостей нет? - спросил Каракозов.
   - Нет, - ответил Несмеянов.
  - Тогда иди, Толя. Мне надо заняться текущими делами. У меня есть для тебя несколько поручений, но они не срочные, так что о них потом.
  Помощник вышел. Хотя дел действительно было выше крыши, Каракозов не спешил ими заниматься. Ему надо было обдумать, что же произошло. Загубил ли он свою карьеру или одержал неожиданную победу? Этот Зенин, скорее всего, долго не забудет, что заставил его освободить женщин, с большой долей вероятности он хотел с их помощью прославить свое имя в качестве борца с опасной крамолой. А он, Каракозов, сломал ему эту игру. Такое не прощается, можно в любой момент ожидать с его стороны подвоха. Зенин же прозрачно намекнул об этом, сказав, что его, Каракозова, ненавидят едва ли не весь чиновничий люд. Надо признаться, что есть за что, жизни многим из них он навредил.
  Но Зенин не случайно затронул эту тему, ему хотелось его припугнуть, заставить подчиниться себе. И эти пятеро не освобожденных женщин, на самом деле, заложницы в этой игре. А она непременно продолжится, в этом можно не сомневаться. Это не какой-то поединок двух высокопоставленных особ, а самая настоящая идейная борьба. И Зенин это понимает не хуже его.
  Каракозов почувствовал, как потухла радость от освобождения женщин. Никакой победы он не одержал, в лучшем случае это маленький локальный успех с плохими для него последствиями. Ему сейчас даже трудно представить, какими они могут быть. Но надо быть готовым к любым поворотам судьбы. Вот только сказать это гораздо легче, чем реально подготовиться.
  
  48.
  Их знакомство состоялось в 253 году в Риме возле дома, где жил Плотин, Именно туда пришел путник. Плотин каким-то шестым чувством обычно ощущал, что эта встреча может стать для него судьбоносной. Причем, происходило это чаще всего с первого раза. Так было с Аммонием Сакассом, так произошло с Амелием. И вот снова судьба свела с человеком, который станет для него, возможно, самым главным. Впрочем, в тот момент философ знать досконально, какую роль сыграет этот незнакомец в его жизни, не мог.
  Впрочем, и Порфирий переживал в какой-то степени сходные чувства. Он давно слышал о Плотине, об его школе, беседовал с людьми, которые прошли через нее. И в какой-то момент понял, что это тот учитель, которого он ищет.
  - Кто ты? И почему хочешь слушать меня? - поинтересовался Плотин.
   - Меня зовут, как и моего отца, Малх. Родился и жил в Тире. Потом переехал в Афины, там меня стали звать Порфирием.
  - Чем же ты, Порфирий, занимался в Афинах?
  - Изучал Платона, в меньшей степени Аристотеля.
  - Почему же тогда там не остался?
  - Я вдруг почувствовал, что тамошняя мудрость больше не удовлетворяет меня. Они чересчур зациклены на одних и тех же постулатах, будто Платон сказал все, что надо знать, и больше учиться уже нечему. А ведь есть еще и Аристотель, например.
  - А это не так? - с любопытством посмотрел Плотин на кандидата в нового ученика.
  - Какое-то время я так и думал, но затем меня стали одолевать сомнения.
  - В чем же они?
  - Могу я объяснить тебе подробней, учитель? - спросил Порфирий.
  - Ты пока еще не мой ученик, а, следовательно, я еще не являюсь твоим учителем, но с удовольствием послушаю твои объяснения.
  - Моим главным наставником в Афинах был Лонгин.
  - Знаю его, мы вместе учились у Аммония Саккаса.
  - Он говорил о тебе, - кивнул головой Порфирий.
  - Так чем тебя не устроил Лонгин?
  - Я многое почерпнул у него. Но в какой-то момент понял, что двигаться вместе с ним дальше уже невозможно. Для него Платон - высший авторитет, и ничего другого он не желает знать. В этот период до меня стали доходить слухи о вас. В Афины приезжали ваши ученики, с некоторыми из них я встречался. Они мне рассказывали о вашей школе. Ваше учение об Едином, на мой взгляд, новый этап в развитие о Нем. Я и сам его развиваю.
  - Вот как! Что же ты думаешь об Едином?
  - Я думаю о том, что душу ничто не отделяет от Бога, поскольку она, будучи бестелесной сущностью, находится везде и нигде. Не тело держит душу, а сама душа удерживает себя в этом мире своей привязанностью к нему, от которой смерть не обязательно ее освобождает. Спасение души достижимо путем отвращения от тела, ее очищение, возвращение к уму и уподобления божеству.
  - С последним твоим утверждением я согласен! - воскликнул Плотин. - А вот с твоей излишней приверженностью к Аристотелю, нет. Было время, когда я и сам им увлекался, но с тех пор я отдалился от него. Впрочем, это не повод, чтобы отказывать тебе в мудрости. Буду рад, если станешь посещать мои занятия.
  - Учитель, я вам очень признателен за эту милость. Когда я направлялся к вам из Афин, то не был уверен, что вы меня примите. Только я хотел бы сказать об одном.
  - Я тебя слушаю, Порфирий.
  - Очень не хватает ваших сочинений. В Афинах я тщетно их искал, пришлось пользоваться только их устным пересказом других. Но ведь, во-первых, они не полные, и во-вторых, каждый искажает ваши мысли в соответствии со своим их пониманием.
  Плотин невольно вспомнил, что нечто похожее ему твердил Амелий. Наверное, это не случайно, что один вторит другому. Возможно, в самом деле, настала пора расширить свое творчество, писать больше, чем он сейчас пишет. Когда-то он дал клятву Аммонию Саккасу не оставлять письменных свидетельств своего учения, но теперь он понимает, что это было ошибкой.
  - Ты хочешь мне что-то предложить, Порфирий? - спросил Плотин.
  - Позвольте мне стать вашим секретарем. Мои товарищи и учителя говорили, что я хорошо и быстро пишу. Да мне нравится это занятие. Меня постоянно тянет к папирусу, хочется оставлять на нем отпечатки твоих бессмертных мыслей.
  - Я подумаю над твоим предложением, Порфирий. А пока приходи на мое следующее занятие. Я всегда рад новым ученикам, особенно таким, как ты.
  
  49.
  Интуиция не подвела Плотина, ни с кем он теперь не проводил так много времени, как с Порфирием. Если поначалу он держался по отношению к нему немного отстраненно, то с некоторых пор не стеснялся обнажать свои самые сокровенные чувства, делиться с ним самыми заветными и дорогими мыслями.
  Порфирий очень дорожил таким отношением к себе. Впервые он получил возможность наблюдать за великим человеком в такой близости. А то, что Плотин являлся величайшим философом своего времени, он не сомневался. Едва ли не каждый день приносил то или другое подтверждение этого тезиса.
  Хотя почти с самого начала их отношений между ними царила большая духовная близость, но одновременно возникали все новые расхождения на идейном уровне. Порфирий являлся самостоятельной личностью, он не привык безраздельно доверять чужому суждению, даже, если оно принадлежало человеку, которого он безмерно уважал и чтил. Так было с Лонгином, в результате он покинул его, так происходило и с Плотином. Порфирий далеко не всегда соглашался со всеми утверждениями своего учителя, на многие вопросы имел собственный взгляд. Если же он не совпадал с взглядом Плотина, то открыто высказывался об этом.
  Нельзя сказать, что Плотину нравилась подобная самостоятельность, но он никогда не принуждал ученика отказаться от своего мнения. Они спорили, подчас горячо, но не ссорились; когда температура спора слишком повышалась, расходились. Но ненадолго.
  Причиной их разногласий все чаще становился Аристотель. С некоторых пор Плотин довольно скептически относился к греческому мыслителю, Порфирий же, наоборот, защищал его воззрения. Вопреки Плотину, который резко разделял философию Платона и Аристотеля, Порфирий отстаивал точку зрения, что оба мыслителя, несмотря на определенные расхождения, являются по сути дела представителями одной афинской школы.
  Но эти расхождения не мешали Плотину поручать Порфирию защищать его взгляды в устраиваемых диспутах с представителями других философских школ, писать опровержения на работы риторов, с которыми Плотин был не согласен.
  Но больше всего Порфирия в Плотине поражала и привлекала даже не его философия, а сама личность философа. Он восхищался его бесконечной добротой и отзывчивостью, тем, что чужими делами он мог заниматься больше, чем своими. Плотин ни раз повторял ему, что добрые деяния помогают приблизиться и уподобиться божеству.
  Но более всего Порфирия поразило другое. Через много лет он запишет, что пока он был с учителем, Плотин четырежды пережил соединение с высшим богом, у которого нет ни формы, ни какого бы то ни было вида, стоящий над умом и всем умопостигаемым.
  Порфирий видел, каким был потрясенным Плотин после переживания такого состояния. Он будто бы весь светился, даже на какое-то время, молодел. Он долго не мог ничем заниматься; все обычные земные дела теряли для него всякий смысл. Требовалось время для его возвращения к конвейеру обыденной жизни.
  Порфирий пытался расспрашивать, что же видел или чувствовал в эти минуты учитель. Но Плотин так ни разу не дал вразумительного объяснения, говорил лишь то, что эти переживания настолько прекрасны, настолько необычны, что их н сравнить ни с чем, что их невозможно выразить словами. Порфирий обижался на учителя, он считал, что тот не хочет ни с кем делиться столь драгоценными ощущениями. А потому защищает их от проникновения других такими отговорками.
  Но Порфирий наблюдал с горечью и другое, как постепенно, но неуклонно старел Плотин, как слабело его здоровье. Он не был таким же активным, как еще недавно, глаза уже не сияли удивительным светом, а становились все более блеклым. Плотин старался не жаловаться на недомогание, но не всегда мог скрыть плохое самочувствие.
  Однажды Порфирий после такого состояния Плотина сказал ему, что надо больше внимания уделять своего здоровью и чаще обращаться к их знакомому врачу из Александрии, но живущего сейчас в Риме. Евстохию.
  Плотин отказался это делать. На вопрос же Порфирия, почему он не желает лечиться, ответил, что не видит смысла уделять внимание своей телесной оболочке. "Разве ты не знаешь, что нашего тела надо стыдиться. Ведь каждое очередное земное воплощение - это наказание за грехи, совершенные в предыдущих жизнях. И ты предлагаешь мне заботиться о том, что является источником греховности и несовершенства моей натуры. Наше тело самое наглядное свидетельство того, что в прошлых пребываниях на земле мы были грешниками. Пусть все идет так, как идет".
  Больше Порфирий Плотину лечиться не предлагал. Впрочем, вскоре ему стало не до этого. Былая эйфория от пребывания рядом с Плотином стала куда-то исчезать. Порфирий все так же боготворил его, но ему стало недоставать притока новых идей. Он все чаще ловил себя на том, что мир насколько велик, всеобъемен и одновременно непостижим, что даже такая глубокая философия, как у учителя не способна охватить его всего. В голове роились разные мысли и идеи, которые все чаще не совпадали с тем, что проповедовал Плотин. К тому же их разногласия по поводу Аристотеля постоянно усиливались.
  Порфирий тяжело переживал этот внутренний разлад с самим собой. Ему очень хотелось сохранять верность учителю, но он не мог заглушить в себе и сомнения, и желание идти к новым вершинам. Это раздвоение личности сильно мучило его, он не знал, что с ним делать, как с ним совладать? Он даже стал пропускать занятия наставника, уклонялся оставаться с ним наедине.
  Плотин заметил, что с любимым учеником творится что-то неладное. Однажды он подошел к нему и попросил остаться.
  - Что с тобой, Порфирий? - спросил Плотин.
  - Я не знаю, как поступить, учитель. Я очень многое познал, находясь возле вас. Я считаю вас великим мыслителем. Но это ваши мысли, а у меня есть и свои. Они не всегда совпадают с тем, что вы проповедуете, не всегда идут с ними в одном потоке. Меня преследует ощущение, что я предаю вас, но и не могу избавиться от того, что я созрел для того, чтобы заняться чем-то другим. Это мучает меня постоянно, я не знаю, как от этого избавиться.
  - Нечто подобное я предполагал, - сказал Плотин. - Ты не обязан следовать по пятам за мной. Боги хотят вывести тебя на другой путь. Если ты пойдешь по нему, от этого ты не перестанешь быть моим учеником, но приобретешь собственное звучание. Выращивать адептов и эпигонов не большое достижение, их всегда много и после себя они чаще всего ничего не оставляют. Какая ценность в том, что ты будешь повторять за мной то, что говорю я; разве меня для этого недостаточно. Возьми мои мысли с собой и прибавь к ним свое слово, пусть даже оно не во всем будет совпадать с тем, что излагаю я. Я стану гордиться, что воспитал для мира еще одного самобытного мыслителя. Езжай, для тебя настала пора тронуться в путь.
  Через некоторое время Порфирий отправился на Сицилию, в Лилибее. И до конца жизни Плотина получал от него все его сочинения.
  
  50.
  Иногда Каракозову казалось, что неприятные моменты специально где-то скапливаются, а затем, словно проливной ливень, обрушиваются на его голову. Очередная неприятность пришла оттуда, откуда он не ждал, и застала его врасплох.
  Как оказалось, освобождение большинства протестующих женщин обрадовало далеко не всех, у многих это вызвало сильное неприятие и большой протест. Ничего подобного Каракозов не ожидал, наоборот, был уверен, что в области обрадуются, что вдовы и жены участвующих в войне, на свободе. Но, как оказалось, это было далеко не так.
  Но самая большая неприятность заключалось в другом, эти недовольные решили провести свою альтернативную демонстрацию. Точнее, сначала речь шла именно о демонстрации, но затем эта идея стала стремительно разрастаться. Ее инициаторы предложили провести грандиозный митинг на главной городской площади в поддержку президента, правительства, войны и солдат на фронте. По замыслу организаторов, должно было собраться не менее пятидесяти тысяч человек, представляющих все слои общества.
  Но затем и этого стало мало, поступило предложение дополнить митинг большим патриотическим концертом с участием не только местных артистов, но и знаменитостей из Москвы. А вместо часа все это действо предполагалось провести в течение шести часов.
  Когда Каракозову принесли план мероприятия, его охватил ужас. То, что предлагали авторы, был даже не митинг, а самый настоящий шабаш в поддержку власти и войны с заклеймением всех не согласных в качестве врагов народа. Но даже не это больше всего поразило Каракозова, а то, что главная роль в этом мероприятии отводилась ему, губернатору области. Он должен быть не только возглавить шествие, которое плавно переходило в митинг, но произнести зажигательную патриотическую речь, обрушиться на всех противников действующей власти и потребовать изгнать их, если они работают на государство, со службы.
  Авторы документа настолько были уверенны в том, что поступают правильно, что даже изложили довольно подробно тезисы речи, которые должен был произнести Каракозов.
  Ни с чем подобным он еще не сталкивался. Первый импульс был запретить весь этот патриотический шабаш под каким-нибудь благовидным предлогом. А уж о том, чтобы публично произносить весь этот бред, не могло быть и речи. Но, как быстро выяснилось, эта идея уже овладела массами, да в такой степени, что образовался штаб по проведению митинга. В него вошли самые отъявленные патриоты, к ним быстро присоединились многие общественные организации и известные люди, которые раньше особенно не были замечены в слишком рьяной поддержкой ни власти, ни войны. Понять их было не трудно, таким образом, эти деятели демонстрировали свою лояльность. А в нынешних условиях это всегда полезно.
  Между тем, инициатива, как мотор на разогреве, приобретала все большие обороты. Без его ведома в городе появилось несколько билбордов, информирующих жителей о предстоящем событии, на местном телевидение состоялась передача с участием инициаторов митинга. После нее на Каракозова обрушился целый шквал звонков, люди выражали поддержку мероприятию и желание в нем, так или иначе, поучаствовать.
  Ничего подобного Каракозов даже близко не ожидал, почему-то с самого начала был уверен, что инициатива, как возникла, так и затихнет. Такое уже ни раз случалось. Люди же не идиоты, чтобы в свой выходной идти на площадь, слушать бредовые речи, поддерживать то, что нормальный человек поддержать не может. Лично он ни за что бы не пошел на эту сходку потерявших разум людей.
   Но все происходило с точностью до наоборот, желающих поучаствовать со скоростью потока воды возникшего после рухнувшей плотины, только прибывало. Буквально через несколько дней в городе уже мало кто сомневался, что в ближайший выходной грандиозный митинг состоится. А когда Каракозову позвонили по очереди начальник городской полиции, а затем и Зенин по сути дела с одним вопросом - согласовать меры безопасности, то он понял, что загнан в тупик и ни на что повлиять уже не способен.
  Самым поразительным в этой истории было то, что кто-то искусственно нагнетал интерес к речи Каракозова. Возникало ощущение, что всем этим руководит какой-то невиданный дирижер. С одной стороны это казалось полным абсурдом, а с другой - он все больше проникался уверенностью, что процесс направляют люди, которые сознательно не желают себя афишировать - уж больно скоординированной была вся эта кампания.
   Каракозову не терпелось обсудить ситуацию с Виолеттой, но они в очередной раз не могли встретиться из-за несовпадений графиков. Он сильно переживал по этой причине, но ничего изменить не мог. Поэтому решил поговорить на эту темой с женой. Она вращается среди местного бомонда - жен чиновников, а потому вполне может что-то знать из того, чего не знает он.
  Вечером, за ужином он завел на эту тему разговор.
  - Ты слышала о том, что на воскресенье намечен большой митинг? - спросил Каракозов.
  - Разумеется, все только об этом и говорят и собираются на нем присутствовать.
  - Даже так? - удивился он. - Не знал. А тебе случайно неизвестно, кто организатор этого действа?
  - Ты разве не знаешь, - в свою очередь удивилась Татьяна.
  - Кто числится официально, знаю. Но мне все больше кажется, что за ними кто-то стоит.
  - И ты, будучи губернатором, не знаешь, кто?
  - Раз спрашиваю, значит, не знаю.
  Жена очень серьезно посмотрела на него.
  - Одна знакомая дама по секрету сказала мне, что эта инициатива идет от Зенина.
  - Вот оно как! - не сдержал восклицания Каракозов.- Ты уверена, что эта твоя знакомая знает, что говорит.
  - Она всегда информирована лучше других, - ответила Татьяна. - Я неоднократно убеждалась в этом. - Жена вдруг встрепенулась. - Хочешь сказать, что об этом ты узнал только что от меня?
  - Именно это хочу сказать.
  Татьяна даже перестала есть.
  - Ты понимаешь, что дело очень серьезное. Гораздо серьезней, чем я предполагала.
  - И в чем серьезность?
  - Это проверка тебя со стороны Зенина.
  Вслух Каракозов ничего не сказал, но мысленно согласился с женой. Теперь все выстраивается в одну цепочку. Это одновременно месть со стороны Зенина за то, что заставил освободить женщин, и проверка его, Каракозова, на лояльность. Татьяна права, дело более чем серьезное. Нельзя исключить, что за Зениным еще кто-то стоит, возможно, даже из Москвы. Там хотят убедиться, что ему, Каракозову, по-прежнему можно доверять.
  - Игорь, ты должен со всей ответственностью отнестись к этому событию, - услышал он голос жены.
  - Я понимаю, - согласился он.
  - Одного понимания мало, надо сделать все, чтобы митинг прошел на самом высоком уровне.
  - Меня вынуждают произнести там речь, - сообщил Каракозов.
  Татьяна пристально взглянула на мужа.
  - А тебе не хочется?
  Каракозов решил, что нет смысла скрывать, и кивнул головой. А дальше случилось то, чего он никак не ожидал. Жена встала из-за стола, подошла к мужу и села ему на колени.
   Каракозов в первые секунды даже не поверил происходящему, в последний раз жена сидела на его коленях, наверное, лет десять назад.
  Татьяна взяла его голову в свои руки.
  - Игорек. Я тебя понимаю, но мы не имеем права на ошибку. А если ты выступишь плохо, это и будет ошибкой. Помнишь, ты цитировал, не помню кого: это не преступление, это хуже, это ошибка.
  - Это сказал Талейран, - уточнил Каракозов.
  - Не важно, кто это сказал, важно, что это очень верно. Я знаю, тебе все это не нравится, ты не любишь такие сборища, ненавидишь толпу. Я сама ее терпеть не могу, но у нас нет выбора. Ты согласен?
  - Да.
  - Тебе нужно произнести речь, которую станут цитировать на федеральных каналах. Мне известно, что они будут освещать это событие. Нисколько не сомневаюсь, ты сможешь это сделать. А раз можешь, то сделаешь. Так?
  - Так, - подтвердил Каракозов.
  Татьяна поцеловала мужа в губы.
  - Я знаю, ты можешь все.
  - Не преувеличивай.
  - Ты сделал блестящую карьеру. Мой отец этому не верил, но я его убедила.
  - Ты убедила своего отца, что я сделаю карьеру, - изумился Каракозов. - Ничего об этом не знал.
  - Я не хотела тебе это говорить, но сейчас пришло время. Я поверила в тебя сразу, как только увидела.
  - Чудеса, да и только, - пробормотал Каракозов.
  - Нет, - решительно возразила Татьяна, - женская интуиция.
  - Но это тоже чудо.
  - Не чудо, моя интуиция была основана на знании людей.
  - Ты была очень молода, откуда это знание?
  - Думаю, оно врожденное. Да и так ли сейчас это важно?
  - Сейчас - нет, - согласился Каракозов.
  -Ты выступишь так, как это требует ситуация? - заглянула в глаза мужа Татьяна.
  - Постараюсь. - Каракозов понял, что окончательно загнан в ловушку.
  Татьяна снова горячо поцеловала мужа.
  - Я в тебе нисколько не ошиблась, - томно проговорила она и снова поцеловала мужа. - Я хочу тебя, пойдем в спальню. Почему мы так редко в последнее время занимаемся любовью?
  К счастью для него ответа на этот вопрос Татьяна не слишком ждала, по крайней мере, вполне могла без него обойтись. Ее мысли и чувства были заняты совсем другим.
  Каракозов же понял, что секса с женой ему сегодня не избежать. Впрочем, это не самое плохое завершение этого неприятного разговора, оно могло быть гораздо хуже.
  Каракозов встал и, неся жену на руках, стал подниматься на второй этаж в спальню.
  
  51.
  Утром, придя на работу, Каракозов попросил секретаршу в течение двух ближайших часов ни с кем его не соединять, ни кого в кабинет не впускать. Он решил, что этого времени ему будет достаточно для написания своей речи на митинге.
  Многие знакомые признавали у него наличие литературного дара и таланта оратора. Эти качества в немалой степени помогали продвигаться ему по карьерной лестнице. А потому он был уверен, что легко справиться с задачей.
  Но текли минуты, а у него ничего не получалось. Все слова, словно испугавшись чего- то, куда-то исчезли. А те, что появлялись на мониторе компьютера, выглядели настолько блекло и невыразительно, что он их сразу стирал. Пожалуй, такое случилось с ним впервые, и Каракозов не знал, как вернуть вдруг исчезнувший талант. Он продолжал мучать себя пока окончательно не понял, что на этот раз ничего не получится - вдохновение окончательно покинуло его.
  Раздумывал он недолго, попросил секретаршу немедленно найти Несмеянова, чтобы тот пришел в его кабинет.
  Помощник губернатора переступил порог его кабинета уже через пять минут.
  - Звали, Игорь Теодорович? - спросил он.
   Каракозов даже не отозвался на его слова.
  - Садись, - сказал он. - Есть срочное задание.
  Несмеянов сел напротив него. Каракозов посмотрел ему в лицо, оно не отражало никаких чувств. Сейчас они появятся, невольно подумал он.
  - Нужно написать мою речь для предстоящего митинга, - произнес Каракозов. - Вот основные ее тезисы, ознакомься. - Он протянул лист бумаги Несмеянову. И пока тот читал, наблюдал за выражением его лица, которое становилось все более хмурым. - Прочитал?
  - Да, - отозвался Несмеянов.
  - Учти, это должна быть не просто речь, а очень яркая речь, исполненная патриотизма, любви к отечеству, к его руководству, целиком поддерживающая идущую сейчас военную операцию. Не жалей красок, ярких, эмоциональных выражений, проклятий в адрес наших внешних и внутренних врагов. И все такое прочее из этого каталога, не мне тебя учить. Митинг будут снимать представители нескольких федеральных каналах, есть большая вероятность, что репортаж об этом покажут на всю страну. Теперь тебе понятна грандиозность стоящей перед тобой задачи?
  - Понятно, Игорь Теодорович.
  - Срок у тебя до конца сегодняшнего дня. А лучше - еще быстрей.
  - Игорь Теодорович, я могу отказаться от этого задания?
  Каракозов взглянул на него, лицо помощника было хмурым. Таким он еще не видел его никогда.
  - Можешь вместе с заявлением об уходе. - Нет, - секунду подумав, продолжил Каракозов, - напишешь речь, а затем, если пожелаешь, напишешь в качестве приложении к ней заявление об уходе. Но я тебе не советую.
  - Почему?
   Каракозов встал, прошелся по своему, очень даже немаленькому кабинету, затем подошел к Несмеянову и склонился над ним.
  - Толя, так надо, - очень тихо произнес он, - другого выхода у нас с тобой нет.
  - Выход есть всегда, Игорь Теодорович, и вы это прекрасно знаете, - возразил Несмеянов.
  Каракозов мягко положил руки на его плечи.
  - Сейчас это не выход.
  - Почему?
  - Придет на мое место другой, он будет намного хуже. Ты этого хочешь?
  - Но что может быть хуже этой речи, - кивнул Несмеянов на лежащий перед ним листок с тезисами.
  - Ты не прав. Это всего лишь миг, через неделю о нем забудут. А мы будем продолжать.
  - Что именно?
  - Делать то, что можно.
  - А что можно?
  - Мало, но что-то можно. Согласись, кое-что у нас с тобой получается.
  - Согласен, только я тут причем. Это у вас.
  - Нет, ты не прав. То, что ты рядом, мне сильно помогает. Я бы мог тебе об этом немало поведать, но сейчас не тот случай. Скажу лишь: человеку, когда он один, бывает трудно противостоять обществу, системе. Но если есть с ним хотя бы еще кто-то, уже легче. Ты не представляет, насколько это важное обстоятельство. Все, на этом заканчиваем наш разговор. Идешь и пишешь? - вопросительно посмотрел Каракозов на своего помощника.
  - Да, - Несмеянов встал.
  - Уверен, у тебя получится.
  - Я буду всю жизнь презирать себя за то, что согласился, - опустил Несмеянов голову.
  - Да, бывают обстоятельства, когда презираешь себя, и при этом ничего не можешь изменить, потому что будет еще хуже. Когда-нибудь ты поймешь, что поступил правильно, но, возможно, это случится не скоро.
  Несмеянов взглянул на губернатора, но ничего не сказал и молча вышел.
   Каракозов прикрыл глаза. Этот разговор дался ему нелегко, и он не был убежден в своей правоте. Возможно, прав Несмеянов, а не он.
  Митинг прошел очень успешно. Вся огромная площадь была забита народом. Каракозов произнес пламенную речь, которая была встречена бурной и продолжительной овацией. Несколько федеральных каналов показали сюжеты с этого события, причем, во всех из них основное место было уделено губернатору и его выступлению.
  Они смотрели очередной репортаж в выпуске новостей. Кадры кончились, и Татьяна повернулась в его сторону.
  - Игорек, а ведь ты стал знаменитым на всю страну. А не хотел участвовать, - сказала она.
  - Да, мне пишут и звонят с разных мест, - подтвердил он. - В основном все горячо одобряют то, что я сказал. Правда, есть и те, кто осуждают. А некоторые кроют матом.
  - Не стоит обращать на них внимания, тем более, их меньшинство.
  - Меньшинство, - подтвердил Каракозов. - Но оно есть.
  Татьяна пренебрежительно махнула рукой.
  - Мне отец написал: в администрации президента одобряют твое участие в митинге и им нравится, что ты сказал и как сказал. Они даже такого от тебя не ожидали. Это здорово!
  - Здорово, - согласился Каракозов. Никогда он не ощущал себя таким мерзким и отвратительным человеком, как сейчас.
  
  52.
  Плотин долго не чувствовал, что стареет. И с чего бы это, ведь здоровье не становилось хуже. Так, если совсем немного. В целом он оставался все таким же бодрым, целый день мог работать, не поддаваясь искушению праздности. А дел у него было всегда много, в доме жило много детей, и философ заботился о них. Это была многоголосая, шумная и неугомонная кампания. Она отнимала много сил, но он не жаловался, наоборот, получал от своих питомцев заряды дополнительной энергии. Конечно, он был не один, ему помогала хозяйка дома, вдова Гемина.
  Она особенно прониклась к нему уважением после одного случая: у ее знакомой, которая так же жила в доме Гемины, пропало ожерелье. Подозрение пало на слуг. Когда они выстроились, Плотин сразу указал на того из них, который украл. И действительно драгоценность обнаружили в его вещах.
  Как удалось найти вора Плотину, никто не понимал. Но с того момента вдова окончательно поняла, что в ее доме живет необыкновенный человек, которому помогают сами боги. Но это не мешало им с Геминой нередко спорить, женщина считала, что ее жилец чересчур балует своих подопечных.
  Но ничего не вечно. С какого-то момента тело стало сдавать, периодически философа накрывала слабость, он вынужден был садиться и отдыхать. Ему стало трудно следить за детьми, да и для чтения лекций не всегда хватало сил. Он поручал это делать своим ученикам; тем, которым доверял.
  Кто-то из его ближнего круга написал Порфирия о том, что у Плотина ухудшилось здоровье. Тот быстро приехал из Сицилии, несмотря на большое расстояние. Они смотрели друг на друга, и в глазах каждого сверкали слезы.
  Они обнялись, затем сели на скамейку рядом друг с другом. Порфирий стал рассказывать, как жил эти годы, Плотин и вникал и не вникал в рассказ ученика одновременно. Порфирий заметил, что учитель больше поглощен своими мыслями, чем его повествованием.
  - О чем ты думаешь? - прямо спросил его Порфирий.
  Плотин повернул к нему голову, и только сейчас Порфирий по-настоящему увидел, как же он постарел.
  - Моя земная жизнь, Порфирий, стремится к завершению. Я не могу не думать о том, как ее прожил, чего добился? И добился ли чего?
  - Как ты можешь так говорить, учитель, ты популярен во всей империи. На Сицилии любому образованному человеку известно твое имя.
  - Разве в этом дело, - покачал головой Плотин. - Меня волнует совсем иное. Стало ли в мире меньше зла? Я хотел избавиться от всяческого проявления его в себе, воссоединиться с Единым, который не имеет ни вида, ни образа, и который находится выше мыслимого.
  - Но я сам был свидетелем несколько раз, как ты воссоединялся с Единым.
  - Но что это изменило, Порфирий. Люди не желают ничего слушать, ничего менять в себе. Даже почти все мои ученики, за редким исключением, остаются такими же жестокими и темными людьми. Мой главный проект в жизни - "Платонополис" так и не воплотился в жизнь. А я уповал на него, надеялся, что оттуда начнется великое преобразование мира. Но ничего не получилось. - Плотин непривычно строго посмотрел на ученика. - Мир не хочет преобразоваться, он предпринимает колоссальные усилия, чтобы остаться прежним и даже стать еще хуже. Этому невозможно противостоять. Так, я думаю на излете своих дней.
  - Но, учитель, если так смотреть на мир, то зачем вся наша деятельность? Я никогда не соглашусь с подобным взглядом.
  Плотин задумчиво посмотрел куда-то перед собой.
  - Ты устал с дороги. Попроси Гемину, чтобы она тебя накормила и отвела место, где ты мог бы отдохнуть. Возможно, мы еще поговорим обо всем этом с тобой.
  Но разговору не суждено было состояться. Вскоре после приезда Порфирия разразилась эпидемия чумы. Она распространялась так стремительно, что люди стали умирать один за другим.
  Порфирий то ли заразился болезнью, то ли просто плохо себя почувствовал, но его состояние заметил Плотин. Он вошел в его комнатку; ему трудно было стоять, он присел на скамейку.
  - Порфирий, немедленно покидай Рим, тут становится небезопасно, - непривычно решительно произнес Плотин.
  - А ты?
  - Я тоже уеду, один мой ученик предложил мне пожить в его имении. Меня не отпускает предчувствие, что это последнее мое пристанище.
  - Тогда я поеду с тобой.
  На лице Плотина появилась редкая в последнее время улыбка.
  - Два не здоровых человека в одном месте - это перебор. Уезжай подальше, где нет этого страшного мора.
  Порфирий почувствовал, как подступают к горлу рыдания. Но он всеми силами старался себя сдержать.
  - Помнишь, учитель, я никак не мог понять, каким образом душа связана с телом. И ты в течение трех дней отставил все другие занятия, занимался только этим делом, разъясняя то, каким образом действует эта связь. А когда другие ученики обращались к тебе с вопросами, ты отказывался на них отвечать, потому что еще не прояснил этот для меня.
  Плотин обратил на Порфирия задумчивый взгляд.
  - Для меня было важно, чтобы именно ты уяснил этот вопрос, - ответил Плотин. - Ведь я всегда считал тебя главным своим учеником и последователем. Я не мог оставить твое непонимание без своего внимания. А теперь собирай вещи и уезжай как можно быстрей.
  Плотин встал и вышел из комнаты.
  Плотин прибыл в имении своего знакомого не просто в плохом состоянии, оно ухудшалось с каждым днем. В поместье никого не было, кроме рабов, но они были не в счет. Все обитатели усадьбы в ужасе от эпидемии разбежались, кто куда.
  Плотину отвели комнату, но ему в ней не сиделось. Он садился на веранду и смотрел вдаль. Его окружали поля, вдали виднелся лес, неподалеку протекала речушка. Природа словно бы демонстрировала перед ним всю свою одновременно земную и не земную красоту.
  Плотину стало плохо на следующий после приезда день. Хозяин имения, хотя и уехал из своего дома, послал туда врача Евстохия из Александрии. Тот очень спешил, понимая, что его пациенту могут в любой момент понадобиться его услуги.
  Когда Евстохий приехал, то застал Плотина, лежащего на кровати в полубессознательном состоянии. Врач сразу понял, что тому остались в этом мире провести последние минуты. Он наклонился над ним.
  В этот момент Плотин неожиданно открыл глаза. Они необычайно ясно посмотрели на доктора. Губы умирающего зашевелились.
  Чтобы лучше его расслышать, врач подставил ухо к его губам.
  "Постарайтесь возвести бога, присутствующего в вас, божественного во всем", - услышал врач.
  То были последние слова в земной жизни Плотина.
  
  53.
  Наконец-то они встретились. Он смотрел на нее и ясно понимал, что это и есть счастье. И по большому счету больше для него ничего не надо. А ведь у них есть еще многое другое, например, вот этот совместный ужин.
  Виолетта быстро ела. Каракозов не отрывал от нее взгляда. Внезапно она подняла голову и посмотрела на него.
  - Не представляешь, какая я голодная. Ела только утром, а больше не было времени. У нас репетиции сейчас длятся полдня. Артисты от усталости и голода чуть не падают.
  - Хочешь, я скажу вашему главному, чтобы он так не эксплуатировал артистов?
  - И как ты себя это представляешь? - Виолетта снова начала есть. - Приедешь в театр и сделаешь ему выговор?
  - Можно и так, можно найти другой способ, - пожал плечами Каракозов. - Не суть важно.
  - Нет уж, не надо, как-нибудь сами справимся. Или ты собираешься вмешиваться во все дела в области?
  - Только в те, где требуется мое вмешательство.
  Виолетта снова прекратила есть.
  - Я тут в свободное от репетиции время смотрела телевизор. Ты знаешь, как я редко это делаю.
  - Что же тебя заставило?
  - Не что, а кто. Ты!
  - Я? Но я уж точно не телезвезда.
  - Ошибаешься, уже почти им стал.
  - И каким образом?
  - Митинг и твою зажигательную речь на нем показали в эфире. Помимо этого в некоторых передачах цитировали выдержки из твоего выступления. Я их слышала сама, вот этими ушами.
  Каракозов невольно посмотрел на уши актрисы, с которых свисали похожие на изгибающих червячков, длинные серьги.
  - Напрасно ты в них впускаешь всякую чушь.
  - Твоя речь - чушь?
  - Во-первых, она не совсем моя. Ее писал мой помощник Несмеянов. Во-вторых... - Он вдруг запнулся.
  - Что же у нас, во-вторых? - напомнила Виолетта.
  - Мне не нравится моя речь, которую писал Несмеянов.
  - Почему же ты ее произнес?
  - По большому счету меня заставили.
  - Кто же мог заставить губернатора? Разве не ты тут главный?
  - Формально я, а реально... - Он задумался. - Есть люди и структуры, мнение которых я не могу не учитывать. Мы все живем не в вакууме. - Он посмотрел на одну их стен, Виолетта догадалась, что он намекает на возможное наличие прослушки.
  - Я поела, - сказала она. - Пойдем, погуляем.
  Они вышли в окружающий особняк небольшой парк. Они уже привыкли обсуждать наиболее интимные или нелояльные общественно-политические вопросы среди деревьев. Так им было спокойней и надежней. Но даже на этих полулесных тропинках они обычно разговаривали в полголоса.
  - Ты сегодня не такой, как обычно, а какой-то другой, - произнесла Виолетта, не спуская с него взгляда. - Неужели на тебя так сильно подействовала эта речь?
  Каракозов кивнул головой.
  - Как ни странно, но это именно так. И сама речь, и весь этот митинг произвел на меня тягостное впечатление.
  - По поводу речи, я понимаю, ты говорил прямо противоположное тому, что думаешь. Но причем тут митинг; это всего лишь сборище полусумасшедших людей.
  - В том-то все и дело, Виола. Когда я смотрел на них, мне становилось страшно. Я начинаю понимать, какая эта могущественная сила - толпа, охваченная безумными идеями. Против нее ничего невозможно сделать, она не внимает никаким аргументам, которые противоречат ее представлениям. Нужна огромная мощь, которую просто неоткуда взять, чтобы ее хотя бы остановить. Мне это точно не под силу.
  Виолетта провела рукой по плечу Каракозова.
  - Но если ничего нельзя сделать, стоит ли не только что-то пытаться сделать, но и даже жалеть об этом. Если люди хотят сойти с ума, зачем им мешать.
  - Но ведь они хотят заставить всех остальных быть такими же, как они. Это как раз тот тип личности, который не терпит оппонентов, инакомыслящих. Они намерены всех заставить думать и поступать, как они. Ты даже не представляешь, на какие жестокости ради этого они способны.
  - Очень даже представляю, Игорь. Я все же иногда смотрю телевизор и - не поверишь - читаю книги. Под твоим влиянием я увлеклась античностью, эпохой Плотина. Меня поразило, как было там очень много жестокостей. Одни гладиаторские бои чего только стоят.
  - Ну, гладиаторские бои - это пустяки по сравнению с тем, что происходило во время боевых действий или подавления восстаний. Люди - невероятно жестокие существа, и побороть в них это свойство ничего не способно. Но самое ужасное то, что человек в массе своей даже не осознает собственную чудовищность, наоборот, он ее всячески культивирует.
  - Но почему это происходит, Игорь? Например, искусство, тот же самый театр ответа на этот вопрос не дает. По крайней мере, я его там не нашла. А что говорит твой Плотин?
  - Плотин постоянно подчеркивал, что человек состоит из бессмертной души и смертного тела. Он считал, что зло возрастает по мере удаления от Единого. Иными словами, чем в человеке слабей стремление к высшему, тем сильней в нем проявление самых негативных, примитивных свойств. - Внезапно Каракозов застыл на месте. - Я вспомнил, что он писал! Когда у человека нет стремления подниматься вверх, то душа сближается с телом и становится покалеченной. Люди не воспринимают ее как нечто божественное и бессмертное. Для них важнее становится жизнь, связанная с удовлетворением материальных, а не духовных интересов. Поэтому душа теряет чистоту своих помыслов, становится безобразной, необузданной и неправедной, преисполненной как величайших вожделений, так и величайшего смятения. Понимаешь, что Плотин имел в виду?
  - Конечно, Игорь. Я всегда это ощущала и по себе, и по другим.
  - Хотя, когда я видел эту толпу, я не вспоминал Плотина, но меня обуял ужас от того потока негативной и примитивной энергии, которая исходила от нее. Но самое мерзкое в этой ситуации то, что я причастен ко всему этому негативу. И не просто причастен, а получается, что возглавляю это страшное воинство. Ты в праве меня презирать.
  Виолетта какое-то время молчала.
  - Я не могу тебя презирать, я слишком люблю тебя. И я тебе безмерно сочувствую. Пойдем в дом. Я сейчас хочу только одного - быть целиком твоей.
  Обычно они возвращались со свидания вместе. Каракозов довозил Виолетту до окраины города, высаживал, она вызывала такси и ехала домой. Но на этот раз ее ждал муж на недавно приобретенной даче. И ей надо было ехать в другом направлении. Поэтому она добралась до гостевого дома на своей машине и сейчас на ней же и уехала.
  Каракозов вел машину и параллельно в голове с еще большей скоростью мчались мысли. Они были отнюдь не новыми, в последние дни постоянно одолевали его. Но сейчас особенно были настойчивыми и ясными.
  А не совершил ли он в свое время роковую ошибку, поддавшись искушению власти, денег, возможности проникнуть в элитные сферы? Он все отчетливей понимает, что ему становится все трудней играть роль своего парня. Когда он только начинал это делать, то безмерно радовался новым перспективам, новому своему положению, просто новым чувствам и эмоциям, которые подчас захлестывали его, словно океанские волны. Но сейчас он ощущает, как стремительно мчится к финалу. С каждым днем становится все нестерпимей изображать из себя того, кем он по своей сути не является. Да, он попытался им встать, но у него ничего не выходит. Иногда кажется, что он почти вошел в этот свой новый образ, но вдруг случается какое-то событие, подчас совсем пустяковое, как он из него выпадает. И затем приходится затрачивать большие усилия, дабы снова превратиться в прежнего.
  Но сегодня ситуация иная, все зашло чересчур далеко. Жизнь требует переступить такую жирную красную черту, после чего обратной дороги уже не будет ни в каком виде. Он стоит перед нечто страшным, это дракон, который приготовился его сожрать без остатка.
  Вопрос в том, а ради чего эта жертва? В свое время его искусило стремление к новой жизни, возможность вырваться из бедности, безвестности на просторы богатства, карьеры, принадлежности к элите, к тем, кто решает судьбы страны. Все он это получил даже в большем объеме, чем первоначально надеялся. Но почему-то вместо счастья чувствует себя глубоко несчастным и потерянным. Он не до оценил ряд факторов, и прежде всего не понял самого себя. То, что казалось, имеет приемлемую цену, на самом деле, как выясняется, стоит неизмеримо дороже. Ему больше не хочется быть губернатором, мужем своей жены, выступать на этих страшных митингах перед свихнувшейся толпой.
  Ему надо понять, чего он действительно хочет, что сделает его счастливым? В свое время он повелся на трафаретные желания: денег, известности, влияния, славы. Понадобилось более двух десятков лет, дабы понять, что все это не его, он чуждое принял за свое. Но тогда, что же свое? Он весь от кончиков пальцев на ногах до волос на макушке головы переполнен любовью к Виолетте. Ему все больше кажется, что кроме нее, ничего и никто не нужен. Просто быть рядом с ней - этого достаточно для погружения в теплый океан блаженства, для того, чтобы душа наконец-то начала восхождение ввысь. Он хочет жить обыденной жизнью обывателя: ходить на работу, возвращаться домой, где его ждет безмерно любимая женщина. И этого самого простого поведенческого набора вполне достаточно для счастья. Он не желает больше быть губернатором, ежесекундно кривить душой; вместо этого может преподавать философию. К сожалению, по глупости в свое время он не защитил уже почти готовую диссертацию, а потому путь в высшие учебные заведения ему закрыт. Но можно найти для работы в колледже, даже в школе, учить детей обществоведению или другим смежным дисциплинам.
  Наконец-то с его души и ума спала покрывающая их плотная пелена, которая все эти долгие годы не позволяла жить так, как хочется ему, а не так, как навязывало общество. Он находился настолько под властью иллюзий, что даже не ощущал давящую на его плечи огромную тяжесть. Да, жизнь это огромный и сплошной обман, которому мы легко и часто с большим удовольствием поддаемся. Зачастую не желаем выбираться из этого плена. Требуются сильные причины и обстоятельства, чтобы начать пытаться выйти из-под из него. Для него таким побудительным моментом стала любовь к Виолетте и то, что происходит в стране, то безумие, тот военный угар, который охватил значительную часть населения.
  В какой-то момент он ясно понял, что больше не в состоянии делать вид, что принадлежит этому миру, он совсем из другой Вселенной, которая с ним не пересекается. Да, на какое-то время он попытался забыть об этом, но есть закон: то, что забылось, однажды вспомнится. Ничего не уходит и не проходит навсегда, все рано или поздно возвращается.
  Каракозов усилием воли приостановил непрерывный поток своих мыслей. Хватит думать об одном и том же, это можно делать бесконечно. Он уже все понял и пора переходить к принятию решений. А они предельно просты: уже завтра он подает заявление о своей отставки с поста губернатора и сообщает жене о разводе. Он очень надеется, что Виолетта, узнав об этом, поступить точно так же. И уже через месяц, может быть, от силы через два они смогут по-настоящему соединиться.
   Каракозову вдруг стало невероятно легко - давно он не переживал подобного состояния. Долгие годы он пребывал в плотном коконе обстоятельств и даже не делал слабых попыток выбраться из него, да, что ты выдраться, хотя бы пробить в нем небольшую брешь. А сейчас он решительно его разрывает и отбрасывает подальше от себя.
  Ему захотелось петь - желание, которое возникало у него нечасто. Он громко затянул песню, даже не очень сознавая, какую именно. Для него в данный момент это не имело ни малейшего значения. Да и причем тут это, сегодня последний день его прежней жизни, а завтра начнется пора освобождения от нее. Наконец-то он станет счастливым. А ведь он на это уже не надеялся. Благополучие и счастье - разные вещи. Благополучие - это достижение некого равновесия, когда невозможно реальное развитие, так как оно выбивает систему из этого состояния. А потому благополучные люди обычно самые унылые, ничего не желающие, кроме удовлетворения повседневных нужд. Счастье - это взлет всех интеллектуальных, эмоциональных и духовных сил, когда все начинает двигаться, перемещаться с места на место. Именно это и позволяет ощутить небывалый прилив энергии, ни с чем несравнимое ощущение полноты жизни. Перед человеком она открывает совсем иные горизонты, он постигает ее и красоту, и глубину, и переливчатость, и бесконечность своих внутренних потенций. Если при благополучии река жизни течет ровно и вяло, создавая ощущения незыблемой, зато такой надежной и знакомой во всех своих проявлениях скуки, то счастье заставляет бежать вперед, потому что хочется как можно быстрей достичь нечто новое и неизведанное и невероятно привлекательное.
   Каракозов радостно засмеялся; ему нравились его мысли. Он снова стал мыслить, как философ. Нет, конечно, надо быть честным с самим собой, до этого уровня ему еще далековато - более двадцати лет простоя и забвения не могут пройти бесследно. Но ведь с чего же то надо начинать, главное то, что у него не атрофировались мозги; если их регулярно использовать, они еще способны на многое.
  Час был уже достаточно поздний, и на дороге машин было немного. Эмоции требовали все время увеличивать скорость, но Каракозов сдерживал себя. Пока он еще губернатор, то должен показывать всем пример поведения и не нарушать правила дорожного движения. А потому не превышать установленного на этом участке скоростного режима.
  Каракозов все же немного увеличил скорость. Он не обратил внимания, что на развилке стоит грузовик. Едва автомобиль губернатора пронесся мимо него, автомобиль тут же начал движение. Он отсек сопровождающие в кортеже машины, поравнялся с машиной Каракозова и ударил ее сбоку.
  Столкновение оказалось стол сильным, что автомобиль губернатора мгновенно занесло, он вылетел на обочину, немного пронесся по ней и перевернулся.
  
  Часть вторая
  
  1.
  Татьяна узнала о катастрофе через три часа после случившегося. Было уже довольно поздно, она уже готовилась ко сну. Но тут же стала быстро одеваться. Позвонила диспетчеру, чтобы немедленно прислали машину. И через полчаса приехала в клинику.
  Несмотря на поздний час, в здании горело большинство окон. Уже в приемном покое ощущалось напряжение, у всех были какие-то странные озабоченные или скорбные лица. Но они Татьяну не интересовали, она потребовала, чтобы ее немедленно провели к лечащему врачу.
  Все тут же забегали вокруг нее, но шли минуты, а к врачу ее так и не проводили. Она не понимала, что тут происходит, почему никто не приходит к ней и не говорит о том, что же случилось. Она громко закричала, потребовав, чтобы ей сказали, что тут творится.
  Только после этого к ней подошел главный врач больницы Александр Арнольдович Городец. Она неплохо знала его, они периодически пересекались на разных тусовках, с удовольствием разговаривали на разные темы.
  - Александр Арнольдович, я требую, чтобы мне немедленно сообщили, что с мужем?
  Но главный врач сам только что приехал в клинику и толком ничего еще не знал. Он попросил дать ему немного времени, чтобы разузнать, в каком губернатор состоянии. И почти сразу исчез в лифте.
  Вернулся он минут через пятнадцать. Его лицо было печальным, но не трагичным.
  - Говорите, что с мужем? Только правду, - потребовала Татьяна.
  - Нет смысла от вас что-то скрывать, Татьяна Евгеньевна, - ответил главврач. - Идет сложная операция уже третий час. У Игоря Теодоровича серьезная черепно-мозговая травма.
  - Он выживет?
  - Это станет ясным только после операции. Как меня уверили, она близится к концу. Через час что-то будет ясно. А пока пройдемте в мой кабинет, я вас напою чаем или кофе. А если желаете, налью что-нибудь и покрепче.
  Главврач привел Татьяну в свой кабинет и предложил на выбор большой ассортимент напитков. Она выбрала коньяк. Организму требовалось что-то крепкое, дабы заглушить тревогу. Ей не хотелось ни о чем думать, потому что любая мысль сейчас усиливала состояние беспокойства.
  Александр Арнольдович стал говорить о том, что губернатора оперируют лучшие хирурги клиники, а это одновременно означает, что они и лучшие врачи в области, какое у них современное оборудование, в том числе благодаря стараниям Игоря Теодоровича. Теперь оно помогает сохранить ему жизнь.
  Татьяна хотя и не слишком внимательно вслушивалась в его слова, но была ему благодарна за них, так как они помогали немного отвлечься от мыслей о том, что происходит сейчас в операционной. Она знала, что как супружеская пара они были далеки от идеала, особенно в последние годы, когда каждый до некоторой степени был недоволен своим партнером по браку, и каждый, по крайней мере, частично, жил собственной жизнью. Но в данную минуту это не имело значения, она хотела лишь одного, чтобы муж остался бы жив. А что будет дальше, жизнь покажет.
  Татьяна находилась в кабинете уже больше часа, и пока никто ничего нового не сообщал.
  - Александр Арнольдович, когда же скажут, что с ним? - почти простонала она.
  - Думаю, уже совсем скоро, по моему опыту такие операции больше пяти часов не идут.
  И почти в тот же миг в кабинет вошел врач.
  - Юрий Алексеевич, вы из операционной? - Врач кивнул головой. - Что скажите?
  - Игорь Теодорович жив. Прямой опасности жизни в настоящий момент нет. Но положение стабильно тяжелое. А главное, судя по имеющимся признакам, губернатор в коме. И когда он из нее выйдет, спрогнозировать трудно. Он может очнуться, когда кончит действие наркоз, а может, находиться в таком состоянии долго. Мы не знаем. Могу я идти, а то очень устал? - спросил врач.
  - Конечно, после такой операции вам требуется отдых. А я прослежу, чтобы Игорь Теодорович был помещен в самые лучшие условия, в палату для ВИП-пациентов. Татьяна Евгеньевна, побудьте здесь, я скоро вернусь.
  Городец вышел. Татьяна почувствовала облегчение, по крайней мере, самого худшего не случилось. А это уже хороший знак. Она налила себе в бокал еще одну порцию коньяка и выпила.
  Главный врач вернулся через полчаса. Он собирался сообщить жене губернатора последние о нем новости. Но к своему удивлению обнаружил, что она лежит на диване и довольно громко похрапывает. Несколько секунд он стоял молча, затем потушил свет и тихо вышел.
  Татьяна вошла в палату и остановилась у входа. Неожиданно ноги перестали повиноваться. Она не могла оторвать взгляда от лежащего на кровати человека с закрытыми глазами и обложенного различными проводами и трубками. Рядом с ним сидела медицинская сестра.
  Главный врач осторожно взял Татьяну за локоть.
  - Татьяна Евгеньевна, вы можете подойти к Игорю Теодоровичу, - прошептал он ей в ухо.
  Преодолевая слабость в ногах, она подошла. Каракозов лежал абсолютно неподвижно, глаза были закрыты, лицо непривычно бледным. Она подумала, что он одновременно напоминает и покойника, и живого спящего человека.
  - Есть теория, что люди в коме слышат, что им говорят, - все так же тихо произнес Городовец. - Вы можете поговорить с вашим мужем.
  Татьяна кивнула головой и вдруг с ужасом поняла, что не знает, что сказать. Когда он был в нормальном состоянии, они разговаривали друг с другом не слишком уж много, да и эти диалоги обычно были далеко не самыми содержательными. А что говорить человеку, который то ли труп, то ли живой - совсем не понятно. Такого опыта у нее еще не было.
  Она невольно бросила взгляд на главного врача и увидела, что он ждет.
  - Игорь, Игорек, я так волнуюсь за тебя, это не передать словами, - начала она. - Сегодня вечером прилетает Виталий, он тоже крайне обеспокоен. Мы оба желаем тебе скорейшего выздоровления. - Татьяна замолчала, она вдруг ясно поняла, насколько формально и бессмысленно звучат произносимые ею фразы. Она вдруг решилась. - Игорь, я знаю, что была тебе не самой лучшей женой, хотя и старалась. Но что делать, так уж получалось у нас. Я прошу простить меня за это. Я тебе обещаю, когда снова станешь здоровым, все изменится, я начну жить только твоими интересами. И во всем поддерживать тебя, даже в том, с чем я не совсем согласна. Главное, твое мнение. - Татьяна не знала точно, верит ли она своим словам или они вырываются из нее в силу печальных обстоятельств, но сейчас ей было, в общем, все равно. Когда муж придет в себя, они разберутся, что делать дальше.
  Случайно взгляд Татьяны упал на главного врача, и увидела, как пристально он наблюдает за ней. Не совершает ли она ошибку, озвучивая при нем свои взаимоотношения с мужем, подумала она. Вскоре об этом будет судачить вся местная тусовка. А ей ли не знать ее нравы; эта тема станет главной для пересудов. Не стоит больше распространяться об этом дальше. Лучше говорить о чем-то нейтральном.
  Татьяна хотела продолжить, как внезапно зазвонил ее телефон. На мониторе совершенно неожиданно высветилось имя Виолетты Турчиной. Понятно, что она намерена выразить ей соболезнование, с утра на ее аппарат уже позвонили больше двух десятков человек. Но сейчас ей не до того, чтобы выслушивать дежурные фразы еще одного сочувствующего. Но и не ответить, значит, проявить неуважение к звонящему.
  - Я отойду на минуту, - сказала она Городовцу. Тот кивнул головой.
  - Татьяна Евгеньевна, я потрясена тем, что узнала, - раздался в трубке взволнованный голос актрисы. - Для меня - это сильнейший удар. Я...
  - Я благодарна вам, Виолетта, что вы позвонили. Но прошу меня извинить, я у мужа, а потому не могу говорить. В следующий раз я...
  - У меня вам преогромная просьба, - тоже перебила ее Виолетта. - Я сейчас нахожусь в приемном покое больницы. Но дальше меня не пускают к Игорю. Помогите с пропуском.
  Татьяна больше удивила даже не сама просьба, а то, что актриса назвала ее мужа по имени. Она слишком прожила долгую и достаточно насыщенную жизнь, чтобы думать, что это произошло случайно. Неужели это не просто так, а имеет свою причину. Но тогда даже тем лучше, что Виолетта тут.
  - Хорошо, я помогу вам пройти к Игорю. - Она сознательно назвала мужа тоже по имени. - Ждите.
  Татьяна вернулась в палату. Там ничего не изменилось, Каракозов лежал все так же неподвижно, над ним склонились медсестра и главврач.
  - Александр Арнольдович у меня к вам просьба. Проведать мужа хочет артистка нашего драмтеатра Виолетта Турчина. Но ее не пускают. Выпишите ей, пожалуйста, пропуск.
  Городец удивленно посмотрел на Татьяну.
  - Разумеется, я знаю Виолетту Турчину Но причем тут она, есть распоряжение пускать к Игорю Теодоровичу только ближайших родственников. Я не могу его нарушить.
  Татьяна совсем близко приблизилась к мужчине и обхватила пальцами пуговицу на его халате.
  - Это мало кто знает, но она - наша дальняя родственница. Поэтому распоряжение вы не нарушите. Разрешите ей прийти сюда под мою ответственность. С кем надо, я объяснюсь.
  Гороховец нерешительно посмотрел на нее.
  - Как скажите, Татьяна Евгеньевна. Сейчас распоряжусь.
  Главврач вышел из палаты. Вернулся он минут через пять. - Сейчас ее пропустят, - сообщил он.
  Дверь распахнулась, и в палату влетела Турчина. Ни на кого не обращая внимания, она бросилась к кровати, упала перед ней на колени и прижалась щекой к неподвижной руке Каракозова. Актриса не издавала ни звука, она, словно статуя, застыла в этой позе.
  Татьяна изумленно наблюдала за этой сценой из немого кино. Прошло уже не меньше пары минут, а ничего не менялось. Невольно Татьяна перевела взгляд на главврача и увидела, что тот тоже, причем, с неподдельным интересом, наблюдает за происходящим.
  Городовец почувствовал на себе взгляд, повернул голову, и их глаза встретились. Татьяна заметила, что он смутился.
  - Зиночка, - поспешно обратился он к медсестре, - выйдем ненадолго из палаты. Мне надо дать тебе кое-какие указания.
  Они вышли. Татьяна решила, что с нее достаточно этого зрелища. Она подошла к Турчиной.
  - Виолетта Сергеевна, мне кажется, вы достаточно пробыли у Игоря. Пора заканчивать ваш визит.
  Турчина подняла голову и взглянула на жену губернатора. В глазах актрисы не было ни слезинки, но они отражали откровенное страдание, которым была охвачена эта женщина. Она встала и, опустив вниз плечи, медленно побрела к выходу.
  Татьяна догнала ее в коридоре.
  - Виолетта, - окликнула она ее.
  Актриса остановилась и обернулась назад. Их глаза снова встретились.
  - Примите мои соболезнования, Татьяна Евгеньевна, - голосом, совершенно лишенным интонаций, произнесла она.
  - Игорь еще не умер, вы поторопились.
  Турчина невольно схватилась за лоб.
  - Извините, я не совсем понимаю, что говорю, - на этот раз хрипло произнесла она. - Я очень хочу, чтобы ваш муж выздоровел.
  - Мне кажется, он не только мой муж. - Татьяна на секунду задумалась. - Вот что, дорогая, на первом этаже тут есть кафе. Пойдемте, посидим. Я так понимаю, нам есть, что сказать друг другу.
  - Как скажите, - снова без примеси каких-либо эмоций прозвучал голос актрисы.
  Они вошли в кафе. Татьяна посадила свою спутницу за столик, а сама принесла две чашечки кофе. Одну из них поставила перед Турчиной.
  - Виолетта, учитывая сложившуюся ситуацию, давайте договоримся, я буду задавать вам вопросы, а вы отвечать только правду. Этот же принцип в равной степени относится и ко мне.
  - Согласна, - произнесла актриса.
  - Вы любовники? Вы спите друг с другом?
  - Да.
  - Давно.
  - Два месяца.
  - Вот оно как, - задумчиво протянула Татьяна. - Теперь понимаю, почему он не хочет заниматься со мной любовью. Часто ли вы встречаетесь?
  - Редко. В силу понятных вам обстоятельств, нам сложно встречаться.
  - Хотите, чтобы я вам посочувствовала? - вдруг едко улыбнулась Татьяна.
  - Нет. Я благодарна судьбе за каждую нашу встречу.
  - Вот оно как. То есть, хотите сказать, что вы любите Игоря.
  - Люблю.
  - Понятно. А можно узнать за что?
  - Игорь прекрасный человек, я таких в жизни до него не встречала.
  Татьяна о чем-то задумалась. Ее взгляд упал на стоящую перед ее собеседницей чашку кофе. Виолетта не сделала из нее и глотка.
  - Вы пейте кофе, - сказала Татьяна. Виолетта послушно сделала глоток. - Я хочу вас вот о чем спросить: расскажите мне о том, каким человеком видится он вам? Хочу сравнить собственные представления с вашими. Не сочтите это за труд.
  - Хорошо, я попробую, - согласилась Виолетта. - Понимаете, в чем дело, Игорь столкнулся с очень сложной проблемой. После того, как он стал губернатором, его сознание окончательно раздвоилось, он вынужден постоянно думать и действовать так, как он не хочет думать и действовать. Сначала он еще как-то это примирял, но постепенно ему становилось все труднее это делать.
  - Разрешите, я вас перебью, - вмешалась в монолог Виолетты Татьяна, - уж не хотите ли вы сказать, что этот процесс усилился после знакомства с вами?
  - Думаю, частично так и есть, - кивнула головой актриса, - но если это даже верно, я лишь выступила катализатором. Из общения с Игорем я поняла, что все обстоит гораздо глубже. Этот процесс начался давно, скорее всего, он и не останавливался. Но на нынешнем посту он вынужден все время себя ломать через колено. Я видела, с каким мучением он это делает.
  - Вот как, - хмыкнула Татьяна. - Почему же я ничего такого не замечала? Скажите, что вы думаете об этом честно.
  - То, что я вам скажу, вам сильно не понравится, Татьяна Евгеньевна.
  - Вы полагаете, что то, что уже сказали, мне нравится. Я слушаю.
  - Хорошо. Мне кажется, тут две причины. Первая то, что вы не хотите этого видеть. Даже если что-то замечали, старались не обращать внимания, тут же забыть. - Виолетта замолчала.
  - Какая же вторая?
  - Вы не общаетесь друг с другом.
  Татьяна вдруг почувствовала, что сильно уязвлена последним замечанием актрисы.
  - Откуда вы можете это знать, мы все время разговариваем.
  - Возможно, и разговариваете, только смотря о чем. Общение - это когда люди искренне друг с другом, когда они готовы поведать другому самое сокровенное, когда у них не остается тайн.
   - Игорь говорил с вами именно о сокровенном?
  - Думаю, да. Со мной он был сам собой, а с вами постоянно изображал из себя некий образ. Я думаю, он делал это на всем протяжении вашего брака, для него это был единственный способ его сохранять.
  - Я вижу, вы очень хорошо постигли моего мужа.
  - Мне тоже так кажется. Когда по-настоящему любишь человека, он становится для тебя прозрачным. Да он и сам хотел быть со мной таковым.
  Татьяне несколько мгновений молча смотрела на Виолетту. Затем ее взгляд скользнул по чашке кофе.
  - Виолетта, у вас остыл кофе. Принести вам другой?
  Актриса взглянула на нее и ничего не сказала. Татьяна встала, направилась к барной стойке. Через минуту принесла новую чашку.
  - Пейте, тут хорошее кофе, - сказала она.
  Виолетта осталась неподвижной.
  - Я бы хотела поговорить с вами на деликатную тему, - проговорила Татьяна. - Какой между вами был секс?
  - Я бы не хотела затрагивать этот вопрос.
  - Да, бросьте, мы с вами взрослые люди. Мы же договорились говорить всю правду. Дошла очередь и до этой темы. Тем более, вы актриса, обнимаетесь и целуетесь на сцене, это же вас нисколько не смущает.
  - Это совсем другое. Но если вы так хотите, - пожала плечами Виолетта. - У нас был невероятно страстный секс, мы подолгу не могли оторваться друг от друга. Я начинала перед каждой нашей встрече задолго об этом мечтать. С этой точи зрения он великолепный мужчина, о таком любовнике грезит каждая женщина.
  - Вот оно как, - протянула Татьяна. - А я-то грешным делом думала, что он почти совсем погас. Оправдывала его, что он не хочет заниматься со мной любовью по причине слабой потенции. Даже предполагала сводить его к сексологу. Точнее, вызвать его к себе. А выходит, я просто его не возбуждаю.
  - Извините, я не желала об этом говорить.
  - Да что вы, милочка, это же я вас заставила. Уж извините меня, но я решила узнать правду обо всех аспектах ваших отношений с мужем.
  - Тогда вы должны знать кое-что еще, - внезапно решительно произнесла Виолетта.
  - Разве мы еще не все обсудили? - удивилась жена губернатора.
  - В последнее время у него воскрес интерес к Плотину. Мне кажется, он снова хочет заняться им. Он же в студенческие годы писал о нем работу.
  - Диссертацию, - уточнила Татьяна. - Но я не позволила ему ее завершить, я не могла допустить, чтобы он столько драгоценного времени тратил на никому ненужную лабуду.
  - Это не лабуда, - возразила Виолетта.
  - Вы-то откуда это знаете?
  - Вскоре после знакомства с вашим мужем и под его влиянием я тоже стала интересоваться Плотином. Он очень меня заинтересовал.
  - Вот как! По вам это не скажешь. И чем же, могу я узнать?
  - Тем, что Плотин совсем другой человек, он совсем не похож ни на меня, ни на вас, ни на одного человека из тех, кого я знаю. Он словно пришел к нам из другого мира. И этот мир тоже совсем другой.
  - Что же в нем другое?
  - Мне не просто это сформулировать, я не так много успела узнать о Плотине. К тому же я не философ, а актриса.
  - Этого я еще не забыла. А разве Игорь вам не помогал лучше разобраться в вашем Плотине?
  - Помогал, но мы о многом не успели переговорить.
  - Я понимаю, было некогда, вы же все время свиданий все время занимались любовью.
  - По этой причине - тоже.
  - И все же попробуйте, - попросила Татьяна.
  - Как я поняла, все земное и плотское только мешало ему, препятствовала сосредоточению исключительно на духовной жизни. По большому счету он мечтал об одном, чтобы люди воссоединились с источником всего живого на земле, он называл его Единым. Только одно это и имеет значение, только такой путь приводит к очищению души от всей той грязи, что мы несем и в себе и на себе. Он считал себя странником и полагал...
  - Достаточно, милочка, - прервала его Татьяна. - Дальше не надо. Я не любитель всей этой премудрости. Она только мешает нормальной жизни.
  - А вы уверенны, что эта жизнь нормальная?
  Женщины обменялись взглядами.
  - Не будем дискутировать, это не относится к теме нашего сегодняшнего разговора.
  - А мне как раз кажется, это больше всего и относится.
  - Вы так и не попробовали здешнего кофе, - вставая, произнесла Татьяна. - Напрасно, оно очень даже ничего.
  - Я верю вам.
  Татьяна смерила ее взглядом. Она вдруг почувствовала прилив такой сильной ненависти к этой женщине, что ее охватило сильнейшее желание плеснуть этим кофе ей в лицо. У нее даже дернулась рука в этом направлении. Но в самый последний миг удалось обуздать себя.
   - Спасибо вам, Виолетта, за откровенность, - постаралась как можно спокойней произнести Татьяна. - Хотя бы раз в жизни есть смысл узнать правду. - Она задумалась. - Хотя, зачем? Она еще никого не сделала счастливой. И вас не сделает. Очень прошу, больше не приходите в больницу к моему мужу. Да вас и не пустят. Я позабочусь об этом. И еще, я постараюсь сделать так, чтобы в театре вы больше не получали хороших ролей. А, если получится, то и никаких. До свидания, милочка.
  Больше не смотря на Виолетту, Татьяна покинула кафе.
  
  2.
  Цвет туннеля постоянно менялся, то он приобретал багровый, то изумрудный цвет, то вдруг сиял невероятно чистым голубым оттенком, то становился зеленым, а затем внезапно желтел, словно осенью листья. Цветов было так много, что даже не верилось в том, что они существуют на самом деле. Они казались частью какой-то невероятной галлюцинацией, но при этом очень ясной и отчетливой.
  Но самое удивительное было то, что туннель не кончался, а казался бесконечным, поворот следовал за поворотом, подъем сменялся очередным спуском, затем долгим полетом по горизонтальной плоскости.
  Хотя путь все не кончался, никакого напряжения для его преодоления не ощущалось. Только бесконечная легкость, невесомость, при этом какая-то неведомая сила толкала вперед и одновременно удерживала от падения.
  Ничего подобного в жизни Каракозов даже отдаленно не испытывал, то были абсолютно новые ощущения, до того замечательные, что хотелось только одного - чтобы они никогда бы не кончались. Кто бы мог подумать, что бесконечность столь прекрасна и привлекательна, она вовсе не страшит, а наоборот, придает такой жизненный тонус, что от него просто распирает. Там, в прежнем измерении ничего подобного и близко не бывает, там все делается с большим напряжением, каждый пустяк, каждый шаг дается с огромными затратами сил и энергии. А тут не испытываешь ничего подобного, летишь - и никаких усилий не прилагаешь. Не понятно, как происходит полет, какая сила заставляет парить в пространстве, но делаешь это с огромной скоростью, возможно, даже световой. Но определить точно, с какой именно, нет ни какой возможности, потому, что на самом деле, не понимаешь по настоящему, что происходит.
  К тому же еще и отсутствует чувство времени, оно полностью исчезает. Возможно, прошло всего несколько минут, а возможно, пролетели столетия - понять нереально. Есть лишь смутное ощущения какого-то другого измерения, что ты находишься в каком-то ином временном континууме. В нем нет ни начала, ни конца, это безвременье в смысле отсутствия всяческого отсчета секунд, минут, часов месяцев, годов и даже столетий. Прошлое, настоящее и будущее сливаются тут в едином порыве, между ними нет ни малейшего зазора. Они постоянно вместе; когда наступает настоящее, тут же возникают прошлое и будущее. События мгновенно проходят сквозь них, они есть, но при этом ничего не происходит, они не оставляют следа. Как такое возможно? По всем известным законам физики это абсолютно невозможно, но он чувствует, что именно так все и происходит.
  Каракозов все так же летел по туннелю, который все так же без конца менял световую гамму. Этот бесконечный и, в общем-то однообразный полет нисколечко не утомлял, а только наполнял бесконечным восхищением. Мелькнула странная мысль: если это смерть, то ничего лучше в мире не существует. Получается, что счастье - это не жить, а умереть. Почему же тогда люди этого не понимают, ведь это так наглядно.
  Едва Каракозов об этом подумал, как все резко изменилось. Полет мгновенно завершился, туннель исчез, вместо него появилось какое-то другое пространство. Это было именно пространство, так как ни на дом, ни на комнату оно совершенно не походило. Исчезло ощущение безграничности и бесконечности, он замер в одной точке, вокруг него творилось что-то непонятное, все вдруг окутал туман, сквозь который Каракозов ничего не мог разглядеть. Все клубилось, дымилось, если эти глаголы подходили для описания того, что он наблюдал. Но других в своем лексиконе он не находил, да скорее всего, их и не существовало для того, чтобы как-то обрисовать увиденное.
  Сколько так продолжалось, определить было нереально, но вдруг опять что-то изменилось. Где-то в глубине пространства появилась точка, которая очень быстро увеличивалась в размерах. Она неслась прямо на него. Испуга не было, но возникло какое-то странное чувство, отдаленно напоминающее и тревогу и предчувствие чего-то важного. Того, чего он тщетно ждал всю жизнь и никогда не надеялся дождаться.
  Точка приблизилась, и Каракозов увидел, что на самом деле это фигура человека. Хотя фигурой можно было назвать весьма условно; ноги, руки, голова, как до этого стенки туннели, все время меняли свои оттенки, при этом казались полупрозрачными.
  Внезапно калейдоскоп световых гамм прекратился, и Каракозов разглядел черты человеческого лица. Они показались ему смутно знакомыми. И вдруг всем его существом овладела странная эйфория, неведомый голос ему шепнул: посмотри, да это же он!
  Они разглядывали друг друга, но если Каракозов смотрел на незнакомца с изумлением, то тот - совершенно спокойно, без всяких эмоций, как на давно знакомого человека. Черты этого лица были Каракозову знакомы; именно таким он его и представлял.
  - Да, это я, Плотин, - подтвердил Плотин. - Добро пожаловать к нам в гости.
  - Где я? - спросил вновь прибывший.
  - В Элизиуме. Это такое место, где собираются мудрецы после их смерти для вечной жизни.
  - Значит, я мудрец?
  Плотин едва заметно улыбнулся и отрицательно покачал головой.
  - Ни в коем случае, на мудреца ты совсем не тянешь.
  - Почему же тогда я здесь? - удивился Каракозов.
  - Я упросил. Скажу честно, это было не просто, тебя не хотели сюда отправлять. Ни по одному параметру ты не проходишь. Но, как видишь, мне все же удалось убедить. Мой авторитет работает и тут.
  - Я очень вам благодарен, хотя не знаю, за что благодарить. Вдруг мне тут не понравится.
  Плотин, как показалось, Каракозову, недоуменно посмотрел на него.
  - Не понравится находиться здесь, где собрались мудрецы, когда-либо жившие на земле. Я был о тебе иного мнения. Если хочешь, через мгновение ты окажешься в другом месте.
  Каракозов понял, что совершил большую оплошность.
  - Нет, не хочу, с вашего разрешения я останусь тут.
  Плотин кивнул головой.
  - Я был уверен, что ты так и поступишь. Все же было время, когда ты соприкасался с мудростью.
  - Я изучал ваши труды.
  - Я знаю, - кивнул головой Плотин. - Правда, без особого успеха.
  - Да, - поник Каракозов, - что есть, то есть.
  - Не ты первый, не ты последний. - В голосе философа прозвучала самая настоящая грусть.
  - Все так плохо?
  - Даже хуже, чем ты думаешь. В свое время я ошибся, размышляя о перспективах мира.
  - Но это было давно.
  - Всего лишь в третьем веке, совсем недавно. Время бесконечно, но при этом несется с бешеной скоростью. Ты же попал сюда, как и все, через туннель, а это в каком-то смысле проекция времени. Даже отдаленно не представляешь, через какой его промежуток ты пронесся.
  - Мне показалось, что туннель не имеет предела. Количество поворотов на нем не поддается счету.
  - Да, их и невозможно сосчитать. Нет такой цифры, которая бы определила это число. Да и зачем оно. К тому же возможно, количество поворотом постоянно меняется. Время, как и все в этом мире не постоянно. Только тут начинаешь отдаленно понимать его природу.
  - И какова она?
  - Она дуальна. В нем заключено одновременно бесчисленное число конечностей и одна бесконечность, которая объединяет все эти конечности. Впрочем, возможно, мы об этом еще поговорим. Я буду твоим проводником и куратором здесь. Тебе предстоит многое пережить, многое переосмыслить, многое вспомнить. Таковы условия твоего пребывания тут. Находиться в обители мудрецов не просто, здесь нет места для праздности, для возможности отрешиться от самого себя, забыть о том, что было в том мире, из которого ты сюда пришел. Элизиум скорее напоминает зеркало, которое возвращает тебе отображение, в том числе и то, которое предпочел давно предать забвению. Запомни, мудрец - это тот, кто неустанно познает себя и окружающий его мир. Те же, кто перестают это делать, покидают Элизиум.
  - А есть такие? - изумился Каракозов.
  - Есть и их гораздо больше, чем ты думаешь. Познание себя и мира - тяжелый, безостановочный труд, он требует самоотречения. Не все готовы к такому испытанию.
  - И кто же из мудрецов не выдержал это испытание?
  - Пока эта информация не для тебя. Да и так ли это важно. Думай о себе.
  - Но все же интересно.
  - Это не то чувство, которое тут следует испытывать.
  - Тогда какое?
  - Познание, как внутренняя потребность всего твоего существа. Без познания, как без пищи на земле, тут долго не задерживаются. Это единственный шанс преобразовать себя.
  - Я понимаю, - пробормотал Каракозов. Невольно он подумал, что перед ним стоят чересчур сложные задачи. А он отвык их решать.
  - Я понимаю, тебе будет трудно, - словно прочитал его мысли Плотин. - Та жизнь, которую ты вел, была совсем иной, ты привык удовлетворять самые примитивные потребности, жить самыми низменными желаниями. Ты забыл, что если в человеке отмирает высшее, он целиком захватывается низшем. Так уж мы устроены, и другого нам не дано. Если желаешь тут остаться, придется перестраиваться.
  - Я полагал, что на том свете все легко и просто, ничего не надо делать, что-то это бесконечная база отдыха. По крайней мере, до нового возвращения на землю.
  Внезапно Плотин рассмеялся. Это так не вязалось с его строгим обликом, что Каракозов в первое мгновение даже слегка оторопел.
  - Какая наивность. Это там, в вашем убогом и ужасном мире подавляющее число людей ничего не делают. Ибо деланьем можно назвать только то, что преобразует личность и мир. Тут все иначе.
  - Я здесь совсем недавно, еще плохо знаю и понимаю, где я оказался, и какие тут порядки, - попытался оправдаться Каракозов.
  К удивлению Каракозова Плотин с пониманием отнесся к его словам.
  - Разумеется, тебе предстоит многое постичь. Более, чем ты мудрые люди, попавшие сюда, испытывали растерянность. Просто прими новую реальность. Тогда ты возблагодаришь судьбу, что оказался тут.
  - Я постараюсь, Плотин, - пообещал Каракозов.
  - Вот и хорошо. Скоро мы продолжим. А пока отдыхай.
  - Как?
  - Просто закрой глаза - и ты ощутишь, как нисходит на тебя отдохновение. Это ощущение мало с чем можно сравнить. Не буду тебе мешать.
  Каракозов не успел даже заметить, как исчез Плотин. Только что он был, а сейчас уже нет. Он решил последовать совету философа - закрыть глаза и отдохнуть. Но прежде чем это сделать, вдруг только сейчас понял, что их разговор выглядел очень странным. Он, Каракозов, не знал ни древнегреческого, ни латинского, а Плотин никак не мог знать русский. И, тем не менее, они прекрасно понимали друг друга.
  Как это происходило? К Каракозову внезапно пришло осознание, что во время разговора они не произносили слова, их голоса не звучали, а чужая речь непосредственно отражалась в его голове. Выходит, они напрямую обменивались мыслями. Значит, вот каким образом тут происходит общение.
  Каракозов закрыл глаза и тут же почувствовал состояние полнейшего отдохновения от всего.
  
  3.
  Каракозов открыл глаза и огляделся. Ему показалось, что он находится все в том же месте, где повстречался с Плотином. Хотя с другой стороны полной уверенности в этом не было.
  Впрочем, он почти сразу забыл об этом, так как целиком погрузился в переживаемые им ощущения. Ничего подобного он еще не испытывал. Он не может разобрать, что это было: сон, дремота, полупрозрачное состояние между явью и забытьем. А может все одновременно, он уже начинает осознавать, что тут и не такое возможно. В любом случае никогда он не чувствовал себя таким бодрым, с такой ясной головой и с таким легким, даже скорее невесомым телом.
  Он оглядел себя. Про тело это он неверно подумал, как такового его не существовало, вместо него какие-то световые контуры с то и дело меняющими цветами. Судя по всему, тут все устроено так; если на земле в какой цвет выкрашен предмет, в таком он сохраняется постоянно, то здесь действует принцип бесконечных его изменений. Вряд ли это случайно, скорее всего, несет определенный смысл. Но какой? Надо спросить у Плотина.
  Едва Каракозов подумал о нем, как вдали возникло невероятно красивое переливающее цветовое пятно. И еще через мгновение рядом с ним оказался Плотин.
  - Я только подумал о вас, и вы тут же появились, - сказал, точнее, подумал Каракозов.
  - Здесь мысли передаются мгновенно. Впрочем, тут все происходит с такой же скоростью. Учти это на будущее.
  - Постараюсь. Еще хочу вас спросить.
  - Спрашивай, - разрешил Плотин.
  - Почему тут постоянно меняется цветовая гамма? - Каракозов посмотрел на себя, затем перевел взгляд на своего собеседника. - Вы весь переливаетесь яркими и насыщенными цветами, а мое тело гораздо тусклей.
  - Неужели не догадываешься? - удивился Плотин.
  - Если спрашиваю, значит, нет, - немного даже обиделся Каракозов.
  - Интенсивность цвета зависит от того, насколько продвинут находящийся тут человек. Чем более яркими красками сияет человек, это означает, что он находится на более высокой ступени развития. А если у него цвета тускло-серые, вот как у тебя, следовательно, он на самом низком уровне своего сознания. Впрочем, точно так же обстоит дело и на земле.
  - Никогда не замечал ни от кого идущего сияния.
  - Мне это известно. Чтобы увидеть идущее от человека сияние, надо самому достичь определенного уровня. Только тогда зрение способно это заметить.
  - Значит, я этого уровня так и не достиг. - Каракозову стало немного грустно.
  - Ты шел к этому, но остановился и пошел в обратном направлении. Это было твоим осознанным решением. Поэтому твое падение было особенно сильным. По большому счету ты не имеешь права находиться среди нас.
  - Вы это мне уже говорили.
  Плотин слегка кивнул головой.
  - Человек - это путь. Твой - только начинается. Поэтому ты оказался тут. Если бы это не случилось, у тебя не было шансов двинуться дальше. Очень часто, чтобы заново родиться, надо умереть. С подавляющим большинством людей этого так и не происходит. Поэтому они мертвыми рождаются, мертвыми и умирают. Я это понял слишком поздно. - Каракозов услышал, как глубоко и горестно вздохнул философ. Точнее, эти печальные звуки отразились в его мозгу.
  - Но что именно вы поняли, Плотин? - поинтересовался Каракозов.
  - Единое недостижимо, - грустно прозвучал ответ. - У людей даже не возникает импульса его достичь. Боюсь, мы все обречены.
  - На что?
  - Оставаться в нашем диком, примитивном состоянии. А редкие люди, способные выбраться из него, ничего не меняют. Они остаются сами по себе, не находя ни понимания, ни признание у большинства. Скорее оно воспринимает их в качестве своих врагов. Или в лучшем случае как выживших из ума.
  - Но разве вы не осознавали этого с самого начала? Ведь вы как никто другой всегда понимали человеческую природу. Разве не так?
  Какое-то время Плотин молчал, вернее, в голове Каракозова не раздавалось никаких звуков.
  - Те, кто рожден на свет, слишком подвержены надежде, - раздались слова Плотина. - Без нее невозможно перенести горести мира. Но это и самое большое заблуждение. Тех, кто думают, что можно что-то изменить, рано или поздно охватывает разочарование.
  - Но если все так безнадежно, зачем тогда все? - спросил Каракозов.
  - Не спрашивай и не жди ответа. Мудрость в том, чтобы жить вопреки всему. Ничего другого нам просто не остается. Тот, кто принимает этот постулат и действует согласно ему, уподобляется Богу.
  Каракозов почувствовал, что не знает, что сказать. Наверное, Плотин прав, все же он один из самых мудрых людей, которые когда-либо появлялись на земле. Но как с этим смириться, он, Каракозов, не понимает.
  - Я понимаю твои затруднения, - снова зазвучали слова Плотина в голове Каракозова. - Не думай сейчас об этом. В какой-то миг ты поймешь, что надежда есть. Но для нее путь не близкий. Тебе решать, ступишь ли ты на эту дорогу или останешься стоять на месте?
  - Что же надо делать, чтобы ступить?
  - Для начала вспомнить свою жизнь. Это крайне важно, без этого ты не сможешь пойти дальше. Не разобравшись в себе, невозможно разобраться в мире. Человек - изначальная точка для этого.
  - Я постараюсь, хотя многое уже забыл.
  На лице Плотина появилась нечто похожее на улыбку.
  - Ни одно мгновение жизни человека не исчезает, оно полностью сохраняется и может быть воспроизведено.
  - И я могу просмотреть всю свою жизнь?
  - Разумеется. У каждого в Элизиуме есть место, где он может пролистать, словно книгу, свою жизнь, страницу за страницей. Я отведу тебя туда.
  - Но если я стану просматривать свою жизнь, это займет уйму времени.
  - Ты забыл, что времени как такового тут нет. Но ты прав, нет смысла смотреть все. Покажут лишь те фрагменты твоей жизни, которые тебе нужны, чтобы переосмыслить свой путь. Иначе ты бы просто потонул в потоке воспоминаний и информации. Согласен?
   Каракозов вдруг почувствовал, что ему не так-то легко согласиться. Он не был уверен, что хочет снова пережить многие фрагменты своего прошлого.
  - А если не соглашусь? - спросил он.
  - Ты тут же покинешь Элизиум. Тебе тут нечего будет делать.
  - Пусть будет так, как вы говорите.
  - Я был уверен, что ты согласишься. Следуй за мной.
  - Это далеко?
  Плотин посмотрел на Каракозова и покачал головой. Черт, он снова забыл, что тут нет таких понятий. Пора уже привыкнуть.
  Плотин взметнулся вверх и стремительно понесся по мерцающему разными цветами туннелю. Каракозов поспешно устремился за ним.
  
  4.
  Плотин исчез, и Каракозов остался один. Хотя вокруг не было никаких стен, его не отпускало ощущение, что он пребывает в изолированном пространстве. Здесь не было переливаний света, вокруг царила одна и та же цветовая гамма, что-то между светло серым и темно- серым оттенком. Причем, она была неподвижна, никаких изменений. И еще здесь была какая-то звенящая тишина; не раздавалось ни шорохов, ни звуков, ни каких-то других шумов.
  Чем-то эта атмосфера отдаленно напомнила Каракозову кинотеатр перед сеансом, когда уже погас свет, а экран еще остается темным. И ты гадаешь, что сейчас на нем появится. Возможно, это самые интригующие мгновения перед началом фильма, когда подсознательно ждешь чего-то необычного или даже чудесного. Хотя знаешь, что шансы на это просто мизерные.
  Внезапно что-то изменилось, то ли вокруг, то ли в нем самом - понять это Каракозову было затруднительно. Все погрузилось в непроницаемый мрак. Он был такой сплошной и плотный, что возникало ощущение, что мир обуяла непроницаемая темнота.
  Но это состояние длилось какие-то мгновения, по крайней мере, у него возникло именно такое ощущение. А затем что-то вдруг засветилось, причем, свет быстро нарастал. В какой-то момент Каракозов отчетливо ощутил, что его прежнего уже нет, он куда-то растворился. Ему даже стало страшно, но это чувство как быстро возникло, так и быстро прошло. Его сменило изумление, так как он увидел себя в их небольшой квартире, в которой вместе с родителями жил в маленьком сибирском городке.
  Но изумление исчезло так же быстро, как и появилось, он больше ничего не чувствовал. Точнее, к нему вернулись, казалось, навсегда утраченные чувства и мысли той далекой эпохи. Он вновь вернулся в нее.
  Они сидели на кухне. Маленькая, шестиметровое помещение, где не только готовили, но и ели. Разместиться на ней было не просто, но за многие годы они приспособились к таким условиям.
  Сегодня же был не просто ужин, а торжественный ужин по случаю окончания Игорем школы. В их доме почти никогда не пили, только отмечая особенно торжественные события. Как раз оно и было таковым - ведь сын закончил школу с золотой медалью. Больше него в этом выпуске такой награды никто не удосужился. И сейчас она лежала на столе.
  Отец откупорил бутылку шампанского и разлил его по бокалам. Игорь спокойно смотрел на шипучку, вместе с бывшими одноклассниками он уже несколько раз пробовал такое вино. Хотя родителям об этом, естественно, не рассказывал.
  - Теперь ты взрослый и можешь сделать несколько глотков шампанского, - сказал отец, не спуская глаз с сына. - Да, Марта? - обратился он за поддержкой к жене.
  - Но только, если этим делом не сильно увлекаться, - произнесла мать. - Ты согласен, сынок?
  - Конечно, мама, - кивнул головой Игорь. Он не стал говорить, что ему нравится вкус шампанского, которое он уже несколько раз пробовал.
  - Тогда выпьем за тебя и твои успехи, - провозгласил тост отец, беря бокал в руки. - Мы с мамой гордимся тобой. Хочу открыть тебе маленький секрет, - он снова поглядел за жену, ища у нее поддержку. - Твоя классная руководительница Анастасия Владимировна сказала нам, что уверенна, что тебя ждет большое будущее. Заодно выпьем и за нее. Она много для тебя сделала.
  Они выпили.
  - Ешь, Игорек, - проговорила мать, с обожанием глядя на сына. - Это ты в папу такой способный.
  - Он способный сам в себя, - возразил отец. - Теперь же самое важное - правильно выбрать дальнейший путь. Мы с мамой до сих пор не представляем, куда ты собрался поступать? Ты нам так ничего и не сказал. А это на сегодня главный вопрос. Говори, что решил. А мы тебя поддержим, будем помогать, сколько сможем. - Да, Марта?
  - Конечно, Теодор, сколько сможем, столько и поможем. Я могу взять еще полставки. У нас это не проблема. - Мама Игоря работала участковым врачом в поликлинике.
  - У тебя отлично с математикой и физикой, почему бы тебе не продолжить нашу династию и стать инженером, - предложил отец. Он работал на местном заводе заместителем главного конструктора.
  - Или врачом, с биологией у него тоже в порядке, - дополнила мать. - У нас в областном центре отличный мединститут. Я там училась, поэтому знаю.
  - Политех ничуть не хуже, - возразил отец. - Мне тоже это известно не понаслышке. Что скажешь? Времени мало, скоро надо подавать документы.
  Игорь молчал, ему не очень хотелось говорить на эту тему. Но он понимал, что разговора не избежать. Он весь выпускной класс старался его обходить, хотя родители периодически расспрашивали об этом. Но молчать больше невозможно, настал момент, когда придется сказать обо всем открыто.
  Игорь, стараясь не смотреть на родителей, тихо произнес:
  - Мама, папа, я сделал свой выбор.
  Родители, желая услышать продолжение, с нетерпением уставились на сына.
  - И какой? - спросил отец.
   - Я поеду в Москву, буду поступать в МГУ.
  - И на какой же факультет? - снова спросил слегка удивленный отец.
  - На философский, - еще тише произнес юноша.
  - На какой, какой? - словно не поверил ему отец.
  - На философский, - повторил Игорь.
  - И кем же ты будешь?
  - Философом.
  В кухне воцарилась тишина.
  - Кем, кем? - первым нарушил ее отец. - Я, наверное, ослышался.
  - Я хочу быть философом. Я долго думал, что мне по-настоящему интересно. И пришел к заключению, что философия меня увлекает сильней всего остального.
   - Сынок, ты этого говоришь сейчас всерьез? - подала голос мать.
  - Да, мама, я говорю очень серьезно.
  - Хорошо, предположим, - проговорил отец с таким выражением лица, словно бы проглотил что-то очень горькое. - Вот кончишь свой университет, чем будешь заниматься?
  - Познанием мира.
  - Чем, чем?
  - Познанием мира.
  - То есть, ты считаешь, что он не познан, а ты его познаешь - и все мы будем знать, как он устроен? Я правильно уловил твою мысль?
  - Не совсем, папа.
  - Да, - удивился отец. - А как тогда, объясни?
  - Я думаю, что мир невозможно познать.
  - Если ты это понимаешь, то зачем тогда хочешь этим заниматься?
  Игорь поймал себя на том, что не представляет, как объяснить все это родителям. Наверное, он и сам это смутно сознает.
  - Если мир нельзя познать, это не значит, что его не надо познавать. Просто каждый, кто этим занимается, вносит какой-то свой вклад. Вот и я тоже этого хочу.
  Родители растерянно переглянулись, видно было, что им нелегко было найти аргументы, чтобы отговорить сына.
  - Послушай, я тебя в чем-то понимаю, - не уверенно начал отец, - наверное, это по-своему важно и интересно. Но ты посмотри на ситуацию с другой стороны. Во-первых, еще неизвестно, разрешат ли тебе познавать мир?
  - Кто же мне может запретить, папа? - удивленно воскликнул Игорь.
  - Да кто угодно! - вдруг зло воскликнул отец, но тут же попытался взять себя в руки. - Ты же мужчина и должен понимать некоторые вещи. Нужно же не просто познавать, как ты говоришь мир, но нужно, чтобы за это тебе бы платили деньги. И желательно не самые маленькие. У тебя же будет семья, появятся дети, на что их будешь содержать? Ты не просто будешь познавать мир, а трудиться в какой-то организации, где платят нормальную зарплату. А, насколько мне известно, таких совсем немного. Уверен, что тебя примут в одну из них? Да всем известно, что туда устраиваются по блату. А по блату берут своих, то бишь, в основном москвичей. В нашем городе, ни даже в областном центре таких контор нет. Ты подумал, кто тебя возьмет - выходца из черт знает, откуда, без знакомств и связей? И кем ты будешь тогда работать со своим дипломам философа? А другой профессии у тебя уже не будет. Что скажешь?
  - Папа дело говорит, - поддержала мужа жена. - Прислушайся к его словам. Мужчина должен твердо стоять на ногах. Вот, как твой папа. Мне с ним хорошо и спокойно.
  Игорь сжался на стуле. При всей своей неопытности и наивности он понимал, что в словах отца много правды. Вполне возможно, так оно и будет. Но и отступать он не собирался.
  - Я понимаю, что будет сложно, но я постараюсь не пропасть, обрасти связями, - не до конца веря своим словам, ответил Игорь. - Поймите, мне другое не интересно. Точнее, интересно, но не настолько, чтобы этим заниматься всю жизнь. Я вам не рассказывал, но я могу часами размышлять над каким-нибудь философским вопросом. И мне не скучно.
  - Вот в чем причина твоей растерянности, - проговорила мать. - А я-то все думала, что с тобой часто происходит. Даже врачу собиралась показать.
  - Не надо показывать меня к врачу, - быстро проговорил Игорь.
  - Вижу, ты не желаешь внимать нашим с мамой аргументам, - снова проговорил отец. - Я всегда опасался твоих странных фантазий. Мне не нравились книги, которые ты читал. Но я надеялся, что одумаешься, и вся эта блажь пройдет. Но ты не унимаешься, не желаешь понять, что губишь собственное будущее. Я еще твой отец и поэтому данной мне над тобой властью запрещаю даже думать учиться на философа. Раз не можешь решить сам, мы с мамой определим, куда тебе поступать. И ты будешь поступишь.
  - Нет, папа, не буду. - Игорь попытался сосредоточить внутри себя всю имеющуюся у него решительность.
  - Будет так, как я говорю! - вдруг рявкнул отец. Он больше не скрывал ни своей злости, ни гнева. - А чтобы никуда не сбежал, будешь сидеть взаперти в квартире. И готовиться к экзаменам. А когда они наступят, вместе поедем поступать. Потом мне всю жизнь будешь благодарен.
  - Не буду, папа.
  - Вижу, договориться у нас не получится. Тогда запираю дверь и отбираю у тебя ключи. Немедленно отдай их мне! Где они?
  - Я сейчас принесу, - пообещал Игорь.
  - Может, не надо запирать, - робко попыталась заступиться мать.
  - Марта, ты же видишь, по-другому не получается. Чего сидишь, иди за ключами, - потребовал отец от сына.
  Игорь встал и медленно побрел в свою комнату. Взял ключи со стола, несколько мгновений молча смотрел на них, а затем бросился к выходной двери. Отец побежал за ним, но не успел, юноша первым выскочил из квартиры.
  В эту ночь впервые в жизни он ночевал не дома, а у своего приятеля.
  
  5.
  Первые недели учебы Игорю пришлось жить на съемной квартире, точнее, в комнате в восемь квадратных метров. Но даже такое небольшое жилье опустошало его бумажник; чуть ли не ежедневно он подсчитывал свои расходы и с горечью констатировал, что надолго их не хватит. И что тогда? Возвращение домой. Он с таким трудом выбил согласие родителей на поступление в московский университет. Если бы не мама, отец никогда не согласился. Но она уговорила его не мешать сыну делать то, к чему влечет сердце. А там видно будет.
  Отец согласился с большим трудом. Они всегда были близки друг другу, но сейчас Игорь явственно ощущал возникшее отчуждение между ними. Они жили в одной квартире, но жили, как чужие, почти не общаясь. И пока Игорь готовился к вступительным экзаменам, так все и продолжалось.
  В данной ситуации Игоря радовало лишь то, что ему больше не приходилось спорить с отцом, отстаивать свою позицию. Тем более, он понимал, что все равно не сумеет ничего доказать. Он вдруг понял, что отец - из другого мира, с другими представлениями и ценностями. И общий язык им никогда не найти.
  Но перед самым отъездом именно отец сунул ему в руки довольно пухлый конверт. Игорь открыл его и увидел, что он заполнен разноцветными купюрами.
  - Это от нас, - пояснила мать. - Мы не хотим, чтобы ты нуждался. Мы очень просим - питайся хорошо. Для учебы это крайне важно.
  Игорь едва сдержал слезы. Он обнял мать и долго не отпускал. Затем повернулся к отцу, ему тоже хотелось приникнуть к нему, но он не решился. Они просто пожали друг другу руки.
  По большому счету это уже ничего не изменило, Игорь окончательно понял, что между ним и родителями - непреодолимая пропасть. И ее не перескочить, не перелететь, не засыпать, она сохранится навсегда. С этим ему и следует жить.
  До Москвы на поезде предстояло добираться трое суток. Первые из них он думал о своих отношениях с родителями. Но затем мысли сами собой изменили направления движения, он стал представлять, как сложится его жизнь в Москве. Конечно, чтобы закрепиться в столице, надо сдать экзамены, но он почему-то не сомневался, что его тут ждет успех. Да, он из далекого и маленького провинциального городишки, но при этом хорошо подготовлен. К тому же какое-то чувство постоянно подсказывало, что все сложится для него благополучно.
  У него даже слегка начинала кружиться голова, когда он думал о предстоящей жизни. По сравнению с той, какую он вел дома, она непременно будет в сто крат насыщенней и интересней. Предстоит познакомиться с новыми людьми, включая девушек. Когда его посещала эта мысль, сердце само собой начинало учащенно стучать, а лицо становилось пунцовым.
  То была особенная сфера, которую он немного стеснялся, но которая порождала целую гамму бурных чувств. Не удивительно, ведь до сих пор он даже ни разу не целовался. И в школе, и дома царили достаточно строгие, если не пуританские нравы. В маленьком городке трудно что-либо утаить. Любые отношения становились сразу известны многим. А потому ничего лишнего никто не допускал.
  Игоря в какой-то степени такой аскетизм угнетал, это был не главный, но важный стимул покинуть отчий дом. Он жаждал свободы во всех ее аспектах; только в этом случае жизнь, как река, могла стать полноводной. А ему этого жутко не хватало, он не мог отделаться от ощущения, что до сих пор он вел крайне скудное существование.
  Как ни странно, но трое суток в поезде пролетели довольно быстро, настолько глубоко Игорь погружался в свои мысли. К тому же он много читал литературы, которая пригодится для сдачи экзаменов. Конечно, возникали опасения, что он может на них потерпеть неудачу, но он их старался отгонять.
  Перед тем, как ехать в Москву, он довольно неплохо ее изучил, для чего купил путеводитель по городу. Ему даже не надо было спрашивать, как проехать в университет. Этот путь он проложил еще у себя дома.
  Все произошло точно так, как Каракозов и предполагал, он сдал все экзамены на пятерки и был зачислен в университет. Только один пункт не совпал с его планами, из-за большого наплыва абитуриентов ему не досталось место в общежитии. Пришлось снимать комнату, а его финансы на такое не были рассчитаны.
  Игорь понимал, что надо что-то предпринять, но вот, что не знал. К родителям за дополнительными субсидиями он обращаться не мог, да и не хотел; он знал, что они отдали ему почти все, что имели. Значит надо искать работу. Но ему хотелось учиться, а не разгружать мешки из вагонов. Это лишит его физических сил, ему будет просто не до занятий.
  Почему-то Игорь был уверен, что все разрешится само собой. Откуда произрастала такая убежденность, он не знал, но не первый раз замечал, что в какие-то моменты жизни у него включалась интуиция. Он не сомневался, что какие-то неведомые силы придут ему на помощь. Иногда он задумывался над их природой, но уяснить ее не мог. А потому решил, что благоразумней всего, по крайней мере, пока не размышлять над этим вопросом.
  Так все и произошло. Где-то через полмесяца после начала учебы его позвали в деканат. Там сообщили, что в связи с отчислением одного из студентов за плохое поведение, освободилось одно место в общежитие, которое может занять.
  Прошло много лет, а Игорь все эти годы помнил, в какое состояние то ли счастья, то ли эйфории погрузился он. Дело даже заключалось не только в том, что совершенно неожиданно он получил место в общежитии и тем самым хотя бы на время решил свои финансовые проблемы. Он вдруг почувствовал благоговение к себе небес. Игорь всегда ощущал свою избранность, что предназначен высшими силами для чего-то серьезного или значительного. Но до сих пор не было этому явственных подтверждений, а вот сейчас оно появилось.
  Это было гораздо важнее, чем решение его жилищного вопроса. Значит, он все сделал правильно, что приехал в Москву, даже несмотря на охлаждение отношений с родителями. Но именно тут его ждут. Кто именно, не столь важно, в этом он потом как-нибудь разберется. А сейчас имеет значение только то, что он укрепился в своей убежденности, что верно выбрал жизненный путь, что правильно поступил, что не послушался отеческих советов стать врачом или инженером. Да, философ - редкая и в современном мире не слишком престижная профессия, зато это его призвание. А по сравнению с этим все остальное кажется мелким и незначительным.
  В нем всегда жило убеждение: главное в жизни обрести свой путь. Какие ветры его занесли в сознание совсем еще маленького мальчика, он не ведал, но на каком-то подсознательном уровне ощущал, что ничего важней в жизни не существует. Этим и руководствовался в своих действиях, хотя почти не понимал, что же им реально движет. Иногда ему даже казалось, что им повелевает какая-то высшая сила. Она заставляет поступать зачастую вопреки очевидной логики, устоявшихся представлений и даже выгоде. Обычно он подчинялся этому велению. А потому закономерно, что он вознагражден за такое поведение. Пусть пока награда весьма скромная - место в общежитии, но она уже ему вручена. А значит, возможно, последуют и другие.
  В тот же день Игорь собрал свой нехитрый скарб, распрощался с хозяином квартиры и отправился на новое место жительства. И пока ехал, думал о своих будущих соседях. Кто они? Сумеют ли он с ними проживать совместно, а то и подружиться. Для него это было весьма важно; хотя он уже проучился две недели, но пока ни с кем по-настоящему так и не сблизился. А потому страдал от одиночества. Не то, что он по натуре был уж очень общительным человеком; так получилось, что много времени он проводил с самим собой. Но и отшельником не желал быть, хотелось общения, товарищеских, а еще лучше дружеских отношений.
  Игорь волновался, когда стучался в дверь комнаты, где ему предстояло жить. Он знал, что его будущие соседи дома; об этом его известила комендант общежития. И с нетерпением желал их увидеть.
  Раздался голос: "Войдите". Игорь толкнул дверь и оказался в комнате. В ней находились двое молодых людей. Они оба почти одновременно встали и направились ему на встречу.
  Трудно было себе вообразить двух настолько непохожих молодых мужчин. Тот, кто представился, Вениамином Гальпериным, был невысоким и щуплым брюнетом, с бледным лицом, на котором выделялись большие темные глаза. Его соседа звали Андреем Стахеевым, он был самым настоящим гигантом. Рост не меньше сто девяносто сантиметров, с широкими плечами и светлыми волосами, которые почти закрывали голубые глаза. Игорь сам отнюдь не маленького роста почувствовал рядом с ним себя почти лилипутом.
  Впрочем, Игорь с обоими был уже визуально знаком, они тоже учились на том же потоке, что и он. Только пока не довелось с ними общаться.
  Стахеев понравился Игорю сразу, у него была такая приятная улыбка, что устоять против нее было практически невозможно. В отличие от Вениамина, который, наоборот, казался неулыбчивым и даже излишне серьезным.
  - Хорошо, что именно тебя подселили к нам, - сказал Стахеев.
  - Почему? - спросил Каракозов.
  - Разве не понятно, - даже слегка удивился Стахеев. - Ты же с нашего факультета, так сказать, наш брат, философ. Будет о чем поболтать под пиво. А то поселили бы какого-нибудь физика или ботаника, что с ним бы делали? Кстати, тебе известно, что Венька - сын раввина?
  - Не может быть, - удивился Игорь. Такого он, в самом деле, не ожидал. Он вообще еще ни разу не видел живого раввина; в их городе не было синагоги.
  - Это не так важно, - проболтал Вениамин. - Игорю это не интересно.
  - Интересно, - возразил Каракозов и тут же пожалел об этом. Если этого парня смущает, что он сын раввина, то ему, Игорю, не стоит заводить на эту тему разговора. Может быть, когда-нибудь потом.
  Но Стахеев не унимался.
  - Мы на эту тему с Венькой много спорим.
  - О чем именно? - поинтересовался Игорь.
  - О Боге, вестимо, - вдруг засмеялся Стахеев. - О чем еще спорить двум философам. Теперь вот трем.
  Игорь вдруг ощутил интерес к разговору. О Боге он тоже думал немало, эта тема вызывала у него повышенный интерес. Вот только определиться с ней пока не получалось.
  - И о чем конкретно вы спорите? - спросил он.
  Улыбчивый Стахеев вдруг стал серьезным. Правда, ненадолго.
  - Венька отрицает ихнего Бога. Говорит, что не верит в него, он какой-то неубедительный.
  - Это не совсем так! - вдруг излишне горячо возразил Вениамин. - Ты искажаешь мои мысли.
  - А как тогда? - посмотрел на него Игорь.
  На лице сына раввина на мгновение появилось какое-то странное выражение.
  - Я считаю, что не правильно все сводить к одному и отрицать все, что не отвечает твоим представлениям. Человеческая мысль необозрима и разнообразна. Сначала все надо изучить, ну не все, но, что удастся, а уж затем делать выбор.
  - А его уже на второй день рождения, сразу стали накачивать родимой религией, - усмехнулся Стахеев.
  - Это не так, - не слишком доброжелательно посмотрел на Стахеева Вениамин.
  - Именно так, - уверенно проговорил Андрей. - Ты сам мне это говорил. Тебе ничего не разрешали серьезно изучать, кроме Торы и Талмуда. Скажи, нашему новому соседу только честно, что я не прав.
  Вениамин посмотрел на Игоря.
  - Да, - подтвердил он.
  - Понятно, - протянул Игорь. - Мне бы это тоже не понравилось. Скажи, а что тебя больше всего заинтересовало, почему решил изучать светскую философию?
  Некоторое время Вениамин не отвечал, то ли думал, что сказать, то ли сомневался, а нужно ли вообще отвечать на вопрос.
  - Мне случайно попался Плотин. Точнее, его биография. Я тогда учился в восьмом классе. Я вдруг почувствовал, насколько он мне близок. Сначала просто, как человек.
  - А потом?
  - Через какое-то время стал изучать его труды. Я понял, что хочу посвятить себя изучению его творчества. Не только конечно, одного его, но пока это основное.
  Теперь задумался Каракозов. О Плотине, конечно, он слышал, даже кое-что читал, хотя и немного. Но какого-то определенного мнения о нем не сформировал.
  - Плотин - это круто, - внезапно произнес Стахеев . - Меня он тоже привлекает, хотя не так сильно, как Веньку. Скоро нам лекции о нем будет читать Елагин Эрнест Викторович. Он считается в стране одним из главных исследователей по Плотину.
  - Не слышал о нем, - честно признался Игорь.
  - Скоро услышишь, - заверил Андрей. - Не знаю, как вам, философам, а мне жрать охота. У кого есть что-нибудь похавать. У меня две банки пивасика.
  - Есть колбаса, сыр и банка шпрот, - перечислил свои припасы Игорь.
  - Выкладывай, - обрадовался Стахеев. - А вот у него никогда ничего нет, - кивнул он на Вениамина. - Хотя его батя очень богатый. Дом в три этажа.
  - В два, - поправил Вениамин.
  - Какая разница, - пожал плечами Стахеев .
  - А почему тогда ничего нет? - Игорю стало не на шутку интересно.
  - А его отец полностью лишил вспомоществования за отступничество, - за Вениамина ответил Стахеев. - Так что придется его нам с тобой подкармливать. К счастью, он много не ест.
  - Прокормим, - уверенно произнес Игорь, хотя в душе в этом не был уверен.
  Он расстегнул сумку и стал доставать свои припасы.
  
  6.
  Воспоминания прервались сами собой на самом интересном месте. Каракозову хотелось продолжение, но в мозгу больше не возникало картин из прошлого. В нем вообще царила какая-то пустота.
  Каракозов огляделся, он находился во все том же замкнутом пространстве, только его цвет стал немного более насыщенным. Если до начала сеанса воспоминаний все было выкрашено в серые оттенки, то теперь периодически вспыхивали новые, более яркие краски.
  Он попытался определить, сколько времени длился этот сеанс? Но не смог это сделать, время тут не поддавалась исчислению. Он чувствовал, что может быть любой вариант: минута, час, месяц, вечность - ничего нельзя исключить.
  Со временем здесь вообще происходит что-то непонятное, пришла к нему мысль. Оно вроде есть, и вроде его нет. Он не может сказать, что находится в состоянии безвременье, но и то, что пребывает в каком-то временном промежутке, тоже неправильно. На память вдруг пришли вычитанные в студенческие годы слова Августина: "Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему - нет, не знаю. Настаиваю, однако, на том, что твердо знаю: если бы ничего не происходило, не было бы прошлого времени; если бы ничто не происходило, не было бы будущего времени. И если бы настоящее всегда оставалось настоящим и не уходило в прошлое, то это было бы уже не время, а вечность; настоящее оказывается временем только потому, что оно уходит в прошлое. Как же мы говорим, что оно есть, если причина его возникновения в том, что его не будет! Разве мы ошибемся, сказав, что время существует только потому, что оно стремится исчезнуть?".
  Каракозов ощутил изумление. Он даже не мог себе представить, что его память сохранила столь длинную цитату. Теперь он вспомнил, что на втором курсе учебы в университете, Елагин поручил ему написать работу о природе времени. Он тогда сказал своему студенту, что размышления о времени нужны не столько для понимания его сущности, сколько для того, чтобы изменить представление о мироздание. А это можно сделать лишь в том случае, если изменить его восприятие в своем мышление. И попытка проанализировать время один из лучших таких способов.
  Когда Каракозов стал работать над курсовой, то полностью оценил глубину этого высказывания учителя. Несколько раз у него возникало сильное желание бросить все к чертовой матери. Но он все же его преодолел, завершил работу и с гордостью вручил ее Елагину. Тот положил труд студента в портфель и обещал прочитать.
  Каракозов с нетерпением ждал, когда Елагин выскажется об его труде. Игорю казалось, что он неплохо справился с заданием и ожидал услышать лестный отзыв.
  Это случилось через неделю. Но то, что он услышал, вызвало у него глубокое разочарование. Елагин сказал, что с интересом ознакомился с его работой, она ему понравилась и что он молодец. Это было все, что произнес преподаватель.
  Каракозов почувствовал себя так, словно бы его обманули, он ожидал похвалу, ведь он проделал едва ли не титанический труд, а вместо этого услышал набор пустых замечаний. Тогда он даже обиделся на Елагина, и если бы не Злата перестал бы посещать его. Впрочем, это уже другая история.
  Интересно, а что думает Плотин о времени? Возникла неожиданно мысль. И в тот же миг философ предстал перед ним.
  - Захотелось со мной поговорить? - спросил он.
  - Да, - подтвердил Каракозов. - А как вы узнали? Впрочем, о чем это я спрашиваю, здесь же мысль материальна, - спохватился он.
  Плотин, подтверждая, кивнул головой.
  - Будь внимательней и осторожней со своими мыслями, - предупредил философ. - Тут нельзя к ним относиться так же необдуманно, как в той жизни, из которой ты пришел. О чем ты хотел со мной поговорить?
  Каракозов задумался, при этом он старался, чтобы его мысли не выбивались из заданного им потока.
  - Я видел картину начала своей студенческой жизни, видел своих тогдашних друзей. Они сыграли не малую роль в моей жизни. Плотин, а у вас были такие люди?
  - Конечно, были, они бывают у всех, - позволил себе немного улыбнуться Плотин. - Но до встречи с Аммонием Саккасом никто не оказывал на меня сильного влияния. Если не считать Платона и Аристотеля, но в данном случае речь идет не о них самих, а об их трудах. Но когда я был еще совсем юношей, ко мне пришло осознание, что без учебы у настоящего философа, ничего серьезного из меня не выйдет. Потом, когда я стал учеником Аммония, я понял, что нет ничего важнее личного общения.
  - Почему? - спросил Каракозов.
  Плотин, как показалось Каракозову, немного снисходительно посмотрел на него.
  - Личность важней любых трудов. Мы люди так устроены, что для нас самым полезным является личное общение. То, что написано на папирусе, может содержать великие истины и откровения. Но они чем-то напоминают гербарий, так как засушены. Из них не хлещут потоки живой энергии. Они орошают мозг, но не душу. А по-настоящему на нас влияет только то, что одновременно воздействует и на то и другое. Только тогда человек, если среда внутри него для этого созрела, способен на преобразование.
  - Именно поэтому после Саккаса вы и организовали свою школу и учили в ней много лет! - воскликнул Каракозов.
  Плотин одобрительно посмотрел на него и кивнул головой.
  - Возможно, это был главный урок Саккаса. Посещая его занятия, я понял, что в мире нет ничего важнее учителя и наставника. Кто знает, может быть, то было моим главным открытием.
  - Не думаю, - не согласился Каракозов, - я в течение нескольких лет изучал ваше учение. И до конца его так и не постиг.
  Плотин уже ни первый раз улыбнулся.
  - Я тоже его до конца не постиг, так что мы с тобой в равном положении.
  - Но как это можно? - удивился Каракозов.
  - Только так и должно быть, - убежденно промолвил Плотин. - Настоящее учение должно включать не только то, что ты постиг умом, но и то, что ты лишь смутно ощущаешь, что только проносится всполохами мимо тебя. Я, конечно, старался все привести к неким умопостигаемым истинам, затратил на это много сил и лет. Но верно ли я поступал? Мною владеет разочарование и горечь.
  - Но почему?
  - Чем точнее ты пытаешься что-то утвердить и определить, тем менее точно и более расплывчато выглядит то, что хочешь сказать. Истина не нуждается в определении, это я понял уже здесь.
  - В чем же она нуждается?
  - В неком таинственном ощущении, что она где-то рядом, что ты двигаешься к ней. В свое время я изучал философские идеи культа Митры. В них высшее божество уподобляется источнику света, испускающему лучи, которые пронизывают и освещают тьму материи. Найти этот свет и освятить им все вокруг - вот подлинная задача философа. Истина всегда светится. И чем ты ближе к ней, тем свет становится ярче. Посмотри, как вокруг тебя темно. Ты удалился от света, отклонился от дороги к нему, вступил на путь, ведущей во тьму.
  - Да, это так, - согласился Каракозов. - Но что же мне делать?
  - Воспоминания о прошлом даются тебе для того, чтобы ты увидел тот момент, когда встал на неверный путь. Если ты увидишь эту точку пересечения и попробуешь изменить траекторию своего движению, возможно, для тебя многое изменится.
  - Но это мне не гарантировано?
  - Никто этого точно не знает, у высших сил свои представления о благе. Они радикально отличаются от того, что думаем о нем мы, даже самые просветленные. Тебе лишь дается шанс сначала увидеть, в какое болото ты погрузился, а затем попробовать вылезти из нее. А сумеешь ли ты сделать и то и другое, мне не ведомо. Так уж тут все устроено.
  - Плотин, я хочу тебя спросить...
  Но Плотин не позволил Каракозову закончить свой вопрос.
  - Не все сразу, ты еще ничего не увидел, не понял, не разобрался, а уже задаешь много вопросов. Они должны у тебя возникать по мере того, как ты будешь все глубже погружаться в свою прошлую жизнь, а не их предвещать. Когда это случится, многие вопросы отпадут сами собой, а другие видоизменятся. Пока же я на время исчезаю.
  Вспыхнула яркий свет, и Плотин исчез. Каракозов понял, что сейчас ему предстоит увидеть продолжение ленты из прошлой жизни. Как это связано, он не знал, но почему-то в этом не сомневался.
  
  7.
  Вениамин и Андрей стали самыми близкими студенческими друзьями Каракозова. При этом они были настолько разными, что казались двумя противоположными типами человеческой натуры. Сын раввина был чрезмерно серьезным. Игорю подчас казалось, что в его натуре заключалось что-то трагическое, какое-то гамлетовское начало. Он все воспринимал, как какое-то последнее откровение, от которого зависел, как весь мир, так и его собственное существование. Проходило совсем немного времени, и Вениамин кардинально пересматривал свое отношение к этим постулатам, они утрачивали для него всякую значимость. Он всей свой скрытой страстной натурой пускался в новые поиски.
  Так происходило до бесконечности. Казалось, Вениамину трудно на чем-то остановиться, сделать окончательный выбор. Ему хотелось знать и понимать, как можно больше. Это и определяло в нем неимоверную жажду познания. Он был поглощен ею, молился на нее, именно она и являлась его подлинной религией.
  Сначала Игорь воспринимал своего нового знакомого в качестве аскета, отрешенного от обычного, повседневного мира. Но постигая глубже его натуру, стал понимать, что это далеко не так. Стремление к познанию было лишь часть ее, другая часть была повернута к реальной жизни, с ее многочисленными грубыми и примитивными удовольствиями. Оказалось, что сын раввина был подтвержден многим из них. Например, выяснилось, что он заядлый игрок в настольный теннис, мог часами играть в него. Игорь тоже любил эту игру, и они, когда появлялась возможность, с остервенением гоняли шарик над сеткой - благо подвале общежития имел тенистый стол. Не чурался Веня и алкоголя, правда, от небольшого его количества его быстро и сильно развозило, он терял самообладание и мог нести всякую чушь.
  Но, как понял Игорь через некоторое время, второй, а может и первой по значимости темы, кроме философии, для Вениамина были женщины. По некоторым признаком он думал о них, почти не переставая. При этом сильно комплектовал перед ними, знакомился с большим трудом. Почему-то в нем прочно сидела уверенность, что его никто и никогда не полюбит. Это был самый настоящий комплекс не полноценности, от которого Вениамин сильно страдал. Но изжить его не получалось. Игорю пришлось немало помучиться, чтобы помочь хотя бы частично его преодолеть.
  А вот Андрей был совсем другим. В отличие от Вениамина у него вообще не было никаких комплексов, особенно в отношении противоположного пола; едва ли не любую девушку мог окрутить минут за тридцать. Впрочем, ему особенно даже стараться не приходилось, его внешность магнетически действовала на них. Подчас хватало одного приглашения на танцы.
  Обычно в такие удачные дни он не ночевал в общежитии, для занятий любовью пользовался либо жильем девушки, либо делал это в одной квартире, которую за умеренную плату сдавали ее владельцы по часам исключительно для этих нужд. Стахеев где-то познакомился с ними и с тех пор активно использовал этот "ипподром", как он называл это жилище.
  В отличие от Вениамина Стахеев не только не скрывал свои любовные похождения, наоборот, возвращаясь после ночи любви, весьма откровенно делился с соседями по комнате впечатлениями и подробностями. При этом у него не возникало даже тени смущения; иногда он описывал такими деталями, что у Игоря возникало неудержимое желание. Тем более, автор этих рассказов явно обладал литературным даром и мог очень красочно живописать свои свежие любовные похождения.
  Впрочем, Андрей любил не только секс, ему нравилась любые проявления жизни. Он был так ею полон, так жаден до нее, что у одних это вызывало удивление, а у других отторжение. Было даже странным, что Стахеев для учебы выбрал философский факультет, казалось, что при такой неугомонной натуре эта наука не должна его привлекать. Но все было не совсем так, периодически с ним что-то случалось, как будто внутри него переключался тумблер, и он становился совсем другим человеком. Мысли потоком начинали изливаться из него, причем, такие необычные и глубокие, что можно было ими только восхищаться и поражаться. И еще записывать, но Андрей никогда этого не делал.
  Стахеев являлся прирожденным философом, он легко проникал вглубь мирового сознания и черпал оттуда свои представления о мире. В такие минуты он фонтанировал целыми струями идей, они изливались из него полноводными каскадами. Но как этот поток внезапно появлялся, так же внезапно он и прекращался. Андрей объяснял это тем, что у него возникали другие желания, перечень которых был вполне традиционен; что-нибудь поесть или выпить или приударить за очередной красоткой.
  Игоря изумляло в приятеле то, что он не только не ценил того, что рождал его ум, но даже не старался это ни записать, ни запомнить. Для него эти философские откровения не обладали большой ценностью; то была кратковременная импровизация, которая почти сражу забывалась.
  Удивительно, но при своем глубоком уме, Стахеев жил исключительно одним днем. Именно это и являлось его подлинной философией или кредом. Он терпеть не мог ни думать о том, что будет завтра, ни тем более, строить планы на более отдаленное будущее. В нем жила непоколебимая уверенность, что все само образуется, что жизнь без больших усилий с его стороны принесет ему очередные дары. А коли так, что еще надо, о чем заботиться. Но самым поразительным являлось то, что именно так все и происходило. Стахеев был убежден, что появился на свет везунчиком, о чем неоднократно говорил и Игорю, и Вениамину. А коли так, считал он, то судьба все сделает за него, по крайней мере, без особых усилий с его стороны.
  Вениамин нравился Игорю своей серьезностью, хотя зачастую она переходила все допустимые границы. Он переживал, как самую настоящую трагедию, что порвал со своей средой, предал отца и других родственников, которые все были сплошь религиозными евреями, и пустился в самостоятельное плавание по неведомым водам поиска истины. Игорю импонировало такое отношение к жизни, то, что для сыра раввина моральные и этические нормы имели первостепенное значение. Но влюбился он все же в Стахеева, так как он просто подпитывался его неиссякаемой энергией жизнелюбия. С таким феноменом он еще не сталкивался, и незаметно для себя оказался в его плену.
  Начались веселые дни, которые затем Игорь вспоминал одновременно с некоторым стыдом, но и ностальгией. Они посещали злачные заведения, знакомились с девушками. Стахеев был виртуоз в этом вопросе, сбои случались крайне редко. Буквально за каких-то пятнадцать минут незнакомые до этой минуты особы превращались в близких подруг, нередко готовых на все. Игорь был девственником, чем сильно тяготился. Но даже с помощью Стахеева никак не мог преодолеть этот зажим. Он и сам до конца не понимал, что мешало ему превратиться в полноценного мужчину. Андрей подшучивал над ним, но это ничего не меняло. Игорь чего-то ждал, хотя не ясно понимал, чего.
  И все же Игорь был так захвачен этой новой жизнью, что у него частично ослаб интерес к учебе, он больше думал не о лекциях и семинарах, а об очередном походе в очередной бар. Единственное, что его спасало, - крайняя нехватка денег, их приходилось экономить на всем. Иначе загулы могли бы происходить без перерыва, превратиться в сплошное проведение времени.
  Иногда к их вылазкам присоединялся Вениамин. Но он ограничивался обычно выпивкой; с девушками знакомиться отказывался по религиозным соображениям. Согласно его представлениям, он мог иметь дело либо с еврейкой, либо с особой другой национальности при условии, что она прошла гиюр. А так как в их окружении таковых не было, невольно приходилось соблюдать воздержание. Попытки же Стахеева уговорить "плюнуть на всю эту архаику" не давали результатов; почему-то именно в этом вопросе сын раввина проявлял религиозную непреклонность. Хотя страдал от этого сильно, так как по природе своей был очень любвеобильным. О женщинах думал не меньше, чем о философии. Но так как выходы этих мыслей в реальную жизнь были им же самим заблокированы, то они лишь приносили ему дополнительные мучения.
  Кончилась эта веселая жизнь внезапно и довольно плохо. Хотя все могло быть и хуже, но испугался Игорь изрядно. С другой стороны, именно это событие, как оказалось в дальнейшем, имело решающее последствие на всю его жизнь.
  Игорь сам не заметил, как, если и не забросил учебу, но стал уделять ей явно недостаточное внимание. Однажды его позвали в деканат. Он сразу же почувствовал неладное и изрядно струхнул, так как испытывал вину за пренебрежение учебным процессом.
  Сам декан был болен, его замещал профессор Елагин. Каракозов был с ним практически не знаком, так как его курс должен был начаться только со второго семестра. Но Игорь многократно видел его в коридорах университета. А так же о нем ходили разные, довольно разноречивые слухи. Одни студенты уверяли, что у него нечему учиться, другие придерживались прямо противоположного мнения, считая его одним из самым сильных преподавателей в университете. Занятый своими делами, преимущественно далекими от учебы, Игорь мало вникал в эти разговоры; он полагал, что придет время - и составит о нем свое мнение.
  Каракозов вошел в кабинет декана, который сейчас временно занимал Елагин. Они одновременно посмотрели друг на друга. Елагин был еще далеко не старым человеком, с приятным умным лицом. Но больше всего Игоря поразили его глаза, в них скрывалось что-то необычное - они излучали какое-то странное свечение. По крайней мере, так показалось молодому человеку.
  - Игорь Теодорович Каракозов? - спросил Елагин.
  Такое обращение к нему удивило Игоря, он не помнил, чтобы кто-либо еще называл его по имени отчеству.
  - Да, - подтвердил он.
  - Садитесь. - Почему-то голос профессора прозвучал грустно. - Вам известно, зачем я попросил вас зайти в деканат? - спросил он, когда Игорь сел.
  - Нет, - честно признался Каракозов, при этом, не ожидая для себя ничего хорошего.
  - Вам известно, что вам грозит отчисление?
  - Нет, - снова честно сказал Игорь.
  - У вас образовалось несколько задолженностей. По правилам, я не имею права допустить вас до экзаменов. А это означает автоматическое отчисление.
  Только после этих слов Игорь до конца осознал, на краю какой глубокой пропастью он стоит. Ему стало так страшно, что его вдруг охватила дрожь.
  Елагин заметил его состояние.
  - Что с вами? - поинтересовался он.
  - Для меня все это очень неожиданно, - буркнул Игорь.
  - Неожиданно? - удивился Елагин. - Вы не выполняете заданий, копите задолженности, и это становится для вас неожиданностью. Вам не кажется, что это какое-то детское объяснение?
  - Кажется, - согласился Игорь.
  Елагин о чем-то задумался.
  - А может, в самом деле, не стоит вам тут учиться. Скажу прямо - философский факультет не для всех. Я бы сказал, для избранных. А вы считаете себя таковым? Если исходить из того, как вы учитесь, я в этом сильно сомневаюсь. Может, будет лучше вам самому подать заявление об отчислении и поискать себе другую стезю.
  Игорь ощутил, как что-то сжалось внутри него. Он ясно осознал, что наступил решающий момент жизни, от которого зависит его судьба. Он вдруг стал лихорадочно вспоминать, как же зовут Елагина. Он же знал, но, как назло, забыл. И никак не может вспомнить.
  Игорь втянул в себя воздух, чтобы ответить, и в этот момент вспомнил.
  - Эрнест Викторович, я говорю вам абсолютно честно, я всегда хотел учиться на философа. Мне очень нравится размышлять. Я не могу успокоиться, пока не попытаюсь выяснить суть того или иного явления.
  - Даже так, - удивился Елагин. - По тому, как вы относитесь к учебе, этого не скажешь.
  Каракозов опустил голову.
  - Я знаю, но это просто так получилось.
  - А можно узнать, почему так получилось?
  - Я вам сейчас расскажу. Я из маленького сибирского городка, там у нас все строго - можно делать только то, что тебе разрешено. А когда я оказался здесь один, без родителей, меня и понесло. Это словно какое-то солнечное затмение, - Игорь с надеждой посмотрел на Елагина.
  - Сразу солнечное, даже не лунное, - усмехнулся профессор. - Вы, я вижу, себя высоко ставите.
  - Это не так! - горячо возразил Игорь. - Понимаю, что я еще никто. Я не знаю, почему я сказал про солнечное затмение. Это вырвалось случайно.
  - Случай - это выбор Бога, - едва заметно улыбнулся Елагин. - Вы об этом никогда не думали?
  - Думал. Я часто размышлял, что такое в нашей жизни случайность, а что закономерность?
  - И что, по-вашему? - В лучистых глазах Елагина засветился интерес.
  - Мне кажется, что тут действует принцип дуальности. С одной стороны все предопределено высшими силами, с другой - человек ничего не знает о том, что ему предназначено. А потому ему представляется, что он делает свой свободный выбор. Возможно, его можно считать иллюзорным, но в той ситуации, в которой находится личность, он выглядит, как самостоятельный.
  Елагин откинулся на спинку кресла.
  - Для начинающего философа вполне неплохое суждение, - оценил он. - Вы сами до этого додумались или где-то вычитали? Скажите честно.
  - Сам не знаю, как и почему, но однажды ко мне пришла эта мысль.
  - Что ж, она неплохо сделала, что к вам пришла. - Елагин снова задумался. - А какой философской эпохе вы хотели бы посвятить себя?
  - Меня больше всего интересует античность. Такой интенсивности философской мысли, как в те времена, мне кажется, не было никогда. Именно эта эпоха определила вектор дальнейшего развития всей цивилизации.
  - Вы так полагаете, - немного удивленно протянул Елагин. - И эта мысль не лишена интереса. Что еще можете сказать по этому поводу?
  Игорь внезапно ощутил, как поменялась ситуация, этот незнакомый профессор, кажется, заинтересовался им. И ему кровь из носа, но надо воспользоваться благоприятным моментом.
  - Мне кажется, та эпоха с точки зрения развития философской мысли является ее расцветом. Больше никогда она не достигала такого уровня. Такого богатства идей и направлений в дальнейшем не было. Эти люди... - Игорь задумался.
  - И что эти люди? - повторил вслед за ним Елагин.
  - Такого интереса к познанию, как у них, затем не проявлялось никогда. Это был какой-то всплеск интереса к миру. Именно он и определил тот небывалый расцвет философской мысли.
  - Что ж, не исключено. И все же, почему, как вы думаете, именно та эпоха была отмечена таким всплеском?
  Вопрос был не простой, но Игорь понимал, что должен дать на него адекватный ответ; от этого напрямую зависит его будущее.
  - Мне кажется, что тогда люди впервые осознали себя не просто какими-то существами с небольшим набором физиологических потребностей, а созданиями, способными к познанию, можно сказать, высшими существами в чем-то даже равным Богам. А так как почти ничего еще не было известно, они стали задаваться главными вопросами: что есть мир, Вселенная, свобода, как достичь счастья? И на все это не было ни одного ответа. Их предстояло еще только получить. Был огромный простор для поиска, вот они им и занялись. При этом им не мешали, а если и мешали, но не так сильно, как в другие эпохи. У них было столько свободы, сколько не было у философов следующих поколений, ведь тогда не было устоявших мнений, теорий, учений. Им сильно помогало то, что на них не довлели авторитеты. Едва ли не каждая идея выглядела, как новаторская. Было жутко интересно заниматься изучением мира.
  - Это не совсем так, - прервал Игоря Елагин. - Авторитеты завелись очень быстро, и стали довольно сильно, как вы говорите, довлеть.
  - Да, верно, - согласился Каракозов, - но все же свободы для мысли у них было больше, чем у тех, кто были после них.
  - Пожалуй, соглашусь. Есть еще аргументы?
   - Да, есть, - кивнул головой Игорь. - Никогда в истории интерес к познанию мира не был столь велик, как в те времена. Появилась целая когорта людей, которые просто жили этим. Все остальное для них было второстепенным. Это и принесло такие удивительные результаты. Потом такой интенсивности в познании мира, мне кажется, уже не было, все стало чересчур задавлено разными правилами и условиями. Возникло много самых разных канонов, которых нельзя было нарушать; за это даже сжигали. Это сильно мешало свободно мыслить.
  - И снова соглашусь с вами, - произнес Елагин. - Я, как раз специализируюсь на этой эпохи и пришел к близким вашим выводам. Это действительно была удивительная по плодотворности время. А если быть конкретней, я занимаюсь Плотином. Вам знакомо это имя?
  - Знакомо, но если честно, его учение не изучал. Как-то пока не дошел.
  - Ничего страшного, вы для того и поступили в университет, чтобы изучать учения разных философов. А как вы думаете для чего это нужно?
  Игорь почувствовал некоторую растерянность, этот вопрос ему показался с подвохом. Вот только, с каким?
  - Философию надо знать, потому что это тот фундамент, на котором стоит наша цивилизация. Так? - не совсем уверенно ответил он и вопросительно посмотрел на своего собеседника.
  - Конечно, так, - согласился Елагин. - Это важно, но это не главное.
  - А что главное?
  - Главное - находясь в этих стенах, самим стать философом. Хотя мне больше нравится слово: "мыслитель". Мыслитель не обязательно является философом, но он всегда мыслит независимо и свободно по любому поводу, в любых ситуациях. Впрочем, какое употреблять слово - это уже вопрос вкуса.
  - Именно за этим я сюда и поступил.
  Елагин погрузился в размышления.
  - Вы меня убедили, что ваш выбор верен. Но я все равно не смогу вас допустить к экзаменам без сдачи хвостов. Я могу вам дать неделю, чтобы погасить все задолженности. Справитесь?
  - Справлюсь, - заверил Игорь. При этом он с грустью подумал, что придется отказаться от всех увеселений, вместо них целыми днями сидеть за учебниками и конспектами.
  - Вот и замечательно. Можете идти.
  Игорь встал и направился к выходу.
  - А знаете, молодой человек, - догнал его голос Елагина, если бы на моем месте сидел декан, он бы вас не допустил к экзаменам, и значит, автоматически отчислил. Вам сегодня несказанно повезло.
  Игорь быстро взглянул на Елагина и вышел.
  
  8.
  Очередной сеанс прошлого закончился. Каракозов вернулся к действительности, если этим словом можно было обозначать то, что его окружало. Он осмотрелся вокруг и с некоторым разочарованием отметил, что цвета пространства, в котором он находился, нисколько не изменились - повсюду превалировал довольно неприятный, грязный серый цвет. Правда, иногда вспыхивали более яркие всполохи, но они тут же исчезали. Из этого цветового оркестра можно было сделать вывод, что все остается прежним, он пока нисколько не изменился.
  Каракозов снова посмотрел вокруг себя, только на этот раз он смотрел - не появился ли Плотин? Но философа не было. Сейчас он не придет, понял Каракозов, для этого нет веских причин. А вот в предыдущие разы он возникал словно из ниоткуда, едва он, Каракозов, чувствовал в нем нужду что-то обсудить. А сейчас выходит такой момент не настал?
  Наверное, Плоти прав, обсуждать пока особенно нечего, все довольно банально. Тогда он сильно испугался вылететь из университета и полностью ушел в учебу. Все время проводил в комнате за столом, прерываясь лишь ненадолго для сна и еды. Ни о чем особенно не думал, да и сложно было это делать, ведь стояла задача втиснуть в голову за короткий срок огромное количество материалов. А потому чем-то еще занимать ее было просто опрометчиво.
  И все же подсознательно Каракозов чувствовал, что Елагин произвел на него какое-то магическое впечатление. Примерно такое же, как Аммоний Саккас на Плотина. Правда, это сравнение возникнет у него значительно позже. Тогда же Игоря не отпускало ощущение, что это как раз тот человек, которого он искал. Почему оно у него возникало, он даже не старался определить; к тому же на это элементарно не хватало ни времени, ни сил. Но одновременно не отпускало предчувствие, что в его жизни произошло важное событие, которое в скором времени круто ее изменит.
  Есть такие моменты, когда вдруг происходит прорыв из монотонного, бессмысленного существования в осмысленное, когда находишь то, что так тщетно и долго искал. А потому чувствуешь себя победителем, даже несмотря на то, что еще ничего внешне не изменилось. Но не отпускает ощущение, что нашел дорогу, по которой если пойдешь, это непременно случится. Это приносит огромное облегчение, от этого становишься уверенней и спокойней.
  Он помнит точно - именно так он себя и почувствовал. С того момента, как он объявил родителям о своем намерении поступать в московский университет на философский факультет, он весь был во власти неуверенности в себе. Да, он пытался ее то преодолеть, то заставить куда-то на время спрятаться, но она упрямилась и не исчезала, постоянно давила на него, подрывала устойчивость психологического состояния. Это сильно угнетало; вслед за Стахеевым он даже стал изрядно выпивать, чтобы избавиться от этой напасти. Но излишнее потребление алкоголя пугало, он понимал, к каким страшным последствиям могло привести. У себя в родном городе он на это насмотрелся вдоволь; едва ли не каждый третий там либо злоупотреблял, либо уже превратился в неисправимого алкоголика. Что приводило к большому количеству человеческих трагедий. Меньше всего он желал повторения этого сценария для себя. Игорь даже думал порвать с Стахеевым, попроситься перевести в другую комнату, хотя знал, что свободных мест нет. Но что-то надо было делать, так продолжать больше нельзя. И вот сама судьба бросила спасательный круг.
  Каракозов погасил все хвосты, сдал экзамены на все пятерки и на каникулы уехал домой. Хотелось побыть некоторое время вдали и от своих друзей, и от университета, пусть ненадолго снова окунуться в прежнюю жизнь. Это было тем более привлекательно, что этот нырок он совершал хотя бы отчасти уже другим человеком.
  
   9.
  Каракозов вернулся после каникул в несколько подавленном состоянии. Проведенное время дома вызвало в нем целую гамму сложных и противоречивых чувств и эмоций. С одной стороны, он был рад посещению родных краев, встречам с друзьями и родителями. С другой - он вдруг невероятно ясно, как еще никогда ранее, ощутил, насколько он стал всем им чужим. Точнее, они стали ему чужими.
  Особенно сложные отношения складывались с родителями. Точнее, их нельзя было назвать сложными, они были скорее странными. И отец и мать радовались возвращению сына, но как-то делали это по-особому. Они тщательно избегали разговоров об его учебе, чем он занимается в столице, что думает о своем будущем. На эти темы словно было наложено табу. Общение преимущественно крутилось вокруг здоровья Игоря, его питания, бытовых условий московской жизни.
  Сначала он недоумевал, почему все сводится к таким второстепенным вопросам, но затем понял: между ним и ими возникло столь сильное отчуждение, что его уже не преодолеть. Отныне они обитают в разных мирах; это было и раньше, но скрыто, а если и проявлялось, то редкими, отдельными всполохами. Теперь все кардинально переменилось, родители не только не понимают его устремлений и интересов, но и попыток разобраться в них не делают, а потому не ощущают в сыне близкого им человека. Формально родственные узы все те же, а реально они разорвались, словно канат под давлением сильного напряжения. И ничего уже не изменить, с этим остается только мириться. А потому уже на третий день пребывания в родном доме сильно захотел из него уехать. И когда это, наконец, произошло, все его существо охватило сильное облегчение.
  Каракозов вернулся в общежитие, как к себе домой, и понял, что отныне в качестве родного дома будет воспринимать свое общежитие. Это его огорчило, но уже через несколько минут это ощущение куда-то исчезло, и он забыл о нем. В комнате он встретил Вениамина, который вернулся на день раньше. А вот Андрей где-то задерживался, что, впрочем, у них не вызвало удивление, учитывая характер Стахеева. По натуре он был бродягой и любил куда-нибудь уезжать, что и делал по первой возможности. Другое дело, из-за нехватки средств она возникала редко.
  Обычное состояние Вениамина являлось хмурая сосредоточенность. Каракозов уже так сильно к ней привык, что не обращал на это внимания. Такой уж у сына раввина характер, который вряд ли изменишь. Но этот раз он пребывал в самой настоящей депрессии, из которой то ли не мог, то ли не желал выходить.
  Таким Игорь его еще не видел. И даже почувствовал беспокойство. Для него Вениамин был уже не посторонний человек, а близкий друг. Они часто разговаривали на сокровенные темы, и Каракозов ценил эту интимную откровенность. Без нее ему чего-то важного не стало бы хватать. Вениамин обладал ценным качеством, он мог долго слушать другого человека, не выказывая ни усталости, ни желания завершить разговор. И пока собеседник полностью не выговорится, не заканчивал общение.
  Они обнялись. Затем Вениамин достал из холодильника вино и закуски. Из всех троих он на данный момент был самым обеспеченным; несмотря на разрыв с отцом, судя по всему, тот щедро ссудил его деньгами.
  Пока они выпивали и закусывали, Каракозов внимательно наблюдал за другом. Несмотря на выпитое вино, не было заметно, что у него улучшается настроение.
  - Веня, что с тобой? Ты вернулся из дома очень хмурым. Таким я тебя не видел.
  - А я таким и не был, - проговорил Вениамин.
  - Что-то случилось?
  Вениамин кивнул головой.
  - Я окончательно порвал с иудаизмом и со всеми своими близкими. Отец мне так и сказал: ты больше мне не сын.
  - Круто! - даже присвистнул Игорь. - Оставил тебя без денег?
  - Нет, деньги дал и высылать обещал. Но и только, никаких других контактов.
  - Деньги - уже не мало. - Каракозов невольно задумался над парадоксом ситуации. Это какой-то странный разрыв, который касается всех аспектов человеческих отношений кроме их финансовой части. Как будто обе стороны решили для себя, что это более крепкие узы, чем идейные разногласия. Любопытно, у него с родителями схожая ситуация? Жаль, что это трудно поверить, у его родителей нет возможности так щедро помогать ему.
  - Причем, тут деньги! - вдруг с какой-то странной интонацией воскликнул сын раввина. - Ты не понимаешь, для меня это катастрофа.
  - Не понимаю, в чем она? - Игорь ненадолго задумался. - Я тебя ни раз спрашивал, в чем состоит этот разрыв? Ты всегда отвечал как-то невнятно. Честно говоря, я так и понял.
  - Чего тут не понять, - буркнул Вениамин. Теперь задумался он. - Меня с самого раннего детства воспитывали на определенных представлениях, на одних и тех же постулатов и текстах. У меня даже тени сомнений не возникали в их истинности, даже не в истинности, а в божественности. Я был уверен, что они даны нам Богом.
  - Но потом ты вырос - и усомнился в них?
  - Все гораздо хуже.
  - А может лучше?
  Вениамин бросил на Каракозова пронзительный взгляд, как будто хотел им, как минимум, его поранить.
  - Тебе хорошо говорить, - пробурчал он. - Ты не варился в этом котле. А в нем проваривают до самых костей.
  Игорь в последний раз разлил вино по бокалам - больше в бутылке его не было.
  - Мы одолели целую бутылку, а так ничего по существу не выяснили, - произнес он.
  - В холодильнике есть еще, сейчас достану.
  Вениамин достал из холодильника новую бутылку и поставил на стол.
  - Теперь не отвертишься, придется сказать всю правду, - проговорил Игорь, откупоривая бутылку.
  - Я вдруг увидел пустоту, и в тот момент жутко испугался.
  - Пустоту? - удивился Игорь.
  - Да, - кивнул Вениамин. - Шла служба, мы как обычно читали главу из Сидура, и я неожиданно осознал, насколько бессмысленно все, что там написано. Еще минуту назад я был уверен, что каждое там слово идет от Бога. И вдруг понимаю, что Он не мог говорить такое, ведь там вообще нет никакого смысла, просто набор ничего не значащих фраз, в которых бесконечное количество раз повторялось одно и то же. Мне стало так плохо, что я едва не потерял сознание. Кто-то это заметил и помог мне выйти из зала. Появился отец, он спросил, что со мной, я сказал, что закружилась голова. Мой ответ его удовлетворил, и он ушел продолжать службу. Но для меня все изменилось, хотя в тот момент я это по-настоящему еще не понимал.
  - Что же было дальше? - тихо поинтересовался Каракозов.
  - Многое чего. Давай выпьем.
  Они выпили.
  - И все же?
  - Я стал смотреть на все по-другому. Увидел то, что невозможно было не увидеть, но не видел.
  - Например?
  - То, как люди молятся. Они не понимают, о чем идет речь, но главное не испытывают никакого желания понять. А те, кто понимают, просто делают все автоматически. Они выходят после молитвы точно такими же, как были и до нее. Я задавал себе вопрос: если это так, то какой в этом смысл? И кому это надо? Уж точно не Богу. Не происходит никакого познания, никакого движения души, все слова, жесты давно выверены и повторяются бесконечное число раз. Ели ты однажды все это заучил, то затем можно воспроизводить это без конца. Тогда какой в этом прок? Сколько не пытался, так не сумел его найти. Если не проводить все эти молебны и обряды, будет все то же самое, абсолютно ничего не изменится. - Вениамин замолчал, он раскраснелся и тяжело дышал. Игорь понял, что эти воспоминания даются ему нелегко.
  - Что же дальше? - спросил Каракозов.
  - Я решил поговорить с отцом. Он для меня был всем, выше авторитета у меня не было. Я считал его самым умным, самым знающим человеком. Но когда я все это ему выложил, он просто впал в ярость. Я не только таким его никогда не видел, я даже не представлял, что он может так себя вести. Он едва не набросился на меня с кулаками, обвинил в отступничестве, в том, что я идиот, и ничего не понимаю. Ну и много чего еще.
  - А что ты?
  - Я сделал вид, что раскаиваюсь. И в самом деле, попробовал снова проникнуться верой. Но ничего не получалось, наоборот, я все сильней от нее удалялся. Я задавал вопросы и не находил ответов.
  - Веня, и как долго это все длилось?
  - Долго, наверное, года два. Сначала отец постоянно наблюдал за мной, но затем успокоился, увидев, что я веду себя вполне лояльно, строго соблюдаю все предписания и обряды. А во мне только накапливалось возмущение, я все это ощущал, как сплошной обман. Самое ужасное то, что я перестал верить отцу и всем его друзьям раввинам. А у него их много. Я ощутил в их среде полным изгоем. Это было так ужасно, что я решил покончить жизнь самоубийством.
  Игорь от неожиданного признания даже привстал.
  - Ты это сейчас серьезно?
  - Да. Меня спасла мама, Мы были всегда очень близки, и она почувствовала, что со мной что-то неладное. Стала за мной следить. Когда я уже хотел броситься из окна, она успела меня остановить, просто схватила за полы пиджака.
  - Я этого не знал - сказал потрясенный Игорь.
  - А я это никому не рассказывал, даже отцу неизвестно. Мама ничего ему не сказала. Ты первый, кто об этом узнал.
  Вениамин посмотрел на стол.
  - Опять бутылка заканчивается, осталось на донышке, на последний глоток, - констатировал он.
  - Выпьем и ляжем спать, - предложил Игорь.
  Сын раввина, соглашаясь, кивнул головой. Каракозов в очередной раз разлил вино.
  - Что было дальше? - спросил он.
  - Я понял, что больше не могу оставаться в этой среде, я в ней все равно не приживусь. В мире так много разных знаний, теорий, мировоззрений, что глупо быть приверженцем только одного учения. Вот я и решил, что прежде чем на чем-то остановиться, надо изучить их как можно больше. Поэтому я здесь. Знаешь, Игорь, мне очень плохо, что я порвал со своими, но совершенно об этом не жалею. Было бы ужасно, если я это не сделал. - Внезапно он хрипло рассмеялся.
  Вениамин посмотрел на своего собеседника, и Игорь заметил, что у него осоловевшие глаза. Две бутылки вина, наконец, сделали свое дело.
  - Давай, Веня, спать, - предложил он.
  - Давай, - согласился сын раввина. - И забудь, что я тебе тут наговорил. Все это ерунда.
  - Совсем не ерунда, - возразил Игорь. - Для меня это не менее важно, чем для тебя.
  - Правда? - усомнился Вениамин. - Впрочем, наверное, ты прав. Идем спать.
  
  10.
  Разговор с Вениамином вызвал у Игоря целый каскад противоречивых чувств. Он был поражен, что его друг едва не покончил с собой. Получается, что из-за идейных, идеологических и религиозных разногласий люди готовы идти на смерть. Мысль была не новая, Каракозов и раньше знал об этом. Но до сих пор он размышлял на эту тему абстрактно, не углубляясь в нее. А теперь вдруг ясно осознал, какое влияние имеет этот фактор на человеческую жизнь.
  Получается, что многие его представления о ней, мягко говоря, не полны и не точны. Мир идей имеет огромное значение для человека, а ведь это высший его уровень. Люди могут жертвовать физическим ради идеального. Но в таком случае выходит, что мы совсем другие, чем думаем о себе. Да, многие это не осознают, в их представления они существа, озабоченные исключительно материальными заботами. Но ведь это не так, часто совершенно неожиданно выступают на первый план совсем иные причины, те, которые невозможно ни вкусить, ни выпить, ни потрогать, ни даже понюхать. Все это представляется нечто эфемерным, даже не понятно, а что это на самом деле такое? И вроде бы этим легко пренебречь, отбросить прочь от себя - и тут же забыть. А не получается, от этого не только бывает невозможно избавиться, но нередко этот фактор выходит на передний план и определяет все поведение.
  В таком случае следует сделать вывод: высшее доминирует в человеке. Да, оно обычно бывает сокрыто, засунуто куда-то далеко, но все это до тех пор, пока под влиянием каких-то часто неожиданных обстоятельств начинает вдруг активно пробуждаться, выходить на первый план и оттеснять все остальное, чем до этого момента жил человек. Это такое сильное и неудержимое явление, что нередко легче покончить самоубийством, чем отказаться от своих принципов.
  На следующий день Игорь поделился историей с самоубийством и частью своих мыслей с приехавшим Андреем Стахеевым. Тот отнесся к рассказу Игоря весьма неожиданно.
  - Ему срочно нужна женщина, - произнес Андрей. - Любовь и секс поможет избавиться от всех этих тягостных ощущений.
  - Ты это всерьез? - удивился Игорь. - По-моему, тут нужны совсем другие лекарства.
  - Только эти, - убежденно ответил Андрей. - Поверь мне, я кое-что в этом понимаю.
  - Объясни, - попросил Игорь.
  - Все очень просто, - немного насмешливо посмотрел Стахеев на друга. - В человеке одно должно уравновешиваться другим. Например, негатив позитивом. Если же негатив не будет встречать никакого сопротивления, он овладеет им всем целиком. А если позитив есть, то он растворит негатив в себе. А лучше любви и секса для этих целей ничего не придумано.
  Каракозов задумался.
  - Предположим, ты прав, но как найти ту, в которую он влюбится. Ты же знаешь, он чурается девушек. Он не хочет иметь никаких контактов с гойками, как он их называет. Мы же ни раз пытались его с ними познакомить.
  - Да, знаю, - с досадой произнес Андрей. - Странный он все же парень, от религии своей отрекся, а от того, чтобы иметь дело только с еврейками, нет. Хотя все это ерунда.
  - Для него - не ерунда, - возразил Игорь.
  - И для него ерунда, - вдруг убежденно произнес Стахеев. - Если Венька встретит такую гойку, которую не сможет ни полюбить, тут же забудет о своих принципах. Любовь и вожделение всегда одерживают вверх. Вопрос лишь в том, где найти такую особу?
  - Даже не представляю.
  - Вот и я не представляю. Я со многими его знакомил, но он ни на какую не среагировал. И как у него только выдержки хватает. Ладно, будем искать, - хлопнул Стахеев Игоря по плечу. - У меня есть предчувствие, что такая девушка скоро нам встретится.
  
  11.
  Начались лекции профессора Елагина, и Игорь сразу понял - это то, чего он ждал, ради чего поступил на факультет. В отличие от других лекторов Елагин говорил не столько о философии, сколько об эпохе, сути времени, смысле того, что происходило в тот исторический период.
   И еще одну тему затрагивал лектор - зачем нужно изучать философию? Именно этот вопрос все больше волновал Каракозова. Он спрашивал себя: зачем заниматься наукой, которой интересуются считанные люди, и о которой подавляющее большинство людей не только не желают ничего знать, но твердо убеждены, что ее изучение - бесполезная, а то и вредная трата времени?
  Для Игоря это был далеко не праздный вопрос, так как понимал, что именно он больше всего волнует его родителей. Ведь они не понимают, чем занят их сын, какой выхлоп получится от его весьма специфических знаний, которых он приобретет во время учебы? Ни отец, ни даже более лояльная мать не желают, чтобы он посвятил этому делу свою жизнь. С их точки зрения это исключительно бесполезное и бесплодное занятие.
  Но не только их волнует этот вопрос, как оказалось, родителей Вениамина - тоже. И это, несмотря на то, что они люди совершенно другой культуры, других воззрений. На первый взгляд, между ними нет ничего общего, но, как выясняется, внутренняя основа весьма даже схожа. Их объединяет непримиримость к тому, чего они не понимают, что выходит за рамки их устоявшихся представлений, в чем не желают разбираться. Каждая сторона, словно скала, неумолимо стоит на своих позициях, и не намерена сделать с них ни один шаг. Такое единство вызывает, как минимум, сильное опасение.
  Почему-то картина воспоминаний в очередной раз прервалась. Каракозов огляделся вокруг. Его удивило то, что окружающее пространство вдруг стало менять цвета. Они еще не были яркими, но кое-где появлялись зоны светлых оттенков.
  Каракозовым овладело предчувствие, что сейчас случится нечто важное. Разноцветная палитра внезапно погасла, вместо нее, словно из ниоткуда, снова возникли картины прошлого.
  Им всем троим нравился Елагин. По вечерам, возвращаюсь с занятий, по дороге затаривались банками пива и закусками и, придя к себе, спорили об его лекциях. Причем каждый их воспринимал по-разному.
  Для Вениамина главным являлось то, что Елагин ничего не отрицал, не противопоставлял разные течения, а постоянно искал между ними синтез. Одно всегда дополняет другое, любил повторять профессор, нужно только найти это дополнение. Для сына раввина было важным то, что каждое направление вносило вклад в общую копилку. Несмотря на разрыв, он болезненно воспринимал критику, тем более неприятие иудаизма.
  Стахеева же более всего привлекало буйство и интеллектуальное разнообразие эпохи постлатонизма, в ней можно было найти едва ли не любой вариант взгляда на мир. По натуре Андрей не любил останавливаться на чем-то одном, это в равной степени касалось девушек и философских систем. Ему доставляло удовольствие с ними знакомиться, как с чем-то новым, но вовсе не превращаться в их адепта.
  Для Игоря же ценность состояла в том, что он ощущал, как начинает меняться и расти вместе с изучаемыми мыслителями. Он пока четко не мог выразить суть того, что переживал, но не сомневался, что это крайне важный процесс становления его личности. Ведь он поступил на факультет не только для того, чтобы познать мир, но и чтобы стать другим человеком.
  На одной из лекции Елагин объявил, что организует специальный факультатив по Плотину и набирает желающих в нем заниматься студентов. Вечером, как всегда за пивом, они обсудили этот вопрос и единогласно решили записаться.
  На следующий день после лекции Елагина, они подошли к нему записываться. Он явно этому обрадовался.
  - Молодые люди вы единственные, кто выразили желание участвовать в семинаре. Я уже стал думать, что желающих не окажется.
  - Нас очень интересует Плотин, - за всех ответил Стахеев
  - А можно узнать, чем именно? - поинтересовался Елагин, но при этом почему-то посмотрел не на Стахеева, а на Каракозова, словно приглашая его к ответу.
  - Мне кажется, он один из самых необыкновенных людей, из когда-либо живших на земле, - ответил Игорь. - Это уже веская причина для изучения его жизни и учения.
  Елагин пристально посмотрел на студента.
  - Согласен, этого действительно для начала вполне достаточно. Хотя этим Плотин не исчерпывается. Надеюсь, через некоторое время у вас будет более обширные представления обо всем, что связано с этим человеком. - Елагин на несколько секунд замолчал. - Есть только один нюанс. К сожалению, для нашего семинара нам не выделили аудиторию, поэтому придется заниматься у меня дома. Если вы не возражаете, в ближайшее время можем начинать. Чаем, бутербродами и печеньем обязуюсь обеспечить. Ну как?
  Они переглянулись и почти синхронно кивнули головами.
  - Мы согласны заниматься у вас, - ответил Стахеев.
  
  12.
  Через два дня Елагин подошел к Стахееву и через него пригласил их на семинар к себе домой. Почему-то он выделил именно его, сделав тем самым главным или ответственным за посещение факультатива. Игорь неожиданно для себя испытал не сильный, но различимый укол ревности; выходит, что профессор считает, что среди них самым главным является не он.
  Их встретил хозяин квартиры. Одет Елагин был не по- домашнему, как можно было ожидать, а в строгом костюме с галстуком - именно в такой одежде он читал лекции в университете.
  Квартира поразила Игоря своими размерами. Она ему показалась просто преогромной, хотя в первое свое посещение удалось увидеть ее далеко не всю. Это уже потом, когда он стал жить в гораздо более просторных жилищах, то понял, что она, на самом деле, была средних размеров. Но в то первое посещение у него возникло совсем другое впечатление.
  Они прошли в просторную комнату, которая на несколько лет стала для Игоря, по сути, вторым домом, в котором он чувствовал себя почти так же свободно, как в собственном жилище. Но тогда он об этом не догадывался, наоборот, испытывал сильное стеснение. Каждый шаг давался ему с трудом.
  По приглашению хозяина они сели за большой стол. На нем стояли чашки для чая, а на тарелках лежали бутерброды, печенье, конфеты. Гости еще не ужинали, а потому почти синхронно проглотили слюну.
  Однако дальше случилось то, чего они совсем не ожидали, и что заставило их на некоторое время забыть об аппетите: дверь отворилась, и в комнату вошла девушка. Все внимание молодых людей тут же переключилось с еды на нее.
  Девушка по виду была их ровесницей, среднего роста, худенькая. Ее нельзя было назвать красавицей, но у нее было невероятно женственное, милое лицо. Но сильней всего привлекали глаза, таких лучистых, как у нее, Игорь еще не видел. Он вдруг услышал, как колотится его сердце.
  - Познакомьтесь, моя дочь Злата, - представил ее отец. - Она тоже студентка университета, только будущий журналист. Злата захотела присутствовать на наших семинарах. Я ей сказал, что все зависит от вас, - посмотрел Елагин на сидящих за столом студентов, - если его участники не возражают, то она может остаться.
  - Мы согласны, - почти в один голос произнесли участники семинара.
  Елагин снова посмотрел на них и улыбнулся.
  - Вот и замечательно. Будьте уверены, Злата нам не помешает, скорее, внесет в наши штудии дополнительные приятные штрихи. А сейчас, доченька, разлей нашим гостям чай.
  Пока девушка выполняла просьбу отца, молодые люди не сводили с нее глаз. Тем более, посмотреть было на что; эти простые действия она выполняла с непревзойденным изяществом. Судя по всему, оно было имманентной частью ее натуры.
  Злата разлила чай и села за стол на некотором удалении от всех остальных.
  - Давайте начинать, - предложил Елагин. - Я вам благодарен, что вы согласились принять участие в моем семинаре, посвященном Плотину, античному философу, основателю неоплатонизма. Вам, наверное, интересно понять, почему я после окончания университета, будучи лишь немногим старше вас, в качестве специализации выбрал его?
  - Да, нам это очень интересно, Эрнест Викторович, - от лица всех заявил Стахеев.
  Елагин улыбнулся ему.
  - Возможно, вы удивитесь, но я до сих пор до конца не знаю ответа на этот вопрос. Злата не даст соврать, я много раз ей пытался это объяснить, но ни разу удачно. - Девушка, подтверждая слова отца, кивнула головой. - Возможно, в этом и заключается немалая часть привлекательности Плотина. Скучен тот человек и тот автор, который предельно понятен, который не оставляет загадок. И чем их больше, тем интересней. Для меня Плотин был именно таким и философом, и личностью; сколько я ни читал его трудов и о нем самом, так и не мог до конца постичь ее. Мне до сих пор не совсем верится, что на земле мог проживать такой исторический персонаж. А с другой стороны, существование Плотина внушает большой оптимизм, он нам как бы из глубины веков говорит, насколько разным может быть человеческая натура, какой огромный потенциал для развития она таит в себе, какая огромная россыпь искр божественности в ней заключено. Но я все же попробую объяснить вам, кем для меня является Плотин. Но чуть позже. Пока сделаем маленький перерывчик на чай и бутерброды. Кому понадобится подлить, не стесняйтесь, спрашивайте у Златы. Она с удовольствием выполнить вашу просьбу.
  Бутерброды исчезли с тарелки за считанные минуты. Внезапно Игорь взглянул на девушку и заметил, что она с улыбкой наблюдает за своими гостями. Ему вдруг стало немножко неловко: что она подумает о людях, которые здесь для того, чтобы слушать лекции о Плотине, а вместо этого с такой ненасытностью поедают бутерброды? Что они пришли сюда специально, чтобы поесть, а Плотин всего лишь для этого предлог?
  - Поели, давайте продолжим, - предложил Елагин. - Что же интересного, на мой взгляд, в Плотине? Об его философии мы еще будем много говорить. Сейчас же хочу акцентировать ваше внимание на другом аспекте. Бессмысленно любое учение, если оно не ведет к изменению личности человека. Он может освоить самые глубокие философские истины, но при этом остаться прежним - примитивным варваром с набором убогих желаний и методов их достижения. Более того, с моей точки зрения такие люди особенно опасны. Им кажется, что они поднялись над всеми, а на самом деле, опустились ниже других. А вот Плотин не такой, его философия и личность следуют и дополняют друг друга. То, что он говорил, он пытался воплотить в жизнь. Я вам приведу его очень важное изречение: "Созерцая Единое, человек приобретает истинное бытие, истинной личностью, он теряет связь со своей телесной оболочкой, выходит из времени в вечность, выходит из мира зла в мир истинно благой, и таким образом достигает спасение". Иными словами, Плотин хочет не просто что-то объяснить, а хочет глубокого преобразования мира через преобразование человека. И сам пытался всю жизнь преобразовать себя в соответствие со своим идеалом. Это делает его учение особенно ценным. Оно абсолютно реалистическое, просто этот реализм недостижим для большинства. Но если он достижим хотя бы для одного, он потенциально достижим для всех. Именно в этом незыблемая и не проходящая ценность представлений Плотина о мироздании и человеке. Что, дорогие мои, скажите на это?
  В зале повисло молчание.
  - А как относился Плотин к Богу? - внезапно прервал его Вениамин. - Что он говорил о Нем?
  - Хороший вопрос, - одобрил Елагин. - Не стану вдаваться в детали - вы их найдете в любой книги - скажу одну, с моей точки зрения, принципиальную вещь. У Плотина понятие Бога очень динамичное, он называет Его Единым, но это не суть важно. А важно другое - у него происходит непрерывный процесс снисхождения Единого вниз, к земной жизни, и восхождения земной жизни к Единому. Это именно то, чего не достает традиционным религиям, да и многим мыслителям. Он не разделяет два мира - божественный и человеческий. По сути дела, они едины. Это единство сложное, его достижение требует от человека больших усилий. Но это то, что реально и что необходимо.
  Игорь почему-то снова посмотрел на дочь Елагина и увидел, что девушку в свою очередь смотрит на него. Ему тут же захотелось еще больше привлечь ее внимание к себе.
  - Эрнест Викторович, мне не совсем понятно, что меняет в человеке и в обществе восхождения к Единому? - спросил он, стараясь не смотреть на Злату.
  - Обоснованный вопрос - кивнул головой Елагин. - Платин определяет идею блага, как идею Бога. Он и есть благо. Поэтому, человек стремясь к познанию блага, стремится к познанию сущности Бога. А раз человек познает благо, он не может оставаться прежним. Более того, это заставляет его пересмотреть все свое мировоззрение и жизненные принципы. Не случайно, что ученики Плотина становились другими людьми. Разумеется, таких было меньшинство, но история сохранила некоторые их имена и то, какими они стали. Более того, я вам скажу, что живу надеждой, что наши занятия хотя бы частично изменят и вас. - Он посмотрел на часы. - Увы, надо уже завершать. Но в заключении расскажу одну историю. Вы, наверное, задаете себе вопрос: а зачем, собственно, заниматься таким необычным и малодоходным занятием, как философия? Ответьте, только откровенно. - Елагин посмотрел на студентов.
  На этот раз Игорь решил сыграть на опережение и первым вступить в разговор. Он понимал, что так поступал с единственной целью - привлечь внимание Златы к себе, но это делало его желание еще более сильным.
  - Я постоянно задаю себе такой вопрос, - проговорил он. - Но не только я, мои родители не понимают, почему я хочу этим заняться.
  - Как же вы объяснили это свое желание своим родителям?
  - Честно говоря, не слишком внятно.
  - Все же, что вы сказали родителям?
  - Сказал, что мне хочется заниматься познанием мира.
  - Не самый плохой ответ, - улыбнулся Елагин. - Но я бы его дополнил, если не возражаете.
  Игорь набрался храбрости и посмотрел на девушку. Злата с улыбкой смотрела в его сторону. Их взгляды встретились, и он вдруг вздрогнул.
  - Мы будем рады вас послушать, - произнес Стахеев.
  - Однажды древние Афины посетил восточный маг и мудрец Зопир. На своей родине, и за её пределами он пользовался большой славой как физиогномист. Ему было достаточно беглого взгляда на внешность человека, чтобы проникнуть в его душу, в самую суть его характера и привычек, образа жизни и устремлений. Увидев на афинской рыночной площади Сократа в окружении многочисленных слушателей, Зопир незамедлительно заявил: "Это человек умственно отсталый и похотливый". На лицах собравшихся изобразилась крайне бурная гамма чувств. Изумление чередовалось со смятением, недоверием и возмущением. Ученики Сократа принялись наперебой защищать своего учителя: "Видимо, Зопир, ты не так уж проницателен, как о тебе говорят, поскольку перед тобой стоит величайший мудрец Греции, признанный самим Дельфийским оракулом", говорили они. Сократ же спорить не стал. С невозмутимой улыбкой он произнес: "Друзья мои, Зопир все говорит верно. Таким я и был бы, если бы не занятия философией". Надеюсь, этот дошедший из древности рассказ поможет вам лучше осознать, зачем вы находитесь тут.
  
  13.
  Всю обратную дорогу они говорили, не смолкая. Но не о Плотине и даже не о Елагине, а исключительно о Злате. Это было удивительно, но девушка, которая за весь семинар едва произнесла несколько фраз, произвела на всех троих неизгладимое впечатление. И каждый из них пытался максимально излить свои эмоции. Самое поразительное заключалось в том, что Вениамин был под впечатлением от нее, не меньше остальных. У него даже изменилось лицо, обычно хмурое выражение сменилось на гораздо более оживленное. И вообще, Игорю он показался совсем другим человеком.
  Они вернулись в общежитие, извлекли из холодильника несколько банок с пивом - и снова заговорили о Злате. Было что-то магическое в том, что она так быстро запала каждому в сердце. А, если судить по внешней реакции, более всех Вениамину. Обычно не слишком многословный, сейчас он говорил почти беспрерывно, слова просто фонтанировали из него. Игорь подумал, что это и есть подлинная его натура, а не та, что они видели до сих пор.
  - Послушай, Веник, что-то я тебя не пойму, - проговорил Стахеев, - ты, что влюбился в Злату? Но она же гойка, а ты гоек в качестве возлюбленных не рассматриваешь.
  Эти слова слегка охладили пыл сына раввина.
  - Да, гойка, - не мог не согласиться он. - Ну и что!
  - Как что? - даже слегка опешил Стахеев. - Ты нам все уши прожужжал, что гойки для тебя табу. А тут вдруг только о ней и говоришь. Это как понимать?
  Слова Стахеева заставили задуматься Вениамина. Было заметно, что они поставили его в не простое положение.
  - Ну и что, если даже гойка. Главное же, какой человек, все остальное второстепенно.
  - Еще утром ты говорил иначе, - напомнил Стахеев. - Не слишком ли легко и быстро меняешь свое мнение?
  Вениамин недовольно посмотрел на него.
  - Изменились обстоятельства, изменилось мнение. По-моему, это нормально.
  - А по-моему, не очень, - возразил Стахеев. Ему явно доставляло удовольствие доставать соседа по комнате. - Так легко все оправдать. Не думал, Веник, что ты такой беспринципный. Понравилась баба, так сразу забыл обо всем. Ты сегодня очень низко упал в моих глазах.
  Словно прося о помощи, Вениамин взглянул на Игоря. Но тот молчал, он сам пребывал в некоторой растерянности, вспыхнувшие в нем чувства, застали его врасплох. Он не мог понять, почему им так сильно завладела совершенно незнакомая девушка. И не им одним. Такое ощущение, то она обладает какой-то таинственной магией.
  - Злата примет гиюр, - вдруг радостно сообщил сын раввина. - И тогда она получит статус еврейки. - Он победоносным взглядом посмотрел на друзей.
  - Кто тебе сказал, что она согласится на гиюр? - возразил Стахеев. - Судя по ее отцу, это вряд ли.
  По тому, как мгновенно изменилось лицо Вениамина, Игорь понял, что тот согласен с аргументом Андрея.
  - Давайте решим так, - произнес Игорь, - Раз она понравилась нам всем, то пусть будет все по-честному. Никто не станет пытаться завоевать ее скрытно от всех. Злата сама решит, кому отдать предпочтение. А мы все примем этот выбор. Согласны? - Игорь по очереди посмотрел на Андрея и Вениамина.
  - Согласны, - почти хором произнесли они.
  Игорь вытянул вперед руку, Вениамин и Андрей сделали то же самое. Они пожали друг друга ладони.
  
  14.
  Изображение в очередной раз погасло, Каракозов огляделся вокруг. Все было залито светло-серым цветом. По крайней мере, не черным, отметил он. А это все же лучше.
  Хотя картинки прошлого больше не появлялись на экране его памяти, она отчетливо возвращала его назад, в ту самую пору, когда он повстречал Злату. Он видел сейчас все так ясно, будто это случилось вчера. Лицо девушки проступило с невероятной отчетливостью сквозь толщу времени. Он даже мог разглядеть малюсенькую родинку на ее подбородке. Впрочем, она нисколько не портила дочь Елагина. Наоборот, пройдет не так много времени, и это место станет самым привлекательным для поцелуев.
  Но это будет позже, а сейчас он думает о том, что таких сильных чувств, как к Злате, он не испытывал ни кому. Пожалуй, даже к Виолетте они слабей. Хотя с другой стороны, на каких весах их взвешивать, какой для этих целей использовать прибор? Несмотря на большой спрос, он так и не изобретен. Да и нужен ли он, тоже вопрос?
  Тогда он был уверен, что его любовь к Злате, как и любовь к Плотину, при всем их экзистенциальном различии, кардинально изменили его, сделали другим человеком. Он обрел смысл, которого ему так не доставало. И кто из них двоих стал главным в этом деле, большой вопрос. Хотя тогда он не сомневался, кому отдать пальму первенства, конечно же, Злате. Она была живой, мощно пульсирующей всей своей женственной натурой, от которой он без преувеличения сходил с ума. В ней все было прекрасно: внешность, ум, человеческие качества. Если и искать идеал женщины, то он воплотился именно в этом теле и в этой душе. У него не было ни малейших сомнений, что она послана ему то ли судьбой, то ли Богом. Впрочем, скорее всего, это одно и то же. Да и так ли важно, кем конкретно, главное, что она рядом, что отвечает на его чувства с той же полнотой и страстностью, с которой они бурлили в нем.
  Если бы ему сказали тогда, чем все это кончится, он бы не только ни за что в это не поверил, но на такого горе пророка излил бы целое море своего презрения. Но именно так все и произошло. С тех пор прошло много лет, а он ничего не знает о Злате: жива ли, а если жива, где и как живет? Она сама решила уехать, подчиняясь, как она считала, непреодолимым обстоятельствам. Собрала чемодан и исчезла, как легкое облачко в прозрачный летний день. Тогда он кроме огромного горя, как ни странно, даже ощутил облегчение. Правда, это случилось не сразу, должно было пройти немало времени и событий, чтобы он это почувствовал.
  Зато сейчас на него навалилась такая тяжесть, что он не знает, как от нее избавиться. Это странно, у него нет тела, а он испытывает такую душевную боль, какую не переживал в самые сложные моменты своей земной жизни. И как поступать в такой ситуации непонятно.
  Внезапно Каракозов увидел, как стремительно в его сторону несется поток яркого света. Еще через мгновение он увидел рядом с собой Плотина. То ли так и было, то ли ему показалось, что философ смотрел на него с сочувствием.
  - Я вижу тебе сейчас нелегко и ты бы хотел, чтобы я оказался рядом, - зазвучала речь Плотина в голове Каракозова.
  - Да, - признался он, - вы мне нужны. Я хочу спросить... - Каракозов нерешительно замолчал.
  - Не стесняйся, спрашивай о чем угодно, - разрешил Плотин. - В мире, в котором мы пребываем, не принято что-то утаивать.
  - Вы всю жизнь посвятили философии, но неужели вас не интересовали женщины? Ведь вы были мужчиной, а не бесполым существом.
  - Я ждал этого вопроса, - слегка улыбнулся Плотин. - Конечно, я был в той жизни мужчиной, причем, здоровым и достаточно сильным. Ты же помнишь, что одно время я даже работал грузчиком.
  - Неужели это было в действительности? Мне всегда этот факт казался маловероятным, что это не более, чем легенда.
  - Оставим этот вопрос, он далеко не главный, - уклонился от ответа Плотин. - Я понимаю твой интерес к женщинам, для тебя они всегда были важной составляющей частью жизни. К тому же ты потерял ту, которую искал.
  - Вам известна эта история?
  - Да. Тут нет тайн, это то самое место, где все тайное становится явным. Иначе, какой смысл пребывания здесь. Эта жизнь на земле полна секретов, обманов, предательств. Там каждый старается скрыть от других свои неблаговидные поступки, порочную часть своей натуры.
  - А вы, когда там жили, тоже скрывали?
  - Я старался ее побороть. Не потому, что хотел быть лучше других, а потому, что моя душа противилась всему плохому. Я за это ей безмерно благодарен. К сожалению, многие души не только сами переполняются негативом, но и стараются его умножить. Они питаются отрицательной энергией, как тело самой вкусной пищей, и не желают ничего менять.
  - А что на счет женщин? - напомнил Каракозов.
  - Да, вернемся к женщинам. Я был здоровым молодым человеком, и мне хотелось женщин. Но когда я был юноша, родители воспитывали меня в строгости; я не осмеливался заводить интрижки.
  - Но затем вы ушли из родного города, оказались в Александрии, где жили самостоятельно. Вам уже ничего не мешало.
  - Да, я стал жить в Александрии, и мне ничего не мешало, - задумчиво протянул Плотин. - Но вмешались могучие обстоятельства, которым я уже не мог противиться. Да и не желал.
  - О чем вы, я изучал пристально вашу биографию и ничего такого не помню.
  - Ты просто прошел мимо некоторых ее страниц. Я полюбил, но не женщину, а Единое. И эта любовь, а может, лучше назвать страсть, поглотила все мои чувства. В какой-то момент я осознал: любовь к Единому и любовь к женщине несовместимы. Либо одно, либо другое, по-другому не получается.
  - Но почему нельзя любить Единое и одновременно любить женщину! - воскликнул Каракозов. - Если эта любовь чистая, незамутненная, искренняя.
  Какое-то время Плотин внимательно смотрел на Каракозова, при этом его цвета постоянно менялись, они то темнели, то снова ярко вспыхивали.
  - Любовь к Единому требует от человека отдачи всего себя, без остатка. Это великое чувство, которое не терпит совмещения ни с каким другим. Иначе оно будет только его имитацией. А женщина забирает огромную часть энергии; ни на что другое ее уже не остается. Для меня это был судьбоносный выбор, и я его сделал.
  - Не жалеете?
  Оболочка Плотина вдруг ярко вспыхнула и тут же погасла. Понадобилось несколько секунд, чтобы она вновь засветилась спокойным светом.
  - Когда я был на земле то нисколько не жалел, - ответил Плотин. - Я был уверен в правильности своего выбора, я верил, что, внушив людям любовь к Единому, способен изменить мир. А это стоит уж точно любви к конкретной женщине.
  - А что было потом? - спросил Каракозов, с нетерпением ожидая ответа.
  - Все эти долгие века я наблюдал за тем, что происходит в мире, за бесконечной чередой событий. Я постиг тщету усилий его изменить. Я стал задавать себе вопрос: а не обманывал ли я себя в земной жизни, а был ли я счастлив в ней, как думал тогда? Все чаще во мне рождалось сожаление, что я так и не испытал земной любви с женщиной, не зачал с ней детей. Чему я посвятил жизнь? Мои мечты и надежды не реализовались. Я хотел, согласно завету божественного Платона, основать город философов, но даже те, кто выражали мне поддержку в этом начинании, тайно противились ему.
  - Вы говорите об императоре Галлиене?
  - Не только о нем, были и другие люди. Даже самые лучшие из них озабочены обслуживанием своих пороков, они им дороже или они сильнее, чем их стремление к идеальному, к такой любви, которая вбирает в себя всего человека. Он исчезает в этом чувстве, частным и индивидуальным он жертвует ради всеобщего. Но если в твоей душе царит женщина, ты уже никогда так не сможешь поступить. Неужели ты этого еще не понял?
  Каракозов почувствовал смущение, Плотин точно охарактеризовал его состояние, ради женщины он готов отказаться от всего. По крайней мере, от всего лучшего, от всего возвышенного. Для него жизнь без любви быстро теряет привлекательность.
  Плотин понял его состояние.
  - Я хочу поведать тебе одну вещь, - сказал он.
  - Слушаю, Плотин, - откликнулся Каракозов.
  - Ты знаешь, что когда человек приходит в этом мир, его душа вселяется в новое тело.
  - Я всегда верил в переселение душ.
  - Я знаю, - кивнул головой Плотин. - Но, возможно, тебе не известны некоторые детали этого процесса. В земную жизнь уходит не вся душа, а самая плохая ее часть. А самая лучшая остается здесь и внимательно следит за тем, что творится с ней на земле. И очень страдает от того, что там происходит.
  - Почему?
  - Потому что перед душой стоит цель объединить две ее половинки в единое целое. Для этого и дается человеку жизнь, чтобы он улучшил свою душу до такой степени, чтобы она после смерти тела воссоединилась со своей второй частью в гармоничном единстве. Но этого почти никогда не происходит. Тех же, кто добиваются этой задачи, называют праведниками. Но много ли ты их встречал?
  - Если честно, ни одного.
  - В том-то все и дело. Поэтому подлинного воссоединения души не происходит, ее половинка снова и снова опускается в мир живущих. Часто она туда прибывает в еще более плачевном, дисгармоничном состоянии. От этого и происходят все беды людей.
  Каракозов молчал, собираясь с мыслями.
  - Скажите, Плотин, а где лучшая половинка моей души?
  - Здесь, неподалеку, она наблюдает за тобой.
  - Могу ли я ее увидеть, встретиться с ней? Мне кажется, нам есть о чем пообщаться.
  - Пока не можешь.
  - Почему? - удивился Каракозов.
  - Потому что там ты находишься в коме.
  - Но я-то здесь.
  - Не совсем, только частично. Знаешь ли ты что такое кома?
  - Это когда человек пребывает в бессознательном состоянии.
  - Это с точки зрения вашей медицины. А с точки зрения мира, в котором ты оказался, если человек в коме, то это означает, что тут решается его дальнейшая судьба: продолжит ли он земную жизнь или его тело ее завершит, а часть души, что в нем находилась, вернется сюда.
  Каракозов молчал. То, что он сейчас услышал, вызвало у него психологический шок.
  - Постойте Плотин, если я там, в больнице по-прежнему лежу в коме, то получается... - Каракозов замолчал.
  - Именно так, это означает, что ваша судьба пока не решена, она тут вызывает серьезные споры. К сожалению, говорить больше на эту тему не имею право. Скажу лишь, что ты можешь не выйти из комы, то есть умереть. А можешь выйти, что будет означать продолжение твоей жизни. Все зависит от тебя.
  - Но что конкретно я должен делать? - спросил Каракозов, но ответа не последовало. Плотин исчез, Каракозов успел только заметить лишь яркий след, летящий неизвестно куда. Затем и он растворился в пространстве.
  
  15.
  Когда Татьяна в очередной раз вошла в палату, то от изумления даже на мгновение замерла на месте - рядом с кроватью, на которой покоился ее муж, стояла Турчина. Татьяной овладел гнев. Как она сюда попала, есть же приказ никого постороннего не пускать к губернатору.
  Татьяна приблизилась к актрисе.
  - Что вы тут делаете? - прошипела она.
  Это обращение вывело Турчину из оцепенения. Она обернулась к жене губернатора.
  - Извините, Татьяна Евгеньевна, я знала, что не должна была приходить, но не смогла удержаться. Меня неудержимо тянет к нему.
  - Тянет к лежащему в коме человеку? - удивилась супруга губернатора. - Но как вы прошли? Есть же запрет на посещение посторонних.
  - Воспользовалась своим положением. С недавних пор я стала в городе популярной актрисой, местным секс-символом. Мало мужчин, способных мне отказать.
  Почему-то Татьяна почувствовала, что немного успокоилась. По крайней мере, вцепиться в волосы актрисы ей больше не хотелось. Правда, она не была уверенна, что это желание пропало надолго.
  - Вы видите, Игорю пока ничуть не лучше, - уже спокойней сказала она. - По-прежнему в коме.
  - Вижу. Что говорят врачи?
  - Много чего, но по большому счету ничего определенного. Ждите, когда очнется. А сколько ждать, неизвестно. Как и то очнется ли он?
  Виолетта кивнула головой и перевела взгляд на Каракозова. Несколько минут они молча стояли рядом возле кровати больного, смотря на его неподвижное лицо.
  - Пойдемте, нечего вам тут делать, - первой нарушила молчание Татьяна.
  Виолетта, соглашаясь, кивнула головой и направилась к выходу. Татьяна последовала за ней.
  - Пойдемте, попьем кофе в кафе, - предложила Татьяна, когда они вышли в коридор. - Тем более, в первый раз вы так его и не попробовали.
  Актриса молча кивнула головой.
  - На этот раз вы непременно должны выпить кофе, - сказала Татьяна, когда они заняли место за столиком.
  - Хорошо, выпью, - согласилась Виолетта.
  Татьяна встала и принесла две чашки кофе с барной стойки. Виолетта отпила.
  - Да, вы правы, вкусное кофе, - отметила она.
  - Я всегда знаю, что говорю и что делаю, - сказала Татьяна. - А вот вы, как мне кажется, нет.
  - Почему вы так думаете?
  - Зачем вам связь с чужим мужем, да еще с губернатором. Он никогда не станет вашим супругом. Вы только сделаете себя несчастной. Подумайте об этом.
  Виолетта внимательно посмотрела на собеседницу.
  - Не буду думать. Даже, если так все и случится, это будет справедливой платой за нашу любовь.
  - Поясните.
  - Вы все равно мне не поверите.
  - Давайте, Виолетта, это буду решать я.
  - Хорошо, пусть так, - согласилась актриса. - Наши отношения привели к тому, что я стала осознавать, что в жизни есть совсем другой план бытия.
  - Это вам помог Игорь?
  - Игорь и Плотин.
  - Даже так, - удивилась Татьяна. - Честно, не ожидала. Игорь, еще понятно, а с какого бока тут Плотин?
  - Попробую объяснить, хотя не уверена, что получится. Я вдруг осознала, что мы живем не только в нашем привычном мире, но и в совсем другом, где иные представления и ценности. Я сама удивлена, что для меня это приобрело такое важное значение. Обрести новый смысл - это самое большое, в чем один человек может помочь другому человеку. Без Игоря, я бы этого никогда не поняла. Наверное, и ему я дала в чем-то новый смысл. Хотя, скорее, возвратила прежний, который он утратил с вами.
  Внезапно на Татьяну опустилось что-то тяжелое. Ей снова захотелось либо ударить Виолетту, либо вцепиться ей в волосы, а может сделать и то и другое одновременно. Она даже схватилась за край стола ладонями, чтобы не дать прорваться своим эмоциям.
  - Вот значит как, - процедила она. - Со мной он утратил некий высший смысл. А то, что он из самых низов поднялся до губернатора, это, по-вашему, не считается?
  - Не знаю, - пожала плечами Виолетта. - Наверное, считается. Только я знаю, что он нашел меньше, чем потерял.
  - Вам не кажется, что вы наглеете?
  - Но вы же сами просили во время нашей прошлой встречи говорить только правду. Вот я и говорю, что думаю. Если он выздоровеет, пожалуйста, отпустите Игоря.
  - То есть, дать ему развод.
  - Не только. Вообще, отпустите, пусть он подаст в отставку с поста губернатора. Для него это будет самым лучшим исходом. - Виолетта посмотрела на часы. - Извините, но мне нужно в театр, на репетицию. У нас с опозданиями строго.
  - Я вас не держу, Виолетта. Но льщу себя надеждой, что, по крайней мере, тут мы с вами больше не встретимся.
  - Не обещаю, Татьяна Евгеньевна. Если смогу прорваться сквозь ваши кордоны, непременно здесь появлюсь. - Виолетта встала. - До свидания.
  Актриса шла очень красиво, и Татьяна невольно ощутила зависть - так ходить она никогда не умела и уже не сможет. Это дается природой, а ее в этом плане она обделила. И это еще один камень в копилку ее ненависти к ней.
  
  16.
  После первого посещения квартиры Елагина, что-то незримо изменилось в их компании, а подчас и зримо. Вениамин, всегда одевавшийся очень скромно, исключительно в темные цвета, вдруг совершенно преобразился. Однажды вечером вернулся в общежитие совсем в другом наряде. Перед ними стоял в щегольской и, судя по всему дорогой одежде, совсем иной человек. Даже выражение лица изменилось, вместо хмурости оно лучилось весельем и довольством. Он явно гордился своим обновленным видом.
  Несколько минут Каракозов и Стахеев изумленно взирали на это явление.
  - Венька, это ты? - спросил Андрей, после того, как пришел в себя.
  - Я, - подтвердил сын раввина.
  - Не верю глазам своим, - продолжил Андрей. - Сколько же ты ухлопал на этот прикид?
  - Много, - не стал уточнять Вениамин. В каждой руке он держал по пакету, в которых, судя по всему, тоже находилась одежда. Так что затраты были немаленькие.
  - Вот что любовь делает с человеком, - констатировал Стахеев. - Даже с таким, как ты.
  Раньше Вениамин непременно бы обиделся на такое утверждение, но сейчас ответил улыбкой.
  Игорь был согласен с другом, на такое преобразование Вениамина могло подвинуть только сильное чувство. Он бы и сам с большим удовольствием обновил свой гардероб, но на это элементарно не было денег. На еду едва хватало, не то, что на шмотки. Это Вениамин может себе позволить, имея в тылу богатых родителей, а ему надеяться не на кого.
  Впрочем, после того, как прошло первое изумление от нового облика Вениамина, Игорь задумался о другом. Чем их так поразила Злата? Да, симпатичная, но есть и гораздо красивее, даже на их курсе. Значит, дело в чем-то другом. Что-то в ней скрывается такое, что заставляет трепетать мужские сердца. Это какая-то непостижимая внутренняя элегантность и интеллигентность. Они, возможно, не слишком заметны при поверхностном взгляде, но если присмотреться, то понимаешь, что ими пронизана вся ее натура. Чтобы это описать, трудно отыскать нужные слова, но это проявляется в каждом ее жесте, в каждом сказанном слове. Она словно бы вся наполнена светом, который щедро излучает на окружающих. Как ни странно, это делает ее необычайно по-женски привлекательной и сексуальной. Вот они все трое и запали на нее. И теперь неизвестно, что делать с этим заколдованным Златой треугольником.
  Вся их троица с нетерпением ожидала нового посещения квартиры профессора и одновременно готовилась к нему. Они действительно решила взяться за Плотина, раз уж дорога к девушке проходит через такой немного необычный маршрут.
  После нескольких дней штудий они решили обменяться своими мнениями. Обычно такой обмен происходил гораздо интенсивней, если сопровождался поглощением пива. Вениамин, как самый обеспеченный, взял его покупку на себя.
  Они сидели за столом, пили пиво - благо его было достаточно, но разговор как-то не складывался. Они никак не могли настроить себя на волну Плотина. Первым изменить ситуация, как обычно, решил Стахеев.
  - Если мы будем так же мямлить у Елагина, как сейчас, он нас просто выставит за дверь. И мы лишимся возможности видеть Злату, - со свойственной ему прямотой заявил он. - Мужики, мы или не мужики, давайте покажем ему и заодно ей, что мы чего-то стоим.
  Игорь и Вениамин были согласны с такой постановкой вопроса.
  - Пусть каждый из нас для начала скажет, что он думает о Плотине и зачем он нам сдался, - предложил Каракозов. - Веня раз ты у нас сильней всех обновился, тебе и начинать.
  - Ладно, - согласился Вениамин. - Меня в Плотине привлекает то, что богопознание у него активный процесс. Он решительно разделяет тело и душу, и душа у него живет своей жизнью. Душа никогда не увидит красоты, не став прекрасной, пишет он. То есть, если мы хотим понять красоту жизни, мироздания, то мы должны не просто пялиться на этот мир, а из-за всех сил заниматься душевной работой, учить ее видеть мировую красоту. - Сын раввина задумался. - То есть, как я это понял, вопрос не в том, чтобы соблюдать заповеди, без конца молиться Богу, упоминать Его к месту и ни к месту; все это для Плотина не столь важно. А важно то, чтобы внутри нас происходили реальные преобразования. Только в этом случае наша жизнь приобретает значение, каждый из нас становится человеком. Вот пока все. Теперь ваша очередь.
  - Давай ты, Игорек, - предложил Стахеев.
  - Я практически во всем согласен с Вениамином, - проговорил Каракозов.
  - Кто бы сомневался, - хмыкнул Андрей. - Ты давай свое мнение, иначе Злата обратит внимание на него, - кивнул он на сына раввина, - а не на тебя.
  Игорь покраснел, он понимал насколько Андрей в этом случае прав.
  - Я лишь хотел сказать, что я в целом согласен с Веней.
  - Это мы уже знаем. Не мямли. Давай дальше, - повелительно произнес Стахеев.
  - Я не мямлю, - слегка раздражаясь, буркнул Игорь. - Мне понравилось в Плотине из того, что я успел прочесть и понять, что у него, хотя реальќный мир отлиќчаќетќся от идеальќноќго, а земќной - от божеќстќвенќно-го, но у него они все равно едины. Просто один проќистекает из друќгоќго. Нет мноќжеќстќвенќноќсти миров, есть общее бытие, только в своќем разќвиќтии оно получают бесконечное количество разќличќных форќм. Плоќтиќн считает, что харакќтерќным свойќстќвом бытия являќетќся акт твоќреќния, он создаќет все новые и новые его виды и образы, котоќрые являются его эмаќнаќциќяќми. - Каракозов замолчал.
  - Это все? - спросил Стахеев.
  - Пока все, - ответил Игорь. На самом деле, это было не совсем все, он мог продолжить, но почему-то ему не хотелось. Он это знание прибережет для другого случая. - Давай теперь ты, - сказал он.
  - А мне больше всего привлекла биография этого чувака. Да я кроме нее, ничего и не читал.
  - Что же теперь понравилось? - спросил Игорь.
  - Он был настоящим человеком, пер своим путем, хотя препятствий на нем было до фига и больше. Но он их всех преодолевал, так как знал, ради чего он все это делает. У него была большая цель, и все было подчинено ею. При этом он был очень свободной личностью; хотя тесно общался с сильными мирами сего, ни под кем не прогибался.
  - Как ты это определяешь? - спросил Вениамин.
  - Очень просто, с кем бы он ни общался, с кем бы ни имел дела, все равно оставался самим собой. Возможно, иногда приходилось немного вилять, но в пределах допустимого. Он все же был допущен до императоров, в биографии говорится, что он водил дружбу с двумя из них. А это немало. Я бы хотел быть таким, как он. Когда я прочитал жизнеописание Плотина, то подумал, что если брать в качестве примера какого-нибудь человека, то это в первую очередь его, а ни делягу или революционера.
  - Почему именно его? - спросил Каракозов.
  - Он жил не ради себя, - не задумываясь, ответил Стахеев. - Вот мы все живем ради самих себя, и по большому счету нас никто больше не интересует. Мы все уверенны, что по-другому просто не может быть. Кто скажет, что я не прав? - Он по очереди посмотрел на своих друзей, но оба молчали. - А вот его менее всего интересовал он сам, я прочел, что он даже стеснялся своего тела, считал его чем-то лишним и постыдным. Если бы мне неделю назад рассказали про такое, я бы решил, что речь идет о каком-то умалишенном, место которого в психушке.
  - А сейчас? - поинтересовался Каракозов.
  - Самое удивительное то, что теперь я так не считаю. Ко мне даже пришла мысль: а может, это мы все сумасшедшие, а он один нормальный. Я хочу об этом спросить у Эрнеста Викторовича. Никто не возражает?
  - Спрашивай, - разрешил Вениамин. - Нам самим интересно услышать, что он ответит.
   - Завтра мы снова увидим Злату, - неожиданно для всех , произнес Андрей.
  Вениамин и Игорь тут же посмотрели на него.
  - Да, увидим, - почти хором произнесла они.
  - Помните о нашей договоренности, все должно быть предельно честно, - напомнил Андрей.
  - Так и будем поступать, - заверил Каракозов. Он понимал, что соблюсти это правило будет не так уж и просто.
  
  17.
  Они чинно сидели за столом при этом упорно молчали. Елагин с некоторым удивлением поглядывал на них, поведение студентов вызывало у него некоторое недоумение. А вот Злата, расположившаяся, как и в первый раз, немного на удалении, казалось, все понимала. По крайней мере, она с улыбкой поглядывала на своих гостей.
  - Злата, предложи молодым людям чай, - попросил Елагин.
  - Пусть чувствуют себя, как дома, и наливают сами, - отозвалась Злата. - Чайник на столе, рядом бутеры и фрукты. Берите, не стесняйтесь.
  - В самом деле, нет смысла церемониться, - поддержал дочь Елагин. - Давайте сделаем так, как у Плотина; у него на семинарах царила простота и даже до какой-то степени непринужденная обстановка. Пусть и у нас так будет. Каждый может делать все, что захочет. Если кому-то надоело сидеть и слушать выступающих, вставайте, ходите по квартире, заходите в любую комнату. Злата, разрешаешь заходить к себе?
  - Пусть заходят, - разрешила девушка.
  - Я тоже разрешаю заходить в мой кабинет. Там большая библиотека, можете порыться в ней, взять почитать домой понравившуюся книгу. Только мне об этом непременно сообщите.
  Игорь понял, чтобы привлечь внимание к себе девушке, надо действовать. Он встал, взял в руки чайник и налил себе чай. Затем на тарелку положил бутерброд. И только после этого посмотрел на Злату. И с радостью обнаружил, что она наблюдает за ним.
  Долго смотреть на девушку он не решился, вместо этого сделал вид, что поглощен чаепитием. Вслед за ним так же поступили Вениамин и Андрей.
  - Вот и прекрасно, почин сделан, - одобрил поведение гостей Елагин. - Хочу спросить: о чем бы вы хотели сегодня поговорить?
  - А можно поговорить о Плотине, как о человеке? - спросил Стахеев. - Когда читаешь его биографов, невольно сомневаешься, а мог ли он быть таким? Как будто спустился к нам с другой планеты.
  - Очень интересная тема, не менее интересная, чем его философия, - согласился Елагин. - А возможно, она даже более важная, чем учение Плотина. Я рад, Андрей, что вы задали такой вопрос.
  - Так можно ли верить тому, что о нем пишут? - поинтересовался Игорь.
  Елагин перевел на него взгляд.
  - Точного ответа на ваш вопрос, Игорь, никто никогда не даст. Я думаю, важней другой вопрос, который затронул ваш друг: а мог ли вообще существовать такой человек? Если говорить о необычности его натуры, то Плотина можно сравнивать с Христом или Буддой, настолько он выделяется своею личностью из общего ряда. Но они в каком-то смысле не вполне люди, у каждого своя особая природа. А вот то, что Плотин, плоть от плоти человек, сомнений не вызывает. И это принципиально важно.
  - И в чем тут важность? - поинтересовался Вениамин.
  - Давайте все вместе попытаемся ответить. Знаете, друзья, в философии есть несколько важнейших вопросом. Не буду перечислять их все - вы должны их знать, но на одном остановлюсь: что представляет собой человек? Зачем он создан, какую миссию выполняет? Да и вообще, каким был первоначальный замысел его творения? Я убежден, что любая философия, если не бессмысленна, то мало полезна, если она минует эти антропологические темы. Какая разница кем и зачем создан мир, если это не касается нас самих. Например, самый проклятый из всех вопросов: есть ли Бог или нет, не имеет большого значения, если мы не учитываем в этой комбинации, как отражается этот вопрос на человеке. Если человек признает, что Бог есть, но при этом он остается прежним, то какое имеет значение его признание. А ведь именно это и происходит с подавляющим большинством людей. Ради Бога они готовы убивать и преследовать тысячей, но при этом у них и мысли не возникает что-то изменить в себе. К сожалению, большинство религиозных и философских систем лояльно относятся к такому противоречию. А вот учение Плотина не позволяет оставаться тем, кем ты есть. Либо кардинально меняешься, либо следует признать, что не имеешь ничего общего с его доктриной. Я считаю это положение имеет даже большую ценность, чем многое из того, чему учил своих учеников Плотин.
  - Но люди менее всего в жизни хотят внутренне меняться, - произнес Игорь. - Разве не так?
  Елагин внимательно посмотрел на Каракозова.
  - Вы, Игорь, сейчас ткнули в самое больное место, - сказал Елагин. - Заставить человека встать на путь внутренних перемен крайне сложно. В людях чрезмерно много низшего, оно так мощно тянет вниз, препятствует любому, самому ничтожному восхождению, что это давно уже стало главной проблемой человечества. Самое печальное в том, что не видно в этом вопросе ни малейших положительных сдвигов. Я снова повторю свою мысль: вот почему такое огромное значение придаю Плотина и как философу, и как человеку. Если бы в истории не было совсем примеров, что человеческая личность способна на кардинальные изменения, у нас не было бы с вами ни какого смысла тут собираться. Но такой пример есть, а, следовательно, есть и надежда, что не все потеряно.
  Елагин продолжал говорить, но с Игорем произошло вдруг нечто такое, что он затем много раз вспоминал с удивлением. У него возникло чувство, что его волей, поступками овладела какая-то неведомая сила. Она заставила его встать из-за стола и под удивленные взгляды присутствующих выйти из комнаты.
  Лишь очутившись в узком полутемном коридоре, эта сила частично ослабила хватку. Игорь вспомнил, что хозяин квартиры разрешил им ходить по ней куда угодно, входить во все комнаты и помещения.
  Игорь сделал несколько шагов и оказался возле двери. Он отворил ее, вошел и оказался в полной темноте. Игорь вытянул руку и сразу же наткнулся на выключатель. Зажегся свет, Каракозов огляделся и понял, что находится в кабинете Елагина. У окна стоял массивный письменный стол с креслом, вдоль одной стены - кожаный диван. Но больше всего его заинтересовала противоположная стена, она представляла собой от пола до потолка огромный стеллаж, плотно заставленный книгами. Их было очень много, они стояли аккуратными рядами, словно выстроенные на плацу перед парадом солдаты.
  Игорь с раннего детства любил книги, один только их вид приводил его в волнение. А тут было бессчетное количество томов.
  Он приблизился к библиотеке и стал ее изучать. Книги по философии соседствовали с художественной литературой, некоторые были на иностранных языках. Вот бы тут запереться надолго - и все это прочитать, мелькнула мысль.
  Внезапно дверь отворилась, и раздались несколько негромких шагов. И Игоря тут же бешено заколотилось сердца; он не видел, но был уверен, кто стоит за его спиной.
  Он резко обернулся и увидел Злату; она стояла совсем рядом, в трех-четырех шагов от него. Девушка смотрела на Игоря и улыбалась.
  - Нравится? - поинтересовалась Злата.
  - Очень! - тут же ответил Каракозов.
  - Эта наша семейная библиотека, собирать ее начал еще дедушка моего отца, то есть, мой прадед. Тут есть книги, которым сто пятьдесят и даже больше лет.
  - Ух ты!
  - Но их осталось немного, хотя когда-то было много.
  - Почему?
  - Из-за блокады Ленинграда.
  - Из-за блокады Ленинграда? - удивился Игорь.
  - Да. Мой дед тогда жил там. Их пришлось сжигать, чтобы не замерзнуть. Это уже через много лет после войны он получил приглашение на работу в Москву - и переехал. А ты любишь книги?
  - Очень. На каникулах иногда читал сутками.
  - Я тоже обожаю книги, хотя сутками еще не читала.
  - Я должен извиниться, что зашел в кабинет. Но твой отец разрешил заглядывать в любую комнату.
  - Если папа разрешил, то зачем извиняться. Ты все правильно сделал.
  - Я никогда еще не видел в квартире столько книг, - сказал Каракозов. - Их тут не меньше трех тысячи.
  - Две тысячи семьсот восемьдесят четыре, - уточнила Злата.
  - Откуда такая точность?
  - Я веду каталог библиотеки, у нас записана каждая книга. Могу показать.
  - Не обязательно, - поспешно отказался Игорь, - я верю.
  - Это радует, - откровенно насмешливо произнесла Злата. - А что ты любишь читать? - уже серьезно спросила она.
  - Ну, про философию и философов, - не слишком уверенно ответил он.
  - А если по правде?
  Несколько мгновений он колебался с ответом. Правду, так правду, решил он.
  - Очень люблю детективы, в детстве любимая книга была про Шерлока Холмса.
  Злата кивнула головой.
  - Я так и думала. А я больше всего про любовь люблю читать. А ты любишь?
  Вопрос застал его врасплох, к такой откровенности он еще не был готов. Но тут же вспомнил, что минуту назад решил говорить правду.
  - Люблю, - не очень громко ответил он.
  - Все должны любить читать про любовь, - сказала Злата.
  - Почему? - немного удивился он.
  - Потому что ничего важнее в жизни нет. Мне папа это с самого детства внушает.
  - А философия?
  - Папа говорит, что любовь - это лучшая философия.
  Игорь на несколько секунд задумался.
  - Плотин не любил ни одну женщину.
  - Любить можно по-разному. Ты об этом не знаешь?
  - Знаю, - ответил Игорь, не совсем понимая, что имеет в виду Злата. Но признаться в том, что он ее не понимает, не осмелился.
  Но Злата, кажется, догадалась об его внутренних чувствах.
  - Ничего, скоро поймешь, - сказала она.
  - Пойму, что?
  - Я же сказала, скоро поймешь, - наставительно произнесла она. - Надо просто больше читать. Что-то желаешь взять? - посмотрела она на стеллажи.
  - А можно?
  - Почему же нельзя, - даже удивилась она. - Если будешь с книгой бережно обращаться.
  - Обещаю.
  - Тогда бери.
   Каракозов нерешительно посмотрел на книги. Их было очень много, а он не представлял, что хотел бы взять почитать.
  - Ну что же ты? - спросила Злата.
  - Я выбираю.
  - Слышал о японском правиле семи вдохов и выдохов?
  - Нет.
  - Считается, что семь вдохов и выдохов - оптимальное время для принятия решения. У тебя мало времени.
  Игорь сделал шаг в сторону стеллажа и взял с него первую попавшую книгу. Он даже не посмотрел, что это был за том. Впрочем, ему было не до таких мелочей, рядом с ним была она. А все остальное не имело ни малейшего значения.
  Злата мельком посмотрела на книгу и кивнула головой.
  - Пойдем в зал, - произнесла она, - отец и твои друзья нас ждут.
  
  18.
  Что что-то между ними неуловимо изменилось, Игорь это почувствовал уже на следующий день. Они вернулись с занятий в университете, и он обнаружил, что его товарищи по комнате как-то избегают смотреть на него и уж тем более, разговаривать. Обычно они много общались на самые разные темы, а сейчас каждый сидел на своей кровати, уткнувшись в книгу, и делал вид, что больше ничего его не интересует.
  Игорь ощутил дискомфорт; такая ситуация ему не нравилась. И он догадывался, чем она вызвана. Но своей вины он не ощущал, и это особенно выводило его из равновесия. Ему по сути дела устроили бойкот, а он ни в чем против них не провинился.
  Прошло пару часов, а ничего не менялось. Игорь решил выяснить, что происходит. Глупо все это продолжать, так можно и поссориться по-настоящему.
  - Ребята, может по пивку? - произнес он. Обычное такое предложение проходило на ура. Но сейчас оно не вызвало никакой реакции, словно его и не услышали. Но он прекрасно знал, что это не так, со слухом у всех них все в порядке.
  Так как никто не отозвался на его призыв, Игорь решил, что придется идти ва-банк. Иначе ребята продолжат его игнорировать. А на такой поворот событий он не согласен.
  - Я знаю, почему вы на меня дуетесь, но я ни в чем перед вами не виноват.
  Эти слова оказали мгновенное действие, Андрей и Вениамин тут же подняли голову от учебников.
  - Да что ты говоришь, - насмешливо откликнулся Стахеев. - Мы договаривались вести честную борьбу. А ты.
  - Что я?
  - Заперся со Златой в кабинете Елагина. И чем вы там занимались, не знаем.
  Игорь почувствовал возмущение из-за полной несправедливости обвинений.
  - Во-первых, я не запирался в кабинете, я просто решил прогуляться по квартире. Елагин нам это разрешил. И я не знал, что туда заглянет Злата. Во-вторых, ничем особенным мы там с ней не занимались.
  - Что же вы делали?
  - Разговаривали.
  - И о чем?
  - О разном. В основном о книгах. Она любить читать.
  - Интересно, о чем? - продолжил допрос Андрей.
  Игорь уже хотел честно ответить - о любви, но в последний миг промолчал. Он понял, что этот ответ не понравится его друзьям.
  - О многом, - неопределенно произнес он, - она любознательная девушка. Послушайте, я ни в чем не виноват, все получилось само собой. Откуда я мог знать, что она тоже окажется в кабинете. - Каракозов посмотрел на своих сожителей по комнате, и по выражению их лиц понял, что они осмысливают услышанное. Ему надо перехватить инициативу, решил он. - Если мы так и дальше будем вести себя, то очень скоро перессоримся. Не можем же мы пытаться завоевывать Злату, ничего не предпринимая.
  - Что же ты предлагаешь? - спросил Вениамин.
  Игорь задумался.
  - А давайте не будем устанавливать никаких правил, пусть каждый поступает так, как хочет. В таких делах выигрывает тот, кто нарушает правила, а не соблюдает их.
  - Откуда тебе это известно? - подозрительно поинтересовался Стахеев.
  - Не знаю, мне так кажется. Главное не обижаться друг на друга и не предъявлять друг другу претензии. У каждого из нас должно быть столько шансов, сколько он сумеет создать.
  - И откуда только у тебя такой богатый опыт? - насмешливо произнес Стахеев. - Ты же вроде бы у нас в этом деле невинный агнец.
  - Да, невинный, - не слишком охотно подтвердил Игорь. - Но это не означает, что я ничего не смыслю в таких вещах. Ну как?
  - Договорились, - кивнул головой Андрей. - Играем без правил. Ты прав, с правилами тут далеко не уедешь. Но при этом никаких тайн, каждый из нас должен знать, что происходит. Венька, присоединяешься?
  - А что еще остается, - согласился сын раввина.
  
  19.
  Когда Злата предложила ему взять из библиотеки книгу, Игорь просто протянул руку и достал с полки первую попавшуюся. Он был так взволнован близостью девушки, что даже не посмотрел, какое у нее название. Он пришел в зал и положил том в сумку. И лишь придя домой, увидел, что это была история Абеляра и Элоизы.
  Он напряг память, но она не выдала никакой информации; до этой минуты он ничего не слышал ни об этих людях, ни о том, что с ними случилось. Уладив отношение с друзьями, Игорь погрузился в чтение. И не отрывался от книги, пока не прочитал ее до конца.
  История его потрясла, причем, дважды. В первый раз самим необычным, невероятно трагическим сюжетом. Второй - то, что она случилась на самом деле, а не выдумана романистом.
  Впрочем, в этой истории его потрясли еще несколько моментов. Во-первых, фигура Пьера Абеляра. Он, как и Игорь, был философом, правда, в отличие от него, известным. Да, он был постарше, когда его слава стала греметь по всей Европе, а ученики съезжались из разных стран. Но разница в возрасте была совсем небольшой. Ему, Игорю, тоже так бы хотелось - чтобы его лекции привлекали бы столько же слушателей.
  Второй момент заключался в образе героини. Он сразу же стал олицетворять его со Златой. Хотя он совсем плохо знал девушку, но почему-то был уверен, что они с Элоизой очень похожи. Она тоже была такой же талантливой, такой же эрудированной, и такой же смелой и страстной... Игорь представлял, как пробирается в ее комнату, где они до рассвета любят друг друга. Перед его мысленным взором картинки возникали такие яркие и достоверные, что он просто задыхался от охватившего желания пережить это все в реальности.
  Правда, конец истории был настолько печален, что думать о нем не хотелось. Нет, у них он будет совсем иным. Все же на их счастье времена кардинально изменились, а ее отец совсем не напоминает безжалостного каноника Фульбера. И все же завершение этого сюжета выдавило у Игоря обильные слезы. Он даже поспешно вышел из комнаты, чтобы его друзья не заметили их и не стали расспрашивать, что с ним случилось. В Интернете он нашел дошедший до наших дней гимн: "O quanta qualia", который написал Абеляр для монастыря, который возглавила Элоиза, после того, как приняла постриг. Несколько раз его прослушал.
  Ему очень хотелось, как можно скорее обсудить эту историю со Златой. Почему-то он был уверен, что она знает о ней, и, как и он, находится от нее под большим и неизгладимым впечатлением. Вот только как это сделать?
  История Абеляра и Элоизы отвлекала Игоря от мыслей о Плотине. Он вдруг потерял интерес к нему. Плотин никогда не любил женщин, а сейчас его, Игоря, интересует по-настоящему только эта тема. А все остальное вытеснено на второй план.
  Но Плотином все равно пришлось заняться. Елагин дал им задание - найти для каждого из них самое привлекательное в его учение место и обосновать, почему именно оно. Конечно, можно пренебречь этим занятием, но тогда зачем идти на семинар к Елагину. А без этого не увидеть Златы. Впрочем, даже если он и окажется в квартире профессора, не факт, что ему удастся с ней пообщаться. Тем более, у него есть два конкурента, которые так же захотят это сделать. И неизвестно, кому она отдаст предпочтение?
  Это обстоятельство сильно угнетало Игоря, но что он может изменить? И приспичило же всем троим влюбиться в нее. Ну, с Веней еще понятно, он анахорет, до сих пор ни на кого не смотрел. Но у Андрея полно девушек, как он выражается "для здоровья и поднятия духа". Вот и поднимал бы его хоть до небес с какой-нибудь другой.
   Чем же Злата так привлекает всех их? Какое-то необычное обаяние, которое идет откуда-то изнутри нее и против которого невозможно сопротивляться. Вот они все трое и оказались им повержены.
  Игорь грустно вздохнул. Абеляру в этом плане было лучше, у него не было конкурентов, Элоиза, увидев его, тут же влюбилась. Да и как не влюбиться, если вокруг не было равных ему. А вот то, что Злата воспылает к нему такими же чувствами, не факт. То, что она оказалась в кабинете вместе с ним, ни о чем не говорит. Большая вероятность, что это случайность; зашла в комнату, не зная, что он находится там. Да и их разговор в целом был нейтральным, никого особенного интереса к своей персоне с ее стороны он не ощутил. Так, обычно вежливое любопытство к своему гостю воспитанной девушки. Всякая повела бы себя так же. Или все же не всякая?
  Игорь сознавал, что, как в свое время путь к сердцу Элоизы для Абеляра пролегал через занятие философией, так точно такой маршрут к сердцу Златы пролегает и у него. Он должен продемонстрировать девушке, что не лыком шит, что достоин ее любви. И то, что он случайно выбрал эту книгу, отнюдь не случайно, это высшие силы вложили ее в его руку, тем самым подсказывая ему, какой дорогой нужно следовать к своей цели. И он готов идти по ней, пока не дойдет до конца.
  
  20.
  - Вы помните ваше домашнее задание: найти цитату или более развернутое высказывание Плотина и сделать краткий анализ его. Вы должны ответить на вопрос: почему вы выбрали именно эту мысль, какой она несет смысл, что вы думаете об этих словах? Надеюсь, все справились с заданием? Мне не кажется, оно чересчур трудным.
  Елагин вопросительно посмотрел на студентов. Но они почему-то молчали.
  - Не слышу ответа, - продолжил он. - Или вы все же не справились с заданием? Давайте будем откровенны друг с другом. Когда люди начинают обманывать, это всегда начало конца. А я надеюсь на долгое продолжение.
  - Мы все подготовили, - от имени всех произнес Стахеев.
  - Прекрасно, тогда не будем терять время, начнем.
  Однако никто не спешил начинать, Игорь знал, почему это происходит - не было Златы, а без нее никому не хотелось говорить. Внезапно дверь распахнулась, и в зал вбежала девушка. Она явно торопилась, так как тяжело дышала.
  - Извините, я опоздала, задержалась в универе. - Злата заняла уже ставшим привычным свое место.
  - Кстати, Злата тоже готовилась к нашему семинару и нашла понравившуюся ей цитату. Так? - посмотрел Елагин на дочь.
  - Да, папа, - ответила Злата.
  - Так кто же начнет первым?
  Каракозов хотел сказать, что он хочет быть первым, но не успел, его опередил Вениамин.
  - Я хочу начать, - сказал он.
  - Тогда внимательно слушаем вас, Вениамин, - проговорил Елагин.
  - Я выбрал высказывание из третьей эннеады, - начал Вениамин. - "Не должен Бог сражаться за мирных граждан, ибо закон гласит, что спасение - от храбро сражающихся, а не молящихся; ибо и урожай снимает не молящийся, но заботящийся о земле; не заботяќщийся о здоровье не имеет его; и не должно возмущаться, видя, что зло приносит больше плодов, и что, вообще, возделывается оно лучше. И потом, это смешно считать, что спасение только от Бога, в то время как все иное в жизни было определено их намерениями и совершалось вне зависимоќсти от того, приятно оно богам или нет; более того, эти люди не совершают даже того, посредством чего сами боги повелели спасаться".
  - Замечательные слова, - обобрил Елагин. - Теперь, Вениамин, обоснуйте, почему именно на них вы остановились?
  - Мое внимание привлекло то, что здесь сделан акцент не на Боге, а на человеке. Я с раннего детства изучал иудаизм, там все находится во власти Всевышнего. Для Него люди - это только проводники Его воли. Как он им приказывает, так все и происходит. А у Плотина все иначе, он говорит о нашей ответственности за все, что происходит с нами. Да, Бог он есть, но мы должны сами брать судьбу в свои руки. И делать то, что считаем нужным, а не думать о том, что нам велят свыше.
  - Я с вами согласен, Вениамин, - произнес Елагин. - Хочу подчеркнуть один момент, и он по истине революционный. Плотин говорит: смешно считать, что спасение может идти только от Бога, и даже можно поступать вне зависимости от того, приятно ли это Ему или нет. Иными словами: мы имеем дело с равноправными отношениями человека и Господа. Скрытая мысль, которую пытается донести до нас философ: если человек не готов к такому равноправию, то он не может служить Богу. А раз не служишь Богу, значит, ты никто. Плотин призывает нас к самодостаточности и самостоятельности, не бояться действовать без оглядки на высшие силы. А тут не может быть никаких ограничений, сражайся за себя сам, отстаивай свое достоинство и независимость. И тогда Бог непременно одобрит такое Ему служение. Желаете что-то добавить, Вениамин?
  - Я с вами целиком согласен. - Вениамин бросил быстрый взгляд на Злату.
  Игорь тоже посмотрел на нее; она внимательно глядела на Вениамина. Но по ее лицу ничего нельзя было прочесть.
  - Если это все, перейдем к Андрею, - произнес Елагин. - Слушаем вас.
  - Я нашел такую фразу, которая мне очень понравилась, - произнес Стахеев. - "Мы сами красивы, когда принадлежим себе самим, и уродливы, переменяясь в другую природу: мы красивы, когда знаем себя, и безобразны, когда не знаем". Для тех, кто не знает, эти слова я взял из шестой эннеады.
  - Спасибо за полезную информацию, - улыбнулся на мгновение Елагин. - Теперь слушаем ваши разъяснения.
  - Мне кажется, тут все предельно ясно. Плотин говорит о том, что надо всегда быть самим собой, именно это и делает человека красивым. А когда мы себя изменяем, то становимся уродами. Лично я так понимаю эти слова.
  - Тут действительно понять иначе весьма сложно, - согласился Елагин. - Плотин следует древнему даже в его времена призыву: познать самого себя. Пожалуй, здесь примечательно то, что он говорит в этом плане о красоте человека. Разумеется, речь не идет о телесной привлекательности, а о духовной сущности. Для Плотина восхождение к Единому и есть подлинная красота. А восходить может лишь тот, кто познает себя. Познание по сути дела и есть восхождение. Невозможно двигаться ввысь, не осваивая свои внутренние пространства. Очередь за Игорем.
  Каракозов вдруг ощутил волнение, хотя секунду назад был вполне спокоен. Он понимал, что это связано с тем, какое впечатление его слова произведут на Злату.
   - У меня длинная цитата, - предупредил он.
  - Хотите нас этим запугать, - улыбнулся Елагин. - Предупреждаю сразу, не выйдет. Давайте вашу цитату.
  - "Обратись к самому себе и посмотри. Если же не увидишь красоты в самом себе, поступай подобно скульптору, творящему прекрасную статую: одно он отсекает, другое полирует; одно сглаживает, другое подчищает - пока не добьется своего. Так и ты - удали лишнее! Выпрями то, что криво, очистив темное, сделай его сияющим; и не прекращай обрабатывать свою статую, пока не заблистает перед тобой богоподобная сияющая красота добродетели, пока не узришь мудрость, восседающую в священном чистом величии". Эти слова по смыслу сильно напоминают те, что привел Андрей. Я не знал, что он выберет именно их.
  - А что было бы тогда?
  - Поискал бы другое высказывание.
  Елагин отрицательно покачал головой.
  - Не в том дело, что по смыслу ваши высказывания близки. Для меня важно другое - понять, какие мысли Плотина находят самый сильный отклик в ваших душах. То, что и у вас и Андрея они в чем-то совпали, меня радует. Игорь, ваше короткое резюме об этом высказывании.
  - Плотин призывает к огромной работе над самим собой. Он говорит, что да, человек несовершенен, у него масса недостатков и изъянов. А потому надо приниматься за большой труд. Дел тут столько, что он может занять всю жизнь. Но именно этим человек и должен заниматься. А все остальное - второстепенно.
  Пока Игорь произносил эту небольшую речь, одновременно с нею мысленно он решил, что после ее окончания не посмотрит на Злату. Но едва произнес последнее слова, тут же повернул в ее сторону голову. Их глаза встретились, и он невольно вздрогнул.
  - Спасибо вам всем, - поблагодарил Елагин. - Я тоже заготовил одну фразу. Не могу утверждать, что она самая любимая, но мне показалось, что отвечает тому, что происходит на наших семинарах. Итак: "Если что-либо не способно жить, оно существует". Для справки это шестая эннеада. Смысл тут ясен: Плотин говорит, что первое естественное рождение, в котором мы участвуем пассивно, не является подлинным рождением. На свет лишь появляется наша телесная оболочка. И если не случится настоящего второго рождения - личности, стремящейся к восхождению к Богу, мы так и останемся безжизненными тварями. Я бы добавил: человек постоянно должен рождаться. Как только этот процесс завершается, он начинает падать вниз. В связи с этим я хочу вам сказать, а вы запомните это на всю до конца своих дней - жить очень не просто, жизнь требует неимоверных усилий и энергии. Кто не желает их затрачивать, тот так и останется пустым местом. А теперь предлагаю послушать единственную в нашей кампании женщину.
  Все мгновенно повернулись к Злате. Было заметно, что она смутилась от такого всеобщего внимания. Впрочем, быстро овладела собой.
  - Я приготовила одно высказывание Плотина. Пришлось довольно много прочесть, пока я не нашла то, что мне показалось... - Она замолчала. - В общем, сами судите. "Пока душа не испытала любви, ее не привлекает Ум, как бы прекрасен он ни был. Ибо красота Ума как будто инертна, пока не освещена сиянием Блага... Но с первым касанием вышнего тепла душа обретает силы, она пробуждается, ее крылья крепнут, и, хотя она сразу же проникается любовью к объекту, в данный момент самому близкому, вольная душа воспаряет к другому объекту, если он выше, как если бы в ней жило смутное о нем воспоминание. И доколе существуют объекты любви более высокие, чем тот, который ей доступен, она естественным образом стремится ввысь, возвышаемая Тем, от кого получила дар любви. И при этом она превосходит Ум. Но она не может выйти за пределы Блага, так как дальше Него ничего нет". Мне показалось, что эти слова выражают самое сокровенное, что есть во всех нас. Или вы считаете, что я не права?
  - Прекрасное высказывание, - одобрил Елагин. - Вам, молодые люди, задан вопрос. Прошу ответить, что каждый из вас думает об этих словах?
   - Я хочу сказать, - поспешил Игорь. При этом он с ужасом понимал, что совершенно не представляет, что будет сейчас говорить, мысли еще не успели сформироваться в его голове.
  - Прошу вас, Игорь. Только коротко, мы сегодня и без того припозднились, - произнес Елагин.
  Каракозов кивнул головой. Он не знал, что будет сейчас говорить, но знал, что говорить обязательно будет.
  - В любви мы слишком много придаем значение вторичным вещам. Телесной красоте, эрудиции, наконец, уму, о чем говорит Плотин. Но он считает, что все это не рождает истинное любовное чувство, оно скорее производное от похоти. В любви мы как бы идем снизу вверх, и обычно внизу и застреваем. Почти никто не прорывается сквозь эту преграду. А потому все это ненастоящее. А нужно идти сверху вниз; сначала полюби Бога, а затем в качестве его отсвета - человека. Только в этом случае мы полюбим того, кто действительно достоин наших чувств, а не того, кто нам случайно попадется. Ну, может даже не совсем случайно, мы окажемся в плену неких чувственных восприятий, которые воспримем в качестве подлинных. Если коротко, то это все, - посмотрел Игорь на Елагина.
  - Думаю, ваши слова, Игорь, должна будет оценить моя дочь, а не я. Но предлагаю отложить это на другой раз. А сейчас у нас со Златой будет для вас объявление. Мы приглашаем вас к себе послезавтра, Злата отмечает день рождения. Будет небольшой праздник. Моя дочь решила, что кроме вас никого больше не звать. Правда, Злата?
  - Да, папа, - подтвердила девушка. - Вы все приглашены.
  
  21.
  Все два дня до дня рождения были посвящены только одному - подготовке к нему. Разговоры шли почти исключительно на эту тему. Вопросов для обсуждения было много, но самым сложным оказался о подарке имениннице. Проблемы было две: дарить ли общий презент, а если да, то какой, или каждый будет его покупать отдельно?
  Сначала решили, что сделают один общий подарок. Но тут сразу возникла проблема - какой? Долгое обсуждение так и не принесло согласие, предложения поступили такие разные, что объединить их оказалось невозможно. Поэтому пришли к решению - каждый будет дарить самостоятельно.
  На следующий день после занятий Игорь отправился на поиск подарка. И снова проблем было две: он не представлял, что купить, и у него было крайне мало денег. Он выбрал огромный торговый центр с неисчислимым количеством самых разных магазинов и бутиков, как очень дешевых, так и самых брендовых. Правда, зайдя в пару таких, он перестал их посещать; имеющиеся там ценники сделали бессмысленными визиты в них.
  Игорь ходил по бескрайним торговым галереям уже несколько часов. Он испытывал усталость и голод. Но если с усталостью от боролся тем, что на некоторое время садился на скамейку, то сражаться с голодом было гораздо трудней. На одном из этажей располагался огромный фуд-корт, но познакомившись с ценами, он понял, что если даже скромно поест, на подарок денег почти не останется. Поэтому решил, что еду оставит на вечер, когда вернется в общежитие. Там у него были макароны и банка тушенки, этого вполне хватит, чтобы насытиться. А пока придется терпеть.
  Он продолжал бродить по магазинам и магазинчикам и так не мог ни на что решиться. На то, что хотелось купать, не хватало денег, а то, на что хватало, не хотелось купить. От бесконечного созерцания товаров рябило в глазах, он испытывал уже такие усталость и голод, что боялся упасть в обморок в любой момент. Надо было на что-то решаться, а решаться все никак не получалось.
  Игорь провел в торговом центре уже никак не меньше пяти часов, а так ничего не купил. Но ведь он же не может уйти с пустыми руками, завтра идти на день рождения, а что он подарит. Ничего? Нет, это невозможно, Веня и Андрей каждый из них непременно что-то вручат Злате. Как он будет себя чувствовать, что о нем подумает она, если у него не будет для нее подарка? Нет, об этом не может быть и речи.
  Игорь вошел в очередной магазинчик, глаза автоматически побежали по разложенным на полках товарам. Взгляд сам по себе остановился на косынке. Ему показалось она очень красивой. Злате обязательно пойдет такая. Лишь бы хватило денег.
  Он подошел к косынке, посмотрел на ценник, и его захлестнула радость - в его бумажнике лежала именно такая сумма. Правда, после этой покупки он останется совсем без денег, но о таком пустяке сейчас даже не хочется думать.
  Игорь ехал в общежитие и представлял, как он будет дарить косынку Злате. Конечно, подарок более чем скромный, но главное же от души. Он был уверен, что она это поймет и оценит. А если он еще присовокупит рассказ о том, каких неимоверных усилий потребовала от него эта покупка, то Злата уж точно проникнется восхищением дарителем. Но, увы, он ни за что об этом ей не поведает; по отношению к друзьям это будет не честно. Да и вообще, не такими деяниями надо гордиться. Хотя, конечно, жаль, что придется промолчать.
  На день рождения они отправились все вместе, каждый одел лучшее, что было у него. Игорь не без досады и грусти смотрел на своих товарищей; на их фоне он сильно проигрывал. На Вениамине были добротные, дорогие вещи, а вот Андрей вообще выглядел просто великолепно. Прямо настоящий денди. Казалось бы все, что на нем одето, по отдельности не слишком замечательно, но в сочетание производило сильный эффект. К тому же он умел носить одежду, самая простая вещь выглядела на нем очень элегантно. Игорь не мог с грустью не думать о том, что Злата, завидев его, будет в лучшем случае разочарована; уж точно своим внешним видом он не произведет на нее впечатление. Следовательно, ее внимание переключится на других.
  Гостей встречала Злата. Она была одета в простое платье, но оно очень эффектно облегало ее стройную фигуру. При виде девушки у Игоря тут же учащенно забилось сердце. Он внимательно вглядывался в нее, пытаясь определить, какое впечатление произведет его скромный наряд. Но она улыбалась всем абсолютно одинаково.
  Они прошли в зал, где проходили их семинары. Там находился отец Златы.
  - Очень рад, что вы все пришли. Сегодня день рождения Златы, поэтому обещайте - никаких разговоров о Плотине, ни вообще о философии. Веселитесь, развлекайтесь, а я не стану вам мешать - пойду в библиотеку по своим делам.
  Елагин ушел, они остались одни. Наступил момент, которого так опасался Игорь, - дарения подарков. Он не знал, что купили для Златы его друзья, но мало сомневался, что его дар окажется самым скромным.
  Так и случилось. Вениамин подарил какие-то обалденные дорогие духи, что было видно по коробке. Она представляла собой настоящее произведение искусств. Андрей вручил Злате коробку с очень красивыми туфлями на высоком каблуке. Где он их купил и на какие деньги, Игорь не представлял, так как знал, что финансовое положение Стахеева не намного лучше его.
  Подошла очередь Игоря. Он вдруг ощутил, как горит его лицо. Не смотря на виновницу торжества, он извлек из кармана косынку и протянул Злате.
  - Спасибо, Игорек, - услышал он ее волшебный по красоте голос. - Очень красивая косынка. Я как раз мечтала о такой.
  Он поднял голову и посмотрел на нее. Злата повязала косынку вокруг шеи и нежно улыбалась ему. По крайней мере, ему хотелось, чтобы это было именно так. Девушка поцеловала его в щеку. Впрочем, она до этого целовала туда же Вениамина и Андрея.
  - Спасибо всем за подарки, а теперь прошу к столу, - пригласила Злата.
  Нельзя было сказать, что стол ломился от яств, но еды было достаточно. Полуголодный Игорь обрадовался тому, что, по крайней мере, сейчас наестся. Денег у него осталось совсем немного; до получения стипендии была еще неделя, а есть хотелось каждый день и ни по одному разу.
  Игорь так увлекся едой, что на какое-то время даже забыл о Злате. Внезапно он поднял голову от тарелки и встретился глазами с девушкой. Она с улыбкой наблюдала за ним.
  Ему стало неудобно; судя по всему, он потерял контроль над собой и слишком жадно ел. И она догадалась, какой он голодный. От этой мысли он смутился еще сильней; как можно так себя неприлично вести, да еще в таком доме, да еще во время такого замечательного события, как день рождения Златы.
   Невольно он отодвинул от себя тарелку.
  - Игорь, ты еще не пробовал вот этот салат, - услышал он обращение к себе Златы. - Я его делала сама. Попробуй. Я тебе положу.
  Злата взяла салатницу, встала и подошла к Игорю, положила на тарелку салат. Он почувствовал себя так, словно выиграл большой приз. Насколько он мог судить, никому, кроме него, Злата не предлагала еду.
  Игорь съел салат, даже по-настоящему не почувствовал его вкус; им владели совсем другие чувства.
  Благодаря Стахееву они довольно много пили. Андрей через каждые пять минут провозглашал новый тост. Получалось у него это здорово; у Андрея были явные задатки тамады, он ни разу не повторился. Игорь, не очень привыкший к обильным возлияниям, ощутил легкое кружение головы. Это его сильно беспокоило; он уже совершил один промах, не хватало, чтобы случился второй. Он и без того тут выглядит самым скромным и неприглядным, а это резко уменьшает его шансы понравиться Злате.
  После ужина Злата предложила, взяв с собой бутылку вина, переместиться в ее комнату. Игорь в ней еще не был. Она оказалась совсем небольшой, тут тоже было много книг, хотя значительно меньше, чем в кабинете отца. Но больше внимания Игоря привлекла аккуратно постеленная узкая тахта. Не было никакого сомнения, что именно на ней спит Злата. Он вдруг испытал смущения от возникших в голове картинок.
  Андрей разлил вино по бокалам.
  - Мальчики, за столом вы говорили тосты обо мне. А сейчас хочу сказать тост о вас, - произнесла Злата. - Спасибо, что вы пришли. Я очень рада, что познакомилась с вами. Мой папа мне часто повторяет: самое большое счастье в жизни человека это иметь друга, а еще лучше друзей, которые не похожи ни на кого. В человеке самое главное и ценное это его личность, а все остальное второстепенное. Мне кажется, что вы все трое личности. Да и отец так считает. При этом вы все очень разные, и вы все мне очень, очень нравитесь. - Злата с улыбкой посмотрела на каждого из них. - Я пью за вас.
  Злата выпила первой, вслед за нее - все остальные.
  - Я хочу вам всем задать один и тот же вопрос, - вдруг проговорила Злата. - Что для каждого самое важное в жизни? Только чур отвечайте правду и ничего кроме правды. - Она по очереди задумчиво посмотрела на всех своих гостей. - Я сама определю очередность, если не возражаете.
  Никто Злате не возразил, но все трое, сами до конца не понимая почему, мгновенно сделались серьезными.
  - Тогда начнем с Вени, - решила Злата.
  Игорь тут же перевел на него взгляд и заметил, как подобрался Вениамин.
  - Это трудный вопрос, - сказал он.
  - Папа считает, что вы все трое - самые умные на потоке. Это объясняет, почему вы пришли на его семинар заниматься Плотином. Папа говорит, что Плотин - это такая невидимая черта, которая разделяет людей. Я тоже так думаю. Впрочем, папа сегодня запретил нам говорить о Плотине. Так что тебе слово, Веня.
  - Я еще до конца не понял, что для меня самое важное. Еще недавно был уверен, что это моя национальная принадлежность и все, что с ней связано. Более того, я этим очень гордился и смотрел на всех свысока - еще бы, ведь меня избрал Бог.
  - А что теперь? - поинтересовалась Злата.
  - А теперь я во всем стал сомневаться. Нет, я ни от чего не отказываюсь, но меня не отпускает мысль, что вся наша нация или большая ее часть застряла в какой-то точке. Время идет и меняется, а мы без конца повторяем одно и то же. И при этом делаем вид, что все это так же актуально, как и две тысячи лет назад. А это мешает многим из нас развиваться. - Вениамин замолчал и смущенно улыбнулся. - Я, наверное, говорю слишком длинно и пора заканчивать.
  - Нет, продолжай, мне интересно, - не согласилась Злата. - Тем более, мы никуда не торопимся. Правда, мальчики?
  - Правда, - почти хором ответили "мальчики".
  - Хорошо, - кивнул головой Вениамин, - тогда продолжаю. Я чувствую, что я не знаю сейчас, что для меня самое главное. Ни даже, где я нахожусь. Я отплыл от одного берега и не пристал ни к какому другому. Я просто плыву, а куда не ведаю. Я решил изучать Плотина, потому что мне вдруг показалось, что это то, что мне необходимо, что это то место, на котором могу ощутить себя на своей земле. Правда, сейчас я и в этом не уверен. - Вениамин на мгновение прикрыл глаза. - Я вообще ни в чем не уверен. Твой папа, Злата, говорит, что неуверенность - замечательное чувство, оно стимулирует человека двигаться дальше. А уверенность - это всегда остановка. Но когда я был уверен, что знаю истину, мне было намного легче, чем теперь. А сейчас часто кажется, что я вообще ничего не понимаю. И не представляю, что с этим делать. Наверное, это все.
  - Спасибо, Веня, - поблагодарила Злата. - Теперь я лучше представляю, что с тобой происходит. Андрей, твоя очередь.
  - Даже не знаю, что сказать, - задумчиво произнес Андрей.
  Игорь взглянул на него и увидел, как сильно изменился Стахеев в эти минуты. Всегда веселый и насмешливый, сейчас он выглядел очень серьезно. - Ладно, раскрою тайну, я довольно случайно оказался на философском факультете. После школы не знал, куда поступать, ничего особенно не привлекало. Мой школьный приятель почему-то захотел тут учиться. Ну и я с ним заодно. Я даже почти не готовился к вступительным экзаменам - так, самую малость. Самое смешное, что он срезался, а я, как вы знаете, поступил. После чего он перестал со мной дружить.
  - Ничего об этом не знала, - с любопытством посмотрела на него Злата. - Я была уверена, что вы все трое поступили на факультет по призванию. А папа тебя даже очень хвалит.
  - Может, это все и не совсем случайно, - задумчиво протянул Андрей. - Иногда в жизни человека бывает много случаев, а как потом выясняется, что это все закономерность. Я, в общем, всегда любил размышлять. А что для меня самое важное? Я такого вопроса себе еще не задавал.
  - Я задала, - проговорила Злата.
  - Мне кажется, мое основное стремление - ощущение полноты жизни во всех ее проявлениях. Мне всегда всего мало, всегда хочется еще. Наверное, я ненасытен. В этом и заключена моя главная философия. Мне она интересна, как и многое другое. Но в отличие от Веньки, я не одержим поисками истины. Для меня жизнь, скорее всего, это какая-то игра, хотя, какая именно я с этим еще не определился. Я ощущаю счастье, если меня что-то переполняет. Наверное, это и есть самое важное на данный момент для меня. Я ответил на твой вопрос, Злата?
  - Да, - подтвердила девушка. - Примерно я так и думала о тебе. Мне, кстати, близко твое стремление к полноте. Впрочем, сейчас речь не обо мне. Твоя очередь, Игорь.
  Каракозов вдруг почувствовал сильное волнение. Оба его друга только что выступили с самыми настоящими мини исповедями. Он понимает: если бы не Злата, они бы не стали столь откровенничать. Она обладает уникальным даром - вызывать желание быть искренним с ней. Ему придется проявить то же качество. А это для него нелегко, он по натуре довольно скрытный человек, ему всегда не просто давались разговоры о сокровенном. Впрочем, в его жизни он их почти не вел, не было человека, перед кем хотелось бы исповедаться.
  - Мне кажется, я свою жизнь хочу посвятить любви, - начал Игорь. - Я раньше этого не осознавал, но когда стал заниматься на семинаре Эрнеста Викторовича, познакомился, хотя еще далеко не полностью с философией Плотина, то понял, какое это всеохватное чувство. Если ты любишь, к примеру, женщину, но не любишь животных, то это уже не полноценная любовь, а какой-то ее обрывок. Я думаю, если мы не любим всех и все, то не любим никого и ничего. Мне кажется, что Плотин согласился бы с таким утверждением, он же любил Единое, а Единое - это совокупность всего. Возможно, то, что я говорю, звучит чрезмерно радикально, но так уж все устроено: либо все, либо ничего. Если любовь не поднимается до божественной высоты, то она обман и фикция. - Игорь замолчал и взглянул на Злату; она не спускала с него взгляда, а ее глаза в полутьме комнаты ярко блестели. - Теперь о себе, - продолжил он. - Это всего лишь мои мысли, сам я, естественно, не достиг таких высот. Если быть честным, мне сейчас хочется не божественной, а обычной земной любви. Как это сочетается с только что сказанном? Честно скажу, не знаю. Скорее всего, это распространенная ситуация, когда то, что ты думаешь и то, что хочешь, сильно различаются. Но придется жить, по крайней мере, какое-то время в такой раздвоенности. Я завершил.
  - Спасибо, Игорь, - поблагодарила Злата. - Я тронута твоей искренностью, впрочем, как и искренностью всех вас. Для меня это важно. А теперь, наверное, я тоже должна ответить на поставленный мною же вопрос. Иначе по отношению ко всем вам это будет не справедливо.
  - Именно так, - произнес Стахеев. - Мы тебя внимательно слушаем.
  - Я хочу прожить свою жизнь в гармоничной любви. Хочу, чтобы у меня был бы муж, и я бы задыхалась от чувств к нему. Хочу, чтобы наши дети росли бы в такой атмосфере. И даже не представляли, что может быть иначе. И при этом, как верно сказал Игорь, все это не должно мешать, а наоборот, способствовать любви ко всем и ко всему. Мне папа неоднократно говорил: все, что происходит в нас негативного, нас медленно, но верно убивает. Даже если мы остаемся в живых, то превращаемся в монстров. А я монстром быть не желаю ни при каких обстоятельствах, даже если меня кто-то сильно обидит. Вот если совсем кратко. А теперь хватит болтать, идем танцевать снова в зал. Кто меня приглашает?
  Игорь встрепенулся, он хотел пригласить Злату, но опоздал, Андрей опередил его. Он буквально подскочил к девушке и протянул ей ладонь, в которую она вложила свои пальцы.
  - Приглашаю, на танец, - произнес Стахеев.
  - Приглашение принимается, - ответила Злата.
  Злата танцевала со всеми по очереди, но у Игоря все равно испортилось настроение. То, что Андрей опередил его, а Злата с радостью приняла его приглашение, сильно огорчало. Он чувствовал себя неумелым и неловким, не умеющим быть привлекательным для девушек. И уж тем более уступающим в этом искусстве своему другу.
  Почти весь обратный путь Игорь молчал. Он полностью ушел в себя. Ни с кем не хотелось говорить, особенно после того, как Стахеев похвастался, что договорился со Златой о свидании.
  
  22.
  Игорь наблюдал за тем, как собирается Стахеев на встречу со Златой. На свидания он ходил часто, едва ли не каждую неделю, но так старательно Андрей еще себя к нему не готовил. Он одел все самое лучшее, что было у него, довольно обильно оросил себя струей одеколона, тщательно причесал свои густые и, чего греха таить, красивые светлые волосы.
  Игорю, чтобы не видеть этого зрелища, хотелось выбежать из комнаты, но он этого не делал, а продолжал наблюдать за подготовкой к свиданию. В душе царила такая темень, что Каракозов не знал, куда себя деть. Сказать, что он завидовал своего другу, это не сказать ничего, его просто, как кувшин водой, переполняло это чувство. Еще ни разу он не сталкивался с ним с такой силой. Больше всего на свете ему хотелось быть на месте Андрея, он бы за эту возможность отдал не меньше десяти лет своей жизни. Но вот как совершить такой обмен, не представлял, в мире такие механизмы не предусмотрены. Это очень жаль, большая недоработка то ли природы, то ли Бога, то ли Единого.
  - Я готов, - торжественно объявил Стахеев и повернулся к молча наблюдавшим за ним Вениамину и Игорю. - Идем в кино, Злата сказала, что это какой-то суперфильм, который она хочет посмотреть. Ну а потом... - подмигнул он друзьям.
  Игорь прекрасно знал, что означают слова: "ну а потом". В мини варианте это поцелуи и обнимашки, а в макси - самый настоящий секс. Своих достижений в этой сфере Андрей от своих друзей особенно не скрывал, и Каракозова же сейчас пугало возвращение счастливца - он же им расскажет, как все прошло. И Игорь не был уверен, что этот рассказ не приведет его к самому настоящему душевному кризису. Лучше бы его не слышать, но как это сделать, если они живут в одной небольшой комнатке.
  - Пожелайте мне удачи, - попросил Стахеев, направляясь к двери.
  Игорь никак не мог определить, понимает ли Андрей, какие чувства испытывают оставшиеся не у дел два остальных воздыхателя Златы, или это такой изуверский способ продемонстрировать свое над ними превосходство? Но в таком случае стоит ли ему, Каракозову, поддерживать с ним дружеские отношения? Не лучше ли порвать их раз и навсегда? Но ответа на этот вопрос он не нашел.
  Игорь взглянул на сына раввина и по его лицу понял, что он чувствует себя ничуть не лучше. Вениамин, кажется, снова вернулся в свое привычное хмурое состояние. В этот момент он поднял голову, и Каракозов к своей большой неожиданности увидел в его глазах слезы.
  Ему вдруг стало его жалко.
  - Веня, не стоит плакать, все это не стоит того, - попытался утешить Игорь, сильно сомневаясь в своих словах.
  - А что, по-твоему, стоит? - спросил Вениамин.
  - Не знаю, - немного растерялся Игорь. - Смерть близкого человека. Например, твоего отца.
  - С отцом мы давно расстались.
  Хорошенькое расставание, невольно подумал Игорь, если он ежемесячно присылает своему сыну приличную сумму. Но вслух говорить об этом не стал.
  - Но он же жив. Если человек жив, с ним можно снова сойтись, а если он мертв, то уже ничего изменить нельзя. Веня, ты не прав.
  - Я знаю, - согласился Вениамин. - Но сейчас меня другое заботит.
  Игорь прекрасно сознавал, что заботит друга, ведь у него точно такая же забота.
  - Она выбрала его, - тихо произнес Игорь.
  - Думаешь, он лучше?
  Игорь задумался; вопрос оказался не таким уж простым.
  - Женщинам не обязательно нравятся самые лучшие мужчины.
  - А какие же? - удивился Вениамин.
  - Не знаю. - Игорь снова задумался, он понимал, что вопрос требует ответа и не только другу, но и ему самому. - Женщинам нравятся те мужчины, которые вызывают в них ответные чувства.
  - Но должны же быть критерии для них! - воскликнул Вениамин.
  - Они существуют, только понять их бывает сложно. Это то, что находится вне зоны нашего сознания, а почти целиком зависит от подсознания. Мы сами часто не знаем, почему нам один человек нравится, а другой нет, так как видимых причин для этого нет. Но главное тут другое, изменить ничего нельзя.
  - И как в таком случае поступать? - растеряно спросил Вениамин.
  - Не думаю, что есть общие правила. Каждый сам решает, что ему делать.
  Вениамин задумался.
  - Но я не знаю, что мне делать в такой ситуации. Не бежать же к ним и помешать свиданию?
  - Будет только хуже.
  - Для кого?
  - Для тебя. Этим поступком ты точно ее оттолкнешь.
  Вениамин задумался.
  - Самое ужасное то, что ничего нельзя сделать. От этого испытываешь отчаяние. Игорь, предложи хоть что-нибудь.
  - Могу предложить напиться.
  На этот раз Вениамин раздумывал буквально мгновение.
  - Принимается. Только у нас ничего нет.
  - Если найдем деньги, будет.
  - Деньги найдем, - заверил Вениамин. - Купим не меньше двух бутылок водки. Идем в магазин.
  Игорь еще никогда так не напивался. Он был настолько пьян, что едва держался на ногах. Положение усугубляло то, что ему было плохо - сильно мутило, а в голове стоял непроницаемый туман. Вениамин находился в схожем состоянии, они оба что-то говорили друг друга, не очень понимая, что именно, клялись в вечной дружбе и любви и в том, что всю жизнь будут игнорировать коварный женский пол. Жизнь вполне можно прожить и без него; многим это вполне удавалось, тому же самому Плотину, который ни разу не осквернил себя отношением с женщиной. Слово "осквернил" им почему-то особенно пришлось по душе, они повторяли его на разные лады и с разной интонацией. А затем все куда-то исчезло.
  Пробудился Игорь от неясного шума. Не без труда разлепил глаза и увидел Стахеева. И сразу же на Игоря навалилась вся тяжесть, связанная со свиданием Андрея, и которую на время исцелил алкоголь.
  Однако вид друга не свидетельствовал о достигнутом триумфе. Скорее, наоборот, Андрей выглядел непривычно расстроенным.
  Игорь и так же пробудившийся Вениамин бросились к нему.
  - Что там, расскажи? - нетерпеливо попросил Вениамин.
  Но Стахеев не спешил удовлетворять любопытство приятелей, он сидел на своей кровати и о чем-то размышлял. Его поведение настолько не соответствовало тому, как он обычно вел себя после свиданий, что Игорь и Вениамин почувствовали растерянность.
  Вместо ответа Андрей вдруг принял лежачую позу. И некоторое время молча глядел в потолок.
  - Хотите знать, как все прошло? - вдруг произнес он. - Никак не прошло. Вернее, кино посмотрели. Какая-то скучнейшая заумь, но ей понравилась.
  - И это все? - снова поинтересовался Вениамин.
  - А что должно было бы быть еще?
  - Ну, разное там, - промямлил сын раввина.
  Внезапно Стахеев снова принял сидячее положение.
  - Разного не было, - ответил он. - Вернее, было, зашли в кафе, выпили по чашечке кофе.
  - И все?
  - От всего остального она отказалась. - (Игорь вдруг отметил, что Андрей упорно не называет девушку по имени, а только местоимением "она"). - Сказала, что прекрасно ко мне относится, но я не человек ее судьбы. И мы можем быть только друзьями. После чего я проводил ее до дома, и мы расстались.
  - Зачем же Злата согласилась на свидание с тобой? - Этот вопрос уже задал вновь обретший голос Игорь.
  - Я тоже ее об этом спросил, она сказала, что ей было неудобно мне отказать. И попросила прощение за то, что дала надежду, которую она не может воплотить в реальность. Все, больше сказать мне вам нечего. А сейчас мне хочется есть. - Внезапно взгляд Стахеева уперся в стоящие на столе две пустых бутылки водки. - Я вижу, вы провели время с большей пользы, чем я.
  Игорь мысленно с ним согласился. Он бы не хотел быть на месте Андрея; если бы Злата заявила ему то, что сказала Стахееву, он бы огорчился еще сильней. А сейчас его душу снова стала заполнять это прекрасное чувство, которое называется надеждой.
  
  23.
  С некоторых пор Татьяна заделалась театралкой, правда, весьма своеобразной, она посещала только те спектакли, в которых принимала участие Турчина. А так как их было не так уж много, то ходить в театр приходилось не столь часто.
  Татьяна хотела понять, почему муж выбрал Виолетту. Да, актриса моложе и красивей, чем она, и все же Татьяна ощущала, что дело тут не только в этих качествах любовницы Игоря. Возможно, даже они не самые тут главные. Не случайно же Виолетта говорила об их каком-то душевном единении, что они даже обсуждали Плотина.
  Татьяна попыталась проникнуть в эту странную область их взаимоотношений. Она прекрасно помнила, что когда-то Игорь действительно занимался Плотином, но это было давно, и она уже ничего не помнила об этом человеке. К счастью, ее муж вскоре переключился на другие штудии, и она быстро и благополучно забыла о философе. И не вспоминала о нем, пока его имя не прозвучала из уст Виолетты.
   Татьяна включила компьютер и стала читать в Интернете все, что там было о греческом философе. Количество обнаруженных материалов повергло ее в шок, но она решила не сдаваться. Должна же она понять, что привлекает мужа в этом философе, почему Виолетта с таким пиететом говорит о нем?
  На решение этой загадки она потратила полдня, но каких-либо реальных результатов не достигла. И сам этот скучнейший философ и такое же его скучное учение повергло ее в беспросветное уныние. Более того, мысли Плотина никак не желали проникать в ее сознание, оно просто не пропускало их туда. Чем они могло так привлечь и мужа и актрису, осталось непонятным. Все эти странные представления, по ее мнению, ни имеют никакого отношения к реальной жизни. Но что же тогда?
  Неожиданно Татьяна подумала о том, а что послужило причиной ее сближению с будущим мужем? Ведь, понятно, какая между ними интеллектуальная пропасть. Память мгновенно перенесла ее на много лет назад, в тот день, когда она впервые увидела Игоря. Нет, она тогда не влюбилась в него, но ею овладело предчувствие, что к ней в образе этого совсем еще молодого мужчины, скорее даже юноши, явилась сама судьба.
  Любовь пришла чуть позже, после нескольких их встреч. Она овладевала ею постепенно, как осаждающее крепость войско. Его лицо, фигура, внешность, голос все проникало внутрь нее, и воспламеняли до этого момента находящиеся в неактивированном состоянии чувства. Татьяна упивалась его словами, при этом даже особенно не старалась вникнуть в их смысл. Во-первых, она с самого начала не очень хорошо понимала многое из того, о чем он говорит; во-вторых, для нее это не имело особенного значения. Она просто сознавала, что рядом находится очень умный, талантливый человек. То же самое подтверждал и отец, который с самого начала, если не поощрял, то уж точно не противился их роману. А он был для нее непререкаемым авторитетом во всех вопросах, в том числе и любовных.
  Потом, особенно после рождения Виталия, такое отношение к мужу стало тускнеть, вспышки страсти уже были крайне редки, на их место пришло спокойное равнинное чувство. Но для Татьяны его накала было достаточно, чтобы еще довольно долго ощущать себя счастливой.
  Все вдруг резко стало меняться, когда Каракозов был назначен губернатором. Вначале Татьяна была счастлива и горда таким карьерным взлетом своего мужа, хотя скорее больше горда, чем счастлива. Ее вдохновляло то, что в свое время она не ошиблась с выбором мужчины, Игорь добился солидных высот. Отец оказался прав, когда предрекал ему большое будущее. Татьяна даже помышляла о том, что губернаторство - это не предел, а лишь очередная разгонная ступень для дальнейшей карьеры, которая может завершиться на высоте премьер-министра и даже президента. А что тут такого, Игорь еще далеко не стар, впереди у него много лет активной деятельности. И на какую вершину она может его забросить, неизвестно.
  Но эти мечты длились недолго, вскоре она почувствовала что-то неладное. Игорь быстро становился каким-то другими; внешне он изменился мало, но она ощущала, что внутри него появилось какое-то непонятное, но сильное раздражение и разочарование. Что-то неуловимо менялось в нем, а вместе с этим и в их отношениях. Они становились все более сухими и формальными. Раньше они нередко обсуждали самые разные вопросы, как их личной жизни, так и общественные и политические. Но с какого-то момента это все прекратилось, он словно бы поставил заслонку на их общении. Он не хотел с ней ни о чем говорить. Даже сексуальная жизнь их резко изменилась, она стала намного реже и очень пресной; она видела, что он словно бы отбывал некую повинность. Она просто не могла не заметить, как мало стал его волновать этот аспект их отношений. А ведь когда-то было совсем по-другому, их так переполняла страсть, что они иногда проводили в постели полдня. Разумеется, с короткими перерывами на перекус.
  Татьяна чувствовала растерянность, но не знала, как следует себя вести в такой ситуации. Понимания хватало лишь на то, чтобы не показывала мужу это свое состояние. Впрочем, это было не слишком трудно, так как он мало обращал внимания на жену. Она оправдывала такое поведение мужа усталостью, непомерным грузом ответственности, тем, что ему приходилось как никогда еще в жизни, много работать. Хотя в глубине души не верила ни одной из этих причин. Впрочем, Татьяна никогда особенно не любила заниматься самокопанием, самоанализом, а потому старалась об этом много не думать.
  На этот раз давали "Макбета" Шекспира. Татьяне было известно, что Виолетта не должна была принимать участие в постановке, но заболела исполнительница главной роли, и ее срочно ввели в спектакль. Татьяне показалось, что, возможно, по этой причине она играла не совсем уверенно и не всегда точно попадала в ритм действия. Сидя в губернаторской ложе, Татьяна признавалась себе, что это ей приятно, что Турчина, как актриса, не во всем идеальна, что у нее есть свои недостатки.
  После спектакля Татьяна прошла за кулисы. Так как по-прежнему она оставалась женой губернатора, проникнуть туда не составила для нее труда. Она постучалась в уборную Турчиной; услышав приглашение войти, отворила дверь.
  Виолетта еще не переоделась и сидела перед зеркалом в костюме леди Макбет. При этом Татьяна заметила, что у нее усталое лицо.
  Актриса повернула голову в сторону вошедшей.
  - Это вы, Татьяна Евгеньевна? - удивилась она.
  - Как видите. Решила поздравить вас с премьерой. Насколько мне известно, вы же еще не играли в этом спектакле?
  - Да, хотя репетировала. Но все равно все случилось спонтанно, пришлось входить в спектакль, можно сказать, с листа. Я плохо играла.
  - Мне тоже показалось, это не лучший ваш спектакль, - не без удовлетворения подтвердила Татьяна. - Но вы же по-настоящему не готовились.
  Турчина задумчиво посмотрела на нежданную посетительницу.
  - Вас это радует? - вдруг напрямую спросила она.
  - Не стану скрывать, не то, что радует, но приятно сознавать, что вы далеко не безупречны, - честно призналась Татьяна.
  - Я никогда не чувствовала и не чувствую себя великой актрисой. Насколько это возможно для человека, я знаю свой предел.
  - Знать его очень даже полезно, - кивнула головой Татьяна. - У большинства людей в этом вопросе большие иллюзии.
  - Надеюсь, у меня их меньше, чем у большинства.
  - Мне кажется, вы чересчур строги к себе. При некоторых издержках вы все же неплохо справились с ролью, мне было страшно наблюдать за вашей героиней. Вам удалось показать, как погружается она в пучину зла.
  - Это вообще спектакль о власти зла над людьми. Во время репетиций режиссер постоянно подчеркивал эту мысль. Он даже говорил, что, в конечном счете, что там победила справедливость, не имеет большого значения. Это всего лишь дань традиции - так положено. Но это самое лживое место пьесы и играть его надо так, чтобы зрители не верили бы в такой финал. А главная же задача артистов показать, что зло намного сильней добра. И в это истории она собирает огромный урожай.
  - А вы с этим согласны, Виолетта?
  - Почему вы спрашиваете?
  - Могу я присесть? - неожиданно спросила Татьяна.
  - Разумеется, Татьяна Евгеньевна.
  - Спасибо. - Татьяна села. - Между нами происходит битва за Игоря. Пока он в коме, она не носит такого ожесточенного характера, но когда он выйдет из нее, она резко обострится. Я хочу понять, к чему мне следует готовиться, сколько зла я могу использовать для достижения цели и сколько зла готовы совершить вы. Хочу сразу предупредить: я не собираюсь отдавать вам мужа.
  - Извините, но я не собираюсь с вами биться.
  - А это уже от нас не зависит, Виолетта. Битва уже началась, и избежать нам ее не удастся.
  - Да почему вы так уверенны? - В голосе актрисы вдруг прозвучал надлом.
  - Потому что вы меня убедили, что по-настоящему любите Игоря. Я тоже люблю, так что между нами не может быть примирения. Открою маленький секрет, я хожу на все ваши спектакли.
  - Зачем?
  Татьяна задумалась.
  - Сама до конца не понимаю. Наверное, хочу понять через ваши роли, кто вы на самом деле. Что можно от вас ожидать? В чем вашу слабость и в чем сила? Вот сегодня я увидела вашу слабость, и это меня обнадежило.
  - А вы уверены, что меня можно понять через мои роли?
  - Думаю, что да. Разве актер в любой роли не играет самого себя? Вот сегодня вы были не слишком убедительны, я увидела ваша уязвимость. А знаете, почему вы не во всем были достоверны, играя леди Макбет?
  - Интересно узнать.
  - Потому что вы не согласны быть такой, как леди Макбет. В вас нет столько зла, а потому играя практически абсолютное зло, вы не убедительны. Ваша внутренняя сущность не совпадает с этим образом. А вот моя - больше бы совпала. Вот только так играть, как вы, у меня не получится.
  Какое-то время Виолетта молчала.
  - Вы меня ошеломили, Татьяна Евгеньевна. Ничего подобного я не предполагала от вас услышать. Да, вы в чем-то правы, в любой роли актер ищет то, что способно показать зрителям его самого. Но не стоит преувеличивать этот фактор. Персонаж все же забирает немало сил, и не всегда мы через него выражаем собственную сущность. Вы не думали, что возможно и прямо противоположная ситуация.
  - Что вы имеете в виду?
  Турчина пожала плечами.
  - То, что можно идти и от обратного. Персонаж может быть настолько не похож на играющего его, что артист прилагает все усилия, чтобы на время спектакля полностью отрешиться от самого себя. Эта задача даже труднее, но тем больше успех, если удается ее решить. Я бы вам не советовала делать поспешных выводов. Даже если мы с вами соперницы, главное решение принимать не нам.
  Татьяна вдруг осознала, что не до оценила свою соперницу, Игорь выбрал ее отнюдь не случайно, возможно, подсознательно, а может, и сознательно он всю жизнь искал такую, как она. Сейчас она вспомнила, что до нее у него была очень похожая молодая женщина. Он немного рассказывал о ней. Как же ее звали? Столько лет она, Татьяна, не вспоминала об ее существовании, хотя в первые годы их брака ее тень, как тень отца Гамлета, постоянно присутствовала в их жизни, сильно портило ее существование. И вот снова она появилась, только уже в другом образе.
  Татьяна вдруг подумала, что может проиграть эту битву. Но в таком случае, возможно, будет лучше, если Игорь не выйдет из комы. Тогда можно будет признать, что их поединок с Виолеттой завершился ничьей. А это все же предпочтительней поражения.
  - Виолетта, вы устали после такого сложного спектакля. Я пойду. Но я хотела бы с вами снова встретиться. Вы не против?
  - Нет. Враги должны встречаться не реже, чем друзья. Иначе, что это за вражда.
  - Рада, что вы это понимаете. - Татьяна встала. - Если желаете навещать мужа, делайте это столько, сколько сочтете нужным. Я предупрежу персонал больницы.
  - Спасибо, Татьяна Евгеньевна, это очень благородно с вашей стороны. Я испытываю в этом большую потребность.
  Татьяне показалось, что на этот раз слова актрисы прозвучали абсолютно искренне.
  
  24.
  Каракозов открыл глаза и огляделся вокруг. Он уже стал привыкать к таким мизансценам, когда после очередного путешествия в прошлое, он возвращался в настоящее, хотя в очень странное и своеобразное.
  Он стал внимательно наблюдать за изменение цветов. После того, как Плотин объяснил ему смысл этих цветовых палитр, у него появился к ним настоящий интерес. Сейчас пространство вокруг него окрасилось в бледно розовые оттенки. Правда, кое-где они перемежались с серыми и темно-зелеными пятнами, но все же прогресс был налицо. Его больше не окружала одна и та же окраска, сейчас она выглядела более многообразной.
  Но розовые цвета продержались недолго, внезапно они исчезли, а их место заняли уже ставшие привычными унылые серые тона. Правда, они были немного светлей, чем в прошлый раз.
  Внезапно рядом с ним возникло яркое световое пятно, из которого стали быстро проступать контуры Плотина. С каждым мгновением они становились все более отчетливыми.
  - Ты меня звал, - скорее не спросил, а констатировал философ.
  - Не звал, - возразил Каракозов. Но тут же вспомнил, что несколько мгновениями раньше подумал о нем. А этого вполне тут достаточно, чтобы Плотин услышал его зов. - Да, я думал о вас, - подтвердил Каракозов.
  - Я заметил, окружающий тебя цвет стал чуть светлей, - произнес Плотин.
  - Я тоже это заметил. Как вы думаете, почему?
  - Может быть, много причин. Возможно, ты вспоминал о чем-то светлом и настоящем. Это повлияло на цвет.
  - Так оно и было, я вспоминал о своей юношеской любви. Это было сильное и глубокое чувство к прекрасной девушке.
  - Тут это ценится, потому что там, на Земле, искреннее и по-настоящему глубокое чувство встречается не часто. - Плотин осмотрелся. - Но это ненадолго, видишь, все снова окрашивается в серый цвет. Одного воспоминания недостаточно.
  - Что же тогда надо?
  - То, чувство должно вернуться к тебе и целиком захватить. Как тогда.
  - Через столько лет? - удивился Каракозов.
  - Ты забыл, времени тут не существует. Все происходит здесь и сейчас. Тебе еще многое предстоит вспомнить.
  Каракозов вдруг почувствовал, как что-то гнетущее возникло внутри него. Это сразу это отразилось на цветовой палитре, светло серые тона мгновенно превратились в темно-серые.
  Это заметил и Плотин.
  - Увы, пока никакой трансформации с тобой не произошло. Это грустно, я все же надеялся...
  - Плотин, что будет со мной? - спросил Каракозов.
  - Пока неизвестно, идут споры.
  - О чем?
  - Как о чем? - удивился философ. - Возвращать ли тебя в тот мир или оставить здесь? Пока считают, что возвращения ты не заслужил.
  - А как я узнаю, что заслужил?
  - Вокруг тебя все вспыхнет ярким цветом. Такой красоты ты еще не видал. Ты сразу поймешь, что это означает.
  - А могу я вам задать вопрос?
  - Разумеется, тут нет ограничений.
  - Почему вас не вернули?
  Плотин удивленно взглянул на него.
  - Зачем? Я исполнил свое земное предназначение.
  - Но вы же сами говорили, что многое у вас не получилось.
  - Вопрос не в том, получилось или не получилось, а в том, пытался ли выполнить человек все, что должен был, все, что от него зависело, или он поддался на компромиссы или еще того хуже - под влиянием корыстных интересов отказался от выполнения своей миссии. Как это сделал ты.
  - Не слишком ли все сурово? - пробормотал Каракозов.
  - Так устроен мир. На самом деле он полностью подчинен целеполаганию. Поэтому это не суровость, это предназначение. Без него нет человека. В каком-то смысле человек и есть предназначение. Отказ от него лишает его этого звания. Запомни это навсегда. Особенно, если ты вернешься в свою земную жизнь. Второго шанса что-то изменить у тебя не будет. А сейчас извини, меня ждут другие дела. Ни ты один, с кем я тут веду беседы.
  - Есть еще? - удивился Каракозов. Почему-то он был уверен, что Плотин беседует только с ним.
  - Да, но тебе знать о них нельзя.
  Яркий шар Плотина взлетел над Каракозовым и мгновенно растворился в окружающем пространстве.
  
  25.
  Неудачное свидание Стахеева вернуло Игорю надежду. Значит, у него есть шанс, а ведь он уже уверился в то, что для него все кончено. А как выясняется, совсем нет.
  Он не без некоторого изумления вдруг ощутил, что по-настоящему счастлив. Оказывается, надежда - одно из самых лучших чувств на земле, способная обеспечить мощный прилив положительных эмоций. Еще совсем недавно ему не хотелось жить - такой непроницаемый мрак царил в душе, а сейчас в ней светит солнце и играет прекрасная музыка. Скорее бы снова оказаться в квартире Елагина на семинаре. Он увидит Злату, и ему кровь из носа нужно решиться позвать ее на свидание. Его не оставляет предчувствие, что она согласится.
  Но все пошло совсем по-другому. В день, когда должен был состояться очередной семинар, у Елагина случится инфаркт, "Скорая помощь" отвезла его в больницу. Когда Игорь об этом узнал, то первая его реакция было не сожаление по поводу болезни учителя, а сожаление от того, что по этой причине он не увидит Злату. Через несколько минут ему стало стыдно за такой махровый эгоизм, но изменить уже ничего было нельзя.
  В тот момент он даже и близко не представлял, как долго продлится эта разлука. Елагин месяц пролежал в больнице, после чего уехал в санаторий для реабилитации. Один раз им разрешили навестить его. Игорь надеялся, что ему повезет, и он застанет Злату, но ее в палате не оказалось.
  Игоря поразило то, как сильно состарился Елагин. Болезнь сильно ударила по нему. Пожалуй, только глаза оставались прежними, они были точно такими же, как и у дочери - яркими и выразительными.
  Они сели рядом с кроватью. Первые несколько минут разговор шел о самочувствии больного. Внезапно Елагин резко прервал эту тему.
  - К сожалению, в этом учебном году семинаров больше не будет - сказал он. - Но мне бы очень хотелось, чтобы вы продолжали штудировать Плотина. Это занятие нельзя прерывать, иначе интерес к нему может угаснуть. А я бы хотел, чтобы, когда мы возобновим наши встречи, мы были бы уже на другом уровне. Понимаете, дорогие мои, Плотин очень многоплановый философ, его мысль не знала преград, и касалась едва ли не всех аспектов человеческой жизни, но всегда в соприкосновении с мирозданием. Именно эта особенность его мышления и захватывает в нем больше всего; он все время старается нащупать связь человека со Вселенной. Если человек ее находит и начинает жить, ориентируясь на задачу восхождения, он становится совершенно другим. Но эта связь так просто не дается, она требует беспрестанной работы. Чуть-чуть ослабишь ее, и происходит разрыв. - Елагин на несколько мгновений замолчал. - Вот как у меня сейчас, - вдруг грустно произнес он. - В какой-то момент я ощутил себя целиком во власти болезни. И не уверен, что сумею выбраться из ее лап. - Он снова замолчал. - Ничего, когда возобновим наши занятия, вы мне поможете это осуществить. Правда же? Без вас, дорогие мои, возможно, мне не справиться.
  Они заверили, что непременно ему помогут. Впрочем, мысли Игоря больше были заняты другим, ему нестерпимо хотелось спросить о Злате. Но он так и не решился.
  Впрочем, просьба профессора его растрогала, мысленно он пообещал себе, что обязательно сделает все, что от него зависит, чтобы помочь учителя.
   Весеннюю сессию Игорь сдал на отличные оценки. Во многом благодаря Злате, вернее, мыслям о ней. Он думал о том, что если она узнает, что он отличник, это повысит его престиж в ее глазах. А вот Плотином, так же, как Андрей и Вениамин, занимался немного. Иногда они устраивали небольшие семинары о нем, но длились они, как правило, недолго. Обменивались мнениями о каком-нибудь аспекте его философии, после чего обычно переходили к пиву или вину. Игорю постоянно хотелось позвонить Злате, но он не решался. Он знал, что она целиком поглощена здоровьем отца, а потому ей вряд ли сейчас до него. С его стороны беспокоить ее просто не тактично.
  На лето Каракозов уехал домой. Пребывание на родине в некотором смысле потрясло его, он снова увидел, что между ним и родителями, друзьями и знакомыми нет ничего общего. Они окончательно стали людьми из разных миров, которые никак не соединяются между собой.
  Все то время, что он находился дома, провел почти в полном молчании. Попытки разговора с родителями приводили к тому, что собеседники очень быстро приходили к полному непониманию друг друга. Это было почти абсолютное отчуждение, Игорь смотрел на мать и отца и не ощущал ни малейшей соприкосновенности с ними. То были чужие, посторонние люди, не способные его понять, проникнуться тем, чем он живет.
  Родители тоже быстро это поняли и замолчали. Но вскоре Игорь обнаружил то, что и между собой они почти перестали разговаривать. В доме воцарилось молчание, которое тяжело давило на всех.
  Сначала Игорь еще размышлял над тем, как бы изменить такую ситуацию. Но вскоре осознал, что это невозможно сделать, молчание - это результат отчуждения каждого из члена семьи от самого себя и от других. Да, это он так на них повлиял, хотя у него и в мыслях не было поступать подобным образом. Это все случилось помимо него; год учебы на философском факультете изменило его настолько сильно, что до этой минуты он и не подозревал. Не исключено, что ключевую роль в этом процессе сыграл Плотин.
  Не лучше складывалось общение Игоря со своими приятелями. Они не понимали друг друга так же, как он и родители. В какой-то момент он почувствовал испуг; а как он будет дальше жить, если между ним и остальным миром такая непреодолимая пропасть. Не может же он всю жизнь общаться исключительно только с Андреем и Вениамином, да еще с Елагиным. Ну и может быть, если очень повезет, со Златой. Надо срочно что-то делать, искать способы возвращения в обычный мир, каким бы он при этом не был. Он же не собирается быть философским отшельником; эта роль не для него. Но эти мысли так и остались на уровне ментальной тревоги, как их воплотить в жизнь он не знал.
  Игорь уезжал из дома с сильным чувством облегчения. Он видел, что его родители почти не скрывают того, что чувствуют то же самое. Когда он сел в поезд, и перрон исчез из окна, к нему вдруг пришла мысль, что у него больше нет родного дома и по большому счету он бездомный.
  
  26.
  Возвращаясь в университет на второй курс, Игорь все время думал о том, возобновит ли преподавание Елагин. Он знал, что профессор уехал в санаторий на реабилитацию, после чего о нем до него не доходило никакой информации. По большому счету Каракозов даже не знал, жив ли он. Болезнь была серьезной - и все могло случиться.
  Но, когда войдя в университет, он ознакомился с расписанием ближайших лекций и семинаров, то с радостью прочитал фамилию Елагина. Значит, он жив, значит, можно надеяться, что в скором времени возобновятся их семинары по Плотину, а это в свою очередь позволит увидеть Злату. О ней же он продолжал думать постоянно; более того, долгая разлука заставила его это делать еще чаще и интенсивней.
  Первая лекция Елагина состоялась через три дня. Когда он вошел в аудиторию, Игорь с грустью констатировал, что болезнь оставила на нем свои следы - он сильно постарел. Теперь на кафедре стоял не пожилой, но в хорошей форме, а старый человек; даже голос изменился, стал более низким и хриплым.
  Но когда Елагин стал читать лекцию, то Игорь быстро забыл о своих безрадостных впечатлениях, он по-прежнему являлся самым лучшим лектором на потоке.
  Огорчило Игоря то, что закончив лекцию, Елагин, больше не сказав ни слова, молча удалился. Каракозову показалось, что за все это время профессор ни разу не посмотрел в его сторону. А он-то надеялся, что тот позовет их на кафедру и объявит о возобновление семинаров. Игорю стало страшно, что их вообще может не быть. Но тогда, как ему снова встретиться со Златой?
  Так продолжалось два месяца. Елагин раз в неделю читал лекцию, после чего исчезал. Было заметно, что чувствовал он себя по-прежнему не самым лучшим образом. И не было заметно, что его состояние улучшалось.
  Меньше всего жалел о том, что семинары не возобновились Стахеев. Потерпев поражение в отношениях со Златой, он старался ее не вспоминать. По крайней мере, вслух. Даже когда Вениамин и Игорь изредка заговаривали о ней, Андрей упорно отмалчивался.
  Игорь же постоянно думал о девушке; когда просыпался, первая мысль приходила о Злате, когда засыпал - последняя тоже была о ней. Но, что происходило с ней, ему было неизвестно, она словно бы куда-то исчезла, растворилась в пространстве.
  Все изменилось в один миг. Внезапно раздался звонок телефона, Игорь взглянул на дисплей и увидел имя Златы. У него так заколотилось сердце, что он даже немного испугался.
  - Игорь, - услышал он знакомый голос, - как поживаешь?
  Каракозов хотел сказать, что сильно скучает по ней, но не решился.
  - Все нормально, - постарался он произнести как можно спокойней.
  - Почему не заходишь?
  У него снова учащенно заколотилось сердце.
  - Эрнест Викторович не приглашал, - ответил он.
  - Да, папа чувствует себя не очень хорошо, - грустно прозвучал голос Златы. - Я звоню по его поручению. Он приглашает тебя завтра к нам в гости. Придешь?
  - Конечно, приду. - Ему с большим трудом удавалось скрывать огромную радость. - Только меня? - уточнил он.
  - Пока, да. Папа желает поговорить именно с тобой.
  - О чем не знаешь?
  - Нет. - Злата ненадолго замолчала. - Но есть догадки.
  - Не скажешь?
  - Завтра все узнаешь. Мы тебя ждем.
  От счастья Игорь был на седьмом небе, а может быть, и выше. Завтра он, наконец, увидит Злату, звенело в голове. А ведь он уже отчаялся, что это однажды случится. Но радость портила одна дилемму - он никак не мог решить, нужно ли говорить о приглашение своим друзьям? Игорь нисколько не сомневался, что оба обидятся, что их не позвали. Если Андрей, возможно, не слишком сильно, то для Вениамина его игнорирование станет сильным ударом. Злата нравится ему не меньше.
  Этот вопрос мучал Игоря до той самой минуты, пока не настала пора отправляться в гости. Едва он вышел из общежития, как тут же забыл обо всем.
   Игоря встретила Злата. Ему показалось, что ее фигура стала более женственной. Да и выражение лица изменилось, оно было каким-то озабоченным.
  Игорю хотелось поговорить со Златой, но девушка лишь сказала, что папа его ждет, проводила гостя до кабинета отца и куда-то скрылась.
  Игорь не без робости перешагнул порог кабинета. Елагин сидел за столом. При виде гостя, он улыбнулся.
  - Спасибо, Игорь, что откликнулся на мое приглашение, - сказал Елагин.
  - Эрнест Викторович, я не мог этого не сделать.
  - Я знал, что ты непременно придешь. Садись, пожалуйста.
   Каракозов сел.
  - Могу задать вам вопрос? - спросил Игорь.
  - Хочешь знать, почему я пригласил только тебя?
  Проницательность Елагина изумила Игоря.
  - Да. А откуда вы знаете?
  - Это не трудно, - задумчиво заметил Елагин. - Я хотел поговорить сначала с тобой. Для тебя наш семинар имел самое большое значение. Стахеев очень способный, у него прекрасная голова, но кроме него самого его по большому счету ничего не интересует. А это прямо противоположно натуре философа; для философа собственная личность всегда на втором плане, главное для него мир идей.
  - А Веня?
  - Вениамин? - переспросил Елагин. - Он ищет не истину, а то, что он сумеет принять вместо нее. С иудаизмом у него не получилось, его оттолкнул от него чересчур насыщенный и бескомпромиссный догматизм этого учения. Но это не означает, что он против догматизма, ему он нужен только более утонченный и гибкий, который не так бросается в глаза. А вот ты идешь по моему пути. Из всех троих ты мне ближе всего.
  Игорь почувствовал сильную признательность к Елагину за эти слова. На первый взгляд это выглядело несколько странным, но он испытал уверенность, что сказанное профессором каким-то неведомым образом сближает его со Златой.
  - То, что я тебе скажу, имеет большое значение, - произнес после паузы Елагин. - Возможно, даже судьбоносное, - уточнил он. - Поэтому отнесись внимательно к моим словам перед тем, как сделать выбор.
  - Я вас слушаю, Эрнест Викторович.
  - Ты видишь, после болезни я стал чувствовать себя хуже, силы уже не те. Не думал, что это наступит так рано, но судьбе лучше известно, как поступить с человеком.
  - Я уверен, что это временное состояние. Должно пройти больше времени.
  Елагин взглянул на Игоря и неопределенно кивнул головой.
  - Не будем сейчас об этом, будущее никому доподлинно неизвестно; в этом и заключается его высший смысл. Я пригласил тебя обсудить другую тему. У нас на кафедре грядут серьезные изменения. В самое ближайшее время уйдет на пенсию декан. Точнее, его заставляют это сделать. Мы были с ним, если не единомышленники, то уж точно хорошо понимали друг друга. Он мне, хотя и не помогал, но и не мешал проводить мой курс. Но боюсь, скоро все кардинально переменится.
  - Придет другой декан?
  - Дело не в том, что придет другой декан, а в том, какой курс он станет проводить. А есть все основания считать, что он будет принципиально иным. К тому же вместе с деканом, скорее всего, появятся и другие преподаватели.
  - А известно, кто это декан? - поинтересовался Игорь.
  - Предположительно. Слышал ли ты о человеке по имени Евгений Леонидович Жемга?
  - Никогда. Он философ?
  - Скорее политики и идеолог нынешней власти. В последнее время он приобрел большое влияние. Про него говорят, что он вхож в весьма высокие кабинеты.
  - Но, может быть, все не так ужасно?
  Елагин довольно долго молчал.
  - Может быть, - сказал он и снова замолчал. - Все это случалось в истории нашей науки неоднократно. Можно даже сказать, что в этом есть ее главная закономерность. Ты понимаешь, о чем я?
  - Не до конца, Эрнест Викторович.
  - Нас ждет совсем скоро серьезная идеологическая схватка. Она назревает во всей стране, и мы на факультете не можем ее избежать. И есть все шансы нам ее проиграть. По крайней мере, выиграть будет крайне трудно. Я не вижу, каким образом это можно сделать; уж очень силы неравны. Я не могу ни от кого требовать жертвы, как бы кто-либо не относился ко мне. Понимаешь, Игорь, философ тогда становится философом, когда для него исповедуемые идеи важнее его самого. Если человек готов отказаться от них даже ради спасения собственной жизни, он переходит совсем в другую категорию. Быть философом не просто тяжело, но зачастую и очень опасно. Далеко не у всех жизнь заканчивалась благополучно. Так что нашему Плотину еще повезло, у него имелись все шансы на более печальный конец.
  - Я понимаю, - пробормотал Игорь, смущенный только что услышанным. Он и не подозревал, что все настолько серьезно.
  Елагин внимательно посмотрел на своего ученика.
  - Боюсь, что до понимания тебе еще далеко. Пока не начнется бой, оно обычно не наступает. Но знать, к чему следует быть готовым, полезно. Возможно, мне понадобятся соратники. Когда я об этом подумал, то знаешь, чье имя пришло мне первым?
  - Нет, Эрнест Викторович.
  - Твое. Я вдруг ясно осознал, что больше мне на некого опереться.
  - Но этого просто не может быть, на потоке столько народа - и преподавателей, и студентов.
  - Количество людей ничего не значит. Нас всегда было, есть и будет очень мало. Так уж все устроено, что мы пребываем всегда и везде в абсолютном меньшинстве. И это грустно. Но и изменить мы ничего не можем, приходиться сражаться теми силами, что есть в наличии.
  - Я вас снова не совсем понимаю.
  - Разве? - слегка удивился Елагин. - А я был уверен... Впрочем, мои мысли я невольно распространил на тебя, а это неправильно. Хорошо, попробую пояснить. В мире есть люди, которых совсем немного, я бы сказал, даже невероятно мало, буквально единицы. Их цель - поднять этот мир на божественный уровень. А он отчаянно сопротивляется, не желает подниматься. Земное притяжение настолько могущественное, что нет сил, способных с ним справиться. И все равно периодически появляются те, которые стараются выполнить то, что представляется невыполнимым. Можно даже сказать, что они идут вразрез со здравым смыслом. Они терпят поражения, но бросаются в бой снова и снова. Ищут разные пути и способы, часто спорят между собой. Редко приходят к согласию, что делает их еще слабей. Но и остановиться они не могут, хотя не совсем понятно, что мешает им это сделать. Возможно, какое-то внутреннее осознание, что соглашаться на то, чтобы оставить все, как есть, значит, совершить главное в мире преступление.
  - Можно узнать, преступление против чего? - поинтересовался Игорь, не пропускающий ни одного слова учителя.
  - Хороший вопрос, Игорь, он, в самом деле, вызывает ожесточенные споры. Я считаю, что преступление против себя, а, следовательно, и против мироздания. Это отказ от того, чтобы соединить то, что было некогда разъединено. Так, получилось, что в мире царит энтропия, все разъединяется и распадается, а должно соединяться, образовывать синхронность. Это не пустые слова, тут на земле мы в полной мере пожинаем плоды этого процесса. Вражда, ненависть, войны, даже эпидемии являются его результатом. Теперь понимаешь, о чем?
  - Мне кажется, все же не до конца.
  - А до конца и невозможно понять, - вдруг улыбнулся Елагин. - Есть вещи, которые непостижимы для человеческого ума, но это вовсе не означает, что их можно не замечать, что можно проходить мимо них. Наоборот, они-то и являются самыми главными. И Плотин все время пытался на это указать. Нам же уготована миссия их выявлять и давать на них ответ. Это особенно трудно, так как подавляющее большинство людей даже близко не в состоянии понять, о чем идет речь и зачем все это надо. А главное, объяснить им это невозможно, они все равно не поймут.
  - Но тогда получается, что в этом есть что-то абсолютно безнадежное! - довольно громко вскричал Игорь.
  - Во многом так оно и есть, - подтвердил Елагин. - Философия - это занятие, которое представляется абсолютно безнадежным делом. Но потому им и надо заниматься, другого варианта все равно нет. Иначе тьмы будет еще больше, и она будет еще гуще. Если в человека вошло такое понимание, ему от него уже не освободится. Это и есть высшая свобода, как писал Плотин, свобода от самого себя. Все, что в тебе есть, становится для тебя не нужным, даже скорее лишним.
  - Эрнест Викторович, я не хочу вас обманывать, но мне трудно принять такой образ мысли, - проговорил Каракозов. Ему вдруг захотелось поскорее закончить разговор, он требовал от него чрезмерных усилий. А главное, навевал безнадежность.
  - Да, я понимаю, - согласился Елагин. - Это все дается не сразу, но однажды ты сам придешь к таким выводам. - Он на мгновение задумался. - Когда станешь постарше, когда внутри тебя утихнут страсти, тогда поймешь, что любовь к Единому включает в себя буквально все. И при этом все остальное становится ненужным. Это то, что хотел донести до людей Плотин. Не стану больше тебя нагружать. Что же касается семинара, то я должен пройти еще один курс реабилитации. После чего обязательно начнем. А сейчас иди, Игорь.
  Каракозов вышел из кабинета, его тут же встретила Злата. Он подумал, что она ждала его появления. Ему показалось, что ее лицо было встревоженным.
  - Поговорили? - спросила она.
  - Да, - подтвердил он.
  - Это был трудный разговор?
  - Трудный.
  - Хочешь, провожу тебя до метро? - вдруг предложила Злата.
  - Хочу.
  Они вышли на улицу. До метро было идти не больше десяти минут, Игорь же хотел, чтобы путь длился не менее часа. И это самое меньшее.
  - Знаешь, я еще в раннем детстве поняла, что мой папа - необычный человек, - проговорила Злата. - В чем необычность, я, конечно, не знала, но нисколько не сомневалась в ней. А когда повзрослела, то убедилась, что не ошиблась.
  - Я согласен, таких, как Эрнест Викторович я не встречал.
  - Поэтому ему трудно. И тем, кто с ним рядом, - тоже. Может, в чем-то еще трудней, ведь они не такие, как он.
  - Я хотел бы быть рядом с ним, - произнес Игорь, желая на самом деле сказать, что он хотел быть рядом со Златой. Но произнести такое не решился.
  Злата окинула его внимательным взглядом.
  - Ты еще не можешь по-настоящему это знать, ты далек от него. А вот я близко. Но я нисколько не жалею, что мой отец такой человек. Я бы жалела, если бы он был другим.
  - Я понимаю.
  - Да, не понимаешь ты еще ничего, - вдруг немного даже раздраженно возразила девушка. - Что ты заладил: хочешь, хочешь, понимаешь, понимаешь. Ты и близко не представляешь, что тебя может ждать. Мы пришли, вот твое метро.
  Весь путь от дома Елагина до метро Игорь готовил себя к тому, что пригласит Злату на свидание. Но когда настал этот момент, растерялся. Его смутила внезапная вспышка раздражения с ее стороны. Она явно была направлена против него. Хотя, по его мнению, ничего, чтобы ее вызвало, он не сказал и не сделал.
  - Я пойду, - сказала она. Она развернулась и стала так быстро удаляться, что Игорь даже не успел сказать ей: "до свидания".
  
  27.
  Первым делом, когда Игорь вернулся в общежитие, то заглянул в Интернет, чтобы узнать, кто такой этот человек со странной фамилией Жемга. Найти его оказалось не сложно, оказывается, это довольно популярный деятель правящей партии. Но вот дальше, начались неясности. Игорь так и не смог по-настоящему понять, что он собой представляет, и чем в реальности занимается?
  По должности этот Жемга являлся директором института "Современные исследования и прогнозы будущего". Название было весьма многообещающим, но вот чем конкретно занималось это учреждение, Игорь по-настоящему так и не понял. На сайте информации было немного, и вся она являлась какой-то обтекаемой. С одной стороны проводились какие-то исследования, с другой - ни по одному из них не приводились полученные результаты. Одно было ясно, организация действительно была близка к нынешней власти, так как получала от нее гранды. Да и на нескольких найденных Игорем фото Жемга был запечатлен в обществе высокопоставленных особ.
  Что же касается непосредственно самого Жемги, то это был мужчина приблизительно лет пятидесяти, довольно приятный на вид, всегда щегольски, но не вычурно одет. Если бы не ореол странной и подозрительной таинственности вокруг него и возглавляемого им института, у Игоря о нем сложилось бы вполне благоприятное впечатление.
  Впрочем, как только Игорь закончил изучать материалы о Жемге, то тут же забыл о нем. Его мысли снова заполонила Злата. Он так ждал их встречи, так надеялся, что она кардинально изменит их отношения, переведет совсем на другой уровень. А вместо этого они едва не рассорились. Причем, по инициативе девушки; у них был нормальный разговор, а затем она вдруг вспылила. После чего резко распрощалась с ним. Но вот, что послужило причиной такого ее поведения, Игорь понять не мог. Он уже много раз воспроизводил в памяти их беседу, но это не помогало разобраться в причинах ее поведения. Либо он вообще ничего не смыслит в женской психологии, либо тут кроется какая-то загадка.
  Своим друзья он решил ничего не говорить ни о своем визите и разговоре с Елагиным, и уж тем более, о размолвке со Златой. Хотя его не оставляло предчувствие, что то и другое как-то связаны между собой и еще будут иметь свои последствия. Правда, какие конкретно, не представлял.
  Впрочем, разговор с Елагиным в отличие от мыслей об его дочери вскоре окончательно выветрился из памяти. На факультете ничего особенного не происходило, декан, как скала, сидел на своем месте, Елагин раз в неделю читал лекции, после чего исчезал, словно привидение. Никаких попыток снова встретиться с Каракозовым, не предпринимал. Злата тоже не подавала о себе вестей; почему-то первое время Игорь надеялся, что она позвонит, извиниться за свою излишнюю резкость, но телефон молчал. И, в конце концов, он решил, что опасения учителя беспочвенны, а о Злате лучше забыть - никакого интереса к нему она не испытывает.
  Чтобы окончательно избавиться от мыслей о Злате, Игорь решил не просто ждать, когда они сами собой исчезнут, а предпринять с этой целью действенные меры. Он хорошо помнил, что Стахеев ни раз повторял, что лучшее лекарство от любви к одной девушке - это влюбиться в другую. Так Каракозов и решил поступить.
  Он знал, что у Андрея всегда есть про запас пару девушек. И однажды попросил друга познакомить с какой-нибудь его подругой.
  Они не стали откладывать это мероприятие, и уже на следующий вечер Стахеев потащил Игоря на какую-то тусовку, где, как обещал Андрей, он непременно кого-то подцепит. Они оказались в какой-то квартире, где было тесно от заполнившего ее народа. Девушек хватало вполне, причем, были они на любой вкус: всех мастей, всех комплекций и всех ростов. Игорь даже растерялся от столь большого разнообразия и не знал, на ком остановиться.
  Сама по себе тусовка, учитывая царящие в студенческой среде нравы, была вполне приличная. Все пили, но умеренно, танцевали, но без неприличных жестов, никто не пытался заняться любовью в ванной или на балконе. И все же Игорь сразу же почувствовал себя не в своей тарелке; он всегда испытывал дискомфорт, оказываясь участником подобных сборищ. Не то, что он являлся их противником, но у него никак не получалось сбалансировать свое внутреннее состояние с внешним окружением. Ему самому это не нравилось, но, несмотря на старания, ничего не получалось изменить.
  Игорь пытался вести себя, как все: пить, танцевать, но ясно ощущал, что не вписывается в общую атмосферу. Пару раз пригласил девушек на танец, но ни с одной не сумел разговориться. Кончилось это тем, что он забился в угол, откуда молча наблюдал за всеобщим весельем, думая о том, почему же у него ничего с этим не выходит. Он бы с удовольствием ушел, но неудобно было это делать без Андрея; тот может обидеться.
  Но Андрей заметил трудности друга и решил прийти ему на помощь. Он подошел к нему, держа в руке два бокала с вином. Один протянул Игорю.
  - Выпей, - предложил он.
  - Что-то не хочется, - отказался Игорь.
  - Выпей, поможет. А потом я тебя кое с кем познакомлю.
  Это обещание заставило Игоря выпить.
  - Вот и правильно. А теперь пойдем. Я кое-что рассказал о тебе, и девушка жаждет узнать тебя поближе. И даже возможно, совсем близко, - засмеялся Стахеев. - Не упусти.
  Андрей подвел Игоря к девушке. Она понравилась ему: вполне симпатичная, одета не вычурно, но приятно.
  Прошло уйма лет, а Игорь до сих помнит, что ее звали Людмила, хотя с тех пор он позабывал массу имен девушек и женщин, с которыми был знаком гораздо позже. Ему показалось, что и он ей приглянулся. Они потанцевали, выпили пару бокалов вина. Все стали расходиться, и они пошли вместе.
  В квартире они мало разговаривали, в основном перебрасывались отдельными фразами. К тому же там было чересчур шумно, чтобы полноценно беседовать. Когда же они пошли по затихающему вечернему города, то никто им не мешал общению.
  И совсем скоро Игорь убедился, что им не о чем разговаривать. Точнее, темы, которые интересовали его спутницу, вызывали у него просто отторжение. Он быстро смекнул, что она обычная дура, ни о чем не думающая, кроме как о самых обыденных вещах, из которых состояла ее жизнь. Ему стало ужасно скучно уже через десять минут. Хотя девушка все так же выглядела привлекательной, она перестала его интересовать во всех аспектах. Если когда они только познакомились, он стал мечтать о том, чтобы поцеловаться ее, то сейчас это желание куда-то испарилось. Хотелось одного - уйти и больше никогда ее не видеть.
  Он шел рядом с Людмилой, а непрерывно думал о Злате. Игорь окончательно понял, что кроме нее ему никто не нужен, и рецепт Стахеева в данном случае не работает. Людмила же с каждой минутой все больше удивлялась молчанию и отчуждению своего спутника. В какой-то момент ей это надоело, и она стала обвинять его в том, что он не обращает на нее внимания. Они поссорились, но это обстоятельство только обрадовало Игоря - не надо было искать повод для расставания. Он просто повернулся и пошел в другую сторону.
  Часа два он бродил по ночным улицам. В голове, словно любимая мелодия, звучало исключительно имя Златы. Домой вернулся он посреди ночи, Андрей еще не спал.
  - Как, все получилось? - поинтересовался он.
  - Получилось, - буркнул Игорь, изображая, что очень хочет спать. Ничего объяснять ему совершенно не хотелось.
  
  28.
  Зимние каникулы Игорь провел дома. С родителями разговаривал мало, а с прежними друзьями и приятелями даже не стал встречаться. Но в отличие от предыдущего посещения родного города такое отчуждение не только не не огорчало, а скорее радовало. Чтобы сдать все экзамены на отлично, пришлось много работать, и он чувствовал сильную усталость. Поэтому требовался отдых, который свелся преимущественно к чтению книг и лыжным прогулкам в соседнем парке. Раньше он не испытывал большого влечения к катанию на лыжах, но сейчас увлекся этим занятием до такой степени, что даже рисковал съезжать с довольно крутых горок. Пару раз упал, но это его не расстроило, скорее, наоборот, развеселило.
  Родители больше не пытались устанавливать с ним контакт, по-видимому, сочтя это дело неблагодарным, их участие в жизни сына сводилось в основном к его кормежке. Он был за это им благодарен; как это ни звучало прискорбно, больше от них ему ничего не требовалось. За время учебы он довольно сильно оголодал, и сейчас просто отъедался. У него даже щеки округлились, и он с некоторым удивлением смотрел в зеркало на поправившегося молодого человека - таким он себя еще не видел.
  Впрочем, его заботило ни несколько приобретенных лишних килограмм, а то, понравится ли его немного обновленный образ Злате? Игорь много думал о ней, но несколько отстраненно - все же давала знать довольно длительная разлука. А было ли это хорошо или плохо, понять не мог. Она продолжала жить внутри него, но как-то по-иному; если раньше он вел с ней бесконечные внутренние диалоги, то теперь просто пытался представить, чем она может заниматься в ту или иную минуту? Это гадание чем-то напоминало игру, которая его по-своему увлекала. При этом почему-то он был уверен, что больше они никогда не свидятся; скорее всего, ее отец по причине болезни навсегда отказался от идеи возобновления семинаров. А если это так, то нет больше предлога для встречи. К тому Злата явно не желает его видеть, о чем свидетельствует их последний разговор.
  Как и в предыдущий раз, Игорь с радостью уехал из дома. В Москве, в университете ему было намного интересней. К тому же вскоре после возобновления учебы стали сбываться прогнозы Елагина; действующий декан был отправлен на пенсию, а на его место назначен тот самый Жемга, о котором ему говорил учитель. Появилось и несколько новых преподавателей, сред них и некто Радугин, быстро набирающий известность, то ли публицист, то ли философ в некоторых кругах популярный своими нестандартными взглядами.
  В отличие от своих друзей, которые довольно безучастно отнеслись к этим переменам, Игоря не отпускало предчувствие, что они находятся накануне важных событий. Каких он, естественно, не ведал, но был уверен, что они затронут многих. И в первую очередь Елагина.
  Когда Елагин пригласил их к себе домой для участия в семинаре, Игорь почему-то не слишком удивился. Разумеется, подобный поворот событий он не предвидел, но должно же что-то произойти в связи со всеми последними изменениями! Но больше всего радовало то, что его предчувствие не оправдалось в том, что он больше не увидит Злату. А что может быть важнее этого события!
  Они снова были в знакомой квартире. Ничего тут совершенно не переменилось. Если, конечно, не считать, что Елагин был каким-то другим. В прежние времена из него просто сочилась доброжелательность и мягкость в сочетание с не обидным юмором. Сейчас же он выглядел сосредоточенным и невеселым.
  Зато Злата представали перед ними прежней. Со всеми поцеловалась, включая Игоря, при этом никого недоброжелательства или тем более раздражения по отношению к нему не было и в помине. Наоборот, явно была рада встрече с молодыми людьми.
  На столе, как обычно, их ждали пирожки и сладости. Злата разлила по чашкам чай, затем по традиции уселась на некотором удалении от всех. И только после этого Игорь перехватил ее брошенный на отца встревоженный взгляд. Он понял, что не все так благостно, на самом деле, в этом доме царит тревожная атмосфера.
  - Пейте чай, ешьте пирожки, а я с вашего разрешения, буду говорить, - начал Елагин. - Я решил возобновить наш семинар. Не скрою, я было уже принял решение завершить это мероприятие главным образом по причине здоровья. Вы знаете, что я серьезно болел и довольно долго не мог восстановиться. Сейчас чувствую себя лучше; все же медицина в мире достигла немалого прогресса, что, безусловно, радует. Раньше я был бы обречен в лучшем случае на немощь после такого заболевания. Но кроме улучшения здоровья есть еще причины, которые побудили меня возобновить наши занятия. О них я стану говорить постепенно, к тому же еще не ясно, как будет меняться на нашем факультете ситуация. А то, что она будет меняться, сомнений нет. Что же касается непосредственно семинара - Елагин внимательно посмотрел на каждого из них, - то он будет затрагивать отчасти другие темы. Разумеется, мы продолжим знакомиться с Плотином, но больше под углом его учения о человеке. - Несколько минут Елагин молчал, по его лицу была заметна напряженная работа мысли. - Я хочу сейчас прочитать небольшую лекцию. Это выжимка из моей большой работы, которую я назвал: "Плотин: человек - душа - Бог и обратно". Этот труд не опубликован, потому что не окончен, хотя работаю над ним свыше десяти лет. Вот Злата не даст соврать, - посмотрел Елагин на дочь. Та, подтверждая слова отца, кивнула головой. - Не знаю, удастся ли завершить книгу, но я, надеюсь, если не получится у меня, то, возможно, кто-то это выполнит из вас. Там не так уж много остается работы, почти все черновые записи уже есть. - Елагин снова замолчал. Затем внезапно взглянул на Каракозова. - Я попрошу вас, Игорь, в случае, если я не успею завершить рукопись, сделать это вас.
  - Я постараюсь, Эрнест Викторович - отозвался Каракозов. - Для меня это большая честь.
  - Спасибо, Игорь, не сомневаюсь, что на вас можно положиться. Теперь перехожу к лекции. Но сначала маленькая вводная часть. Почему я хочу говорить о человеке? Потому что он квинтэссенция всего, в нем заложены такие неограниченные возможности, которые - я в этом убежден, в состоянии изменить мироздание. Другое дело, что за редчайшим исключением, люди не пользуются своим потенциалом и на один процент. А те, кто пользуются на два процента, называются гениями. Но сейчас я даже не об этом, а о том, что на нашу повседневную жизнь напрямую влияют наши человеческие качества. А их у нас огромная палитра. Все зависит от того, какие краски возобладают - черные или светлые. Приходится, к сожалению, констатировать, что темных тонов намного больше, чем ярких. И вот с этого момента давайте вернемся к нашему любимому Плотину. По его мнению, главная задача - это вернуть человека Богу и добру. Он подчеркивает: зло не недостаток добра, а его полное отсутствие. Отсюда он делает вывод: в жизни человек не является тем, чем он может и должен быть. Плотин так говорит не случайно, а опирается на собственный опыт. Он ни один раз испытывал состояние религиозного прозрения, когда его посещало ощущение, что он пребывает в божественном мире. Эти впечатления были столь яркими, что, когда все заканчивалось, то он недоумевал, почему в таком случае душа существует в материальном теле, когда так прекрасно сливаться с Единым.
  Плотин приходит к важному выводу, что, начав с познания самого себя, человек может прийти и к познанию Бога, и к обретению человеком его истинной божественной природы. Я уже выше сказал, но снова повторю: Плотин выдвигает и для себя, и для каждого из нас задачу - вернуть человека к Богу и к добру. Он говорит: "началом зла для них оказалась дерзость, рождение, первое различие и, конечно, желание принадлежать самим себе"
  С вашего разрешения я здесь сделаю небольшой комментарий. Плотин произносит, с моей точки зрения, ключевую фразу о начале зла. Оно не возникает из ничего, оно всегда имеет свой исток, откуда начинает течь этот поток, пока в какой-то момент не становится полноводным. А потому так важно докапываться до источника, до того малюсенького ручейка, который превращается затем в большую реку и которая смывает все на своем пути. Я сознательно акцентирую ваше внимание на этом моменте; большинство людей даже не замечают, как рождаются в них реки зла. А когда они уже вытекли, когда заполнили все наши внутренние резервуары, то уже поздно, мы уже во власти злых чар. Нужны гигантские усилия, дабы их укротить. Но мало у кого они есть. Более того, у подавляющего большинства даже не возникает желания отыскать внутри себя эти силы. Потому призываю вас: все время следите за собой - не возник ли в вас этот слабенький ручеек, который очень быстро может превратиться в полноводную реку и стать вашим властелином.
  Но вернемся к Плотину. Почему наши души так легко забывают Бога, почему они ценят телесное больше, чем духовное? Пытаясь разрешить это противоречие, Плотин выделяет три вида людей. Одни уподобляются животным и живут, как животные, так, как будто у них есть только тело. Другие понимают, что у них есть душа, и пытаются обратить ее к чему-то более высокому, но, не зная истины, теряются в догадках. Но есть и те, кто владеют истинным знанием, им открыта дорога к созерцанию Единого, или, говоря нашим языком, Бога. Я призываю вас сделать подобный анализ самих себя и определить, к какому типу человека вы относитесь.
  Новаторство Плотина заключается в том, что он едва ли был ни первым философом, который обратил внимания на человеческую личность. Он говорит, что сознание всегда личностно, а потому подвижно. Оно направляется туда, куда ему хочется: может - вверх, к Богу, а может вниз, на материю, на удовлетворение своих низменных желаний и чувств. Такой спектр возможен потому, что человек поступает так, как того желает. Но дело в том, что он направляет свою свободу туда, куда легче, то есть на низменное, а не на высокое.
  Уже довольно поздно и я завершаю. То, что я вам поведал, разумеется, лишь небольшая часть учения Плотина о человеке. Я хочу, чтобы вы ознакомились с ним как можно полней. Сейчас же скажу следующее: возможно, совсем скоро нас ждут испытания. Они потребуют от вас применение ваших человеческих качеств. Не исключаю, что для кого-то из вас это станет нелегким выбором. Чтобы легче его совершить, я и прочитал эту небольшую лекцию о том, что на сей счет думал Плотин.
  
  29.
  Воспоминания прервались, и Каракозов, как всегда, в таких случаях, снова обрел себя. И первым делом посмотрел, в какие тона окрашено пространство вокруг него. Он уже стал привыкать наблюдать за этой палитрой. Он хорошо запомнил слова Плотина о том, что цветовая гамма выражает как его, Каракозова, внутреннее состояние, как и то, как некие неведомые силы оценивает происходящие внутри него духовные перемены.
  Чаще всего в этой цветовой гамме превалировали темно-серые оттенки, что говорило о том, что пока в нем так и не случился духовный перелом. Но при этом она чутко реагировала на любые душевные движения в нем и внезапно начинала пульсировать другими красками. Именно это происходило сейчас; серая пелена исчезала прямо на его глазах и сменялась более светлыми и разнообразными тонами. Значит, всех-таки что-то с ним произошло, причем, нечто значительное, учитывая, с какой скоростью меняются цвета. Скорее всего, это связано с той речью, что произнес тогда Елагин и с его, Каракозова, реакцией на нее в тот момент.
  Теперь он, Каракозов, вспоминает, что в тот далекий вечер она произвела сильное впечатление на всю их троицу. По дороге домой они довольно активно обсуждали речь учителя и даже, кажется, что было почти невероятно, ни разу не вспомнили о Злате. Потом он, Каракозов, много размышлял над тем, что сказал тогда Елагин. А затем, в какой-то момент начисто забыл об этой лекции, она словно бы провалилась в бездну его бессознательного. И больше о ней он не вспоминал до сегодняшнего дня, если здесь, где он находится, можно говорить о днях и ночах.
  Сейчас он понимает, что эта метаморфоза произошла отнюдь не случайно; эти слова Елагина были вытеснены из памяти, чтобы они ему не мешали. Иначе они могли бы стать препятствием для многих поступков. Кто знает, как бы сложилась судьба; совсем нельзя исключить, что совершенно иначе. А ведь тогда, по просьбе Елагина, он даже сочинил небольшой на эту тему реферат. Отдал ему и больше никогда его не видел. Интересно, сохранился ли он? Может быть, где-то лежит на полке, покрытый пылью.
  Каракозову даже стало интересно: а можно ли тут узнать, что произошло с тем трудом? Он даже начинает немного припоминать его содержание. Вряд ли тогда им написанное, представляет какой-то научный интерес; так, обычная компиляция. И все же он помнит, с каким старанием работал над рефератом; ему хотелось поразить им Елагина, а через него - Злату. Именно это намерение и двигало им тогда.
  Читала ли она то, что он написал? По крайней мере, об этом они никогда не говорили. А любопытно было это узнать. Спросить у Плотина, может ему что-то известно на этот счет?
  Каракозов повернул голову и увидел Плотина, тот насмешливо смотрел на него.
  - Что на этот раз? - спросил он.
  - Скажите, могу ли узнать о судьбе моей небольшой работе? - спросил Каракозов. - Я писал ее студентом, она посвящена...
  - Мне известно, о чем твоя работа, - прервал его Плотин. - Я читал ее.
  - Читали? - изумился Каракозов. - Но каким образом? Хотя понятно, тут можно все.
  - В каком-то смысле, да, - согласился философ. - Если тебя интересует мое мнение...
  - Еще бы! - воскликнул Каракозов.
  - В целом ты справился со своей задачей, в реферате нет ничего принципиально нового, но мои идеи изложены неплохо. Когда я читал твой текст, то даже сделал кое-какие выводы.
  - Какие? Очень хочется знать.
   Каракозову показалось, что Плотин погрустнел. По крайней мере, выражение его лица изменилось.
  - Я не до оценил того, насколько душа пленена земным, как далеко расстояние между ней в этом состоянии и Единым. Я был Им так увлечен, что считал, что человек по своей подлинной сути - это только душа, все же остальное - чуждое и налипшее на нее. - Плотин замолчал. - Это место тем хорошо, что способствует переосмыслению того, что происходило с человеком в земной жизни. Хочешь узнать еще что-то?
  - Да. Смогу ли я узнать о судьбе того реферата?
  - При переезде Елагиных он затерялся. У них было слишком много книг и рукописей, и твой реферат остался в их квартире среди прочих ненужных бумаг, которые они не взяли с собой. Не потому что не хотели это сделать, а просто не заметили твою работу. А затем новый владелец квартиры выкинул все эти ненужные ему вещи на помойку.
  Плотин исчез так же незаметно, как и появился. Но Каракозов тут же забыл о нем, перед ним снова возникло его прошлое.
  
  30.
  Прошло не меньше месяца, прежде чем они снова оказались в квартире Елагиных. Чем был вызван этот перерыв, они не знали, профессор регулярно читал лекции, но к себе не приглашал.
  Игорю все чаще казалось, что в поведение отца Златы присутствует все больше странностей. Он мог во время чтения лекции вдруг погрузиться в молчание, которое иногда длилось минут пять. Затем он словно приходил в себя, и как ни в чем ни бывало, продолжал свой курс. Каракозов прекрасно помнил, что раньше такого с ним не происходило, он всегда был образцом концентрации мысли, всегда четко и ясно излагал содержание своего выступления. А потому слушать его было интересно.
  Состояние Елагина беспокоило Игоря, но что делать в этом случае не представлял - ни с чем подобным он в жизни еще не сталкивался. Он поделился своими опасениями с друзьями; те тоже заметили странности в поведение преподавателя. Но общий совет не принес результата; на этот раз коллективный разум сдал сбой, так и не найдя никакого решения.
  Игорю хотелось поговорить об этом со Златой, но он посчитал, что характер их нынешних отношений делает такой разговор невозможным. С какой стати он будет вмешиваться в жизнь чужих ему людей. Два они и без его советов сами знают, как следует поступать.
  Примерно через месяц после того "мозгового штурма" после лекции Елагин подошел к Каракозову и попросил его через полчаса заглянуть на кафедру. Елагин сидел за столом, и юноше показалось, что он пребывает где-то весьма далеко от того места, где находится его телесная оболочка.
  Но такое состояние продолжалось совсем недолго.
  - Хорошо, что ты зашел, - произнес Елагин. - Злата буквально вчера интересовалась, как твои дела?
  - Злата интересовалась именно мной? - спросил Игорь, чувствуя, как охватывает его волнение.
  - Именно тобой, - слегка улыбнулся Елагин. - Странно, что вы не дружите.
  - Как-то все не получается, - ответил оторопевший от слов профессора Игорь. - Я с удовольствием, у вас прекрасная дочь.
  Но Елагин не отреагировал на его слова, он уже думал о чем-то другом.
  - Я хочу, чтобы завтра вы все пришли ко мне. На семинар.
  - Обязательно придем. У Игоря возникло ощущение, что это будет какой-то не совсем привычный семинар.
  - На последнем нашем занятии я просил вас познакомиться более детально с учением Плотина о человеке. Вам это удалось? - посмотрел Елагин на Игоря.
  Игорь почувствовал смущение. Никто из них за этот месяц Плотином не занимался.
  - Я так и думал, - произнес Елагин, не дождавшись ответа.
  - У нас очень плотный график занятий, - произнес Игорь. - А это все же факультатив.
  - Да, факультатив, - с какой-то странной интонацией согласился Елагин. - Но как показывает вся мировая история, невозможно предугадать, что является первостепенным, а что второстепенным. Очень часто они меняются местами.
  - Наверное, такое случается, но в данном случае уже не так далека сессия, а там экзамена по философии Плотина нет. А мне кровь из носа надо сдать все на отлично, чтобы получить повышенную стипендию.
  - Тебе не на что жить? - почему-то удивился Елагин.
  - С этим есть трудности, - признался Игорь. - Родители присылают мне мало денег.
  - Почему? Они совсем бедные?
  - Они не бедные, хотя и не богатые. Но они считают, что я не на того учусь.
  - Не знал. Что же ты мне раньше не сказал?
  - А чтобы от этого изменилось, Эрнест Викторович?
  - У меня есть возможность тебе помочь. Не очень большая, но это лучше, чем ничего.
  Игорь почувствовал, что не знает, что ответить на эти слова. Конечно, деньги ему очень даже нужны, но с какой стати Елагин будет ему помогать - они все же чужие друг другу люди.
  - Мне кажется, это неправильно, - пробормотал Игорь.
  - Неправильно? - даже удивился Елагин. - В чем же тут неправильность? Плотин щедро помогал своим ученикам. У меня таких возможностей меньше, чем у него, но все же они есть. Это даже не тема для обсуждения. Так я вас всех жду, а там решим все спорные вопросы. - Елагин даже улыбнулся, что делал в последнее время не часто.
  Все было, как обычно: их встретила Злата, провела в гостиную, где на столе стояли тарелки с бутербродами и фруктами, чашки для чая. Елагин их уже ждал, он был одет в темный костюм с галстуком. В последний раз на нем был более простой наряд. Но сегодня своим видом он хочет подчеркнуть важность этой встречи, понял Игорь.
  Впрочем, его мысли тут же перенеслись на Злату; с первых минут их встречи ему показалось, что она выглядит сдержанней и строже, чем всегда. Он окончательно понял, что этот семинар будет не похож на все предыдущие. Ему стало тревожно.
  Но все началось вполне обыденно и спокойно. Злата разлила всем чай, они пили и ели бутерброды. Как всегда Игорь был полуголодный, и поглощение еды на какое-то время заставило его забыть обо всем.
  - Я очень признателен вам, друзья, что вы пришли ко мне, - произнес Елагин после того, как все насытились. - Наш сегодняшний разговор будет не совсем обычный, точнее, он станет продолжением последний лекции. Надеюсь, вы помните, о чем она была?
  - Прекрасно помним, Эрнест Викторович, - ответил за всех Стахеев.
  - И о чем? Можете сформулировать это для себя и для нас? - спросил Елагин. - С тебя, Андрей, и начнем.
  - Надо оставаться человеком в любых ситуациях, - почти не раздумывая, произнес Стахеев. - Это трудное дело, всегда очень хочется превратиться либо в подонка, либо в животное. Всегда хочется уступить обстоятельствам. Но надо помнить ради чего мы все живем и всеми силами противиться этому. Я так это понимаю, Эрнест Викторович.
  Невольно Игорь посмотрел, но не на Елагина, а на Злату. Ему показалось, что короткое выступление друга произвело на девушку благоприятное впечатление. Он почувствовал уколы ревности; хотя первое и единственное свидание ее и Андрея оказалась неудачным, Игорь не был уверен, что их отношения полностью исчерпаны.
  - Что же, коротко, но вполне исчерпывающе. Думаю, что Плотин одобрил бы такой взгляд. Согласен с Андреем, если человек остается, не смотря ни на что, человеком, рано или поздно он познает и Бога, по крайней мере, насколько он способен в этой своей инкарнации это сделать. - Что скажешь, Вениамин?
  Вениамин так напрягся, что его лицо мгновенно стало пунцовым.
  - Мне кажется, если человек безраздельно предан Богу, то он никогда не опустится до всего мерзкого, которого так много в нашей жизни. Это истину я усвоил, когда был приверженцем иудаизма. Но мне она кажется верной для любой религии, для любой философии. Только надо не повторять без конца об этом, а делать так, чтобы все, что внутри нас, было затронуто таким ощущением. К сожалению, это случается крайне редко.
   Вениамин замолчал и вопрошающе посмотрел на Елагина. Тот в ответ кивнул головой.
  - Считай, что получил зачет за свой ответ. Плотин говорит о том, что человек свободен, так как сам выбирает свое место в мире. Он может соединиться с Богом, а может и не соединиться. При этом большинство же остаются где-то посередине. Слушаю тебя, Игорь.
  Теперь напрягся Каракозов. Ему хотелось непременно выделиться своим ответом и тем самым привлечь внимание Златы. Впрочем, так было всегда в ее присутствии.
  - В одной книге, посвященной Плотину, я прочитал, что его учение о трех ипостасях, чем-то напоминает географическую карту. Человек должен определиться, в какой точки он будет пребывать. Мне кажется, что это самая главная наша задача - определиться, где же мы реально находимся и куда собираемся двигаться? Большинство людей даже не заморачиваются над этим вопросом, падают ли они вниз, возносятся вверх или всю жизнь тупо топчутся на одном месте. Причем, последних подавляющее большинство. Это и есть то страшное болото, в котором тонет человечество. Поэтому так легко многие из нас принимают все самое худшее, что есть в нашей жизни. Причем, они даже не осознают, что с ними происходит, им кажется, что они какими были, такими и остаются. Не случайно же Плотин писал о трех видах человеческой природы. Одни уподобляются животным и живут как животные, как будто у них есть только тело. Другие понимают, что у них есть душа, и пытаются обратить ее к чему-то более высокому, но, не зная истины, теряются в догадках и рано или поздно снова возвращаются к более низменным представлениям. И, наконец, есть люди, владеющие истинным знанием, им открыта дорога к созерцанию Единого, то есть, Бога. Я хочу сказать о том, что если человек понимает свою истинную сущность, то он может стараться как-то ее изменить или, в крайнем случае, не падать ниже. Тогда он способен более эффективно противостоять соблазнам, например, ради материальных благ не предавать своего учителя.
  Игорь поднял голову и встретился с глазами Елагина. Ему показалось, что учитель взволнован.
  - Игорь, у тебя все? - поинтересовался Елагин.
  - Да, Эрнест Викторович.
  - Спасибо, мне понравилось твое краткое выступление. Теперь же я хочу вам кое-что поведать. Буквально вчера стало окончательно известно, что уже подписан ряд приказов. Наш декан уходить на пенсию, вместо него назначается некто Леонид Жемга. Вместе с ним придут несколько преподавателей, включая Радугина Александра Селиверствовича. Думаю, вы все слышали об этом человеке. Это означает, что характер преподавания на факультете сильно изменится. Причем, уже вполне ясно, в какую сторону. Не знаю, сколько я продержусь, но я твердо решил, что подавать добровольно в отставку и уступать им позиции, не стану. Мне понадобятся соратники и единомышленники. Не скрою, что я рассчитываю на вас. Но в полном соответствии с философией Плотина, вы, как свободные люди, обладаете правом выбора. Каждый из вас самостоятельно решит, на чьей он стороне.
  Перед их уходом, Елагин неожиданно попросил Игоря ненадолго задержаться. Он попросил друзей подождать его на улице.
  Они прошли в кабинет. Из ящика письменного стола Елагин достал конверт и протянул Каракозову.
  - Это деньги, можно их назвать, вспомоществованием, - пояснил Елагин.
  - Эрнест Викторович, я не могу взять! - воскликнул Игорь.
  - Пожалуйста, не спорь. Это совсем небольшая сумма, но она будет тебе полезной. И пока я работаю на кафедре, каждый месяц ты будешь получать эти средства. На этом завершим наш диалог. Иди, тебя ждут друзья.
  Игорь направился к выходу из квартиры. Возле двери он неожиданно увидел Злату. У нее был немного непривычный вид, то ли слегка взволнованный, то ли слегка смущенный.
  Она сунула ему записку.
  - Прочти, когда будешь один, - шепнула она и убежала.
  
  30.
  Игорю просто до жути хотелось прочитать записку, но он решил, что сделает это только в спокойной ситуации в общежитии. Когда они вернулись домой, он закрылся в туалете и достал конверт с посланием. Почему-то он был уверен, что Злата написала ему длинное письмо, но оно состояло всего из одной строчки: "Буду ждать тебя завтра в 16.00 у памятника Пушкина. Злата".
  Он долго смотрел на ее имя, им владели смутные чувства. С одной стороны, он ощущал неведомый еще прилив счастья, с другой - опасение, что их встреча будет носить совсем не тот характер, о котором он столько времени мечтает. Из записки даже не понятно, это: деловая встреча или свидание?
  Игорь почти не спал всю ночь, Он не контролировал свои мысли, а они были исключительно о Злате и предстоящей с ней встрече. Это был какой-то бесконечный поток, который несся то в одну, то в другую сторону. Периодически он посматривал на время на телефоне, но оно двигалось с какой-то черепашьей скоростью, хотя обычно неслось, как реактивный самолет.
  Заснул Игорь только под утро, а когда встал и посмотрел на себя в зеркало, то ему стало страшно, - на него глядело измятое, как вынутая рубашка из стиральной машины, лицо. Так отвратительно он давно не выглядел; вот что значит, бессонная ночь. Когда Злата узрит его в таком виде, то сразу же пожалеет о назначенной встрече. Вот Андрей, он всегда смотрится замечательно свежо, даже после сильнейшей попойки. Непонятно, как ему такое удается. А вот у него подобного дара нет.
  В университете он в каждый перерыв между лекциями бежал в туалет и смотрелся в зеркало - не лучше ли стал он выглядеть. Постепенно он обрел свой нормальный вид, что его отчасти успокоило. По крайней мере, его внешность ее не отпугнет; он на это очень надеется.
  Так как мысли были почти целиком заняты Златой, он невнимательно слушал лекторов. Зато постоянно посматривал на часы в ожидании, когда настанет пора ехать встречаться со Златой.
  Игорь очень боялся опоздать, поэтому был у памятника Пушкину на десять минут раньше запланированной встречи. Но Злата его уже ждала. Она смущенно взглянула на него. Они поздоровались и замолчали, и пару минут так и стояли друг против друга. Каждый не решался первым заговорить.
  Это сделала Злата.
  - Даже не думала, что ты такой молчаливый, - вдруг улыбнулась она. - На семинарах у папы ты много говоришь.
  Игорь тут же почувствовал облегчение, он понял, что теперь ничего не мешает их общению.
  - Не знаю, с чего начать, - признался он.
  - Теперь знаешь? - спросила Злата.
  - Более или менее. Ты хотела со мной поговорить об отце?
  - Как ты догадался? - удивилась девушка.
  - Не знаю, вдруг пришло на ум.
  - Я, в самом деле, хотела поговорить о нем. Только пойдем, а то холодно стоять.
  Они тронулись с места, и тут случилось чудо - Злата взяла Игоря под руку. Он мечтал об этом с того мгновения, как увидел ее у памятника Пушкина, но не решался предложить. А тут она это сделала сама.
  - Я очень благодарна тебе, что ты пришел, - сказала Злата.
  - Я не мог не прийти, Злата, - ответил Игорь.
  - Да? - Она задумалась. - Но почему?
  Но на этот вопрос пока ему было трудно ответить вслух, хотя ответ у него был. Ему хотелось сказать, что об этой встрече он мечтает уже почти два года.
  - Ты же попросила меня. Как я могу тебе отказать.
  -Отказать можно всегда и любому.
  - Не всегда и не любому, - возразил он.
  Злата посмотрела ему в лицо и на мгновение отвернулась.
  - Меня беспокоит папа, - произнесла она таким тоном, словно говоря тем самым, что все, что было сказано до этого, не имеет никакого значения. - И я не знаю, как ему помочь.
  - А ему непременно надо помогать?
  - Да. Разве ты этого не понимаешь? - Злата удивленно взглянула на Игоря, и тот понял, что он сказал что-то не то.
  - Понимаю, - поспешно произнес он. - Это все из-за изменений на кафедре.
  - Не только, - задумчиво протянула Злата. - Хотя это имеет большое значение.
  - Но что же тогда? Поясни.
  Злата кивнула головой.
  - Мой папа необычный человек.
  - Мы это давно поняли.
  - Только не уверена, что до конца. Понимаешь, папа редкого типа человек, для которого главное - это те идеи, которые он исповедует. По этой причине в жизни у него было много разных конфликтов. Но я чувствую, как сейчас назревает самый главный из них.
  - Почему ты так думаешь?
  - Вижу по его настроению. Давно он не пребывает в таком мрачном состоянии духа. А недавно мы с ним обедали, и он почти ничего не ел. Я спросила: почему? Он сказал, что ему не до еды, он вынужден вступить в главную свою схватку.
  - Так он и сказал: в схватку?
  - Именно так и сказал. А он всегда тщательно выбирает слова. Он мне ни раз повторял: какие слова ты произносишь, то ты и делаешь в жизни.
  - Наверное, это так, - согласился Игорь.
  - Это так, - уверенно проговорила Злата. - Папа понимает то, чего не понимают другие. Я часто поражаюсь тому, что он говорит, это удивительные вещи, такого я ни от кого не слышала. Возможно, поэтому все люди мне кажутся дураками.
  - Включая меня?
  Злата ответила не сразу, при этом она не смотрела на Игоря, ее голова была опущена вниз.
  - Еще не знаю, Игорь, - услышал он ее тихий ответ. - Поэтому мне так сложно с вами.
  - С вами, это с кем? - поинтересовался Игорь.
  - С мужчинами, - слегка удивленно произнесла она. - Очень трудно найти того, кто хоть отчасти походит на моего отца. А другого я не хочу.
  Игорь ощутил себя так, словно бы натолкнулся на препятствие. Он даже остановился, и Злата немного ушла вперед. Она повернула голову к нему.
  - Ты чего остановился? - спросила девушка. - А, понятно, тебя огорчили мои слова. Извини, но по-другому не получается.
  Игорь догнал ее.
  - Ничего страшного, я должен был это предвидеть.
  - Это невозможно предвидеть, ни у кого не получается.
  - А были те, кто это пытался делать, до меня? - Игорь вдруг ощутил сильные уколы ревности.
  - Конечно, были. Мне уже почти двадцать лет.
  - Ты что-то хотела еще сказать о папе? - Ему захотелось хотя бы на время сменить тему.
  - Да. Я не знаю, как себя с ним вести. Если пустить все на самотек, это может плохо кончиться. После инфаркта у него сильно ухудшилось здоровье. И он может не выдержать... Ну, ты понимаешь чего.
  - Но почему ты думаешь, что все будет так плохо, что обязательно начнутся столкновения?
  - Это папа так думает, а он в таких вопросах не ошибается.
  Это был тот аргумент, на который у Игоря не нашлось возражений.
  - Предположим. Но что можно сделать в такой ситуации?
  - Папа надеется на вас, что вы станете его союзниками.
  - А ты?
  - А я в этом не уверена. Особенно по отношению к Андрею. Да и к Вене - тоже.
  - А ко мне?
  - Поэтому я тебя и пригласила.
  - Только по этому, - разочаровано протянул Игорь.
  Злата посмотрела на него, но промолчала.
  - Папа считает тебя самым талантливым, он даже говорит, что ты чем-то похож на него, Разумеется, в молодости.
  - Что это значит?
  - Точно сказать не могу, но папа часто говорит: есть люди, для которых идеи и принципы имеют значение, и все остальные, которым на них плевать. Он надеется, что ты из первых.
  Игорь подумал, что, наверное, сам не знает до конца ответ на этот вопрос. Он слишком сложный и ответственный, от него, возможно, будет зависеть вся его жизнь. Иногда устаешь от сложности мира, в котором живешь. Легко тем, кто не понимает, как в нем все запутано устроено.
  - Но даже, если это и так, что я могу сделать в конкретном случае?
  - Если не возражаешь, я снова отвечу словами папы.
  - Не возражаю, ты же его дочь.
  - Иногда мне кажется даже слишком. Папа говорит, что самая большая помощь, которую один человек может оказать другому, если он его не предаст. Любое предательство - это падение на самый низ. Жизнь же так устроена, что в ней все толкает к нему.
  Наверное, Эрнест Викторович прав, мысленно отметил Игорь. Только от этого как-то не легче.
  - Ты хочешь, чтобы я дал клятву, как Ганнибал? - спросил Игорь.
  - Нет. Я просто хотела тебе это сказать. Знаешь, Игорек. Я замерзла, пойдем, посидим в кафе.
   Деньги у Игоря были, как раз те, что вручил ему Елагин. Поэтому он взял девушку под руку и решительно повел в ближайшее кафе.
  Они сели за столик, официант принес меню. Каракозов взглянул на цены, и у него тут же екнуло внутри - одно блюдо здесь стоило столько, сколько он расходовал за три, а то и четыре дня. Но он решил не отступать.
  - Игорь, тут очень дорого, - вдруг произнесла Злата. - Может, пойдем в другое.
  - Нет смысла, Злата, тут в окрестностях все цены примерно такие же; это же центр. Деньги есть, заказывай.
  Злата с сомнением посмотрела на своего спутника.
  - Хорошо, я, в самом деле, проголодалась.
  Игорь невольно усмехнулся про себя; если Злата проголодалась, то он почти всегда голодный.
  Посетителей в кафе было немного, и официант быстро принес заказ. Какое-то время они ели почти молча. Внезапно Злата отодвинула от себя пустую тарелку.
  - Я еще кое о чем хотела с тобой поговорить. - Ее голос прозвучал как-то странно, он был непривычно неуверенным.
  Игорь посмотрел ей в лицо, оно так же отражало нерешительность.
  - Да, я решила с тобой поговорить, - уже гораздо уверенней произнесла Злата. - Я решила, что скажу тебе все, что хотела. И будь, что будет.
  Игоря охватило вдруг такое волнение, что рука с вилкой задрожала и несколько раз ударила о тарелку. Раздался громкий звон.
  Злата удивленно посмотрела на него.
  - Что с тобой?
  - Все нормально. Я тебя слушаю. - На всякий случай он положил вилку на стол.
  Злата вдруг выпрямилась на стуле, и, как показалось ему, с вызовом посмотрела на него.
  - Ты должен знать, ты мне понравился с первой нашей встречи. Когда я тебя увидела, то сказала себе, что, возможно, этот парень именно тот, кого я искала. Разумеется, я не была до конца в этом уверенна, понадобилось какое-то время... - Девушка замолчала. - Впрочем, его, как оказалось, было нужно совсем немного. К тому же папа помог.
  - Как? - пересохшими губами спросил Игорь.
  - Вскоре, после того, как начались семинары, однажды я спросила его о том, что он думает о каждом из вас. Он стал делиться своими впечатлениями. Не стану говорить про других, скажу только о тебе. Папа сказал, что ты не просто самый способный из вашей троицы, а только у тебя по-настоящему философский ум. Из тебя может выйти нечто большое, если станешь к этому стремиться. В тот момент я сделала свой выбор. Нет, не совсем так, выбор я сделала раньше, а тогда я окончательно убедилась в его правильности. И стала ждать.
  - Чего?
  - Как чего? - удивилась Злата. - Ты же мужчина, должен был сделать первый шаг, пригласить на свидание. Я ждала это каждый раз, когда вы приходили к нам домой. А ты все не приглашал.
  Игорь почувствовал, как стало жарко внутри. Как же он мог быть таким слепым, как мог себя так глупо вести?
  - Я не был уверен, что ты примешь мое приглашение, - пробормотал он. - Да и Венька с Андреем тоже были в тебя влюблены. И я не знал, кому из нас ты отдаешь предпочтение. К тому же ты приняла приглашение Андрея пойти с ним на свидание.
  - Да, приняла, - подтвердила Злата, как-то странно смотря на него. - Я это сделала от отчаяния, мне надоело ждать, когда ты проявишь инициативу. Но я с самого начала знала, что ничем наше с ним свидание не кончится. А сейчас я решила, что пора взять эту инициативу в свои руки. Иначе мы с тобой все упустим. А я это не могу допустить.
  Игорь накрыл своей ладонью ладонь Златы. Он удивился тому, какая горячая у нее рука.
  - Злата, я самый большой идиот в мире. Очень прошу, прости меня.
  - Тебе не надо просить у меня прощения, я принимаю тебя такого, какой ты есть. Я понимала, что тебе не просто строить отношения со мной: я дочка известного в мире ученого, профессора, доктора наук. Наверное, тебе казалось, что вокруг моей головы постоянно висит нимб.
  - Что-то вроде того, - признался Игорь.
  - Я тебе с самого начала хотела сказать, что все это глупости, что между нами нет никакого расстояния. Мы совершенно равны. Но как-то все не получалось, ведь мы почти не оставались наедине.
  - Я тоже сильно страдал от этого, мне так хотелось, чтобы рядом с нами никого бы не было. Но это случалось и редко, и ненадолго.
  Злата о чем-то задумалась.
  - Любовь - это когда, кроме тебя и любимого больше никого не нужно, - произнесла она. - Я бы хотела, чтобы мы оказались на острове, где кроме нас больше никого нет. - Она на мгновение замолчала. - Нет, это невозможно.
  - Почему? - не без обиды поинтересовался он.
  - Я должна быть еще с папой, ему без меня плохо. Если я не буду следить за его здоровьем, это может плохо кончится. Особенно сейчас, когда он весь на нервах.
  - Ладно, пусть нас будет трое, - согласился Игорь.
  Они одновременно засмеялись.
  - Мы поели и согрелись, можно уходить, - сказала Злата.
  Они вышли из кафе. Погода ничуть не улучшилась, но Игорь уже не обращал на нее ни малейшего внимания. Он был настолько счастлив, что с трудом верил, что это все происходит действительно с ним.
  - Мне надо домой, - немного грустно произнесла Злата. - Скоро вернется папа, нужно накормить его. Он сам вполне может обойтись без еды.
  Игорь, соглашаясь, кивнул головой.
  - Но ведь мы скоро снова встретимся.
  Злата не без лукавства взглянула него.
  - А уж это целиком зависит от тебя. Я свою часть работы выполнила.
  Игорь вдруг резко остановился, прямо посреди улицы прижал к себе девушку и стал целовать ее губы. Злата не возражала.
  Они забыли о времени. Вдруг Злата слегка отодвинулась.
  - Игорек, мне, в самом деле, пора.
   - Я люблю тебя, - сказал он.
  - И я тебя очень, очень люблю. - Она освободилась из его объятий и поспешила к метро. Он провожал ее взглядом до тех пор, пока она не исчезла в вестибюле.
  
  32.
  Счастье, которое испытывал Игорь, невозможно было выразить словами. Оно переполняло его, грозило в любое мгновение выплеснуться наружу, и он не без труда сдерживал этот напор. Неужели это возможно, Злата любит его, желает быть с ним. То, о чем он так долго и страстно мечтал, сбылось. В это даже трудно поверить, но это есть на самом деле. Какой же он был осел, что так долго ждал этого события, столько страдал от того, что сомневался, что Злата может испытывать к нему чувства. Если бы он был проницательней и смелей, они давно были бы вместе. И те тяжелые переживания, которые наполняли его с того момента, когда он впервые увидел ее, его бы все это время не мучили. Это урок на всю его жизнь, надо быть более уверенным в себе. Вот как Андрей.
  Игорь задумался. Нет, он не желает походить в этом плане на друга, его уверенность проистекает из совсем других источников. Андрей не хочет настоящих чувств, он во всем ищет исключительно удовольствия. Вот и его, так называемая любовь к Злате, базировалась на тех же сомнительных основаниях. Единственное отличие состояло в том, что он почувствовал необъяснимое и непреодолимое притяжение к девушке. Он поддался ему и получил заслуженный отпор.
  Их же отношения совсем другие, они основаны на глубоком внутреннем родстве. Он ощутил такое единение едва ли ни при первой их встречи. Разумеется, в тот момент он этого не понял, просто внутри него раздался какой-то щелчок. И только постепенно стал все глубже понимать, что же его связывает с ней.
  Хотя, если честно, даже после их объяснения, многое ему остается неясным. Эта слишком сильная духовная связь, чтобы познать ее во всей глубине и многообразии так быстро. На это потребуется немало времени. Но это же и замечательно; плохо, когда двое с самого начала все знают и понимают друг о друге. Обычно такие отношения долго не продержатся. Ведь главное в них - это познание другого как самого себя; если в любви не присутствует такой компонент, то нет и самой любви, а есть только один из ее заменителей. А он никогда не бывает долговечным. А вот у них не так, он не сомневается, что их чувства надолго, и будут сопровождаться постоянным и углубленным познанием им ее, а ей - его. И этому процессу не будет конца.
  Это вовсе не означает, что между ними не будет чувственной стороны. Игорь снова вспомнил Абеляра и Элоизу; несмотря на духовную близость, они в полной мере познали и физическую сторону любви. И у них со Златой будет точно так же. Сколько раз в своих мечтах он занимался с нею сексом, овладевал ею, доставлял и получал сам огромное наслаждение. И теперь не сомневается, что так оно все и случиться; это всего лишь вопрос времени.
  Все было бы очень замечательно, если бы ни один нюанс - Игорь никак не мог решить - надо ли говорить о том, что произошло между ним и Златой своим друзьям? Этот вопрос мучил его, нарушил то состояние счастье, в котором он пребывал. Он ничуть не сомневался в том, что весть о том, что они теперь вместе, Андрей и Вениамин встретят негативно. Они сочтут, что он нарушил их клятву вести по отношению к девушке честную игру. Правда, потом они решили, что каждый имеет право на самостоятельность в этом вопросе.
  И все же Игорь сильно сомневался, что друзья благожелательно отнесутся к этой новости. Мало, что изменит и то, что это Злата первой проявила инициативу. И даже первой призналась в любви к нему. Но на них эти аргументы вряд ли подействуют, они непременно обвинят его, что он повел себя неправильно. В таких вопросах разум затмевают чувства, которые и диктуют поведение.
  Он, Игорь, боится, что новая ситуация может сильно повлиять на их дружбу. А ему этого очень не хочется; других друзей у него нет. Без них в его жизни появится пустота, которую даже Злата вряд ли сумеет полностью заполнить. Отношениями с женщиной все же нельзя целиком заменить отношениями с мужчинами; это все же совсем другое.
  Но что ему делать, как поступить? Игорь без конца задавал себе эти вопросы, но удовлетворяющих его ответов не находил. Он приближался к общежитию, уже показалось его здание, а по-прежнему не представлял, как себя вести. Но почему люди так редко радуются чужому счастья, наоборот, чаще всего воспринимают его в штыки. А то, что они все трое влюблены в одну девушку, только усугубляет положение, делает его просто взрывоопасным.
  Особенно эта опасность сильна со стороны Андрея; он не любит скрывать свои чувства, ему гораздо легче выплеснуть их наружу. Вот Вениамин может смолчать, но затаить обиду на какое-то время, пока она, как нарыв, однажды не прорвется. Так уже бывало несколько раз. А как жить в такой накаленной атмосфере?
  Игорь вошел в общежитие, так и не приняв никакого решения. Он открыл дверь своей комнаты и увидел, как радостно встречают его Андрей и Вениамин. И понял, что, по крайней мере, сейчас ничего им не скажет.
  
  33.
  Если раньше дни тянулись, то медленно, то быстро, то сейчас они пролетали, как курьерский поезд. По утрам Игорь вскакивал с постели, что-то, не разбирая вкуса, съедал, а затем с нетерпением ждал, когда его друзья окажутся готовы идти в университет. Ему не терпелось там оказаться.
  Но в университет Игорю хотелось приехать как можно скорее вовсе не для того, чтобы погрузиться в учебный процесс. Это был первый этап на пути его свидания со Златой. И с нетерпением ждал, когда он закончится, то есть, отзвенит последний звонок, и он, Каракозов, окажется свободен. Правда, это не означало, что теперь можно лететь на встречу, нужно было дождаться, когда кончатся дела у девушки, и она ему позвонит. Вот тогда уже не будет препятствий для совместного времяпрепровождения.
  Обычно они гуляли, когда уставали или проголодались, заходили в кафе, обычно дешевое, так как денег было у них мало. Точнее, у Игоря, так как он не позволял расплачиваться за них своей спутнице. Хотя Злата периодически делала такие попытки, но он их пресекал на корню. Игорь считал, что платить по счетам - это привилегия и одновременно обязанность мужчины. И свято соблюдал этот принцип. Правда, иногда его несколько смущало то обстоятельство, что в таком случае они вынуждены питаться в не самых лучших заведениях. А Злата привыкла есть хорошую пищу. Если бы он позволил ей вносить свою лепту в оплату заказов, они бы кормились несколько получше. Но он гнал такие мысли, а Злата никогда не жаловалась на то, что им подавали.
  Впрочем, это было на самом деле мелочи, на которые даже не стоило обращать внимания. Главное заключалось в другом - а именно в том, что они проводили много времени вместе. При этом почти не умолкали ни на минуточку. Они даже сами удивлялись, сколько же у них для разговоров тем. Казалось, что они никогда не иссякнут. Причем, они появлялись обычно сами, без усилий с их стороны. Это чем-то напоминало чудо, когда все возникало само собой, как по мановению волшебной палочки. Пару раз они даже обсуждали этот феномен, но к какому-то окончательному выводу так и не пришли. Зато согласились с тем, что это просто замечательно; возможно, какие-то высшие силы покровительствуют их отношениям и делают все, чтобы они развивались органично.
  Впрочем, иногда разговоры все же смолкали, но не для того, чтобы начать поиски новых тем, а для поцелуев. Целовались они много и страстно; в такие минуты оторвать их друг от друга было так же сложно, как прибитую доску большими гвоздями от стены.
  Это было и счастье, и блаженство и что-то еще, чему название пока не придумали. Они погружались в эту бездну так глубоко, что для того, чтобы выбраться из нее им требовались немалые усилия. А делать это приходилось при расставании; Игорь отправлялся в общежитие, Злата - к себе домой.
  Обычно он приходил, ложился, закрывал глаза и прокручивал киноленту того, что только что между ними было. Андрей и Вениамин не могли не заметить перемены в поведение третьего жильца комнаты, и, разумеется, подступали с вопросами, но Игорь не поддавался искушению давать обстоятельные на них ответы. А предпочитал просто отмалчиваться.
  Это был самый неприятный момент, снижающий градус эйфории, в которой он почти непрерывно пребывал. Игорь никак не мог решиться рассказать друзьям, в чем подлинная причина его загадочного поведения. Хотя желание это сделать, словно хищный зверь, буквально терзало его. Но он продолжал бояться реакции приятелей на свое признание. Хотя рано или поздно оно неизбежно; а то, что неизбежно, лучше всего, когда происходит раньше. Но этот довод никак не мог поколебать его нерешительность. Как было бы здорово, если не надо было ничего и никому рассказывать. То, что происходит между ним и Златой, касается только их двоих. И даже самым близким людям, лучше ничего не знать. По крайней мере, так будет спокойней всем. Но Игорь ясно сознавал, что однажды все вылезет на поверхность. И что тогда будет? Об этом не хотелось и думать.
  Но это была только одна часть жизни, была и другая, которая протекала в университете. А там ничего особенного пока не происходило. Декан, несмотря на то, что было официально объявлено об его скором уходе, по-прежнему занимал свой пост, Елагин раз неделю читал лекцию - и все так же после нее тут же исчезал. В какой-то момент Игорю стало казаться, что все опасения о возможных переменах сильно преувеличены, в ближайшем будущем вряд ли что-либо случиться.
  Это успокаивало, никаких перемен ему сейчас не хотелось, так как они неизбежно стали, пусть даже частично отвлекать его от отношений со Златой. А он желал только одного - погрузиться в них целиком.
  Как ни странно, Игорь даже потерял отчасти интерес к Елагину. А с ним явно что-то творилось, он становился все больше не похожим на самого себя. Еще совсем недавно Игоря это обстоятельство сильно бы обеспокоило, непременно захотелось бы узнать, чем же вызваны такие изменения. Но сейчас он довольно безучастно смотрел на профессора, а когда тот покидал аудиторию, быстро о нем забывал.
  С Игорем произошла какая-то странная метаморфоза, в его сознании Злата отделилась от своего отца и теперь жила своей автономной жизнью. Игоря это немного удивляло, раньше дочь и отец для него были почти одним целом. По крайней мере, он их мало разделял. А вот теперь в его представлении они сильно отдалились друг от друга.
  Так протекало для Игоря время. Хотя слово "протекало" было не совсем точным, его не отпускало ощущение, что хотя оно и неслось стремительно, но при этом словно бы остановилось, замерло в какой-то точке. Он хотел, чтобы такое состояние продолжалось как можно дольше, так как не был уверен, что если однажды все изменится, то изменится к лучшему.
  Тот день он запомнил хорошо и надолго. Когда Игорь с некоторым опозданием вошел в аудиторию, то к его удивлению лекция еще не началась, так как преподавателя не было в на своем привычном месте. Зато среди студентов царило непривычное оживление, все переговаривались друг с другом, от чего в зале стоял неясный гул.
  Игорь занял свое место, рядом сидела староста группы, он спросил у нее, почему не началась лекция, и вообще, что тут происходит?
  Игорю было известно, что старосте группы он нравился, она всегда, когда была возможность, старалась сесть поблизости от него. Но такое внимание с ее стороны его нисколько не волновало; во-первых, его сердце было целиком занято Златой, во-вторых, она была очень некрасивой, а потому не возбуждала в нем даже минимального мужского интереса.
  Староста шепотом поведала, что сегодня уволился декан факультета. И все обсуждают эту новость и то, что будет теперь.
  - А нового декана фамилия случайно не Жемга? - спросил Игорь.
  Староста с изумлением посмотрела на него.
  - Да, Жемга. А тебе, откуда известно? - поинтересовалась она.
  - Слышал случайно, - неопределенно ответил он. И подумал, что, кажется, началось то, о чем в свое время предупреждал их Елагин.
  Однако в следующие две недели ничего существенного не происходило, если не считать короткой встречи нового декана со студентами. Он произнес небольшую речь, в которой пообещал сохранить в неприкосновенности учебный процесс. Это заявление обрадовало Игоря, но насторожили слова о том, что на факультете в скором времени появятся новые преподаватели. Одно с другим как-то не очень вязалось.
   С другой стороны, ничего особенного в этом не было, новые преподаватели появлялись регулярно. Некоторые быстро уходили, некоторые оставались, но ничего принципиального в преподавании не менялось. Но сейчас, в том, что будет то же самое, Игорь не был уверен. Плохие предчувствия не отпускали его.
  Впрочем, в какой-то момент они стали немного ослабевать, так как перемены пока смене декана закончились. И в целом все продолжалось, как и раньше.
  То, что опять что-то случилось, Игорь узнал точно так же, как и в первый раз. Он вошел в аудиторию и сразу понял, что снова что-то не то - по ней катился точно такой же непривычный гул.
  Источником информации стала все та же староста. Она сообщила, что уволилась сразу целая группа преподавателей. Игорь почувствовал волнение и спросил: есть ли среди них Елагин? Елагина не оказалось, и Каракозов ощутил некоторое успокоение. Если Елагин остался, то может быть, не все так печально?
  Но после увольнения целой группы преподавателей, некоторые из которых проработали на кафедре много лет, обстановка на факультете стала быстро меняться. В первую очередь изменились многие акценты в преподавание предметов, иной стала стилистика их изложений. Игорь решил, что для него будет самым лучшим, если он пока присмотрится к этим переменам. А уж затем определит свое к ним отношение.
  Однажды во время очередного свидания со Златой, перед тем, как для них наступил грустный момент прощания, девушка вдруг сказала, что его хочет видеть ее отец. Почему-то это желание Елагина сильно удивила Игоря, он уже немного отвык от общения с ним, так как в последнее время они никаких контактов между ними не было.
  - И когда Эрнест Викторович хочет меня видеть? - спросил Игорь.
  - Мы можем поехать прямо сейчас, отец тебя ждет, - несколько огорошила его Злата таким стремительным развитием событий.
  Они вошли в столь знакомую Игорю квартиру. Злата провела его в зал, где некогда проводились семинары.
  - Ты тут посиди, а я узнаю, готов ли папа тебя принять? - сказала девушка.
  Игорь остался один. Он чувствовал себя неловко. Во-первых, он привык тут бывать втроем, вместе со своими друзьями. Во-вторых, он не понимал, зачем его пригласил хозяин квартиры. И в-третьих, Игорь не знал, догадывается ли Елагин об его отношениях с Златой? И если ее отцу это известно, то, как ему, Игорю, себя с ним вести?
  Появилась Злата, вид у нее был немного то ли странный, то ли смущенный, то ли задумчивый.
  - Иди, папа ждет тебя. И очень прошу, ничему не удивляйся.
  Елагин сидел в кабинете за своим массивным письменным столом. Нельзя сказать, что вид у него был болезненный, но и здоровым назвать его было трудно.
  - Рад тебя видеть, Игорь. Садись, - поприветствовал вошедшего Елагин.
  Игорь сел и выжидающе посмотрел на учителя.
  - Известно ли тебе, что происходит на кафедре? - спросил Елагин.
  - Не слишком много, Эрнест Викторович. Знаю, что многие преподаватели уволились. Но вы, кажется, остались.
  - Вот об этом и хотел с тобой поговорить. Хотя не только об этом.
  - Я весь во внимании.
  - Хочу, чтобы ты знал, на кафедре произошли принципиальные перемены. Возможно, вы, студенты, их еще не очень ощущаете, но поверь, совсем скоро увидите, как все резко изменится.
  - Но что именно?
  - Ты разве еще не понял? - удивленно посмотрел на Игоря Елагин. - Вас станут учить совсем другому и по другому. Вас станут превращать в солдат государства. Как ты понимаешь, я в этом участвовать не намерен.
  - Значит, вы тоже уволитесь?
  - Не совсем. Формально я не увольняюсь. Меня давно приглашали прочесть цикл лекций по философии неоплатонизма в университете Калифорнии. Я отказывался, а теперь согласился, и буквально через пару дней уезжаю на два месяца. Пока контракт на такой срок - это что-то вроде тестирования меня. - Елагин замолчал, Игорь тоже не говорил ни слова, он ждал продолжения. - Я должен кое-что тебе еще сказать. Наверное, ты мысленно спрашиваешь меня о том, почему я не остаюсь и не начинаю борьбу на кафедре? Я угадал?
  - Я, в самом деле, подумал об этом, - признался Игорь.
  - Это закономерный вопрос, который я задаю и сам себе. Если бы это случилось раньше, я бы непременно вступил в борьбу. Но сейчас я не чувствую, что у меня есть на это силы. Болезнь подкосила меня. К тому же Злата категорически настаивает, чтобы я ничего такого не предпринимал, так как это опасно для моего здоровья. Я дал ей обещание. Но и оставаться не могу, не могу смотреть на эту вакханалию. Ты еще не знаешь, что уже принято решение, что здесь станет преподавать Радугин. Думаю, тебе известно имя этого человека?
  Игорь кивнул головой, о Радугине он слышал, но до этого момента не вникал в его взгляды и представления.
  Елагин словно прочитал его мысли.
  - Теперь тебе предстоит с ним близко познакомиться, - проговорил он. - Рано или поздно тебе придется сделать непростой выбор - оставаться на факультете или куда-то перевестись. Но торопиться не советую; если что-то и следует предпринять, то только приняв твердое и осмысленное решение. А оно возникнет тогда, когда почувствуешь, что по-другому поступить уже невозможно.
  - Я так и поступлю, - пообещал Игорь.
  Какое-то время в кабинете повисла пауза.
  - И еще на одну тему я хочу с тобой переговорить, - услышал Игорь голос учителя.
  - Слушаю, Эрнест Викторович.
  - Она немного деликатная, но заранее прошу прощение, если скажу что-то не то.
  Невольно Каракозов напрягся.
  - Вы мой учитель, я готов выслушать от вас все, что угодно, - сказал он.
  - Хорошо, если так. - Впервые на лице Елагина промелькнула что-то подобие улыбки. - Мне известно о ваших отношениях с Златой. Она мне сама рассказала о них. И я этому рад, мне кажется, вы гармоничная пара.
  - Спасибо, Эрнест Викторович, я очень Злату люблю.
  - Прошу тебя, пока меня не будет, насколько сможешь, оберегай ее.
  - Даже не сомневайтесь, сделаю все, что в моих силах.
  - Я верю, - кивнул головой Елагин. - И поэтому у меня есть к тебе предложение. На тот период, что я буду в отъезде, почему бы тебе не пожить здесь.
  - Где здесь? - от неожиданности предложения Игорь в первое мгновение даже не сообразил, о чем идет речь.
  - В этой квартире. Она большая, места хватит. К тому же потренируетесь, каково это совместное проживание. Поверь, оно сильно отличается от прогулок под луной.
  Игоря понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя и осознать всю революционность этого предложения.
  - А Злата согласна? - неожиданно для самого себя спросил он.
  - Злата согласна, - улыбнулся Елагин. - А ты?
  - Я? Конечно, я согласен. Просто как-то очень все неожиданно.
  - Надеюсь, эта неожиданность приятная?
  -Даже не представляете, насколько?
  - Немного все же представляю. Но в данном случае не это главное. - Елагин ненадолго задумался. - Полагаю, что на данный момент я тебе все сказал, что намеревался. Можешь возвращаться к Злате.
  - Спасибо за все, Эрнест Викторович. - Игорь поспешно встал, внутри у него все горело от желания как можно скорее увидеть Злату и обсудить с ней новую ситуацию.
  - Да, Игорь, еще одну секунду - уже у дверей остановил Каракозова голос Елагина. - Попрощайся от моего имени с Андреем и Вениамином. Они прекрасные ребята.
  - Я знаю, Эрнест Викторович.
  - Только философов из них не получится. Но так ли это важно, - добавил Елагин.
  
  34.
  Злата вызвалась проводить гостя до метро. Некоторое время они шагали молча. Игорь очень хотел, но все не решался начать разговор.
  - Папе сейчас очень трудно, - вдруг первой проговорила Злата.
  - Я это прекрасно понимаю, - тут же отозвался Игорь.
  - Нет, не понимаешь. Один человек никогда не понимает другого.
  Эта категоричность заявления девушки огорошила Игоря.
  - Мы тоже не понимаем друг друга?
  Теперь немного смутилась Злата.
  - Понимаем, но все же не до конца. Что-то все равно остается непонятым. К тому же мы исключение из правила. Ты так не считаешь?
  - Считаю, - согласился он. - Но так уж устроен мир, каждый остается загадкой для другого. Зато интересно ее разгадывать.
  Злата внимательно посмотрела на своего спутника и кивнула головой.
  - Не представляю, как он будет там жить один, - вдруг глухо произнесла она.
  - Эрнест Викторович взрослый человек, справится. Да и всего два месяца. Тем более, как я понял, для него там создаются хорошие условия.
  - Это так, но папа совсем не привык заниматься бытом. Он целиком на мне. А кто там ему будет помогать?
  - Жизнь заставит заниматься делами, которые он тут не делает. Не вижу причин, почему он с ними не справится.
  - Ты так думаешь? Возможно, ты прав. И все же мне очень тревожно.
  - Да, да, я понимаю, - поспешно проговорил Игорь. Ему не хотелось об этом говорить, сейчас его гораздо больше волновала другая тема. Он скосил глаза на Злату. - Эрнест Викторович сказал мне, точнее, предложил, что пока он будет в отъезде пожить в вашей квартире, - произнес он.
  Злата, как ему показалось, абсолютно спокойно посмотрела на него.
  - И что ты ответил папе?
  - Я согласился, - слегка запинаясь от волнения, произнес Игорь. - Если честно, меня сильно удивило предложение твоего отца.
  - Это предложения не отца, это мое предложение. Точнее, я попросила папу озвучить его.
  - Твое предложение? - изумился Игорь.
  - А что тебя удивляет? - Злата сделала короткую паузу. - Мне хочется, чтобы это время мы жили бы вместе. Как муж и жена. Если ты, конечно, не против.
  - Я только за! - горячо проговорил он. - Я этого очень тоже хочу. - Внезапно Игорь замолчал.
  - Что такое? - обеспокоенно спросила девушка. - Тебе что-то не нравится?
  - Мне все очень нравится, только...- Он замолчал.
  - Что только? Пожалуйста, говори все как есть.
  - Я подумал, что мне придется все объяснить Андрею и Веньке. Я им ничего не говорил о наших отношениях. А тут сразу переезд к тебе.
  - Боишься, что они это плохо воспримут?
  - Боюсь, что да. Они будут меня ревновать к тебе.
  - Тогда останься с ними. - В голосе Златы прозвучала насмешка.
  - Об этом не может быть и речи! - решительно проговорил Игорь. - Я перееду в тот же день, когда ты скажешь. Просто предстоит не самый приятный разговор. Но по-другому не получится.
  - Мне жаль, что из-за меня ваши отношения могут пострадать.
  - Совсем не из-за тебя, а из-за их зависти, - возразил Игорь. - Если отношения пострадают, то я выбираю тебя. - Впереди показалась станция метро. - Пришли, - с грустью констатировал он. - Мне никогда не хочется с тобой расставаться.
  - Совсем скоро это будет не нужно.
  Игорь ощутил прилив счастья. А ведь, в самом деле, так оно и будет. Даже в самых смелых своих мечтах он не мог представить, что они станут жить вместе. Когда-нибудь, да, но не сейчас.
  Перед расставанием несколько минут они целовались. И когда Игорь спускался по эскалатору на перрон метро, то думал о том, что уже через несколько дней они смогут целоваться столько, сколько им захочется. Хоть целый день. И одними поцелуями дело не обойдется.
  
  35.
   Игорь с тяжелым сердцем переступил порог комнаты, в которой провел столько счастливых дней. Вениамин, как обычно, что-то читал, Андрей смотрел какое-то видео на телефоне. Когда он вошел, они ту же оставили свои занятия.
  - А мы уж думали, ты не придешь! - воскликнул Стахеев. - И где только все время пропадаешь? Даю руку на отсечение, что загулял. Колись, кто она:
   - В самом деле, Игорь, пора рассказать обо всем своим друзьям, - поддержал его сын раввина.
  Игорь сел на свою кровать. Внутри него словно стоял ком, который задерживал слова. Но он знал, что должен его удалить и все рассказать.
  - Это я и хочу сделать, - сказал Каракозов.
  - Мы все во внимании, - произнес Стахеев. - Лично я весь в предвкушении от твоего рассказа.
  - Извините, ребята, я должен был вам все это раньше сказать, но не решался.
  - Неужели ты предал Родину? - засмеялся Андрей.
  - Это совсем другое, - серьезно ответил Игорь.
  - Давай завершай предисловие и принимайся за основное повествование, - предложил Стахеев. - И без того мы в нетерпении.
  Игорь кивнул головой. Он все до конца никак не мог собраться с духом.
  - Прошу, выслушайте меня, не перебивая, а затем говорите, что хотите.
  - Веня, это серьезно, - посмотрел Стахеев на Вениамина. - Неужели собрался жениться. Такого мы от тебя не ожидали. Молчим и слушаем.
  Игорь сглотнул слюну. Все это время он мучительно думал, с каких слов ему начать.
  - У меня роман со Златой. Уже почти месяц мы с ней встречаемся. Это случилось неожиданно для меня. Вы знаете, как сильно она мне нравилась, но говорю, как на духу: я помнил обещание, которое мы все дали, и не предпринимал никакой инициативы. Злата сама позвала меня на свидание, и призналась, что я давно ко мне не равнодушна. С этого момента все и закрутилось.
  Игорь замолчал, и в комнате повисла мертвая тишина, так как никто больше не говорил, все лишь смотрели друг на друга.
  - Вот это дела! - вдруг присвистнул Стахеев. - А мы с Венечкой ни сном, ни духом. Правда, Веня?
  - Правда, - подтвердил сын раввина.
  - Но это не все. - Игорь решил, что будет лучше, если как можно скорее он выложит все остальное.
  - Не все, есть что-то еще, - вылупил на него глаза Андрей. - Она ждет ребенка? Или сразу двоих? Становится все интересней прямо с каждой минутой. Ты согласен, Вениамин?
  Вениамин только кивнул головой, при этом он не спускал взгляда с Каракозова.
  - Пару дней назад меня пригласил к себе домой Эрнест Викторович. И сказал, что уезжает на два месяца преподавать в Америку. Он просил меня от его имени попрощаться с вами. И еще, предложил мне, пока его не будет в Москве, пожить в их доме.
  - Это как прикажешь, понимать? Жить вместе с Златой? - спросил Андрей.
  - Да, - подтвердил Игорь. - Сегодня Злата сообщила, что Эрнест Викторович улетел, и я могу переезжать к ним. Я пришел за вещами. Два месяца меня тут не будет.
  Теперь пауза длилась очень долго, Игорю даже показалась, что она никогда не кончится. Но он ошибался.
  - Что ж, подведем некоторые промежуточные итоги, - проговорил Стахеев. - Мне почему-то кажется, что они неутешительные. Веня, ты как думаешь?
  - Я с тобой согласен, Андрюша, - подал голос почти все время молчавший Вениамин.
  - Итак, подытожим, что мы имеем в осадке. Наш близкий друг, если кто-то забыл, то его зовут Игорь, обещал, что не станет заводить шашни со Златой в тайне от нас. Все будет абсолютно честно и прозрачно. Кстати, именно так мы себя и вели. Когда я пригласил ее на свидание, то сразу объявил вам об этом. Так или не так, Игорь?
  - Так, - подтвердил Игорь.
  - И в тот же вечер честно сказал, что мне ничего не светит. А как поступил наш друг, если кто-то уже забыл, то его зовут Игорь. Месяц втайне от нас встречается с Златой, и скрывает эти отношения. А ведь мы так не договаривались. Не знаю, как ты, Веня, а по мне так это самое настоящее предательство нашей дружбы.
  - Согласен, - произнес Вениамин.
  - Слышишь, Игорь, мы достигли полного согласия по поводу твоего поведения. Ты предал нашу дружбу, в которую мы верили, как правоверный в Аллаха. И как нам теперь к тебе относиться? Вряд ли мы сможем отныне называть тебя нашим другом.
  Внезапно Игоря охватило сильное раздражение.
  - Послушайте, да, я поступил не очень правильно. Но так возникли обстоятельства. Злата первая пошла на сближение. Я много раз хотел вам все рассказать, но не решался из-за боязни именно такой вашей реакции. Но ведь ничего особенного не случилось, я, как считал, так и считаю вас своими самыми близкими людьми. Почему мои отношения с Златой должны нарушить нашу дружбу?
  - Не понимаешь? - посмотрел на него Андрей.
  - Представь себе, не понимаю.
  - Очень жаль. Если человек дал обещание, особенно в таком деликатном вопросе, то просто обязан его соблюдать. А если он этого не делает, то веры к нему нет никакой.
  - А по-моему, все объясняется иначе.
  - И как?
  - Ревностью и завистью с вашей стороны. А все разговоры о предательстве - только их прикрытие.
  - Вот значит, как ты все расценил, - процедил сквозь зубы Стахеев.
  Игорь посмотрел на него; таким Андрея он еще не видел. Кажется, он, в самом деле, все воспринимает на полном серьезе. Выходит, несмотря на неудачу, его чувства к Злате не прошли.
  - Веня, ты скажи, - обратился к нему Игорь.
  - А что я могу сказать, я согласен с Андреем. Не ожидал, что ты так можешь поступить. Я тебе верил, как себе.
  - Мы оба тебе так верили, - произнес Стахеев. - Поступай, как хочешь, ты нас больше не интересуешь. - Он демонстративно отвернулся и лег на кровать. Такую же позу занял и Вениамин.
  Некоторое время Игорь сидел неподвижно, соображая, как ему поступить в такой ситуации. Затем решительно встал, подошел к шкафу и стал вынимать оттуда свои вещи.
  
  36.
  Татьяна все чаще ловила себя на мысли о том, что запуталась в ситуации. Это было тем более странным, что муж лежал в коме и потому никак не участвовал в ее жизни. Вернее, принимал участие, но оно было совершенно пассивным. Но как раз по этой причине она чувствовала, как уходит почву из-под ее ног.
  Татьяна не могла избавиться от мучившего ее ощущения, что она проиграла главную партию своей жизни. Все оказалось в ней не так. И дело даже не в измене мужа, а в том, что это была с его стороны не просто очередная интрижка, которых всегда много у мужчин, а нечто принципиально иное. Это был уход Игоря от нее. И не важно, что формально он оставался с ней; то было его иллюзорное присутствие, а в реальности он был с этой актрисой. Более того, даже когда он не был с Виолеттой, а был, со своей законной женой, его все равно не было рядом, Дело заключалось не только в этой женщине, все было гораздо сложней и глубже - Игорь пребывал в другом мире, куда ей нет доступа.
  Нельзя сказать, что она раньше такого не ощущала, но это чувство не мешало ей жить с мужем. Оно почти не играло никакой роли; так, появлялось иногда в сознании легким облачком и так же быстро и незаметно исчезало из него.
   До самого последнего времени Татьяна была уверенна, что целиком контролирует их совместную жизнь. Ведь то, что он стал губернатором, в большой степени ее заслуга. С той самой минуты, когда они стали мужем и женой, она направляла и руководила его политической карьерой. Разумеется, в немалой степени в этом ей помогал отец, но и ее роль была отнюдь немаленькая. Ведь это она просила его предпринять те или иные шаги, которые должны были продвигать Игоря. Все это время жила в полной уверенности, что муж понимает ее заслуги и благодарен за них. Но теперь ей становится все ясней, что это далеко не так, на самом деле, он просто не возражал и внешне покорно подчинялся. А вот, что он испытывал в реальности, возможно, даже не отдавал до конца себе отчета. Так случается со многими людьми; двоемыслие и двоечувствование - обычная атмосфера, в которой они пребывают. А если быть честной, именно она загнала его в эту патовую ситуацию. И она, Татьяна, делала все, чтобы он из нее не выбрался.
  Но теперь, когда настала черед подвести хотя бы предварительные итоги, они для нее оказались неутешительными. Муж лежит в коме, но самое удивительное в этой ситуации то, что она ощущает его враждебность по отношению к ней. Он не может ничего испытывать, а ей передаются эти его чувства. Как это может быть, непонятно, но именно так все и происходит.
  У Татьяны возникло желание поговорить об Игоре, понять нечто такое, что ускользнуло от нее за все годы их супружества. Она задумалась о том, с кем можно побеседовать на эту тему. Но оказалось, что таких людей вокруг нее практически нет.
  Внезапно она вспомнила, что несколько раз Игорь лестно отзывался о своем помощнике Анатолии Несмеянове. Она не очень хорошо его знала, видела не часто, только когда он обычно ненадолго приезжал по каким-то обычно срочным делам к ним домой. И обычно быстро уезжал, не оставаясь даже на чай, хотя она всегда ему это предлагала. Но раз они были так близки с мужем, то почему бы не расспросить его об Игоре.
  Немного смущаясь, Татьяна позвонила помощнику мужа и попросила приехать к ней. Несмеянов, даже не спросив зачем, тут же согласился.
  Татьяна ждала его с некоторым нетерпением. Даже купила небольшой тортик в надежде, что на этот раз он не откажет выпить с ней чаю. Тем более, торопиться ему некуда; она знала, что в связи с болезнью губернатора Несмеянов находится в отпуске.
  - Анатолий, выпьете со мной чаю, - как можно приветливей постаралась улыбнуться Татьяна.
  - С удовольствием, - ответил помощник губернатора. Но в его глазах Татьяна заметила настороженность.
  - Тогда пойдемте в гостиную.
  Они уселись за небольшой столик. Татьяна на правах хозяйки разлила чай и положила кусок торта на тарелку перед гостем.
  - Наверное, вы удивлены моим приглашением? - спросила она.
  - Если честно, то да, - признался Несмеянов.
  - В таком случае буду с вами откровенна, хотя это для меня не очень легко. Мы с вами мало общались все это время, что Игорь был губернатором.
  - Так получилось, - неопределенно произнес Несмеянов.
  - Все то, что получается, получается не случайно. Так часто повторяет мой отец.
  - Думаю, он был прав, - согласился Несмеянов.
  - Пожалуйста, не стесняйтесь, пейте чай и ешьте торт, - проговорила Татьяна, заметив, что ее гость еще не притронулся ни к тому, ни к другому.
  Несмеянов отпил из чашки и положил в рот кусочек торта.
  - Ну как? - поинтересовалась хозяйка.
  - Вкусно, - оценил Несмеянов.
  - Я пригласила вас, чтобы поговорить о моем муже, - внезапно произнесла Татьяна.
  - Об Игоре Теодоровиче? - удивился Несмеянов.
  - Я понимаю, что вы не ожидали от меня такой темы. Поэтому буду с вами откровенна; пока мой муж лежит в коме, я вдруг задумалась, а что он за человек? Это может выглядеть странно, но так бывает; пока мы живем обычной жизни, многие вопросы как-то не возникают.
  - Именно так часто и случается, - подтвердил Несмеянов.
  - Мне приятно, что вы согласны со мной, - обрадовалась Татьяна. - Поэтому позволю себе быть откровенной, Анатолий.
  Несмеянов посмотрел на нее и кивнул головой.
  - Я хочу задать вам вопрос и прошу ответить как можно искренней. Каким человеком видится мой муж? Понимаю, ответить не просто, и все же я вас прошу.
  - Как раз, Татьяна Евгеньевна, этот вопрос для меня не самый сложный. Я его считаю хорошим человеком, но не вполне счастливым.
  - Хорошо, давайте разберем ваш ответ по частям. Сначала ответьте, почему вы его считаете хорошим человеком? И что значит это в вашем понимании?
  - Считаю его хорошим человеком, хотя бы потому, что он честный. Мне точно известно, что он не берет взяток, хотя возможностей для этого выше крыши; едва ли не все, кто приходит в его кабинет просить о чем-либо, готовы предложить ему деньги.
  - Взяток он не брал, - подтвердила Татьяна. - А что еще?
  - Он много помогал простым людям; по крайней мере, пытался это делать. Он, в самом деле, старался улучшить ситуацию в регионе, очистить его от скверны. За это, кстати, многие его не любят и даже ненавидят, ведь он наступал на их интересы. Игорь Теодорович это знал, но все равно шел вперед.
  - Я вас поняла, Анатолий. Теперь ответьте, почему он с вашей точки зрения был не вполне счастливым?
  Какое-то время Несмеянов молчал.
  - Это объяснить сложней, Татьяна Евгеньевна, - не слишком охотно произнес помощник губернатора. - Я тут вступаю не в свою сферу.
  - Если вы боитесь задеть мои чувства, то не беспокойтесь. Я знаю, что у моего мужа есть любовница.
  Несмеянов удивленно взглянул на женщину.
  - Вы этого не знали? - в свою очередь удивилась Татьяна.
  - Нет.
  - Теперь знаете. Так что же вы имели в виду?
  - Игорь Теодорович не вписывается в существующую политическую систему, ему в ней тяжело существовать. Он все время старается быть в ней своим, но это заставляет его мучиться. Да и плохо получается. Я наблюдал, что в последнее время он сильно переживал, так как не знал, как себя вести?
  - Он с вами говорил об этом?
  - Напрямую, нет. Но я видел, что он постоянно не в ладу с самим собой.
  - Что же ему не нравилось в нынешней политической системе?
  Несмеянов медлил с ответом. Татьяна поняла его затруднение.
  - Анатолий, не волнуйтесь, тут нет записывающей аппаратуры. Наш разговор строго конфиденциален.
  - Игорю Теодоровичу не нравится в нынешней политической системе все. По крайней мере, мне так кажется. Он прилагает большие усилия, чтобы заставить себя служить ей. Если хотите знать, он считает нынешний режим преступным. Игорь Теодорович хочет быть на стороне добра, а его заставляют служить злу.
  - Но разве это не был его выбор?
  - И да, и нет.
  - Поясните?
  - Он связан по рукам всем своим окружением, которое не позволяет ему сделать именно свой выбор, а не навязанный другими.
  - Вы имеете в виду в первую очередь меня?
   Несмеянов неохотно кивнул головой.
  - Хотя думаю, не только вы.
  - Вам не кажется, Анатолий, что вы глубоко заблуждаетесь. Я старалась делать для мужа только хорошее, помогать ему во всем. Вы почти ничего не знаете о нашей жизни, а судите о ней.
  - Я сказал только то, что думаю. Возможно, я ошибаюсь.
  - Вы ошибаетесь, Анатолий.
  - Значит, ошибаюсь. Вам, разумеется, видней. Прошу меня извинить.
  - Хорошо, не будем горячиться, давайте сохранять спокойствие. Но не кажется ли вам, что вы чересчур все усложняете?
   - Не кажется, Татьяна Евгеньевна. Все действительно сложно. Только не каждому это дано понять.
  - Я постараюсь понять, в свое время я неплохо училась и в школе, и в университете. Даже красный диплом получила. Могу показать.
  - Не надо, я в этом нисколько не сомневаюсь. Главная причина, как я это понимаю, кроется в нем самом. У него есть ощущение, что он идет неверной дорогой. Но самое печальное то, что не может с нее свернуть. Ему требовался человек, который бы помог это сделать. Когда мы с ним разговаривали, у меня иногда возникало ощущение, что он просит меня об этом.
  - Молодой человек, а вы не преувеличиваете свое значение?
  - Вы сами просили говорить честно.
  - Извините, я была не права. Но, согласитесь, не очень приятно слышать такое о собственном муже. Ведь ваши слова - это снова косвенное обвинения и в мой адрес.
  - Я вас ни в чем не обвиняю, Татьяна Евгеньевна, - поспешно проговорил Несмеянов.
  - Вы - может, и нет, но вся ситуация, которую вы только что обрисовали, указывают и на мою вину. Ведь это я заставляю делать его то, чего он не хочет делать.
  - Извините, Татьяна Евгеньевна, но это не мне судить.
  - Да, не вам, Анатолий. - Татьяна немного остыла, она поняла, что была не права, набросившись на своего гостя. Она сама заставила его разговориться. А он тут вообще ни причем - случайный наблюдатель. - Наверное, я узнала от вас, что хотела. Большое вам спасибо, Анатолий.
  - Рад, если вам чем-то помог.
  Татьяна подумала, что на эти слова у нее нет однозначного ответа. Может, появится когда-нибудь потом.
  
  37.
  Все вдруг стало переливаться, то и дело появлялись вспышки новых, преимущественно ярких цветов. Каракозов понял, что эта цветовая гамма отражает то, что творится у него внутри. А там действительно происходило нечто необычное, ведь он вплотную подошел в своих воспоминаниях, возможно, к самой счастливой поре своей жизни. Ничего подобного больше с ним затем не случалось. Разве только, когда он встретил Виолетту. Но это совсем другая история, из другого времени. Интересно, а Плотин хотя бы однажды переживал нечто подобное?
  В это же мгновение появилась яркая точка, которая приближалась к нему с необычайной быстротой. Каракозов увидел Плотина.
  - Я вижу, ты сильно взволнован, - сказал философ. - Вон как все играет различными красками. Давно я не наблюдал, чтобы ты порождал такое разноцветное сияние.
  - Вы правы, я взволнован. Я подхожу к самому счастливому моменту своей жизни.
  - Я знаю, - кивнул Плотин головой. - Это была кульминация твоей любви.
  - Откуда вам это известно? - изумился Каракозов. Внезапно его озарило. - Вы видите тоже, что вижу я?
  - Да, вижу, - признался Плотин. - Более того, я переживаю твою историю, как свою собственную.
  - Но это не этично, это только моя история. Я не хочу, чтобы ее видели бы другие. Даже вы.
  - Прости, но здесь так не принято, здесь не существует тайн. К тому же твоя история - это в какой-то степени и моя история.
  - Это как понимать?
  - Ты - это частично моя инкарнация. И все, что происходит с тобой, - это в какой-то степени происходит и со мной. Все люди связаны между собой одной нитью. А хочешь ты того или нет, но наша с тобой нить особенно прочная.
  - В какой-то период мне стало казаться, что она разорвалась.
  - Это было исключительно внешнее впечатление. На глубине она сохранялась неизменно с того момента, когда твой учитель Елагин связал нас тобою одной нитью. Это было навечно.
  - Наверное, вы правы, - пробормотал Каракозов. - Просто не всегда все осознаешь.
  -Разумеется, - согласился Плотин, - человек склонен забывать самое важное и помнить второстепенное. В этом во многом таится его трагедия. Что же касается твоей любви, то и тогда и теперь она воскрешало и воскрешает в тебе самое лучшее, что заключается в твоей натуре. Помнишь, что я писал в трактате: "О любви"?
  - Если честно, то нет, - немного смущенно ответил Каракозов.
  - Ничего страшного, я напомню: " Я полагаю, что первоисточник любви следует искать в склонности Души к чистой, небесной красоте, в ощущении ею своего родства с божественным, в тех дружеских чувствах, которые она, порой сама того не сознавая, питает к высшему". Ты этого, конечно, тогда не осознавал, но твои чувства к Злате во многом соответствовали этим словам. В ее лице ты любил Единое.
  - Возможно, хотя в тот момент я об этом не думал.
  - Еще бы, - улыбнулся Плотин. - В тебе бушевали совсем другие страсти. Но это на поверхности. А на глубине происходило твое восхождение к божеству. К сожалению, затем все остановилось. Когда человек по-настоящему любит, то он тоскует о благе в независимости от того, осознает он это или нет. Это происходит помимо него, просто иначе любовь не возникнет.
  - Что же тогда возникнет? - поинтересовался Каракозов.
  - Вожделение, - пояснил Плотин. - Это могучая сила, которая толкает нас вниз, окончательно отделяет от Единого. Человек, попавший в лапы вожделения, никогда с ним не воссоединится.
  - А как вы считаете, что происходило тогда со мной? - задумчиво произнес Каракозов. - Если быть честным, я был переполнен вожделением.
  - Снова отвечу словами моего трактата: " Любовь имеет смешанную природу. С одной стороны, в ней есть недостаточность, порождающая желания, а, с другой, она и не всецело обездолена; то, что недостаточно, ищет способы восполнить ущерб, и все, в чем есть хоть немного какого-либо блага, стремится к Благу". Узнаешь, ту картину?
  Какое-то время Каракозов размышлял над словами философа.
  - А ведь именно так все и было; теперь я это ясно понимаю, - произнес он. - Но тогда...
  - Тогда тебе было не до таких размышлений, - вновь улыбнулся Плотин. - Я ухожу, не буду мешать твоим воспоминаниям. Иногда только они и способны сделать нас счастливыми.
  
  37.
   Едва Игорь вышел за порог общежития, как почти тут же забыл и об Андрее, и о Вениамине и о ссоре с ними. Все его мысли устремились к Злате, и к тому, что случится между ними совсем скоро. А то, что это случится, он не сомневался.
  Он ехал в забитом в этот вечерний час вагоне метро и размышлял о причудливости его судьбы. Еще недавно он был уверен, что ему никогда не улыбнется счастье в виде Златы, а вот теперь он поселится с ней в одной квартире, и они станут жить практически, как муж и жена. Почему все же произошла такая метаморфоза? Неужели высшие силы все же благоволят к нему, хотя совсем недавно он был уверен, что ничего хорошего они не обещают, ему предстоит не простая, тяжелая жизнь человека, который, словно проходчик в шахте, вынужден огромными усилиями прокладывать себе путь в темном туннеле жизни. Значит, у него все же есть шанс добиться своей цели.
  А какая у него цель? До сих пор она маячила перед ним весьма смутно; если бы его попросили четко ее сформулировать, то он испытал бы немалые затруднения. На самом деле, у большинства людей нет ясных о ней представлений, они довольствуются крайне расплывчатыми формулировками. А потому по-настоящему сами не ведают, чего хотят. А вот ему вдруг стало предельно ясно, чего он желает добиться в жизни, - быть всегда со Златой, вместе с ней искать свой путь, не похожий на путь никого другого. И теперь ему кажется, что у него это может получиться.
  Злата открыла ему дверь, и он сразу заметил, что она волнуется. Они поцеловались, затем она провела его в гостиную, где раньше проводились их семинары. Сейчас здесь стоял накрытый стол с двумя тарелками на нем, над ними гордо возвышалась башенка бутылки вина.
  - Садись, Игорь, я сейчас все принесу.
  Злата исчезла на кухне, а Игорь огляделся вокруг. С тех пор, как он был тут в последний раз, ничего не изменилось, кроме его ощущений. Тогда он чувствовал себя здесь гостем, а сейчас, пусть не хозяином в полном смысле этого чарующего слова, но сейчас это пусть временный, но его дом.
  Злата вернулась в гостиную, неся на подносе тарелки с едой. Игорь разлил вино по бокалам. Несколько мгновений он размышлял о своем тосте.
  - Злата, я хочу, чтобы наш первый совместный тост в этой квартире был бы за твоего отца - Эрнеста Викторовича. Я ему благодарен больше, чем своим родителям. Если бы не он, мы бы никогда не встретились, не были бы вместе. Но не только за это я ему признателен, крайне редко встречается человек, оказывающий на других такое влияние, какое оказал на меня Эрнест Викторович. Я не сомневаюсь, если бы не он, я был бы сейчас совсем другим. Он буквально меня перепахал, он показал мне на своем примере, каким может и должна быть человеческая личность. Мне хочется ему подражать во всем. Но при этом я совсем не желаю походить на него, он вселил в меня стремление быть самим собой. Я помню, как однажды он сказал нам, что это самое трудное, что есть на земле. Если чему-то и стоит посвятить свою жизнь, так этой задаче. И если ты решаешься на нее, то все иные цели реализуются сами собой. Вот за это давай и выпьем.
  - Спасибо тебе, Игорек, за эти слова о моем отце. За это я люблю тебя еще сильней.
  - Я тоже тебя очень люблю.
  Больше ни о чем серьезном за ужином они не говорили. Но Игорь ощущал, насколько наэлектризована атмосфера за столом. И не сомневался, что то же самое чувствует и Злата. Да и может ли быть по-другому в такой ситуации?
  Они поужинали, Злата собрала посуду и понесла ее на кухню. Игорь вслед за ней тоже переместился туда. Девушка стала мыть тарелки и чашки, Игорь сидел за столом и наблюдал за тем, как она это делает. Судя по ее уверенным движением, это занятие было для нее не в новинку.
  Игорь никак не мог решить, надо ли помогать Злате мыть посуду? И пришел к выводу, что не стоит этого делать - посуды не много, и создавать толкучку возле раковины нет никакого смысла. Потом они согласуют этот вопрос и распределят обязанности.
  Злата закончила мыть посуду и повернулась к Игорю.
  - Пойдем за мной, - сказала она.
  Она привела его в спальню. Игорю сразу же бросилась в глаза стоящая тут двуспальная кровать.
  - Это спальня отца, а кровать осталась с той поры, когда тут спала и мама. Он ничего здесь не менял. Я предлагаю ночевать нам тут, на моей тахте нам будет тесно. Ты согласен со мной?
  Какое-то время Игорь молчал, он был поражен тем, как обыденно говорила Злата на столь щекотливые темы. Между ними до сих пор кроме поцелуев ничего не было, а она так спокойно вещает о том, где они будут спать.
  - Почему молчишь, тебе тут не нравится? - услышал Игорь вопрос девушки.
  - Нравится, я согласен, - поспешно ответил он.
  Злата внимательно посмотрела на него, на ее губах буквально на мгновение появилась улыбка и тут же исчезла. Но он успел заметить ее.
  - Кто первый пойдет в душ? - спросила Злата. - Решай ты.
  - Я, - тут же ответил Игорь. Почему он так сказал, он и сам не знал.
  - Иди. Я приготовила тебе полотенце, как мужчине, красное. Мое рядом - голубое. Не перепутай.
  - Не перепутаю, - заверил он.
  - Я так же купила для тебя мочалку, она зеленая. И того же цвета висит халат, он для тебя.
  Где располагалась в квартире ванна, он знал, так как неоднократно мыл там в руки. Но вот душ предстояло принять впервые.
  Игорь разделся, аккуратно сложил одежду на стиральную машину. И залез в ванну. От волнения его била дрожь; он невольно подумал, что даже когда сдавал вступительные экзамены в университет, не волновался так сильно, как сейчас.
  Он мылся очень тщательно, подолгу тер каждый сантиметр своего тела, изгоняя из него любые неприятные запахи. Он должен сегодня благоухать абсолютной чистотой. Выключил воду и стал тщательно растирать себя красным полотенцем - тем самым, что Злата приготовила для него. Затем на голое тело набросил халат и направился в спальню.
  Злата сидела на кровати и ждала его появления. При виде его тут же встала.
  - Ты можешь лечь, а я быстро, - сказала она.
  Голый, Игорь забрался под одеяло. И пока ждал возвращения Златы, его снова одолело волнение. Как все пройдет, то и дело спрашивал он себя. Ведь они оба совсем неопытные. Конечно, он много читал литературы про секс, смотрел порнографию, на которую его отчасти подсадил Андрей. Но одно дело читать и смотреть, другое все делать самому на практике. Да еще с любимой женщиной. Что она станет думать о нем, если он потерпеть неудачу? Он же со стыда умрет.
  Дверь отворилась, вошла Злата в голубом халате. Несколько мгновений стояла у порога, затем двинулась к кровати. Дернула за пояс и так быстро скинула одежду, что Игорь в первое мгновение даже не понял, что произошло. А когда понял, не мог отвести от девушки глаз.
  Злата стояла у кровати, повернувшись к нему лицом. Он видел ее всю: влажные после души волосы, хрупкие плечи, небольшие, но упругие с двумя вишенками груди, поджарый живот, который переходил в негустые светлые кустики в паху.
  Игорь был не в силах оторвать от нее глаз. Она же не мешала ему рассматривать себя, при этом выглядела очень спокойно, как будто показывать себя обнаженной мужчине было для нее привычным делом. Но Игорь точно знал, что это не так, он первый, кто видит ее в таком виде.
  Внезапно, подчиняясь какому-то импульсу, Игорь откинул одеяло, спрыгнул с кровати и встал рядом с ней. Теперь они молча смотрели друг на друга. Внезапно Злата сделала шаг к нему и стала водить рукой по его груди. Затем спустилась вниз, провела ладонью по животу. А затем случилось то, о чем он так давно и мучительно мечтал, - она нежно сжала его член.
  - Я так давно хотела это сделать, - прошептала Злата.
  - И я давно хотел, чтобы ты это сделала, - прошептал в ответ Игорь.
  Он обнял ее и прижался к ее губам. И почувствовал теплый и влажный язык Златы. Они долго целовались, затем Игорь оторвался от губ девушки, чтобы переместить поцелуи на ее шею и плечи. Затем взял в рот сначала одну вишенку, затем вторую. И вдруг ощутил, как вздрогнула Злата.
  - Тебе не больно? - обеспокоенно спросил он.
  - Мне очень хорошо, любимый мой, - едва слышно прошелестел ее голос, но он различил ее слова. - Я хочу, чтобы ты продолжал и ни о чем не беспокоился.
  Игорь встал на колени и прижался головой к ее женскому месту. Он лобзал ее лоно, и не мог никак насытиться этими поцелуями.
  Внезапно он почувствовал, как Злата слегка отодвинулась от него.
  - Нам не пора в постель? - спросила она.
  Он кивнул головой, от вожделения не в силах произнести ни слова.
  - Ты же знаешь, я девственница, - сказала Злата.
  - У меня тоже не было женщины, - сообщил Игорь.
  - Как хорошо, что будем первыми друг у друга.
  Злата легка на кровать и протянула к нему руки. Он лег рядом, не зная точно, как вести себя дальше.
  - Ложись на меня, - подсказала Злата.
   Аккуратно, чтобы ее даже чуть-чуть не придавить, Игорь лег на Злату.
  - Я готова тебя принять, - сказала она.
  Игорь вдруг успокоился. Он понял, что они, подчиняясь древнему инстинкту, все до сих пор делали правильно. Осталось последнее и главное действо - соединение, и оно пройдет хорошо.
  Теперь Игорь действовал уверенней. Он слегка приподнялся, его член устроился у входа в ее пещерку. Злата немного выгнулась, чтобы легче его принять. Он слегка надавил головкой на ее половые губы, и почувствовал, как входит в нее.
  Внутри было тесно, но так влажно, что член легко заскользил вперед. Внезапно он наткнулся на преграду, но почти сразу же ее преодолел.
  Злата невольно вскрикнула, Игорь остановился, но она жестом попросила его продолжить. Удивительно, что ни он, ни она не подумали о предохранении, но сейчас им было не до того. Он уже был целиком в ней, и он знал, что следует делать. Член то входил, то почти выходил из нее; в ответ на это с каждым разом все более громкие стоны вырывались из Златы.
  Кульминация наступила одновременно, они даже вскрикнули синхронно. После чего, расплескав всю энергию в окружающее пространство, распростерлись без сил на простыне.
  - Я женщина, - услышал Игорь голос Златы. - Я давно хотела, чтобы это бы сделал только ты.
  
  39.
  Цветовая вспышка была такой яркой, что стало больно глазам. Пришлось их зажмурить. А когда он вновь их открыл, то свет уже струился почти ровно. И хотя цвета были преимущественно яркими, они постепенно бледнели, пока вновь вокруг него не установился почти сплошной серый фон.
  Но сейчас это его мало расстраивало, он еще был почти целиком во власти прошлого. Воспоминания были необычайно яркими, но они не могли в нем ничего кардинально изменить. Это тогда ему казалось, что он стал другим человеком, но сейчас-то понимает, что это не так, была затронута лишь внешняя его сущность.
  А вот тогда он думал совсем иначе. Каракозов попытался воскресить те чувства и мысли, которые владели им в ту пору его жизни. Внезапно все вокруг него погасло, словно кто-то неведомый вырубил электричество. И он снова увидел того молодого человека, каким был в ту пору.
  Все время они проводили вместе, за исключением той его части, которую приходилось уделять учебе. При этом Игорь с удовольствием перестал бы ездить в университет, он ощущал, что у него сильно упал интерес к учебному процессу. Он сидел на лекции, а думал о Злате, о том, что через пару часов вернется в квартиру Елагиных, и начнется самая лучшая часть его жизни, когда они снова будут рядом. Ничего другого ему не надо.
  Если несколько дней назад ему было интересно в университете, то теперь он там откровенно скучал. Ему даже не хотелось ни с кем общаться. С Андреем и Вениамином он не разговаривал, они даже не здоровались, просто проходило мимо друг друга, как абсолютно незнакомые люди. Еще совсем недавно Игорь был бы уверен, что подобная ситуация его сильно бы расстраивала. Но сейчас она нисколько его не задевала; он сам удивлялся, как быстро и насколько сильно его два лучших друга потеряла для него всякое значение.
  Между тем в учебном процессе происходили серьезные перемены. Одни преподаватели уволились, на их место пришли новые. Но ротация заключалась не только в этом, сменился сам дух и содержание преподавания.
  Сбывалось то, о чем предупреждал Игоря Елагин. В другой ситуации Игорь бы сильно реагировал на эти изменения, но сейчас мало обращал на них внимания. Он думал преимущественно о том, как сдать на отлично грядущую сессию, чтобы получать повышенную стипендию. Она ему нужна для того, чтобы содержать Злату. Его сильно напрягало то обстоятельство, что они жили преимущественно на ее деньги, точнее, на деньги, которые оставил ей отец. Игорь понимал, что так быть не должно, но ничего изменить не мог; его средств даже при сильной экономии едва хватало на полмесяца. А им нравилось посещать кафе, ходить в театры и на концерты. Пусть даже это случалось не часто, но стоило всегда дорого, что пробивало большую брешь в его бюджете. И без финансового вклада Златы им просто не выжить.
  Впрочем, подобные мысли хотя и одолевали Игоря, но не были в состоянии рассеять того счастливого марева, в котором он пребывал практически постоянно. Его самого поражала глубина чувств к Злате. Иногда он пытался их анализировать. И приходил к выводу, что они имеют в каком-то своем проявлении что-то такое, что выводило их за пределы земного. В Злате он любил не только женщину, но и нечто высшее, что скрывалось за ее обликом. Невольно в памяти всплывал Плотин с его любовью к Единому.
  Чем больше узнавал он ее, чем глубже погружался в ее натуру, тем больше совершал открытий в ней, тем сильней восхищался ею. Оказалось, что она очень музыкально одарена, прекрасно владеет инструментом. Так получилось, что Игорь плохо разбирался в музыке, особенно в классической. Злата взялась за заполнение этого пробела. Теперь нередко у них проходили музыкальные вечера, когда Злата играла на стоявшем в зале рояле. А заодно рассказывала ему о произведениях, которые исполняла и о сочинивших их композиторах.
  Слушать ее рассказы было не менее интересно, чем саму музыку. Постепенно он стало проникать в этот волшебный, восхитительный мир. И не понимал, почему до сих пор он им пренебрегал; ведь музыка - это тот канал, который открывает нам проход в высшие сферы.
  С тех пор прошло много лет, а он продолжал любить классическую музыку, часто посещал концерты. И когда ее слушал, что-то накрывало его целиком. Татьяна, которая так же была меломанкой, обычно с удивлением смотрела на то, как муж погружался в мир чарующих звуков, на время совсем забывая о другой, гораздо более грубой и примитивной действительности.
  Но удивляла Игоря Злата не только своей музыкальной одаренностью. Периодически она заводила разговоры на весьма странные темы. Чаще всего это почему-то происходило после бурного секса, когда израсходовав весь свой запас энергии в теле, ему хотелось некоторое время побыть в полном спокойствии, отключиться от всего, что его окружало.
  Однажды Злата вдруг затеяла разговор о смерти. Это было более чем неожиданно, так как охваченный переживаниями счастья, Игорю о ней ни думать, ни говорить совершенно не хотелось. Они только что прекрасно позанимались сексом, и им владело лишь одно желание - просто молча лежать и переживать случившееся.
  - Знаешь, я представляю себя иногда мертвой, - совершенно неожиданно для него проговорила Злата.
  - Что?! - Игорь даже привстал и с изумлением уставился на девушку. - Какой ты себя представляешь? - переспросил он, полагая, что ослышался.
  - Мертвой, лежащей в гробу в могиле. А наверху стоит памятник.
  Некоторое время Игорь молчал, он просто не знал, как реагировать на ее слова.
  - Зачем ты об этом думаешь? - спросил он.
  - Не знаю, мысли сами приходят. - Злата задумалась. - Наша жизнь продолжается семьдесят, пусть даже девяносто лет, как у моей бабушки, которая умерла три года назад. А лежать в могиле будем сотни, а может и тысячи лет.
  - Что из этого?
  - Тебе не кажется, что получается уж слишком большая несоизмеримость.
  - Не вижу никакой соизмеримости, ведь тебя не будет.
  - Как не будет! - не согласилась Злата. - А тело, а могила? На памятнике будет написано: "Здесь покоится Злата Елагина". Ну, или другая фамилия, какая у меня будет в момент смерти. Например, твоя.
  - Только это и радует, - немного насмешливо проговорил Игорь.
  - Я сейчас не об этом.
  - А о чем? Если честно, я так и не понял, к чему этот разговор.
  Злата задумалась.
  - Я и сама точно не знаю.
  - Тогда может не стоит говорить на эту тему. Мы еще очень молоды, у нас впереди столько лет. Станем старыми, будем размышлять о смерти.
  - А о чем пока?
  - О любви, о сексе, о наших будущих детях. Да мало ли о чем, тем выше крыши.
  - Нет, это не совсем правильно.
  - Что именно не правильно? - спросил Игорь.
  -Размышлять обо всем, что ты перечислил, и не думать о смерти. Мне кажется, она всему дает совсем иной контекст. Папа говорил: есть темы, которые погружают нас в другую реальность.
  - А зачем нам другая реальность, если нам хорошо в этой. Разве тебе сейчас плохо?
  - Очень хорошо, - улыбнулась Злата. - Но папа приучил меня постоянно искать новые смыслы, особенно в привычном. Он даже мне специальные уроки давал.
  - Специальные уроки? - удивился Игорь.
  - Да. Он предлагал мне найти новый смысл в самых привычных вещах и действиях. Мы с ним занимались этим с десяти лет. Сначала я искала самое простое, затем он заставлял меня искать более глубокое значение. Я так к этому привыкла, что уже не могу без таких занятий. Ведь ты же философ, тебе должно быть это очень близко.
  - Пока я только учусь, - возразил Игорь. - Но когда я рядом с тобой, мне не хочется вдаваться в какие-то иные смыслы. Тебе не кажется, что можно позволить себе в какие-то периоды обходиться без них. Ты и есть мой смысл.
  - Плотин с тобой бы не согласился.
  Игорь задумался.
  - Знаешь, Злата, после того, как Эрнест Викторович уехал, я как-то отдалился от Плотина. Я почти перестал думать о нем.
  - Я это заметила. Папе бы это не понравилось. Он столько сил затратил, чтобы привить вам любовь к нему.
  - Я сам чувствую себя виноватым перед твоим отцом. Но сейчас со всех сторон как-то сильно все изменилось. На факультете большие перемены.
  - Но они не отменяют мысли о смерти, - неожиданно проговорила Злата.
  - Я надеялся, что мы уже миновали эту тему, - не без досады произнес Игорь.
  - Зря надеялся. Но я, в самом деле, давно о смерти не думала, с тех пор как все у нас с тобой закрутилось.
  - А почему сейчас подумала?
  - Папа говорит, что для каждой приходящей в голову мысли есть своя пора и своя причина. И важно понять, почему та или иная мысль пришла именно сейчас.
  - И почему?
  - Вот я это и хочу понять. Как ты думаешь? Прошу, помоги.
  - В каком-то смысле смерть символизирует вечность, - задумчиво сказал Каракозов. - А это значит, что наши отношения начинают меняться, до сих пор мы жили одним днем - и были этим счастливы. А сейчас мы подошли к рубежу, когда надо дать ответ: что будет с нами дальше?
  Внезапно Злата поцеловала Игоря.
  - Какой же ты умный! Недаром папа предвещал тебе большое будущее.
  - Он предвещал? - удивился Игорь.
  Злата кивнула головой.
  - Однажды он сказал мне, что давно не встречал человека с таким высоким кодом доступа.
  - Код доступа? Что это такое?
  - Сейчас попробую объяснить. Папа считает, что каждому человеку при рождении дается код доступа. Он означает ту степень, с которой человек способен проникать в глубину мироздания, тот уровень, насколько он может постигать истинность происходящих в нем процессов. У каждого свой код доступа, но при этом у большинства он низкий, дальше обычных причинно-следственных связей люди ничего не видят. Только немногие, папа называл их избранными, способны заглядывать намного глубже. Вот ты из таких, говорил он.
  - Возможно, так оно и есть. Только странно, почему сам Эрнест Викторович мне ни разу об этом не сказал?
  - Не знаю, Игорек. Возможно, он ждал подходящего момента, когда ты созреешь до таких откровений. Он любил повторять, что мысль или понятие, которое пришло в нужный момент, в два раза ценнее, чем та же мысль или понятие, если они пришли не вовремя. И то, что ко мне именно сейчас пришли мысли о смерти, многое значит. Даже, если я не знаю, что. Если сейчас не ясно, станет ясным потом.
  -Пусть так, - согласился Игорь, - но ответь, что мы будем делать с мыслями о смерти? Постоянно их обсуждать? Не боишься, что свихнемся? Разговоры о ней не проходят бесследно, они откладываются в сознании и начинают давить на него. По крайней мере, мне так кажется.
  - Нет, постоянно о смерти говорить я не хочу. Но иногда - обязательно надо. Это создает глубину.
  - В чем?
  - Скорее в ком. В нас самих. Те, кто не думают о смерти, живут бездумно. А я так жить не хочу. Мысли о смерти заставляют думать о многом, о чем обычно не думаешь. Знаешь, когда я начинаю размышлять на эту тему, то незаметно для себя перехожу на другие, иногда на самые неожиданные.
  - Например?
  Злата напрягла память.
  - Например, что есть бесконечность времени и пространства. Вот ты часто об этом думаешь?
  - Не очень, - признался Игорь. - Если по правде, то почти никогда. Думай не думай, а ничего путного не придумаешь. Нам не дано понять ни того, ни другого.
  - Возможно, ты прав. Папа мне говорил: думай на любые темы, даже на те, в которых не можешь разобраться. Это все равно лучше, чем ни о чем не думать. Любая мыслительная деятельность делает нас умней и глубже.
  - Эрнест Викторович, кажется, прав всегда и во всем.
  - Нет, он мне признавался, что часто ошибается в самых разных вопросах. Причем, подчас в самых простых.
  - Его бы ошибки, да мне, - улыбнулся Игорь.
  - Обещай мне, Игорек, что ты не бросишь Плотина, продолжишь им заниматься, чтобы не происходило вокруг.
  - Обещаю, - после короткой паузы произнес Игорь.
  
  40.
  Татьяна чувствовала, как изменилась ее жизнь. Еще недавно телефон звонил почти непрерывно, а сейчас звонки стали совсем редкими. Еще недавно она постоянно была в центре событий, ее приглашали на разные тусовки, закладки домов или ввод уже построенных, на премьеры спектаклей, на концерты, показы мод и множества других мероприятий. Теперь же не то, что совсем не было приглашений, но они стали гораздо более редкими. Но главное было даже не это; когда муж был здоров, все крутились вокруг нее, все хотели с ней познакомиться, если не были знакомы, а если были, то выпить или переговорить, обратиться с какой-либо просьбой, то теперь мало кто обращал на нее внимания. В лучшем случае интересовались состоянием супруга - и почти всегда тут же ее покидали, оставляя одну.
  Татьяна прекрасно сознавала, что все это не случайно, просто все решили, что ее мужу уже не бывать больше губернатором. Даже если не умрет, то останется инвалидом. В лучшем случае человеком, не способным занимать столь высокую должность. А коли так, зачем же лебезить перед его женой, расходовать на нее время, силы, ведь эта семья - уже списанный товар. Пройдет немного времени и в области появится новый ее хозяин. Вот перед ним и его второй половинкой и стоит метать бисер.
  Поведение этих людей Татьяну не удивляло, она понимала, что на их месте вела бы себя точно так же. Такова уж природа человека и никому не дано ее изменить. Эту мысль настойчиво внушал ей отец, он много раз твердил, что не надо питать иллюзий по поводу тех, кто тебя окружает. Как только ветер переменится, они переменятся вместе с ним. Предавать так же естественно, как и испытывать чувство голода.
  Хотя Татьяна все это хорошо понимала, легче ей не становилось. Ее своей мощной глыбой придавило одиночество. Она не привыкла жить в такой разряженной атмосфере; сколько себя помнила, их всегда окружала толпа людей. И когда она жила с отцом и когда - с мужем. По мере того, как Игорь восходил по карьерной лестнице, все больше народа искало их общества.
  Но теперь все происходило с точностью до наоборот, авария все кардинально изменило. Татьяна отдавала себе отчет, что вряд ли карьера мужа даже при самом благоприятном исходе снова пойдет вверх. Это сильно ее угнетало. Как дальше жить, чем наполнять существование? Раньше таких вопросов не возникало, жизнь сама находила ответы на них. Но теперь Татьяна понимала, что больше такого, скорее всего, не будет, ей самой придется искать, чем заполнить свои дни. Но никаких позитивных идей не приходило, а вот что наполняло ее, так это страх. Ведь по большому счету вокруг нее нет никого; так получилось, что подруг юности и молодости она растеряла, а новых не приобрела. Знакомых было пруд пруди, и пока она была на вершине, они старались поддерживать с ней по возможности тесные отношения, а сейчас, когда ее статус сильно снизился, точнее, стал очень неопределенным, они так же дружно куда-то исчезли.
  Впрочем, не только эти мысли и настроения одолевали ее. Во всей этой ситуации Татьяну беспокоил еще один аспект, возможно, даже сильней, чем скука и одиночество. Он присутствовал в ее сознании постоянно, но точно выразить его словами у нее как-то не получалось. Но ее одолевали ощущения, что она чего-то важного не поняла в своем муже, что-то безнадежно упустила. И самым ярким свидетельством этого были его отношения с Турчиной.
  Сначала Татьяна была уверенна, что это обычная любовная интрижка, какие заводят множество стареющих мужчин с яркими молодыми дамами. Конечно, это само по себе очень неприятно, но объяснимо. Есть вещи, которые почти невозможно ни контролировать, ни избежать, так как они вытекают из самой сути человеческой природы. И среди них - супружеские измены. Сама она ни разу не изменяла мужу, хотя подобных предложений в ее жизни было предостаточно. Но она все же женщина, а женщины по своей сути более верные и моногамные создания. А у мужчин полигамия заложена едва ли не в каждой клетки их организма. Татьяна решила, что когда муж выздоровеет, она решительно потребует от него прекратить эту связь, а затем простит. И они заживут по-прежнему.
  Но когда Татьяна познакомилась с любовницей мужа, то вдруг стала понимать, что что-то тут не то. Да, внешне все это выглядело как обычная интрижка, обычная связь женатого мужчины с замужней женщиной. Но после общения с Виолеттой, у нее закралась сомнение, что все сводится только к этому. В какой-то момент ее пронзило ощущение, что для Игоря это был поиск новой жизни, новых смыслов в ней. Каких, конкретно, она представляла смутно. И, несмотря на ее попытки понять, они так и не вырисовывались в ее сознании.
  Татьяна даже сделала попытку пройтись по их совместной жизни, начиная едва ли ни с первой встречи. Это было не просто, так как многое забылось, многое сохранилось во фрагментах, а многое воспоминания искажались. Но все же кое-какой результат она получила.
  Как ни странно, первые впечатления о своем новом знакомом она получила не от него самого, а от отца еще до того, как они встретились впервые. Он ей тогда посоветовал обратить на Игоря особое внимание.
  Но главный разговор о нем состоялся после ее первой встречи с Игорем. Она помнит, как пригласил отец ее в свой кабинет и спросил, что она думает об этом молодой человеке? Он ей понравился сразу, но то были исключительно внешние впечатления. Отец внимательно выслушал ее, затем налил в фужер коньяк и выпил. И только после этого сказал, чтобы она внимательно присмотрелась к этому парню. У него есть большой потенциал, и если его правильно направить, то он может многое добиться. А потому следует обратить на него самое пристальное внимание.
  Эти слова не прошли мимо ее ушей, к тому же они совпали с чисто ее женским ощущением. Татьяна решила, что он вполне подходящая кандидатура в качестве ее будущего мужа.
  Татьяна знала, что красива и сексапильна, что многие мужчины, причем, разных возрастов заглядываются на нее. А некоторые делают и не двусмысленные предложения. Но она решила, что примет их только от Игоря. И предприняла все, чтобы так и произошло.
  И нисколько не пожалела об этом. Став его женой, она обрела настоящее женское счастье. Один их секс чего только стоил! И даже когда страсть стала постепенно утихать, вошла в более спокойное равнинное течение, нисколько не жалела о своем выборе. Отец оказался, как всегда прав, разглядев в Игоре немалый потенциал. С его помощью, подталкиваемый ее нежными ручками, Игорь делал неплохую карьеру. Татьяна гордилась не только им, но и собой - она не только правильно выбрала мужчину, но и умело направляла его все эти годы по нужному маршруту.
  Но это было все раньше, а вот теперь ей многое представлялось в ином свете. Татьяну отпускало крайне неприятное ощущение, что ее усилия, если были не совсем напрасными, то не достигли своих конечных целей. Точнее, цель-то они достигли, вот только она оказалась совсем не той, что представлялась в начале. Вместо счастья - сплошное разочарование. Вместо гордости за себя - скука и одиночество. Вместо уверенности в своих силах - полное сомнение в них.
  Татьяна думала о том, что все эти годы она жила с человеком, который был совсем не тем, каким он ей представлялся. Внутри него текла неизвестная и невидимая для нее жизнь. На поверхности все было замечательно, ну или почти замечательно, все узнаваемо, но, как выясняется, все это не более, чем иллюзия. Да, ей было хорошо пребывать в ее теплых водах, и она была готова находиться в них еще сколько угодно долго, вот только в один момент она, словно чашка, разбилась вдребезги. И как ее теперь собрать?
  Сейчас она понимает, что Виолетта была для мужа не просто любовницей, женщиной для секса и приятного времяпрепровождения, а альтернативой их супружеской жизни. Он искал в ней то, что не нашел в своей жене. И самое отвратительное и печальное - нашел!
  Но если он нашел, то это означает, что она потеряла. И не только мужа, а гораздо больше - всю свою жизнь, все то, чем жила, что считала правильным и важным, утратила свое представления о должном. Но если это так, то это означает, что пусто не только вокруг нее снаружи, а и внутри царит такой же вакуум. Но ведь это же страшно; когда человек в такой ситуации, ему некуда идти. Но и стоять на одном месте тоже невозможно. Какая-то патовая ситуация.
  Татьяне вдруг стало страшно. Она не представляет, как выходить из такого положения? К кому пойти за советом и помощью? Мысленно она пробежалась по всем своим знакомым - и никого не нашла. Она даже не представляет, что к этим людям вообще можно обратиться с таким посланием. Одни его просто не поймут, другие начнут издеваться, а третьи - обрадуются тому, что недавно столько высокопоставленная дама попала в такую унизительную ситуацию.
  Нет, к никому из них она не пойдет. Татьяна вдруг подумала о сыне. Разумеется, она не станет ему открывать душу, да и вряд ли он ее поймет. Но он единственно близкий ей человек. Просто побыть с ним рядом - уже определенное исцеление от душевного недуга. Пусть приедет хотя бы на пару деньков, да и отца не мешает еще раз проведать. Нельзя исключить того, что это может оказаться их последней встречей
  Решено, она звонит Виталию и просит его приехать.
  
  41.
  Первым делом они отправились в больницу. Там Татьяну ждал не самый приятный сюрприз. Когда они вошли в палату, то увидели, что рядом с кроватью Каракозова стоит Турчина. Татьяна поняла, что совершила ошибку, не узнав заранее о том, пришел ли кто-нибудь навещать мужа.
  Она видела, как внимание Виталия целиком сосредоточилось на актрисе. На отца он лишь бегло взглянул и тут же перевел глаза на молодую женщину. И не отрывал их от нее, пока она не покинула палату.
   Но случилось это не сразу. Татьяна была вынуждена поздороваться с Турчиной, хотя делать ей это очень не хотелось.
  - Знакомьтесь, это наш сын - Виталий, - представила она молодого человека.
  Турчина внимательно посмотрела на него, словно бы сравнивая его с отцом, затем протянула Виталию руку.
  - Виолетта, - представилась она. - Рада вас видеть, молодой человек. Извините, Татьяна Евгеньевна, я заскочила на минутку, мне надо идти, - сказала она и быстро вышла.
  Татьяна подошла к кровати и взглянула на мужа. На нее всякий раз производило неприятное впечатление, что его лицо нисколько не менялось - у него было заставшее выражение, словно на нем была одета маска.
  Татьяна взглянула на сына; Виталий стоял рядом с ней, смотрел на отца, при этом по его лицу невозможно было догадаться об его чувствах. Оно было почти таким же неподвижным, как и у мужа в коме.
  Она не стала ничего спрашивать, подождала для приличия несколько минут, затем дотронулась до руки сына. Они вышли.
  Татьяна надеялась, что она проведет с Виталием весь день, но сын, едва они вышли из больницы, сказал, что договорился встретиться с друзьями, и даже, не слушая, что она скажет на этот его демарш, покинул ее. Она знала, что в свои предыдущие сюда визиты он обзавелся несколькими приятелями и приятельницами. Но она была сильно уязвлена тем, что он предпочел их общество вместо того, чтобы провести это время с ней. Они и без того в последнее время редко видятся, а сейчас еще такое несчастье с отцом. Мог бы поддержать ее своим присутствием.
  Виталий вернулся почти ночью. По запаху она поняла, что он пил. Скорее всего, вместе с друзьями кутил в ресторане. Ей было хорошо известно о пристрастие сына к подобным заведениям.
  - Посиди со мной, сынок, - попросила она. - Хочу с тобой поговорить.
  - Мне тоже надо с тобой поговорить, - ответил Виталий.
  Они сели в гостиной.
  - Как провел время? - поинтересовалась она.
  - Неплохо. А знаешь, конечно, не Москва, но очень даже приличный город, есть, где можно хорошо потусить. Отцу повезло, что его отправили сюда, а не в какое-нибудь захолустье.
  - Ты считаешь, что отцу повезло?
  - Я не об этом, такое может случиться, где угодно.
  Татьяна внимательно рассматривала сына. Она его очень любила с первой минуты, как он появился на свет. Любила не меньше и сейчас, но ее неприятно удивляла эта отстраненность, которую она обнаружила в нем довольно давно. Она не заметила, когда точно она появилась, но с каждым годом это качество в Виталии только нарастало. Он как бы все время подчеркивал, что родители сами по себе, а он сам по себе. И на него рассчитывать не стоит. Чувствовать ей это было крайне неприятно, но она понимала, что уже вряд ли что-то можно изменить.
  - Как ты думаешь, папа поправится? - сама не зная, зачем задала она бессмысленный вопрос. Сын же не врач. И даже, если был бы врачом, вряд ли бы смог ей ответить.
  - Откуда мне знать, я же не врач, - безучастно ответил Виталий. Ей показалось, что его мысли занимает что-то совсем иное.
  - А как бы тебе хотелось?
  Виталий удивленно посмотрел на мать.
  - Конечно, я хочу выздоровления. Он же мой отец.
  - Да, это, конечно, так, но мне кажется, в последние годы вы не были очень близки.
  - У каждого взрослого человека своя жизнь, - резонно ответил Виталий. - И я не собираюсь повторять его судьбу. - А вот та женщина, кто она? - вдруг спросил он.
  Татьяна поняла, что он спрашивает о Турчиной.
  - Актриса из местного театра. А что?
  - Очень красивая. Вполне могла бы работать в столице. У папы хороший вкус.
  - Что ты имеешь в виду? - Татьяна почувствовала себя уязвленной.
  - Ну, раз она пришла его навещать, значит, что-то между ними есть.
  - На что ты, Виталий, намекаешь.
  - Мама, я ни на что не намекаю. Это не мое дело, просто случайные люди не приходят в больницу навещать лежащего в коме больного. Да еще губернатора. - Виталий сделал короткую паузу. - Знаешь, надо спокойней ко всему относиться.
  - Мне кажется, ты уж чересчур спокойный. С отцом случилась такая беда, а ты так себя ведешь, как будто бы все обстоит обычным образом. Целый день где-то гулял.
  - А что я могу сделать, - слегка пожал плечами Виталий. - Если начну биться в истерике, это ему не поможет.
  Татьяна подумала, что сын в чем-то прав. Но эта какая-то не та правота, с которой хочется согласиться, эта правота человека, которому абсолютно нет дела до других людей. Даже если речь идет о родном отце. И, наверное, так же он отнесся, если бы несчастье случилось с ней. Лучше всего в этой ситуации ей, в самом деле, успокоиться и не требовать от него того, на что он, судя по всему, не способен.
  - Ты о чем-то хотел поговорить со мной, - сказала она.
  - Да, - кивнул головой Виталий. - У меня есть возможность уехать на два года учиться за границу. Но нужны приличные деньги. Вы заплатите за меня? Точнее, ты заплатишь? Дело срочное, езжать надо через месяц, иначе место уйдет к другому.
  - Но, как ты можешь уехать, когда отец в таком положении.
  Виталий откровенно сморщился.
  - Если я останусь, чем я ему помогу?
  Татьяна подумала, что сыну не приходит мысль, что в помощи, точнее, в поддержке нуждается она, а не отец. Но вслух говорить ничего не стала.
  - Хорошо, Виталий, деньги у нас есть, мы заплатим.
  - Спасибо, мама. - Он встал, подошел к ней и поцеловал. - Пойду спать, завтра утром самолет. Меня довезут на машине или нужно заказывать такси?
  - На машине, - сказала Татьяна.
  
  42.
  Игорь окончательно очнулся от того сладостного сна, в котором он пребывал все последнее время, совершенно внезапно для себя. Как обычно, он приехал в университет, занял свое привычное место в аудитории. С некоторых пор он стал гораздо реже заглядывать в расписание, а потому не представлял, кто будет сейчас читать лекцию.
  Он расслабленно сидел на скамье, как в аудиторию вошел пожилой, но еще далеко не старый мужчина. У него была довольно большая борода и плохо причесанные, хотя и поредевшие волосы. Лицо вошедшего показалось Игорю знакомым, хотя он точно знал, что живьем ни разу его не видел.
  - Кто это? - шепотом спросил он у соседа.
  - Ты что не знаешь, это же наш новый пред - Радугин. Теперь он будет вести курс русской философии.
  Что-то внутри оборвалось в Каракозове, теперь все стало на свои места. Разумеется, он видел этот незабываемый лик в Интернете, когда под воздействием слов Елагина знакомился с воззрениями этого человека. Просто удивительно, что он сразу его не узнал.
  Игорь понял: именно с сегодняшнего дня по-настоящему началось то, о чем предупреждал Елагин, - на факультете произошел идеологический переворот. К этому событию все давно шло, но до того мгновения, как он увидел этого бородача, особенно не придавал этому значение. Жизнь так устроена, что в ней постоянно что-то меняется, ошибочно надеяться, что их факультет исключение, и что тут всегда будет все неизменно. Вот и настало время перемен и для них.
  Теперь Игорь пристально всматривался в этого человека. Его внешность производила какое-то странное, противоречивое впечатление. Он одновременно напоминал и мыслителя, и священнослужителя и чуть ли не алкаша. Глядя на него, можно было прийти к заключению, что он мог быть и тем и другим и третьим. Какой образ из этой галерее выбрать, непонятно.
  Внезапно их взгляды на мгновение встретились. Игорь поразился странной и сильной энергии глаз Радугина. Они излучили мощный свет, вот только что за свет, было непонятно. У Игоря возникло сомнение, что это излучение несло собой светлое и доброе. Что-то в его взгляде было от фанатика; по крайней мере, ни с чем подобным Игорь еще не сталкивался.
  Ему вдруг стало как-то не по себе, Вдруг очень отчетливо возникло понимание, что этот человек оказался тут не случайно, и он еще повлияет на его судьбу. Как - пока совершенно не ясно, но то, что это влияние будет, Игорь почти не сомневался.
  Между тем Радугин по хозяйски уверенно встал за кафедру, словно он занимал это место много лет.
  - Прошу всех внимание, - громким, хотя слегка надтреснутым голосом проговорил он. - С этого дня курс отечественной философии, хотя я предпочитаю называть курс отечественной мысли, буду вести я. Для тех, кто меня не знает, представлюсь, я - доктор философских наук Радугин Александр Селиверствович. Прошу запомнить мое имя.
  Я уж точно не забуду, невольно подумал Игорь. А ведь по большому счету из-за него уехал в Америку Эрнест Викторович. Даже по внешности они не совместимы, уж не говоря о взглядах на мир.
  - Сегодня, - продолжил Радугин, - моя лекция будет короткой, но очень полезной. Принято у многих мыслителей выступать со своим кредо. Я тоже хочу перед вами его изложить. Запомните и уясните его, потому что на основе того, что я сейчас скажу, будет строиться весь наш учебный курс. А он крайне важный, ведь речь идет не о философии, как вы привыкли считать, речь идет о самом сокровенном, что есть в человеке, об его мировоззрении. А оно куда важней философских взглядов. Они могут меняться, даже многократно под самым разным влиянием, подчас, совсем ничтожным, а вот мировоззрение - это сама основа, сама суть личности. И дается большинству один раз и на всю жизнь.
  Теперь непосредственно о кредо. Мы живем в стране, в которой главное, - это ее самость. Ни одно другое государство не обладает такой самобытностью, как Россия. Все ищут того, кому хочется подражать. И по сути дела попадают в плен, из которого уже не выбраться. Только наша держава снова и снова доказывает, что она единственная и неповторимая. От века к веку мы идем своим путем. Нас ненавидят, а мы идем, нас презирают, а мы идем, на нас нападают, чтобы мы свернули со своей дороги, а мы отбиваемся, и идем. Мы бываем нищими, убогими, больными, слабыми. Многие такому нашему состоянию радуются, предвкушая наш конец. Но всякий раз мы торжествуем над врагами - и возвращаемся на свой путь еще более крепкими, сильными и уверенными в своей правоте.
  Я всегда говорю открыто, я горячий приверженец евразийства. Россия - отдельная цивилизация, которая превосходит по своим потенциям все остальные, существующие на земле. А раз мы признаем этот факт, то отсюда вытекает неизбежная экспансия. Самой судьбой мы предназначены нести наш свет, наши ценности, наше знамя всему миру. Да, в нем есть могущественные силы, которые не согласны с нами, которые нам противостоят, которые хотят нас уничтожить, не брезгая для этого использование любых, в том числе, самых омерзительных средств. Свою задачу, как русского мыслителя, я вижу в том, чтобы не просто бросить им вызов, не позволить нас сломить. Нет, дорогие мои друзья, этого уже слишком мало. Оборона всегда ведет к поражению, мы же должны не бояться пойти в наступление, дать решительный бой врагам. Это бой в первую очередь на фронте мысли и духа, бой по защите наших главных духовных ценностей. Как это можно сделать?
  Я провозглашаю манифест великого пробуждения. Самосознание современной правящей в России элиты даже близко не дотягивает до тех задач, которые она призвана решать. Поэтому я обращаюсь к вам, мой дорогие друзья. Именно вы должны стать тем материалом, который изменить кардинально всю ситуацию. Наш православный дух должен пропитаться идеями неповторимости и величайшей ценности, которые несет миру наша цивилизация. А тем, кто не желает их принимать, они должны быть навязаны, если понадобится, то и грубой силой. Не надо этого смущаться, как и скрывать от недругов, что мы готовы к такой затяжной борьбе. А быть готовым к борьбе означает только одно - быть готовыми к самопожертвованию. Ради высших идей и ценностей человек должен быть готовым пожертвовать своей жизнью с ясным понимаем во имя чего он это делает. С моей точки зрения - это и есть высшее достижение и высший смысл философии. На следующем занятии мы продолжим наши обсуждения этих тем.
  Радугин, не прощаясь со студентами, вышел из аудитории. Игорь не без любопытства вглядывался в лица сокурсников, ему было интересно то впечатление, которая произвела на них речь нового преподавателя. Он видел, что многие не то смущены, не то растеряны. Он и сам пребывал в схожем состоянии. Игорь не мог отделаться от мысли, что только что прозвучал призыв к войне против всех, кто не согласен с кредо Радугина. И это все сказано совсем не ради красного словца, он производит впечатление абсолютно искреннего человека; именно так он думает и чувствует.
  Как он будет сдавать ему экзамены? вдруг с тревогой подумал Игорь. Он же никогда не согласится принять подобное мировоззрение. Оно кардинально отличается от взглядов Елагина, а он его верный ученик. Что ему делать в такой ситуации, не понятно.
  
  43.
  Радугин быстро превратился в основного лектора на факультете. Некоторым преподавателям пришлось уступить ему часть своих часов. Это было против правил, но никто, по крайней мере, публично не возражал. Все делали вид, что все нормально, так и должно быть.
  Игорь не мог не признать, что лекции Радугина по-своему были завораживающими, обладали своеобразной притягательностью. Они погружали слушателя в какой-то странный, неповторимый мир, где все было вывернуто наизнанку. Белое и черное менялись местами, то, что казалось естественным, выглядело абсурдным, а что было абсурдным, подавалась как норма.
  Слушая Радугина, Игорю нередко становились страшно. По его мнению, так не может быть, потому что просто не может быть никогда. Если мир однажды начнет жить по таким правилам, то нормальным людям в нем не найдется места, в лучшем случае они превратятся в изгоев, а в худшем - их уничтожат или сгноят в психушках. Но неужели никто не осознает таких простых и очевидных истин? Игорь всматривался в лица сидящих рядом студентов, но никто из них не выражал возмущения, даже недоумения, наоборот, все старательно конспектировали лекции.
  Теперь Игорь ясно стал понимать, о чем предупреждал Елагин, когда говорил, что на факультете совершается идеологический переворот. И что рано или поздно придется каждому сделать выбор на предмет того, как к этому относиться и что с этим делать? Выбор по сути дела невелик, молча принять и согласиться или выступить против этого научно упакованного мракобесия? А ведь ему, Игорю, придется сдавать зачет и экзамен Радугину по его предмету, уже ни в первый раз приходила мысль. Да, сейчас еще сохраняется возможность отмалчиваться, но тогда придется обо всем говорить. К тому же по слухам, Радугин обычно не ограничивается вопросами в билете, а затевает с экзаменующимся разговор по самым животрепещущим проблемам. Причем, иногда такие собеседования длятся довольно долго. Если он, Игорь, станет говорить то, что думает, ему не поздоровится, если начнет приспосабливаться к экзаменатору, то предаст и Елагина, и самого себя. И как поступить в таком случае?
  Игорь понял, что в этой крайне сложной ситуации нужно искать единомышленников. Хотя все молчат, но это не означает, что их нет; просто с некоторых пор на курсе говорить то, что думаешь, становится небезопасно. Это раньше приветствовались споры, разнобой мнений, умение отстаивать свою позицию, то теперь все это преследуется. Разумеется, открыто никто не говорил об этом, но это ощущается подспудно всеми. И все покорно соглашаются с такой ситуацией.
  Игорь долго раздумывал, с кого начать поиск единомышленников? Выбор был не так уж велик, кому он мог довериться, кто мог стать его соратником по борьбе. Он даже на бумаге составил список таких кандидатов, в нем оказалось совсем немного фамилий. Ему стало грустно, но он сказал себе, что это не повод, чтобы ничего не делать.
  С самого начала к нему пришла мысль, что приступать к задуманному лучше всего со своих недавних друзей. Он хорошо их знает; даже, если они и обиделись на него, он не сомневается, что, по крайней мере, они не предадут и не отрекутся.. А вот любой другой вполне может это сделать.
  Игорь решил, что будет лучше, если он поговорит с друзьями в общежитии, чем в университете, где большое количество посторонних глаз. Этот вопрос они обсуждали со Златой, и пришли к единодушному заключению, что это правильное решение. Она тоже считала, что молчать нельзя и нужно что-то противопоставить Радугину и его последователям. А их на курсе становилось все больше.
  Игорь вошел в свою комнату. Андрей и Вениамин лежали на своих кроватях. При виде нежданного гостя они, как по команде, дружно встали.
  - Кто к нам пожаловал! - воскликнул Стахеев. - Прямо, как на известной картине: "Не ждали". Чем обязаны столь высокой чести?
  - Здравствуй, Андрей, здравствуй, Веня, - поздоровался Каракозов.
  - Здравствуй, Игорь, - отозвался Вениамин.
  - Давайте сейчас не будем говорить о прошлом, поговорим о настоящем, - предложил Игорь.
  - И что у нас в настоящем, Игорек? - поинтересовался Стахеев.
  - Будто ты не знаешь.
  - У меня в настоящем бурный романс с одной очень сексуальной дамой. Ты об этом хочешь поговорить?
  - Я хочу поговорить о том, что у нас происходит на факультете.
  - И что там у нас происходит?
  - Там Радугин.
  Какое-то время все молчали.
  - Что ты хочешь о нем сказать? - спросил Вениамин.
  - Мы все трое - ученики Эрнеста Викторовича. Мы не можем безучастно относиться к проповедям этого человека. Он затаскивает всех нас в какую-то преисподнюю. Я вижу, как многие наши сокурсники готовы последовать за ним. А в аду люди становятся дьяволами.
  - И что ты предлагаешь? - поинтересовался Стахеев.
  - Составить нечто вроде петиции о том, что Радугин неоправданно много занимает время в учебном процессе, что далеко не все согласны с тем, как он преподает свой предмет, что...
  - Понятно, - оборвал Игоря Андрей. - Ты предлагаешь нам с Венькой подписать эту петицию?
  - Ну да, - удивился Игорь, - составить и подписать. Разумеется, не только мы трое, уверен, найдутся и другие студенты. Ребята, мы не можем молчать и делать вид, что все у нас нормально.
  - На меня не рассчитывай, - заявил Стахеев. - Может, этот Радугин и псих, мне на это плевать. Я решил, что с меня хватит философии, я сдам сессию и буду переводиться на журфак. Так что это уже не мои дела. Поэтому уж как-нибудь без меня.
  Игорь не ожидал такого поворота событий и растерянно смотрел на то ли на друга, то ли на бывшего друга и не знал, что сказать.
  - Ты это твердо решил? - после длительной паузы спросил он.
  - Твердо.
  - Пусть так. А что ты скажешь, Веня?
  - А мне Радугин очень даже любопытен. Он очень не стандартный мыслитель.
  - Причем тут это, главное же то, что он вещает, к чему призывает. Это же какое-то жуткое мракобесие.
  - А это как посмотреть, Игорь, - не согласился сын раввина. - Что такое мракобесие еще надо разобраться. А ты огульно его обвиняешь в нем, не приводя никаких аргументов.
  - Я полагал, что этот факт предельно для нас ясен и сомнений не вызывает. Если человек объявляет весь окружающий нас мир рассадником тьмы, а только мы являемся его светом, то, скажи, как это называть?
  - Откуда ты знаешь, что он не прав, ты же даже ни разу не был за границей. А я вот за границей даже немного жил.
  - Ты нам никогда об этом не рассказывал.
  Вениамин пожал плечами.
  - Как-то не пришлось. Я учился в ишиве в Израиле, потом наша семья перебралась ненадолго в Америку. Поверь, я не так мало перевидал.
  - Пусть так, но сейчас речь не об этом. Нужно остановить Радугина, хоть как-то сузить его влияние.
  - Я этим заниматься не стану, - произнес Вениамин.
  - Объясни.
  - Я тебе уже сказал: мне интересно то, что он говорит. Я давно искал другой взгляд на мир. Я далеко не со всем с ним согласен, но общий его пафос мне близок - нам не следует идти в общем мировом потоке, это путь в никуда. Мир как никогда нуждается в обновлении, потому что он загнил. Человек в нем окончательно потерялся, он не может различить добро и зло.
  - А мы можем?
  - Именно мы и обязаны это сделать, показать всем, что есть добро и зло - и повести за собой. Радугин именно к этому и призывает. Лично я готов пойти за ним. Пусть не до конца, но до какого-то момента мы с ним попутчики.
  - Венька, у тебя помутнение рассудка! - воскликнул Игорь. - Плотин...
  - Хватит о Плотине, - вдруг решительно прервал его сын раввина. - Я больше не желаю о нем слушать. Все, что он говорит, не имеет никакого практического значения. Я согласен с Радугиным, мир надо обновлять прямо сейчас. Иначе страшно представить, чем все это кончится.
  - Вот с этим я полностью согласен, Веня, страшно представить, чем все это кончится, - произнес Игорь. Он понял, что продолжать разговор нет никого смысла. С этими двумя ему больше не по пути. Единственный результат его визита стало то, что он окончательно понял, что у него в этой комнате университетского общежития нет больше друзей.
  Он встал, направился к двери. Возле порога остановился и обернулся - Андрей и Вениамин напряженно смотрели ему вслед.
  - Прощайте, - произнес Игорь и вышел.
  
  44.
  Несмотря на неудачу со своими друзьями, впрочем, теперь уже точно бывшими, Игорь не оставил идею составить петицию против Радугина. Этот человек вызывал у него одновременно чувство негодования и бессилия. Если его идеи окончательно победят, то он, Игорь, не хочет жить в таком мире. А, следовательно, надо бороться с ним.
  Он решил попытаться поговорить с некоторыми студентами, которые, по его мнению, могли испытывать схожие с ним мысли. Он понимал, что рискует, поэтому старался вести себя осторожно. Прежде чем начать с кем-то разговор, Игорь предварительно выяснял, что собеседник думает о сложившейся на факультете ситуации. И если ответы его удовлетворяли, то приступал к главному содержанию беседы.
  Результаты этих усилий его обескуражили. Хотя многие из тех, с кем он говорил, были недовольны складывающейся обстановкой, были против Радугина, ни один не пожелал подписать петицию, проект которой набросал Игорь. Никто не захотел рисковать своим положением; все понимали, что в нынешней ситуации можно легко вылететь из университета - проявление лояльности становилось все более доминирующим требованием для продолжения учебы.
  Игорь понял, что с петицией у него ничего не получится; даже те, кто хотели бы ее подписать, слишком запуганы. Радугин находится на кафедре всего ничего, а уже всех подчинил своей воли. Даже те, кто не согласны с его идеями, перенимают их, начинают их пропагандировать. Чем-то это напоминает коллективный гипноз, а это очень опасно. Что самое неприятное, противостоять ему невозможно, люди сами позволяют себя подчинить чужому внушению. А подчинившись, становятся адептами учения, которое еще недавно не принимали.
  Радугин завершил очередную лекцию. Игорь почувствовал облегчение, по крайней мере, на некоторое время можно будет отдохнуть от этого энергичного напора враждебных мыслей.
  С таким настроением Игорь уже собирался покинуть аудиторию, как его внезапно остановил голос Радугина.
  - Каракозов, у меня к вам большая просьба, останетесь на некоторое время.
  Игорь остановился и посмотрел на Радугина. Тот кивнул своей бородатой головой.
  - Да, да, я прошу вас остаться, Игорь, - подтвердил Радугин свою просьбу.
  Все вышли из аудитории, они остались в ней вдвоем.
  - Игорь, я хочу, чтобы мы бы с вами поговорили, как два друга. Этот разговор важен и для меня и для вас.
  Начало было неожиданным, и Игорь почувствовал, что застигнут врасплох - он не знал, как реагировать на эти слова преподавателя.
  - Будем говорить совершенно откровенно, - продолжил Радугин. - Мне известно, что вы не согласны с тем, что я проповедую. Более того, вы единственный на потоке, кто открыто выступает против меня. Я знаю, вы агитируете студентов, чтобы они подали против меня петицию. Я видел составленный вами текст. Мне он понравился, он хорошо и убедительно написан. Это говорит за то, что вы талантливый юноша. Не бойтесь, Игорь, никаких репрессий против вас я не намерен возбуждать. Поэтому призываю говорить максимально откровенно. Я уважаю своих противников. Так что вы мне скажите?
  - Да, я не согласен с тем, что вы проповедуете, - подтвердил Игорь. Он так сильно волновался, что ему казалось, что сердце в любой момент может выскочить из груди.
  - Я рад, что вы не скрываете свою позицию. Тем важней для меня превратить вас в своего сторонника. Как я уже сказал, вы талантливый человек, и у вас может быть большое будущее. Более того, я ясно вижу его. Но в том случае, если выберите правильную сторону. А сегодня, как никогда, обострилась борьба между светом и тьмой. Я вас уверяю, мы представляем свет, и мы победим. И тогда тьма поглотит многих. И я бы очень не хотел, чтобы среди них оказались и вы.
  - Я этого не боюсь, я считаю, что нахожусь на стороне света, - возразил Игорь.
  Какое-то время Радугин внимательно рассматривал студента, словно видел его в первый раз.
  - Я понимаю, что вы имеете в виду. Вы - любимый ученик Елагина, который является поклонником Плотина. Мне самому интересен этот философ. Он из тех, чьи мысли возвышают. Мне нравится его высказывание, по-моему, очень справедливое: "тот, кто имеет высшие добродетели, обязательно обладает низшими, но тот, кто обладает низшими, необязательно обладает высшими". Из какой части эти слова, не помню.
  - Это первая эннеада, - сообщил Игорь.
  - Очень рад, что вы обладаете столь глубокими познаниями в учении этого мыслителя, - в очередной раз кивнул своей бородой Радугин. - Вот только сегодня мы стоим совсем перед другими вызовами. А главная задача философа, не просто размышлять об абстрактных предметах, а находить ответы на вопросы своего времени. Именно из этого постулата я исхожу во всех своих размышлениях. Вы согласны со мной?
  - Не совсем.
  - Я так и предполагал. - Радугин встал, прошелся по небольшому пятачку возле кафедры и снова сел. - Мы договорились говорить друг с другом совершенно откровенно и искренне. - Он вопросительно взглянул на Игоря.
  - Да, - подтвердил Игорь.
  - И я вам честно говорю: вы нужны мне, нужны нашему движению, нужны своей стране. Потому что вы не имитируете ум, как это делает большинство, а по-настоящему умны. А подлинный ум - это крупинка золота в огромном пласте пустой человеческой породы. Я убежден, что мы найдем взаимопонимание, потому что на моей стороне правда истории. - Радугин замолчал, молчал и Игорь. - Я отдаю себе отчет, что завоевать вас будет мне не просто. Но есть вещи, которые делать необходимо. А ваш ум мне нужен. Я призываю вас принять участие в грандиозной кампании, которая изменит не только нашу страну, но отчасти и мир. Как вам такое предложение?
  Игорь пожал плечами. Давно он не попадал в ситуацию, когда почти совершенно не знал, что сказать.
  - Культура, которую генерирует страна, если культура подлинная, всегда важней, чем сама страна. Древнего Рима, древней Греции давно уже нет, а их культура сохранилась и во многом предопределяет нашу жизнь. Так и в нашем случае, культурный код России важней самой России. Он останется, даже если ее не будет. Великий русский мир сохранится в веках в независимости от самого его породившего государства. Потому что это те ценности, которые нетленны, без которых человечество загниет. А это уже активно происходит. Скажите честно, разве не так?
  - Так, - сказал честно Игорь.
  - Вот видите, в чем-то мы уже с вами единомышленники. А если мы единомышленники в чем-то, то сможем стать единомышленниками во всем. Наш мир в отличие от другого, который хочет стать для всех образцом, - широкий, нелинейный, и я бы назвал его многоцветным. Именно по этим причинам он открыт для всех, кто хочет искать свою самобытность, а не существовать по чужим лекалам. Но этот мир пока очень сырой, он плохо структурирован. Наша задача придать ему такую форму, такой вид и такое содержание, чтобы он был бы привлекателен для большинства стран и народов. Вот в чем грандиозность задачи, вот на что я призываю потратить ваше дарование. Речь идет ни больше, ни меньше, как о спасении человечества. Но чтобы его спасти, нужно отказаться от многих старых идей. Да, часто они звучат красиво, но разве вы не видите, что они давно не работают, как старые клячи. Если вам так нравится, изучайте их, пожалуйста, но становитесь адептом того, что реально изменит мир. Нам нужна идеология, которая откроет дорогу в будущее. Ее найти крайне не просто, с этой целью нужно вскрыть ее внутренний потенциал, выпустить на волю заложенные в ней энергетику. А это задача потруднее, чем без конца повторять заезженные песни Плотина. Мы очень нуждаемся в людях, которые понесут на своих плечах этот грандиозный труд. Это тот новый Иерусалим, который предстоит возвести. Будущее есть только у тех, кто создает вечные ценности. Не отвечайте мне сейчас ничего, но, обещайте, что подумаете над нашим разговором. Кстати, я совсем не против вашей петиции, если считаете, что она нужна, подавайте.
  
  45.
  Воспоминания в очередной раз исчезли, словно в кинотеатре погас экран, Каракозов посмотрел вокруг себя. Все было задрапировано каким-то грязным серым, непроницаемым цветом. Зрелище было настолько неприятным, что он даже закрыл глаза.
  А что он хочет, разве может быть по-другому? Этот разговор один из самых неприятных и тяжелых в его жизни. Он помнит, как пришел после него к Злате и честно рассказал ей о своем общении с Радугиным. Он боялся, что она станет осуждать его за то, что он вообще согласился выслушать его вместо того, чтобы сразу уйти. Но девушка отнеслась к тому, что произошло, с пониманием. Они долго обсуждали все сказанное преподавателем и пришли к выводу, что ни в коем случае нельзя поддаваться на его призыв. Он пытается соблазнить какой-то безграничной перспективой, увлечь новыми грандиозными задачами. Но это все самый настоящий обман, в который глупо верить.
  Это согласие отчасти успокоило Игоря. Он не мог скрывать от себя, что слова Радугина до определенной степени разворотили душу, поселили в ней семена сомнений. А вдруг он в чем-то прав, что если действительно вся эта старая философия давно покрылась мхом. А он, Игорь, лишь делает вид, что этого не замечает. Сколько лет прошло с тех пор, как тот же самый Плотин написал свои строки. И что изменилось за это время? Куда движется мир? Уж явно не туда, куда указывал философ. И разве не требует это обстоятельство сделать определенные выводы?
  Но разговор со Златой внес тогда успокоение в его растревоженную душу. Она права, этот Радугин не более чем демагог, возможно, даже очень искусный. Но разве это что-то меняет; умелый мошенник остается мошенником, как бы ловко он не манипулировал окружающими.
  Какое-то яркое пятно возникло перед глазами Каракозова. Еще через мгновение он увидел Плотина. Разумеется, он тут как тут, ведь он, Каракозов, мысленно произнес его имя. Но общаться с ним сейчас почему-то ему не очень хотелось. Что он скажет Плотину на этот раз?
  - Вижу, ты чем-то сильно смущен, - произнес Плотин. - А, понимаю, вспоминал тот разговор с Радугиным.
  - Вы слушали его?
  - Еще тогда, когда он случился в первый раз. Я сильно расстроился, я понял, он будет иметь для тебя долгосрочные последствия.
  - А вам не пришла тогда мысль, что в чем-то Радугин был прав?
  - Я знал, что она пришла к тебе.
  - Но мысль не приходит случайно, она всегда чем-то вызвана.
  - Разумеется, - согласился Плотин, - заблуждения рождают намного больше мыслей, чем истина. Ведь заблуждений много, а истина одна.
  - Но как различить одно от другого?
  - Различить трудно, а вот проникнуться ощущением истинного можно. В человеке есть чувство истины, обычно, оно глубоко запрятано или крепко дремлет. Но оно существует, его надо только отыскать в себе или разбудить. И многое тогда станет ясней Но если этого не хочется делать, то уже ничего не поможет. Ведь ты понимал тогда, что все, что он говорит, ложь. Но ты испугался, что тебе перекроют дальнейшую дорогу, а потому слушал его, хотя не был согласен ни с единым его словом. Разве не так?
  - Так, - подтвердил Каракозов. - Это-то меня тогда и мучило, это же мучит и сейчас.
  - Люди предпочитают мучиться, чем следовать истине, - с горечью произнес Плотин. - Что толку в мучениях, если они не меняют человека.
  - Да, да, я всегда это чувствовал, - согласился Каракозов.
  - Мучения облегчают нам жизнь, - грустно произнес Плотин. - Людям кажется, что страдания хотя бы частично искупают их отступничество, на самом деле, все ровно наоборот, они облегчают совершать предательство.
  - Тогда я это точно не понимал.
  - И не стремился понять.
  - И не стремился понять, - подтвердил Каракозов. - Но прошлое не изменить.
  - Ты не прав, прошлое можно изменить, как и будущее, - возразил Плотин.
  - Каким же образом?
  - Самым простым - изменив к нему свое отношение, свое их понимание. Редко кто из живущих на земле понимает, что изменив к прошлому свое отношение, он меняет и свое будущее. Ты сейчас как раз пребываешь в этой точки.
  - Но что я должен сделать?
  Плотин немного удивленно посмотрел на Каракозова.
  - Если я стану давать тебе постоянные подсказки, тебя точно не вернут на землю. Зачем нужен там еще один не самостоятельный человек. Их и без того неисчислимое количество.
  - Хорошо, я сам найду ответ.
  На этот раз философ удовлетворенно кивнул головой.
  - Я знаю, ты не безнадежен. Скажу без ложной скромности: в том, кто в свое время по-настоящему изучал мое учение, что-то непременно меняется. Оно откладывается в его сознании, даже если он желает его напрочь забыть. А знаешь, почему это происходит?
  - Скажите, Плотин.
  - Потому что оно истинное.
  Каракозову показалось, что на лице Плотина промелькнуло тщеславие. Это был всего миг, и это выражение тут же исчезло. Но он мог себе поклясться в том, что оно все же было. Получается, что даже божественный Плотин не лишен до конца каких-то человеческих недостатков.
   Каракозов повернул голову, чтобы еще раз взглянуть на Плотина, но того уже рядом не было. Даже его след целиком исчез.
  
  46.
  Сначала Игорь надеялся, что разговор с Радугиным быстро выветрится из головы. Но шло время, а этого не происходило, память сама регулярно воспроизводила то одни, то другие фрагменты беседы. Каракозов вовсе не считал, что преподаватель сумел его в чем-то убедить, но то, что у него получилось внедриться в его сознание, было очевидно.
  Игорь решил поделиться тем, что с ним происходит, со Златой. Он вообще по возможности старался от нее ничего не скрывать.
  Девушка внимательно выслушала. И поставила свой диагноз.
  - Я надеялась, что после первого нашего разговора ты забудешь о Радугине. А знаешь, почему не можешь этого сделать? Он тебя вербует.
  Игорь удивился, как быстро и правильно Злата поставила диагноз.
  - Ему это не удастся, - заверил ее Игорь.
  Злата несколько секунд молчала.
  - Папа мне говорил, что если человек не сопротивляется, он быстро деградирует.
  Игорь подумал, что Елагин, как всегда, прав, все так и есть. Он вдруг припомнил недавний разговор со Златой. Он был вызван тем, что хотя девушка, как минимум, два-три раза в неделю общалась с отцом, Елагин, хотя знал, что они живут вместе, ни разу не спросил у нее о нем, ни даже не передал привет. Как будто бы он, Каракозов, оказался стертым из сознания этого человека.
  Игорь и обижался на такое невнимание и не понимал, чем оно вызвано. Они же хорошо расстались, Елагин сам разрешил ему жить в их квартире со Златой. В чем же тогда дело?
  Не выдержав, он спросил об этом у Златы. Как ни странно, этот вопрос не застал ее врасплох.
  - Я и сама спрашиваю себя об этом, - сообщила она.
  - И что же ты отвечаешь самой себе? - спросил он ее.
  По лицу девушки Игорь видел, что ей не просто отвечать на этот вопрос.
  - Мне кажется, - сказала она, - он чувствует вину перед тобой и всеми ребятами, - не слишком охотно произнесла она. - Он уехал и оставил вас одних с этими монстрами. Папа мне часто повторял, что только защита своих принципов делает человека человеком. Поэтому очень тебя прошу, не сдавайся. Хотя они от тебя не отстанут.
  - Почему ты так думаешь? Если я им с самого начала не поддамся, они это поймут, то оставят меня в покое.
  Злата, не соглашаясь, покачала головой.
  - Не оставят. Они тебя либо сломают и сделают своим, либо выгонят. Они долго не станут терпеть твою непреклонность. Она для них, как кость в горле.
  По Игорю внезапно прошелся холодок, он вдруг сейчас ясно осознал всю правоту Златы. Да он и сам в глубине души так думает, только боится себе в этом признаться. Эти люди ни в чем не похожи на Елагина, они не терпят никакого свободомыслия. Человек должен думать либо, как они, либо никак.
  - Но если они, как ты говоришь, от меня не отстанут, что тогда мне делать? У них вся власть в стране, они закроют мне все дороги.
  Злата на этот раз молчала довольно долго.
  - Я не знаю, что делать, Игорь, - произнесла она. - Могу лишь обещать, что буду с тобой при любом развитии событий. Мне папа незадолго перед своим отъездом сказал: не надейся ни на что хорошее, готовься к тяжелым временам. Надежды взяться просто не откуда.
  Внезапно Игорь почувствовал раздражение - не слишком ли часто Злата прибегает к цитатам отца? Да, он много говорит правильных вещей, только вот сам взял да сбежал. И, между прочим, оставил своих учеников на заклание своим идейным врагам, как раз в тот момент, когда им особенно требовалась его помощь. Как это смотрится с точки зрения отстаивание своих принципов, о чем в свое время Эрнест Викторович много говорил?
  Но вслух Каракозов ничего не сказал, ему не хотелось при Злате в чем-то упрекать ее отца. Она его очень любит, и ей будет больно. К чему и без того усугублять сложную ситуацию.
  После того знаменательного разговора Радугин больше не делал попыток снова поговорить с Игорем. Он вообще не обращал на него внимания, даже на своих лекциях редко смотрел в его сторону. С одной стороны это отчасти успокаивало Каракозова, в нем пробуждалась надежда, что никаких последствий для него их то общение не будет иметь, а все, как было, так и будет продолжаться. Но с другой - и это было даже удивительно, Игорь периодически ловил себя на том, что испытывает чувство, весьма похожее на обиду. Получается, что его особе не придают большого о значения; так попробовали разок перетянуть на свою сторону, не получилось - сразу же забыли о нем. А ведь онр как ни крути лучший студент на курсе.
  У него даже возникло желание каким-то образом напомнить о себе, но хватило благоразумия даже не пытаться это сделать. В конце концов, он решил, что все, что не делается, к лучшему, и ему не надо ничего предпринимать.
  Чем больше проходило времени после этого разговора, тем меньше Игорь думал о нем. Его гораздо больше беспокоило то, что между ним и Златой возникло пусть небольшое, но напряжение. Он понимал, что вызвано оно поведением ее отца, который словно бы забыл про его существование. И Злате это неприятно. Но как изменить ситуацию, Игорь не представлял.
  Лекции и семинары закончились, и Каракозов собирался домой. Неожиданно к нему подошла секретарша декана и сказала, что он просит пройти его в свой кабинет.
  Это приглашение сильно удивило Игоря; до сих пор он с новым деканом ни разу не общался. Разумеется, неоднократно они сталкивались в коридорах университета, Игорь здоровался, получал ответ - этим их общение ограничивалось. А потому сейчас недоумевал, зачем он понадобился Жемге.
  Игорь постучал, услышал приглашение войти и толкнул дверь. Декан сидел за своим столом. При виде вошедшего, он приветливо улыбнулся.
  - Если не ошибаюсь, Игорь Каракозов, - произнес Жемга. - Я тут еще не так давно, а потому не знаю всех своих студентов по имени и фамилии. Но вас знаю. Присаживайтесь. У нас с вами предстоит важный разговор.
  Игорь сел. Упоминание о важном разговоре насторожило его. Он был почти уверен, что ничего хорошего этот важный разговор ему не сулит.
  - Как вам учеба на факультете? - поинтересовался декан.
  - Все нормально, мне нравится тут учиться, - постарался как можно обтекаемей ответить Игорь.
  - То, что вам нравится учиться, мне хорошо известно. По всем показателям вы среди лучших студентов. Возможно, даже самый лучший. А лучшим быть трудно. Вы согласны?
  - В общем, да, - согласился Игорь. - Надо все время удерживать планку. А это, в самом деле, не просто, нужно прилагать дополнительные усилия.
  - Вы очень верно описали ситуацию, - почему-то обрадовался Жемга. - Особенно это сложно в вашем возрасте. Хочется заняться чем-то приятным, а приходится корпеть за учебниками. Но знаете, Игорь, это имеет и свои неоспоримые преимущества. Более того, я убежден, что они компенсируют все остальное. Вы так не думаете?
  - Возможно. У меня еще не было шанса в этом убедиться.
  - А если я скажу, что он у вас появляется? Вам это интересно?
  - Конечно, - подтвердил Игорь.
  - Я был в этом уверен. А теперь непосредственно к делу. У нас есть возможность послать на конференцию молодых философов одного представителя. Вы что-нибудь слышала об этом событии?
  - Ничего.
  - Это большая конференция молодых умов в основном из Европы, но не только. Она пройдет в Варшаве в течение трех дней. На совете кафедры мы думали, кого же послать. Александр Селиверствович предложил вас. И все единогласно поддержали.
  - Александр Селиверствович! - изумился Игорь. Ничего подобного он не ожидал.
  - Да, Александр Селиверствович очень ценит вас, считает, что у вас огромный потенциал.
  - Передайте ему спасибо, - пробормотал Игорь.
  - Зачем же мне передавать - улыбнулся Жемга. - Сделайте это сами.
  - Вы правы, я непременно поблагодарю Александра Селиверствовича.
  - И будете абсолютно правы. А теперь может быть, о самом важном. Вы едите туда не просто так, вы будете обязаны сделать доклад. Нужно выбрать тему. Никаких ограничений организаторы конференции не ставят, вы вольны выбрать любую.
  - Мне хочется сделать доклад о Плотине, - не раздумывая, проговорил Игорь.
  Несколько секунд декан молчал.
  - Это ваше право, лично я не возражаю. Впрочем, я почти был уверен, что вы выберите эту тему; не случайно же вы - любимый ученик Елагина. А он признанный в мире специалист по Плотину и неоплатонизму. Признаюсь, я сам пережил увлечением и этим философом и всей этой эпохой. Правда, это было давно. С тех пор я кардинально пересмотрел свои взгляды. Но боже упаси, если вы полагаете, что на вас оказывается давление. Мы пошлем заявку, в которой будет указано, чему посвящено ваше выступление.
  - Я вам очень признателен.
  - Мне? За что? - то ли удивился, то ли сыграл удивление Жемга. - Благодарите себя за то, что вы у нас лучший. Ну и Александра Селиверствовича. В вашем распоряжении месяц, успеете написать доклад?
  - Успею.
  - Нисколько в этом не сомневался. - Декан задумался. - Позвольте буквально несколько слов в заключении. - Игорь кивнул головой. - Нет ни каких сомнений, что Плотин - великий философ. Его идеи крайне важны для человечества. Но вы должны думать не только о нем, но и о себе.
  - Что вы имеете в виду, Евгений Леонидович?
  - Не спорю, задача соединение с Единым, возможно, действительно очень важная. Но что-то не просматривается ее решение. Сколько веков прошло, а воссоединение по разным причинам все не происходит. Не пора ли поставить крест на том, чего невозможно добиться? Если, Игорь, вы желаете чего-то достичь в жизни, надо ставить перед собой реалистические цели, которые помогут и вам, и стране. Нет, я не отговариваю вас от темы доклада, но после конференции жизнь продолжится. Вам надо будет решать, что в ней делать. Возьмите эти мысли на заметку. Вот, собственно, что я хотел вам сказать. И если больше ко мне нет вопросов, то я вас не задерживаю.
  Игорь встал, сделал несколько шагов к двери, затем вдруг остановился.
  - Евгений Леонидович, один вопрос у меня есть.
  - Слушаю.
  - А на какие средства я поеду?
  - Что ж, вопрос абсолютно правильный. Участие в конференции оплачивает один фонд. Так что не берите эту проблему в голову. Сумма, конечно, не огромная, шиковать не позволит, но ни в чем нуждаться вы не будете. Жду вашего доклада. - Декан широко улыбнулся.
  Игорь подумал, что ему необходимо так же улыбнуться в ответ, но он это не сделал, а просто вышел из кабинета.
  
  47.
  Злата обрадовалась этой новости. Они сразу стали обсуждать, о чем должен быть доклад на конференции. Оказалось, что найти актуальную тему о философии Плотина не так-то просто. Они пришли к согласию, что излагать само учение философа нет никакого смысла, оно широко известно и повторять его значит ломиться в открытые ворота.
  Идея пришла от Златы. Она была простой и естественной, а потому конструктивной - доклад должен быть посвящен теме: почему учение Плотина не только сохраняет свою актуальность, но она только возрастает.
  Игорь сразу понял, что убедительно доказать этот тезис будет не просто. Но Злата сказала, что поможет ему, а вместе они непременно справятся. Он знал, что Злата, будучи дочерью одного их самых авторитетных знатоков этого учения, неплохо разбиралась в философии Плотина; отец ни раз рассказывал ей о ней. К тому же она присутствовала на всех их семинарах. А потому ее помощь действительно могла оказаться неоценимой.
  Но Игорь решил, что имеет право воспользоваться помощью не только дочери, но и ее отца. Он предложил обратиться за советами к Елагину. Но к его удивлению эта идея не встретила одобрения у девушки.
  Довольно долго она молчала. Потом сказала, что это доклад Игоря, поэтому он должен его подготовить самостоятельно. А отцу не зачем даже рассказывать о том, что он, Игорь, едет на конференцию. Такая ее позиция ему не понравилась, но он не стал возражать, решив, что у Златы, возможно, имеются свои причины не привлекать Эрнеста Викторовича к этой работе.
  Впрочем, он почти сразу забыл об их небольшом разногласии, его захватило радостное чувство от предстоящей совместной работе. Он в очередной раз удостоверился, насколько она глубокий и умный человек и как ему повезло, что его выбрала такая девушка.
  Они сидели обнаженными на кровати после бурного секса и, обложившись книгами и тетрадями, размышляли о Плотине и его учении.
  - Я сегодня весь день читала разные фрагменты из Плотина, - сообщила Злата.
  - Хочешь сказать, что не пошла на занятия? - удивился Игорь.
  Злата немного смущенно кивнула головой.
  - Надо же было понять, о чем твой доклад, - ответила она. - Времени же у нас немного.
  - Почти месяц, - уточнил Игорь.
  - Если ничего не делать, он быстро пройдет. К тому же ты не забыл, что доклад надо представить на неделю раньше для предварительного ознакомления?
  - Значит, времени у нас действительно немного, - согласился Игорь.
  - Я вот о чем подумала, - продолжила Злата, - что главной идеей твоего выступления должна стать проблема человека в творчестве Плотина. Для него она была одна из самых важных тем. И остается актуальной и сегодня. Согласен?
  Игорь ненадолго задумался.
  - Я и сам склонялся к этой мысли.
  - Вот здорово! - обрадовалась девушка. - Значит, мы идем по одной колее.
  - Мы часто мыслим похоже.
  - Вот смотри, - дотронулась она до руки Игоря. Одеяло спало с нее, открыв груди. Это зрелище на какое-то время отвлекло Игоря от философии. - Он пишет о катастрофическом и бедственном положении человека в мире. Изменение такого положения возможно в том случае, если человек не просто станет искать себя, а использовать философию с целью решения противоречий, находящихся в сердцевине индивидуума. Это позволит в конечном итоге дать нашему Я лучшее Я.
  - Я как-то пропустил этот фрагмент его учения, - не без досады произнес Игорь. - Но как это интерпретировать?
  - Мне кажется, что это сделать совсем не сложно. Тем более, сегодня это крайне актуально, современный мир предлагает человеку не лучшее его Я, а весьма сомнительное, а то и примитивное. Его можно назвать потребительским я.
  - А такое я не предоставляет никаких возможностей для трансформации личности, - подхватил мысль Златы Игорь. - В результате мы в непреодолимом тупике.
  - Именно, - подтвердила Злата. - Плотина на протяжении всей его жизни волновало несчастное положение человека в этом мире. Об этом мне неоднократно говорил папа. Кто мы? Куда мы идем? Это вопросы, которые Плотин часто задавал в своих лекциях.
  - Да, да, я помню, твой отец упоминал это обстоятельство. - Он говорил, что Плотин учил, что в этой жизни человек не является тем, чем он может и должен быть. И это одно из главных положений его учения. Человек способен понять, что в мире божественном для него все меняется, только там он достигает своего истинного Я. Начав с познания самого себя, он неизбежно начнет в какой-то момент познавать Бога. И тем самым запустит процесс своего глубинного преобразования. Зло является порождением материи, и если личность уходит от нее, то постепенно исчезает притяжение а затем и власть зла.
  Они проговорили чуть ли не до утра. И только полностью исчерпав силы, заснули. Позже, когда Каракозов вспоминал Злату, то чаще всего именно этот эпизод - обнаженную, обложенную книгами и тетрадями и рассуждающую о Плотине. Правда, постепенно эта картина стала угасать в сознании, а затем и вовсе перестала воспроизводиться на экране памяти. Но пока этого еще не случилось, он всякий раз наполнялся гордостью за то, что его так сильно любила такая необычная девушка.
  
  48.
  Три дня в Варшаве пролетели, как одно мгновение. Игорь впервые очутился за границей, и ему было любопытно буквально все. Правда, на осмотр города, на знакомство с жизнью другой страны времени было крайне мало. Большую его часть он проводил в зале, где проходила конференция и его окрестностях. Съехались молодые ученые из пятнадцати стран, Игорь еще ни разу не был в окружении такого количества иностранцев, и ему был интересен каждый из них. С некоторыми удалось побеседовать, и он не без гордости констатировал, что выглядит на их фоне ничуть не хуже, чем они. А одной вполне симпатичной участницы из Уругвая он даже приглянулся, как мужчина. По крайней мере, такой он сделал вывод, оценивая то, с каким призывом она смотрела на него. Игорь не сомневался, что если он выразит желание, она ему не откажет. Тем более, и географически все благоприятствовала этому сближению, она жила в соседнем с ним номере. Но он и мысли не допускал изменить Злате, это было так же невозможно, как чтобы земля вдруг стала вращаться в другую сторону.
  Доклад Каракозова был встречен вполне благожелательно. Правда, он отдавал себе отчет, что, по крайней мере, треть его был написан рукой Златой или использовались ее наработки и идеи. Он даже предлагал ей представить его за двумя подписями, но она решительно отказалась. Впрочем, нельзя сказать, что он настаивал уж очень сильно.
  Игорь вернулся в Москву, и из аэропорта сразу поехал к Злате. Ему не терпелось рассказать ей, как прошла конференция, и что его доклад понравился публике.
  Но едва он вошел в квартире, как чуть не столкнулся с Елагиным. Игорь знал, что отец Златы должен скоро вернуться из Америке, но полагал, что случится это позже. И сейчас был обескуражен этим обстоятельством.
  - Эрнест Викторович, здравствуйте! - воскликнул Игорь. - Вы вернулись?
  - Как видишь. Еще вчера.
  Игорь молчал, не зная, что сказать. Было бы не правдой уверять, что он был рад возвращению своего учителя, он уже привык жить в этой квартире вместе со Златой. А теперь все резко менялось. Но с другой стороны он надеялся, что Елагин сумеет как-то повлиять на происходящие на факультете процессы, возможно, даже обуздает Радугина и хоть что-то вернет в прежнее русло.
  - Златы пока нет дома, она в университете. А мы, если ты не против, можем немного поговорить, - предложил Елагин.
  Они прошли в его кабинет. Игорь предполагал, что его хозяин станет расспрашивать о том, как они жили все это время с Златой, но Елагин спросил о совсем другом:
  - Скажи мне, Игорь, что творится на факультете? Все это время я был отрезан от него. Только честно и без прикрас.
  - Там все плохо, Эрнест Викторович. Всем заправляет Радугин. Он принуждает всех думать так же, как и он.
  - Но тебе же разрешили отправиться на конференцию с докладом о Плотине. Кстати, я ознакомился с ним, мне Злата его переслала. Вполне достойно.
  - Спасибо, Эрнест Викторович. Я не знал, что Злата вам его отослала. Что касается конференции, то я и сам удивлен, почему мне разрешили подготовить доклад о Плотине.
  Елагин задумался.
  - Ты прав, это не случайно. Они имеют виды на тебя. Насколько я понимаю, решили действовать осторожно и постепенно. Будь очень бдителен, ты даже не заметишь, как они сделают тебя своим сторонником.
  - Об этом не беспокойтесь, такого никогда не случится, - заверил Игорь.
  Елагин внимательно взглянул на него, но ничего не ответил.
  - Эрнест Викторович, надо что-то немедленно делать, иначе...
  - Я понимаю, о чем ты, - не дал ему докончить фразу Елагин. - Но силы не на моей стороне. Они избавились от всех, кто мог бы стать моим потенциальным сторонником. Они хорошо знают, как надо действовать в таких случаях. И уж точно не станут гнушаться ничем.
  - Что же в таком случае нам делать?
  На этот раз Елагин замолчал надолго. Игорь смотрел на него и думал, что пребывание в Америке не пошло ему на пользу, он выглядел и постаревшим, и поникшим. Это был какой-то другой человек, мало похожий на того, каким его увидел Каракозов впервые.
  - Главное в такой ситуации суметь сберечь себя, - вдруг глухим голосом произнес Елагин. - Помни о Плотине, на его пути тоже было немало испытаний, но он сумел это сделать. Поэтому и остался в истории. Ты меня понимаешь?
  - Да, - ответил Игорь.
  - А теперь извини, мне надо немного отдохнуть. В последнее время я стал что-то быстро уставать.
  Игорь удалился в комнату Златы. И стал обдумывать возникшую ситуацию. Встреча с Елагиным произвела на него гнетущее впечатление; не такой он ее представлял. Это был совсем иной человек, словно из него откачали насосом жизненную силу и энергию. А в результате возникли какие-то незаполненные пустоты. Причем, они появились не так давно; раньше внутри Елагина все клокотало и бурлило, а сейчас общаешься с ним, и тебя вдруг обволакивает какая беспросветная пустота.
  Что же ему в таком случае делать? К Игорю пришло ясное понимание, что вместе, втроем они жить не смогут, ему придется уезжать. А он так уже привык к этой квартире, в которой его всегда ждала Злата. Подсознательно у него даже стало возникать ощущение, что это их гнездышко. Но теперь он ясно понимает, что это совсем не так. Он сегодня же съедет отсюда, вот только дождется прихода Златы.
  Она пришла под вечер. Они с Елагиным одновременно услышали звуки открывающейся двери, и вышли ее встречать. Игорь заметил, что девушка немного смущенно посмотрела сначала на отца, затем - на него.
  - Злата, зайди ко мне ненадолго, - попросил Елагин.
  Она пришла в свою комнату, где ее ждал Игорь, минут через тридцать. Он сразу увидел, что у нее не самое радужное настроение.
  - Извини, папу, он не очень хорошо чувствует себя, поэтому он не будет с тобой сейчас больше общаться. Ему тяжело дался перелет.
  - Я понимаю, - сказал Игорь. - Эрнесту Викторовичу надо отдыхать.
  - Да, - согласилась Злата. И выжидающе посмотрела на Игоря.
  Он понял ее невысказанный вопрос.
  - Злата, - сказал он, - мне лучше уехать. Прямо сейчас. Втроем нам будет тут неуютно.
  Злата молчала. Ее лицо стало очень бледным.
  - Если ты принял решение, то уезжай, - отчужденным голосом произнесла она. - Кстати, ты не рассказал, как прошла конференция?
  Последующие десять минут Игорь рассказывал о конференции. Злата внимательно слушала, даже задавала вопросы, и все же ему казалось, что мысли, а может, скорее ее чувства, были заняты чем-то другим.
  - Я очень рада, что все прошло хорошо, - произнесла Злата. Она встала, подошла к Игорю и стала целовать его в губы.
  Они страстно целовались, но при этом Игоря не оставляло ощущение, что эти поцелуи ничего не меняют.
  Злата снова села на стул.
  - Злата, я пойду, - сказал Игорь.
  - Ты все же решил уйти?
  - Так будет лучше. Надеюсь, это временно.
  - Я тоже надеюсь.
  - Попрощаюсь с Эрнестом Викторовичем.
  - А я пока соберу твои вещи.
  Только теперь до Игоря дошло, что, несмотря на то, что он принял решение выехать из квартиры, он совсем не подумал, что нужно собрать вещи.
  - Спасибо, Злата, - поблагодарил он.
  Игорь постучался в кабинет Елагина. Получив разрешение войти, толкнул дверь. Профессор сидел за столом и что-то читал.
  - Да, Игорь, слушаю тебя.
  - Эрнест Викторович, я решил уехать.
  Какое-то время Елагин сидел молча.
  - И где собираешься жить?
  - Там же, где жил, в общежитие, больше негде.
  - Если решил, езжай, - сказал Елагин. - А я завтра поеду на кафедру. Посмотрю воочию, что там творится. Потом, может быть, поговорим.
  Елагин снова замолчал, и Игорь понял, что разговор окончен.
  - До свидания, Эрнест Викторович, спасибо вам за все, - попрощался он.
  - До свидания, Игорь. Уверен, мы скоро снова увидимся.
  Игорь вернулся в комнату Златы.
  - Можно ехать, - произнес он.
  Злата быстро встала со стула и обняла Игоря.
  - Я люблю тебя, - прошептала она. На ее глазах появились слезы.
  - Я тоже тебя очень люблю, - ответил он, вытирая рукой ее влагу с глаз. - Злата, ничего же страшного не происходит, мы будем видеться каждый день. Или почти каждый.
  - Обязательно, - кивнула она головой. - Пойдем, я тебя провожу до двери.
  У входной двери они снова поцеловались, затем Игорь открыл дверь и вышел за порог. Дверь за ним затворилась. Несколько секунд он стоял неподвижно, а затем вызвал лифт.
  
  49.
  Было время, когда Игорь с радостью возвращался в свою комнатку в общежитии. В ней его ждали близкие друзья, с которыми он мог обсуждать любую тему. Для разговоров им нередко не хватало целого вечера и приходилось отнимать часы у сна. Но никто из них об этом не жалел, хотя недосып был частным их спутником.
  Но после того, как он уехал жить к Злате, все изменилось. Дружбы больше было, да и Игорь несколько отвык от спартанских условий студенческого быта. И сейчас он с тяжелым сердцем направлялся в общежитие.
  Вениамин и Андрей были в комнате. Игорь поздоровался и молча прошел к своей койке. Те удивленно наблюдали за ним.
  Первым, как всегда начал Стахеев.
  - Это у нас что, можно узнать? Пришествие Христа народу, возвращение блудного сына? Или еще неизвестный нам вариант?
  - Вернулся Эрнест Викторович, и я решил, что мне лучше съехать из их квартиры, - пояснил Игорь.
  - Тебя выгнули?
  - Никто меня не выгонял, но Елагин выглядит неважно. Мне кажется, что у него плохо со здоровьем. Я решил, что я там лишний. Ему надо побыть с дочерью.
  - Что же такое случилось с Елагиным? - поинтересовался Вениамин.
  Игорь задумался, ответить на этот вопрос было не так-то просто.
  - У меня такое чувство, что он корит себя за отступничество.
  - Отступничество? - удивился сын раввина. - И в чем оно?
  - Насколько я понимаю, он считает, что без боя сдал кафедру нынешнему декану, Радугину и другим из этой братии, которые с ними пришли. Он не может себе это простить.
  - Напрасно, - пожал плечами Вениамин. - Сейчас на кафедре стало интересней, будто свежий ветер подул.
   - А раньше свежего ветра не было? - спросил Игорь.
  - Раньше мы копались в каких-то вещах, которые никогда не воплотятся. Не спорю, это было и полезно, и интересно, но что делать с этим, никто не знал. Нельзя же всю жизнь посвящать тому, что никогда не пригодится.
  - Ты имеешь в виду Елагина и его лекции о Плотине?
  Вениамин ответил после короткой заминки.
  - И его и лекции.
  - А еще кого?
   Вениамин посмотрел на Игоря.
  - Тебя.
  - Вот как! - воскликнул Игорь. Слова Вениамина показались ему неожиданными и в чем-то оскорбительными.
  - Если будешь заниматься Плотином, то так и останешься ни с чем. В лучшем случае станешь преподавать философию в каком-нибудь провинциальном вузе. Хотя и в этом не уверен.
  Игорь ощутил растерянность, он почувствовал, что никак не может найти аргументы для возражения Вениамину.
  - Андрей, ты тоже так думаешь? - обратился он к Стахееву.
  Тот поднял руки.
  - Меня не спрашивай. Я тебе говорил: сдаю экзамены и навсегда завязываю с философией - с меня ее на всю оставшуюся жизнь хватит. Считайте отныне меня журналистом. - Стахеев на мгновение замолчал. - А что касается твоего Елагина, то ничем хорошим он не кончит. Либо он уйдет сам, либо его сожрут. Если увидишь еще Эрнеста Викторовича, посоветуй ему бежать. И чем раньше и чем дальше, тем лучше.
  - Андрюша, но мы не можем отдать этим людям наш факультет.
  - Они его уже захватили, - пожал плечами будущий журналист. - Вот и Венька в качестве приза прихватили с собой, - кивнул он она сына раввина. - Вот увидишь, и тебя тоже.
  - Ну, уж нет! - решительно отверг такую перспективу Игорь.
  - Прихватят, прихватят, - продолжил Стахеев. - Деваться тебе все равно некуда. Или купят. Я для одного издания в качестве пробного задания провожу расследование: сколько людей, которые выступали противниками нынешнего режима, перешли на его сторону? Даже не представляешь, как их много. Их либо купили, либо запугали.
  - Это еще ничего не значит, - не согласился Игорь.
  Стахеев пожал плечами.
  - Я тебя предупредил, а ты уж как хочешь. Не знаю, как вам, а мне пора на боковую.
  Андрей демонстративно лег и накрылся пледом. Игорь посмотрел на Вениамина, тот повторил маневр Стахеева. Он понял, что разговор окончен, никого согласия между ними больше не будет. Они отныне не просто чужие, а оказались по разным сторонам баррикад. В этой ситуации ему остается только одно - тоже лечь спать.
  
  50.
  После неудачной встрече с сыном, Татьяна ощутила вокруг себя гнетущую пустоту. Она вдруг остро почувствовала, что рядом никого нет. Муж лежит в коме, да если бы и не лежал, разница была бы не столь и велика.
   Теперь она понимает, насколько они отчуждены друг от друга. Для души, ума и тела у него есть другая женщина, и она, Татьяна, ему больше не нужна. Сын живет своей жизнью, и ему нет дела ни до отца, ни до матери. Положиться на него она не может, к тому же скоро Виталий уедет за границу. И те остатки соединительных нитей, которые еще их связывают, окончательно порвутся.
  Да, есть несколько подруг, но не особенно близких. Точнее, когда-то они были близкими, но после того, как она вышла замуж за Игоря, то как-то само собой получилось, что стала отдаляться от них. И теперь общается с ними редко и отстраненно. Изменить же ситуацию не представляется возможным, по крайней, мере, она не знает, как это сделать. И, как ни странно, не очень-то и хочет.
  Есть еще много знакомых; как супруга губернатора она все же первая леди области. Но после того, как Игорь впал в кому, они резко сократили общение с ней.
  Помимо того, что вокруг нее почти не осталось близких людей, ей еще элементарно нечем заняться. Много лет она не работает, вернее, работает женой своего мужа. Но это весьма специфическая профессия и, как показывает практика, не гарантирует постоянной занятости. А если Игорь не выберется из комы, то она потеряет и эту должность. Впрочем, то же самое случится, если он придет в себя, но затем уйдет от нее к Турчиной. И чем она тогда займется?
  Когда-то она работала в институте мировой литературы, занималась французскими писателями девятнадцатого столетия. Писала на эту тему, по оценку некоторых, неплохие статьи. Но затем без большого сожаления рассталась с этим занятием, посчитав, что только быть женой и интересней, и перспективней. Так много лет и было, но теперь все кардинально изменилось. Ее не отпускает ощущение, что она стоит перед высокой стеной, которая ее никуда не пускает. По крайней мере, такой образ у нее постоянно маячит перед глазами.
  Что же остается в остатке? Когда Татьяна задавала себе этот вопрос, то неожиданно для себя в голове то и дело всплывало имя Виолетты Турчиной. Разумеется, кроме ненависти она не может ничего иного испытывать к своей сопернице, но если с кем-то она и в состоянии говорить по душам, так это только с ней. Это выглядит, как самый настоящий парадокс, но парадокс не означает, что это невозможно. Наоборот, в этом странном противоречии заключено некое внутреннее единство, которое объединяет все те вихревые потоки, которые бушуют внутри нее.
  У Татьяны снова появилось желание увидеть Турчину. Причем, сейчас ей хотелось посмотреть на внутреннюю сторону жизни актрисы. Где, в какой обстановке она живет, чем занимается в повседневной жизни, как проводит свой досуг.
  Татьяна сама не понимала, зачем ей это нужно, чего она узнает и поймет, если увидит все это своими глазами? Но желание не пропадало, наоборот, нарастало, как звук приближающего поезда. И, наконец, она решилась.
  Татьяна прекрасно сознавала, что приходить к человеку домой без предупреждения - это моветон. В их среде такое не допускалось. Но она имеет на это право; эта актриса без ее дозволения вторглась в их жизнь, оттеснила ее на обочину, заняла ее место в кровати и в душе мужа. Когда Виолетта так поступала, она задумывалась, что будет испытывать жена ее любовника? Разумеется, нет, ей было на это глубоко наплевать. Так почему она, Татьяна, в отношении этой женщины должна соблюдать какие-то политесы. Как с ней поступили, так и она поступит.
  И все же приближаясь к дому актрисы, Татьяна чувствовала некоторое смущение. Все-таки она не привыкла себе так вести. По своему статусу она все-таки гранд-дама, а не какая-нибудь хабалка; годы пребывания в высшем обществе сформировали у нее определенный внутренний кодекс поведения. И сейчас она понимала, что грубо его нарушает. Может быть, впервые за многие годы. Но с другой стороны ситуация для нее необычная, в таком положении она еще никогда не находилась. К тому же ее неудержимо несло туда, где жила Турчина.
  Татьяна отправилась в гости на служебной машине. Но попросила водителя высадить ее за квартал до нужного ей места. Когда она увидела дом, в котором жила ее соперница, то почувствовала некий позитивный прилив энергии. Это была стандартная панелька в далеко не самом престижном районе города. В таких домах обычно обитали, может, и не самая большая беднота, но преимущественно люди со скромным достатком. Хотя бы в этом компоненте у нее, Татьяны, есть преимущество. Причем, немалое.
  Она надавила на кнопку звонка, дверь почти сразу отворилась, и перед ней предстала Турчина. К такому ее образу она не привыкла: молодая женщина была в домашнем халате, довольно невзрачном и как показалось гостье, сильно застиранном. Обычно волосы Виолетты были всегда тщательно уложены, сейчас же они в беспорядке топорщились на голове. К тому же без макияжа ее ослепительная красота ослепляла уже не столько ярко. И все же даже в таком виде она была очень привлекательной. Природа всегда проступает сквозь любые препятствия, не без некоторой горечи констатировала Татьяна.
  - Татьяна Евгеньевна? - изумилась хозяйка квартиры. - Что-то случилось с Игорем Теодоровичем?
  Татьяна видела, что актриса сильно напугана.
  - Успокойтесь, ничего не случилось, как было, все так и есть.
  На лице Турчиной отразилось облегчение.
  - А я испугалась. - Виолетта вдруг удивленно взглянула на нежданную гостью. - Тогда не понимаю, что вас привело ко мне?
  - Захотелось вас увидеть, вот и явилась. - Татьяна с самого начала решила, что не станет извиняться за то, что пришла в гости без приглашения. Наоборот, определенная наглость в ее поведение пойдет только на пользу.
  - Захотели увидеть... - Турчина все еще находилась в состоянии недоумения. - Коли так, заходите. Только предупреждаю, у меня не совсем прибрано, я вас не ждала.
  - И не парьтесь, - нарочито беззаботно махнула Татьяна рукой. - Это даже к лучшему.
  - К лучшему? - в очередной раз удивилась Виолетта. - А можно узнать, в чем тут лучшее?
  Но Татьяна решила не отвечать на этот вопрос, пусть немного помучается недоумением. Так даже интересней.
  - Так я могу войти, Виолетта?
  - Да, конечно, входите. - Турчина сделала несколько шагов назад, и Татьяна шагнула в образовавшийся проход.
  Татьяна бесцеремонно обошла квартиру и осталась довольно увиденным. Это была двухкомнатная маломерка, в среднем состоянии - ремонт бы тут явно не помешал. Мебель была неплохая, но достаточно дешевая - опытный взгляд жены губернатора сразу же определил ее ценовую категорию. Да, живет эта актриса не слишком обеспечено и комфортно, сделала она вывод после короткой экскурсии.
  - А где ваш супруг? Я давно хочу с ним познакомиться, - поинтересовалась Татьяна.
  - Мы разъехались, он живет в другом месте. На следующий недели у нас развод.
  - Да, да, вы говорили про развод. Я принесла торт, может быть, выпьем чаю, - предложила гостья. Торт Татьяна купила самый дорогой из всех, которые продавались в магазине. Ей хотелось продемонстрировать свои возможности.
  - Конечно, выпьем, - согласилась Турчина. - Вы посидите здесь, а я займусь чаем.
  Виолетта исчезла в кухне, а Татьяна присела на диван. Ее внимание привлекли две книги на журнальном столике. Она придвинула их к себе.
  Первая оказалась "Эннеады". Татьяна припомнила, что так называется произведение Плотина. Она с раздражением отодвинула книгу от себя - опять этот проклятый философ.
  Вторая книга была сборником пьес Лопе де Вега. Пожалуй, на эту стоит обратить внимание.
  Вошла хозяйка дома, несся на подносе чашки с чаем и блюдечки с кусками торта.
  - Я нашла у вас на столе сборник пьес Лопе де Вега. Наверное, он тут появился не случайно? - спросила Татьяна.
  - Я придерживаюсь мнения, что в доме не должно быть случайных книг. В театре собираются ставить пьесу: "Собака на сене". Я буду играть Диану. Это моя по-настоящему первая главная роль.
  - Вот как! Не знала. - Эта новость не понравилась Татьяне. Она решила, что попозже подумает, как следует к ней отнестись. - А эта книга, - указала она на "Эннеады", кажется собрание сочинений Плотина.
  - Да. Пытаюсь ее читать.
  - Получается?
  - Не просто. Я не привыкла читать философов. Если раньше знакомилась с кем-то из них, то в пересказе других. А вот сам философский текст читаю впервые. Но я решила все равно осилить.
  - Зачем вам это нужно, Виолетта? Чтобы сравняться с моим мужем? Быть с ним на одной волне?
  Турчина задумчиво посмотрела на гостью.
  - Наверное, в том числе и это.
  - Хотите блеснуть перед ним эрудицией? - Татьяна даже не постаралась утаить в голосе сарказм.
  - Не совсем. Скорее, хочу говорить с ним на одном языке. Или, как вы только что сказали, находиться на одной волне.
  - А если Игорь умрет - и говорить не придется.
  - Это очень прискорбно. Мне страшно подумать об этом. Но говорить можно не только с живым, но и с мертвым.
  - Это как? - немного опешила Татьяна.
  - Вы разве не знаете, что разговор с человеком не прерывается, даже если он умирает, а продолжается с близкими ему людьми. Я до сих пор разговариваю иногда и с мамой и папой, хотя их давно уже нет на свете.
  - Я думала, у вас родители живые.
  Виолетта какое-то время не отвечала.
  - Они умерли в один день.
  - Не может быть! - изумилась Татьяна.
  - Я тоже никогда не думала, что такое может случиться, но так случилось.
  - И что же произошло? Это был несчастный случай?
  - Нет. Каждый тяжело болел, у отца - рак простаты, у матери - рак молочной железы. И конец у него и у нее наступил в один день с разницей всего в несколько часов.
  - Для вас это стало потрясением?
  - Я несколько месяцев не могла прийти в себя.
  - Сколько же вам было лет?
  - Семнадцать. Я заканчивала школу.
  - На что же вы жили?
  - От родителей остались деньги, небольшие, но их хватило на первое время.
  - А потом?
  - Я поступила в театральный институт, подрабатывала официанткой, работала снегурочкой, другими сказочными персонажами. Ну и много чего еще. Не думаю, что вам это интересно.
  - Не знала, Виолетта, что я у вас такая тяжелая судьба.
  - Она вовсе не тяжелая, Татьяна Евгеньевна, - не согласилась Турчина. - По-настоящему было тяжело после похорон, а потом я как-то приспособилась и не чувствовала себя несчастной. Знаете, что меня спасло?
  - Не знаю, но хочу узнать.
  - Мне неудержимо хотелось стать актрисой. Даже сны у меня были связаны с этой профессией. А потому я не слишком думала обо всех этих трудностях, а знала, что ради своей цели должна их преодолеть.
  - И вам это удалось.
  - До какой-то степени.
  - Что вы имеете в виду?
  - Я пока не стала той актрисой, какой хочу быть.
  - Поясните.
  - Актриса должны оставлять после каждого своего выхода на сцену след. Знаете, что происходит с большинством из нас?
  - Поделитесь.
  - Актеры, актрисы играют какую-то роль, затем спектакль оканчивается - и зрители тут же обо всем забывают: и о роли и об ее исполнителе. А все потому, что своим искусством они не оставляют след в душах людей. Роль может сыграть любой актер или актриса, и для тех, кто смотрит спектакль, ничего не изменится. Ну, сыграла - и молодец.
  - Честно говоря, я не совсем вас понимаю, Виолетта.
  - Нужно сыграть так свою роль, чтобы зритель в ней не мог представить никого другого. Чтобы он всегда вспоминал в ней только этого конкретного ее исполнителя. Причем, это будет происходить у него само собой. Это я и называю след в искусстве. Хотя есть и другие следы.
  - Теперь мне понятно, - задумчиво протянула Татьяна. - И как вы собираетесь достигнуть этой цели?
  Турчина задумалась.
  - Раньше я полагала, что просто надо работать и работать, совершенствовать свое мастерство.
  - А теперь думаете иначе?
  - Да, - кивнула Виолетта головой. - И это я поняла благодаря Игорю Теодоровичу.
  - Называйте его просто Игорем. В устах его любовницы это звучит как-то нелепо. Вы же не называли его в постели по имени отчеству. Так что вы поняли благодаря моему мужу Игорю?
  - Благодаря вашему мужу я поняла, что главное в профессии артиста - это даже не талант, хотя он невероятно важен.
  - Что же тогда?
  - Личностный рост. Человек должен постоянно расти, увеличивать свой творческий и личностный потенциал. Тогда зрители его воспринимают совсем иначе, они на подсознательном уровне ощущают, что перед ними на сцене происходит нечто важное для них самих, что это действительно непосредственно их касается. Такой актер входит в их душу, становится неразрывной частью этих людей. Вы понимаете, Татьяна Евгеньевна, о чем я?
  - Понимаю, Виолетта Сергеевна, - не очень уверенно произнесла Татьяна. - Эти мысли внушил вам мой муж?
  - И да, и нет.
  - Это как?
  - Непосредственно ничего такого он мне не говорил. Но я не сомневаюсь, что эти мысли пришли ко мне благодаря ему. Не встретились бы мы, они бы не появились.
  - Воистину, все, что не делается, делается к лучшему, - насмешливо протянула Татьяна. - Возможно, вы не поверите, но я рада за вас.
  - Не поверю, но в любом случае спасибо.
  Татьяне захотелось поменять тему разговора. Размышления ее собеседницы о предназначении артиста вдруг стали раздражать.
  - Как вам торт, Виолетта? - спросила она.
  - Очень вкусный.
  - Я его купила в лучшей кондитерской города. Там, правда, дороговата, но не есть же суррогат. Вы согласны?
  - Согласна. Любой суррогат одинаково вреден и в кулинарии, и в искусстве.
  Татьяна, соглашаясь, кивнула головой.
  - Еще я немного удивлена вашим жилищем. Вам не кажется, что для вас это слишком скромная квартира?
  - Я живу так, как позволяют мне доходы. Пока на лучшую квартиру я не заработала. В нашем театре очень скромные зарплаты.
  - А разве Игорь вам не предлагал денег, чтобы купить что-нибудь получше. Ему это вполне по средствам.
  Некоторое время Виолетта смотрела на свою гостью, затем улыбнулась.
  - Мы с ним вообще не говорили о деньгах. Да я бы и не взяла. Может, вы не поверите, но мне вполне хватает того, что я зарабатываю. Да и к этой квартире я привыкла. Хотите узнать что-то еще? Мне казалось, что мы с вами уже обсудили все аспекты наших с Игорем отношений. Но если вас интересуют другие подробности, я готова...
  - Нет, мне вполне достаточно, - поспешно прервала Турчину Татьяна. Она поняла, что разговор приобретает все более враждебный характер. В принципе за этим она сюда и заявилась, но сейчас вдруг почувствовала, что вполне может проиграть этот поединок. Эту актрису такими нападками не смутить, ее защищает любовь к ней Игоря, а это надежная броня.
  - Наверное, я у вас отняла много времени, Виолетта, - проговорила Татьяна. - Пора и честь знать.
  - Не стану скрывать, времени отняли, я рассчитывала кое-что сделать. Теперь придется перенести это на другой день.
  Женщины обменялись взглядами. И Татьяна вдруг поняла: она не успокоится, пока не найдет способа отомстить своей сопернице. Они враги и не только потому, что любят одного человека, а потому, что антиподы. Торжество Виолетты может произойти только за счет полного унижения ее, Татьяны. Кто-то из них должен быть полностью растоптан.
  - Тогда не стану больше мешать, пойду, - сказала она. - Теперь я знаю, как вы живете.
  -Любое знание идет на пользу, если оно употребляется с благой целью, - улыбнулась странной улыбкой актриса.
  - Не сомневайтесь, цель благая, - тоже улыбнулась Татьяна.
  Оказавшись на лестничной площадке, она прислонилась к стене, так как почувствовала необходимость успокоиться. Эта встреча далась ей нелегко, оказалась очень не простой. Надо честно признать, Виолетта достойный соперник победить ее будет не просто.
   Немного успокоившись, Татьяна позвонила шоферу и попросила подать машину прямо к подъезду.
  
  51.
  Игорь встретил Елагина на следующий день в университете. Точнее, они едва не столкнулись лоб в лоб в коридоре. Профессор вышел из помещения кафедры, мимо которой проходил студент.
  Они остановились напротив друг друга. Игоря поразил вид Елагина: лицо смертельно бледное, волосы лежали в беспорядке. Но более всего потрясли глаза, в них затаилось выражение полной то ли безнадежности, то ли отрешенности. Игорю даже стало немного не по себе.
  - Эрнест Викторович, здравствуйте, - поздоровался Игорь.
  Эти простые слова привели Елагина отчасти в чувство. Он посмотрел на Каракозова взглядом, будто его не узнал, но уже через пару мгновений он стал осмысленным.
  - Здравствуй, Игорь. - Елагин о чем-то задумался. - Хорошо, что я тебя встретил.
  - С вами все в порядке? - спросил Игорь.
  - Да, не волнуйся, все в порядке. Вот что, заходи к нам сегодня вечером. Нет, не сегодня, завтра. Нет, лучше через два дня. Договорились?
  - Да.
  - Тогда обо всем и поговорим. А теперь мне надо идти.
  Игорь проводил глазами фигуру Елагина. Таким он еще не видел, профессора, он шел походкой старика. Кажется, произошло нечто такое, что превращает его в немощного человека. Впрочем, нет смысла гадать, скоро он все узнает.
  Его встретила Злата. Ее вид поразил Игоря, девушка была сама не своя. Такого растерянного лица он никогда у нее не видел.
  Они поцеловались.
  - Входи, - пригласила она.
  Игорь вошел и остановился от изумления. Гостиную, в которой он десятки раз был, и которую знал, как свои пять пальцев, теперь было не узнать. Всегда тут царил почти что идеальный порядок, а сейчас царил полный беспорядок. Вещи в разброс лежали на полу, на столе, на стульях, часть мебели была сдвинута со своих мест, словно ее хотели переставить.
  - Злата, что происходит? - растерянно спросил Игорь.
  - Сначала поговори с папой, а потом я тебе все объясню, - ответила она. - Папа, в кабинете.
  Игорь прошел в кабинет.
  - Я ждал, когда ты придешь, - встретил его Елагин. - Садись.
  Но садиться было некуда, на всех стульях, как и в гостиной, лежали книги, одежда, какие-то рукописи, другие вещи.
  - Ах, да, все занято, - понял затруднение гостя Елагин. - Прошу тебя, с какого-нибудь стула аккуратно все убери - и садись.
  Игорь так и сделал. Он сел на стул и выжидающе посмотрел на Елагина.
  - Я уволился из университета, - сообщил Елагин. - В тот день, когда мы встретились с тобой в коридоре, на кафедре состоялся разговор. По сути дела мне предъявили ультиматум, либо я ухожу по своему желанию, либо против меня будет возбуждено уголовное дело.
  - Уголовное дело? - изумился Игорь. - Но за что? Разве вы можете совершить уголовный поступок?
  - В той обстановке, в которой мы находимся, предъявить обвинение не составляет труда. Меня обвинили в том, что я порочу нынешнюю власть.
  - Но я никогда не слышал ничего подобного от вас.
  - Перед заседанием кафедры у нас была еще одна беседа, так сказать, в узком составе: я, Радугин и Жемга. Разговор получился более, чем острым. Я не выдержал и сказал все, что я думаю о нынешней власти. А они незаметно для меня записали мои слова на диктофон.
  - Вот мерзавцы! - воскликнул Игорь.
  - Сейчас уже поздно о чем-то сожалеть, - махнул рукой Елагин. - Дело сделано. Да и нет у меня сил бороться с этой камарилью. Даже не представляешь, насколько они сильней. Они способны раздавить меня, как мошку.
  - Но и вы тоже не слабы, Эрнест Викторович. Вы же мировая знаменитость. Вас приглашают читать лекции известные университеты.
  - Им глубоко плевать на это. Они ощутили вкус власти, свою вседозволенность. И такие привилегии ни на что не променяют.
  - Что же дальше? - поинтересовался Игорь.
  - Когда уезжал из Америки, у меня был разговор с ректором университета. Он предложил мне контракт на пять лет. Я сказал, что подумаю. И вчера позвонил ему и сообщил о своем согласии. Поэтому я уезжаю. Больше мне здесь делать нечего.
  Теперь понятно, чем вызван беспорядок, подумал Игорь. Он собирает вещи. На пять лет их понадобится много.
  - Это я тебе и хотел сказать, - вернул Игоря в реальность голос Елагина. - Так случается, человек исчерпывает себя в одном месте, и это большая удача, если есть другое, где можно продолжить свои занятия.
  - Остается пожелать вам удачи на новом месте, Эрнест Викторович.
  Елагин внимательно посмотрел на Каракозова.
  - Знаешь, Игорь, я вчера думал, что тебе сказать напоследок. И вдруг понял, что я тебе уже все сказал и больше мне добавить нечего. Эта какая-то странная ситуация; так со мной еще не было. Но у меня, в самом деле, для тебя не находится слов. Кроме самых банальных. А зачем их произносить. Поэтому предлагаю обняться и на этом завершить наши отношения. Тебе надо идти к Злате, вам есть о чем поговорить.
  Они почти одновременно встали, подошли друг к другу - и обнялись. Как ни странно, но Игорь почти не испытал никаких чувств.
  Злата ждала его в гостиной. И пока ждала, собирала чемодан.
  - Я поговорил с Эрнестом Викторовичем, теперь мне все ясно, - произнес Игорь.
  - Не совсем, - тихо возразила Злата.
  Он посмотрел на нее и удивился какому-то скорбному выражению ее лица.
  - Я еще чего-то не знаю.
  - Да, - кивнула она головой. - Я еду вместе с отцом.
  - Едешь вместе с отцом? - Игорь ощутил, как у него протяжно завибрировало что-то внутри.
  - Да, Игорь, без меня он пропадет.
  - Но он взрослый человек, уже был без тебя - и не пропал.
  - Всего два месяца. И ему было трудно. А пять лет без меня он там не выдержит.
  - А твоя учеба?
  - Я подала прошение об отчислении. Буду учиться там.
  Игорь опустился на стул - и тут же вскочил, так как сел на что-то острое. Оказалось, это были туфли Златы.
  - А как же мы?
  - Будем общаться, сейчас это проще простого. Я буду приезжать на каникулы.
  - И все?
  - Так получилось. Я очень хочу быть с тобой, но не могу оставить отца.
  - И выбираешь отца, - с горечью констатировал Игорь.
  - По-другому пыталась, но не получается. Папа на первом месте.
  Игорь задумался, точнее, попытался привести в порядок прыгающие, как на батуте, мысли.
  - Пять лет - это большой срок, - сказал он.
  - Я понимаю. Придется ждать. Или...
  - Что или?
  - Или не придется. Получается, что судьба приготовила нам испытания в виде проверки временем.
  - Да, уж, проверочка, надо сказать, более чем солидная.
  Впервые за весь разговор Злата на мгновение улыбнулась.
  - Зато, если выдержим, не будет сомнений в наших чувствах, - произнесла она.
  - Не знаю, как у тебя, а у меня и сейчас сомнений нет.
  - У меня - тоже. Игорь, мы улетаем через три дня. Оставшееся время мы можем провести вместе.
  Игорь взял девушку за руку.
  - В эти дни я не отпущу тебя ни на минуту.
  
  52.
  Эти три дня они провели, не расставаясь ни на минуту. Они вместе спали, вместе ели, вместе гуляли, вместе стояли под душем. Злата на это время сняла номер в гостинице. Судя по его интерьеру, он был не дешев, но Игорь не стал в этот раз отстаивать свою финансовую независимость, решив, что сейчас не тот случай. Да и вообще ему было не до того.
  Он был целиком переполнен Златой, переполнен и душой и телом. Он ни на минуту не сомневался, что никого дороже, чем она, у него нет и не будет. И как станет жить без нее, он не представлял, одна эта мысль наводила на него ужас. Он все время думал, как сделать так, чтобы Елагин уехал, а она бы осталась. Но понимал, что этому не бывать. Злата не тот человек, который подчинится ему; даже в самые близкие мгновения между ними, его не оставляло где-то в глубинах сознания ощущение, что его любимая сохраняет независимость от него. И в какой-то решающий момент, она может проявиться. Вот сейчас это как раз и случилось.
  Как ни странно, разговаривали они не так много, как обычно. Чаще всего они сидели рядом, обнявшись, или гуляли, держа друг друга за руки. Игорь поначалу не совсем понимал, почему так происходит, но затем его озарило -просто настала ситуация, когда им не особенно нужны слова. Они и без них прекрасно понимают, что между ними творится; чувства говорят сильней и красноречивей и не требуют словесных объяснений.
  Они сидели у себя в номере. Им не хотелось никого видеть, поэтому они не пошли в ресторан на ужин, а заказали его в комнату.
  - Вот и наступает наша последняя ночь, - грустно проговорила Злата.
  - Что значит, последняя, - возразил Игорь. - Мы же расстаемся не навсегда, просто наступает перерыв.
  - Я боюсь перерывов, у меня часто возникает ощущение, что перерыв может стать бесконечным. Перерыв - это всегда до какой-то степени разрыв.
  - Не понимаю, Злата, почему перерыв должен стать бесконечным. Будем переписываться, звонить друг другу. А затем и встретимся. Я заработаю деньги - и рвану в Штаты.
  Злата немного странно улыбнулась, словно не верила, что это однажды случится.
  - Да, так, скорее всего, и будет. Но мне все же тревожно. В наших отношениях возникает совсем другой этап. И я к нему не готова. А ты?
  Игорь обнял за плечи Злату и притянул к себе.
  - В любых отношениях в какой-то момент всегда возникает новый этап. Иначе они просто разрушаются. Так что это нормально. Нет смысла все драматизировать.
  - Я понимаю. И все же... - Злата не закончила фразу.
  - Не понимаю, что тебя так тревожит. Мне тоже не хочется с тобой расставаться, но по-другому же никак. Ты сама так решила.
  - Понимаешь, Игорь, меня не отпускает ощущение, что речь идет не просто о новом этапе, а о новой жизни. Одна жизнь умерла и рождается другая, совершенно не похожая.
  - Мне кажется, у тебя разыгралась фантазия, - недоуменно произнес Игорь.
  - Возможно, и все же это ощущение не покидает меня.
  - Хорошо, объясни.
  Злата задумалась так сильно, что между бровей образовалась вертикальная складка.
  - Ту жизнь, которая у нас была, в какой-то степени определял мой отец. Не будь его, мы бы и не познакомились.
  - Я этому безмерно рад.
  - Я - тоже, но я не об этом. Эта жизнь базировалась на определенных принципах, мы пребывали в определенных условиях. А теперь все кардинально меняется, принципы другие, условия другие, люди другие. Все будет другое. И в такой ситуации очень трудно остаться прежними.
  Теперь ненадолго задумался Каракозов.
  - Понимаю, о чем ты. Наверное, ты права, я уже в университете ясно почувствовал, как все резко там меняется. Только не понятно, причем тут ты и я. У нас с тобой свой мир и в него мы никого не пустим.
  - Так не бывает, Игорь, - не согласилась Злата. - У нас не хватит сил, чтобы не пускать никого в наш мир. Однажды в него обязательно ворвутся.
  - Но это зависит исключительно от нас! - воскликнул Игорь.
  - Да, от нас. Но папа иногда повторяет: мы не знаем, какие соблазны увлекут нас, сделают своими рабами. Поэтому мы перед ними беззащитны.
  - Эрнест Викторович, конечно, мудрый человек, и все же любая мудрость не абсолютна. Не представляю, чтобы самый сильный соблазн мог бы подорвать мою любовь к тебе.
  - Я тоже на это очень надеюсь, милый. - улыбнулась Злата. - Тогда не будем больше об этом. У нас последняя ночь - и пусть она пройдет в любви.
  Утром они вместе поехали к Злате домой. Елагин их уже ждал. В гостиной стояли пять больших чемоданов.
  - Через пятнадцать минут придет такси, - сообщил Елагин. - Он посмотрел на Игоря.
  - Знаете, что меня угнетает более всего? - проговорил он. - Недоделанность нашей с вами работы. В лучшем случае мы завершили ее где-то на середине.
  - Это не совсем так, я очень многому научился у вас, Эрнест Викторович, - возразил Игорь. - Мне кажется, я стал другим человеком.
  - А половина работы - это все равно, что ее не было совсем, - словно не обращая на сказанное Игорем, продолжил Елагин. - Вы еще убедитесь в этом. Но я уже ничего не могу изменить. Простите меня за это.
  - О чем вы говорите, Эрнест Викторович! - воскликнул Игорь. - Вы так много мне дали, мне даже кажется, больше, чем родители.
  Взгляд Елагина скользнул по своему собеседнику.
  - Дай-то Бог. - Он посмотрел на часы. - Такси придет через пять минут. Злата, мы ничего не забыли?
  - Папа, мы все проверили несколько дней назад, - отозвалась девушка.
  Елагин кивнул головой.
  - Я понимаю, что разделяю вас, - вдруг проговорил Елагин. - Я пытался отговорить Злату, но она ни в какую.
  Игорь посмотрел на нее, она ответила ему взглядом - и отвернулась.
  - Даже не знаю, Игорь, какое вам сказать напутствие, если вообще в нем есть какой-то смысл. - Елагин задумался. - Вдруг пришли на память слова Плотина: "Мы сами красивы, когда принадлежим себе самим, и уродливы, переменяясь в другую природу: мы красивы, когда знаем себя, и безобразны, когда не знаем". Это пятая эннеада. Вроде бы мысль не слишком затейливая, но очень полезная.
  Телефон Елагина зазвонил.
  - Это такси, - сообщил он и встал со стула.
  - Я помогу вам закинуть в такси чемоданы, - вызвался Игорь.
  Так как никто не возразил, он покатил сразу два чемодана. Следом за ним тоже самое сделали Елагин и Злата.
  Такси стояла у самого входа в подъезд. Они сложили чемоданы в багажник. Елагин сел в автомобиль, Злата же подошла к Игорю.
  - Игорь, не будем прощаться, мы уже все сказали друг другу.
  - Согласен, - кивнул головой Игорь.
  Злата прижалась губами к его рту, он хотел ответить на ее поцелуй, но не успел, оно уже отодвинулась от него и направилась к открытой дверцы машины. Злата нырнула в салон, дверца захлопнулась - и такси сразу же сорвалась с места.
  Игорь проводил машину взглядом. Им овладело ощущение, что настал конец миру.
  
  53.
  - Вы понимаете, она уехала, а я остался один! - воскликнул Каракозов. - Зачем она так сделала, ее поступок повлиял на всю мою дальнейшую жизнь. Она не должна была так поступать.
  Плотин невозмутимо смотрел на истерику Каракозова, казалось, что она нисколько его не затрагивает.
  - Успокойся, ты уже десять минут, как потеряли контроль над собой. Это событие произошло очень давно, зачем так о нем волноваться.
  - Но у меня ощущение, что оно случилось минуту назад, так свежи мои чувства. Неужели вы этого не понимаете?
  - Я все понимаю, но для философа ты чересчур не выдержан. А здесь этого не одобряют. Если хочешь вернуться на землю, надо быть более сдержанным.
  Каракозов взглянул на Плотина. Он светился ровным розовым светом. А вот у него, Каракозова, цвета менялись почти ежесекундно, от самых темных до самых ярких.
  - Я не должен был ее отпускать, - немного спокойней произнес Каракозов.
  - Ты не мог ничего изменить. Пойми, жизнь человека должна зависеть от него самого, а не от других людей. Независимый человек тот, кто идет своим путем.
  - Злата мне бы не помешала идти своим путем. Мы были единомышленники.
  - Кто знает. В любом случае ты напрасно возлагаешь на ее отъезд вину за все то, что случилось в дальнейшем с тобой. Ты тогда этого не осознавал, но именно то, что произошло дальше, как раз отвечало глубинным твоим чаяниям. Пойми, Елагин в значительной степени навязал тебе свои представления о жизни, заставил думать так, как думал он. И тебе на время показалось, что это тоже твои мысли. Но вспомни, как легко ты отказался затем от меня, от моей философии. Не составило большого труда убедить себя, что она не актуальна.
  - А она актуальна, Плотин?
  Какое-то время философ молчал.
  - Она вечна. А то, что вечно, с одной стороны самое актуальное, с другой - самое не актуальное. Все зависит от человека, на какой он стороне. Человек, который живет вечным, и человек, который живет мимолетным, это два разных вида человека. Люди еще поймут, что, не стремясь к Единому, они готовят собственную погибель. Неужели ты не понял, что все, что с тобой приключилось, именно по этой причине. Это наказание за отказ от вечности.
  - Хотите сказать, что я последовательно шел к той автомобильной аварии?
  - Именно так. Я наблюдал за тобой и предчувствовал, что что-то подобное случится. Только точно не знал, когда.
  - Могли бы и предупредить, - проворчал Каракозов.
  - Здесь строго запрещается вмешиваться в земные дела, за это наказывают. Я ничего не мог предпринять, хотя и очень хотел. Я чувствовал свою близость к тебе, возможно, примерно такую же, как когда-то к Порфирию.
  Каракозов вздохнул.
  - И все же мне очень грустно, я только что снова пережил один из самых тяжелых моментов моей жизни. После отъезда Златы, я целую неделю ни спал, ни ел.
  - Но потом снова стал нормально спать и есть. Все это временно, а все, что временно, то не подлинно. Эмоции ушли - и все нормализовалось.
  - Далеко не сразу.
  - Время тут не имеет значения, значение имеет лишь конечный результат.
  - Значит, мои чувства к Злате были не настоящими?
  - Настоящими, но не долговечными. Когда человек отказывается двигаться к Единому, в нем все быстро меняется. Сегодня одно, завтра другое. Если нет ощущения вечного, то он очень переменчив и сам не знает, что с ним случится. Пока же, прощай.
  Плотин, как обычно, исчез почти мгновенно. На этот раз Каракозов даже не стал провожать его взглядом.
  
  54.
  Игоря беспокоила очередная сессия. Он боялся, что не сможет ее сдать так же успешно, как все предыдущие. И дело было не в знаниях, а в отношение к нему со стороны преподавателей. Прежний их состав любил и уважал его, как лучшего студента на потоке, но от него осталось всего несколько лекторов. А вот на счет новых он был не уверен.
  Больше всего беспокойства вызывал у него Радугин. После того памятного разговора он не предпринимал усилий снова побеседовать с ним, перетащить на свою сторону. Не то, что он совсем не обращал на него внимания; нередко Игорь ловил на себе его не совсем понятный ему взгляд, но этим все и ограничивалось. Что думал при этом преподаватель, ему оставалось только догадываться.
  Это вызывало у него беспокойство. Если бы Радугин прямо заявил о своих намерениях в отношении его, ему, Игорю, было бы спокойней. Когда известно, что тебе грозит, можно к этому хоть как-то подготовиться, а тут полная неизвестность.
  Но когда начались экзамены, Игорь с радостью убедился, что никто специально не придирается, преподаватели относились к нему вполне беспристрастно. И все же Радугина он продолжал побаиваться, слухи о том, что тот весьма жесткий и беспощадный экзаменатор упорно ходили среди студентов, что не внушало оптимизма Игорю.
  Экзамен, который принимал Радугин, был последний. Когда Игорь входил в аудиторию, то испытывал самый настоящий мандраж. Но все прошло более чем успешно, Радугин выслушал его ответы по билетам, не задал ни одного дополнительного вопроса, поставил: "отлично" и отпустил. Когда Игорь вышел в коридор, то почувствовал едва ли не настоящий прилив счастья. И что самое неожиданное - чувство благодарности к преподавателю. Вот уж чего, чего, а такого он от себя не ожидал. И представить не мог, что будет чувствовать что-то хорошее в отношении этого человека.
  Как всегда на каникулы он уехал туда, куда ехать в последние годы не хотел, - к себе домой. И не ошибся в предчувствиях. Отчуждение с родителями оказалось еще сильней, чем в прошлый раз. Поэтому дома он проводил мало времени; сразу после завтрака, взяв книгу, на целый день уходил на речку. Купался, загорал, читал. Возвращался ближе к ночи, ужинал и ложился спать.
  Родители не возражали против такого распорядка его дня, они тоже чувствовали, что между ними и сыном выросла такая пропасть недопонимания, что ее уже не преодолеть.
  Самое странное было то, что и со Златой он общался не так уж много. Они переписывались, иногда разговаривали по видеотрансляции, но это было не так интенсивно, как он предполагал при расставании. Что-то нарушилось в их механизме взаимоотношений, а что он не понимал. Злата в основном рассказывала, как привыкает к Америке, насколько тамошняя жизнь отличается от жизни в родной стране, но при этом почему-то совсем мало говорила про отца. Игорь тоже о нем не спрашивал, а в свою очередь сообщал о том, как отдыхает в своем родном городке, пересылал фото его красивых мест. При этом они почти не касались своих чувств, словно эта тема была запретной.
  О Злате Игорь думал много и часто, но не совсем так, как раньше, а как-то отдаленно. Как будто бы она уже прочно закрепилась в его прошлом, а вот в настоящем места ей находится с трудом. Ему было неприятно от таких мыслей, но изменить их направленность не получалось, они прочно засели в голове и постоянно двигались по неизменной траектории.
  Игорь лежал на траве, смотрел на плывущие по небу облака - и не мог понять, что же с ним в действительности происходит. Вся его предыдущая жизнь в университете порушилась; было два близких друга, теперь их нет, была горячо любимая девушка - теперь она далеко. Был любимый преподаватель - он уехал. Что же у него осталось в наличии в таком случае? Получается, что практически ничего, ему снова приходится начинать все с нуля. Ситуация напоминает ту, когда он только что поступил на факультет; тогда он был один в большом, незнакомом городе и вот теперь он снова один. Пусть Москва уже для него не совсем чужая, он неплохо ее изучил, но беда в том, что он вновь в ней со всех сторон окружен забором одиночества. И от этого становится не по себе.
  И все же, когда каникулы окончились, он с радостью покинул отчий дом и отправился в Москву, в университет. Но вскоре затосковал и тут. Раньше у него здесь было два друга, теперь же Андрей больше с ними не жил, а с Вениамином отношения совсем разладились. Хотя по-прежнему они обитали в одной комнате, но от былых разговоров до утра не осталось и следа; в лучшем случае они обменивались репликами на бытовые темы, но чаще всего предпочитали вообще не разговаривать.
  По началу Игоря такая обстановка сильно напрягала, но затем он постепенно стал к ней привыкать и с какого момента стал мало обращал на нее внимание. Но, несмотря на это, продолжал испытывать большой дефицит общения.
  Не лучше дела обстояли и на факультете. Здесь окончательно возобладал курс, который продвигал при содействии декана Радугин. Вместо философии им все больше читали лекции о разных видах патриотизма, об особенности национального пути и ненависти остального мира за это к стране. Каракозов даже подумывал: а не перевестись в другой университет. Совсем не обязательно учиться в Москве, когда существует столько альтернативных вариантов.
  Но дальше этих мыслей дело не пошло, он не мог себя заставить уехать из города, где он встретил большую свою любовь. Игорь предчувствовал, что если совершит такой поступок, то будет сильно скучать по Москве. Хотя, возможно, тут были и другие мотивы, в которых он пока предпочитал не углубляться. Он вообще, старался не заниматься самокопанием, он подсознательно ощущал, что это может привести к неприятным открытиям. А это ему совсем не хотелось.
   Был обычный день, который изменил его жизнь, хотя тогда он этого еще не знал. Игорь вошел в университет, его ожидали три пары - две лекции и семинар. Причем, семинар должен был вести Радугин. И только от одного этого факта у него портилось настроение. Он прекрасно знал, как все будет происходить: преподаватель закатит длинную речь, а потом начнет спрашивать студентов их мнение о том, что он говорил. А если он поинтересуется суждением на сей счет Игоря, то, что ему отвечать? Придется мямлить и говорить то, что он совсем не думает. А это тяжело и неприятно.
  Игорю повезло, Радугин на этот раз не стал его ни о чем спрашивать. Хотя, как обычно, разглагольствовал долго. Было очевидно, насколько ему нравилось это занятие, иногда он так увлекался собственным красноречием, что впадал почти в экстаз. Это было заметно, как сверкали его глаза, и тряслась в каком-то странном, немыслимом ритме борода.
  Прозвенел звонок, Игорь вышел из аудитории и направился к выходу из университета. У самых дверей его настигла секретарша декана. Она попросила зайти к нему.
  С деканом Игорь давно серьезно не общался, ему даже стало казаться, что после того памятного разговора, Жемга потерял к нему интерес. Хотя Каракозов знал, что на факультете идут весьма интенсивные процессы, формируется что-то вроде политического актива, который намерен заправлять всеми студенческими делами. Но его, Игоря, в этот костяк никто не приглашал, о чем он нисколько не жалел. По крайней мере, так он себя сам в этом убеждал.
  Декан удивил его с первой минуты, он встретил Игоря более чем радушно. Встал при его появлении, пожал руку. И неожиданно поинтересовался - не хочет ли он чай или кофе?
  От изумления Игорь даже на миг потерял дар речи, он прекрасно знал, что когда студента к себе приглашает декан, напитков ему не предлагают.
  - Нет, спасибо, - отказался Игорь.
  Жемга посмотрел на него и улыбнулся.
  - Не смущайтесь, Игорь. Считайте, что это не совсем беседа декана и студента, а скорее двух равноправных, мыслящих людей. Вы меня понимаете?
  Но Игорь, в самом деле, ничего не понимал, так он и ответил.
  - Ничего, сейчас поймете, - пообещал ему декан. Он поудобней расположился в кресле и даже расстегнул пиджак. - Вы учитесь на философском факультета главного вуза страны. А философы - это мозг нации. Вы согласны?
  Игорь был не совсем согласен, далеко не всех философов можно было назвать мозгом нации, но он понимал, что сейчас не место и не время для таких идейных споров. Он просто кивнул головой.
  - Поэтому мы очень внимательно относимся к нашим студентам. Может быть, для вас это станет неким откровением, но мы тщательно их изучаем. Более того, составляем на них нечто вроде досье.
  - Я об этом ничего не знал, Евгений Леонидович. - Игорь был сильно удивлен услышанным; ни о каком досье он, в самом деле, не слышал.
  - Мы это не афишируем. Поверьте, ничего страшного в этом нет. И уж точно никаким компетентным органом мы это досье не передаем, - засмеялся Жемга. - А вот польза от него, может быть, большая. Конкретно для вас.
  - И в чем эта польза? - спросил Игорь.
  - Не все так быстро, - послал декан Игорю очередную улыбку. - Хотя, возможно, вы правы, чем скорее, тем лучше, нет смысла тянуть кота за хвост. Знаете, что я вам скажу: человек добивается успеха, его жизнь прожита не напрасно, если он оказывается среди избранных. Да, это получается у немногих, но тут крайне важно воспользоваться своим шансом. Вы согласны?
  - Да.
  - Прекрасно. Тогда скажу больше: мы считаем, что вы уже в элите. Ну, формально не совсем в элите, пока только по своему интеллектуальному потенциалу. Но это же первый шаг, ее за вас сделала природа, а вот все остальные шаги уже целиком зависят от вас.
  В Игоре внезапно возникло и стало разрастаться какое-то не совсем понятное чувство, оно состояло из смеси воодушевления и большого опасения, что его затягивают в ловушку. Именно о подобном развитии событий говорил ему при расставании Елагин.
  - Почему вы молчите, Игорь? - вдруг услышал он голос декана. - Вы не хотите ничего сказать?
  - Я не очень понимаю, о чем идет речь.
  - Пожалуй, тут вы снова правы, - после короткого раздумья произнес Жемга. - Я, наверное, плохо сформулировал свою мысль. Тогда буду говорить более откровенно. Только очень прошу, это должно остаться между нами. Обещаете?
  - Да, - кивнул заинтригованный Игорь головой.
  - Мы тут не просто занимаемся преподавательской работой, мы занимаемся отбором тех, кто станет новой элитой нашей страны уже в недалеком будущем. Где ж ее черпать, если не здесь. Причем, эта не только наша инициатива, эта работа одобрена свыше. Отсюда та ответственность, которую мы взяли на себя. Скажу вам, Игорь, честно, не так уж много на потоке тех, на кого стоит обратить внимания. Но что поделать, как есть, так оно и есть. Помните, я говорил вам раньше и повторяю сейчас: вы среди избранных. Хотя пока только на своем курсе. Я знаю, что вы далеко не разделяете многие идеи, которые здесь мы пытаемся внедрить. В частности, те, что идут от Александра Селиверствовича. Но это сейчас не главное.
  - А мне казалось, что это и есть главное, - возразил Игорь.
  - Вот именно, казалось. Взгляды человека под воздействием разных обстоятельств меняются. Тем более, вы еще совсем молоды. Было бы опрометчиво с вашей стороны считать, что нынешние убеждения у вас навсегда. Сегодня одни, завтра другие.
  - Мне кажется...
  - Я понимаю, что вам кажется, - быстро перебил Игоря декан. - Но это изменится, поверьте моему опыту. Послушайте, - вдруг наклонился к нему Жемга, - я очень переживаю за вас. Меня беспокоит то, что вы можете не найти себя, можете оказаться на задворках. Это-то с вашим умом и талантом! Нельзя такое допустить. Я хочу вам помочь, хочу протянуть руку, чтобы вы оказались там, где вы достойны быть. А чтобы вы мне поверили, то скажу, что, на самом деле, я озабочен не столько вашей судьбой, сколько судьбой страны. Если ей не станут служить самые лучшие, что с ней будет? Думаю, вам понятно.
  - Понятно, - подтвердил Игорь.
  - Я и не сомневался в этом. Насколько мне известно, какое-то время вы участвовали в семинарах Эрнеста Викторовича.
  - Да, - подтвердил Игорь, удивленный тем, что Жемга вспомнил о Елагине.
  - И он проводил их у себя дома?
  - В своей квартире. Но нас было совсем немного, мы там вполне умещались.
  - Я знаю, сколько вас было. Мне нравится этот пример, когда преподаватель проводит занятия у себя на дому. Это увеличивает доверие к нему. Вот что хочу вам предложить, в ближайшее воскресенье я намерен пригласить несколько наших студентов к себе домой для обсуждения кое-каких вопросов. Буду рад видеть среди них и вас, Игорь. Могу я надеяться на ваше появление? Разумеется, это вас ни к чему не обязывает.
  - Конечно, я приду, - согласился Игорь.
  - Вот и прекрасно. Не буду больше вас задерживать. Мой адрес и как до меня добраться, предоставит вам сейчас секретарша. Спасибо, что уделили мне время.
  Когда Игорь вышел из кабинета, секретарша протянула ему листок. Он положил его в карман и почти выскочил из приемной. Он уже знал, что в ближайшее время будет мучиться вопросом: нужно ли ему ехать в гости к декану?
  
  55.
  Декан проживал за городом, в коттеджном поселке. Путь в него преградил Игорю контрольно-пропускной пункт. Охранник потребовал предъявить паспорт. Взяв его, он сравнил его с лежащим на столе списком. Фамилия Игоря оказалось в нем. Это сразу же изменило его интонацию, он даже был столь любезен, что рассказал посетителю, как ему найти нужный дом.
  Жилище декана удивило Игоря. Направляясь сюда, он предполагал, что в лучшем случае увидит небольшой домик, по размерам примерно такой же, как квартира Елагина. А перед ним предстал во всей своей красе двухэтажный современный коттедж, окруженный тщательно ухоженным садом.
  Встретил его сам Жемга. На нем был красивый костюм, на вороте рубашке примостилась шелковая синяя бабочка.
  - Игорь, очень рад, что вы пришли, - сказал декан, протягивая ему, как равному, руку. - Проходите в дом, уже все собрались, ждали только вас.
  Игорю было приятно это услышать, хотя он не совсем поверил, что все только и ждут его появления. Вряд ли многое изменилось, если бы он не приехал сюда.
  Народу собралось не так уж и много, по прикидке Игоря, человек десять, не больше. Было несколько преподавателей, причем, по его мнению, самых одиозных, а так же трое студентов. Игорь с ними сознательно старался не иметь дело, так как считал их одновременно бездарными и беспринципными, готовыми всегда петь под аккомпанемент руководства факультета.
  Но главное внимание его привлек Радугин. Увидев вошедшего, он тут же устремился к Игорю и стал трясти ему руку одновременно тряся и своей бородой.
  - А мы тут поспорили с Евгением Леонидовичем, что вы не явитесь, - сообщил он. - Я утверждал, что явитесь, а он сомневался. Мы еще с вами поговорим, - пообещал он.
  К Игорю снова приблизился декан.
  - Наверное, для начала желаете осмотреть дом, - сказал Жемга. - Я предоставлю для этой цели знающего гида. Надеюсь, эта экскурсия будет для вас интересна. Танюша, подойти к нам.
  Только теперь Игорь заметил единственную здесь представительницу женского пола - молодую девушку. Она быстро подошла к ним.
  - Таня, позволь тебе представить нашего лучшего студента Игоря Каракозова. А это моя дочь. Покажи нашему гостю дом. Только не долго, у нас есть еще другие дела.
  Игорь внимательно разглядывал новую знакомую. Девушка была симпатичная, хотя чуть полноватая. Но это не только не портило общий вид, но делала его более женственным. После отъезда Златы у него не было женщины, и он вдруг ощутил, что Татьяна вызывает в нем желание. От смущения отвел от нее глаза.
  - Папа, поручил показать вам дом, - довольно непринужденно произнесла Татьяна. - Правда, не совсем понимаю, что тут показывать, дом, как дом. Таких тут в поселке несколько десятков, есть гораздо лучше. Но раз я получила такое задание, следуйте за мной.
  Немного командирский тон новой знакомой понравился Игорю, он отменил, что она нисколько не тушуется, и он почувствовал к ней симпатию.
  - Идемте, - согласился он.
  На деле дом оказался не столь уж велик, как поначалу показалось Игорю. Комнаты были обставлены красивой, современной мебелью, но никакой кричащей роскоши он не обнаружил. Разве что в кабинете Жемги, куда его на несколько минут завела Татьяна, стены были увешены картинами. В живописи Игорь разбирался плохо, а потому их художественную ценность оценить ему было трудно.
  - Это все современные мастера, - пояснил его гид. - У папы фишка, он ищет художников, которые через какое-то время могут стать знаменитыми. И ценность картин возрастет. Это у него такое хобби - работать на будущее.
  Они снова оказались в гостиной в тот момент, когда все приступили к еде. Голодный Игорь, позабыв про девушку, подошел к столу и положил на тарелку несколько бутербродов.
  - Вы проголодались, Игорь? - поинтересовалась Татьяна.
  Только теперь до него дошло, как некрасиво он поступил; вместо того, чтобы поблагодарить ее за экскурсию, бросился к закускам.
  - Спасибо вам, Татьяна, вы очень интересно рассказали о доме. Вам что-нибудь положить?
  Он увидел, как улыбнулась девушка.
  - Положите, что хотите. И можно налить шампанское.
  Игорь поспешно выполнил ее просьбу.
  - Давайте, Игорь, выпьем за наше знакомство, - предложила дочь декана.
  - С удовольствием. - Они чокнулись и выпили.
  - Папа сказал, что вы лучший на курсе студент. Это правда?
  Игорь ощутил смущение, он не совсем понимал, как следует отвечать на такой прямой вопрос.
  - Евгений Леонидович, наш декан, если он так считает, то мне как-то неловко его опровергать, - ответил он.
  Татьяна засмеялась.
  - Вы ловко ответили, сослались на моего отца и в тоже время не опровергли того, что вы лучший. Мне это очень понравилось.
  - Как-то неудобно хвалить себя. Вы так не считаете?
  - А почему бы и нет, если вы лучший. Я вот точно знаю, что на своем курсе не лучшая. Есть те, кто меня опережают по всем параметрам. Но я не комплексую, я предпочитаю быть такой, какая я есть. Мне кажется, что я вполне себе ничего.
   Татьяна посмотрела на него говорящим взглядом, явно ожидая подтверждения последнего тезиса.
  - Вы очень симпатичная, - не стал нарушать ее ожиданий Игорь. Тем более, это было действительно так. Конечно, Злата красивей. И даже не красивей, она другая, в ней присутствует нечто такое, чего нет в других. Татьяна же приятная, но обыденная, в ней нет того божественного света, который иногда струится из Златы.
  - И только? - округлила глаза Татьяна. - Я надеялась, вы скажите обо мне больше и лучше.
  - Но я почти совсем вас не знаю.
  - А хотите узнать, Игорь?
  Вопрос был поставлен очень прямо, и Игорь не знал, что ответить. Невольно он подумал о Злате, затем посмотрел в глаза своей собеседнице и понял, что она ждет, что он ей скажет.
  - Конечно, был бы только рад.
  - Запомните то, что вы только что сказали. Теперь не отвертитесь.
  - И не собираюсь.
  - Ешьте, Игорь, а то я вас своей болтовней отвлекаю от этого важного занятия. Мы еще обязательно увидимся.
  Татьяна отошла от него, и Игорь увидел, как, тряся бородой, к нему снова направляется Радугин.
  - Пойдемте со мной, - произнес он. - Есть важный разговор.
  Радугин привел Игоря в кабинет Жемги, где полчаса назад Каракозов уже побывал. В кресле расположился его хозяин.
  - Не стесняйтесь, проходите, Игорь, - любезно произнес Жемга. - Приземляйтесь, где вам удобно.
  Игорь, не выбирая, сел на ближайший от себя стул. И выжидательно посмотрел на мужчин. Радугин и Жемга разительно отличались друг от друга. Радугин был одет как-то небрежно и в разнобой, ни одна вещь не гармонировала с другой. Общий не самый благоприятный вид дополняла не слишком тщательно расчесанная борода. Декан, напротив, был облачен в дорогой костюм, волосы аккуратно уложены, он чем-то напоминал с обложки журнала английского джентльмена. Игорь невольно подумал, что немного странно, что эти два столь непохожих друг на друга человека, судя по всему, делают одно дело.
  - Игорь, мы пригласили вас ко мне сегодня не случайно, так как у нас есть к вам серьезный разговор, - проговорил Жемга. - Кстати, не желаете ли чего-нибудь выпить, так иногда легче вести серьезные беседы.
  - Нет, спасибо, Евгений Леонидович, - отказался Игорь.
  Он заметил, как переглянулись между собой Радугин и Жемга. Уж, не напоить ли они хотят его, невольно подумал Игорь.
  - Обойдемся без выпивки, - кивнул головой декан. - Вам понравился мой дом? - неожиданно спросил он.
  - Понравился, - ответил Игорь. - Дом большой и красивый.
  Жемга на мгновение улыбнулся.
  - Так должны жить все нормальные люди, хотя это далеко не предел. Вы согласны?
  - Хотелось бы, но не у всех получается.
  - То, что не у всех получается, в этом вы абсолютны правы. А вы, Игорь, хотели бы, чтобы у вас получилось?
  - Разумеется.
  - Такого ответа я ждал от вас. Все в ваших руках.
  Игорь невольно посмотрел на свои руки.
  - Пока что-то незаметно.
  - Иногда люди не видят то, что держат в руках, - вмешался в разговор Радугин. - А потом удивляются, что так ничего и не получили.
  - Александр Селиверствович совершенно прав. Не упустить свой шанс - главная задача человека - произнес декан.
  - Я бы эту мысль выразил иначе, - снова вмешался в разговор Радугин. - Очень важно знать, в чем и когда появляется этот шанс. Даже не представляете, сколько людей проходят мимо своей удачи.
  - Примерно представляю, - не согласился Игорь.
  - Тем лучше, - произнес Жемга. - Мы долго совещались, рассматривали ситуацию с разных сторон. Учитывая, все обстоятельства, это было не простым решением. Но хочу подчеркнуть, мы с Александром Селиверствовичем приняли его единогласно.
  - Хочу к словам Евгения Леонидовича добавить от себя. Мы оба прекрасно осознаем, что вы далеко не во всем согласны с нами. Вы ученик Елагина, он внушил вам определенные философские представления. Скажу прямо, мы являемся их принципиальными противниками. Но для нас гораздо важнее другое обстоятельство. - Радугин на несколько мгновений замолчал. - Для нас важнее всего наличие таланта у человека, его способность к самостоятельному мышлению. А уж его взгляды дело вторичное, под влиянием разных обстоятельств он всегда их может поменять. Но одно, когда их меняет человек бездарный, которому все равно, какое кредо исповедовать, и совсем другое, когда это делает такой талантливый человек, как вы Игорь. Лучше иметь дело с одаренным противником, чем с ничтожным соратником.
  - Я тоже так думаю, наличие таланта все определяет, - произнес Игорь. Этот разговор с каждой минутой пробуждал в нем все большее волнение.
  - Именно поэтому мы и решили сделать ставку на вас, - произнес Жемга. - Сейчас объясню, - ответил он на вопросительный взгляд Игоря. - Я, Александр Селиверствович, еще кое-какие люди приступили к созданию новой организации: "Союза молодых патриотов". Инициатива получила одобрение на самом верху, не буду скрывать где - в Администрации Президента. Боле того, уже выделен бюджет на эти цели. Сейчас мы приступаем к формированию руководящего звена. Мы предлагаем вам принять участие в этой работе. В каком качестве, решим позднее. Но хочу предупредить, окно возможностей быстро закроется, желающих будет много. Я бы сказал: очень много, место обещает быть хлебным. - Жемга вдруг замолчал, затем непривычно жестко посмотрел на Каракозова. - Я хочу, чтобы вы понимали и не питали иллюзий, никто вам не позволит заниматься вашим Плотином, сегодня это никому не нужно. Вернее, заниматься им вы можете, сколько вашей душе угодно, только дальше обычного преподавателя вы не шагнете. Если вас такая перспектива устраивает, нет вопросов, никто из нас больше вам слово не скажет. Вам, Игорь, придется принимать решение в самое ближайшее время. Кстати, на новой работе для начала вы станете получать неплохую зарплату. И она может расти и расти.
  Внезапно со своего кресла встал Радугин и быстро приблизился к Игорю и положил ему руку на плечо.
  - Вы должны быть с нами. И я уверен, что будете. Не сомневаюсь, что вы скоро поймете, на чьей стороне правда. Вы нужны нам, а мы нужны вам.
  - Это главное, что мы хотели вам сказать, - улыбнулся Жемга. - А теперь можете возвращаться к молодежи. Подружитесь с моей дочерью, Игорь, так вам будет легче принимать решение.
  
  56.
  Даже, когда Игорь не думал, все равно в подсознании крутился вопрос, требующий ответа: должен ли он принимать поступившее ему предложение? С одной стороны он понимал - не должен, с другой, спрашивал себя, а что ему в таком случае делать? Жемга прямым текстом его предупредил: если он будет продолжать заниматься Плотином, в этом случае ему ничего не светит. А прожить всю жизнь обычным преподавателем на скромную зарплату, что-то не хочется. Он устал вести полуголодный образ жизни, ютится в тесной каморке в общежитии, куда даже невозможно привести девушку. На какое убогое существование он обрекает себя.
  С Вениамином они почти не разговаривали, но ему вдруг захотелось расспросить кое о чем бывшего друга. Перед сном Игорь подошел к его кровати.
  - Веня, можно тебе задать пару вопросов? - спросил он.
  Сын раввина удивленно посмотрел на него.
  - Пару вопросов? - Он задумался. - Ладно, валяй.
  - Это серьезные вопросы, - уточнил Игорь.
  - Валяй серьезные.
  - Когда ты порвал со своей религией, что ты чувствовал в первое время?
  Вопрос не сильно удивил Вениамина. Он взглянул на спрашивающего и кивнул головой.
  - Было очень неприятное ощущение, все время чувствовал себя предателем. Хотелось покаяться и вернуться назад, чтобы покончить с этим неприятным чувством.
  - Но ты же не покаялся и не вернулся.
  - Нет.
  - Что же произошло с тобой дальше?
  - Через какое-то время это чувство стало ослабевать. Я оглянулся вокруг себя и обнаружил, что ничего ужасного не происходит. Никто не погиб, никто не стал несчастным, каждый, как и раньше, занимается своим делом. Я подумал, что какого черта я так мучаюсь Ну, порвал я со своим отцом и с его религией, но и в такой ситуации вполне можно жить.
  - И что потом?
  - Потом я почти совсем успокоился. А с какого-момента незаметно для себя перестал думать об этом. Как видишь, живу себе вполне нормально.
  - И внутри не саднит?
  Вениамин ответил не сразу.
  - Саднит, но не так сильно, что невозможно жить. Да и не все время, а довольно редко, когда отца, мать вспоминаю. Не бывает же, чтобы все проходило бесследно. А зачем ты спрашиваешь?
  - Хочу понять... Впрочем, не важно, - решил Игорь не вдаваться в объяснения. - Спасибо за ответы на мои вопросы. Пойду спать.
  Вениамин пожал плечами и тоже лег. Через минуту в комнате уже царила ночная темнота.
  Ответы Вениамина отчасти успокоили Игоря, по крайней мере, сняли острую фазу сомнений. Может, в самом деле, не все так ужасно. Да, это предательство всего того, во что он верил еще недавно. Но ведь, если так рассудить, то и Елагин его предал; вместо того, чтобы отстаивать свои убеждения, убежал аж за океан, оставив его одного. И даже то обстоятельство, что у него слабое здоровье, и борьба может стать для него смертельной, не до конца оправдывает отца Златы. Люди жертвовали своей жизнью ради своих идеалов, шли на неравный бой за них, а не убегали при первых же звуков выстрелов. Почему в таком случае он, Каракозов, должен быть более верным, чем сам папа.
  И все же Игорь никак не мог до конца себя убедить принять предложение. Во многом из-за Радугина; его личность вызывала у него стойкое отторжение. Даже внешность преподавателя была ему неприятна, а уж сами идеи, все, то он вещал на своих лекциях и семинарах, приводило Игоря в негодовании
  Он не был согласен ни с одним изрекаемым Радугина тезисом. Сколько Игорь не пытался найти хоть что-то, за что он бы мог зацепиться, сделать это не удавалось. Но коли так, как он может сотрудничать с этими людьми. Вот с деканом другое дело; хотя ему тоже не очень нравится, что тот говорит, но с этим можно еще как-то примирить свое сознание. Да и сам вид его не вызывает отторжение, скорее, наоборот, симпатию, желание быть в чем-то даже похожим на него. По крайней мере, одевается он классно, чувствуется, что обладает отменным вкусом. Он, Игорь, тоже хотел бы так выглядеть, но об этом можно только мечтать. Легко представить, сколько стоят такие шмотки. А уж про дом лучше вообще не думать.
  Только не очень получается; после того, как он снова вернулся в общежитие, ему стало там тяжело жить. Теснота, скудость быта, необходимость делить небольшую комнату с соседом угнетало. Раньше он всего это не чувствовал так остро, наоборот, радовался, что проживает со своими друзьями. Но с некоторых пор все сильно переменилось, друзей не осталось, а убогие условия сохранились в полной мере.
  Проходили дни, а в душе Игоря почти ничего не менялось. Эти переживания сильно угнетали его, он даже заметил, что у него испортился аппетит. В чем-то тут был даже позитивный момент, так как на полноценную еду денег не хватало, и теперь он не ощущал себя таким голодным. Но он понимал, что ничем хорошим такой образ жизни не закончится, молодой организм требует полноценного питания. А где его взять?
  За это время несколько раз Игорь общался со Златой, но в свои переживания ее не посвящал. Он понимал, что на этот вопрос он должен найти ответ самостоятельно, и она ему тут не помощница. К тому же все, что сейчас происходит с ним, в какой-то степени ее тоже касается. И он не знал, что в связи с этим ей сказать.
  Злата сердцем чувствовала, что с Игорем что-то не в порядке, пыталась расспрашивать, но он только отшучивался. Будучи очень чутким человеком, она поняла, что он не желает делиться с ней своими сокровенными проблемами, и перестала ими интересоваться.
  Игорь помнил, что Жемга предупредил его, что решение надо принимать быстро. И полагал, что декан или Радугин станут напоминать ему о том, что надо дать ответ. Но прошла неделя, началась вторая, а никто ему ничего не говорил. Это еще больше вносило разлад в его душевное состояние, он просто не знал, как следует поступить.
  Неожиданно в его телефоне раздался звонок. Игорь услышал в нем смутно знакомый приятный женский голос.
  - Игорь, вы меня не узнали? - произнес он.
  Он попытался определить, кому он может принадлежать, но не получилось.
  - Не узнал, - честно признался он.
  - Я так и предполагала, - засмеялся голос. - Не буду вас долго мучить, я Таня, дочь вашего декана.
  - Таня! - обрадовался он. Перед его мысленным взором возникла девушка с приятными округлыми формами. С тех пор, как уехала Злата, у него не было женщин, и его мгновенно охватило желание. Как оказалось, оно среагировало даже на голос.
  - Рад, что позвонили.
  - А что мне оставалось делать, вы же не звоните.
  В самом деле, почему он ей не позвонил, подумал Игорь. Они же договаривались созвониться.
  - Извините, Таня, виноват, погряз в учебе.
  - Не очень в этом верится, но пусть будет так. Знаете, Игорь, у меня есть к вам предложение, - приезжайте ко мне домой.
  - К вам домой? - изумился Каракозов. - А когда?
  - Когда хотите. Хоть сегодня, время еще есть. Вас ждать?
  - Ждите, - решился он.
  - Вы молодец, правильно поступаете. Хочу сказать, Игорь, ничего не покупайте, у нас все есть. Я вас хорошо покормлю. - В голосе девушки послушались лукавые нотки.
  Это будет весьма кстати, невольно подумал Игорь.
  Татьяна встретила гостя на крыльце. Чмокнула Игоря в щеку, взяла за руку и повела в дом. Привела в небольшую комнату, посередине которой стоял уже накрытый стол.
  - Садитесь, Игорь, и ешьте. Все это для вас.
  - А вы, Татьяна?
  - А я уже пообедала. Если не возражаете, могу выпить с вами вина.
  Возражение не последовало, вместо этого Игоря взял бутылку и разлил вино по бокалам.
  - Я хочу выпить за вас, Игорь, - провозгласила тост хозяйка дома. - Папа высокого о вас мнения, он считает, что при благоприятном развитии событий у вас хорошие перспективы. Выпьем за ваше прекрасное будущее.
  Они чокнулись. Игоря было приятно это услышать, особенно из уст хорошенькой девушки.
  - А теперь не обращайте на меня внимания и ешьте, - призвала его Татьяна. - Я почти все сама готовила. Мне интересно, понравится ли вам моя еда? Только обещайте сказать честно.
  - Обещаю. - Игорь решил, что, в самом деле, чего он тушуется, если угощают, надо есть.
  Еда ему в целом понравилось. Не все было одинаково вкусно, но уж точно - все съедобно. А так как аппетит был хороший, то проглотил все очень быстро. И пока он ел, Татьяна внимательно наблюдала за ним.
  - А теперь, Игорь, говорите честно, что понравилось, а что нет? - призвала его Татьяна, после того, как он перестал есть.
  - Хорошо. - Несколько минут он рассказывал о своих впечатлениях от каждого блюда. Девушка слушала, не перебивая.
  - Я так и знала, что не все мне удастся, - немного грустно проговорила Татьяна. - Хотя я очень старалась. Но одного старания недостаточно. Надо продолжать учиться.
  - Но все действительно было вкусно, - возразил Игорь. - Просто одни блюда вкуснее, чем другие. Это нормально. К тому же вы же не каждый день готовите.
  - Почти не готовлю, - призналась Татьяна.- У нас готовит Нина, это наша горничная и кухарка. Но у нее сегодня выходной. К тому же мне хотелось накормить вас едой собственного приготовления.
  - И вам это вполне удалось. Я давно так не наедался. Спасибо большое, Татьяна.
  - Кажется, вы не обманываете, - пристально посмотрела она на него. - Скажите, Игорь, а вы вообще обманываете?
  - Стараюсь этого не делать, - ответил Игорь.
  - Это, наверное, трудно?
  - Бывает, что обмануть намного легче, чем сказать правду.
  - И вы все равно выбираете правду?
  - Да, - после короткого колебания сказал он.
  - Я вас за это еще больше уважаю.
  - Хотите сказать, что вы меня и до этого разговора уважали?
  - А почему вас это удивляет?
  - До сегодняшнего дня мы виделись всего один раз.
  - Во-первых, этого вполне бывает достаточно, а во-вторых, разве вы забыли, что мне о вас говорил мой отец. Мне стало интересно и захотелось вас увидеть. А пойдемте в мою комнату, вы же желаете посмотреть, как я живу.
  - Желаю, - не стал отрицать Игорь.
  Они поднялись на второй этаж. Комната Татьяны по своим размерам была больше, чем та комната в общежитии, в которой он жил. В первую очередь его заинтересовал книжный шкаф; по корешкам он стал изучать, какие стоят в нем книги. К некоторому удивлению скоро понял, что в массе своем - это художественная литература.
  - Татьяна, вы любите беллетристику? - спросил он.
  - Не обязательно только беллетристику, а в целом художественную литературу. Я же будущий филолог. А вы, я так полагаю, мало читаете художественных произведений?
  - Мало, - признался Игорь. - Не хватает на них времени. Читаю в основном философию.
  - А я как-то пробовала, ничего не вышло, засыпаю на второй странице.
  - Но вам и не нужно, вы же не собираетесь стать философом.
  - А вы, Игорь, собираетесь? - Татьяна задумалась. - Вам не кажется, что это устаревшая профессия.
  - Во все эпохи должны быть люди, которые пытаются ответить на самые глобальные вопросы бытия.
  - Вам видней. А вот папа считает, что в скором времени философы исчезнут, как класс.
  - Он так считает? - удивился Игорь.
  Татьяна едва заметно смутилась.
  - Папа так мне сказал однажды, а я запомнила. Возможно, я неверно его поняла.
  Но Игорь подумал, что, скорее всего, Татьяна поняла отца верно. Этим людям, в самом деле, не нужна философия, они, если ею пользуются, то для своих конкретных нужд, а не для познания мира.
  - Жизнь покажет, никто не может знать, что нас ждет, - неопределенно ответил Игорь. Ему не очень хотелось продолжать эту тему.
  - Конечно, будущее от нас скрыто, - согласилась Татьяна. - Но иногда так хочется в него заглянуть, хотя бы одним глазком. У вас не возникает такого желания?
  - Ну, иногда хочется, - медленно проговорил Игорь. - Особенно, когда возникают сложные моменты, когда не знаешь, что будет завтра. А в целом нет; если известно, что тебя ждет, жить становится неинтересно.
  - А можно вам задать один вопрос, Игорь?
  - Конечно, любые вопросы.
  - Любые пока не буду, - улыбнулась Татьяна. - Вы точно знаете, что хотите от жизни?
  Вопрос поставил Игоря в тупик, он вдруг ясно понял, что у него нет четкого ответа на него. Конечно, желаний у него много, но вот можно ли, несмотря на их обилие, сказать, что он ясно представляет, чего хочет? Скорее, нет.
  - Я многое чего хочу, но мои желания часто меняются.
  - А я вот знаю, чего хочу.
  - И чего?
  - Хочу встретить настоящую большую любовь. А все остальное само придет вместе с ней.
  Игорь ощутил некоторое смущение, так как не ожидал от девушки такого признания.
  - Это прекрасное желание, - сказал он.
  - Я знаю, - кивнула головой Татьяна. - Только в жизни оно реализуется не часто. Я боюсь, что у меня может ничего не получится.
  - Не вижу причин. Вы очень симпатичная, вы...
  - Правда? - прервала она его.
  - Конечно, правда, у вас нет причин мне не верить. Я же вам честно все сказал про вашу готовку.
  - Ну да, вы же всегда говорите правду. А мне кажется, что я немного полновата.
  - Даже, если это и так, то полнота вас не портит, она вам идет.
  - Вы так думаете? Ах, да, снова забыла, что вы говорите только правду. Значит, мне не стоит переживать из-за этого?
  - Не стоит! - энергично заверил ее Игорь.
  - Только ради одного этого замечания стоило вас, Игорь, приглашать. Знаете, когда я смотрю на своих знакомых мужчин, то думаю, а не он ли мой избранник? Как вы думаете, его можно почувствовать сразу, или надо непременно его лучше узнать?
  Игорь задумался.
  - Мне кажется, во многих случаях его можно узнать сразу.
  - А ведь я тоже так думаю. - Голос Татьяны прозвучал немного напряженней, чем обычно.
  - Наверное, мне уже надо идти.
  Вопреки его надежде, Татьяна не стала его удерживать.
  - Я вас провожу, - сказала она.
  Они спустились вниз и остановились возле выхода из дома.
  - Мне было приятно провести время с вами, - проговорила Татьяна.- А знаете, Игорь, я совсем не против, если вы меня куда-нибудь пригласите. Можно в театр, можно в кино, можно в кафе или в ресторан, а можно просто на прогулку. Мне подходят все варианты.
  Игорь подумал, что из всех этих вариантов он выбирает прогулку.
  - Я позвоню, - пообещал он.
  - Буду ждать. Ну, все, можете идти. - Татьяна вдруг поцеловала его в щеку. - И давайте на ты, мы же еще не такие старые, чтобы выкать друг другу.
  - Я тоже хотел это предложить.
  -Тогда договорились. - Татьяна открыла дверь, и Игорь шагнул за порог.
  
  57.
  В парке они уже оказались на следующий вечер. Стояла поздняя осень, погода была прохладная, ветер срывал с деревьев мокрые желтые листья, которые периодически били по их лицам. Но они, не сговариваясь, не обращали внимания на эти мелкие неприятности, а просто гуляли по безлюдным в этом час аллеям.
  - Не думала, что ты пригласишь меня на прогулку так быстро, - говорила Татьяна. - Но я этому рада. Давно не гуляла в парке.
  - А где ты, обычно, проводишь свободное время? - поинтересовался Игорь.
  - Чаще всего зависаем с подругами в кафешках.
  - Если хочешь, мы тоже можем пойти в кафе?
  Татьяна отрицательно покачала головой.
  - Хочу гулять в парке. В кафе еще насидимся.
  Последние слова девушки вызвали в Игоре не совсем понятное ему чувство - получается, что она намерена продолжать отношения. Это хорошо или плохо? Он вспомнил о Злате. Уже не первый раз возникло ощущение предательства. Но Игорь попытался его отогнать, как мешающую спокойно проводить время назойливую кошку.
  - Ты права, когда еще появится возможность подышать свежим воздухом. Очень странно, но на это почти всегда не хватает времени. Уже скоро очередные экзамены, придется целыми сутками сидеть за учебниками.
  - Я знаю, ты очень усидчивый, - произнесла Татьяна.
  - Откуда ты это знаешь? - удивился Игорь.
  - Знаю и все, - лукаво посмотрела она на него. - Я о тебе знаю больше, чем ты думаешь.
  - Не буду спрашивать об источнике информации.
  - И правильно. Папа и Радугин о тебе много говорят.
  - Обо мне? - Слова Татьяны сильно его удивили.- Но с какой стати, я обычный студент, таких у нас много. И что Радугин у вас часто бывает дома?
  - Сколько сразу вопросов, - засмеялась Татьяна. - Александр Селиверствович бывает у нас довольно часто. А почему они много говорят о тебе, не знаю. Но если говорят, значит, ты того стоишь.
  Слова спутницы Игоря заставили его задуматься. Все ли он понимает, что происходит вокруг него?
  - Странно все это. Если твой отец и Радугин обсуждают меня, потому что я отличник, но у нас на потоке таких трое. О них они тоже говорят?
  - Я слышала только о тебе. Хочешь, спрошу у папы, чем вызван их к тебе интерес?
  - Не надо, это было бы странно.
  - Наверное, ты прав, - согласилась Татьяна. - Но меня это радует.
  - Радует? - уже в какой раз удивился Каракозов.
  - Да. Я гуляю не с простым молодым человеком, а с молодым человеком, который подает надежды. А это большая разница.
  - Таня, ты преувеличиваешь, мое будущее в полнейшем тумане. - Он вдруг решился на признание. - Ты даже не представляешь, насколько я беден. Я пригласил тебе в парк, потому что нет средств на кафе.
  - Я это сразу поняла, - спокойно отозвалась Татьяна. - Когда мой папа начинал, он тоже был, как и ты, беден. А сейчас сам видишь.
  Внезапно Игорь подумал о том, что Злату и Татьяну роднит то, что обе девушки часто вспоминают своих отцов. Только совсем в разных контекстах.
  - А можно задать тебе вопрос: где твоя мама?
  - Она умерла три года назад. У нее обнаружили саркому. Папа пытался ее спасти, возил в Израиль, но бесполезно.
  Странно, и у Златы умерла мать, правда, когда она была еще совсем маленькой, подумал Игорь.
  - Прости, я не знал.
  - Я свыклась. К тому же это совершенно естественный вопрос, меня все рано или поздно спрашивают о ней. А у тебя родители живы?
  - Живы, только у нас как-то сломались отношения. Мы почти чужие.
  Татьяна на секунду вдруг остановилась.
  - Получается, что твои самые близкие люди уже совсем не близкие тебе.
  - В общем, да. У меня были два близких друга, но я с ними рассорился.
  - Почему?
  - Из-за идейных разногласий. Не хочу сейчас вспоминать.
  - Выходит, ты совсем один, без денег, без друзей.
  Объединение денег и друзей в один смысловой ряд снова удивило Игоря. Он все же не привык к такому мышлению, как у Татьяны. А, впрочем, может быть, именно она правильно мыслит?
  - Так, получается, - ответил он.
  - Если хочешь, я могу стать твоим другом, - вдруг предложила она.
  - Я буду только рад. - На самом деле, Игорь пока не понимал, хочет ли он этого или нет? Все происходило как-то быстро, и ему было не совсем ясно, куда несся весь этот пелетон непредвидимых событий.
  Татьяна снова остановилась и несколько мгновений пристально смотрела на него.
  - Мне, в самом деле, кажется, что мы могли бы стать настоящими друзьями, - немного глуховато произнесла она. - Да, чуть не забыла, папа просил тебе передать, чтобы ты в ближайшие несколько дней обязательно зашел к нему.
  - Евгению Леонидовичу известно, что мы сегодня встречаемся? - снова удивился Игорь.
  - А что в этом такого? Я всегда уведомляю папу, куда и с кем иду.
  - И он не возражал против нашей встречи?
  - Наоборот, он ее одобрил.
  - У вас действительно с отцом замечательные отношения.
  - Мы просто доверяем друг другу. Мы с ним некоторое время назад договорились, что у нас не будет друг от друга тайн. Я, например, знаю всех его женщин. А их у него немало.
  Теперь Игорь уже оторопел. Ничего подобного он не ожидал услышать.
  - И ты не ревнуешь его к ним?
  - Зачем? Папа еще не старый мужчина, ему нужны женщины. А меня он ни на одну не променяет. По-моему, это лучше, чем скрывать свои романы. Я твердо решила: когда выйду замуж, то не стану ни в чем обманывать мужа. Если у меня кто-то появится, так ему и скажу. Но я не хочу, чтобы кто-то бы появился, я хочу любить только его.
  - Ты станешь прекрасно женой, - оценил Игорь.
  - Я знаю. Кому-то очень повезет. - Татьяна посмотрела на часы. - Уже поздно, пора разбегаться по домам.
  - Да, пора, - с сожалением согласился Игорь. - Но мы же еще увидимся?
  - Ты знаешь мой телефон и знаешь, куда меня можно пригласить. И не забывай, папа тебя ждет. Заодно и меня увидишь.
  
  58.
  Едва Каракозов подумал о Плотине, как тот появился перед ним.
  - Я вас ни часто призываю? - спросил Каракозов.
  - Я всегда рад общению с тобой. По большому счету мы же единомышленники. Что на этот раз?
  Каракозов задумался.
  - Я не хочу дальше смотреть, можно мне этого не делать?
  - Это от меня не зависит, ты будешь смотреть на свою жизнь ровно столько, сколько решат те, кто все это затеяли. Но почему ты не желаешь дальше вспоминать, что с тобой случилось?
  - Мне тяжело, - признался Каракозов. - Татьяна стала не просто моей ошибкой, после знакомства с ней все пошло не так.
  - Понимаю. Когда мужчина соединяется с женщиной, он либо обретает истинный путь, либо окончательно сходит с него. Второе намного чаще первого.
  - Но вы же никогда не были связаны ни с одной женщиной.
  - Я - другое дело. Я искал женщину, точнее, женское начало внутри себя, тебе же нужна была внешняя женщина. А это таит в себе огромный риск. Женщина - главный соблазн для мужчины, преодолеть его способны буквально единицы.
  - Я не сумел, - с горечью констатировал Каракозов.
  - Послушай, - проговорил философ, - тебе предоставили право пережить свою жизнь совсем не для того, чтобы позабавить. Я тебе говорил много раз: решается вопрос твоего возвращения на землю. Пока ты не увидишь все, что было решено тебе показать, останешься тут. Все будет зависеть от окружающего тебя цветовой гамме; если она останется такой же мрачной, серой, как сейчас, ты не вернешься.
  - Что же я должен делать?
  - Меняться. Ты должен извлечь уроки, чтобы стать другим. Такой, какой ты сейчас, в той прежней жизни ты не нужен. Их и без того предостаточно. Ты выполнил свое предназначение, совершил все ошибки, которые мог. Ты не принес никакой пользы. - Плотин на несколько мгновений замолкнул. - Если бы ты только знал, какое огромное количество бродит по земле бесполезных, ненужных людей, тебе стало бы страшно. Я их вижу каждый день. Скажи спасибо, что тебе их не показывают, это зрелище не для слабонервных.
  - И что я тогда бы увидел?
  - Ты бы ужаснулся от пустоты и бесполезности огромной человеческой массы, которая не несет в себе никакой духовной ценности. Пока я тут не оказался, я все же не до конца представлял истинное положение вещей. Если бы я его знал, может ничего бы и не затевал. Перебороть это людское болото почти нереально. И все же... - Плотин в очередной раз замолчал, было заметно, как тяжело ему давались слова. - С тобой тут возятся потому, что ты другой. Но пока ты им по-настоящему не стал. Все зависит от тебя. Я очень надеюсь, что ты изменишься.
  - Вы хотите сказать, что все же есть свобода выбора?
  Но ответа Каракозов не услышал, так как Плотин за считанные мгновения растворился в пространстве.
  
  57.
  Виолетта смывала грим после спектакля. В дверь тихо постучали. Актриса поморщилась, она еще полностью не отошла от действия пьесы и не хотела пока никого видеть. Но не пустить не прошенного визитера она тоже не может. Хорошо, если им не будет очередной поклонник. Они ее просто достали.
  - Войдите, - сказала она.
  Дверь отворилась, на пороге появился незнакомый молодой мужчина с весьма скромным букетом в руках. Виолетта пригляделась и поняла, что где-то уже видела его.
  - Извините за вторжение, Виолетта Сергеевна, я буквально на пару минут. Мне так понравилась ваша игра, что я решился сказать вам об этом лично. А эти цветы от меня. Хотя скорее не от меня.
  Последняя фраза удивила актрису.
  - Если не от вас, то от кого?
  Она увидела, что молодой человек немного смутился.
  - Позвольте представиться, меня зовут Анатолий Несмеянов, я личный помощник Игоря Теодоровича.
  Теперь Виолетта вспомнила, что однажды мельком видела этого человека. К тому же пару раз Игорь рассказывал ей о своем помощнике, при этом отзывался о нем весьма лестно.
  Эти воспоминания сразу же изменили отношение к нему.
  - Присядьте, Анатолий, я рада, что вы зашли.
  Несмеянов подошел к актрисе и вручил ей букет.
  - Мне известно, что вас с Игорем Теодоровичем связывали дружеские отношения. Если он был бы здоров, то непременно вручил вам цветы. Я решил это сделать за него. Вы прекрасно играли, мне очень понравилось.
  Виолетта встала и поставила цветы в вазу.
  - Спасибо. А как вас сюда пустили? В последнее время посторонних за кулисы стараются не пропускать.
  - У меня корочки сотрудника областной администрации. С ними можно пройти куда угодно. Ну, почти куда угодно.
  - Понятно. И вы решили ими воспользоваться, чтобы попасть ко мне. И что дальше?
  - Да, в общем, ничего. Захотелось подарить от имени Игоря Теодоровича вам цветы. И просто захотелось с вами познакомиться. Мне кажется, у нас с вами есть нечто общее.
  - И что же? - спросила заинтригованная Виолетта.
  - Нам обоим не хватает Игоря Теодоровича. - Кроме вас, мне не с кем о нем поговорить.
  - Это так, - не стала скрывать она. - Мне тоже хочется поговорить о нем. Он стоит того.
  - Я с вами полностью согласен. Не скрою, поначалу я относился к нему настороженно. Но затем многое понял.
  - Можно узнать, Анатолий, что именно?
  - Внутри он совсем другой, чем снаружи. И сильно из-за этого переживает. Я видел, как иногда ему было очень трудно и больно.
  - Я тоже это замечала. - Виолетта посмотрела на висящие на стене часы. - Извините, но мне надо идти на банкет по случаю спектакля. Если я не приду, меня не поймут.
  - Я понимаю, ухожу. - Анатолий на мгновение задумался. - Если захотите со мной поговорить об Игоре Теодоровиче, звоните. - Он протянул ей визитку. - А знаете, Виолетта Сергеевна, у нас есть небольшой кружок. Там собираются люди и свободно говорят на любые темы. Если вам интересно, мы будем рады видеть вас. Мы соберемся через два дня. Однажды у нас побывал Игорь Теодорович.
  - Я подумаю. В любом случае спасибо за приглашение.
  - Не буду больше вас задерживать.
  Анатолий встал и быстро вышел из уборной. Виолетта проводила его задумчивым взглядом. А это, в самом деле, хорошо, что есть человек, с которым можно поговорить об Игоре. Разговоры о нем с его женой ей решительно не нравятся, они имеют неприятный подтекст. К тому же может действительно стоит посетить этот кружок. Ей не хватает людей, с которыми можно беседовать на разные темы.
  
  60
  Каракозову не хотелось смотреть на то, что он должен был увидеть. В свое время он постарался вычеркнуть этот эпизод из его жизни. Точнее, из своей памяти. До какой-то степени ему это удалось. Но сейчас он понимал, что то событие снова не просто возникнет перед ним, но и вновь ему предстоит пережить те чувства, которые им владели тогда. Но, как сказал Плотин, выбора у него нет.
  В гости к Жемге он собрался только через три дня. Ему и хотелось отправиться к нему и что-то сильно сдерживало. Все это время он сражался с этими двумя стремлениями, при этом побеждало то одно, то другое.
  Вообще Игорь не совсем понимал, почему для разговора с деканом следует ехать к нему домой, это легко можно сделать в его кабинете в университете. Пару раз они встречались в коридорах, но Жемга лишь кивал в знак приветствия головой, и как ни в чем не бывало, проходил мимо. Значит, его ожидает нечто важное, тревожила мозг мысль.
  Игорь позвонил Татьяне и сообщил, что готов сегодня приехать. Она ответила: "приезжай", но голос ее прозвучал как-то не совсем привычно, слишком отрывисто. Это его немного насторожило, но он не стал ни о чем допытываться.
  Приехал он уже под вечер. Встретила его Татьяна.
  - Папа ждет тебя. Где его кабинет, знаешь. - Сообщив это, она тут же ушла.
  Каракозов поднялся на второй этаж, осторожно постучал и, услышав: "да", вошел. Декан располагался за своим письменным столом.
  Жемга посмотрел на него каким-то несвойственным для себя холодным взглядом.
  - Садись вот туда, - указал он ему на стул, который находился довольно далеко от декана. - Слушаю тебя.
   - Вы просили меня подъехать, - немного растерянно от такого приема произнес Игорь.
  -Хватит играть в эти игры, тебе отлично известно, зачем ты здесь, - проговорил декан, смотря на Игоря, как следователь на допрашиваемого. - Мы долго ждали ответа, надеялись, что ты все понял. Вместо этого ты решил поиграть в молчанку. Сразу скажу, это плохая игра.
  - Я не играл в молчанку, я размышлял, - растерянно возразил Игорь.
  Внезапно Жемга наклонился вперед в сторону Каракозова.
  - Ты напрасно думаешь, что ты можешь так себя вести. Это очень, очень все серьезно. Ты либо с нами, либо против нас, и никакого промежуточного варианта для тебя не существует. Не те времена.
  - Я понимаю, - пролепетал Игорь.
  - Боюсь, ты мало, что понимаешь, хотя мы с Александром Селиверствовичем пытались тебе объяснить. Но ты слишком много слушал своего Елагина. Хочу, чтобы ты знал, он уже в страну не вернется, готовится постановление о лишении его гражданства и открытие на него уголовного дела.
  - Не понимаю за что? - Игорь был по-настоящему ошеломлен.
  - Плохо, что не понимаешь. Хорошо, разъясню. За предательство страны, за то, что он живет у наших врагов и делает разные провокационные заявления. Тебе известно о них?
  - Нет, мы с ним сейчас не общаемся.
  - Это ничего не меняет по сути. Ты его преданный ученик и можешь пойти соучастником по этому делу.
  - Но я...
  Но Жемга не дал ему договорить.
  - Ты попал в очень плохую ситуацию. Самое лучшее, что с тобой может случиться, тебя отчислят из университета. Ну а худшее... - Декан зловеще усмехнулся. - В отличие от своего учителя, ты не в Америке, а тут. Так что вполне вероятно, что именно тебе придется отдуваться за него.
  - Но я же ничего не делал, Евгений Леонидович.
  - Ты не понял, Игорь, что настали времена, когда наказывают не только за дела, но и за мысли. Причем, есть люди, про которых считают, что их мысли опасней их дел. И ты входишь в эту когорту. Я хочу, чтобы ты лишился иллюзий, никто тебя жалеть не станет. Просто растопчут, как что-то ненужное, стоящее на пути. Не то, что ты представляешь большую опасность, но нам не нужны мозги, которые однажды могут нам бросить вызов. Лучше их нейтрализовать на ранней стадии.
  - Но я не представляю опасности, я всего лишь бедный студент.
  Жемга откровенно усмехнулся.
  - Сейчас бедный, а кем будешь через десять, двадцать, тридцать лет? Мы смотрим вдаль и не намерены оставлять врагов.
  - Я не враг, я...
  - Враг! - резко прервал его декан. - Может, ты этого сейчас до конца не понимаешь, зато это прекрасно понимаем мы. Помнишь Петра, который отрекся от Христа. Если ты во всех аспектах не отречешься от своего учителя, мы закроем перед тобой наглухо все двери. Ну, можешь работать дворником или истопником. Выбор профессии за тобой. В любом случае ты должен знать свою перспективу. - Декан удобно устроился в кресле, затем взял со стола бутылку коньяка и налил себе в бокал. - Тебе не предлагаю, я предпочитаю пить только со своими.
  - Что я должен сделать? - абсолютно сухими губами произнес Игорь.
  - Что делать? - нарочито удивленно переспросил Жемга. - Да, что хочешь, то и делай. Можешь прямо сейчас уйти отсюда и начать паковать вещи. Еще успеешь на утренний поезд, который отвезет тебя домой. Документы мы тебе вышлем по почте.
  - А другой вариант?
  - Ты принимаешь наше предложение и полностью забываешь обо всем, что было у тебя в прошлом. И не дай бог, если станешь притворяться, делать вид, что с нами, а на самом деле, против нас. Поверь, мы тебя очень быстро разоблачим. И тогда тебе будет хуже, чем, если ты сейчас просто покинешь этот кабинет. Выбирай.
  - Но я должен подумать...
  - У тебя был вагон времени для думания! - вдруг рявкнул декан. - Оно для тебя кончилось. Есть одна минута, либо ты уходишь навсегда, либо навсегда остаешься. И ближайшие, как минимум, десять лет будешь жить под нашу диктовку. А дальше посмотрим. - Жемга снял с запястья часы. - Отсчет минуты начался.
  Игорь смотрел на декана, который не отводил глаз от циферблата часов. Он ощущал внутри себя мрак, в котором не было ни единого лучика света.
  - Время вышло, - провозгласил Жемга. - Говори!
  - Я с вами, - произнес Игорь. При этом его голос дрогнул.
  - На всякий случай, повтори, - приказал декан.
  - Я с вами, - снова произнес Игорь.
  Несколько секунд Жемга сидел неподвижно.
  - Хочешь глотнуть коньяка? - вдруг спросил он уже более привычным для себя миролюбивым тоном.
  - Нет, спасибо.
  - Не хочешь, и не надо, - неожиданно улыбнулся Жемга. - Тогда можешь пойти к Татьяне, она тебя ждет. А через пару дней мы поговорим обо всем уже детально.
  Игорь встал и почувствовал, как дрожат ноги. К нему вдруг пришла странная мысль: главное сейчас - это не упасть.
  
   61.
  - Тебя покормить? - спросила Татьяна.
  Игорь растерянно посмотрел на нее, слова девушки доходили до него с некоторым опозданием. Возможно, это происходило потому, что его сильно беспокоило, сумеет ли он устоять на ногах, которые были по-прежнему ватными.
  - Что с тобой? - снова поинтересовалась девушка. - На тебе лица нет. Это после разговора с отцом? Тебе надо сесть. - Татьяна взяла Игоря за руку, подвела к креслу, затем усадила в него. - Сейчас принесу воды.
   Татьяна вышла из комнаты и вернулась через минуту с бутылкой воды в руках. Она протянула ее Игорю. Он выпил ее почти одним глотком и почувствовал себя чуть легче. По крайней мере, больше не сушило во рту.
  - Посиди немного, а потом пойдем есть, - заботливо проговорила Татьяна. - Папа иногда бывает жесток. Но поверь, это всего лишь неприятный момент, затем все быстро наладится. Даже не представляешь, как все будет замечательно! Если папа возьмет над тобой шефство, ты не пожалеешь. Поверь, у него очень большие возможности.
  Игорь не знал, что ответить, поэтому продолжал молча сидеть в кресле.
  - Тебе не лучше? - спросила Татьяна.
  - Лучше, - слегка охрипшим голосом подтвердил Игорь.
  - Тогда пойдем, поедим. Ты же проголодался?
  Игорь, в самом деле, почувствовал, что хочет есть. Последний раз он это делал часов шесть назад.
  Татьяна привела своего гостя на кухню. Там находилась средних лет женщина.
  - Это наша домоправительница Нина, - представила ее Татьяна. - Можете покормить этого молодого человека? - спросила она у женщины. - Предупреждаю сразу, он жутко голоден.
  Нина едва слышно вздохнула.
  - Ужин уже закончился, я больше не готовила. Но есть салат и котлетки с картошкой. Будете? - посмотрела она на Каракозова.
  - Он будет, - вместо него ответила Татьяна.
  Игорь неожиданно для себя почувствовал сильный аппетит, и все съел в рекордные сроки. При этом он успел заметить, что Татьяна не сводит с него глаз.
  -Пойдем ко мне, - повелительно произнесла она после того, как он покончил с едой.
  Они снова вернулись в ее комнату.
  - Тебе лучше? - спросила она.
  Но Игорь не успел ответить, так как дверь отворилась, и в комнату вошел отец Татьяны.
  - Молодежь, а вы знаете, что уже поздно, двенадцатый час, - почти весело произнес он.
  - Я поеду, - тут же отозвался Игорь.
  Жемга посмотрел на него.
  - Вам, Игорь, вовсе не обязательно ехать, тем более, путь не близкий. Вы спокойно можете переночевать в нашем доме. У нас есть гостевая комната.
  - Игорь, оставайся, - присоединилась к отцу Татьяна.
  Игорь растерянно посмотрел по очереди на отца и дочь. Такого развития событий он никак не ожидал.
  - Конечно, я могу остаться, - пробормотал он.
  - Прекрасно. В таком случае попрошу Нину подготовить комнату, - проговорил декан и вышел.
  Игорь вошел в комнату, где ему предстояло провести ночь. Она была небольшой, достаточно скромно, но приятно обставленной. Ему еще в первое свое посещение дома понравилось в нем то, что тут совершенно не было кричащей роскоши.
  Игорь сел на кровать и стал думать о том, что за последнее пару лет его жизнь неоднократно совершала крутой поворот. И, кажется, теперь это происходит в очередной раз.
  В дверь постучали.
  - Войдите! - крикнул Игорь.
  Вошла Татьяна.
  - Я пришла пожелать тебе спокойной ночи. Я знаю, что на новом месте часто плохо спится. Я, например, не в своей кровати засыпаю очень долго. А ты?
  - Мне кажется, на меня это никак не влияет, - ответил он.
  - Вот и здорово! Значит, будешь сегодня хорошо спать. - Она вдруг села на кровать рядом с ним. - Я знаю, что ты немного растерян, но, поверь мне, так надо. Папа знает, что делает.
  Игорь не уверенно кивнул головой. В том, что все идет, как надо, он был далеко не убежден. Но возражать Татьяне не стал.
  - Ладно, я пойду, - сказала Татьяна. Она чмокнула его в щеку и направилась к двери. Возле нее на мгновение остановилась, помахала ему рукой и вышла.
  
  62.
  Игорь проснулся рано, так как ехать в университет от дома Жемги было далеко. Он даже думал незаметно вскользнуть из коттеджа, потому что испытывал смущение от того, что тут произошло. Он не должен был оставаться здесь на ночь.
  Игорь уже оделся, как в дверь постучали, и в комнату вошла домоправительница.
  - Игорь Теодорович, вас ждут в столовой на завтрак, - сообщила она. - Он начнется через десять минут.
  Игорь понял, что с мыслью о том, чтобы незаметно ускользнуть, придется расстаться. Ровно через десять минут он вошел в столовую. За столом уже сидело все семейство хозяев дома.
  - Доброе утро! - поздоровался он.
   Жемга посмотрел на него и доброжелательно улыбнулся.
  - Проходите, Игорь, садитесь. Можно рядом с Таней.
  Игорь сел рядом с девушкой. Нина тут же поставила перед ним тарелку с едой. Он бы с удовольствием отказался от нее, но понимал, что в нынешних обстоятельствах такое поведение невозможно. Поэтому стал есть.
  - Игорь, как ты спал? - поинтересовалась Татьяна.
  - Хорошо, - ответил Игорь. Он, в самом деле, спал хорошо.
  - Не все хорошо спят на новом месте, многим это не привычно, - заметил Жемга.
  - Я привык спать в разных местах, - не подумав, ответил Игорь и сразу понял, что сморозил не совсем то, что следовало. Что они подумают о нем, исходя из этих слов.
  - А это очень даже хорошо, что вы нормально спите в разных местах, - проговорил декан. - Где только жизнь не заставляет нас почивать. И надо везде уметь приспосабливаться. Игорь у вас пять минут, чтобы закончить завтрак. Мы едем в университет.
  Эти слова поразили Игоря, выходит декан вдобавок ко всему отвезет его на своей машине до места учебы. Такое он и представить даже не мог. Невольно он повернул голову к Татьяне и увидел на ее лице одобряющую улыбку. Судя по всему, она понимала, что он сейчас испытывает.
  Они сели в черный, большой автомобиль, за рулем сидел шофер.
  - Саша, можно ехать, - сказал Жемга.
  Они расположились на заднем сиденье, но так как в салоне было просторно, не мешали друг другу. Игорь мучительно думал, что надо о чем-то им говорить, иначе возникнет неловкость. Но вот о чем, никак не мог решить.
  - Я вижу, вы подружились с Танечкой, - вдруг прервал молчание декан. - Считаю, что это совсем неплохо.
  - По поводу подружились это громко сказано, мы знакомы совсем недавно, - осторожно возразил Игорь.
  - Срок не имеет значения, важно взаимное притяжение. А оно нередко возникает между людьми уже через минуту. Вы согласны с этим? - Согласен, Евгений Леонидович. =- Игорь подумал, что так было у них со Златой. Правда, они это выяснили далеко не сразу.
  - И я вижу, что она тянется к вам, вы ей интересны. А это важно, у Тани немало знакомых молодых людей, но немногие могут этим похвастаться.
  - Мне тоже Таня интересна, - пробормотал Игорь.
  - Это хороший знак, - чему-то своему улыбнулся декан. - Но я хочу вам кое-что сказать, даже, скорее, предупредить.
  - Я вас внимательно слушаю, Евгений Леонидович.
  Жемга окинул своего спутника пристальным взглядом.
  - Не так давно Таня понесла большую утрату - умерла моя жена и ее мать. Она сильно переживала эту смерть. И я знаю, что до сих пор эта душевная рана целиком не затянулась. И, строя отношения с моей дочерью, надо иметь в виду это обстоятельство, быть особенно деликатным.
  - Мне известно про эту утрату, и я стараюсь.
  - Это хорошо, Игорь, и все же я снова повторю: девушки - создания хрупкие, а моя дочь в силу известных обстоятельств особенно ранима и уязвима. Были случаи, когда ее обижали своим пренебрежением. Таня тяжело переживала такие моменты. Поэтому я внимательно слежу за тем, чтобы никто бы ее не обидел. Вы понимаете, о чем я?
  - Конечно, - заверил Игорь. - Я думаю, вы совершенно правы.
  - Я рад, что мои опасения находят у вас отклик. Но у этого вопроса есть и другая сторона. - Жемга замолчал и красноречиво посмотрел на Игоря. - Человеку, который сделает мою дочь счастливой, я буду помогать, чем смогу. А, надеюсь, вы поняли, что могу не так уж и мало.
  - Я понял, Евгений Леонидович.
  Жемга вдруг откинулся на мягкую спинку кресла. Какое-то время он молчал.
  - Если мы действительно поняли друг друга, то я рад, - неожиданно произнес он. - Мы уже подъезжаем, не надо, чтобы нас видели в одной машине. Я вас высажу за квартал до университета. Саша, останови автомобиль, сам знаешь где.
  Игорь вышел из лимузина и провожал его глазами до тех пор, пока он был виден. К нему пришла мысль, что он сам не представляет до конца, что же с ним случилось, какой огромный и неожиданный кульбит совершает его жизнь. Ее стремительный поток несет его, но куда, он до конца не знает. Но самое неприятное то, что он не чувствует силы ему противостоять.
  
  63.
  Виолетта позвонила Несмеянову и сказала, что придет на заседание их кружка. Это решение далось ей не просто, она долго размышляла - нужно ли посещать это странное мероприятие? Она чувствовала, что в свете ужесточения контроля над мыслями и поведениями граждан, участие в таких не совсем легальных собраний однажды может ей повредить. Но сомнения пересилило то, что Игорь однажды там побывал. Он не испугался, хотя для действующего губернатора это весьма сомнительное общество. Значит, и ей нужно быть там.
  Виолетте открыл Несмеянов.
  - Очень рад, что вы пришли, - сказал он.
  - Вы сомневались?
  - Если честно, то да.
  - Но я же по телефону обещала.
  - Но вы могли затем передумать. У нас было немало подобных случаев.
  - Я стараюсь всегда выполнять свои обещания.
  Несмеянов посмотрел на актрису - и ничего не сказал. Вместо этого взял молодую женщину за локоть и провел в комнате.
  Кроме Несмеянова там расположились еще пять человек, четыре мужчины и одна девушка.
  - Ребята, это прима нашего драматического театра - Виолетта, - представил ее Несмеянов.
  Примой Виолетта еще не была, но опровергать повышение своего статуса не стала. Она решила, что в данном случае это не имеет никакого значения.
  - Я рада вас видеть, - произнесла она.
  - Знакомьтесь, это Геннадий, Владимир, Сережа, Паша и Ирина, - представил Анатолий своих друзей. - Виолетта, вы можете сесть, где хотите.
  Виолетта села на ближайший к ней стул.
  - Мы сегодня решили поговорить о войне, - сообщил Несмеянов. - Долго не хотели затрагивать эту тему, но война разгорается, в городе приходят все новые похоронки. Если вас смущает такой разговор, мы поймем, если вы нас покинете.
  - Я готова вас слушать, - сказала Виолетта.
  - Перед вашим приходом, как раз говорила Ирина. Ты можешь кратко пересказать для нашей гостьи то, что она не слышала.
  - Конечно, Толя, я повторю. Я считаю, что настал момент, когда уже невозможно молчать или говорить на эту тему только между собой. Пора громко заявить о своей позиции. От нашего имени убивают людей в другой стране, которая не сделала нам ничего дурного. Просто кому-то что-то не понравилось в ней. Но это не повод для истребления ее граждан. Если мы не заявим, что против военных действий, то окончательно станем соучастниками этих преступлений. Не знаю, как кто, я лично не хочу быть соучастником. Я хочу, чтобы все знали, что я против этого.
  - А о последствиях такого публичного заявления ты думаешь? - спросил один из присутствующих. Кажется, его зовут Владимир, припомнила Виолетта.
  - Я же не идиотка, чтобы этого не понимать, - тут же отозвалась Ирина. - Или у тебя обо мне сложилось иное мнение?
  - Послушайте, - вмешался сидящий рядом с Виолеттой Несмеянов, - я прекрасно понимаю чувства Ирины. Я сам так чувствую. Но надо все же быть реалистами, мы ничего по сути не сможем сделать. Нас сразу же скрутят.
  - Да, скрутят, - согласилась Ирина. - Но не это главное?
  - А что тогда? - спросил еще один молодой человек. Виолетта вспомнила, что его зовут Павел.
  - Лучше находиться с чистой совестью в тюрьме, чем с грязной - на свободе, - решительно произнесла Ирина. - Я для себя эту дилемму решила.
  Виолетта смотрела на девушку и не верила своим глазам - неужели в наше время еще существуют такие люди. Если быть честной, то она полагала, что подобный тип человека остался в прошлом. Никто не желает даже ради самой благородной и чистой цели жертвовать самым малым. А Ирина согласна поставить на кон свою свободу, чтобы остаться свободной личностью.
  Жаркая дискуссия на эту тему продолжалось не меньше двух часов. Виолетта старалась не пропустить ни одного слова. Она словно бы погружалась совсем в иной мир, который разительно отличался от того, из которого она сюда пришла, и в который совсем скоро предстояло вернуться. Ей даже не верилось, что в большом современном городе можно увидеть таких людей, к тому же еще совсем молодых.
  Проводить Виолетту вызвался Несмеянов. Она вызвала такси.
  - Каково ваше впечатление? - поинтересовался он.
  - Я поражена до самой глубины души. Если бы я была драматургом, то написала бы пьесу об Ирине.
  - Эту пьесу никто бы не поставил у нас, - грустно проговорил Несмеянов. Он на секунду задумался. - Я знаю Ирину много лет, всегда считал ее замечательным человеком, но не представлял, что в ней таится такая неукротимость. Мы хотели пожениться, наметили день свадьбы, но она все отменила.
  - Почему?
  - Ира сказала, что в нынешней ситуации не стоит рисковать, лучше быть каждым самому по себе. Когда все изменится, тогда и поженимся.
  - Вы любите ее, Анатолий? - спросила Виолетта.
  Он серьезно посмотрел на нее.
  - Если стоит кого-то любить, то только такую, как она. Я буду ждать ее столько, сколько понадобится.
  - Я понимаю вас, - задумчиво проговорила Виолетта. - В какой-то степени я в такой же ситуации.
  - Примерно я так и представлял, - кивнул головой Несмеянов.
  Возле них остановилось такси.
  - Спасибо вам за вечер, - поблагодарила Виолетта.
  - Могу вас пригласить на следующее заседание, если вы не боитесь.
  - Обязательно пригласите, Анатолий.
  Она села в машину, Виолетта и Анатолий одновременно помахали друг другу.
  
  62.
  После всех этих бурных и неожиданных событий, Игорю казалось, что они и дальше станут развиваться в том же темпе. Но все произошло с точностью наоборот, Как на море после штора, наступило полное затишье. О нем словно бы забыли, никто его никуда не вызывал, ничего не предлагал. Жизнь снова вернулась в прежнюю колею; утром он отправлялся из общежития в университет, днем возвращался из университета в общежитие. Прервались контакты и с Татьяной, она не звонила ему, а он - ей. Хотя вспоминал Игорь ее довольно часто, точнее, ее девичьи прелести. Не общались они и со Златой, чему он отчасти даже радовался; ему было стыдно перед ней.
  После занятий Игорь уже собирался отправляться домой, когда неожиданно позвонила секретарша и сказала, что его просит зайти к себе декан. Он сразу понял, что что-то случилось, так просто Жемга не стал бы его вызывать.
  - Проходите и садитесь, Игорь, - вполне доброжелательно пригласил его декан. - Как у вас дела?
  - Все хорошо, учусь.
  Декан вдруг улыбнулся.
  - То, что учитесь, это я знаю, все преподаватели хвалят вас в один голос. Надеюсь, сдадите сессию, как всегда, на отлично.
  - Буду стараться, Евгений Леонидович.
  Внезапно лицо Жемги переменилось, став серьезным.
  - У меня есть для вас сообщение. Вы не следите за тем, что происходит с бывшим вашим преподавателем Елагиным?
  - Он уехал - и все наши контакты прервались. Я ничего не знаю, что сейчас с ним. Вы говорили, что его в чем-то обвиняют. Что-то сейчас случилось?
  - Можно сказать и так. Мне сегодня стало известно, что Елагин лишен российского гражданства.
  Игорь с изумлением взглянул на декана.
  - Но за что?
  - За высказывания против действующей в стране власти, в первую очередь, против высших руководителей страны.
  - Я ничего об этом не знал.
  - Думаю, вы очень своевременно расстались.
  Игорь на мгновение задумался.
  - Получается, что он больше не сможет вернуться в Россию?
  - Скорее всего, да. Его не просто лишили гражданство, на него уже точно завели уголовное дело. Его обвиняют в предательстве Родины, в клевете на нее.
  - Эрнест Викторович уехал вместе с дочерью. Ее тоже лишили гражданство?
  - Почему вас интересует дочь? - пристально посмотрел на него Жемга. - У вас были отношения?
  - Мы просто дружили. Пару раз ходили гулять. И ничего более, - соврал Игорь.
  - Что касается дочери, мне о ней ничего не известно. Но если вас интересует ее судьба, я узнаю, мне это не трудно.
  - Буду вам признателен, - пробормотал Игорь.
  - А почему не общаешься с Татьяной? - вдруг спросил декан. - Она несколько раз спрашивала о вас. Я был уверен, что вы друзья.
  - Так и есть. Обязательно позвоню.
   Жемга кивнул головой.
  - О дочери Елагина я сообщу тебе завтра, - перешел Жемга на "ты". Запамятовал, как ее зовут.
  - Злата.
  Жемга что-то записал на листе бумаги. Затем посмотрел на Игоря.
  - Уже скоро надо будет приниматься за работу. Все организационные процедуры почти завершены. Остались сущие пустяки.
  Игорь ехал в общежитие. Он отдавал себе отчет в том, что сообщенная ему новость кардинально меняет его жизнь, окончательно отрезает от всего того, что было до этого. Значит, путь в страну для Эрнеста Викторовича закрыт. Впрочем, он сам его закрыл, уехав из России. Вряд ли в тот момент он думал, что навсегда, но затем, оказавшись на чужбине, стал поливать грязью нынешнюю власть. Он не мог не понимать, чем это для него кончится. Выходит, это был его осознанный выбор.
  Но таким образом он подвел черту и под их отношения. Хотя в тот момент, когда он произносил все эти инвективы против своей страны, вряд ли думал об этом. Значит, ему, Игорю, ничего другого не остается, как перевернуть эту страницу своей жизни. А он в глубине души все же надеялся, что есть шанс, что все вернется на круги своя, он снова станет учеником Елагина и возлюбленным, а затем и мужем Златы. Но теперь эти надежды перешли в разряд призрачных.
  На следующий день секретарша снова попросила его зайти в кабинет декана.
  - Я узнал о судьбе этой твоей Златы, - произнес Жемга. - Никто ее гражданства не лишал.
  У Игоря радостно заколотилось сердца, он взглянул на декана и увидел, что тот пристально наблюдает за ним.
  - Я не все сказал, - проговорил Жемга. - Злата сама подала заявление об отказе от гражданства России. Прошение удовлетворено.
  - Какое же у нее теперь гражданство? - не сдержал вопроса Игорь.
  - Этого уже я не знаю. Если она живет в Америке, будет, наверное, добиваться американского подданства. Вот, собственно, все, что я хотел сейчас сказать.
  Игорь вышел из кабинета декана. Он никак не мог разобрать, что же он чувствует, какая-то странная смесь огромной потери с облегчением. После того, как он узнал, что Злата добровольно отказалась от российского гражданства, между ними оборвались какие-то важные нити, которые еще соединяли их. Но с другой стороны, он не мог избавиться от ощущения какой-то безграничной утраты, которая лишает его, возможно, самого важного, что было в его жизни.
  Игорь понимал, что ему нужно позвонить Татьяне; об этом ему ясно намекал Жемга. Игорь догадывался, что сближение с ней являются частью какого-то плана в отношении него. Несколько раз он даже доставал телефон, чтобы сделать звонок, но дело до него так и не доходило. Он сознавал, что желание ее увидеть больше базировалось на ее женских прелестях, чем на ней самой. Он ощущал внутри себя, как некая сила пока удерживает его от решительных действий. Если он сблизится с Татьяной, то это будет означать окончательный и безоговорочный переход на сторону тех, кого он считает для себя чужими.
  А от этого чувства Игорь все никак не мог избавиться. Внутри него то и дело возникала схватка между двумя течениями. Одно тащила его назад, в мир Елагина и Златы, другая - вперед, где господствовали Жемга, Радугин и Татьяна. Эти два мира были абсолютно несовместимыми и непримиримыми, никакого компромисса между ними не могло быть. Но при этом эти два мира жили в нем, то и дело встречались, и каждая такая встреча заканчивалась поединком, в котором не было победителя.
  Игорь знал, что долго так продолжаться не может, кто-то непременно выиграет эту битву. Он даже почти точно знал, кто именно. Он так устал от нищенского полуголодного существования, от проживания в тесной комнатке в общежитии со ставшим ему чужим человеком. Он не хочет, чтобы все это продолжалось всю жизнь. В такие минуты сами собой возникали яркие воспоминания об особняке Жемги. Не самый роскошный дом, но такой уютный, где есть буквально все для жилья. Он, Игорь, тоже хочет иметь такое пристанище. И чувствует, что со временем может стать его обладателем. Но для этого в качестве первого шага следует позвонить девушке, которая, судя по всему, ждет его звонка.
  Но была еще одна причина, почему он откладывал звонок. Она даже имела фамилию Радугина. Буквально все, что тот говорил, вызывало в нем отторжение. И чем дальше, тем сильней. Помимо лекций он был вынужден посещать его семинары, и мучительно слушать его длинные разглагольствования. Игорь боялся, что преподаватель заставить его отвечать на задаваемые им вопросы, но Радугин все себя странно - он спрашивал всех, кроме него. С одной стороны Игорь был этому рад, с другой - не мог отделаться от ощущения, что такое его поведение таит для него какую-то угрозу. То, что Радугин так вел по отношению к нему, было не случайно, он явно готовился к к какому-то важному раунду их отношений.
  Игорь все же позвонил Татьяне, так как откладывать звонок было уже просто неприлично. Он хотел ее пригласить на прогулку, но она даже не дала ему и слова сказать, а тут же предложила приехать к ним домой. Игорь решил, что нет смысла отказываться - и отправился в коттедж декана.
  - Проходи, сейчас будем есть, - сообщила Татьяна, едва Игорь переступил порог дома. - Нину я предупредила, она уже накрывает. У нас есть десять минут. Пойдем ко мне.
  Татьяна взяла Игоря за руку и повела за собой. Едва закрылась дверь ее комнаты, девушка прильнула к его губам.
  Их губы не отрывались друг от друга те самые десять минут, что накрывала Нина на стол. Внезапно Татьяна сделала шаг назад.
  - Пока все, - даже чересчур спокойно после таких жарких поцелуев произнесла она. - Идем обедать.
  Когда Игорь увидел накрытый стол, глаза невольно полезли на лоб. Он был весь заставлен различными закусками, салатами, горячими блюдами. Такого обилия еды он еще ни разу не видел в своей жизни.
  - Вы так всегда едите? - растерянно спросил он.
  - Не всегда, но бывает, что еды еще больше. Папа любит разнообразие и обилие. Садись. Ешь все, что захочешь.
  Игорь никак не мог определить, как ко всему этому следует относиться. Количеством еды на столе можно накормить пять, а то и семь человек, а они обедают вдвоем. Ясно же, что им все это ни за что не съесть. К тому же Татьяна немного полновата, ей лучше проявлять хотя бы небольшое воздержание.
  - Ты наелся? - поинтересовалась Татьяна, когда они встали из-за стола.
  - Так еще никогда не ел, - честно признался Игорь.
  - Пойдем, - сказала Татьяна и взяла его за руки.
  Игорь был уверен, что она снова привел его в ее комнату, где они смогут продолжить прерванное на обед занятие. Но Татьяна ввела его в гостиную, в которой горел камин.
  - Садись в это кресло, - указала она.
  Игорь сел, Татьяна пристроилась рядом. Он ждал, что последует дальше.
  - Любишь, смотришь в камин? - вдруг поинтересовалась она.
  - Там, где я жил, не было каминов.
  - Я так и думала. А мне очень нравится, я люблю смотреть на огонь и мечтать. Поверь, это очень здорово.
  - Верю. О чем ты мечтаешь?
  Татьяна немного удивленно посмотрела на него.
  - О чем может мечтать девушка? О любви. Смотришь на огонь и представляешь того, кто станет твоей любовью. Я в последнее время часто так делаю.
  - Хочешь сказать, что видишь того, кого полюбишь?
  - Вижу!
  - А можно узнать, кто он?
  - Так я тебе и сказала. Это главная тайна любой девушки. - Она на мгновение замолчала. - Хотя со временем все тайное становится явным. Почему ты так долго не звонил? Хотя не отвечай, я сама знаю. Это все из-за него.
  - Из-за кого? - не понял Игорь.
  - Из-за Радугина. Он сумасшедший.
  Слова Татьяны изумили его, такого смелого определения Радугина от нее он не ожидал.
  - Почему ты так думаешь?
  - Я же не совсем дура. Он у нас в доме, когда собирается народ, часто выступает с разными лекциями. Иногда я их слушаю. После некоторых из них мне становится жутко.
  Игорь какое-то время молчал, обдумывая услышанное.
  - Но тогда зачем вы его пускаете к себе? Ты не спрашивала это у отца?
  - Конечно, спрашивала. Он ответил: так надо, сейчас такое время, когда есть большой спрос на идеи Радугина и на него самого. У него очень много сторонников, даже не представляешь сколько. Я видела некоторых из них, они вызывает у меня страх. Эти люди готовы на все, невозможно даже представить, что они могут сделать.
  - Но надо как-то отгородиться от них. Разве твой отец не может для тебя это сделать?
  - Папа не может. Он вынужден участвовать в этих собраниях. Иначе... Ну, ты сам понимаешь.
  - Понимаю.
  - Только ты меня можешь защитить, - вдруг проговорила Татьяна.
  Игорь от неожиданности аж всем телом повернулся к ней.
  - Я?
  - Да, - подтвердила она кивком головы. - Только ты один.
  - Но как?
  - Пока точно не знаю. Но если ты будешь среди этой публики, мне будет спокойней.
  - Я тебя не совсем понимаю.
  Татьяна как-то странно взглянула на него.
  - Ты будешь один из немногих нормальных среди них. Это придаст мне спокойствие, я буду знать, что не все там так ужасно. Не бросай меня.
  - Я тебя не бросаю, - растерянно пробормотал Игорь. Он хотел что-то еще добавить, но в этот момент в комнату вошел Жемга.
  - У нас гости, Очень приятно, - произнес он.
  - Мне уже пора уходить, - сказал Игорь.
  - Что ж, не смею задерживать. Я скажу Саше, он вас добросит до общежития. Ему все равно нужно в город.
  Впервые в жизни Игорь один ехал в машине, которую вел персональный шофер. Конечно, водитель обслуживает не его, он, Игорь, по сути дела, оказался в автомобиле случайно, но и это обстоятельство уже определенный сдвиг в его положении. И это очень приятно.
  
  63.
  Игорь уже готовился лечь спать, как неожиданно получил смску. Он удивился, в такой поздний час сообщения обычно не приходили. Его удивление еще больше усилилось, когда он увидел, что отправитель послания декан.
  Сообщение было кратким: "Приезжайте ко мне прямо сейчас. Такси я оплачу". Едва Игорь прочитал текст, как пришел перевод на оплату проезда.
  Большого желания ехать у Игоря не было, но он понимал, что не в том положении, когда можно отказаться.
  - Мне надо срочно уехать, - сообщил он удивленному Вениамину.
  Несмотря на поздний час, коттедж Жемги был освещен. Его встретил сам декан.
  - Извините, Игорь, что заставил вас приехать так поздно, но так сложились обстоятельства. Пройдемте в мой кабинет.
  Там в кресле удобно расположился Радугин. При виде его у Игоря упало настроение. Но внешне он постарался этого не показывать.
  - Итак, все готово для начала работы "Союза молодых патриотов", - сообщил Жемга. - Завтра я иду в Администрацию Президента - главного куратора нашего проекта. Я должен, среди прочих документов, предоставить туда список основных назначений. Поэтому я вас и пригласил к себе. Мы намерены предложить вам должность ведущего специалиста в идеологическом отделе. Он самый важный и ответственный из всех. Вашим куратором будет Александр Селиверствович. На первом этапе зарплаты будут небольшие. Это сделано по предложению все того же Александра Селиверствовича. По его мысли это нужно для проверки персонала; люди должны работать не за деньги, а за идею. Я правильно излагаю вашу мысль? - спросил он у Радугина.
  - Абсолютно правильно, Евгений Леонидович, - подтвердил Радугин. - Работа в Союзе является проверкой человека - способен ли он на первый план ставить идею и свое служение ей, а не себя. Игорь, я хочу, чтобы вы знали, - нам нужны только такие люди. Не подходящие под эти критерии будут безжалостно отсеиваться. Подумайте, подходят ли вам такие условия? Вам придется сильно изменить вашу жизнь.
  Игорь смотрел на преподавателя, глаза у Радугина горели, а борода моталась из стороны в сторону. Он понимал, как сложно и тяжело будет ему работать с этим фанатиком. Но его прижали к стене, не оставив выбора.
  - Что вы ответите на слова, Александра Селиверствовича? - спросил Жемга.
  - Я готов начать работу.
  Несколько мгновений Жемга пристально смотрел на него, затем его взгляд изменился. Он протянул Игорю листок.
  - Это ваше заявление о приеме на работу, - сказал он. - Вам остается только его подписать.
  Игорь достал из кармана ручку и поставил свою подпись.
  - Вы можете переночевать здесь, - проговорил Жемга. - А перед этим - заглянуть к Татьяне; мне кажется, она еще не спит.
  Едва Игорь покинул кабинет, как столкнулся с дочерью декана, она стояла возле дверей.
  - Ну, как? - кинулась она к нему.
  - Что как? - переспросил он.
  - Подписал заявление?
  - Да.
  Он увидел, как облегченно вздохнула Татьяна.
  - Я тебе обещаю, ты не пожалеешь.
  - Откуда ты можешь знать?
  - Папа говорит: если человек на стороне сильных мира сего, он тоже становится сильным.
  Наверное, она права, точнее, прав ее отец, подумал Игорь. Посмотрим, сбудется ли это пророчество?
  - Ты остаешься ночевать? - поинтересовалась девушка.
  - Евгений Леонидович предложил.
  - Завтра воскресенье, в университет нам не идти. Мы можем провести день вместе. - Он увидел, что она напряженно ждет ответа.
  - Почему бы и нет.
  Лицо Татьяны осветилось радостью.
  - Иди спать, в гостевой все уже готово. Спокойной ночи! - Татьяна быстро прикоснулась к его щеке губами и помчалась в свою комнату.
  
  66.
  После завтрака Татьяна предложила пойти прогуляться. Рядом с поселком располагался лесопарк, который отличался от настоящего леса только тем, что вглубь чащобы вела асфальтовая тропинка. По ней они и зашагали.
  Они прошли уже довольно большое расстояние, а разговор так и не начался. Игорь посматривал на свою спутницу; обычно разговорчивая Татьяна казалось ему непривычно задумчивой. Хотя чем это вызвано, он не представлял.
  - Почему ты молчишь? - не выдержал Игорь.
   Татьяна с каким-то затаенным вызовом взглянула на него.
  - А мне и так хорошо, - сказала она. - Когда ты рядом, мне всегда хорошо. А тебе?
  Эта откровенность привела ему в некоторое замешательство.
  - Мне тоже приятно с тобой, - ответил он.
  - Не уверенна.
  - Почему? - удивился Игорь.
  - Долго думал над ответом. Либо размышлял, что соврать, или пытался определить - так ли это на самом деле.
  - Меня немного смутила твоя откровенность. Я не был к ней готов.
  - Я понимаю, - кивнула Татьяна головой. - Мне кажется, ты не только к этому не готов. Я специально увела тебя сюда, чтобы нам никто не мешал. Да и вообще, на природе легче говорить. Ты не замечал?
  - Если честно, то нет.
  - А я замечала. Впрочем, это не важно.
  - А что тогда важно?
  - Я же тебе уже сказала, что ты не готов.
  - К чему именно?
  - К тому, что сейчас для тебя начинается.
  - Не очень тебя понимаю. - Это было не совсем правдой, кое-чего из того, о чем говорила Татьяна, он уже понимал.
  Кажется, это почувствовала и она.
  - Ты можешь быть со мной откровенным, я никому ничего не скажу. К тому же я на твоей стороне.
  - И все же ты говоришь загадками.
  - Ну, хорошо, давай называть вещи своими именами. Ты пока не готов работать в этом Союзе, с этими людьми. Даже с моим отцом, не то, что с Радугиным. - Татьяна вдруг фыркнула. - Я же это вижу.
  - Да, это так, - согласился Игорь. Он был удивлен проницательностью Татьяны.
  - Один ты не справишься с такой нагрузкой, однажды сорвешься. Ты знаешь только папу и Радугина, а я видела и многих других. Не хотела бы я иметь дело с большинством из них. Но по-другому никак. Игорек, тебе нужна поддержка, а кроме меня не от кого ее получить.
  Игорь вдруг ясно понял, что так оно и есть, в том мире, в который он вступает, ближе Татьяны у него никого нет.
  - И что ты предлагаешь? - спросил он.
  - Я буду тебе помогать, чем смогу. По крайней мере, попросить за тебя у папы мне всегда по силам. А это немало, обычно он выполняет мои просьбы. И вообще, научу, как общаться с этими людьми. Папа говорит, что у меня неплохо получается. А ты этого делать пока не научился.
  - Почему так решила? - не без некоторой обиды спросил Игорь.
  - Я видела, ты очень напряжен. А так с ними нельзя, иначе ты будешь у них всегда на вторых ролях. А я этого не хочу.
  Словно по команде они замерли на месте, несколько мгновений смотрели друг на друга. Игорь захотел ее поцеловать, но Татьяна в этот момент возобновила движение. Ему показалось, что она это сделала не случайно.
  - Не думай, что я навязываюсь тебе, - вдруг проговорила Татьяна, при этом ее голос прозвучал излишне глуховато. - Просто ты другой, чем они, и я не хочу тебя терять. С тобой можно говорить обо всем.
  - А с ними?
  - Нет. Я с Радугиным вообще боюсь разговаривать, иногда он такое отмочит, что я не знаю, как реагировать. Но тебе надо научиться быто своим и среди них. Если я буду рядом, тебе это сделать будет легче. - Татьяна снова остановилась и огляделась вокруг себя. - А ведь мы далеко зашли, я никогда тут не была.
  - Возвращаемся.
  Они пошли обратно. И снова молча, словно они исчерпали темы для разговора. Игорь поглядывал на девушку, но уже каким-то другими взглядом, она предстала перед ним в ином свете. И этот свет ему нравился.
  Войдя в коттедж, они направились в комнату Татьяны. Едва за ними закрылась дверь, он прижал к себе девушку и стал жадно целовать. Она не сопротивлялась, и отвечала на поцелуи, но едва он начал расстегивать на ней блузку, как Татьяна резко отодвинулась от него.
  - Игорь, я еще не готова к такой близости, - смущенно произнесла она. - Мне нужно больше времени, чтобы к тебе привыкнуть. У меня еще никого не было.
  Несмотря на сильное желание, он сумел обуздать его. Игорь подумал, что в это утро между ними произошло все, что на данном этапе могло произойти. А больше - пока перебор.
  - Я поеду в общежитие - сказал он.
  Татьяна кивнула головой.
  - Ты можешь приезжать сюда и оставаться ночевать, когда захочешь, - сообщила она. - Папа не возражает.
  Игорь снова ехал в общежитии на машине декана, мыслями он то и дело возвращался к только что состоявшемуся разговору и всей сцене, которая произошла между ним и Татьяной. Он вдруг поймал себя на том, что чувствует себя более уверенно. Кажется, она совсем не глупая девушка, этот вывод можно сделать по тому, как правильно и тонко оценила его душевное состояние. А на это способны совсем немногие.
  
  67.
  - Теперь я понимаю, как ловко и последовательно меня загоняли в ловушку. Такое впечатление, что они все действовали по заранее согласованному плану. В том числе и Татьяна, возможно, она была даже главным элементов в нем. А я легкомысленно поддавался им, хотя поначалу и сопротивлялся, но, в конце концов, всегда выполнял то, что они хотели от меня. Как вы считаете, Плотин, неужели я был столь наивен и легковерен? Или тут действовало что-то другое?
  Плотин глядел на Каракозова, и тот впервые обнаружил в его взгляде сострадание. Так, философ еще ни разу не смотрел на него.
  - Видишь ли, в чем дело, - задумчиво произнес Плотин. - Я понимаю, в каком ты оказался тогда положении, и что тобой руководило. При этом мне трудно дать ответ на твой вопрос. В своих трудах я много размышлял о человеке, его природе, что происходит с ним на разных стадиях соединения с Единым. Своей основной задачей я видел изучение возможности восхождения к Богу. Но при этом я недостаточно разбирался в обычных отношениях между людьми. Говоря честно, они меня мало волновали. Возможно, это мой недостаток, как мыслителя, но как есть, так и есть. Хотя, если ты помнишь, я писал о неустойчивом центре сознательного восприятия личности. Из-за того, что он в нем существует, индивид свободен и может поступать так, как он хочет.
  - Хотите сказать, что у меня в тот момент был неустойчивый центр сознательного восприятия личности?
  - Он преодолевается только тогда, когда человек начинает восхождение к Единому. В этом случае он замещается другим центром, который имеет прямой выход на божественное. Ты же в тот момент думал совсем о другом. Вместо того, чтобы самоуглубиться в самого себя, тобой все полнее завладевал материальный мир. А он - великий соблазнитель, он предлагает свои богатейшие дары. Надо пережить очень много в жизни, чтобы понять их пустоту и никчемность. К тому же они всегда облачаются в самые богатые и привлекательные одежды. Отказаться носить их способны совсем немногие.
  - Вы же сумели.
  На лице Плотина мелькнула грустная улыбка.
  - Речь идет о тебе, а не обо мне. Тем более, мой пример для тебя не был показателен, тогда ты стал быстро меня забывать. Мне даже иногда казалось отсюда, что я тебе в чем-то мешал. Как ты жадно постигал меня до этого, так ты с такой же силой меня отторгал. Только на самом деле не меня, а свое высшее начало. Ты даже не представляешь, как мне было грустно и обидно, когда я за всем этим наблюдал. Но, как и во время моего пребывание на земле, ничего изменить я не мог. В качестве утешения могу сообщить, что тебе осталось смотреть не так уже много.
  - За что же мне такая милость?
  - Вопрос же не в том, чтобы пересмотреть целиком свою жизнь, а в том, чтобы постигнуть, по какой дороге ты шел, и где оказался. И определить, есть ли желание все перечеркнуть и начать движение заново? Напомню тебе мои строки: "блаженство нашего бытия - там; а быть вдали от него значит просто быть, притом быть меньше. Там душа обретает покой и находится вне зол, поскольку поднялась в это чистое от зол место; и мыслит она там, и бесстрастна там, и там ее подлинная жизнь". Если ты созрел для подлинной жизни, то зачем тратить по напрасно время на то, чтобы смотреть на неподлинную жизнь. Разве ты не понял, что именно для этого ты тут оказался, именно для этого ты снова переживаешь то, что однажды уже пережил. Только на этот раз все смотришь со стороны, а потому и по- другому все оцениваешь.
  
  68
  Прошло несколько дней, а Виолетта все никак не могла забыть Ирину. Новая знакомая то и дело, причем, зачастую в самые неподходящие момента, возникала в сознании. Девушка поразила ее, она даже не подозревала, что в наше время еще сохранились такие реликтовые существа. Она, Виолетта, была уверенна, что они остались далеко в прошлом, где-нибудь в эпоху раннего христианства, когда для сохранения своей веры зачастую требовалось пожертвовать собой. Или во времена революционной борьбы, когда люди нередко отдавали себя без остатка, включая жизнь за верность исповедуемых идей. Правда, зачастую очень сомнительных.
  Виолетта все чаще думала, что было бы здорово сыграть такого человека на сцене. Для многих зрителей подобный спектакль и подобный образ может стать настоящим открытием и потрясением. Ведь если потрясена она, Виолетта, то почему то же самое не может произойти и с другими. Вот только где найти такого драматурга и такого режиссера, которые создали бы эту постановку?
  Но с какого-то момента мысли Виолетты стали перемещаться в иную сторону. Она все чаще думала о том, что в отличие от выдуманных персонажей, Ирина не выдумка, не плод воображения автора, а реальный человек. И это делает ситуацию принципиально иной. Неужели девушка ничего не боится, учитывая, что сегодня в тюрьму можно легко угодить за самый безобидный проступок. Правящий в стране режим становится все репрессивней и все более жестоким. Иногда бывает по-настоящему страшно, когда узнаешь, за что угодил за решетку тот или иной человек. Вот лично она, Виолетта, боится туда попасть, ей кажется, что долго она на нарах не выдержит; слишком уж привыкла к комфортной жизни. Но ведь и Ирита точно такой же городской житель. Но неужели она спокойно относится к такой перспективе? Судя по ее виду, она из обеспеченной семьи, и вряд ли привыкла к таким испытаниям.
  Виолетте захотелось пообщаться с Ириной. Несколько дней она колебалась - стоит ли это делать? Но желание не исчезало, а все настойчивей теребило ее. Она позвонила Несмеянову и сообщила, что хочет встретиться с его невестой.
  - Я так и думал, что Ирина вас заденет, - сказал Несмеянов. - Только многих она отталкивает, они стараются держаться от нее подальше. Я поговорю с ней.
  Позвонил Несмеянов уже на следующий день. И сказал, что Ирина согласна на встречу.
  Они встретились вечером у входа в парк. Так как погода была не самая лучшая, народу гуляло совсем немного. Они углубились вглубь аллее.
  - Когда Толя мне сказал, что вы желаете со мной встретиться, я удивилась, я была уверенна, что вы не захотите мне больше видеть, - проговорила Ирина.
   Виолетта взглянула на девушку, она не была красавицей, но была очень мила и очень женственна - хрупкая, среднего роста, с красиво уложенными волосами. И совершенно не походила на рьяную революционерку.
  - Мне запал ваш образ, мне очень хочется его сыграть, - ответила Виолетта.
  - Вот оно что, я и забыла, что вы актриса, - презрительно наморщила нос Ирина. - В таком случае меня это не интересует.
   Виолетта почувствовала, что ее спутница намерена уйти.
  - Подождите, Ирина, - Виолетта даже схватила ее за локоть. - Это было только в начале.
  - Что же было потом? - насмешливо поинтересовалась Ирина.
  - Потом я поняла, что это не главное для меня. Прошу, забудьте на время встречи, что я актриса, давайте поговорим, как два человека, две женщины.
  Несколько секунд Ирина молчала.
  - Давайте, поговорим. Только не понимаю, о чем?
  - Сейчас объясню, - поспешно произнесла Виолетта. - По крайней мере, попробую. Я открою вам одну тайну, я была близка с губернатором. - Она на мгновение замолчала. - Лучше говорить предельно откровенно, я его любовница. Мы говорили о том, что такое человек и как он должен вести себя в разных ситуациях, чтобы всегда им оставаться. И с тех пор этот вопрос мне не дает покоя.
  - Вы являетесь любовницей губернатора? - удивленно посмотрела Ирина на Виолетту. - Он к нам однажды приезжал. А впрочем, чему тут удивляться, вы же считаетесь самой красивой женщиной губернии.
  - Кто вам такое сказал? - удивилась Виолетта.
   - Так говорят. Впрочем, какая разница. А губернатор, на мой взгляд, отвратительный тип, классический приспособленец. Я их терпеть не могу, они ради того, чтобы сохранить свое место, пойдут на любое преступление.
  - Уверяю, наш губернатор не такой.
  - Откуда вам это известно? Быть любовницей совсем не означает знать человека. Наоборот, любовницы, как раз хуже всех знает своих любовников. Впрочем, я не хочу это обсуждать.
  - Я - тоже, - присоединилась к ней Виолетта. - Я хочу понять истоки вашей непримиримости.
  - Зачем?
  - Чтобы сравнить со своими истоками и понять: есть ли что-то такое у меня хотя бы в зачатке.
  - Хорошо, - неожиданно легко согласилась Ирина. - Я ненавижу деспотизм, ненавижу, когда одни люди присваивают себе право требовать, чтобы другие думали и вели себя так, как те хотят. Большей мерзости в жизни я не знаю.
  - Откуда это у вас?
  - Не знаю, - безразлично пожала плечами Ирина. - Главное, что есть, а откуда, разве это важно. Хотя могу что-то рассказать. Родители меня уверяют, что зародыши таких качеств я демонстрировала еще в детсаду. А вот откуда они во мне? Уж точно, не от них, те готовы поддерживать любую власть - лишь бы она их не трогала, и им было бы хорошо. Наверное, высшие силы вложили это в меня и поручили отстаивать эти принципы. Больше на сей счет мне вам нечего сказать. Хотите знать что-то еще?
  - Да, - пробормотала Виолетта. - Вы знаете, чем это может все закончится. Вам не страшно там оказаться? Мне от одной такой мысли тут же становится не по себе.
  - Я не думаю об этом.
  - Разве можно об этом не думать, исповедую такие взгляды.
  - Если не думаю, значит, можно. Ладно, скажу по-другому, не хочу думать. Когда случится, тогда начну.
  - Будет поздно.
  - Откуда вы можете знать, поздно или нет?
  - Разве это не очевидно?
  - Вы со своим губернатором никогда не обсуждали вред очевидности? - насмешливо поинтересовалась Ирина.
  - До этой темы мы как-то не дошли.
  - Напрасно. Наверное, вы не тем занимались.
  Виолетта решила пропустить сарказм своей собеседницы мимо ушей. Возможно, Ирина таким способом защищается. Хотя от чего, не очень ясно. Но ведь она так мало знает об этой девушке.
  - Ирина, мы остановились на страхе перед заключением, - напомнила Виолетта.
  - Хорошо, я скажу. Этого нельзя не бояться, но страх не должен останавливать, - проговорила Ирина. - Если он однажды меня остановит, значит, меня больше не будет. А то, что останется, не имеет никакой ценности.
  - Вы очень мужественный и цельный человек.
  - Я немного замерзла, днем было тепло, а вечером сильно похолодало. А вы даже не представляете, какая я мерзлячка. Не знаю, удовлетворила ли я вас, но пойдемте к выходу.
  
  69.
  Игорь был принят в Союз молодых патриотов на должность ведущего специалиста. Как и предупреждал Жемга, зарплата была невысокой, но она позволяла нормально питаться, да еще оставались деньги на другие маленькие радости. Например, Игорь мог теперь приглашать Татьяну раз в месяц в ресторан.
  Вот только ему был не до походов в подобные заведения, времени стало намного меньше. Довольно быстро Игорь осознал, что речь идет не о создании очередной локальной организации, которые появлялись, как грибы после дождя, а о большой структуре, охватывающей всю страну. А потому нагрузка была немаленькая. Предстояло организовать ячейки по всей территории, а для этого приходилось много ездить.
  Командировок было так много, что Игорь стал бояться, что у него не хватит времени на учебу, и его однажды могут просто исключить из университета. Действительно стали появляться хвосты, чего раньше никогда не было. Это сильно тревожило Игоря, ведь он столько затратил сил на учебу, а теперь может появиться реальная угроза отчисления. При таком режиме есть все шансы не сдать сессию. И что в таком случае будет с ним? Надо что-то делать, причем немедленно, решил он.
  Игорь позвонил Жемге и попросил принять его. Тот согласился это сделать немедленно. И едва закончились занятия, он отправился к нему в кабинет.
  - Вас что-то беспокоит? - спросил декан.
  Игорь уже привык к тому, что Жемга называет его то на ты, то на вы. От чего зависело то или иное обращение, он понять не мог, а потому решил не обращать на такую переменчивость внимания.
  - Да, Евгений Леонидович, - подтвердил Игорь. - Моя учеба.
  - А что с учебой? - удивился Жемга.
  - Мне элементарно не хватает на нее времени, я слишком много его уделяю Союзу. У меня уже появились хвосты. А впереди сессия. Что будет, если я ее завалю?
  - Вот что тебя беспокоит. - Неожиданно декан улыбнулся. - Не волнуйся, как был отличником, им и останешься.
  - Но если я плохо сдам сессию?
  - Плохо не сдашь, я тебе гарантирую, в независимости от твоих ответов, получишь только пятерки. Поэтому даже не заморачивайся на сей счет.
  - Но, Евгений Леонидович, это как-то не справедливо по отношениям к моим сокурсникам. Я хочу честно получать отличные отметки.
  Жемга покачал головой.
  - Сейчас главное твое дело - работа в Союзе молодых патриотов. Все остальное должно быть на втором плане. Тебе сейчас гарантирована зеленая дорога, иди по ней - и ни в чем не сомневайся. Пока будешь идти в правильном направлении, тебе будут помогать. А если понадобится, и прикроют. Ты меня понимаешь?
  - Да, - не слишком уверенно ответил Игорь.
  Жемга внимательно на него посмотрел, затем немного наклонился в его сторону.
  - Послушай и запомни одну вещь, - тихо, но отчетливо проговорил он. - Если хочешь добиться успеха, если хочешь, чтобы твоя жизнь сложилась благополучно, будь всегда на стороне сильных, тех, у кого есть влияние, власть и деньги. Не позволяй себе увлекать разными идеями. Они, возможно, по-своему замечательные, да только ведут не туда, куда надо. Подумай о судьбе Елагина, не уверен, что его ждет в дальнейшем что-то хорошее. И он еще много раз пожалеет о содеянном. А теперь конкретно о тебе. У тебя есть все возможности сделать отличную политическую карьеру. Ты уже в списках. Кстати, с моей подачи.
  - Что за списки? Я ничего о них не слышал, - удивился Игорь.
  - Мы работаем в долгую, и властью делиться ни с кем не собираемся. А потому нам нужен кадровый резерв, который станет управлять государством, когда уйдет нынешнее поколение. Как я сказал, ты в этом списке. В нем не так уж много людей и попасть в него не просто. Для этого требуются люди, которые предложат твою кандидатуру. Одним из них стал я.
  - А есть кто-то еще, кто меня рекомендовал?
  - Подумай.
  - Хотите сказать, это Радугин?
  Декан кивнул головой.
  - Надеюсь, ты понимаешь, что эта информация должна остаться между нами. Я и без того сказал тебе больше, чем нужно.
  - Разумеется, я никому не скажу, - пообещал Игорь.
  - Если на этом все, можешь идти.
  Игорь встал.
  - Кстати, говорю тебе уже не первый раз, Таня обижается, что ты ей редко звонишь. Понимаю, ты очень занят, но у настоящего мужчины должно всегда хватать времени на близкую ему женщину.
  - Я непременно исправлюсь, - пообещал Игорь.
  Игорь вышел из кабинета ректора, не зная радоваться или огорчаться. То, что ему не грозит исключение из университета, сильно успокаивает, но как при этом он будет смотреть в глаза однокурсников? От них не скроется, что ему ставят незаслуженные оценки. Такие вещи в студенческой среде узнаются почти моментально.
  Впрочем, это не единственное, что беспокоило Игоря, но это обстоятельство он благоразумно не стал обсуждать с деканом. Его куратором был Радугин; не то, что они много общались, он тоже был сильно занят, зато философ постоянно спускал ему методички практически по любому вопросу, и требовал, чтобы Игорь неуклонно им следовал Сначала Игорь не понимал, кто их составляет, но однажды Радугин раскрыл перед ним тайну авторства. Игорь даже удивился, что сразу об этом не догадался.
  Дело было, разумеется, не в имени автора, а в содержании методичек. Ни с одной из них Игорь не был согласен, они противоречили даже не столько его убеждениям, сколько всей его натуре. Она просто отторгала их, как отторгает тело пересаженный орган. Игорю приходилось затрачивать много и физических, и психических сил, чтобы во время своих выступлений следовать им. А выступать приходилось много.
  Особенно его потряс один случай, который, вспоминая впоследствии, и иначе. как мистическим. его не называл. В очередную командировку он должен был отправиться в свой родной город. Едва он об этом узнал, им овладело плохое настроение и непонятное предчувствие, что хорошо эта поездка не завершится. Особенно после того, как он узнал, что вместе с ним поедет и Радугин. Хотя обычно Игорь ездил один, но такое путешествие дуэтом пару раз уже случалось.
  Правда, к большой радости Игоря в силу своих каких-то дел, в этот раз Радугин летел другим рейсом. Это немного его успокоило; можно хотя бы во время поездки не общаться со своим куратором.
   Родители его встретили с большей радостью, чем всегда, так как он довольно давно не был у них. Но когда узнали, с какой миссией приехал в родной город их сын, то обрадовались еще сильней.
  В тот момент родительской радости Игорь ничего особенно не заподозрил, даже не задумался над этим феноменом. А просто спокойно лег спать. На следующий день в доме культуры должна была состояться встреча Радугина с местными жителями. К некоторому удивлению Игоря родители не просто решили ее посетить, а готовились к ней с энтузиазмом.
  Встреча началась с выступления философа. Радугин с присущей ему горячностью произносил привычные для себя вещи: об уникальности и неповторимости России, о всеобщей ненавистей к ней мира, об окружении ее врагами, которые мечтают об одном, - вторгнуться и уничтожить страну. Весь этот набор страшилок Игорь слышал много раз, а потому вскоре отключил свое внимание от словесного потока своего куратора. А когда вновь подключился к нему, то обнаружил, что лекция завершилась и началась сессия вопросов-ответов.
  Вопросов оказалось много, и Игорь не без удивления обнаружил, что среди наиболее активных зрителей, которые их задают, его родители. До этого момента он и не подозревал, что они интересуются подобной тематикой. Они всегда ему казались аполитичными. Впрочем, последние годы он мало с ними общался, и мог многое о них не знать.
  Игорь внимательно слушал вопросы, которые задавали его родители, и все больше приходил в состояние изумления. Оказывается, они не только хорошо знали исповедуемые Радугиным теории, но и были их горячими адептами. Это было настолько неожиданным и удивительным, что он не знал, как к этому ему относиться. Если бы это были чужие ему люди, он бы просто подумал о них, что они либо сошли с ума, либо врожденные идиоты. Но это же его отец и мать, он не может думать о них подобным образом. А как тогда ему думать о них?
  С тяжелым сердцем он вернулся домой. Радовало одно, что завтра он уедет из отчего дома. Но его ждало еще одно испытание.
  Когда на следующее утро, он пришел завтракать на кухню, то обнаружил родителей в приподнятом состоянии. Давно он не видел у них таких оживленных и радостных лиц. Их глаза буквально светились от счастья.
  - Сыночек, мы так рады, что побывали на встрече с Александром Селиверствовичем. Ты доставил там такую радость, что работаешь вместе с ним, - проворковала мать, целуя сына в голову. - Мы с отцом даже не подозревали об этом. И очень гордимся тобой.
  - А что тут такого? - поинтересовался Игорь.
  - Ты еще спрашиваешь, Радугин же самый умный человек в стране. Мы смотрим все передачи с его участием.
  - Не знал, - пробормотал Игорь. - А вы уверенны, что он действительно самый умный?
  - Конечно, - вступил в разговор отец. - Разве ты так не считаешь? - подозрительно посмотрел он на сына.
  Игорь чувствовал, что начавшийся разговор лучше всего прекратить в самом зародыше. Но он вдруг ощутил, как внутри стала распирать его горячая, просящаяся наружу энергия протеста.
  - Папа, мама, вы действительно думаете, что мы со всех сторон окружены врагами, что нас ненавидят, потому что мы намного лучше их?
  - Конечно, все так и есть, - убежденно произнес отец и посмотрел на жену, которая в знак согласия кивнула головой.
  - Откуда вы можете знать, что мы лучше всех, что мы избраны Богом и что за это нас повсюду ненавидят? Вы же даже ни разу не были заграницей, не разговаривали с иностранцами. А может, они не хуже нас, а то и лучше. Нельзя же так простодушно верить всему, что говорят. Мало ли какие цели преследуют люди.
  Игорь увидел, как нахмурился отец.
  - Я полагал, сын, раз ты работаешь вместе с Радугиным, то и взглядов придерживаешься таких же. Как это может быть, что ты не согласен с ним? Да и как ты можешь судить о том, что он говорит? Кто ты и кто он?
  Игорь понял, что сболтнул лишнее, он не должен быть таким откровенным, даже с родителями. А что уж говорить о чужих людях, при них вообще надо молчать. Но именно всякий раз ему неудержимо хочется сказать то, что думает. Вот в родном доме и не удержался.
  - Спасибо за завтрак, пойду, погуляю, - произнес он. Игорь встал и поспешно вышел из кухни.
  Несмотря на плохую погоду, Игорь долго бродил по городу. Он вдруг как никогда резко ощутил свое глобальное одиночество. У него нет человека, с кем он может позволить себе высказывать свои подлинные мысли, истинное отношение к тому, что происходит вокруг него. И нет иного выхода, кроме как молчать и затаиться.
  Внезапно Игорь вспомнил о Татьяне. Может ли он с ней говорить, не утаивая свои мысли? Пожалуй, и с ней лучше этого не делать, если вспомнить, кто ее отец. Она даже не со зла, а по легкомыслию может пересказать ему их разговор. И тогда его, Игоря, могут ждать печальные последствия.
  Возвращались они с Радугиным не только в одном самолете, их кресла располагались рядом друг с другом. Игорь предпочел бы сидеть подальше от него, но билеты покупала секретарь Союза, поэтому выбора не было.
  - Игорь, а ведь это ваш родной город, я не ошибся? - вдруг произнес Радугин.
  - Родной, - подтвердил Игорь.
  - И вы жили у родителей, я вас не видел в гостинице.
  - Да, у них, - снова подтвердил Игорь.
  Внезапно Радугин резко повернул к нему голову.
  - Почему же вы не пригласили меня к себе домой? Я бы с удовольствием познакомился с вашими родителями.
  Игорь почувствовал смущение, так как упрек был обоснованный. Не говорить же ему, что у него не было ни малейшего желания видеть его в родном доме.
  Но, судя по всему, философ считал его мысли.
  - Что ж, понимаю вас, - проговорил он. - Порой поступки бывают намного красноречивей слов. Мы так и не стали с вами по-настоящему своими. Не отвечайте, не берите на душу грех лжи. Лучше промолчать, чем солгать. Ложь разъедает душа сильней, чем ржавчина железо. Вы согласны со мной?
  - Да, Александр Селиверствович. Я стараюсь не врать.
  - Но не всегда получается, ведь так?
  Игорь ощутил себя в капкане. Что он должен отвечать своему спутнику. Не хочется говорить ни правды, ни лжи. Идеальный вариант - молчать, но как это делать, если к тебе обращается твой попутчик?
  - Не думайте, что не понимаю вас, даже очень хорошо понимаю ваше состояние, - продолжил Радугин. - Всегда трудно переходить в стан врага, особенно таким, как вы.
  - Почему особенно таким, как я? - не удержался, чтобы не спросить Игорь
  - Потому что вы человек идеи, впрочем, как и я. Это нас и сближает. Но не сами идеи, они нас разделяют. И боюсь, это сохранится надолго.
  А он и не подозревал, что Радугин так глубоко его понимает, подумал Игорь. Жаль, что ничего хорошего в этом нет, так как теперь ему будет с ним еще труднее.
  - Не просто все сразу переосмыслить, Александр Селиверствович. Я стараюсь.
  - Согласен, не просто, особенно, когда и желания большого нет. Но я уверен, что со временем вы поймете нашу правоту. Будете с нами и душой, и телом.
  - Я тоже на это надеюсь, поэтому мы и летим в одном самолете.
  - Это еще не доказательство, мало ли обстоятельств, которые приводят разных людей в один самолет, - возразил Радугин.
  - Какие же вам нужны доказательства?
  - Доказать свою верность нашим идеалам у вас еще будет возможность. Жизнь так устроена, что она проверяет буквально всех и на все. А вас, Игорь, она проверит обязательно по полной программе и довольно скоро.
  - Буду ждать.
  Больше ни о чем содержательном в полете они не разговаривали, чему Игорь был ни сказано рад.
  
  70
  Весеннюю сессию Игорь сдал на все пятерки. Вернее, ему ставили такие оценки. Сам же он сознавал, что не заслужил их; из-за занятости на работе он много пропускал занятий, и в его знаниях образовались пробелы, подчас немалые. Но он видел, что преподаватели воспринимали его ответы очень благожелательно, точнее, изображали, что так принимают, так как не могли не понимать, что уровень его подготовки к экзамену не всегда соответствовал высшему баллу.
  С одной стороны Игорь был рад, что получил только отличные оценки, так как они давали право на повышенную стипендию и претендовать на получение красного диплома. С другой - ему было неприятна вся эта ситуация. Игорь не сомневался, что ее подготовил Жемга; он это ему обещал, он это и сделал. Но ведь это же не честно; ему, Игорю, по силам быть отличником без посторонней помощи. Так до последней сессии все и было.
  В какой-то момент у него даже возникло намерение пойти к декану и потребовать аннулировать его оценки и позволить осенью пересдать сессию. За пару месяцев он способен хорошо подготовиться к экзаменам, и тогда свои отличные балы получит честно. Но Игорь понимал, что если он придет с таким требованиям к Жемге, тому это сильно не понравится. И хорошо для него это вряд ли кончится.
  Он не знал, как поступить. Сложившаяся ситуация была ему до того неприятна, что даже мешала спать; он просыпался среди ночи и долго и мучительно решал, как ему поступить.
  В одну такую бессонную ночь пришла мысль посоветоваться с Татьяной. У нее, возможно, не слишком глубокий, но очень практичный и зрелый ум. Тем более, он неоднократно убеждался, что она хорошо его понимает и дает полезные советы.
  Игорь созвонился с ней. Татьяна была занята; в отличие от него сессия у нее еще не завершилась. Но когда он сказал, что ему нужно переговорить с ней по важному делу, сразу же согласилась с ним встретиться. Только с одним условием - у нее дома.
  Игорь довольно давно не был в их коттедже. С Татьяной последнее время встречался не часто, и обычно это происходило в каком-нибудь кафе. Он гордился тем, что отныне имеет возможность водить девушку по таким заведениям и старался при каждой возможности это наглядно продемонстрировать.
  - Ты одна? - спросил Игорь у встретившей его на пороге дома Татьяны.
  - Одна. Папа куда-то уехал по делам, а Нина отравилась за продуктами, придет не скоро. Но когда узнала, что ты приедешь, тут же приготовила специально для тебя обед.
  Эти слова не удивили Игоря, он знал, что домработница по каким-то неведомым причинам симпатизирует ему и всегда старается хорошо накормить. Если бы не большая разница в возрасте, он бы заподозрил ее в том, что она в него влюблена.
  Татьяна привела его на кухню, где уже был накрыт стол. Игорь спокойно посмотрел на этот парад блюд; с тех пор, как у него завелись деньги, он уже не был столь жаден до еды и почти не комплексовал, когда его кто-то пытался накормить.
  Они пообедали. Татьяна взяла его за руку и привела в свою комнату.
  - Ты редко сюда приезжаешь, - грустно констатировала она.
  - Много работы, Танюша. На этот Союз пашешь с утра до вечера.
  - Ты об этом хотел поговорить?
  - Частично. Мне нужен твой совет, за ним и приехал.
  - Совет? Мой? - Она сначала удивленно взглянула на него, затем рассмеялась. - И о чем?
  Игорь ощутил замешательство, так как дело касалось, в том числе и ее отца. А Татьяна никогда не позволяла плохо отзываться о нем; пару раз по этой причине они даже поссорились, впрочем, не сильно.
  - Я сдал сессию на одни пятерки, - сообщил Игорь.
  - Это же отлично! Я нисколько в тебе не сомневалась.
  - Эти пятерки не заслужены.
  - Почему?
  - Я не отвечал на такие оценки.
  - Почему ты так уверен? Ты же всегда учился отлично.
  - Ты права, я учился на отлично, но в этот семестр я почти не учился; было не до того.
  - Ты имеешь в виду, что из-за работы в Союзе, не было времени на учебу?
  - Все так и есть, - подтвердил Игорь. - На некоторые вопросы я отвечал просто плохо, больше тройки мои ответы не тянули. Теперь меня мучает совесть за незаслуженные оценки.
  Татьяна встала со своего кресла, подошла к Игорю и села ему на колени, обвив рукой шею.
  - Я горжусь тобой, милый, - сказала она и поцеловала его в губы.
  Несколько минут они целовались. Затем он прервал поцелуй.
  - Я не знаю, как мне поступить. Я хочу попросить Евгению Леонидовича аннулировать мои результаты и позволить пересдать сессию осенью. Как ты думаешь, есть смысл идти к твоему отцу с такой просьбой?
  Татьяна тут же переместилась с колен Игоря на прежнее место.
  - Игорь, тебе не надо идти к нему с таким вопросом, - сказала она.
  - Почему?
  - Ведь это же он сделал так, чтобы ты получил все пятерки?
  - Больше некому.
  - Папа будет твоим визитом недоволен.
  - Я это понимаю не хуже тебя. Но меня гложет совесть, и я не могу от нее отделаться.
  - Игорь, тобой очень довольны, как ты работаешь в Союзе. И не только папа.
  - Кто-то еще?
  Татьяна кивнула головой.
  - Кто же?
  - Радугин.
  Игорь даже присвистнул.
  - Вот не ожидал, я думал, наоборот, ему не нравится, как я работаю.
  - Это не так, я сама слышала их разговор о тебе и о твоей работе. Радугин сказал, что ты делаешь больше и лучше, чем он от тебя ожидал.
  - Неожиданно.
  - Ты можешь сделать хорошую карьеру. Не губи ее. Она нужна не только тебе.
  - А кому еще?
  - Возможно, мне.
  - Тебе? Но зачем тебе нужна моя карьера?
  Татьяна вдруг покраснела и несколько мгновений молчала, словно бы собираясь с духом.
  - А вдруг однажды тебе придет в голову сделать мне предложение, а мне придет в голову - его принять. И тогда у нас возникнет семья. И твоя карьера нам будет очень даже полезна.
  Довольно долго они молчали.
  - Ты хочешь, чтобы у нас была семья? - спросил Игорь.
  - Это всего лишь один из вариантов развития событий. Я еще не решила, за кого выйду.
  - А что есть претенденты?
  - А ты как думал.
  Ее ответ ему не понравился.
  - Так что же ты мне посоветуешь?
  - Игорек, ты многое вытерпел, потерпи и это. Любая боль сначала утихает, а затем вообще проходит. Тем более ты же знаешь, что самый талантливый на потоке. Твой настоящий уровень - быть отличником. Просто так получилось, что ты оказался слишком занят. Я уверена, что ты все наверстаешь. Так зачем портить себе жизнь. - Татьяна ненадолго замолчала. - А если тебе понадобится выплакаться по любому поводу, я всегда готова тебе помочь.
  Внезапно в коридоре раздались чьи-то шаги.
  - Это папа вернулся, - сообщила Татьяна. - Ты можешь к нему сейчас пойти - и все высказать. Но очень тебя прошу - не делай этого.
  
  71.
  Впервые в летние каникулы Игорь не поехал домой. После истории с Радугиным, когда родители так сильно восхищались им, видеть и общаться с ними, было морально и психологически тяжело. Он договорился остаться в общежитии, оплатил свое пребывание там. Сначала эта возможность его обрадовала, но вскоре почувствовал сильнейшее одиночество.
  Все разъехались, даже его сосед Вениамин куда-то укатил. Игорь надеялся, что проведет лето с Татьяной, но отец отправил ее на отдых за границу. Игорь вдруг ощутил, что ему не хватает девушки; хотя они встречались не столь часто, но он всегда знал, что свидеться с ней он может в любой момент - она никогда не отказывала ему в свидании. А вот теперь она далеко, и внутри него возникло какое-то незаполненное пространство.
  Работы тоже было немного, большинство сотрудников Союза молодых патриотов ушли в отпуск. Игорь посещал офис два раза в неделю; этого вполне хватало для выполнения текущих дел.
  Обрушившееся на него безделье как бы само собой заставило его более интенсивно задуматься о своей дальнейшей судьбе. В последнее время об этом он размышлял не часто; когда было некогда, когда неохота, а когда и неприятно. Но сейчас он уже не мог уклониться от подобных мыслей.
  С одной стороны он мог быть доволен, как складывается судьба. Впервые в жизни появились пусть небольшие, но деньги, он вхож в дом декана, у него то ли роман, то ли дружба с его дочерью, ему регулярно дают понять, что впереди его ждет большая карьера. Правда, если он выполнит определенные условия, а именно, будет играть по правилам этих людей.
  Но вот эти правила ему решительно не нравятся, они превращают его в послушного клеврета, у которого одна задача, - неукоснительно выполнять то, что ему прикажут. При этом желательно не задавать никаких вопросов. Просто будь послушным и покорным; используй свои мозги и талант не для того, чтобы искать истину, не для того, чтобы пытаться отыскать свой путь, а чтобы идти в общей массе. Да, ему не возбраняется проявлять свой ум и дарование, проявлять инициативу, но только в строго очерченных рамках. А чуть вышел за них, то тут же откровенно предупреждают, что не следует этого делать, а то может быть плохо. Что эта за система, отрицающая свободу выбора, лишающего право на независимое суждение, на слепое подчинение авторитету, который не является для него авторитетом.
  Нет, не об этом он мечтал, поступая на философский факультет. Он всем своим нутром ощущает, что рожден для свободного выбора своей стези. Но именно этого право его лишают, последовательно превращают в послушную марионетку. А самое ужасное то, что он соглашается на такой расклад, более того, становится все более покорным. Ему натянули отметки, что вызвало в нем волну возмущения. Но он не пошел к декану, не попросил аннулировать результаты сессии и дать возможность ее пересдать. Согласился с тем, что незаслуженно стал отличником. По сути дела не спорил с родителями, восхищавшимися бреднями Радугина, по большому счету не пытался их переубедить. Вместо дискуссии просто сбежал от них, потому что так было намного легче. И надо признаться, что он ведет себя подобным образом во всем.
  Странное состояние, он доволен жизнью, есть деньги, есть перспектива, а ему иногда бывает так противно, что не знает, как поступить, что делать, дабы избавиться от таких ощущений. Он как будто бы перенесся в какое-то иное измерение, где действуют другие законы и правила, чем те, где он еще не так давно жил. И это не дает ему покоя.
  К Игорю вдруг пришла мысль, что он давно не брал в руки сочинения Плотина. Раньше они были его настольной книгой, а сейчас он подолгу даже о них не вспоминает. Он отыскал на полке книгу, она лежала в самом низу. За то время, что он к ней не прикасался, обложка покрылась пылью. Он вытер ее и стал читать.
  Но это продолжалось недолго, в какой-то момент Игорь поймал себя на том, что прочитанное не проникает в сознание, а застревает где-то на входе в него. Неужели ему больше не интересен этот философ, которого еще недавно он искреннее считал одним из величайших умов из когда-то живших на земле?
  Еще не так давно такая бы мысль, если бы пришла в голову, показалась кощунственной. А сейчас он спокойно к ней относиться. И это не меняет даже то обстоятельство, что прав Плотин когда утверждает, что если человек не стремится воссоединиться с Единым, то он воссоединяется со злом. Это он, Игорь, ясно видит по окружающим его людям, по тому, что творится в стране. Но ведь он не может ни на что повлиять, разве только бессмысленно пожертвовать собой. А кому это нужно и что изменит? Он попал в ситуацию, из которой нет выхода, разве только в тюрьму или на кладбище или в лучшем случае на самое жизненное дно. Но ни одно из этих мест его совсем не привлекает.
  Игорь понял: сколько бы он не размышлял, результата не будет. Альтернатива проста: либо решительно уйти из той жизни, которую он сейчас ведет, либо смириться и, подобно маленькому кораблику, следовать в общем фарватере. Ничего другого нет и не предвидится.
  Может права Татьяна, которая регулярно его предостерегает не совершать поступки, которые могут только навредить, вместо этого пытаться устроиться в жизни с максимальным комфортом.
  И в этом есть свой резон. Он давно не скрывает от себя, что ему очень нравится комфортабельная, обеспеченная жизнь, что его честолюбие просто расцветает, как цветок после полива, когда ему говорят, что его ждет большое будущее. Он жутко устал от нищеты, в которой жил с того момента, как поступил в университет. Все эти годы мечтал вырваться из их тисков. И сейчас, как раз, появилась реальная возможность осуществить эту мечту, только платить за нее приходится недешево. Ну а как бы он хотел, чтобы все получить и при этом ничем не пожертвовать. Так не бывает, по крайней мере, у таких, как он, которые поднимаются на вверх из самых низов. Просто надо уплатить ту цену, которую от него требует жизнь, - и на этом успокоиться.
  То лето Игорь провел почти в полном одиночестве. Читал книги, смотрел фильмы, ездил купаться на московские и подмосковные пляжи. В какой-то момент к своему большому облегчению почти перестал думать о том, что ждет его в будущем, так как подсознательно чувствовал, что принял историческое решение. А коли так, то зачем изводить себя снова и снова. Польза от этого никакой. А вреда предостаточно.
  Но под конец каникул произошло событие, которое сильно взволновало и обеспокоило его, едва не обрушило всю ту конструкцию, которую не без труда он выстроил в своем сознании.
  Его почти все лето молчащий телефон внезапно напомнил о своем существовании звонком. Игорь услышал незнакомый мужской голос.
  - Игорь Теодорович, добрый день! Меня зовут Владимир Васильевич Ложкин, я бы очень хотел с вами встретиться.
  - Но я вас не знаю, почему я должен с вами встречаться?
  - Хотя бы для того, чтобы познакомиться. Разве это не уважительная причина для встречи, - хмыкнул голос на той стороне телефонной линии.
  - Я не знаком с большинством жителей земли. Не могу же я встречаться с каждым.
  - Резонно, - согласился Ложкин. - Но речь идет не просто о встрече, а о конфиденциальном разговоре.
  Внезапно в голове Игоря мелькнула догадка.
  - Вы хотите сказать...
  - Я рад, что вы меня поняли. Так как?
  - И когда вы желаете встретиться? - слегка охрипшим от волнения голосом спросил Игорь.
  - А зачем откладывать, давайте прямо завтра. - Он продиктовал адрес. - Запомнили? Там рядом парк, можно приятно погулять, полюбоваться природой, а заодно и обсудить насущные вопросы.
  На следующий день Игорь был в указанном месте в точно указанное время. Ждать ему не пришлось, он сразу узнал того, кто позвал его на встречу, хотя до этого ни разу не видел. К нему приближался мужчина примерно лет на десять старше его, одетый в легкие брюки и тенниску.
  - Вы очень точны, Игорь. Это радует, - сказал Ложкин. - Пройдемте.
  В этом парке Игорь никогда не был. И быстро понял, почему этот человек выбрал именно его - парк был малолюдным, но при этом сильно напоминал лес.
  - Вы здесь никогда раньше не были? - поинтересовался Ложкин.
  - А вы разве это не знаете? - вопросом на вопрос ответил Игорь.
  Слова Игоря вызвали у Ложкина смех.
  - Мы многое о вас знаем, но все же не настолько много. К тому же лишние подробности только мешают. О человеке следует знать главное. Вы согласны?
  - А что главное?
  - Чем человек дышит, куда он устремлен, на что откликается его душа.
  - И на что откликается, к примеру, моя душа?
  Ложкин с интересом взглянул на Игоря.
  - А знаете, мне нравится, что у нас с первых же слов завязалась интересная беседа. А вам?
  - А мне пока ничего не нравится.
  - Да, - покачал Ложкин головой, - я знаю, что вы человек не простой. Но именно это и есть ваше главное достоинство. Такие люди особенно ценятся.
  - И во сколько вы меня оценили?
  - Не надо так ставить вопрос, Игорь Теодорович. Конечно, как и всех, у вас есть своя цена, но я уверен, что она будет все время возрастать. Но это не более, чем побочный эффект.
  - А какой основной?
  - Вот об этом я и хотел с вами поговорить.
  - Хорошо, только если можно, давайте обойдемся без разных вариантов словосочетания: вокруг нас одни враги и в этих условиях каждый должен быть патриотом.
  - А разве не так?
  - Я этого не отрицаю, просто и без вас мне прекрасно известен этот тезис.
  - Ну, хорошо, сократим в таком случае наш разговор. Пусть он будет исключительно по существу. Вы же не возражаете?
  - А мои возражения учитываются?
  - Не стоит так разговаривать, Игорь Теодорович, наша цель найти взаимопонимание, а не причину для споров. Я так понимаю, вы догадались, о чем идет речь?
  - Мало ли что мне пришло в голову, скажите все так, как есть.
  - Хорошо, будем играть в открытую. Это даже лучше. Как вы поняли, я представляю Федеральную службу безопасности. Мы давно интересуемся вами.
  - А можно узнать, как давно.
  - В принципе это служебная информацию, но я скажу - вскоре после вашего сближения с Елагиным.
  - Он тоже вас интересовал?
  - Разумеется, и давно. Но не о нем сейчас речь. Мы хотим предложить вам сотрудничество.
  - Я так и думал.
  - Догадались об этом еще вчера?
  - Всего лишь случайно возникла мысль, даже не знаю, с чего бы это.
  Ложкин покачал головой.
  - Юмор - прекрасное качество, но сейчас, поверьте, он только нам мешает. Вопрос очень важный в первую очередь для вас.
  - А каким образом сотрудничать? Мне придется перейти в вашу организацию на должность офис-менеджера?
  - Зачем? - слегка удивился Ложкин. - Нас устраивает ваше нынешнее положение. Я хочу, чтобы вы уяснили, - это не просто сотрудничество, а взаимовыгодное сотрудничество. Мы будем вам помогать.
  - Каким образом?
  - Например, быстрее продвигаться по службе. Да и для вас это еще и дополнительный заработок. С деньгами у вас не что чтобы очень.
  - И что я должен делать?
  - Работа не обременительная. Мы будем давать задания, вы их будете выполнять. В основном речь пойдет о сборе информации о некоторых ваших знакомых или тех, с кем взаимодействуете по роду своей деятельности. Уверяю, большего от вас не потребуется.
  - А участвовать в погонях, убийствах? Очень бы хотелось. Я даже уже представил, как это будет происходить.
  - Я вас уже предупредил - отключите на время ваше чувство юмора. Мы расстанемся, снова его включите и можете долго не выключать.
  - Я попробую, вот только не знаю, чтобы его отключить, на что надо нажимать. На печень, селезенку или лучше на мозг? Не подскажите?
  Ложкин покачал головой.
  - Очень жаль, Игорь Теодорович, что вы не понимаете, что с такими предложениями мы не выходим на случайных людей. Они всегда тщательно фильтруются.
  - И что это для меня меняет?
  - Многое. Мы та организация, с которой лучше дружить.
  - А если дружба не задается?
  - Хорошо, раз так ставите вопрос, я отвечу. Если, как вы сказали, дружба не задается, то боюсь, что у вас не задастся и карьера. О продвижение по служебной лестнице можно забыть.
  - На что я смогу рассчитывать в этом случае? Я же должен просчитать все варианты.
  - Что ж, это разумно. Вы сможете рассчитывать, ну, например, на место преподавателя колледжа в вашем родном городе или где-нибудь недалеко от него. Сожалею, но из Москвы придется уехать. Причем, это еще не самый плохой вариант.
  - А самый плохой?
  Ложкин внимательно посмотрел на вербуемого.
  - О нем лучше не говорить.
  - Я могу подумать? - спросил Игорь.
  - Да, конечно, предложение слишком серьезное, чтобы соглашаться сразу. Только не долго. Как говорят в таких случаях: время не ждет. И прошу вас, никого не посвящайте ы нас с вами разговор. Когда я позвоню вам в следующий раз, вы должны мне дать ответ.
  - А когда позвоните?
  Но ответа на свой вопрос Игорь не получил, так как его собеседник уже быстро шагал в сторону выхода из парка.
  
   72.
  Разговор с Ложкиным буквально поверг Игоря в шок. Ни к чему подобному он не только не готовился, но даже мысли не возникало, что такое могло с ним случиться. Он был твердо уверен, что эта история не про него. Но, как оказалось, он сильно заблуждался, система ни для кого не делает исключения.
  Во время беседы с этим Ложкиным, Игорь старался казаться независимым, даже хохмил. Но делал это исключительно ради самозащиты, просто другого оружия для нее у него на тот момент не нашлось. Но сейчас, когда он остался один, ему стало по-настоящему страшно.
  Он не может принять это предложение. Быть сексотом - это все равно, что опуститься на самое дно, ниже этого уровня уже ничего нет. Но они хотят, чтобы именно он это сделал после такого интенсивного изучения Плотина - одного из самых благородных людей, когда-либо посещавших эту грешную землю. Да, он, Игорь, уже де-факто согласился на многое, но есть же всему предел.
  Он вдруг ярко представил себе картину: после трудового дня приходит к себе домой и строчит доносы на тех, с кем только что общался. От омерзения Игорь даже вздрогнул. Нет, это точно не для него.
  Но в таком случае этот омерзительный Ложкин открытым текстом ему заявил, что в лучшем случае он может рассчитывать на работу преподавателем в каком-нибудь захолустном колледже. И тогда прощай все, ради чего он так многим жертвовал, о чем мечтал, и чего уже начал добиваться.
  Игоря захлестнуло холодная волна безнадежности. Что же ему делать? Согласиться не может, и не согласиться не может. Вот и реши это уравнение.
  Давно ему не было так тяжело и отвратительно, он ощущал себя загнанной в угол крысой. А вот как выбраться из него, непонятно. Был вечер, он брел по улице, рядом несся бесконечный поток людей и машин. Игорь заглядывал в лица прохожих и думал о том, что неужели только он мучается от такого вопроса, а других он совершенно не беспокоит. Никто из проходящих мимо даже не догадается, как они все рискуют; ведь если он примет предложение Ложкина, то стать персонажем доноса может любой из них. И тогда судьба этого человека будет, скорее всего, сломлена. Сломлена, благодаря нему.
  Решение пришло неожиданно: будь, что будет, он не станет доносчиком. Пусть до конца своих дней проработает в каком-нибудь колледже на окраине земли, где солнца не видно по полгода. Другие же живут в таких условиях - и ничего, многие, наверное, даже счастливы. И он сумеет приспособиться к суровым условиям. Зато его будет согревать мысль, что он не совершил худшего поступка своей жизни.
  Игорь вдруг замер на месте; к нему пришла еще одна мысль. Прежде чем он окончательно и бесповоротно откажется от этого предложения, он попробует один шанс. Завтра возвращаются из-за границы Жемга с Татьяной. Он переговорит с деканом; он единственный на земле человек, способный ему помочь. Если уж у него не получится, или он сразу откажется, вот тогда надежд на помощь больше не будет. И ему, Игорю, придется собирать чемоданы. Даже, если не сейчас, то в ближайшем будущем.
  На следующий день Игорь позвонил Жемге и радостью убедился, что он вернулся из дальних странствий. Еще никогда он так не жаждал встретиться с ним, как сейчас.
  Декан предложил приехать к ним на следующий день прямо с утра, потому что затем они с дочерью уедут до вечера.
  Игорь приехал к завтраку. Его встретила Татьяна. У него даже на мгновение сперло дыхание от того, как она похорошела. Кожа девушки была покрыта смуглым и очень ровным загаром, который делал ее невероятно привлекательной.
  - Нравлюсь? - поняла она его состояние.
  - Очень, - искренне ответил Игорь. На несколько мгновений он даже забыл то, ради чего приехал сюда в такую рань.
  Татьяна довольно засмеялась.
  - Старалась, чтобы тебе понравиться. А ты даже не поцеловал.
  Игорь поцеловал Татьяну в щеку, чем вызвал у нее очередной приступ смеха. Было заметно, что она пребывала в прекрасном настроении.
  - Пойдем, завтракать, мы как раз садимся за стол.
  - Я не затем приехал, - ответил он.
  - Опять ты за свое. Сначала еда, потом - все остальное. - Татьяна схватила его за руку и решительно повела за собой.
  В столовой за столом сидел Жемга. При виде гостя он приветливо улыбнулся.
  - Что-то ты не очень веселый, - произнес он.
  Игорь в ответ промямлил что-то невнятное, ему не хотелось говорить о своем деле при Татьяне и Нине.
  - Ладно, поговорим после еды, - понял Жемга.
  За столом в основном говорила Татьяна, которая рассказывала Игорю о своих путешествиях. В какой-то момент он поймал себя на том, что завидуем ей; у него такой возможности ездить по разным странам нет, и пока как-то не предвидится. А ему тоже хочется побывать за границей.
  После завтрака Жемга и Игорь переместились в кабинет декана.
  - Вижу, у тебя случилось что-то не самое приятное.
  - Это так, Евгений Леонидович. Я не имею право вам это рассказывать.
  - Даже так, - поднял удивленно бровь декан. - Но ты очень хочешь рассказать.
  - У меня нет другого выхода. Кроме вас мне не к кому обратиться.
  Жемга задумался.
  - Выслушав тебя, боюсь, что я совершу ошибку. Но не выслушать тоже не могу. Так что выкладывай.
  - Мне позвонили из одной организации и предложили работать на нее.
  Некоторое время Жемга молчал, видимо переваривая услышанное.
  - Если говорить честно, я не слишком удивлен. Не ты первый.
  - Вы хотите сказать, что на нашем потоке есть те, кто на нее работают?
  - Мне известно, как минимум, о двоих. Но полагаю, их больше.
  - Для меня это ничего не меняет. Я твердо решил не работать на них.
  - Какие условия тебе поставили?
  - Если откажусь, меня отправят куда-нибудь на край земли преподавать в колледже. Это в лучшем случае.
  Жемга снова задумался.
  - Это было бы грустно, ты достоин намного большего. И ты твердо решил...
  - Да, этого я делать не буду. Быть доносчиком омерзительно.
  - В жизни все почти омерзительно, - философски заметил Жемга.
  - Вы так думаете, Евгений Леонидович?
  - Неважно, как я думаю, - махнул рукой декан. - Лучше скажи, у меня есть шанс тебя переубедить?
  - Никакого, - твердо произнес Игорь.
  - Тогда не будем тратить на это время. Тем более, у меня его мало, через пятнадцать минут мы с Таней выезжаем. Что же ты ждешь от меня?
  Игорь опустил голову.
  - У меня надежда только на вас, Евгений Леонидович.
  - Хочешь, чтобы я каким-то волшебным образом отменил твою вербовку?
  - Да, - закивал головой Игорь.
  - Но я не работаю ни в этой организации, ни на эту организацию. Да, я знаю кое-кого из нее, но это не те люди, которые нам нужны. Впрочем, кто сказал, что надо действовать напрямую. Тебе надо поговорить с Радугиным. Я точно знаю, что его периодически приглашают туда с лекциями, причем, его слушатели - высшее руководство. Так что тебе придется на эту тему пообщаться и с ним. А я в свою очередь тоже переговорю с Александром Селиверствовичем. - Жемга посмотрел на часы. - Все, мы поехали. Можешь остаться тут и отдохнуть, ты же рано встал. А Нина тебя покормит обедом. Знаешь, Игорь, я уважаю твое решение. Иногда, в самом деле, надо ставить все на кон.
  
   71.
  Начался новый учебный год - последний для Игоря в университете. Ему было немного грустно; с одной стороны жаль расставаться со своей альфа матер, с другой - он не очень ясно представлял, что ему делать дальше. Впрочем, до этого момента еще было девять долгих месяцев и пока можно было думать на эти темы не слишком интенсивно.
  Гораздо сильнее беспокоило другое, Игорь очень боялся, что в любой момент позвонить Ложкин и потребует от него ответа. Если он его даст отрицательный, то велика вероятность, что это ознаменует крутую перемену в судьбе. Само собой не в лучшую сторону. Но пока он почему-то не звонил.
  Учеба в университете на сегодня закончилась, и Игорь собрался ехать в общежитие, как зазвонил телефон. Игорь аж вздрогнул от страха, но, посмотрев на монитор, удивился - это был звонок от декана. Игорь не мог припомнить, чтобы тот хотя бы раз набирал его сам, когда оба находились в университете; обычно Жемга, если хотел его видеть, посылал за ним секретаршу.
  Разговор по телефону был коротким:
  - Немедленно зайди ко мне в кабинет, - произнес декан и отключился.
  В кабинете кроме его хозяина расположился в кресле Радугин. С Игорем они не виделись все лето; где и как его провел преподаватель, он не знал, да и нисколько не интересовался.
  - Садись, - показал на стул декан. - Мы переговорили с Александром Селиверствовичем о твоей ситуации, и он хочет высказать тебе свою позицию. Я верно изложил ваше намерение? - обратился он к Радугину.
  - Совершенно верно, - произнес Радугин, покачивая своей бородой. Игорю показалось, что за лето она стала больше, гуще и растрепанней. - Я считаю, вы должны принять это предложение. Это большая честь, что оно сделано именно вам.
  - Я никогда не писал и писать не буду доносы. Это абсолютно не мой жанр. - Игорь решил, что, как бы не развивались сейчас события, он будет твердо стоять на своем.
  - Вы не правильно трактуете ситуацию. Мы окружены врагами, причем, они не только пребывают во внешнем контуре, но их бесчисленное количество внутри него. Причем, последние намного опасней. Вам ли это не знать.
  - Я готов бороться с внешними и внутренними врагами, но другими методами.
  - С врагами нужно бороться всеми доступными методами, наставительно произнес Радугин. - Не должно быть различий в них, главное - конечный результат. Он оправдывает и искупает все. Вы сами это поймете, когда мы одолеем их.
  - Александр Селиверствович, я не изменю свою позицию. Вы можете отчислить меня из университета, я все равно останусь при своем. Я так решил.
  Игорь увидел, как в глазах Радугина промелькнула растерянность; он явно не ожидал такой твердости от студента.
  - Очень жаль, - промолвил после паузы Радугин. - Я думал, Игорь, что вы изменились.
  - Я изменился, но есть вещи, на которые я не согласен. Эта одна из них.
  - Что ж, это ваше дело, мне нечего больше вам сказать.
  - Игорь, идите по своим делам, - раздался голос Жемги.- А мы тут с Александром Селиверствовичем еще потолкуем.
  Игорь вышел из кабинета в состоянии почти полной прострации. Он был уверен, что его пребыванию в университете приходит конец. Куда он отправится? Домой решительно не хочет, а больше его нигде не ждут.
  Прошло несколько дней, потом неделю, затем другая, но ничего не менялось. Ему никто не звонил, никто никуда не приглашал, не отчисляли из университета. Игорь даже стал немного успокаиваться.
  Жемгу он с того посещения его кабинета не видел, Радугин читал у них лекции, но никак не реагировал на присутствии на них Каракозова. Скорее даже, демонстративно не замечал.
  Однажды Игорь случайно столкнулся в коридоре с деканом. Он хотел поздороваться и пройти мимо него, но тот его задержал.
  - Игорь, отойдем в сторонку, - сказал Жемга.
  Они встали у окна.
  - Твой вопрос решен, - едва слышно произнес декан, - никто тебя вербовать не будет. Живи, как жил. Ты меня понял?
  - Да, Евгений Леонидович. - Игорь хотел его поблагодарить, но не успел, декан уже снова шагал по коридору.
  В течение всей дальнейшей жизни Каракозов неоднократно размышлял о роли этого человека в своей судьбе. Мысли и чувства возникали противоречивые. С одной стороны, он принес ему много пользы, помогал его продвижению вперед, оберегал, а подчас и помогал исправлять ошибки. Игорь отчетливо отдавал себе отчет, что без его содействия он бы не сделал карьеры, не стал бы сначала депутатом Государственной Думы, ни затем губернатором. Ни говоря уж о том, что Жемга был его свекром, причем, отнюдь не самым худшим. Удивительным было то, что при конфликтах Игоря с Татьяной, он чаще выступал на стороне зятя, а не дочери.
  Но при этом Игорь ясно отдавал себе отчет, насколько Жемга был умным, тонким и умелым манипулятором. Он управлял им без видимого нажима, подчас даже соглашался с ним. Но в конечном итоге в большинстве случаев Игорь поступал именно так, как хотел того декан. Правда, довольно скоро он перестал им быть, а занял высокий пост в правящий партии. Во многом это назначение стало решающим фактором в карьере Каракозова, открыла ему перспективы, о которых он и представить не мог. Иногда Игорь про себя называл Жемгу злым демоном в добром обличье. Но вслух об этом никогда не говорил, точнее, долго не говорил.
  Но все же однажды во время их небольшой перепалки, Игорь не выдержал и озвучил перед Жемгой часть этих своих мыслей. Как ни странно, тому понравилось это определение - злого демона в добром обличье. Оно явно ему льстило, чего Жемга особенно и не скрывал.
  Он довольно рассмеялся.
  - Ты верно угадал, именно так я себя и вел с тобой, - подтвердил Жемга. - То был единственный способ подчинить тебя себе, другие не годились. Для меня это в каком-то смысле являлось делом чести, подтверждением моей профессиональной квалификации. Я рад, что мне это удалось. Да и ты не в накладе. Ты не находишь, что мы оба выиграли в этом поединке, что случается крайне редко.
  Игорю в тот момент стало больно, он ясно понял, что проиграл своему тестю с сухим счетом; тот его разгромил по всем позициям. При этом изменить уже ничего не возможно, остается соглашаться и подчиняться.
  
  74.
  Неожиданно позвонил Жемга и попросил заехать к нему домой. С того памятного разговора Игорь у него ни разу не был.
  Жемга принял его в кабинете.
  - Есть для тебя хорошая новость, - начал он без предисловия, - Совет директоров Союза молодых патриотов принял решение об увеличение твоей зарплаты. Теперь она будет в два раза выше, чем ты получал.
  Игорь почувствовал, как что-то радостно запульсировала внутри него. Он давно мечтал о повышении своей зарплаты, он много делает для Союза. .
  - Спасибо, Евгений Леонтович, - искренне поблагодарил он.
  - Это единогласное решение Совета директоров, так что благодарить надо его. Но есть и не очень хорошая весть, тебе увеличивают оклад не просто так; отныне тебе придется работать намного интенсивней.
  - Я готов!
  - Другого ответа я не ожидал. Но я хочу тебя еще кое о чем спросить. Какие у тебя планы после завершения учебы? Времени осталось не так уж и много.
  - Я хотел бы продолжить учебу в аспирантуре, намерен защитить диссертацию.
  - Похвально. И о чем будет твоя диссертация?
  Игорь затаил дыхание, этого вопроса он боялся и вот он прозвучал.
  - Я хочу защитить диссертацию о Плотине.
  - Ты уверен? - после довольно продолжительной паузы спросил декан.
  - Я несколько лет жизни посвятил его изучению. Не напрасно же я потратил столько лет и усилий.
  Игорь с волнением ждал, что ответить декан, но тот не спешил.
  - Дело, конечно, твое, но я бы тебе не советовал. Впрочем, окончательное решение за тобой. Но есть люди, которым эта тема не понравится.
  Игорь понял, что речь идет о Радугине.
  - Но ведь это моя диссертация.
  - Ладно, не будем сейчас акцентироваться на этом вопросе, еще есть время. Больше я тебя не задерживаю. Надеюсь, останешься на обед.
  К вечеру он вернулся в свою комнату в общежитие. Соседа не было, и это обрадовало Игоря. Он мог спокойно все обдумать, принять новый план действия.
  Новая зарплата, конечно, не позволяла вести роскошную жизнь, да Игорь о ней и не грезил, зато давала возможность снять где-нибудь в спальном районе небольшую одношку. И переехать из этого опротивевшего ему общежития. Одно то, что он больше не будет делить комнату с Веней, огромный плюс. Сын раввина жутко ему надоел. Кажется, непостижимым, что еще не так давно считал его наравне с Андреем ближайшим другом. Как же все меняется в этой жизни.
  Игорем овладели мечты о том, как он будет жить в собственной квартире. Точнее, пока не в собственной, а в съемной, но все равно он будет в ней хозяин и никто не станет ему мешать делать то, чего он хочет. Еще совсем недавно, если бы ему кто-нибудь сказал о такой возможности, он бы рассмеялся, насколько невероятной она представлялась. А сейчас всего лишь остается найти нужное жилище - и вселиться. Оно будет первой его обителей, которую он будет ощущать себя ее владельцем.
  К нему вдруг пришла мысль: а может, зря он мучается, мечется, все время спорит с самим собой? Может, он все делает правильно, коли получается такой результат? Если бы не согласился на работу в Союзе, никаких шансов снять отдельное жилье у него не было и, возможно, никогда бы и не появились. Кому он нужен такой гордый и независимый. Их никто не любит, они редко находят место под солнцем. А вот он близок к тому, чтобы его заполучить со всеми вытекающими отсюда приятными последствиями.
  Игорь лежал на кровати и наслаждался мечтами о том, как будет жить в отдельной квартире. Внезапно он встрепенулся: а почему он ничего не делает, надо же искать такое жилье. Он никогда этим не занимался, но по слухам, это совсем не простое дело, многие затрачивают на него месяцы. Так что следует приступать к поиску немедленно.
  
  75.
  Квартиру Игорь нашел быстро, на самой окраине Москвы. Но только там сдавали за подходящую для него сумму. Но он особенно по этому поводу не комплектовал; пройдет немного времени - и он переберется в другое, более престижное место. Почему-то в этом он мало сомневался.
   Сама квартира была маленькая, он сразу же стал ее называть квартиркой, но с вполне нормальным ремонтом, с дешевой, но вполне достойной мебелью. Для начала больше ему ничего и не надо было.
  Игорь задумался на тему: надо ли ему отмечать новоселье, а если надо, то с кем? Выбор был очень не велик; после того, как распалась дружба с Андреем и Вениамином, других друзей он не приобрел. За одним исключением - он может считать своим другом, или точнее, подругой Татьяну.
  Отношения у них были немного странными; встречались нечасто, иногда страстно целовались, но за эту линию не переходили. Игоря удерживало то, что она была дочерью декана. И хотя Жемга явно был не против их дружбы, но как бы он отнесся к тому, если бы они стали любовниками, Игорь не представлял. А производить такие эксперименты опасался. Что же касается Татьяны, то, что удерживало ее, он точно не знал.
  Игорь решил, что если устраивать новоселье, то другой кандидатуры на роль гостя, кроме Татьяны у него нет. К тому же хотелось похвастаться перед ней, что живет отныне в отдельной квартире. Конечно, до их коттеджа ему почти так же далеко, как от земли до луны, но все же это до какой-то степени повышение социального статуса. А он знал, что для дочери декана такое движение вверх имеет немаловажное значение.
  Игорь позвонил девушке и рассказал про изменение своего жилищного положения. Татьяна обрадовалась.
  - Я очень хочу посмотреть на твою новую норку, - сказала она. - Пригласишь?
  - Конечно, - обрадовался Игорь. - Если хочешь, в воскресенье у нас будет целый день.
  - Хочу!
  - Тогда жду тебя.
  Ну, вот, вопрос решился, целое воскресенье они проведут вместе. Он попытался понять, насколько радует его это перспектива? И почувствовал, что точно ответить не может, вроде, да и вроде нет. В общем, как пойдет.
  Осмотр квартиры Татьяной занял всего несколько минут.
  - Мило, - вынесла она вердикт. - Я ожидала худшего варианта. Впрочем, я надеюсь, для тебя это временное жилье. Папа говорит, что в Союзе у тебя хорошие перспективы.
  - Евгению Леонидовичу видней.
  Татьяна улыбнулась.
  - Чем будешь угощать свою гостью?
  - Сейчас накрою на стол.
  - А давай вместе, - предложила она. - Это быстрей и легче.
  Игорь не возражал. Он вообще чувствовал себя сильно взволнованным. На Татьяне был красивый костюм, который до этого он не видел, и который эффективно подчеркивал женские формы. Игорь не мог оторвать от них взгляда.
  Они быстро накрыли на стол; Игорь заранее купил продукты, поэтому сделать это было не сложно. Он откупорил бутылку красного вина и разлил ее по бокалам.
  - Первый тост мой, - взяла инициативу на себя Татьяна. - За эту квартиру пить не буду - она того не стоит, да и для тебя проходная. А буду пить за тебя. Когда у нас с папой речь заходит о тебе, он часто повторяет, что ты очень необычный человек.
  - Это хорошо или плохо? - вмешался Игорь в тост своей гостьи.
  Она задумчиво посмотрела на него.
  - А вот это самая большая твоя загадка, - проговорила она. - Ты, наверное, сам не знаешь, чем это может для тебя обернуться. Но мне это в тебе нравится. Все мои знакомые парни очень стандарты и предсказуемые. Потому мне скучно с ними. А вот папа говорит, что иногда он тебя боится.
  - Боится? - удивился Игорь.
  - Да, - подтвердила Татьяна. - Он не знает, что можно от тебя ждать, какой фортель ты выкинешь.
  - Не знал, что он так думает обо мне.
  - Я сказала то, чего не должна была тебе говорить, - улыбнулась Татьяна. - Надеюсь, ты меня не выдашь. Я хочу выпить за твою непредсказуемость, потому что она делает тебя интересным.
  Они выпили. Игорь вдруг заметил, что то ли под влиянием вина, то ли под воздействием других обстоятельств, у Татьяны необычно ярко блестят глаза. И почувствовал, как это сильно его волнует.
  - Может быть, потанцуем? - предложил он.
  - С удовольствием, - отозвалась она.
  Игорь включил медленную музыку, подошел к девушке и пригласил на танец. Места было мало, и потому они почти не передвигались, лишь слегка покачивались в такт мелодии.
  Игорь чувствовал, как прижимается к нему его партнерша, он ощущал ее большую грудь, и едва сдерживал себя. И вдруг ясно произнес про себя: сегодня или никогда.
  Игорь слегка наклонился и поцеловал ее в губы. Татьяна страстно ответила на поцелуй; они сразу же забыли про танец, им было уже не до него. Ее покорный и одновременно страстный рот просто сводил его с ума.
  Игорь сжал ее груди, Татьяна не только не воспротивилась, а наоборот, еще плотней прижилась к нему. Он поднял ее на руки и понес на кровать.
  Чтобы избавиться от одежды, им понадобилось всего пару минут. Он сразу увидел, какое у нее прекрасно тело и понял, что отныне оно принадлежит ему. Он покрывал его поцелуями, а Татьяна в качестве самого прекрасного бартера в мире целовала грудь и живот Игоря.
  Татьяна развела ноги в стороны, и он понял, что это приглашение войти в нее. Отказываться от него, он бы не стал ни за какие сокровища мира.
  Вдруг Татьяна издала несколько подряд стонов.
  - Я стала женщиной, - произнесла она, страстно целуя его. - Я так давно этого хотела.
  Совершенно неожиданно Игорь вспомнил, что примерно то же самое при схожих обстоятельствах сказала Злата. Но эта мысль продержалась в голове всего мгновение, и была смыта мощной волной наступившего оргазма.
  
  76.
  Переход на новый уровень отношений с Татьяной поверг Игоря в некоторую растерянность. Он не очень представлял, что ему теперь делать. Он понимал, что обычная любовная связь без обязательств и последствий в данном случае быть не может; ее отец этого не позволит, о чем он ему однажды заявил практически открытым текстом. А он рано или поздно узнает о том, что произошло между ним, Игорем, и его дочерью. Тогда придется принимать ответственное решение. А оно может быть только одно - они с Татьяной должны пожениться.
  Но вот делать это Игорю не очень хотелось. Какая женитьба в его возрасте и в его положении - ведь по сути дела он никто, даже учитывая его работу в Союзе молодых патриотов. Те деньги, которые он там получает, никак не устроят Татьяну, она привыкла совсем к другой жизни. Да и он сам не готов обмотать себя с ног до головы семейными узами. Ему нужна свобода хотя бы для реализации своих планов. А они таковы - он хочет стать настоящим философом, он чувствует, что это его подлинное призвание. А все остальное, чем он занимается, вызвано исключительно давлением обстоятельств. Но если он женится на Татьяне, то шансы осуществить свою мечту резко снизятся. Ни она, ни ее папаша этого не позволят, по крайней мере, будут давить на него, чтобы он занимался совсем другими делами. Не теми, которые хочет он, а теми, которые хотят они.
  То, что это будет именно так, Игорь не сомневался. За предыдущие годы он неплохо изучил Жемгу, а потому у него нет по отношению к нему никаких иллюзий. Внешне он человек выдержанный, даже иногда добрый и заботливый, но до того момента, когда все идет так, как он желает. Но как только события уходят из-под его контроля, он мгновенно меняется, становится жестким, если не жестоким. А что он, Игорь, в таком случае может ему противопоставить? По сути дела, ничего.
  Но делать вид, что ничего не произошло, а потому ничего не менять в их отношениях с Татьяной он тоже не может. Он не сомневается, что она ждет от него определенных действий и поступков. Теперь он понимает, что она не просто так пришла к нему на новоселье, она заранее все решила для себя, решила, что отдастся ему.
  В принципе все к этому шло, но как-то вяло и медленно. Такими темпами события до своей кульминации могли брести еще долго. Но Татьяна сочла нужным резко ускорить их ход - в этом у него нет сомнений. А значит, она приняла какое-то решение.
  Но узнавать, какое именно, Игорю не очень-то хотелось. Одно дело догадываться, другое - знать точно. Тогда уж ни за что не отвертеться, придется принимать окончательное решение уже ему самому. Можно сказать, что он попал в ловушку, которую устроил сам себе. О чем он думал, когда приглашал Татьяну на новоселье? Вино, музыка, они одни в квартире - что еще могло произойти, кроме того, что произошло. И теперь он не знает, что же ему делать.
  Прошло пара дней, Игорь не звонил Татьяне, Татьяна не звонила ему. Но он кожей ощущал, что она с нетерпением ждет от него шагов навстречу. Если он их не сделает, то может об этом пожалеть. Жемга не простит ему, если он недостойно поступит с его дочерью. И последствия могут наступить очень скоро.
  На третий день Игорь понял, что оттягивать звонок Татьяне больше нельзя. Он позвонил ей и предложил встретиться. Приглашать ее в свою квартиру он благоразумно не стал.
  Хотя стояла поздняя осень, день выдался относительно теплым. Они решили идти не в кафе, а в парк. Обычно при встрече они практически не замолкали, много шутили и смеялись, но на этот раз оба испытывали смущение. Ни он, ни она не знали, с чего начать разговор.
  Они уже довольно сильно углубились чащу парка. Рядом с ними не было ни души.
  - Таня, нам надо кое-что выяснить, - произнес Игорь.
  - Выясняй, - согласилась Татьяна.
  - Между нами кое-что произошло...
  - Я хочу, чтобы ты знал, я давно хотела, чтобы это произошло. Спасибо тебе. Когда сейчас к тебе ехала, то думала, что ты будешь говорить именно об этом. Как видишь, не ошиблась.
  - Но ведь это важное событие. Ты так не считаешь?
  - Считаю. Но это не значит, что все нужно резко менять.
  Игорь почувствовал некоторое облегчение, может, и в самом деле, не все так печально, и он сможет не совершать поступок, который не желает совершить.
  - А как тогда? - спросил он.
  Татьяна вдруг лукаво посмотрела на него и улыбнулась.
  - Тебе разве не понравилось?
  - Очень понравилось, но...
  - А я так по-настоящему и не раскусила, что это было. Пока я только рада, что ты лишил меня девственности. Я давно хотела от нее избавиться. Даже не представляешь, как мне надоела чувствовать себя девственницей, - вдруг рассмеялась она.
  Откровенность Татьяны изумила его, ничего подобного от нее он не ожидал услышать.
  - Я рад, что тебе хоть в чем-то помог, - то ли в шутку, то ли в серьез пробормотал он.
  - Мне понадобится еще твоя помощь.
  - В чем? - не понял, о чем она.
  - Я хочу понять по-настоящему, что это такое. Подруги говорят, что это стоящее дело, что этим надо заниматься много и часто, что это приносит ни с чем несравнимое удовольствие. А я его пока не получила, хотя было приятно. Я желаю, чтобы ты стал моим мужчиной. А дальше посмотрим, нам еще совсем мало лет. Ни ты, ни я еще даже не получили дипломы.
  - Да, конечно, я согласен, - произнес он. Такого поворота событий Игорь не ожидал, а потому был особенно ему рад.
  - Тогда поехали к тебе, - сказала Татьяна. - Если ты, конечно, не против.
  При таких обстоятельствах у Игоря и мысли не возникло возражать.
  
  77.
  Неожиданно для Татьяны позвонил Дмитрий Зенин, глава местного УФСБ. Они были слабо знакомы, несколько раз ненадолго пересекались на различных мероприятиях и тусовках. Если она не ошибалась, за все это время ни разу не разговаривали больше трех минут.
  - Добрый день, Татьяна Евгеньевна. Как вы поживаете?
  - Как может поживать жена, у которой муж в тяжелом состоянии, когда неизвестно, выживет ли он, - ответила она.
  - Вы правы, - сочувственно вздохнул Зенин. - Но даже в такой тяжелой ситуации жизнь продолжается.
  - Она продолжается всегда, Дмитрий Николаевич, независимо от ситуации.
  - Это мудрые слова. Не стану ходить вокруг да около, скажу прямо - могли бы мы с вами побеседовать. Обещаю, недолго.
  - Почему бы и нет. Большую часть времени я провожу дома. Приезжайте, когда будет удобно.
  - А если мне удобно уже через час?
  - Значит, через час.
  - Еду. Только одна просьба, не хочу вас ничем обременять, поэтому не надо никаких угощений.
  - Как скажите, Дмитрий Николаевич.
  Пока Зенин добирался до ее дома, Татьяна гадала, зачем она понадобилась руководителю местного ФСБ? Вроде ничего антигосударственного она не совершила, наоборот, вела себя патриотично, никакими секретами не обладает. Все это выглядит немного странным. Может, он хочет поговорить о покушении на мужа? Скорее всего, так оно и есть.
  В Зенине ей больше всего понравился его костюм. Он был либо сшит в хорошем ателье, либо это было изделие престижной фирмы. Вдобавок он красиво облегал фигуру чекиста.
  Зенин протянул Татьяне букет цветов.
  - Очень рад вас видеть, Татьяна Евгеньевна. Прекрасно выглядите.
  - Я тоже рада вас видеть, Дмитрий Николаевич.
  На лице Зенина появилась и почти сразу исчезла ироническая ухмылка.
  - К сожалению, не так много людей, которые рады меня видеть, - улыбнулся уже вполне доброжелательно он.
  - Пройдемте в гостиницу, - пригласила хозяйка дома.
  На столе их ждал чайный сервис, несколько ваз с конфетами и печеньем.
  - Несмотря на ваше предупреждение, я все же не могу хотя бы скромно не угостить вас. Прошу, не отказывайтесь.
  - А я и не буду, с удовольствием попью у вас чай.
  Татьяна припомнила несколько слухов, которые ходили об этом человеке. В том числе, что он жестоко относится к тем, кого арестовывает его ведомство. Но сейчас она поймала себя на том, что ей нравится, как он себя ведет. У него хорошие манеры, причем, это то, чем наделила его природа. Ей, Татьяне, хорошо известно, как трудно эмитировать их.
  Татьяна разлила чай по чашкам и вопросительно взглянула на гостя.
  - Я вас понимаю, хотите знать причину нашей встрече, - произнес Зенин. - У меня будет к вам две просьбы.
  - Слушаю, Дмитрий Николаевич.
  - Во-первых, пусть наш разговор останется конфиденциальным, а во-вторых, не удивляйтесь моим вопросам.
  - Хорошо.
  - Для начала я хотел бы поговорить с вами о Виолетте Турчиной.
  - О Виолетте? - удивилась Татьяна.
  - Мы же договорились, что вы не будете удивляться моим вопросам, - улыбнулся Зенин.
  - Это весьма неожиданно.
  - Я понимаю. И тем не менее. Сразу сообщу, ни в чем таком мы ее не подозреваем. Скажем так, это сбор информации.
  - Я не так много о ней знаю.
  - Тем не менее, в последнее время вы довольно часто встречаетесь.
  - Люблю театр, а она обещает стать хорошей актрисой. Если уже не стала.
  - Я тоже думаю, пройдет немного времени, и она станет примадонной нашего театра. А театр немаловажный инструмент патриотической пропаганды. Возможно, вы со мной не согласны, но по факту это так.
  - Не стану спорить. И что вы хотите, чтобы я рассказала о ней?
  - Буду с вами откровенен, в последнее время она замечена в контактах с людьми, которые вызывает у нас некоторый повышенный интерес. Разумеется, это ни какие ни злостные оппозиционеры, и уж тем более ни террористы. И все же мы не можем пройти мимо таких сомнительных ее связей. Говорила ли Турчина что-нибудь об этих людях?
  - Могу твердо сказать, нет. Я так понимаю, что речь идет о политике. Так вот, о ней мы вообще не говорили.
   - О чем же вы тогда говорите?
  - О моем муже, например. - Татьяна с вызовом посмотрела на Зенина.
  Тот ответил ей красноречивым взглядом, и она поняла, что он осведомлен о связи Игоря с актрисой.
  - Понимаю, тема для вас важная и актуальная. А можно узнать, что именно говорила о вашем муже Виолетта Сергеевна?
  - Она о нем высокого мнения. Мы обсуждали разные аспекты его характера, деятельности. Всего не припомнишь.
  - И все же очень прошу, припомните.
  Татьяна задумалась.
  - Она рассказывала, что в последнее время увлеклась Плотином.
  - Плотином, - теперь удивился Зенин. - Насколько помню, это греческий философ. В основе его философии - восхождение человека к Единому.
  - Именно так, - подтвердила Татьяна.
  - А почему она увлеклась именно Плотином?
  - Думаю, под влиянием моего мужа. В свое время Игорь даже хотел защищать диссертацию о Плотине.
  - Да, да, теперь припоминаю. И что она говорила о Плотине?
  - Я не любитель философии, а потому не всегда хорошо понимаю Виолетту. Могу лишь сказать, что она связывала восхождение к Единому с совершенствованием каждого человека. Честно говоря, когда она рассуждала на эти темы, я ее плохо слушала.
  - Я так понимаю, ничего сомнительного она не говорила.
  Татьяна задумалась. А что, если сказать, что говорила, да еще для достоверности привести ее слова, точнее свои, которые можно выдать за ее. В этом случае это может ей навредить. А потом докажи, что она этого не произносила. Не случайно же Зенин затеял этот разговор, скорее всего, он ищет на нее компромат.
  - Я не слышала, - произнесла Татьяна.
  - Хорошо, будем считать, что Турчину мы обсудили.
  - А есть еще тема?
  - В городе снова готовится большая акция в поддержку военных действий и руководства страны. Мы должны показать единство и сплоченность нашего населения.
  - А что требуется от меня?
  - Если Игорь Теодорович был бы здоров, разумеется, он стал бы главным оратором. Мы просим выступить вас как бы от его имени. Речь мы вам напишем, она будет не длинной.
  - Но я никогда не выступала на таких митингах. Честно признаюсь, боюсь говорить перед толпой. Я обязательно собьюсь или скажу что-то не то.
  - Мы проведем несколько репетиций. Уверяю, Татьяна Евгеньевна, ничего сложного в этом нет. Это не просьба, это больше, чем просьба, это ваш долг, как патриота и честного гражданина страны. Так я могу рассчитывать на вас?
  Татьяна посмотрела на своего гостя и поняла, что лучше ему не отказывать. От этого человека можно ожидать все, что угодно.
  - Раз надо, я, конечно, выступлю.
  - Я был уверен, что мы с вами обо всем договоримся. Не буду отнимать у вас больше времени. - Зенин встал. - Жаль, Татьяна Евгеньевна, что раньше мы так мало общались. - Он учтиво поцеловал ее руку и направился к выходу.
  
  78.
   После лекций Жемга попросил Игоря зайти в его кабинет. С тех пор, как у него возникли любовные отношения с Татьяной, он старался по возможности избегать общение с деканом, так как чувствовал неловкость.
  - Игорь, вы не торопитесь? - поинтересовался Жемга.
  - Нет, - соврал Игорь, так как через час он договорился встретиться с Татьяной.
  - Вот и прекрасно. У нас сегодня с вами ответственные дела. Поехали.
  - Я готов, только мне надо срочно позвонить. Это не займет более пяти минут.
  - Хорошо, буду тебя ждать в машине.
  Игорь позвонил Татьяне и сказал, что сегодня свидание отменяется, так как у него срочные дела. То, что они связаны с ее отцом, говорить не стал.
  Поездка продолжалась недолго. Автомобиль остановился возле старинного трехэтажного красивого особняка. Они вышли из машины.
  На входе сидел полицейский. При виде Жемги он тут же встал и почтительно склонил голову, после чего вопросительно посмотрел на его спутника.
  - Он со мной, - сказал полицейскому Жемга.
  Они поднялись на второй этаж, Жемга ввел Игоря в небольшую комнату. В ней стоял письменный стол, пару кресел, небольшой шкаф, кожаный диван, на стене висела большая панель телевизора.
  - Нравится? - поинтересовался Жемга.
  - Приятная обстановка, - оценил Игорь.
  - Отныне это твой кабинет.
  - Мой кабинет? - не смог скрыть изумления Игорь.
  - Да, - подтвердил Жемга. - Союз молодых патриотов приобрел это здание в собственность. В течение недели все сотрудники из прежнего офиса переедут сюда. Начинается новый этап нашей деятельности. И ты станешь играть в ней далеко не последнюю роль.
  - И что за этап?
  - Первый этап был организационный, мы его выполнили, сформировали костяк команды, открыли филиалы на большей части страны. Теперь начинается то, ради чего все и затеяно.
  - И ради чего?
  Жемга неожиданно засмеялся, затем сел в кресло.
  - Садись за свой стол, ты должен с этого дня чувствовать себя иначе.
  - Как?
  Жемга дождался, пока Игорь займет место за столом, только потом стал говорить:
  - Человек, имеющий свой кабинет, это уже совсем другой человек, чем тот, который его не имеет. Попомни мои слова, недели через две ты это отчетливо почувствуешь. Мне даже интересно, сколько для этого тебе понадобится времени?
  - Я постараюсь, вас не подвести и сделаю это как можно быстрей.
  - Чувство юмора - это почти всегда хорошо, - улыбнулся Жемга. - А теперь серьезно. Послушай меня внимательно. Сегодня начинается твоя настоящая карьера, твое восхождение к новым высотам. Все, что до этого, то был предварительный этап. Я помогал тебе, буду помогать и в дальнейшем, но теперь главное зависит от тебя. Не стану скрывать, я так поступаю во имя дочери. - Жемга на несколько мгновений замолчал. - Не собираюсь вмешиваться в ваши отношения, но запомни: если ее обидишь, то из твоего покровителя превращусь в твоего врага. Пожалуйста, не допускай этого. Мне бы очень не хотелось такого поворота событий.
  Игорь молчал, он не знал, что ответить на этот спич. Он вдруг ясно осознал, что всю жизнь будет от кого-то зависеть; если исчезнет Жемга, появится другой куратор. И так его будут передавать от одного к другому, словно эстафетную палочку.
  - Я вас понял, - выдавил он себя.
  - Очень на это надеюсь. И еще, рядом с твоим кабинетом кабинет Радугина. Найди, наконец, с ним общий язык. Для тебя это важно. Вот, собственно, все, что хотел тебе сказать. Если хочешь, можешь остаться, посидеть в своем кабинете. Тебе надо к нему привыкнуть. Если нет, могу отвезти, куда пожелаешь.
  - Если можно, я посижу, Евгений Леонидович.
  Жемга кивнул головой и вышел из кабинета Каракозова.
  
  77.
  Игорю очень понравилось иметь свой кабинет, он был небольшой, но уютный, здесь можно было не только работать, но и отдыхать, например, полежать на мягком кожаном диване или посмотреть телевизор. Ему иногда даже не хотелось уходить; ехать домой было далеко, а тут вполне можно провести ночь. С какого-то момента так и стал делать, тем более, никто его не тревожил. Поэтому периодически он оставался тут на ночевку.
  Старинный особняк быстро наполнялся людьми, с каждым днем их становилось все больше. Некоторых Игорь уже знал, с некоторыми познакомился здесь, и они произвели на него, если не благоприятное, то терпимое впечатление. Он боялся, что тут много будет оголтелых натур, что-то вроде уменьшенных копий Радугина. Но если они и были, то скрывали свою суть.
  Самый негативный момент заключался в том, что увеличилось общение с Радугиным. Его кабинет располагался напротив. Когда Игорь впервые оказался в нем, то был поражен его размерами; помещение было больше раза в три, чем у него. Впрочем, философ заглядывал сюда не так часто и обычно ненадолго. Так как он был куратором Игоря, то давал ему указания и чаще всего исчезал.
  Сюда по тому, что читал Игорь в Интернете, Радугин был нарасхват. Он участвовал в самых разных заседаниях, патриотических и научных тусовках, во многих других мероприятиях. Как он успевал их всех посетить, для Игоря оставалось загадкой. Тем более, он не просто присутствовал на них, а часто выступал с лекциями или импровизированными спичами. Причем, почти всегда говорил длинно и с большим успехом.
  Игорь невольно задумывался над феноменом этого человека. С его точки зрения, в большинстве случаев он нес самую настоящую дичь. Это был поток обскурантских и шовинистических доктрин, которые не могли не вызывать у нормальных людей стойкое отторжение. Но вместо этого они вызывали у слушателей восторг и восхищение.
  Игорю становилось страшно, он не мог понять, что все-таки происходит с людьми, какая сила внушения заставляет их восторгаться этими безумными мыслями? С его точки зрения, если их начать воплощать в жизнь, то страна однажды совершит самоубийство. Но иногда у него возникало ощущение, что именно это и привлекает слушателей в этом словесном потоке. Радугин побуждал их спускаться вниз, в мрачные подвалы подсознания, куда не проникал свет, где постоянно царит тьма и холод. Но именно в такой обстановке многим было максимально комфортно. Возможно, их тянет туда, потому что эти места и есть подлинная сфера их обитания.
  Понимаем ли мы реальную человеческую природу, задавался Игорь вопросом? Или до сих пор живем иллюзиями о ней? Но если все обстоит именно так, как он наблюдает, то тогда все безнадежно; из этого мрака никогда не выбраться на солнечный берег. Нет, такого все же быть не может, просто бывают периоды массового помутнения рассудка. Они могут длиться долго, сокрушать все светлое и разумное, но тем самым готовится почва для их самоуничтожения. Да и не все люди затронуты этим безумием, в любую самую мрачную эпоху есть те, кто противостоит этому ужасу, кто борется с тьмой ради света.
  На память тут же приходил Елагин. Он был именно из этого числа. Конечно, он один не мог рассеять сгустившуюся мглу, но ведь должны же быть и другие.
  Иногда у Игоря возникала мысль поискать таких людей. Но никаких реальных действий он не предпринимал. Пользы от этого не будет, а себя загубит. Жемга ему не простит отступничества, о чем он ни раз его предупреждал. И тогда прощай этот уютный кабинет, где ему так хорошо.
  Игорь отдавал себе отчет, что стремительно привыкает к хорошей жизни. Эта привычка все больше довлеет над всеми остальными мыслями и чувствами. Он оказался в ситуации, когда перестал владеть собой, когда ситуация владеет им. Конечно, можно все бросить, стать паломником идеи, но как при этом он станет жить? К тому же придется среди прочего расставаться с Татьяной. Не то, что он ее любит, но он к ней привязан, она ему нравится. За короткий срок она хорошо освоила наука любви, и из неопытной девушки превратилась в умелую любовницу. А он уже не представляет свою жизнь без их любовных утех.
  Иногда Игорь сам не понимал, что с ним творится, как он должен поступать, каковы критерии для выбора его линии поведения? Еще относительно недавно он был уверен, что в жизни по большому счету все просто; есть принципы, есть убеждения, они и должны все определять. Но, как оказалось, существуют множество других факторов и нюансов, которые играют куда большее значение, чем он себе представлял. Да, плохо то, что оказался на стороне темных сил, но что ему делать, если он не видит светлых? Они куда-то растворились, исчезли, как привидение, от них мало чего осталось. Перед ним возвышается гигантская гора, которая в любой момент способна его придавить и даже при этом не заметить этот маленький эпизод. Бросить ей вызов? Да, благородно и мужественно, но результат известен заранее. Если он хочет пожертвовать собой, то так и следует поступать. Но если ему себя жалко - а ему жалко, то хочется выжить в этом ужасном мире. Причем, иногда ему кажется, что любой ценой. Ну или почти что любой ценой.
  Как-то, сам не точно зная для чего, он пригласил Татьяну посетить его кабинет. Она охотно согласилась и приехала уже на следующий день. Быстро все осмотрела и расположилась на кожаном диване.
  - Здорово, мне тут очень нравится, - оценила она. - Хотя я бы поменяла тут мебель. Здесь можно обустроить очень милое гнездышко.
  - Но это кабинет для работы, - возразил Игорь. - Он не должен быть роскошным, а должен быть аскетичным, чтобы ничего не отвлекало бы от труда. Разве не так?
  Татьяна неожиданно засмеялась.
  - Я была в некоторых кабинетах папиных знакомых. Ты даже не представляешь, как они обставлены и что там есть. И чем они в них занимаются.
  - Возможно, - пожал плечами Игорь, - но я не хочу превращать свой кабинет ни в бар, ни в бордель.
  - Я знаю, ты очень правильный.
  - Это плохо? - поинтересовался Игорь.
  Татьяна задумчиво посмотрела на него.
  - Я рада, что у тебя есть свой кабинет. В твоем возрасте - это большая редкость. Только у меня будет к тебе одна просьба.
  - И что за просьба?
  - Не поддавайся эмоциям, держи себя все время в руках.
  - Да я спокоен, как удав.
  - Нет, я знаю, ты не спокоен.
  Игорь уже не первый раз удивился ее проницательности. Возможно, он все же ее не до оценивает.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Тебе многие завидуют, и будут строить козни. Не поддавайся на их провокации. И вообще, больше думай о своем будущем.
  - Я думаю. - Игорь не совсем понимал, куда она клонит.
  - А мне кажется, что недостаточно. Ты все еще сожалеешь о прошлом. Разве не так?
  - В нем было немало хорошего, - уклончиво ответил он. Игорю не хотелось посвящать ее в свои сомнения и переживания, он знал, что они не найдут у нее отклика.
  - Тем более, лучше о нем как можно быстрее забыть. К тому же ты не один.
   Она имеет в виду себя, понял Игорь. И почувствовал в очередной раз, что ему не хочется принимать окончательного решения по поводу их совместного будущего. По крайней мере, он для него еще не созрел.
  - Конечно, - не слишком охотно подтвердил он.
  - Нет, - вдруг отрицательно замотала Татьяна головой. - Ты еще этого не чувствуешь. Впрочем, это не важно. Мой папа говорит: самые плохие решения - это либо преждевременные, либо запоздалые.
  Так и есть, мысленно согласился Игорь. К нему пришло ощущение, что он не понимает, что происходит в его жизни. Иногда ему кажется, что все, что с ним творится, это страницы чей-то другой судьбы, в которой он оказался случайно или по недоразумению. И теперь прилагает все усилия, чтобы освоиться в этом чуждом ему пространстве, которое все сильнее затягивает его.
  - Ну, ты хмуришься? У тебя испортилось настроение? Это я виновата, - услышал он голос Татьяны.
  - Ни в чем ты не виновата, - возразил он.
  - А ты не хочешь опробовать этот диванчик. Он, правда, узкий, но, думаю, нам это не помешает. Садись рядом.
  - Ты о чем? - не понял он ее в первую секунду. Игорь увидел ее лицо и тут же прозрел. А почему, собственно, нет, пронеслась мысль.
  Он сел рядом и прижал девушку к себе.
  - Дверь закрой и достань из моей сумочки презерватив, - прошептала Татьяна.
  Она заранее все предусмотрела, мелькнула у него мысль.
  
  80.
  Виолетте позвонила Ирина. Только что завершилась напряженная репетиция, и Турчина отдыхала в своей гримерной. Она надеялась, что в ближайшие несколько часов никто не будет ее доставать, и она сможет восстановить силы.
  - Слушаю вас, Ирина, - произнесла актриса.
  - Вы просили вас известить, когда мы соберемся снова, - проговорила Ирина.
  - Да, просила. И когда?
  - Через час.
  - Как через час? - удивилась Виолетта. - Вы же обычно собираетесь вечером.
  - Это экстренное собрание. Но я вам не советую на него приходить.
  - Почему?
  В трубке воцарилась тишина, если не считать то и дело раздававшихся сухих щелчков. Виолетта догадалась, что ее собеседница не хочет говорить по телефону.
  - Я приеду, - сказала Виолетта.
  - Я снова вам говорю: лучше этого не делать.
  - Спасибо за предупреждение, но я уже приняла решение.
  - Как хотите, - сухо произнесла Ирина и отключилась.
  Виолетта тут же стала собираться. Ехать было далеко - на другой конец города. Поэтому надо было спешить.
  Когда Виолетта вошла в квартиру, все уже собрались. Она громко поздоровалась, но кроме Несмеянова ей никто не ответил. Ее это несколько удивило.
  - Напрасно вы приехали, - снова произнесла Ирина. - Есть еще возможность уехать.
  Вместо ответа Виолетта решительно села на стул. Ирина взглянула на нее и пожала плечами.
  - Говори, Толя, - скорее не сказала, а приказала она. Виолетта невольно подумала, что хотя Ирина единственная в этой кампании девушка, но именно она тут главная.
  - Мы должны решить, выйдем ли мы на протест против войны во время городского митинга за войну? - произнес Несмеянов. - Из того, что происходит в стране, однозначно можно предположить, что ничем хорошим для нас эта ситуация не кончится.
  - Что ты конкретно имеешь в виду? - спросил один из собравшихся, его имя Виолетта не вспомнила.
  - А разве не понятно. Нас загребут сначала в полицейский участок, затем в тюрьму. В нашей свободной стране, где разрешены все формы мирного протеста, протестовать не разрешается. Мы должны ясно представлять, что нас ожидает. Готов ли каждый из нас оказаться в заточении?
  - Оказаться в заточении не может быть готов никто, - сказала Ирина. - Но это не означает, что не надо выходить на протест. Миллионы людей сидели до нас в тюрьмах и лагерях, миллионы людей будут сидеть после нас. Как-нибудь справимся. Мы не можем не показать, что есть люди, которые против войны. Это сейчас важнее всего. Если мы не выйдем, то все, что мы тут говорили целый год, ничего не значит. Получается, что мы обычные болтуны. Тогда зачем мы тут собирались? Показать, какие мы умные. Я считаю, что мы должны показать, какие мы смелые и решительные.
   Виолетта слушала дискуссию, и понимала, что она присутствует при очень важном событии. Эти пятеро, не считая ее, - четверо молодых мужчин и одна девушка решают важнейший для каждого человека вопрос: готов ли он, рискуя свободой, а то и жизнью, выступить против несправедливости и деспотии, отстаивая свое право быть личностью, а не рабом. Это невероятно трудно и страшно, но иногда это единственный путь к чему-то такому, что является главным в жизни, без чего она никогда не состоится, сколько бы ты не прожил на этом свете.
  Виолетта вдруг стала думать о том, а какое решение в этой ситуации принял бы Игорь? Для него это труднейший выбор. Ей известно, что в свое время он встал на тропу бесконечных компромиссов. И чем их было больше, тем сильней он ощущал внутренний дискомфорт. Наверное, и сейчас он бы не стал присоединяться к этим ребятам. Но в таком случае она это должна сделать за него. В конце концов, она не губернатор, а всего лишь рядовая актриса. И ей это сделать гораздо легче.
  Виолетта видела, как тяжело дается это решение, у некоторых из присутствующих даже выступила испарина на лбу. Каждый из них боролся со своей слабостью и трусостью. Но без такой борьбы невозможно их преодолеть, неслись в голове Виолетты стаи тревожных мыслей.
  - Подводим итоги, - проговорила Ирина. - Во время митинга мы развертываем транспарант: "Долой войну. Война - самое большое преступление на земле". Все согласны?
  - Да, - хотя и в разнобой подтвердили остальные.
  - Я с вами, - проговорила Виолетта. Ей было страшно от своих слов, но одновременно всем своим нутром она ощущала, что не может не произнести их.
  - Вы понимаете все для себя для себя, Виолетта? - спросил Несмеянов.
  - Очень хорошо понимаю. Моя карьера актрисы на этом завершится.
  - Это в лучшем случае, - произнесла Ирина.
  - И это понимаю, - кивком, потвердела Виолетта.
  Ирина посмотрела на нее долгим взглядом.
  - Хорошо, - сказала она, - когда пойдем на акцию, мы вас известим.
  
  81.
  Неожиданно у Каракозова появились подчиненные - две женщины, обе Ольги, только одна Ольга Владиславна, другая Ольга Петровна. Ольга Владиславна была совсем молоденькой, всего на два года старше Игоря, Ольга Петровна - предпенсионного возраста. Но, что поначалу удивила его - обе одинаково его слушались, исправно и добросовестно выполняли все указания. Поначалу он чувствовал себя неловко с ними, особенно с той, что постарше, стеснялся отдавать ей приказы. Но быстро освоился и стал активно загружать обеих работой. Он ловил себя на том, что ему чертовски нравится командовать людьми; когда он это делал, то ощущал себя совсем другим человеком, гораздо более значительным и взрослым, до какой-то степени вершителем чужих судеб.
  Это было до некоторой степени именно так, он мог по просьбе одной из них отпустить или не отпустить ее раньше с работы, мог премировать или не премировать из своего премиального фонда. И сделать по отношению каждой из них много еще чего. Другое дело, что он старался быть справедливым начальником, не злоупотреблять своим правом руководить. Но дело было не в этом, а в том, что он обладал такими возможностями, а его подчиненные - нет. Это проводило между ними красную линию, он находился по одну ее сторону, а они - по другую.
  Позднее, анализируя, что тогда с ним происходило, Игорь пришел к выводу, что появление подчиненных многое изменило в его мировоззрение и психологии. Он окончательно сделал выбор в пользу перехода на ту сторону человечества, которое руководило, определяло судьбы мира. Конечно, его возможности в этом плане были крайне скромные - всего две подчиненных, но даже такое мизерное их количество кардинально меняло мироощущение. Он шел по улице, сидел на лекциях или в своем кабинете, общался с сокурсниками или коллегами по работе и при этом ощущал себя другим человеком, чем тем, каким он пребывал еще недавно.
  Это ему безумно нравилось, от этого счастливо кружилась голова. Он пробовал в себе обуздать эти чувства, вернуть себя на прежнюю колею, но ничего не получалось. Все, что с ним происходило, происходило на каком-то глубинном бессознательном уровне, который был ему не подвластен. Чем-то это напоминало состояние маньяка, который не может заставить замолчать внутренний голос, призывающий его к убийствам. Разумеется, здесь речь шла о другом, но какое-то отдаленное сходство все же было.
  В какой-то момент Игорь осознал, насколько он дорожит этим своим, выходящим окнами на шумную московскую улицу кабинетом. При этом не согласен абсолютно со всем, что происходит и делается в Союзе, но и боится потерять в нем свою работу. Постепенно он как-то научился справляться с этой двойственностью; нельзя сказать, что она его не мучила, но уже с прежней ожесточенностью не пронзало своим острием сознание. Игорь в каком-то смысле отделил одного себя от другого и без необходимости не включал того, какой ему был сейчас не нужен. Правда, периодически он включался сам; происходило обычно это внезапно, и чаще всего, Игорь к этому был не готов. В эти моменты на него наваливались ненужные мысли, несвоевременные воспоминания, пробуждалось нечто такое, что он пытался усыпить, но ни одно из снотворных не давало окончательного эффекта. Он очень не любил такие моменты; на его счастья они оказывались кратковременные и проходили так же внезапно, как и возникали. В конце концов, думал он в такие минуты, ни один человек не может быть полностью благополучен, он несет в себе так много наслоений и противоречий, что сам не знает и о сотой доли того, что существует в нем. Он, Игорь, не исключение из этого всеобщего правила.
  Был еще один момент, который давил на него, мешал тому ощущению благополучия, которое с некоторых пор так нравилось Игорю. Он ясно сознавал, что его положение в Союзе молодых патриотом практически целиком зависит от Радугина. Дело было не только в том, что тот официально числился его куратором; философ являлся идейным вдохновителем и руководителем всей организации. Достаточно было одного его слова, чтобы Игорь с треском вылетел бы из нее. Поэтому он понимал, что кровь из носа, но ему нужно наладить с Радугиным хотя бы более менее нормальные отношения.
  Но именно они никак не налаживались. Хотя кабинет Радугина располагался напротив кабинета Каракозова, общались они мало. Иногда Радугин вызывал его к себе, чтобы дать руководящие указания, но обычно эти контакты в лучшем случае длились не более пяти минут. А часто присылал поручения по электронной почте, по электронной почте Игорь же и отчитывался об их выполнении.
  С одной стороны Игорь радовался тому, что они столь мало общаются, но мере того, как это все продолжалось без изменений, в нем все сильнее сгущалась тревога. Его не отпускало ощущение, что если все это не изменится, то вся эта эпопея однажды кончится для него печально. Поэтому надо что-то срочно предпринять для слома этой ситуации Вот только что? Сколько бы он не думал, в голову ничего путного не приходило.
  Ситуация сама помогла ему, правда, очень трагическая. У Радугина подорвали в автомобиле дочь, которая погибла на месте. Все дружно заговорили, что покушение было на самом деле на самого философа, но по случайности убили Евдокия. Огласку дело получило большое, и не только в России, но и во многих странах. Игорь даже удивился тому, какой большой известностью пользовался Радугин; такого он никак не ожидал. Он был уверен, что его куратор - мелкий бес, а оказывается, он уже вырос до большого.
  Власть тут же обвинила в этом преступлении врагов России, правда, кто они конкретно, так и не выяснили. Хотя версии были на любой вкус и на любое политическое пристрастие.
  Радугин не появлялся ни в университете, ни в Союзе целый месяц. А затем стало известно, что он загремел в больницу с гипертоническим кризом.
  К Игорю пришла мысль навестить его в больнице. Это покажет Радугину, что ему не безразлична его судьба. Разумеется, Игорь понимал, что такой поступок с моральной стороны не самый этический, ведь он решил воспользоваться чужим несчастьем ради своих эгоистических целей. Но с другой - такой благоприятной возможности может и не быть очень долго. А то и никогда.
  Узнав, что Радугину стало легче и к нему пускают посетителей, Игорь, купив фрукты, соки и поехал в больницу.
  Игорь вошел в палату и остановился у дверей, не зная, как отреагирует больной на его появление. Радугин лежал на кровати, и Игорю показалось, что он сильно похудел. По крайней мере, кожа непривычно сильно обтягивала лицо. Только борода, как и прежде, торчало вперед клином.
  Несколько мгновений они смотрели друг на друга.
  - Проходи, Игорь, - произнес Радугин. Голос его был обычный, только слегка хрипловатый.
  Игорь сел на некотором удалении от кровати; когда между ними сохраняется хоть какая то дистанция, он чувствует себя уверенней.
  - Как вы себя чувствуете, Александр Селиверствович? - поинтересовался Игорь.
  - Я очень ждал тебя все это время, - вместо ответа проговорил Радугин.
  - Ждали? - не мог скрыть удивление Игорь.
  - Я надеялся, что она понесет мое знамя. Но враги ударили в самое мое сердце, убили ее. Теперь знамя понесешь ты.
  - Я? - Такого развития разговора Игорь никак не ожидал. - Почему я?
  - Больше некому, - твердо и уверенно произнес Радугин. - Только ты один по-настоящему понимаешь мои идеи. Да, я знаю, ты с ними не согласен, но это не имеет никакого значения.
  - Но как же так...
  Радугин бросил на него решительный взгляд.
  - Что толку от тех, кто повторяет их, как пономарь, даже не пытаясь постичь их глубинный смысл. Если ты не согласен с ними, значит, ты понимаешь их смысл. А раз понимаешь, однажды согласишься. Ибо в них заключена великая правота. А правота непременно накроет тебя. Ты станешь лучшим их распространителем. И не важно, сколько на это понадобится лет, важно лишь то, что это случится.
  - А если не случится? - тихо возразил Игорь.
  - Такого не может быть, - покачал головой Радугин. - У меня была дочь, я хочу, чтобы у меня теперь появился сын. Дочь была моей не потому что я ее родил, а потому, что она воспринимала умом и сердцем все, что я ей говорил. И только по этой причине эта безвозвратная утрата. Но если ты займешь место Дуси, я не буду ее чувствовать. Как знать, может, ты станешь даже лучше, чем она.
  Игорь ощутил растерянность, он не знал, как реагировать, что отвечать Радугину. К такой миссии он совершенно не был готов, она превосходила многократно все, на что он был согласен. Когда шел сюда, даже близко не представлял, что на него возложат задачу стать преемником самого Радугина.
  - Александр Селиверствович, я сильно сомневаюсь, что справлюсь с такой задачей. Здесь нужен ваш талант, а я его лишен.
  - Послушай меня, я еще это никому не говорил, ты первый услышишь. Сегодня кардинально меняется мир, причем, в нашу пользу. Я, прежде всего, имею в виду его идейную основу. До сих пор она была захвачена нашими идеологическими противниками, они навязали всем свою идеологическую повестку. Но сейчас она трещит по швам. Разве до тебя не доходит этот треск - Радугин повелительно посмотрел на Игоря.
  - Доходит, - ответил он, подчиняясь гипнозу этого взгляда.
  - Если бы это было не так, я бы сильно разочаровался в тебе, - проговорил Радугин. - Но я нисколько не сомневаюсь, что ты все это слышишь не хуже меня. Наша задача - перехватить инициативу, сформировать собственную идейную повестку и навязать его всему миру. Те, кто ее будет определять, тот и станет владеть им. Но на это способны лишь настоящие умы, а не всякие там интеллектуальные пигмеи. Я потому сохранял тебя все это время рядом с собой, так как видел в тебе такой потенциал. Или ты полагаешь, я не замечал, как ты морщишься при виде меня? Но я терпел и впредь буду терпеть, если это понадобится для нашего общего дела. Потому что я всегда смотрю вперед. И ради будущего готов приносить в жертву настоящее и прошлое
  - Вы сильно преувеличиваете мои возможности, - сказал Игорь.
  Некоторое время Радугин молчал.
  - Я хочу, чтобы ты понял, - нашим врагам сильно не хватает собственного интеллектуального ресурса. В своей безмерной гордыне они подавили и истощили его и теперь не знают, что делать. Они понимают, что к ним подступает крах. Единственное для них спасение - подключиться к нашему русскому интеллектуальному богатству. Другого выхода у них нет. Но чтобы это случилось, мы должны предложить им нечто такое, во что они поверят и что примут, как свое. А это могут сделать единицы. Думаешь, для чего я создавал Союз молодых патриотов? Именно для того, чтобы объединить усилия лучших из нас и пойти в наступление. Мы должны разгромить их на всех фронтах и по всем направлениям. Я не говорю о военном аспекте; дойдет очередь и до него. Но прежде чем это случится, мы должны повергнуть их идейно, навязать им свои взгляды и представления и тем самым подчинить себе. Вот тогда и военная победа будет не за горами. Теперь ты понимаешь мой замысел?
  - Понимаю, - пробормотал Игорь. Он вдруг почувствовал, что ему стало даже немного не по себе. - Можно я выпью воды? - попросил он.
  - На тумбочке.
  Игорь подошел к тумбочке, налил из графина полный стакан и выпил. Стало легче. Он снова занял прежнее место.
  - Мне надо все это обдумать. Это ответственное решение.
  - Ты мой сын - и тебе не о чем думать. Я уже все обдумал. Ты был учеником Елагина; это завело тебя в тупик. Я выведу тебя на такой простор, какой ты сейчас и представить не можешь.
  Что-то вдруг изменилось в Радугине, он как-то обмяк.
  - Я еще слаб, это горе выкачало из меня много сил. Но я их восполню! Но сейчас мне надо отдохнуть.
  - Да, отдыхайте, конечно, - обрадовался Игорь, что разговор завершается. - Я еще к вам приду.
  - Я скоро выпишусь из больницы, встретимся в другом месте. Иди, - вытянул из-под одеяла руку Радугин. Игорь удивился, какой худой она оказалась.
  
  82.
  Разговор с Радугиным поверг Игоря в очередное замешательство. Он не был готов стать его идейным сыном, но при этом - и Игорь отдавал себе в этом отчет, эта просьба растрогала его. Он чувствовал, что она шла от самой потрясенной гибелью дочери души философа, он нисколько не обманывал его, видя в нем своего преемника.
  Для Игоря это было весьма неожиданно, до этого момента он был уверен, что Радугин относится к нему недоброжелательно, если не враждебно, терпит его только в силу сложившихся обстоятельств. А получается, что на самом деле все совсем не так, Радугин видит в нем родственный себе ум. И кто бы мог такое представить еще совсем недавно.
  Игорь, в какой уже раз не знал, что ему делать в такой необычной ситуации. Захотелось с кем-то ее обсудить; трудно все это носить только в самом себе. Кроме Татьяны другого кандидата на роль собеседника у него не было.
  Игорь поймал себя на том, что дочь декана все глубже инкорпорируется в его жизнь. Происходит это незаметно и постепенно, шаг за шагом. Это мало влияет на его отношения к ней; как не чувствовал, так он и не чувствует, что любит ее. Это скорее какое-то другое чувство, смесь дружбы и неудержимого сексуального влечения. Но помноженные друг на друга оба множителя в качестве произведения не дают любовь.
  Это не то, что по-настоящему мучило Игоря, но вносила в его жизнь определенный дискомфорт; он не мог отделаться от мысли, что обманывает Татьяну. А ему это было неприятно, она не заслуживает к себе такого отношения. Но и по-другому у него не получается.
  Они отдыхали, лежа на кровати, после занятия любовью. Внезапно Татьяна повернула к нему голову и посмотрела в его глаза.
  - Ты сегодня какой-то не такой как всегда, - произнесла она. - Колись, что с тобой?
  Игорь решил, что не станет скрывать от нее причину своего не самого лучшего настроения, но и все до конца тоже не раскроет.
  - Ты права, такая причина действительно есть - это то, что случилось с дочерью Радугина.
  Татьяна даже слегка отодвинулась от него.
  - Мы все потрясены ее гибелью, никто такого не ожидал, - сказала она. Однако в ее голосе не прозвучало никакого сожаления.
  Игорь внимательно посмотрел на нее.
  - Что-то я не вижу, чтобы ты была сильно огорчена.
  Татьяна легла на спину, и какое-то время смотрела в потолок.
  - Я неплохо знала эту Дусю, - вдруг проговорила она. - С моей точки зрения она была довольно шизонутой. Единственное, о чем говорила, так это об отце, его идеях и его врагах. Она буквально бредила всем этим. По этой причине я старалась как можно реже с ней встречаться. Я могла ее выдержать не больше десяти минут. Как-то не получается сильно сожалеть об ее смерти, хотя такого она не заслужила. Послушай, я ведь прекрасно знаю, как ты не любишь Александра Селиверствовича. Что вдруг с тобой стало?
  - Я был у него совсем недавно в больнице.
  - Не ожидала от тебя. И что?
  - Мы с ним говорили.
  - Было бы странно, если бы вы молчали, - хмыкнула Татьяна.
  - Вопрос в том, о чем мы говорили.
  - И о чем? Или это секрет?
  - Секрет, но не от тебя.
  - Тогда выкладывай.
  - Понимаешь, он просит меня стать его духовным сыном вместо умершей дочери.
  От неожиданности Татьяна даже приподнялась, одеяло сползло с нее, открыв ее крупные груди. У Игоря мгновенно возникло желание взять их в руки, но он сдержал его - для него сейчас важней разговор, чем занятие любовью. Оно от них никуда не уйдет.
  - Не очень понимаю, что это значит, - сказала Татьяна.
  - Насколько я понял, Евдокия была для него не просто и даже не столько дочерью, сколько продолжателем и наследницей его дела и его идей. Именно это в ней он ценил. А вот чисто родственные связи с ней для него имели второстепенное значение. Теперь понятно?
  - Более менее. Я давно знала, что он моральный урод.
  - Ты так думаешь о нем? - удивился Игорь. - Но ведь он ваш близкий друг, постоянно приезжает в ваш дом.
  - Куда деваться, - пожала голыми плечами девушка. - Он стал очень важной персоной.
  - И твой отец так же к нему относится?
  - Он мне никогда об этом не говорил. Но я не замечаю у него большой радости, когда Радугин к нам приезжает. Но давай продолжим о тебе. Эта его просьба тебя смущает?
  - И даже очень. Я понимаю, как ему тяжело потерять дочь, как бы он к ней не относился. Но я не знаю, что мне делать с его просьбой. Я никогда не стану его единомышленником.
  - А кто тебе это заставляет им быть?
  - Этого хочет Радугин. Он говорит, что только я способен продолжить его дело.
  - Это же замечательно, Игорек!
  - И что тут замечательного?
  - Папа убежден, то Радугин станет главным идеологом режима. У него есть пара конкурентов, но он их одолеет. Если он будет считать тебя своим главным продолжателем, ты будешь двигаться вслед за ним.
  - А если я не хочу быть его продолжателем?
  - Послушай, Игорь, мой папа говорит: нельзя что-то делать наполовину. Если будешь себя вести подобным образом, то в конечном счете не получишь ничего.
  - Что еще твой папа говорит?
  - Он говорит, что самые удачливые люди те, выбор за которых делает сама судьба. Он считает, что ты как раз из их числа. Ты не хочешь, а она ведет тебя именно туда, куда надо.
  - И куда надо?
  - Сам увидишь, только не мешай ей. Радугин, конечно, очень стремный - одна его эта борода чего стоит - но он, по крайней мере, не подлый. Я точно знаю, что он ничего не делает исподтишка. А в нашей среде таких совсем немного. Уж, поверь мне, кое-что мне ней известно. Если Радугин хочет сделать тебя своим идейным соратником, не сомневайся, поступай так, как он желает.
  - А если у меня не получится?
  Татьяна серьезно посмотрела на него.
  - До сих пор же получалось, получится и дальше.
  Она вдруг плотоядно улыбнулась, сбросила с него одеяло, ее рука легла на его член. И уже в следующее мгновение он забыл обо всем, кроме жгучего желания обладать этим соблазнительным телом.
  
  83.
  Радугин появился на работе через месяц. После больницы он уехал в санаторий для реабилитации. И вот теперь вернулся. И сразу пригласил к себе Игоря.
  Игорь внимательно разглядывал своего куратора. Пребывание в санатории явно пошло тому на пользу, нынешний Радугин практически ничем не отличался от Радугина, каким он был до своей трагедии. Вот только глаза, пожалуй, изменились, теперь они блестели, как показалось Игорю, каким-то лихорадочным нетерпением. Так оно и оказалось.
  - Вы можете мне сказать, Игорь, что тут без меня происходит? - начал разговор Радугин.
  - Повседневная рутина. Много самых разных дел, учитывая широкий охват Союза.
  - Так я и предполагал. Организации без года неделя, а она уже погрязла в бюрократическом болоте.
  Игорь мысленно признал правоту своего собеседника. В последнее время он больше заполнял разные анкетные формы и отчеты, чем реально что-то делал.
  - В санатории было много времени обо всем подумать, - продолжил Радугин. - Кстати, я убедился, у нас прекрасные врачи, самые лучшие в мире, они буквально вернули меня к жизни. Я чувствую себя как никогда хорошо.
  - Я очень рад за вас, Александр Селиверствович, - произнес Игорь. Он уже предчувствовал, что "возрождение" Радугина ничего хорошего ему не сулит.
  Радугин внимательно посмотрел на Игоря.
  - Помнишь, наш разговор в больнице?
  - Такой разговор невозможно забыть.
  Радугин кивнул головой, а заодно и бородой.
  - Настал момент от слов перейти к делу. Я наметил большой объем работы. - Радугин взял со стола папку и протянул ее Игорю. - В санатории я не только проходил интенсивный курс реабилитации, то и много трудился. Ознакомься, только не откладывай. Главную работу предстоит выполнить тебе. Разумеется, под моим руководством. Когда все прочтешь, тогда и поговорим. Иди.
  Игорь вернулся в свой кабинет. Открыл папку и достал достаточно увесистую рукопись. И погрузился в чтение.
  Это была грандиозная по замыслу и по мыслям работа с одной стороны и самая нелепая и абсурдная - с другой - все зависело от взгляда на нее. В любом случае Игорь никогда ничего не читал. Радугин не обманывал, когда сказал ему, что много трудился в санатории. Вот только результаты этого труда вызывали оторопь.
  Работа была озаглавлена: "Великая миссия России". В ней излагались способы по овладению России миром, прежде всего с точки зрения идейного и идеологического лидерства. Все другие страны обязаны ему подчиниться и беспрекословно следовать в фарватере. Ну а тех, кто это делать не желают, придется наставить на путь истинный с помощью силы.
  Игорь не мог не признать, что Радугин не напрасно тратил время в санатории, он не просто поставил грандиозную цель, но в своем труде излагал методы и способы по ее достижению. В первую очередь это касалось населения России, которое должно было сплотиться вокруг фигуры вождя. Вся жизнь: политическая, экономическая, общественная, повседневная и даже бытовая должна быть посвящена одной задаче - борьбе ни на жизнь, а на смерть с остальным миром, прочно находящимся под властью сатаны. Причем, речь шла о самом настоящем Армагеддоне - последней и решающей битве света и тьмы, добра со злом. И если мы ее проиграем, то это будет означать нашу полную погибель.
  Далее философ излагал, почему это именно последняя битва и другой уже не будет. С нашими противниками невозможно договориться, потому что для них существование российской цивилизации равносильно их погибели. Они ясно осознают наше не достижимое для них величие, а потому хотят только одного - нашего уничтожения. Из этого вытекает, что для выживания нам требуется небывалое напряжение умственных, духовных и нравственных сил. Причем, по степени интенсивности такого напряжения в своей истории человечество еще не знало.
  "Мы не скрываем того, что наша миссия мессианская, иначе невозможно одолеть вселенское зло, которое своими корнями ушло на невероятную земную глубину. Мы обязаны предложить человеческому сообществу свою повестку, повести его за собой. Ну а те, кто не захотят, кто станут сопротивляться, их придется укротить. Если понадобятся самые жесткие средства, наша рука не дрогнет их применить. Да, цель в данном случае оправдывает средства, потому что на самом деле, мы начинаем поход за новым человечеством, одухотворенным великими божественными идеалами, в борьбе за окончательную победу добра. Если и существует оправдание принуждения, то эта та грандиозная цель, которую мы ставим перед собой - спасение человека от самого себя. Жертвы же на этом пути - это воистину священные жертвы, чья жертвенная кровь делает наш путь еще священней и важней".
  Рукопись была довольно большая, почти сто страниц. Игорь закончил ее чтение только к концу рабочего дня. При этом он даже пропустил обед; он был так захвачен этим занятием, что даже не вспомнил о нем.
  Когда Игорь, наконец, завершил чтение, то почувствовал себя едва ли не полностью раздавленным. Во-первых, за всю свою, пусть пока еще не длинную жизнь, он ни разу не читал подобных текстов. Во-вторых, он окончательно осознал, что больше не знает, как ему себя вести. Если до этой рукописи он как-то надеялся найти какую-либо нишу, в которой бы ощущал себя относительно комфортно, то сейчас такой возможности он практически не видел. Эти бесконечные призывы: либо умереть, либо победить, либо сплотиться все, как один под руководством великого лидера или потерпеть окончательное и бесповоротное поражение, психологически давили на него. С одной стороны все, что тут написано, можно воспринимать, как клиническое безумие; мало ли, какие сумасшедшие мысли могут возникать у выжившего из ума человека. Но весь ужас в том, что Радугин - совсем не сумасшедший, в каком-то смысле он по-своему гениален. Мало кому могут прийти в голову подобные идеи, да еще изложенные таким ярким стилем. Он, в самом деле, завораживает, притягивает к себе, порождает желание перечитать текст снова.
  В нем заключается какая-то невыразимая словами магическая сила. Не трудно себе представить, что под знамена этих идей легко могут собраться тысячи, а то и миллионы сторонников. И по призыву своих вождей, того же самого Радугина, послушно отправиться на завоевание мира, к чему призывает автор бесчисленное число раз. По сути дела, это настоящий манифест завоевания человечества, а манифесты, как известно из истории, обладают огромной и несокрушимой разрушительной мощью. И кто ее сможет разрушить?
  
  84.
   Как это уже ни раз случалось в затруднительной для себя ситуации, Каракозов решил отправиться к Жемге. Он договорился с ним о встрече у него дома, и пока ехал к нему, размышлял о странностях их отношений. Игорь не мог от себя скрыть того обстоятельства, что для него декан по сути дела превратился во второго отца. А, возможно, и первого, учитывая, что со своим биологическим родителем он общается редко. Но это было весьма своеобразное отцовство, когда от него требовалось неукоснительное соблюдение его воли. Да, была возможность от нее периодически отступать, даже выказывать некое вольномыслие, но в очень ограниченных пределах. И если он, Игорь, переходил эти красные линии, то Жемга тут же превращался в строгого, даже скорее в весьма жесткого оппонента. Игорь ничуть не сомневался, что если он однажды проявит слишком большое своеволие, ему не поздоровится; Жемга будет по отношению к нему беспощадным. И не потому, что он захочет его уничтожить, а потому, что это требуют его интересы. А вот ими он не готов был жертвовать даже в самом минимальном объеме.
  При этом Игорь ясно сознавал, что, не встретив на своем пути этого человека, ничего бы у него не было из того, что есть сейчас. Если бы он и дальше продолжал следовать за Елагиным, то по-прежнему пребывал бы в статусе нищего и бесперспективного студента. Елагин предлагал ему то, что невозможно пощупать руками, ощутить вкус во рту, увидеть свои блистательный лик в зеркале; все, что он давал ему, имело нематериальный характер. А вот Жемга во всем был предельно конкретен, он не просто обещал блага, Игорь их получал в том объеме, в каком ему и было заявлено. Еще ни разу Жемга не нарушил своего обещания. А потому Игорь понимал, что если кто-то ему и может помочь, так только он; во всем мире больше некому.
  Когда Игорь вошел в кабинет Жемги, то на его письменном столе стояла бутылка коньяка и два наполненных бокала. Ему показалось, что декан пребывает в хорошем расположении духа.
  - Не присоединишься? - кивнул хозяин кабинета на бокалы.
  - Не хочется, Евгений Леонидович, - отказался Игорь.
  - Напрасно. Тебе пора научиться принимать такие предложения, даже если и не хочется. Это сразу располагает твоего собеседника к тебе. Ну, так выпьешь?
  - Выпью, - согласился Игорь. Он взял в руки бокал.
  - За твои успехи! - произнес тост Жемга. - Скажу честно, не ожидал, что за такой короткий срок добьешься так многого.
  - Я сам не ожидал, - буркнул Игорь. - Но боюсь, что все может пойти прахом.
  - Что-то случилось?
  - Сегодня на работе я весь день читал новый опус Радугина. Вы знаете о нем?
  - Ты об этом, - неожиданно пренебрежительно улыбнулся декан. - Разумеется, читал. Александр Селиверствович распространяет его, где только можно и нельзя. Об этой его работе уже гудит вся Москва. Странно, что ты узнал о ней с опозданием.
  - Так получилось. Но не это главное. Раз вы читали, то не можете не понимать, что это какой-то специфический вид особого безумия. Я знал, что Александр Селиверствович придерживается радикальных и экстремальных идей, но это уже чересчур. А ведь он считается в стране едва ли не главным идеологом.
  - Это ты малость преувеличиваешь, за это почетное звание ему еще придется побороться, у него есть несколько конкурентов. Но ты прав в том, что его позиции все время укрепляются.
  - И вам не страшно? - Игорь решил идти ва-банк.
  Какое-то время Жемга молчал, затем посмотрел на бутылку коньяка.
  - Еще?
  - Если это расположит еще больше вас ко мне.
  Жемга засмеялся и протянул бокал Игорю.
  - Я понимаю и разделяю твое беспокойство, - неожиданно серьезно произнес Жемга. - Но в данном случае не все так плохо. Твоего руководителя подвело чувство меры, он возомнил себя новым библейским пророком, а, может, даже и самим Богом. Вот и перешел незримые границы. Он отправил рукопись в администрацию президента, я точно знаю, что там ее внимательно изучают. А в этой организации преимущественно работают люди с трезвым умом. Даже если они ее формально одобрят, никто не станет реализовывать эти идеи. В лучшем случае какие-то отдельные и уж точно не самые радикальные. Сейчас действительно идет очень серьезная работа по созданию идеологии режима на длительный срок. Радугин прекрасно осведомлен об этом. Более того, его просили поделиться своими мыслями, что он и сделал. Но он человек крайностей, ему позволяют и будут, скорее всего, позволять и дальше говорить все, что он думает. Но строить политику государства по его рецептам никто не собирается. Знаешь, хотя бы почему? - Жемга, как показалось Игорю, лукаво посмотрел на него.
  - Нет, Евгений Леонидович.
  - Радугин призывает к новой аскезе, к отказу от материальных благ ради достижения великой цели, так как они отвлекают от нее. Но люди, которые формируют политику в нашей стране, совсем этого не жаждут, наоборот, по своей психологии они сибариты, которые правда хотят доказать обществу, что являются аскетами. Но это игра на публику. Даже если кто-то громогласно поддержат все эти тезисы, не верь ему.
  - Вам не кажется, что...
  - Да, Игорь, кажется, - вдруг резко перебил его Жерба. - Именно так все и есть. И раз ты с нами, то принимаешь наш устав.
  - И что мне в таком случае делать?
  - Соглашайся со всем, что говорит Радугин. Или нет, - задумчиво произнес декан, - лучше спорь с ним, но не по самым принципиальным вопросам. Ты должен отставить свою позицию, демонстрировать собственную точку зрения. Александр Селиверствович в этом плане не самый затхлый человек, он уважает тех, кто самостоятельно мыслит, так как считает, что сам такой. Разумеется, до определенных пределов. А у тебя, как раз, репутация такого человека. Это стало уже твоим имиджем, а его надо поддерживать. Даже не представляешь, какое у нас огромное количество подпевал. Если окажешься среди них, то тебя никогда не услышат в этом хоре. Поэтому мой тебе совет: тебе надо максимально воспользоваться своей близостью к Радугину, но при этом не становиться его вторым я. Отставай себя и свою позицию, но не переусердствуй. Я тебе гарантирую: однажды все сильно изменится, и если ты будешь вести себя так, как я тебе говорю, то окажешься в выигрыше. - Он замолчал и возникшую паузу использовал для того, чтобы в очередной раз разлить коньяк. - И не забывай, что я на твоей стороне. За тебя! Нет, давай за нас! - провозгласил Жемга тост.
  
  85.
  Каракозов поразился тому, что вокруг него царила сплошная темнота. Он почти не видел ничего. Ему даже стало страшно, так как он не понимал, куда попал. Что это за новое место, где ничего невозможно разглядеть?
  Но это состояние продолжалось всего несколько мгновений, он понял, что находится все там же, только все окружающее его пространство заполонил черный цвет. Но он продержался совсем недолго, постепенно стал светлеть, пока не превратился в серый.
  Это отчасти успокоило Каракозова. Ничего страшного не случилось, никаких печальных перемен с ним не произошло. Хотя, возможно, что он этого не понимает. Надо попросить Плотина ему объяснить, что же все-таки творится?
  Едва Каракозов подумал о философе, тот тут же он появился перед ним. Как и прежде, он сверкал и переливался разнообразной палитрой ярких красок.
  - Плотин, мне вдруг стало страшно, - вместо приветствия, произнес Каракозов. - Со мной ничего плохого не случилось? Я не умер там, на земле?
  - Успокойся, все, как было, так и есть. Ты жив. Продолжаешь пребывать в коме.
  - Но этот черный цвет... Он был таким сплошным и непроницаемым.
  - Но он же изменился. Смотри, есть даже отдельные пятна ярких красок.
  - Их очень мало.
  - Главное не то, что их мало, а то, что они есть. Не надейся на то, что все вокруг тебя окрасится в яркие тона. Этого не будет.
  - Значит, меня все же не вернут на землю? - тревожно спросил Каракозов.
  - Этого я не сказал, - успокоил его Плотин. Затем недолго помолчал. - А зачем ты хочешь туда вернуться?
  - Я люблю одну женщину и хочу к ней.
  - Только ради этого?
  - Но разве этого мало? Без любви к ней не смогу стать другим человеком. Это чувство одухотворяет меня, вызывает стремление измениться.
  На этот раз Плотин молчал гораздо дольше.
  - Не стану оспариваться этот твой тезис, - произнес он. - Не исключено, что путь через женщину - единственно для тебя возможный. Как думаешь, почему сейчас все окрасилось в черное? А потом посветлело?
  - Не знаю, - растерянно ответил Каракозов.
  - Я объясню. Радугин для тебя был черным человеком. Каждому встречается такой на его жизненном пути, он искушает и прельщает его, заманивает в свою преисподнюю, откуда уже не вырваться. Но ты остановился у самого входа в нее, не переступил через порог. И тем самым дал себе шанс. Вот поэтому черный цвет перешел в серый, а затем - местами в более светлые тона. Хорошо, что ты любишь эту женщину, в ней заключено много света. Она до недавнего времени сама не знала об этом, но теперь постепенно постигает свою подлинную природу. Это тяжелый и опасный процесс с непредвиденными последствиями, но для нее другого выхода нет. Она обречена на него.
  - Вам что-то известно, что с ней происходит? - встревоженно воскликнул Каракозов.
  Плотин внимательно посмотрел на него и отвернулся.
  - Этого я тебе сказать не могу, это ты сможешь узнать только, когда вернешься на землю. Если, конечно, вернешься.
  - Я очень этого хочу!
  Каракозову показалось, что на лице философа появилось нечто похожее на улыбку. А ведь он давно заметил, что Плотин практически не улыбался.
  - Я всегда был уверен, что плотская любовь не только не ведет к Единому, а намертво закрывает двери к Нему. Но теперь я думаю, что, возможно, ошибался. Многим, чтобы начать подниматься ввысь, нужно исчерпать то, что внизу. Чтобы начать восхождение к мировой душе, надо удовлетворить сполна страсть к телу. Да, подавляющее большинство на этом навсегда задержаться, но единицы пойдут дальше. А важно то, что происходит с единицами, а не с массами. Раньше я так не думал, я надеялся увлечь за собой миллионы. Но теперь вижу, что если удалось направить одного по этому пути, то земная жизнь прожита не напрасно. Уж слишком сильно человек привязан к своей низшей части и совсем слабо его волнует его высшая природа. Тебе остается все меньше и меньше просмотров эпизодов своей жизни. А значит, ты все ближе к самому главному ее событию - останешься тут навсегда или вернешься на землю. Кстати, в немалой степени это зависит и от твоего желания. Если выберешь здешний мир, то мы вечность проведем вместе. Хочешь ли ты навсегда быть со мной?
  Каракозов молчал. Плотин в ожидании ответа смотрел на него.
  - Учитель, я очень уважаю вас, но хочу быть с ней, - произнес Каракозов.
  Он взглянул на то место, где только что находился Плотин, но того уже там не было.
  
  86.
  Игорь решил придерживаться тактики, которую посоветовал Жемга. Он еще раз перечитал работу Радугина и выбрал для себя позиции для спора. Они важные, но не самые базовые, по ним у него вполне может быть собственная точка зрения. Если декан прав и Радугин уважает чужое мнение, то в этом случае он, Каракозов, вполне может даже получить дополнительные очки. А в нынешней ситуации они ему совсем не помешают.
  Перечитывая труд Радугина, Игорь к некоторому своему удивлению вдруг стал думать о Елагине. Эти мысли возникли невольно, в каком-то смысле они даже смущали его, но и избавиться от них не получалось. Он сравнивал двух философов, чьи концепции словно бы вели между собой непримиримый бой. Елагин постоянно подчеркивал, что поиск Единого у Плотина связан с индивидуальным поиском каждой отдельной личностью. И в этом заключается проявление ее свободы, так как ни один поиск не похож на другой. Нет общего пути к божественному, он сугубо индивидуален. Именно это обстоятельство и дает стимул для развития, как отдельных людей, так и всего человечества. Мы избавляемся от земных оков, но это избавление не принудительное, а проявление свободного выбора индивидуума. Если не будет этого условия, не будет и движения вперед, а будет бесконечное топтание на месте. К высшим целям можно идти, исключительно самосовершенствуясь, обретая понимание божественности, как все большей красоты и ощущая, как она все глубже прорастает внутри.
   Елагин много раз повторял им, что Плотин - философ разума, а не слепой веры, чтобы вернуть человеку его божественное достоинство, нужно узнать причины его падения.
  Игорь стремительно встал с дивана и достал с полки том Плотина. Стал искать нужное ему место. Когда-то он хорошо помнил его наизусть, но затем эти строки по причине невостребованности почти стерлись из памяти. Понадобилось время их найти. "Так что же заставило души позабыть Бога - Отца, и, несмотря на то, что они происходят оттуда и целиком принадлежат Ему, - пребывать в неведении и о самих себе, и о Нем? - читал Каракозов. - Началом зла для них оказалась дерзость, рождение, первое различие и, конечно, желание принадлежать самим себе. Избавить людей от этого заблуждения можно двояким способом: во-первых, показать "ничтожество чтимого душою теперь" и, во-вторых, заставить "ее вспомнить, какого она рода и достоинства".
  Именно в этом весь Плотин: самопознание является для него исходной точкой всего, размышлял Игорь. Здесь нет места коллективным действиям, человек остается один на один с Всевышним. И делает свой выбор в ту или иную сторону - начать восхождение к Нему или окончательно раствориться в темной жиже человеческой массы.
  Игорь собирался ужинать, но, погрузившись в Плотина, забыл о еде. Его вдруг поразила одна пришедшая к нему мысль: чтобы потерять свободу, достигнув и слившись с Единым, человек сначала должен ее обрести. Иначе у него ничего не получится, он застрянет навечно в своем рабском состоянии, утратив способность к движению вперед.
  Но именно в такое положение и хочет поставить Радугин весь народ и даже все человечество, В своем труде он то и дело подчеркивает, что великая цель - это и есть освобождение от рабства, от зависимости от собственной низшей природы, восхождение к тому, ради чего только и стоит жить. Но превратив людей в массу, можно лишь создать покорную толпу, готовую на любое ужасное злодеяние. Нельзя позволять другому даже в ничтожной мере определять смысл собственной жизни - ничего хуже этого невозможно представить. Рабом человек становится не потому, что его сковали цепью, а потому, что он позволил себе быть зависимым от внешних факторов, превратив их в то, что определяет его жизнь. Когда за тебя поиском занимается кто-то иной, ты всегда окажешься жертвой тебе чуждых идей, обстоятельств, целей. И хотя тебе их могут так навязать, что ты станешь воспринимать их, как собственные, это будет не что иным, как главным заблуждением.
  Да, нелегкий ему предстоит с Радугиным разговор, думал Игорь. Как построить его так, чтобы, соглашаясь с ним по существу его идей, отстоять то, что имеет для него, Каракозова, первостепенное значение? Беда человечества в том, что всегда находятся те, кто хотят закабалить людей, и всегда находятся те, кто желает быть закабаленными. Причем, последних невероятно много. И они все время находят друг друга. Эту связь надо разрушить, не позволить ей возникнут в очередной раз. Даже если ему это не под силу, он все равно должен попытаться это сделать.
  Игорь ждал, что Радугин позовет его к себе для разговора о своем труде, но шли дни, а этого не происходило. Каракозов стал немного успокаиваться и даже надеяться, что этого не случиться. Мало ли по каким причинам. Например, Жемга сказал, что рукопись обсуждают в администрации президента. И нельзя исключить, что там ее забраковали. Тогда и обсуждение с Игорем теряет смысл.
  Но этим надеждам не суждено было сбыться. Когда Игорь после занятия в университете заглянул в офис Союза, его тут же позвал к себе Радугин. Каракозов понял, что сейчас и состоится этот разговор.
  Радугин сидел за столом, вид у него был не то, что растерянный, но не совсем уверенный. По крайней мере, у Игоря возникло такое впечатление. Он знал, что даже многие записные патриоты восприняли этот труд весьма критически, а то и негативно. Хотя и восторженных воплей звучало немало.
  - Проходи и садись, - сказал Радугин. - Я тебя приглашаю на битву.
  - На битву? - не слишком удивился Игорь. Что-то подобное он и предполагал.
  - Именно так, ни больше, ни меньше. Или ты этого еще не понял?
  - Понял, - подтвердил Игорь.
  - Тогда ты должен быть готовым к ней. Ты прочитал мой труд?
  - Даже два раза, Александр Селиверствович. - Это было правдой, Игорь, в самом деле, дважды целиком перечитал рукопись.
  - Сегодня для нашей страны самое важное - это единство и сплоченность. Готов ли ты идти со мной до конца?
  - Разумеются, мы же вместе тут работаем, делаем одно дело.
  - Какая разница работаем мы вместе или отдельно, это не имеет никакого значения. Готов ли ты посвятить всего себя нашему святому делу? С этого все начинается и этим все кончается. Остальное второстепенно.
  - Вы написали великолепный трактат, Александр Селиверствович. Но ведь вам нужны соратники, которые являются не просто беспрекословными исполнителями, но людьми, имеющие свое мнение.
  Радугин какое-то время молча смотрел на Игоря, при этом его борода почему-то слегка подрагивала.
  - Желаю, чтобы ты говорил со мной предельно честно, - проговорил Радугин.
  - Именно это и собираюсь делать. Я готов идти за вами, но я не соглашусь никогда с тем, что при этом должен безмолвствовать и покорно внимать словам вождей. Я полностью согласен, что наша сила в единстве и сплоченности, но не безгласных и покорных рабов, а людей самостоятельных, ищущих, думающих. Только они способны одерживать победы, добиваться тех великих целей, которые вы обозначили. В этом наше главное разногласие.
  - А есть и не главные? - поинтересовался философ.
  Игорь немного смутился; готовясь к разговору, он полностью сосредоточил свое внимание только на этом вопросе.
  - Мелкие трещины со временем превращаются в глубокие расщелины, - заметил Радугин. - Но я предполагал, что именно на этом вопросе ты станешь мне противоречить. Ученик Елагина по-другому не может.
  Игоря удивило то, что его собеседник, как и он, вспомнил о Елагине. Судя по всему, их мысли двигаются разными путями, но в одном направлении.
  - Ты должен избавиться полностью от его наследия, - произнес Радугин. - Как будто ты никогда не имел дело с этим человеком.
  - Но это невозможно, - возразил Игорь. - Всегда что-то, да остается.
  - Очень даже возможно, - возразил Радугин. - Но когда ты по-настоящему проникнешься теми целями, что я изложил, все остальное отпадет само собой, как шелуха. Поверь мне, я сам все это пережил. Я много чем увлекался, придерживался самых разных воззрений. Пока не пришел к тем, какие исповедую сегодня. Для меня это великое счастье, потому что я нахожусь на самой высокой точке горы, с которой гляжу на этот мир. И вижу его таким, какой он есть. А он на грани гибели, и только мы способны ее предотвратить. Разве это не великая задача, не грандиозная цель, ради которой стоит посвятить свою жизнь? Я не вижу смысла размениваться ни на какую другую. Ради ее достижения, да, я требую полнейшего единения и сплочения. Иначе мы окажемся не способны выполнить нашу великую миссию. Скажи, что толку в твоем разнообразии мыслей и позиций, какой смысл имеет каждый отдельный человек? Чего может он достичь? Личного благополучия? Как это ничтожно и мелко, достойно вся всяческого презрения.
  Радугин замолчал, он сидел, погруженный в свои мысли, и Игорь не решался вклиниться в их бурный поток своими репликами.
   - Подумай еще раз и скажи свое решение, - вдруг произнес Радугин. - Я вижу тебя своим ближайшим соратником, идеологом, который ставит задачи нашему движению. А их будет много - десятки и сотни. Это огромная работа, которая тебе предстоит выполнить. Разве не стоит посвятить этому всего себя? Иди, - махнул философ рукой в сторону двери. - Ты пока не готов для главного разговора. Но он непременно состоится.
  Игорь покинул кабинет Радугина с чувством полностью проигранного боя. Ему не удалось отстоять свою правоту. Он не до оценил способность своего оппонента подминать под себя других людей. По сравнению с ним, он, Игорь, еще совсем щенок, которому долго расти до настоящей сильной и большой собаки, которая сможет на равных общаться с Радугиным, с горечью констатировал он.
  
  87.
  Игорю повезло, Радугин больше не возвращался к прежнему разговору. Это радовало и удивляло Каракозова до тех пор, пока Шемга не объяснил, в чем тут причина. По словам декана, в администрации президента хотя и одобрили труд философа, но пояснили его автору, что сейчас не время для того, чтобы следовать заложенным в нем идеям. Время для этого еще не пришло, общество пока не готово для подобного самопожертвования. Нужно постепенно приучать людей к этим мыслям, иначе они их не воспримут, станут сопротивляться. А это крайне нежелательно.
  Такой исход дела отчасти успокоил Игоря. Он понимал, что эта отсрочка не надолго, пройдет не так уж много времени - и идеи Радугина станут базовыми для всей страны. Все к этому идет. Пока же есть передышка и можно заняться своими делами. В первую очередь учебой, которую он сильно запустил. Правда, преподаватели ставили ему зачеты или отличные оценки в независимости от качества ответов. Он понимал, что они выполняют указание Шемги, но ему было стыдно за себя. В этом скрывалось нечто унизительное, он попал в полную зависимость от декана. А если тот откажет ему в своем покровительстве и тогда у него появляются все шансы вылететь из университета. И это в тот момент, когда до его окончания остаются считанные месяцы.
  Игорь решил, что сделает все от себя возможное, чтобы закончить курс на одни пятерки, причем, полученные за знания, а не по протекции. Засел за учебники, посвящая им все свое время. Он даже отказался от встреч с Татьяной; обычно она приезжала к нему не реже двух раз в неделю. Они ужинали, нередко смотрели кино, а завершались их встречи неизменно мощными аккордами секса. Он позвонил девушке и объявил, что какое-то время они не станут встречаться. Он не стал объяснять конкретно, чем это вызвано, так как не хотелось попадать в зависимость от нее, объясняя ей каждый свой поступок. Раз так он себя ведет, значит, на это есть свои причины. И без того он чересчур сильно зависит от этого семейства, в первую очередь от отца, но и от дочери - тоже. Теперь же, когда он относительно неплохо материально обеспечен, то может себе позволить большую независимость. Правда, если бы не декан, ничего бы такого не было бы и в помине, но об этом он предпочитал лишний раз не думать.
  В этот период произошла еще одна история, которая сильно смущала Игоря. Одна из двух Ольг, которыми он руководил, была молодой миловидной и смышленой девушкой, всего на три года старше его. Он быстро заметил, что работала она исключительно за деньги, а не за идею; то, чем занимался Союз молодых патриотов, какую исповедал идеологию, ее совершенно не интересовало. Это он обнаружил по ее ответам на его вопросы. Но обнаружил он и другое, с некоторых пор Ольга стала посещать его кабинет чаще, чем требовала производственная необходимость, и оставалось по времени в нем больше, чем требовали дела. При этом девушка бросала на Игоря довольно откровенные взгляды, в смысле которых было трудно усомниться.
  Сначала Игорь мало обращал внимания на эти знаки внимания, но так как их отношения с Татьяной были временно поставлены на паузу, то с какого-то момента стал испытывать при виде своей подчиненной весьма недвусмысленные желания. По начала он решительно отверг любую возможность интрижки, но его мужская природа имела на этот счет свои планы.
  Все произошло неожиданно и спонтанно. Ольга в очередной раз заглянула в его кабинет по довольно сомнительному предлогу и не спешила его покинуть. Юбка на ней был короткой, кофточка обтягивала немаленькие груди, оторвать взгляд от которых он был не в силах. Игорь решил, будь, что будет.
  Игорь точно знал, что Ольга его не оттолкнет. Он подошел к ней и стал целовать. Сексом они занялись на том самом диване, который в свое время они использовали с Татьяной для тех же целей.
  Ольга была опытна и бесстыдна, и ему понравилось заниматься с ней любовью даже больше, чем с Татьяной.
  - Наконец-то! Я думала, ты так и не созреешь, - сказала Ольга, когда они, встав с дивана, стали приводить себя в порядок.
  - Начальник и подчиненная не должны этим заниматься, - буркнул Игорь только ради того, чтобы что-то сказать.
  - С чего это вдруг? - удивилась девушка. - Многие занимаются.
  - В нашей организации? - тоже удивился Игорь.
  - А где еще? Про Ватикан я не знаю, а у нас точно такое распространено. Могу даже сказать назвать кое кого поименно.
  - Не надо, - поспешно отказался Игорь.- А откуда тебе известно?
  - Девушки сами рассказывают, - пояснила Ольга. - Хочется же похвастаться перед другими своими производственными достижениями.
  Игорь почувствовал беспокойство.
  - Послушай, я не хочу, чтобы кто-то узнал про нас. Обещай, что будешь молчать.
  - Как скажешь, - пожала плечами Ольга. - Но я надеюсь, это не последний раз?
  Игорь впервые задумался над этим вопросом, до этого момента размышлять на эту тему не было ни времени, ни желания.
  - А зачем тебе это? - спросил он.
  - Ты мне понравился с первого раза, как я тебя увидела. И решила, что обязательно соблазню. Но ты не поддавался. Я стала думать, что не получится. Хотела даже увольняться
  Игорь едва не ляпнул, что не получалось, потому, что у него есть другая, но во время прикусил язык. Вместо этого стал размышлять, хорошо или плохо спать сразу с двумя женщинами? Такая перспектива его смущала, с ним это случилось впервые. Но от Ольги исходило такое мощное сексуальное притяжение, что оно быстро блокировало все эти неприятные мысли. Особенно тогда, когда они были вместе.
  Но после первых недель сексуального упоения, Игорь несколько успокоился и снова стал размышлять над своим, как он это в шутку называл: "двоеженством". Ситуация ему не нравилась, он никак не мог отделаться от чувства, что поступает нехорошо. Он обманывает и Татьяну, не говоря ей об Ольге, и Ольгу, не говоря ей о Татьяне. Правда, с дочерью декана они сейчас почти не встречались, им немного было не до того. Они оба завершали свое образование, и готовились к выпускным экзаменам. Но по большому счету это ничего не меняло, он все равно не должен был так поступать по отношению к ней.
  К чувству вины прибавлялось и чувство страха. Если Татьяна узнает об его измене и скажет о ней отцу, то Игорь рискует лишиться его покровительства. А без него ему будет нелегко пробивать себе дорогу. А то, что это вполне может случиться, весьма вероятно. В их беседах Шемга ни раз намекал, а то и говорил прямым текстом, что если он, Игорь, обидит его дочь, ему не поздоровится.
  Игорь несколько раз порывался закончить эти "рабоче-сексуальные" отношения, как он их иногда называл, но не находил в себе силы. Занятие сексом в своем кабинете делало его пребывание в офисе невероятно привлекательным. Если раньше ему нередко не хотелось ехать туда, то сейчас он иногда просто летел на работу. При этом его не отпускало предчувствии, что однажды это все плохо кончится.
  И это однажды наступило. Они занимались любовью в кабинете Каракозова, как вдруг кто-то решительно стал барабанить в дверь. Пришлось срочно прерывать процесс и поспешно одеваться.
  Игорь открыл дверь и застыл на месте - на пороге стояла Татьяна. Она переводила взгляд с него на девушку и опять на него и снова на девушку. По их виду только слепой не увидел бы, чем они только что занимались.
  Татьяна вошла в кабинет, а Ольга вылетела из него. Какое-то время Игорь и его непрошеная гостья пребывали в полном молчании.
  - А я все гадала, почему ты стал так редко мне звонить и перестал звать на свидания, - проговорила Татьяна после того, как прошла первая волна ошеломления. - А зачем со мной встречаться, если можно ебаться прямо на рабочем месте.
  Игоря поразило то, что Татьяна впервые за все время их связи произнесла слово "ебаться". До сих пор она проявляла большую щепетильность в выборе слов и не позволяла себе использовать подобную лексику.
  Внезапно она упала на диван, на котором несколько минут назад Игорь со своей подчиненной занимались любовью. Татьяна закрыла лицо руками и зарыдала.
  Игорь растеряно нависал над ней, он не представлял, как следует себя вести в такой щекотливой ситуации, что надо говорить и делать.
  Татьяна оторвала руки от лица и с ненавистью посмотрела на Игоря.
  - Ты пожалеешь об этом! - завопила она. - Ты сто раз пожалеешь. Я все сегодня же скажу отцу. И пусть он решит, как с тобой поступить. Ты и не представляешь, как он умеет мстить.
   Татьяна вскочила с дивана и выбежала за дверь. Теперь Игорь медленно опустился на это ложе любви. То, чего он так боялся, случилось. Татьяна права, Шемга - мстительный человек, он может уничтожить его с потрохами. В его власти под каким-нибудь благовидным предлогом не допустить до экзаменов. И тогда все потраченные на учебы годы окажутся затраченными напрасно.
  От такой перспективы Игорю стало нехорошо. А главное, он не представлял, как должен поступить в такой ситуации, как ее исправлять. Еще ни разу он не попадал в столь жесткие обстоятельства. Ничего не остается другого, как готовиться в худшему.
  Вот только сознание никак не желало этого делать, наоборот, оно страстно хотело, чтобы все продолжалось так, как было до этого. Ну, или почти так. Он готов пожертвовать частью, чтобы сохранить целое. Вот только примут ли его жертву?
  Ольги в тот же день Игорь заявил, что их отношения завершены. Он честно поведал ей, кто такая Татьяна. К его удивлению, Ольга довольно спокойно воспринимала все, что он ей говорил. И удалилась без скандала, что одновременно немного его удивило и успокоило. По крайней мере, с этой стороны можно не ждать неприятностей.
  Игорь решил ждать, что случится дальше, и не предпринимать самому никаких действий. Почему-то он был уверен, что декан непременно захочет с ним переговорить. Чем завершится этот разговор, Игорь не представлял, но в любом случае закончится этап неопределенности.
  Игорь не ошибся в своих предположениях. Через неделю раздался звонок Шемги.
  - Приезжай сегодня вечером, - сказал он и отключился.
  Игорь вошел в дом декана на ватных ногах. Последний раз он так сильно волновался, когда сдавал свою первую сессию.
  Шемга, по крайней мере, внешне выглядел спокойно. Он взглянул на вошедшего и показал ему на стул. Но в отличие от последней встречи коньяк не стал предлагать.
  - Моя дочь плачет уже целую неделю. Немного успокоится - и снова в слезы. А ты за все это время даже не позвонил, не говоря уж том, чтобы навестить ее, извиниться, как-то утешить.
  Игоря удивил не столько этот текст, сколько то, каким тоном он был произнесен, Шемга говорил так, словно бы ничего чрезвычайного не произошло; так, небольшая неприятность, которую легко можно устранить.
  - Я хотел, но не знал, как меня встретит Таня, - попытался оправдаться Игорь.
  - Так ты не только изменщик, но еще и трус, - усмехнулся декан. - Я был о тебе лучшего мнения. Насколько я понимаю, эта девица работает в твоем отделе?
  - Да - подтвердил Игорь.
  - Придется уволить, желательно завтра. - Шемга вопрошающе посмотрел на Игоря.
  - Уволю, - согласился Игорь. Ему было стыдно за себя, за свою безвольность и покорность. Но иначе себя вести у него не получалось.
  - Желаешь ли ты оставаться среди нас? - поинтересовался Шемга.
  - Желаю.
  - Я знаю, Таня давно хочет выйти за тебя замуж. Единственный способ остаться - пойти к ней, попросить прощение. И если моя дочь тебе его дарует, сделать ей предложение. Согласен на такие условия?
  - Согласен, - не раздумывая, ответил Игорь.
  - В таком случае я больше тебя не задерживаю.
  Игорь встал со стула, но снова сел.
  - Евгений Леонидович, у меня есть к вам просьба.
  - Даже так, - удивился декан.
  - Я хочу сдать последнюю сессию самостоятельно, без вашей протекции. Так будет честно.
  - Честно? - удивился Шемга. - Ты говоришь о честности. - Он задумался. - А, впрочем, если ты так хочешь, почему нет. Но ни на какие пересдачи в таком случае не надейся. Будет так, как будет.
  - Согласен. А теперь я иду к Татьяне.
  
  88.
  Татьяна сидела на кровати и читала лежащую у нее на коленях книгу. При виде Игоря, она подняла голову, взглянула на него и продолжила чтение. Или делала вид, что читает.
  Игорь сел рядом с ней на кровать. Он не знал, как начать разговор, что нужно сказать, чтобы она его простила. В голове царила на этот счет полная пустота.
  Вдруг, словно по заказу, вспомнились некогда сказанные слова его другом Андреем, точнее, когда они еще были друзьями: "Если не знаешь, как начать разговор с девушкой, иди ва-банк, скажи ей самое важное для вас обоих. Почти всегда этот прием срабатывает".
  Игорь решил так и поступить.
  - Таня, выходи за меня замуж, - проговорил он.
  Татьяна настолько оказалась застигнутой врасплох этим предложением, что от неловкого движения книга упала на пол. Но девушка даже не нагнулась, чтобы ее поднять.
  - Что ты сказал? - переспросила она.
  - Будь моей женой, Таня. У меня нет с собой кольца, но, думаю, это не самое важное.
  Татьяна молчала, обдумывая ситуацию.
  - Ты предлагаешь мне стать твоей женой после того, что произошло в твоем кабинете?
  Игорь вздохнул, все же прием, если и сработал, то не полностью, эту неприятную тему избежать не удастся.
  - Да, я все понимаю, я виноват. Но это так, не имеет для меня значения, всего лишь зов плоти.
  - Я так понимаю, я тебя уже не зову? - внимательно посмотрела она него.
  - Наоборот, зовешь и очень сильно.
  - Но откликаешься ты почему-то на другой зов.
  - Так вышло. В последнее время мы стали реже встречаться...
  - Мы вообще перестали в последнее время встречаться, - едко уточнила Татьяна.
  - Ты права, - не мог он не признать очевидного.
  - Это случилось исключительно по твоей вине, никто не мешает тебе приезжать сюда или звать меня к себе на квартиру. Или это не так?
  - Так. Но понимаешь, не хватает время, скоро последняя сессия - и я много времени уделяю учебе. Теперь понимаю, что веду себя не правильно.
  - Ну, почему же, ты нашел эффективный способ экономить массу времени. Смею предположить, что эти встречи в твоем кабинете у вас были регулярными. Только не ври. Соврешь, тут же прекращу разговор.
  - Да, регулярные. - Игорь понял, что, как бы правда была неприятна, лучше говорить ее, чем врать - будет только хуже. - Но больше этого не случится. Завтра я ее уволю.
  - Этого папа потребовал?
  - В общем, да, - признался Игорь. - Наши отношения были огромной ошибкой. Умоляю, прости.
  Татьяна молчала. Игорь смотрел на нее и не мог понять, что же он на самом деле испытывает. Он не чувствовал, что так уж сильно раскаивается, с Ольгой ему было хорошо, и расставание с ней не радует. Но и Таню он не хочет потерять, по сути дела, на сегодня она была для него не только любовницей, но и единственным другом. А уж как ее отец важен для него...
  - А знаешь, Игорь, я принимаю твое предложение и согласна стать твоей женой, - вдруг произнесла Татьяна.
  Игорь даже немного оторопел, так неожиданно прозвучали ее слова.
  - Я очень счастлив и обещаю...
  - Подожди, - прервала его Татьяна. - Я согласна стать твоей женой, но при определенных условиях.
  - И что за условия?
  - Наше бракосочетание состоится ровно через год, день в день. И весь этот год у тебя не должно быть ни одной женщины. Включая меня. Мы будем встречаться, но не будем все это время заниматься сексом. Если же мне станет известно, что ты с кем-то мне изменяешь, все наши отношения тут же прекращаются. Я попрошу папу, чтобы он больше никогда не имел с тобой никаких дел.
  - Я понимаю твое требование по поводу других женщин, но почему мы должны прекратить заниматься любовью?
  - Очень просто, это испытание для тебя. Готов ли ты ради меня принять на целый год целибат? Подумай, Игорь, я знаю тебя, воздержание тебе будет даваться тяжело.
  Игорь, в самом деле, задумался. Татьяна права, год без женщин при его темпераменте дастся ему, ой, как нелегко. Но с другой стороны, а есть ли у него выбор? Он сильно обидел Татьяну и не удивительно, что она выкатила ему столь жесткие условия.
  - Я согласен, - сказал он.
  Татьяна вдруг встала, подошла к двери и закрыла ее на щеколду. Затем скинула с себя халатик, представ перед ним абсолютно голой.
  - Год без женщин у тебя начнется с завтрашнего дня, - сказала она.
  
  89
  На следующее утро Игорь проснулся в плохом настроении. И дело было не во взаимоотношениях с Татьяной, а в том, что ему предстоял крайне неприятный разговор с Ольгой, который должен был завершиться ее увольнением.
  Игорь прекрасно понимал, насколько это несправедливо; уж, если она и в чем-то виновата, то не больше, чем он. Но лишиться работы должна она, а он, как ни в чем ни бывало продолжит ее. А ведь у нее не простое материальное положение; от краткосрочного брака с однокурсником остался сын, которого Ольга воспитывает одна. И никто ей не помогает. А теперь она по его милости лишится дохода.
  Игорь проинспектировал все свои сбережения; не так много, но кое-что есть. Он решил, что почти все деньги отдаст Ольги, оставив себе только на самое необходимое. Это немного улучшило его настроение, но не настолько, чтобы привести его в надлежащее состояние.
  Едва Игорь вошел в кабинет, то сразу пригласил к себе Ольгу. Она вошла и вопросительно взглянула на него.
  - Что скажешь, дорогой? - в своем, немного развязном стиле спросила она.
  - Садись, Оля. Нам предстоит неприятный разговор.
  - Кто бы сомневался. Это тебя твоя фурия накачала? Ты мне о ней ничего не говорил.
  - А надо было?
  - Не помешало бы. - Ольга, наконец, села. - Не связывайся с ней, пожалеешь, она не твой человек. И вообще, не слишком хороший.
  - Да, откуда ты знаешь! - возмутился он, слегка обидевшись за Татьяну. - Ты видела ее всего одну минуту.
  - А больше и не надо.
  - Хочешь сказать, что за одну минуту можешь узнать человека?
  - Да.
  - Это невозможно.
  - А не надо узнавать его всего, одного взгляда достаточно, чтобы проникнуть в суть человека. Особенно, в такой экстремальной ситуации. А какова суть, таков и человек.
  - И какова ее суть?
  - Злая, ограниченная, злопамятная, хочет тобой командовать. Тебя любит, но ее любовь не принесет тебе радости. Продолжать?
  - Достаточно. - Игорю вдруг стало тревожно, он испугался, что все это может оказаться правдой. Он и не подозревал, что Ольга обладает таким даром проницательности.
  - Это не так. Но давай больше не будем об этом. Я вынужден обратиться к тебе с одной просьбой - напиши заявление на увольнение. Желательно с завтрашнего дня.
  Игорь увидел, как побледнела Ольга.
  - Что-то подобное я предполагала от тебя услышать, - пробормотала она. - А что еще ожидать? Впрочем, я на тебя не в большой обиде, я неплохо потрахалась с тобой. А чего другого может дать мужчина.
  Игорю стало неприятно от такой циничной прямоты, ему казалось, что их объединяет не только то, что происходило на диване его кабинета. Иногда они подолгу разговаривали, и это были интересные беседы.
  - Послушай, Ольга, я сознаю, что поступаю некрасиво, но по-другому не получается. Я знаю, тебе понадобятся средства, пока найдешь другую работу. Вот, пожалуйста, возьми.
  Игорь положил перед Ольгой на стол довольно пухлый конверт.
  - Это что? - спросила она.
  - Деньги для тебя и твоего сына, на первое время.
  - Думаешь, не возьму. Еще как, возьму! - Ольга взяла конверт, достала деньги и стала пересчитывать. - Ого! Полагала, что если станешь от меня откупаться, то предложишь намного меньше. А ты, Игорек, щедрый. Спасибо. Хотя нет, твоя щедрость исключительно от чувства вины. - Она оглянулась на дверь. - Не хочешь напоследок. Я закрою дверь. - Она поспешно встала.
  - Нет, - резко и решительно произнес он.
  Ольга снова села.
  - Почему? Это же последний раз, он надолго запомнится.
  Игорь колебался - говорить ей или нет?
  - Я обещал Татьяне, что не буду заниматься сексом целый год. Это ее условие в качестве прощения.
  От изумления у Ольги даже вылупились глаза.
  - Ты это сейчас серьезно? Это с твоим-то темпераментом?
  - Серьезно, - кивнул Игорь головой.
  - Выдержишь?
  - Постараюсь.
  Какое-то время Ольга молчала. Он тоже не произносил ни слова и только смотрел на нее.
  - Я буду по тебе скучать. Знаешь, почему мне именно с тобой среди всех мужчин, что здесь работают, захотелось спать? Были же и другие претенденты.
  - Нет, но буду рад, если скажешь.
  - Ты тут чужой, и я тут чужая. Здесь все в той или иной степени свои, а вот ты нет. Даже не понимаю, как тебя занесло в этот гадюшник. Но меня это сильно заводило. Беги-ка ты отсюда, да куда подальше. Это мой тебе совет на прощание.
  - Спасибо.
  - Не побежишь?
  - Нет.
  - Твое дело. Пойду писать заявление на увольнение. Отрабатывать надо?
  - Не надо.
  Ольга положила конверт с деньгами в сумочку.
  - А у тебя на жизнь остались еще деньги? - вдруг поинтересовалась она.
  - Немного. Но уже скоро зарплата. Не беспокойся.
  - Только мне и делать нечего, как о тебе беспокоиться, - сказала она, подняла плечи и направилась к двери.
  
  90.
  Игорь сдал сессию на все пятерки. Он знал, что это исключительно его заслуга, Жемга о нем никого не просил. Это он видел потому, как дотошно, а некоторые и пристрастно принимали у него экзамены преподаватели.
  Но красный диплом в торжественной обстановке получить ему не удалось. За два дня до этого события, неожиданно позвонила мать, чего она не делала несколько месяцев. И сообщила, что у отца четвертая стадия рака печени. Она не сказала, что он умирает, но интонация, с которой она разговаривала с сыном, не вызывала сомнений, что смерть может наступить в любую минуту.
  Игорь в Интернете прочитал об этом заболевании и окончательно понял, что дни отца сочтены. В тот же день купил билет на самолет, позвонил декану, чтобы сообщить, что он уезжает. Тот не возражал, наоборот, высказала даже слова сочувствия. Утром Игорь улетел.
  Так как от ближайшего аэропорта на автобусе нужно было ехать еще пять часов, домой он добрался вечером. Вошел в квартиру, прошел в спальню. Одного взгляда на отца хватило, чтобы понять, что на кровати лежит умирающий человек. Он настолько исхудал, что был не похож на самого себя.
  Игорь почувствовал раскаяние; в последние годы он мало общался с родителями, под разными предлогами избегая этого. Он не мог побороть внутри себя ощущение, что они чужие для него люди. Но сейчас все его внутреннее пространство заполнила жалость к отцу, он отдал бы все, что у него есть, чтобы его спасти. Но Игорь понимал, что это невозможно.
  Но почему они так поздно известили его о болезни, Жемга со своими огромными связями мог бы помочь устроить отца в лучшую клинику Москвы. Как знать, может быть, папу и спасли бы. А местную больницу он хорошо знает, однажды в десятом классе в ней лежал. Там не только сыпется здание, которое без ремонта стоит уже, наверное, лет пятьдесят, но так устарело буквально все: и врачи, и оборудование, и методы лечения.
  Об этом во время ужина на кухне он спросил мать: почему его известили так поздно?
  Мать явно не хотела отвечать, но он стал настаивать.
  - Я хотела тебе давно позвонить, но папа запретил, - призналась она.
  - Запретил? Но почему? - удивился Игорь.
  - Это не просто объяснить, - с явным усилием над собой произнесла мать. - Давай в другой раз.
  - Нет, мама, извини, но я хочу знать сейчас.
  - Ты уверен? - Она растерянно взглянула на него.
  - Да! - твердо произнес он.
  - Хорошо. - Она оглянулась на дверь, которая была закрытой, так что отец не мог их слышать. - Это папа категорически запретил тебе звонить.
  - Но почему? Я не понимаю.
  Мама грустно вздохнула.
  - В последние годы мы с тобой мало общались, ты даже перестал приезжать на каникулы. Мы не обижались, точнее, папа не обижался, он понимал, что тебе с нами не интересно.
  Игорь хотел возразить, но в последний миг не стал этого делать. Все так и есть. А сейчас не тот момент, когда стоит врать; ложь перед лицом смерти выглядит кощунственно.
  - Да, это так, - пробормотал он.
  - Вот папа и не хотел тебя лишний раз беспокоить. А когда врачи выявили рак, то категорически мне запретил тебя извещать об этом. Он быстро понял, что неизлечим, мы слишком затянули с исследованием, хотя он давно жаловался на боли, на плохое самочувствие.
  - Если бы я раньше узнал, то принял бы меры.
  - Что уж теперь говорить. Я совершила чудовищную ошибку, и нет мне оправдания.
  - Мама не говори так.
  - Что есть, то есть. Я не сомневаясь ни минуты, сынок, что ты бы попытался помочь папе. Но теперь ничего не исправишь, и нет смысла об этом говорить.
  Она права, подумал Игорь, слова в данной ситуации потеряли всякий смысл.
  После ужина он вышел из дома и сел на скамейку. Вечер был теплый, при этом не душный и сидеть было очень приятно. После того, как при виде отца, он заплакал, слез больше не было. Но это-то было и плохо, возможно, тогда ему было бы легче.
  Во всем виновато отчуждение, думал Игорь. Это он возвел между собой и родителями стену из этого абсолютно непрозрачного материала. Видите ли, они его не понимают, потому что он поднялся намного выше их. А ведь они это чувствовали, вот потому до последней минуты ничего не стали сообщать ему на его недостигаемую высоту. Отец предпочел умирать, нежели докучать сыну. А произошло это потому, что они стали по вине Игоря чужими. Все связывающие их родственные нити были разорваны. И чего скрывать, именно этого он хотел, именно к этому и стремился. Он желал оставить свою прошлую жизнь в прошлом, не брать никого из нее в свою новую действительность. И первыми жертвами этого намерения и стали родители.
  Сидя на скамейке возле входа в свой подъезд, он испытывал боль и раскаяние. Молчавшая долгие годы совесть вдруг стала подавать громкий голос, который он никак не получалось заглушить. Теперь Игорь сознавал, что существуют узы и связи, которые важней всех этих искусственных представлений. Они не напрасно даются, потому что только в них и кроются истинные линии соединения между людьми и именно они носят божественный характер. Только уяснить это для себя бывает чрезвычайно трудно, эта истина открывается только в исключительных ситуациях. Вот как сейчас.
  Если бы он мог все изменить, то непременно изменил бы. Он бы говорил и говорил с родителями и совершенно неважно понимали ли они его, разделяли ли его представления о мире. Все это, на самом деле, вторично, а первично то, что если человека постигает утрата, то ничем ее невозможно восполнить. Внутри образуется зияющая пустота, которая будет с тобой до тех пор, пока будет длиться твоя жизнь. С этой пустотой ему предстоит отныне жить до самого своего конца.
  От охватившей его внутренней боли, Игорь застонал. Вокруг никого не было, а потому издаваемые им звуки никто не слышал. Но для Игоря это не имело никакого значения, пусть бы весь город услышал его стоны - ему было все равно.
  Смерть наступила через три для после его приезда. Они так и не поговорили; когда Игорь приехал, у отца не хватило сил на разговор, а затем он впал в беспамятство. И уже не выходил из него до самой кончины.
  Через два дня состоялись похороны, затем поминки. Игорь был буквально потрясен, сколько народу пришло проводить отца в последний путь. Игорь даже не предполагал, что отец стол популярен в городе, как много людей не только знают, но и любят его.
  На поминках из речей выступавших Игорь узнал о своем отце намного больше, чем знал до сих пор. Это обстоятельство только усиливало боль. Особенно сильную горечь вызвало то, что им так и не удалось поговорить в последний раз. Может быть, они бы сказали друг другу что-нибудь важное, сумели бы преодолеть то отчуждение, которое разделило их.
  На следующий день Игорь сказал матери, что намерен остаться дома не меньше, чем на месяц. Хотелось побыть с ней, помочь смягчить горечь утраты. Но к его большому удивлению, она этому воспротивилась.
  - Не стоит, сынок, я справлюсь, а тебе надо возвращаться в Москву. Я знаю, домой ты уже не вернешься, теперь твой дом там. Вот и поезжай туда. Если ты останешься, я стану корить себя за то, что ты бросил свои дела ради меня. Пусть мне будет в этом плане спокойней. Поэтому завтра с утра иди на автобус и отправляйся в областной центр. Оттуда и улетишь. А этот вечер, если хочешь, проведем вместе, будем вспоминать отца.
  Игорь вернулся в Москву к концу следующего дня. Вошел в свою квартиру, сел на диван. Какое-то время пребывал в неподвижности. Внезапно к горлу подступили рыдания, он заплакал. Это продолжалось минут двадцать. Затем встал, открыл холодильник, чтобы посмотреть, есть ли продукты для приготовления ужина. Он увидел упаковку яиц. Значит можно пожарить яичницу.
  Завтра он непременно встретится с Татьяной, решил он перед тем, как заснуть.
  
  89.
  - Я тебе очень сочувствую, мне так жаль твоего отца. Он умер еще молодым.
  - Ему не было и шестидесяти. Никогда не предполагал, что лишусь отца столь рано.
  Татьяна погладила его по щеке.
  - Игорь, есть вещи, над которыми мы не властны. Если принять это и смириться, то тяжесть утраты будет легче.
  Игорь отрицательно покачал головой.
  - Ты не понимаешь, отца можно было спасти, если своевременно положить его в московскую больницу. Но родители почти до самого последнего дня молчали о болезни. А все из-за моего греха гордыни.
  - Не понимаю, о чем это ты?
  Они гуляли по парку, медленно шагая по аллеям.
  - В какой-то момент я вообразил себя намного выше их. Я учусь в лучшем университете страны, я знаю много того, о чем они даже не слышали. Все, что они говорили, казалось мне проявлением невежества и примитивизма. Они это чувствовали, и мы отдалялись друг от друга, пока между нами не возникла непреодолимая пропасть. В нее-то и провалился мой отец.
  Какое-то время они шли молча.
  - Хорошо, что ты это понял, Игорь, - вдруг проговорила Татьяна. - Ведь между нами тоже может возникнуть такая ситуация. Отчуждение между людьми начинается незаметно. А когда люди замечают, то часто уже поздно.
  Игорь с некоторым удивлением взглянул на свою спутницу, он не ожидал от нее такой тонкой наблюдательности.
  - Ты права. Именно так случилось со мной и с моими родителями. Но это меня нисколько не оправдывает. Я никогда себе этого не прощу. Как вспомню об отце, сразу хочется неудержимо плакать.
  - Если хочется тебе сейчас поплакать, поплачь.
  Игорь с благодарностью посмотрел на Татьяну, он не ожидал от нее проявления такого сочувствия.
  - Я недавно плакал, сейчас не буду. Но все равно тяжело.
  Внезапно Татьяна остановилась и посмотрела на него.
  - Знаешь, Игорек, мы можем нарушить наше соглашение - не заниматься год любовью. Если хочешь, поедем к тебе.
  Искушение было большим, но Игорь решил, что лучше потерпеть и не делать этого. К тому же как-то неловко заниматься сексом всего через неделю после смерти отца.
  - Не стоит, Таня, давай поступать так, как договорились.
  Татьяна кивнула головой.
  - Хорошо, Игорь. Что ты намерен делать?
  - Надо поехать в университет за дипломом и готовиться к поступлению в аспирантуру. Других планов у меня пока нет.
  
  92.
  За дипломом Каракозов отправился в университет на следующий день. Здание по случаю каникул было пусто. Игорь шел по привычному маршруту с чувством победителя. Он не только поступил сюда, во что мало кто верил, включая него самого, но и окончил его с отличием. Когда он вошел сюда в первый раз, то ощущал такую неуверенность в себе, что впору было ехать обратно домой. А сейчас он чувствует себя уверенным, если не твердо стоящим на ногах человеком, то, по крайней мере, таким, который не боится упасть. У него есть работа, позволяющая ему снимать жилье, достойная девушка, на которой он собирается жениться. И главное перспектива.
  Прибыв в Москву из маленького городка маленьким незаметным человечком, он постепенно превращается в заметного члена общества, у которого есть все шансы для дальнейшего роста. Можно сказать, что он выиграл поединок у судьбы, вырвался из мрака безвестности и безнадежности. И теперь надо еще быстрей идти по этому пути. Именно этим он и собирается заняться в самое ближайшее время.
  Игорь вошел в кабинет декана. Жемга сидел за столом, потягивая из бокала коньяк.
  - Хорошо, что пришел, - проговорил он. - А я уже собирался уходить.
  - Евгений Леонидович, мы же договаривались на двенадцать. Сейчас ровно двенадцать, - произнес Игорь.
  - Я знаю, ты всегда точен. Это хорошее качество. - Декан встал, подошел к сейфу, достал из него красную книжечку диплома и протянул Игорю. - Очень жаль, что ты не был на торжественном вручении. Сам ректор университета упомянул тебя. Правда, пока в одном предложении. Но таких, которые были удостоены вкраплением в его речь, оказалось совсем немного. Что собираешься дальше делать?
  - Я вам говорил - хочу поступить в аспирантуру.
  - Ты все же не оставил эту идею?
  - Нет.
  - И все так же собираешься писать диссертацию по Плотину?
  - Я даже начал кое-что писать.
  - Иногда я задаю себе вопрос: от того, что ты такой упрямый, это принесет тебе пользу или вред?
  - И каков ваш ответ, Евгений Леонидович?
  - Не знаю, - развел руками декан. - Интересно посмотреть, что из этого получится. Все же я бы тебе не советовал тратить время на Плотина. Неужели так трудно о нем забыть? Если бы он не жил так давно, я бы подумал кое о чем не о самом хорошем, - откровенно ухмыльнулся декан.
  - Я пробовал, не получается. Плотин на все времена.
  - Ладно, стране нужны специалисты и по Плотину. Хочу сказать тебе о другом: в администрации Президента составляется список генерального кадрового резерва.
  - Вы уже как-то мне говорили о нем.
  Шемга покачал головой.
  - Это другой список, в том, ты уже состоишь. А это шорт лист тех, кто будет востребован в первую очередь в течение ближайших примерно десяти лет. У них карьера не пойдет, а полетит. Нужно непременно попасть в этот круг самых избранных.
  - Думаете, у меня есть шансы?
  - Не было бы, не заводил такой разговор. Но надо очень постараться, один неверный шаг - и ты будешь навсегда отлучен от этого списка. Всякий раз тщательно думай, прежде чем что-то сказать или поступить. Твое преимущество - это мозги, а сегодня - к сожалению, это очень редкий дар. Но их надо использовать себе на пользу, а не во вред.
  - Я постараюсь.
  Шемга как-то странно посмотрел на него.
  - Когда у вас свадьба с Татьяной? - спросил он.
  - Еще почти год.
  - За это время может многое произойти, - задумчиво произнес он. - Уделяй больше внимание работе, это тебе поможет. Хочешь коньяк?
  - Надеюсь, вы не будете считать, что я отдаляюсь от вас, если откажусь?
  Жемга засмеялся.
  - Не буду, но отказами не злоупотребляй. Запомни золотое правило: с кем пьешь, с тем и дружишь. Если будешь ему следовать, оно тебе непременно поможет.
  
  93.
  Виолетта вошла в свою уборную и стала смывать с себя грим. Чувствовала она себя утомленной, при этом сама не понимала, почему спектакль дался ей с таким трудом. Впрочем, это случилось не в первый раз, она заметила, что в последнее время уставала на сцене гораздо сильней, чем раньше. Да и радости игра приносила меньше. Еще совсем недавно она этим жила, каждый выход в постановке делал ее счастливой. А сейчас от этих чувств мало, что осталось, наоборот, приходилось затрачивать усилия, чтобы заставить себя вживаться в роль.
  Виолетта не знала, стала ли она играть хуже; ей казалось, что пока нет. Да никто ей и не говорил, что она делает что-то не так. Если бы это действительно случилось, ее бы непременно тут же известили об этом. А что еще можно ожидать; то, что она постепенно, но неуклонно становится примой театра, многим не нравится. Это она ощущает по бросаемым периодически на нее взглядам своих коллег. Но она, насколько это позволяла выдержка, не обращала на эти проявления недоброжелательства внимания.
  Виолетта почти закончила разгримироваться. Хотелось одного - как можно скорей оказаться дома, принять душ и лечь спать. Внезапно в дверь постучали. Виолетта не успела сказать: "войдите", как на пороге появился мужчина. Лица у него его было не видно, так как его целиком закрывал огромный букет.
  Мужчина подошел к ней и протянул цветы. Ей пришлось их взять.
  - Виолетта Сергеевна, извините, что нарушаю ваш покой после спектакля. Но вы настолько были великолепны, что я не удержался от желания выразить вам свое восхищение.
  - Спасибо, - поблагодарила актриса. - Вот только я вас не знаю.
  - Не удивительно. Позвольте представиться: Дмитрий Николаевич Зенин, для вас просто Дмитрий.
  Виолетта напрягла память, пытаясь вспомнить, кто это такой. Но она такой информации не хранила.
  - Извините, но мне ваше имя ни о чем не говорит, - сказала она.
  - Не удивлен. Да вам и не нужно до сего момента было знать мое имя. Но не стану играть с вами в прятки, хотя в каком-то смысле это моя профессия - я руководитель местного управления ФСБ.
  Виолетта испытала некоторую растерянность, она не знала, как реагировать на этот факт.
  - Понимаю, ваше затруднение, Виолетта Сергеевна, но прошу не воспринимать меня в этом качестве. Перед вами просто восхищенный вашим талантом и красотой мужчина. Не более того.
  - Хорошо, Дмитрий Николаевич, пусть так. Но что вы хотите?
  - Пригласить вас поужинать со мной. Я уверен, что после такого спектакля, где вы выложились по полной, вы сильно проголодались.
  Это было действительно так, Виолетте очень хотелось есть.
  - Вижу по вашему лицу, что я угадал, - обрадовался Зенин. - Поверьте, для вас ужин со мной не станет дополнительным расходованием сил. Я вас привезу на машине в ресторан, а из ресторана - домой.
   Виолетта поймала себя на том, что не знает, как себя вести в такой странной ситуации. Не будь этот мужчина руководитель местного ФСБ, она бы отшила его под каким-нибудь благовидным предлогом, но человеку, занимающему такую должность, отказать не просто. Да и неизвестно к каким последствиям может привести такой поступок.
  Зенин в очередной раз понял ее внутренний монолог.
  - Виолетта Сергеевна, знакомством с таким человеком, как я, лучше не пренебрегать. Могут возникнуть разные ситуации, когда вам понадобится моя помощь.
  Мысли Виолетты мгновенно переместились к кружку Несмеянова и его невесте Ирине. Она вдруг ощутила тревогу - не связан ли визит этого человека к ней каким-либо образом с этими людьми. По крайней мере, можно сделать попытку это выяснить.
  - Хорошо, - сказала она, - поедемте ужинать.
  Ресторан ее приятно удивил. Он был совсем небольшим, но очень изящно оформленным. Таких со вкусом выполненных интерьеров Виолетта встречала не часто. Но не это большее всего поразило ее, а то, кроме них, не было других посетителей. Актриса с изумлением оглядывалась вокруг.
  - Я попросил на этот вечер закрыть ресторан на спецобслуживание, - уже не первый раз угадал ее мысли Зенин.
  Виолетта подумала, что у этого человека очень хорошо налажено умение чтения чужих мыслей. Это обстоятельство отнюдь не обрадовало ее, ей как раз хотелось от него их скрывать.
  Они заняли место за столиком, на котором лежали два меню. Виолетта хотела открыть свой экземпляр, но ее остановил голос Зенина.
  - Виолетта Сергеевна, вам не обязательно читать меню, я уже все заказал. Мне хорошо известны ваши вкусы, так что останетесь довольны. А меню тут лежат на всякий случай, вдруг захочется что-то еще. Но это маловероятно.
   Зенин улыбался ей широкой приятной улыбкой, но Виолетте от нее было немного не по себе. Какие еще сюрпризы ждут ее этим вечером?
  Обслуживающий их официант быстро поставили все на стол, разлил вино по бокалам. Виолетта успела посмотреть на этикетку; это было, в самом деле, одно из любимых ею напитков. Значит, Зенин не обманывал, говоря, что изучил ее вкусы. По крайней мере, кулинарные уж точно, все те блюда, что поставили перед ней, она бы выбрала и сама.
  Зенин поднял бокал.
  - У меня только один тост и другого быть не может: хочу выпить за вас и ваш талант. В последнее время я регулярно смотрю спектакли с вашим участием и могу твердо заявить: ваше место на столичных подмостках. Если вы захотите, я могу вам с этим помочь.
  - Мне нравится наш театр, меня устраивает коллектив и режиссер, - ответила на тост Виолетта, ставя пустой бокал на стол.
  - Но одно другому не мешает, - возразил Зенин. - Можно любить свой театр и желать играть в других, в более именитых. Согласитесь, все же центр театрального искусства в Москве.
  - С этим невозможно спорить. Но обязательно ли находиться в центре?
  Руководитель управления ФСБ внимательно посмотрел на свою сотрапезницу, затем улыбнулся.
  - Достойный ответ. Но что-то мне говорит, что это ваше временное состояние, пройдет какой-то период - и вам захочется большего. Такое непременно случается с людьми, наделенными большим талантом.
  - Не исключаю, но сейчас я живу одним днем и не думаю о переезде. И пока по-другому не хочу.
  - Могу спросить: почему? С моей точки зрения это странно. Вы еще молоды, впереди вас ждут долгие творческие годы. В такой ситуации невозможно не думать о будущем.
  - А вот я не думаю. - В голосе Виолетты прозвучали упрямые нотки.
  - Что же, коли так, то должны быть на то веские причины.
  - Можно подумать, Дмитрий Николаевич, что вам о них ничего не известно. - Теперь в ее голосе прозвучал плохо скрытый вызов.
  Виолетта вдруг ясно увидела, что ее собеседник немного смутился. Она догадалась, что он не ожидал от нее такой дерзости.
  - Что ж, Виолетта Сергеевна, давайте говорить более открыто. Вы не возражаете?
  - А какой смысл в моем возражении, я же знаю, что вы все знаете.
  - Всего знать не дано никому, разве только Богу.
  - Тогда скажу так: гораздо больше, чем другие.
  - С этим соглашусь, - кивнул головой Зенин. - Но это моя профессия. Как вам еда?
  - Спасибо, очень все вкусно.
  - Не жалеете, что приняли мое предложение?
  Виолетта поняла, что, в самом деле, не жалеет. От нее даже отлетела усталость, сейчас она чувствовала себя достаточно энергичной. Разговор с этим человеком ее сильно бодрил.
  - Нет.
  - Вот и прекрасно. Я опасался с вашей стороны другой реакции. Да, я знаю, вы переживаете по поводу состояния Игоря Теодоровича. Вас связывали близкие отношения.
   - К чему эвфемизмы, вы прекрасно знаете, что мы были любовниками. Хотя не совсем так, мы любим друг друга. Вы случайно не это хотели услышать?
  Зенин покачал головой.
  - Вы смелая женщина, Виолетта. Могу я вас так называть?
  - А вам можно отказывать?
  Зенин засмеялся.
  - Смотря, по каким вопросам, - уже серьезно ответил он.
  - Называйте. Только не просите называть вас Димой или даже Дмитрием.
  - Я понимаю, хотя был бы рад. Губернатора вы называли Игорем.
  - Было бы смешно иначе, учитывая наши отношения.
  Зенин внимательно посмотрел на нее и неопределенно кивнул головой.
  - Могу же я о чем-то мечтать, Виолетта.
  Теперь внимательно посмотрела она него, желая понять, насколько серьезны эти его слова.
  - Уж это я вам точно не могу запретить. Но вот, что могу сделать, - это не давать повода для воплощения ваших мечтаний в жизнь.
  - Вы умеете защищать себя, - с некоторой досадой произнес Зенин. - Это заслуживает уважение.
  - У меня нет иного выхода. Если не буду себя защищать, меня точно уничтожат.
  - Но для такой женщины, как вы, всегда отыщется покровитель-мужчина. Разве не так? Конечно, сейчас ситуация для вас не из легких. - Зенин ненадолго замолчал. - Мы отслеживаем состояние губернатора в ежедневном режиме. Пока врачи уверяют, что оно без изменений. Он, в самом деле, вам так дорог?
  - Нашему знакомству, Дмитрий Николаевич, нет еще двух часов. А вы хотите, чтобы я обсуждала с вами самые интимные вопросы своей жизни.
  - Простите, я зашел слишком далеко. Просто, когда находишься рядом с вами, с тобой происходит что-то не совсем понятное. Вы это замечали у мужчин?
  - Я не такой большой их знаток. Но кое о чем могу догадаться, - улыбнулась Виолетта.
  - Давайте послушаем музыку. Надеюсь, она не помешает нашему разговору.
  Зенин сделал знак музыканту, и тут же полилась музыка. Она звучала негромко и действительно не мешала разговаривать.
  - Так будет приятней, не правда ли, Виолетта?
  - Да, очень люблю музыку.
  - Ваши любимые композиторы: Шопен, Моцарт и Рахманинов.
  - Откуда вам известно? Совсем забыла. Я бы добавила Шнитке.
  - Обязательно это запомню. - Зенин одарил ее улыбкой, и Виолетта невольно отметила, что улыбается он очень приятно.
  - Я хочу немножко рассказать вам о себе. Надеюсь, эта информация вам будет полезна, - произнес Зенин.
  - С интересом послушаю.
  - Есть устойчивые представления по отношению к людям моей профессии. Во многом они верны, но, как и любые стереотипы, не до конца. Что касается меня, то во мне сочетается прагматизм с романтизмом. Вот в данную минуту я сплошь романтик.
  - Значит, мне повезло.
  - Вы даже не представляете, насколько.
  - Страшно представить, каким вы обернетесь, когда в вас возобладает прагматик.
  В ответ Зенин внимательно посмотрел на актрису и покачал головой.
  - Мы живем в сложном и опасном мире, а для такой прекрасной женщины, как вы, Виолетта, он еще сложней и опасней. Слишком многие хотят, чтобы вы принадлежали именно им.
  - Включая вас.
  - Не стану скрывать, я тоже в этом списке. Иначе быть и не могло, ведь я большой ценитель женской красоты. Одно утешает, что я в нем в отдельной графе. У меня большие возможности, как вас защитить, так вас и продвинуть. Они даже в чем-то больше, чем у Игоря Теодоровича. Но то, что я являюсь вашим поклонником, совсем не означает, что вам можно проявлять неосторожность. Заклинаю вас, не совершайте опрометчивых поступков.
  - Что-то не припомню за собой такие. Да и в планах вроде бы нет. - Виолетта отложила вилку, она почувствовала, что насытилась. И ей сразу же захотелось домой. К тому же ей не понравился, какой принял их разговор оборот.
  - Даже не представляете, как меня обрадовали ваши слова. Для меня крайне важно быть в этом уверенным.
  Виолетта демонстративно посмотрела на висящие на стене часы.
  - Вы обещали доставить меня домой.
  - Свои обещания я выполняю. Можем ехать.
  Машина руководителя ФСБ быстро доставила Виолетту до дому, хотя пришлось ехать на другой конец города. Зенин проводил ее до дверей подъезда. Перед прощанием, поцеловал руку.
  - Виолетта, помните, что у вас есть друг, который однажды может прийти к вам помощь.
  - Спасибо, Дмитрий Николаевич, я не забуду.
  - Хочется как-нибудь повторить наш прекрасный ужин.
  Виолетта взглянула на мужчину, открыла дверь и проскользнула в подъезд. Оставшись одна, прислонилась к стене. Эта встреча не случайна, возможно, Зенин действительно ею увлечен, но она не может отделаться от ощущения, что у него есть и другой к ней интерес. И какой из них для него приоритетный, большой вопрос.
  
  94.
  Татьяна уже третий день учила текст своей предстоящей речи на митинге. Она была уверенна, что его привезет к ней Зенин, но доставил какой-то совсем молодой человек в штатском. Он даже показался ей своим видом похожим на курьера. Почему-то это обстоятельство раздосадовала Татьяну, оно низводило ее статус до какого-то более низкого уровня. У нее даже возник импульс позвонить руководителю местного ФСБ и пусть завуалировано, но высказать свое возмущение. Но уже через пару минут благоразумие взяло вверх, Татьяна решила, что делать это не стоит.
  Хотя Зенин обещал, что текст будет совсем небольшим, в реальности он оказался на трех страницах, да еще напечатанным четырнадцатым кеглем. К речи было приложен листок, на котором рукой Зенина было написано несколько предложений. В них он настоятельно просил Татьяну выучить все наизусть в точном соответствии с оригиналом.
  Речь произвела на Татьяну не самое лучшее впечатление. Она состояла почти из сплошных лозунгов, привычных пропагандистских стереотипов и все это на фоне полного одобрения действий президента и призывов к сплочению и к патриотизму. Как филолог, она бы поставила автору текста неудовлетворительную отметку. Но Татьяна прекрасно понимала, что от нее ждут не оценок, а неукоснительного выполнения задания.
  Татьяна даже не смогла припомнить, когда в последний раз учила что-то наизусть. Наверное, еще в студенческие годы. Она давно отвыкла от подобных экзерсисов, и ей с большим трудом давалось запоминание текста. Иногда она приходила в бешенство, разбрасывала страницы по комнате, но, успокоившись, снова их собирала и продолжала свои упражнения на запоминание. Может быть, дела шли бы лучше, если бы речь, да и сама ситуация не вызывала в ней сильную скуку и полное отсутствие интереса.
  Война, идущая в соседней стране, ее совершенно не интересовала, она почти не следила за тем, что там происходит, кто побеждает, кто терпит поражение. Ей был безразличен любой исход. Когда она узнала о нападение армии своего государства, то это обстоятельство оставило ее почти равнодушной. Ну, напали, так напали, вся история человечества состоит из бесконечных военных действий. Одни прекращаются и почти тут же начинаются другие. Что поделать, если людям так нравится воевать.
  На это ее безразличие даже не влиял тот факт, что она видела, как негативно относится к начавшейся войне муж. Его лицо мгновенно менялось, если речь заходила о ней. В данных обстоятельствах Татьяну беспокоило то, как бы Игорь публично не проявил свое отрицательное отношение к этим событиям. Но за годы своей политической карьеры он научился держать себя в руках, не выказывать свои истинных чувств. Татьяна гордилась тем, что эту науку он освоил не без содействия с ее стороны. В свое время она потратила немало сил и времени, чтобы заставить его вести себя не так, как он того желает, а как необходимо для блага их семьи.
  Но сейчас Татьяна возненавидела войну. Но не из-за того, что это война, а из-за того, что по ее причине ей приходится разучивать это ужасное и скучнейшее словоблудие. Было бы все нормально с мужем, то он бы и произносил его. А она даже не пошла бы на митинг, так как терпеть не может подобные сходки. Но что об этом говорить, Игорь продолжает пребывать в коме, и ей приходится отдуваться за него.
  Иногда в качестве отдыха или перерыва от своих штудий, Татьяна пыталась представить, что будет делать Виолетта во время митинга? Пойдет ли она на него, а если пойдет, то в качестве кого? Вряд ли она сторонник войны, скорее всего, придерживается тех же взглядов, что и ее любовник, то есть, ее, Татьяны, супруг. А если это так, что ей там делать?
  Почему-то Татьяне хотелось, чтобы актриса непременно бы находилась среди митингующих. Зачем ей это надо, она до конца не понимала, но избавиться от этого желания, не могла. К тому же в этом случае Виолетта увидит ее триумф, ведь согласно сценарию, она главный оратор всего этого действа. Пусть не только актриса слышит аплодисменты в свой адрес; к тому же, если Виолетте аплодируют, то в лучшем случае всего несколько сот человек, а на митинге должно присутствовать целых сто тысяч. Таких оваций Виолетта никогда не дождется.
  Это было даже немного удивительно, но эта мысль заставляло Татьяну более активно заучивать текст. Появлялся хоть какой-то стимул, чего ей так не хватало. Она вдруг поняла, почему артистам нравятся аплодисменты, уж очень приятно и волнительно, когда ты становишься, пусть даже ненадолго, эпицентром всеобщего восхищения. С ней, с Татьяной, ничего подобного в жизни еще не было, а вот теперь совершенно неожиданно возникла такая возможность.
  Если совсем недавно она всей душой ненавидела войну за то, что вынуждена мучиться заучиванием теста, то теперь она ее полюбила, ведь благодаря нее, ее ждет небывалый триумф. При этом очень надеется, что женщина, которую ненавидит, станет его свидетелем.
  
  95.
  С Татьяной у них установились на редкость ровные отношения, в которых любовь, страсть, желания словно бы на время заснули или взяли отгул. Они встречались часто, много разговаривали, у них была обширная культурная программа, состоящая из посещений выставок, театров, музеев, но затем всякий раз они спокойно, словно старые и слегка надоевшие друг другу друзья, расставались до следующего свидания. Но именно с Татьяной произошел у него самый сильный скандал, который едва не привел их к расставанию. И виной его, как ни странно, оказался Плотин.
  Игорь учился в аспирантуре. Его научным руководителем числился Жемга, но именно числился, так как он почти не вникал в то, чем занимается его аспирант. Каракозова такое отношение к нему вполне устраивало, так как это не мешало ему выполнять свою программу.
  Он, в самом деле, вопреки всему решил написать, а затем и защитить диссертацию о Плотине. Наверное, он и сам до конца не осознавал, почему захотел это сделать. Скорее всего, это был его протест против всего того, в чем он участвует, и одновременно самооправданием своей вовлеченности в эту деятельность. Сейчас же как бы получалось, что он в логове врага пишет работу о враждебном им мыслителе.
  Игорь начал писать свою диссертацию вскоре после смерти отца. Быстро выяснилось, что эта работа отвлекает его от горестных мыслей и ослабляет чувство вины. Постепенно это занятие по-настоящему увлекло, у него возникло нечто вроде развлечения, он сравнивал то, что говорил когда-то Плотин с тем, что говорит Радугин. И поражался гигантской разнице этих двух мыслителей. Насколько же убого, мелко и уродливо мыслит Радугин и насколько глубоко и красиво - Плотин.
  "Это как лицо, которое красиво, но не способно взволновать очей, ибо не имеет грации, играющей на его красоте. Поэтому должно сказать, что и здесь, на земле, красота есть, скорее, то, что освещает симметрию (милого лица), чем сама симметрия, и возлюблен именно этот (играющий на милом лице свет). Почему свет красоты пребывает на живом лице, на мертвом же остается лишь след его, даже если составляющая лицо плоть и его пропорции еще не увяли? Почему красивей более живые статуи, даже если другие пропорциональней? Почему живой человек, пусть даже он уродлив, красивей, нежели изваянный красавец? Потому что живое более желанно, а это так потому, что оно имеет душу, а это (в свою очередь) потому, что она (сама по себе) благовидней (любого тела), а это потому, что она (душа) как-то изукрашена светом Блага".
  Игорь то и дело перечитывал эти слова. Насколько же они глубже, проникновенней, просто красивей, чем, к примеру, все то, что изрекает Радугин. Как он, Игорь, смог этот текст променять на то, что выходит из-под неугомонного пера его куратора? Непостижимо. И все же именно он так и поступает, регулярно выслушивает безумный поток сознания Радугина, не забывая при этом принимать восхищенный вид.
  Однажды Игорь во время встречи с Татьяной незаметно для себя утратил самоконтроль и стал рассказывать ей, как продвигается у него работа о Плотине. Обычно в их беседах он старался не касаться подобных тем, так как понимал, что никакого понимания у нее не найдет. Татьяна, хотя и является дочерью декана философского факультета, философию терпеть не может. И всегда пресекает разговоры о ней на ранней стадии.
  Но в тот раз что-то в нем заклинило, и он перестал контролировать себя. Ему не столько захотелось поговорить об этом с Татьяной, сколько обсудить собственные мысли с самим собой. Но для этого требовался другой человек, пусть даже такой, который совсем не интересовался этим предметом.
  В последнее время Игорю сильно не хватало собеседников, таких, какими на первое время стали его друзья Андрей и Вениамин. Затем их эстафету перехватили Елагин и Злата. Но сейчас рядом с ним не было ни одной такой личности. Это создавало в жизни незаполненную пустоту. Вот он, потеряв осторожность, стал делиться с Татьяной тем, чем был переполнен его мозг.
  Игорь быстро осознал, что делает что-то не то. Татьяна внезапно ушла в себя, ее лицо сделалось отчужденным. Она шла рядом, но не с ним, старалась не смотреть на него. В какой-то момент Игорь окончательно понял, что делает что-то не то, - и замолчал.
  - Ты меня не слушаешь? - спросил он.
  Татьяна довольно долго не отвечала. При этом ее лицо показалось ему совершенно чужим, каким он не видел его давно.
  - Я тебя слушаю, - вдруг проговорила она глухим голосом. Затем вдруг резко повернулась к нему. - Зачем ты это делаешь?
  - Ты о чем? - не сразу понял он.
  - О твоем будь он трижды неладен Плотине. Я была уверенна, что ты навсегда расстался с ним.
  - Что значит, расстался? - удивился Игорь. - Он жил давно, мы никак не могли с ним встречаться.
  - Это не важно, кто, когда жил. Важно то, что он по-прежнему живет в тебе. А ты никак не можешь с ним расстаться. Папа очень этим недоволен и обеспокоен.
  - Евгений Леонидович, мне ничего об этом не говорил.
  - А он тебе и не скажет. Зато он мне сказал, что если ты не одумаешься, свадьбы не будет. И я с ним согласна.
  - Причем тут Плотин и наша свадьба.
  - Я тоже долго думала, что ни причем. А сейчас, послушав тебя, ясно поняла, что очень даже причем.
  - Танечка, давай не будем ссориться. То, что я занимаюсь Плотином, никак не должно влиять на наши отношения.
  - Скажи, ты действительно ничего не понимаешь, или прикидываешься дурачком?
  Еще никогда Татьяна не говорила с ним таким грубым языком. Даже, когда она узнала об его измене, то не казалась такой злой, как сейчас. Тогда она скорей выглядела несчастной.
  - Я, правда, не понимаю, - пробормотал Игорь.
   - Папа мне часто повторяет: все в мире взаимосвязано. А с тем, кто это не понимает, лучше не связываться. Своим Плотином ты роешь себе могилу. Если ты объявишь всенародно, что собираешься посвятить себя ему, тебе никто и никогда не даст ходу. Я тебе скажу то, чего не хотела говорить, надеялась, что ты сам откажешься от этой своей диссертации. Папа и Радугин не так давно обсуждали твою работу, и Радугин сказал, что тебя надо увольнять, так как ты не оправдал надежд. Папа с трудом уговорил его пока это не делать и дать тебе еще шанс. Я хотела с тобой об этом поговорить в ближайшее время, но ты сам затеял этот разговор.
  Игорь почувствовал себя раздавленным словами Татьяны. Он не предполагал, что все зашло так далеко. Он наивно полагал, что хотя бы в этом сугубо академическом вопросе может делать то, что хочет. В конце концов, какое дело режиму до Плотина, он никак не повлияет на него на его прочность.
  - И что ты хочешь? - спросил он.
  - Чтобы ты немедленно прекратил писать свою дурацкую диссертацию о Плотине, а новую для нее тему согласовал с моим отцом или Радугиным. Это мое второе условие, чтобы состоялась наша свадьба. А сейчас поеду домой. Не провожай.
  Игорь смотрел, как уходила Татьяна. Она ни разу не обернулась, словно бы отрезала его от себя навсегда.
  Дома он собрал все материалы своей диссертации в коробку и поставил ее на верхнюю полку. После чего, несмотря на раннее время, лег спать.
  
  96.
  На следующий день Игорь позвонил своего куратору и сообщил, что решил отказаться от работы над диссертацией о Плотине и хочет найти другую тему. Почему-то Каракозов думал, что Жемга обрадуется этому решению, но его собеседник не выразил никаких эмоций.
  - Новую тему диссертации согласуй с Радугиным, все зависит от него. Я лишь формально твой куратор, - произнес Жемга. Больше он не стал ничего объяснять, а просто прервал связь.
  Идти к Радугину Игорю жутко не хотелось, но он понимал, что выбора у него нет.
  Когда Игорь вошел в кабинет Радугина, тот встретил его долгим и пристальным взглядом. Он рассматривал его так, словно бы хотел понять, что за человек сейчас стоит перед ним.
  - Давно ты не удостаивал меня своим визитом, - сказал Радугин. - Чему обязан?
  - Александр Селиверствович, я решил отказаться от прежней темы диссертации и обсудить новую.
  - Что же это вдруг?
  Игорь понимал, что его ответ должен прозвучать убедительно.
  - Я хотел связать философию Плотина с сегодняшним днем, показать, что она вполне коррелируется с нынешними проблемами. Но у меня ничего не получается. - Игорь постарался, как можно убедительней сыграть растерянность и одновременно раскаяние. - Вы были правы, когда не советовали мне этим заниматься.
  - И что теперь ты хочешь?
  - Чтобы вы стали куратором новой темы моей диссертации. Я пришел, чтобы обсудить ее с вами.
  Радугин встал, прошелся по кабинету, затем вдруг подошел совсем близко к Игорю и облокотился на поручни кресла, в котором сидел Каракозов. Борода Радугина неприятно защекотала его лицо.
  - Ты не задавался вопросом, что принесет тебе, да и другим эта бесконечная вереница сочинений? - спросил он. - Напишешь еще одну диссертацию, миллионную по счету. Разве этим надо заниматься сегодня?
  - А чем же, Александр Селиверствович?
  - Помнишь? "Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его".
  - Разумеется, помню, это одиннадцатый тезис о Фейербахе Карла Маркса. Мы это проходили на третьем курсе.
  - Вот я тебе и предлагаю реализовать то, что ты проходил на третьем курсе. Мы должны от теории перейти к практике. Пора не говорить о том, что наша задача кардинально изменить мир, а кардинально его менять. Как твой новый куратор я предлагаю тебе именно этим и заняться.
  - Я не совсем понимаю, о чем вы? - одновременно растерянно и встревоженно произнес Игорь. Он, в самом деле, не понимал, куда клонит его собеседник. Но само направление мыслей Радугина пугало.
  Радугин снова сел в свое кресло.
  - Принято решение о проведение большого форума в одном из областных городов, который пока не определен. Но это дело буквально нескольких дней. Задача мероприятия - придать нашему движению не просто дополнительный импульс, а вложить в него качественно новый смысл, который примет, как исконный, миллионы молодых людей. Поэтому нужно так все организовать, чтобы это стало не очередными посиделками, коих и без того множество, а зажгло бы сердца не только тех, кто примет участие в этом событие, но и огромное число тех, кто за ним будет наблюдать по телевизору или Интернету. Если ты согласен, я включу тебя в подготовительный оргкомитет съезда. Будешь отвечать за постановку новых задач и направлений. Все, что ты увидишь, и станет материалом для твоей диссертации. Это единственное, что я тебе могу предложить. Отвечай немедленно; если тебе требуется время для обдумывания моего предложения, значит, ты к нему не готов. Слушаю.
  - Я согласен, Александр Селиверствович.
  
  97.
  При всей своей неприязни к Радугину, Игорь через какое-то время сполна оценил его предложение. Вместо того, чтобы корпеть над диссертацией, проводя бесконечные часы в библиотеке или у компьютера, он получил возможность погрузиться в реальную жизнь, узнать множество новых людей, но главное лучше понять, что происходит с общественным сознанием, как его соотечественники и современники воспринимают окружающий их мир и себя в нем. То был бесценный опыт, которым Каракозов дорожил длительное время, пока он не стал ослабевать, вытесняться новыми впечатлениями и знаниями.
  По итогам этой своей практики он затем написал диссертацию, которая получила определенный общественный резонанс, и стала еще одним вкладом в копилку его репутации и карьеры. К этой своей работе он относился двойственно; с одной стороны она была причина для гордости, с другой - его охватывал стыд от того, что далеко не весь материал вошел в этот труд. Да и события, которые ему предшествовали, вызывали горькое чувство, от которого хотелось поскорее избавиться. Частично это ему удалось, но не до конца, случившаяся тогда история то сильней, то слабей, мучила его еще долгие годы.
  Правда, это произошло позже, пока же он с увлечением погрузился в новую для себя работу. Предстояло сделать очень много, как с точки зрения теории, так и практики.
  Игорь не мог не отдать должное своему куратору. Радугин работал с ним очень интенсивно, он, словно нефтяная скважина, фонтанировал идеями, зачастую неожиданными и парадоксальными. Другое дело, что с большинством из них Каракозов был категорически не согласен, они казались ему бредом, но бредом особенным, наполненным каким-то непривычным и по-своему даже притягательным видением мира. При этом Радугин весьма последовательно выстраивал его конструкцию, в которой была и своя логика, и своя привлекательность. Но если раньше Игорю бывало страшно только от одной мысли, что все это может быть однажды воплощено в жизнь, то теперь он свыкся с ней, и она его больше не пугала. По крайней мере, так сильно, как еще относительно недавно.
  В каком-то смысле Игорю было даже интересно, что из этого может получиться, как люди воспримут этот набор идей? Хватит ли у них здравого смысла, чтобы их отвергнуть, или человеческое безумие достигло такой апогеи, что превратит их в источник для своих действий.
  Дабы как-то успокоить свое сознание, он сам себя называл тайным исследователем, проводящим общественный эксперимент, засланным агентом в страну кривых зеркал. А для науки крайне важно понять, как далеко и глубоко способно человечество отвергнуть здравый смысл, погрузиться в мир бесконечного искажения действительности, полного забвения своих божественных начал. Людьми легко манипулировать, если суметь им внушить или навязать определенную идеологию, религию, систему ценностей. Тогда они превращаются в покорное стадо, которое можно вести, куда угодно. Да, это страшно, но что же делать, если род людской именно такой, какой есть.
  Теоритическая подготовка к съезду заняла два месяца. После чего Игорь отправился в город, в котором через более, чем четверть века станет губернатором. Но в тот момент о том, что ему предстоит, у него не возникла и тени мысли. Зато он с интересом знакомился с новым местом, где предстояло провести немало времени.
  Как один из организаторов форума Игорь привлекал к себе немалое внимание местной общественности и прессы. Он размещал свои статьи в региональных изданиях и на сайтах, давал интервью, особенно часто на телевидении. Довольно быстро Игорь стал довольно известным в городе человеком, его периодически даже узнавали на улицах.
  Игорь не мог скрыть от себя то, что это ему очень даже нравилось. До этого момента он не знал о наличии у себя такой черты, как стремление к популярности, желание быть на виду у людей. Он даже в школе вел себя довольно замкнуто, имел мало друзей, за что периодически укорял его отец. В университете его образ жизни мало изменился, он редко посещал общественные мероприятия. Игорь был убежден, что он принадлежит к той редкой породе людей, которые живут в собственном мире, и любые выходы из него требуют от них больших усилий. Не случайно же он завидовал Андрею, который в любом обществе и в любой обстановке почти мгновенно становился своим. А сейчас Игорь вдруг открыл в себе сильное стремление быть на виду у всех, вести за собой других. Ему доставляло удовольствие, когда его персона становилась центром событий.
  А случалось это все чаще, так как неожиданно форум приобрел общероссийскую известность. О нем стали часто говорить на федеральных каналах, писать в газетах, журналах, на сайтах. Во многом это происходило благодаря усилим Радугина, который оказался очень умелым пиарщиком. Ему удалось придать событию чуть ли не историческое значение, от которого зависит ни мало, ни больше дальнейшая судьба мира. По крайней мере, часть аудитории в это верило все больше.
  С точки же зрения Каракозова такой утверждение являлось полной ахинеей, не имевшей никакой связи с реальной действительностью. Но его поражало то, какое огромное количество людей воспринимало всерьез аргументы Радугина. Причем, их число постоянно росло, как и градус принятия этих идей.
  Каракозов с ужасом наблюдал за тем, как они буквально блокировали разум у миллионов людей, которые то ли не видели, то ли не желали замечать всю их нелепость, то, что они противоречат нормальному образу жизни и здравому смыслу. Зато за короткий период популярность Радугина возросла многократно. Если он еще недавно был довольно редкий гость на телевидении, то теперь его борода мелькала на нем постоянно. Сначала Игорь пытался отслеживать эти выступления, затем перестал.
  Чем чаще Радугин выходил в эфир, тем меньше оригинальных мыслей выливалось из его уст. Зато увеличивалась настойчивость, с которой он их повторял. Он все глубже и прочнее входил в роль главного идеолога страны. В итоге оставалось два вида отношений с ним; такому человеку нельзя противоречить, с ним надо во всем соглашаться, либо становиться его личным врагом.
  Иногда Игорь думал о том, что однажды они столкнутся с Радугиным в непримиримом противостоянии, но он мысленно относил этот момент на отдаленное будущее. Когда-нибудь он непременно бросит вызов своему нынешнему куратору, но для этого следует укрепить свое общественное положение, иначе поединок окажется уж чересчур неравным. Поэтому пока приходится пребывать в лагере Радугина и играть по его правилам.
  Верил ли Каракозов в то, что однажды бросит Радугину вызов, он и сам не знал. Но он нуждался в надежде, что в один прекрасный момент сумеет все изменить и снова обрести себя. Он отдавал себе отчет в том, что тем больше обрастал общественной значимостью, тем больше терял самого себя. А потому периодически остро нуждался в том, чтобы хотя бы на время обрести твердую почву под ногами, хотя бы на что-то опереться.
  Таким человеком для него стала Татьяна. Он попросил ее приехать, она тут же согласилась, даже не задав ему ни одного вопроса.
  Игорь встретил невесту в аэропорту. Буквально за день до этого ему был выделен персональный автомобиль с персональным водителем. На нем он и отправился туда. Заранее он радовался и гордился тем, что на нее это обстоятельство, свидетельствующее об его новом статусе, произведен на нее неизгладимое впечатление.
  Так оно и случилось. Татьяна в первые мгновения даже не могла поверить, что это не розыгрыш. А когда все же поняла, что на самом деле у Игоря теперь есть персональный автомобиль с персональным шофером, поцеловала его в щеку и прошептала: "Молодец, горжусь тобой". Он почувствовал, что тоже гордится собой.
  Так как Игорь получал теперь очень даже неплохо, он решил не экономить и снял для Татьяны просторный номер в лучшей гостинице города. Стоило это баснословных средств, но он не стал скупиться. Игорь решил устроить перед невестой свой настоящий бенефис.
  Он видел, как сильно впечатлена Татьяна его достижениями. Вечером он повел ее в ресторан, само собой разумеется, самый лучший и дорогой. Ни по ценам, ни по интерьерам, ни по обслуживанию он ничуть не уступал столичным заведениями такого же класса.
  - Даже не предполагала, что в провинции могут быть столь классные заведения, - оценила Татьяна. - Ты молодец! Хочешь честно?
  - Хочу!
  - Не ожидала от тебя такого!
  Игорь подумал, что он и сам от себя такого не ожидал. Но вслух не стал распространяться на эту тему. Вместо этого ограничился кратким:
  - Я стараюсь.
  - Я вижу. - Татьяна задумчиво посмотрела на него. - Когда сюда летела, то мне было немного тревожно, - признавалась она.
  - Почему? - удивился он.
  - Я боялась, что ты не сумеешь интегрироваться во все это, - пояснила она. - Ты понимаешь, что для тебя это новый этап, когда ты становишься окончательно своим?
  - Понимаю.
  - И что ты чувствуешь?
  Игорь задумался, но совсем ненадолго.
  - Мне становится все легче. Я это все воспринимаю уже как свое.
  - Я так рада от тебя это слышать. - Татьяна накрыла ладонью его ладонь. - Теперь я до конца хочу стать твоей женой.
  Игоря вдруг накрыла теплая и очень приятная эмоциональная волна. Неожиданно для себя он ощутил, что любит эту девушку.
  - Мы можем пожениться здесь, в этом городе, - предложил он. - Завтра подадим заявление, а послезавтра нас распишут. Уверен, нам не откажут, мы же хозяева этой страны.
  - Ты хочешь жениться уже послезавтра?
  - Да. А свадьбу сыграем чуть позже в Москве.
  Игорь видел, каким сильным было для Татьяны предложенное им искушение.
  - Давай, Игорек, все-таки не станем торопиться, - вдруг услышал он ее голос. - Не надо менять собственных решений под воздействием эмоций, это всегда плохо. Мы решили, что не будем год заниматься сексом, я хочу выдержать этот срок. Если это получится, то одолеем любые испытания.
  Игорь удивился ее разумности и терпеливости, хотя заметно, как сильно ей хочется выйти за него замуж. Возможно, впервые за все время их знакомства он почувствовал к ней настоящее уважение.
  - Я согласен с твоим решением, - сказал он. - Тем более, ждать уже не так долго.
  На следующий день Игорь проводил Татьяну на самолет. Само собой, в аэропорт они отправились на персональной машине Каракозова.
  
  98.
  Во время работы над организацией форума Каракозов познакомился с большим количеством людей. Их было так много, что ему с трудом удавалось сохранять в памяти новые имена и фамилии. В этой бесконечной галереей человеческих лиц с какого-то момента он стал выделять одно. Оно принадлежало человеку, которого звали Николай Рассказов. По профессии он был журналистом, блогером и одновременно одним из самых активных членов оргкомитета. Он выполнял большой объем самых разнообразных дел и по этой причине часто контактировал с Игорем.
  Но не это обстоятельство привлекло внимание к нему Каракозова. Он вдруг стал ощущать, что этот парень не совсем тот, за кого себя выдает. Внешне все выглядело так, как и должно было выглядеть, Рассказов говорил и делал то, что должен и был делать. В этом плане к нему не только невозможно было придраться, наоборот, его можно было выставлять в качестве примера человека добросовестно выполняющего свои обязанности. Но когда они общались, Игорь не мог подавить в себе внутреннего ощущения, что что-то тут не так.
  Возможно, это было связано с глазами Рассказова, они были какими-то другими, чем у остальных активистов. Уж больно они были умными, светились как-то по-особенному. Когда Игорь встречался с ним взглядом, то постоянно возникало ощущение, что тот хотел ему что-то сказать, но так, чтобы он понял бы все без слов.
  К тому же был еще один момент, который привлекал внимание к Рассказову, они были не только одногодками, но и появились на свет в одном месяце; Рассказов был старше Игоря всего на две недели; это Каракозов узнал из его анкеты, которую он специально изучал, пытаясь понять загадку этого человека. Это делало их общение более доверительным, по крайней мере, Игорю так казалось.
  С какого-то момента они часто стали вместе обедать, так как работали в одном здании, хотя и на разных этажах. Их разговоры касались самых разнообразных вопросов, но никогда не переступали некой, как называл ее Каракозов, черты благоразумия. При этом его не покидало ощущение, что Рассказов тщательно следит за своими словами, чтобы случайно не сказать ничего лишнего. Правда, и восторгов по поводу предстоящего события и вообще движения молодых патриотов он не выказывал, более того, по возможности старался обходить эти темы. Это не могло не заставить задуматься Игоря, он практически не сомневался, что это все не случайно, Николай старается не говорить о том, о чем либо не желает, либо о том, что ему неприятно.
  Эта мысль не казалась Игорю неправдоподобный, ведь он сам находился в схожей ситуации. Но он решил, что ни за что не станет откровенничать, что может привести к нежелательным последствиям. Он знал, что органы безопасности пристально наблюдает за тем, как идет подготовка к форуму, что повсюду работают их агенты. А потому им может быть, кто угодно, тот же самый Рассказов. А почему, собственно, нет. Но в глубине души Игорь не верил в такой расклад; у агента не могут быть таких умных и правдивых глаз.
  Оба испытывали симпатию друг к другу, но оба одновременно опасались переступить грань, за которой симпатия переходит в дружбу. А это уже другой уровень откровенности. Хотя Игорю этого очень хотелось, он устал от постоянной необходимости удерживать в себе свои подлинные мысли и чувства, говорить не то, что думаешь, а что безопасно. Но при этом отчетливо сознавал, что это недопустимый уровень свободы; одно произнесенное неосторожное слово - и все его достижения, вся его будущая карьера полетит в тартары. А он твердо решил, что рисковать ею не станет ни при каких обстоятельствах. Поэтому он продолжал наблюдать за своим новым знакомым и одновременно строго контролировать и свои слова, и свои поступки, старался не давать повод новому знакомому уличить его в неискренности и раздвоенности.
  Такие не простые отношения немного изматывали Игоря, он даже думал прервать их, сделать чисто формальными. Но выполнить это намерение было трудно, Рассказов был интересным собеседником, много знал, умел нестандартно мыслить, а это именно то, что всегда ценил Каракозов. Заменить его было просто некем, адекватных ему личностей, несмотря на то, что подготовкой форума занималось большое количество людей, вокруг не было. При этом Игоря не отпускало ощущение, что добром все это не кончится, что все, что таилось между ними, однажды вырвется наружу.
  И прорыв случился. Потом, думая о происшедшем, Игорь не сомневался, что это не могло не произойти, все к этому последовательно шло. Но тогда это было для него во многом неожиданностью.
  Рассказов пригласил его на свой день рождения к себе домой. У самого Игоря он случился совсем недавно, но он решил его никак не отмечать. Приглашать чужих людей не хотелось, а единственно близкий человек - Татьяна была далеко. Но вот приглашение Николая он принял с удовольствием.
  Сюрпризы его поджили сразу, как он переступил порог квартиры именинника. Игорь был уверен, что соберется большое количество народа, но, как оказалось, других приглашенных, кроме него, не было. Виновник торжества познакомил его с женой Наташей - с такой милой молодой женщиной, что Каракозов подумал, что при других обстоятельствах легко бы мог в нее влюбиться, и своим двухлетним сыном - тоже Николаем, точнее, Коленькой, как называли его счастливые родители. Больше не было никого. Но в первый момент это не насторожило.
  Этот день рождения запомнился Игорю многим, но поначалу - количеством выпитого алкоголя. Его было много, особенно учитывая, как мало сидело за столом тех, кто его пил. По этой причине Каракозов не сразу почувствовал, как постепенно разговор между ним и Рассказовым становится все более откровенным. Когда же сигнал тревоги в голове, наконец, зазвучал, было уже поздно.
  После того, как они изрядно выпили и хорошо закусили, Рассказов внезапно встал из-за стола и как-то особенно пристально взглянул на своего гостя.
  - Игорь, пойдем, поговорим, если не против, - предложил Рассказов.
  Так как Каракозов был изрядно пьян, в тот момент он даже не насторожился.
  - Пошли, - согласился он.
  Рассказов взял со стола початую бутылку коньяка и направился в соседнюю комнату. Игорь последовал за ним.
  Судя по интерьеру, это была детская.
  - Давай выпьем за наше сближение, - предложил Рассказов. - Мы же можем стать друзьями. Не правда ли?
  - Можем, - согласился Каракозов. Пить ему совсем не хотелось, так как он уже принял изрядную дозу, но отказаться от такого тоста тоже не мог.
  Они чокнулись и выпили.
  - Знаешь, Игорь, - проговорил Рассказов, - я не случайно предложил этот тост. Мы ведь с тобой знакомы уже больше месяца. Верно?
  - Да, - подтвердил Игорь.
  - Много общаемся.
  - Есть такое.
  - Я кое-что стал в тебе понимать, а ты, наверное, во мне.
  Каракозов кивнул головой, он все еще с трудом соображал.
  - А что ты во мне понял? - спросил он.
  Рассказов ответил не сразу.
  - И много и мало.
  - Как-то это не слишком информативно, - засмеялся Игорь.
  - Я понимаю. Ладно, давай откровенно. Ты не против?
  - Только - за.
  - Давно пора было поговорить. Но мы же всего боимся. А если человек боится, он уже сам не свой, в нем главная черта - это страх, который его всего заполняет. Но страх не порождает ничего позитивного. Ты согласен?
  - Да. - Последние слова Рассказова проникли глубже, чем все предыдущие в сознание Каракозова, и он ощутил первые всполохи беспокойства.
  - Поэтому я и хочу говорить с тобой откровенно, не обращая внимания на страх. Ты, наверное, не знаешь, но я увлекаюсь психологией. Я вижу, ты совсем другой, чем пытаешься казаться.
  - Это, в каком смысле?
  - Да, во всех!
  - Это слушком обобщающе.
  - Согласен, - даже слегка вздохнул Рассказов. - Может, еще выпьем?
  - Я как-то уже достиг предела возможного, - отказался Игорь.
  - Ты прав, хватит пить. Серьезные разговоры лучше вести на трезвую голову.
  - Я достаточно трезв для них.
  - Я - тоже.
  - Мы оба столько выпили - и остались трезвыми. Парадокс, - засмеялся Игорь.
  - Это не парадокс, это жизнь такая, она требует от нас сосредоточения.
  - И в чем это проявляется? Давай, Коля, по существу. - Игорю вдруг стало любопытно, что скрывают речи Рассказова.
  - Сам напросился. - Рассказов вдруг решительно поставил недопитую бутылку коньяка на стол. - Ты совсем другой, ты не веришь во всю эту ахинею.
  Игорь внимательно посмотрел на своего собеседника.
  - Ахинея - это у нас что?
  - Да все то, чем мы с тобой тут занимаемся. Весь этот форум, все, что на нем должно прозвучать и случиться. Разве не так? Помнишь, мы договорились говорить откровенно.
  Игорь почувствовал себя в ловушке. И зачем он пришел на этот день рождения, были же сомнения - идти или не идти.
  - Предположим.
  - Нет, меня это не устраивает, - покачал головой Рассказов. - Да или нет?
  - Да, - не без труда выжал из себя Игорь.
  - Я в этом не сомневался.
  - В чем именно?
  - То, что ты не веришь всему этому, что ты другой, я бы сказал из другого мира. Игорь, мы с тобой с одной планеты, потому и сейчас находимся тут, в комнатке моего сына.
  Каракозов оглядел комнату и кивнул головой. Против этого тезиса у него не было возражений.
  - Как ты это понял?
  - Я же тебе сказал, что интересуюсь психологией. Как только мы познакомились, я очень тщательно стал наблюдать за тобой. Анализировал то, с каким выражением лица, с какой интонацией ты говоришь, как подбираешь слова. И быстро мне стало все предельно ясно. Кстати, я видел, что тем же самым по отношению ко мне занимаешься и ты. Признайся.
  - Признаю.
  - Значит, теперь можем говорить по существу дела.
  - Так это было только предисловие? - удивился Игорь.
  - Разумеется. Мы же не сказали ничего конкретного.
  Игорь понял, что сейчас начнется для него самое худшее. Он решил по возможности молчать и ждать, что скажет его собеседник.
  - То, что творится в стране и здесь при подготовке форума - это катастрофа! - воскликнул Рассказов. - Если бы нами правили сумасшедшие, это было бы еще полбеды, но у нас самый ужасный вариант, нами правят нормальные люди с безумными идеями. Их надо остановить. Нельзя позволять, чтобы идеи заслоняли собственный разум. - Рассказов замолчал, ожидая, что скажет Каракозов, но он тоже хранил молчание. - Я понимаю, тебе трудно так сразу.
  Каракозов едва заметно кивнул головой.
  - Хорошо, до какого-то момента говорить буду я. Мы хотим сорвать проведение форума. Это трудно, на нем полно охраны, агентов и всякой другой шелупони, поэтому нужны помощники.
  - В их число должен войти и я? - спросил Игорь.
  - А почему нет. Ты же тоже против этого шабаша, только делаешь все, чтобы он прошел успешно.
  - Но и ты тоже.
  - Я специально устроился, чтобы понять, как можно этому помешать.
  - И много вас таких?
  - Очень мало, - грустно вздохнул Рассказов. - Но я не стану называть их имена, так тебе будет комфортней.
  - Спасибо, - поблагодарил Игорь.
  Рассказов внезапно о чем-то задумался.
  - Не знаю точно, как ты, но я не очень религиозный человек, - сказал он.
  - Я - тоже, - отозвался Каракозов.
  - Но я люблю беседовать с разными людьми, в том числе и со священнослужителями. Недавно я случайно оказался в одной кампании, где среди прочих находился раввин.
  Игорь внезапно вспомнил о Вениамине, он понятие не имеет, где тот находится, чем занимается.
  - Что же он тебе поведал? - поинтересовался Игорь.
  - Примечательные вещи. Он сказал, что каждый человек должен задумываться о трех вещах.
  - Всего о трех, что-то немного, - на мгновение улыбнулся Игорь.
  - Это, смотря, что за вещи. Согласно раввину, человек всегда должен пытаться понять или узнать, откуда он произошел, куда он идет, и что будет отвечать, когда над ним случится небесный суд? Не знаю, как тебе, а мне эти вопросы заставили сильно задуматься.
  - Вижу, у тебя появились определенные мысли.
  - Да, появились, - подтвердил Рассказов. - У каждого родившегося на земле человеке есть своя только ему предназначенная миссия. Большинство людей не задумываются над этим, а просто живут себе и живут примерно так же, как растет трава - сама по себе.
  - Но может в этом и заключается их миссия - просто жить, - предположил Каракозов.
  - Может быть. Но только от таких миссионеров мало пользы, ими можно манипулировать до бесконечности. Не знаю, как ты, но я не верю, что в этом заключается их миссия. Быть просто биомассой - лично я не согласен. И ты не согласен. Разве не так?
  Игорь предпочел не отвечать на вопрос.
  - Ладно, пойдем дальше, - продолжил Рассказов. - Я убежден, что человек становится личностью только тогда, когда он не только начинает осознавать свою миссию, но и ее осуществлять.
  - Твоя миссия сорвать форум?
  - Форум - это частность, хотя его сорвать нужно. Главное - остановить все это безумие. А начинать надо с того, чтобы самому не попасть под его влияние. И всячески препятствовать, чтобы попадали другие.
  - Каким образом?
  - Разным, каким получится.
  - А если не каким не получается?
  - Так не бывает. Если не получается, значит, человек не хочет. Только и всего.
  Это он имеет в виду меня, подумал Каракозов.
  - И что же ты хочешь сделать? - спросил Игорь.
  - Взорвать к чертовой матери этот форум. Точнее, Дворец спорта.
  - Ты с ума сошел! - Каракозов почувствовал настоящий страх. - Представляешь, сколько будет жертв.
  - Можно взорвать так, что не будет жертв. Здание частично пострадает, да и черт с ним, главное форум в нем уже проводить будет невозможно. А другое подходящее помещение найти будет трудно.
  Какое-то время Каракозов стоял неподвижно и молча. Затем двинулся к двери.
  - Ты куда? - крикнул ему вслед Рассказов.
  Игорь обернулся к нему.
  - Домой, точнее, в гостиницу. Спасибо за прекрасный день рождения.
  Игорь скорее даже не вышел, а выбежал из квартиры.
  
   99.
  После дня рождения Игорь старался по возможности уклоняться от встреч с Рассказовым, а если это не удавалось, то ограничить разговоры темами, связанными с подготовкой форума. Судя по всему, Николай это нежелание общаться понял и тоже почти перестал с ним разговаривать.
  Но чем меньше Каракозов общался с Рассказовым, тем больше о нем думал, точнее, о сказанных им словах. Он то и дело возвращался к фразе раввина, которая постоянно крутилась в его сознании. Если с первой его части больших проблем у него не возникало, он более или менее знал, откуда пришел, то вот со второй и третьей был полный непорядок.
   Игорь задавал себе вопрос: куда он идет, и не мог дать на него ответ. Еще недавно ему казалось, что с этим делом более или менее у него все понятно, но чем больше он размышлял, тем сильнее осознавал, что вся его жизнь - это одна сплошная большая иллюзия. Он без конца врет себе и окружающим, но так свыкся с самообманом, так глубоко вошел в этот порочный круг, что не чувствует себя способным выбраться из него. "Не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю". Кажется, так сказано у апостола Павла. Именно этими словами можно в полной мере охарактеризовать его жизнь.
  Если небесный суд существует, то ему, Игорю, будет нечего отвечать на его обвинения. И черт бы побрало этого Рассказова, тот снова взбаламутил его совесть, с которой он уже почти обо всем договорился - что она его не тревожит и не мешает жить, а действует сама по себе. Чего греха таить, такое соглашение ему нравилось; оно обеспечивало спокойствие, не мешало получать от жизни все новые призы и удовольствия. А теперь вновь придется успокаивать свое взбаламученное сознание, строить очередной забор от всего, что делает его неспокойным.
  Игорь думал о том, что обрести внутреннее равновесие ему могла бы помочь Татьяна. Но она была далеко, а вызывать ее для этих целей как-то не по-мужски. Да и что он ей скажет? О том, чтобы поведать о Рассказове, не может быть и речи. Она тут же доложит о Николае отцу, а как поступит тот, знает один Бог. Нет, с этим вызовом он должен справиться самостоятельно.
  Ситуация разрядилась сама собой, правда таким образом, что повергла Игоря в шок. Все случилось за три дня до открытия форума, когда весь оргкомитет работал по двенадцать часов в сутки и валился от усталости с ног. Не выспавшись, так как он лег поздно, Игорь пришел на работу. И первым делом ему сообщили про арест Рассказова.
   Игорь похолодел, он мало сомневался, что арест Николая связан с его попыткой сорвать форум. Но ведь и он, пусть косвенно, связан с этим делом, хотя бы уже тем, что зная о намерении Рассказова, не донес на него. Его, Каракозова, тоже могут вызвать на допрос в следственные органы и даже арестовать.
  Игорю стоило больших усилий взять себя в руки и продолжать работу, словно ничего и не произошло. Но каждую минуту он ждал звонка или шагов оперативников, которые придут за ним.
  Но его никуда так и не вызвали и уж тем более, не пришли. А с открытием форума он даже забыл о своих тревогах, по крайней мере, вспоминал о них гораздо реже. Через своих новых знакомых в городе, Игорь несколько раз пытался узнать о судьбе Рассказова. Но те мало, о чем могли его проинформировать; об этом деле сведения просачивались крайне скудно.
  Постепенно из памяти Каракозова выветривался этот досадный эпизод, он все реже вспоминал своего недавне7го знакомого, который едва не стал его близким другом.
  Форум прошел отлично, на нем солировал Радугин, который без конца поджигал аудиторию зажигательными речами, вызывавшими приступы дикого восторга у собравшихся. Игорь, слушая эти спичи, и невольно на ум сами лезли слова Рассказова о том, что самое ужасное - это когда нами правят нормальные люди с безумными идеями. Но что он, Каракозов, может им противопоставить, он бессилен против этого всеобщего умопомрачения.
   В свое время с этим пытался бороться Плотин, но потерпел фиаско. Что уж говорить о нем, о Каракозове; Плотин был вхож к императорам, а он всего лишь к декану философского факультета.
  Что случилось дальше с Рассказовым, узнать тогда Игорю не удалось, об этом деле нигде не писали. Но когда Каракозов через много лет вернулся в этот город уже губернатором, то постарался разузнать судьбу бывшего приятеля.
  Выяснить удалось не очень много. Был закрытый процесс, на котором Рассказов получил восемь лет колонии строго режима. Затем след его потерялся, по крайней мере, удалось точно выяснить, что в городе ни он, ни его семья не проживает. Каракозов подумал, что, скорее всего, Николай после отбытия срока наказания эмигрировал из страны.
  
  100.
  После успешного проведения форума Игоря повысили, сделав одним из заместителей руководителя Союза молодых патриотов, и начислили огромную премию. Никогда у него и близко не было таких сумм. Почему-то деньги не перевели на карточку, а выдали наличными. Чтобы унести эти пачки, потребовалась дорожная сумка.
  Когда Игорь вернулся домой, то вывалил полученную премию на стол. И стал разглядывать разбросанные по нему пачки разноцветных купюр. Он поймал себя на том, что они оказывают на него магическое воздействие, как удав на кролика, подчиняют своей воле. История с Николаем Рассказовым, с этим безумным форумом вдруг ушла куда-то далеко, превратилась в незначительный эпизод, зато свалившееся на него богатство решительным образом меняло психологию, все восприятие действительности. В Игоре вдруг стал стремительно расти коэффициент внутренней собственной значимости. Еще буквально день назад он был в своих глазах, если не бедным, то весьма небогатым человеком. Это состояние унижало, внушало чувство неполноценности, он ощущал себя, если не изгоем, то, по крайней мере, ущербным членом общества. А теперь все мгновенно и кардинально переменилось, отныне он обеспеченный гражданин, если не входит в самую элиту, то уже бродит неподалеку от нее. Еще несколько усилий - и ему отворят дверь для входа число избранных. А ведь он еще совсем молод, недавно окончил университет - и уже такое продвижение вперед. Он отдает себе отчет, что ему в этом помогают, в первую очередь, отец Татьяны. Даже Радугин прикладывает к этому свою волосатую руку. И все же главная заслуга исключительно его, Каракозова. Он сам прокладывает себе путь наверх, и эта пачка денег на его столе - зримое подтверждение того, насколько он успешно это делает. Он может по праву гордиться собой; мало, кто из его ровесников, уже достиг таких высот.
  Он даже не подозревал, какое это невероятно приятное чувство смотреть на деньги; этим можно заниматься очень долго и что самое удивительное нисколько не надоедает. Наоборот, от этих разноцветных пачек идет невидимая эманация силы, энергии, уверенности в себе - чего ему, прямо скажем, всегда недоставало. И плевать на все остальное, важно чувствовать, что ты на коне, что ты попал в главную струю, которая сама тебя несет к цели.
  Внезапно что-то переключилось внутри Игоря. Ему стало противно и страшно от собственных мыслей и чувств. Неужели он опустился до того, что радуется тому, что с ним произошло? Эти деньги - плата за его падение,за отступничество, подлость. Пока Рассказов, скорее всего, сидит в камере, он, Каракозов, в своей квартире, как на выставке картинами, наслаждается видом купюр. Если бы раньше ему рассказали про другого человека, который ведет себя таким вот образом, он бы заклеймил его позором. А сейчас он именно этим и занимается и испытывает вместо стыда наслаждение.
  Самым верным поступком был бы отказ от этой премии. Принести бы все эти деньги в ту же кассу, из которых он их получил. Но Игорь понимал, что не сделает этого, внутри него нет таких сил, способных вдохновить его на такой поступок. Единственное на что он сейчас способен, - отнести завтра все эти средства в банк. Пусть они там лежат, а он постарается о них не думать.
  
  101.
  Стремительно приближался день свадьбы. Он много времени проводил с Татьяной, но они по-прежнему соблюдали договоренность не заниматься сексом. Игорь от вынужденного воздержания едва не приходил в бешенство, но неукоснительно соблюдал свой обет целомудрия, не пытаясь найти разрядку на стороне. Он считал для себя делом чести сдержать обещание.
  Как ни странно, но кроме этого обстоятельства ничего другое его почти не беспокоило. Он сам удивлялся себе, ощущая внутри какую-то мертвую зону. Он не знал радоваться ли этому или, наоборот, огорчаться. С одной стороны так жить намного комфортнее, с другой - его не отпускало ощущение утраты собственной личности. Он постепенно превращается в какое-то аморфное существо, лишенное признаков человека. Хотя, возможно, это и есть то, что можно охарактеризовать словом "нормально". В таком состоянии живет подавляющая часть человечества - и ничего, мир как-то существует и не показывает признаков обрушения. Ну, да, время от времени происходят в нем ужасные события, от которых стынет кровь в жилах, но, как показывает история, и это вполне можно пережить. А ему надо в первую очередь думать о себе, о семье, которая скоро появится, о детях, которые родятся. А все остальное выходит за пределы его возможностей. Нечего страдать из-за того, что изменить не в его силах - эту мысль постоянно внушала ему невеста, и он постепенно свыкался с ней.
  Игорь с нетерпением ждал свадьбы. Он не знал, любил ли Татьяну или нет, но точно знал, что хотел. Да и вообще, из всех девушек, с которыми он был знаком, она лучше всех. Разумеется, не считая Златы, - та вне конкуренции, но о ней он старался не думать. И у него это почти получалось.
  До бракосочетания оставалось две недели. Они сидели с Татьяной в его арендованной квартире и обсуждали, где и как будут играть свадьбу, кого из гостей пригласят.
  Он видел, что эти вопросы доставляли Татьяне большое удовольствие, для него же они представляли совсем небольшой интерес, он, вообще предпочел бы крайне скромную церемонию. С его стороны ему даже и некого пригласить, мать точно не приедет, так как в последнее время плохо себя чувствует. А других близких людей нет. Зато у невесты куча родственников и знакомых - и она хочет, чтобы присутствовали все.
  Игорь видел, что предстоящая свадьбы для Татьяны - это своеобразная ярмарка тщеславия, но если он решил жить по законам мира, которому принадлежат все эти люди, то не стоит ни возражать, ни противиться, ни тем более, выставлять свои условия, а лучше со всем соглашаться.
  Внезапно Татьяна прервала обсуждение предсвадебных хлопот и пристально посмотрела на него.
  - А ты сильно изменился, - произнесла она.
  - В чем? - поинтересовался он.
  - Раньше от тебя исходило сильное беспокойство и неприятие всего, что тебя окружает. Меня это очень нервировало. А сейчас ничего этого и в помине нет. Как тебе это удалось?
  Игорь невольно задумался. Неужели он, в самом деле, стал таким? Он вдруг вспомнил произнесенные некогда слова Елагина: "Есть два основных типа человека, у одного - постоянно что-то рождается новое, у другого - постоянно что-то умирает из того, что есть в нем. Одни работают на жизнь, другие на смерть". Еще не так давно в нем все время возникало что-то новое, а сейчас ощущает, как едва ли не ежедневно что-то отмирает. Да, от этого ему становится спокойней, но вопрос в том, если все будет и дальше так продолжаться, что останется в конечном итоге от него?
  Он не стал озвучить свои мысли, вместо этого решил, что ответит нейтрально.
  - Я обрел состояние равновесия. Его найти было не просто, я долго его искал, но, как видишь, нашел. И во многом благодаря тебе.
  - Даже не представляешь, как я рада за тебя! - воскликнула Татьяна. - Я видела, как ты мучаешься, и боялась, что так все и будет продолжаться. Мы будем очень счастливы вместе! - Татьяна вдруг прижалась к нему, и он почувствовал ее большую упругую грудь. Желание вспыхнуло в нем, как спичка, он стал жадно целовать девушку.
  Но Татьяна почти сразу же отпрянула от него.
  - Игоречек, нам осталось вытерпеть совсем немного. А после свадьбы можем этим заниматься с утра до вечера. Ты хочешь?
  - Хочу, - хрипло ответил он.
  - И я совсем не против. - Татьяна рассмеялась. - А теперь пойду, - сказала она. - Перед свадьбой у невесты всегда много дел.
  
  102.
  Незадолго до свадьбы Каракозов отправился в командировку. Поездка была не сложная, нужно было проинспектировать работу Союза в одном регионе, а потому свободу времени было предостаточно. В основном он проводил его в своем номере в гостинице, только спускался поужинать в ресторан и совершал перед сном небольшой моцион по окрестным улицам.
  В эти минуты он много думал о предстоящем браке с Татьяной. Он его хотел, она красивая, очень неглупая, знающая, чего желает. Это список ее привлекательных качеств, но при этом в нем не прекращалось какое-то внутреннее брожение. Однажды ему вспомнился разговор со Златой; они говорили о своем будущем, о возможном браке. Она тогда сказала, что если между мужчиной и женщиной не существует духовного единства, то все остальное рано или поздно развалится, такой союз обречен.
  Эти слова возникали в его памяти снова и снова. Он вообще заметил, что в последнее время все чаще вспоминает то, что ему говорили Елагин и его дочь. Их высказывания как-то даже чересчур назойливо лезли на ум, часто в самый неподходящий момент. Не то, что эти воспоминания уж слишком мешали ему, но образовали в его сознании какую-то другую реальность, от которой он хотел, но никак не мог избавиться.
  Почему-то перед самым завершением своей командировке у него возникло сильное желание увидеть Татьяну. Он надеялся, что когда это случится, то обретет спокойствие. Прямо из аэропорта он отправился не в свою съемную квартиру, а в коттедж к своей невесты.
  Но ее не оказалось дома, она уехала по каким-то своим предсвадебным делам, сообщила ему домработница. Зато дома находился ее отец. К нему Каракозов и направился.
  - Ты вернулся? - спросил Жемга, когда Игорь появился на пороге его кабинета. - Проходи. Как съездил?
  Каракозов знал, что это не более чем формальный вопрос, ответ на который Жемгу не интересовал.
  - Все было в штатном режиме, - ответил Игорь.
  - Вот и хорошо. Надеюсь, больше тебе ничего не помешает подготовке к свадьбе.
  - Я тоже надеюсь.
  - Выпить с дороги не желаешь?
  - Если совсем немного, Евгений Леонидович.
  - Все начинают с немного, а вот кончают... - засмеялся Жемга. - У меня есть отличные шотландские виски.
  - Не возражаю.
  - Еще бы ты возражал, особенно, если бы узнал их стоимость. - Жемга разлил виски по бокалам. - За предстоящую свадьбу, чтобы она прошла на высшем уровне.
  Они выпили.
  - Отличный напиток, - оценил декан. - Еще?
  - Наливайте.
  Уже через минут двадцать бутылка опустела на половину, а в голове Игоря возник какой-то неясный шум. Крепкие напитки были не для него, он быстро от них пьянел. Вот и сейчас чувствовал, как резво уходит от него ясность сознания. Алкоголь развязал в нем некоторые узлы, которые до этого момента, как ему казалось, были надежно завязаны.
  - Евгений Леонидович, а вам не противно жить среди негодяев? - немного заплетающим языком спросил Игорь.
  По лицу Жемги было незаметно, чтобы вопрос сильно бы его удивил.
  - А среди кого тогда жить? - спокойно спросил он.
  - Среди хороших людей.
  - А ты их знаешь? Попробуй, назови хотя бы с пяток, чтобы образовать из них среду для проживания.
  Каракозов напряг память, но она не выдала ни одного имени. Точнее, два имени выдала, но произносить их сейчас и здесь даже при замутненном сознании он не стал.
  - Не вспомнил? - снова спросил Жемга.
  - Нет. Присутствующие же не считаются?
  - Разумеется, - усмехнулся Жемга. - К тому же ты уверен, что они тоже негодяи. Разве не так?
  - Ну, это уж слишком, - протянул неуверенно Игорь.
  - Вовсе нет, ни для кого нельзя делать исключения. А уж для самого себя - в первую очередь.
  - Но если вы негодяй, то можно узнать, как вам живется? - поинтересовался Каракозов.
  - Как видишь, совсем неплохо. Пью дорогое виски с будущим зятем.
  - И все?
  - Да, нет, есть еще много чего: коттедж, деньги, хорошая должность, положение в обществе. Всего перечислять слишком долго. Хочу обрадовать, и у тебя скоро все это появится.
  - Ради этого стоит жить?
  - Мы же живем, значит, стоит.
  - У меня есть некоторые сомнения.
  - Я знаю, они пройдут.
  - А вас это не беспокоит?
  - Меня беспокоит одно - счастье дочери. Теперь оно зависит целиком от тебя, поэтому я буду и дальше за тобой приглядывать. И не позволю совершать глупости.
  - А что вы называете глупостями, Евгений Леонидович?
  - Сначала еще выпьем, а потом продолжим разговор. - Жемга протянул будущему зятю наполненный до краев бокал.
  - Здесь очень много, хотите, чтобы я еще чего-нибудь ляпнул?
  - Да ты и без того уже ляпнул много всего. Впрочем, ничего нового для меня. Пей.
  Они выпили.
  - А теперь послушай, дорогой зять, меня, - произнес Жемга. - Я, как и ты, искал чего-то важного в жизни, каких-то идеалов, великих мыслей, глубоких смыслов. Как и ты, поступил по этой причине на философский факультет. Мозги мне вразумил один мой преподаватель. Не буду рассказывать всего - слишком долго, но одну его мысль я запомнил на всю жизнь. Мы тогда с ним часто дискутировали. Он мне сказал: я читал многих мудрецов, постиг многое от их мудрости, но мудрей от этого не стал. И ты не станешь. Даже не пытайся. Ищи не мудрость, а удовольствия и наслаждения. Они заменят тебе мудрость, и ты об этом не пожалеешь.
  - И вы стали искать?
  - А что еще оставалось. Он был прав, нисколько о том не жалею. В этом мире нет другого мира, он везде такой. Я проходил стажировку в Париже, уверяю, там все, как у нас. Ну, может упаковка чуть лучше. Кстати, Татьяна была зачата там, хотя родилась уже здесь. Она тебе об этом не говорила?
  - Нет.
  - В общем, отбрось свои сомнения. А, если не получается, подожди немного, они сами уйдут. Запомни: никогда не делай две вещи: ни борись за справедливость и не ищи истину. Ни того, ни другого не найдешь, а себя погубишь. Глубоко ошибаются те, кто считают, что мир можно изменить, улучшить. Ухудшить, да, а сделать лучше... - Жемга насмешливо усмехнулся и покачал головой. - Сосредоточься на том, чтобы ваша с Таней жизнь была бы благополучной, а еще лучше - счастливой. Поверь, это стоит всего остального. Выпьем на посошок?
  - Если я еще выпью, то упаду прямо в вашем кабинете.
  Жемга засмеялся.
  - Так и быть, помогу тебя отвести в гостевую, там проспишься. А к этому времени и Таня придет. - Обопрись на меня.
  С помощью Жамги Игорь добрел до гостевой и, упав на кровать, тут же заснул. Декан какой-то время смотрел на будущего зятя. За ним еще много лет придется присматривать, думал он. Иначе однажды может отчубучить нечто такое, что разобьет его жизнь в дребезги. Он, Жемга, и раньше этого опасался, но тогда он не был мужем его дочери. И по большому счету ему было все равно, как сложится судьба этого парня. Но сейчас все изменилось, Игорь должен сделать большую карьеру, потому что как никто другой способен на это. Из всех студентов на факультете он был самым талантливым, но и самым непредсказуемым. Это его последнее качество надо постоянно купировать.
   Жемга еще раз взглянул на спящего, затем удалился, тихо прикрыв дверь.
  
  103.
  Главная площадь города считалась самой большой в Европе. Сейчас она была заполнена до самых краев. Сколько собралось народа: десять, двадцать, пятьдесят или сто тысяч Татьяна не знала. Да и не пыталась определить даже приблизительно. Важнее было другое, она никогда не выступала перед таким огромным скоплением людей, максимум их было несколько десятков.
  Она сильно волновалась и боялась опозориться. Хотя за день до выступления к ней явился молодой человек. Он сказал, что его послал Зенин проверить, как хорошо она выучила предстоящую речь.
  Ей ничего не оставалось, как произнести перед ним речь. От волнения и непривычной ситуации она несколько раз запнулась. Пришлось повторять снова и снова. Посланник Зенина сделал ей несколько замечаний - и исчез, потребовав, чтобы она учла их и устранила недостатки.
  И вот настал момент, когда предстояло сдать этот непривычный экзамен. Ведущий митинг объявил ее выступление. Она вышла на трибуну, посмотрела на огромную толпу собравшихся - и у нее на мгновение пропал голос. Но Татьяна не растерялась, она глотнула воды из стоявшего рядом стакана, и ощутила прилив уверенности. В своей жизни она справилась с немалым количеством проблем, справится и с этой.
  У Татьяны был красивый тембр и хорошая дикция. Не случайно она в школе даже думала стать актрисой, но затем отец легко отговорил ее от этой несерьезной, по его словам, затеи. Да и сама она была не слишком уверенна в своем даровании. Но сейчас многократно усиленный микрофонами и ретрансляторами голос стал парить над огромной площадью.
  Татьяна прекрасно прочитала свою, наполненную патриотическим пафосом речь. Всего несколько раз слегка запнулась, но это прошло почти незаметно. Воодушевленная площадь ответила выкриками и бурными аплодисментами.
  Татьяна ощутила гордость, она справилась с задачей; те, кто ей это поручил, должны остаться довольными. Теперь можно и уходить, все, что будет дальше, ее нисколько не интересует.
  Виолетта со своими единомышленниками вместе с основным людским потоком просочились на площадь. Они ждали подходящего момента, чтобы растянуть свой плакат. Он был у них один с краткой надписью: "Нет войне".
  Виолетта не знала, что Татьяна будут на митинге произносить речь. Но когда ее объявили, актриса поняла, что эту акцию следует провести во время ее выступления.
  - Через минуту поднимаем плакат над головой, - сказала она. Никто ей не возразил.
  Их скрутили тоже через минуту. Несколько хорошо одетых молодых людей, расталкивая собравшийся народ, подбежали к ним, заломили руки за спину и поволокли к ждущим для этих целей машинам.
  
  104
  Виолетту ввели в кабинет следователя. Тот показал ей на стул, она села.
  Они стали рассматривать друг друга. Следователь еще довольно молодой мужчина, крепкого телосложения, правда, лицо подкачало, оно было не то что некрасивым, а, по мнению актрисы, каким-то безликим, совершенно не запоминающим. А вот что на нем выделялись, то это глаза, они излучали такой мощный поток похоти, что Виолетте стало немного по себе; они были одни в кабинете, и он мог в любую минуту наброситься на нее. И никто бы не пришел ей на помощь.
  Но пока события стали разворачиваться по другому сценарию.
  - Я следователь по вашему делу, меня зовут Игорь Петрович Зубов. - (Еще один Игорь, невольно подумала Виолетта).
  Следователь стал задавать стандартные вопросы, Виолетта давала на них стандартные ответы. При этом мужчина продолжал буравить ее переполненными сексуальным желанием глазами.
  - В данный момент меня интересует следующее, - проговорил Зубов, - кто вас побудил пойти на митинг и выступить с протестом? От ответа на этот вопрос во многом зависит ваша дальнейшая судьба, Виолетта Сергеевна.
  - Никто не побудил, я сама приняла такое решение, - ответила Виолетта. Она решила, что будет держаться до последней возможности и не станет выдавать ни Ирину, ни других участников кружка.
  - Я вам не верю. Мы немало знаем о вас. В частности, то, что до последнего времени вы не интересовались политикой. Значит, есть кто-то, кто разбудил в вас желание ею заняться.
   Виолетта хотела повторить свой ответ, но вдруг как будто что-то переключилось внутри нее. Она понимала, что бросает вызов этому человеку, всей системе, но уже не могла остановиться.
  - Вы правы, - сказала она, - был такой человек.
  Следователь мгновенно оживился.
  - Кто он? Назовите фамилию.
  - Его зовут Плотин.
  - Плотин? - удивленно переспросил Зубов. - Странная фамилия, такой человек у нас в оперативной разработке не проходит. Что вы можете еще о нем сказать? Например, его место жительство? Вам оно известно?
  - Известно, - кивнула головой Виолетта. - Он жил сначала в Александрии, затем переехал в Рим.
  - Хотите сказать, что он иностранец?
  - Да.
  - Но сейчас, я так понимаю, он в нашем городе.
  - Нет.
  - Уехал?
  - Нет.
  Похоть в глазах следователя сменило раздражение.
  - Это как вас понять?
  - Он умер.
  - Умер? И как давно?
  - В двухсот семидесятом году нашей эры.
  - В двухсот семидесятом? - Зубов замолчал, что-то соображая. - Это третий век! Вы что издеваетесь! - закричал он.
  - Я говорю правду. Плотин известный античный философ, под его влиянием я и пошла на митинг.
  - Послушайте, Виолетта Сергеевна, - почти зашипел, как змея, следователь, - если вы известная актриса, то не надейтесь, что вам все сойдет с рук. Дело весьма серьезное, и я бы не советовал так себя вести.
  - Но это правда. - Виолетта вдруг кокетливо улыбнулась и заметила, как тут же покраснел, словно рак при варке, Зубов. - Я поклонница учения этого философа. Именно это обстоятельство и заставило меня пойти на митинг и протестовать против войны. Почитывайте Плотина - и вы тоже станете пацифистом. И, может, даже пойдете на антивоенный митинг.
  Какое-то время Зубов молчал.
  - Что ж, не хотите сотрудничать со следствием, посмотрим, как вы запоете, посидев в камере. Хочу предупредить, она сильно отличается от тех мест, где вы привыкли проводить время. А затем мы снова поговорим, вот только не о... - Следователь вдруг запнулся, и Виолетта догадалась, что он забыл имя философа.
  - Плотине, - подсказала она.
  Он почти с ненавистью взглянул на актрису, и она увидела, что в его глазах уже не было похоти, она была вытеснена тоже жгучими, но уже совсем другими чувствами. Виолетта не была уверенна, стоит ли ей этому радоваться.
  Вошел конвоир, Виолетта встала и, не, удостоив следователя взгляда, направилась к выходу из кабинета.
  Виолетта со страхом вошла в камеру. То, что в них творится, она знала по книгам и фильмам, и это знание нагоняло на нее страх. Должен быть непременно пахан, который распоряжается всем, что там происходит. И если ты не становишься его фаворитом, то тебя ждут тяжелые испытания. Да и с точки бытовых условий ее поджидают страшные неудобства, когда все приходится делать практически при всех. Только от одной этой мысли Виолетте становилось нехорошо, а их было гораздо больше.
  Но на ее счастье все оказалось не столь ужасно. В камере было четыре кровати, Виолетта заняла пустующую. Ее товарищи по несчастью встретили актрису вполне доброжелательно, тюремное радио уже известило их, кто окажется их соседкой по койке.
  Все были задержаны по разным политическим мотивам, и то, что она, актриса, вышла на демонстрацию против войны, вызывало у них уважение. Виолетта даже под конец первого своего дня в заключении стала думать, что все не так страшно, как она предполагала. Хотя, конечно, попасть сюда - большое несчастье.
  Утром, после завтрака, который она даже съела не без аппетита, так как ужасно проголодалась, ее куда-то повели. Она думала, что снова окажется в кабинете следователя, но оказалось совсем в другом кабинете. Ее беззастенчиво разглядывал руководитель местного ФСБ Зенин.
  - Садитесь, Виолетта Сергеевна, - пригласил он.
  Виолетта села и стала ждать, что последует дальше. Невольно в памяти возникали картинки их последней и единственной встречи.
  - Вам известно, что вы нарушили закон о проведение митингов и вас ждет наказание? - спросил он.
  - Мы ничего не нарушили, мы всего лишь развернули транспарант: "Нет войне". Разве мы не имеем право протестовать против нее?
  Зенин внимательно рассматривал молодую женщину. Как и вчера в глазах следователя Виолетта видела, что они наполнены все той же похотью. Неужели она не вызывает у мужчин других эмоций.
  - Имеете, только с разрешения властей. Вы должны были подать заявку городским властям на проведение своей акции.
  - Думаете, ее бы разрешили?
  - Виолетта Сергеевна, мы оба с вами знаем, что говорим не о том, - вдруг произнес Зенин.
  - А о чем нам надо говорить?
  - О вашей судьбе, о вашей артистической карьере. Или она вас больше не волнует?
  - Волнует.
  - А ведь она может на этом закончиться. Как вам такой расклад?
  - Я знала об этом, когда принимала решение.
  Зенин покачал головой.
  - Честно говоря, не ожидал от вас такого безрассудства. А можно спросить: откуда оно в вас? Только, пожалуйста, не говорите про Плотина. Я читал вчерашний ваш протокол допроса.
  - Пусть без Плотина, - согласилась Турчина. - Но если без Плотина, то тогда не знаю.
  - Виолетта Сергеевна, вы понимаете, что нарываетесь?
  - От судьбы не уйдешь, Дмитрий Николаевич. Вы верите в судьбу?
  - Знаете, я бы на вашем месте размышлял не о том, верю ли я в судьбу, а о том, что ваша судьба целиком в моих руках. Вот что для вас самое главное!
  Виолетте стало тревожно, она понимала, что Зенин прав, ее судьба действительно целиком в его руках. И ему ничего не стоит ее раздавить, как шарик или мячик.
  - И что вы собираетесь со мной делать, Дмитрий Николаевич?
  - Подпишите подписку о невыезде на месяц, а там посмотрим. А сейчас можете быть свободной.
  Виолетта почувствовала огромное облегчение. Она не верила в столь благоприятный исход.
  - Я могу прямо сейчас идти.
  - Поставьте здесь подпись и идите. - Зенин положил на стол листок, Виолетта подписала его.
  Она направилась к двери, но внезапно остановилась.
  - А что будет с моими друзьями? - спросила она.
  Зенин не без удивления взглянул на нее, затем его взгляд стал более жестким.
  - Мой вас совет - забудьте о них. Их судьба не должна вас интересовать. Вы молоды и красивы, все признают за вами талант. Вот им и занимайтесь. Вы меня поняли?
  - Да. - Виолетта возобновила движение к двери.
  - А со мной как-нибудь поужинать вы не хотите? - нагнал ее вопрос.
  Она снова замерла на месте.
  - Извините, не хочу. Я свободна?
  - Да. Только не забывайте о том, что я вам говорил. Да, и напоследок еще одна информация, думаю, она будет вам не безынтересно. Врачи сказали, что в состояние Игоря Теодоровича наметилась положительная динамика. Нет, он не пришел в себя, по-прежнему в коме, но некоторые показатели, в частности, интенсивность мозговой деятельности возросла.
  Виолетта вышла из здания ФСБ. Больше всего хотелось две вещи - без конца дышать полной грудью и принять душ. Она решила взять такси и отправиться домой. Но вдруг передумала. Зенин сказал, что состояние Игоря улучшилось. В таком случае она прямо сейчас отправится в больницу. А надышаться воздухом свободы и смыть с себя тюремную грязь еще успеет.
  
   105.
  Каракозов разглядывал себя в зеркале. На него смотрел статный молодой мужчина, в смокинге с бабочкой и в плотно обтягивающих черных брюках. А он даже не представлял, насколько выглядит эффектно, внезапно возникла в голове мысль. Он всегда считал себя не слишком привлекательным, не очень хорошо одевающимся, а потому не столь сильно притягивающий, как бы того хотелось, к себе слабый пол. А сейчас, как выясняется, дело обстоит далеко не столь печально, он смотрится более чем достойно.
  Надо честно сказать, что в большой степени это заслуга Татьяны и стилистов, которых она попросила поработать над его обликом. Этой команде прекрасно удалось справиться с задачей. Он с трудом сам себя узнает, насколько разительно отличается от того, прежнего Игоря Каракозова. В каком-то смысле это совсем новый человек. И он ему очень нравится.
  Каракозов несколько раз повернулся перед зеркалом, то одним боком, то другим. Его костюм идеально подогнан под фигуру. Он неожиданно для себя стал завидным женихом. Так ему Татьяна и сказала. Да и он сам это видит. Прибавить бы немного роста, но это несбыточная мечта. Впрочем, и так вполне пойдет. К тому же всегда можно одеть туфли на толстой подошве - и несколько не достающих сантиметров появятся.
  Каракозов посмотрел на часы. Через несколько минут надо выходить и отправляться во Дворец бракосочетаний. Затем прекрасная свадьба в роскошном и очень дорогом ресторане, которая обещает стать очень красивой. Они с Татьяной у хореографа две недели разучивали танго. Судя по его отзывам, у них это неплохо получилось. А через два дня свадебное путешествие в Париж. Он сам предложил невесте отправиться в город, где она была зачата. А теперь вернется в него красивой замужней женщиной.
  Каракозов в последний раз посмотрел на себя в зеркало. Можно спускаться.
  Свадебный кортеж остановился возле Дворца бракосочетания. Они поднялись по торжественной мраморной лестнице и сразу прошли в зал для церемоний.
  - Игорь Теодорович, вы согласны взять в жены Татьяну Евгеньевну? - спросила ведущая церемонией бракосочетания.
  - Да, - ответил Каракозов.
  - Татьяна Евгеньевна, согласны вы взять в мужья Игоря Теодоровича? - спросила ведущая церемонией.
  - Да, - ответила Татьяна.
  
   106
  Вокруг них все было окрашено в светлые, хотя и не слишком яркие тона. Они почти не менялись, сохраняя непривычную стабильность. Каракозов уже привык к тому, что окружающие его цвета постоянно становились другими, нередко прямо противоположными. Эта возникшая неизменность цветовой гаммы странно действовала на него.
  - Плотин, почему не меняются цвета? - спросил он.
  - Ты не догадываешься? - удивился философ.
  - Нет, если спрашиваю.
  - Силы, которые управляют этим миром, считают, что ты достиг некой точки стабильности. Или точнее, стартовой черты, которая позволяет тебе двигаться дальше. Это наша последняя встреча. Ты возвращаешься в свою прежнюю жизнь. Уже сегодня ты очнешься от комы.
  - Я возвращаюсь в прежнюю жизнь? - изумился Каракозов.
  - Были большие споры, сомнения, достоин ли ты возвращения. Но в итоге решено тебя вернуть в земную жизнь. Ты рад?
  - Да, очень.
  - Из-за нее? - Плотин непривычно пристально посмотрел на Каракозова.
  - Да, я не долюбил. И пока я тут находился, это меня сильно мучило.
  - Неужели только ради этого ты возвращаешься в жизнь на земле?
  Каракозов задумался.
  - Нет, не только. Хочется кое-что исправить. Не уверен, возникло ли у меня новое понимание жизни, но что точно могу сказать, старое понимание меня больше не устраивает. Хотя вопросов меньше не стало.
  - И что желаешь спросить?
  - В чем смысл нашей жизни, существования человека? - Иногда мне казалось, что из ваших слов вытекает, что его вроде как бы и нет.
  Плотин довольно долго смотрел на Каракозова таким взглядом, словно видел его впервые.
  - Это я понял уже здесь, - проговорил философ. - Чтобы понять смысл жизни одного маленького конечного человека, необходимо осознать, а в чем смысл всего безграничного и бесконечного мироздания. Ты можешь сказать мне?
  - Боюсь, что не смогу.
  - Вот и я - тоже. Но пока мы не разрешим этот вопрос, пока не поймем общий вселенский замысел, не поймем и смысл жизни отдельного человека. Потому что этот его смысл не может не быть частью всеобщего вселенского смысла. Оба смысла не в состоянии существовать каждый сам по себе, как бы они внешне не различались друг от друга, они едины в своей глубинной основе. А самое важное это то, что на самой глубине.
  - Но если вы, Плотин, правы, как же мне жить, как жить другим? - недоуменно спросил Каракозов.
  - А так, как я призывал, - соединяться с Единым. По крайней мере, тот, кто идет по этому пути, не будет совершить поступков, за которые будет потом стыдно. Разве этого мало? Я писал, что совершенное единство, абсолютное благо не может быть исключительным или замкнутым в себе. В нем содержится избыток, изобилие, которое выступает из Него. Соединись с этим благом или избытком - и тебя больше не будет мучить отсутствие смысла. Его не хватает потому, что твое сознание погружается в бездонную пустоту, не дающую тебе покоя. И чем бы ты ни пытался ее заполнить, чем бы ни старался успокоить себя, это всегда только временные меры. Даже твоя великая любовь тебе не поможет, если она не подвинет тебя на движение вверх. Пойми, тот, кто движется вниз, всегда обречен. Ты рожден для того, чтобы подниматься, а ты опускался. Поэтому в качестве расплаты и оказался здесь. - Плотин замолчал, погрузившись в свои мысли. - Это я настоял, чтобы ты из той жизни переместился в эту.
  - Хотите сказать, что в том, что я едва не умер, ваша вина?
  Плотин неопределенно покачал головой.
  - Ты все не правильно истолковал. Ты сам себя довел до такого состояния. Нельзя безнаказанно опускаться вниз. Но в каком-то смысле ради нашей встречи я стимулировал эту ситуацию. Всегда есть развилка; твоя машина могла и не встретиться с той, разминуться в пространстве и времени.
  - Даже не знаю, как реагировать на ваши слова, - пробурчал Каракозов.
  - Люди в подавляющем числе случаев не представляют, как и где им найти смысл. Они тычутся, куда ни попади, мучаются от того, что не видят пути. Ты тоже был среди них. И я сжалился над тобой, решил прийти на помощь.
  - Но вы только что сказали, что не ведаете смысла человеческой жизни. Так что же я в таком случае обрел?
  - Путь всегда важнее конечного его результата. Зачем тебе смысл, если знаешь, куда идти. Ну, узнаешь ты смысл, и что потом? Я очень хотел его отыскать, но если бы я это однажды сделал, то растворился бы безвозвратно в нем. Никогда не доходи до конца, незаконченность и дает ощущение смысла, смысла дальнейшей дороги. И важней этого его не существует. По крайней мере, я не вижу его.
  - Плотин, странно слышать такие слова от вас, - произнес Каракозов. - Вы же всегда стремились к законченности, завершенности.
  - Я и сам себе удивляюсь. Даже законченность, завершенность должны меняться. Почему мы полагаем, что Единое всегда неизменно. Мы же видим, что меняется все вокруг нас, а значит, мироздание в самой своей основе тоже подвержено переменам. Как думаешь, что это означает?
  - Это очень сложный вопрос, - ответил Каракозов.
  - Да, сложный. А люди предпочитают ставить перед собой вопросы, на которые они могут найти ответы. А кто будет искать вопросы, на которые у них нет ответов? И даже пока не предвидятся. Но это не означает, что такие вопросы не нужны. Возможно, они нужны еще в большей степени, так как позволяет понять, насколько мы ограничены в своем познании. Это, по крайней мере, сделает нас менее самонадеянными.
  Каракозов почувствовал, что ему становится не просто следовать за мыслью Плотина. За последние несколько десятилетий он отвык от философского мышления, так как для той жизни, что он вел, нужны в нем не было никакого.
  - Знаешь, я все думаю, - продолжил Плотин, - есть ли конец всему этому? Но если нет конца, то нет и начала.
  - Но тогда становится непонятным вообще ничего. С чего начинать, куда стремиться, чем все завершить? Разве не так, учитель? - воскликнул Каракозов.
  Он вдруг увидел, как поник Плотин. Яркий насыщенный цвет, который исходил постоянно от него, вдруг стал тускнеть прямо на глазах.
   - Мы слишком доверяем нашей способности к пониманию и познанию. Ничего нас так не подводит, как она. Мы чересчур легко доверяем себе и потому легко обманываемся. Никогда не спеши с выводами. Даже если ты убежден, что они верны, все равно сохраняй сомнения. Как ни странно, но эта позиция ближе к истине. Незнание не означает отсутствие познания, просто ты приближаешься к нему с другого края. Это то, что я хотел тебе сказать. Считай, что это мое напутствие для той жизни, в которую ты возвращаешься. Буквально через секунду ты очнешься.
  Плотин хотел было уже исчезнуть, это стало понятно по тому, как уплотнились окружающие его световые вихри, как внезапно он вернулся в прежнее состояние.
  - Мне поручили тебе сказать еще кое о чем, - произнес каким-то странным голосом он.
  - О чем? - Каракозов, сам не зная, почему, вдруг ощутил волнение.
  - У тебя в Америке есть сын. Его вскоре после переезда туда родила Злата.
  Каракозов почувствовал какую-то странную смесь страха и радости. Это же прекрасно, что у него есть еще один ребенок, да еще от Златы. В свое время они так мечтали о детях. Но с другой стороны он столько лет ничего не знал о нем.
  - Что с ним? Все благополучно? Как его зовут? Как его найти? - забросал он вопросами Плотина.
  - Могу лишь сообщить, что с ним все благополучно. Обо всем остальном мне запрещено сообщать. Этого сына ты никогда не увидишь.
  Каракозова охватило горькое ощущение. В том, что он не увидит сына, наверное, есть своя высшая справедливость, это плата за его грехи, за его отступничество от того, чему его когда-то учил отец Златы.
  - А как сложилась жизнь Златы, я могу узнать? - спросил он.
  - Хочешь узнать, выходила ли она замуж? Нет, не выходила, сына воспитывала одна. Не так давно умерла, ее в короткий срок сжег рак. Это все, что я могу тебе сказать. Прощай.
  Плотин исчез так быстро, что Каракозов даже не успел не только попрощаться с ним, но даже посмотреть вслед. Впрочем, в ту же секунду он забыл о философе, так как вокруг него все вспыхнуло таким ярким светом, что он зажмурился. И то же мгновение погрузился в темноту. Но он ощутил, что это уже какая-то другая темнота, после которой снова появится свет.
  
  104.
  Виолетта взяла такси и попросила водителя ехать, как можно быстрей в больницу. Показала пропуск и вошла внутрь. Поднялась на лифте на нужный этаж и почти побежала по коридору.
  Она тихо вошла в палату и увидела стоящую рядом с кроватью Татьяну. Та даже не повернулась на звук шагов актрисы, как будто бы его и не слышала. Но Виолетта была уверенна, что это не так.
  Она подошла к кровати и встала рядом с ней. Женщины стояли так близко друг от друга, что почти соприкасались плечами. Но Татьяна все так же не обращала на нее внимания, словно Виолетты не было в палате.
  Она решила принять правила игры и стала молча наблюдать за Каракозовым. Минуты следовали за минутами, но ничего не менялось, его лицо было так же неподвижно.
  Виолетта не заметила то мгновение, как что-то изменилось, слабая рябь волны прокатилось по лицу лежащего. Еще несколько секунд - и он открыл глаза.
  Виолетта и Татьяна одновременно наклонились над ним. Глаза Каракозова были широко открыты и снова смотрели на мир. Виолетта по возможности склонилась как можно ниже. То ли так было на самом деле, то ли ей показалось, но она увидела в его зрачках какой-то странный свет. Он был непонятный и непривычный, но это был настоящий свет, который струился откуда-то из далеких глубин. И Виолетту вдруг охватило предчувствие, что ее жизнь, возможно, скоро кардинально изменится.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  10. 10. 2023 - 04. 02. 2025
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"