Свист. Удар. Окровавленное тело обвисло на цепях дыбы.
- Воды!
Палач выплеснул на изорванного человека ведро соленой воды и крик разорвал покой холодных стен. Бородач в монашеской одежде за волосы поднял голову мученика и прошипел:
- Скажешь?
- Да...
Вот бородач поднялся на колокольню, где безумствовал чернец, заставляя колокола заливаться не свойственной им песней.
Вот низкая палата. Вдоль правой стены бояре, вдоль левой священники. Отдельно - белобородый старец в парадной церковной одежде.
Царь в окружении опричников вошел стремительно. Все веселы, возбуждены. Бояре и священники склонились до полу. Царь сел на трон, свита расположилась округ.
- Начнем, судии!
Давешний бородач выступил вперед, развернул свиток и начал чтение: "А еще митрополит, будучи иноком Соловецкого монастыря, колдовство творил, коему обучен был старцем Ионой Шаминым. Став игуменом того монастыря, продолжил колдовство творить и братию к сему делу поганому привлекать. Иноки Саваттий, Вассиан и Иоанн, раскаявшись пред лицом Господа, показали, что посылал их настоятель на монастырское кладбище выкапывать свежие останки почивших монахов, отрезать им мужские чресла, кои по ночам использовал в тайных обрядах. Иноки Зосима и Михаил показали, что посылал их игумен к поморам, кабы, когда у тех умирал ребенок, не успевший согрешить, тело бы его выкупали и несли ему, для сатанинских деяний, почитай каждую ночь творимых. А, уходя на служение в Москву, игумен вместо себя оставил в настоятелях Феодора, наиболее других в его обряды посвященного, коий показал..."
Тут бородач прервал чтение.
- Да не угодно ли послушать поганца?
Царь кивнул. Тут же втолкнули истощенное, грязное существо.
Немедля начали допрос.
- Поведай, кто таков.
В ответ тихий шепот:
- Настоятель... Бывший настоятель Соловецкого монастыря Феодор, в миру Игнатий Шорохов.
Благородный церковник напрягся, внимательно всматриваясь в свидетеля.
- Знаком ли с митрополитом?
- Знаком батюшка. Постриженик я его.
- Какие меж вами отношения?
- Любил он меня...
- Так, - протянул бородач, наслаждаясь унижением, - а скажи нам, чем же вы занимались с митрополитом?
В глазах Феодора слезы.
- Вершили мы обряды сатанинские.
- И в чем заключались те обряды?
- Собравши достаточно чресл мужских и измельчив их, да заполучив крови безвинных младенцев, мы с игуменом все смешивали, добавляя к тому же крови козла и петуха. Смесь та должна была настояться шесть дней и пять ночей. Потом с Земли привозили девку безродную. На шестую ночь, на пустыре, что близ обители, снявши с себя кресты и испивши смеси адовой, мы молились антихристу. А потом плясали и девку пользовали. Под конец обряда девку ту приносили в жертву и сжигали. А еще игумен просил Сатану изжить с сего света человека Божьего, царя нашего...
- Хватит! - тихо сказал митрополит, но все услышали. - Хватит мучить человека. Бог простит тебя Феодор. Я же только пришелец на этой земле и, как все отцы мои, готов страдать за истину. Радуйся, царь!
Он замолк и обвел всех взглядом.
- Выносите свой приговор клир да бояре. Помните только, что есть еще один суд, на котором, даст Бог и свидимся.
Царь вскочил, глаза безумны, рот скривился в истошном вопле:
- Взять!
Стрельцы уж бежали к митрополиту.
Вот ночная зимняя дорога. Одинокий всадник скачет средь спящих мертвым сном лесов. Загнанный конь захрипел и пал у Твери. Всадник, обойдя заставы, побежал к храму, возвышающемуся над слиянием двух рек.
- Чего надо? - спросил заспанный сторож, открывши дверь после долгого стука.
- Пусти Христа ради.
- Утром приходи.
- Не терпит до утра, мил человек. Позови настоятеля. И привет от Феодора передай.
Дверь закрылась, чтобы вскоре открыться вновь. За ней человек в наспех накинутой рясе.
- Чего прибег? - не поздоровавшись, спросил хозяин.
- Замерз я Илларион. Пусти погреться.
Настоятель помедлил, но отступил, давая дорогу.
В монастырской пристройке Феодор сел на лавку возле печи.
- Чего прибег? - опять проворчал Илларион.
- Мне надо увидеть митрополита.
- Ишь чего захотел! Нет больше твоего митрополита, уж год как нет! Истинный митрополит Кирилл в Москве! А ну поди вон!
Илларион замахнулся посохом, но гость лишь произнес:
- Я ведь метлу с собакой ношу, Илларион, и много чего про тебя могу рассказать брату пономарю, коль просьбу мою не исполнишь. Знаешь ведь, за мной не станет.
Рука с посохом замерла.
- А если пущу, все одно расскажешь?
- Нет. Клянусь Господом!
- Знаю я твою клятву... Идем.
Взял свечу и повел Феодора к двери.
Вот мрачное подземелье и дверца в конце, высотою не выше пояса. Звякнули ключи, то настоятель открыл дверку. За ней непроглядная тьма.
- Оставь нас, игумен.
Илларион потоптался и исчез в темноте. Согнувшись, Феодор влез в холодную конуру. В углу лежал голый человек, накрытый грязными тряпками. Глаза закрыты. Ноги, познавшие колодок, распухли и загнили от непромытых ран. Все тело в рубцах.
- Господи, что они сотворили с тобой батюшка?!
Веки узника дрогнули. О, Боже! Взгляд не безумен. Душа еще жива! Как можно жить и мыслить в таком страдании? Феодор погладил старика по голове.
- Прости меня, отче, - шептал он, - не стерпел. Завтра здесь будет Малюта. Изверг приказал убить тебя. Но я спасу тебя! Что? Ты что-то хочешь сказать, отче?