- Зря, голубчик, вы так недоверчиво относитесь к этому явлению, - произнес Николай Петрович и задумчиво посмотрел на свою аккуратненькую трубочку, выполненную натурально из вереска.
Если б Сергей Константинович, элегантный молодой человек к которому и были обращены эти слова, мог в тот момент увидеть глаза своего собеседника, то непременно отметил бы, что на какое-то мгновенье покрылись они совершенно непонятной маслянистой поволокой и потеряли свой прежний озорной блеск.
Николай Петрович меж тем затянулся, выпустил струю ароматного табачного дыма и продолжил:
- Расскажу я вам, пожалуй, одну историю, хотя... Я совершенно отдаю себе отчет, что молодости свойственен здоровый скептицизм и вы нас, стариков, почитаете за людей бестолковых и безнадежно отставших от времени. Однако же за правдивость этой истории я готов поручиться полностью. Машенька, а принеси-ка нам, пожалуй, наливочки?
Последние слова Николая Петровича были обращены к дочери, которая составила компанию двум мужчинам, попивавшим чай на свежем воздухе.
Машенька улыбнулась отцу, закинула за спину косу цвета воронова крыла и, провожаемая влюбленным взглядом Сергея Константиновича, покинула собеседников. Собственно она и была причиной столь приятного вечера, поскольку молодой человек прибыл в этот дом для знакомства с отцом своей будущей невесты.
С террасы, где было устроено чаепитие, открывался, надо сказать, живописнейший вид. Николай Петрович, человек с причудами, давно уж отошел от дел, съехал с квартиры, на скопленные сбережения отстроил дом за городом, где и жил себе спокойно. Дом его глядел окнами на вековые сосны, которые особо хорошо смотрелись вечером, когда солнце садилось за бор. В такие моменты могучие стволы напоминали огромные золотые церковные свечи, выстроившиеся в подсвечнике у распятия Христова. Еще перед домом был пруд. Вода в нем всегда была черной и покойной, видно бор не подпускал к ней ни малейшего ветерка, и только белые кувшинки да круги от водяного паука нарушали однообразие его поверхности.
Вот и в этот весенний вечер солнце также опускалось за сосны, пруд умиротворенно спал и все, кажется, располагало будущих родственников к задушевной беседе, которая к тому моменту ушла от предстоящего венчания и каким-то невероятным образом коснулась тем неизведанных, необъяснимых и сверхъестественных.
Николай Петрович откинулся на спинку плетеного кресла, вновь набил трубку табаком и начал рассказ:
- Много лет нашей уездной больницей заведовал замечательный врач Илья Тимофеевич Теплов. Была у него приемная дочь Сонюшка. Тут надо сказать, что был Илья Тимофеевич убежденным холостяком и даже в какой-то степени женоненавистником, насколько позволяла профессия, конечно. Он бы ни в жизнь не взял на воспитание чужого ребенка, тем паче девочку, если бы не странный поворот судьбы. В то лето, когда началась вся эта история, появился в наших краях небольшой цыганский табор. Причем цыгане те были очень странными. Ходили слухи, что прикочевали они в наши края откуда-то из Европы, да не из Польши или Румынии, а из самой Франции. Не знаю уж верить этому иди нет, но вели себя те цыгане смирно, лошадей не воровали, по нашему почти не говорили, устраивали по выходным представления на базарной площади, на то и жили. Спасибо доченька...
Николай Петрович разлил алую наливку, с удовольствием, как-то очень аппетитно и ловко опрокинул в рот свою стопочку, а затем продолжил:
- И вот однажды принесли мальчишки в город весть, что цыган кто-то порезал. Ну, понятно дело, кинулись в табор и увидели страшную картину, все цыгане - мужчины, женщины, дети, старики - убиты. И не просто убиты, всем в грудь вогнаны колья. По характеру ран было видно, что вбивали колья уже в трупы. Как выяснилось, табор сначала потравили, добавив в пищу или в воду медленнодействующий яд. Как уж это удалось злодеям, неведомо. Живой осталась одна лишь девочка лет трех-четырех, которой по каким-то причинам еды в тот день не досталось. Ей посчастливилось спрятаться под кибиткой и тем самым избежать печальной участи. Сразу после случившегося девочка впала в горячку и Илье Тимофеевичу стоило немалых трудов вернуть ее к жизни. А как подарил жизнь маленькому человечку, не поднялись руки отправить девочку в приют. Так и прижилась у него цыганочка. Было тогда моему учителю под сорок. Злодеев же так и не нашли. Пало было подозрение на странную группу молодых людей, остановившихся в тот день в нашей гостинице, но их и след простыл. Записи, оставленные ими в гостиничной книге, оказались фальшивыми. Для беседы с девочкой специально приглашали цыгана-переводчика, но лишь услышав вопрос про ту ночь, цыганочка впала в такую истерику, что допрос решено было прекратить. Впрочем, дело постепенно затихло, ведь вы знаете, как у нас относятся к кочевникам. Люди поговаривали, что табор тот натворил что-то страшное в Европе, поэтому-то и бежал в Россию спасаясь от мести, но преследователи настигли их и в наших глухих краях... Да вы не стесняйтесь Сергей Константинович, отпробуйте наливочки, уверен, не пожалеете, лично делал, по старинному монастырскому рецепту.
Молодой человек с удовольствием воспользовался предложением хозяина, тем паче, что в горле у него действительно пересохло. Наливка оказалась изумительна на вкус, но вместе с тем выпивши, накатило на Сергея Константиновича какое-то легкое беспокойство. На миг ему показалось, что сосновый бор качнулся, расступился, солнце подмигнуло ему и как-то стремительно начало спускаться к горизонту, уступая место наползающим сумеркам.
- Минуло с тех пор пятнадцать лет. В больницу на практику из столицы приехал молодой врач, да так и остался, пораженный красотою Сонюшки. А хороша она была сказочно. Стройна, высока, глазищи огромные, а на лице всегда улыбка так и светится. А прибавьте к этому, что умна, добра и образована - получите полный ее портрет. Не прошло и года, как молодой врач, вот точно также как и вы, пришел к Илье Тимофеевичу просить ее руки. Старик, надо сказать, очень обрадовался, да и какому врачу не захочется, чтобы его дочь связала судьбу с коллегой по профессии. В общем, через месяц уж сыграли свадьбу. Поселились молодожены во флигельке, что при больнице, недалеко от отцовского дома. Прошло несколько лет, все бы хорошо, вот только никак не мог дождаться Илья Тимофеевич внуков, а на склоне лет ох как ему захотелось с ними понянчиться. Понятно, что тема щепетильная, но не постеснялся старик - завел об этом разговор с зятем и дочерью. Те явно смутились и начали отнекиваться, мол, не время еще и что-то подобное. Заподозрил старый врач неладное, но как не пытал молодых, толкового ответа не дождался. Кроме этого и внешний вид дочери и ее мужа стал ухудшаться. Выглядели они теперь бледными, глаза воспалены до красноты, как бывает с людьми, мучающимися от бессонницы. Терпение Ильи Тимофеевича лопнуло, когда акушерка пожаловалась, что по вине его зятя при родах помер ребенок. Однако откровенный разговор с близкими опять не заладился. Тогда решился Илья Тимофеевич на вещь неблагородную, задумал ночью тайком проследить за ними, выяснить, что там творится.
Тут, на самом интересном месте, как и следует хорошему рассказчику, Николай Петрович остановился и вновь предложил Сергею Константиновичу наливочки. Выпили. Закусили пирожками с осетринкой. И опять мир качнулся перед глазами молодого человека, и тут же возникло у него видение, будто от деревьев отделились неясные тени и стали приближаться к дому. Но в ту же секунду все вернулось на свои места, тем более что солнце уж скрылось и видение, несомненно, было ничем иным, как игрой света в опустившемся полумраке.
- И вот как-то ночью, а уж май близился к концу, подкрался мой учитель к флигельку и заглянул в окошко. В комнате горела свеча, но никого не было. Однако, спустя немного времени предстали перед ним вещи странные и труднообъяснимые. Увидел он, что во флигельке из подпола вылезает зять, поднимает за собой тяжелое ведро, выносит его на улицу и выкидывает содержимое за забор. Повторилось это несколько раз. Уж за полночь, когда похождения родственничка, казалось, прекратились, Илья Тимофеевич решился посмотреть, от чего тот избавлялся. Увиденное повергло его в ужас, ведь из дома зять выносил землю. Мысль о могиле для дочери пришла в голову старику. Он хотел уж броситься во флигелек, попытаться спасти Софью, как увидел, что дверь вновь открылась и дочь собственной персоной вышла на улицу и направилась прямиком в его сторону. Непонятно почему, но Илья Тимофеевич счел за благо не показываться ей на глаза и спрятался за ближайшим деревом. Отойдя от дома на несколько шагов, Софья упала на колени и в тот же миг ее тело свела страшная судорога, а набежавшая луна осветило лицо, полное страданий. Илья Тимофеевич бросился на помощь, полагая, что муж нанес его дочери какое-то увечье... То, что он увидел, стояло у старика перед глазами до конца дней. Женщина подняла голову - от того, что недавно еще было прелестным личиком не осталось и следа. На врача смотрело нечто мерзкое, трудно поддающееся описанию. Более всего это напоминало череп, обрамленный сальными, всклоченными волосами. Губ почти не было видно, так как обтягивающая череп кожа вокруг них высохла и отмерла, обнажив десна и зубы, среди которых особо выделялись необычайно увеличившиеся клыки. Там, где у человека находятся глаза у существа зияли две черные впадины в глубине которых полыхал зеленоватый огонь. Довершали картину многочисленные гнойные язвы. Тварь, которая недавно была еще милой Сонечкой, поднялась на ноги и протянула к старику руки со скрюченными пальцами. У того хватило сил отшатнуться, он споткнулся, упал, ударился затылком и потерял сознание...
В этом месте Сергей Константинович несколько бесцеремонно рассмеялся, перебив рассказчика:
- Помилуйте, Николай Петрович, как здорово вы меня развеселили. Признайтесь же, вы прямо сейчас сочинили эту историю.
Продолжая смеяться, молодой человек обвел взглядом лица будущего тестя и возлюбленной, ожидая найти поддержку. Но те оставались как-то торжественно спокойны и печальны и смех сам собой захлебнулся. На террасе стало совершенно тихо, так тихо, что слышно было летучую мышь, что охотилась у дома на комаров.
- Нашли Илью Тимофеевича только утром, с разбитою головою, но еще живого. У него была страшная потеря крови. Софья, как и муж ее, бесследно исчезли. Старика поместили в больницу и по распоряжению исправника начали дознание. Перво-наперво обыскали флигель и обнаружили в нем свежевырытый погреб, который судя по всему, предполагалось использовать для поклонения некому божеству, т.к. в нем было обустроено нечто, напоминающее алтарь, а к стене прикреплено громоздкое деревянное распятие. Однако, кроме этого, несомненно заслуживающего внимание обстоятельства, более во флигеле ничего интересного обнаружено не было. Илья Тимофеевич пошел на поправку, но о событиях злополучной ночи молчал, ссылаясь на провал в памяти. Ну, понятно, поговорили про загадочное исчезновение, пошумели, разослали куда надо описания пропавших, осмотрели окрестности и реки на предмет утопления. Словом выполнили всё необходимое и стали про дело потихоньку забывать. Все, кроме Ильи Тимофеевича. Оправившись, старик подал в отставку, продал дом, забрал в банке свои скудные сбережения и исчез из города. Машенька, пора, пожалуй, зажечь лампу.
Действительно, слово за слово, а темнота уже полностью, как-то на удивление быстро вошла в свои права. Машенька поднялась и подожгла фитилек керосиновой лампы подвешенной к потолку. Та зачадила и осветила террасу тусклым светом, от которого предметы откинули вокруг загадочные тени. И в тот же миг, как вспыхнул огонек, со стороны пруда раздался протяжный, полный боли крик. Сергей Константинович вздрогнул, но тут же был успокоен Николай Петровичем:
- Экий же вы беспокойный, голубчик, - произнес тот, положивши руку на его плечо, - право, чего вы испугались, это просто выпь. Выпейте-ка еще наливочки. Не стоило мне вам на ночь рассказывать всякие страсти.
- Нет, нет, что вы. Продолжайте, прошу вас.
Неизвестно, действительно ли Сергей Константинович хотел услышать продолжение истории или просто боялся прослыть в глазах любимой человеком робким, но слово сказано, и Николай Петрович продолжил:
- Неизвестно почему, но связал старик в своей голове недавние трагические события с загадочной гибелью цыганского табора, произошедшей уж более двадцати лет назад. Но откуда взялся тот табор? По слухам пришли цыгане из Франции. Направился тогда Илья Тимофеевич в Санкт-Петербург, где втерся в доверие к одному старому пройдохе-журналисту. И представьте себе тот вспомнил, что действительно много лет назад случилась на юге Франции принеприятнейшая история с цыганами, о которой шумели все газеты. Подробностей журналист вспомнить не смог. Делать нечего засобирался Илья Тимофеевич в Европу, хоть и денег у него хватало только в один конец. Поехал он первым делом в Париж, где рассчитывал найти старые газеты и выяснить обстоятельства, благо языком этой страны немного владел. И действительно, французы не подвели, недаром, что европейцы. В одной из библиотек он нашел подшивку газет, из которой почерпнул ужасные подробности. Много лет городок Сент-Мари-де-ля-Мер считался Меккой для цыган, приходивших помолиться своей святой Саре Кали, чей храм расположен в подземелье под городской церковью. Местные жители давно уж привыкли и спокойно относились к такому паломничеству. Но в тот год, случилось несчастие, которое потрясло страну. В ночь на двадцать пятое мая, аккурат в день поклонения цыганской святой, в городе пропали двадцать пять девочек и мальчиков возрастом до трех лет. Родители их были зарезаны, а самих детей через несколько дней море стало выносить на берег. Они уже были поедены рыбами, на даже это не могло скрыть страшные раны на их шеях, образованные явно не рыбьими клыками. В ту же ночь, когда пропали дети, с места снялся и бесследно исчез небольшой табор. Впрочем, чему тут удивляться, тогда много цыган покинули страну из-за начавшихся погромов. Те же, кого удалось опросить, при упоминании исчезнувших сородичей только закатывали глаза и повторяли: "мулло, мулло...". Прошел слух, что родственники погибших французов поклялись отомстить истинным виновникам случившегося. Таковы факты в общем их изложении. Теперь уж Илье Тимофеевичу стали понятны мотивы массового убийства в нашем городе, но свет на исчезновение Сонюшки эти знания не пролили. Тогда старик отправился в Сент-Мари-де-ля-Мер. Да вы налегайте на наливочку, голубчик, не стесняйтесь.
Сергей Константинович и не стеснялся, их беседа почему-то перестала ему нравиться. Он, пожалуй, и от водочки бы не отказался. Но на этот раз и наливка вроде помогла, блаженное тепло полилось по груди молодого человека.
- В этот город старик приехал зря, - голос Николая Петровича звучал теперь издалека и слышались в нем какие-то металлические нотки, - он много дней бесцельно бродил по набережной, остался совсем без денег, как раз начинать просить милостыню, как однажды поздно вечером встретил своего зятя, казалось бы без цели шатающегося по улице. Не знаю, испугался или обрадовался старик, но в дом к дочери пошел, так сильно было желание вновь ее увидеть. Было это опять в ночь цыганского праздника, ровно год спустя со дня исчезновения Софьи. Дочь вся в слезах бросилась к отцу в объятия и он не мог видеть, как стало меняться её лицо. В следующее мгновение клыки разорвали его горло...
- Позвольте, но откуда вы можете знать такие подробности? - пробормотал Сергей Константинович. Впрочем, он, кажется, знал уже ответ.
Из двери в дом почему-то повеяло сыростью и холодом. Внизу, как будто в погребе, хлопнула дверь. Машенька встала и стремительно скрылась в помещении.
- Да, вы совершенно правы. Я и был тем врачом, кому посчастливилось венчаться с Сонюшкой. Она была последней из древнего цыганского рода, не того сброда, что сейчас шатается по всему миру, а из тех кто ведет свою линию от богини Кали. Женщины этого рода, после того как испытают близость с мужчиной, приобретают образ своей прародительницы и один раз в год им нужна человеческая кровь. Когда это впервые случилось с Сонечкой, она чуть не убила меня. Хорошо, что тогда она была еще не опытна, ей хватило лишь части моей крови. Одному Богу известно, сколько я потратил сил, чтобы узнать от цыган легенду о потомках Кали. Когда мне стало ясно, кто моя жена, я стал добывать для нее кровь, это было не сложно, ведь я служил врачом. Тогда мы еще надеялись, что сможем вымолить у Сары Кали избавление. Наивные. Мы стали строить молельню по подобию французской, но тут вмешался ее приемный отец. Она не убила его в первый раз, видно что-то человеческое проснулось в ней в ту ночь, но зачем, зачем он явился во Францию?... Её поймали крестьяне год спустя после смерти старика, когда бедняжка завладела их мальчишкой - никому не нужным пятилетним оборванцем. Они замучили мою Сонюшку, а потом сожгли тело... Но она успела подарить мне дочь. Мы вернулись домой, туда, где я был счастлив с ее матерью несколько лет...
Глаза Николай Петровича вновь покрылись той самой поволокой. Молодой человек хотел воспользоваться моментом и бежать. Но тут в глубине дома раздался бой часов, возвещающий о стремительно наступившей полночи. Дверь на террасу со скрипом отворилась. В проеме появился светлый силуэт и медленно поплыл к мужчинам. Отвратительные черты твари точно повторяли то, что совсем недавно описывал в своем рассказе ее отец. Несостоявшийся жених, стоял словно парализованный. Кое-как хватило у него лишь сил произнести:
- Но как же... У нее ведь никого не было...
- Ошибаетесь, молодой человек, недавно Мария стала женщиной. О, Господи, как она похожа на свою матушку.
Голос Николая Петровича дрогнул, по морщинистой щеке невольно побежала слеза.