Зал был освещен мириадами свеч. Гирлянды цветов свисали с белых арочных потолков. В атласе штор, закрывавших высокие окна, отражалось пламя свечей - оно, казалось, тоже плясало вместе с кружащимися в стремительном танце парами.
В этом зале Рита была знакома почти со всеми гостями. Молодых онa встречалав дуэлях. Старшим ее когда-то представил Люг с последующим напоминанием, чтобы она не забывала с ними здороваться (за исключением семьи Ваара). Поэтому Рита помнила лица. Имена, к сожалению, не отложились в памяти: ответив на приветствие, "взрослые" маги больше не удостаивали ее вниманием.
Рита вздохнула.
Как же все изменилось за прошедшие три месяца - с тех пор, как Люг взял ее в ученики. И как умудрилось остаться таким же, как было.
Теперь все соплеменники знали, что она тоже маг. Но в обществе, ценившем превыше всего магическое мастерство и внешнюю привлекательность, этого было мало. Мастерство у Риты отсутствовало; и если простые люди считали ее более чем симпатичной, по сравнению с магами она себе казалась мелкой и невзрачной. Рита вначале надеялась, что хотя бы ее необычно большая энергия вызовет уважение и поможет общению. Но вышло наоборот. По словам Нима, не больше десятка "взрослых" магов обладали энергией, сравнимой с Ритиной, а зависть, как известно, дружбе не помогает. Ни между простыми людьми, ни - уж тем более - между колдунами.
Рита снова вздохнула.
Пренебрежительное отношение окружающих обычно ее не волновало, но иногда все же очень хотелось переброситься парой фраз не только с Люгом и Нимом, но и с другими магами. Как, например, сейчас.
Сейчас Рита стояла, забившись в угол просторного зала, а перед ней под роскошными люстрами из старинного хрусталя нарядные пары изящно выписывали запутанные фигуры очередного танца. Маги ее до сих пор поражали точностью движений и небрежной воздушной грацией.
Рита неуверенно переступила с ноги на ногу.
Сколько ни бился нанятый Люгом балетмейстер, танцуя с другими магами, она по-прежнему спотыкалась и наступала им на ноги. Это Риту почти никогда не расстраивало - лишь в те минуты, когда на балу приходилось одиноко стоять в углу богато украшенного зала. Ним с отцом очень старались, чтобы такое случалось редко, но если все остальные маги, будто случайно, обходят тебя стороной, одиночества, увы, не избежать.
Она отыскала глазами седую голову Люга. Его волнистые волосы слегка растрепались, и отец улыбался седовласой партнерше, которая что-то увлеченно рассказывала. Казалось, они были полностью поглощены разговором - но при этом каким-то образом умудрялись вихрем скользить по залу, ни на миг не сбиваясь со сложного рваного ритма танца. Ним кружился неподалеку: он, пригнувшись, шептался со статной брюнеткой, и та не сводила с него восторженных глаз.
Неожиданно брат развернулся - быстро, резко, словно увиливая от летящей навстречу пары. Брови его партнерши вопросительно приподнялись. Ним с улыбкой что-то ответил, и девушка рассмеялась. Рита мельком взглянула - с кем же брат едва не столкнулся?
Боро?!
И Бела...
Но нет, подумала Рита, Боро бы так не сделал специально: он был слегка неуклюж - для мага. Хотя среди людей его бы назвали хорошим танцором. Особенно в паре с Белой, в золотистом шелковом платье похожей на легкого мотылька. Длинные пряди каштановых волос, выбившись из шиньона, развевались по воздуху. Из-под черных ресниц сияли бархатные глаза. Боро держал ее нежно и бережно, как сокровище, которое не хотел потерять.
Неожиданно Бела украдкой взглянула на Нима. Тот, казалось бы, не заметил, увлеченный разговором с партнершей. Но не прошло и мгновения, как его глаза стрельнули на Белу. Взгляды их встретились. Бела вспыхнула, и испуганно отвернулась. Губ Нима коснулась улыбка.
Рита была настолько поглощена этой картиной, что не сразу обнаружила возникшего перед ней мальчишку. Когда же сделала вид, что его не видит, тот не исчез и не растворился в воздухе, как сделал бы любой уважающий себя призрак.
Кто же это был?
А!
Сын хозяйки дома и, более того, именинник. Ради которого затевалось все это празднество. Он, кстати, ни разу не вызвал Риту на дуэль - по слухам, состязаться с "приемышем" было "ниже его достоинства". Боги, как же его звали?
Ни малейшего понятия.
Она поджала губы. Именинник стоял по-прежнему молча и на удивление терпеливо: ждал, пока "недостойный приемыш" обратит на него внимание. Скорее всего, подкуплен своей мамашей. Та приходилась Люгу относительно бедной родственницей, при нем была с Ритой приторно вежливой и " приемышем" или "Люговым чудачеством" называла только вдали от ушей отца.
"А все-таки удивительно", - промелькнула у Риты мысль, - "насколько у магов разная внешность".
В отличие от высоких и всегда черноглазо-черноволосых пику, единственное, что объединяло магов - это длинные пальцы. Люг уродился блондином; вдова его покойного двоюродного брата - брюнеткой. Сын ее, стоящий перед Ритой, был среднего роста, коренастым, кудрявым и огненно-рыжим.
- Здравствуйте, - наконец сказала Рита. - Я уверена, что нас представляли, но, к сожалению, не помню вашего имени. Примите мои извинения.
Он небрежно тряхнул головой, откинув упавшую на глаза длинную прядь:
- Ничего страшного. Нам не придется разговаривать. Это короткий вальс, и я отлично танцую молча.
- Молча вы производите лучшее впечатление. Но спасибо, позвольте вам отказать.
- О, извините, я вижу очередь более подходящих партнеров...
Рита поморщилась:
- Послушайте, чего бы вам Ода-Май не предложила в качестве вознаграждения, это не стоит обращения в жабу.
- Ах, как я испугался! Говорят, ваша магия под стать вашим танцам. А мне не раз довелось наблюдать, как вы пляшете... Ой, уже седьмая фигура, еще немного - и я останусь без лошади!
Он схватил ошеломленную Риту за руку, и через секунду она машинально кружилась по залу. Мальчишка оказался на удивление приятным партнером. Вскоре Рита умудрилась расслабиться и даже перестала наступать ему на ноги.
- Насчет лягушки... - Он увернулся от очередной самозабвенно танцующей пары.
- Жабы. - Рита поспешно заправила за ухо растрепавшийся локон. Музыка резко замедлилась, и она наконец смогла перевести дыхание
- Замечательно. Жаба. Я согласен - если, конечно, не шутишь. Кстати, меня зовут Олек.
- Акуерита.
- Если позволишь обратить себя в мышь...
- Почему именно мышь? - перебила Рита.
- Скорее всего, по той же причине, что твоя жаба: мой последний успех. Поверь, мог бы я превратить тебя в муравья - давно бы этим похвастался.
- А "Не навреди"?
Олек беспечно пожал плечами:
- Что-нибудь придумаем, не заморачивайся. Ну как, согласна?
Рита вдруг поняла, что они остановились. Танец закончился, но Олек ее не отпускал:
- Ну, неужели тебе не интересно, что происходит, когда тебя обращают? Способны ли мы при этом колдовать? И, самое главное, возможно ли вообще обращение магов? Хотя если разрешишь, я не вижу причин, почему бы и нет...
- Ты что, никогда не пробовал?
- А с кем? Кто поверит, что "шестнадцатилетний недоросль", еще не освоивший даже погоду, может контролировать чужое тело и волю? И, кроме того, этот вид магии не улучшает твои отношения с великими мира сего, которые не то, что людей, свинью в осла превратить не могут. Я, кстати, тоже не припомню, чтобы кто-либо упоминал ваши способности в этой области магии, сора. Как, впрочем, и в любой другой области...
- Жаба, - процедила Рита сквозь зубы. - Прыщавая.
Олек расплылся в широкой улыбке:
- Как скажете. Где бы нам встретиться... - Он задумался на мгновение. - А! Знаешь большой плоский камень у реки? Серый такой, за кустами шиповника?
- Ага.
- Встретимся в полдень. Тогда до завтра?
- До завтра?
- Сегодня уже слишком поздно.
Рита замерла на секунду, сердце ее было готово выпрыгнуть от нетерпения из груди. Но потом, собравшись с силами, она просто кивнула:
- Да!
Утром Рита проснулась непривычно счастливой. Вчерашний вечер оказался неожиданно интересным. И, кроме того, она помнила, что сегодня намечалось что-то хорошее...
Ах да. Жаба. И Олек.
День выдался ясным, но нежарким. У Риты в голове не переставая вертелась мелодия, изящная тема из нового вальса: показушно-бравурной вещи, без особой души, но очень эффектной. Идеально подходящей для вечеринок и гостей. Последнего писка моды, популярность которого, к сожалению, только росла со временем.
"Буум-буум-буум", - застонали клавиши, нажатые по три-четыре одновременно, словно кто-то бухал по ним кулаком или широкой лапой.
Лапой...
Лапой?..
Это ты, Щен? Доброе утро...
Знаешь, а может, попробуем гамму?
До... Ре... Ми...
Буум... Буум... Буум...
Каждая нота сопровождалась двумя или тремя окружающими, чем-то напоминая тот самый первый урок, когда Рите разрешили не только вскарабкаться на широкий стул перед огромным белым роялем, слева от мамы, но и нажать несколько клавиш.
Может еще раз, Щен? Поаккуратнее?
До... Ре... Ми...
Бум... Бум... Бум...
Это даже чем-то походило на гамму.
О боги!
Этот вальс... Этот помпезный, стремительный вальс, требующий исключительной техники и скорых, легких пальцев - сейчас Рита играла его чисто, безукоризненно, почти виртуозно. Но тогда, много лет назад, в первый урок, она начинала совсем как Щен, как ее магия: неуклюжей, режущей ухо какофонией. Тогда Рита еще не знала, что пальцы со временем станут гибче, сильнее, точнее и легче. Не знала, что для этого требовалось: гаммы, этюды, аккорды, арпеджио. Но сейчас - сейчас было проще, она уже проходила этой дорогой, она уже это делала. Единственное, что сейчас было нужно, чтобы добиться приличной техники от ее неуклюжей магии - это всего лишь часы за инструментом. И, наверное, заклинание: заглушить струны рояля, пока домочадцы не сошли с ума от бесконечного грохота.
Сейчас ей даже не надо было сидеть за фортепиано. Не надо касаться клавиш. Она могла часами тренироваться, уютно устроившись на балконе с вязанием, или на пути в город, чтобы вызвать настройщика.
Рита вспомнила, как лесорубы в предгорной тайге могли топором подрезать себе ногти. Может, ее дубинная магия наконец-то научится делать что-то подобное...
До... Ре... Ми ... - звучало у Риты в голове, когда она бежала наверх по лестнице.
Бум... Бум... Бум... - подпевали ей струны.
До... Ре... Ми...
Настройщик приехал сразу, и пока раскладывал на столе на холстине камертон и ключи, хвалил старинный рояль, занимавший самое почетное место в гостиной. А Рита, наблюдая за движением тяжелой черной крышки, почему-то вспомнила, как сама настраивала пианино в обветшалой каменной церкви.
Оно стояло на небольшом возвышении, слева от кафедры, с которой читал проповеди деревенский священник. Пианино придвинули к восточной стене, где по блеклой лазури старинных выцветших фресок летали древние боги Алсы - силы небесные - и взирали на землю. Там, внизу, с их божественной помощью великий Моор спасал людей от таннов, перенося по воздуху через Каньон. Танны, похожие на огромных серых ящериц, столпились на северном склоне и бессильно махали когтистыми лапами - их крылья были слишком слабыми, чтобы пересечь гигантскую впадину. Так, по легенде, люди избавились от таннов и заселили необитаемую до этого Косту, а потом и Алсу.
Сотни лет Каньон защищал людей от прожорливых ящериц. Но в тот год, когда родилась Ритина мама, мощное землятресение соединило склоны Каньона каменной грядой. По ней, как по мосту, ненасытные стаи таннов ринулись на юг в поисках дичи и новых пастбищ. Только на этот раз силы небесные за людей не вступились, и после десятилетий войны Коста пала. А танны, без помех богов, теснили пику с северных границ Алсы к горам.
Рита любила разглядывать богов на фресках: неулыбающихся, худых, с широкими темными крыльями. Боги Алсы по виду напоминали летающих пику, и в деревенской школе учитель рассказывал, что силам небесным молились и пику, и простолюдины. Это было так непохоже на Косту, где в старинном домашнем склепе стояли маленькие запечатанные горшочки с пеплом прабабушек и прадедушек. Туда в минуты печали или сомнений приходили домочадцы, зажигали пахучую свечку и, устроившись на холодной каменной скамейке, просили у духов покойных родственников помощи и совета.
В Алсе же благовоний не было, и молитвы во время богослужения не шептали, а пели - в сопровождении старенького пианино, на котором, то и дело сбиваясь, играл священник.
Пианино в церкви было маленьким и разбитым. Бурое дерево корпуса выцвело и начало рассыхаться. Многие струны уже не настраивались и дребезжали, а педали жутко скрипели, когда игралось что-то трогательное и жалостливое. Но это был настоящий инструмент, большая редкость в бедной горной деревушке на севере Алсы.
- У него работают почти все клавиши, и все три педали, - с нескрываемой гордостью заметил священник, когда рассказывал матери Риты о пианино, подаренном одним из прихожан. - Конечно, краска немного облупилась, и дерево слегка поцарапано, но это не важно, не правда ли?
Мама тогда вежливо согласилась, мол, да, царапины, даже на клавишах, совсем не мешают.
Рита невольно улыбнулась, вспоминая, как получилось, что ей разрешили на этом инструменте играть.
В их деревне церкви не было, и поэтому службы посещали в соседней. До нее приходилось добираться пешком - извилистая горная тропа была непроходимой даже для всадников, и уж тем более для телег. Хозяин ферм, которому принадлежало большинство окрестных террас, переправлялл плоды своих полей по канату, натянутому над расщелиной. Раньше на этот канат подвешивали коляску для людей - деревянную бочку со вделанной в стенку скамейкой - и за мелкую плату перевозили пассажиров наверх.
Рита с матерью были последними, кого так подняли в деревню. Рита тогда металась в жару и бреду и запомнила мало: темноту, душный вечерний воздух и запах смолы от каната. Ожидалась гроза, и они спешили, чтобы не застрять внизу и не отбиться от попутчиков - многочисленной семьи костовских беженцев. У тех в деревне то ли кузен, то ли деверь был лекарем. Рите же, захворавшей после особенно трудного перехода, с каждым часом становилось все хуже и хуже, и мать уже не знала, что делать.
Быстро ли, медленно ли их перевезли - Рита даже не заметила. Коляска резко дернулась, остановилась. Рядом послышались незнакомые голоса: матери помогали выбраться из корзины. Потом чьи-то руки подняли Риту. Наверное, ее глаза были открыты, потому что, когда раздался оглушительный грохот тысячи барабанов, она отчетливо видела вдали ослепительно белую вспышку. И в тот же миг канат загорелся. Желтое пламя, словно по мостику, понеслось над расщелиной.
- Моор мне свидетель! - донесся из темноты ошеломленный мужской возглас. - Молния ударила в канат! Сора, это знамение!
- Боги жгут мосты, - тихо согласилась мама Риты. - Значит, назад пути нет. Это наша деревня.
Деревня оказалась крохотным, давно забытым богами местом. Но Рита с матерью там задержались: хозяин ферм сразу нашел им работу и свободную халупу для проживания.
Они избегали деревенских. Рита хотела играть с другими детьми, но мать не позволяла, говоря, что босяки им не ровня и незачем с ними мараться. Рита этого не понимала. Да, их одежда выглядела пестрее соседской, и спина матери была прямее, чем у других женщин, но, хотя расцветка ее длинных платьев когда-то и впрямь отличалась яркостью и разнообразием, она выцвела еще до того, как ткань изорвалась в лохмотья. И руки матери Риты покрывали такие же ссадины и мозоли как и у всех деревенских. Но все равно, они сторонились соседей, и соседи отвечали тем же. И это могло продолжаться долго, если бы мать Риты так же не сторонилась церкви. Что было неслыханно и непозволительно, как вскоре им сообщил раздраженный работодатель. Но мать вежливо объяснила, что если они больше не нужны на его ферме, то попытают счастья в другом, более гостеприимном месте. На это хозяину оставалось лишь стоять с раскрытым ртом, удерживаясь от дальнейших возражений: в жатву каждая пара рук была на счету, и у матери с дочерью были хорошие пары рук. И, кроме того, если кто-то не молился, его это не касалось, и было заботой священника.
Священника долго ждать не пришлось. Он заглянул в тот же вечер, и, к удивлению Риты, сумел убедить мать впустить его в дом. Говорил о погоде и жатве и мимоходом посоветовал Рите ходить в деревенскую школу, чтобы улучшить ее акцент. Рассказал о спектаклях, поставленных в церкви. О концертах и танцах. О том, что у них даже было настоящее пианино, на котором раньше во время служб аккомпанировала дочь хозяина фермы. Но та вышла замуж на соседнюю гору, и теперь на пианино играл только священник.
- Что, увы, не делает честь этому инструменту, - заметил он с легким румянцем на молодом свежевыбритом лице.
Рита так никогда и не узнала, была ли это заранее подготовленная наживка, или священник просто оказался наблюдательным человеком, но тут он сделал паузу, словно, к ужасу Риты, уловил в глазах матери искру интереса. И Рита готова была задушить его, немедленно догадавшись, что за этим последует.
- Можно ли нам иногда, когда мы не помешаем, упражняться в игре на этом фортепиано? - услышала Рита материнские слова, и сердце ее забилось, как у мыши, которую скоро будет кушать большая красивая такса. - К сожалению, я не могу платить за аренду, но с удовольствием буду вам аккомпанировать во время молебна.
Рита безнадежно поморщилась. Уроки фортепиано с матерью она ненавидела люто, и это было одно из преимуществ их нищеты - что больше не приходилось стучать по клавишам.
- О да, конечно, - ответ священника прозвучал еще до того, как замолкло последнее слово Ритиной мамы.
И в тот момент Рита знала: священник теперь будет видеть их в церкви чаще, чем самых богобоязненных из прихожан. Ведь если мать решила учить Риту играть на фортепиано, та будет учиться игре на фортепиано, пусть даже для этого им придется молиться в церкви чужим богам.
Когда мысли Риты возвратились к черному роялю, отражавшему позолоту на стенах гостиной, настройщик давно перестал хвалить инструмент и углубился в работу. Рита устроилась в кресле с книгой - очередной классикой Косты. Только строчки плыли перед глазами, и взгляд то и дело возвращался к лежащим рядом карманным часам. Она еще не опаздывала, но если не хотела заставлять Олека ждать, было пора. Рита захлопнула книгу, оставив ее на маленьком полированном столике, и подошла к настройщику:
- Я вам, наверное, не нужна?
- А? - Бородатый мастер разогнулся и поспешно поправил монокль. - Нет-нет... Не мешайте, пожалуйста...
Он пробормотал что-то еще, опять склоняясь над струнами, но Рита уже торопливо выскользнула из комнаты. У порога проверила стойку с обувью: все правильно, Люг и Ним еще не вернулись, они были в госпитале. Бесшумно закрыв за собой дверь, Рита помчалась к реке. К Олеку.
Тот уже ждал. Когда она осторожно раздвинула тонкие ветки шиповника, Олек вскочил с плоского серого камня:
- Ну наконец-то! Я уж подумал, ты не придешь.
Рыжие кудри вспыхнули в слепящем полуденном солнце. Улыбка коснулась его лица, и, как живые, веснушки запрыгали золотистыми зайчиками.
Рита приблизилась:
- Не дождешься.
Он рассмеялся:
- Ну, так с чего начнем?
- Наверное, с разрешений...
- Я тебе разрешаю. Превращай меня в жабу. Нет, лучше в лягушку. Они мне больше нравятся.
- И это все?
- Ну а чего еще надо? Я не буду сопротивляться. Не томи же, давай!
Рита кивнула и напряглась.
Какое все-таки странное ощущение - преодолеть барьер свободного мага. Словно она собиралась тайком проникнуть в дом и искала лазейки: оконную щель, отошедшую доску на чердаке, проржавевший засов в подвале. И неважно, что хозяин позволил туда забраться. Не просто позволил, а уговаривал. Она все равно не могла избавиться от чувства стыда и неправильности.
Рита резко остановилась. Отступила назад:
- Олек... Я не...
- Не можешь? - В его голосе было такое огромное разочарование, что Рита поспешно затрясла головой:
- Нет-нет, я, похоже, могу... Но ты уверен? Уверен, что это стоит делать? Что ты разрешаешь?..
- Ну конечно! Конечно! Давай! - Олек притопнул от нетерпения. Под его ботинком жалобно хрустнула серая ветка.
Рита молча кивнула. Закрыла глаза. Напряглась. И прошла сквозь защиту свободного мага.
Это было...
Как будто озеро.
Нет, не озеро. Плотный туман. Но такой густой и оглушающий, что она почти задохнулась и лишь немо смотрела, как в неустойчивом мареве беззвучно мелькали серые тени и тянули дрожащие полупрозрачные пальцы - словно пытаясь приблизиться, вцепиться в нее руками, утащить в далекую беспросветную даль...
Рита испуганно распахнула глаза. Перед ней змея вцепилась в лапку бешено вырывавшейся лягушки. Та же застыла. Развернулась. Оттолкнувшись от головы змеи, перепрыгнула через сухую ветку. И метнулась под нее, окрутив змею вокруг серой палки.
- Кыш! - опомнилась Рита. - Кыш! - она замахнулась на пресмыкающееся.
И в этот миг лягушка отчаянно дернула лапой, вырвалась из змеиной пасти и поскакала к воде. Рита поспешно схватила коряжку с обвивавшей ее змеей и швырнула как можно дальше. Обернулась к реке...
А там над лягушкой уже распахнула клюв появившаяся словно из воздуха цапля...
И немедленно плюхнулась в воду, превратившись в мокрого злого скунса.
Который бросился за лягушкой!
Рита, не думая, выкрикнула заклинание, и вслед за удиравшим на берег земноводным разочарованно щелкнула пастью огромная щука.
Но лягушка уже запрыгнула в подставленную руку.
Осмотревшись, Рита опустила животное перед собой на камень, и через миг там сидел Олек, стягивал продырявленный ботинок и громко ругался.
- О боги, - только и смогла выговорить Рита. Нагнулась, помогая снять окровавленный носок. - О боги!.. Надо послать за Люгом...
- Никакого Люга! - выдавил Олег сквозь зубы. - Он сразу расскажет матери. Сам доберусь.
- Но как?..
- Не знаю. Придумаю.
- Тогда... - Она устало потерла лоб. - Вот! Давай я тебя обращу во что-то маленькое и принесу к вам домой? А ты скажешь, мол, поцарапал палец. Или на гвоздь наступил. Давай?
- Думаешь, после этого мама пустит тебя на порог нашего дома? Или даже в сад?
Рита поморщилась. Он был прав: если бы Ода-Май увидела сына в таком состоянии вместе с "Люговым приемышем", то на этом бы их с Олеком встречи навсегда закончились.
Она безнадежно огляделась. Увидела маленького жука. На мгновение зажмурилась, примеряя свои силы.
Да, это получится. Рита была уверена.
- Обрати меня в птицу! - Она торопливо оторвала кусок от нижней юбки, и, стараясь не замечать, как Олек скрежещет зубами, подвязала жгут над раной. - А я превращу тебя в насекомое и донесу до дома. Там мы влетим в форточку твоей комнаты...
Она осеклась. Олек глядел... Ошарашенно? Раздраженно? Расстроенно?
- Думаешь, можешь обратить меня в насекомое? - произнес он с едва прикрытой обидой в голосе.
Рита изумленно уставилась на Олека. Но потом догадалась: она могла сделать нечто Олеку недоступное, и, наверное, это было ударом по его самолюбию. "Мальчишки!" - мысленно улыбнулась Рита и пожала плечами. Но затем ее взгляд снова упал на рану.
О боги!
Она поспешно прошептала:
- Ты прав. Не могу. Давай, превращу тебя в ласточку, и ты меня тоже, и мы прилетим к нам. Там обработаем рану. А после ужина Ним подбросит тебя на коляске домой. Согласен?
- Да.
И вскоре, торопливо хлопая крыльями, в небо взвились две черные быстрые птицы с раздвоенными хвостами.