Кровавое путешествие Стндбада
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
О романе: Приглашённый на коронац ию Дороты Синдбад, вынужден вместо празднований вступить в кровавую сх ватку с врагами принцессы...
Сергей Гжатский.
Кровавое путешествие
Синдбада.
Глава 1.
Синдбад не поверил своим глазам, когда на борт "Ирбиса" вместо начальника порта, благородного маркиза де Сан-Се, Маркуса Руфимского, его давешнего приятеля, поднялся совершенно незнакомый расфуфыренный офицер со знаками отличия городской стражи в окружении дюжины вооружённых до зубов солдат-алебардщиков.
Он, конечно, проникся бы пониманием момента, если бы палубу его корабля заполонили чиновники таможенного департамента вкупе со служащими санитарной инспекции, или другого какого надзирающее контролирующего приказа из морского ведомства, которых в порту развелось, словно крабов вокруг падали.
Но хорошо вооружённый отряд по-свойски, хозяйственно и в какой-то мере нагло, с осознанием собственной силы оккупировавший верхнюю палубу, поставил капитана в тупик.
Синдбад процедил неслышное проклятие, злясь на собственную тупость. Ну как он сразу не сообразил, что солдаты во главе с толстым пузатым лейтенантом, это почётный эскорт, посланный принцессой Доротой к нему, как к дорогому и долгожданному гостю.
Тогда почему у офицера и солдат такие мрачные рожи? Ожесточённые и злые? И это-то в праздничный день коронации принцессы? Что-то тут не вязалось ни в морской узел, ни в обычный. Ну никак не должны вояки выглядеть столь сурово и мрачно в час торжеств по случаю восшествия на престол их обожаемой принцессы, тем более, что все подобные мероприятия сопровождаются, как правило, монаршей щедростью, выраженной в раздаче земель, дворянских привилегий, чинов, званий, регалий и прочих почестей - для офицеров, и халявной, хоть залейся, выпивки для низших чинов - солдат и прочего городского плебса.
"Нет, пусть меня протащат под килем собственного судна, но что-то тут не то!"- подумал Синдбад и ещё раз, но уже более внимательно, оглядел порт, возвышающиеся над ним городские стены с главными воротами и в заключении - башни королевского замка! Когда закончил осмотр - вздрогнул, на душе стало муторно.
Да, зародившиеся сомнения подтвердились. Где, скажите на милость, праздничное убранство? Где море цветов и трепещущие на шпилях стяги? Почему не ликуют горожане и в небе с треском не вспыхивают огненные цветы праздничного фейерверка? Атмосфера всякой торжественности в столице, да, похоже, что и во всей стране отсутствовала напрочь. Наоборот, казалось, сам здешний воздух пропитался гнетущей тревогой...
Лейтенант, бряцая оружием и шпорами, шагнул к капитану и встал подбоченясь. Он подкрутил усы, всем своим видом выражая крайнюю надменность, презрительно оглядел палубу, команду и наконец остановил маленькие колючие глазки на Синдбаде.
- Чья лоханка? - пискнул он, тряся полными багровыми щеками, в которых умело прятался носик-пуговка. Казалось, из них одних и состояло его круглое лицо, обрамлённое под шлемом жиденькими рыжеватыми кудряшками.
Синдбад решил не обращать внимания на грубость командира городской стражи.
- Это судно принадлежит мне, приятель! - ответил он довольно миролюбиво.
- Я тебе не приятель! - окрысился офицер, - Я - барон Тур-Хьюго Патинский - личный порученец Его Величества короля Мармедонии - Олафа Славного!
- А я - Синдбад-мореход из Багдада!
- И за каким дьяволом ты припёрся в Мармедонию, Синдбад?
- Я прибыл в ваше королевство, что бы принять участие в торжествах по случаю коронации на престол принцессы Дороты - моей хорошей знакомой - по её же официальному приглашению! Вот документы!
Синдбад протянул барону несколько свитков. Даже последний обалдуй из царедворцев по одному их виду дога дался бы, что имеет дело с королевским приглашением и верительными грамотами. Большая Государственная печать на ленточке и личная размашистая подпись Дороты красноречиво подчёркивали важность документов, но Тур-Хьюго на них даже не взглянул.
- Ох-хо-хо! - заржал он, хватаясь за бока, выпирающие из-под короткой кирасы, - Вы слышали? Этот придурок приплыл попьянствовать на коронации своей знакомой шлюхи Дороты!
Синдбад был готов стерпеть от этого напыщенного хама любое оскорбление на свой счёт, но только никак не в адрес принцессы.
- Негодяй! - вскричал он громовым голосом, - Как смеешь ты оскорблять свою королеву?
И выхватив саблю, плашмя приложил барона по шлему. Несильно, только что бы чуточку осадить невежду, однако звон получился приличный. Тур-Хьюго ошарашено замотал головой, замычал как бык под ножом живодёра и, отпрыгнув назад, выхватил из ножен длинный сверкающий меч.
- Нападение на королевского порученца! - заорал он тонким голоском, - К бою, солдаты!
Изрыгая грязные ругательства и посылая проклятия в адрес капитана, команды корабля и всех хахелей принцессы, лейтенант пошёл в наступление на Синдбада, устрашающе размахивая мечом над головой.
Матросы за спиной своего капитана, обликом более смахивающие на разнузданных пиратов, с улюлюканьем обнажили острые абордажные клинки и теснее сплотили ряды. Кровопролитная схватка казалась неминуемой...
Но её, к счастью для обеих сторон, не произошло. Потому как в сей критический момент из-за спин солдат вдруг выскочил побледневший начальник порта, с которым Синдбад познакомился и сдружился ещё в прошлый свой приезд, когда доставил домой принцессу Дороту после неудачного похода за сокровищами Атлантов.
- Стойте, господа! Вложите оружие в ножны! Произошло недоразумение. Капитан Синдбад, барон Тур, я умоляю, остановитесь!
- С какой это стати ты суёшься не в свои дела, маркиз? - набросился на чиновника с руганью лейтенант, но тем не менее атаку прекратил и меч опустил, подав знак сделать тоже самое и своим солдатам.
- Я хорошо знаю капитана, господин барон! Он отважный моряк и порядочный купец. Это могут засвидетельствовать многие в порту...
- Плевал я на многих! Он оскорбил меня при исполнении...
- Сам виноват, приятель! - опустил саблю Синдбад, - Я не люблю, когда при мне оскорбляют женщин, тем более королев.
- У нас правит не королева, а король Олаф Славный! - веско заявил барон, - Особа, которую ты упомянул, лишена дворянского звания и титула и заточена в темницу за непристойное поведение!
- Ничего не понимаю! - вскричал Синдбад, хотя и догадался, что совсем недавно произошёл государственный переворот и власть в королевстве узурпировал некто Олаф, по прозвищу Славный.
- Вот видите, господин барон, наш гость ничего не знает о произошедших в стране переменах, - заступился за Синдбада начальник порта. Отсюда и ваше взаимное недопонимание. Дозвольте, я вкратце поясню капитану суть вещей?
- Давай, вонючка Маркус, поясняй! Да побыстрее! Мне тоже не терпится выполнить королевское поручение и сказать этому выскочке из-за моря пару ласковых...
- Да, господин Маркус, не сочтите за труд, просветите меня, что тут у вас твориться?- попросил с поклоном чиновника Синдбад, решив оставить без внимания реплики барона-грубияна.
Маркус, проявив чудеса дипломатии и ни разу не назвав вещи своими именами, вкратце поведал о том, что правящий король Мармедонии - отец принцессы Дороты, неожиданно для всех скончался три дня назад от странной, загадочной и скоротечной болезни, вызвавшей отёк лёгких и обильное кровоизлияние в мозг, как показало последующее вскрытие.
Во дворце, да и в самой столице по углам шептались, что дело не обошлось без измены и преступления. Но тут во Дворец, из отдалённой провинции, которой доселе неограниченно управлял, примчался двоюродный братец покойного короля - Олаф Славный. Что бы, понятное дело, принять участие в похоронах. С ним так же, по счастливой случайности, прибыла и его пяти тысячная армия - взятая якобы для надёжной охраны. Все порочащие двор слухи добрый дядюшка быстренько пресёк на корню, как не имеющие оснований.
Весьма ветреная принцесса во всеуслышание заявила о своих правах на престол, объявила день коронации и, разослав приглашения на празднество всем своим родственникам, друзьям и просто знакомым, взяла да и организовала в честь данного события шумный бал - маскарад в Тронном зале Дворца.
И всё бы ничего, но отчего-то именно сегодня ночью родной дядя Дороты неожиданно для всех рассвирепел.
Олофа, по слухам, якобы возмутил тот факт, что принцесса, несмотря на объявленный в королевстве траур, два дня назад закатила в сердце дворца пир-горой с последующим балом-маскарадом. Хотя сам принимал в нём живейшее участие...
"Узнаю беспечную, легкомысленную девчонку!" - подумал Синдбад, а вслух спросил:
- И что же было дальше?
- ...Олаф Славный, возмущённый и оскорблённый до глубины души поведением родственницы, наплевавшей на траур и верно подданнические чувства дворян, горожан, крестьян, рабов и прочих, срочно созвал Малый Королевский Совет, на что, собственно, никакого юридического права не имел.
"Конечно, не имел! - подумал Синдбад, - Но кого волнуют такие мелочи, когда на кону стоит корона? Хитрец, этот добренький дядюшка Олаф. Переворот братец венценосца замыслил довольно давненько. И подготовил всё заранее - это очевидно! Только ждал подходящего случая, что бы уж наверняка...
И Дорота сама дала ему в руки прекрасный повод! Не удивлюсь, когда выяснится, что и братца - папашу принцессы, тоже он траванул..."
Тем не менее Малый Королевский Совет собрался во дворце поздней ночью и на нём, при содействии и согласии духовенства, было единогласно признано, что принцесса, горюя по без временно усопшему родителю, тронулась умом...
"Ага! Единогласно, как же... - усмехнулся Синдбад, - Кого запугали, кого подкупили, наверняка нашлись и предатели! Как мне всё это знакомо..."
- ...Поддерживаемый прикормленной армией алебардщиков, мечников и лучников, Олаф объявил племянницу душевно больной, а потому не дееспособной. Его телохранители ворвались в покои принцессы и насильно укатали девушку в смирительную рубашку. После чего её заточили в темницу. Олав же поспешил провозгласить себя регентом королевства - временным правителем страны, покуда к родственнице не воротится разум. Об этом был зачитан указ на всех городских площадях страны не далее, как сегодня на рассвете...
Синдбад поразился изворотливости Маркуса, который ни разу не произнёс слов: "предательство" и "государственный переворот". Однако картина, нарисованная чиновником, была куда как ясна!
- Больную - и в заточение? - съехидничал он, - отчего же не в лечебницу?
- Проявила буйство, вот и угодила в темницу, где ей самое место. Шлюхи не должны управлять королевствами! - явно повторяя слова своего нового сюзерена Олафа, вмешался в разговор барон, - Ты закончил, Маркус? Вот и отлично! Теперь слушай меня, капитан! Все друзья и приятели сумасшедшей принцессы объявлены вне закона и высланы из страны. Наиболее рьяных её защитников ожидает либо виселица, либо плаха. Палач трудился всю ночь, но у него ещё достаточно сил на всякую вонючую шваль, рвань и шалупонь, на вроде тебя и твоей команды.
Если не хочешь лишиться головы или сгнить в подземельях королевской узницы, немедленно отшвартовывайся и проваливай на все четыре стороны! Таков приказ монарха и я довёл его до тебя!
- Но так нельзя, господин барон! - вскричал заламывая руки Маркус, - Судну необходимо пополнить запасы воды и провизии...
- Ах, ты ещё здесь, заячий хвост? А ну, брысь! Иначе прикажу солдатам схватить тебя за подстрекательство к бунту!
Перед тем как ретироваться, бедный чиновник развёл руками и жалобно взглянул Синдбаду в глаза. Тот подмигнул ему незаметно и громко произнёс:
- Ничего не поделаешь, мой любезный Маркус! Приказы венценосца, кем бы он ни был, мы все должны свято чтить и выполнять. Я отплываю, но верю, что когда-нибудь вечерком мы ещё встретимся и хорошо посидим в нашем любимом трактире, название которого выскочило у меня из головы. Прощайте, любезный друг!
И Синдбад ещё раз со значением подмигнул начальнику порта. Тот просиял, догадавшись, что капитан никуда уплывать не собирается. Маркиз успел узнать своего друга довольно хорошо: не в характере морехода было пасовать перед трудностями и невзгодами. Он явно дал понять, что ни за что не отступит, планируя тайно высадиться на берег, пробраться в город и встретиться с ним сегодняшним вечером в том самом трактире, название которого он предусмотрительно умолчал.
- Прощай, Синдбад!
- Всё! Кончайте базар! - снова пискнул лейтенант, - Очистить палубу!
Солдаты позёвывая, видно беспокойная выдалась ночка, гурьбой прогрохотали сапожищами по сходням на причал. Барон на ходу обернулся и пригрозил:
- Не уберёшься затемно из гавани, сторожевики на рейде с удовольствием сожгут твою лоханку!
- ...Или сгорят сами! - тихо пообещал Синдбад, ломая голову, почему Маркус ни словом не обмолвился про Королевскую Гвардию. Какова её роль в перевороте? Почему никто из дворян-офицеров не вступился за законную наследницу? А что же другие её родственники? Тёмная, однако, история! Вся надежда на встречу с маркизом - только он один способен ответить на многие непростые вопросы...
Глава 2.
Ночи в этих широтах всегда отличались непроглядной темнотой, но сегодняшняя выдалась особенно мрачной. С вечера набежали густые облака, обложившие побережье до самого горизонта, и никакие муссоны с пассатами были не в силах их разогнать. Однако они не принесли с собой ни гроз, ни ливней и это обстоятельство особенно порадовало Синдбада.
Снявшись с якоря в разгар дня, он отвёл корабль далеко в море. Три мармедонских сторожевика, следовавшие за ним в кильватере некоторое время, отстали и вернулись в гавань совершенно успокоенные. Синдбад тут же совершил манёвр, направляя судно вдоль береговой линии, как бы намереваясь пуститься в каботажное плавание.
Впрочем, от гавани "Ирбис" отошёл не так уж и далеко - на тысячи полторы стадий, не больше - и встал на якорь. Но едва солнце коснулось горизонта, корабль поспешил к утопающему в сумерках берегу и вошёл в малоприметную бухточку с пологими берегами, сплошь покрытыми непролазными зарослями.
Это, в общем-то, безлюдное побережье приглянулось капитану, во-первых, как раз из-за отсутствия поселений, а во-вторых, из-за близости к городу. Отсюда до него было не более пятисот стадий, которые можно преодолеть лёгким шагом за пару склянок...
К вылазке в город он готовился с особой тщательностью. Вспомнив свои беседы с Одиссеем - великим мастером перевоплощений - и его приключения в осаждённой Трое, Синдбад отыскал среди своей обширной коллекции разнообразных нарядов, хранящихся в высоком сундуке в спальне, матросскую робу, по фасону и расцветке наиболее соответствующую одеянию местных моряков, и быстро переоделся.
Из оружия он выбрал острую абордажную саблю и два средних размеров кинжала, рукоятки и ножны которых отличались простой небогатой отделкой из бронзы и моржового зуба. Подумав, он подвесил на пояс ещё и кожаный чехол со складным миниатюрным автоматическим арбалетом и стопкой перьев, заправленных в барабан - подарок друга Ибн-Сины. Потом подсел к зеркалу и несколькими мазками грима изменил свою внешность до неузнаваемости: теперь угадать его можно было разве что по голосу, и то при великом желании и при наличии исключительного слуха.
На палубе с нетерпением дожидался первый помощник Леандр.
- Капитан, я настаиваю, что бы вы взяли с собой на берег двух матросов: Безиля и Хевра - братья неутомимые бойцы и отличные рубаки.
Синдбад только отмахнулся.
- Это ни к чему. Я отправлюсь один. Вот тебе мой приказ: дожидайся моего возвращения в этой бухте до рассвета. Если я не появлюсь, то с первыми лучами солнца снимайся с якоря и уходи в море как можно дальше, у берега не светись. Но на ночь снова возвращайся в бухту и жди. И так до тех пор, пока не приду я сам или не пришлю весточку от своего имени с указанием, что делать дальше...
- Мои уши услышали и разум повинуется, капитан, - поклонился поднеся ко лбу сложенные ладони Леандр, - Возьмите хотя бы одного Безиля...
- Опять ты за своё. Говорю же - пойду один.
- Будьте осторожны, капитан. Мне не понравилось, как эта разжиревшая свинья Хьюго посмотрел на вас перед уходом.
- Мне тоже! Но скажи, разве меня можно узнать в этом облачении и гриме?
- Нет, мой капитан.
- Вот и Хьюго не узнает, даже если насмешница Геката столкнёт нас в городе нос к носу.
Синдбад ободряюще похлопал помощника по плечу и по трапу спустился в поджидавшую его шлюпку. Четверо матросов дружно налегли на вёсла, лодка бесшумно скользнула по зеркальной глади бухты и через несколько ионов ткнулась носом в песчаный берег.
Спрыгнув на землю, капитан столкнул шлюпку с отмели, гребцы в два замаха развернули её кормой к берегу и поплыли к кораблю, окутанному лёгкой дымкой тумана.
Он проводил лодку взглядом и зашагал вдоль прибрежной полосы прибоя в сторону города. Миновав песчаную косу бухты, Синдбад неожиданно наткнулся на натоптанную тропку, петлявшую среди дюн. Кто другой может быть и не заметил бы её, но только не прославленный мореход с его "кошачьим" зрением. Дорожку без сомнения проложило не одно поколение рыбаков, потому что вела она от берега к городу. Или это была тропа контрабандистов? Не исключено! Впрочем, Синдбад не стал ломать голову а просто уверенно свернул на неё и припустил рысцой, опасаясь лишь одного - споткнуться в темноте о лежащий камень.
Он ни разу не обернулся, потому и не увидел, как шлюпка вторично причалила к берегу и высадила две тёмные фигуры, которые таясь и поминутно припадая к земле, размытыми тенями осторожно последовали за капитаном на приличном расстоянии...
Тропа привела его под городские стены, окружённые рвом с водой, вдоль которого хаотичными рядами в оба конца протянулись лачуги пригорода.
"Это северо-западная окраина - прикинул в уме Синдбад, - Я вышел где-то между Западными - они же и Главные - воротами и Северными. Мне нужны Главные..."
Он огляделся и не спеша направился в нужную сторону, артистично изображая загулявшего моряка. По кривым, слабо освещённым факелами улочкам сновал разношёрстный люд: рыбаки, ремесленники, портовые грузчики, припозднившиеся домохозяйки, подвыпившие матросы, нищие-попрошайки, подозрительные личности со зверскими рожами и размалёванные девицы известной профессии.
Большинство прохожих спешило из порта к Главным городским воротам, что бы попасть в столицу до их закрытия. Конечно, в пригороде имелись свои питейные заведения, и во множестве, но они скорее были настоящими бандитскими притонами, где добропорядочные граждане со звонкой монетой в карманах предпочитали не засиживаться до утра. Опасно, знаете ли, для кошелька, здоровья и самой жизни...
Зато в городе, улицы которого патрулировались отрядами муниципальной стражи с вечера до утра, в аналогичных тавернах и кабаках любители горячительных напитков могли чувствовать себя относительно спокойно и безопасно. Хотя драк с воровством хватало и там...
Синдбад спешил в город по другой причине: в трактире "Весёлый утопленник" у него была назначена встреча с Маркусом - начальником порта. Чиновник слыл ярым сторонником принцессы Дороты, и мог поведать и о дворцовом перевороте, и о её заключении много чего интересного. Без этой информации Синдбаду, посчитавшему своим долгом вытащить девушку из каземата и вновь посадить на законный трон, коварно отобранный дядей, было бы трудно начать подготовку её освобождения...
Чем ближе Синдбад подходил к городским воротам, тем заметнее менялся облик пригорода. Вместо лачуг появились добротные бревенчатые или каменные дома в два, а то и три этажа, с черепичой кровлей, застеклёнными окнами и курящимися трубами. Их чистенькие, белёные мелом либо крашеные краской стены так и светились в преддверии наступающей мглы. Мощёные прибрежной галькой улочки выровнялись, на них прибавилось освещение - коптящие на столбах свечные фонари.
Внимания на Синдбада не обращали, он ничем не выделялся из гомонящей толпы. Ради пущей убедительности капитан даже заглянул по пути в приличный с виду кабак под вывеской "Пьяный висельник" и не отходя от стойки выпил кружку огненного пунша, который велел хозяину предварительно поджечь для куражу.
- Сто акул и одна каракатица! Вот как нужно пить, друзья! Ба, да это же наш славный Тулий. Здорово, приятель - кто-то сзади сильно хлопнул Синдбада по плечу.
Он не спеша оглянулся и увидел группу окосевших от дешёвого пойла матросов. Их было пять или шесть, все с пьяненькими ухмылочками щерились то на него, то на своего заводилу - коренастого боцмана с задубевшей от всех ветров кожей и загоревшей под всеми широтами физиономией, которую обрамляла растрёпанная бородка - шкиперка. Моряк с пьяных глаз его явно с кем-то спутал, но Синдбад и не подумал вносить ясность. Наоборот, он широко осклабился и заплетающимся языком прокричал:
- Кого я вижу! Дружище, какими судьбами? Якорь мне в глотку и бушприт в задницу, если это не ты! Здорово, боцманюга! Эй, хозяин, по кружке пунша моим жаждущим друзьям!
Столь щедрое угощение было ознаменовано дружным рёвом шести лужёных глоток, причём боцман восторгался старым приятелем и громче, и дольше остальных.
Едва компания опорожнила оловянную посуду, как Синдбад бросил хозяину золотой и велел повторить, что и было исполнено с прилежной быстротой и старанием.
- Тулий, признайся, ты стал пиратом и потому зарезал какую-нибудь старуху-процентщицу вместе с её любовником - доходягой патрицием? Или тебе обломилось нежданное наследство? - просипел Синдбаду на ухо боцман, пытаясь собрать у переносицы разбегающиеся глаза.
Компания уже успела отклеиться от стойки и упасть за свободный столик, с которого шустрый мальчишка-половой, смахнув серым от грязи полотенцем объедки и крошки в передник - свой законный ужин - на их место водрузил несколько блюд с жареной рыбой, тушёными овощами и три кувшина с вином.
- Ни то, и ни другое! Просто я получил жалованье за полгода и намерен спустить его нынче же в весёлой компании. Но только не в этой дыре...
- Тогда пошли в город, где полно приличных заведений. Что касается весёлой компании, то ты её, кажется, уже нашёл...
- Ага, нашёл! Пошли!
Компания выпила на дорожку, Синдбад расплатился и все гурьбой высыпали на улицу, взяв курс на Главные ворота. Кто-то затянул разухабистые морские куплеты, остальные подхватили, получилось забавно. Мореход совершенно растворился среди новых знакомцев, обнявшихся за плечи, чего, собственно, и добивался с самого начала...
Главные ворота, охраняемые бдительными стражниками из числа прибывших с дядюшкой Олафом, они прошли без затруднений. Цепных псов короля самозванца больше интересовала не подвыпившая матросня, а трезвые молчаливые дворяне, шастующие из конца в конец города с каменными лицами. Вот кого бы пощупать на предмет лояльности к новой власти...
Офицер с пышными усами, поигрывая алебардой, только предупредил гуляк, что бы не орали и не буянили на улицах, иначе он лично засадит всех в кутузку на хлеб и воду и когда они от такой диеты превратятся в щепки, он заткнёт ими щели в полу караулки, а то от сквозняков и проклятых крыс житья совсем не стало...
Боцмана звали Клаус, во всяком случае, он охотно отзывался на это имя, когда его окликали товарищи. Правда, он в равной мере реагировал так же и на "старую калошу", и на "протухшую акулу" и на "мордо жжёного дьявола".
Когда компания остановилась у крыльца заведения, из-за дверей которого на улицу выплывали запахи кислого вина и подгоревшего жаркого, приправленные шумом хорошей потасовки и яростными выкриками вкупе с пиликаньем скрипки, Клаус кивнул на раскачивающуюся на цепях вывеску над входом и лукаво прищурившись, погрозил Синдбаду пальцем.
- Тулий, Тулий... Ах ты, шалун! Так вот куда ты нас притащил... Это же "Весёлый утопленник"! Давай по чести, ты с самого начала спешил проведать свою красотку - танцовщицу Бланш? Разве нет?
Синдбад не стал отпираться, скромно потупив очи.
- Есть такой грешок, Клаус...
Боцман расхохотался.
- Понимаю, дело молодое. Только ты поздно спохватился. Она теперь с Махмудом - "Секир-башка". Ты ведь помнишь этого турка-сельджурка. Он ходит старпомом на "Сарацине"...
- Я ему морду расквашу, - мрачно пообещал Синдбад, раздумывая, как бы ему теперь незаметно отвязаться от новых друзей и спокойно переговорить с Маркусом, если тот уже пришёл.
"Ладно, что-нибудь придумаю, - решил он, - В крайнем случае заявлю, что отправляюсь на поиски своей девицы Бланш или её нового петушка Махмуда..."
- ...А я помогу! - пообещал обрадованный боцман, с любовью поглаживая пудовые кулаки, - Ненавижу турок! Не пьют, солонину не жрут, курят исключительно кальян... Зато баб наших готовы драть и днём и ночью. Это же произвол и... дискриминация!
Клаус обернулся к приятелям, в обнимку отплясывающим то ли "джигу", то ли "яблочко":
- Братишки, мы пришли. Заходим и оттягиваемся так, что бы потом в плавании было что вспомнить. Возможно, придётся погонять мусульман, что б им всем болтаться на рее! Кто против?
Таких не нашлось. "Братишки" дико обрадовались предстоящей перспективе помахать кулаками. Компания, вопя и улюлюкая, ввалилась в двери таверны, причём Синдбад предусмотрительно затесался в самую середину гуляк.
Глава 3.
Большой зал, казалось, переполнен сверх меры: ещё два-три человека - и стены заведения вот-вот затрещат по швам и рассыплются по кирпичику. Однако вошедшая компания растворилась среди посетителей словно капля в море - и ...ничего не произошло!
Синдбад мгновенно оглох от гула голосов, звона посуды и музыки бродячих артистов. Из-за дымки, витавшей по залу, трудно было что-либо рассмотреть. Но он и так знал - успел изучить во время прошлых посещений - что по ту сторону зала, напротив входа, расположена дубовая стойка. За ней заправляет сам хозяин таверны - по слухам, бывший пират. Справа от стойки пылает огромный камин, в котором на вертеле доходит до кондиции туша бычка средних размеров, а слева, впритык к стене, неширокая лестница в два марша ведёт на открытую галерею, опоясывающую Большой Зал по периметру.
На галерею выходят двери отдельных кабинетов. Как правило, в них ищут уединения посетители посерьёзнее, чем шаромыги в общем зале: и дворянская знать, и просто зажиточные горожане - купцы, предводители разных ремесленных гильдий, администрация магистрата. Всех не перечесть. Постояльцы замечали и кое-кого из местного духовенства, но об этом молчок...
Ещё второй ярус интересен тем, что там имеется коридор, пронизывающий таверну поперёк от торца до торца. В него выходит три-четыре десятка дверей от гостиничных номеров, которые сдаются регулярно и никогда не пустуют, потому как очень удобны и относительно дёшевы.
Маркус должен дожидаться Синдбада в кабинете с прибитой над дверью высушенной морской звездой. Цифровая нумерация в этих краях ещё не в ходу, поэтому хозяин и додумался обозначать помещения различными прибитыми к филёнке предметами. Например, справа от морской звезды соседствовала дверь с курительной трубкой, слева - с подковой, ещё дальше - с усохшей каракатицей...
К столам, многие из которых пирующие сдвинули рядами, пробиться лучше и не пытаться - свободных мест там всё равно не видно. Многие пристроили свои кружки и кувшины на подоконники, иные на полу, вдоль стеночки, третьи вообще теснились группами на свободных пятачках зала, охраняя ногами стоящие на полу блюда с закусками и бутыли с вином, а четвёртые, кому и этого не доставало, просто дефилировали по залу с кружками в руках, словно свободные кометы по небосклону.
Маршрут тех, кому некуда было приткнуться, обычно не отличался замысловатостью: от барной стойки они медленно брели к камину, что бы вдохнуть аромат жаркого, от камина на галерею с перилами, облокотившись на которые так удобно обозревать зал с высоты, а насмотревшись вдоволь, снова сходили по ступеням в зал, к хозяину за стойкой...
Такого наплыва посетителей, как сегодня, не мог припомнить никто из постояльцев заведения. Да и сам хозяин таверны тоже напрягал память напрасно! Ну, не было у него подобного столпотворения никогда, хоть ты тресни! Скорее всего секрет сегодняшнего сумасшествия заключался в последних событиях, произошедших в королевстве. Кто-то одобрял Олофа, кто-то соболезновал Дороте, только равнодушных вот не находилось...
Синдбад сделал робкий шажок вперёд. Неистовая хмельная круговерть мгновенно подхватила его, закружила и, оттерев от боцмана с компанией, швырнула прямо к столам. На миг перед глазами мелькнула фигура человека в кожаных штанах и с обнажённым торсом. Сердце у морехода ёкнуло - мускулистая спина и неповторимый разворот плеч показались ему очень знакомыми...
"Спартак!"- мысленно ахнул капитан и усердно заработал локтями, пробивая себе дорогу к столу, за торцом которого сидел, как ему думалось, его погибший товарищ.
Увы, он ошибся! Великан, которого он сгоряча принял за предводителя рабов, словно почувствовал его взгляд. Он резко обернулся, инстинктивно хватаясь за рукоять длинного меча, ножны которого покоились на ремешке между лопаток.
Вся горечь разочарования вырвалась из Синдбада с глубоким вздохом - незнакомец оказался юным гигантом, совершенно не имеющим ничего общего с его изрубленным римлянами другом.
Ему лет пятнадцать - шестнадцать, но выглядел он на все восемнадцать-двадцать. Волосы чёрные, прямые, прижаты бронзовым обручем со стёртой местами на узорах позолотой. Лицо правильное, но слишком уж простое, ни намёка на породу.
Простолюдин так и выпирал из паренька отовсюду. Но попробуйте сказать ему об этом прямо в глаза! Не советую! Чревато, знаете ли...
Ах, какая фигура! Какие мускулы! Смотреть страшно! Да, он чуть ниже Спартака, но зато шире в плечах. Его друг с годами раздался в талии, но у этого она была по-юношески тонка...
- Конан! - крикнул кто-то за столом, - Поведай нам, сколько сторожей ты положил одним ударом, пока мы чистили купеческую казну?
Молодец одарил Синдбада пронзительным взглядом, но не найдя в нём для себя никакой угрозы, вновь повернулся к сотрапезникам и похвастал:
- Троих! Это было просто! - он громко захохотал, приятели дружно его поддержали.
Синдбад поспешил ретироваться. Он понял, что за столом гуляет шайка воров-гастролёров. Конан у них играет роль "тарана". Слепая мощь! Его задача - нейтрализовать охрану, в то время как обязанность остальных взломщиков - быстро и квалифицированно вскрыть любой замок и запор, даже в самых неприступных сокровищницах, а потом спокойно вычистить хранилище до после дней монетки.
- Тули-и-ий!!! - донёсся до Синдбада приглушённый рёв боцмана, - Ты где-е-е? Иди-и-к-на-ам!
Новый приятель никак не хотел смириться с потерей источника дормовой выпивки, потому и взывал к нему с упорством потерпевшего крушение.
Капитан Синдбад развернулся, изловчившись, ввинтился в толпу. Ему пришлось очень постараться, что бы проложить новый курс - подальше от боцмана, но поближе к лестнице, ведущей на галерею. Вся сложность заключалась в том, что сбоку от перил полумесяцем возвышалась малюсенькая эстрада, на которой тем не менее умудрилось разместиться с полдюжины бродячих музыкантов со своим инструментом: испанской гитарой, большим басовым барабаном с чарльстоном и тарелкой, скрипкой, виолончелью, контрабасом и зурной со струнами из конского волоса.
Ансамбль вполне профессионально наяривал польку-бабочку местного разлива. Не менее двух десятков разгорячённых вином пар, лихо отплясывало прямо перед лестницей, что, естественно, затрудняло к ней подход.
Синдбад ледоколом вклинился в толпу плясунов, зорко следя, что бы ему не отдавили ноги деревянными каблуками. Он умело лавировал между раскрасневшихся, притоптывающих и прихлопывающих пар, с каждым шагом приближаясь к заветным ступенькам.
Внезапно перед ним выросла размалёванная девица. Всего секунду она вглядывалась в его лицо, после чего радостно взвизгнув, повисла на шее с поджатыми ногами.
- Тулий! Любимый! Ты сдержал слово и приплыл за своей маленькой крошкой!
Синдбад чертыхнулся: этого ещё не хватало! Угораздило же его напялить личину моряка, которого в этом городе каждая собака, в том числе и женского рода, знает в лицо. Он немного растерялся, не зная, как ему сейчас поступить...
- Тулий, мальчик мой! Что с тобой? Это же я, твоя малышка Бланш! Ну, поцелуй же меня, наконец!
Синдбад, опасаясь за грим, поспешно чмокнул её в щёчку и с воплем:
- Дорогая! Я сплю, иль грежу? Ужель ты вновь в моих объятьях! - попытался оторвать от себя настырную девицу, что бы без помех затеряться в толкотне.
Но не тут-то было! Бланш, весело щебеча что-то насчёт его осипшего голоса, вцепилась в моряка мёртвой хваткой. На них стали оглядываться, кидать едкие, недвусмысленные замечания. Одно пошлее другого.
Тулий-Синдбад мгновенно оценил ситуацию. Ему не оставалось ничего другого, как подхватить свою пассию и закружиться с ней в хороводе. Но при этом хитрец продолжал упорно прорываться к лестнице.
Три шага отделяли раскрасневшихся Синдбада и танцовщицу от нижних ступенек, когда дорогу им преградил черноволосый моряк-красавец с глазами-оливами, в которых сверкал яростный огонь.
- Бланш!!! - заорал он, хватая девицу за длинные каштановые волосы и наматывая их на кулак, - Чёртова потаскуха! Куда это ты сбежала от меня? Что за болван тут с тобой? Почему ты на нём повисла?
"О, дьявол! - воскликнул в сердцах Синдбад, - Вот и новый воздыхатель Бланш. Турок Махмуд, по прозвищу "секир-башка"! Ну, сейчас начнётся! Сначала ревнивец обрушится на девушку с упрёками в неверности, а затем пристанет ко мне с разборками... Как бы незаметно сбежать от всего этого?"
Пожелание моряка исполнилось в сию же минуту. Разгневанная Бланш отлепилась наконец от Синдбада. Вернее, её от него оттащил за волосы Махмуд. Весёлая танцовщица от подобного с ней обращения незамедлительно превратилась в разгневанную фурию.
Она обернулась к обидчику, подбоченилась, испепеляя бывшего ухажёра пылающим взглядом, и вдруг с яростным визгом набросилась на Махмуда дикой кошкой. Никакого оружия танцовщица в руках не держала. Ни холодного, ни огнестрельного. Да оно ей и не требовалось. Обезумевшая мегера пустила в ход своё главное природное достояние - длинные отточенные ногти.
Синдбад, едва почувствовав свободу, юркнул между танцующими парами, ступил на лестницу и помчался по ней наверх, прыгая сразу через три ступеньки. Чтобы его не заметили и не опознали, он наклонил голову и низко пригнулся.
Толпа на маршевых пролётах бурлила не хуже, чем в зале. Беглец подныривал под локти, извивался ужом, проскальзывал в малюсенькие лазейки между телами - и всё дальше и дальше отрывался от незадачливой любовницы настоящего Тулия и его соперника...
Когда он в первый и последний раз обернулся на бегу и кинул вниз быстрый взгляд через плечо, Бланш как раз атаковала турка-сельджурка. С грацией королевского учителя фехтования, она нанесла ухажёру два молниеносных удара по бородатому лицу. На обеих щеках побледневшего мусульманина появились багровые полосы, по четыре с каждой стороны, и из них закапала кровь.
Для турка это было слишком! Что бы ему, правоверному мусульманину, пустила кровь какая-то белокожая гяурка - грязный сосуд с нечистотами, по определению Аллаха, этого он стерпеть не мог. И не собирался!
Взревев, словно Магомет, подзывающий к себе непокорную гору, он взмахнул ятаганом. Остриё клинка нацелилось в грудь танцовщицы. Та вновь завизжала, но уже от ужаса. Девушка резвой козочкой отпрыгнула назад и затерялась в толпе.
Старпом с "Сарацина" ринулся было за ней но, откуда ни возьмись, появилась бочкообразная человеческая махина, которая ударом кулака сбила его с ног.
- Братцы! - завопил победитель "секир-башки", - Турки наших бьют!
Синдбад по голосу узнал в нём боцмана Клауса...
На галерее толпа оказалась пореже. Капитан выпрямился и по стеночке стал протискиваться от кабинета к кабинету. Вот дверь с акульей челюстью, вот с носом меч-рыбы, вот с подковой, а вот и с морской звездой! Тот самый кабинет, где он на языке жестов договорился встретиться с начальником порта. Старый дружище Маркус, поди, уже заждался.
Внимательно осмотревшись по сторонам и не обнаружив ничего подозрительного, Синдбад решительно шагнул к двери. Но на пороге он вдруг на мгновение задержался. Его остановило пробежавшее по телу неприятное ощущение: кто-то пронзил спину злобным взглядом. Вернее, взглядов было, аж целых два! Один - мстительно злобный, а другой - просто внимательный.
Итак, за ним следят! Два разных человека из двух разных мест. Ошибка исключена. Синдбад доверял своей развитой интуиции безоговорочно, иначе не был бы тем, кем являлся - самым удачливым капитаном в мире!
Он не стал оборачиваться, но сей факт взял на заметку. Отказаться от встречи невозможно. Нужно идти до конца, но отныне утроить осторожность
Дверная ручка, отпалированная до блеска сотнями тысяч ладоней, болталась на одном гвозде. Он слегка надавил на неё, дверь с лёгким скрипом отворилась во внутрь. Синдбад бочком проскользнул в кабинет.
Внутри его встретил полумрак. Горела всего одна свеча на литом серебряном подставце с ручкой в виде лебдиной шеи. Как такое чудо до сих пор не стащили - было непонятно.
Язычок пламени трепыхался от сквозняка из окна. По стенам плясали тени. Но и этого неверного света хватило Синдбаду, что бы разглядеть покрытый скатертью стол продолговатой формы, на котором теснились блюда с закусками, вазы с фруктами и кувшины с вином.
И ещё он увидел хозяина кабинета. Фигура Маркуса Руфимского была едва различима в темноте. Он развалился в кресле в торце стола, спиной к окну, где слегка колыхались дешёвые шторы. На появление гостя дворянин никак не отреагировал.
- Маркус! - шёпотом позвал Синдбад, - Не пугайся! Это я пришёл!
Начальник порта молчал. Он да же не пошевелился. Синдбад удивился, но тут же подумал, что маркиз де Сан-Се утомился от дневных забот и задремал в темноте, тепле и уюте, ожидая гостя.
- Маркус! Проснись, соня ты такой! Сейчас начнём пировать! - Синдбад осторожно, почти на ощупь двинулся от порога к окну, что бы растормошить приятеля.
Между левым простенком и столом оказалось довольно широкое пространство, не загромождённое ни стульями, ни иной какой мебелью. Он быстро добрался до цели и тронул маркиза за плечо:
- Мар... О, что б вас всех!!!
Начальник порта от толчка стал медленно заваливаться на бок. Из груди его, посреди кровавого пятна на бархате камзола, торчала рукоять кинжала.
Маркуса убили! Причём совсем недавно - тело ещё не успело остыть и закоченеть. Бес сомнения, с ним расправился толстяк барон Тур!
Негодяй оказался и хитрее и, коварнее, чем мог предположить Синдбад. Он, конечно же, догадался, что своими иносказательными словами капитан назначил начальнику порта встречу. Выследил последнего и когда тот, сделав заказ, расположился в кабинете, безжалостно ...убил!
Или сам, или подослал наёмного убийцу. Удар был подлым! Его нанесли неожиданно и исподтишка! Маркус не сопротивлялся, он даже не дёрнулся!
Проклятый барон! Зачем ему смерть престарелого дворянина? А затем, что Маркус состоял в оппозиции к самозванному королю Олафу...
Это одно! Остаётся и другое, которое начинает всё больше и больше тревожить Синдбада. Труп Маркуса - это настоящая приманка для строптивого капитана. Теперь ясно, кто буравил его спину злобным взглядом минуту назад.
Барон Тур собственной персоной! Лейтенант стражников собирается разделаться с ним, обвинив в ...убийстве начальника порта!
Словно подтверждая догадку Синдбада, в коридоре, на фоне всеобщего гула выделились громкие голоса, топот сапожищ и звон металла. Дверь затрещала под напором и, сорвавшись с петель, грохнулась на пол.
На пороге, в свете дюжины ярких факелов, нарисовалась закованная в броню туша ...барона Тура-Хьюго Патинского - личного порученца Его Величества короля Мармедонии Олафа Славного.
За спиной толстяка ухмылялись усато-бородатые рожи кирасиров с алебардами наперевес. Отряд внушительный. Стражников полторы дюжины, не меньше. Позади вояк горят сотни любопытных глаз осоловевших посетителей трактира.
- Вот он! - заорал лейтенант, тыча в Синдбада пальцем-сосиской, - Это капитан Синдбад! Он хахель нашей потаскухи Дороты! Хватайте убийцу! Иноверец разделался с нашим достопочтенным и всеми уважаемым начальником порта по приказу принцессы-шалавы, которой мы сдуру едва не вручили корону!
Оскорбления и обвинения сыпались из глотки Тура-Хьюго, как нечистоты из прохудившейся бочки. Синдбад положил руку на рукоять сабли и гордо выпрямился. В кабинете от десятка факелов не осталось ни одного тёмного угла.
Барон, взглянув в лицо матроса, стоящего рядом с убитым, внезапно осёкся. Его багровые от прилива крови щёки стремительно побледнели и обвисли, как у породистого мопса.
- Проклятье! - прорычал он, - Это не капитан Синдбад!
В повисшей гробовой тишине вдруг прозвучал другой, не менее раскатистый и радостный рык.
- Конечно, он никакой не Синдбад! Братва! Наш Тулий нашёлся!
Сметая с пути лейтенанта и стражников, в кабинет ворвался боцман Клаус со свежим "фонарём" под заплывшим глазом. Следом, бесстрашно раздавая направо и налево щедрые зуботычины и подзатыльники, вкатились его "братишки".
Причём досталось всем: как солдатам, так и подвернувшимся под руку зазевавшимся выпивохам. В комнату словно ураган ворвался, раскидав всех по сторонам.
Клаус с компанией окружили Синдбада, душевно затискали в объятиях. В кабинете стало тесно. Пока разъярённый барон сам поднимался с пола и пинками поднимал опрокинутых солдат, Синдбад понял, что настал момент взять реванш. Он глотнул вина из кувшина, прочистил горло и вдруг заорал, что так это дело не оставит!
- Люди! Братцы! Господа хорошие! Я, матрос Тулий, взываю к вашей справедливости! Ведь что деется-то, а? Я снял для своих приятелей матросов это милое гнёздышко, проследил, что бы стол ломился от явств и затем отправился на их поиски. Не успел отойти от порога, как вижу этого хмыря лейтенанта...
Синдбад указал на барона Тура, и все, кто находился в кабинете и за его порогом на галерее, непроизвольно уставились на дрожащего от ярости толстяка.
- ...Вижу, этот барон Тур тащит в наш кабинет какого-то старикашку-дворянина. Не успел я протиснуться через народ назад, как толстопузый выскочил из двери и спрятался в толпе. Ну, думаю, эта бездонная бочка вылокала всё наше вино! Кидаюсь сюда, а тут покойник! Тот самый старикашка - приятель толстопуза - с кинжалом в сердце. Вот и получается, что жирная свинья зарезала пожилого дворянина! Осмотрите кинжал! Он наверняка принадлежит этому барону-гомодрилу!
Лейтенант от такой наглости онемел! Из обвинителя он мигом превратился в обвиняемого. По галерее прокатился глухой угрожающий ропот. Горожане знали и уважали маркиза де Сан-Се и совсем не привечали пришлых солдат и офицеров, наводнивших столицу.
Чужих вояк-провинциалов справедливо принимали за оккупантов. Все посетители заведения, за исключением отряда алебардщиков, готовы были скорее поверить речам матроса Тулия, а не барона Тура
Поднялся невообразимый гвалт. Лейтенант орал на своих солдат, что бы те немедленно арестовали "разнузданную матросню". Но те никак не могли пустить в ход свои длинные алебарды в тесном кабинете, и потому не спешили выполнить приказ.
В свою очередь боцман Клаус с "братишками" упорно наседали на кирасир, размахивая у них перед носом кулаками и грозя пустить юшку всем и каждому, если "сухопутные крысы" немедленно не вернут им вино, которое выхлебали по-воровски, и закусь, которую сожрали и не подавились.
То, что на столе продолжали стоять нетронутые блюда и кувшины, уже никого не волновало. Синдбад на какое то время остался в одиночестве. Что бы выпасть из поля зрения зевак и прочих, он отступил в тень к окну. Теперь бы в самый раз смыться, да не получится.
У дверей не просто свалка - настоящее побоище. Он в ловушке. Придётся запастись терпением и дождаться подходящего момента.
Чего Синдбад опасался, то и случилось. Его заметила глазастая Бланш. Она прибежала на галерею с другими любопытными, едва заслышав шум скандала.
- Тулий! Дорогой! - завопила танцовщица и ринулась сквозь толпу в кабинет, - Твоя пташка спешит к тебе, любимый!
Откуда-то сбоку из толпы вывернулся старпом "снкир-башка", размахивающий ятаганом.
- Стой, шлюха! Куда? - завопил Махмуд и кинулся за ней следом. Щёки его кровоточили, а под глазом светился "фонарь", идентичный боцмановскому.
Турок настиг танцовщицу только у самого стола. Привычно схватив за длинные волосы, рванул что было сил. Бланш заорала благим матом от боли, отлетая прямёхонька в объятия толстяка барона.
Тот от неожиданности покачнулся и облапил танцовщицу, заключив красотку в пылкие объятья.
Бланш раскраснелась от гнева.
- Убери свои поганые клешни! Я тебе не прошмандовка подзаборная, жирный ублюдок! - вскричала она и, развернувшись, словно кошка лапами, дважды взмахнула руками.
На обвислых щеках лейтенанта появились кровавые борозды, весьма похожие на раны турецкого старпома. Тур в ответ пропищал грязное ругательство и махнул кулачищем - Бланш, не издав ни звука, сломанной куклой улетела под стол.
- У-у! - завопил Махмуд - "секир-башка" - Только я имею право лупить свою шлюху! Сдохни, проклятый гяур!
Он подскочил к барону и обрушил на его голову свой ятаган. Удар был мощным и быстрым. Командир стражников даже не успел выхватить из ножен меч.
Спас своего начальника стоявший рядом солдат. Он отработанным приёмом ловко сунул под ятаган алебарду. Клинок перерубил древко, но и сам отклонился в сторону. Удар пришёлся не по голове, а по закрытому бронёй плечу лейтенанта. Сыпанули искры, ятаган со звоном переломился возле рукояти.
Барон махнул другим кулаком и старпом с "Сарацина" улетел под стол к своей женщине, словно сорванное ветром с кола пугало.
- Братва! - заорал Клаус, - Нашего турка бьют!
На пороге вновь образовалась немыслимая свалка. Боцман схватился с личным порученцем самозванного короля, его "братишки" сцепились с солдатами.
На галерее, напротив дверей, вторая полудюжина алебардщиков подверглась жестокому нападению большой группы упившихся горожан, и без того озлобленных на оккупантов.
В самом зале тоже завязалась не шуточная потасовка. Дело в том, что в трактире оказалось десятка два-три переодетых полицейских и жандармов, проводивших совместную операцию. Шпики выследили воровскую шайку, уже с месяц беззастенчиво грабившую зажиточных и почтенных горожан. Ждали только подходящего момента, что бы всех арестовать скопом. Когда началась заварушка, сыщики и нижние чины жандармерии пошли в атаку.
Воров хватали по одному, кидали на пол и, набив рыло, защёлкивали на руках и ногах кандалы. Один Конан успешно отбивался. Он вскочил на стол и орудовал мечом так, что к нему никак не могли подступиться. Редкие смельчаки мгновенно теряли конечности. Отрубленные кисти, руки, ноги и головы щедро устилали окровавленный пол вокруг юного воина.
Внезапно Конан спрыгнул со стола и ринулся к выходу. Встать у него на пути никто не решился.
Обо всём этом Синдбаду поведали позже, а пока он прижался спиной к окну, и не чаял, как вырваться из западни.
Махмуд лежал под столом на своей любовнице Бланш. Оба не подавали признаков жизни. Боцман катался по полу с бароном Туром. Здоровяки с азартом волтузили друг дружку и уже успели расквасить носы.
Матросы остервенело дрались с солдатами. В ход шли мечи, ножи и обломки стульев. И с той и с другой стороны появились убитые и раненые. Такая же жуткая картина наблюдалась и на галерее. Всё смешалось в чудовищном шуме-гаме: и яростные вопли, и жалобные стоны, и ругань, и мольба, и треск и звон.
Кровь лилась рекой. Резня не утихала, хотя в трактире стало значительно темнее: факелы гасли один за другим...
Внезапно из-за шторы появилась чья-то рука. Она тронула Синдбада за плечо. Резко обернувшись, он шагнул к подоконнику. Обе створки окна оказались распахнуты наружу. В темноте белели два знакомых улыбающихся лица: братья Безиль и Хевр. Леандр всё-таки послал их за ним следом!
- Капитан! Под окном лестница! Бежим!
Долго упрашивать Синдбада не пришлось. Он вскочил на подоконник, переступил на лестницу и проворно спустился во внутренний двор трактира, погружённый в темноту. Его побег остался никем не замечен.
Из мрака проступали смутные очертания ящиков, бочек, кулей, колёс от повозок и повозок без колёс, с задранными к небу оглоблями. Братья быстро вывели своего капитана с хозяйственного двора чрез арочный проход. Улица слабо освещалась свечными фонарями.
Вход в злополучный трактир оказался совсем рядом. Внезапно дверь распахнулась и на крыльцо вывалился полуобнажённый парень с мечом в руках. На его плечах повисло четверо могучих стражников.
Беглец отчаянно отбивался:
- Вчетвером на одного?! Волки позорные! Всех урою!
Один из солдат подкатился к нему сзади под колени, а трое других дружно толкнули в грудь. Молодой богатырь нелепо взмахнул руками и опрокинулся навзничь, выронив меч. Стражники с радостными матюгами придавили жертву к ступеням, намереваясь связать по рукам и ногам.
Синдбад сориентировался мгновенно.
- За мной! - приказал он негромко и выхватил саблю, - Поможем молодцу!
Они напали, слово тени: быстро и безмолвно. Через секунду дело было сделано - каждый из четверых солдат получил по хорошему смертельному удару. Синдбад увлёк ошеломлённого юношу в темную подворотню.
- Кого мне благодарить за спасение? - спросил Конан, убирая меч в ножны на спине.