Аннотация: Вот такое у меня почему-то сегодня настроение. Это не художественное произведение. Просто так. Зарисовка.
ДЕТИ
Мое утро часто начинается с бьющего по сердцу звука.
Детский плач.
Иногда он отчаянный и громкий, иногда тихий, на всхлипе. А иногда - монотонный и скучный. Ну, надо выразить собственный дискомфорт, так вот вам - слушайте!
Мимо окон нашего многоэтажного дома проходит дорожка к детскому саду.
Если окно открыто, я слышу, как уговаривают мамы или бабушки (если изредка за руку ребенка влечет папа, скорбный путь почти всегда обходится без плача), пытаясь воззвать к сознанию там, где говорит сердце. Маленькое, пугливое детское сердечко.
Что поделать! Не совпадает режим работы у мамы и ребенка.
А ведь все не так сложно!
Уложите ребенка спать не когда вам удобно, а, как рекомендуют психологии, отдайте свое время и часть души на вечернюю сказку, на теплое объятие...Ваш ребенок проснется утром сам, бодрым и жизнерадостным. Вы не будете дергать его:
-Быстрее...Скорее...Чего ты возишься?..Я опаздываю...
Впрочем, о чем это я? Родители молоды, а жизнь одна. Им еще хочется повеселиться, пожить для себя...Не каждый сумеет вовремя отключиться от просмотра очередного шоу, вспомнив, что ребенку давно пора спать.
*********************************
Я знаю, что сентиментальна и наивна.
Но, когда вижу глаза детей, распахнутые навстречу неизвестному им миру, сердце сжимается. Как они доверчивы, как открыты всему!
"Мир! Наш маленький, ограниченный мир! Каким огромным и таинственным представляется он детским глазам! Каким неисследованным материком кажется им сад позади дома! Какие удивительные открытия делают они в погребе под лестницей! С каким трепетом смотрят они на длинную улицу, гадая, где все это кончается, совсем как мы, взрослые дети, когда смотрим на звездное небо".
Это легкомысленный и веселый философ Джером Джером. Да-да! Тот самый, который "Трое в лодке..."
У него есть пронзительные по настроению и глубине вещи. И эта одна из них - "О малышах"
Дети...Пусть у них все будет хорошо!
*********************************
Наверное, самое страшное место на свете - детское онкологическое отделение. Тихие, почти всегда абсолютно лысые дети с огромными глазами, устремленными на вас с неизбывным любопытством. Оно почти всегда сменяется тревогой. Ты кто? Просто так, тетенька-посетительница или одна из тех, опасных, которые со шприцом?
Они все равно дети. Они смеются и играют. В "больницу". А во что им еще играть? Почти вся их крошечная, вымеренная дозами ядовитого лекарства жизнь проходит в этих стенах.
Их матери...Никакими грехами не объяснишь тяжкий крест этих женщин.
Взрослому человеку трудно смириться с тем, что злая судьба непредсказуемыми путями подвела его к дальнему порогу раньше отпущенного срока. Но знать, что ребенок, выношенный, выстраданный тобой, обречен...
Никогда и никому! Такого не должно быть!
Но это есть...
***************************************
Мне повезло.
Я за свою жизнь получила столько внимания и любви, что их хватило бы не на одного человека.
Но самое драгоценное, что у меня было (и осталось, конечно!) - любовь детей.
Это не мои "личные" дети.
Я начинаю работать в детском саду. Музыкальным работником. Или руководителем. Кому как нравится, так и называют.
О! Это очень важная фигура! Может, даже самая важная в детском саду.
-Музыкальное занятие идет! - кричат дети, пока ты еще с ними не познакомилась, как следует.
Согласитесь, хорошее имя.
Они готовы отказаться от прогулки, оставить игру, когда я прихожу за ними, чтобы вести в музыкальный зал.
- А я буду зайчиком? - робко дотрагиваясь до моей руки, спрашивает Машенька.
Скоро Новый год. Это - непередаваемое событие в детском саду! Радостное волнение, примерка костюмов, слезы, когда выясняется, что костюма на тебе не будет, потому что ты - не Снегурочка, не лиса и даже не зайчик! И тогда приходится выворачиваться на изнанку, чтобы придумать роль юному дарованию.
- Ты будешь ветерком, Аленка, - я протягиваю малышке палочку с прикрепленными к ней блестящими ниточками фольги. - Когда будет играть музыка, тебе надо размахивать этими ленточками.
- Как будто дует ветер, - уточняет Аленка, вытирая ладошками мокрые от слез щеки.
-Конечно! Ты и будешь ветром!
Довольная девчушка забывает о только что пережитой трагедии и бежит в круг, пританцовывающий у елки.
*******************************
У меня быстро появляются друзья среди детей.
Сегодня я помогаю фотографу. Занятия отменены - детей фотографируют.
В группе четырех-пятилеток у меня много любимцев. Я готова обнимать и держать на коленях всех. Но здесь - моя первая любовь.
Костик.
Это серьезный молодой человек четырех лет от роду. Он ревниво следит за тем, чтобы никто особо не задерживался на моих коленях и почти не отлипает от меня, пока я причесываю девочек или поправляю костюмчики мальчикам.
-Ну, ты! Отойди! - кричит он сопернику, который доверчиво опускает головку мне на плечо, пока я приглаживаю кудряшки на его макушке.
-Костик, милый, ну зачем ты так? Мы ведь с тобой помогаем Сереже.
Костик подозрительно косится на обиженно надувшегося Сережу.
Я сажаю своего возлюбленного на колени, и он с облегчением обнимает меня за шею. Костик очень ласковый мальчик. Но, похоже, дома ему ее не хватает.
Он гладит меня ладошками по лицу.
-Ты красивенькая, - говорит он. Осторожно трогает длинную сережку. - А это что такое?
- Это сережки, - объясняю я.
Малыш смеется.
- Сережки...Два?
-Две, - поправляю я. - Они так называются - сережки.
Разрешаю ему покачать пальчиком каждую.
-Крутятся, - довольно говорит он и тут же спрашивает: - Больно?
- Нет, - помедлив, отвечаю я. Кто его знает - вдруг решит проверить и дернет? С него станется. Исследователь.
- Завтра я другие прицеплю, - обнадеживаю я.
Это хорошо, - вздыхает Костик.
Он вглядывается в мое лицо и опять гладит щеки маленькими ладошками.- Но ты и так красивенькая.
Костик склоняется к моему уху и шепчет:
- Я тебя люблю.
Я стараюсь не улыбнуться, целую его в пухлую щечку и тоже шепчу:
-Я тоже тебя люблю.
****************************************
Чего больше всего боятся маленькие дети?
Потеряться. Быть покинутыми. Остаться один на один со страшным, неизведанным миром, в котором они еще не привыкли жить.
Не могу забыть фильм о детском доме. Это было во времена перестройки, когда проблему брошенных детей обсуждали всерьез. Их стало слишком много.
Мальчик добросовестно и старательно читал стишок о чем-то веселом и вдруг замер, глядя в камеру. И по его щекам внезапно покатились крупные слезинки. Он всхлипнул и закрыл лицо руками.
Ведущий растерялся. Он пытался что-то сказать, но потом не выдержал и резко отвернулся от камеры, чтобы зрители не увидели его слез. Взрослый, благополучный мужик не мог сдержать их, потому что перед ним был этот ребенок. Одинокий, преданный и брошенный самым близким человеком на земле - матерью!
*************************************
А потом они вырастают.
Маленькие дети спать не дают. С большими - сам не уснешь. Ах, как точна народная мудрость.
Осенью мы всегда ходим на кладбище. Красим ограду, моем памятник, пересаживаем цветы.
Папа...Наверное, самый добрый человек на земле. Умный, понимающий, веселый.
Мы с сестрой, уже взрослые женщины, всегда знали, что любовь родителей закроет щитом ото всех бед и невзгод. Мы останемся для них детьми до конца их дней.
***
В моем детском саду среди детей дизентерия...
Каждый день я прихожу на работу и встречаю озабоченный взгляд нашего врача.
-Еще? - спрашиваю и со страхом жду ответа, зная его заранее.
Педиатр молча кивает.
Я закрываюсь в своем кабинете и плачу. Триста детей, доверенных мне! Это я виновата! Не доглядела, не проконтролировала! Родители, наверное, готовы убить меня! И я бы не сопротивлялась.
Я не хочу жить!...
Не знаю, какие силы поднимают меня. Я надеваю белый халат и плетусь по лестнице наверх. Я должна обойти все группы, узнать, сколько детей, в каком состоянии сегодня в детском саду.
На моих глазах, отодвинув тарелку, пятилетний малыш обессилено опускает голову на стол.
-Не хочу...
Господи! Как же мне тяжело!
Полный карантин.
Руки всех женщин белые от хлорки. Мы моем, драим, дезинфицируем. Кажется, нет сантиметра в здании, которое не промыли бы по три раза. Но дети продолжают заболевать.
Догадываюсь, какие тучи собираются над моей головой, и готова ко всему. Больше, чем я сама себя наказываю, меня не накажет никто. Но от этого не легче.
Мама и папа, сидя на диване в гостиной, наблюдают, как я мечусь по комнате.
-Я подам заявление, - кричу я. - Я не имею права после всего...Мне никогда больше не доверят детей...
Родители не уговаривают, не жалеют.
-Ты не имеешь права, - наконец, говорит папа.- По крайней мере, пока не наведешь полный порядок. Ты должна, понимаешь?
Конечно, понимаю! Но где взять силы, господи?! Бледные детские личики...Я не могу спать и почти ничего не ем.
Чувство вины давит неимоверно. Что я не проверила? Что упустила? Я всерьез думаю о самоубийстве. Таблетки...И засну...Не будет боли, не будет невыносимой тяжести в сердце...
До родителей уже дошли слухи о наказании, которое мне уготовано. Мама притягивает меня на диван, обнимает и спокойно, ровно говорит:
- Ты только помни, Галка: чтобы не случилось...Даже если весь мир отвернется от тебя, мы - рядом с тобой.
Это не роман. И не моя выдумка. А моя мама не высокопарная романистка. Она говорит это убежденно и искреннее.
Я - взрослая женщина. Но сейчас чувствую себя испуганным ребенком. И от маминых слов мне хоть на минуту становится легче.
Родители...
****************************
Мы с сестрой убираем листву с папиной могилы. Прощально вздохнув, идем к краю кладбища, где нас ждет машина.
- Смотри, новая могила...
Мы останавливаемся у свежевыкрашенной оградки. Невысокий холм завален живыми цветами. А с высокой черной стелы на нас смотрят глаза парня. Совсем мальчишка!
- Сечевой Сергей, - читает сестра. - Ох, это же Сережка! Внук Татьяны Сергеевны! Боже мой...Их из Чечни привезли. Двоих.
Чужой ребенок...Чужая боль...А какая, собственно, разница - все равно больно.
Мы уходим. А мне все кажется, что глаза парня провожают нас.
Нет. Я бы никогда не поместила на памятнике лицо родного человека. Неужели мать сможет уйти от этих глаз, от своего мальчика?