Вероника шла прочь от центрального городского рынка, чувствуя во внутренем кармане тяжесть от макулатуры, на которую она обменяла сто долларов.
-Эти карбованцы, наверное, килограмм на десять потянут! - думула она. -Да! Тяжела ридненька валюта! А если бы я обменяла свои три тысячи?! Меня что, завалило бы кучей этих пёстрых фантиков?!
Девушка забеспокоилась. Она оставила сумку в номере у Гарика. Вернее не оставила. Он уже у лифта догнал её и забрал сумку:
-Будет повод вернуться! - сказал он, дёргая сумку у неё с плеча. -Я понимаю, что она тебя не напрягает! Что там?! Куча косметики и всякой дряни, но... Будет лишний повод вернуться!
Знал бы он, как дорога ей это сумка! Быть может, если бы он не догадался её забрать, то она действительно исчезла бы от него, растворилась в городе! Да, у Гарика какой-то нюх!
"А вдруг он начнёт рыться с сумке?! - подумала она. - Нащупает под подкладом, хотя и плотным, но всё же, - что-то странное, хрустящее при сильном нажатии?!"
Вероника заволновалась, но тут же стала убеждать себя, что этого не произойдёт: "В конце концов, я же спрятала купюры не прямо под атлас подклада, а под прослойку из плотной бумаги и поролона, которые были под ним!" она понимала, что сейчас надёжнее места, чем у Гарика в люксе для её сумки нет: брать её с собой на рынок, когда вокруг твориться не весть что, было ещё опаснее. Вероника вспомнила сцену с убегающими над толпой долларами, предупреждение Сашко о том, что повсюду шныряют карманники,, и решила, что даже хорошо, что Гарик отобрал у неё сумку.
Она быстрым шагом шла обратно по набережной без реки в сторону гостиницы. Город просыпался, на дороге появились машины, везед были видны люди.
У стойки администраторши Вероника распахнула своё старенькое, как ей казалось, демисезонное пальто и вынула из внутреннего кармана толстенную пачку, размером с кирпич, перетянутую резинкой.
-Поменяли? - спросила у Вероники дежурная, то ли удивлённо, то ли с облегчением, что с ней рассчитаются, затем стала рыться в своём журнале. - Так, вот ваша квитанция! Два миллиона триста тысяч карбованцев! - объявила она Веронике.
"Ну, вот, - подумала та, - если бы в банке меняла - только-только хватило бы!"
Вероника отделила наугад полпачки карбованцев, выдернула их из пачки и подала администраторше. Та, мусоля пальцы, старательно принялась считать купюры.
-Ещё двести пятьдесят не хватает! - заключила она и перевела взор на девушку.
Та добавила небольшую пачку карбованцев.
После расчёта Вероника присела в фойе на модерновое кресло и, развалившись в нём, теперь почувствовала, как она вымоталась. "Сейчас бы прилечь! Поспать! - размечталась девушка. - Ванну бы принять!"
Подниматься в номер к сексуальному маньяку Гарику, который бы, она даже не сомневалась в этом, сразу бы на неё набросился, ей совершенно не хотелось. Да это было и нек чему: ванны там всё равно не было, а душ. Душ для дураков: ей хотелось полежать в горячей воде, в тёплой ванне. Это можно было сделать только в двух местах в этом городе, куда она могла сейчас попасть: у родителей, и у себя в шикарной просторной квартире с видом на Псёл и городской драмтеатр. Отсюда до неё было метров пятьсот, если пройти по пешеходной Стометровке. Проблема была только в том, что у Вероники не было ключей от своей квартиры. Они остались на квартире у Бегемота, а ключи от той он перед отъездом в Москву, насколько она помнила, он отдал Гвоздю. Теперь надо было разыскивать его, если он только в городе. Получался заколдованный круг.
Вероника не видела ни Гвоздя, ни Фиксу, которые потом подрулили в Бегемоту в Москву уже очень давно. Их не было даже на похоронах патрона, и это было очень странно и тревожно.
"Ладно, если не найду Гвоздя - вызову слесарей ломать дверь! - решила девушка: Жора после покупки квартиры установил на вход финрменную металлическую дверь. -Жлко, конечно! Во сколько мне этот ремонтик обойдётся?! Нет, лучше найти Гвоздя!"
Вероника наконец определила себе план на день: заняться поисками бывших подручных мужа. "Попрошу их, как найду, чтобы армяна этого прикончили!" - со злобой подумала она, поднимаясь из глубокого мягкого кожанного кресла.
-Э-эй! Милая! - окрикнул её в гулкой пустоте огромного фойе гостницы ставший знакомым голос, от которого её передёрнуло.
Вероника поморщилась и устало повалилась обратно в кресло. Гарик подошёл ближе:
-А я тебя уже потерял! Ты где была?! Три часа прошло!
-Где-где! Доллары менять ходила! Думаешь, это так просто! - раздражённо пояснила она, гляда на него снизу вверх из низкого глубокого кресла, в котором утонула.
-О! Я смотрю, у тебя новый прикид! - воскликнул Гарик, тронув пальцами меховой воротник и подбросив вв песцовый хвост.
-Да какой новый! - возмутилась Вероника его неосведомлённости в женской моде. - Старьё задрипанное! Ты же мне испачкал моё жёлтое модельное пальтишко! Вот пришлось к родителям забежать, переодеться в то, что нашла! Не буду же я ходить в грязном! Оно, между прочим, семь сотне стоит! А теперь его только на помойку отправить!
-Ты, что, милая предъявить мне хочешь?! - удивился Гарик, показав на себя рукой. -Ну, попробуй!
-Не хочу я тебе ничего предъявить! - успокоила его девушка, подумав про себя: "Когда же всё это кончится! Как бы на него управу найти!"
Вероника представила, как найдёт тех, кто сможет, наконец, расправиться с её обидчиком и насильником, и, хотя она не была садисткой, но сейчас решила, что обязательно будет присутствовать, когда Гарика будут убивать, а может быть, и сама к этому приложит руку. "Я тебе покажу! - со злостью подумала девушка, зыркнув исподлобья на стояшего перед ней, прямо напротив её сложенных одна на другую ног армянина, и мечтательно добавила. -Сейчас бы как дала ему по яйцам!"
-Ну, а сейчас чего здесь сидишь, в номер не поднимаешься?! - удивился Гарик, удовлетворённый её ответом.
-А чего я там забыла?! Номер я тебе оплатила, деньги поменяла! Иди отдыхай!
Гарик обернулся назад, где в метрах в десяти от него находилась стойка, из-за которой администраторша, развесив уши, слушала их разговор: в фойе никого, кроме этих двоих, не было, и их разговор, далеко разносившийся в гулкой пустоте, невольно привлекал её внимание.
Заметив, что постоялец на неё смотрит, администраторша опустила глаза, будто бы занимаясь записями в своих документах, но продолжая, по ней это всё равно было заметно, вслушиваться в перепалку.
Гарик присел перед Вероникой на корточки, взяв её за колено под юбкой, и, больно сдавив его, как клешнёй, тихо процедил сквозь зубы, чтобы его не было слышно никому, кроме Вероники:
-Слушай, милая! А я сюда не в госттинице жит приехал! Я здесь, чтобы с тебя своё получить - как договаривались! Я знаю, что ты подумываешь, как бы от меня смыться!..
-Нет-нет! - наклонившись к нему так же шепото, испуганно закивав головой, произнесла Вероника.
-Да, знаю-знаю! - Гарик дал ей понять, что хорошо разбирается в психологии.- Думаешь, я не понимаю: ты у себя дома! Могла бы просто уйти - и всё! Я уже так и думал, даже удивился, когда тебя уивдел внизу, в кресле. Но! Это молодец, что ты вернулась! Я это учту на будущее!..
-На какое будущее! - громким шёпотом, едва не перейдя на голос возмутилась Вероника. -Я тебя через шесть дней знать не хочу больше!
Гарик положил ей на рот поперёк губ свой укательный палец:
-Тише, не шуми! Через семь, если уж на то пошло! Но эти семь дней - и есть будущее, на которое я учту твоё поведение! Поверь мне, их ещё надо прожить! Согласна?!
Вероника кивнула головой, убрав толстый палец армянина со своего лица.
-А вот когда проживёшь эти семь дней - тогда, пожалуйста, до свидания... Кстати, дома была, деньги взяла?! - поинтересовался Гарик. -Про сто долларов-то не забыла ещё?!
-Я дома у родителей была! - ответила Вероника. -Они простые рабочие люди! Для них сто долларов - это целое состояние! Да они их и не видели никогда!
-Хорошо! - согласился Гарик. -Ищи!
-Вот я и хотела идти искать! -огрызнулась Вероника. -А ты меня остановил!
-Позже пойдёшь! - заключил Гарик. -Сейчас в номер поднимайся!
-Я не хочу! - зашипела девушка.
-Я хочу! - Гарик сдавил колено так, что ей стало нестерпимо больно и она чуть не закричала. -Ты что делаешь?! Синяк будет! Как я потом ходить буду?!
-Тогда слушайся!
Гарик дождался, пока Вероника встанет и пойдёт к лифту, потом подошёл к администраторше и что-то ей сказал на ухо.
Не дожидаясь Гарика, девушк вызвала лифт, и поднялась на двенадцатый этаж, чувствуя, что направляется словно на экзекуцию.
Дверь в номер была открыта. Её сумочка валялась недалеко от входа, небрежно брошенная на пол, словно хозяйственный пакет.
Вероника подняла её и проверила подклад, провела по нему ладонью. Он был целым. Да и, действительно, Гарик вряд ли бы стал шариться в ней, разгребая завалы из всякого мусора, который она сама периодически безжалостно отправляла на помойку, когда сумку невозможно уже было закрыть.
Вероника вышла на балкон.
Солнце взошло и теперь красным блином взбиралось всё выше над домами, заменявшими горизонт. С двенадцатого этажа гостиницы весь центр города был как на ладони. Вон онка её дома, вон рынок. "Быть может, пока я ходила, "гость" стоял здесь и следил за мной?! - подумала Вероника, облакотившись локтями о деревянную обшивку бетонного барьера балкона. - Впрочем, какая разница!"
Дверь в номер щелкнула, запираясь.
-Нам сейчас позавтракать принесут! - сообщил ей Гарик.
-Платить тоже мне?! - поинтересовалась девушка.
-Все расходы - твои! А как же?! Я же гость! - заулыбался армянин.
-Да уж, точно "гость"! - согласилась Вероника. -Ты меня ебать будешь до завтрака или после?! - осведомилась она, подбоченившись.
Её вопрос повернул мысли Гарика в другое русло - она это видела - он просто возбудил его. Импульс похоти, страсти отскочил как мячик для игры в пинг-понг от его астрального тела и больно кольнул Веронику, вернувшись словно бумеранг. В ней тоже что-то зардело.
"Зачем я это спрашиваю?!" - испуганно удивилась Вероника. Ей вовсе не хотелось задавать армяну такого вопроса, но она, а вернее, её подружка, которой понравилось бурное и ошеломительное ночное отдирание старой плесени забвения, не спрашивая своей хозяйки, хочет она этого или не хочет, нагло провоцировала обладателя члена на вторжение.
-А что? - удивился Гарик, поправляя постель, на которой он успел, видимо, вздремнуть.
-Да так, ничего! Интересуюсь, чтобы знать свои планы на бу-ду-ще-е! - выделила Вероника последнее слово.
"Что я делаю?! Что я делаю?! - неслось у Вероники в голове. -Я же сама, как последняя шлюха напрашиваюсь на то, чтобы меня нанизали на кукан!"
Гарик присел на кровать:
-Слушай, милая, иди сюда! - позвал он её.
Вероника подчинилась. Гарик посадил её на колени, обнял за талию.
-Ну! - съязвила Вероника. -Мы прямо как влюблённые!
Что-то внутри неё уже горело. Какое-то ледяное пламя бушевало в теле, доставляя нестерпимый холод. Ей хотелось - она вдруг поймала себя на этой мысли - чтобы Гарик бил её, причинял ей боль, страдание, от которого, как ей казалось, тело её согреется.
Это было похоже на помешательство! Такого с ней никогда прежде не случалось! Но теперь ей хотелось этого!
Внутри был холод, тело стыло, и нестерпимое желание, чтобы её положили на кровать, втогрались во все её дыры, какие только у неё есть горячим мужским членом, согревая, прогоняя прочь эту внутреннюю нестерпимую стужу, обволакивало её сознание пеленою оцепенения.
Это было странно, дико, непонятно её мятущейся душе, которая просто сгорала от нестерпимого жара стыда и позора в то время, как её тело сгорало от такого же нестерпимого ледяного холода. Ей было бесконечно стыдно за себя, за своё состояние, в котором она вдруг оказалась, она не хотела этого, она бы убежала прямо сейчас прочь отсюда, подальше от этого маньяка, забилась бы в какой-нбудь уголок вселенной и там бы пкережидала эту бурю, но тело требовало, желало хотело экзекуции, оно каким-то своим мозжечком мечтало, чтобы его положили на живот и лупили по бесчувственной заднице, оживляя её, толстенным и широким ремнём, пока она не зардеется полосами от прилива крови, пока не оживёт наконец. А потом бы в неё и в подружку вонзали длинные горячие мечи, и лёд внутри плавился бы, растекался по телу жгучей водой блаженства.
"Я схожу с ума! - призналась себе Вероника. - Я просто схожу с ума!"
Ей стало страшно, если так пойдёт и дальше, если не прекратится это сумасшествие, то она скоро всё в жизни променяет на то, чтобы её только "драли как сучку"! она этого не хотело, но что-то внутри, называемое страстью просто толкало её к этому, и она подчинялась, как подчиняется булыжник притяжению Земли, и падает из далёкого космоса на неё, сгорая в её ауре-атмосфере...
-А может быть! - усмехнулся Гарик, привлекая её к себе ближе. -Почему бы и нет?!
-Ну, - она, сделав над собой неимоверное усилие, попыталась слегка отстраниться, но руки Гарика были тверды и по-прежнему держали её близко, так, как хотели. Оан ещё сопротивллялась своему дикому необузданному ледяному пламени внутри, хотя понимала, что уже проиграла, но оттягивала момент расплаты за поражение, заставляя мозг вести перепалку с мужчиной. -Хотя бы потому, что ты меня поимел по полной программе и в финансах, и в постели! Ты мне доллары как поменял?! Если бы нормально поменял, то я бы сама спокойно до дома добралась бы, без твоих услуг!
-Ну, может потому так и поменял! - согласился Гарик.
-Ах, вон, какие мы дальновидные! - воскликнула Вероника. Она уже не отпихивалась. Внутри неё всё уже было решено в пользу её подружки. Сидеть на коленях было тепло и приятно, и она разрешила себе больше не сопротивляться: "Всё равно выебет, зачем напрягаться! Раз уж пошла масть - так пошла!" По инерции она ещё что-то говорила, хотя ей самой это уже было всё равно, не важно. -Только любовью в этом и не пахнет!
-Тебе не пахнет! - Гарик запустил ей руку под кофту снизу, нащупал лифчик и проник в него, стал ей мять грудь. "Началось! - подумала Вероника, испытывая внутри себя долгожданное блаженство от прикочсновений. Теперь ей хотелось просто раскрыться как цветку, вывернуться навзничь, наизнанку, чтобы с неё пили её благоуханный нектар пчёлы, делая своё дело, соблюдая обычай Земли, которому подчинялись все и доставляя ей тепло, радость и блаженство. -А мне ещё как пахнет! Я бы, будь добреньким, тебя бы ни за что не получил! А тут ты - моя, и никуда не денешься!
-У тебя руки холодные! - сказала она, со стыдом чувствуя, что её подлое тело так и тает в руках Гарика. Нужно было прикладывать огромные усилия чтобы сопротивляться его ласкам, чтобы выпростнуть из его объятий. Это было всё равно тому, как если бы она сейчас захотела оторваться от грешной Земли, выпростнуть из объятий притяжения и улететь прочь в космос, где легко и свободно, и нет тяжести и брена существования. Но сил у неё больше не было. Она так устала сопротивляться даже не ему, а себе, своему телу, своей страсти, своему желанию, ледяному огню, бушующему в ней и требующему, чтобы его подавили, уничтожили, растоптали...
-Ты меня растоптал! - пожаловалась Вероника, вся млея, но стараясь не показывать, что уже готова ко всему. -Ты хоть понимаешь, что растоптал меня! Я не знаю, как я буду жить дальше! В кого я превратилась?!
На самом деле ей было всё равно, что будет когда-то дальше. Главное было сейчас, и она только изображала, что сопротивляется этому.
-Всё будет у тебя хорошо! - Гарик тоже говоорил что-то лишь бы сказать.
Она уже лежала на постели с задранной юбкой и кофтой, с полуспущенными колготками, и сама стремилась теперь избавиться от пут одежды.
"Что же я делаю, дура?!!" - был последний сознательный упрёк Вероники самой себке прежде, чем волна страсти окончательно, с голойо захлестнула её, и дальше она уже воспринимала всё, как в бреду, как в лихорадке. То, что она делала дальше, то, что с ней делал дальше мужик, воспринималось теперь, как какой-то фантасмагорический эротический сон, в котором можно всё, потому что стыд не действует в запретной для него зоне сновидений.
Вероника горела, она бушевала, как пламя, она сама теперь была, как этот ледяной огонь, поглощающий теплло, жар мужского начала, по которому так изголодалась, которого так не доставало внутри. Ей хотелось, чтобы этот жар поселился в ней навсегда, чтобы внутри больше никогда не было этого ледяного холода, чтобы больше ей никогда не приходилось так жаждать вторжения, быть самодостаточной. И она готова была заплатить за это цену своей страсти, она готова была делать теперь всё, что скажет ей её страсть, всё, что захочет теперь страсть горячегоо мужского огня, обвивающего языки её ледяного пламени.
Она готова была слиться с этим пламенем, срастись с ним, окунуться в него полностью и позволить ему окунуться в себя, и больше никогда не разлучаться, быть единым целым, погасить свою ледяную страсть жаркой мужской страстью и погасить её, стать единым целым с нулевой температурой, с нулевым импульсом желаний навсегда.
Языки её обжигающего льдом голубого огня закручивались вокруг вторгающихся в неё жарких испепеляющих оранжевых языков чуждого мужского пламени, образуя длинные крученные жгуты, которые всё больше и напряжённее скручивались, истончая друг друга, а потом лопались, взрывались, разлетаясь на миллионы крошечных пузырьков блаженства, иголками вонзавшихся в плоть. Но уже новые языки пламени продолжали ту же пляску, выполняли ту же программу, исполняли тот же танец страсти, через секунду так же разлетаясь и освобождая место новым танцорам.
Гарик что-то говорил ей, орудуя с её телом так, как и вчера. Он то ли нахваливал её, то ли ругал, то ли кричал. Но она не слышала его. Она прорывалась к реальности сквозь эти бушующие языки пламени, скручивающиеся, взрывающиеся, ударяющие по ней волнами оргазма, и не могла прорваться. Они окружали её своим страстным хороводом. Словно она была прима-балерина в кругу этих пылких голубовато-оранжевых пар, которые откуда-то из ниоткуда прибывали, прибывали и прибывали, кружась, скручиваясь, взрываясь в своём диком танце и сжимая своё кольцо вокруг неё всё плотнее, не давая ей уже и места для танца. Она просто задыхалась от их бесконечных разрывов, от этих миллионов маленьких брыхгов, больно вонзающихся в её плоть. Ей казалось, что она сейчас вот-вот выпорхнеет от невыносимой боли блаженства из своего тела и унесётся прочь, оставив этих сумасшедших танцоров одних, что ещё секунда, ещё полсекунды, ею больше не хватит, чтобы выносить это дальше! Она просто кончиться, иссякнет!
Вероника разразилась диким воем, сотрясшим, как ей показалось всё здание. Эт этого исторжения звука должна была рухнуть башня гостиницы, площадь, сама Земля - так ей показалось. Ей хотелось разорвать весь мир пополам, как испорченный и ненужный листок бумаги, скомкать его и вышвырнуть вон. Ничего не должно было после этого продолжаться! Ничего! Существование всего сущего на этом должно было прекратиться...
Она кончила, едва не потеряв сознание и затихла.
В дверь номера кто-то настойчиво и давно уже долбил кулаком: наверное это был завтрак.