"Вероника! Ты стала потаскухой!" - корила себя девушка.
Она стояла на балконе двенадцатого этажа гостиницы и смотрела на раскинувшийся перед ней родной город, такой прекрасный и теперь такой чужой. Словно она в нём никогда и не жила, а только приехала непонятно зачем из Москвы с армяном-таксистом, чтобы как последняя шлюха по три раза в день отдаваться ему теперь в номере люкс провинциальной гостиницы.
"Кто я теперь?! Что со мной стало?! - спрашивала себя девушка, пытаясь зацепиться сознанием за отвесную скалу реальности, проносившуюся мимо неё в её свободном падении, которое должно было закончиться больно и страшно: а как ещё бывает когда падаешь с бешенной высоты? - только так.
Всё так стремительно менялось в её жизни! Её последние надежды на то, что всё вернётся в прежнее, спокойное, беззаботное, размеренное русло, так отчаянно возносились мимо, куда-то вверх, навсегда становясь недосягаемыми, что голова кружилась, и ей казалось, что она вот-вот упадёт с балкона вниз, на площадь. Ей так хотелось, чтобы весь кошмар, происходящий с ней, вдруг лопнул, как мыльный пузырь, и оказалось бы, что это всего навсего был лишь дурной сон.
"А, может быть, и к лучшему, если вдруг я действительно упаду? - думала об этом Вероника. -В самом деле, вдруг я сплю?! И это прыжок, это падение будет просто поводом проснуться! Ведь это не может происходить со мной на самом деле! Всё так нелепо, мерзко, так непривычно! Нет то, что со мной происходит, может быть только во сне. Тогда почему он не кончается? Может быть, сейчас, когда кружится голова, а меня тянет вниз с балкона, и наступает его развязка, поэтому упасть - всего лишь повод его закончить?! Нет, это не реальность! Это сон! Сон!!!"
-Милая, иди сюда! - донеслось до неё откуда-то из ниоткуда. - Не держи балкон открытым - холодно!
Вероника словно очнулась, посмотрела на себя, как бы привыкая к тому, что она видит.
Она стояла босиком и нагишом на ковровой дорожке, которой был застелен бетонный пол балкона, укутавшись в простыню, и не чувствовала холода, который был вокруг. Сколько она так стояла? Минуту? Час? Вечность?
Человек, говорят, ко всему привыкает, вот и она привыкла стоять здесь, как статуя, не чувствуя ни холода, ни стыда, которым горела её смятённая душа - ничего. Теперь она была просто статуя, как та девочка на фонтане, при входе в центральный парк отдыха, которую иные, шутя, называли последней девственницей города. Да, лучше бы она была той девочкой, и сидела бы на том пустом, осушенном корыте фонтана, не ведая ни стыда, от которого сейчас сгорала, не перед кем-то - перед собой, ни смятения, которое не давало ей понять, как жить дальше.
Да и как понять, когда тебя "дерут как сучку" по три раза в день, и это, кажется, продлиться целую вечность.
Шёл третий день, как она поменяла деньги на рынке. С тех пор Вероника больше не покидала этот номер. Даже еду им приносили сюда. Гарик доставал из кармана её коричневого пальто, лазая как к себе, толстыми пачками карбованцы и отдавал их посыльному из ресторана, что находился в цоколе гостиницы.
Несмотря на то, что администраторша предупредила её, что после двенадцати в номере не должно быть посторонних, этот запрет почему-то не срабатывал, и её не выгоняли из гостиницы уже третий день.
Вероника настолько одурела от происходящего с ней, что уже даже не одевалась. Она так и ходила, в чём мать родила по номеру, укрываясь, если становилось прохладно, простынёй или одеялом. Видели ли служащие гостницы, что она в номере, - не видели, её это уже не интересовало: жизнь всё равно мчалась, как сошедший с ума скорый поезд, куда-то под откос, где ждал тупик, крах и смерть... если только всё вокруг не было сном.
Иногда, в такие минуты, как сейчас, ей казалось, что, если она закроет глаза, напряжётся, что-то сделает со своими мыслями, то всё вокруг изменится, лопнет, как пузырь, перестанет быть, как и не было, исчезнет в никуда, туда, куда исчезают все сны. Но она не знала, что нужно сделать, когда сильно зажмуришься, чтобы это случилось, как всё это прекратить, и это тяготило и томило её дух. Её душа, измученная этим кошмаром, просто остолбенела внутри, словно отрешилась от всего происходящего, и не воспринимала его никак совершенно.
Гарик то ли насиловал, то ли соблазнял её так, что она сама загоралась похотью, по три-четыре раза на день, и от этого нескончаемого секс-отпуска "гостя" она была полностью вымотана и опустошена. Вероника уже даже не могла дать себе отчёт, что она теперь думает о себе, об армянах, о сексе - какое-то оцепенение сковало её мысли, и она просто существовала, как биоробот, реагируя только на внешние раздражители: душа её не подавала никаких признаков своего присутствия.
-Сегодня среда! - сказал Гарик, когда Вероника подчинилась его окрику, зашла в номер и закрыла балконную дверь. -Давай иди в город! Ищи деньги! Сто долларов! Ты не забыла?!
-Нет! - Вероника даже не обрадовалась, что он её отпускает. Она словно зомби стала собираться, не испытывая никаких эмоций.
-Сумку оставь в номере! - предупредил Гарик, когда она хотела её взять с собой.
Он то ли что-то подозревал о содержимом этой сумки, то ли просто обладал какой-то весьма тонкой проницательностью и завидной интуицией.
На улице было малолюдно, хотя и было время обеда. Вероника шла по Сотне, словно приходя в себя потихоньку от оцепенения, в котором пребывала последнее время. Мысли по немногу запускались, и она начинала соображать, что ей делать.
Чтобы куда-то прийти, надо знать, куда направляешься. И для этого надо было поставить себе цель, наметить ориентиры для её достижения.
Вероника зашла в своё прежде любимое кафе "Снежинка", взяла чашку кофе и, сев за столик в углу пустого зала, стала раздумывать, с чего начать возвращаться к нормальному течению жизни.
"Надо найти Гвоздя! Забрать У него ключи от дома! Тогда у меня появиться хоть какой-то вариант! Может быть, Гвоздь и Фикса, если их встречу, помогут мне избавиться от армяна?! - рассуждала девушка, лишь прихлёбывая потихоньку горячий напиток. -Но что я им скажу? Кто это, и почему они его должны убрать? А если вылезет наружу всё моё приключение с этим армяшкой! Кого волнует по чьей воле это случилось?! Главное, что это произошло! Тогда прохода не будет от похотливых ублюдков, и моя жизнь в родном городе навсегда превратится в ад! Буду вести себя тихо - Гарик-то уедет и всё, как и не было ничего! Только бы администраторша гостиницы и горничные не разнесли по городу как сороки на хвосте! Да, город маленький! Вероника вспомнила давние слова наставления одной своей подружки, как та предупреждала её, когда она ещё ходила в девичестве, что в этом городе все спят под одним одеялом! И если всё это блядство, в которое она окунулась, как в ушат с дерьмом, вылезет наружу, то ей уж точно не отмыться - жизнь измениться навсегда и не в лучшую для неё сторону!"
Она бы даже не стала теперь просить никого, чтобы расправились с Гариком. Той прежней злобы, с которой она мечтала, как сама примет участие в расправе на армяном, уже не было. Она иссякла. Устала быть, будто съела зубы. Нет, она не стала относиться к Гарику лучше ни на йоту. Просто эмоции уступили место реальности, боль и обида притупились, она к ним словно привыкла и смирилась со своей какой-то странной участью, которая в конце концов должна была кончиться. Теперь она только и ждала, когда всё это тихо прекратится, сойдёт на нет. Ей осталось потерпеть четыре дня. Полсрока уже прошло, и это радовало, вселяло надежду, что и остальное время пройдёт также, пусть и трудно, мучительно медленно, но минует.
Вероника знала, какими мерзкими качествами обладают слухи в маленьком городе, но втайне всё же опасалась только одного, того, что по возвращению в Москву таксист сдаст её Саиду. И это заставляло теперь её хладнокровно, безжалостно, но лихорадочно и безуспешно раздумывать о том, как этого не допустить. Впрочем, иногда она соглашалась с тем, что если бы Саиду действительно было нужно её найти, то он разыскал бы её и без Гарика.
Слухи, которые могли разнестись по городу, о её недельном пребывании в гостинице, были, конечно, неприятны и даже в некотором смысле вредны. Но это были только слухи, которые можно было пресечь. Она знала как это сделать: достаточно было вести себя так, чтобы комар носу не подточил, чтобы никто, руководствуясь услышанным, не мог всё же нырнуть к ней под юбку и, обломавшись, рассказал бы и другим, что это неправда.
А вот Саид в далёкой теперь Москве был реальностью, управлять которой у неё не было никакой возможности. Жить со знанием того, что однажды он может снова возникнуть в её жизни, было равносильно тому, как сидеть под дамокловым мечом: привыкнуть к этому было невозможно, избавиться от этого тоже. Конечно, можно было уехать куда-нибудь в другое место, чтобы никто не знал, где её искать. но она не хотела больше никогда покидать свой родной город, который казался ей теперь самым лучшим на свете.
"Нет, вряд ли он пойдёт к Саиду! - рассуждала Вероника. -Ему совершенно не нужно светиться в этой истории, поскольку Саид может и ему предъявить за помощь в побеге. Ведь вылезет же, если начнёт что-то против меня! В конце концов, неизвестно, может быть чеченцы уже и приезжали по мою душу? Я ведь всё это время не дома живу - в гостинице, инкогнито!"
Размышляя так, Вероника всё-таки решила, что она сильно сгущает краски, переоценивает возможности чеченцев и их желание в её поимке. Скорее всего, о ней уже и думать забыли! Ну, сели в поезд, но это по горячим следам было! А теперь что? Вряд ли они поедут в другую теперь, как выяснилось, страну, за тысячу километров, разыскивать беглянку, которая задолжала пару-тройку тысчёнок баксов. Для Москвы - это мизер! В Москве масштаб денег совершенно другой!
Чем больше она думала о произошедшем с ней, тем более странным ей казалось, что чеченцы вообще погнались за ней. хотя, конечно, если знать, куда человек в Москве может удрать, то его догонять будут. Но чтобы на Украину за ним ехать - наверное, это чересчур!
Кружение мыслей в её приходящей в себя голове снова вернуло Веронику к Гарику, который увязался за ней, прилип словно банный лист, обобрал её, как мог и надругался над ней, как над женщиной.
Да, он не насиловал её в обыденном понимании смысла этого слова. Он умело распалял её желание, а иногда даже она сама как-то подвигала его к этому, испытывая тоску по той острой, жгучей усладе, которую он научил её испытывать. Но прежде он вторгся в её святая святых! И это требовало отмщения! Она ненавидела его за это!
В кафе вошёл парень, направился к стойке. Вероника отвлеклась от своих мыслей, обуревающих её голову, и обратила на него внимание. Кроме неё, это был единственный, посетитель кафе, и он, к тому же, показался ей знакомым.
"Так и есть!" - обрадовалась Вероника:
-Гвоздь! - заорала она на весь зал так, что сама устыдилась своего буйного душевного порыва. Видно что-то внутри неё настолько исстрадалось, что больше не могло выносить прежнее течение событий и хваталось за любую встречную соломинку. -Гвоздь!
Это действительно был Гвоздев. Услышав дикие вопли, раздающиеся в пустом, как ему казалось помещении кафе, зовущие его по имени, он обернулся, дико, словно испуганно озираясь по сторонам: откуда так истошно вопят, - и, окинув глазами зал, остановил свой взгляд на угловом столике, за которым, как забившийся в уголок от испуга ребёнок, сидела Вероника, вся какая-то не такая, как обычно, взъерошенная, точно прибитая или потасканная жизнью.
Гвоздь слегка откинул в приветствии назад голову, поднял вверх руку, как-то натянуто, словно не искренне, а по регламенту происходящего, улыбнулся и, поменяв резко направление движения, направился к ней.
-О, здорово! А ты здесь чего?! - удивился он подойдя к её столику.
-Не видишь, кофе пью! - улыбнулась Вероника. Она была так рада встрече с Гвоздевым, что с трудом могла это скрывать, словно старого и доброго приятеля увидела, хотя Гвоздь был просто человеком Бегемота и с ней практически не общался. Но теперь она надеялась, что у них получится какой-то деловой контакт. -С ног сбилась тебя искать! У тебя ж ключи от Жориной квартиры!
-Ну и что?! - удивился Гвоздь.
-Ну, как что?! - тоже удивилась Вероника. -Я ж в ней ключи от своей квартиры оставила! Домой не могу попасть! Да и, вообще, я, насколько, понимаю, хозяйкка теперь и того, и другого!
-Ну, и где ж ты всё это время обитала?! - спросил её Гвоздев, как-то странно, словно требуя отчёта.
-В смысле?! - не поняла Вероника, но радостную улыбку с её лица смахнуло какое-то нехорошее подозрение.
-Да в прямом смысле! - уточнил Гвоздь. - Я ещё три дня назад Циню видел. Он сказал, что тебе доллары на рынке менял - сто единиц, по курсу сорок! Видишь, я всё про тебя знаю, кроме одного, где ты шарахалась!
Веронике стало не по себе. Настроение испортилось.
-Ну, я ж перед тобой отчитываться не должна! - возмутилась она.
-Да нет, подруга! Ошибаешься! - ответил Гвоздев. -Ладно, я сейчас себе что-нибудь возьму перекусить и подойду! И давай, пересаживайся из этого угла в место куда-нибудь поприличнее! Тебе что-нибудь взять?!
Пока Гвоздев делал заказ, её всю трясло, как от озноба. Что-то недоброе было в словах, во всём поведении Гвоздя. Она не могла понять, что ей может угрожать ещё, но чувствовала нутром какой-то неприятный и серьёзный подвох.
Гвоздь повернулся к ней, увидел, что она по-прежнему сидит в углу, и кивком головы напомнил ей, что он просил пересесть.
Вероника опомнилась и перескочила поближе, усевшись у огромного окна витрины, в которую было хорошо видно идущих на вечерную службу в Петропавловский собор прихожан православного храма. Теперь их было значительно больше, чем прежде, и Вероника не могла понять, то ли это от того, что развалился коммунизм, то ли от того, что развалился Союз.
Гвоздь подсел за столик напротв неё, принёс несколько тарелок с едой. Следом подскочила официантка и поставила на столик ещё несколько блюд. Гвоздев подвинул ей салат:
-Ешь. Угощайся!
-Спасибо! - поблагодарила Вероника и стала потихоньку наклёвывать угощенние. Она была почему-то страшно голодна, хотя утром поела в гостинице, но не хотела показывать этого.
Снова вернулась к столику официантка, принесла две небольшие хрусталные стопочки и графинчик рябиновой настойки.
Вероника сидела, глядя на него, гвоздь взглядом показал на стопку и на неё, чтобы присоединялась. Оне немного помедлила, но всё же протянула руку, оправдываясь перед собой, что ей действительнонадо снять стресс.
Честно говоря, Вероника думала, что первым делом, когда всё закончится, напьётся, как свинья. Закроется в квартире и напьётся! Иначе у неё просто сядут нервы. Но ничего ещё не закончилось. Однако она разрешила себе немного расслабиться.
Гвоздь опрокинул стопочку, потом принялся за украинский борщ.
Вероника немного посидела, но повторила за ним.
Жгучий, но приятный, со вкусом свойственным только этому напитку, произведённому на местном спиртзаводе, огонь растёкся по её телу, наполняя все его члены теплом, а голову лёгким хмелем.
Гвоздь налил ещё.
-Больше не буду! - предупредила Вероника.
-Давай-давай, помогай! - приказал он. - Я за рулём больше трёхсот не пью!
Вероника выпила ещё, чувствуя, что пьянеет, и вместе с тем, её тревоги отходят куда-то, отлетают словно в сторону.
-Так ты где шарахаешься третий день? - снова поитересовался Гвоздь.
-Да что ты привязался: где была, где была? - отмахнулась Вероника.
-Подцепила что ль кого?! - съехидничал он.
-Да, вот в моём-то положении только кого-то и подцепить осталось! -возмутилась девушка.
-А какое у тебя положение?! Ты вдова, при бабках, при квартире...
-При каких бабках, при какой квартире?!
-Ну, Бегемот же тебе квартиру подарил? Подарил!
-А бабки какие?!
-Ну, не знаю! Может, заначка осталась!
-Да я с Москвы пустая приехала, как барабан!
-Где ночевала три дня?
-Слушай! - подвыпившая Вероника осмелела, отошла от своего пришибленного состояния. -Я тебе не жена, чтобы отчитываться! Ты не Бегемот!
-Да, - согласился Гвоздев, - я не Бегемот, но поскольку его нет, ты мне теперь будешь докладываться обо всех своих происшествиях, ясно?!
-Это почему же? - Вероника следила, как Гвоздь подливает ещё сумской рябиновой, ожидая, когда тот закончит и предложит выпить.
-Да потому, что теперь я душеприказчик твоего покойного супруга.
Он подал ей в руку стопку, они чокнулись.
-Это кто так решил?! - удивилась Вероника, отхлёбывая настойку, как компот.
-Люди!
-Какие такие люди?!
-Большие. Скоро будет сходняк, на котором окончательно всё определится. Ну, Бегемота квартира и всё прочее скорее всего, в общаг отойут. А насчёт твоей квартиры - всё будет зависеть от меня.
-Это почему же?! - Вероника допила стопку, налила ещё и выпила снова, даже не дожидаясь приглашения.
-Да потому, что, я же сказал тебе - назначен его душеприказчиком. Будешь имя своего супруга позорить - квартиру у тебя заберут.
-Да то что такое! - Вероника пьяно ударила кулаком по столу. -Как заберут?! Кто?! На каком основании:?!
-А на таком, что будешь себя недостойно имени вдовы вора в законе вести - всё! Будешь лишена всех благ!
-Жора Бегетов, между прочим, мне эту квартиру подарил! На свадьбу! - воскликнула Вероника.
-Вот о чём и речь! Веди себя, значит, достойно его имени! - не унимался Гвоздь.
-А я что? Делаю что то не то?
-Вот я и спрашиваю, где три дня была эти?
-Во все дыры пердолилась, как последняя сука! - бросила ему в лицо она, чувствуя, что совсем опьянела. -Ты мне лучше от квартиры моей ключи дай, чтобы я не ночевала где попало!
-Так, а что сразу не зашла, как приехала? - Гвоздь полез в карман, сделал вид, что там пошарился, потом добавил. -О, дома забыл! У Бегемота! Поехали!
Вероника ещё не успела ничего сообразить, как он решительно встал из-за столика, подхватил её под ручку и поволок прочь из кафе, словно она была уже в стадии "готовченко"
-Ты меня куда? - поинтересовалась она, безуспешно пытаясь сдержать натиск.
-За ключами! - сообщил Гвоздь.
Он провёл её по сотне до собора. Здесь за углом здания, где заканчивалась пешеходная зона, стояла его новенькая "Ауди".
-Видала! - с горддостью бросил Гвоздь кивком головы на бирюзовую иномарку.
-Видала! - равнодушно согласилась Вероника. -Я гляжу, прибарахлился ты! За чей только счёт?!
-Так машины в Питере толкнул, таксо! - он усадил Веронику в машину. -Мы с Бегемотом одно дело разбадяжили. Я такчки толкнул, а хозяина уже нет! ну, я как поалагается, в общаг часть отвалил, а часть - вот, по совету друзей, что называется!
Спустя минуту они уже мчались по извилистым улицам. Гвоздь с удовольствием давил на газ, а Вероника только смотрела в окно.
"Наверное, сейчас в постель потащит! - с пьяным равнодушием думала она, глядя на проносящихся мимо людей, здания, машины, ларьки. -А иначе зачем напоил! Душеприказчик! Ну, точно всё к этому идёт!"
-Ну, и рассказывай, где же ты была-то три дня?! - снова переспросил Гвоздев.
-Я же сказала: пердолилась во все дыры, какие только есть в моём теле! - её забавляло, что можно язвить, отвечая правду, и это не будет восприниматься, как правда.
-Зачем так отвечаешь?! - обиделся Гвоздь.
-А зачем спрашиваешь?! Душеприказчик хренов! - Вероникавдруг поняла, кто виноват во всех её проблемах. Она вдруг не на шутку разозлилась. -Ты бы лучше за мной в Москву приехал! Душеприказчик! Тогда бы и спрашивать не надо было! Да и у меня, вдовы вора в законе, проблем бы не было!
-А какие у тебя проблемы?! - поинтересовался он, заворачивая в знакомый двор Бегемотова дома. -Слышал, Циня обмолвился, что ты кого то убрать просила!...
-Вот Цындренко, вот трепло! - возмутилась Вероника. -Что за мужики пошли?! Хуже баб! Да, Гвоздь, у меня проблемы, и оказывается они все происходят от тебя! Ты какого хрена за мной в Москву не приехал?!
Вероника произнесла это с такой неподдельной злостью, что Гвоздь, притормозив у подъезда, даже опешил:
-Но, но, но! Поосторожнее на поворотах! У нас условлено было...
Веронике казалось, что будь у неё сейчас пистолет, она бы с диким удовольствием выпустила в него всю обойму, утешив свою неизбывную обиду и унижение.
-Тогда попробуй, сучёнок, ещё раз спросить, где я была три дня! - предупредила Вероника, чувствуя за собой моральное право так говорить с человеком, старшим себя по возрасту.