Вероника сидела и слушала Саида, который сегодня был необычно разговорчив. Это было даже как-то странно, и она отнесла это необычное поведение на его предчувствие скорого приезда на родину. Наверное, действительно человек себя ведёт по-другому, когда находится на родине или ощущает её близость.
Вся суровость и неприступность Саида куда-то незаметно улетучились, испарились, словно их и не было.
Они сидели в каком-то большом ресторане. По всей видимости, это был центр города. Саид заказал щедрый обед, и теперь они, не спеша, ели и разговаривали.
Говорил, в основном, всё-таки Саид. Веронике же выпала роль благодарной слушательницы, которой, впрочем, она была несказанно рада.
Однако словоохотливость Саида могла объясняться ещё и тем, что теперь всё шло по плану, по его плану или по плану того, кто всё это придумал, но в котором Саиду была отведена не последняя роль. Скорее всего, миссия Саида близилась к завершению, и после передачи Вероники в "добрые" руки Шамиля, он, наверное, мог бы предаться отдыху и расслаблению после нескольких, вероятно, изматывающих месяцев её поисков и погони.
Вероника же, не смотря на вкусный и дорогой обед, на шикарные условия, в которых она теперь пребывала, - кого из пленниц возят в мягком вагоне и размещают в роскошно отделанных квартирах, похожих на номера люкс, да ещё и по дорогим ресторанам водят, - всё-таки не могла расслабиться так, как это, теперь удавалось Саиду, и слушала его тирады через раз, то и дело посматривая на красивую, широкую улицу незнакомого города через огромное, как витрина, окно ресторанного зала. Она понимала, что ей надо отвлечься, придумать что-то такое, что позволило бы, наконец, расслабиться и поверить, что всё не так уж плохо. Но ничего не приходило на ум. Все её мысли были, как всегда в последнее время, об одном и том же: "Как удрать?!"
Вероника поймала себя на этом и невольно подумала, усмехнувшись: "Сколько волка не корми, он всё в лес смотрит!"...
-Что ухмыляешься? - поинтересовался Саид, нахохлившись. - Я что-то смешное рассказываю?!
Он даже немного обиделся, словно насторожился, пытаясь понять настроение своей прекрасной пленницы. И потому, чтобы не рассердить чеченца, Вероника решила постараться вникнуть в суть его рассказа.
-Да нет, это я так, о своём! - оправдалась она, стараясь теперь прислушаться к тому, что говорил Саид, и даже дав себе слово поддакивать или возражать ему, делая вид, что оживлённо участвует в беседе....
По своему обыкновению, а может быть просто потому, что на дворе стояла знойная, не майская жара, Вероника не одела трусики.
Пожалуй, это был единственный позитивный момент во всём происходящем, который обещал хоть какую-то отдушину, интрижку, пусть даже хулиганскую, или хотя бы не намёк даже, но пусть даже лёгкий бриз, едва заметное дуновение приключения. Правда, надо было еще, и поймать волну настроения, впасть в тот раж, который бы позволил ей побезобразничать! Однако с этим было совсем не здорово! В душе стоял стрёмный штиль, от которого словно туман, на Веронику опустилась тягучая тоска, которую надо было разогнать.
Пока же настроение было никакое. Вернее, его не было вообще! Она чувствовала, что вся напряжена, как комок нервов в ожидании скорого уже и неясного конца пути, развязки, перемены, тревожного будущего.
Чтобы хоть как-то отвлечься от напрасного ожидания и перестать вглядываться в беспросветную темноту будущего, она спросила вдруг сама у себя: "Ты почему трусы не надела?!", и немного подумав, ответила же мысленно сама себе: "Потому что жарко!"
В самом деле, где это было видано, чтобы в начале мая с тополей вовсю летел пух?! Веронике вдруг почему-то вспомнилась Италия.
Тополей там не было, но зато было так же жарко. Правда, палящий зной укрощало море.
Да, теперь Италия, Палермо были словно из сказки, из другой жизни, которая теперь была такая далёкая во времени и в пространстве! Однако и там Вероника не утруждала себя нижним бельём. И это входило в её профессиональный дресс-код, который также остался в прошлом.... Впрочем, и в прохладной и серой Москве она делала то же самое. И в зимнем, пасмурном и промозглом Лондоне.... Даже под меховой шубкой, подаренной ей Битлером она не носила трусиков, и, как ни странно, не испытывала при этом не только неудобства, но даже и не чувствовала холода.
А ведь в детстве, помнится, чуть на улице начиналась осенняя слякоть и холодрыга, мать тут же заставляла её натягивать шерстяные длинные панталоны, чтобы не застудить "женские дела". И ей было очень неловко, от одной только мысли, что школьные подружки уличат её в том, что она носит такую "бабью срамоту". Панталоны были в среде старшеклассниц не в почёте. Вот импортные, редкие и дорогие по тем временам, трусики, больше похожие на кружевную верёвочку, были среди её сверстниц самой отпадной и больной темой. И те девчонки, которые носил такие, при каждом удобном и не очень случае задирали вверх подолы юбочек и демонстрировали свою модную и дорогую обновку.
Ничто тогда, в том далёком детстве, не было для Вероники так желанно, как такие стринги. Но её родители зарабатывали в месяц, пожалуй, столько, сколько одни такие трусики стоили в комиссионке. И уделом красавицы Вероники были бабские панталоны, от одного случайного упоминания о которых в разговоре её подружек-одноклассниц тошнило. А если бы они узнали, что она такие носит, то невзрачное и серенькое существование Вероники в школьные годы сменилось бы настоящим кошмаром, сдобренным несмываемым пудовой порцией отстойного позора.
В самом деле, никакого шика, никакой гламурности, никакой изысканности в девочке, напялившей трусы с длинными гачами, которые того и гляди угрожали внаглую вылезти из-под её платьица школьной формы, не было. Потому, хотя ей нравились короткие наряды, которые не скрывали бы красоты её прелестных ножек, она вынуждена был носить платья и юбки средней длины, что ещё больше отдаляло её от сверкающих на пьедестале местной славы сверстниц в мини. И при этом надо было всякий раз придумывать какие-то тупые отмазки, почему это она так стрёмно одевается!
Вероника часто замечала, как мальчики стараются заглянуть на лестнице под юбки девчонкам из старших классов, поднимающимся по лестнице пролётом выше, особенно, если на них было что-нибудь из мини. Им хотелось увидеть удивительное и интересное нечто, но не панталоны! За панталоны её бы пригвоздили навсегда к столбу позора. И потому всегда ходила по лестнице ближе к стене, чтобы никто снизу случайно не заметил, что у неё надето под платьем или юбкой.
Да, Веронике помнилось, как в школе среди мальчишек усиленно ходили слухи, что старшеклассницы ходят в школу без трусов. Это было заманчиво, интригующе, эксцентрично! Эти слухи не только разжигали любопытство мальчиков, но и нравились самим девочкам, потому что они чувствовали на себе пристальное внимание множества мальчишеских глаз, что приятно самой женской природе, сущность которой самореклама любыми способами. Поэтому девчонки-старшеклассницы сами эти слухи множили и постоянно подогревали.
Это было интересно, и, быть может, по-своему романтично и даже как-то заманчиво. Девочки то и дело признавались друг другу "по большому секрету, как лучшей подруге", что вчера, оказывается, весь день проходили в школе "без плавочек, нагишом". От таких признаний, помнится, как-то сладко сводило живот, и хотелось чего-то необыкновенного, неиспытанного. Но на вопрос: "Почему же ты вчера об этом не сказала?!", любая из них, как правило, отвечала одно и то же: "Чтоб никто не знал и не "заложил" завучу по воспитательной работе или классному руководителю!"
Веронике тоже хотелось, и это случалось очень часто, попробовать хоть раз прийти в школу без трусов. Но когда ты носишь юбку или платье до колен, ходить без трусиков, а тем более хвастаться этим - нелепо и смешно. К тому же дома постоянно был какой-то целенаправленный контроль за её нижним бельём со стороны и матери, и бабушки, который даже летом исключал такую возможность! Они регулярно перед выходом из дома проверяли, чистые ли она одела трусики, не испачканы ли они чем-нибудь.... А осенью, весной и, разумеется, зимой на ней были ненавистные панталоны, настолько стеснявшие её морально, что Вероника за всё время учёбы даже наврать ни разу не решилась для поднятия своего имиджа среди школьных подружек, что вчера приходила в школу без трусов. Да и как можно было говорить об этом, когда на тебе юбка до колен?!
Да! Она подозревала, что добрая половина, если не больше, сверстниц-хвастунишек, нагло врали! И ой как их хотелось уличить во вранье! Хоть раз поймать на наглой лжи! Но уличать могли только те, которые сами хвастались и, может быть, так же нагло врали! И делали это для того, чтобы отделиться от подобных Веронике невзрачных девочек, чтобы те их считали крутыми и взрослыми, недосягаемыми для сравнения и подражания. Но уличать никого из них она и не посмела бы, хотя иногда очень хотелось! И одной из причин этому были её ненавистные панталоны, портившие ей жизнь, которые в случае конфликта и взаимных претензий в виде поднимания подолов для демонстрации окружающим подноготной оппонентки по ссоре на тему "без трусов" могли бы заживо похоронить её и без того невзрачный имидж "серенькой мышки", переведя её в разряд "отстоя" и навсегда сделать предметом для насмешек. Если бы это однажды случилось, то это бы было навсегда! И её "клевали" бы столько, сколько видели и даже потом, после школы, при каждом удобном случае!
Для того чтобы иметь возможность кому-то предъявить, что он врёт, надо было самой быть уверенной, что однажды кто-то не заметит, что ты в панталонах, и не задерёт с диким воплем смеха и позорного открытия подол платья или юбки, чтобы показать всем для её публичного посрамления, в чём она ходит.
Если бы случилось так, что однажды Веронике задрали бы подол во время выяснения отношений и не увидели бы там ничего, кроме пушистой подружи, то это было бы круто! И с той поры она бы навсегда вознеслась на пьедестал гламурности высшей лиги, в зону абсолютной недосягаемости своего рейтинга крутой девчонки. Она тогда сделалась бы круче всех в классе, а возможно даже, что и во всей школе, до самого последнего дня учёбы!
Но если бы ей так же однажды задрали подол и увидели там её длинные, тёплые панталоны, оберегающие её "женское хозяйство" от простуды и переохлаждения, то она бы покрылась несмываемым позором, который бы преследовал её через годы. И тогда Вероника, наверняка, не вышла бы замуж за Бегемота. Её бы просто морально опустили и не дали бы этого сделать, одёргивая на каждом углу напоминанием об этом давно минувшем факте.
Поэтому, не смотря на всю свою весьма броскую внешность, отточенные формы тела и выдающуюся красоту, которой она знала цену, в школе Вероника вынуждена была вести себя скромно и постно, как серенькая мышка. И это доставляло ей в годы учёбы не мало огорчений и даже непрестанного душевного мучения с тихой истерикой и заламыванием рук наедине с собой. И виной этому были ненавистные панталоны, которые заставляли надевать мама и бабушка. А ведь ей хотелось блистать, быть звездой, быть, если не круче всех, то хотя бы на уровне тех, кто своим вызывающим, ярким и по большей степени чрезвычайно преувеличенным в размерах бесстыдства поведением, заставлял говорить о себе не только всех в классе. Они были на устах у всей школы! И не только среди учеников!
Вероника помнила, как в школе девчонки то и дело выясняли друг с другом отношения в женском туалете. Как правило, это сопровождалось задиранием друг другу подолов платьев и юбочек, демонстрацией окружающим, таким же, как они "крутым" девчонкам, допущенным на разборки трусиков или их отсутствия для сравнения крутизны нижнего белья или для установления правды, были они без трусов. На таких разборках присутствовали только избранные девчонки, входившие в круг "крутых" девочек, каждой из которых вдруг, прямо в туалете, могли предъявить и задрать подол для проверки её соответствия имиджу избранных и приглашённых.
Присутствовать на таких разборках в качестве полноправного участника хоть однажды было мечтой Вероники. Но панталоны заставляли Веронику держаться от этих выяснений подальше, в стороне. И даже летом она не пыталась присоединиться к этому "клубу отпадных девчонок", потому что за летом следовала осень, когда в её жизни возникали панталоны. А, однажды назвавшись груздем, из кузовка обратно без позора вылезти, было просто невозможно.
По этой причине Вероника среди своих школьных подружек не котировалась и в школе была не заметна! А ей так хотелось, чтобы о ней говорили! И поэтому, когда в её жизни на пороге окончания школы "завёлся" вдруг Бегемот, она выжала из этой возможности всё, вплоть до того, что вышла за него замуж....
Однако ненависть к панталонам и жгучее желание ходить нагишом так крепко засели в её подсознании, что может быть поэтому, вот, теперь, Вероника была без трусиков!
Она вдруг поймала себя на мысли, что то, что она сейчас была без трусов - это не только следствие привычки к "профессиональному" дресс-коду, к которому её усиленно и весьма успешно приучала "мама", а, возможно, и подсознательный протест против тех самых ненавистных панталон, которые её заставляли носить в девичестве вместо шикарных и модных трусиков, отсутствие возможности соперничать со своими одноклассницами в рейтинге крутизны. Даже если хождение "без трусов" было всего лишь враньём, то возможности участвовать в нём она была лишена. И, скорее всего "мама", Москва, "Космос" были всего лишь загадочным, непонятным, малообъяснимым, но продолжением её внутреннего протеста против той ненавистной вещи!
Впрочем, возможно, сегодня Вероника вышла на улицу без трусиков не столько из-за жары или из-за привычки поступать, и даже не из-за какого-то пресловутого подсознательного протеста против событий своего давно минувшего детства, а по совершенно другой, более банальной, но не менее веской причине.
Дело было в том, что уже довольно длительное время Вероника испытывала острый недостаток мужского внимания, а, если быть точнее, то и мужского присутствия, потребность которого в своём теле с некоторых пор она ощущала весьма болезненно.
Это теперь и удивляло, и пугало её, и она не знала, следствием чего это могло бы быть. Иногда ей казалось, что причиной этому явилась довольно длительная эксплуатация её тела, как сексуальной машины, которая вдруг теперь оказалась не востребована, и болезненными спазмами и резями в нижнем части живота, там, где была матка, напоминала о необходимости загрузки своих раскочегаренных на полную катушку мощностей. В другой раз Вероника думала, что это просто оттого, что она, в самом деле, повзрослела и стала настоящей женщиной.
Многажды она слышала, что после родов женщины просто не могут обходиться без секса и в его отсутствие лезут на стенку и испытывают настоящие, ни с чем не сравнимые, словно от какой-то болезни, мучения. Но ведь она ещё не рожала!
Однако, так или иначе, Вероника нуждалась в том, чтобы ей уделили особого, пристального внимания. И ей, впрочем, было абсолютно не важно сейчас, от чего возникла эта потребность. Когда тебя мучает жажда, ты не рассуждаешь, отчего она возникла, от того ли что ты давно не пил, или оттого, что съел много солёного. Ты просто ищешь воду!..
Зал заведения был пуст. Судя по всему, ресторан был по местным меркам довольно дорогой, и время обеда не вдохновляло никого тратиться на такую роскошь, которую, даже если и позволяли средства, можно было бы отложить до вечера, когда здесь, возможно, будет многолюдно, и будет чем, кроме еды в будничной тишине, ещё заняться.
Через несколько столов от них сидел какой-то симпатичный парень и, не спеша, обедал. Вероника подумала о том, что, если бы не Саид, сама бы она никогда сюда не пришла - всё было чересчур дорого! Хотя и столовые приборы были из серебра, а не из мельхиора, и посуда даже по виду была из дорогого фарфора и хрусталя. Но Веронике сейчас это было не нужно. Она бы с удовольствием отобедала бы и в какой-нибудь третьесортной и дешёвой забегаловке, лишь бы это было по дороге домой! поэтому Вероника смотрела на обедавшего одновременно с ними посетителя, как на странного чудика, который, видимо, не знал, куда можно потратить такую внушительную сумму денег, кроме как на обед в этом дорогущем ресторане. На месте этого молодого человека Вероника нашла бы какое-нибудь недорогое кафе, где на эти деньги можно было бы, наверное, харчеваться неделю.
"Что за идиот?!" - пронеслось вдруг у неё в голове.
Однако эта мысль была всего лишь прелюдией действа! Веронике хотелось чего-то такого, что встормошило бы даже не окружающую сонную тишину, а пустоту и тревогу внутри неё, что заставило бы удрать из её души бесполезное напряжение, как спазм сковавшее все её чувства! Теперь это полностью завладело её мыслями, вытеснив всё прочее, даже страх и беспокойство перед неизвестным будущим. Как это "что-то" называлось - экстрим, адреналин, экстравагантная выходка, приключение на грани фола или как-то по-другому - было не важно! Ей теперь казалось, что, ещё выходя из дома, она уже знала, что будет это делать. А, может быть, она знала это ещё раньше....
Как это называется - известно. Есть медицинское определение - эксгибиционизм. И это считается психическим отклонением, возможно даже, болезнью. Вероника слышала, что даже есть люди, которые испытывают физическое удовлетворение при спонтанной и неожиданной демонстрации своих половых органов случайным зрителям в совершенно неожиданных местах. И, кстати, считается, что это отклонение распространено среди мужчин. Во всяком случае, ни разу Вероника не слышала про женщин, которые бы этим занимались...
Впрочем, нет! Она же врала сама себе! Нагло врала сама себе! Ведь её ближайшая подруга по "Космосу", сожительница и любовница, Вика, прямо при ней и при Саиде дразнила своей киской итальянского водителя, который вёз их в Палермо, чем довела его до совершенного кипения. Впрочем, вряд ли тогда Вика испытывала сексуальное удовлетворение. Скорее всего, то, что она тогда ощущала, называлось злорадством. Ведь Вика ненавидела мужиков. И потому при случае просто дразнила представителей противоположного пола своей недосягаемой наготой! Ведь это было действительно круто!
Даже в школе девчонки распускали слухи о том, что ходят без трусиков только для того, чтобы подразнить парней, чтобы вызвать к себе повышенный интерес с их стороны. Но при этом, в случае настоящих посягательств, они ничего не позволяли, и нагло и с упоением обламывали претендента-неудачника. Вот от чего девочки на самом деле испытывали удовлетворение тогда, так это от обламывания того, кто понадеялся на доступность их влагалища для своего "писюлька"! Так и Вика поступила по дороге в Палермо с итальянцем!
Теперь Вероника поняла, у кого она взяла практические уроки эксгибиционизма!
Впрочем, Вероника никогда, даже в самые скверные моменты своей жизни не испытывала ненависти к мужчинам. Мужчин Вероника знала и любила, как любит опытный механик механизмы, в которых он досконально разбирается, и, даже если чего-то ещё не знает, то обязательно старается выяснить, как с этим справляться, потому что это ему интересно!
Да, Вероника, природой ли это было дано или каким-то иным наитием, но уж на все сто процентов не только знала сексуальное устройство психики, физиологии и психологии мужчин, не смотря на всё их отличие друг от друга, и такое же устройство и женщин, но и любила эту биологическую технику, с удовольствием осваивала её. Ведь, как, например, тот же механик знает устройство автомобиля, не смотря на то грузовик это, легковушка или гоночный болид - они состоят из одинакового набора составных частей, а потому относятся к одному классу - автомобилям, так и Вероника знала, что все мужчины и женщины имели в своём распоряжении, по сути, однотипный, унифицированный набор органов и психотипов сексуального поведения, в которых её научили разбираться уроки "маминого" университета.
Да уж, такой университет пройти дано было не каждой!..