-Ну вот, сейчас я кое-кого тебе покажу! - произнесла загадочно и протянула вперёд, туда, где начиналась аллея парка, руку, невольно заставив её посмотреть в том направлении.
Вероника не могла поверить своим глазам.
-Надюха! - завопила она от какой-то дикой радости, распростёрши руки.
-Ника! - Надька бросила им навстречу, тоже собираясь заключить одноклассницу в свои объятия.
Вероника ощутила, как крепкие Надькины руки прижали её тоненькое тельце к своей более крупной фигуре. Ноги её оторвались от земли и с минуту проболтались, пока она снова не оказалась на своих.
***************************************
-Он был со мной, потому что я наложила на него заклятье! - хвастливо сказала Надька.
-Дура! - ответила Вероника.
В её душе незримо полыхало испепеляющим огнём пламя ненависти к этой провинциальной действительно дуре, возомнившей себя вершительницей судеб, а на самом же деле никому больше не испортившей судьбы, чем своему ребёнку, себе и своему теперь уже бывшему мужу.
Вероника, повидавшая виды, такие, каких у этой расфуфыренной, лезущей перед ней из кожи вон, чтобы показать, какая она никакая, и в тысячной доле не было, теперь была уверена больше всего на свете, что если уж у женщины получилась семья, если уж она родила ребёнка от мужа, то, как бы потом ни было, как бы потом вдруг не показалось, что она его разлюбила, что кто-то другой настолько лучше, что можно ради него сломать хребет своей семье, искалечить в первую очередь судьбу своего чада и почти в такой же степени свою, это всё опасные иллюзии, которые ослепляют настолько, что женщина рубит сук, на котором сидит - семью надо стремиться сохранить во чтобы то ни стало.
Впрочем, и её семейная жизнь закончилась крахом, да и сама она не могла похвастаться большими добродетелями и мудростью. Но, в отличие от Надьки, ей за её легковесное отношение к семье и браку, к верности и преданности мужу, каким бы он ни был, пришлось хлебнуть такого дерьма, которого бы хватило, чтобы утопить в своей клоаке с дюжину таких, как Надька. И потому её рассказ был для вероники чем-то пошлым, мелким и пройденным, чем-то не достойным не только её внимания, но даже произнесения вслух.
Надька бахвалилась, чтобы вызвать уважение и, может быть, даже зависть подруги, но вместо этого Вероника всё больше проникалась отвращением к её особе, которая за свои грязные выходки с человеком, который её, как всё больше выяснялось из рассказа, всё-таки любил, заслуживала ни больше, ни меньше, как хорошей взбучки и пинка под зад.
Она просто спустила парня в унитаз, просто слила его судьбу на помойку, и даже, судя по её словам, по её настроению, по выражению, с каким она всё это описывала, не очень-то сильно и расстраивалась по этому поводу. А уж об угрызениях совести и речи не было. Складывалось такое впечатление, что своего бывшего мужа Надька считала в своей жизни чем-то не больше мебели, которой удобно было до поры до времени пользоваться.
Конечно, ситуации бывают разные. Но всё-таки, - теперь Вероника это знала точно -семьёй женщине надо дорожить, раз уж она у неё возникла.
Вероника понимала, что это лишь её личное субъективное мнение, и что по этому поводу столько же других мнений, сколько и людей. Но сейчас Надька "изливала душу" ей, а вернее, выливала на неё ушат помоев своей мелкой, подленькой жизни, которую она считала, видимо, эпохальными похождениями супершлюхи, которые достойны пера какого-нибудь новоиспечённого Мопассана. А потому ничего другого, как искреннего "дура!" она от Вероники услышать теперь не заслуживала.
"Тебя б, сучка по панели потаскать, чтоб ты вдоволь наеблась!" - со злостью подумала Вероника.
Ответ её был настолько невпопад с настроением разошедшейся собеседницы, живописующей в каком-то экстазе и угаре самолюбованиями свои гнусные и грязные интрижки с соседями по баракам в далёком монгольском Багануре, с молоденьким лейтенантиком из поезда, с похотливыми до её женской красы офицеришками, что Надька даже не уловила его сперва на слух.
Как машина, тормозя, проносится ещё с добрый десяток метров, так и она тараторила без умолку ещё с полминуты или даже поболее. И лишь спустя несколько фраз до её сознания дошло, что её почему-то вроде бы как обозвали. И потому она решила уточнить, не послышалось ли ей это.
-Что?! - переспросила она у Вероники.
-Да так, ничего, - отмахнулась от вопроса как от назойливой мухи Вероника и отрезюмировала. - Проехали! - а потом спросила в свою очередь. - Ну, и что дальше?!
Конечно, если бы Надька знала, что произошло с её подругой за всё то время, что они не виделись, то все Надькины приключения показались бы ей самой вознёй в детской песочнице, и она бы, скорее всего, стыдливо замкнулась, поняла, что "нарвалась" на другой, несравнимо более крупный калибр судьбы, по сравнению с которой все её ухищрения и подлые обманы - лишь тщедушный "чих".
Говорят, что между людьми всё-таки существует телепатическая связь, что мысли, произносимые про себя, каким-то непостижимым образом достигают мозга человека, к которому они обращены.
Надя Скляренко словно прочитала в следующую секунду всё, что о ней думала Вероника, и всё то, что она могла бы ей рассказать про свою жизнь, и как-то вдруг замолкла.
Некоторое время они сидели в образовавшейся вдруг вокруг них пустоте тишины, не заполненной ничем, потому что дух старой школьной дружбы уже улетучился куда-то за время Надькиных тирад, и теперь, после того, как и они замолкли, не осталось ничего, что связывало бы двух этих молодых симпатичных женщин, сидевших за одним столиком кафе.
Некоторое время Надежда молчала, уткнувшись будто с любопытством в свою чашку кофе, словно что-то там изучая, а Вероника внимательно наблюдала за ней, пытаясь понять, что происходит у неё в голове.
Конечно, типаж Надьки был теперь для неё слишком мелок, как корытце после океана страстей, но всё-таки, Вероника, раз уж случилось встретиться через столько лет - когда ещё доведётся - хотела вынести что-то полезное из этой встречи. Однако чем больше она старалась найти зерно истины и предназначения, не случайности в их встрече, тем сильнее ощущала, что усилия её тщетны, а сердцевина яблока сгнила и сильно смердит. В конце концов, Вероника вдруг призналась сама себе, что Надька Скляренко вообще её больше не интересует, а все её скаберзные рассказы о своей полузамужней полушлюховатой жизни не стоят и минуты внимания Вероники, потому как ей пришлось повидать другую изнанку жизни. И на весь этот спонтанный секс и любовные интрижки ради развлечения бывшей школьной подружки у Вероники теперь был куда более весомый аргумент - пять лет её страшной жизни, повторить которую, не смотря на то, что там были Битлер и Кантемиров, Гладышев и Охромов, Бегемот и Гвоздев, Саид, Аида и даже Гарик, не смотря на то, что там был Лондон и Дубай, Москва и Грозный - не смотря ни на что из того, что было в ней, возможно, с точки зрения такой, как Надька, захватывающего и интересного, - не пожелала бы и врагу.
Вероника глубоко вздохнула, сделала движение из-за столика, собираясь уходить, но Надежда осторожно положила свою ладонь на её руку сверху.
-Постой! - попросила она, поняв, что бывшая подруга уходит.
-Какое? - равнодушно и даже словно устало спросила Вероника. Компания Надежды, в самом деле, стала её тяготить.
-Я слышала, что ты в городе что-то можешь....
-Не без этого! - ухмыльнулась Вероника не столько тому тщеславию, что словно опахало ласковой тёплой волной почти физически коснулось кожи её лица, слетев из уст мелкой шлюшки, сколько удивлению, как всё-таки слухи способны всё многократно преувеличить. - А что?
-У меня родители умерли! - призналась вдруг Надежда.
-Да что-то слышала про дядю Колю! Хороший у тебя был отец, хоть и пил шибко! Тебя любил, внука.... Ну, и что?! - снова вернулась к сути разговора от воспоминаний Вероника.
-Квартиру надо продать быстро и выгодно! Подороже! Родителей! Не поможешь?!
-Не-ет, девочка, это не ко мне! - помахала отрицательно перед лицом Надьки Вероника.
-Но ты же можешь!... Я тебе долю дам....
Вероника встала и пошла прочь от столика, даже не попрощавшись. Ей стало вдруг нестерпимо противно, и она даже не могла объяснить почему. Но Надьку Скляренко она больше знать не хотела.