Вероника в номере у Вики. Вокруг обстановка, как в маленькой уютной квартире: стиральная машина, микроволновка, пылесос, музыкальный центр, видик. Комната обставлена дорогой финской мебелью.
Вика уходит на работу вечером возвращается по утрам.
Сцены жизни Вероники с Викой.
(Иногда Вика побуждала свою новую возлюбленную к соитию, но, поскольку последнее время уставала от наплыва клиентов, не злоупотребляла излишествами. Да и Веронике после "посвящения" это казалось детской забавой. Помня о том, что Вика спала её от гибели, Вероника с благодарностью и каким-то даже неожиданным удовольствием выполняла её незлобные прихоти, иногда удивляясь даже самой себе, как она могла так поступать.
Если кто-нибудь даже месяцом раньше, когда её везли в Москву, сказал бы ей, что она будет счастлива, живя в номере гостиницы с проституткой, позволяя ей немного баловаться с собой и с удовольствием и даже некоторой страстью ласкать своим язычком её клитор, вылизывать в экстазе анус, забыв про брезгливость и делать многие другие вещи, от одного рассказа о которых её бы тогда покоробило и стошнило, она бы, смачно набрав слюни, так, чтобы одним плевком залепить всё лицо, плюнула бы тому или той в рожу.
Но теперь, делая это, она даже не задумывалась над сущностью происходящего: всё полчалось как-то само собой. В конце концов, когда ребёнок сосёт грудь у матери, никто же не задумывается над моральной природой естества. Чем аморальнее было ласкать язычком женский клитор?
Когда Вика не работала ночью, они ложились в обнимку на двухспальной кровати и долго разговаривали, глядя какую-нибудь ерунду по телевизору. Им нраилаь эта негромкая беседа под мурлыкание ящика.
Сначала Вероника ощущала какое-то родство души. Но ведь они и вправду обе были женщинами. Ей казалось, что будто она лажит тёплой, уютной постели со старшей сестрой, которой у неё никогда не было. Беседовать было так приятно, так сладко, как пить нектар, и хотя ни о чём серьёзном они никогда не говорили, Веронике казалось, что у неё никогда не было собеседника лучше.
Потом она всё сильнее чувствовала тепло Викиного тела, её руки уже ощупывали груди, бёдра и лоно Вероники. Становилось тепло и приятно внутри. Даже то, что тебя кто-то любит, кто-то делит с тобой хлеб, кров и ложе, кто-то хочет тебя и твоего внимания - всё это согревало и скрашивало, заглушало печаль Вероники о своей судьбе, о родине. Вика целовала её в шею, в губы, в ложбинки ключиц, спускалась к груди, теребила кончиком язычка её соски. Потом доходило дело до клитора, ануса, и вскоре, Вероника уже не помнила себя, забываясь в огненной страсти.
Даже своему мужу Бегемоту, и тем более какому-нибудь другому мужчине она никогда бы прежде не стала делать то, что теперь она делал Вике. И та, с пылкостью, страстью, упоением ласкала её тело, не стесняясь отметать какие-то условности. И хотя это было реальность, Веронике казалось волшебным сном, загадкой, тайной, посколльку даже тепрь она не решилась бы кому-то поведать, если бы представилась такая возможность пооткровенничать о своих отношениях с Викой.
Когда днём она оставалась одна - Вика предпочитала работать в это время - она понимала, что это не правильно, что женщина не может заниматься любовью с женщиной. Но приходил вечер, и всё повторялось снова, и Вероника не могла сказать даже самой себе, хорошо это или нет.
Но это было, и она принимала это, как оно шло.
И если Вика просила её, чтобы она, скрутив трубочкой язычёк, засунула его ей в анус нащупала там маленький геморроидальный узелок и поласкала эту неожиданную эрогенную зону, Вероника делала это, потому что и Вика зализывала все её очаги внутреннего пожара, которые в ней прорывались во время их любовной игры в самых неожиданных местах, потому что не было в этом унижения или ещё чего-нибудь непристойного. Они просто наслаждались друг другом.
Вика любила её с какой-то пылкостью мужчины. А Вероника отвечала на её страсть взаимностью даже не потому, что чувствовала всю неподдельность и искренность её порыва, а потому что и сама вдруг проникалась этим, каким-то неизведанным до того чувством, которое было сродни чувству сестринской любви, но какому-то особенному, другому, потому что здесь была в конечном итоге замешана жажда наслаждения, оргазм, упоение соитием, какое невозможно испытать с мужчиной по самой противоположности природы его тела, нацеленного на обладание внутренним женским существом, на вторжение и осеменение, как конечную цель процесса.
Всё же Веронику ни разу не вызывали на работу. Про неё словно забыли, и, прожив неделю у Вики, та уже начинала внушать себе и верить, что так будет теперь всегда.
Ну, в самом деле, если "мама" с такой лёгкостью хотела отправить её в мусоровоз, то что теперь ей стоило забыть про неё, как будто бы она уже это сделала? Может быть, вправду она теперь принадлежит только Вике? В конце концов та её отстояла, заплатилша за неё "маме" полкуска зелёных! И, если это так, то возможно, не сейчас, но позже, настанет день когда она беспрепятственно выйдет из гостиницы и пусть даже пешком пойдёт домой! Она теперь согласна была сделать и пешком! Ведь "мама" предлагала ей ползти до Киева раком! Так что просто пешком дойти до родного города было теперь просто заманчиво.
Сейчас она и не помышляла об этом. Напуганная отловом, круто сваренным "посвящением", она теперь боялась даже подумать об этом страх был ещё очень жив. Он был где-то на поверхности её души. Но, возможно, что когда-то сама Вика ей скажет: "Подруга! Иди домой! Тебя здесь больше никто не держит!"
И она бы пошла. Пошла бы! Ничто больше не смогло бы удерживать здесь, в "Космосе", в Москве, в России! Она хотела домой! Её дюбимый город снился ей каждую ночь.
Что бы она стала делать дома? Без денег, возможно, что уже и без квартиры... Это был уже второй вопрос. Главное - вернуться домой, на родину. Вероника верила, что там всё наладится само собой. Она не знала как это наладится. Но знала. Что всё будет хорошо, как только она окажется в родных стенах, в родном краю...)
Вика говорит Веронике за завтраком: Вольготно тебе живётся! Уже почти месяц прошёл, как ты в "Космосе", а мама тебя не трогает!
Вероника молчит, не знает, что ответить.
Вика продолжает говорить: "Мама" что-то замышляет по твоему поводу!
Вероника делает робкое предположение: Может, она забыла про меня?
Вика усмехается, её очень позабавило и развеселило предположение сожительницы: Ха! Забудет она, как же!
Вероника испуганно спрашивает: Но что же тогда?
Вика подтверждает своё предположение: Я говорю - что-то замышляет! Такое редко бывает, чтобы девочка у неё "в девках засиживалась"! Поверь мне: уж я-то её натуру знаю!
Вероника снова возражает, но уже немного громче: Но ведь она на меня и не тратиться! Кормишь меня ты! Что ещё?!
Вика усмехается зло: А деньги зарабатывать - кто ей будет?! "Мама" просто так, бесплатно, даже не пукнет! А ты ей в копеечку обошлась!
Вероника возражает с возмущением: Да у меня выгребли знаешь сколько денег?! Мне первоначально отдать-то меньше надо было, чем у меня забрали...
Вика отвечает: Слышала я про эту историю краем уха. Но деньги-то эти Анфиса, администраторша, себе забрала... К тому же для "мамы" всё, что меньше чирика тысяч доллариев, - так себе, на семечки, на пудру... в общем, мелочь!
Вероника возмущается: Ничего себе мелочь! Да я на эти деньги дома год бы жила припеваючи и горя бы не знала!
Вика отвечает: Ты свою провинцию, там более, Украину, с Москвой не сравнивай! В Москве эти деньги - тьфу! Пшик! "Мама" в кабаке больше за вечер оставляет, когда гудит. Поэтому я и говорю: что-то странное происходит. Я такого, во всяком случае, не припомню...
Ориентировочная продолжительность сцены 35 секунд. Общее время блока 8 фильма 35 секунд.
Сцена 2:
Сцены, дающие понять, что прошло несколько дней.
Утро. Вика, наштукатурившись, уходит на работу, говоря Веронике, ещё едва проснувшейся: Пока! В дверях Вика сталкивается с Саидом. Он заходит по-хозяйски в номер. Вика исчезает.
При виде Саида Вероника вся сжимается от страха, глядя на него, как затравленный зверёк.
Саид говорит Веронике: Пошли к "маме"! Зовёт она тебя!
Ориентировочная продолжительность сцены 10 секунд. Общее время блока 8 фильма 35+10=45 секунд.
Сцена 3:
Сауна с красивым бассейном. Вокруг бассейна стоит несколько охранников чеченцев. У бассейна стоит плетёный из виноградной стул и плетённый из виноградной лозы стол. На стуле сидит прикрытая только большим полотенцем "мама".
Вероника появляется на пороге сауны в сопровождении Саида, и "мама" сразу спрашивает: Что, заскучала?!
Вероника удивляется: С чего вы взяли?
"Мама" говорит: Ну, как с чего?! Сидишь без дела. Скучно, наверное?!
Вероника промолчала. На её лице проявляется замешательство.
"Мама" полезла в бассейн, откинув полотенце, голышом и принялась плавать мимо Вероники.
"Мама" вылезает из бассейна по никелированной лестнице. Ждущий её швейцар накрывает её большим, как халат махровым полотенцем. Она садится на плетёный стул и, взяв со столика бокал с каким-то напитком, слегка отпивает, потом ставит бокал обратно и снова смотрит на Веронику, стоящую перед ней в растерянности.
"Мама" спрашивает Веронику, стоящую перед ней в растерянности: Ну?! Чего молчишь?!
"Мама" ждёт ответа, потом говорит: Ладно! Слушай сюда! Я вижу, что ты вся дрожишь, как осиновый лист! Боишься новой ебли?! Правильно делаешь! Её для тебя никто не отменял!..
Вероника вся сжимается от страха. "Мама" замечает это и успокаивает её: Я сейчас просто хочу с тобой поговорить! Подойди сюда!
"Мама" манит Веронику пальцем поближе к своему плетёному креслу. Вероника подчиняется. "Мама" спрашивает её: Ты в трусах?
Вероника отвечает: В трусах!
"Мама" приказывает ей: Снимай!
Вероника повинуется.
"Мама" спрашивает Веронику: Как себя чувствуешь теперь?
Вероника отвечает: Да ничего...
"Мама" говорит: Это хорошо, что ничего! Вот так и стой! Пусть ветерок снизу задувает, волосики на кунке щекочет.... Я буду переделывать тебя, вышибать из тебя чопорность и лицемерие, скованность и прочие пороки, пока ты с радостью не будешь встречать любого мужчину, который идёт в твою постель. Поняла?
Вероника отвечает: Поняла!
"Мама" говорит: А я смотрю, что нет! Я собаку на этом деле съела и вижу, как ты внутри сейчас вся съёжилась от моих слов.... Эх, учить тебя ещё надо и учить!
Вероника говорит в отчаянье: Но я никогда к этому не привыкну!
"Мама" берёт с плетёного столика плётку с кожаной плетёной ручкой и несколькими короткими кожаными кнутцами, пучком, как щупальца у кальмара, свисающие из неё. Она подносит инструмент к подолу платья Вероники и поднимает его так, чтобы было видно всё Вероники и часть её прекрасного животика.
По лицу Вероники видно, что ей с трудом удаётся сохранять спокойствие.
"Мама", глядя на её прелести, спрашивает: Ты мужу изменяла?
Вероника молчит.
"Мама" поднимает глаза и смотрит ей в лицо, спрашивает: У тебя ведь был муж?!
Вероника отвечает едва слышно: Был.
"Мама" опускает подол и кладёт плётку обратно на столик, потом обведя взглядом стоящих вокруг бассейна, спрашивает Веронику: Знаешь, что их больше всего в тебе возбуждает?
Вероника признаётся: Нет.
"Мама" говорит, осматривая поочерёдно своих подчинённых: То, что ты боишься! Не твоя красота - ею можно восхищаться и любоваться, но она не злачна! Твой страх - вот что больше всего действует на них! Чем больше они видят, как ты дрожишь, тем сильнее готовы ринуться на тебя, как только я разрешу это сделать! Поняла?!
Вероника кивает головой: Поняла!
"Мама" говорит: А раз поняла, то приходи в себя! Я ведь тебя позвала совершенно для другого! Но если ты и дальше будешь вся дрожать, мне станет просто обидно! Ну, тогда держись!
"Мама" грозит Веронике пальцем, потом окидывает её взглядом сверху до низу и спрашивает: Не хочешь присесть?
Вероника не понимает вопроса и переспрашивает: Что?!
"Мама" повторяет вопрос уже более угрожающим тоном: Присесть, говорю, не хочешь?!
Вероника признаётся: Хочу!
"Мама" командует кому-то в сторону: Принесите даме кресло! - потом снова обращается к Веронике: Раздевайся!
Вероника дрожит ещё сильнее.
"Мама" сердится: Я два раза повторять не буду! - она берёт маленькую чашечку с кофе, которую ей протянул швейцар и, отхлёбывая, говорит Веронике: Ещё один раз ты проявишь недопонимание, и моему терпению придёт конец!
Вероника тут же сбрасывает платье и лифчик, которые на ней ещё оставались, стараясь унять дрожь. На сердитый взгляд "мамы" она отвечает: Мне просто холодно!
"Мама" предлагает Веронике: Лезь в бассейн! Поплавай! Согреешься!
Вероника тут же ныряет в горячую воду, немного поплавав, успокаивается, на её лице проступает умиротворение.
"Мама" смотрит сверху, из своего кресла, как Вероника плавает, при этом пьёт кофе, изредка поднося чашку ко рту. К ней подходят какие-то посетители, о чём-то с ней переговариваются на ухо. Она то утвердительно, то отрицательно кивает головой. Потом "мама" спрашивает у Вероники: Ну, мужу-то изменяла?
Вероника, плавая, пожимает плечами, словно пытаясь припомнить, было ли хоть что-нибудь, о чём её спрашивают.
"Мама" продолжает свою тираду: Да, не ври! Такой красивой женщине трудно устоять перед соблазнами! Да и вряд ли ты напрягалась, чтобы это делать! Я просто вижу, как к тебе мужики липли пачками, поэтому даже не сомневаюсь в том, что кто-то из них тебе разок-другой приглянулся, и ты пригласила его в себя!
Вероника ничего не отвечает "маме", продолжая плавать.
"Мама" снова некоторое время молчит, наблюдая за плавающей Вероникой, потом говорит: Я долго думала, что с тобой делать! Ты думаешь, что я неделю тебя не беспокоила просто так?!
Вероника продолжает молча плавать, но видно, что она вслушивается в каждое слово собеседницы.
"Мама" продолжает говорить, при этом отдавая жестами какие-то распоряжения посыльному официанту из ресторана: Я долго думала, что с тобой делать! Ты думаешь, что я неделю тебя не беспокоила просто так?!
Вероника продолжает плавать, навострив ушки.
"Мама" продолжает говорить дальше: Ты у меня, девочка, вся перед глазами! Я могу тебя прочитать, как открытую книгу! Хочешь я расскажу тебе, кто ты такая, и что о себе думаешь? Ты маленькая провинциальная сучка! Обрати внимание: я говорю провинциальная не для того, чтобы тебя обидеть или унизить, а чтобы выразить твою сущность. Ты, действительно, маленькая провинциальная сучка. И тебе эта Москва и даром не нужна! Ты любишь свой городок, и больше тебе ничего и не надо. И ещё, ты очень любишь себя! Ты считаешь, что твоя pussy... Understand me?!
Вероника кивает головой и отвечает при этом: Yes!
"Мама" удовлетворённо заключает: Ну, хоть в этом я не ошиблась, это хорошо!.. Так вот, ты считаешь, что она у тебя самая-самая расчудесная! Открою тебе маленькую тайну: так считает девяносто девять процентов женщин! Но это ещё не всё! Ты уверена, что все должны относиться к тебе, как к королеве, и, кстати, этим, наверное, многого добилась в свои годочки. Ты думаешь, что к этому всему прилагается твоё внутренне содержание, твой богатый внутренний мир. Здесь я тебе тоже открою ещё одну маленькую тайну: твой внутренний мир никому не нужен! У каждого свой внутренний мир, и от твоего им не прибавиться...
Вероника продолжает плавать. В это время начинается какая-то суета: приносят второе плетёное кресло, несколько официантов из ресторана приходят с подносами, накрытыми белыми полотенцами сверху. Возле кресла "мамочки", между плетёными креслами появляется никелированный столик, на который накрывают, расставляя блюда с принесённых подносов.
"Мама" между тем продолжает, изредка посматривая, как сервируют стол, и жестами что-то поправляя: Ты думаешь, что попала сюда случайно. Проституток ты вообще за людей не считаешь. Держишь их за женщин даже не третьего сорта. И сама, по собственной воле никогда бы проституткой и не стала. Да ты даже не думала никогда об этом! По твоему разумению с тобой обошлись очень грубо! Фактически тебя изнасиловали! Причём, это была групповуха с извращениями! Ты даже в рот, наверное, никогда прежде и не брала...
Вероника продолжает плавать в бассейне, настороженно следя за каждым словом "мамы".
"Мама" продолжает говорить: Но это было всего лишь посвящение, девочка! Немного необычное! Но... Ты, ведь, тоже необычная, правда?!
Вероника ничего не отвечает, хотя "мама", сделав паузу, специально ждёт ответа некоторое время. Потом она говорит: Ко мне девочки просятся сами, и я их не беру! А ты не просилась! Ты, как дикая кобылка, которую изловили в твоих родных прериях! И, чтобы была под седоком смирной, тебя прежде нужно обкатать! Понятно?
Тперь слово понятно "мама" произносит угрожающе подняв тон.
Вероника едва кивает и тихо произносит: Да...
На лице Вероники проступает смятение.
"Мама" продолжает: Ну, так вот! Я-то не такая кровожадная, как тебе, наверное, показалось, но знай - меня нужно бояться! Ты ведь меня боишься?
Вероника отвечает громче: Да!
"Мама" улыбается: Молодец! Люблю честность! Знаешь! Когда ты понимаешь, что тебя боятся, то это приятно! Но когда тебе об этом говорят!.. Я при этом испытываю экстаз! Не знаю почему, но мне нравится, чтобы меня боялись.
С этими словами "мама" берёт в руку пузатый фужер, и официант на треть наполняет его вином из бутылки. "Мама" немного болтает его и прикладывается носом к краю бокала.
Вид бассейна с плавающей в нём голой Вероникой сверху, от потолка.
В это время "мама" окрикивает Веронику: Ну, хватит там! Расплавалась! Вылазь, давай! Будешь со мною завтракать!
Ориентировочная продолжительность сцены 60 секунд. Общее время блока 8 фильма 45+60=105 секунд.