Город, похожий на птицу. Большой, распахнутый небу. Немного мрачноватый на первый взгляд, будто подёрнутый вековой пылью, усталостью тяжёлых проспектов, таких задумчивых, звенящих листвой лип, скрипящих трамваями, такими же старыми, почти пустыми - уже вечер.
Старик в тёмном плаще с ярко-красным переброшенным через плечо шарфом спрашивает, который час. Половина девятого.
Улыбается моему акценту. Есть ли у меня спички? Есть. Закуривает. Садится рядом. Предлагает сигарету. "БТ".
- Всю жизнь болгарские курю, - говорит, - у меня брат от рака умер - курил много, а нам, видно - другая судьба.
Спросил про погоду в Москве. Про цены на хлеб, сигареты. Про семью - живы ли дедушки-бабушки. И вдруг:
- А кораблики у вас мальчишки пускают весной?
- Да, - отвечаю, - пускают.
Он засмеялся в усы.
- Весна в этом году поздняя, - старик стал серьёзным. Встал, похлопал меня по плечу, - а кораблики - хорошо, обязательно нужно, чтобы мальчишки кораблики...
Подошёл трамвай. Старик с трудом забрался на подножку, поднял вверх сжатую в кулак ладонь и снова мне улыбнулся.
- До свя-да-нь-я, - сказал он по-русски, и дверь захлопнулась.
Сталь заскрипела, уютный огонёк трамвая уменьшился, сжался в солнечное яблоко, качнулся за колоннадой лип и скрылся за поворотом.
Поздняя весна. Ночами лужи покрываются льдом, и утром на зелёных ветвях лежит снег. Даже здесь. В Москве, наверное, ещё зима. И не хочется выходить на улицу, где скользко и холодно.
Я пошёл по проспекту вверх, к фонтану. Купил в киоске открытку с городским видом, международную марку.
Марку лизнул, приклеил вверх ногами, написал твой адрес и ещё: