| |
...Уже одно то, что взрослый человек способен увлекаться таким никчемным делом,
как коллекционирование насекомых, доказывает его психическую неполноценность.
Даже у ребенка чрезмерная склонность к коллекционированию насекомых часто является
признаком эдипова комплекса. Чтобы как-то компенсировать неудовлетворенное желание,
он с удовольствием втыкает булавку в погибшее насекомое, которое и так никуда не
убежит. И уж если став взрослым, он не бросил этого занятия значит,
состояние его только ухудшилось... |
|
Кобо Абэ. Женщина в песках
|
Я тянул бэнд. Это был чертовски хороший бэнд на третьей дырке. Он звучал так, что у хозяина чайной, чей порог мы облюбовали для своего джема, заламывало руки, так, что лопались стекла в обшарпанной халупе напротив, так что птицы застывали в воздухе и с пульсирующим воем обрушивались к отстукивающим четыре четверти ногам. Муххамед Али не отставал. Его джамбей извергал неистовый грохочущий ритм, и лавина звука грозила снести барабанные перепонки, вибрации пробирали до селезенки, а душа стремилась попасть в оголтелый нынче Рай, минуя самого Всевышнего у стойки...
Мы играли блюз. В понедельник. Играли по третьему разу битый час, истекая потом, изнемогая от жары, которая даже здесь, под козырьком чайного крылечка была невыносима. Вы можете себе представить пятьдесят четыре градуса по Цельсию в тени? Я до последнего времени - нет. Да и этот маленький кенийский городок давненько не знал подобного солнцепека. Ой-ой-ой.
Мы бы давно свалили отсюда на север, да надо было заработать прайса, хотя бы немного - на хавчик, да на железку. Автостопом в такой глуши не сахар. Денег, впрочем, здесь тоже не густо. И дернул же нас черт на эту авантюру! Сидели бы сейчас в Каире, а то бы вернулись в Европу, на вольные хлеба...
Нет, Экваториальная Африка - это, конечно, круто. Но когда за душой у тебя ни копейки, на голове давно потертая шляпа, а в кармане лишь губная гармошка...
В общем, я тянул бэнд. Отличный драйвовый бэнд на третьей дырке... А в следующий момент из-за угла вывернул раздолбанный полицейский ландкрузер. Ну, вывернул и вывернул, делов-то. Но он остановился. Два коренастых копа неспешно выбрались под палящее солнце и вразвалочку направились в нашу сторону.
Я резвым движением локтя поправил шляпу и выдал неслабую трель на семерке. Али подхватил ее ударным стаккато, и я мог поклясться, что этим делом мы сшибли пару дурно пахнущих павианов с крыши христианской церквушки в том конце улицы. Но ребята в тропических шлемах оказались покруче...
— Хелло, гайз, - приблизившийся мент бесцеремонным диссонансом вторгся в наш блюз.
Я сыграл, было, еще пару ступеней, но под пристальным его взглядом был вынужден притормозить. Огромные мозолистые ладони Али в последний раз обрушились на звенящую кожу барабана и тоже затихли в ожидании.
— Привет, офицер! - я оторвал губы от возбужденного инструмента и вопросительно уставился на копа. - Какие проблемы?..
— Документы есть? - его английский потрясал своей простотой и разборчивостью.
— Конечно, офицер. Вот паспорт, визы, разрешения - все в ажуре.
Некоторое время они с интересом изучали содержимое извлеченного из широких штанин.
— Русский, значит? Ты-то нам и нужен... Поедешь с нами!
— Но... Офицер... Нам бы доиграть, а...
— Там доиграешь. Будет еще время, - второй полицейский недобро оскалился, продемонстрировав сходящийся ряд ослепительно белых зубов. - Пошевеливайся!
И он довольно внушительно приложился к моему плечу. Едва успев подхватить свой потрепанный рюкзачок да перекинуться парой слов с ошарашенным Али, я обнаружил себя на заднем сиденье ландкрузера.
Джип сорвался с места, оставив за собой плотное облако желтой пыли. Ей-ей! Хорошенькое начало для рабочей недели!
Они втолкнули меня в полутемную комнату. Фу! Душная, маленькая, прокуренная. Забранное решеткой окно. Застывшие гекконы на стенах, паутина, желтая трескучая лампочка... За облезлым столом - белый человек в ментовском наряде. Ого! В центре-то Кении. Похоже, по мою душу. Неслабо я, кажется, влип...
С интересом смотрит на меня. Оценивающе, но беззлобно. Все-таки редко в этой глуши встречаются типажи вроде меня. Волосатые, бородатые, в ковбойской шляпе и китайских сандалиях на босу ногу...
— Здрасьте! - надо же что-то сказать.
— Здравствуйте, Андрей Феодорович... - опаньки, нате вам, по-русски! Хоть и с сильным акцентом... Да по имени-отчеству. Ой-ой-ой...
— Да-с... Чем могу быть полезен?
— Ваш дядя, самых честных правил... - вот так вот, по классику. И где его только натаскали?..
— Что, здоровье моего дяди вызывает серьезные опасения? - печально, я несколько испугался. С остававшимся далеко на родине дядькой мы были в отличных отношениях. Несмотря на все мое раздолбайство и его редкостные странности...
— Уже нет, молодой человек, уже нет. Ибо он перешел в мир иной в доме своем при неизвестных нам обстоятельствах.
— О, черт...
Вот так-то. При неизвестных обстоятельствах. Плохо. Очень плохо. Но, и это еще хуже, почему они сообщают мне это в такой форме?..
— Приношу Вам свои соболезни. Кажется, так это бывает по-русски?
— Соболезнования. Да, да, спасибо... Можно я присяду?
— Да, конечно. Тем более что мы хотим нанести вам ряд вопросов, - он кивнул, и чернокожий коп, стоящий за моей спиной, несколько грубо пододвинул под меня увесистую табуретку.
Я бухнулся на пятую точку. Тьфу ты!
— Так вот, Андрей Феодорович... Нам интересно, не отсылали ли Вы своему дяде чего-либо последнее время?..
Так-так... Вот в какую сторону дороженька повилась. Что ж, отпираться не след. Еще пришьют чего ненароком. Но и вестись особо не надо...
— Да-с. Отсылал. Небольшую посылку, бандероль. Недели две назад.
— Что там было? - вопрос прозвучал быстро, слишком быстро. О посылке, стало быть, им известно. А вот о содержимом?..
— Письмо да несколько деревянных статуэток. Мой дядя, знаете ли, коллекционер редкостей. Был...
— Что еще? - резво и резко. Допрос по всем правилам.
— Больше ничего! - не мигая, выдержать тяжелый пронизывающий взгляд. Скушали?
— Вы уверены?
— Да. Уверен.
— Ну, что же. Хорошо... Мы вынуждаем задержать Вас, Андрей Феодорович. На небольшое время, - и уже местному копу, по-французски: - Уведите его!
Прошло несколько дней. Слава богу, в камере был кондиционер. Ну и книги, телевизор и неограниченный доступ к душевой кабинке. Все опции! Кормили сносно, гармошку оставили и не запрещали дудеть вволю. В общем, я был доволен. Тем более что на следующий день приехал российский консул и популярно объяснил, что все, дескать, под контролем их ведомства и меня здесь подержат недолго. До выяснения. Что ж. Мне не впервой, тем более что эта тюряга в сотню раз лучше большинства московских обезьянников...
И вот в пятницу, после обеда меня вызвали вновь. Тот же белый коп, на этот раз я углядел на его кителе нашивки Интерпола сидел в той же комнате в такой же точно позе. Будто бы и не уходил никуда. Все думал, родимый? Злорадненько...
— Добрый день, Андрей Феодорович. Надеюсь, Вам тут хорошо.
Да уж, неплохо. Но лучше бы поскорее на волю, в пампасы...
— Да, спасибо, офицер. Но хотелось бы знать, зачем я вам здесь?
— Вот об этом мы сейчас и поговорим, - его глаза недобро блеснули. - Почему Вы пытались скрыть от нас действительное содержимое бандероли? Ваш дядя реально являлся коллекционером. Вот только собирал он другие вещи...
Ч-черт. Докопались. Хорошо работают. Впрочем, Интерпол - не шутка. Прощай, Мишутка?
— Да. Вы правы. Я не сказал Вам. Не счел важным...
— Он был энтомолог. Коллекционер бабочек, не так ли?..
— Да.
— Почему вы скрыли это от нас? Не сочли важным? Ха-ха! А я вам скажу. Вы отправили ему бабочку. Бабочку. Редкого, исчезающего вида, запрещенного к вывозу из Кении. Так? Это так?!?
Я молчал. Что я мог ответить на это?..
— А вы знаете, что Ваш дядя был убит? Он был отравлен! И яд был нанесен на крыло присланного Вами экспоната. Порошкообразный яд кумулятивного действия. Да! Несчастный любил просиживать ночами, просматривая свою коллекцию. Это его и погубило. Вот так, Андрей Феодорович. Вот так...
Сказать, что я был ошеломлен, что я был ошарашен... Это - ничего не сказать. Во рту пересохло. В глазах разом помутнело. Спекшимися губами едва сумел прошептать:
— Это не я... Это не я. Правда...
В следующий момент я обнаружил себя лежащим на полу. Кажется, я потерял сознание...
Они окатили меня из ведра. Чтоб не зазнавался. Я медленно поднялся. Ледяная вода стекала вниз журчащими ручейками. Обвел комнату мутным взглядом.
Белый полицейский некоторое время с интересом рассматривал меня. Я стоял, недвижим.
— Вам больше нечего нам добавить?
— Нет. Ничего. Я не делал этого. Не делал...
— Что ж, я Вам верю. Я даже скажу - почему. Дело в том, что вся почта с африканского континента, попадая в Европу, тщательно проверяется. На вирусы, яды и прочие пакости. Терроризм, знаете ли. Был проверен и Ваш бандероль. Он был чист. Детекторы не обнаружили ни пылинки.
Мы вынуждены снять с Вас обвинение. Да-с, Андрей Феодорович...
— Спасибо... - только и сумел вымолвить я. Обошлось. Хорошо...
— Но, - офицер, помолчав, добавил, - Есть одно "но". Вы способствовали вывозу из страны запрещенного товара. За это, согласно местным законам, Вы подлежите немедленной депортации на родину с запрещением въезда на территорию Кении в течение пяти следующих лет.
Слава тебе, Господи Иисусе! А я-то парился, как отсюда выбираться буду... Ну, что ж, встречай, немытая Россия! Заблудший сын твой уже едет к тебе...
Россия встречала меня проливным дождем. И парой ментов, родных, похмельных, принявших меня на руки от провожатого кенийца, с которым мы успели хорошенько уклюкаться во время перелета. Промычав в его адрес пожелание о скорейшей встрече, я с легкостию на душе отдался во власть берегущего нас института. После чего, получив пару раз дубинкой по ребрам, вовсе несильно, для порядку, и оформив необходимые по случаю бумаги в аэродромной ментовке, был отпущен на все четыре стороны. Под подписку о невыезде. Ну, и ладно...
У меня были ключи от дядиной квартиры и, так как свое жилье отсутствовало вовсе, то я решил поселиться у него. Никто, впрочем, и не возражал. Дядин дом доживал свой век в изрядном захолустье и некогда был назначен на расселение. Большую часть опустевших квартир вскоре заселили представители богемы, бомжи, хиппи, наркоманы и прочие маргинально настроенные элементы. Милиция имела там свой цимес и до поры до времени никого не трогала. Они и жили.
Мой дядя же, будучи человеком со странностями, уехать не согласился и остался дожидаться сноса. Не дождался...
Выйдя из метро, проехавшись на трамвае и прогулявшись изрядно пешком, я очутился, наконец, на запущенной улочке, в конце которой меня дожидалось мое будущее пристанище. Чуть раньше, правда, дожидалась меня небольшая компания потертых жизнью волосатых, лениво лабавших Тсоя на разбитой фанерной гитаре. Хоть дождь и успел завершиться, хиппи были изрядно мокры и всклокочены.
Со шляпой в руке ко мне подскочила изящно прикинутая герлушка. Влажные соломенные волосы ее весело завивались круг милого личика, украшенного кнопкообразным носиком и пухлыми губками. Щеки были напудрены, карие глазки игриво подкрашены, сейчас все это потекло, что, впрочем, ничуть ее не смущало...
— Не желаете ли пожертвовать малую толику сбережений бездомным художникам-музыкантам? Сами мы из Тааллиинаа, наша комаанда называется Пропееллерр...
— Мы отстаали от группы, наши подрамники уеехали, инструменты уеехали, все уеехало, и мы сами тоже уеехали... - подхватил я на той же ноте.
— Ба, чувак, да ты наш, системный! - радостно воскликнула она и чуть не захлопала в ладоши. Вру, захлопала, да еще как!
— Да, было дело... И с хипями тусовался, и с музыкантами.
— А по тебе и не скажешь. С виду весь такой важный, как иностранец!
— Дык, года два уже как дома не был. Сегодня только приехал. Родной город, как-никак. Вот, паренек знакомый и адресок дал да ключик подкинул. Говорит, можно вписаться в квартирку тут неподалеку: дедок в ней жил, да коней двинул. Но все тихо...
— О, чувак! Так, значит, соседями будем! Знала я этого деда. Чудной был, но добрый. Коллекционер, из старых жильцов! Мы-то здесь все сквоттеры. Кто как - вписались, да живем - пока не трогают...
Я покивал головой. Забавно - первый же встречный - и уже из дядиных соседей. Впрочем, сие неудивительно - все здесь в некотором смысле соседи. Что ж, и я присоседюсь. До поры, до времени...
— Меня, кстати, Белка зовут, я тоже вроде музыканта, - встряла в мои мысли девчонка, - А тебя как кличут?
— Пуаро. В детстве детективами зачитывался, вот кореша и прозвали. А потом и в Системе прозвище закрепилось...
— Пуаро... Клево! Ну, ладно, вон люди идут. Мы тут работаем, пойду - аскну маленько... Свидимся!
— Ага, давай! - я улыбнулся ей вслед, помахал волосатым гитаристам и зашагал в сторону дома. А герла-то, кстати, ничего... Приятная! Надо будет стусоваться как-нибудь, пообщаться поближе...
Дверь нехотя отворилась, несмазанным скрипом возвестив о моем появлении в дядином жилище. Однокомнатная квартира, забытая запыленная кухня, безрадостная прихожая и комната...
Первого взгляда на творящееся внутри хватило, чтобы составить впечатление о том, кем он был и как жил. Комната выглядела... Впрочем, мне ли вам объяснять, как выглядят комнаты настоящих, упертых, всамделишных коллекционеров? Первой страстью моего дяди были бабочки, второй - почтовые марки с их изображением, третьей - гербарии из цветов, когда-либо посещенных объектами первой. Все три страсти в невообразимом своем сочетании занимали шкафы и книжные полки, были свалены на полу и подоконнике, равномерно устилали поверхность письменного стола, промятого дивана и облезлого холодильника. Внутри, кстати, тоже были они...
То ли умение упорядочивать пространство и вовсе не было присуще моему дяде, то ли здесь разгулялись местные ищейки из отдела убийств, но, так или иначе, зрелище было безрадостным. Мягко говоря. Собравшись духом, я переступил через себя и кипу клястеров на затхлом паркете и, вырыв из-под груды ботанических каталогов некогда венский стул, задумчиво и хорошенько утвердился на нем. Теперь-то можно было приступить к самому главному.
К оценке ситуации. К попытке понять произошедшее. Дело в том, что кончина дяди весьма озаботила меня. И вопрос даже не в том, что первое подозрение нежданно-негаданно упало на меня самого. Нет-нет. Проблема в другом.
Старший брат моего покойного батюшки был уже достаточно стар, весьма странен и слишком правилен для того, чтобы у кого-то нашлись действительные причины убивать его, тем более - таким странным способом. Сбережений он не имел, обширная коллекция не имела в глазах большинства никакой ценности, красть было нечего даже из холодильника, а мстить или... За что?
С другой стороны, правильность и стариковская склочность дядюшки могли сослужить ему плохую службу в таком-то окружении. Единственный жилец "из бывших", он мог весьма неодобрительно относится к заселившей дом маргинальной публике. И это неодобрение вполне могло вызвать встречную агрессию. Вполне...
Пожалуй, здесь и следовало бы копать. Да, верно! Но вот способ убийства... Слишком уж он нереален для нашего времени. Слишком необычен... Согласитесь, что проломить голову в вечереющем подъезде куда проще и безболезненней, особенно для какого-нибудь местного бомжа или наркомана. А вот нанести на крыло бабочки из коллекции медленно действующий яд, это ж надо было додуматься, надо было реализовать... Шерлок Холмс отдыхает!
Эх... Юношеское увлечение детективами, да два года учебы в школе милиции не прошли для меня даром. Ах, как мне хотелось стать сыщиком! С каким упорством я штудировал учебники по криминалистике и сыскному делу! А потом... Однажды на курсовой практике познакомившись с задержанным за какую-то мелочь всклокоченным скитальцем из Омска, я настолько проникся идеями хиппизма и свободной любви, что, едва дотерпев до конца стажировки, сорвался по трассе в казавшийся невообразимо далеким Крым, познакомился там с тусовавшимися в Лисьей бухте волосатыми и... И пошло, поехало...
И вот теперь, спустя восемь лет, забытые знания оказались вдруг востребованы. На милицию сейчас вряд ли можно было рассчитывать, дело-то по нашим меркам - глушняк. И если, отрабатывая первую версию, да еще и с участием Интерпола, они прокололись, то теперь... Смело могут подшивать документы в папочку и откладывать на срок неопределенный.
В крайнем случае, перетаскают всех местных торчков в ментовку на допрос, да толку-то что?..
А дело стоило того, чтобы быть раскрытым! И родственные отношения с дядей тут не при чем. Уж больно сильно засосал под ложечкой, засвербил где-то в коленках было совсем уснувший мой детективный инстинкт.
Я оторвался от стула, извлек из кармана никогда не подводившие меня шелковые перчатки и приступил к осмотру комнаты. Я обходил ее медленно, не спеша, против часовой стрелки - начиная со входной двери. Раскрывая альбомы, заглядывая в ящички стола, устремляя свой нос в створки поеденного молью платяного шкафа... И сразу же наткнулся на одну странную деталь. По всей комнате было разбросано множество мелких, ну никак не могущих принадлежать моему дяде вещей. В жестянках из-под монпансье лежали цветастые гитарные медиаторы, на полочках валялись яркие флакончики из-под женских духов, на столе блестел никелированный каподастер, а в задвинутой на верхотуру шкафа коробке с цветочными гербариями обнаружился мундштук от серебряной флейты...
Дядя жил один. Это было очевидно: никакая женщина не вынесла бы такого бардака. Игрой на музыкальных инструментах он тоже никогда не увлекался, хотя и воображал себя настоящим знатоком классической музыки. Да и склонность к употреблению дамской парфюмерии вроде бы не проявлял... Оставалось предположить, что у него бывали гости-музыканты. Предпочтительно женского пола. Заходили, поигрывали музычку, употребляли духи флаконами... Впрочем, емкости из-под духов дядя мог использовать и сам для своих коллекционерских нужд, но вот для чего ему мог понадобиться слайдер? Музыканты редко забывают, где попало свои примочки. Я знал это по себе...
Окно. Я отодвинул занавески. Ого! А вот это уже интересно!
На покрытом пылью подоконнике явно отпечатались чьи-то следы. Вот как...
Я попытался открыть раму. Не тут-то было! Рукоятки задвижек основательно обломаны. Решение, впрочем, обнаружилось скоро - у окна в стену был вбит гвоздь, на котором и висел необходимый четырехгранник. А поверх него болтался небольшой сувальдный ключик. Я опустил его в карман.
Воспользовавшись четырехгранником, повернул задвижки и распахнул окно. Влажный бодрящий воздух ворвался в комнату. Перегнулся через подоконник и посмотрел вниз. Высоко! Пятый этаж!
Снаружи, почти вровень с подоконником проходил довольно широкий карниз. Справа он исчезал за углом дома, слева же примыкал к небольшому балкончику, принадлежавшему, по всей видимости, моим соседям. Вполне широкий для неспешной по нему прогулки...
Вдоволь надышавшись и налюбовавшись видам помойки внизу, я закрыл окно и продолжил осмотр комнаты.
Следующая стена преподнесла мне приятный сюрприз.
Сделав пару шагов, я обнаружил в ней дверь. Не дверцу - там, какую-нибудь. А самую натуральную дверь. Заклеенную вровень обоями, без ручки, практически не выделяющуюся на фоне остальной стены. Но, тем ни менее, настоящую дверь. И замочную скважину на ее поверхности...
Я поднес к ней ухо. Тишина. Заглянул. Темно. Вставил снятый с гвоздя ключ и повернул его. Как и следовало ожидать, замок щелкнул. Раз и еще раз. Осторожно толкнул дверь. Она поддалась. И приоткрылась... Буквально на миллиметр-другой. И все. Дальше не с места. Я толкнул посильнее. Глухо. Что-то тяжелое надежно придавило ее с той стороны. Тяжелое и основательное.
Оставив бесплотные попытки, я осторожно выскользнул из квартиры и осмотрелся. Так и есть - дверь из дядиной комнаты вела в соседскую квартиру. Ту самую, с балкончиком... Интересно. Очень интересно...
Я прислушался. Из нее не доносилось ни звука. Изучил замок. Простенький, английский. Такому нас научить успели...
Взламывать чужие апартаменты, впрочем, пока не входило в мои планы, поэтому я также на цыпочках вернулся в свою квартиру. Завернул на кухню, поставил на чудом не отключенную газовую плиту закопченный чайник, закинул в ковшик принесенные с собою сосиски, задумался. Дядя жил вроде бы замкнуто, рассматривал себе в лупу бабочек, раскладывал пинцетом марки... И, тем ни менее, следов его связи с прочими жильцами дома было предостаточно. Странной связи. Музыкальные примочки, ключ от соседского флета...
Я почувствовал горой навалившуюся усталость. Еще бы - еще сегодня утром тусоваться в жаркой солнечной Кении, и вот уже здесь, в залитой промозглым майским дождем России... Я по быстрому зажевал сосиски, выхлебал чай и, расчистив пахнущий пылью и клопами диванчик, завалился спать.
Сон приходил сладкой тянущей волной. Медленно, неспешно... Засыпая, я слышал, как щелкнул замок соседской двери, звонкий девичий голос смешался со сборной мужской солянкой. За стеной кто-то засмеялся, звякнули бокалы, послышался гитарный аккорд, следом вмешалась флейта, стукнул джамбей, а потом... Потом все поволокло дымкой, потекло, растворяясь в гипнотическом тумане, и я, свернувшись калачиком, счастливо уснул. Беспробудным младенческим сном, таким, какой может быть только дома, на родине...
Проникнув сквозь едва зашторенное окно, солнечный луч лукаво скользнул по моей груди, перескочил на подбородок, коснулся губ и, пощекотав в носу, добрался таки до видящих сладкие сны глаз. Возбужденный этим вмешательством нервный импульс стремительно промчался по пустынным коридорам спящего мозга, кольнул пару-тройку рецепторов и вскоре добрался до уютной спаленки, в которой мирно посапывало мое сознание.
Я, кажется, проснулся. Не открывая глаз, попытался увернуться от настырного лучика, прогнать это постылое доброе утро и...
И свалился с дивана! Привык спать на африканских тростниковых матрасах, раскидисто, привольно и, - вот результат!
Отпихнув попавший под голову наполненный прекраснокрылыми насекомыми клястер, я повернулся, слегка выругался и... и обнаружил - под диваном, на уровне своего носа небольшой продолговатый предмет. Кисточка. Кисточка для макияжа! Воспользовавшись вездесущими перчатками, я извлек ее и поднес к глазам. На жестких черных щетинках белели остатки некого кристаллического вещества...
Поднявшись, я спрятал находку в полиэтиленовый пакет и, потирая невесть откуда взявшуюся шишку, направился к телефону.
Память отработала четко. С первого раза я набрал нужный номер. Заспанный женский голос переспросил:
— Петра? Петра Федотыча? Сейчас, одну минутку.
В трубке зашуршало, затрещало, донеслось недовольное: "Петя! Это тебя! В такую-то рань..." и наконец громыхнул давно забытый бас:
— Майор Кириенко слушает!
— Ого! Уже майор... А ведь еще недавно лейтенантом был! - невольно восхитился я.
Трубка секунду помолчала и вдруг радостно завопила:
— Пуаро, Шайтан тебя дери! Ты что ли, старик!
— А то, Петруха! Сколько лет, сколько зим! - подхватил я его запал.
— Вернулся? Ну, рассказывай! Я слышал, что ребята с третьего пытались тебя за жопу взять из-за этой бабочки. А я им сразу сказал: не мог Пуаро такого отчебучить! Он же наш, хоть и эзотерик хренов. Но все одно - свой! А ты, значит, приехал?
— Да. Хотя и несколько не по своей воле. Они меня там прокантовали на киче с недельку, а потом пришили незаконный экспорт и депортировали в родные пенаты. Вот я и прилетел. Самолетом, с шиком, с провожатыми! Поселился на квартире у дяди...
— Да... Соболезную, конечно... Помню я твоего дядьку, еще, когда мы с тобой учились - как-то пьянствовали на вашей кухне, а он все про своих насекомых рассказывал. Смешной был старик, царствие ему небесное...
— Ага... Я тебе, собственно, что и звоню...
— Понимаю. Ну, так наши ведь все на месте топчутся. Ясен пень, что это кто-то из местных наркошей сделал. Только вот как его прищучить? Мы отдали яд на экспертизу - оказывается, это был некий психоделический наркотик. Вроде этого вашего ЛСД. Смертельной дозы-то он не имеет, но... Видно у дядьки твоего сердечко пошаливало, вот и не выдержало.
— Значит, все-таки, психоделик?
— Да. Но попробуй, найди, кто там его подсыпал. Полдома маргиналов всяких, и все друг за дружку горой стоят. Пробовали через героинщиков прозвонить. Те бы и рады кого сдать, да сами ничего не знают. Глухарь, одним словом... - Петруха тяжело, словно пожимая плечами, вздохнул.
—М-да... Плохо твои кореша работают, плохо... Без обид. Я вот только что приехал, а уже кое-что откопал. Интересненькое!
В общем... Хотелось бы мне, Петруха, самому за это дело взяться, так сказать, в частном порядке. Ты мне доступ к документам обеспечить можешь? А я, в свою очередь, новых улик подкину, мыслишек всяческих...
Он помолчал, задумавшись.
— Что ж, это можно устроить. В частном, как ты правильно отметил, порядке. Подъезжай ко мне в отделение, часам к двенадцати. Я подготовлю бумаги, вместе посмотрим, покумекаем...
— Договорились! А я кое-что на экспертизу подвезу.
— Тады отбой, до встречи!
Из трубки поползли короткие гудки. Я хорошенько потянулся и отправился на кухню, ставить чайник.
Время за завтраком я посвятил чтению увлекательной книги: справочника по подготовке насекомых к помещению в энтомологическую коллекцию...
С момента нашей последней встречи бывший мой однокашник, Петр Федотыч Кириенко не только получил порядком новых званий, но и обзавелся отдельным кабинетом с видом на довольно зелененький скверик. И с горделивой надписью "Старший следователь по особым делам" на оббитой бордовым дерматином двери.
Внутри его кабинет содержал: электрический чайник на облезлой тумбочке, портрет Дзержинского на обобоенной стене, желтые гофрированные занавеси на окнах и самого майора Кириенко за большим конторским столом на скрипучем от древности стуле. В качестве дани настоящему времени и подати мировому империализму здесь хранился также персональный компьютер. В целях соблюдения государственной тайны монитор его был покрыт сетчатым маскировочным чехлом.
— Здорово, Петруха! Неплохо ты устроился! - поприветствовал его я с порога.
— Здорово, здорово! Загорел ты, я смотрю, аж не по-детски!
— Старался, что мне было делать.
— Ну, проходи, проходи. Присаживайся, чайком побалую...
Никелированный подстаканник приятно согревал ладони. Кусковой сахар, после долгой с ним разлуки, казался чрезвычайно вкусным. Хорошо!..
— Ну-с, выкладывай, что принес, с чем пожаловал?.. - отставив опустевший стакан, предложил мой визави.
— Нет уж, нет уж. Давай сначала ты!
— Хорошо! - он пододвинул ко мне толстую папку. - Держи вот, читай, разбирайся.
Я внимательно просмотрел наполнявшие ее документы. Фотографии места происшествия, протокол осмотра, акт опознания погибшего, бланки показаний свидетелей...
Один из бланков, заполненный красивым убористым почерком, оказался подписан уже знакомым мне именем: Белка Казанская. Соседка умершего...
Картинка вырисовывалась следующая. Пожилой коллекционер был обнаружен в своей квартире около девяти вечера. Своими же соседями, заглянувшими, по их словам, в оставленную открытой дверь. Спросить заварки: своя кончилась, а в магазин спускаться было лениво.
Будучи одетым в разорванную на груди пижаму, мой дядя был мертв уже восемь часов. Смерть настигла его в кресле, над альбомом с засушенными на всю жизнь бабочками. Альбом был раскрыт на странице с присланным мною из Кении подарком.
Результаты последовавшего вскрытия показали наличие в организме умершего следов психоделического наркотика. И тот же наркотик был обнаружен на крыльях кенийской бабочки...
Кроме вышеперечисленного, в дело был подшит весьма любопытный документ. Короткая записка, исполненная дядиным почерком. Она гласила следующее: "И ты называешь себя музыкантом? Бемоль! Там должен быть бемоль, а не бекар. Когда-нибудь я тебя точно придушу! Помяни мое слово..."
— Любопытный текстик, однако, - вставился заглядывавший из-за плеча Петруха. - Ты ведь сам музицировал помаленьку, должен понимать, что это такое?
— Ага... Бемоль, значит...
— Вполне себе мотив для убийства, не так ли? Дядюшка угрожает, а некий музыкант наносит превентивный удар, а? Как ты думаешь?..
— Вот что... - я на несколько секунд завис в прострации. - Вот что, Петруха. Держи-ка пакетик с вещдоками. Сделай анализ вещества с кисточки, сними пальчики с ее рукоятки, а также со всех этих побрякушек. Как можно быстрее. И позвони мне на трубку. А я поеду. Проверю одну версию. Ага?
— Хорошо, Пуаро, сделаем! Узнаю старого сыщика! Ты, главное, смотри там, осторожнее, не нарывайся. Если что, зови подмогу!
Я кивнул, наспех пожал его руку и, пулей вылетев из кабинета, помчался на остановку маршрутки...
Поднявшись на пятый этаж, я обнаружил на лестничной площадке свою вчерашнюю знакомую. Косметика на ее лице успела смениться. Красилась она хорошо, ничего не скажешь...
— О!!! Привет, чувак! - радостно затараторила она, едва завидев меня, - А я тут сижу, прохлаждаюсь. Парни дверь захлопнули и ключ унесли. Обычно-то я последняя ухожу, мне к часу на работу, а тут... Вот мне и не попасть. У тебя можно часок перетусовать?
— Можно конечно, заходи! - я открыл свою квартиру и пропустил ее вперед. Зашел следом и защелкнул дверь.
— А ты, я смотрю, маленько прибрался. Хотя, все равно, чума, а не флет, - продолжила она, оценив сделанные мной переукладки.
— Да, пришлось... А ты, значит, помнишь, как оно здесь раньше было?
— А то ж! Заходила время от времени к старику. Проведывала. Он ведь, представляешь, регулярно в нашу комнату забирался. Таскал у нас всякие блестящие мелочи. То слайдер утянет, то медиатор сопрет. Чудил старик. Но мы то что, мы ничего, сами со странностями - пусть таскает, коли неймется. Но иногда, когда уж совсем чего не хватало, приходилось заходить, клянчить. А он, хитрец, не сразу сознавался. И еще канючил, дескать, простите ребята, сам не знаю как. "Шамо, приползло, наверное..."
— Ого. Клептоманил значит дедок? - в моей голове начинало кое-что прояснятся. Так-так... - Чайку не откажешься?
— С удовольствием! - отозвалась Белка. - Да, это, верно, так называется... У него же был ключ от нашего флета. А тут дверка есть потайная. Он к нам через нее и ходил, с той стороны у нас ковер фарцовый, от старых хозяев еще привешен был. Мы и не догадывались. Потом только случайно деда застукали, и шкаф с той стороны привалили - чтобы не шалил более. Прикинь, да?!?
Я вымыл чашки из дремучего советского сервиза и налил чаю. Себе и ей.
— А ты, значит, музыку играешь?
— Ага! Мы с чуваками - группа. Не "Пропеллер", конечно, но похоже. В клубешниках хипповых иногда даже лабаем! А дед-то, лажал нас по жизни: то мы ритм не держим, то ноту не ту берем. Смешной! А ты, случаем, не на какой инструменте не подыгрываешь?
— Я-то? Я на гармошке вот умею... - я неспешно извлек из кармана свой "хонер" и выдал задумчивую трель. - Вот, вот так могу...
Неужели все так просто? Раз - два - три, и раз - четыре, не пугайся - ты в сортире...
— Ну!!! Так блин!!! - от восторга она захлопала в ладоши. - Сейчас мои вернуться - пойдем, сыграем. Мы ведь тоже блюзуем! И нам гармошки как раз не хватает!!!
Следующий час мы провели за неспешным разговором. Белка рассказывала о себе, о своей жизни в Казани. Как она поехала в центра учиться, стусовалась с хипями. Потом забросила учебу, пошла работать менеджером по рекламе в какую-то шарагу. Как познакомилась с двумя парнями-музыкантами, и они стали жить вместе. Как нашли этот флет, уже почти год назад, и теперь здесь вписываются, сквотуют. Играют себе музыку, тусуются помаленьку, собираются через месяцок в Крыма...
Наконец раздавшиеся на площадке голоса возвестили о появлении белкиных приятелей. Она схватила меня за руку и потащила вон из квартиры.
— Чуваки! Ну, как можно? Я два часа под дверью сидела! Зато я нам блюзового гармошиста раздобыла. Это Пуаро, наш сосед. Он клевый!
— Пуаро? Эркюль, что ли? - несколько неприязненно спросил один из них, волосатый малый в допупа расклешенных джинсах.
Второй, с закошенным под Элвиса коком, отстранено протянул руку:
— Колода. Флейтист и автостопщик.
— А я просто Джон, - продолжил первый, - На гитарке лабаю. А ты, значит, харпист будешь?
— Да, есть маленько...
— Ну, клево... Попробуем сыграться, значит!
Я оглянулся на девушку: - А ты, Белка, на чем музицируешь?
— А я на перкуссии. В джамбей стучу, ложками деревянными пощелкиваю...
— Ага, ага, - хмыкнул флейтист, - чем ты точно не щелкаешь, так это клювом. Особенно, когда нового парня заприметишь!
— Молчал бы, фрилавщик и автостопщик, - беззлобно отозвалась Белка и устремилась вглубь квартиры.
Однако... Не шибко я им понравился. Ревнуют, что ли, с порога? А у Белки еще тот норов...
Ну, по крайней мере, на перкуссии она бемоль вместо бекара не сыграет. Значит кто-то из парней. Интересно, кто?..
Их квартира была зеркальной копией предыдущей. От дядиной она отличалась разве что наличием балкона. Ну, и внутренней обстановкой, естественно.
Я сразу заприметил массивный дореволюционный сервант у стены. Подошел незаметно для остальных попробовал сдвинуть его с места. Тяжеловат. Одному, пожалуй, не справиться...
В этот момент затрезвонил мой мобильник.
— У вас тут, где прием лучше всего? На балконе? - быстро спросил я и, не дожидаясь ответа, распахнул ведущую туда дверь. Отметив, что ее поверхность хранила следы вскрытия с той стороны.
Это был майор Кириенко.
Прислушиваясь к его словам, я с интересом изучал карниз, соединяющий балкончик с дядиным окном. И, ничуть не меньше, привлекало меня состояние кирпичной стены над ним.
Наконец я заметил то, что искал - где-то на полпути между балконом и окном, на высоте полутора метров над карнизом, в стену был вбит ржавый крюк. Когда-то его использовали для крепежа бельевой веревки. И, возможно, именно обрывок веревки болтался сейчас на нем. Впрочем, я был почти уверен в несколько другом...
Я вернулся в комнату. Чуваки вооружились уже инструментами и выдавали в эфир легкий такой психодел. Белка отстукивала ритм, Джон перебирал струны, а Колода тянул нечто заунывное во второй октаве. Я извлек гармошку и, пропустив два такта, вставил свою трель. Спустя еще три такта я врубился - лажал именно он. Флейтист.
Я бросил играть, плюхнулся на диван и воскликнул:
— Вот что, парни! Чегой-то драйва у нас маловато. Надо бы это поправить! А у вас тут где-то коробочка из-под пудры завалялась. С кислотой лизергиновой. Может, дерябнем малую толику, для пущей эмпатии? А?!?
Музыка мгновенно прекратилась. В комнате повисло тяжелое напряженное молчание...
— Что-то ты не в тему гонишь, чувак, - нахмурился Джон, - Нет у нас никакой кислоты.
— Да, следи за базаром-то, - обладатель элвисовского кока угрожающе повернулся в мою сторону.
— Спокуха, парни, не дрейфте! Я хоть и не Эркюль, но все-таки Пуаро. И если вы мне дадите эту пудреницу, то я вам кое-что расскажу. И даже, может быть, отмажу вас от ментов. Которые непременно заявятся сюда через сорок минут - в том случае, если я не сделаю вовремя один звонок по этой мобиле. Вы меня понимаете?
— Ой, - испуганно воскликнула Белка, оседая на пол.
— Спокойно. Не теряйте равновесия. Оно вам еще понадобится! Итак, коробочку с кислотой. Я жду!
Мой приказной тон не оставлял несчастным волосатым ни малейшей надежды. Мне было действительно жаль их, но и дело следовало довести до конца.
Я посмотрел в глаза флейтисту. Не выдержав моего взгляда, Колода вскочил с места, метнулся к тумбочке у дивана и протянул мне продолговатую, лунообразной формы коробочку.
Да! Это была она! Именно ее отпечаток хранила запыленная поверхность дядиного стола.
Я осторожно приоткрыл пудреницу. Внутри находился белый кристаллический порошок.
— Ну что ж, - промолвил я в наступившей тишине, - Теперь-то все сходится...
Вы, ребята, честно пытались замести следы. И я вас понимаю, за порошок нынче по головке не погладят. Но... Вообще, вам крупно повезло, что за это дело взялся я. Дело в том, что покойный коллекционер был моим дядей. И я бы не смог спокойно жить, если бы не узнал всю правду... Теперь я знаю ее.
И, отметьте, другой бы не стал копать столь глубоко и тогда, один Бог знает, что бы вам засветило...
А сейчас, если позволите, я попытаюсь восстановить события того печального дня. Прошу внимания. Занавес!
Итак, Джон с Колодой ушли примерно в десять, к двенадцати собралась и вышла Белка. Мой дядя следил за нею из своей комнаты - оттуда прекрасно просматривается весь двор. Убедившись в том, что девушка не вернется, он открыл окно, разулся и вышел на карниз. Ширина выступа позволила ему легко перебраться на ваш балкон. Уверен, что он проделывал это не раз с тех пор, как вы отобрали у него ключ от потайной двери. Кстати, вашей крупной ошибкой было оставлять ключ в той комнате, не озаботившись даже удалением своих отпечатков с его поверхности.
А дядя шел к вам со вполне определенной целью. Ему была необходима бесцветная макияжная пудра. В изученном мною справочнике по консервации насекомых она названа лучшим средством для сохранения естественного цвета бабочкиных крыльев. К его несчастью, в коробочке из-под пудры вы хранили совсем другое...
Он вернулся к себе тем же путем. Ведь при всем желании, стареющий коллекционер не смог бы отодвинуть массивный шкаф от стены... Возвращаясь, он зацепился пижамой за торчащий снаружи крюк, кусок белой фланели до сих пор висит на нем.
Итак, закрыв окно с помощью четырехгранника, дядя немедлено приступил к обработке своей коллекции. Воспользовавшись утащенной у вас кисточкой, он попытался нанести порошок на крыло одной из бабочек. Кто знает, возможно, при этом он вдохнул часть порошка, возможно, разглядев его странную консистенцию, попробовал его на вкус... Но, так или иначе, ослабленный коллекционированием организм не выдержал психоделической атаки, и сердечный приступ умертвил его в тот же момент.
Макияжная кисточка с остатками наркотика выпала из рук и осталась лежать под диваном, где я и обнаружил ее вчера. К вашему счастью, на ней были только одни свежие отпечатки, и они принадлежали покойному...
По возвращении домой вы сразу же обнаружили пропажу пудреницы. Естественно, что взять ее мог только один человек, и вы немедля отправились к нему в комнату. Через потайную дверь. Вполне возможно, что перед этим вы пытались достучаться или докричаться до него, но все было тщетно - к тому времени дядя был давно уже мертв.
Вы ринулись заметать следы. Забрать коробочку с наркотиком было секундным делом, а вот стереть ее отпечаток с поверхности стола... Что ж... Вы заперли потайную дверь, зачем-то оставили ключ на гвозде и удалились через нормальный вход, оставив его открытым. Вернувшись к себе, придвинули на место шкаф - вот свежие следы на полу, и, переведя дыхание, позвонили в милицию. Сообщив им о внезапной смерти вашего соседа...
Вот, собственно, и все.
И вряд ли кто-нибудь рассказал бы вам эту увлекательную историю с такими подробностями, не появись я вовремя в этом доме...
А теперь расслабьтесь, друзья мои. Самое страшное позади. И я осмелюсь вынести свой вердикт: вы не виновны в случившемся. И я не виню вас и уж тем более, не стану сдавать вас ментам. А в знак своих благих намерений готов отведать вместе с вами этого, сыгравшего столь печальную роль порошка, и сделать, наконец, настоящий драйвовый блюз!
Прежде чем принять причитавшуюся мне дозу, я набрал номер майора Кириенко и дал ему полный отбой, пообещав рассказать все как-нибудь в другой раз. И уже уносимый в неведомые дали сильным порывом психоделического ветра, успел подумать:
"Бемоль, бекар, какая, в сущности, разница? Главное, чтобы нас цепляло! Не так ли, друзья?"
(с) Мак Хаммер, 29 апреля - 5 мая 2003 года