В понедельник шестого мая, на рассвете, над небольшим посёлком у истоков Южной Моравы взвилось на флагштоке странное знамя - белое полотнище с чёрным волчьим силуэтом, над которым реяла стилизованная корона. Прежде чем жители окрестных селений и сербские пограничники успели обратить на это внимание, а тем более решить, что это значит, из посёлка выползли в двух направлениях две моторизованных колонны лёгких бронемашин. Час спустя худой скуластый очкарик с огромным носом, подъехавший к военному городку с группой бронетранспортёров, вручил командующему пограничным округом Петару Щусу письмо от руководителя Армии Славянского Единства, воеводы Михаила Исидоровича Баума-Сенявского.
Автор письма излагал убедительным и страстным языком своё отношение к проекту "Технотопия" как к заговору, направленному против человечества вообще, и в частности - против международного славянства как явления. "Только три славянских города - Москва, Прага и Варшава, - удостоились войти в систему Технотопии... Под предлогом реквизиции необходимого имущества эмиссары Технотопии разбирают славянские церкви и памятники зодчества, вывозят картины и статуи, переплавляют в золотые бруски старинные монеты и драгоценные оклады икон. Идёт планомерное разрушение славянского культурного пространства; то же происходит с любыми другими народами и расами, которые администрация Технотопии заранее сочла малоценными, второсортными... Нет способа законным путём остановить эту духовную интервенцию и вандализм".
Далее командующий загадочной Армией призывал славян всего мира сплотиться и нанести ответный удар. "Отсюда, с Балкан, засияет новый рассвет свободы, спасение для всех бесконечно разнообразных жителей нашего мира. Мы должны держаться воедино, как это было в грозные годы борьбы с Гитлером. Будь проклят тот, кто, потеряв долг и память, встанет на пути у этой могущественной волны народного гнева... Присоединяйтесь к нам, славянские патриоты! Вместе мы сделаем Землю свободной от новых рабских оков, которые готовит нам Технотопия!"
Прочитав этот документ, командующий округом пришёл к выводу, что составлял его психически больной человек. Он тотчас же распорядился арестовать носатого парламентёра и объявить повышенную боеготовность в пограничных частях на случай какой-нибудь террористической провокации.
Ещё два часа спустя на территорию военного городка, где размещался штаб командующего округом, под прикрытием сильного пулемётного огня вломились четыре боевых машины пехоты. Их десантные люки открылись. Под грохот перестрелки из машин выскочило до сотни больших серых волков; многие из них были в ошейниках, с которых свисали сильнейшие гранаты. Волки с гранатами бросались в гущу сопротивлявшихся сербских бойцов и подрывали запалы; взрыв разносил в ошмётки и волка, и защитников городка, но волк после этого каким-то образом снова вставал и продолжал бежать к своей цели, а защитники так и оставались лежать грудой тел. Ещё хуже было неравенство вооружения у нападавших и защитников: сербы, давно запутанные в паутине эмбарго и военных реквизиций, вооружены были главным образом старинными самозарядными карабинами "Застава" и опасными ручными "лимонками", а их поливали кинжальным огнём с машин нападающих из сверхскорострельных, самонаводящихся 25-миллиметровых орудий. В этой бойне погибло больше тысячи сербских солдат - и ни одного волка! Две из четырёх машин сербы, впрочем, подорвали, но экипажей не было найдено среди их сгоревших остовов. Личные потери странного противника во время первого открытого боя равнялись нулю!
"Это вам за нападение на парламентёра", - передал в Белград открытым кодом по штабному радио носатый очкарик, освобождённый волками из здания гарнизонной комендатуры.
Тем временем письмо командующего Армией Славянского Единства нашло свой путь в массы. Его распространяли в гарнизонах среди солдат. Его можно было прочесть на каждой седьмой доске объявлений во всех крупных городах Югославии. Его текст появился в Интернете более чем на семидесяти сайтах, а его английский перевод зачитала телезрителям, сильно волнуясь, крайне удивлённая дикторша в выпуске новостей Си-Эн-Эн.
Отношение общественности к этому меморандуму оказалось, как и следовало ожидать, неоднозначным. Большинство здравомыслящих людей, подобно Петару Щусу, сочло этот документ приступом маниакального бреда террориста, свихнувшегося на почве идей панславянизма. Психов по планете и без того бродило предостаточно. Те, кто знал, какой масштаб приняли события в Югославии ещё к полудню в понедельник, задумались крепко и всерьёз: автор письма явно знал, чего он хочет. Нашлась и определённая часть тех, для кого призывы командующего оказались долгожданной затравкой к взрывчатому содержимому их собственной личности: Армия Славянского Единства начала пополняться. Шли туда не только сербы, но и босняки, хорваты, болгары. Заслышав призывы к панславизму, потянулись, как журавли на курлыканье вожака, представители других славянских народов; больше всего было среди них русских. Идеи славянского возрождения, пожалуй, лучше всего прижились именно в русской крови, подпитываясь зачастую глянцевыми воспоминаниями о былом могуществе Российской империи.
В рядах югославских вооружённых сил тоже начался разброд, вызванный письмом. Поползли стократ искажённые и усиленные слухи о неуязвимых волколаках. Закружилась хмельная мечта о единой и сильной Югославии. Поднял голову и вульгарный национализм: сербы шли служить к новому вождю с условием, что хорватов не признают славянами; хорваты - с просьбой, чтобы их считали славянским народом в своём праве. Таким отвечали:
- Нет сербского народа и хорватского народа. Есть сербские обычаи и хорватские обычаи; это обычаи прекрасные, и забывать их будущим поколениям негоже. А язык у вас один, сербохорватский, хоть вы и пишете на нём разными буквами. И народ у вас один - славянский. Остальное неважно...
Не всех устраивал такой ответ. Там, где регулярная армия терпела поражения, росло и ширилось сопротивление, по преимуществу националистического толка. Центральная власть в Белграде, уже поставленная в известность о ксеноморфах и их могуществе, шокированная атомной бомбардировкой столицы, практически потеряла способность принимать политические решения. Сербское государство, терпевшее в последние десятилетия поражение за поражением, лишь недавно и не вполне законно вновь присоединившее к себе Косово, легко утратило волю к сопротивлению. Мелкие гарнизоны на юге страны были захвачены и разоружены за двое суток; в то же время в Белград и греческие Салоники начали прибывать первые отряды взбудораженных письмом славянских волонтёров. Армия Славянского Единства едва ли не удесятерила свои силы, но на каждого добровольца находились в ней не только винтовки и патроны, но и более серьёзное оружие группового боя, и техника. Резервы её появлялись словно бы из-под земли. Растерянность переросла в панику. Среди правительственных войск началась повальная сдача в плен.
Пользуясь стремительностью развивающихся событий, воевода Баум-Сенявский проявил недюжинный оперативный талант (или заставил проявить этот талант кого-то из своих штабных стратегов). Обходя сильные и защищённые участки сербской обороны, он в двадцать семь часов вывел свои моторизованные колонны на оперативный простор. Ещё чуть более суток спустя его передовые отряды завязали бои на южных окраинах Белграда. Пока сербы отчаянно держали оборону против уступающих им в числе, но превосходящих количеством и качеством оружия наёмников и волонтёров Славянской Армии, сотни неуязвимых серых волков, элитный авангард Баума, взяли здание Скупщины и ворвались в генеральный штаб. Будь на месте Сербии Югославия - всё, возможно, сложилось бы и по-иному, но сербское правительство, жившее в постоянном страхе неминуемой очередной интервенции, давно уже разложено было насквозь пораженческими настроениями. Страна капитулировала.
Само собой разумеется, ООН созвала экстренное совещание Совета Безопасности ещё тогда, когда боевики Баума расстреливали в упор солдат приграничных гарнизонов. Совет Безопасности принял осуждающую резолюцию, ввёл торговое эмбарго (на торговлю с Сербией!) и предложил с миротворческими целями ввести в страну неограниченный контингент войск НАТО. Опасаясь, что лекарство в данном случае легко может оказаться горше болезни, предложение о вводе войск Сербия отклонила. Да и в Комитете начальников штабов НАТО не очень-то стремились помогать славянской стране бороться со славянской же, по всем признакам, интервенцией. Грабить в бывшей Югославии стало уже нечего, и гибнущую республику решено было оставить на произвол судьбы.
Утром десятого мая знамя с коронованным волком развевалось над белградской Скупщиной.
Авантюристы Маркуса Черстера стали полновластными хозяевами всей Сербии. Тем удивительнее было то, что армия воеводы Баума не стала заниматься полной оккупацией чреватой партизанскими движениями страны, а сосредоточила все усилия на том, чтобы удержать контроль над одной лишь столицей бывшей республики.
Так начался белградский кризис.
Долгожданная санкция ООН была получена проектом АМО, но слишком поздно: теперь, когда главные силы боевиков Маркуса сосредоточены были в столице, использование силами проекта любых масштабных средств поражения означало лишь повторение трагедии прошлой пятницы.
Адмирал был в ярости:
- Как нам теперь выбивать дерьмо из этих оборотней?
Ещё хуже было то, что санкция на борьбу с бандой ксеноморфов никак не затрагивала щекотливый вопрос о том, что делать с людьми - с пресловутой Армией Славянского Единства. Фактически, у лидеров проекта оказались связаны руки.
- Зато, - пытался утешить Адмирала дежурный, - мы теперь имеем полное право летать среди бела дня над Белградом на больших чёрных вертолётах и орать в здоровенный рупор: "Эй, монстры, мать вашу! Мы - сотрудники проекта АМО, самой крутой в мире организации! Сейчас мы навешаем вам люлей!", - и всё такое.
- Отбыл в распоряжение базы "Палеоарктика", - по уставу ответил дежурный. - Однако в пути он неожиданно изменил направление движения. Его охраняли люди из службы внутренней безопасности проекта, но в Калининграде он ушёл от наблюдения. Кажется, он ведёт себя слишком нервно.
? И куда, мать его, он теперь чешет?!
? Антуан Роор считает, что Патрикеев проследует сейчас в Белград. С этой целью он снабдил его через своих оперативных агентов некоторыми документами и необходимой информацией.
Адмирал нервно сглотнул:
- Этот Роор - он там вообще свихнулся? У него что - героин в сигарах?!
- Нет. Командор Роор считает, что Патрикееву следует предоставить самостоятельность, иначе он можетт оказаться в опасном положении. В Белграде же ему, возможно, удастся получить новую информацию для дальнейшей экспертной деятельности. Командор, однако, осознаёт всю важность Патрикеева. Поэтому он сам направляется туда же, в Белград, чтобы обеспечить прикрытие и каналы для эвакуации.
- Он что, типа, совсем дерьма объелся? Или обчитался полевого устава РККА? С каких это пор командиры баз сами ходят на оперативную работу?
- Командор Антуан Роор выполняет ваш личный приказ, Адмирал. Вы же сами сказали - передать ему, что в проекте на счету каждый дееспособный ксеноморф. Вот он и действует в соответствии с этим указанием. Кроме того... - дежурный слегка замялся.
- Что там ещё за "кроме того"? - брюзгливо спросил Адмирал.
- Роор очень удивлён тем, что после белградского инцидента штаб проекта не принял его отставку. Он счёл необходимым уехать на оперативную работу, чтобы не подрывать авторитет службы у своих коллег по базе. В противном случае многие из них собирались уволиться из проекта.
- Боже, чем я командую! Не проект, а сборище дешёвых институток! А Роора я бы с удовольствием вышвырнул, да куда там! Он со своим блондинистым экстерьером шибко уж нравится кому-то в спонсорском комитете. Мне прямо так и сказали - Роора не трогать! Это называется "попросили в жёсткой форме", блин... В общем, вот что: Патрикеева немедленно вернуть с оперативного задания и привлечь к экспертной работе. А то он сейчас разведёт там такую бондягу...
- Слушаюсь, - ответил дежурный.
- Роора снять, - продолжал Адмирал. - Командующим регионом назначаю командора Игнасио Лазаруса. Пусть примет дела. Ему я доверяю. Он, блин, страдает неоригинальностью мышления, а это значит, что долбаные платные психологи все зубы переломают, пытаясь его раскусить. А мы за это время сварим крутую кашку. Хе-хе-хе...
- Будет исполнено.
- Ладно, хрен с этим Роором, не тронь - не пахнет. Роора оставить там, куда подался - пусть занимается сам этим дерьмом, как знает, ему сейчас виднее. Назначить его начальником оперативного отдела региона - так будет лучше всего. И вот что, - добавил Адмирал. - Пусть приготовят мой шаттл. Слетаю-ка я сам на "Палеоарктику" завтра утром, проверю на месте, что там творится. Натяну им моральный дух обратно на очко. И пусть туда переведут Настю Светлицкую: ей пора подбирать биопрограмму, а в Европе их у нас скопилась целая коллекция...
- Всё будет сделано, Адмирал.
Международный экспресс Минск-Загреб из-за белградского кризиса был наполовину пуст, несмотря на то, что в Хорватии уже начинался туристический сезон.
В купе первого класса ехали две женщины - опрятная блондинка средних лет и совсем молодая шатенка с золотым кольцом в ноздре. Женщины ели селёдку из пластмассовой баночки, закусывали её диетическими гречневыми хлебцами и запивали всё это выдержанным токайским вином.
- Бесподобный аромат, - сказала блондинка, нюхая свой стакан.
- Да, пожалуй, - согласилась молодая женщина. - Хотя я предпочитаю французские вина. Кислый аромат венгерских и молдавских сухих вин убивает ощущение винтажа.
- Зиночка, а вы пробовали, наверное, "Дом Периньон"? - спросила блондинка, откусывая крепкими передними зубами новый кусок селёдки.
Шатенка закатила глаза:
- Да, пожалуй, пробовала. Честно говоря, на меня не произвело впечатления. Лёгкий привкус пыли... Хотя, возможно, не следовало запивать им салат из лобстеров. Ведь учили меня родители: к дарам моря - только шамбертен или рислинг, под настроение! Так что увы, Римма, оценить букет "Дом Периньон" я, пожалуй, не в состоянии. Одно могу сказать: это вам не "Абрау"...
- Да уж, - вздохнула блондинка, - в нашем свинарнике приличное вино делать бы никогда не научились... Я, Зиночка, страдаю очень большим для русского человека недостатком: я слишком разборчива во вкусах. У нас так нельзя, - она с отвращением сплюнула рыбью кость на сложенную вчетверо газету, - у нас надо жрать что дают. Быдло!
- Я тоже не в восторге от российских вин, - согласилась Зиночка, - уксус и креплёная кислятина. У нас просто нет настоящей винодельческой традиции. Водка с сивухой - вот предел мечтаний наших мужичков. А для того, чтобы сделать хорошее вино, нужно быть прежде всего поэтом...
- Грузины - очень поэтическая нация, - согласилась Римма, - их вино имеет вкус горного водопада. - Она положила на хлебец ещё один кусок селёдки. - Свежесть, чистота восприятия и вкуса - вот то, чего мне всегда не хватало в жизни. Грузинские вина как раз и обладают такой свежестью. Знаете, Зиночка, ведь грузинское молодое вино для меня лучше всего передаёт ощущение свободы, молодости. Того бесконечного праздника жизни, который, увы, пролетел мимо меня... - она откусила бутерброд с селёдкой, пожевала и вновь выплюнула кость.
- Я тоже безответно влюблена, - сказала она, - в это радужное сверкание. Пройдёт молодость, исчезнут силы, потянутся безрадостные годы в обществе какого-нибудь скучного типа. Дети, пелёнки... Я с удовольствием осталась бы бездетной, но это, говорят, вредно, можно заболеть раком. А у вас, Римма, есть дети?
- Есть, - кивнула Римма, - к ним я и еду.
- В Хорватию?
- Ах, нет, прямо в Белград. Мои две дочери работают там в миссии Красного Креста. А вот третья... она пропала в Сербии без вести. Мне прислали письмо, чтобы я приехала и помогла найти её.
- Какой ужас, - с любопытством сказала Зиночка.
- Да, это просто ужасно, - согласилась с ней Римма с тенью лёгкого сожаления в голосе. - Дети - это очень трудно, особенно когда они взрослеют. А моя младшая дочь к тому же такая непутёвая... Ведь её воспитывал отец!
- Как так получилось?
- Когда мы развелись, - объяснила Римма, - моей младшенькой, Аделине, было всего шесть месяцев. Я решила поделиться честно с мужем заботой о детях, поэтому младшую дочь после развода отдала ему. Отец тоже должен нести за детей хотя бы часть ответственности. К тому же, у меня было тогда слишком много работы. Само собой разумеется, я отсудила дочку обратно, когда ей исполнилось десять лет, но он успел её изрядно испортить к тому моменту...
- Это они могут, - кивнула Зиночка. - Но хоть алименты-то он платил?
- Платил, конечно, и алименты, и добровольные. Квартиру в Минске отдал дочерям. Да разве же в имуществе дело? Он разбил мне жизнь. Фактически, он чуть было не превратил её в то серое существование, которого вы, Зиночка, так боитесь... Сколько бы он ни дал - такого не прощают!
- Господь простит. Они не ведают, что творят, - произнесла Зина.
- Ошибаетесь, милочка. Господь не простит им ни единой нашей слезинки! Я, конечно, православная христианка, хоть и не воцерковлена как следует, но прощать мужчинам их скотство... нет уж, увольте! А так как бог на самом деле женщина, и мы с вами это прекрасно знаем...
- Постойте, постойте, - заинтересовалась Зиночка. - Вы поклонница "Мистерии"?
- Нет, что вы, - Римма смутилась. - Я не терплю тоталитарных сект. Некоторое время назад я, правда, жила в их общине на Дальнем Востоке, но это было вызвано скорее категорической необходимостью хоть куда-то скрыться ненадолго от нашей ужасной технической цивилизации. Кровавые ритуалы "Мистерии" абсолютно не для меня, я интеллигентный человек, и к тому же аристократка по происхождению. Так что я при первой возможности вырвалась от них. Теперь вот еду к дочерям.
Зиночка откинулась на диване, смакуя токай.
- Вы правы, - сказала она. - Нигде не найти сейчас настоящей интеллигентности.
- Это точно, - согласилась Римма. - Хотя - смотря где искать... Я провела лучшие годы своей жизни в Бобруйске - сами понимаете, как там с этим обстоят дела. Я уже было поставила на себе крест, поэтому и пошла в общину "Мистерии". Надеялась опроститься, приобщиться к природе, да вот не вышло как-то. И всё же судьба оказалась ко мне благосклонной! Теперь я еду в Европу!
- Как же вам удалось вырваться? - Зиночка сделала большие глаза.
- Ах, это так романтично, что вряд ли в это можно легко поверить. - Римма загадочно улыбнулась. - Знаете, когда я жила в общине "Мистерии", в меня там влюбился один американец, происхождением из русских дворян. Его зовут Маркус Черстер, вы о нём ещё услышите, наверное. Он бизнесмен, занимается немного политикой. Сейчас он на Балканах, и вот как раз он-то пристроил моих дочерей в тамошний Красный Крест. Так вот, у этого милого Маркуса удивительные планы: он хочет возродить в первозданной чистоте русское породистое дворянство. Да и не только русское! Я бывала с ним на приёмах, на раутах; в Петербурге мы участвовали в визите папы римского. Он очень, очень мил. Представляете: за всё время нашего знакомства он ел меня голодными глазами, но ни разу не сделал мне ни одного предложения интимного толка. Не правда ли, совсем другие манеры, чем у наших мужепесов?
- Может, он был педераст? - сказала брезгливо Зиночка.
- Что вы! Он гетеросексуал, уверяю вас. При нём была жена, чёрненькая скуластенькая дурнушка. Я так поняла, что она индианка. Она его обожает!
- Эти американцы вечно женятся на ком попало, - заметила Зиночка.
- Что делать - политкорректность... Но Маркус Черстер прекрасно устроился: наличие жены обеспечивает ему защиту от дурных слухов и кривотолков, а сама она обожает его так, что даёт ему полную свободу. По-моему, у неё не всё в порядке... - Римма сделала неопределённый жест рукой у головы. - Естественно, он нуждается в интеллектуальных собеседницах противоположного пола: ведь у него могут быть и какие-то духовные запросы. Так что я горю надеждой на продолжение наших отношений.
- Завидую вам, - произнесла со вздохом Зиночка. - Мне как-то попадались одни тупые скоты.
- Не горюйте, Зина, может быть, однажды когда-нибудь повезёт и вам, - Римма осторожно подняла двумя пальчиками банку из-под сельди, одним сильным глотком выпила рассол и вылизала донышко банки. - Я ведь ждала своего шанса двадцать лет! Кто только ни попадался мне на дороге за эти годы... Слава Ленский, знаменитый мотогонщик, был влюблён в меня безответной любовью. Он несколько лет назад разбился на трассе в Милане. Мне даже говорили, что это случилось потому, что он увидел на трибунах женщину, похожую на меня, и решил помахать рукой. Но это, конечно, уже романтическая история. Валя Патрикеев, агент Комиссии по экологической безопасности, когда-то ходил за мной как тень. С этим, конечно, ничего не случилось; он сейчас знаменитая персона, в Петербурге заведует какой-то ответственной лабораторией, даже папа римский хотел его видеть. Не знаю, правда, женился ли он в итоге после того случая, когда мы с ним расстались. Ещё был Витя, фамилию его я, правда, не упомню. Вертолётчик из пожарной охраны, Герой России, между прочим... В его гибели я виновата лично: после того, как я отказала ему окончательно, он стал проявлять безумную отвагу и через два года разбился под Мурманском, оставив после себя вдову с тремя детьми, между прочим...
- Мужчины, мужчины, - снова вздохнула Зиночка, - вечно они не заботятся о нас.
- В тот раз я была виновата, - с жёсткой усмешкой проговорила Римма, - я знала, что так кончится. Надо было просто бежать без оглядки. Бегство не отнимает надежды. К тому же, как говорится, с глаз долой - из сердца вон. Я и замуж-то вышла в итоге потому, что видела в этом своё искупление...
Она всхлипнула и энергично прополоскала рот токаем.
- Наша человеческая жизнь, Зиночка, - сказала она, - это путь сплошных искуплений и расплат за ошибки. Вы ещё молоды, но когда-нибудь вы это поймёте сами. От души желаю вам, чтобы вы не наделали тех же глупостей, что достались на мою долю...
Та ободряюще улыбнулась:
- Но ведь теперь у вас есть и любовь, и счастье впереди!
- Ах, любовь, - сказала Римма, почёсывая ногу сквозь вязаные гетры. - Любовь - слишком сильная и сложная материя, чтобы рисковать ею попусту. Знаете, я вообще не уверена, что могу позволить себе любить. Это слишком большая ответственность, даже нагрузка. Кроме того, любовь требует волнений, а у меня стеноз митрального клапана, мне волноваться противопоказано. Знаете, я всё время ношу с собой в сумочке настойку дигиталиса. Это страшный яд, но спасти мне жизнь сможет только он, если моё сердце вдруг остановится. А с таким сердцем - как я могу полюбить?
В вагоне-ресторане того же экспресса сидели тем временем за одним столиком двое солидных мужчин среднего возраста. Один, невысокий и одутловатый, с роскошными усами, напоминал всем своим обликом Эркюля Пуаро. Другой был гладко выбрит; его смуглая кожа создавала не лишённый изящества контраст с обильной сединой в густых тёмных волосах. Оба они держались с непринуждённым достоинством, свидетельствующем о хорошем воспитании. Был четверг, и мужчины ужинали рыбой.
- Господин Лазарус, - обратился смуглолицый к своему собеседнику, - вы много прожили в Новороссийске. Доводилось ли вам пробовать там жареную султанку?
- В Новороссийске - нет, - ответил усатый. - Я ел её в Италии. Султанка - божественная рыба, но, чтобы насладиться ей в полной мере, её надо убивать самому.
- Отчего так? - полюбопытствовал смуглый.
- Это обычай, идущий от древних римлян. Живую султанку в прозрачной вазе убивают, переламывая ей специальными щипцами шею. Тогда серебристая рыба начинает краснеть, становится сперва розовой, как перья фламинго, потом алой, как заря, и напоследок - бордовой, как кровь. А через несколько минут эта феерия повторяется в обратном порядке.
- Ваш рассказ, наверное, шокировал бы любителя животных, - улыбнулся смуглый.
- Ах, оставьте это, господин Селим Тилки-бей, - помотал головой Лазарус, - в этом нет ни капли избыточной жестокости. Рыба всё равно будет убита и зажарена, и какая ей разница, наслаждаемся ли мы зрелищем её смерти? Я вырос на зрелищах корриды... К тому же я люблю животных. У меня у самого было маленькое пушистое домашнее животное, енот-полоскун, правда, его всё время полоскало, пришлось избавиться от него... Но это ничего не значит. Я люблю животных.
- Забавно, - вновь улыбнулся смуглый Селим Тилки-бей. - А как вы относитесь, скажем, к волкам?
- Волк суть животное мифологическое! - объявил Лазарус. - Качества волка: жестокость, смелость, верность стае. Образ волка пронизывает европейскую культуру - от Аполлона, бывшего своего рода воплощением ликантропии для древних дорийцев, через миф о волчице, вскормившей Ромула и Рема и давшей, таким образом, материнское молоко для всей нашей цивилизации, до преданий северных народов, где с волками зачастую отождествляли себя герои. Волк - символ Европы, господин Тилки-бей!
- Только не романской цивилизации, видимо, - ответил тот, подцепляя кусок рыбы на вилку. - У латинян слово "волчица" имело другое значение, оскорбительное. В оскорбительном ключе употребляет его и автор "Божественной комедии", прибавляя к описанию волчицы слова "la bestia senza pace" - зверь, не знающий покоя.
- Владеете итальянским? - Лазарус посмотрел на собеседника. - Похвально... Но позвольте вас разочаровать: римляне, называя "волчицами" своих публичных женщин, вовсе не выражали таким образом своё презрение к ним. Профессия гетеры считалась почётным занятием, во всяком случае - не менее почётным, чем профессия, скажем, квестора или комициального трибуна. Волчьей шерстью римские невесты перевивали дверные столбы в доме будущего мужа. В христианские времена взгляды, конечно, изменились. Хотя вряд ли вас заинтересуют такие исторические детали прошлого христианского мира...
- Отчего же, - Селим Тилки-бей не переставал улыбаться, - это весьма интересно. Ведь Технотопия основана на христианских философских ценностях.
- Западный мир, но не Технотопия, - Лазарус промокнул салфеткой усы. - Мне, католику по воспитанию, многие из ценностей Технотопии кажутся ересью, честно говоря. Но ведь вы, мусульмане, отстоите от них ещё дальше. Ваше понимание сакрального...
- Не будем углубляться в теологический пласт разговора, - Тилки-бей поднял руку. - Ещё в годы моей ранней юности один мудрый пожилой человек научил меня не вдаваться в столь деликатные материи. Официант, - он подозвал стюарда, - будьте любезны, ещё бутылку малаги. Я, дорогой Лазарус, могу считать себя гражданином всего мира. Для меня несть ни эллина, ни иудея; кроме того, не забывайте, что я вырос в светской стране. Когда я родился, над моей родиной ещё реял красный флаг.
- Чтите память Мустафы Кемаля?
- Конечно. Он был первым, кто сделал Турцию по-настоящему европейским государством. Так что, дорогой господин Лазарус, не закрывайте перед непросвещённым и тёмным азиатом врата храма европейской культурной традиции - Ататюрк уже сбил с этих дверей ваши священные печати.
- Что ж, - кивнул Лазарус, - если вы настаиваете... Кстати, кто вы по образованию?
- Сейчас я врач, - сообщил ему Тилки-бей. - Хотя по основной профессии я был учёным, биологом. Мой наставник - эпидемиолог, известный профессор. Он настаивал на том, чтобы я продолжал его карьеру, но я избрал несколько другой путь. А теперь в мире возник дефицит в специалистах моего профиля, и я еду в Югославию, чтобы провести несколько сложных операций...
- Да, на этих южных курортах иногда прихватывают всякие странные болезни, - кивнул Лазарус, вполне удовлетворённый своей проницательностью. - Ну что же, как медикус, вы можете, очевидно, похвастаться латинской учёностью. Тогда вернёмся к разговору о волках. Начнём, пожалуй, с "Героид" Овидия Назона...
В этот момент официант, вернувшийся с бутылкой малаги, поставил её на стол и наклонился к уху усатого мужчины.
- Господин Лазарус, вас просят срочно пройти в купе. Ваша секретарша...
- Которая именно из трёх? - брюзгливо переспросил Лазарус.
- Рыжая.
- Иезус Мария, это надолго. Простите, господин Селим Тилки-бей. Боюсь, мы вернёмся к нашей беседе только за завтраком. Вы ведь завтракаете здесь, в вагоне-ресторане?
- Я ещё не решил, - улыбнулся Тилки-бей. - но ради столь приятной компании...
- Что ж, благодарю за комплимент. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи...
Селим Тилки-бей не торопясь доел рыбу, выпил стакан малаги, заказал чай и крекеры, расплатился по счёту. В окнах мелькали чистые, словно картины Куинджи, сумеречные украинские пейзажи, залитые поверху прозрачным светом луны. Прихлёбывая чай, Тилки-бей рассматривал их с неподдельным интересом ценителя.
Посидев ещё немного, он вышел.
В тамбуре соседнего вагона к нему прицепился какой-то бритоголовый субчик с кривым ножом устрашающего вида. Руки субъекта исколоты были странными татуировками.
- Знаешь, что это такое? - дыхнув перегаром, бритоголовый сунул Тилки-бею под нос татуированное запястье.
Тилки-бей секунду разглядывал синие разводы, затем улыбнулся субъекту:
- Знаю, - ответил он по-русски. - Это славянская богиня Мокошь.
- Это тебе от неё, хад! - Бритоголовый двинул Селима Тилки-бея рукоятью ножа в пах. Тот увернулся - удар пришёлся в бедро. Бритоголовый тотчас ударил снизу в челюсть лезвием, промахнулся на сантиметр. Тилки-бей с полуоборота нанёс ответный удар двумя руками в шею нападающего. Тот выронил нож, вскрикнул; Селим Тилки-бей ударил его ногой в живот. Лязгнула дверь тамбура, очевидно, заранее распахнутая самим бритоголовым. Тилки-бей ухватил его за шиворот и выкинул в темноту.
- Гюле гюле, - вежливо попрощался он по-турецки с улетевшим в сумрак головорезом. И, закрывая дверь тамбура, прибавил по-русски:
- Ну почему меня всё время бьют?! Чуть не раскровенил мне хлебало, идиот вонючий...
Раздосадованно махнув рукой, Тилки-бей прошёл дальше по вагонам, к своему купе.
В коридоре одного из вагонов стояла у окна Римма, курившая сквозь янтарный мундштук папиросу "Беломорканал". Селим аккуратно обошёл её, пробормотал извинения, зашагал дальше, к выходу из вагона. У самых дверей в тамбур он вдруг обернулся и внимательно посмотрел на Римму, как будто силился сообразить или вспомнить что-то.
Почувствовав на себе внимательный взгляд Тилки-бея, Римма ободряюще улыбнулась ему в ответ.
Медленно отъехала вверх и в сторону белая крышка медицинской капсулы. Вучетич открыл глаза и замигал от розовато-серого света, показавшегося ему невыносимо ярким.
- Вы можете попробовать встать, - сказал седой врач-еврей, сидевший у пульта капсулы.
Вучетич закряхтел, подогнул ноги, сел. Зудела кожа. Детектив оглядел себя и понял, что кожа зудится от одежды: светло-фиолетового комбинезона из гладкого трикотажа, плотно облегающего тело.
- Чешется? - спросил у него врач по-русски.
Тот кивнул.
- Так и должно быть. Одежда защищает кожу от вредных воздействий, по крайней мере - в первые дни.
- Что со мной случилось?
- Атомный взрыв, - сказал врач, - в упор. Вам чуть мозги не вышибло, приятель.
- Так, - вновь кивнул Вучетич. - А теперь закономерный вопрос. Какая сука бросила атомную бомбу?
Врач крякнул и зажал между коленями волосатые мягкие руки:
- Проект АМО - помните, что такое? Так вот, у командира регионального отделения проекта Роора не оставалось другого выбора для решения возникших оперативно-тактических задач...
Вучетич страшно выругался по-сербски.
- Послать этого Роора теперь туда с лопатой, - закончил он, - разгребать всю эту дрянь.
- Он и так там, но несколько по другому делу, - ответил врач. - Дело в том, что Сербия захвачена какой-то Армией Славянского Единства. Роор понижен в должности до начальника оперативного отдела региона и теперь отбыл в Белград на оперативно-агентурную работу...
- Маркусовцы, - кивнул Вучетич. - Надо бы выбить их оттуда. Постойте-постойте, что значит "Сербия захвачена"? Их там сколько?
- Тысяч пятьдесят, - сказал врач, - из них шесть с лишним сотен ксеноморфы.
- А правительство? Армия?
- Никто не успел толком опомниться. Кроме того, я не совсем точно выразился: захвачена не Сербия, а один лишь Белград. Этот воевода Михаил Баум точно знает свои силы. Выбить их из Белграда, не разрушая город, будет достаточно тяжело, а на новые бомбардировки сейчас, к сожалению, не пойдёт ни НАТО, ни сербское правительство. К тому же эти субчики из Армии распространяют свои декларации с призывами к панславянизму, и к ним начали стекаться добровольцы, особенно из России...
- Они что, - буркнул Вучетич, - не понимают, что работают на банду монстров?
- Ксеноморфы, - возразил врач, - вернее, оборотни-волки, для них вроде талисмана. Древняя сила Балкан - вот как они их называют в своей официальной пропаганде.
- Эх, - сказал детектив, - вот выпрошу у проекта АМО много-много актинических кинжалов, поеду в Белград и разберусь с этой древней силой как следует... Кстати, - спохватился он, - а где я сейчас?!
- На базе "Палеоарктика", в южной Австрии.
- Ф-фух, слава богу. Я на секунду подумал было, что мог попасть к ним в логово... Кстати, а как я выжил?
- Сложный вопрос, - врач покачал головой. - Во-первых, ещё до атаки вы забрались в какое-то парковое сооружения из камня, под которым было много воды. Это несколько защитило вас от вспышки света, а потом и от воздушного удара. Если бы вы, скажем, просто укрылись за камнем - вас, вернее, ваши обугленные кусочки, вынесло бы ударной волной примерно на Ленинов Бульвар. Подвал отчасти спас вас, хотя вы и получили сильные ожоги, когда вода испарилась под действием огня.
- А дальше? - заинтересовался Вучетич.
- А во-вторых и в главную очередь, вас спасло невероятное совпадение обстоятельств. Незадолго до взрыва вы были укушены волчицей-ксеноморфом, помните? Так вот, если бы вы заразились через кровоток, - вернее, как говорят у нас, вас бы активировало, - ваши шансы на выживание оказались бы ничтожными. Вспышка света была настолько сильной, что убила бы любого ксеноморфа в радиусе двух километров, даже отражённым излучением. Для вас же это означало только страшные ожоги. А потом, через несколько минут, начавшаяся лихорадка разнесла активную кровь по вашему телу. Вы всё же стали ксеноморфом, и все прочие ваши повреждения зажили. Так что на память о бомбардировке вам остался только шрам на месте укуса, на левой руке. Увы, пока мы не можем свести его даже косметической операцией...
- Значит, я всё же стал ксеноморфом, - вздохнул детектив. - Обидно. Да, кстати, там ведь находились ещё два ксеноморфа, Стелла Симберг и девушка по имени Лина, я забыл спросить её фамилию. Что с ними, вы не знаете?
- Они выжили, - ответил врач, - но чудом. Преследуя трёх волков, они забежали следом за ними в подвал торгового комплекса. В этот момент произошёл взрыв. Девушкам удалось выкопаться из-под обломков. К настоящему моменту Стелла на задании, а Лина - здесь, в соседней палате...
- Хорошо, - сказал Вучетич. - Много ещё народу погибло?
- Больше семисот человек. Включая тех, кто умер в первые трое суток от радиации.
Вучетич оскалился и сжал кулаки.
- Всё из-за этой мрази Маркуса! Я ещё покажу этому скотоложцу... Когда я смогу попасть в Белград?
- Не знаю. Это зависит от вашего самочувствия. И ещё от многих причин. Кроме того, мне говорили, что вы хотите впоследствии работать на проект...
- Да, не откажусь. А могу ли я увидеть Лину?
- Можете, - сказал доктор. - Завтра, примерно в десять часов утра.
Международное сообщество, конечно же, не признало Армию Славянского Единства организованной и законной политической силой; тем удивительнее была та поспешность, с которой оно аннулировало фактическое существование законного правительства Сербской республики. Между тем, страна почти оправилась от неожиданного удара. Из Белграда начался отток жителей, который новый военный комендант города сперва не принял в расчёт. Правительство и военное командование сосредоточились в Шабаце, фактически под боком у столицы; Смедеревска-Паланка и ряд южных городов республики превратились в очаги стихийного сопротивления. Воевода Баум послал в эти проблемные зоны несколько отрядов своих волков, нанесших сербским лоялистам немалые потери. Против них правительственные войска не имели ни опыта, ни оружия.
Тем временем командир 19-й сербской стрелковой дивизии генерал Душан Мандич добился приёма у главнокомандующего.
- Волки эти - оборотни, - сказал он хмуро, - а значит, бить их надо серебряными пулями...
- Святой водой не пробовали? - иронически спросил главнокомандующий.
- Пробовали. Поливали с самолётов. Не помогает. Попы уже охрипли, а толку от той воды никакого. Серебро нужно...
- Да пошёл ты... - сказал на это главнокомандующий.
Вернувшись в свой штаб, Душан Мандич вызвал два десятка оружейных умельцев, числившихся в штате его войск. Мастера взялись за дело, и через шесть часов на столе командира дивизии лежали семьсот патронов калибра 5,56х45 с тускло отсвечивающими серебром пулями - на большее благородного металла пока не хватило. Генерал вызвал к себе командира диверсионно-десантной роты и показал ему на россыпь странных патронов.
- Применить...
В среду вечером отряд десантников выбрался на дело. Дело было пустяковым: нападение на блокпост Славянской Армии у южной окраины Белграда. На блокпосте дежурило пятеро волков и около тридцати солдат. В сумерках сербские десантники пошли на приступ. Блокпост был взорван, а в четыре утра генерала Мандича подняли с постели:
- Вернулись!
Десантники стояли в ряд, тяжело дыша от гордости. На земле лежали три мёртвых человеческих тела в облегающих эластичных поясах, составлявших всю их одежду.
- Серебро свинца немногим сильней, - доложил командир, - но всё же убивает их раза с седьмого. Вот они, оборотни!
Присутствовавшая при этом событии корреспондентка "Рейтер" Эльза Биркхем немедленно передала сообщение о случившемся - и стала миллионершей раньше, чем взошло солнце.
Мир впервые всерьёз заговорил о ксеноморфах.
К вечеру четверга в распоряжении Мандича было две с лишним тысячи серебряных пуль. Ещё двадцать тысяч таких странных боеприпасов заказано было в Швейцарии, и остряки всего мира в тот же день переполнили информационные сети анекдотами на эту пикантную тему.
Утром следующего дня в древнем Угличе служили заутреню в церквах. Молились о ниспослании победы христолюбивому сербскому воинству противу порождений мрака. Закончилось богослужение; старые богомолки крестились, подходя к иконам, касались древних досок. А потом серебряные оклады сняли с икон, уложили в ящики, заколотили, передали стрелкам внутренних войск, укладывавшим их в специальные бронированные машины. К полудню ящики перегрузили в самолёт, и уже к вечеру оклады оказались в цехах Тульского оружейного завода, спешно готовившегося к выпуску большой партии серебряных пуль.
Столовые приборы, украшения, предметы культа, серебряные старинные монеты, использованные фотоплёнки из архивов, даже медицинские инструменты и ордена из серебра - десятки килограммов добровольно пожертвованного лунного металла поступали на оружейные заводы, чтобы превратиться в смертоносное оружие в руках бойцов сербской армии.
Поразить силы зла, не считаясь с ценою победы!
Таков был древнейший из символов веры сыновей и дочерей Земли?
- Представляете, - сказала Римма, - я только что встретила в вагоне ещё одного человека, которого когда-то знала с самой милой и романтической стороны...
- Кто же он, этот счастливец? - полюбопытствовала Зиночка.
Римма уже битый час сама ломала голову над этим вопросом. Этого человека она видела раньше, но когда? То ли очень давно, то ли, наоборот, совсем недавно. В памяти Риммы отпечаталось только то, что обстоятельства этой встречи были донельзя куртуазными.
- Да несколько дней назад. В Петербурге, на приёме в честь приезда папы римского! - выпалила она. - Мой милый Маркус познакомил меня с ним, но я была так возбуждена всем происходящим, что не запомнила ничего толком. Кажется, это консул Монако. Помню только, что он был очень галантен. Полчаса, проведённых в моём обществе, оставили в нём столь неизгладимое впечатление, что он приглашал меня покататься с ним на яхте. И вот, - Римма закатила взор, - он здесь, в этом поезде!
- Как интересно! - ахнула Зиночка. - Но как зовут этого кавалера?
- Я запамятовала... сложное итальянское имя. Эти итальянцы - они такие смешные, когда пытаются представиться, вы не поверите. Думаю, им и самим сложно запомнить, как их зовут. Помню, со мной знакомили одного итальянца, так он, несчастный, как краснел от смущения, что никак не мог выговорить собственное имя - Аугусто Симплисио де Сальсерья. А этого... кажется, фамилия у него Паллавино. Но вот имя не вспомню - хоть убейте.
- Счастливица! - сказала Зиночка, постаравшись вложить в свой голос как можно более яркие оттенки женской зависти. - Но... не представите ли вы ему при случае меня?
- Боюсь, это будет воспринято им как попытка подменить один объект внимания другим, - вздохнула Римма. - Это может дурно кончиться - итальянцы так обидчивы! Но, с другой стороны, - она ободряюще улыбнулась Зиночке, - надо же ввести вас в настоящее общество. Просто мне нужно придумать, как сделать это с достаточной долей шарма. Не хотелось бы, чтобы мои друзья там, на Западе, принимали меня за сермяжное быдло...
"А пока что я попробую вспомнить, как его зовут, - подумала Римма про себя, - и потом убедительно объяснить причину своей забывчивости этой крашеной дурёхе. Самураи учат, что никогда ни при каких обстоятельствах нельзя терять лицо...".
- Скажите, - спросила между тем Зиночка, - а ваш друг Маркус не приревнует вас к этому итальянскому красавчику? Ведь если он настоящий мужчина, достаточно было бы одного намёка, чтобы вспыхнула вендетта из-за женщины. У американцев, особенно у южан, это когда-то было в большой моде.
- Вы говорите страшные вещи, милочка! Я боюсь подумать об этом: ведь Маркус так ревнив, - заметила Римма, между делом припомнив, что странный субъект в коридоре, пожалуй, как-то связан с Маркусом. Неужели её ненаглядный рыцарь решил приставить к ней охрану? С учётом того, куда она на самом деле едет и чем собирается там заниматься, это было бы в высшей степени благородно и предусмотрительно с его стороны. "Расскажу-ка я ей немного про Маркуса, - решила она. - Глядишь, и сама вспомню что-нибудь полезное..."
- Я ведь вам уже говорила, - произнесла она, укладываясь в койку, - что Маркус Черстер по крови примерно на четверть потомок чистопородных русских дворян. Вендетта из-за женщины - в нашем аристократическом менталитете этого нет. Можно стреляться на дуэли, защищая честь женщины, но нельзя насилием добиться её благосклонности. А для Маркуса это ещё и вопрос принципов. Он очень щепетилен в вопросах сохранения личной чести. И это для него не пустая благоглупость, особенно учитывая, чем он занимается сейчас там, в Сербии...
- А чем он занимается в Сербии? - Зиночка широко распахнула глаза.
Римма натянула одеяло до подбородка. Минуту решала, говорить или не говорить. Потом решила сказать. Всё равно со дня на день это просочится в прессу. Вместе с её фотографиями, разумеется.
- Маркус Черстер, - медленно, смакуя каждое слово, произнесла она, - и есть настоящий инициатор создания Армии Славянского Единства. Его настоящая цель - реформировать ту империю православных народов славянской крови, которой была когда-то Византия, а позже Россия. Он думает о возрождении в будущем истинной славянской аристократии. По мнению Маркуса, только это может спасти наши народы от окончательного забвения своих духовных ценностей. Его настоящая фамилия, - тут Римма приподнялась на локте и сообщила доверительным шёпотом своей собеседнице свежепридуманную информацию:
- Его фамилия - Чарторыйский!
- Ах, в самом деле?! - воскликнула Зиночка. - Это же очень знаменитый род! Но подождите: вы сказали, что Византия тоже была славянской империей? Разве Второй Рим не принадлежал грекам?
- Греки и есть славяне, - удивилась Римма. - Разве вы не читали современных исследований о происхождении народов и рас? Наши с вами предки и были прародителями великой греческой цивилизации. А славянами называли себя те из народов, которые приняли православную веру, то есть те, которых обращал в христианство сам Иисус, без посредства своих апостолов. Отсюда, кстати, и происходит само слово "славяне" - от "право-славие". Да ведь важно-то не это...
- А что же важно?! - Зиночка на этом месте вся превратилась в слух, боясь пропустить ещё хоть одну удивительную подробность.
- Видите ли, в общине "Мистерии", где я принимала схизму, Маркус Черстер нашёл меня не просто так. Я сама аристократка по происхождению, я ведь вам уже говорила это, кажется... А вся та катастрофа, которая происходит сейчас в мире, как раз и происходит только потому, что несколько веков назад человечество начало планомерно губить свой цвет, свою аристократию. Казалось бы - естественное желание равенства. Ан нет! Люди не равны биологически, тем более не равноценны их души перед лицом высших сил, сил сверхъестественных. Вот природа и мстит за эту уравниловку. Но Маркус - из тех, кто способен вернуть обществу утраченное им равновесие. Он - избранный.
- Как это так?!
- Вы слышали о Высшей Крови? Есть аристократия приобретённая, выслуженная. По Табели о рангах, скажем, любой мог выслужиться в дворяне за храбрость или заслуги. Разве это аристократия, скажите на милость? И есть аристократия прирождённая, изначальная, ведущая свой род от первых дней существования людей. Сама Неназываемая, которую мы, православные, называем сейчас Богом, отметила предков истинных родов Высшей Крови своим благословением. И первые же восстания, первые же бунты черни направлены были против тех, кто принадлежал Высшей Крови. Они были вынуждены затаиться, и тогда мир зашатался без их поддержки. А несколько сот лет спустя он, - Римма сделала жест рукой в сторону окна, - рухнул!
Зиночка прикрыла лицо руками.
- Как это похоже на правду! - воскликнула она.
- А вы не верите?!
- Почему? Наоборот! Прекрасный символ для описания всего того беспросветного ужаса, что творится вокруг нас...
- Это не символ, - сказала Римма полушёпотом. - Высшая Кровь существует. Знак её прост: с незапамятных времён принадлежащие к ней могут принимать обличье других животных. Благородных животных! Волков, львов, орлов... то, что изображалось на древних гербах!
Собеседница Риммы с вежливой деликатностью улыбнулась и взялась за иллюстрированный ежедневный журнал, купленный пару часов назад у разносчика.
- Вы, конечно, не верите мне? - спросила Римма, сама от себя не ожидавшая, что возьмёт вот так и выболтает случайной спутнице величайшую из тайн Маркуса Черстера.
- Отчего же? - Зиночка раскрыла журнал. - В наше время бывает много интересного...
Римма поняла, что потеряла только что в глазах девушки весь свой заработанный по крохам авторитет.
- Вот что, - сказала она, доставая из сумочки маленький портативный медиацентр. - Вы мне нравитесь. Легко может оказаться, что и в жилах ваших предков текла когда-то Высшая Кровь. Вы имеете право знать правду.
- Правду? - Спутница Риммы вновь отложила журнал и подняла брови, как будто ни разу раньше не слышала правды и заинтересовалась тем, что же это на самом деле может быть такое.
- Полистайте это, милочка, - Римма протянула ей медиацентр. - Это альбом, присланный мне моими дочерями. Они сейчас помогают Маркусу во всех его планах, и у них, несомненно, есть в его свите шансы на удачное замужество. Может быть, хотя бы это развеет ваш скептицизм.
Зиночка осторожно приняла из рук женщины серую коробочку медиацентра и погрузилась в изучение снимков и коротких роликов, сменявших друг друга на экране.
- Именно они сейчас и хозяйничают в Белграде, - пояснила ей Римма, пока та листала файл за файлом. - Оборотни. Настоящие оборотни из легенд. Они неуязвимы для оружия, их нельзя убить пулей или взрывом, на них не действуют яды и болезни. Они стареют очень медленно - можно даже сказать, что они не стареют никогда. Они не знают, что такое варикоз вен... Но все они, - прибавила Римма, - несут на себе печать проклятия. Их Высшая Кровь подверглась разбавлению, и теперь солнечный свет убивает их! Чем больше их род уходит от древних истоков - тем сильнее действует это проклятие.
Зиночка вернула медиацентр владелице, бросила украдкой взгляд на свой журнал, раскрытый на статье под многообещающим заголовком "Оборотни - древняя легенда или новая гримаса Кризиса?" и вновь вежливо улыбнулась.
- А серебро? Серебро на них действует?
- Только на тех, - ответила Римма загадочным шёпотом, - чьи предки, не принадлежавшие к Высшей Крови, виновны в её пролитии...
- А как становятся оборотнем? Ваши дочери как-то забыли рассказать об этом.
- Ими не становятся, а рождаются. Вы разве не поняли ещё? Но, чтобы разбудить зов Высшей Крови, необходим какой-то ритуал, - по-прежнему загадочно произнесла Римма. - Вы знаете, много лет своего существования секта "Мистерия" как раз и занималась поисками такого ритуала. Но нашёл его в итоге, конечно же, Маркус. Ведь тайны Высшей Крови открываются только тому, кто отмечен Неназываемой...
- Вы сами тоже... можете всё это?!
Римма улыбнулась:
- Пока нет. Вы всё ещё можете спать со мной в одном купе безопасно. А там - как знать... Я ещё не прошла испытаний. К тому же, - прибавила она, - Маркус хочет, чтобы я помогала ему в его делах, связанных с Россией. Мне в первое время будет не до ритуалов. Ведь мне предсказано, что моя миссия - заменить матриарха, когда та умрёт.
- Матриарха?! - удивилась Зиночка.
- А вы не знаете её? Сельва де Луна, наследница аристократического титула, живое воплощение богини и матриарх "Мистерии". Жаль, что дни её сочтены: таково пророчество. Но мне предстоит заменить её. Я ведь вам говорила про своего ангела-хранителя, Валю Патрикеева? Когда-то он мне так и сказал: "Вы далеко пойдёте, Римма, вы с такими амбициями хоть Сельву де Луна заменить можете, когда та скопытится в конце концов". Вот я и иду... по предначертанному. Так что, - она улыбнулась ободряюще, - возможно, вы даже опередите меня на этом пути. А потом... потом наступит прекрасное время! Мир снова погрузится в блеск! Лакеи, рауты, лимузины, шампанское, икра, севрюга, золото, патэ де фуа гра. И ни-ка-ких очередей! Никаких бабок в переполненных автобусах! Ни слова мата... Молодость, красота, шарм, интрига, страсть - это всё для нас с вами, Зиночка!
- Как прекрасно! - восхищённо прошептала та. - Весь мир, всё, как на ладони - и он сияет, точно ресторан!
- Но это потом, потом... - строго сказала ей Римма. - Ведь вы, надеюсь, достаточно умная и взрослая женщина, чтобы никому не выболтать всё то, что я тут рассказываю?!
Зиночка кивнула. Она была и в самом деле достаточно умной и взрослой женщиной, чтобы к этому моменту успеть придумать целый план действий. План этот представлял собой головокружительную и совершенно преступную авантюру. Девушка с кольцом в носу приняла твёрдое решение: избавиться от попутчицы ? дуры и врушки, а потом, пользуясь сообщёнными ей сведениями, самой заменить Римму при её дочерях. Это открывало Зиночке прямой путь к Маркусу Черстеру, а через него - в тот ресторан, которым должен был стать весь мир по головокружительному плану Риммы. План включал в себя убийство и подлог. Однако Зиночка уже успела на несколько раз пересмотреть каждую из его деталей, так что в конце концов это стало казаться ей совершенно естественным небольшим приключением для молодой женщины, едущей в отпуск развлекаться после нескольких недель скучной и упорной работы в Москве. Ни одна из аморальных деталей этого плана не показалась юной хищнице достойной даже мимолётного сомнения.
- Я вам завидую, - сказала она. - Вы и в самом деле нашли свою судьбу. Но кто же этот итальянец, так настойчиво преследующий вас своим вниманием здесь, в поезде? Ведь в его жилах наверняка тоже течёт Высшая Кровь? Иначе вы бы не обратили на него внимания, не так ли?
Римма засопела носом:
- Послушайте, милочка, это история на целую ночь, а я уже начинаю задрёмывать. Если я сейчас не засну, потом я буду ходить весь завтрашний день с тяжёлой головой, а возможно, мне придётся даже выпить таблеточку реланиума. Давайте отложим этот разговор на завтра - всё равно у нас ещё почти целый день пути...
"Наболтала ей чего ни попадя, - корила она сама себя тем временем. - Убить её, что ли, во сне? Вон, дигиталис у меня в сумочке. Мне он ни к чему, а ей флакона хватит. И через шесть часов ничего не докажешь - разрыв сердца, и всё. Это уже было в каком-то детективе... Да ладно. Неважно всё это."
К этому моменту Римма уже сама искренне поверила, что в её сумочке лежит смертоносный дигиталис. Отгоняя от себя нехристианские мысли, женщина заворочалась, пытаясь поудобнее устроиться на жёстком железнодорожном лежаке.