Аннотация: Вечный Токарь, Музыкальный момент и День города.
Вечный Токарь
Дожили до юбилеев, сначала мы с женой тихо проигнорировали мое пятидесятилетие и одновременно 25-летие совместных мытарств, затем поздравили Изеговых, а вот теперь дошел черед до Грехова, - еще один Полтинник появился.
Шума из этого события тоже не делали. Его жена давно пропускала мимо ушей такую мелочь, как рождество своего муженька, - последние годы уже почти безобидного пьяницы. Но когда на пороге появился нечастый последние годы гость с подарочным тюком, ей пришлось подсуетиться, и сварить пельмени пока мы с юбиляром ползали в ближнюю "Кубышку" за бутылкой "Дымки". Вообще-то к подобным изыскам Вовик не привык, последнее время в связи с пошатнувшимся здоровьем употреблял исключительно настойку боярышника, а с отпускных денег - красную "Душевную" настойку нашего СВЗ.
Начали на кухне стоя. По моему настоятельному требованию хозяйка разыскала два последних хрустальных сапога, один клеёный, и я перелил в них содержимое из новых стаканчиков.
- ... Спи спокойно, товарищ! - закончил я свой краткий тост. Грехов возмутился, - Ну, ты и сказал! - Но я вовремя поворотом головы в сторону прихожей, где лежало новое одеяло, поправил ход его мыслей. - А, ты в этом смысле! - сразу повеселел мой старый приятель.
Дальнейшая беседа уже шла на диване перед вечно включенным телевизором "Горизонт" 86 года выпуска (в другой комнате стоит "Самсунг", но им пользуется исключительно супруга).
- Читал твою статью в "Скате" про Чижа, - усмехаясь и облизываясь вместо закуси, вымолвил юбиляр.
- Да, там редактор все острые моменты, как всегда, вырезал. Это только глава, на сайте целая повесть. Там и про тебя есть. Как в Москву ездили и вообще.
- Да, весело тогда в поезде ехали, Юрку утром потеряли, а на вокзал за минуту до отхода поезда еле успели!
- Я в метро впопыхах не тот вагон выбрал, минут пять ушло на развороты. Сын-то у тебя как? Все в Москве работает?
- Зарабатывает, говорит, по 30 тыщ в месяц. Хочет наверно на квартиру накопить, да жить отдельно, мать девок гоняет. В октябре обещал приехать.
После приятных воспоминаний разговор перешел на суровую действительность.
- Это вообще дурдом! Кругом колючка, ни одной дыры в заборе! Концлагерь! Запах есть? - влетел на год! - Так Вовик уже привычно жаловался мне на новые "эсесовские" порядки на своем фанерном.
- В понедельник ходил получать отпускные, так и то охранник не пускает. Обнюхал всего и спрашивает:
- Вчера пил?
- Нет не пил.
- Не может быть! Вчера День Леса был!
- Не пил, денег не было, вот, пришел за отпуск получать.
- А почему глаза стеклянные!?
- У меня всегда такие!
- ... Ладно, - буркнул, - проходи...
- Расскажи-ка лучше, как у тебя палец отнимали, - сменил я тему.
- Ну, ты знаешь, я уже на правой руке делал операцию лет десять назад, а нынче решил и на этой руке сделать, а то скрючиваться стала, - работать неудобно. Отдохну, думаю, месяца два, - концлагерь этот остохуел. Сначала все нормально шло. Месяц пролежал. Тяпнули в палате... Да, там чуть не каждый день пьют! Чо делать-то? Люди все здоровые, не сердечники. Е...ный Коробейников!! Выписал меня домой! А тут на пенсию одного провожали, на обратном пути около дома поскользнулся, - говорят, палец у меня на одной коже болтался, как сопля. Сам ничего не помню. Скорая по быстрому обработала. Через день как протрезвел, - на прием, - с похмелья идти нельзя, - положили опять в травматологию.
Но, доложу я тебе, медицина у нас! Самодельная хреновина такая, палка с дырочками, только из нержавейки. Обыкновенной дрелью палец просверлили тут и тут, и проволоку просунули, тоже из нержавейки, а там, на резьбе гайки и штифты, все самодельное, сверху резинку с болтом, закрутили пассатижами, - малый аппарат Елизарова! Вместе с сестрой вцепились, тянут, думаю, руку оторвут! .... Какой наркоз?! Обкололи только новокаином, все вижу, чо делают.
Через три недели сняли, лангетку одели, послали на рентген. Там лангетку давай снимать, размотали, рентген сделали, потом по новой одевать! Рассматривает снимок: "Не срослось... Чо с пальцем будем делать?" Ты хирург, ты и думай, говорю. Два дня думали. Опять прибежал: "Чо с пальцем будем делать!" Приехал Сычев из Кирова, - лечился там, - и говорит: "У тебя палец всё равно не рабочий будет. Давай отхерачим!!"
- Это что! В соседней палате один вотин лежал, - порассказал про свои болезни... Сначала год лежал с переломом позвоночника. Потом простыл, съел таблетку аспирина, - получил дырку в желудке. Стали резать, сделали наркоз, - отпал, электрошоком еле откачали. При операции на желудке, - повредили горло, - и теперь каждый год в горле чо-то ковыряют. Три инсульта случилось, пока болеет. Сейчас еще нашли радиацию в крови, - говорят после службы в ракетных войсках. Труба! Палец - это херня! У нас в цеху у одного мужика шесть пальцев на обеих руках осталось, - и ничего, даже инвалидность не дают.
- Мы к тебе с Чижом приходили, когда открытие пристроя к пятой школе было в день города. Специально шли, у нас с собой вино было: бутылка спирта и четушка водки, - накануне не допили. Где ты был?
- Не помню, мог в магазин уйти...
Мог, подумал я, припоминая тихие лунатические шаги за дверью...
(сентябрь 2005)
Вечный Токарь-2
Надо сказать, что больше всего на свете Вовик ненавидит ходить на работу (любит сидеть на бюллетене). Что совершенно немудрено, так как делает он это с постоянством швейцарского часового механизма; за свой беспорочный 30-летний стаж с места на место переходил всего пару раз. Двадцать лет пахоты от звонка до звонка на РМЗ, где в Советское время из него выжимали до четырехсот деталей за смену. "Поссать некогда!" Сельское хозяйство Страны Советов, как внушали Вовику комсорги и парторги, жизненно задыхалось без поставок новой техники. И Вовик старался, точил и шлифовал все годы одни и те же детали для кормодробилки. Это такая штуковина на колесах с мотором, простая и надёжная как автомат Калашникова (кстати, так и называется - АКМ), которая дробит на мелкие кусочки всё, что в нее ни кинь: мёрзлые корнеплоды и солому, хвойные лапки и толстые ветки, пригодные на дрова. Всё шло на корм голодному колхозному стаду. Как незаменимого кадра Вовика даже не отвлекали на обычные в то время хозработы и ежегодную помощь колхозникам в спасении урожая.
Но однажды, все-таки, Грехову дали подышать свежим колхозным воздухом малой родины. В тот раз то ли ящик с заготовками куда-то запропал в соседнем цехе, то ли бухгалтерия как обычно напутала, то ли еще что, но работы для ударника соцтруда в тот день не нашлось. И пришлось ценного работника, токаря 6-го разряда, как самого обыкновенного разнорабочего отправить на перековку в колхоз. Тут он узрел воочию своё Детище. Вот она! Стоит родимая, сиротливо поблескивая свежей краской на краю поля. На борту знакомый трафарет: "Внимание! Береги руки!", а вот тут под защитным кожухом его осточертевшая за годы трудов муфта ...
Однако стоит новенькая кормодробилка без колес, - их присмотрели сообразительные механизаторы для своего прицепа. Да и в движке недостаёт многих внутренностей, - их растащили на запчасти колхозные шофера. Крышку агрегата унёс дядя Вася, - приспособил в качестве дверцы в своём домашнем свинарнике. Только его знакомую муфту никто не присмотрел: на запчасти она не годна, никуда кроме своего основного назначения её не приткнёшь.
Вообще из той ознакомительной поездки Вовик уяснил для себя фантастический факт: половину присылаемой в колхозы сельхозтехники (тракторы, прицепы, дробилки и даже комбайны СК ДОН) колхозные рационализаторы и домашние Кулибины разбирали на запчасти для другой рабочей половины техники. Советские заводы гнали план по производству готовых изделий. А вот запчасти к ним делать не успевали, - в победных рапортах они смотрелись тускло.
После такого разочарования в результатах своей деятельности, Грехов окончательно перестал доверять парторгу, (комсорг не в счёт, свой мужик, с ним всегда пили в компании, его насилу назначили на эту должность, и оттого его правильные слова на собраниях никто, в том числе и он сам, всерьёз не принимал.) А вскоре и перестройка подоспела, а вслед за ней и зарплату давать перестали. Беспорочно отпахав 20 лет, Грехов ушел со своего РМЗ на Фанерный комбинат, который благополучно выживал за счет экспорта. Работы здесь в сравнении с прежним местом почти-что не было. Даже не интересно: 2-3 гайки за смену выточить, да на дюймовой трубе резьбу нарезать, - и всё! В начале 90-х гайки были первым дефицитом. В советские времена этого добра было хоть жопой ешь! Подростки использовали их для стрельбы из рогаток. Уносили полными карманами с любого цеха и мастерской.
Но минусы на новом месте вскоре проявились. Прознав о добром умельце, к Вовику со всего комбината потянулись автолюбители. Всем чего-то надо выточить для своего авто. Особенно донимали некоторые настырные, одному, по словам Грехова, за год он выточил запчастей, практически, на целый мотоцикл.
И озолотился бы мой приятель на этом хлебном месте, если бы брал с каждого просителя хотя бы по десятке. Но Вовик денег принципиально не брал ни с кого! Не мог брать со своих, и всё тут! А потому трудился (иной раз полсмены) за стакан водки. Оттого с работы уходил всегда с полным баком, с трудом добредая до дома в крутую гору у ДК. К тому времени "сухой закон Горбатого" отменили, а демократию еще не успели. Работяги при возможности пили на полную катушку. И никто ничего не мог поделать. Всенародно избранный президент сам закладывал и другим разрешал. После получки дня три целые цеха к обеду лежали вповалку под станками и в прочих укромных уголках производства.
Как потом стало ясно, вольготно жуировали не перед добром. Начальство под этот пьяный храп успело всё приватизировать, после чего дикий капитализм подкрался незаметно и прижал не опохмелённых трудящихся своими цепкими железными клещами. Фанерный превратился в опоясанный колючей проволокой концлагерь с охраной не хуже эсесовцев. При входе и выходе они обнюхивали и обшаривали всех "подозрительных" (зарабатывали премии, особо ретивым охранникам иногда делали тёмную). Вовик попался раз, попался другой... - Лишили премии на 12 месяцев, а это треть зарплаты!
Обиженный такой несправедливостью "труженик тыла" подыскал новую службу, - в котельной недалеко от дома. Сначала нравилось, работы опять немного, только станок старый, разболтанный, полгода пришлось с ним возиться, приводить в нормальное состояние. Но пожуировать долго не довелось. По возвращении из отпуска (то есть, законного и оплаченного длительного Запоя) Вовик без своевременного опохмелу в самом конце смены упал в обморок ... Мастер, вполне резонно опасаясь возможных травм и неприятных последствий, отстранил его от работы на станке, унизив до разнорабочего. Помыкавшись пару месяцев (говорят, Г. видели однажды ковыляющим мимо стадиона с ведёрком синей краски!), Вовик приискал новую котельную, из которой его, как крайнего, вскоре успешно сократили в виду разразившегося Мирового Кризиса.
Сейчас мой старый друг получает пособие по безработице, под разными предлогами отнекивается от предлагаемых службой занятости вариантов. И, таким образом, до марта он совершенно свободен. Поздоровел, выпивает умеренно, с женой смирился (пару раз даже сходил для неё за пивом). В общем, кому Кризис, а кому Римские каникулы! Как бы только за многомесячный отпуск, какого у него никогда не бывало, не развык работать...
(август 2009)
Жертва Кризиса
Юбилей супруги, слава Богу, прошёл без скандала. Началось всё с вымогательства подарков, а завершилось Апофеозом в Светлицкой столовой. Там всё обновлено, но узнаваемо ещё со времён моих походов за славой в начале 80-х: вон там, справа от входа в зал, ставил столик с аппаратурой (розетка до сих пор на месте), колонки - по обе стороны от входа, на крючке под потолком (сейчас там тоже что-то было) вешали красный прожектор...
Гостей собралось не так много, как хотелось бы: одних уж нет, а те далече, кого не пустили, у кого с деньгами на подарки туго, кого забыли пригласить. Первые три часа "на сцене" (так она величала проход меж столами) блистала нанятая за хорошие деньги Вахрушовская массовица-затейница в маленьком чёрном платье, вооружённая радиомикрофоном, жизнерадостным голоском как у ведущих 33 канала и зелёными глазами. На улице в машине всё это время её поджидал телохранитель-муж. Приятная для мужских глаз блондиночка, вовлекая публику в непрерывные конкурсы и почти театральные номера, устроила нечто среднее между свадьбой и КВНом. Её несколько писклявый голос до сих пор в ушах.
Но вот всё стихло, официоз кончился, и мы остались сами по себе. Началась пьянка и дикие танцы у костра. Наибольшим успехом пользовалась вещица Верки-Серючки со словами "еще не вмерла Украина". Вот была Топотуха! Мужчины, не помню уже под что, ухватив друг друга за железные плечи, крутились в чеченском Зикре. Изегов требовал Пинк Флойд и Цеппелин, но из 70-х в запаснике местного диджея нашёлся только "Там где клён шумит" (дважды пели хором), да бониэмовский новодел. (Хотел принести свои записи, но жена отрезала - у них всё есть!)
Поговорить с гостями было особо некогда. Успел только перекинуться парой слов со своим дальним родственником по фамилии Калинин. Он рассказал как недавно у него вышел спор с одним вотяком (удмуртом), имеющим такую же фамилию как у него. "Ты, говорит он, тоже вотяк!" Такой вывод моему родственнику явно не понравился, и он не политкорректно парировал: "Мой пра-пра-дедушка, твою пра-пра-бабушку окучил, вот и пошли вотяки Калинины!"
Мне удалось блеснуть знанием Вятской истории и заочно примирить стороны Соломоновым решением. Дело в том, что до взятия Москвой на Вятке был город Колин, поэтому выселившихся из него при первой переписи записали под фамилией Колинин. В городке кроме христиан проживали и татары с вотяками. Так фамилия Калинин появилась у представителей разных национальностей.
В 9 вечера включили полный свет, намекая на конец тусовки. Недоеденное со стола собрали в пакеты для своих собачек. Гости постепенно разъезжались на машинах и такси, я не стал ждать, и с грузом подарков и объедков ушёл пешком, - рядом, три минуты. Вскоре приехала жена с родственниками, ещё добавили и бегло просмотрели отснятые фото-видио трофеи.
На другой день позвонил Изегов: "Как я вчера? Не натворил ли чего лишнего, говорят больно пьян был, конец не помню".
Я успокоил старого друга: все нормально, ты хотел спеть "Три танкиста", а я предлагал "Броня крепка", никто не подрался, даже мату не слыхал, ушли все вместе, ты даже на последнем общем фото на улице есть.
Потом он с чего-то разфилософствовался. "Года два назад прочел книгу Веллера, он там пишет, что Россия прозевала свой шанс на обновление и теперь надо ждать новой смуты и революции..." Я видел эту книгу у него на полке, даже пролистал, - не слизал ли моих идей. "Тогда я ему не поверил, а теперь согласен, к 17 году назреет".
Мысли Веллера близки к моим, но в целом он мне не нравится, фамилия не наша, да и голос, судя по ТВ, какой-то въедливый. Может быть мы все, разочарованные несбывшимися ожиданиями 90-х, выдаём желаемое за действительное. Однако даже пустые апокалиптические предчувствия могут материализоваться, обернутся хаосом и новым распадом, новыми испытаниями, смертями и неизвестностью похуже прежнего. Вряд ли этого кто-то из нормальных людей хочет...
- Потом поговорим про это, - закончил я нетелефонный разговор.
Лишним на произошедшем в столовой Празднике Жизни оказался Вовик Грехов. Недавно его, вечного токаря, сократили с работы. У нас, мол, два токаря, а теперь Кризис, надо сокращать людей, ты последний поступил, пиши заявление... Он, учитывая свои обычные грешки, не стал спорить с Начальством, требовать компенсации. Его внесоциальным положением незарегистрированного безработного воспользовалась жена: денег на подарок не заработал, всё пьянствуешь - сиди дома! Моя жена послала Вовику бутылку водки. Грехова выполнила поручение: "Бросила ему в кровать, - вот тебе Ленка послала, - так он тут же из горла высосал половину, остальное забрала себе на утро".
апрель 2009
Осталось подвести черту...
С той поры как отменили "Сухой закон Горбатого" Грехов пил 20 лет, прерываясь лишь в дни полного безденежья и то не на долго. При этом употреблял исключительно дешевое винцо в легкой картонной или пластиковой таре. Очередной отпуск превращался в долгодневный запой, выход из которого с каждым разом становился всё более проблематичным. По служебной лестнице он шел вниз; с каждой переменой места работы станок давали всё более ветхий, а иногда вообще понижали до слесаря или даже чернорабочего. Первые признаки надвигающегося Кондратия - похмельные обмороки и временные параличи конечностей - не подвигли его обеспокоиться и сменить образ жизни... Отлежав в больнице и как-то придя в себя, получив пенсион по инвалидности, он, ковыляя с палочкой, продолжил ежедневные прогулки в соседний маг за дешевым горючим. Конечно, курил всякую дрянь. Вскоре после того, как мы последний раз зашли к нему с Чижом в июне 2014 года, Вовик окончательно слег. Незадолго до того он ходил в центр занятости за продлением пособия, на выходе ему стало плохо, какие-то доброхоты вызвали такси, но прихватили за свою заботу тыщу.
Я был на его 59-ом дне рождения. Правда, сам он считал, что ему уже 60. Разубедить было невозможно, Грехов слегка потерял понимание. Лежал на досках в коробке от дивана, голый снизу, но слегка прикрытый чем-то. Временами садился, немного выпил пива: "Устал так жить!" Я в ответ нехорошо пошутил: "А ты до моста доползи и в реку сигани!" - "Что ты, это грех!" - был ответ... После ухода гостей он разбуянился, по словам жены, пытался встать, но упал... Через полтора года в ночь на 9 мая его не стало. В марте я еще поговорил с ним по телефону, он поздравил меня с днем рождения. Всю весну собирались с Князевым сходить к нему, но не успели. Честно говоря, мне не хотелось напрягать его своим посещением: пить нельзя, веселиться тоже не с чего, лишние расстройства больному и нам...
2016
Музыкальный момент
Коллектив любой музыкальной школы представляет собой осиное гнездо. На момент моего поступления в Слободскую ДМШ ко всему прочему это было еще растревоженное осиное гнездо: шла завершающая стадия войны инициативной группы старших преподавателей с директором Шадриным. Прекрасная половина человечества, как известно, составляет в подобных заведениях большинство. На этом фоне из смеси шипов и роз мужчины, - вот действительно прекрасная половина. Я и тогда не вдавался во все эти своры, а теперь подавно не хочу разбирать оттенки политических коллизий, тайных заговоров и открытых выпадов сторон.
До меня звукооператором работал любимец женского общества Филиппыч. Шадрин видел в нем заговорщика и шпиона, наладившего подслушивание. Дело в том, что из радиоузла во многие классы и кабинеты Филиппыч протянул провода для удобства подачи фонограмм в ходе учебного процесса. В обратном направлении эта система могла быть использована для прослушивания разговоров преподавателей. Поэтому у многих старожилов школы ещё долго сохранялась привычка вынимать на всякий случай провода колонок из розеток. Всю эту хитроумную систему я почти сразу перепаял по своему вкусу, а из болгарского усилителя, использованного для этого неблаговидного занятия, в Перестройку сделал мощный КВ-передатчик для ведения антисоветской агитации и для связи с предполагаемыми партизанами.
В кабинете Филиппыча собиралась для своих пересудов школьная противошадринская "оппозиция". О накале страстей говорит следующий факт. Года два спустя после моего поступления, в кабинете директора, в дальнем углу шкафа, при перетряске ворохов бумаг ввиду предстоящего ремонта, было обнаружено самодельное взрывное устройство: гильза с порохом и приделанной к ней иссохшей батарейкой. Проводки должны были замкнуться при открывании боковой дверцы и, как минимум, довести жертву до сердечного приступа. (Известно, что у Льва Николаевича были проблемы с сердцем.) Виктор Фёдорыч, душа нашего небольшого мужского сообщества, взялся обезвредить "бомбу": отнёс во двор, где бросил в бочку для сжигания мусора. "Здорово шарахнуло!" - сообщил он по возвращении.
Шадрин под каким-то предлогом уволил Филиппыча и, не долго думая, взял случайно подвернувшегося человека, то есть меня. Поэтому как на ставленника Шадрина на меня смотрели, мягко говоря, подозрительно. Вскоре в коллективе произошел окончательный раскол. Лев Николаевич с верным ему меньшинством отгородился, создав в левом крыле здания Хоровое отделение. Очень скоро там было создано особое государство с жесткой дисциплиной и нацеленностью на высокие показатели в обучении и воспитании детей. Я остался в среде его противников, которым для установления порядка и равновесия прислали руководителя со стороны, - Бабушкину из Вахрушей. В нашей ДМШ уже работал ее муж. Вообще семейных пар в коллективе было порядочно. Пять.
Я трудно вписывался в новые условия, так и не став до конца своим человеком. Еще одной персоной нон грата оказался преподаватель музыкальной литературы Валерий Игоревич Сухих, - мой ближайший коллега по работе и наставник в овладении основ музыкальной грамоты. Человек замечательной редко встречающейся у нас интеллигентной породы. За аккуратную седоватую бородку и подчеркнуто вежливое обращение со всеми на "вы", моя жена за глаза прозвала его "профессором". Его аудитория сообщалась с моим кабинетом через окно-"раздачу". Первый год это доставляло неудобства, так как от меня часто проникали мешающие звуки, возникавшие в результате того, что большую часть рабочего времени я занимался своими делами: слушал не всегда классическую музыку, делал записи, паял любительские схемы и вел приятные беседы с гостями. Профессор все это мужественно терпел, да, и сам постоянно, почти по-дружески, забегал ко мне. Раздача, все-таки, к следующему сезону была закупорена двойными стёклами. Поощряя мои занятия электроникой, он привозил мне на своей машине из дома подшивки журналов "Радио" прошлых лет, различные детали, а под конец тяжеленный нерабочий армейский радиоприемник 50-х годов на антикварных лампах.
Занятия радиолюбительским паянием принесли мне не вполне заслуженный авторитет радио мастера. Ко мне потянулись массы со своими наболевшими проблемами. Одной из жертв волосатой руки с паяльником оказался художник горторга, приличного вида паренёк примерно моего возраста. Ему взбрело в голову заманить меня к себе домой отремонтировать проигрыватель. Я какое-то время отнекивался, набивал цену с его точки зрения. И вот однажды, уже в начале лета, но в конце рабочего дня он, заметно поддавший, явился ко мне с бутылкой коньяка и полкило яблок в качестве аванса за будущий ремонт. Я звякнул по телефону жене, - мы обычно встречались после работы, - и халявский коньяк тяпнули на троих. После чего художественную натуру окончательно повело на подвиги. Для продолжения банкета он потащил нас через винный магазин к себе в мастерскую. Там милый человек совсем раскис, садился ко мне на колени, лез целоваться, и под конец, помахав купюрами, - "Получил зарплату!", - закемарил, уткнувшись в стол. Мы с женой тоже изрядно нахрюкались, а потому, оставив своего благодетеля на попечение судьбы, шатаясь, ушли восвояси.
На другой день он ворвался ко мне и заявил, что у него пропали деньги: "Ну, кончай шутить!"
С той поры он со мной не здоровался и не просил ремонтировать что-либо.
Никогда не пейте с малознакомыми людьми!
В конце мая в школе наступает чудесная пора окончания учебного года. В один день происходит приятное превращение 15-летних синих чулков в нимфеток-выпускниц. Они то и дело забегают, как отвязанные, в мой кабинетик по самым малозначительным делам, тогда как еще вчера тихо сидели на стульчике посреди моего царства аппаратуры, вникая в тонкости пропущенных по болезни музыкальных фрагментов опер и симфоний; при этом, я как спец с серьезным видом комментировал танец Хачатуряна: "Вот тут они саблями трахаются..." Неприличное с некоторых пор словечко вызывало уже смешок понимания.
Первые годы выпускные проходили в школе. Это уже потом стало модно снимать кафе. Музыку для танцев я включал в зал или в соседний класс. Одновременно на контрольные динамики в радиоузле шла своя дискотека. Бабушкина однажды сунулась ко мне в такой момент и, включив свет, разглядела Люську в обнимку с моим одноклассником Усатовым, приехавшим на родину из Запорожья. Праздники, концерты и торжества в школе случались постоянно.
Как-то Лев Николаевич, не без гордости, рассказал мне такой эпизод. Когда начали строить здание администрации, хотели снести одноэтажный домик, в котором помещалась художественная школа. Ее решили переселить в новое здание ДМШ. Шадрину такой вариант, естественно, не нравился. Свою школу он выбивал (это у него всегда получалось) по кирпичику и потому делиться площадью не желал. Он пошел на хитрый ход: инспирировал статью в газету об исторической ценности домика, в котором осели молодые художники. Властям пришлось отступить, а на доме появилась мемориальная доска о посещении этого места в гражданскую войну красным полководцем Блюхером.
Домик, кстати, смотрится симпатично на фоне дерев и монолита Администрации. Последнее здание до переворота, звали Дом Советов, а также Серый Дом или Розовый Дом, - в зависимости от текущей политической окраски. В сталинские времена на его месте располагалась пересыльная тюрьма НКВД, в подвалах которой шла сортировка узников ВятЛага...
После выпускного в школе наступала тоскливая для меня пора отрыва от основного производства в своем уютном тихом кабинетике. В опустевшем здании бродили работники, ряженые в спецодежды для хозяйственных и прочих работ. Рабочий день в этот богоугодный период редко переползал за обеденный перерыв, но какие долгие и мучительные это были часы! Первое время, пока в школе еще дорабатывал свой педстаж Валерий Игоревич, таскать носилки с мусором или стремянку, по ходу ведя с ним интеллектуальный разговор и посмеиваясь над его частенько едкими замечаниями в адрес саблезубых коллег женского пола, эти несколько недель в июне еще были терпимы. Но после его ухода...
Стандартный набор ежегодных хозработ состоял в скитаниях по всем закоулкам двухэтажного здания и отковыривании защитных плафонов светильников дневного света. Другим видом трудовой деятельности было свешивание и развешивание оконных штор. Пока был Сухих, - на верху лестницы стояли по очереди. После - свалили всё на меня, как на самого молодого и крайнего в общественном статусе. По всей видимости, основное предназначение моей почти официальной должности бездельника, когда-то пробитой Шадриным, состояло в том, чтобы разбавить слишком феминизированный коллектив школы мужскими руками, столь необходимыми при перетаскивании с этажа на этаж пианино и шкафов.
Но всё это - рутинные ежегодные обряды, предвкушающие грядущий летний отдых.
Шадрин слыл любителем всего нового, в том числе в технической области. За огромные по тем временам деньги он приобрёл для школы первый переносной советский видеомагнитофон с камерой. Комплект весил не менее 10 кило, носить его нужно было в специальной наплечной сумке. Кассеты для этого чуда научно-технической революции напоминали обычные в картонных коробках магнитофонные катушки с лентой, только шире. К сожалению, видеокамера забарахлила, пришлось отослать на завод изготовитель, где следы её затерялись. Так я не стал первым слободским видеосъёмщиком.
***
После долгого и счастливого отсутствия в школе завелся свой, не приходящий со стороны раз в неделю за полставки, а постоянный Завхоз. Отставной шахтер-пенсионер, по повадкам больше смахивающий на чекиста, начал, как водится у всякой завхозной породы, совать нос во все дела и темные углы. Первым делом он прибрал себе ключи от киноаппаратной, легкомысленно выданные мне Шадриным (тот намеревался приучить меня, как когда-то Филиппыча, по праздникам крутить кино), и, недосчитав по описи оборудования металлического угольника, ворчал и подозрительно косился на самодельный ножик-резачок на моем рабочем столе. Летом во время хозработ он дал мне задание красить пол сцены в актовом зале. Когда через полчаса садист заглянул ко мне в предвкушении увидеть как я склоненный до пола, вдыхая вонь краски, уныло вожу кисточкой, его ждало сильное разочарование, перешедшее вскоре в возмущение. Сцена была почти готова, но от двух банок выданной мне краски ничего не осталось! Я применил знакомый мне по армейской практике экспресс-метод: нашел щетку, насадил ее на палку от швабры и, макая этим приспособлением в тазик с краской, быстро и весело справился с работой. Все перечисленные предметы я одолжил в запаснике школьных уборщиц. Завхозу для завершения работы с ворчанием пришлось выкатить еще одну банку краски, которой он, вероятно, готовил иное предназначение.
Впрочем, он был на своем месте. Его кипучая деятельность имела и некоторые плюсы для меня. Уборщицы ввиду незначительности моей персоны, ранее игнорировавшие "кабинет звукозаписи", отныне стали изредка на пяток минут наведываться ко мне, так как "грязь от него расползается по всей школе". Особенно шахтеру не нравились скрашивавшие мое одиночество посетители. Однажды, в конце концов, наши прения дошли до Бабушки и, будучи на тот момент в плохом самочувствии, я на горячую голову выложил ей заявление об уходе. "Так и знала, что вы это сделаете!" - воскликнула та.
Десять месяцев я отдыхал, проживая полторы тысячи, накопленные от продажи аппаратуры. Так как Рупосов не достал мне приемник, то, оказавшись на свободе, в декабре 85-го я ездил в Москву. Со мной для компании увязался Санька. Ничего похожего на мои мечты в немногочисленных комиссионках столицы не нашлось. Через месяц, уже один, ездил второй раз. Видел небольшой GRUNDING за 600 рублей и внушительную магнитолу за 900. Потом жалел, что не взял хоть это.
К следующей зиме, проев все сбережения, я по единственному работающему в городе телефону-автомату попросил Бабушкину взять меня на работу, благо место было все еще свободно. Выдавая мне ключ, она слегка съязвила: "Берите, все равно делать нечего". Так я снова угнездился на своем местечке. От больших денег на память остались электробигуди "Фея" кировского производства подаренные жене, чтобы не ворчала, и выписанная через посылторг магнитола VEF. Работают до сих пор.
В мое отсутствие шахтер унес из осиротевшего кабинета настольную лампу, зеркало и оставшийся от Филлипыча самодельный наждак. Правда и сам он исчез, прихватив на память о школе шесть мешков голубиного помета из несметных залежей этого ценимого огородниками продукта годами копившегося на чердаке. Оказалось, он получал пенсию более 200 рублей и по советским законам не имел права работать! На какое-то время школа осталась без надзирателя, и я воспользовался моментом для восстановления справедливости.
Летом, когда в начале августа школа еще пуста, дежурная преподавательница Надежда Борисовна, доверив ключи, попросила меня принести что-то из каптерки завхоза на втором этаже. Самой ей ввиду далеко не слабой комплекции каждый раз делать это было затруднительно. Я выполнил просьбу, прихватив торчавшую на виду бывшую мою лампу. После такого отчасти импульсивного поступка только и оставалось унести ее домой. Кстати, я давно уже заметил, приобретенные таким путем вещи не приносят ощутимой пользы. Так и эта лампа где-то пылится у меня без применения.
Вскоре Бабушкины куда-то уехали. Выбрали новую директрису, а завхозом стал одноклассник Чижа Колпащиков, - в просторечии Колпак. После автомобильной аварии (завалил новую шестёрку) он какое-то время нуждался в лёгком труде. Работал наплевательски, спустя рукава, частенько появлялся под градусом, с директоршей разговаривал на "ты", как со старой и притом хорошо знакомой шлюхой. Всё это панибратство коробило и меня: "Жендос, давай выпьем!" Под конец своей деятельности он выпросил у меня за 20 рублей небольшой самодельный приёмник. Времена наступали политизированные, все интересовались свежими новостями в стране и мире...
2004г.
День Города 2005
Поначалу подготовка к празднованию 500-летия нашего славного города, как водится, шла не шатко и не валко. То есть никак. И только последние месяцы перед максимально отодвинутым с учетом быстротечного северного лета сроком неизбежного празднества, начался всеобщий, подбиваемый администрацией города, АВРАЛ. Центр города, включая Колокольню, покрылся лесами. По мере приближения Начала Торжеств вал работ нарастал и отчасти кое-где переехал за условленную дату. Мэр города при ретивом обследовании глухих углов своих владений даже умудрился сломать руку, но, слава Богу, успел к торжествам избавиться от гипса.
Главной приманкой растянутых на десяток дней торжеств был строящийся за счет фанерщиков Фонтан. И хотя он был готов к сроку, открытие на неделю придержали, мудро решив, что под защитой временного забора Раритет надежнее сохранится от досрочного внимания несознательных горожан и возможных эксцессов со стороны десантников, имеющих, как известно, странную привычку нырять в пьяном виде в рукотворные водоемы. Впрочем, официальные торжества уже давно описаны без нас, а потому займемся частной жизнью слобожан в юбилейные деньки.
Чижиковы всем своим тройственным кагалом прибыли вовремя: в ночь на 30 июля Изегов привез их прямо к нам домой в Светлицы. Под утро они ушли к себе.
Надо заметить, что уже давно, лишь когда приезжают Чижи, мы с женой вылазим в город: постоять на углу, пошататься по берегу и Бродвею, посидеть на площади. Только в такие дни происходят встречи с теми, с кем в обыденной жизни не видимся (и не горим желанием увидеться) иной раз годами. В общем, это встречи с Исчезающим Временем нашей молодости.
На следующий день после обеда они опять сидели у нас, спасались от навязчивых посетителей. Однако Корейка нашел и тут, приехал на своей машине, за рулем сын, тяпнул пару рюмок спирта, и улетел далее собирать нектар рюмочных и приятельских столов.
Подновленные фасады зданий удивили наших семикаракорских друзей. Но посещение берега реки в центре слегка разочаровало: кусты, буйно разросшиеся на склоне, все так же заслоняли волнующую душу гостей панораму реки с лесными далями. Еще в свой прошлый приезд год назад Чижиков собирался нанять бродяг, промышляющих неизвестно чем под береговой кручей. За бутылку спирта они обещали всё устроить: "Мы тебе чо хошь спилим и повалим, только неси!" Но фирменный спирт, неизменно привозимый в трех полторашках для встречи с Родиной и ее аборигенами, после посещения Слонопотама и прочих старых и новых друзей заметно испарился. На общеполезное дело как всегда не осталось. Ныне же затевать чистку городской территории собственными силами было уже поздновато, да и Чиж на сей раз, был какой-то не такой, - пил неохотно, и от того выглядел квёло. Что-то у него побаливало. А вот его дочь Женя - мы не виделись 4 года - почти не изменилась, все такая же по-детски легкомысленная и веселая. Честно говоря, ожидал увидеть ее в более серьезном состоянии, все-таки 20 лет, из них три последних года - жизнь в столице.
Субботним вечером на площади было первое (как это называлось при советской власти) массовое гуляние. В сумерках небо над городом окрасилось в зеленоватый цвет, а облака - в красновато-багровый. Как на моем сайте. Живухин от Мясникова (тот везде лётает) уже прознал о приезде Чижа и велел встретиться с ним на Володарского у церкви. Со второго раза мы его там нашли. Он дал нам свой цифровик, и мы с Женей забегали по центру в поисках удачных ракурсов. Попался Санька, ошарашивший меня своим восклицанием: "Чо это с тобой!? Похудел как!" Сам он после удаления аппендицита тоже похудел на 8 килограммов. Потом пили у Чижа. Шутки ради он заставил Мясникова дегустировать свой спирт из горла. Отчего тот вскоре уснул, облюбовав свободное местечко под столом. С нами был дядя Коля. Живухин, кантовавшийся в машине где-то поблизости, подослал свою новую молодую сожительницу - подружку для Жени. После часу ночи стали расходиться. Коле вызвали такси, растолкали Мясо. Он сначала вышел во двор "как человек", а затем вдруг припустил как заяц от волков. (Вновь увидели его только в понедельник, рассказал, что очнулся у себя дома в луже блевотины и крови, - непредвиденные последствия пробежки по ночному городу.)
В воскресенье около 11 часов утра после разговора по мобильнику я подъехал к дому Чижей на велосипеде. Вскоре на углу появились Аня с Женей. Я отдал велосипед младшей, и та укатила вдаль. А мы с Аней пошли искать Чижа. На площади собирался народ, - смотреть на торжественный молебен с присутствием митрополита Вятского и Слободского Хрисанфа. Денек выдался солнечный, но не знойный, как и большинство дней Великой десятины, - с погодой повезло. При мне был "Зенит" и я сделал несколько удачных снимков (это было, кажется, последнее употребление старенького аппарата, выменянного когда-то у Юры Сухорукого за пару дисков и журнал с тётками). Чиж нашелся вскоре и увлек нас в церковь. Там было пусто, - все главные служители на площади. Обошли весь храм и не нашли ни одной из старых икон, памятных мне по аналогичному осмотру два десятка лет назад. (Замечу, пару ценных икон унесли в поход по площади).
Воспользовавшись моментом, Чиж залез в Алтарь: "Вынесу главный крест, а вы меня сфотографируйте!" Мы с Аней запротестовали, к тому же одна из молоденьких послушниц (похожая на уборщицу) кинулась наперерез. Эти совместные действия сорвали гнусные планы. Чиж ограничился лишь экскурсией по святым местам: "Ничего там нет, только крест с каменьями". К этому времени перед входом в церковь началось оживление. С полдюжины репортеров с камерами на треногах засуетились в ожидании возвращающейся с площади процессии. Я со своим "Зенитом" тоже занял скромную позицию и был вознагражден: одну из святых хоругвей нёс наш старый знакомый, - бывший дэковский знаменосец Механик, - ныне почётный хоругвеноносец.
Тут же после прохождения (по реплике безбожного Чижа) "христофанов", мы встретили еще одного старого знакомца, а ныне местного олигарха Васю, и проговорили с ним около часа. Сначала на берегу у дерев Чижикова, а затем на площади около начавшихся колокольных звонов. (Они, кстати, мне не понравились, - звучали почему-то чуть лучше крышки бачка для воды.) Вася держал привычную марку преуспевшего индивида: "В прошлом году пришлось продать квартиру в Москве, - деньги срочно понадобились. А так было удобно приехать и пожить пару недель в столице", - сетовал он на житейские трудности. Для поддержания уровня светского разговора после неудачной фразы "надоело мне здесь торчать", я пожал руку олигарха и с некоторым изыском заключил: "Спасибо за приятную беседу!"
Через два часа мы снова встретились с Чижиковым и пошли навестить Грехова. Вчера он так и не явился. По пути осматривали каменную ограду женского монастыря и его строения. Всё обветшало. Возле нового пристроя к пятой школе стояла небольшая толпа, тут же припарковались несколько черных авто, - на церемонию открытия прибыл сам губернатор Шаклеин. Мы попали к началу, только-только заиграл гимн России-СССР.
- Пошли отсюда, этот гимн мне еще 20 лет назад осточертел, - болтанул я, и мы тронулись. Чиж на прощанье не вполне политкорректно проревел свою любимую фразу:
- Молитесь, вотяки!!
Некоторые зрители недоуменно обернулись на нас, а два ближних мента даже привычно встрепенулись: не пора ли брать? Но, разглядев двух удалявшихся ханыг (при этом спиной я успел изобразить роль трезвого дружка, уводящего своего подвыпившего приятеля), определили незначительность происшествия, сочтя возможным проигнорировать этот очень мелкий хулиганский выпад, списав недоразумение на неизбывные в Большом Торжестве накладки и переборы.
Вовика мы в тот раз так и не добились...
На колокольне
Воскресную тусовку на площади в толпе и громе чередовали с набегами на квартиру Чижей, где каждый разбавлял халявский спирт водой или пивом по своему вкусу и темпераменту. В один из таких заходов привели встреченного на площади моего одноклассника Мишу с дочкой. Надо отметить, что Миша раньше вообще не пил, но последние годы исправил этот свой почти единственный недостаток.
Миша, перехватив пару рюмок неразбавленного, сходу захмелел, начал втыкать в свою речь нецензурные выражения, что за ним обычно не водится, и вскоре удалился. Зато подвалил неожиданно объявившийся Валера с двумя своими кедровскими соседями. Один поначалу не признал во мне местного жителя (видимо, говорю не так, да и внешность не типичная), пришлось просвятить о своей родословной. Услыхав знакомые всем окрестные топонимы, молодой мужик заулыбался и подобрел: свой!
Год назад, внемля ностальгическим прихотям Чижа, мы специально ходили за другом Чижовой и нашей молодости и привезли его на Вятскую для беседы. Валера выглядел тогда неважно, какой-то испуганный и слегка разукрашенный, при нас перетянул похудевший торс грязноватой тряпкой: "Менты побили". При этом жаловался на непотребное поведение бывшей жены, с которой продолжал жить в одном доме. "Нашла художника, частенько у него ночует. Дочь не отстает от мамаши, приводит домой жениха". (Потом кто-то сказал, что этот "жених" и побил Валеру.) Чижа встреча с другом молодости сильно разочаровала: "Правильно говорили, - я не верил, - конченый человек". (К счастью, этот прогноз не сбылся. Валера вскоре закодировался, сейчас неплохо зарабатывает, пьёт только кофе. Правда, жалуется на плохой сон, и стал более нервный, чем обычно.)
Его бывшую - Аллу - мы с женой за год до того повстречали в новомодном стуловском кафе, где очутились по прихоти Живухина, тогда еще моего грозного шефа. Он только что расстался со своей стюардессой по имени Жанна, и, принарядившись в новый темный костюмчик с красным галстуком, находился в приятно-волнующем состоянии поиска новой сожительницы. Перед этим пару часов проторчали на квартире нового русского инвалида, где запивали бледным морсом водку и упражнялись в караоке. Я был в своем репертуаре: "Гоп-стоп", "Вези меня извозчик" и "Песня про зайцев". Как обычно попутно вышиб 100 баллов из "Моего соседа". Живухин упивался "Стю", а моя жена - "Таганкой", словно полжизни там провела.
По желанию моего безногого (и в какой-то степени безбашенного) шефа столик выбрали поближе от входа и туалета. Отчего с началом активной части вечеринки нас стали притеснять веселые топтуны, да и близкая музыка орала так, что говорить можно было, только приблизив свой ревущий рот к уху собеседника.
В тот раз здесь оказались: жена Олега в длинной кожаной юбке с компанией подруг, один известный слободской предприниматель на букву Б., один известный бывший бандит на букву П. и другие уважаемые личности. Живухин со всеми здоровался, некоторых даже вызывал на разговор, стараясь показать, что он из их среды. Пятачок с танцующими находился вплотную с нашим столиком, а потому такое соседство было отчасти навязчиво и неприятно. Жена Олега один раз даже повесила свою сумочку на наш стул. Местный ди-джей, плотный белобрысый паренек лет 25-ти, поначалу гнал старенький репертуар - запад 80-х. Но затем, по мере развития вечеринки, скурвился на новорусскую попсу.
В трех шагах от меня, явно наслаждаясь жизнью в кампании двух молодых парней, изгибалась под музыку эротическая бабенка бальзаковского возраста. "Похожа на Аллу Зянкину, только уж очень молода", - ткнул я свою супругу. Это действительно оказалась Кума, как её звал Чиж. Я потом даже с ней танцевал. Парни эти, по ее словам, грузчики из магазина, где она работает. Можно только завидовать такому разгулу страстей у нестареющей особы.
Но вернемся к Валере. В тот раз он заночевал у Чижа, но в понедельник рано утром, - чуть не проспал! - спешно ретировался на службу. Еще не совсем отойдя от тяжкого сна, Чиж стал искать опохмел, но его не оказалось. Путем сложных расчетов (кто, сколько и когда пил) он определил, что у него должно было остаться полбутылки спирта. В затуманенной голове начали зреть смутные мысли, кто был, и кто мог унести. Безобразное пятно подозрений легло на старого друга Зянкина: склонен к алкоголю, вскочил чуть свет и торопливо собрался... В таком задумчивом состоянии я застал Чижа. Он долго вслух рассуждал при мне на болезненную тему. К счастью для всех подозреваемых, вместе нам удалось припомнить, что еще до моего ухода в тот вечер, Чиж припрятал злополучную полторашку в морозильную камеру. Там, за огромным свертком привезенного из дома сала, она и нашлась.
Да, забыл сказать, апофеоз на Городской площади закончился прадничным Фейерверком. Одна ракета отклонилась от своего пути в небеса и устроила небольшое загорание на крыше магазина "Дешевизна".