Селектор вырвал Нарнину из темного забытья. За - бытия, как она обычно выражалась. Забвение, как способ заглянуть куда-то глубоко и далеко, занимало важное место в её жизни. Так было несколько лет. Но не сегодня. Сегодня забытьё только способ сбежать от невыносимой реальности, которой полагалось бы давным - давно прекратится, но она всё длилась и длилась.
- Генералу требуется Ваше присутствие. Немедленно. Срочное совещание. - Голос дежурного категоричен и полон скрытого негодования, что в то время, когда некие персоны в Высоких Сферах нуждаются в некоторых специалистах, эти "некоторые" позволяют себе спать. Полон вялого, инерциального, если так можно сказать, негодования. Дежурный тоже понимает, что всё кончено, но голос его подчиняется привычке, въевшейся за много лет службы в Генштабе.
Нарнина ответила, что будет через десять минут и автоматически спустила ноги со своей узкой кровати.
Сколько времени было на часах, Нарнина не знала. Впрочем, это было совершенно не важно. Надо, значит надо. Только она держала в своих руках ключ к Безграничному Могуществу. По крайней мере, так говорил профессор Сверес. Говорил до начала войны. Скорее, в данный момент она была единственным средством оттянуть неизбежное. Генерал желает срочно поговорить с единственной на всё Содружество колдуньей, чьи способности проверенны экспериментально и зафиксированы документально. Что ж, поговорим.
Война, к которой Содружество готовилось так долго, была проиграна. Надежды верховного руководство на более - менее приличное её завершение были теперь связаны исключительно с "серыми сутанами", являвшимися знатоками тайного прочтения движения звезд. А также с разными авторитетами в области древнейших календарей Полуденной империи, в чьих затерянных в джунглях храмах таятся "воспоминания о будущем", которые надо только суметь прочесть, и прочей подобной публикой. А на что ещё рассчитывать, когда армии больше нет, а все перспективные разработки требуют много времени и ресурсов, которых тоже нет? Единственная разработка, которая может быть завершена не сегодня, так завтра, связана с ней, с Нарниной.
Брюки и мешковатая, просторная футболка сами подвернулись под руку. Лаборантский халат поверху. Застёгивать не обязательно. Столичные подруги, если их так было можно назвать, пришли бы в ужас только от одного предположения, что так вообще можно одеваться. Интересно, а живы ли они вообще? Ничего, для Института Перспективных Физических Проблем одежда сойдёт. Для военного положения сойдет тем более.
Дверь бесшумно выдавилась из коридора в комнату. За пределами комнаты тревожно и темно. В ней самой тоже, если честно. В складках сбившихся подушки и одеяла гнездились, как мерзкие волосатые пауки, воспоминания о кошмарах мучивших Нарнину последние дни. Ковровое покрытие, поглощавшее звуки и казавшееся раньше удачной идеей дизайнеров сейчас угнетало. После нескольких суток кошмаров наяву и во сне, поначалу пугающих и заставляющих бояться сна как такового, а затем привычных, не хотелось прекращать чувствовать своё собственное тело, его весомую материальность ещё и наяву.
Голова кружилась от недосыпа. Нарнина не чувствовала своего собственного движения. Её просто несло мимо дверей жилого блока, мимо постов дежурных, поднимало на лифтах и выбрасывало в пустые и тихие коридоры, похожие друг на друга настолько, что казалось, что лифт стоял на месте и лишь на минутку прикрывал дверцы. Встречных людей мало. Все заняты своими делами. Дежурные, поднимавшие взгляд когда Нарнина приближалась к ним, поспешно отводили глаза. Интересно, что они читали в глубоких зрачках, обрамлённых воспаленными сосудами, которые взрыли белки? Что они видят, мельком, под неспособными полностью подняться веками? Загадка.
- Проходите, вас ждут. - Адъютант недавно приехавшего генерала, который курировал разнообразные перспективные разработки, открыл дверь. Ещё не потерянная показная выправка постоянного обитателя генерального штаба плохо гармонировал с мутным от переутомления и растерянным взглядом. Отутюженный мундир со стоячим воротником не подходил расслабленному, как у пьяного, лицу. - Господин генерал, Вызванная лаборант Нарнина прибыла.
Сидевший во главе стола куратор на мгновение отвел взгляд от бывшего слева от него незнакомого офицера, с которым беседовал и тут же вернулся к прерванному занятию. Только Сверес, сидевший почти у самой двери, кивнул на стул рядом с собой.
Нарнина села. Она седьмая за небольшим столом. В небольшом кабинете знакомых лиц было всего трое. Собственно профессор Сверес был единственным, кто после начала войны внешне не изменился - всё такой же слегка всклоченный, с нервной жестикуляцией и в слегка мятом пиджаке. Тревога в глазах давно казалась неотъемлемой частью образа. Главный инженер, имя которого Нарнина не помнила, сменивший привычный комбинезон на костюм, доставаемый из шкафа только для визитов к начальству, смотрелся сонным, как и все в Институте. Только теперь стало ясно сколько времени. Над широкой ладонью инженера покоились часы, золочёный циферблат которых показывал раннее утро, примерно за полтора часа до обычного пробуждения.
Куратор в полголоса беседовал с человеком, с которым они были похожи как братья - погодки. Те же мешки под глазами, блуждающий взгляд, респектабельная некогда полнота теперь только подчеркивала растерянность собеседников. Третьим за столом был офицер средних лет. Квадратное но, тем не менее, вполне интеллигентное лицо. Несколько тонких шрамов на левой скуле и немного укорочённое ухо. Серая сталь глаз. Подчёркнутое внимание к беседе вышестоящих. Это был единственный человек, виденный Нарниной за последние дни не распространявший вокруг себя флюиды плохо скрываемой паники. Отчётливо представлялось, как этот офицер точно также внимательно смотрит в прицел последнего орудия, стоящего на разгромленных позициях. Выбирает из строя приближающихся танков тот, который сможет уверенно поразить последним снарядом, которым только что, собственноручно, зарядил единственную уцелевшую пушку. Действует быстро, но без спешки, поскольку последняя болванка не должна пропасть зря.
Только потом, уже прекращая разглядывать сидевшего напротив офицера, Нарнина заметила эмблему артиллериста на его погоне. Очень может быть, что пришедшие в голову ассоциации таковыми не являлись. Она могла прочитать то, о чем сидевший напротив человек думал и втайне надеялся. Способность проснулась. Нарнина наконец-то вспомнила, что ей не просто так сюда позвали. Она сосредоточилась на разговоре во главе стола. Проснувшаяся способность позволяла слушать и то, что говорят в кабинете, и то, что бормотало примостившееся на полке одного из шкафов радио.
- Перегруппировка шестнадцатой лёгкой и сто девятнадцатого стрелкового завершается. Это даст нам, по меньшей мере, дней пять. Вы успеете запустить установку? - "Близнец" куратора явно говорил эту фразу не в первый раз. Растерянность, нетерпение и недоумение. Он не может получить чёткий вопрос на конкретный ответ. Он не привык к тому, что нельзя быть уверенным нив чём.
- Вы не понимаете, здесь не совсем обычные разработки ведутся. Тут нельзя сказать, какой из блоков установки будет отлажен к какому именно сроку. Установка ведь не двигатель. Не существет никаких стандартов, нет никакой практики, которые бы позволили определить сколько времени требуется на отладку всех систем. - Куратор тоже повторял эти слова не в первый раз. Он морщил лоб, пытаясь подобрать слова, которые бы более точно донесли его мысль на собеседника. - Малейшая неточность в калибровке превратит всё это здание в пар. Даже мне потребовалось немало времени чтобы хотя бы примерно представить те энергии, которые высвобождаются во время пробоя. Точнее вам объяснит профессор Сверес. Хотя сомневаюсь, что у него получится лучше чем у меня донести это знание до вас.
-Наши храбрые солдаты не позволяют развивать врагу его временные успехи. Все атаки были отбиты с огромными потерями для наступавших. Их преступные правители в ужасе от собственных злодеяний и перспективы ответить за каждую смерть, причинённую нашему народу, отказываются прекратить свою агрессию даже перед неминуемым и страшным ответным ударом. Наши ракеты готовы к старту в любой момент, но пока есть надежда на то, что вражеские лидеры вспомнят об ответственности перед своим народом, мы не станем хладнокровно убивать безоружных и беззащитных. - Диктор захлебывался казенным и высоко профессиональным восторгом. На фразе "мы не станем..." голос приобрел теплые, почти отеческие интонации, которые должны были убедить чудом уцелевших жителей "объектов первого удара" в том, что их правители не желают становиться такими же глупыми и жестокими как вражеское руководство. Диктор предагал посидеть немного в бомбоубежищах на скудном пайке, но с чувством полного морального превосходства над врагами и с предвкушением, что их ужас вскоре испытают и жители чужих городов. Вопрос, а почему это ответный удар не был нанесён в первые же часы войны, волновал многих.
-Вы не понимаете, что вопрос о том готова ли ваша установка, решается не вами и не вашими умниками - неопределенный взмах руки в сторону "институтской" половины стола. - Он определяется только скоростью продвижения вражеских подвижных соединений. Согласно вырисовывающимся узорам направлений ударов, враг знает о вашей работе. У нас времени нет на всю эту наукообразную чушь. Командование желает знать, что ваша установка готова. Она ведь готова? На всё - про все у вас сутки. Если вы правы и ничего не получится, то произойдёт ещё один взрыв. И всего-то.
- Если бы дело касалось только опасности высвобождения известных нам энергий, я бы не раздумывая ответил бы "да". Но дело в том, что... - Куратор почти сломался. Он начинал мямлить.
-Это не важно!!! Или вы предполагаете, что неопределённость последствий от задействования установки кого-то наверху страшит больше, чем твердая уверенность в поражении? Вы слышали что говорят по радио об ответном ударе? Это не про ракеты говорят. Речь только и исключительно об ударе, который может быть...,нет, будет нанесен именно из этого института! Вам ясно?
-А что случилось с нашими...
-Я не уполномочен обсуждать с вами нашу стратегию. Вы получили прямой приказ. Потрудитесь его выполнить. У вас сутки. И не пытайтесь больше воздвигать частокол из непонятных слов между собой и долгом.
-Ракетного удара не будет. Так ведь? Я права? - С некоторым удивлением Нарнина слушала свой голос. Она честно старалась не замечать всё четче и четче выпирающий из собеседника куратора источник непреходящей паники, стараясь слушать радио, а не чужие мысли. Диктор, изящно манипулируя словами, подменяя одно понятие другим безукоризненно, тем временем, доказал, что победа неизбежна. Интересно, он знает о некоем институте, или же просто так привык красиво лгать, что для показного оптимизма не нужно реальных поводов? Впрочем, это неважно. Шесть пар глаз сверлят её лицо как дюжина алмазных свёрл.
- Эт-то ещё чт... кто!? - Непонятно, что удивило прибывшего только сегодня ночью генерала. Толи то, что кто-то оказался в курсе самых хорошо охраняемых тайн, толи смелость безымянного "нижнего чина", осмелившегося влезть в разговор вышестоящих.
- Это Нарнина. Лаборант и, по совместительству, ключевое звено нашего проекта.
- А-а-а, колдунья. Ясно, а то я уже подумал о странном. Она что, не знает, что это не прилично лазать по головам людей без спроса? И что совать нос в содержимое некоторых голов противозаконно и опасно. Или она думает только о своей исключительности, полагая, что ей всё теперь позволено?!
- Ничего подобного генерал. И не надо разыгрывать сценку "праведный гнев очень большого начальства". Вы не рассержены. Растеряны и напуганы - да. Не верите в успех войны - тоже да. И вам всё равно как я себя веду, лишь бы уберечься от гнева более высокопоставленных персон чем вы. Я могла не приходить сюда вообще - вы пришли бы в мою комнату сами. Я могла бы одеться как девица с Улицы Коротких Свиданий и вы бы спросили только о том, будет ли произведён запуск установки в отведенное время. Прочие же вопросы и замечания вы бы отложили на потом. На "после победы". - Нарнину несло. Она не задумывалась о последствиях своей дерзости вовсе не потому, что очень нужна. Она знала, что перед ней сидит один из тех, кто виноват в гибели миллионов, пусть даже виноват собственным бездействием. Накопившаяся усталость бросала на язык одно обвинение за другим и они были готовы вот-вот сорваться....
- Вы закончили? - Вежливо спросил собеседник. Сразу стало понятно, что переорать его не получится. Голос был мягким, как хорошо взбитая пуховая подушка, лежащая поверх метровой глыбы тысячелетнего льда, выпиленного где-нибудь на полюсе. - Если да, то позвольте сообщить Вам персонально, что запуск Установки должен быть произведен не позднее чем через сутки. Сроки не обсуждаются. Я достаточно прочитал отчётов, чтобы понять, что дай вам, всем тут собравшимся волю, то пробный Пробой не случится и через год. Как Вы совершенно верно озвучили, ракетного залпа не будет. Все носители ядерного оружия выведены из строя диверсионными группами. Как они просочились, не является предметом вашей заботы. Ваша установка - вот наш единственный более - менее приличный результат затянувшегося противостояния. Я понимаю, что требую невозможного, но все реалистичные сценарии не сработали.
- Вы не понимаете, то, с чем мы здесь имеем дело гораздо сложнее всего, с чем сталкивалась наша наука за все время её существования. Сложнее чем ядерная физика и астрофизика. Но дело не только в этом...
- Прекратите. Я расслышал слова об опасности и хочу ответственно заявить, что если кто-то планирует затянуть подготовку ответного удара и сдаться врагу, вместе со всеми нашими наработками, то у него ничего не получится. У вас не получится уклониться от своего долга, прикрываясь разными ссылкам на сложность, не изученность и всё такое прочее. В случае угрозы захвата Института, я лично введу коды, которые активируют заложенную в стены вашего милого заведения взрывчатку. А то хорошо устроились. В то время, как большая часть страны цедит кружку воды в день, сидя по убежищам и молясь о нашей победе, вы тут кушаете по довоенным нормам. У вас есть электричество и отопление. Ходите в чистом и полагаете, что всё вышеперечисленное достаётся вам запросто так. Вы ошибаетесь. Вы дадите средство для ответного удара, или погибнете вместе со всеми.
- Повторяю, вы не понимаете, что дело не только в сложности стоящей перед нами задачи. Дело не только в риске, хотя предположение господина куратора об обращении в пар всего институтского комплекса является только самым оптимистическим прогнозом. Дело в том, что многие вещи нам даются слишком легко. Такое впечатление, что нам помогают. Знаете, как бывает, когда ты ищешь материалы для какой-нибудь работы. Ты ходишь по магазинам и библиотекам безрезультатно. Но, в какой-то момент, можешь внезапно получить ответ на вопрос случайно прочитав заголовок в газете соседа по креслу в автобусе. Неприступные и непонятные заглавия в библиотеке, становятся путеводителями в интересующую вас проблему. И ты не знаешь, случайное ли это совпадение или специфическая настройка собственного сознания на поиск ответа. Не понятно, приведены случайно в действие некие мистические силы или же библиотекарь каким-то путём понял что тебе нужно на самом деле и подсунул нужные книги прямо на глаза... Мне кажется, что мы имеем дело именно с гипотетическим библиотекарем. Нам кто-то помогает, чтобы мы впустили его в свой мир оттуда, где он находится. Вызвали его из места, которому не придумано ещё названия.
- Я понимаю вашу аналогию, уважаемая Нарнина. Она бы показалась несколько натянутой, если б я не ознакомился с процессом вашего обучения. Я вам верю. Вот только вы выпускаете из виду одну маленьку проблемку: сможем ли мы договорится с вашим "библиотекарем" или нет является спорным вопросом, но то, что договорится о приемлемом мире с противникому нас не получится, вот это совершенно точно. Какой отсюда следует вывод? Надо рискнуть. Хватит словоблудия. Дискуссия закончена. За дело.
Нарнина давилась несказанными словами. Генерал прав, по-своему, разумеется. Между злом знакомым и неизбежным и возможным злом, хотя и не знакомым даже в самых общих чертах, выбрали второе. По-своему верно. Вот только выбор всё равно не нравится. Кажется, что только что была сделана ошибка, исправить которую не получится.
Собравшиеся встают и начинают двигаться к выходу. Незнакомый генерал и Куратор продолжают сидеть, явно намереваясь начать разговор "не для посторонних ушей". Идиоты, подумала Нарнина. Скрывать что-то важное от тех, кто должен это важное привнести в жизнь, не самое умное занятие. До её слуха донеслось в момент закрытия двери за спиной: - "Вы уверенны, что она не попытается сорва...". Сорвать работу, так, наверное.
Что ответил куратор, было не услышать. Но, судя по тому, что Нарнина беспрепятственно явилась на свой пост, в её верности не усомнились.
Работала на посту своего рода контроле качества. Если нужно было пере собрать блоки какого - нибудь фрагмента установки, то после проведения необходимых проверок на стендах, эти блоки приносили ей. Она умела видеть то, что не улавливали приборы. Поскольку принцип действия Установки был понятен не до конца, то и создание специализированных приборов проверки было затруднено. Нарнина умела видеть приборы. Это была первая грань её способности открытая профессором Свересом.
Когда-то давно, еще учась, она опубликовала работу привлёкшая к ней внимание "в высоких кабинетах". Работа связанная с физикой и структурой пространства. На первый взгляд её можно было назвать детальным описанием наркотических галлюцинаций, лишь поверху слегка припорошенная традиционными формулами. Поначалу так и подумали преподаватели и начал обсуждаться вопрос об отчислении Нарнины. Не получилось. Сначала на неё заступились, с формулировкой "пусть доучится". Потом, после выпускных экзаменов, предложили работу в одном специализированном учреждении. Преподаватели сначала несколько удивились заступничеству, с последующей специальной стипендией, а потом тому, что не было ясно куда её распределили. Они не знали, что уже лет за пять до того стало вестись работы по поиску работ определенной тематики и содержащей некоторые слова и понятия. Работу Нарнины прочитали, не всё поняли и решили немного подождать и присмотреться.
Присматриваться продолжали и после предложения работы. Делали это неторопливо и тчательно. Предлагали решать странные задачи, обвешивали проводами и подключали к приборам и держали её в неподвижности часами, помещали в бассейн с водой температуры тела в полной темноте и предлагали рассказывать, что именно делают экспериментаторы за её спиной. Плюс ко всем этим невинным забавам её продолжали учить чему-то хоть и относящемуся к основной работе, но явно отсутствующему в учебниках. Удивление Нарнины, когда она, после нескольких месяцев странных занятий стала замечать за собой странные способности, которые не являлись плодом её воображения, было безмерным. Увидеть сквозь стену не работающий прибор, кадется это был какой-то пожарный электромотор, было настоящим откровением. Она рывком, сразу и в полном объёме поняла кем она является и зачем она тут нужна. А заодно что называется "Перспективными Физическими Проблемами в названии института.
С течением времени она могла не только видеть приборы, не только управлять ими, но и считывать хранящуюся информацию. Могла диагностировать не только технические неполадки, но и состояние программного обеспечения. После некоторых курсов, разумеется.
После разговора с прибывшим генералом она именно этим и занялась - контролем и настройкой. Ничего особого, всё в порядке. Вот только действовала маленькая загвоздка. Всё в поядке было и в прошлый раз, и в позапрошлый. Это ничего не значило. Рань точно такой же порядок давал стабильно непредсказуемые результаты при запуске. Впрочем, последний пробный пуск был пред войной. Изменения в среде, ионизация атмосферы и возмущение электромагнитном поле могли что-то изменить в результате эксперимена. Выозможно, окно в другой мир откроется больше чем на десяток секунд...
Потом был завтрак, Нарнина обратила внимание на его состав и вспомнила слова генерала об голодающем населении. Может он и прав. Возможно, за привилегированное положение стоит заплатить. Вот только как бороться с предчувствием, что наш народ продолжит питаться сухарями, запивая их ограниченным количеством воды, отдающей жестью до конца жизни. Очень близкого и уже неотвратимого. Нарнина не мог ла понять, а что её заставляет подчиняться безумному приказу. Она же колдунья, она видит приборы, читает мысли и заставляет предметы гораздо тяжелее её самой сдвигаться с мест. Стоит только посмотреть вокруг, хотя бы на ту же установку в момент её работы особым взглядом, как всё меняется. Пространство из объёмного становилось плоским. Словно занавеска, которую можно одёрнуть. Словно растянутый кусок марли, который можно потянуть за одну ниточку и стянуть всё полотно. Потянуть здесь, а прикоснуться к тому краю покрывала, который был вдвли. Прикоснуться и одёрнуть, поглядев на следующее свисающее полотно, представляющее точно такое же пространство, как и окружающее Нарнину в момент "особого взгляда". До него можно дотянуться. Можно туда пройти. И именно на это и рассчитывали люди в красивых мундирах.
Как там было сказанно? "Все носители ядерного оружия...". Носители, а не оно само. Установка должна "потянуть за край материи пространства, открыть окно, которое не будет обнаруженно. Не сработают системы предупреждения о нападении. Ничто не помешает перебросить цилиндры со значками радиоактивной опасности и прочие изделия, со стабилизаторами и без, на территорию врага. Уровнять шансы, так сказать.
"Особые возможности налагают особую ответственность, разве не так? Система руководства и подчинения не рассчитана на таких как я, так почему же мне приказывают, а я начинаю исполнять? Пытаюсь возражать, но прекращают как только на меня чуть повышают голос? Прекрасно зная, что права именно я, а руководство, кроме Свереса даже приблизительно не понимает о чём идет речь. Но он тоже подчиняется, попутно помогая мне забыть о том, что я не просто винтик". - Такие, или примерно такие, мысли занимали Нарнину до самого обеда, за которым она надеялась встретиться с профессором и немного поговорить.
Когда она меланхолично прихлебывала супчик, в кортом явно увеличилась доза консервированных компонентов, к ней подсел тот самый невозмутимый обладатель серо-стальных глаз.
- Доброго аппетита. Мы виделись на утреннем совещании, помните?
Нарнина кивнула, чуть вжимая голову в плечи. Хорош, красавчик. Ему бы только в кино сниматься, в роли очень положительных персонажей военной направленности. Так и представлялась какая-нибудь лента, где много мечей и доспехов, прекрасных принцесс и злых великанов.
- Виделись. Помню. - Она сразу же заметила, что сталь в его глазах постепенно стала превращаться в море. Холодное и штормовое, глубокое и манящее.
- Знаете, глупо звучит, но я бы хотел попросить вас немного отвлечься от важных размышлений. Видите ли, я назначен в охрану вашего объекта, но совершенно не представляю, чем вы тут занимаетесь. Смешно, правда? Да, прошу прощения, забыл представиться. Меня зовут Марджет, Марвин Маржджет.
- Очень приятно, моё имя вы знаете.
- Конечно, Нарнина.
- Присаживайтесь. Как так получилось, что вас послании охранять то, о чём вы не слышали?
- Готовили в спешке. Человек, на место которого меня прислали, был замечен в неподобающем поведении. Кажется, немного приворовывал. А режим - то у вас первой категории. Выше - Первый "прим", только у правительства и генерального штаба. Конечно, меня ознакомили с терминологией и примерным её значением, но только очень примерным. Я не понимаю, что такое "пробой" и как столь отвлеченная дисциплина, как физика пространства, приобрела такое высокое место в табели о рангах. Неужели, - тут Марвин понизил голос. - Вы прокладываете нашим правителям дорогу к бегству?
Нарнина заметила, что снижение голоса было скорее театральным, чем служащим цели не допустить подслушивание разговора, но ей было всё равно. Провокаций она не опасалась, поскольку её работу делать было некому. Она без утайки рассказала приятному собеседнику о Проекте. Не забыла упомянуть и о своей роли в нём. Она выбирала слова по проще, прибегла к разнообразным метафорам, в качестве пояснения порой использовала даже анекдоты. Вроде того, как один заключённый спрашивает другого, а что такое, мол, "относительность", а второй отвечает, что, например, вот что ты сейчас делаешь? Я лежу - отвечает первый. Нет парень, ты сидишь.
Марвин смеялся над шутками, задавал наводящие вопросы к приведенным примерам. Нарнина по ходу затянувшегося обеда пару раз ловила себя на мысли, что не будь войны и проходи этот разговор где-нибудь в столице, в каком-нибудь уютном летнем кафе, то можно было позволить проводить себя до дома. А так, только до дверей лифта и то, после того, как селектор оповестил её, что перерыв закончился. К теме собственной зависимости от руководящих инстанций её мысли не возвращались. Хотя нет, она позволила себе немного побороться с влиянием на нее иерархической пирамиды. Она рассказала Марвину многое из того, что имело высшие степени допуска. Спускаясь в свою лабораторию, которую уже в пору называть цехом, она подумала, что не вышла бы её разговорчивость этому симпатичному парню боком. Он же может случайно, думая что это не великая тайна, рассказать что-нибудь из поведанного ею в кругу своих коллег.
Вдруг ей подумалось, что за все время разговора, постоянно спотыкаясь о желание перейти на какие-нибудь светские темы, она видела его глаза. После прорезывания у неё способностей, большинство людей избегало смотреть ей в лицо. Даже если смотрели, то как-то плавающе, стараясь не встречаться взглядом. А тут, серые глаза, больше не казавшиеся ни стальными, ни холодными, постоянно были рядом.
Работа шла споро. Сверес несколько раз забегал к ней, выслушивал доклад и быстро убегал, сетуя на то, что Нарнина не может его раздвоить, а то и растроить, так много надо переделать за смехотворно короткое время. Улучить момент, когда бы можно было поговорить, желательно тайком, об способностях и ответственности не получилось. Впрочем, даже найдись время и тихий уголок для доверительной беседы, врядли Нарнина услышала бы для себя что-то новое. Уже вечером, направляясь к главному залу, где намеревались произвести пробный пуск уже готовой установки, боровшаяся с пошатыванием от истощения колдунья подумала, что такой разговор ведь был. Сверес ведь не из тех людей, кто склонен менять своё мнение. Да ещё за столь короткое время. Разговор, который Нарнина собиралась ему навязать, ведь уже состоялся однажды. Перед первым пробоем, чей успех для вышестоящих был сомнительным, а Свереса уверил в правильности первоначальных расчетов, Нарнина завела разговор на тему а готово ли человечество...
- Скажи, ты читаешь газеты? По твоему недоумению вижу, что нет. - Ответил тогда, очень давно, дней десять назад Сверес. - Ты знаешь, что между нашей страной и другими странами уже много лет нет взаимопонимания. Что много лет мы соперники не только в науке. Что арсеналы растут. Армии последние полгода не вылезают с полигонов. Это не просто так. Как ты знаешь, канал можно обнаружить с большого расстояния. Виноваты в этом сами условия его открытия. Так вот, мы точно знаем, что у них тоже есть канал и институт, на подобии нашего... Постой, не перебивай. Так вот, ты права. Там , за порталом, действительно новый мир и населен он людьми, как и наш. Твои учебные пособия оттуда. Здесь, в нашем мире твои способности уникальны. Именно они обратили наше внимание на тебя. Когда ты представила свою работу, некоторые ужаснулись. Кто-то даже додумался до того, что принялся искать шпионов. Я говорю это, что бы ты знала, мы тебя ценим. Но подумай. Наша страна не сможет противостоять врагу. Более того, из источников по ту сторону канала мы знаем, что противник тоже ищет там союзников. Волей судьбы мы нашли их раньше. А если найдут их другие, то перевес станет просто подавляющим. У нас нет выбора. Ты нам нужна. Как страховка. Только ты сможешь наладить с ними контакт. Твои способности не являются на той стороне чем-то исключительным. И наш собеседник тоже маг. Вы с ним поладите, я уверен. Что касается твоего ужаса, что чужое не редко вызывает подобные эмоции. Не принимай их близко к сердцу. Твоя страна нуждается в тебе. Нуждается в новом союзнике. Решайся.
Перед ужином намечался пробный пуск. Нарнина стояла перед устнановкой в главном зале и ждала своего выхода. К слову, зал был таковым только в "девичестве". После сборки цилиндрической дуры, зал стал очень тесным местом. Только вдоль стен было место чтобы протиснуться боком и под потолком располагались фермы для обслуживания установки. Монтажники и проверяющие передвигаясь на специальном кране, по ходу монтажа переименованном в "лежанку". У выходного отверстия располагался пункт наблюдения - диспетчерская с толстыми пуленепробиваемыми окнами, а как раз напротив крашенная белым бетонная стена с чёрным прицельным перекрестьем. Предполагалось, что дыра в пространстве, образованная пробоем, образуется именно там.
Нарнина шла по широкому коридору, более подходящему под название дороги. Грузовик, если не очень высокий, пройти сможет. Резервная диспетчерская, она же аппаратная, откуда шли кабели к установке, прямо перед ней - толстые броневые двери, ведущие в главный зал. Она изрядно вымоталась за прошедший, или почти прошедший день. Спать, при всём при этом, не хотелось совершенно. Весь день она смотрела на тонкие структуры, которые либо видела только она, либо требовали для своего выявления сверхсложных приборов. А потом много времени на обработку. Существенная экономия времени и средств. Если подумать, то не нужна ли сама Нарнина именно для этого? Такой самоходный диагностический прибор, которы можно программировать голосом. Если подойти с этой стороны, то становится понятно, почему так удивилось начальство на утреннем совещании. Надо же, тестер заговорил, какая наглость.
Сразу за воротами контрольный пост, которого небыло еще вчера. Новая метла по-новому метёт, думала Нарнина, терпеливо снося ожидание, за время которого охранник, видевший её не раз и не два, сверял данные. Ей было всё равно. Именно здесь, у самых ворот, перед близким успехом эксперимента, как она предчувствовала, догадалась, что её отказ работать ничего бы не изменил. Только бы увеличил риск. Угроза того, что в момент одного из пусков весь институт, а то и прилегающая территория будет рассеяна в пространстве и времени, была реальной. Пройдя контроль, Нарнина обернулась. За стёклами аппаратной ей улыбнулся Марвин.
В диспетчерской все в сборе. И Сверес с куратором, и тот генерал, требующий игнорировать риски. Уже раздавались ритуальные технические "... блок задействован", "набор мощности в штатном режиме", "проверка завершена", и всё такое почее. Нарнину молча поприветствовали кивком нескольно инженеров. Сверес казался погруженным в себя и не факт, что заметил Нарнину вообще.
- До пробного пуска осталось десять, девять... - Раздался четкий голос главного инженера. Вообще-то ему не по рангу заниматься отсчитыванием времени, но ввиду важности и присутствия гостей он решил, или так полагалось, сделать исключение.
Нарнина не могла понять, а хочет ли она завершения пуска так, как планировалось. Не стоило ли немного поднапрячься и сжечь какой-нибудь управляющий контур. Что-нибудь из той аппаратуры, замена которой невозможна. Вот только генерал кажется не шутил, когда обещал взорвать институт со всеми, кто в нём находился.
- Три, два, один... - Нарнина так ничего и не придумала. - Пуск!
Здание вздрогнуло. Немного изменилась тонатьность гудения трансформаторов. Ничего зрелищного. Просто тени в углах стали отчётливей, немного начало давить на глаза и в воздухе разлилась какая-то потрескивающая электризация. Никто изменений вокруг не замечает. На предыдущих прогонах всё было не так. Теперь только осталось добавить немного мощности и Пробой случится. На командном центре раздаются приказы. Нарнина слышит их, понимая смысл, но не узнаёт складывающие их слова.
- Полная мощность! Начать пробой, дистанционный зонд к запуску! Запуск по команде. - Раз всё так хорошо получается, то командные инстанции считают, что медлить нет смысла. Представляется, что генерал испытывает настоящий триумф, глядя на циферки и графики, в которых он ничего не понимает кроме того, что он был прав. Прав в том, что стоило надавить на яйцеголовых умников чуть покрепче, чем делало предыдущее руководство, так вот они, давно ожидаемые успехи.
Нарнина плыла, купаясь в волнах незнакомой силы. Она чувствовала, что стоит только захотеть и станет всемогущей. Её казалось, что стоит только зачерпнуть из бьющего источника, оттуда, где на бетоне колеблется и переливается перекрестье прицела и все собравшиеся преклонят перед ей колени.
Всё то время, которое потребовалось, чтобы спустится из своей лаборатории сюда, к сосредоточению огромных энергий, ростку нового будущего, который уже пробивается из пустоты, Нарнина чувствовала себя немного не реально. Она грешила на переутомление, на то, что слишком много сил и внимания уделяла тестированию. Теперь поняла, что это было предчувствие. Когда начал формироваться канал, червоточина или коридор, пусть желающие упражняются в терминологии, ей стало легко. Легко и горько. В воронке, там где комкалась сама ткань пространства, копошилось несто живое и разумное. Не безымянные силы, которые было можно обрушить на врагов, как значилось в некоторых рассчетах. Не коридор, в который можно было забросить ядерный заряд, своего рода сверхдальнобойная пушка. Они привели нечто разумное, чья мощь была выше понимания даже самой Нарнины. Всё кончено, от неё теперь ничего не зависело. Она выполнила свою функцию и теперь больше не нужна. Нет ни малейшего сомнения, что прибывшего назовут союзником и попытаются использовать в войне, никакие возражения не помогу. Ведь Нарнина возражал против эксперимента, её не послушались и добились успеха. Теперь на её слова не будут обращать внимания вообще, словно никого не видят и ничего не слышат.
Нарнина бросилась бежать ещё до того, как просочившееся Нечто, или Некто осознает факт состоявшегося переноса. Она не хотела видеть как с Этим сядут за стол переговоров и попросят помочь. Ей было страшно.
Она бросилась бежать и... осталась на месте. Ноги не слушались. Правильней сказать, что биение страшных сил лишило её восприятия собственного тела. Нарнина бежала, но только в собственных мыслях. Чтобы сделать шаг к главному оператору установки, пришлось сосредоточиться. Она не знала, что надо делать и решила просто отключить установку. Возможно, льющийся поток энергии прервется и эксперимент провалится. Она протянула руку к кнопке аварийного отключения установки. Оператор явно собирался что-то сказать и даже начал тянуть руку, чтобы остановить Нарнину, но не успевал. Большая красная блямба клацнула, утапливаясь в панель. И ничего не произошло.
Потом Нарнину увели. Она не сопротивлялась. Не сопротивлялась и не смотрела под ноги, на протяжении всего пути к своей комнате. Охранникам периодически приходилось поддерживать её под локти, поворачивая в нужную сторону и следить, чтобы не упала.
Глаза Нарнины были открыты и смотрели только вперёд, в недоступные многим дали. Разглядывала то, что ещё не наступило. Ей не нравилось все, что видела и, одновременно, устрашающие зрелища оставляли её равнодушной. Словно она была археологом, проникшим в древнее святилище, заброшенное так давно, что никто не помнил, кто его построил. Взгляд археолога впервые за многие тысячелетия касался каменных плит, изрытых барельефами. Картины гибели, запечатлённые на них, были ужасны. Но, с другой стороны, разве можно эмоционально воспринимать то, что давным-давно стало камешком мозаики забытых событий. Ту мозаику занесло пылью, засыпало песком и кости зодчих давно превратились в прах. Нарнина только очистила древний узор каменной истории, которая ещё не наступила. Пускай куратор со своими коллегами творит историю, как её понимает. Всё что он сделает и о чём подумает, уже приобрело неизменную тяжесть каменных плит.
Нарнина с трудом понимала, что находится в своей комнате и лежит на собственной кровати. Она созерцала открывшуюся ей картину. На древних, искрошившихся от времени барельефах были знакомые ей люди. Вот какая-то девушка, с лицом самой Нарнины, стоящая перед широким столом, за которым сидят люди преисполненные собственного достоинства и веры в свою непогрешимость. Они слушали докладчицу, постепенно истощая запас терпения. Брезгливые и презрительные усмешки блуждали на их лицах. Вот Сверес, чей облик полон сдерживаемой ярости оттого, что военные не желают его слушать. Вот множество хаотически переплетенных линий, за которыми с трудом угадывается главный зал, в котором кипит лихорадочная работа. На другом фрагменте военачальники поднимают бокалы за победу.
В каждом из рассмотренных кусочков закаменевшего будущего присутствовала размытая фигура, которая вроде бы ничего не делала, но на неё постоянно оглядывались. Фрагменту, на котором было запечатлено празднование победы, предшествовала странная миниатюра, которую прочие обитатели картины старательно игнорировали. Там человек, чей портрет висел над креслом директора Института и в кабинете Куратора, стоял на коленях перед уже встречавшейся размытой фигурой и о чем-то её умолял, заламывая руки. Миниатюра чуть отличалась от прочих. В первый момент, руководитель и впрямь стоял на коленях и умолял. Во второй - он, исполненный достоинства, неторопливо выводил свою подпись на листе плотной бумаги с золотым обрезом. Партнёром на переговорах выступала та же неопределяемая тень. Как-то мельком Нарнине подумалось, что она видела одно событие с двух ракурсов. Руководитель государства действительно находился в отчаянном положении, но полагал, что участвует в простых переговорах. Союзник был необычным, но что поделать, выбора нет и союз заключать надо.
Дальнейшие картины вновь заполнял хаос. Множество перекошенных лиц, озаренных тугими колеблющимися факелами, рвущимися из стволов автоматов. Создания, которые не поддаются описанию в силу постоянно меняющихся очертаний, легко струились между трассами огня к их источникам. Тела еще живых людей, изломанные страшной мукой падали на предшественников, устилавших грязный цемент. Ужас и дикая боль рвались сквозь многослойный бетон. Снизу вверх пропитывали радиоактивную землю. Поднимались к тусклому пыльному небу, безучастно смотревшему на руины.
Когда следующие картины перед внутренним взором Нарнины прояснились, на них была запечатлена тишина. Только нежно шелестел песок забвения, не торопливо засыпающий безголосые кирпичи, плачущие о некогда сложенных из них стенах.