ЗОЛОТОЙ КЛЮЧ или ПОХОЖДЕНИЯ БУРАТИНЫ

La Comédie inhumaine

Блуждая по пустыне мира сего, я случайно набрёл на некое место, кое служило прибежищем, и улёгся там, чтобы заснуть. И покуда спал - я грезил.

Джон Беньян. Восхождение странника

То, что хотел бы я высказать, высказыванью не подлежит.

Людвиг Витгенштейн. Бытие и время

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Дорогие мои ребятки! А также уважаемые взрослые дяденьки и тётеньки!

Когда я был маленьким - а было это, если подумать, давным-давно, хотя мне до сих пор кажется, будто это было совсем-совсем недавно - я читал одну книжку про деревянного человечка. Она называлась "Золотой Ключик или Приключения Буратино", и мне она очень нравилась.

Правда, похвалиться перед своими друзьями-приятелями я этой книжкой не мог, потому что они её тоже читали. И - представьте себе! - вообще все дети её читали. Ведь в те далёкие-далёкие времена у нас была советская власть, а при советской власти жизнь у ребят была очень скучная. Дети тогда почти не пили водку, не нюхали клей, не обдалбывались веществами, и даже сексом занимались редко и нерегулярно. Как-то всё это было не принято. Книжек про Гарри Поттера и Таню Гроттер тоже не было, а интересные и полезные журналы "Yes", "Cool", "Oops", "Fuckел" и "SOSkа " почему-то не выпускались. Так что мы развлекались сами как умели: бегали во дворе, играли в футбол, лазили на деревья, дрались, потом мирились, часами болтали о всякой всячине. А порой - и такое бывало! - сидели дома и читали книжки. Сначала про Колобка, про лисичку-сестричку, а потом уже и про Карлсона, который живёт на крыше, про Маугли, про Гулливера. Ну и про Буратино.

А те ребята, которые читать не любили, всё равно знали про деревянного человечка. Потому что взрослые сняли по этой книжке кинофильм, и даже не один! И, конечно, все его смотрели, все-все-все: ведь тогда по телевизору не показывали красивое настоящее кино про Ганнибала Лектора, Фредди Крюгера и Человека-Паука, не говоря уж о Покемонах и Телепузиках - их даже и в заводе-то не имелось. Уж такие тогда были времена!

Взрослые тоже откуда-то знали шалуна и проказника Буратино. Во всяком случае, они иногда рассказывали про него разные истории. Причём такие, которых в книжке не было. Например, как Буратино напился пьяным, и про то, что у него было с девочкой Мальвиной, и про то, что у девочки Мальвины было с пуделем Артемоном, и многое-многое другое. Назывались эти весёлые истории 'анекдоты', а откуда они берутся, взрослые нам не рассказывали.

Но я-то был мальчиком начитанным и смышлёным. И знал, что одну и ту же книжку иногда издают по-разному: для детей потоньше, а для взрослых потолще, со всякими подробностями. Например, была детская книжка "Гулливер", про большого английского дядьку, который попал на остров к маленьким человечкам. А была и взрослая книжка, которая называлась так же, но в два раза толще. И там тоже большой дядька попадал на остров к коротышкам, однако ещё вёл с ними всякие сложные разговоры про политику, а потом пописал на какой-то их домик - а в детской книжке про это не было, и про политику там ничего не говорили. Ещё была детская книжка "Маугли", а была взрослая "Книга Джунглей", которую детям даже и не показывали. А ещё я знал про французские книжки "Гаргантюа и Патрагрюэль", которых было тоже две - взрослая и детская. И которая взрослая - та была вся про писанье и каканье, и ещё про всякие гульфики и про то, что там внутри этих гульфиков. А в детском "Гаргантюа" не было никаких гульфиков, и про писи и каки тоже ни словечка, оттого-то и читать её было скучно-прескучно.

Вот потому-то я решил, что и про Буратино тоже есть взрослая книжка, большая и толстая. Где разговоры про политику, и про Мальвину с пуделем, и всякие другие интересные истории. И когда я вырасту, то куплю себе взрослую книжку про Буратино, прочту её и всё-всё узнаю.

Потом я вырос. И узнал, что большую взрослую книжку про Буратино почему-то так никто и не написал.

Тогда меня это не очень расстроило. Потому что в то время как раз кончилась советская власть и появилось очень-очень много книжек про политику, и про писи и каки, ну и, конечно, про секс - ведь советские люди совсем-совсем ничего не знали про секс, и им было ужасно интересно, что это такое и как это делается. Зато еда и одежда почему-то сделались очень дорогими, так что читать книжки стало некогда. Потому что надо было как-то крутиться и вертеться, чтобы заработать себе и своей семье на еду, не говоря уже о тампаксах и сникерсах, без которых вдруг почему-то стало совершенно невозможно жить. И я тоже закрутился и завертелся, чтобы в моей семье всегда хватало тампаксов и сникерсов. Какие уж тут деревянные человечки!

Однако же, через много-много лет, я припомнил моего старого друга Буратино и даже решил перечитать его приключения.

Но сперва я должен вам, ребятки, открыть один секрет. Взрослые люди читают книжки совсем не так, как дети. Дети - они радостные и доверчивые, поэтому им чего не расскажешь - всему верят, как будто так и надо. Детям можно рассказать любую историю, лишь бы в ней было побольше страшных опасностей и ужасных приключений. А взрослые - я имею в виду настоящих взрослых - угрюмые и подозрительные. И поэтому они не только читают, но ещё и думают, нет ли в рассказанной истории каких-нибудь противоречий и несуразностей. И если они их там находят, то они снова берутся за книжку. И начинают её читать секретным взрослым способом: не только то, что написано, а ещё и между строчек. У самых-самых взрослых есть такое специальное умение - читать между строчек, в тех местах, где вроде бы ничего и не написано. На самом же деле между строчек обычно рассказывается много всякого занимательного. Только это написано малюсенькими буковками, и к тому же они того же цвета, что и бумага, поэтому их не видно. Однако если смотреть очень-очень пристально, то кое-что всё-таки можно разобрать.

Так вот, перечёл я ту детскую книжку про Буратино и нашёл в ней множество всяких противоречий и несуразностей. Например, почему куклы в кукольном театре сразу признали Буратино, хотя никогда его до этого не видели? Откуда у Мальвины домик на сизой поляне? Почему ей служили звери, птицы и даже вольные бабочки? Зачем Карабас-Барабас так хотел получить золотой ключик - неужели всего лишь из-за старого кукольного театра? И, кстати, откуда он его взял - до того, как потерял в пруду? По какой такой загадочной причине черепаха Тортилла сначала не хотела рассказывать Карабасу-Барабасу про золотой ключик, а потом рассказала ему всё-всё-всё? Кто такой Тарабарский король, чьим именем Карабас-Барабас пытался всех напугать? Откуда взялся на дверце за холстом портрет Буратино? К чему на занавесе кукольного театра золотая молния? И ещё триста тридцать три почему и отчего, ответа на которые в книжке я так и не нашёл, хотя очень старался.

И мне ужасно - ну вот просто ужжжасно! - захотелось всё узнать и найти всему объяснение.

Тогда я сел за стол, положил перед собой книжку про Буратино и стал разбирать то, что написано между строчек маленькими-маленькими буковками.

Это было очень трудно, потому что зрение у меня уже не такое острое, как в молодые годы, а невидимые буковки между строчек ну очень маленькие и совсем-совсем неразборчивые. Но всё-таки кое-что разобрать мне удалось. Хотя это заняло очень-очень-очень много времени.

Так вот: там, между строчек, я вычитал много-много интересного. И про то, откуда у Мальвины домик, и откуда у Карабаса ключик, и про Тортиллу, и даже про Тарабарского короля. И, конечно же, там было и про пуделя с Мальвиной, и про секс, и даже про политику.

А чтобы ничего не забыть и не перепутать, я записывал всё, что прочёл между строчек, в специальную тетрадочку. Потом получилась ещё одна тетрадочка, и ещё одна, и ещё одна. И когда я, наконец, всё прочитал до конца, то понял, что у меня получилась та самая взрослая книжка про Буратино, о которой я мечтал в детстве.

Тут-то мне и пришло в голову эту книжку опубликовать. Не заради какой-то выгоды или там славы, а просто так. Для развлечения людей любознательных.

Но на всякий случай, чтобы эту большую книжку не перепутали с той маленькой, я решил назвать её немножко по-другому. По-взрослому. А взрослые не любят маленькие вещи, которые называются специальными маленькими словами - такие, как "сумочка", "лопаточка", или там "ключик". Взрослые ведь себя считают большими и важными. Поэтому они любят большие вещи и важные слова - "сума", "лопата", "ключ". И ещё: взрослые не верят ни в приключения. Им почему-то кажется, что все приключения на свете давным-давно кончились. Зато взрослые иногда пускаются в похождения. Разница между ними такая, что от приключений люди становятся умнее и лучше, а от похождений только портят себе жизнь и теряют здоровье.

Потому-то эта книжка и называется: "Золотой Ключ, или Похождения Буратины".

Правда, она получилась не такая простая и весёлая, как та старая сказка. К тому же в ней есть разговоры про всякие скучные взрослые вещи, даже про политику, а то и всякие глупости, вроде секса и насилия. Я, конечно, понимаю, что вам, ребятки, не очень интересно читать про это, потому что ваши любимые журналы "Yes", "Cool", "Ooops", "Fuckел" и "SOSkа" только про них и пишут (и это не считая телевизора). Так что вы можете просто пропускать эти скучные места.

PS. В книжке иногда попадаются непонятные слова. Это потому, что герои книжки живут в очень-очень отдалённом будущем, а там много чего устроено не как у нас. Но вы особенно-то не пугайтесь! Как правило, все эти слова становятся понятны по ходу чтения. В крайнем случае их можно пропустить без особого вреда. Однако для самых-самых дотошных и въедливых читателей, непременно желающих знать всё досконально и во всех подробностях, автор приготовил специальный словарик. Пока что его можно найти только в интернете - например, вот здесь: http://samlib.ru/h/haritonow_m_j/buratinadict.shtml. Это, конечно, не очень-то удобно. Ну да будем надеяться, что когда-нибудь и словарик издадим отдельной книжечкой. И много ещё чего, к нашей истории относящегося.

И вот ещё кое-что важное, тоже про слова. Иногда наши герои - особенно в раздражении - по-всякому выражаются. Ну, то есть говорят вслух нехорошие словечки на разные буквы: и на пэ, и на хэ, даже на е. Я-то, конечно, не стал бы писать такие гадкие слова нарочно. Но что ж поделать, если наши герои ужасно невоспитанные? Зато вы-то, дорогой читатель, очень даже воспитанный, правда ведь? Поэтому, если вам вдруг попадётся нехорошее словечко - вы, пожалуйста, не читайте его целиком, а зажмуривайтесь по-честному. А если вдруг не успели зажмуриться и всё-таки прочли - плюньте, дуньте и скажите волшебные слова 'укроп-репа, духовная скрепа, окорми́ меня, грешного'. От этого волшебного заклинания всё плохое распадается на целебную плесеньку и сладкий липовый медок. Которые вам уж точно не повредят.

Так-то и вы сможете прочитать эту книжку от корки до корки. И совсем-совсем не оскоромиться.

Искреннейший ваш друг и доброжелатель
добрый сказочник Михаил Харитонов

ПРИКВЕЛ. СУНДУК МЕРТВЕЦА

2013 год. 21 декабря, ночь.

Российская Федерация. Иркутская область.

Депутат Государственной Думы пятого созыва Викентий Виленович Пархачик маялся животом - последний раз в жизни.

Если бы он о том догадывался, то, верно, не беспокоился б из-за таких пустяков. Однако роковая догадка его не посетила. Поэтому он сердился и даже роптал.

Более всего Викентий Виленович был возмущён тем, что ему не создали условий. Нет, он не ждал японской сантехники и подогретой сидушки. Но хотя бы обычный унитаз, рулон бумаги, крючок для одежды и приватность отдельной кабинки! Вместо этого он был вынужден, приспустив полосатые бриони, раскорячиваться над суровым бетонным выемом в полу. Рядом был такой же выем, и ещё такой же, и ещё: сортир был серьёзным военным сооружением на двадцать четыре очка. Когда-то в нём оправлялось целое отделение. А может, взвод. Викентий Виленович, несмотря на многолетнее членство в думской оборонной комиссии, смутно понимал разницу между отделением и взводом. В армии он не служил, в чём не любил признаваться. Зато он стрелял из станкового пулемёта, катался на Т-84У, украшенном партийной символикой - два раза - а также снимался в предвыборном клипе Владимира Вольфовича Жириновского "Слава Русскому оружию!" в костюме маркитантки.

Депутат злился ещё и потому, что внезапно случившийся понос внёс коррективы в его текущие планы. Он собирался перекинуться парой слов с Крыпатченко до того, как все сели за стол. За стол он, впрочем, тоже собирался: ему хотелось выпить и закусить. То есть хорошо выпить, плотненько закусить и ещё выпить. Он уже даже и начал: хряпнул из фляжечки. Это было необходимо хотя бы потому, что опускаться в лифте на три километра вниз ему до сих пор не приходилось. Такое событие следовало отметить: оно пополняло коллекцию нестандартных жизненных ситуаций, в которые Викентия Виленовича заносило регулярно. Ему случалось заходить в синагогу в арафатке, закусывать кумыс швейцарским горьким шоколадом, писать лирические стихи в газету "Анархия!", членствовать в Счётной комиссии на втором съезде Социал-Кальвинистской Партии, выступать на митинге в защиту сексуальных меньшинств - в смокинге, с накладной силиконовой попой, - и далее по всем кочкам, пока не удалось осесть в ЛДПР, этом последнем прибежище оригиналов.

В партии его любили за понятливость, жизнелюбство, ну и за весёлую фамилию. Она как-то по-особенному оттеняла - а местами и подсвечивала - кругленькую, румяненькую мордку её обладателя. Это чрезвычайно развлекало Лидера.

Кое-как завершив начатое, Пархачик подтерся предусмотрительно прихваченной со стола салфеткой, убрал нехороший след с ванлааковской рубашки, накинул пиджак и вернулся в зал. Там шумел-гремел позор московский - поздний банкет. Ну, относительно поздний. На поверхности было что-то вроде четырёх утра: мрак, собачий чёрный холод и кривые ёлки в снегу. По Москве - где-то одиннадцать,  самый разгар пятничного оттопыра. По своему внутреннему состоянию Викентий Виленович дал бы полночь. Какое время тикало здесь, под землёй, на спецобъекте, построенном в семидесятые на случай всеобщего ядрён-батона - затруднился бы определить и сам Владимир Вольфович, всегда имеющий мнение по любому вопросу жизни и смерти.

Помещение, где пили москвичи, пугало размерами. Это был огромный бетонный короб с гулким эхом. Подпотолочные лампы - каждая величиной с корыто - освещали ободранные стены и накрытый стол, смотрящийся в этих интерьерах несколько инопланетно.

Когда-то зал был полон секретного оборудования. Теперь от былого великолепия осталась только железные лестницы, ведущие к люкам, высоченные сварные стойки с характерными дырками, - при виде их в памяти депутата шевелилось невесть как застрявшее в ней слово "крепёж", - да ещё огромная карта Земли, насмерть вмурованная в стену: два выпуклых полушария, напоминающие гигантскую жопу.

Прямо под ней, во главе стола, восседал, крепя спину и расправив погононосные плечики, генерал РВСН Фирьяз Давлетбаевич Давлетбаев.

Как и все генералы, Викентием Виленовичем когда-либо наблюдаемые, Давлетбаев был росточком метр шестьдесят восемь с каблуками. Лицо у него было военно-восточного типа - вместо влажного вымени, типичного для славян, дослужившихся до большой звезды, у Фирьяза Давлетбаевича на плечах росла сухая твёрдая башка, бритая под барабан. Щёки и подбородок генерала были выскоблены до какого-то неприличия, как лобок порномодели. Конские глаза его блестели бессмысленно и беспощадно.

Генерал депутату не то чтобы не нравился, но вызывал беспокойство. Во-первых, он напоминал ему тестя, восточного человека. В делах тесть был архиполезен, однако неприятен в быту - в частности, излишним вниманием к запутанной личной жизни зятька. Во-вторых, депутат знал, что генерал Давлетбаев известен не только хозяйственно-снабженческой жиловатостью, но и причудливо-вздорным нравом, а в войсках имеет устойчивую репутацию ебанутого. Впрочем, российская армия вообще богата на мундирных ебанько, этого добра Виленович уже насмотрелся, заседая с такими во всяких смешанных комитетах и особых совещаниях. Иногда он задумывался, что же будет, если этим утыркам и в самом деле придётся воевать по-настоящему. Однажды он поделился своими сомненьями с Лидером. Тот подумал секунды две и ответил - "а ничего, сперва положат половину армии, потом придут в себя и вспомнят, чему их в Академии учили". Владимир Вольфович, когда не выступал перед публикой, обычно говорил умные и верные вещи. Тем не менее, Пархачик с ним внутренне не согласился: по его ощущениям, чтобы прийти в себя, генералам придётся сначала извести процентов семьдесят личного состава.

Банкет имел место по случаю подписания протокола приёмки. Противоатомное убежище сдавали на консервацию, предварительно списав и актировав всё, что вообще можно было актировать и списать. К огорчению генерала Давлетбаева, кое-чем всё-таки пришлось поступиться, в основном из-за косности компетентных инстанций, а также из-за конструктивной недостаточности грузовых лифтов. Тем не менее, вывезенного на поверхность хватало в общей сложности на несколько скромных шалэ на Лазурке, о чём депутат, разумеется, знал. Как и о том, сколько получил - и для передачи, и себе на карман - председатель комиссии Крыпатченко, подписавший Давлетбаеву нужные бумаги.

Сам Викентий Виленович был по этой части обойдён, но в рамках приличия. Денег ему, как человеку без права подписи, никаких не полагалось, зато уважуха, накрытая поляна и последующий досуг подразумевались. Чем он и намеревался воспользоваться и ни в коем случае ни в чём себе не отказать. Отказывать себе в чём бы то ни было Кеша - так звал его Лидер в добрую минуту - считал безнравственным.

Банкет тем временем пережил первую волну тостов и тихо стагнировал в ожидании второй. Люди разбились на кружочки и базарили - не то чтобы по делу, а где-то около, принюхиваясь и прихрюкиваясь к разным темам, а то и просто так.

Благообразный седобородый дед в недорогом, но хорошо сидящем костюме внимательно слушал моложавого майора, который, горячась и разбрасываясь рукам, рассказывал, насколько под Ямантау было круче. Долговязый пиджак, слегка заикаясь, спорил с низеньким подполом в лопающемся на пузе мундире о тактико-технических характеристика характеристиках танка "Абрамс", причём подпол всё время повышал голос. Пьяненькая тётенька, лет десять назад очень даже ябвдульная, а теперь всего лишь условноебабельная, страдала от мужского невнимания и показывала зачулкованную ножку - на вид тёплую, но с просвечивающим синяком на коленке, что наводило на мысль о какой-то драме. Рыжий прапор, неведомо как проникший на барский пир, споренько накидывался водочкой, время от времени набивая рот селёдкой с луком. Пил прапор быстро и умело. Викентий Виленович аж залюбовался такой целенаправленной и успешной работой над собой.

Пархачик присел на прежнее место, как раз возле прапора. Подтянул чистенькую тарелочку, странным образом выжившую на этом столе. Нагрузил холодными баклажанчиками, опробовал. Баклажанчики хорошо, правильно улеглись в желудок, тот и не буркнул. За это депутат вознаградил себя кстати подвернувшимся коньячком. Коньячок пошёл чуть жёстче, чем хотелось бы, однако кишок не разбередил. Депутат закрепил успех тарталеткой с козьим сыром.

- Пр-рстите, а вы м-москвич? - поделился рыжий прапор внезапной догадкой. Водочка в нём согрелась до кондиции и требовала слова.

Депутат прикинул перспективы. Разговаривать с водкой в чужом желудке ему приходилось регулярно, и всё, что она может сказать, он, в общем-то, знал. Рыжий, при взятом темпе, должен был бы минут через несколько начать бороздить мордой просторы стола, или уж впасть в амбицию, а то и в полезть драку. Однако покидать с трудом завоёванное место за столом не хотелось. Пархачик решил пообщаться, а там посмотреть по обстановке.

- Да какой москвич! С Подоляк мы, это село такое - Подоляки, мало кто знает - вздохнул он специальным образом, как бы открывая провинциальному быдлу пространство для сопереживания. - Депутат от области. В Москве бываю временно. Не могу в этом городе, кошмар какой-то, - закончил он фразой, на которую провинциальное быдло обычно велось.

Прапор не повёлся. Зато государственное слово его зацепило.

- Депутат... - по-собачьи наклонил он голову. - Депутат. Чего же ты депутат...

Не по-хорошему задумчивая интонация прапора и тыканье не обещали конструктива. Пархачик решил отделаться парой фраз и всё-таки уйти.

- Я депутат Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, фракция Либерально-Демократической Партии России, - он по опыту знал, что эта фраза озадачивает и сбивает с толку.

- Депутат, значит. Вот вы там депутаты. В Москве. Законы для нас принимаете, - уже откровенно накручивал себя прапор.

- Мы находимся в оппозиции, наши законодательные инициативы торпедируются партией власти, хотя мы внесли в думские комитеты только за этот год около тридцати радикальных предложений... - у депутата включилась пластинка.

Прапор скроил казённую рожу.

- С государством боремся? На какие шиши боремся? На госдеповские?

Викентий Виленович почувствовал себя увереннее: такие заходы он давным-давно научился отбивать из любой позиции.

- На зарплату, - избрал он самый простой и беспроигрышный ход. - Мне хватает, в Думе буфет дешёвый.

- Буфет дешёвый... Да чего буфет... Я спросить хочу. Простому человеку ответь, депутат. Ну почему у нас всё вот так? Ты мне скажи. Почему у нас всё вот так вот, а?

Депутат понял, что прапора всё-таки перекособачило. Общаться дальше было бы глупо, а то и опасно.

- Простите, я забыл одну вещь, - быстро сказал он, и тут же вспомнил, что и в самом деле забыл одну вещь. А именно - спешно убегая в сортир, оставил свой ноут на подзарядке без присмотра.

Ноут у депутата был уникальный. Не какой-нибудь там попсовый мак-эйр, с которыми половина Думы ходит, а подарочный, минобороновский, в чёрной резине снаружи и с неубиваемым железом внутри. Подаривший ноут товарищ особенно подчёркивал, что помимо жёсткого диска, который ломается и размагничивается, в ноуте стоит восемь терабайт какого-то эс-эс-ди, в котором движущихся частей меньше, чем в кирпиче, а инфа может храниться практически вечно. Последнее обстоятельство Викентий Виленович неизменно вспоминал, закачивая на ноут очередную коллекцию прелестных голышечек... К сожалению, эксклюзивная игрушка довольно быстро разряжалась, так что приходилось всё время её подкармливать при каждом удобном случае. Вот и сейчас он его где-то пристроил, вот только где?

- Ноут я забыл, - закончил он, выбираясь из-за стола.

- Ты на мой вопрос ответить забыл, д-депутат, - начал было рыжий плохим голосом, придвигаясь и набычиваясь, однако депутат ловко вильнул чреслами, выскользнул - и уткнулся в подреберье долговязого, который втирал про "Абрамс".

- А вот и здрассьте, - долговязый тоже был датый, но умело датый, понимающий, как себя держать под шофе, скорее всего - много и профессионально киряющий в разномастном обществе и знающий себя под всяким градусом и углом. - Всё в порядке? - уточнил он, показывая глазами на рыжего.

- Вы мой ноутбук не видели? - депутат тем временем полностью покинул сферу внимания прапора, и тот притих. - Чёрный такой, резиновый? Я его на зарядку поставил, забыл куда.

- Ноутбук? Чёрный резинновый? Там, - долговязый мотнул головой в неизвестном направлении.

- Там - это где? - уточнил депутат.

- Вы его в залле под плитой, у щитка, поставвили, - пояснил долговязый. Депутат заметил, что долговязый не то чтобы заикается, а как бы удваивает некоторые согласные - на итальянский, что-ли, манер. Было в этом что-то неестественное. Как и само лицо долговязого - не славянское, но и не восточное: такое лицо могло бы быть у молодого араба, если б его как следует потереть ластиком и убрать цвет, а заодно пригладить всё торчащее и выпирающее. "Такие в разведке нужны", подумал было депутат. Потом вспомнил, чем на самом деле занимается российская разведка, и сморщился, как от кислого.

Долговязый это истолковал по-своему, чуть наклонился, мягко тронул вспотевшую кисть государственного человека сухими пальцами.

- Не беспокойтесь. Ничего с вашим чемоданчиком не буддет.

Викентию Виленовичу и в самом деле стало спокойнее: он вспомнил. Ноут он поставил кормиться у электрического щитка в помещеньице с потолком. тяжёлым даже на вид. Помещеньице считалось наиболее защищённой частью комплекса и было рассчитано на полную изоляцию в случае чего. Впрочем, эта сторона дела волновала депутата в последнюю очередь. Важно было, что зал был рядышком, через две двери, так что можно было не бежать сломя голову за своим имуществом прямо сейчас - и потом не знать, куда его деть. А спокойно посидеть, уговорить фуфырик-другой, и подхватиться уже при сборах.

- Тост! Тост! - закричал кто-то жестяным военным голосом и застучал ложкой по стакану, пробивая звоном жужуканье и гундёж. - У Фирьяза Давлетбаевича! Созрел! Тост!

- Началось наше всё, - долговязый сыграл голосом трезвую интонацию, и от того и в самом деле протрезвел секунд на двадцать. - Теперь придётся слушать. Давайте-ка сюда к нам, тут яйца с икрой. Хотя икра - те же яйца, только рыбьи, - философически заключил он, достигнув верхней границы абстрактного мышления, доступного российскому военному.

Викентий Виленович решил на старое место не возвращаться: рыжего прапора, наконец, накрыло, тот сидел в характерной позе, свесив голову на грудь, и уже готов был с грохотом пасть. Поэтому Кеша благосклонно кивнул и уселся на чей-то стул. Перед лицом оказалась чужая тарелка, измазанная едой, и захватанный пальцами стопарик. Депутат покрутил башкой и увидел высокий стакан для газировки, а рядом - графинчик с беленькой. Стакан и графинчик смотрели друг на друга недоверчиво, понимая, что не созданы друг для друга. Пархачик, однако, решил иначе: другой посуды чистой не было, а водки внезапно захотелось.

- Таарищи! - гавкнул генерал Давлетбаев, обрушив из-под потолка на головы гостей рассыпчатое эхо. - Один раз... гризантальна с растягом по моей команде... - он вдохнул, берясь за стопарик, нóлитый старым манером, всклянь, - за успешное окончание нашего Отечества три-четыре - у-ра!

Тост показался депутату не вполне удавшимся, хотя он понимал, что генерал имел в виду что-нибудь вроде окончания службы, или задания, или дежурств - чем они тут занимались и как это называется, он не знал и не хотел. Видимо, остальные тоже поняли генерала в хорошем смысле, поскольку шумно встали и относительно дружно прокричали "у-ра", с требуемым горизонтальным растягом. После чего лихо хлопнули и принялись рассаживаться обратно, скребя ножками стульев по бетонному полу. Пьяненькая тётенька дрожащими руками налила сама себе крымского шампанского и выпила отдельно.

Генерал не остановился. Он не собирался останавливаться на достигнутом. Судя по мыльному блеску глаз, он вообще не собирался останавливаться.

- Таарищи, внимание! - эхо снова запрыгало по залу. - Хочу сказать очень важные слова. Мы все... отдавая единый воинский долг... служили Родине, как отцы служили дедам... - заклекотал Фирьяз Давлетбаевич, делая в речи специальные военные паузы. Депутату казалось, что куски фраз вылазят у генерала изо рта, как пузыри, надуваются вокруг губ и потом с брызгами лопаются: бляп, бляп.

- Чётко исполняя свои воинские обязанности до последнего приказа о расформировании... мы не посрамили своим ратным трудом родные просторы и славу наших предков, военно-космических сил, ныне ракетных войск стратегического назначения...

Прапор, наконец, пал - классически, мордой в стол, с последующим оседанием тушки вниз под скатерть. Такого падения Пархачик не видывал с прошлого тысячелетия. Он мысленно зааплодировал, и тут же закружилась голова, закололо в груди и подступило явственное ощущение чего-то нехорошего.

Депутат тряхнул головой и наваждение пропало.

- Нашу вечную память падшим и ушедшим в запо... кх, в запас, - генерал звонко кашлянул, подравнивая речь. - И безоговорочную преданность Президентом Российской Федерации Владимиром Владимировичем Путиным, самым чутким к нуждам армии человеком... и величие нашей многострада... - тут генерал запнулся ощутимее, - многонациональной Родины-Матери... с честью носящей высокое звание Российской Федерации! Гризантальна с растягом троекратно, таарищи - у-ра!

- У-ра! У-ра! - закричали подчинённые.

Генерал, наконец, прикрыл поддувало и взялся за стопку. Все нестройно зашумели, зашелестело стекло, зацокали вилки о тарелки: люди торопились выпить и закусить.

- Это ещё не самое-самое, - предупредил долговязый и дёрнул уголком рта, что можно было принять и за кривую ухмылку, и за нервный тик. - Он сейчас стихи читать буддет.

- Главное чтоб не пел, - в тон ответил депутат, морщась: выпитое и съеденное, вроде бы хорошо улёгшееся в животе, вдруг как-то ощутимо покосилось. Дристать на бис не хотелось, да и отходить от стола во время тоста было бы некрасиво. Пархачик немножечко послушал себя и решил, что как-нибудь перетерпит.

- А теперь хочу прочесть! К нашему столу! - порадовал Фирьяз Абдурахманович, и, не дожидаясь внимания, начал:

- Таарищи родные дорогие, мы что-то важное свершаем в этот час... и можно так сказать, что все стихии сегодня поздравляют нас!

- Поздравляют как бы нас, - исправил размер долговязый.

- И можно так сказать, - повторил депутат за полковником, выпрастывая из кармана пузырёк с таблетками от желудка и пытаясь отщёлкнуть крышечку. - Минералочки тут есть?

Долговязый окатил стол быстрым оценивающим взглядом, выцепил "Святой источник" без газа и молча набулькал в фужер. Депутат вытряс на ладонь две таблетки, съел и быстренько запил водичкой.

- Давай с таким прекрасным настроеньем... огромного спокойствия, труда! - стихи генерал Давлетбаев явно сочинял сам. - И пусть над нами с наслажденьем горит звезда родная, и она... нам путь укажет всем и таким образом в вечность мы войдем! - слова "таким образом" генерал как бы промотал голосом на удвоенной скорости, а "войдем" оформил через "е".

- Вуильям... Шекспёр, - долговязый нарочито сделал между именем и фамилией классика мировой литературы выемку под матное словцо. Депутат понимающе мумукнул.

- Когда же вся эта сволота передохнет, - вздохнул долговязый и сделал приглашающее движение шеей, как бы подзывая депутата присоединиться к компании людей почище. В голове Пархачика всплыло спецслужбистское слово "подход". Секунду подумав, он решил, что это он и был.

- Сволота всех нас переживёт, она о себе заботится, - сделал он свой шажок навстречу, прикидывая, какой у долговязого практический интерес. Скорее всего, решил он - по части продажи какого-нибудь кусочка Родины, случайно уцелевшего после давлетбаевского хапка.

- О себе подумать никому не вредно? - совсем уж откровенно зашёл долговязый, сыграв голосом на повышение.

- И никогда не поздно, - решил чуть отойти депутат. Предложенный темп его насторожил.

- Бывает что и поздно, - серьёзным тоном сообщил пиджак. - Кто не успел... - он опять сделал паузу, как бы вынуждая собеседника продолжить фразу.

- На "Титаник", например, - отбил депутат, уже понимая, что услышит дальше, куда они пойдут, когда кончится мероприятие, какие ожидаются разговоры - и уже прикидывая, насколько интересным может быть предложение и придётся ли беспокоить Лидера.

- Таарищи! - снова включился Давлетбаев. - Как говорят у нас в народе, что между первой и второй есть перерывчик небольшой! И в этом небольшом перерывчике я хочу прочесть совсем небольшое стихотворение, посвящённое нашим дорогим гостям из Москвы!

Пьяненькая тётя с синяком на коленке громко и как-то очень осмысленно пукнула. Все сделали вид, что сделали вид.

- Кхе, кхе, - начал Фирьяз Давлетбаевич. - Мы все одной семьёй цветём, и каждый на посте своём, доверий от Правительства не счесть и Президент перпоручил нам честь!.. - на редком слове "перпоручил" у генерала стал кончаться воздух, а после "чести" он прервался на экстренную вентиляцию лёгких.

- Да что и честь, коли нечча есть, - вспомнил долговязый русскую пословицу.

Викентий Виленович попытался было сообразить, что это за нечча, с успехом заменяющая дурацкий сословный предрассудок, и не смог: в желудке опять покачнулось, подвалило к горлу. Он судорожно сглотнул, снова достал таблеточки, проглотил две или три, запил.

- И Родине довольно я служу... и счастлив я, что на устах своих... печать секретности держу! - в три приёма одолел генерал трудную, вычурную строчку.

- Наддо же! - в голосе долговязого прорезалось неожиданно искреннее удивление. - Это ещё кто-то помнит?

Депутат хотел было переспросить, о чём речь, да не успел. Что-то ударило его изнутри по ушам, в глазах поплыло, а потом всё стало непонятным и никаким.

Впоследствии - когда, откровенно говоря, это уже никого практически не интересовало - врачи, занимавшиеся телом, немного поспорили насчёт таблеточек. Жизнелюбивый депутат перепутал пузырьки, и вместо желудочного принял возбуждающее. Средство считалось безопасным и совместимым с алкоголем, но повышало давление, с которым у Викентия Виленовича было и без того скверно. Хотя, скорее всего, дело было не в таблеточках. Просто пришло - точнее, вышло - время. Источенный сосудик в голове натянулся и лопнул.

То, что с депутатом что-то не так, долговязый заметил не сразу, а когда заметил, то решил, что москвич перебрал и пусть отлёживается. Больше обеспокоились его коллеги - в отличие от местных, они Виленовича знали как алкогольно устойчивого, закалённого в чаду кутежей, на адовых фуршетах девяностых. Тем не менее, по обычному человеческому нежеланию ломать себе кайф и неверию в плохое, они решили, что надо просто подождать и дать человеку отлежаться. Ну и дали - и, само собой, дождались. Депутат уже уплывал в вечность, пока наконец-то вызванные врачи из военного городка ругались с охраной на воротах.

Досуг сорвался, вместо этого тёплым пьяненьким дядькам пришлось объясняться с неприятными, быдловатыми людьми в форме, не любящими москвичей. Потом пошли звонки из Москвы, тоже неприятные - Лидер не любил, когда что-то идёт не гладко. Крыпатченко в расстроенных чувствах обматерил полицейского. Тот не стал отвечать грубостью на грубость, а молча, от сердца, засветил москвичу по соплям.

Нежелательное развитие событий предотвратил вовремя появившийся долговязый, предъявив очень специальные корочки и организовав пару звонков по своим каналам.

Дальше выяснилось, что куда-то исчез генерал Давлетбаев. Все встали на уши.  Впрочем, через сутки государственный человек обнаружился. Оказывается, ебанутый вояка решил, что смерть москвича являлась частью заговора против него лично - и, как фельдмаршал Кутузов, отошёл на заранее заготовленные позиции: закрылся в одном из помещений базы с двумя литрами коньяка. К несчастью, генерала кто-то когда-то научил пользоваться электронной почтой, и он из своего убежища направил в Минобороны, Генпрокуратуру и ещё по нескольким известным ему адресам десятка четыре писем самого изумительного содержания, включая инвективы в адрес Сечина, коего Давлетбаев обвинил в работе на английскую разведку. По этому поводу в верхах вышел скандальчик. Правда, без особых последствий: заменить генерала было некем, и он это отлично знал.

Тело депутата Пархачика отправили в Москву, где и закопали в землю. На похоронах присутствовал Лидер, так что за гробом было относительно людно. Из родственников приехал только тесть, и тот - со словами "хочу сам убедиться". Супруга депутата, Гюльчехра Мультимедиева, отдыхала в Греции и до пошлых прощальных формальностей не снизошла.

Какая-то жёлтая газетёнка тиснула по сему случаю статейку, где прозрачно намекалось на убийство - каковое, в свою очередь, связывалось с криминальной ситуацией вокруг подолякского леспромхоза. Интереса это не вызвало.

В установленный срок на объекте был проведён комплекс работ по окончательной консервации. Его проводили сотрудники компетентных органов, отодвинувшие тупых и вороватых военных. Та часть оборудования комплекса, распродать которую Давлетбаеву не дали, была размещена в зале под плитой. Автоматику - древнюю, релейную, сделанную ещё при царе Горохе - выставили на принудительную продувку раз в двадцать лет. После этого зал загерметизировали и заполнили аргоном.

На чёрный чемоданчик, покрытый резиной, никто не обратил особого внимания - а те, кто обратил, приняли его за часть оборудования. Долговязый отнёсся бы к этому совершенно иначе, поскольку знал о чемоданчике существенно больше, чем даже его злосчастный владелец. Однако его никто не спросил. Да и некого было: через два дня после инцидента долговязый улетел в Триполи - по линии СВР, но представляя интересы другой организации. Из Триполи он не вернулся.

Следственные действия велись где-то c месяц и ни к чему особенному не привели: ситуация была вполне себе ясной, криминалом никаким не пахло, деньгами тоже. Единственным интересным фигурантом оказался рыжий прапор, которого следак случайно узнал - он когда-то пересекался с ними по мелкому делу, и рыжий не вернул ему три тысячи. Упускать такой случай было бы глупо, так что неудачника оформили обвинение и закрыли на год в местном СИЗО - для ума, чтоб знал. Ума у рыжего и впрямь прибавилось, знаний тоже: в СИЗО он выучил испанский и через два года уехал в Барранкилью. Но это уже другая история.

Шло время. Ржавело золото, истлевала сталь, крошился мрамор. К смерти всё готовилось и всегда оказывалось неготовым. Она всё же являлась, вовремя и невовремя, к правым и виноватым. Умер в кремлёвской больнице от острой почечной недостаточности генерал Давлетбаев. Ненадолго пережила его вдова депутата, волоокая Гюльчехра: бедняжка утонула, купаясь в Эгейском море. Чуть раньше покинул пределы земные её папа, восточный человек. Низенький подпол в состоянии немотивированной депрессии выпустил себе в голову четыре пули и потом выбросился из окна - во всяком случае, таково было мнение судмедэкпертов. Умерла тётя с синяком; это с ней случилось в Гаване, в объятьях Морфея, молодого мулата с пляжа. Умер бывший предкомиссии Крыпатченко: в морг он заехал прямо с венецианского карнавала. Умер живучий Владимир Вольфович, в декорациях менее праздничных, хотя и в чём-то более комфортных. Поумирали - все по-разному - иркутские полицейские, не любившие москвичей. Благообразный седой дедушка прожил ещё двадцать три года и тихо скончался в филадельфийском госпитале для сотрудников Агентства Национальной Безопасности США.

Умер, в числе прочих - очень того не желая - и автор этих строк. Последняя мысль его была о числе "шесть".

Скончавшие свой век удостоились, как обычно, недолгой и не особенно искренней скорби, потом были забыты, потом забыли тех, кто забыл. А жизнь, как обычно, продолжала себя, как могла и как умела.

Время просачивалось и в зал под плитой, лениво теребя молекулы. Добралось оно и до чёрного чемоданчика. Каменела резина, поверхность экрана медленно расстекловывалась и мутнела. Металл микросхем диффундировал в подложку. Размагничивались кластеры дополнительного жёсткого диска.

Однако комп так и остался подключённым к щитку, запитанному от атомных батарей, рассчитанных на столетия бесперебойной работы. Раз в пятьдесят дней спящий ноут просыпался и ревизовал ресурсы, в частности - проверял целостность файлов на восьмитерабайтном SSD-накопителе. По мере накопления сбоев и выхода из строя сегментов памяти файлы переписывались на оставшиеся. Упрямая машина тоже продолжала себя, как умела и как могла.

Когда от восьми терабайтов осталось около четырёхсот гигов, вышла из строя простейшая деталь - вилка в щитке. Время прогрызло-таки изоляцию и проводки закоротило. Защищённый ноут не пострадал, но аккумуляторы, естественно, сели. Последней умерла батарейка таймера, и обклеенный затвердевшей резиной ящик погрузился в оцепенение, заменяющее электронным устройством клиническую смерть.

К этому моменту на SSD-накопителе осталась почти неповреждённая операционка, сто с лишним гигов детской порнографии (к ней покойный питал душевную склонность),  сорок гигов музла (в основном шансона, каковой депутат особенно уважал, ну и до кучи всякое-разное, попавшее на диск Бог весть какими путями), обычный офис (читалка, писалка, считалка), а также несколько коллекций текстов и электронных книг, предустановленных дарителями (депутат в них не заглядывал никогда, предпочитая живую жизнь мёртвой букве). Увы, часть текстов была утрачена при рекопировании: глупая машина пожертвовала Илиадой и второй частью "Дон Кихота", чтобы сохранить содержимое папки "машенька раздвинула булочки"... Кроме того, в тёмном уголке прятались кое-какие специальные программы, о котором бывший владелец не знал и даже не догадывался, что он там есть. Всё остальное погибло. В частности, от обширной и содержательной переписки депутата сохранилось лишь несколько писем, а из личных документов - незавершённый черновик заявления в полицию о клевете в интернете, набросок речи на очередном съезде ЛДПР и два электронных авиабилета до Пхукета.

Все эти сокровища так и пребывали втуне, пока чёрный чемоданчик снова не вынесли на свет, не подключили к электричеству, и на кнопку Power не нажал блестящий перламутровый коготь эмпата-кибрида.

ПРОЛОГ ПОД ЗЕМЛЁЙ

113726 день от Конца, волею Короля осень / 8 сентября 312-го года от Хомокоста. Утро.

Афганистан, бывшая провинция Нангархар, ныне территория Подгорного Королевства.
Горный массив Тора-Бора. Личные апартаменты Его Величества Тораборского Короля.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

Тайная Канцелярия Его Величества Тораборского Короля
.
Личное дело 11.00025.152, сокращённо

ФАКТИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ: 338 лет

БИОЛОГИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ: 102 года активности и 236 лет анабиоза
ПОЛ: мужчина
ПРАВОВОЙ СТАТУС: верноподданный Его Величества
ОСНОВА: человек (модификат хомо II-12)

МОДЕЛЬ: боевой раввин 3-го поколения
ОСОБЫЕ СПОСОБНОСТИ: телепат вне категорий, психократ вне категорий
НЕДОСТАТКИ: еврей
ЛИЧНОЕ ИМЯ: Карабас бар Раббас
КЛИЧКА: Шварцкопф

Борода вздорно мешалась. Она не лезла.

Прочее, включая пейсы, удалось более-менее утрамбовать, хотя костюм был маловат. На пару размерчиков так уж точно. К сожалению, исправных костюмов высшей биологической защиты подходящего размера у нас нет, подумал Карабас. Может быть, не только здесь, а и вообще. Карабас слышал (или слыхал? - в этом он всегда путался, как в одежде и надежде), что последний такой костюм удалось выменять у Директории на какие-то редкие яйцеклетки, добытые в Стране Дураков в обмен на необнародованные доселе треки из Круга Песнопений Гарика Сукачёва. К сожалению, второй раз такой гешефт провернуть удалось бы вряд ли: в Директории тоже постепенно кончались ништяки.

Понятное дело, бороду можно б и подстричь, ну или хотя бы подровнять. Ножницами, разумеется. Как назло, ножниц не нашлось. Бестолковая сука в белом халате - судя по экстерьеру и манерам, овчарка с гиеньей прошивью, то ещё сочетаньице - предложила отрезать волосы молекулярным скальпелем. Ну вот скажите, как объяснить бестолковой суке, что соблюдающему еврею запрещено использовать бритву или нож для брадобритья? Особенно если он сам, рав бар-Раббас, не очень-то понимает, почему это запрещено. Как и не видит нужды в этом волосяном украшении. Хотя... надо ж почтенному аиду хоть чем-то, кроме лапсердака и капелюша, отличаться от окружающих гоев, да ещё и со такими разными грызлицами.

А ведь, подумал Карабас, пристраивая шляпу на штангу воздуховода, единственным общим местом во столь вариабельном их экстерьере является отсутствие растительности на переднем торце. Кошачьи, правда, баки себе отращивают, у козлов бородёнка бывает. Но вот чтобы, скажем, пейсы - такого за ними не водится, нет. Всё-таки мудрецы Талмуда были воистину боговдохновенны. В своей запредельной проницательности они каким-то образом предусмотрели даже трансгенный ребилдинг.

В конце концов, бороду всё-таки удалось - с грехом, увы, пополам, - запаковать в пластиковый пакет и сложить в три слоя на груди, после чего костюм, - со скрипом и матюгами - на него всё-таки натянули.

В таком виде можно было являться и на Высочайшую Аудиенцию.

Первый пост рав бар Раббас миновал без особых задержек: пришлось разве что немного полежать в какой-то зеленоватой водичке, наверняка жутко ядовитой. На втором одетые в приталенные защитные костюмчики овчарки долго облучали его ультрафиолетом, а потом прошлись маленьким ксигеном, на случай наличия в его теле какого-нибудь постороннего железа или кремния. Карабас лежал и ухмылялся: он гордился - совсем чуточку, а всё ж таки - тем, что тело его скроено из настоящего мяса, а не из каких-нибудь там тканевых микроимплантов. Вряд ли из микроимплантов можно сделать хорошего еврея. Или даже плохого еврея. Впрочем, других-то нет. Рав бар Раббас очень сомневался, что в пределах Подгорного Королевства можно найти хоть одного полноценного аида. Да и в Директории вряд ли удастся наскрести хотя бы десяток, чтобы составить миньян. Разве что в Стране Дураков... Он попытался представить себе, какие в Стране Дураков могут быть евреи, и почувствовал, что к носу подступает разрывающий ноздри чих.

Доводить себя до приступа именно сейчас было бы ну очень нежелательно, и Карабас попытался переключиться на что-нибудь постороннее. Это далось легко: предстоящий разговор обещал быть очень важным. Даже, пожалуй, чересчур.

Последний пост был, скорее, для проформы: выдра проверила сканером сетчатку и облизала длинным тонким языком его ноздри, сверяя молекулярные метки. После этого шлем закрыли наглухо на внешний замок - чтобы раввин, даже потеряй он внезапно рассудок, не смог его сорвать - и чихнуть на Его Величество.

Наконец, бронеплиты раздвинулись и он, втягивая пузо, протиснулся внутрь, в святая святых Тора-Боры - в Зону Зеро, непосредственное преддверие Апартаментов Тораборского Короля. Лучше Апартаментов охранялись только тесла-приёмники. Как говаривал сам Король, без него Подгорное Королевство протянет ещё несколько лет, а без электричества не проживёт и недели. Насчёт первого бар Раббас был не уверен. Судя потому, что периодически всплывало даже в самых верных и толковых головах, без объединяющей воли великого Старца Подгорное Королевство ждал финал быстрый, страшный и стыдный.

С Его Величеством раввину случалось общаться не единожды и даже не дважды - и в публичном режиме, и в закрытом, и почти наедине. Почти, потому что Высочайшей Аудиенции он ни разу не удостаивался: в этом не было необходимости. Его Величество Тораборский Король во всех случаях предпочитал разговаривать с подданными по телефону. И в этом он был совершенно прав. Это правило работало со времён Хомокоста - когда эстонские боевые компьютеры системы "мёртвой руки" засыпали планету Ясным Перцем и прибили последние остатки популяции Homo Sapiens Sapiens. Странно только, что он, Карабас, с его почти человеческими генами, оказался совершенно невосприимчив к этой дряни. Тораборские трансгенщики долго копались в его клетках, чтобы понять, как именно блокируется вирус - и, понятное дело, ничего не накопали... Но даже в этом случае рав бар Раббас мог оказаться переносчиком заразы.

Имелась и другая причина. Приближаться к психократу - тем более к такому, как он, Карабас бар Раббас, - со стороны Его Величества было бы крайне непредусмотрительно. Да, разумеется, Карабас искренне предан Королевству и его Королю. Предан по-настоящему - не так, как все эти зазомбированные или распропагандированные зверьки с мозгами, промытыми физраствором. Он предан как знающий и верящий в идеалы Подгорного Королевства. Всё-таки он психократ. Он способен забираться в чужие головы и управлять чужими телами. Нет, он не злоупотребляет своим даром, и никогда не посмел бы коснуться Короля. Однако чтобы исключить даже тень сомнения... Как бы то ни было, все его прежние визиты в Зону Зеро кончались одинаково - прогулкой по центральному тоннелю до второго поворота, где его ждал древний телефонный аппарат, соединённый непосредственно с Апартаментами.

Сегодня, однако, ему выпала небывалая честь: Король хотел его видеть. Что это значило, рав бар Раббас пока не понимал.

На сей раз после второго поворота - телефон стоял на прежнем месте, но не звонил - бар Раббас двинулся дальше, в абсолютно запретное пространство личных апартаментов Короля.

Ему пришлось спуститься по недлинной мраморной лесенке из тринадцати ступеней, чтобы оказаться перед аркой, украшенной по бокам двумя колоннами. За ней простиралась пустота зала, выложенного чёрно-белой плиткой.

Светильник в центре купола выхватывал из темноты единственную помеху, нарушающую совершенную геометрию плоскости и сферы - невысокую фигуру человека.

Его Величество Тораборский Король был облачён в серый защитный костюм. Сквозь пластик шлема смутно белело лицо. Человеческое лицо, напомнил себе бар Раббас. Лицо настоящего Homo Sapiens Sapiens. Последнего представителя погибшего вида. Вида, который на протяжении своей истории неоднократно пытался уничтожить себя - и которому это в конце концов удалось.

Раввин и сам не заметил, как преклонил колени - успев лишь подумать, что перед лицом Подгорного Старца эта поза кажется удобной, естественной и даже единственно возможной.

Король коротко кивнул и бросил ему конец провода. Карабас вставил его в гнездо на шлеме. Теперь можно было говорить.

- Благословен ты, Господь, Б-г наш, Царь Вселенной, уделивший от славы Своей плоти и крови, - пробормотал раввин благословение, которое полагается произносить при встрече с нееврейским царём, имеющим право казнить и миловать.

Король услышал.

- Я предпочёл бы в свой адрес другое благословение - "уделивший от славы Своей тем, кто боится Его", - заметил он. - В конце концов, я здесь власть.

- Однако не царь Израиля, - ответил Карабас почтительно, но серьёзно. - И не иудей по вере.

- Упрямый какой. Садись, что-ли. Прости, стульев нет. То есть - есть, но не для твоего веса.

Чувство, что стоять на коленях хорошо и правильно, отпустило. Карабас попытался устроиться на полу поудобнее. Скрестить ноги в защитном костюме не удалось, сесть на корточки тоже не получалось. В конце концов раввин кое-как пристроился, уперев руки в пол. Но даже в таком положении голова его была Королю по плечо.

- Надеюсь, тебе удобно? Осторожнее, колено не подверни. Шамоль ув"ха"ба, - даже сквозь толстый пластик было видно, что Король улыбается.

- Спасидо на добром слове, - пробормотал бар Раббас, пытаясь примостился поудобнее.

- Спасидо? Ты что, в Дочку-Матерь уверовал? - удивился Король.

- Нет, просто привык, - Карабасу стало неловко. - Карабас брахоль, - он решил обойтись максимально нейтральным людским выражением.

- А благодарность - Аллаху, всемилостивому, милосердному, - заключил Старец. - Увы, наши тонкие религиозные разногласия некому оценить. Верных Единому осталось примерно столько же, сколько и верных Сущему... или меньше. Если бы у нас тогда было ядерное оружие! А я ведь предупреждал этих идиотов. Что думаешь об этом ты, почтеннейшее изделие Раббаса?

- Всё равно бомбы не понадобились, - бар Раббас поморщился: запакованная в пакет борода начала разматываться, щекоча горло. - Вирусы поработали успешнее... достохвальный сын Ладена, - добавил он маленькую почтительную дерзость.

Короткий смешок.

- Сын Ладена...Так меня называли когда-то. Но тогда уж зови полным именем. Усама бин Мухаммед бин Авад бин Ладен. Также Абу-Абдалла, Моджахед, Хадж, Директор. Я люблю свои старые имена. Ты поймёшь меня, раввин, если протянешь с моё... Ладно, всё это too old, как говорят педведы. Как бы то ни было, сейчас я - Тораборский Король. И у меня осталось мало времени. Моё тело перебирали двадцать четыре раза. Нет, даже двадцать пять. Во мне меньше килограмма родных клеток. Вероятность успеха нового ребилдинга - сорок шесть процентов. А я всё ещё хочу дожить до победы... или до чего-нибудь, что я мог бы считать победой... до того, что оправдает меня перед Аллахом. Понимаешь ли ты меня, Карабас? Кстати, давно хотел тебя спросить: откуда у тебя это прозвище?

- Маркировка, Ваше Величество. Мою модель "Раббас" делал в Черноголовке. У русских там был центр. Работавший на Израиль.

- Странно... Мне помнится, в Черноголовке делали какие-то отравляющие вещества...

- Там много чего делали. А в израильском филиале работали казахи... или киргизы... нет, не помню. Какие-то азиаты. Они перевели маркировку на свой язык. Кара-Бас. Чёрная Голова.

- Казахи? В израильском биоцентре? Ты ничего не путаешь?

- Нет. Просто всё делалось в спешке. Иногда происходили утечки всяких субстанций... вирусы, синтобиоты, ну и так далее. В общем, опасная работа. Не хотели рисковать жизнями евреев.

- О да, о да! Пусть рискуют гои, не так ли?.. Хотя, конечно, мы тоже перегнули палку. В противоположную сторону.

- Самопожертвование вам не помогло. "Аллахую христец", как говорили русские. Правда, недолго.

- Что недолго?

- Говорили недолго.

- Ну да. Зато мы с тобой понимаем эту шуточку. Забавно, а ведь в каком-то смысле русские победили.

- Хм? А, в смысле языка и культуры... Ну кто ж знал?

- А всё потому, что русские были раздолбаями. В отличие от евреев. Ещё одно кстати-некстати: как ты стал иудеем, бар Раббас?

- Я был обрезан на восьмой день, прямо в лаборатории, - повёл плечами раввин. - Все изделия нашего класса обрезаны.

- Почему?

- В самом начале войны выяснилось. Необрезанные более чувствительны к антисемитской пропаганде. Даже киборги.

- Почему я не удивлён? Ладно, ближе к делу. Что у тебя с текущими проектами?

- Сейчас у меня только аналитика, Ваше Величество.

- Ну да, ну да. Анализ ресурсных схем и прочая текучка. Всё это можешь забыть - по крайней мере на ближайшее время. Я намерен вернуть тебя на оперативную работу.

Карабас вздрогнул.

- Я понимаю твои чувства, но не торопись с возражениями... Выслушай задание. Тебе нужно посетить с неофициальным визитом Директорию.

- Насколько неофициальным? - уточнил раввин.

- Это не так важно. Можешь заехать через главные ворота, можешь - огородами. Думаю, совсем тихо не получится. Безопасники там не орлы, конечно. Но и не дефолтники... В общем, тебе нужно в Директорию. И не просто в Директорию - а пробраться в Институт Трансгенных Исследований.

- Ваше величество, это невозможно, - бар Раббас с трудом сдержал подступающий чих.

- Да, я знаю это слово. "Не-воз-можно", - передразнил Король. - Оно очень смешное. Забудь его. Ты всегда выкручивался.

- Я больше отлёживался, - сказал Карабас. - В болоте.

- Да, ты пропустил самое интересное, - согласился Король.

Карабас хмыкнул. Двести тридцать шесть лет анабиоза научили его скептицизму.

- Так или иначе, ты ведь выжил? Выживешь и теперь. Но сначала ты проникнешь в Институт и найдёшь кое-что. Точнее, войдёшь кое-куда.

- Где находится эта вещь, что это такое и что с ней надо делать? - Карабас почувствовал, что приступ близок, очень близок. Можно было бы попытаться зажать нос, но мешал шлем.

- Где - не знаю. И никто не знает. Где-то в Центре. Есть одна примета... нет, даже две. Это всё.

- Пока я ничего не понял, - проворчал бар Раббас. Свербёж в носу немного отпустил.

- Сейчас поймёшь. Выключи микрофон и подойди ко мне вплотную. Ха"н сохрэт стопицот бара даль йер Карабас. Я пущу тебя в поверхностный слой речевого центра. То есть я буду мысленно проговаривать, а ты - слушать, не пытаясь проникнуть дальше. Склонись.

Для того, чтобы оказаться на одном уровне с Королём, Карабасу пришлось встать на колени.

Горный Старец думал долго. Раввин читал его мысли очень внимательно. Несколько раз показывал, что не понял, и Король терпеливо повторял.

- Теперь ты осознал значимость задачи? - Бин Ладен закрыл сознание и снова включил микрофон. - Ты сделаешь?

- Я сделаю всё, что в моих силах, - сказал раввин, вставая.

- А скажи-ка это на людском, - потребовал Король. - Вот именно эти слова.

Карабас промолчал: крыть было нечем.

- Они создали людское, чтобы не слушать скользких фразочек, - заключил Подгорный Старец. - Типа - вроде пообещал, а вроде и нет. Пообещал, то есть, постараться. Но мне не нужно, чтобы ты старался, тратил силы, и что ещё там говорят в таких случаях. Меня всё это не интересует. Мне нужно, чтобы ты сделал. Любой ценой. И в данном случае любой означает именно это - любой. Усама сохрэт бара Карабас круа.

- Карабас круа - ув"га'виал шем"Карабас, ув"х"аркан шем'Карабас, ув"нечча  шем"Карабас, - сказал раввин и неуклюже поклонился.

- Это уже лучше. Возьми.

Король протянул руку. На ладони лежал маленький блестящий предмет. Бар Раббас осторожно ухватил его двумя пальцами. При ближайшем рассмотрении вещица оказалась ключом из жёлтого металла.

- Пожалуйста, будь с ним поаккуратнее, - сказал Тораборский Король, - Хотя бы потому, что я пообещал за него Сундук Мертвеца.

- Что? Все записи? - не понял Карабас.

- Нет, не записи. Оригинал. Сам ноут со всем содержимым. Мы, конечно, всё скопировали.

- О... от так от, мама? - опешил бар Раббас. - Чо, серьёзно? Но как? То есть зачем? Сундук - это же святыня!

- Да. К величайшему нашему сожалению, на другую цену Тарзанчик не соглашался.

- Что? - Карабас невольно повысил голос. - Вы отдаёте Сундук шерстяным?

- Ты как бы намекаешь, что это несколько противоречит нашей политике в регионе? - язвительно заметил Усама.

- Для полного счастья им не хватало только культурного доминирования, - вздохнул раввин.

- Если у нас всё получится, это уже не будет иметь значения. Если не получится - тоже, - заключил Король. - Имей в виду: пока что это просто кусочек золота. Нанокомпьютер в нём холодный. Его надо активировать.

- А код загрузки?

- Его у нас, к сожалению, нет.

- Обычными методами обойти защиту невозможно?

- Ну как ты догадался? Невозможно в принципе. Здесь нужен хакер. Который прочитает код со спящей наносхемы и активирует её.

Карабасу снова захотелось чихнуть.

- Таких нет, - сказал он, уже понимая, что услышит в ответ.

- Такая есть, - сказал Король. - Она ещё жива, старый плавучий чемодан.

- Да, жива, - признал Карабас. - Только она не будет со мной сотрудничать. Хотя бы потому, что ей сейчас триста с чем-то лет, у неё сгорела половина мозгов и она помешалась на антисемитизме. Она лучше съест печень гозмана, чем поможет еврею.

- Склони её к сотрудничеству. Обещай что угодно. Если понадобится - сделай, что обещал. Главное - добейся, чтобы она взялась за дело.

- Я не могу гарантировать результат, мой король.

- Опять те же слова? Впрочем, всё в руке Аллаха. Но я дам тебе лучшую команду, которая у нас есть.

- Прошу меня извинить, Ваше Величество, в данном случае я предпочёл бы набрать команду сам, - вежливо, но твёрдо заявил бар Раббас.

- Нет. Я даю тебе именно лучших, - он протянул Карабасу лист бумаги. - Вот список группы. Если есть возражения, выскажи их сейчас.

- Посмотрим, - Карабас поднёс листок к пластику и прищурился: света не хватало.

- Ужас, - сказал он через минуту, - просто ужас. Это не группа, а труппа. Какой-то кукольный театр... Как я понимаю, возражать бесполезно?

- Правильно понимаешь, - благосклонно кивнул Король. - Я дал тебе не тех, с кем ты работал и к кому привык. Я дал тебе самых лучших. Ты их построишь. У тебя это хорошо получается, не так ли?

- Мальвина и Чиполино. Я не работал с ними. И не собираюсь.

- Мальвина уникальна. Другого психократа такой силы у нас нет. Кроме тебя, разумеется.

- Ну да. Но её талант с изъяном. Она может заставить птичку танцевать польку, это да. С разумными у неё не получается.

- Ты не любишь её потому, что не можешь прочесть её мысли.

- И это тоже, - признал Карабас. Ему очень хотелось почесать в бороде - смачно, с хрустом - и вытереть пот с шеи.

- Да, немного унизительно. Однако ты всё-таки возьмёшь Мальвину и будешь с ней работать.

- Ваше Величество, я ей не доверяю. Мне не нравится, как устроена её голова. Она сделана из мяса, а думает как киборг.

- Ты действительно не видишь её мысли?

- Вижу. Просто не понимаю. Хотя кое-что разобрать можно. Например, что она нас всех презирает и когда-нибудь предаст.

- Тогда ты её убьёшь, рав бар Раббас, только и всего... Но не раньше, чем она перестанет быть полезна. Мальвина пойдёт с тобой. И Пьеро тоже.

- Мне не нравится этот тяпнутый.

- Но ты же с ним работал?

- Работал. Тогда он хотя бы не сочинял стихов. Но потом его укусила муза. Мерзкая тварь, - Карабаса передёрнуло.

- Он наш сильнейший эмо-транслятор, это может понадобиться. И у него есть Дар.

- Дар? Знаю я этот Дар. Охрененный дар упарываться айсом в умат до дефолта. Потом он, может, что-нибудь пробормочет. Пользы от его пророчеств - как от калуши материнской любви. А потом он сделает какую-нибудь гадость, кинет нас всех. Или облажает операцию.

- Зачем?

- Не знаю. Например, чтобы иметь законный повод себя убить. В конце концов, он шахид по базовой модели!

- Не думай об этом, Шварц. Перед заданием мы немножко почистим ему мозги, он будет вести себя хорошо.

- Нам потребуется уйма времени, чтобы добраться до Директории. Никакая ментальная блокировка столько не продержится.

- Ты отправишься царской тропой. У тебе one way ticket to the blue.

Карабас поёжился.

- Не люблю летать, - признался он. - В прошлый раз это кончилось не очень.

Король неопределённо хмыкнул.

- Я возьму персекьютора, - сказал Карабас.

- Ты про Базилио?

- Да. Мне нужен перс. Который в случае чего всех найдёт и со всеми разберётся.

- Твой полубратец? Ладно, бери его... Твои претензии к Чиполино?

- Никаких. Просто я начинаю чихать сразу, как только его увижу.

- Он будет контролировать себя.

- Он полицейская вонючка по основе. Живое химическое оружие. От него разит слезоточкой.

- У нас нет другого психокинетика с такими параметрами. Он может понадобиться на завершающем этапе. Бывают замки, которые проще открыть изнутри.

- Не в нашем случае, если я вас правильно понял, - насупился раввин. - Ключ или сработает, или нет.

- До того тебе придётся открыть много других замков, - напомнил Король.

- Ваше Величество, вы слишком долго живёте в стерильной атмосфере, - осмелился Карабас. - Эта вонь сводит с ума, понимаете? И не только меня, она проест лёгкие всей команде. Я выброшу его за борт, как только мы взлетим. Хотя мне будет чертовски жаль парня.

- Ну... Убедил. Чиполино снимаем. Тогда не буду торопить его с одним делом... ладно, это я так.

- И я не хотел бы Арлекина.

- Почему? Хорошая эмо-чувствительность, функционал боевика. А главное - он устойчив к большинству паранормальных воздействий. Его нельзя загипнотизировать, заняшить, отключить голову...

- Я с ним работал. Для меня он как все.

- Значит, ты можешь им управлять. Тогда в чём дело?

- Я видел его нутро, оно гнилое. К тому же педик.

- И что? Ты же не собираешься с ним спать? Или доверять ему что-то важное?

- Хм... если так ставить вопрос... Хорошо, Ваше Величество, я беру его. Под вашу ответственность.

- Как будто это что-то меняет... По Кенни Маккормику у тебя возражений нет?

- Возражения против лишнего шанса? Дайте два. Нет, правда, я взял бы ещё парочку. Чую, понадобятся.

- Вообще-то я отдаю тебе последнего. Таких талисманов у нас больше нет. Я его берёг.

- Спасидо и на этом.

- Кстати, я думал, что ты попросишь у меня Джо.

- Неуловимого? Нет. Мне не нужен агент, в существовании которого я не уверен.

- Хорошо, что ты это понимаешь. Потому что Джо я бы не отдал. Ладно, вопрос по персоналиям мы решили. Сколько тебе нужно на слаживание команды?

- В таком составе? Как минимум сорок дней. Без Мальвины - тридцать.

- Значит, две недели.

- Хотя бы двадцать дней на полигоне, - попросил раввин. - Мне нужно понять их, а им - понять меня. Или хотя бы ко мне привыкнуть. Это не так просто - смириться с тем, что тебя могут дёргать, как куклу. А мне нужно понять, как у них там с верёвочками и где они перепутаны.

- Ты прав. Но не могу. Пятнадцать дней - это всё. Тарзан молчать не будет. То есть будет, это входит в условия сделки. Однако соблюдать условия сделки он будет ровно до того момента, пока не получит Сундук. А на это уйдёт не так много времени. Я, конечно, затягиваю процесс передачи, как могу... Теперь посмотри вот это, - Король дал Карабасу ещё один листок. - Запомни и отдай мне. Это вся наша сеть в Директории. Используй её по своему усмотрению.

- И ни в чём себе не отказывай, - пробормотал раввин, разглядывая листок бумаги. - Что, вы хотите сказать...

- Да, рав бар Раббас, именно так и обстоят наши дела скорбные.

- С этим нельзя работать.

- Ты опять прав. Но других агентов у нас нет.

- Плохо, очень плохо, - Карабас снова уткнулся в список. - А это кто? - вдруг заинтересовался он, проглядывая имена. - Неужто еврей?

- Насколько мне известно, это существо считает себя таковым, - усмехнулся Король. - Будь с ним поделикатнее.

- Постараюсь, - буркнул раввин. - Не понимаю, правда, как он может быть евреем. Он же не обрезан.

- Ну, кажется, у них там тоже что-то такое есть, - сказал Бин Ладен с лёгким сомнением в голосе. - Педипальпы... или, как их там, хелицеры... не помню. Чем-то они размножаются, верно?

- У них нет крови, - отрезал бар Раббас. - А при обрезании это главное.

- Главное - задание, - перебил Король. - Теперь последний козырь. В самом крайнем случае ты можешь обратиться к губернатору Директории лично. Не как к агенту, а как... - Король запнулся. - Подойди.

На этот раз безмолвный разговор продолжался минуты три, не больше.

- Это рискованно, -  сказал Карабас. - Мы не знаем, хороший ли он брат.

- У бегемота нету талии, зато обширный кругозор, - ответил Король. - А такой кругозор в Директории бывает только у хороших братьев. Но повторяю - это самый крайний случай. Ты понимаешь, что означает слово "крайний"? Это не тот случай, когда тебе придётся спасать чью-то шкуру, включая твою собственную. Я запрещаю это делать такой ценой. Однако если от цели тебя будет отделять один сантиметр, и ты не сможешь пройти этот сантиметр без помощи губернатора - вот тогда ты придёшь к нему как к брату. Я, как старший товарищ, передал тебе Пароли и Знаки. Они разрешают тебе действовать моим именем. Именем Тораборского Короля. Ещё раз - это худший вариант из всех возможных. Постарайся его избежать.

- Почему? - бар Раббас постарался вложить в вопрос возможно больше почтительности.

- Потому что в таком случае я буду обязан этому гиппопотаму. Я поклялся помогать братьям платить добром за добро. Я готов нарушить любые клятвы, и нарушал их все. Кроме этой. Потому-то, собственно, я до сих пор жив.

- А если я доберусь до... - Карабас сделал жест.

- Даже если доберёшься, - твёрдо сказал Король, - я буду следовать обычаям Ха"брат Церех Аур Бохер. Теперь понимаешь, почему я назвал данный вариант наихудшим? Но если другого выхода не останется - используй его... Всё, закругляемся. Я даю тебе полную свободу действий. Агентов расходуй как хочешь, главное - найди, войди и сделай. Молон лабе, как сказал один мой греческий коллега в непростой ситуации.

- Это может не сработать, - осторожно сказал раввин.

- Это последняя надежда. Иначе нас ждёт обычная судьба анклава высокой цивилизации, окружённой морем варваров. Сокращение территории, изоляция, наконец - уничтожение. Пока у нас есть кое-какие ресурсы, но они рано или поздно кончатся. Мы умираем, а это верный путь к тому, чтобы когда-нибудь всё-таки умереть. Впрочем, то же самое ждёт и Директорию. Останется Страна Дураков. И это навсегда, потому что эсдеки - не просто варвары. Это гораздо хуже. Это варвары, у которых нет и не будет обычных социальных проблем, характерных для варварских обществ... Иди. Впрочем, - Король усмехнулся сквозь стекло шлема, - я не удивлюсь, если ты захочешь воспользоваться этим для себя. Только не лги мне, что такая мысль никогда не придёт тебе в голову.

Карабас промолчал.

- Так вот, когда эта мысль тебя всё-таки посетит, скажи ей, чтобы она ушла. У тебя нет другого дома, кроме Подгорного Королевства. Измена Родине себя не окупает.

В этот момент Бар Раббас ощутил - слегка, самым краем насторожённого ума - ментальный контакт с глубиной сознания Короля.

Кратчайший миг; но Карабас успел понять, что Тораборский Король владеет силами, превосходящими способности психократов. Разум великого старца был твёрд, как гранит, холоден, как лёд, и замкнут, как мир. Бар Раббасу показалось, что он пойман, зажат меж зеркал, повторяющих облик друг друга в бесконечном ряду отражений - в тесной, давящей вечности, чьи ледяные пальцы сомкнулись на висках.

- Карабас даль ам"героль, - других слов не стало.

- Хорошо, - давление в висках исчезло. - Ещё что-то?

- Да. Инструкции на случай неудачи.

- Никаких инструкций. Случай неудачи нас не интересует.

ПРОЛОГ НА НЕБЕ

28 сентября 312-го года о.Х. Поздний вечер.

Воздушное пространство бывшей Южной Европы.
Страна Дураков, пустоши.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

Тайная Канцелярия Его Величества Тораборского Короля
.
Личное дело 5.01714.152, сокращённо

ФАКТИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ: 41 год
БИОЛОГИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ: 41 год
ПОЛ: мужчина (в н/в)
ПРАВОВОЙ СТАТУС: подданный Его Величества
ОСНОВА: манул
МОДЕЛЬ: Электрический Кот, 4-я модификация

ОСОБЫЕ СПОСОБНОСТИ: гайзер (дальновидящий) 1-й категории, два лазера c тесла-накачкой (520 нм)
НЕДОСТАТКИ: анабаптист
ЛИЧНОЕ ИМЯ: Базилио Супермарио Кроссоверо
КЛИЧКА: Баз

Недалеко - где-то в паре километров - бушевала гроза. Тучи смотрелись огромными кусками серой ваты, прошитыми паутиной разрядов. Сеть молний пульсировала величественно и беззвучно.

- Штаники сыми, дусик, - предложил Арлекин, прижимаясь к Пьеро сзади и гладя его бёдра. Пьеро не отреагировал - он вспоминал строки Лотреамона о витринах магазинов на улице Вивиен и в который раз силился понять, что такое "витрина".

Равнодушный ко всему Кенни в потёртой парке с капюшоном - он её никогда не снимал - сидел на корточках в углу и подрёмывал. От него пованивало несвежим тряпьём, высохшим потом и застарелым унынием. Пьеро ощущал его ауру - тускло-оранжевую, сдувшуюся, какую-то даже слежавшуюся, как давно не расправлявшееся бельё - как продолжение его запаха. "Не жилец" - почему-то подумал он, и внезапно ощутил холодный ток вверх по позвоночнику. Дар пробудился, Дар показался - впервые за все эти дни, заполненные мучительным смятением чувств и айс-дефолтами с их долгой адреналиновой тоской.

Пьеро смотрел на Кенни и видел - чем-то вроде седалища души, - почерневший капюшон в траве. В нём, как ядрышко в скорлупке, белел череп. Левую глазницу пронзал ствол борщевика, туго налитой дурным соком, прущий вверх, в небеса - слепые, неблагодарные.

В небе что-то замкнуло так, что всё осветлилось мерцающим судорожно сиянием. Небо треснуло огромной коленчатой молнией, так что Пьеро послышался отдалённый грохот крошащегося воздуха. Он прижался к иллюминатору, расплющив бледное, порочное лицо о суровый пластик.

Почему обожествлялась молния? - подумалось Пьеро. Почему молния - бог? Потому что в ней сила. Бог силён. Остальное неважно.

- Бог силён, Мальвина, - пролепетал он, как бы не замечая руки Арлекина, торопливо шарящей у него в панталонах.

Задремавший было Карабас недовольно пошевелился в кресле: разбудившая его мысль Пьеро показалась ему неглубокой, а приставания маленького педрилки - пошленькими. Он сосредоточился и мысленно ущипнул Арлекина за простату.

- С-скобейда! - ненавидяще прошипел Арлекин, от неожиданной боли сложившись пополам, как перочинный нож.

Карабас с усилием выдернул своё сознание из чужого. Сконцентрировался на себе. Немного посидел с закрытыми глазами, давая вернуться естественному зрению. Осторожно поднял тяжёлые, набрякшие веки. Стены каюты, качнувшись, встали на место, тёмно-красная обивка зло сверкнула мелким золотым узором. Потом включился звук - в туалетной кабине капала вода из подтекающего крана, гудели двигатели, наверху что-то потрескивало и шуршало: гондола дирижабля слегка шевелилась в мягкой подвеске. Откуда-то доносилась музыка: Мальвина завела  патефон. Карабас прислушался - и узнал заветное песнопенье Ночных Снайперов "Кошка хочет курить".

Раввин улыбнулся. Потянулся к сигаре, медленно засыпающей в пепельнице, сунул её в рот. Сигара проснулась, ожила, сладкий дым протёк сквозь скрученные листья, протянулся во рту, оставляя привкус мела и засохшей молочной пенки, и заклубился, наконец, в носоглотке. Бар Раббас немного подержал дым во рту, потом, улыбнувшись, послал это ощущение Арлекину - в качестве своего рода насмешливого извинения за вмешательство в личную жизнь.

Он вновь отложил сигару и кинул взгляд на настенный экран, куда выводились показания с приборной доски дирижабля. Последнее успешное тесла-зацепление с индукторами Оковы имело место три часа назад, аккумуляторы полны на восемьдесят два процента. Импеллеры давали устойчивую тягу в половину штатной и скорость около ста двадцати. Оба баллонета были в порядке, температура подъёмной смеси во всех отсеках соответствовала стандарту высоты, дифферент выдерживался, продольный прогиб оболочки не выходил за пределы нормы. Альтиметр стоял на шести километрах.

Единственным неприятным моментом была утечка газа из верхнего клапана - тот подтравливал. Если бы не гроза, можно было бы снизиться, сбросить скорость и отправить пару бэтменов на починку. Но здесь, наверху, бэтменов выпускать было нельзя, даже если сбросить скорость: они замёрзли и свалились бы вниз через полминуты. И в любом случае не хотелось слышать ехидных мыслей Мальвины по поводу его, Карабаса, управленческих способностей. Почему-то именно такие мысли в синекудрой голове читались ясно и отчётливо.

Кто-то осторожно поскрёбся в дверь каюты. Карабас нахмурился, потянулся мыслью к чужому сознанию, ощупал его. Базилио. Старина Баз. И опять его что-то тревожит, что-то спать-почивать не даёт.

- Заходи, раз пришёл, - вздохнул раввин.

Дверь отъехала в сторону, и ночной гость осторожно протиснулся внутрь.

Карабас в который раз подумал, что кот сильно сдал за последнее время. Шерсть на лице посеклась, уши обвисли, морда спала и как-то вдавилась в себя - так что очки, раньше сидевшие как влитые, заметно просели на переносице. Базу нужен ребилдинг, подумал раввин. По возвращению, конечно. Базилио, со своими гайзерскими имплантами, очень не любил что-то менять в привычном, пристрелянном теле.

- Утро доброе, - кот сделал характерно-неловкое движение. - Присесть у тебя можно где?

- Справа откидной стульчик, - сориентировал кота бар Раббас. - Осторожней с когтями: тут обивка.

- Да помню, помню я, - кот осторожно протянул лапу, опустил сидушку и с облегчением уселся, закинув хвост на колени. - Извини, я оптику не выставил. Для меня тут всё такое... прозрачное.

- Не люблю металл, - согласился раввин. - Сигару будешь?

- Ты много куришь, - осуждающе сказал Баз. - Видел бы ты свои лёгкие.

- И как они? - заинтересовался Карабас. - Пора чиниться?

Базилио потёр лапой нос, поправил очки.

- Ещё не пора, - признал он, - но очажки какие-то нехорошие есть. Точнее сказать не могу, сегодня плохое небо, рентгенов маловато. Ладно, давай свою сигару, - внезапно решился кот. - Только не понячью. Они с кошачьей мятой. У меня от этой дряни крышу сносит.

- Обычная кохиба, без травы, - успокоил его раввин. - Кстати, мы оба нарушаем нормы безопасности.

- Мне можно, - кот судорожно зевнул, показав желтоватые зубы. - Сто лет не дымил.

- Пожар мне тут не устрой, пожалуйста, - попросил Карабас, двигая к нему хумидор.

Кот молча запустил лапу в ящик, нащупал сигару, и, осторожно держа её за середину, быстрым движением приподнял очки. Тёмные ямы на месте глаз сверкнули зелёным. Один луч срезал кончик сигары, второй - подпалил её с другого конца. Базилио откинулся, прижавшись к тёплой, чуть вибрирующей стене, и с видимым наслаждением втянул в себя ароматный дым.

- Хорошо сидим, - сказал он. - Сколько до высадки?

- Километров двести, - Карабас посмотрел на экран, на котором вычерчивался курс. - При спокойном небе часа за четыре дошли бы. А так не знаю: видишь, гроза.

- Высадимся, а потом? - Баз выпустил длинную и тяжёлую, как грабовая палка, струю дыма.

- Нас встретят, - Карабас поставил голосом точку, обозначив для подчинённого границу компетенции.

- Поня-ятно, - протянул кот. - Кстати, мы над опасным районом. Там внизу древние немецкие базы. У них, между прочим, остались ракеты. И радары. И охранная автоматика.

- Брось. Там всё законсервировано. И включить всю эту машинерию некому.

- У нас бэтмен упал, - сказал кот.

- Не впервой, - вздохнул бар Раббас, - у нас на прошлой неделе тоже бэтмен упал. Ну давай попробую, поищу, может, живой... - он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

- Да всё уже, он полчаса назад упал, - торопливо перебил кот. - Я думал, ты знаешь.

- Мне других дел нет, за всякой джигурдой смотреть... Ладно. Это всё too old, как говорят педведы. Ты же не покурить сюда пришёл, так ведь?

- Ну если ты так ставишь вопрос, - кот потёр лапой нос, который смешно расплющился от резкого движения. - Мне кажется, у нас нехорошо. Я чую подставу, Чёрная Голова, понимаешь? Чую и всё тут.

Карабас оставил в покое хумидор и чуть подался вперёд. Базилио был перестраховщиком, как все персы. Однако чуйка на проблемы у него и в самом деле имелась и срабатывала обычно по месту.

- Я регулярно прочёсываю все головы, в том числе и твою, - напомнил он коту. - Плохое есть, но ничего криминального. Команда как команда, бывало и хуже. Слаженность, конечно, отвратительная. Нет психокинетика...

- Зато есть два мужеложца, - не сдержался кот.

Карабас коварно улыбнулся.

- Во-первых, полтора, Пьеро всё-таки за половину. А во-вторых, тебе не кажется, что твои воззрения на этот вопрос устарели лет на пятьсот как минимум?

- Хоть на пять тысяч, - с гордостью заявил кот, пуша хвост. - Ибо Господь сказал: не ложись с мужчиной, как с женщиной, ибо мерзость сие. Книга Левит, глава восемнадцатая, стих двадцать второй.

- Я, конечно, уважаю твои религиозные убеждения, особенно в той их части, в которой они совпадают с Моисеевой истиной, - голос раввина потёк мёдом, - а всё-таки: как же ты увлёкся той жужелицей? Ну, помнишь, с розовым хоботком?

- Она была женщиной! - зашипел кот, шерсть грозно вздыбилась. - Я что, извращенец?!

- Да? А вот мне вспоминается кое-что другое... - Карабас прищурился.

- Это был яйцеклад! Она всё объяснила! Это был яйцеклад! - кот едва не перешёл на крик.

- Может быть и так. Кто их знает, этих инсектов. Хотя вообще-то та штука больше всего напоминала... нечто иное, - бар Раббас уже откровенно забавлялся.

- Это был яйцеклад. - Базилио мрачно насупился и замолчал.

- Это что-то меняет в том, что ты облажал девятинедельную операцию ради какого-то паршивого минета? - забил последний гвоздь Карабас.

Кот издал низкий рычащий звук, показывая, что категорически протестует против развития темы.

Стало тихо. Снова показалась музыка. На этот раз из мальвининого закутка доносилось песнопение о Голубом Небе и Золотом Городе.

- Ну, допустим, ты прав, - наконец, нарушил молчание Базилио. - Это был не яйцеклад. И Пьеро с Арлекином - не главная наша проблема. Хотя Пьеро злоупотребляет айсом, и это очень заметно... Меня беспокоит другая пара, вполне себе гетеросексуальная.

- Мальвина с Артемоном?

- Именно. Мне очень не нравится, что эта баба заняшила нашего первого пилота.

- Ну прямо вот так заняшила... Я шерстил Артёмку. Обычные собачьи страсти, ничего интересного, - поморщился Карабас. - Ну да, она его на себя подсадила в сексуальном плане. И сама, кажется, подсела, насколько я могу в этом разобраться. Но управлять им она не может. Ни как женщина, ни как психократ. Артёмка, конечно, тот ещё кобель, и не всегда думает головой. Но всё-таки он не бабочка. И не мышка-норушка.

- Тоже непонятно, почему она вдруг с ним так склеилась, - не отставал кот. - Она же садистка, а у нас тут этот... Пьеро. Идеальная, в каком-то смысле, пара.

- Пьеро она и так мучает, - заметил бар Раббас, - как раз тем, что спит с Артемоном. Потом приходит к этому пиздострадальцу и...

- Не надо подробностей, - целомудренный кот недовольно фыркнул.

- Вот-вот, - констатировал раввин, всё-таки решившись угоститься ещё одной сигарой и протягивая огромную руку к хумидору. - Ты просто предвзят.

- Ну, допустим, секс. Но она же явно пытается его подчинить. Зачем?

- Она помешана на контроле, - Карабас развёл руки. - Ты же знаешь, она психократ, но у неё проблемы с разумными. На её месте я бы тоже, наверное, пытался, - признал он.

- Это всё догадки, - кот упрямо боднул головой воздух. - Вот чую: что-то она замышляет.

Музыка сменилась: Мальвина врубила на полную громкость песпопенье Тату "Нас не догонят".

- Ну извини, - развёл руками Карабас, - тут я бессилен. Как психократ я могу её контролировать... подожги мне сигару, пожалуйста... спасидо. Как телепат - увы. Не то чтобы у неё был чёрный ящик на плечах, но... У неё странный способ мышления. Не знаю, как тебе объяснить... представь себе часы, набитые песком. Шестерёнки крутятся и перемалывают песок в пыль. От которой я чихаю... - он и в самом деле ощутил свербёж в носу, однако почти сразу отпустило.

- Что бы у неё там не крутилось, - настаивал кот, - мотивы у неё наверняка самые простые. Давай честно: в Стране Дураков у неё могут быть неплохие перспективы. Если она сможет вертеть электоратом так же, как птичками и бабочками, у неё есть все шансы закрепиться в авторитетах.

- А что, у тебя, что-ли, нет таких шансов? - язвительно осведомился бар Раббас. - Или у меня? Мы ж не бежим сломя голову к эсдекам, дудолить калушат?

- Мы - другое дело. Ты предан Его Величеству, а я ненавижу предательство. Кроме того, у тебя всё есть, а мне много не надо. Но Мальве нужен весь мир, а предана она только себе... Ты не пробовал поговорить с Кенни? Он эмпат. Может, он что-то увидит.

- Эмпаты говорят "нащупает", - поправил раввин. - И что он может нащупать? Ауру Мальвины на каком-нибудь предмете. Что это нам даст? Ничего.

- И что нам делать? - спросил кот. - Ждать у моря погоды?

Карабас хотел было развести руками, но не успел. Что-то глухо стукнуло в носовой части гондолы - как будто два молотка разом ударили по корпусу. Кот вскочил, прижав уши, и уставился в пространство, перебирая диапазоны.

- Так, - сказал он очень спокойно. - Пиропатроны. Отстрел пилотской кабины. Где Артемон?

Карабас выронил изо рта сигару, лицо его обессмыслилось.

- Не чувствую его, - удивлённо сказал он, возвращаясь в своё тело. - Он или в обмороке, или я не знаю что...

- Они уходят! - закричал кот и сорвал с носа очки. Глазницы замерцали зеленью.

- Нет! - заорал во всю глотку Карабас. - База! Внизу база!

- Я их вижу, - зашипел кот, - я их вижу, кабина падает, пошёл парашют... Я их достану! Отсюда дострелю! Пусти! - последние слова кот прохрипел, пытаясь повернуть внезапно онемевшую шею.

- База! Ракеты! - ещё громче заорал Карабас, ослабляя ментальный захват. - Посмотри, что там происходит!

Кот встряхнулся, упал на пол, очки полетели в сторону.

- Там что-то движется, - наконец, сказал он. - Они включили автоматику, но как? Как?

- Уходим, быстро, - Карабас скрючился над столом, тыкая толстыми пальцами в виртуальные клавиши и пытаясь войти в режим дублирующего компункта. Наконец, ему это удалось - как раз когда в низком грозовом облаке разорвалась первая ракета.

Серая туча как будто загорелась изнутри невозможным ярко-малиновым светом, на фоне которого даже молнии померкли.

- Бог силё-о-он... О, о, о, Бог силё-о-н, - застонал обдолбанный Пьеро, цепляясь за трясущуюся стену гондолы.

Карабас, уперев толстые пальцы в виртуальные клавиши, сосредоточенно сбрасывал вниз электромагнитные фантомы, разгоняя импеллеры и собирая мысленными приказами экипаж в верхней части гондолы - всё одновременно. В последний момент он поймал сознания нескольких бэтменов и отправил их за спецгрузом.

Бэтмены как раз добрались до сейфа, и увидели, что он вскрыт, когда очередная ракета, наконец, пробила оболочку пузыря - и взорвалась, в клочья разнося переборки.

(Читать дальше: похождения Буратины, наконец, начинаются)