Я обнаружил этот текст, разбирая очень старые архивы. Насколько мне удалось вспомнить, он был написан в прошлом тысячелетии, то есть в 1999 году. Файл, в котором он сохранился, датирован средой, 23 октября 2002 года - но в этом файле напихано ещё много всякого.

Насколько мне удалось восстановить в памяти замысел, это была типичная (по нынешним временам) альтернативка. Точкой бифуркации был конец восемнадцатого века, когда между Британией и Россией была заключена личная уния (уж не помню, как я её там намеревался обосновать), а англиканство плавно влилось в православие. Далее в результате ряда исторических обстояльстельств возникла британско-русская империя, в которой и происходят события романа. Которые крутятся вокруг польской интриги: Польша, как и в реальной истории, является яблоком раздора между русско-англосаксонским и германским миром.

Хочу подчеркнуть, что тогда я не был знаком с известными ныне воззрениями Дмитрия Галковского на роль англичан в русской истории. Также - в то время жанр альтернативки не был столь безальтернативен, как сейчас. Это несколько извиняет наивность замысла и т.п.

Что касается названия - совершенно не припоминаю, почему оно такое и что означало. Кажется, я собирался строить часть интриги на какой-то языковой игре, но вот какой именно - забыл напрочь. Извините. 

19 мая 1993 года. Москва, проспект Королевы Виктории, 14/6

Высокородный сэр Джеймс-Святослав Гарвилл (для светских знакомых мужского пола и некоторых родственников - Святки, для девушек - Славик, для непосредственного начальства - Джи... поэтому будем же назвать его Джеймсом),  как раз приступал ко второму завтраку (по обыкновению, поданному в кабинет), когда из гостиной донёсся душераздирающий женский крик. Сэр Джеймс невольно улыбнулся: его забавляла манера тётушки Джулии Егоровны реагировать на такое распространённое явление общественной жизни, как убийство.

Через минуту или две сама тётушка Джулия, как вихрь, ворвалась в кабинет.

- Её зарезали! Зарезали! -  запричитала тётушка Джулия прямо с порога.

- Тётушка, садитесь, и непременно выпейте кофе, - сэр Джеймс по обыкновению воспользовался старой уловкой, известной ему ещё с раннего детства, когда ему пришлось провести лето (отнюдь не самое плохое) у тёти Джулии в её старом доме во Внуково.

Разумеется, тётушка Джулия немедленно попалась:

- Кофе! Я никогда, никогда не пью кофе, этот отвратительный напиток с континента. Ради всего святого, Джеймс, неужели ты не знаешь, что кофе придумали немцы, и уж, наверное, не с добрыми намерениями? - возмущённая до глубины души тётушка, однако же, села.

- Тётушка, кофе изобрели французы, - наставительно произнёс сэр Джеймс, подливая себе любимый напиток. - Так что же у нас случилось? Какой ущерб на этот раз понесла корона, которая когда-то называлась британской?

- Святки, я тысячу раз просила тебя не шутить такими вещами! В конце концов, это неприлично! - возмутилась Джулия Егоровна, в своей обычной рассеянности поднося к губам чашечку с кофе, ловко пододвинутую коварным племянником поближе к любимой родственнице. Та сделала маленький глоток, после чего сокрушённо вздохнула.

- Ты сделал это нарочно, Святки. Ты же знаешь, что я ненавижу кофе. Печенье?

- Милая тётушка, могу предложить только блины с гречишным мёдом, - улыбнулся Джеймс, пододвигая к тётушке блюдо со свёрнутыми в маленькие трубочки блинами.

- Не представляю, как это можно подавать к кофе, - в очередной раз вздохнула тётушка, ловко подцепляя трубочку, на конце которой блестела медовая капля. - Ммм, неплохо... Мальчик мой, ты всё ещё уверен, что ты не пьёшь чай?

- Я не пью чай, по крайней мере дома... Мне хватает общества князя Генри. Вот где пьют чай, прямо как индусы...

Тётушка вознегодовала, на этот раз почти всерьёз.

- Молодой князь - любезнейший человек, и нехорошо сравнивать его с этими кошмарными индусами! Я, конечно, одобряю политику, э-э-э, интегризма, это политика спасла Империю, но всё-таки не стоит забывать, что белые люди - это белые люди... Конечно, это очень старомодная точка зрения, но когда я вижу светлейшего князя Михаила Ансельмовича с этой молодой индианкой... Знаешь ли ты, мой мальчик, что она даже не крещена?

- Ах, да... В самом деле, шокинг. Ну что ж, значит, у детей князя Михаила будет мать-язычница. Ужасно. Наши предки были всего-то-навсего еретиками...

- Наши предки, Джеймс, были благочестивыми христианами, - без особенной уверенности отозвалась тётушка, - и будут спасены по делам своим... ну, или по благодари Божией, - здесь в её голосе послышалась несколько больше надежды. - В конце концов, это совершенно неважно, - тётя Джулия с удовольствием вернулась в замкнутый мир имперской пропаганды, внутри которого она уютно прожила всю свою далеко не короткую жизнь. - Ты не представляешь себе, какой ужас! Зарезали Да Смит! Вот так прямо взяли и зарезали!

- Смит, которая Кшепетюньская? - поинтересовался Джеймс, имевший кое-какие сведения об этом прискорбном инциденте ещё вчерашним вечером.

- Да, она... И "Москоу Ньюс" пишет, что уже есть подозреваемый. Какой-то отвратительный мелкий прохвост... Марвилл Пискин. Очевидно, он виновен. Приличный человек не может же носить такую фамилию...

Кофе сэра Джеймса пролился прямо на полированный стол.

Тот же день. Москва, Кремль-3, "Олд Хаус"

- Итак, заговор всё-таки существует.

F. произнёс это так, как будто выиграл пари, и теперь принимает поздравления. Джеймс-Святослав, однако, его слишком хорошо понимал: F. говорил подобным тоном, когда чувствовал себя не в своей тарелке. Что в последнее время с ним случалось подозрительно часто.

В кабинете было уютно, несмотря на его оригинальное расположение. Насколько было известно сэру Джеймсу, нечто подобное этому подземному комплексу имелось только в Лондоне и Цареграде. Ходили слухи, что роскошные стамбульские апартаменты отделаны персидскими коврами, уставлены вышитыми оттоманками, и оснащены кальянами с розовой водой. Сэр Джеймс, не любивший константинопольцев за дурной вкус, подозревал, что известная часть этих слухов вполне могла оказаться правдой. Однако, роскошная Старая и разбухающая от денег Новая Столицы Империи по-прежнему не могли конкурировать с Первопрестольной, где было сосредоточено самое главное - реальная власть.

- Значит, опять континент?

- Экий вы быстрый, Джи. Знаете, у наших друзей в Берлине есть поговорка - "англичанка гадит". Они говорят это всякий раз, когда с ними случается непредвиденная неприятность, в которой непонятно кого винить...

- ...и часто бывают правы... - улыбнулся Джеймс, вспоминая кое-какие эпизоды своей довольно запутанной биографии.

- Далеко не так часто, как нам хотелось бы, - отрезал F. - Просто им нравится так думать. Наши заокеанские кузены в таких случаях поминают добрым словом "fucking russians"...

- Они ещё помнят английский? - усмехнулся Джеймс. - Ну разве только эти слова...

- Смотря где, - рассеянно ответил шеф. - на Юге лучше говорить по-английски... или по-испански... конечно, если не хочешь мелких неприятностей. Типа ножа в спину.

- Не будем драматизировать... помнится, в самом центре Техаса мне удалось шесть часов изъясняться на чистейшем хох-дойче в обществе коренной американки, и моя спина не пострадала... почти.

- Почти? Ты хочешь сказать, что девушка поцарапала твою драгоценную спину?

Джеймс слегка улыбнулся про себя: шеф крайне болезненно реагировал на любые разговоры о донжуанских трофеях. По Организации ходили слухи, что F. в ранней молодости провалил операцию из-за какой-то не в меру расторопной девицы, оказавшейся впоследствии румынской шпионкой, и с тех пор срывал досаду на подчинённых.

- Вряд ли девушку так уж интересовала моя спина... - сыто мурлыкнул он, подумав про себя, что госпожа Аугуста-Мария Шнитке-Залесская, вдова известного Айзека Шнитке, филантропка, почитательница Вагнера, а также (как водится в этих кругах) агент CIS, на беседу с которой ему и в самом деле пришлось потратить шесть часов, всего каких-нибудь полвека назад была вполне интересной женщиной бальзаковских лет. Впрочем, старуха в конце концов дала себя уговорить на предмет оказания небольшой услуги хорошим парням с островов...

- ...просто мне на спину свалился кактус, - невинно закончил Гарвилл.

Это была правда: кактус угодил ему чуть ли не за шиворот. Фаянсовый горшок с растением разбила бамбуковая стрела, выпущенная из рукава слугой-китайцем, подносившим Джеймсу жасминовый чай. Собственно, стрела предназначалась для горла Джеймса, но тот оказался быстрее, и успел упасть на пол. По этому поводу госпожа Аугуста (китайца незамедлительно пристрелившая) горестно заметила, что за всю свою жизнь (весьма длинную, особенно если учесть специфическую сферу интересов пожилой леди) так и не смогла научиться отличать одного косоглазого от другого, каковым её недостатком бесчестно пользуются многочисленные недоброжелатели. Гарвилл имел на этот счёт несколько иное мнение, но благоразумно оставил его при себе...

- Всё-таки вернёмся к нашим скорбным делам, - прервал его размышления F. - Мы находимся в предельно идиотской ситуации. По порядку. Да Смит вычеркнута из списка. Всё было сделано чисто. Тело должны были обнаружить только утром. Через пять минут на место событий прибывает полиция, оповещённая неизвестным другом закона. И она обнаруживает там господина Пискина, а также...

- ...а также немецкую пушку в ящике с бельём, а также...

- Я немножко в курсе дела, Джи... Короче, находят достаточно улик, чтобы немедленно отправить его в предвариловку.

- Куда он, по идее, и собрался. Отсидеться на казённых харчах. Ай-яй-яй, какой цинизм... Который он был у нас в списке?

- Восемнадцатый. Сразу за Да Смит.

- А теперь он находится под защитой судебных властей Соединённого Королевства. И будет находиться там столько, сколько ему будет нужно. И мы не сможем сделать с ним ровно ничего.

- Ну, так-таки и ничего... - протянул Джеймс,

- Ничаво, - уныло пошутил F, не очень удачно имитируя рязанский акцент. По какой-то не вполне понятной причине высокородный сэр Фердинанд-Евгений-Теодор Фёдоров стеснялся своего рязанского происхождения, хотя при этом отчаянно гордился своими земляками - Партиархом Константинопольским Иустином (некогда известным в миру как Сеймор Петров) и Афанасием Царьковым, расписавшим Успенский собор в Рангунге. Во всяком случае, портреты этих великих сынов Рязанской губернии украшали все три его кабинета, включая константинопольский. Это было совсем уж странно, особенно если учесть известный цареградский предрассудок насчёт портретов, - несомненно бессмысленный, да к тому же сильно отдающий исламом, но прочно укоренившийся, как и любая освящённая временем бессмыслица. Тем не менее F. почему-то считал собственную рязанскость свойством если уж не предосудительным, то, по крайней мере, не слишком респектабельным.

- В любом случае - займёмся девятнадцатым, - заключил F, переходя на старорусский.

Джеймс понял, что заниматься девятнадцатым предстоит ему. Шеф всегда переходил на один из старых языков, когда собирался сказать собеседнику что-нибудь не слишком приятное.

Но на сей раз старик ошибался. Джеймс очень, очень хотел лично заняться номером девятнадцать.

27  мая 1993 года. Цареград, улица Петра Третьего, д. 2а.

Знаменитая в определённых кругах кофейня "У Калеха" (её содержал седоусый чех по фамилии Водичка, известный тем, что никогда в жизни не работал ни на какую разведку) была пуста, что, учитывая раннее для Цареграда время (все интересные люди просыпались около восьми вечера), было и неудивительно. Сэр Гарвилл сидел в своём любимом углу, в глубоком плетёном кресле, ожидая очередной кофе. Четыре крохотные фарфоровые чашечки, на один глоток каждая - и, увы, уже пустых - стояли на позеленевшем от старости медном подносе у его ног. Традиционных сладостей к кофе здесь не подавали. Не было и музыки. Впрочем, унылую восточную музыку - все эти бесконечные позвякивания металлических украшений и стоны флейты - Джеймс переносил с трудом. Сюда приходили пить кофе - и курить. И, разумеется, разговаривать о делах.

Господин Водичка и в самом деле никогда не принимал участия в тайной деятельности в пользу какого-либо государства, будь то Империя, Рейх, Северо-Американские Соединённые Штаты, или кто бы то ни было ещё. Никогда не работал он также и на частных лиц, имеющих свои интересы в сфере большой политики. Однако, будучи человеком практическим, он весьма прозорливо рассудил, что людям, имеющим несчастье заниматься подобными делами, нужно время от времени где-то встречаться, чтобы улаживать возникающие между ними недоразумения. В результате кофейня служила чем-то вроде нейтральной гавани, где флотилии враждующих держав могли стоять борт об борт, не наводя друг на друга бортовые орудия. В результате защищённое от всех известных видов прослушивания (это было неоднократно проверено всеми заинтересованными сторонами) заведение седоусого чеха (неподкупность которого тоже была неоднократно проверена, и неизменно подтвержалась) пользовалось de facto чем-то вроде права экстерриториальности. Власти смотрели на это сквозь пальцы, при полном одобрении соответствующих ведомств, в том числе и ведомства сэра Гарвилла. Джеймс лениво подумал, что Империя никогда не пыталась привести реальность в полное соответствие с каким-нибудь "умопостигаемым законом", как это было принято у немцев. Имперская политика в этом вопросе чем-то неуловимо напоминала традиционный английский парк, тщательно стилизованный под дикую природу. Закоулки, дырки, проходы через тщательно огороженные места никогда не заделывались до конца, а иногда и создавались намеренно. Впрочем, Джеймс хорошо знал, для чего иногда используются эти дырки и закоулки - он сам провёл в них немалую (и, положа руку на сердце, не самую худшую) часть жизни.