Народы не появляются ниоткуда и не исчезают в никуда. Они формируются на субстрате существующих в результате переселений, вливаний, изменения среды обитания и способа жизни, создавая новый язык на базе имеющихся, самобытную культуру, а потом гибнут в результате тех или иных катастроф или медленного выживания соседними народами, умирают или ассимилируются.
Национальная культура - явление мощное и хрупкое одновременно. Наличие потомков того или иного народа не достаточно для его сохранения. Народ, переселенный или переселившийся в иную среду обитания, становится иным народом. Включая кочевников. Миграции кочевых народов происходят в пределах единой, степной среды обитания, покидая которую, они становились иным народами. Поэтому все депортации были верными действиями с точки зрения цели уничтожения народа. Народ, утративший свой язык - это тоже уже иной народ. Кровные связи, традиции и верования, среда обитания и язык - только все это сложенное вместе создает народ. Языково-родственные семьи в разных частях света создают разные народы.
Я говорю это к тому, чтобы пояснить элементарную мысль: евреи Восточной Европы и евреи Израиля - это разные народы. Российская империя селила евреев на западных границах, создавая буферные области. Нечто сходное делали ее западные соседи. В результате Бобруйск и Витебск, Бердичев и Вильно, Познань, Варшава, Черновцы и Одесса, области восточной Германии и Румынии - были местами, где сформировался особый народ, который принято называть ашкеназами, и которого больше нет вообще. Рассеянные по миру потомки - это уже не тот народ.
Сравните численность еврейского населения любого из этих мест в первой половине 20 века - более 50% и в целом более 10 миллионов. А сейчас - менее 1%, и те лишь почти номинальные осколки той культуры, потому что они утратили главный ее атрибут - язык. Ашкеназского населения Восточной Европы больше нет. А поскольку его нет там, то его нет уже нигде. Культура - это такое растение, которое при перенесении на другую почву становится совсем иным.
Рассуждения о том, что еврейский народ все равно жив, не адекватны. Народа, который молился на иврите, но говорил, писал и пел песни на идише, больше нет. Рассеянные по миру носители языка идиш - это лишь несколько тысяч семей, и половина их рассеяна вне исходной среды обитания. Германия и Советский Союз воевали между собой на землях этого народа. Нацисты открыто провозгласили цель уничтожить этот народ и достигли ее. Теперь Германия пытается возродить свою еврейскую общину - но это уже нечто иное. По стилю жизни и культурному содержанию имеющее мало общего с уничтоженной культурой идиш.
Был народ. Что мы о нем помним? Что в культуре этого народа был Шагал, был Бабель, Михоэлс. Вот и почти все. Сколько было поэтов и прозаиков, писавших на идише. Вся эта литература навсегда мертва. Если живопись можно смотреть вне языка, то литературы вне языка нет. Были фильмы на идише, газеты - совсем недавно. Чего только не было. И погибло безвозвратно буквально в течение одного поколения.
Многие из нас любят петь Идише-маму, Тум-балалайку и Бублички. Но народа, создавшего эти песни больше нет среди нас. И это надо сказать себе честно. Те, кого называют ашкеназами, жили на своей земле, не по государственной принадлежности, а по собственности маленького человека. Титульные нации шпыняли их, напоминая о государственной принадлежности, но они все-таки жили и любили свои места. Уживались с соседями, и мало кто торопился уехать в неведомую Палестину или в Америку. Тогда их стали давить сильнее, выдавливать в полную ассимиляцию, в Палестину, Америку... Но народ все-таки жил. Пока не пришли нацисты с их программой "окончательного решения еврейского вопроса". Не численно убили миллионы евреев (как было убито много людей других народов), а вырезали целый самоценный ашкеназский народ. Вырезали настолько, что выжившие осколки уже не хотели больше жить на этих землях. Хотели уехать навсегда и забыть идиш, как язык, связанный со страшной историей унижения и уничтожения. Как бы ни были многочисленны потомки ашкеназов, живущие во всех странах мира, они уже не составляют того народа Восточной Европы.
Не сожженные в газовых камерах, они бы остались на своих землях, если бы соседи христианской или коммунистической веры поддержали бы их. Послевоенная политика СССР могла бы сохранить этот народ, хоть и сильно поредевший, но еще не забывший язык. Однако у "победившего фашизм" народа были иные цели. Сталин взял на себя окончательное завершение программы. Чудом уцелевшие осколки осколков уже сами больше не могли, да и не хотели быть тем народом.
Это история полного уничтожения одного из народов, одной из культур Восточной Европы, история длинной в одно поколение. Осколки этого народа разбросаны по всему миру, и уже не составят целого. Народа языка идиш, живописи Шагала, литературы Бабеля, театра Михоэлса, народа Тум-балалайки уже нет, и это не восстановимо. Умершие народы не воскресают. В новой общности народа Израиля последние годы пытаются вспомнить идиш, предлагая его учить в школах, но это мало перспективно.
Как народы, языки и культуры становятся мертвыми? А вот именно так. Еще живы люди, которые помнят, что идиш был живым языком, а он уже мертв. Два главных участника войны - Германия и Россия совместно, хоть и в разных пропорциях, осуществили программу Гитлера и совместно победили надоевших ашкеназов. И вот теперь, спустя десятилетия, Германия склоняет голову и пытается воскресить невоскрешаемое. А Россия празднует победу. Лехаим!
В моей настоящей работе, естественно, но не в оправдание, - приведены фотографии лишь небольшой части существующих мемориальных памятников в разных странах мира. Было бы оправданно выпустить отдельный альбом-книгу с максимальной публикацией ЗНАКОВ ПАМЯТИ жертвам ХОЛОКОСТА и их истории. Пожалуй, на всей Земле ЗАКОВ ПАМЯТИ евреев во много раз больше, чем остальных народов... Осознавая это, становится грустно...
Еще во время войны Эренбург, приехав в освобождённый Киев, стоял в горестном молчании на краю Бабьего Яра, где как раз и имело место "закапыванье в землю живьем" более сотни тысяч киевских евреев. Вспомнил ли он тогда, что зловещее пророчество, вложенное им в уста Учителя, сбылось. Сбылось не в общих чертах, а с невероятно адской точностью угаданных деталей, как в Киеве, где он родился, так и в Европе, с ее освенцимами и треблинками, где пеплом сожжённых евреев можно было удобрять окрестные поля, а газовки для "иудейского племени" были обустроены теми самыми поклонниками прекрасного, что ничем не отличались от "читателей Мережковского" в интерпретации Учителя.
"Учитель возлагал все свои надежды на известные эффекты лучей и на радий. ... Однажды Учитель вышел ко мне весёлый и оживленный; несмотря на все затруднения, он нашел средство, которое значительно облегчит и ускорит дело уничтожения человечества. ...Когда год спустя Учитель захотел наконец их использовать, мистер Куль начал всячески оттягивать дело, уверяя, что отвёз аппараты в Америку. ...Как-то мистер Куль признался, что немцев можно добить французскими штыками, а фокусы Хуренито лучше оставить впрок для японцев."
Здесь можно пуститься в туманные рассуждения о том, что Эренбург был выдающимся явлением природы из категории "гений века". Такие люди, находясь в гуще главных событий и явлений своего времени, отчетливей и глубже других проницают их причинно-следственные связи. На этом мы, пожалуй, и остановимся. Хотя бы для того, чтобы вместо досужих разговоров зазвучали драгоценные стихи Эренбурга из еврейского цикла. Приводить их надо полностью, потому как рвать их по живому на цитаты, пишущему эти строки не по силам.
К чему слова и что перо,
Когда на сердце этот камень,
Когда, как каторжник ядро,
Я волочу чужую память?
Я жил когда-то в городах,
И были мне живые милы,
Теперь на тусклых пустырях
Я должен разрывать могилы,
Теперь мне каждый яр знаком,
И каждый яр теперь мне дом.
Я этой женщины любимой
Когда-то руки целовал,
Хотя, когда я был с живыми,
Я этой женщины не знал.
Мое дитя! Мои румяна!
Моя несметная родня!
Я слышу, как из каждой ямы
Вы окликаете меня.
Мы понатужимся и встанем,
Костями застучим - туда,
Где дышат хлебом и духами
Задуйте свет. Спустите флаги.
Мы к вам пришли. Не мы - овраги.
Комментировать "еврейские" стихи Эренбурга - дело неблагодарное. Они - поминальная молитва по шести миллионам испепеленных в прах женщин, стариков и детей того многострадального племени, к которому принадлежал их автор. Над таким нестерпимым средоточием боли, какой заключен в этих строчках, можно молчать, можно плакать, можно скорбеть, но рассуждать об их поэтических достоинствах нельзя. Мы и не станем.
Бродят Рахили, Хаимы, Лии,
Как прокаженные, полуживые,
Камни их травят, слепы и глухи,
Бродят, разувшись пред смертью, старухи,
Бродят младенцы, разбужены ночью,
Гонит их сон, земля их не хочет.
Горе, открылась старая рана,
Мать мою звали по имени - Хана.
А вот это, про то, "что наших девушек отличен волос"... страшно сказать, у пишущего эти строки, любимое:
За то, что зной полуденной Эсфири,
Как горечь померанца, как мечту,
Мы сохранили и в холодном мире,
Где птицы застывают на лету,
За то, что нами говорит тревога,
За то, что с нами водится луна,
За то, что есть петлистая дорога
И что слеза не в меру солона,
Что наших девушек отличен волос,
Не те глаза и выговор не тот, -
Нас больше нет.
Остался только холод.
Трава кусается, и камень жжет.
Поэтическая муза Эренбурга никогда не чуралась еврейской темы, но до такой высоты, как в военные и послевоенные годы не подымалась никогда.
Еще 20-летним юнцом он, в стихотворении "Еврейскому народу", "всегда униженному и гонимому", давал ему рекомендации про-сионистского толка, как это делал бы любой сочувствующий, но сторонний наблюдатель:
...Ты здесь не нужен, пришлый и гонимый,
Сбери своих расслабленных детей,
Уйди к родным полям Иерусалима,
Где счастье знал ты в юности своей...
В своей бродячей космополитичной молодости он писал о евреях, не как кровный сын своего народа, а отстранённо и даже немного кокетливо, как бы делая ему одолжение, что никак не может окончательно порвать связующую их нить:
Евреи, с вами жить не в силах,
Чуждаясь, ненавидя вас,
В скитаньях долгих и унылых
Я прихожу к вам всякий раз...
Правда, сложное чувство любви-ненависти к евреям становится недвусмысленно сочувственным, когда это отклик на очередные зверства и погромы, как в стихотворении времен первой мировой "Где-то в Польше":
... Мама Иосеньке поет,
Соской затыкает рот:
"Ночью приходили
И опять придут. Дедушку убили
И тебя убьют!..."
Эту колыбельную во все времена могли бы напевать своим детям тысячи тысяч еврейских матерей по всей Европе, но катастрофа советского еврейства в первые месяцы войны девятым валом в полтора миллиона трупов перекрыла все прошлые погромы и избиения. Это подвигнуло Илью Эренбурга и Василия Гроссмана, вернувшегося из поездки по освобожденным Красной Армией Освенциму и Треблинке, не испрашивая дозволения партийного начальства, что само по себе было беспрецедентно, приступить (в рамках ЕАК) к работе над "Черной Книгой". Это был колоссальный труд не только двух писателей, литературно обрабатывающих добываемые материалы, но и нескольких десятков журналистов. Работая над сводом документов и свидетельствами очевидцев гибели евреев на оккупированных нацистами территориях, узнавая из первых рук от чудом спасшихся евреев-недобитков леденящие душу подробности массовых убийств ни в чем, кроме древней крови, текущей в их жилах, неповинных людей, Эренбург и сам постарел на тысячу лет. В 1947 начальство опомнилось и рассыпало набор книги. Эренбург хранил оригинал в чулане. Когда он умер, дочь Ирина перевезла его к себе, и этим сохранила для потомков. С именами Эренбурга и Гроссмана на черный обложке двухтомник этот встал на наши книжные полки только после перестройки.
Безжалостное уничтожение "Черной книги" стало очередным ударом для Эренбурга. Однако, не оставляющее его в покое Провидение, готовило ему испытание, рядом с которым это был удар мяча при игре в лапту. Ему была уготована главная роль на той, подобной библейской, странице истории советского еврейства, которая могла стать последней.
Начнем с признания, что свойственный ему политический конформизм, Эренбург демонстрировал и когда речь шла о важнейших вехах в жизни еврейского народа. Пока Сталин (даже после начала войны с арабами) поддерживал создание Израиля, и Эренбург мог позволить себе искреннее ликование по этому поводу: "Трагично создание государства Израиль - акт о его рождении написан не чернилами - кровью...Советское правительство тотчас признало еврейское государство. Это признание придает силы героям, которые теперь отстаивают Израиль...". Но как только мнение Кремля меняется, он, говоря об Израиле, начинает продвигать бредовую идею о нем, как о солончаке, на котором не живут, предлагая евреям, как и прежде, быть щепоткой соли в чужом супе. Иными словами, ратует за ассимиляцию евреев и их дружбу с трудящимися тех стран, где им выпало родиться.
Осенью 1948 года в Москву в качестве главы дипмиссии новорожденного государства приезжает Голда Меир. В Большой Московской Синагоге, куда она приходит на субботнюю службу, московские евреи окружают ee ликующей толпой, и забыв об осторожности, приветствуют ее и сотрудников посольства на идиш и иврите. Окончательно впав в неконтролируемую эйфорию, они выкрикивают здравницы Израилю и еврейскому народу.
Эренбург, чутко уловив недовольство Кремля этой двойной лояльностью своих еврейских подданных, публикует огромную статью в Правде. До сих пор существует мнение, что он написал ее, чтобы между строк призвать советских евреев к осторожности, предупредить их новой парадигме в национальной политике, о начале эры государственного антисемитизма, о чем сам он был уже хорошо осведомлен. Но, даже, если намерения были таковы, Эренбург несколько переиграл в этой не совсем кошерной игре. Ведь теперь он, вслед за новой "линией Партии", уверен, что "создание государства Израиль не является решением так называемого "еврейского вопроса"". Далее, он пытается убедить читателя, что "решение этого вопроса зависит не от военных побед в Палестине, а от победы социализма над капитализмом..." ну, и тому подобная трескучая демагогия, в которой он довольно поднаторел в качестве прикормленного властью гуманитария с полезными ей связями на Западе.
Нам по определению не дано проникнуть в замыслы Всевышнего. Поэтому мы никогда не узнаем, почему, невзирая на явно имевший место конформизм самого непростительного свойства, именно он, Илья Эренбург, был избран орудием для задуманного Им плана спасения евреев в Пурим 53-го года. Может быть потому, что такое предназначение было по плечу ему одному?
Дело "безродных космополитов" и "разоблачение псевдонимов" в 48-ом, "ночь расстрелянных идишских поэтов" в 52-ом, все недавние расправы и избиения, вызванные к жизни застарелым зоологическим антисемитизмом "кремлевского горца", померкли зимой 53-го, когда на евреев сталинского царства неотвратимо надвигалось бедствие поистине библейского масштаба -- "Дело врачей". По замыслу советского Амана дело это должно было уже в марте вылиться в публичные казни "врачей-отравителей". После этого треть евреев должна была погибнуть в результате "стихийного" общесоюзного погрома, с последующей высылкой оставшихся на неминуемую смерть в Сибирь, "с целью оберечь их от "справедливого народного гнева". В стране началась вакханалия страха и ненависти. Обычных районных врачей стали массово изгонять с работы, или заставляли их первыми глотать прописанные ими же порошки и микстуры, чтобы доказать, что они не отравлены. Над еврейскими детьми безнаказанно глумились в школах однокашники. Доходило до избиения прохожих с откровенно семитской внешностью прямо на улицах. Обо всем этом Эренбург узнает из огромного потока писем, приходивших к нему от униженных, преследуемых, напуганных евреев. Они просят своего единственного защитника о юридической, материальной и, просто, душевной поддержке, и он, всегда помогавший страждущим, делает в этот раз, больше, чем может.
По стране прокатился вал антисемитских митингов и собраний, где советские трудящиеся соревновались в степени экстравагантности мер, которые необходимо применить к "убийцам в белых халатах": "запереть их в железную клетку, как обезьян, и не кормить, пока не умрут", "поломать врагам руки и ноги, а только потом казнить", или, к примеру, "физически выжигать их, как в старину фурункулы, каленным железом". Однако, этот низовой энтузиазм не удовлетворил Сталина.
И тогда он, в полном соответствии со своими садистическими наклонностями, возжелал, чтобы евреи сами попросили себя "выпороть", то бишь, обратились к правительству с открытым коллективным покаянным письмом, где выражалась бы просьба восстановить доброе имя советских евреев на освоении просторов Дальнего Востока и Крайнего Севера. Подписантами этого письма стали десятки высокопоставленных и именитых евреев. Среди них не только Маргарита Алигер и Павел Антокольский, Лев Кассиль и Самуил Маршак, Давид Ойстрах и Эмиль Гилельс, Исаак Дунаевский и Лев Ландау, но, и, страшно вымолвить, Василий Гроссман. И пусть кто-то, из тех, "кого там в то время не стояло", посмеет бросить в них камень. Но вы еще помните про выбор, который всегда есть? Не подписали этот, составленный в сталинской преисподней документ, поэт Долматовский, писатель Каверин, шахматист Ботвинник, певец Марк Рейзен. Не подписал его и Илья Эренбург, к которому первому пришли сталинские засланцы из "Правды".
Эренбург не просто выпроводил их, а написал свое собственное письмо, и когда из "Правды" пришли уламывать его во второй раз, с ними и передал его Сталину. Это был, если не отчаянный поступок самоубийцы, то акт беспримерного мужества, тем более, когда речь идет о таком осторожном человеке, как Эренбург. Ведь ни он сам, как, собственно, и никто в близком окружении Сталина, не мог предвидеть реакции на это письмо всесильного хозяина Кремля, обратившегося к тому времени в абсолютно непредсказуемого параноика.
Евреи, жившие в Советской России в середине прошлого века, и их потомки обязаны самим фактом своего существования, "уму и сообразительности" Ильи Григорьевича Эренбурга. Поэтому, на до сих пор неутихающие споры, приспособленец он или герой, ответ может быть только один: герой-приспособленец.
Его изощренный ум и интуиция, вкупе с природным здравомыслием, безошибочно подсказали ему, что прибегать к нравственно-этическим доводам в разговоре с кровавым тираном бессмысленно. Используя свой огромный опыт общения с советской номенклатурой, он говорил со Сталиным на его языке. Да, говорил с ним подобострастно, как вассал со своим сюзереном. Да, утверждал, что евреев, как отдельный народ, в природе не существует. Предавал евреев, чтобы спасти евреев. Ведь он работал на результат, а не на отстаивание своих горних принципов, и цена неудачи была бы для его народа чудовищно-непоправимой. Это был как раз тот нечастый случай, когда цель оправдывает средства. В своем иезуитски вежливом письме Эренбург выразил опасение, что акция высылки советских граждан еврейской национальности подорвет престиж Советского Союза (читай - Сталина) среди западной интеллигенции, европейских компартий, и сторонников мира. Были там и другие хитроумные доводы, о которых легко узнать, прочитав этот, находящийся в открытом доступе, документ эпохи.
Вообще говоря, Сталин намеревался осуществить задуманный им план в ближайшем же будущем. На Дальнем Востоке для еврейских переселенцев уже были построены бараки. В больших городах европейской части составлены по районам списки евреев с указанием их домашних адресов. Но терять престиж у коммунистов Запада Сталину не хотелось. С огромной долей вероятности можно предположить, что письмо Эренбурга, легшее на стол Сталина 3 февраля, заставило его призадуматься и отсрочить начало выполнения плана по "окончательному решению еврейского вопроса" в Советском Союзе. Тем более, что он никогда не торопился с исполнением своих кровавых задумок, зная, что никуда они не денутся. Но приближался Пурим, и чтобы, как издревле повелось, подгадать расправу над злодеем к этому веселому празднику, в дело пришлось вмешаться Провидению.
В 1953 году Пурим пришелся на 1 марта. Именно в этот день тело Сталина было обнаружено сотрудником охраны лежащим в луже собственной мочи на полу малой столовой ближней (Кунцевской ) дачи. У Сталина диагностировали правосторонний паралич, с дальнейшим кровоизлиянием в мозг и смертью, наступившей 5-го марта. Достоверное известно, что в тот день на столе усопшего лежали два письма, переданные позже в архив. Одно - коллективное, от еврейской общественности, для "Правды", другое - от Эренбурга на имя Сталина.
Господь, не нарушив им же установленной традиции, к положенному сроку "разобрался" и с кремлевским Аманом. А Мордехая-Эренбурга и евреев миловал. Всех "врачей-отравителей", кроме двух, замученных до смерти в подвалах Лубянки, освободили. Врачей, уволенных в начале зимы, восстановили на работе. Еврейские дети не боялись больше ходить в школу, а их родители - по улицам. Так что, в пятый день марта у русских евреев, помимо общечеловеческой радости избавления от тирана, есть все основания отмечать Малый Пурим - свой собственный "праздник избавления". Поскольку в Пурим иудеям показано напиваться так, чтобы не отличать Мордехая от Амана, русские евреи могут смело доходить до этой изумительной стадии дважды в году.
Что до самого Эренбурга, то нам, обывателям, глядя из нашего пока еще благополучного 21-го века на то "интересное время", и вообразить нельзя, какой животный страх, какое адское напряжение всех нервных и физических сил пережил в конце зимы, начале весны 1953 года, избалованный славой и комфортом невротик, легко теряющий способность спать и есть при любой стрессовой ситуации.
В шестой книжке своих знаменитых мемуаров он напишет об этих драматических событиях так:
Я пропускаю рассказ о том, как пытался воспрепятствовать появлению в печати одного коллективного письма. К счастью, затея, воистину безумная, не была осуществлена. Тогда я думал, что мне удалось письмом переубедить Сталина, теперь мне кажется, что дело замешкалось и Сталин не успел сделать того, что хотел. Конечно, эта история - глава моей биографии, но я считаю, что не настало время об этом говорить...
В людоедском 53-ом, поставив на кон свою жизнь, он не убоялся отправить Сталину судьбоносное для советского еврейства письмо. И тот же самый человек в сравнительно вегетарианские 60-ые посчитал, "что еще не настало время об этом говорить". Прав Митя Карамазов: "широк человек, слишком даже широк, я бы сузил".
Осенью 1941 года поступил приказ уничтожать латвийских евреев. Так начался холокост в Латвии. Людей расстреливали во всех городах. К концу года 25000 евреев направили пешком в Румбу, где позже их расстреляли. Рижское гетто закрыли в 1943 году. Работоспособных пленных перевели в лагеря. Выживших евреев в 1944 году отправили в Германию, где они дожили до конца ВОВ. Холокост в Литве начался после входа немецких войск в Советский союз. Еврейский холокост достиг пика летом 1941 года. За два месяца число жертв достигло 70 тыс. человек. Убили почти всех евреев провинции. В Каунасе 28-29 октября расстреляли еще 10 тыс. евреев. Почти 40 тыс. выживших людей, которые жили в гетто - были убиты позже. Статистика холокоста насчитывает около 95% евреев убитых нацистами в Литве.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- --
Жизнь прекрасна (1997).
- -- Пианист (2002).
- -- Список Шиндлера (1993).
- -- Магазин на площади (1965).
- -- Выбор Софи (1982).
- -- Пианист (2002).
Сначала еврейский квартал располагался к северо-западу от папского дворца. В 1221 году община была переведена в приход Св. Петра, в район Иерусалимской площади. В гетто вели трое ворот, из которых сохранились только ворота Каландр. Обитатели находились под протекцией Папы. Французская революция отменила регуляции гетто. Большинство домов снесли в XIX веке. Синагога, называемая также Шул (школа), включала и молитвенный зал и помещения, используемые в общественной жизни: собраний, бракосочетаний; здесь же пекли мацу и располагался резник.
Перестроена в1765-1767гг. архитектором Франке, и роскошно декорирована. Полностью сгорела в 1845 г. и была немедленно восстановлена муниципалитетом по планам архитектора Жоффроя в виде неоклассической ротонды, покрытой куполом.
В синагоге находятся мемориальные доски в память евреев-авиньонцев, погибших в I мировой войне 1914-1918 гг. и погибших в Катастрофу в 1940-1944 гг.
Музей. Дом Феннеси принадлежит католической церкви и расположен на территории собора Святого Франциска Ксаверия . Образовательный центр назван в честь Эндрю Штайнера ОАМ , пережившего Холокост в Аделаиде и скульптора, который в течение 30 лет занимался просвещением школьников о Холокосте. Он руководил проектом, который в значительной степени финансировался за счет пожертвований Gandel Philanthropy. Студенты архитектуры из Университета Южной Австралии принимали участие в проектировании музея, и команда проекта по его созданию тесно сотрудничала с Еврейским центром Холокоста в Мельбурне. . Центральное место в музее занимает одна из скульптур Штайнера, фигура польского учителя, героя Холокоста Януша Корчака .
Сиднейский еврейский музей был основан в 1992 году поколением переживших Холокост , приехавших в Австралию. Они представляли музей как место, где можно хранить их истории и личные вещи, увековечивать память тех, кто был убит во время Холокоста, и где можно будет преподавать уроки из прошлого.
- --
Отчет Юзефа Омия , выжившего, работавшего в канцелярии лагеря Гусен I. Его отчет основан на лично сделанных копиях годовых отчетов за период с 1940 по 1944 год и ежедневных отчетах командиров лагерей за период с 1 января 1945 года до дня освобождения.
- -- Оригинальный регистр смертей в подлагере Гусена, проводимый Международным Красным Крестом
- -- Личные записи Станислава Ногая , другого сокамерника, работавшего в канцелярии Гузена
- -- Журнал регистрации смерти, подготовленный главным врачом СС главной канцелярии Маутхаузена для вспомогательных лагерей Гузена (аналогичные записи для самого вспомогательного лагеря Маутхаузена были уничтожены)
- -- Оригинальный регистр смертей в подлагере Гусена, проводимый Международным Красным Крестом
После покушения на законного консула Германии Эрнста фон Рата в Париже , совершенного Гершелем Гриншпаном , Гитлер и рейхсминистр пропаганды Йозеф Геббельс встретились 9 ноября 1938 года на вечере товарищества в Старой ратуше Мюнхена . После этого Гитлер покинул зал, и Геббельс произнес речь, в которой предал гласности смерть фон Ратса. "Злобная антисемитская речь" завершилась "призывом к мести и возмездиям". В гауляйтер лидеры и SA присутствующие в этой связи издали приказ по всему Третьему рейху , чтобы уничтожить еврейские магазины, жечь синагоги и конфисковать ценности. Вмешательство полиции было запрещено. Тирольский гауляйтер Франц Хофер в ту же ночь в час ночи отдал приказ, что "кипящая душа народа должна восстать против евреев ". Через два часа начались кровопролитные действия. Руководители СС выбрали жертв Инсбрука :
... забыть, что предрассудки, ненависть и безрассудство могут привести к жестокой спирали насилия
... этот памятник был установлен в 1997 году ".
.jpg)
Антополь в списке уничтоженных во время Холокоста еврейских общин в "Долине Яд-Вашем".
.
Вход в концлагерь для узников и та самая табличка "Труд освобождает" с перевернутой буквой B. Многие путеводители по Освенциму начинаются с фразы из "Божественной комедии" Данте - Оставь надежду ... Увы, входящий в эти ворота мог выйти из лагеря только через трубу крематория. Издевательскую надпись "Труд освобождает" изготовили заключенные. Слоган использовали как волшебную пилюлю успокоения. Узники приезжали, видели вход в трудовой лагерь и не оказывали сопротивления. У несчастных "появлялся шанс стать свободными".
Урна с пеплом. Сожженными людьми фашисты удобряли почву
Экспозиция в музее. Фото до селекции
После селекции
Фрагмент коридора смерти
Коридор смерти с противоположной стороны концлагеря
Освенцимский оркестр прямо за воротами
 Памятник евреям, убитым в Бабиновичах |
|
|
|
Лиозненского района Витебской области |
|
|
|
Новый комплекс в городе БАР (Винницкая область) обустроили на месте старого памятного знака, установленного в 1962 году. Сейчас рядом с надгробными плитами размещена экспозиция копий документов о казнях нацистами местных жителей, а также карта Винницкой области с отмеченными на ней лагерями и гетто немецкой и румынской зон оккупации.
_2c.jpg?uselang=ru)
