Глубоким и сырым, вот каким было это место, и это не нравилось Кропу ни чуточки. Тот, кто сказал, что вещь не ценится до тех пор, пока ты не потерял ее, был достаточно мудр, чтобы быть королем.
Или вором. Кроп пытался не думать о Квилиане Моксли плохо, правда, старался. Дело есть дело, соглашение было заключено, и Квил выполнил свою часть сделки -- вывел Кропа и его хозяина из Крысиного Гнезда в другое место, где они должны были находиться в безопасности, пока Кроп не высовывался со своей глупой великанской натурой -- но Кропу казалось, что само соглашение было невыгодным. Со своим хозяином, снабжавшим Квила сведениями, ведущими к прибыли, он мог надеяться, что вор организует им передвижение вверх. Но не вниз.
Кроп неодобрительно посмотрел на два крошечных, абсолютно квадратных оконца высоко над ним. Находиться глубоко для него значило находиться в шахтах и алмазных копях, где подземные воды, грязь, плесень, рудничный газ, дохлые мыши и страх попасть в ловушку. Деревянную стену он мог снести -- это была бы работа пыльная и слегка опасная, и спина от этого заболела бы -- но когда находишься под землей, стены там каменные, и даже если одну ты разобьешь, с другой стороны свободы не сыщешь. Вместо этого найдешь только новый грунт. Это были такие мысли, что могли привести человека к панике, и Кропу, чтобы переключиться, пришлось хорошенько постараться.
Если быть честным, то Квил предоставил им даже некоторые излишества. У хозяина Кропа теперь был настоящий матрас из конского волоса, и подушки, набитые голубиным пухом. И одеяла, которые вор принес три дня назад, были такими мягкими, что спать под ними было - словно погружаться в ванну с теплой водой. Стулья, свечи, сосновый сундук, оловянные чаши, оловянные ложки, расписанный цветами кувшин для воды, ночные горшки, песочные часы, игральные кости, меховые тапочки, ковер из овчины, деревянные предметы с петлями для непонятных целей - Кроп был слишком застенчив, чтобы расспросить о них - и небольшая печка в форме свиньи - все это было тайно принесено в похожие на пещеры глубины Суда Четырех.
- Ниже тут находится царство крыс, - сказал Квил в первую ночь, когда они задними дворами выбрались в юго-восточную часть города, спасаясь бегством от красных мечей, - и очень немногие личности, с которыми вы столкнетесь, будут иметь больше оснований, чем вы сами, держаться достаточно незаметно.
Толкая ручную тележку, в которой находился Баралис, Квил вел их к центру города, где проводились публичные наказания и правовые тяжбы. Квил приказал Кропу следовать за ним "на расстоянии не ближе тридцати шагов". Таким способом, полагал Кроп, прохожие не будут принимать их за группу. Это было нелегкое путешествие, потому что Кроп боялся выпустит своего хозяина из вида. Каждый раз, когда Квил заворачивал за угол, пятикамерное сердце Кропа бухало внутри грудной клетки, как будто шло обратным ходом. Он доверял Квилу -- приблизительно, почти полностью -- но опасность могла подстерегать за любым поворотом, и уничтожить обоих мужчин. По крайней мере, у него были собаки, чтобы его успокоить.
Горожанка и Большой Мокс большую часть перехода вели себя спокойно, как ягнята, довольствуясь слабиной поводков, шлепающих их по спинам. Только когда Горожанка со своими изрядно коротенькими ножками совершенно неожиданно решила заняться ходьбой и шлепнулась задом в грязь, то Большой Мокс начал плохо себя вести. Кроп не думал, что Большой Мокс не понимал, что был слишком велик, чтобы его взяли на руки и засунули между туникой и нижней рубашкой, как Горожанку. Большой Мокс был свиреп и габаритами соответствовал скорее быку. Он начинал ворчать сразу, как только ему казалось, что он проигрывает. Кроп провел заключительную часть путешествия, постоянно дергая поводок, чтобы не дать ему пометить все коновязи и стойки для тачек, мимо которых они проходили.
Кроп уже знал, как выглядит Суд Четырех снаружи, потому что несколько раз обходил вокруг огромного здания из известняка еще до того, как спас своего хозяина. Чутье подсказало ему без дела там не болтаться. Круг виселиц располагался прямо напротив широких и впечатляющих ступеней, и всякий раз, когда Кроп проходил мимо, тела на различных стадиях разрушения болтались наверху, как рваные флаги. Днем суд переполняли красные мечи и прекрасно одетые мужчины, которые были настолько богаты, что им не нужно было привязывать своих лошадей. Их или приносили сюда в паланкинах, отделанных подушками, или их слуги стояли снаружи и держали поводья лошадей, пока хозяева занимались делами внутри. У многих мужчин на плечи были накинуты толстые цепи, указывающие на их должности. Квил сказал, что эти мужчины были баронами, одевшимися так на заседания. Кроп точно не знал, что за совещание там было, но у него было чувство, что оно было как-то связано с отсечением человеческих голов.
Выбор убежища выглядел странным, но в ту ночь, когда они спасались бегством из мансарды Квила, Кроп был не в состоянии задавать вопросы. А кроме того, они, по крайней мере не направлялись на север, в ту сторону, где происходили все ужасные события.
Было облегчением уйти с улиц. Пространство вокруг Суда Четырех ночью было непривычно спокойным, великолепные залы и места, где учатся, были закрыты. Не было никаких уличных торговцев, занимавшихся своей торговлей в разных уголках, или уличных девиц, толпящихся вокруг жаровен с древесным углем, чтобы погреться. Это место таким не было. Дела здесь делались днем, а когда наступала темнота, все эти прекрасные люди в цепях, а также судьи, чиновники, оруженосцы, приставы, школяры и конюхи перебирались отсюда куда-нибудь в другое место, подальше от виселиц в те части города, где можно было хлебнуть отличного пива, посмаковать засахаренные фрукты и задержаться на всю жизнь. Шагая по пустым и отдающим эхом улицам, играя в тяни-толкай с Большим Моксом, в то же время пытаясь держать в виду хозяина и Квила, Кроп почувствовал себя выставленным на всеобщее обозрение. На самом деле под ногами лежала мостовая, и его шаги звучали как выстрелы. Он почувствовал только облегчение, когда Квил выполнил один из своих лихих поворотов под арку, уходящую глубоко в тень западного фасада Суда Четырех, и легонько постучал по миниатюрной дверце, вырезанной из цельного куска древесины гикори. После быстрого обмена шепотками Квилу и его пестрой группе беглецов и собак было позволено войти в известняковые залы общественного суда Спир Вениса.
Квилиан Моксли был человеком такого сорта, который мог найти друзей где угодно. Партнеры, как он их называл - мужчины и женщины, к которым он относился благосклонно, участвовали в его различных незаконных операциях, или же люди, чье молчание можно было купить за деньги. Кроп не знал, в какую категорию попадал ночной смотритель Суда Четырех, но он знал, что человек отошел на достаточное расстояние, чтобы поручиться, что Кропа он не видел.
- Так он защищает себя, - объяснил Кропу Квил позже, после того, как привел их на второй нижний уровень под сооружением из известняка. - О том, чего человек наверняка не знает, лгать можно безнаказанно.
Кроп не знал, что означает слово "безнаказанно", но он представлял, что это как-то связано с допросами у бейлифов. Они не могли выдавить из тебя те сведения, которых у тебя не было. Кроп видел спину ночного смотрителя за последние дни несколько раз и пришел к выводу, что у того чистые волосы.
- Одно время я хранил здесь внизу фрукты и овощи, - сказал Квил, проходя сквозь череду сырых каменных подвалов, которым предстояло стать для Кропа домом. - Это было вполне прибыльным делом, пока Владетель Высоких Земель не открыл проходы для дешевых товаров с юга.
Кроп нахмурился и кивнул, пытаясь показать Квилу свое понимание тонкостей бизнеса.
- Лучше бы этого не было, в самом деле. Телеги с капустой трудно проводить мимо стражи тайком. - Квил с чувством тряхнул маленькой головой. - И да поможет тебе Бог, если ты по ошибке взял скоропортящийся товар. От него нужно избавляться в течении дня.
Кроп снова сочувствующе хмурился и кивал, хотя, по правде, на слове "скоропортящийся" он застрял и полностью перестал понимать, о чем говорил вор.
Несмотря на это, Квил оценил его сочувствие.
- Ну, теперь я ухожу. Ты можешь использовать все место отсюда до двери ледника. Только когда кто-нибудь спустится сюда, чтобы набрать льда, когда ты услышишь шаги, быстренько двигайся и запирайся обратно в большой склад. Ключ от него, кроме тебя, есть только у ночного смотрителя.
Большой склад смотрелся лучшим помещением из всего множества. Он располагался напротив внешней западной стены Суда Четырех, и хотя, как и в других погребах, потолок в нем был низким, два вентиляционных колодца передавали свет от окон, расположенных на уровне земли в комнате над ними. Если встать прямо под колодцем, что Кроп в настоящее время как раз и сделал, можно было взглянуть вверх и увидеть сквозь железные прутья небо. Кроп иногда даже видел промельки людских ног, когда те спешили по улице вниз. Однажды он поднял глаза и увидел ворону, долбившую прутья.
Хорошо, что появилась возможность держать Горожанку здесь. Маленькая комната на верхнем этаже квиловского дома была слишком мала для хозяина, слуги и собаки, так что Горожанке приходилось обитать у Квила. Кроп скучал по оживленному маленькому существу с не слишком белой шубкой и коротким хвостом. Она следовала за ним по городку, в котором он побывал однажды, далеко на востоке, и когда он покидал его в некоторой спешке -- вследствие неудачного случая, когда он своротил в таверне опорный столб -- она выбежала в ворота вслед за ним, буквально по пятам. С тех пор Горожанка с ним не расставалась. Она была с ним даже в тот вечер, когда он отправился в острую башню освобождать своего хозяина.
Разумеется, сначала ей не позволялось находиться в этой комнате. Там спал его хозяин, на самом лучшем, самом сухом и самом проветриваемом месте, его матрас приподнимала над полом деревянная рама, а от сырой стены его отделяла повешенная овечья шкура. Кроп беспокоился, как его господин отнесется к собаке, потому что он не помнил, чтобы Баралис по-доброму обходился с какими-либо животными, кроме своей собственной лошади. К тому же Горожанка была очень активной представительницей собачьего племени, не имеющая обыкновения сидеть на месте, и к тому же довольно вонючая. Решив, что лучше всего будет держать их подальше друг от друга, Кроп начал закрывать дверь склада так, чтобы Горожанка не могла проникнуть к его хозяину. Это привело к тому, что она проводила под дверью массу времени, царапая ее, подкапывая, и подозрительно мяукая, как кошка. Кроп был совершенно убит. Как тогда его хозяин будет спать? Нужно было принимать какие-то меры, и Кроп начал привязывать Горожанку к одному из множества железных колец, которые обрастали ржавчиной на подвальных стенах. Затем случилась странная вещь.
Каждую ночь, в самые темные и тихие часы перед рассветом, Кроп выскальзывал из Суда Четырех погулять по улицам. Он знал, что рискует, но не мог себя остановить. Он был прикован в шахте в течение семнадцати лет, и сейчас был твердо убежден, что в вопросе своей свободы ни перед кем не будет склоняться. Каждую ночь выходя наружу, он доказывал сам себе, что был свободным человеком, и все его приходы и уходы происходили по его собственной воле.
Чтобы его не обнаружили, для предосторожности он надевал специальный плащ, который для него заказал Квил портному, который шил одежду для тайных осведомителей Правителя, известных как темные плащи. Серый днем. Коричневый после заката. Длиной в пол, он был длиннее, чем нравилось Кропу, а его шерсть вызывала необъяснимый зуд, но если плащ помог ему прокрасться через главный двор Крепости Масок, не подняв тревоги, наверное, не произойдет ничего плохого, если он будет надевать его на прогулки вокруг Суда Четырех. У Кропа было подозрение, что плащ делал его более ... незаметным, чем он был на самом деле. Не невидимым или еще как-то хитро спрятанным, а просто его становилось сложнее увидеть, как коричневую ящерицу на коричневой стене.
Он не любил пользоваться капюшоном -- зудящие руки это одно, зудящие уши совсем другое -- но заставлял себя делать это в те опасные моменты, когда выходил или возвращался в Суд Четырех. На входе и выходе, как бы назвал это Квил. Этот вор знал много превосходных и выразительно звучащих слов. Чтобы выйти из Суда Четырех, Кроп должен был открыть дверь ледника, где между охапками сена хранились огромные голубые глыбы озерного льда, и пройти через него в другую сторону. Дальше ему нужно было подняться по ступеням на этаж со служебными помещениями, который в дневное время использовался сотрудниками Суда Четырех для обслуживания прекрасно одетых господ. Это было самое сложное, потому что иногда кухонные мальчишки и уборщики прятались там от ночного смотрителя во время его обходов, чтобы остаться в здании на ночь.
Кроп, проходя по этому этажу, стремился быть незаметным. Он старался, но подозревал, что не слишком удачно. Однажды, увидев его, вскрикнула женщина, и он сам чуть не закричал в ответ. Она спала на скамье около двери, накрывшись клочком одеяла, и проснулась, когда он наступил на скрипнувшую половицу. Кроп со всех ног взлетел вверх по лестнице и наружу из Суда Четырех, и провел целый час, в тревоге шагая по улицам, недоумевая, каким же образом ему теперь возвращаться. Как потом выяснилось, ночной смотритель шум услышал, и сообщил женщине, что она напилась и увидела привидение, и вытурил ее из здания. Кроп узнал это, потому что Квил на следующий день за это его отругал.
- Могу тебе сказать, сторож разорялся, как базарная баба. В следующий раз, когда ты пропустишь мой добрый совет мимо ушей, убедись сначала, что никто тебя не видит.
Кроп почувствовал себя пристыженным, но это не помешало ему выходить наружу. Обычно ночами он брал Горожанку с собой, и для них было огромным обоюдным удовольствием проходить одну за другой улицы Спир Вениса, где на каждый шаг Кропа приходилось восемь шагов Горожанки.
Хотя в ту ночь, когда случилось странное, Горожанка не собиралась выходить наружу. Ей раздуло живот, она отказалась от еды, и Кроп решил, что она, похоже, съела дохлую крысу. Он оставил ей немного воды и строго наказал быть хорошей девочкой. Когда через два часа он вернулся, на месте ее не было, а длинный поводок, которым она была привязана к железному кольцу в стене, разорван. Кроп проверил чужие комнаты-клетушки, которые закрепил за ними Квил -- торфяной погреб, где все еще лежали трухлявые остатки древних торфяных кирпичей, увенчанная звездой часовня для слуг со своими шестью каменными ступками для измельчения янтаря, холодную комнату для охотничьей добычи, где все еще сохранились лебедки и крючья на потолке для подвешивания туш, комнату с утопленной в пол купальней, которую наполняла стоялая черная вода, и глухое пространство с железными решетками, железными колесами, и железными столами, о назначении которых Кропу не хотелось даже гадать.
Горожанки нигде не было. Кроп беспокоился из-за купальни, желая знать, как человек мог бы вычерпать воду. Решив, что лучше сначала проверить хозяина, он направился к складу.
Дверь была отворена. Дверь никогда не оставалась открытой. Он сам закрывал ее, отправляясь гулять. Кроп сразу почувствовал нехорошее давление за глазами, когда его великанская кровь прилила к голове. Мышцы налились кровью, и его дополнительные легкие, которые обычно дремали под основными, жадно втянули воздух.
Баралис.
Кроп метнулся через дверной проем. Голова вертелась во все стороны, чтобы уловить все детали обстановки, он увидел хозяина, спокойно лежащего на постели, его тело лежало в обычной "свернутой" позе, его переломанные и распухшие руки обнимали шею Горожанки.
- Успокойся, - раздался прекрасный обволакивающий голос Баралиса. - Мы с самого начала были здесь.
Кроп встал и уставился на своего хозяина и собаку, сердце колотилось как молот по наковальне, все его тело трясло от мощи, которая требовала разрядки. Горожанка приподняла голову и посмотрела назад, но быстро отвлеклась. Приткнувшись под руки Баралиса, она принялась спать.
Мрачный взгляд Баралиса был спокоен, хотя блеск кожи показывал, что яды, которые он принимал, чтобы справиться с болью, выходили потом.
- Я позвал ее. Она не виновата.
Она перегрызла поводок, чтобы добраться до него. А что с дверью? Кроп, обвиняя, посмотрел назад. Его хозяин мог передвигаться сам, только очень медленно и с большими усилиями, используя руки и плечи, чтобы перемещать свой вес. Кроп не верил, что он смог бы пересечь всю комнату.
- Ты не закрыл ее, - сказал Баралис, прекрасно проследив мысли Кропа. - Она была приоткрыта. Собака подтолкнула ее.
Кроп подошел к двери и проверил, как она ходит. Да, в последний момент ее заедало. Толчок без дополнительного усилия в конце не давал ей закрыться. Кроп удовлетворенно кивнул. Соглашаться с хозяином всегда было легко.
Это случилось около пяти дней назад, и для Горожанки вошло в привычку часть дня спать или спокойно лежать на постели Баралиса. После первого шока от этого происшествия Кроп обрадовался. Теперь они были втроем, и, бывало, они собирались на складе вместе, когда Кроп чинил одежду, или готовил порции лекарств, или сидел под окном вентиляционной шахты, чтобы получить удовольствие от дневного света. Когда такие моменты удается поймать и удержать, они делают жизнь приемлемой.
С тех пор, как они переехали из дома Квила, Баралис окреп. Частью -- от превосходных лекарств, питания и комфорта, которые сейчас регулярно обеспечивал Квил. Самыми дорогостоящими лекарствами были те, что притупляли боль -- маковое молочко, тюбетейка и коготь дьявола -- и Кроп использовал их очень бережно. Теперь хозяину можно было дать немного тюбетейки, чтобы он мог спать большую часть ночи. Больше спишь -- здоровье крепче. Открытые раны на спине и плечах медленно подсыхали, словно плоть стягивалась в сморщенные рубцы. Новый матрас улучшил состояние пролежней, и теперь, когда мышцы Баралиса стали чуть крепче, он мог переносить тяжесть тела, когда они начинали его беспокоить. Влажный воздух подвала подошел ему лучше, чем сухой воздух квиловской мансарды, и его легким приходилось напрягаться меньше, и паника, что ему не хватит воздуха и он начнет задыхаться, уменьшилась. Он понемногу начал есть твердую пищу -- овсянку с костным маслом и сырые яйца, и это укрепило его здоровье. Даже уменьшилась чувствительность к свету, и он уже не просил в полдень завешивать одеялами вентиляционное окно. Не сказать, чтоб в складе было очень светло, ведь солнечный свет редко находил туда дорогу.
Кропа воодушевляли небольшие перемены в здоровье хозяина. Он знал, что хозяин никогда не сможет ходить или должным образом пользоваться своими руками, но теперь у него была надежда, что в каких-то проявлениях обычная жизнь была возможна. На чердаке случались дни, когда Кроп боялся, что его хозяин впадет в кому и умрет.
Теперь Кроп мечтал об отъезде из города, чтобы купить лошадь и повозку и отправиться в одном из хороших направлений, и как можно дольше не останавливаться. А когда Спир Венис остался бы далеко позади, они нашли бы добрый участок земли с со славным лугом, не слишком подходящим для молочных коров, и полем, готовым для посадки фасоли, и выкупили его у любезного фермера, который бы так обрадовался полученной плате, что дал бы им козу с сараем бесплатно. Тогда он, Кроп, занялся бы ремонтом, посадками и дойкой, и Горожанка бегала бы за ним по пятам, а его хозяин сидел бы на заднем крыльце, в тенечке, под теплым пледом, выглядывая из-за своей книги, а потом рассказывая им обо всем, что нужно сделать.
Кроп взглянул от окна на хозяина. Баралис отдыхал, не спал, хотя глаза были закрыты. Несколько дней назад Квил принес свежее постельное белье, и простыни были чистыми, за исключением нескольких пятен пота и пары собачьих волосков. Ряд небольших темных пятен на подушке мог быть от макового молочка или крови. Дыхание Баралиса мерно приподнимало желтовато-коричневые одеяла, а так как они закрывали его до шеи, случайный наблюдатель мог допустить, что человек, лежащий под ними, был целым. Хотя, подойдя ближе, можно было заметить старые белесые шрамы на веках, круги ожогов вокруг ноздрей, и оплывшие хрящи обоих ушей.
Его лишили возможности чувствовать, с небольшой дрожью заметил Квил однажды. Лишили его зрения, слуха и обоняния, чтобы его сломить.
- Пришел вор, - открыв глаза, сказал Баралис.
Кроп, смутившись, кивнул. Ему, казалось, больше ничего не оставалось сделать.
- Не уходи, пока я говорю с ним.
Кроп повторил себе эти слова, чтобы не забыть их. Его хозяин стал сейчас совсем другим, тверже и чище, как металл, прошедший закалку. Произносились только те слова, которые должны были быть сказаны, а те немногие предметы, что он просил, были необходимы для выживания. У Кропа было чувство, что его стало одновременно и меньше, и больше. Меньше телесного и меньше личных интересов. Больше духа.
Он расстраивался, если слишком много об этом думал. Разве мог его хозяин сидеть на крыльце и принимать участие в обычной жизни?
Кроп воздерживался от ответа, и занялся теми небольшими делами, в которых нуждался Баралис. Следовало поправить подушки и постельное белье, а самого Баралиса нужно было осторожно приподнять в сидячее положение. Когда Баралису меняли положение, мышцы его челюсти натянулись как проволока, но на боль он даже не намекнул. Кроп слегка пригладил ему волосы и накинул на плечи короткую пелерину. Удовлетворенный тем, что его хозяин выглядит достойно, но не уверенный, насколько это теперь было важно самому Баралису, Кроп отступил назад и приготовился ждать.
Только что миновал полдень, и недостаток освещения говорил о надвигающейся грозе. Под землей все было тихо и тепло. Печка в форме свиньи, поставленная на складе в сторонке от постели Баралиса, исходила жаром сквозь свои толстые железные бока. Горожанка, которая охотилась на крыс в большой комнате, принялась лаять. Кроп пошел успокоить ее и поприветствовать вора.
Квил прошел через дверь ледника. На его плечах лежал мешок из грубого полотна, и первым делом он качнулся вперед и поставил его перед собой.
- Для вашего удобства, - сказал он в знак приветствия.
У Кропа было чувство, что это еще один шаг к свободе. Взять приспособления-- чем бы они ни были -- и на полчаса стать для всех необходимым. Вспомнив слова хозяина, Кроп взял мешок и донес его до склада.
Квил, понимая состояние дел, возражений мудро не выдвигал.
- Идет буря, - сообщил он Баралису, когда вошел. - Хотя не думаю, что сильная. Полагаю, начнется и кончится еще до заката.
- Сядь, - ответил Баралис. Теперь, когда его легкие окрепли, голос звучал богаче и более звучно. Он вернул себе способность говорить мягко, но действовали эти слова как приказ.
Вор подтащил табурет, используя это время, чтобы обежать взглядом комнату.
- Вам еще нужен уголь, - сказал он, - для печи.
Кроп от всей души собрался с ним согласиться, но его остановило едва заметное движение глаз Баралиса. Квил забрал табурет Кропа, на котором тот обычно сидел, подбрасывая топливо и ухаживая за Баралисом, и сидеть Кропу стало негде. Он неловко перебрался назад, чтобы прислониться к стене, надеясь, что пока он там будет, они про него забудут.
- Расскажи мне городские новости, - сказал вору Баралис.
- Сторновей держит крепость. Борьба в основном завершена. Были проблемы с Нищенскими воротами, но остальные ворота закрыты.
- Какие проблемы?
- Их штурмовал отряд Лизерет Хьюс. Вчера пришло известие, что ее сын едет из клановых земель обратно, и ей нужно контролировать хотя бы одни ворота, чтобы Белый Вепрь мог попасть в город.
Баралис прикрыл глаза на время большее, чем нужно для обычного мигания, и Кроп знал, что это происходит в момент приступа боли.
- Ей удастся?
Квил задумался над вопросом, один из его длинных воровских пальцев закружил по подбородку, как тень от солнечных часов.
- Все, что ей нужно сделать, это продолжать сражение, пока ее сын не приедет -- кое-кто говорит, что это случится, скорее всего, завтра. Ей удалось заполучить таран, и она крутая мать-сука; я думаю, у нее выйдет.
- А Сторновей?
- Стража за него. Пока они ему верны, взять крепость будет трудно. Старый козел сидит крепко. Он сказал страже, что поддерживая его, они поддерживают Марафиса Глазастого -- теперь, когда Марафис женился на его дочери, они же являются отцом и сыном -- и его дружина сейчас находятся в городе.
- Здесь мы в безопасности?
Вор втянул в себя воздух через зубы.
- Если Хьюс проникнет в город, в безопасности не будет никто. Нам до сих пор везло. Роланд Сторновей быстро опомнился, пока весь город еще ходил кругами вокруг обрушившегося Шпиля. Если Хьюс захочет, крови не будет конца и края.
Давайте уедем, захотел крикнуть Кроп. Скажи Квилу купить каких-нибудь лошадей, и поедем. Все же его хозяин не сказал таких слов, и Кроп мог сказать по выражению его лица, что они и голову ему не приходили. Шрамы от ожогов в предгрозовом освещении казались серебряными, а прямо сейчас его темные глаза выглядели почти ясными.
- Зять Сторновея едет обратно.
Квил, казалось, не заметил, что это был не вопрос, или, возможно, ошибся Кроп и это все-таки было вопросом, потому что вор на него ответил.
- Марафис Глазастый командует армией, которая ушла на север. Говорят, он отделился от Белого Вепря и по-прежнему находится во владениях кланов.
Баралис вздохнул и ничего не сказал. Прошлой ночью он крепко спал, что было настолько хорошо, что Кроп даже забеспокоился, что не слышал обычных криков хозяина во сне.
Нет.
Такое короткое слово. Кроп не знал, почему он сейчас подумал об этом.
- Густой снег ослабит сражение у ворот.
Шесть слов -- Кроп знал, потому что он их сосчитал - и мир изменился. Насыпанный в печку уголь спокойно горел, как будто ничего не произошло, и частички пыли и пепла плыли в воздухе, продолжая свое движение. Тем не менее, свет изменился, словно это было необходимо, утекая, как вода уходит по трубам вниз. Кроп ожидал, что стемнеет в течение часа.
И его хозяин устанет.
Он уже мог видеть его, этот едва различимый переход от деятельного отдыха к элементарному лежанию на подушках. Не упал, так как вор еще был в комнате, и контроль должен был еще держаться. Как заметил Кроп, кожа Баралиса посерела, и из пор на коже начинал сочиться отрава. Чутье Кропа подсказывало ему броситься вперед, чтобы уложить хозяина должным образом в постель, для укрепления сердца напоить его красным чаем из ягод боярышника, и охладить лоб влажным компрессом. Но он ничего не мод делать, пока не ушел вор. Его держала на месте воля его хозяина.
Квил сидел на табурете, но Кроп был поражен ощущением, что если он притронется к вору, то почувствует, как того трясет. Энергия гудела в тишине. Взгляд Квила остановился в точке прямо перед лицом Баралиса. Его зрачки расширились от откровения.
Ему были обещаны вещи, золото и драгоценности -- доступ к секретным тайникам умершего правителя -- но с этим делом Баралис еще медлил. Намеки были даны, часть информации, ведущая к открытию небольшого тайника с золотом, была раскрыта. Кроп знал, как это работало. Его хозяин держал вора на крючке. Квил в тот день на чердаке не знал этого, но любой человек, заключавший с Баралисом сделку, стоял на зыбучем песке. Чего Кроп не знал сейчас, так это какая цель была у хозяина. В прошлом единственной мотивацией Баралиса была власть. Он стремился контролировать королевства, а затем и весь континент, но не вышло. Те дни прошли, и Кроп чувствовал, как страх перехватывает ему горло, когда он думает о новых днях, которые должны наступить.
В чудовищной железной камере под башней родилось зло. Человек, который схватил это зло и вытащил наружу, был мертв, но то, что он принес в этот мир, продолжало жить.
Тьма меня знает, и ты не можешь представить, что это знание приносит. Кроп знал, что у него плохая память, но даже если бы он дожил до трехсот лет, он сомневался, что забыл бы слова своего хозяина.
Кроп задался вопросом, не вспомнил ли и вор о них тоже. Конечно, он думал о способах получить прибыль от известия, что буря, которая должна пройти через город за пару часов, могла бы принять неожиданный поворот к худшему. Возможно, он также подумал, как использовать знание, что сражение у Нищенских ворот будет замедлено. Или, как и сам Кроп, он задался вопросом, не будет ли задержка бури стоить слишком дорого ему самому, помогай Баралис тьме или сопротивляйся ей.