Видение изменилось - стало грубым и недобрым, полным такого ужаса, что невозможно смотреть. На плитах пола всюду размазанная кровь, на стенах, уходящих в бесконечность - разросшийся липкий лишайник. Но чем дольше он всматривался, тем быстрее стены становились деревьями с гигантскими стволами и темно-зелеными ветвями, тянущимися вниз, чтобы его коснуться, согреть и укрыть.
Он привстал, зажмурившись от неожиданно яркого света. Было жарко, очень сухо и все совсем не так, как он ждал. На земле у ног лежал меч, указывая острием на дверь. Слева - огромный простор, занятый пустыней, золотисто-красной, томительно безлюдной. Он слышал их приближение сквозь пол, сквозь стены, пробирающихся по крови вплотную, клацающих мечами.
Его разбудил звук.
В первый момент он по-настоящему не видел потолка своей пещеры. Стоял день, и солнце светило с другой стороны. Он моргнул, и перед ним постепенно проступили неровность стены, потолка, и он чуть улыбнулся. Он старел; глаза уже не те, как когда-то.
Он медленно сел, слегка повернувшись через больное плечо, изо всех сил стараясь не задохнуться от боли; наоборот, прошептав краткую благодарность, что может им пользоваться. Перекинув ноги через край кровати, уперев ступни в пол, пробормотал еще одну молитву, почтительно сложив руки и склонив голову. Как только в пещере снова стало тихо, взял палку для прогулок и, опираясь, поднялся.
Пешком он ходил довольно хорошо, но к полудню правое колено начинало ныть, словно жалуясь, что свою работу выполнило и теперь желает только отдыхать. Ощущая себя после дремоты отдохнувшим, он встал у выхода, глубоко дыша. Несомненно, весна прочно царила в лесу, наполняя воздух терпкими ароматами распускающихся цветов и оживающей природы.
В этом видении он ощутил в воздухе запах весны. В том, что он видел, запах часто играл ведущую роль, и сейчас говорил ему нечто такое, что игнорировать нельзя.
Посматривая, куда ставить ноги, он вышел на дорожку из вросших в мягкую землю плоских плит. Обошел по ней левый склон холма, уходя от пещеры туда, где земля выравнивалась, и лес заполнял молоденький подрост, одетый свежей листвой. Там, за полоской огорода, проходила граница, край его обители, за ней - два монаха с ослом. На спине животного лежали набитые припасами корзины.
- Добрый день, братья, - крикнул он, взмахнув рукой. - Входите-входите. У нас много дел.
Он улыбнулся, когда они двинулись по дорожке к нему, ведя осла в поводу. Монахи оба молоды, навещали его прежде, так что ему не требовалось ни показывать им окрестности, ни объяснять, что делать. Кроме того, делать больше ничего не требовалось.
- Идите по дорожке. Я согрею воды для всех на чай к тому времени, когда мы все соберемся.
- Соберемся, брат? - переспросил старший. Его звали Эдвардом, и он часто приходил послушать о видениях, чтобы научиться их понимать.
- У вас было еще одно видение?
- Их было так много, что не передать, - усмехнулся он, похлопав юношу по спине. - Но мы не должны терять время. Я заварю чай, и вы поможете мне собраться. Я не могу двигаться, как мог раньше.
Он хихикал над их недоуменно насупленными бровями всю дорогу к пещере. Пока закипал чайник и Эдвард расспрашивал отшельника, второй монашек принялся снимать с осла корзины. Обычно Эдвард записывал, что нужно передать, и относил заметки настоятелю. Оттуда сообщение отправлялось епископу и всем остальным достойным внимания адресатам.
Только не сегодня.
Чтобы снять воду с огня, он оперся на свою клюку. Вылил воду в кувшин и дал чаю настояться, сняв с крючков на стене пещеры три глиняных кружки.
- Простите меня, брат, - начал Эдвард, очевидно, чувствуя себя не слишком удобно, - но ваши видения - было в них нечто новое? Нечто существенное?
- Очень существенное, брат Эдвард. Настолько, что я не могу оставаться здесь дальше.
У Эдварда поднялись брови.
- Не останетесь? Но куда вы пойдете?
Он улыбнулся, налил чаю и показал наружу, сквозь дверь, сквозь лес.
- Туда. Туда, где все произойдет. Туда, где она.
- Она?
Он усмехнулся снова, сказав:
- Возьми вторую чашку для товарища. Затем нужно упаковать все мои заметки и немного вещичек для поездки. Затем нам надо выезжать.
- Простите меня, брат. - Эдвард поставил свою кружку и сжал руки, как образ воплощенного терпения. - Можете понять мое замешательство - вы никогда не покидали обитель. Отшельник здесь жил на протяжении почти двухсот лет.
- Дольше.
- И вы хотите уехать?
- Хочу - не то слово, которое должен использовать монаха, брат. У меня нет желаний. Я просто иду туда, куда меня ведет богиня, а она меня отсюда уводит. Я до сих не понимаю, почему, но знаю, что, когда придет время, видения подскажут. Теперь: ехать нужно сегодня. Я принимаю во внимание, что тебе нужно поговорить с настоятелем, поэтому ночь мы проведем в монастыре, а завтра, подготовившись как следует, двинемся через горы.
Эдвард смотрел округлившимися глазами, одновременно взволнованными, надеющимися и испуганными.
- Пойдем, пора начинать. - И он оставил Эдварда забирать еще одну кружку - для юного монашка.